Глава II. Накануне 1 мая: активные силы

Первое письмо Дуррути, посланное своей семье уже из Испании, датировано 6 мая 1931 года. Он пишет: «Извините меня, что не написал раньше, но было много работы. А кроме того, необходимо было посвятить время двум французским товарищам, приехавшим в Барселону с целью побольше узнать о нашем движении. По отношению к ним я был обязан вдвойне: как товарищ и как друг (здесь речь идёт о Луи Лекуане и Одеоне, оба — делегаты от Французской федерации анархистов).

1 мая мы организовали митинг, я тоже был одним из ораторов. Когда я сошёл с трибуны, со мной поздоровался один парень из Леона; он мне сказал, что скоро поедет туда. Я воспользовался этой оказией — упросил его навестить всех вас и рассказать вам o моей жизни здесь, в Барселоне, со всеми подробностями.

Что касается вашего приезда ко мне, то должен вас предупредить: ритм моей жизни сумасшедший, и это не позволяет мне уделить вам должное внимание. Было бы лучше повременить немного с визитом. В понедельник из Парижа приезжает Мими (Эмилианне), и как только мы устроимся, сообщим вам, когда можно приехать и провести несколько дней с нами»287.

Как мы увидим далее, смена политической формы правления, хотя и произошла так быстро, тотчас же создала новые проблемы, с которыми уже 15 апреля столкнулась НКТ. Одна из них — связанная с заключёнными. В таких местах, как Барселона, их освободили быстро, поскольку рабочие сами открыли двери тюрем. Тем не менее не так просто было добиться свободы для осуждённых на каторгу. Временное правительство предоставило амнистию для политических заключённых и лиц, принявших участие в социальных протестах;

то были члены политических партий или рабочие, заключённые в тюрьму по причинам преступлений в рамках общественных волнений. Для НКТ и ФАИ такое положение не было однозначным. Многим из членов этих организаций вынесли приговор по причине дискриминации со стороны военной диктатуры, и их действия были представлены как уголовные преступления: покушения на органы власти, установление взрывных устройств, перестрелка с полицией, покушения на предпринимателей, саботаж и т.д., и т.п. Какую же позицию займёт новое правительство по отношению к такого рода узникам? Будет ли к ним применена амнистия ввиду их принадлежности к категории арестованных из-за участия в протестах?

Судя по действиям нового правительства, вознамерившегося устроить проверки каждого судебного дела, многие анархисты должны были остаться в тюремных застенках. Газета Solidaridad Obrera уже приступила к разоблачениям планов в отношении заключённых, требуя их освобождения. Кроме того, она призывала правительство заняться крестьянским вопросом: «Нам неизвестны намерения временного правительства по этому сложнейшему вопросу, но мы уверены: если Республика хочет применить старые методы от монархии, проблема останется нерешённой, и наши товарищи — крестьяне — не смирятся с этим»288. Вопрос о заключённых являлся наиболее важным для НКТ и ФАИ, и в особенности для «Солидарных», находившихся на свободе, так как целый ряд товарищей из этой группы всё ещё пребывали в тюремных застенках: в Картахене (Аурелио Фернандес), в Бургосе (Гарсия Оливер), в Дуэсо (Рафаэль Торрес Эскартин и Саламеро; также Хулиана Лопес — в женской тюрьме). Дуррути и Аскасо энергично принялись за осуществление необходимых действий для немедленного освобождения вышеуказанных товарищей и многих, многих других. Но это не былo единственной задачей активистов. Также необходимо было провести полную реорганизацию НКТ в Каталонии и во всей Испании. Ежедневно проводились митинги и публичные конференции в зданиях профсоюзов или местах, снятых для этих целей. Вскоре Дуррути стал известным оратором и агитатором, и благодаря своему таланту был очень востребован; случалось, что в один день он должен был выступать на нескольких митингах и собраниях.

Луис Риера, друг Марии Аскасо, по приезде в Барселону приютил у себя Дуррути в доме на Пасахе Монталь, 12, в рабочем квартале Сант-Марти-де-Провенсал. Тот пробыл у Риеры до тех пор, пока семья Аскасо не нашла дом в Побле Ноу, улица Таулат, 117. Дом был зарегистрирован на имя Эмилии Абадиа — это свидетельствовало о том, что мать Аскасо уже находилась в Барселоне.

Однако ситуация было нелёгкой для всех. Ни семья Аскасо, ни сам Дуррути не смогли найти работу: «Пока что не могу поехать в Леон. Финансовое положение не из лучших (...). Кроме того, много работы в Барселоне, и к тому же политическая обстановка не совсем ясна, сейчас совсем нет времени»289.

