Глава XIV. Повстанческий цикл

В первых числах декабря 1932 года, после почти трехмесячного заключения в рамках административного закона, Дуррути вышел из тюрьмы; причём он так и не смог узнать, с чем была связана такая мера. Вновь на воле, и опять те же проблемы. Ему довольно легко удалось устроиться механиком на своём старом рабочем месте — текстильной фабрике, где он работал с 11 мая 1931 года. Это была его первая служба со времён возвращения из ссылки.

Когда спустя три дня обретения свободы Дуррути сказал Мими, что вечером он встретится с друзьями, чтобы проанализировать возможные позиции перед лицом новой проблематики для НКТ ввиду недавнего провозглашения автономии Каталонии, первое, что ей пришло в голову: как долго её муж пробудет на свободе?

Собрание состоялась у Гарсии Оливера, в рабочем квартале Сантс. К назначенному часу пришли Антонио Ортис и Грегорио Ховер, Франсиско Аскасо и его брат Доминго, который, хотя и не входил в состав группы, пользовался доверием всех её членов; также Аурелио Фернандес и его подруга Мария-Луиса Техедор, принимавшая участие в группе; Дуррути, Рикардо Санс и Гарсия Виванкос, пришедшие все вместе, a через несколько минут к ним присоединились Пепита Нот и Хулия Лопес Мaймар.

Цель собрания? Региональный комитет НКТ поручил Гарсии Оливеру — согласно решению, принятому на региональном пленуме, — разработать план восстания, который должен был претвориться в жизнь в наиболее подходящий момент.

По-видимому, такой момент наступил:

Цель собрания? Региональный комитет НКТ поручил Гарсии Оливеру — согласно решению, принятому на региональном пленуме, — разработать план восстания, который должен был претвориться в жизнь в наиболее подходящий момент. По-видимому, такой момент наступил:

«С момента учреждения автономного правительства в Каталонии (сентябрь 1932 года) социальная обстановка в этом регионе намного ухудшилась. С первых моментов прихода к власти каталонское правительство характеризуется ярым национализмом. Старинные соратники Франсиско Лайрета и Сальвадора Сеги Луис Компанис (в прошлом — адвокат НКТ), Марти Баррера (бывший администратор газеты Solidaridad Obrera) и Хайме Айгуадер (в прошлом — врач рабочих), руководители молодой партии, представляющей региональное правительство, не могут терпеть параллельного существования двоевластия в Каталонии: с одной стороны — левые республиканцы, а с другой — НКТ. Жосеп Денкас, Мигель Бадиа и Жосеп Ориол Ангера де Сохо — инструменты каталонской политики и исполнители лозунгов Мауры (автора “ста восьми смертей”) — пытаются подавить НКТ посредством систематического запрещения работы профсоюзов, упразднения печатных органов, режима административных арестов и политики террора со стороны полиции и неуниформированнoй вооруженной милиции — “Эскамотс”.

В так называемых “Касальс” левых республиканцев, превращённых в подпольные тюрьмы, пытают рабочих, членов Конфедерации. Именно по этой причине зародилось революционное движение 8 января 1933 года»393.

Когда Гарсия Оливер защитил свой революционный проект на Региональном пленуме НКТ, то основывался на общем положении, создавшемся в Испании в результате политики республиканского правительства:

«С того момента, как республиканское государство Испании стало прислуживать интересам национального и зарубежного капитала, уже не было никакого смысла организовывать частичные забастовки в рамках борьбы за экономические права на фабриках, предприятиях и в мастерских. Власть государства можно победить только властью революции. В этом причина всех революционных движений, произошедших в недавнем прошлом. А также тех революционных движений, которые, без сомнения, последуют в будущем; в них, согласно оценке буржуазных журналистов, испанский анархизм оставит за собой последнюю карту в карточной колоде. Конечно, буржуазные журналисты наверняка имеют в виду нескончаемую игральную колоду»394.

Мнение и позицию Гарсии Оливера разделяли многие. Настроения всех участников группы «Мы» совпадали — они были согласны с его аргументами. Но, как сказал Дуррути, «оставалось сожалеть о времени, потерянном во внутренних дискуссиях; за это время республиканская власть смогла окрепнуть, создав дополнительную полицейскую структуру (Штурмовая гвардия), прекрасно подготовленную и вооружённую современными боевыми средствами. Основной вред нам и испанскому пролетариату нанесла “группа тридцати”, и он заключался в “задержке победы пролетариата”». Все участники собрания были согласны в том, что в первые девять месяцев буржуазной республики представлялось чрезвычайно легким совершить социальную революцию: Республика не располагала Штурмовой гвардией; армия, слабо дисциплинированная, склонялась на сторону народа, a Гражданская гвардия, ненавидимая всеми, переживала глубокий кризис. Все силовые элементы государства не функционировали должным образом, так как им недоставало связующего звена для придания последовательности и единства. Признав вышеуказанное, тем не менее «собравшиеся считали, что победа либертарного коммунизма не была реально близкой, но представлялось необходимым любым способом воспрепятствовать правительству укрепить свою власть, а это могло произойти в том случае, когда анархизм сможет поддерживать накал постоянной предреволюционной ситуации». В умах и сердцах рабочих восстание шахтёров Фигольса продвинуло революционный процесс как проект будущего, «больше, чем несколько тонн бумажной пропаганды». Психологический эффект таких повстанческих действий «обладает достоинством приближать невозможное и делать его более возможным». Главным было то, что победа была не поверхностной, а «глубокой». Каждый успешный удар в таком роде «глубоко затрагивал рабочий класс, и тот накапливал новую энергию и силы». А «увеличение сил рабочего класса неизбежно означало уменьшение способности сопротивления буржуазии и государства»395.

Согласно описанным перспективам, собрание одобрило проект восстания, изложенный Гарсией Оливером перед группой «Мы». Однако этот план не вступал в фазу исполнения без одобрения каталонской организации НКТ.

В середине декабря Региональный комитет НКТ Каталонии созвал Региональный пленум. Гарсия Оливер изложил свой революционный план, уделяя внимание техническим и психологическим деталям в отношении рабочего класса, противостоящего структурам государства. Собрание разделилось на два течения, которые не обнаруживали противоречий между собой, однако наблюдались некоторые разногласия; это доказывало, что ряд делегатов всё ещё находился под влиянием «группы тридцати».

Одна тенденция состояла из сторонников не предпринимать поспешных действий. Принимая во внимание нарушение деятельности НКТ в результате пропаганды «тридцати», необходимо было скоординировать работу организации наилучшим образом, чтобы после, в более оптимальных условиях, предпринять атаку.

Оппоненты указанной тенденции, хотя и признавали действенность выдвинутых аргументов, считали, что время не работало на пользу НКТ и что организация должна была на практике доказать властям Каталонии и Мадрида, что править страной, не принимая во внимание НКТ, невозможно. Ко всему этому императиву добавлялись важность такого планируемого восстания для рабочего класса и влияние на рабочие массы, симпатизирующие правительственному социализму.

Наконец, и не большинством голосов, а в силу понимания трудной ситуации, НКТ, единодушно одобрила проект восстания396.

Назначили Революционный комитет, в который вошли Дуррути, Аскасо и Гарсия Оливер, ожидая, что Национальный комитет назначит своего делегата; им также оказался Дуррути. В качестве представителя Национального комитета в Революционном Дуррути выехал в Кадис, где Региональная конфедерация Андалузии НКТ созвала региональный пленум, с тем чтобы проанализировать проект восстания. Собрание состоялось в Херес-де-ла-Фронтера. Условия и ситуация в Андалузии не позволяли провести этот пленум в рамках закона, и поэтому он был созван нелегально. Полиция, по сведениям своих шпионов, мобилизовала ресурсы, с тем чтобы задержать делегатов. Однако, несмотря на полученную информацию, она не знала точного места собрания; пока она патрулировала в Кадисе и вела наблюдение на его улицах, контролируя все въезды и выезды города, региональный пленум беспрепятственно состоялся в Хересде-ла-Фронтера.

Было принято решение, что в Андалузии сигналом к действию будет объявление на радио Барселоны о захвате революционерами радиостанции. Если восстание терпело поражение в Барселоне, то Андалузия и другие провинции не выступали.

Для руководства революционным восстанием в Андалузском регионе назначили Революционный комитет в таком составе: Висенте Бальестер (НКТ), Рафаэль Пенья (ФАИ) и Мигель Аркас (Молодёжная анархистская организация). Основная задача этого комитета — руководить из Севильи проведением восстания, там повстанцы захватят радиостанцию и, используя специальный код для переговоров, будут поддерживать связь с местными и провинциальными Комитетами, сформированными на той же основе, что и Генеральный комитет Севильи397.