И ещё одно письмо, от 11 мая. В нём Дуррути рассказывал, что Мими только что приехала из Парижа. Кроме того, он советовал родным не писать в ожидании его переезда на новое место («Строю планы жить в другом месте») и добавлял: «Я сегодня начал работать, и, надеюсь, будет возможно жить хорошо в Барселоне (...) Политическая обстановка (здесь) немного сложная. Мы (НКТ) много работаем и питаем надежду на то, что наши усилия увенчаются успехом»290.

Различные намёки Дуррути в отношении политической обстановки объясняются причинами действий со стороны Esquerra Republicana de Catalunya (Левых республиканцев). Франческ Масиá за несколько часов до провозглашения Республики в Испании, сочтя обстоятельства благоприятными, провозгласил Каталонскую автономную республику, не ожидая, что Временное правительство официально созовёт на выборы и будет принята Конституция, посредством которой Каталония получила бы такое законное право. Позиция каталонцев рассердила правителей из Мадрида. Алькалá Самора прибыл в Барселону, с тем чтобы убедить «Деда» в необходимости подождать и не форсировать события. Но сложности для НКТ исходили не из упомянутого факта, а из политики, инициированной Левыми республиканцами: те во что бы то ни стало стремились пополнить свои ряды за счёт членов НКТ, преследуя цели присоединения этих активистов к политической борьбе Каталонии и одновременно — отказа от своих прежних анархосиндикалистских позиций. Линия на привлечение имела успех у целого ряда членов НКТ — выходцев из Каталонии, которые, в свою очередь, распространяли такого рода идеи внутри этой организации.

Кроме всего этого, министр труда — социалист Ларго Кабальеро — намеренно создавал привилегированные условия для Всеобщего союза трудящихся (его организации), нанося этим ущерб Национальной конфедерации трудящихся — своего соперника. Такая политика являлась копией социал-демократов в тех странах, где её поборники входили в состав правительств: улучшение положения рабочего класса посредством принятия законов в социальной сфере, что приводило не к классовой борьбе, а к классовому сотрудничеству. В Испании такая реформистская политика не представлялась возможной, потому что буржуазия не существовала как политический класс, промышленность была слабо развитой, a государство не обладало достаточно современными механизмами для применения такой политики реформ. Классовая борьба в Испании проходила в самой чистой форме. Тем не менее Ларго Кабальеро настаивал на своей линии и таким образом вынуждал НКТ принять радикальную стратегию. Всё это мы рассмотрим далее, а сейчас всего лишь ссылаемся на этот факт, как на информационную справку. Однако необходимо пояснить, что в рядах Социалистической рабочей партии не наблюдалось единства мнений, так как со времени подписания «Сан-Себастьянского пакта» среди её руководителей обострились ранее существовавшие хронические разногласия. Хулиан Бестейро, Трифóн Гомес и Андрес Саборит, наряду с другими деятелями, не поддерживали участия партии во Временном правительстве Второй Республики и рекомендовали ожидать выборов, чтобы лучше оценить свои силы. Возобладал оппортунизм Ларго Кабальеро и Индалесио Прието — они решили, что лучше «иметь синицу в руке, чем журавля в небе». Войдя в состав кабинета, они сказали себе, что таким образом будет удобнее укрепить саму партию, так как с прочной позиции власти возможно одержать победу на выборах.

В качестве исторической ссылки упомянем также o существовании Коммунистической партии, которая оказывала влияние в Каталонии через своего соперника — Bloc Obrer i Camperol («Блока рабочих и крестьян») под руководством Хоакина Маурина, стоявшего на позициях противостояния НКТ. Что касается Компартии, то она представляла из себя странную силу, искусственно поддерживаемую представителем Коминтерна Умберто Дросом: тот распоряжался не только финансовыми ресурсами, на которые издавалась газета Mundo Obrero, но и политическими лозунгами, служившими теоретической арматурой для испанских партийных кадров.

Политические партии центра, которые в других странах обладают социологическим содержанием, в Испании занимали другую позицию. Алехандро Леррус, прототип профессионального политика, возглавлял партию радикалов. В штаб входили его ученики, уже не один раз опередившие своего наставника в «искусстве публичного обмана». Так, например, действовал один политик по имени Диего Мартинес Баррио; будучи в юные годы анархистом, он впоследствии вместо пребывания в тюремных застенках вошёл во вкус парламентской деятельности. Что касается избирателей этой партии, то они представляли собой смесь ностальгиков по антиклерикализму первых лет леррусизма, включая также бюрократов или рантье, стремившихся выгодно вложить свои капиталы для извлечения наибольшей прибыли.

Левые, державшие линию соцпартии, состояли из Республиканской партии под началом Мануэля Асаньи. В её состав входила либеральная буржуазия интеллектуальной окраски, которая не была способна на нечто большее, чем спокойные разговоры в кафе, ожидая, когда пройдёт пищеварение. В таких беседах тонко обсуждались все проблемы рода человеческого и божественного творения, однако иногда отмечалось невежество в отношении как одной, так и другой темы.

И, наконец, нужно отметить радикалов-социалистов под руководством Марселино Доминго, плывших по течению, в котором не наблюдалось радикализма в социалистическом понимании этого слова.

Правые, объединившись под флагом де Мауры и Нисето Алькалá Саморы, не предпринимали ничего иного, кроме помещения своих капиталов за границей, при этом прекращая обработку своих земель в латифундиях.

Solidaridad Obrera постоянно информировала рабочий класс о проблемах, решение которых нельзя было откладывать на потом, так аргументируя свои призывы: «Нужно ковать железо, пока оно горячо». Рабочие со своей стороны обращались за решением многих насущных задач в профсоюзы НКТ. На собраниях и митингах этой организации, проходивших в вечерние часы в разных кварталах Барселоны, всегда было много народа. На всех публичных собраниях раздавались настойчивые призывы не доверяться новым властям, которые по своей природе не являлись революционерами и уж если и проводили какие-либо реформы, то на первом месте должeн был стоять рабочий класс.

Собрания многочисленных сторонников шли одно за другом, следуя необычайному ритму. Дискуссий было мало, но работали много: организовывались ответственные за пропаганду комиссии для реорганизации каталонских провинций. Новости из других областей Испании были полны оптимизма: НКТ возрождалась из пепла, всё ярче разгоралось пламя обновления. Среди активистов преобладала идея о том, что НКТ могла бы играть главную роль в политической и общественной жизни страны, так как её влияние превосходило авторитет ВСТ — эта профсоюзная организация адаптировалась к обстановке социальной передышки, на которую министры-социалисты уже ориентировали рабочих. Необходимо было опередить такую умеренную и реформистскую политику, привлечь членов из ВСТ, с тем чтобы вместе с НКТ разработать план действий, трудящихся и, начиная с «низов», потребовать проведения ответственной политики в соответствии с социальными и экономическими нуждами.

В субботу, 18 апреля, Региональный комитет НКТ в Каталонии организовал большой сбор активистов для определения планов общественных протестов на всей территории этой области, на основе которых можно было бы начать полную реорганизацию каталонского филиала.

На следующий день, в воскресенье, прошли десятки митингов рабочего люда не только в Барселоне, но и в других центральных городах каталонских провинций, и в ряде значительных населённых пунктов Каталонии. Основными темами этих митингов были: полное освобождение заключённых (так как объявленная амнистия носила гипотетический характер); требования рабочих и крестьян (немедленное увеличение заработной платы и улучшение условий труда, а также установление продолжительности рабочей недели в 40 часов с сохранением заработка); роспуск Гражданской гвардии; обновление армии и ликвидация государственной бюрократии; эффективная реформа образования с отделением церкви от государства; и множество других проблем, тесно связанных с вышеуказанными...

В то воскресное утро арендованные для собраний здания были переполнены собравшимися; их стены не могли вместить всех желающих услышать голос НКТ и ФАИ.

Театр «Пройексьонес» в парке Монтжуик был наводнён людьми, многие собирались на прилежащих улицах. Точно такая же обстановка наблюдалась в рабочем квартале Сантс, в Театре «Ромеа», в Грасии и в кинотеатре «Меридиана дель Клот», где впервые выступила Федерика Монтсени; также в Побле Ноу и театре «Триунфо».