План действия в Барселоне, который должен был стартовать во всех областях, готовых к участию в восстании после занятия радиостанции. Место и основная задача были следующими:

Барселону разделили на три сектора:

а) Террасса-Оспиталет, Сантс, Остафранкс и V округ. Цель: казарма Штурмовой гвардии, площадь Испании, аэродром Прат-де-Льобрегат; окружение пехотных казарм Педральбес, конные подразделения на улице Таррагона, атака на тюрьму «Модело» и окружение казармы «Атарасанас» и казармы карабинеров на улице Сан-Пабло. Группы из Побле Сек займут газовые и электростанции, и также предприятие КАМПСА (склады нефти и бензина). Этот сектор был поручен Гарсии Оливеру.

б) Рабочие кварталы Побле Ноу, Сант-Марти и Сант-Андреу должны были занять казармы или воспрепятствовать выходу военных из Парке-де- Артильериа и пехотных казарм в Сант-Андреу, артиллерийских на Авенида Икариа и окружить пехотную казарму Парке-де-ла-Сьюдадела. Ответственный — Франсиско Аскасо.

в) Сектор Орта-Кармело-Грасия. Задача: окружение казарм Гражданской гвардии в Травессера де Грасия, Навас де Толоса и кавалерийской казармы на улице Лепанто. Зона действий Дуррути398. Главная задача этих трёх секторов заключалась в том, чтобы любой ценой воспрепятствовать выходy военных или Гражданской гвардии из своих казарм. Таким образом, облегчалась работа действующих групп в центре столицы; между тем, городская герилья по плану должна была занять телефонную станцию, радиостанции и официальные учреждения правительства: Женералитaт, Комендатуру и Главный штаб полиции.

День выступления не был чётко обозначен — оно могло начаться в любой удобный момент. Однако обстоятельства придали событиям нежелательный ритм. На одном из складов-мастерских по производству самодельных бомб, оборудованном под руководством товарищей Иларио Эстебана и Мелера в рабочем квартале Клот, произошёл взрыв, встревоживший соседей и повлёкший за собой вмешательство полиции. Факт обнаружения этого склада взрывчатки навёл власти на подозрение, что НКТ что-то затевала, и в качестве предупредительной меры приказали арестовать ряд членов и провести широкое расследование в подозрительных местах. Что делать? Ожидать, что этот долго приготовляемый план станет достоянием полиции? Было принято экстренное решение: выступить 8 января.

«Мы изучили план атаки, который, в принципе, заключался в нейтрализации репрессивных структур в Главной полицейской комендатуре на улице Вия Лайетана, а также Гражданской гвардии на площади Паласьо, то есть в здании Гражданского правительства. Оба правительственныx здания должны были быть подорваны динамитом. Взрывы намечались на промежуток между 9 и 10 вечера и послужили бы сигналом для того, чтобы группы, собравшиеся в стратегических точках, приступили к выполнению намеченных задач.

Революционный патруль передвигался на такси: ему было поручено констатировать присутствие каждой группы на своих местах. Вооружение повстанцев — ручные гранаты и пистолеты.

Бомбы, которые должны были взорвать указанные государственные центры, представляли из себя две трубы, скреплённые автогенной сваркой 1,20 м высотой и 70 см в диаметре.

8 января, ровно в 8 часов утра, на улице Меркадерс два каменщика и один подсобный рабочий с трудом тянули за собой телегу, набитую кирпичом, цементом и гипсом, маскируя самодельные снаряды; менее чем за четверть часа операция завершилась».

Две трубы были опущены в канализацию, чтобы впоследствии протянуть их в назначенные места для выполнения своей конечной задачи.