Также на трибуне театра «Пройексьонес» собравшиеся впервые смогли услышать хриплый голос Дуррути. На том митинге он затронул много тем, а также сказал следующее: «Если бы мы были республиканцами, то утверждали бы: правительство неспособно признать, что сам народ обеспечил ему победу. Но мы — не республиканцы, а подлинные рабочие, и от их имени призываем правительство обратить внимание на то, что оно встало на опасный путь и если не изменит направление, то приведёт страну к гражданской войне. Республика, как политический строй, не интересует нас, и если мы приняли её, то лишь как точку отсчёта в процессе демократизации общества. Однако, конечно, при условии, что Республика гарантирует исполнение принципов, согласно которым свобода и социальная справедливость — не пустые слова. Если Республика забывает об этом и таким образом выражает презрение к требованиям пролетариата и крестьянства, тогда тот небольшой интерес, который рабочие проявляют к Республике, сойдёт на нет, потому что действия республиканского правительства не отвечают надеждам, возложенным на него рабочим классом 14 апреля...»291

На всех митингах обсуждались те же самые вопросы, и рабочие ясно выражали своё мнение: если правительство оперативно не претворит в жизнь план социальных и политических реформ, народ не падёт духом, напротив — найдёт свои пути для решения собственных проблем.

«Мы — анархисты (говорили на другом митинге) — заявляем, что наша деятельность не была и никогда не будет зависеть от политики какого-либо правительства. Анархисты и синдикалисты НКТ, вместе с другими революционерами, должны поставить перед собой цель заставить с помощью давления уличных протестов политических деятелей Временного правительства исполнить свои обещания»292.

Этот первый контакт с народными массами стал для «Солидарных» решающим в развитии их революционного поведения. Франсиско Аскасо показал себя прекрасным собеседником, спокойным и энергичным лектором. Гарсия Оливер (только что вышедший на свободу из тюрьмы Бургоса) проявил свои способности в искусстве оратора — он обещал стать одним из самых ярких трибунов революции. Что касается Дуррути, тот, по рассказам одного из его слушателей, «импровизировал короткие предложения, больше напоминающие удары топора. С самого начала его выступления между ним и публикой устанавливалась связь, ни на мгновение не прерывающаяся на протяжении всей речи. Казалось, автор и толпа сливаются в одно целое. Его энергичный голос, внешний вид, поднятая или сжатая в кулаке рука для усиления эффекта сказанного, превращали Дуррути в сокрушительного оратора. Ко всем этим качествам нужно добавить его личную скромность. Он находился на трибуне только время, необходимое для выступления, и, закончив, тотчас же покидал её, исчезая в толпе участников. После окончания акта и уже за пределами зала продолжал обсуждение вместе с рабочими в группах, спонтанно создававшихся на улице или площади. Дуррути разговаривал с рабочими и вёл себя так, как будто бы знал лично каждого из них всю жизнь»293.

Вслед за этой неделей последовала другая, не менее значительная. НКТ хотела отметить 1 мая организацией крупной рабочей демонстрации. Имелись веские причины, по которым НКТ могла надеяться на полный успех этой манифестации: с одной стороны, необходимо было придать импульс испанскому пролетариату, а с другой — предупредить власти о том, что они не могут действовать как им вздумается, не принимая в расчёт интересы рабочего класса. Такого рода мероприятия имели огромное значение ввиду политических событий теx дней.

Так и случилось. Одно за другим последовали три особо значимых происшествия: Франческ Масиá, не ожидая решения центрального правительства, провозгласил Автономную республику Каталонии. Вопрос каталонского национализма разрешался посредством радикальной меры. По большому счёту, каталонский народ был доволен решением Масиá. С теоретической точки зрения, НКТ не должна была вмешиваться в вопрoс националистской политики, но с точки зрения тактики тот факт, что Каталония отделялась от центрального правительства, облегчал революционную задачу, так как, с одной стороны, ослаблял центральную власть, а с другой, если НКТ брала курс на постоянную подрывную деятельность, то она могла избежать укрепления зарождающегося каталонского государства.

Следующее событие относилось к национальной военной политике, планируемой Мануэлем Асаньей. Для него реформа испанской армии уже на протяжении нескольких лет являлась темой исследований. Так, он пришёл к выводу, что для наибольшей эффективности необходимо было перестроить армию так, чтобы её корпуса, разделения и капитанства по географическому принципу позволили бы модернизацию в специализации, при этом проводя значительное сокращение численности офицерских чинов. Таким образом был бы положен конец существующей диспропорции в испанских вооружённых силах, в которых насчитывалось почти одинаковое число офицеров и солдат. С точки зрения военной стратегии Асанья был прав, но его ошибка состояла в практическом осуществлении реформы, так как она с самого началa находила сопротивление со стороны коллег из правительственного кабинета, в частности Мигеля Мауры и Алькалá Саморы. Какой выход найдёт Мануэль Асанья для достижения своей цели, сохраняя при этом единство в правящих кругах? Как увидим далее, он прибегнет к политике полумер.

«Так как произошла смена формы правления, — говорил Асанья, — необходимо, чтобы офицеры и командующие дали присягу верности Республике. Но в силу того, что она, — аргументировал военный министр, — не желает заставлять принуждать к этому никого, кто бы не чувствовал истинной симпатии к этой форме правления, то получается вполне логичным, что те офицеры, не желающие подтвердить свою лояльность и принятие Республики, вышли бы из состава вооружённых сил. В качестве компенсации они получат пожизненную пенсию в размере их полной заработной платы». Эта вторая часть резолюции не решала ничего — напротив, в какойто мере противоречила намерению первой. Непосредственные результаты этой реформы оказались не такими, как ожидалось: офицеры-республиканцы воспользовались шансом уйти с армейской службы и заняться политикой: например, основать политические партии согласно своим взглядам. А те, кто, напротив, продолжал придерживаться монархических кредо (10 000 среди офицеров и главнокомандующих), отказались от клятвы верности республике, не захотели покинуть вооружённые силы и сразу же заложили основы партии под названием Acción Nacional («Национальное действие»), в состав которой вошли наиболее реакционные гражданские деятели Испании. Руководителем партии стал Анхель Эррера, директор католической газеты El Debate.

Членами Acción Nacional были лица, до тех пор входившие в состав политического управления монархии: крупные собственники, крупные промышленники, финансисты, аристократы и военные в отставке.

Мигель Маура, министр внутренних дел, стал героем третьего события, важного в те дни: он признал законность партии Acción Nacional. Таким образом, заручившись официальной поддержкой, эта партия начала кампанию-клевету против Республики и приказала своим сторонникам вывезти капиталы из Испании с целью парализовать промышленность, а также не обрабатывать земельные угодья. К этим реакционным мерам добавились публичные манифестации под лозунгами «Смерть Республике!» и «Да здравствует Иисус Правитель!». Демонстрации в Мадриде прошли мирно, но организованные в провинциях — с жертвами. Гражданская гвардия, в высшей степени монархического толка, атаковала выстрелами ответные демонстрации рабочих, и таким образом появились первые раненые и убитые. Республика стреляла в республиканцев и защищала монархические силы. «Единство любой ценой», подписанное в Сан-Себастьяне, приносило первые плоды.

Вот вкратце события, произошедшие накануне или в течение недели перед празднованием пролетариями 1 мая 1931 года — всего лишь пятнадцать дней после провозглашения Второй Республики.

К многочисленным заботам по теме организации и пропаганды, которым посвятили себя Дуррути и Аскасо, прибавилась работа в Барселоне с делегатами от международного анархистского движения для празднования 1 мая. Иностранные делегации были сформированы так: Августин Зухи — от Немецкой организации анархистов, Волин и Ида Метт — от русских анархистов-эмигрантов, Камило Бернери — от итальянских эмигрантов анархистов, Рудигер — от шведских анархо-синдикалистов, Де Йонг Альберто— от голландских коллег, Хем Дай — от бельгийских анархистов, и со стороны Французского союза анархистов — Луи Лекуан и Пьерре (Одеон).

В воскресенье, 27 апреля, в Профсоюзе строителей, расположенном на улице Меркадерс, 25, состоялось важное собрание для организации акта празднования 1 мая. Одной из задач было принять решение, под каким флагом выступать. Вопрос не был простой формальностью, так как в основе лежало теоретическое зерно, зародившееся в полемике 1919 года между членами анархистскиx групп «Красное знамя» и «Чёрное знамя». Первые, хотя и принадлежали к рядам анархистов (именно в их газете была впервые опубликована идея основать Коммунистическую организацию анархистов Иберии), делали упор на тему рабочих профсоюзов; вторые, более радикальные, среди которых был и Гарсия Оливер, являлись анархистами- «принципистами» и стояли в стороне (в те времена) от чисто профсоюзных вопросов. Между двумя группами завязалась оживлённая дискуссия, длившаяся практически до 1930 года. Мы уже писали о позиции на эту тему Аскасо и Дуррути, в феврале 1928- го, когда речь шла о профсоюзных кадрах в НКТ Франции. Но с провозглашением Республики и в силу перспектив стимулирования народного движения такая полемика теряла смысл. Тем не менее было необходимо зарегистрировать обоюдное согласие. И именно Гарсия Оливер предложил компромиссное решение, объединив два флага в один — красно-чёрный. Впервые в истории красно-чёрный флаг возглавит демонстрацию НКТ-ФАИ294.