Работа по перевозке тяжёлыx труб через сточную канализацию, каждая весом по 90 килограммов, была сложной. Подложить бомбу под Главной полицейской комендатурой не представило особого труда, так как свод канализации двухметровой высоты значительно облегчал задачу; но в здании Гражданского правительства дело крайне осложнилось. От площади Антонио Лопес до Дворцовой площади канализационный свод достигает полтора метра в высоту. Вода в этом месте поднимается до уровня 60 сантиметров; два человека, несущие снаряд, должны были пробираться через поток, маневрируя в узком пространстве. Закладка механизмов заняла приблизительно восемь часов; когда закончили работу, то разделились на две команды, чтобы в нужный момент зажечь бомбы. Пока шло установление взрывных устройств, случилось непредвиденное: где-то в восемь вечера арестовали Гарсию Оливера и Грегорио Ховера, которые, как было намечено, на автомобиле патрулировали все точки. Они могли бы отстреляться, но решили не подвергать риску конечную операцию. Их отвезли в Главную комендатуру полиции, где находились другие задержанные.

Какие фатальные мысли овладели умами Гарсии Оливера и Грегорио Ховера? Они прекрасно знали, что с минуты на минуту Комендатура взлетит в воздух... Смирившись со своей судьбой, товарищи думали: быть может, им удастся спастиcь от смерти и помочь восстанию непосредственно из здания Комендатуры.

В 22:00 той ночью, 8 января, раздался взрыв бомбы в здании Комендатуры; операция под постройкой Гражданского правительства сорвалась по техническим неполадкам.

Комендатура не разрушилась от детонации, как планировалось, — на то были свои причины. Постройка находилась на расстоянии более шести метров от прямой линии других домов, на довольно широком тротуаре. Те, кто установил механизм, учли это обстоятельство и попытались опустить трубу как можно глубже в проём сточных вод. Однако взрыв не затронул фундамент, и именно поэтому здание уцелело. Тем не менее присутcвовавшим при детонации показалось, что речь идёт о землетрясении. Дежурные гвардейцы в испуге выскочили на улицу — кто в трусах, кто в пижамах, — принимая этот взрыв за расширенную атаку…»399.

Как было условлено, после детонации, с большей или меньшей степенью накала, началось восстание в самой Барселоне и провинции. Революционеры, рассчитывавшие на эффект внезапности, вскоре убедились, что полиция приняла меры, чтобы свести на нет план в целом.

Один из участников восстания в группе Дуррути, которая должна была атаковать казарму Гражданской гвардии на улице Травессераде-Грасия, объясняет присутствие полиции не тем фактом, что она была заранее предупреждена, а ввиду того, что в Барселоне такая мобилизация была почти постоянной, особенно после обнаружения склада взрывных устройств в квартале Клот.

Другой свидетель, студент Бенхамин Кано Руис, рассказывает, что, прибыв в пункт раздачи оружия под руководством Дуррути, полный энтузиазма, он попросил вооружить его, чтобы «умереть за великое дело пролетариата». Однако Дуррути отказался, говоря ему в ответ следующее: «Сейчас время не умирать, а, напротив, — жить. Наша борьба долгая и состоит не только в том, чтобы стрелять. Активный тыл равноценен атакующему авангардy или даже более ценен, чем он. Твоё место сейчас не здесь, а в школе»400.

Восстание, начатое поздно вечером, заканчивалось на рассвете 9 января.

«Арест главных вдохновителей мятежа в первые его моменты — что касается района Сьюдад Кондаль, — по сравнению с рядом казарм и также в рабочих кварталах сократил размеры этого движения до уровня редких перестрелок в Лас-Рамблас (погиб Хоакин Бланко из профсоюза рабочих гастрономной отрасли). В Лéриде произошла попытка нападения на казарму “Ла Панера” — погибли активисты НКТ Бурильо, Гоу, Онсинас и Хесио. В Таррасе тоже наблюдались перестрелки. В районах Серданьола и Риполетт был провозглашён либертарный коммунизм»401.

После провала восстания в столице не оставалось ничего иного, как прятаться от полиции, сберегая жизнь участников и сохраняя боеприпасы, другими словами — небольшое количество пистолетов и самодельных гранат, которые ещё оставались на вооружении у ряда повстанцев.

Когда барселонцы, особенно обитатели рабочих кварталов, вышли в понедельник на улицы, то в жилом районе Клот они увидели результаты ночных столкновений: два трупа лошадей Гвардии безопасности и остатки баррикады на площади Меркадо402. В других кварталах также можно было увидеть подобные картины. Вид города говорил сам за себя: было объявлено чрезвычайное положение.

Застенки полицейских участков переполнились, а в Главной комендатуре жестоко избивали арестованных; больше всех досталось Гарсии Оливеру, который обвинялся в руководстве пролетарским восстанием.

Подводя итоги, Пейратс — главное действующее лицо и историк произошедшиx событий — пишет:

«Движение 8 января было организовано Корпусом защиты — структуры сопротивления, состоящей из группировок действия НКТ и ФАИ. Эти люди, вооружённые очень слабо, надеялись на поддержку ряда солдат, симпатизирующих восстанию, и также на воодушевление народа. Национальной федерацией железнодорожной транспортной отрасли планировалась всеобщая забастовка железнодорожного транспорта; это объединение было меньше по количеству членов, если сравнивать с Железнодорожным национальным профсоюзом ВСТ; однако стачка даже не успела начаться»403.

В районе Леванте восстание затронуло сельскую местность в Рибарроха, Бéтера, Педральба и Бугарра. Там, в деревнях, народ занял здания муниципалитетов и разоружил Гражданскую гвардию; восставшие также подожгли архивы частной собственности и провозгласили либертарный коммунизм.

В Андалузии движение оказало влияние в Аркос-де-ла-Фронтера, Утрера, Мáлага, Ла Ринконада, Санлукар де Баррамеда, Кадис, Алькалá-де-лос-Гасулес, Медина Сидониа и других населённых пунктах; причём в Касас Вьехас последствия были ужасающими: там гвардейцы-штурмовики под командованием капитана Рохаса подожгли крестьянские хижины… их обитатели сгорели заживо404. Впоследствии Рохас на допросе относительно причины его жестоких репрессий ответил, что он исполнял непосредственные приказы главы правительства Мануэля Асаньи, которые заключались в инструкции: «Ни раненых, ни пленников». Такое объяснение вызвало ответную реакцию, выраженную в статье «Несмотря на никакие приказы, капитан!!!», написанной Франсиско Аскасо в условиях подполья, где он скрывался вместе с Дуррути:

«Капитан, на моих глазах погибали мои товарищи, мои братья, медленно падая на землю, издавая предсмертные хрипы; после агонии их тела неподвижно застывали. Кровь струёй лилась из горла, а на лбу были видны маленькие отверстия, из которых вытекает жизнь. Отверстия смерти, разрушающие мозг жертв, в силу действий тех, кто этому был виной. Они выполняли приказы Анидо и Арлеги.

Я видел, как налево и направо раздавали удары прикладами, рассекали зубы, брови и рты; люди падали в обморок; я видел, как на них выливали вёдрами воду, чтобы вернуть их в сознание, продолжить избиение и опять довести до ужасного состояния. Я слышал — и это наихудшее мучение — крики избиваемых. Я помню, когда я жил в Чили, один старый друг мне рассказывал: “Испанцы, которые везде так бахвалятся, что именно они принесли цивилизацию в Америку, недостойны ничего, кроме ненависти и закоренелой обиды, живущих глубоко в сердцах латиноамериканцев”.

Я видел, капитан, в одном музее Мексики одну картину, правдиво отображающую исторический подвиг Эрнана Кортеса и его прислужников: Монтесума и один из его военачальников терпели муки на костре; их пытали, чтобы выведать местоположение тайников с ацтекскими сокровищами. В то время как бородачи Кортеса жгли пятки индейцам, те презрительно улыбались, и их улыбка не открывала ни одной тайны. Также, капитан, я видел в Такубе (Мексика) гигантское и тысячелетнее “дерево грустной ночи”: у его подножья после свершения своего инквизиционного подвига Эрнан Кортес плакал от бессилия. Кроме того, я видел — и совсем недавно, — как на Вилья Сиснерос один бедный негр, друг нашего товарища Аркаса, привязанный к четырём колам, вкопанным в землю, получил пятьдесят ударов плетью за то, что украл чтото из еды у сержанта авиации. Я многое видел, капитан, и я уже не ужасаюсь перед лицом человеческого зла. Я тоже пострадал от него; но оставим это. Повторяю, я видел многое, но никогда мне не приходило в голову, что кто-нибудь смог бы превзойти эти злодейства. Да, я думал, это дела прошлого, что всё зависело от обстоятельств и географической широты. Я никогда не предполагал, что все они выразятся в одном лице, капитан!

Касас Вьехас! Касас Вьехас! Вы избивали прикладами ружей, плетьми, расчленяя человеческое тело; жертвы кричали от боли и злости. Вы сожгли заживо людей, среди них — восьмилетнюю девочку.

Вы их связали — вам было мало вырвать из материнских рук, — а затем вы наградили их зловещими отверстиями, через которые вытекает жизнь, красные маленькие бутоны, корона мучеников.

И всё это, по вашим словам, “потому что так было приказано”. Но разве уже не существует достоинства, чувствительности и мужества? Может, вы принадлежите к другой расе, отличной от человеческой? И поэтому в ваших сердцах не находит отклика боль других? У вас была возможность наблюдать, как люди медленно падают в агонических мучениях, застывают неподвижно на земле, как кровь льётся у них из горла, и при этом хватило садизма просить, приказывать: “Ещё! Продолжать!” И ваши сердца не чувствовали холод стали, пронзающей сердца других людей?

Это был приказ... таким был приказ... Несмотря на никакие приказы, капитан!!! На никакие приказы!!!

Эрнан Кортес нашёл в Такубе дерево, чтобы выплакать ему свои слёзы и быть услышанным. Если у вас когда-либо появится желание плакать, то даже не найдёте дерево… которое смогло бы выслушать вас...»405.

Репрессии, развязанные правительством Мануэля Асаньи, не позволили на какое-то время разоблачить преступления в Касас Вьехас, так как все анархистские печатные органы были запрещены; свободно публиковались всего лишь писаки от буржуазии и корифеи от социализма. Речь шла о том, чтобы сокрыть под покровом забвения содеянное в той анархистской деревне. Поток критики против путча ФАИ резко увеличился. Со страниц подпольной газеты НКТ La Voz Confederal («Голос Конфедерации») Дуррути ответил такими строками:

«Наша революционная попытка была необходимостью, и мы не прекратим действовать в направлении нашей линии. Она — единственная, которая не позволит правительству укрепиться, и рабочий класс сможет осуществлять свою революционную практику, которая в конце концов приведёт его к освобождению.

Лгут те, кто утверждает, что мы намеревались посредством ловкого удара прийти к власти и навязать нашу диктатуру. Наше революционное сознание отвергает такую цель. Мы хотим революцию для народа и совершённую самим народом, потому что за рамками этой перспективы не существует пролетарской революции (...). В наших действиях нет ни бланкизма, ни троцкизма, а лишь чёткая идея, что путь долог, и дорогу осилит идущий...»

В этой статье Дуррути привлекает внимание своих товарищей на положение крестьянства:

«Предпочтительнее всего мы должны придать значение селу, потому что крестьяне созрели для революции: им всего лишь недоставало идеала, чтобы найти выход своему отчаянию. Они нашли такой идеал в либертарном коммунизме. Наша революция будет глубоко человечной и крестьянской».

Со своей стороны, Гарсия Оливер в застенках тюрьмы «Модело» в Барселоне придерживался тех же самых идей. 8 января не было бесполезным выступлением. Погибли при этом люди? Да, это так, но когда социал-республиканское правительство совершает варварство, как репрессии в Касас Вьехас, социал-буржуазная демократия неизбежно умирает, даже в сердцах её самых великодушных защитников...

На улицах сторонники «тридцати» ожесточают критику, приводя события 8 января в качестве аргумента диктатуры ФАИ в НКТ. Региональный комитет НКТ был вынужден противостоять такому шквалу критики и 5 марта 1933 года созвал региональную Профсоюзную конференцию. На ней покончили с раздором, так как оппоненты были исключены из рядов НКТ или покинули организацию добровольно; они объединились в так называемые «Оппозиционные профсоюзы».

От НКТ в Каталонии оставалось 20 региональных комитетов и три федеративные провинции; в итоге — 278 профсоюзных объединения, которые представляли 300 тыс. членов. Те, кто покинул организацию, находились в местностях Леванте и Сабадель, где «реформисты» достигли бреши раскола в профсоюзах работников металлургии, деревообработки и транспорта. В Андалузии они организовали свой анклав в Уэльве. И на этом всё. Итого: приблизительно 60 тыс. членов, которые впоследствии попытаются создать Синдикалистскую партию под началом Анхеля Пестаньи.

Когда была решена проблема «группы тридцати», в первых числах апреля газеты сообщили об аресте Аскасо и Дуррути в Севилье.