XII. Отголоски Лондонской Конференции в Швейцарии. – Созыв конгресса швейцарских секций в Сонвилье. – Бакунин и Интернационал в Италии.

Вследствие того, что Лондонская конференция при разборе дела о расколе в Романской Федерации стала всецело на сторону прежнего женевского Комитета, и, не выслушав другой стороны, вынесла ей обвинение в том, что она вносит раздор в среду Интернационала, Федеральный Комитет в Сент-Имье решил составить подробный доклад, который и должен был быть разослан всем секциям Интернационала. Ввиду того, что главной причиной раскола была секция Альянса, то секретарь Федерального Комитета в Сент-Имье, Швицгебель, написал бывшим членам женевской секции Альянса следующее письмо:

«Сонвилье, 27 сентября 1871 г.

Членам бывшей секции Альянса в Женеве.

Товарищи! Мы узнали неофициально о роспуске вашей секции.

После того, как мы очень долгое время позволяли нашим врагам клеветать на нас по всей Европе, мы решили, что сейчас наступил момент, когда необходимо чтобы был услышан и ваш голос. Ваша секция, которой история воздаст со временем дань уважения, не может, после того как она совершила по своей воле акт самоубийства, оставаться мишенью для несправедливых нападок со стороны лиц, руководящихся исключительно только своими личными интересами.

Вот почему нам кажется необходимым, не только для Альянса, но также и для того, чтобы объяснить причины раскола в Романской Федерации, составить обо всём этом деле подробный доклад. Этот доклад должен быть разослан всем интернациональным центрам, чтобы все, кто интересуется нашими делами, могли бы судить о нём с полным знанием действительных причин. Мы полагаем что товарищ Джеймс Гильом более всех нас способен на то, чтобы взять на себя труд редактирования этого доклада. Для этого ему необходимо иметь в своих руках все документы, относящиеся к Альянсу и к расколу.

Будьте добры, поэтому, товарищи прислать ему в возможно скором времени все архивы вашего Альянса.

Вам понятна вся важность предпринимаемой нашим другом Гильомом работы, и мы надеемся, что Вы постараетесь облегчить ему его задачу, поспешив передать в его распоряжение все просимые документы, а также дать ему все сведения, которые каждый из вас сочтёт нужным предать гласности».

Между тем, поведение Маркса и марксистов на Лондонской конференции вызывало возмущение не только таких независимых людей, как Робен, но даже и лиц, относившихся к Марксу с большим почтением и стоявших скорее на его стороне. Так, например, в конце сентября, бывший секретарь секции Альянса, Жуковский получил из Лондона, от Бастелика, француза эмигранта, бывшего одно время довольно дружным с Бакуниным, но затем отошедшего от него, письмо такого содержания:

«Мой дорогой Жук! От Робена я узнал твой адрес и немедленно же решил написать тебе, тем более, что есть о чём сообщить. Вероятно, в Женеве уже известны постановления Лондонской конференции; как член делегат этой конференции, могу сказать лишь только то, что я вынес от её заседаний тяжелое впечатление. Существует, если я не ошибаюсь, в среде Интернационала заговор очень тонко, умно задуманный и направляемый; этот заговор, если ему суждено осуществиться, приведёт нас к диктатуре некоторых личностей… Если какая-либо сила или событие не помешают захватным стремлениям некоторых лиц, то раскол в среде Интернационала неминуем… разделение уже существует и есть лица, которые имеют желание предать анафеме и исключению еретиков; но это придёт в свое время

Я должен тебе сказать, что в Совете на меня смотрят враждебно и что я накануне исключения…»

Необходимо заметить, что Маркс особенно ласково обходился с Бастелика по приезде его в Лондон, часто приглашал его к себе и фамильярно называл его «мой маленький корсиканец». Бастелика вёл себя в Лондоне так смирно, что на конференции при разборе швейцарского раскола, на все инсинуации Утина, не произнёс ни слова в защиту Бакунина, или же как говорит испанский делегат Лоренсо, в своём письме, цитированном нами выше, «ограничивался робкими извинениями».

Летом и осенью 1871 года в Швейцарию прибыло много французских эмигрантов, которым удалось избежать преследований версальского правительства; в числе их было много видных членов парижской Коммуны, как например, Лефрансе, Малон, Арну, Разуа: в это же время в Швейцарию прибыл и Жюль Гед, молодой журналист из Монпелье, приговорённый Французским правительством к пяти годам тюрьмы за преступление по делам печати. Большинство этих эмигрантов смотрели на раскол в Романской Федерации как на личную борьбу между Бакуниным и Утиным. Некоторые из них вступили членами в центральную женевскую секцию Интернационала, где все дела вершил Утин. Однако, они вскоре увидали, что Утин не терпел никаких противоречий и, пользуясь покровительством, Маркса, позволял себе чисто диктаторские выходки. Так, когда Бенуа Малон и Лефрансе стали делать ему некоторые замечания, то Утин добился того, что Малона и Лефрансе исключили из центральной секции под предлогом, что оба они являются агентами Бакунина и Альянса. В действительности, Лефрансе не был знаком с Бакуниным, а Малон хотя и знал Бакунина, но не был с ним в дружеских отношениях.

Вернувшись из Лондона в Женеву после конференции Утин снова начал компанию против Бакунина, стараясь оклеветать его и дискредитировать в глазах французских коммунаров.

Однако, более вдумчивые и проницательные из коммунаров начинали уже понимать, что борьба происходит не на почве личной вражды или антипатии, но имеет под собой глубокую идейную основу. Многие из них стали ясно представлять себе, что Утин является только ширмой, за которой скрывается Маркс, горевший ненавистью к Бакунину не столько как к человеку, сколько как к своему идейному противнику.

Известная французская писательница-социалистка, жена члена Парижской Коммуны, Бенуа Малона, Андре Лео (Шамисей) одна из первых поняла действительные мотивы раскола и в письме к одной своей подруге писала:

«Да, в Интернационале существуют разногласия, как и всюду в мире. Немцы, в лице Маркса, стремятся к централизации и деспотизму, хотят видимого единства, как Бисмарк. Латинские элементы протестуют и пробуют, бороться. Вполне возможно разделение. Это очень досадно…»

Несколько позднее Андре Лео посвятила расколу в Романской Федерации несколько статей, напечатанных в издававшейся в Женеве газете «Социальная Революция». В одной из этих статей она говорит: «пангерманизм заражает, как эпидемическая болезнь все немецкие головы так что, когда немцы проповедуют социализм, они не вполне отрешаются от мысли, что они немцы. Бисмарк вскружил голову всем немцам от Рейна до Одера. Карл Маркс хочет быть папой Интернационала…» Далее в своей статье Андре Лео говорит: «но единство, к которому стремится Интернационал, не есть единообразие, а наоборот, – это проявление инициативы, полной свободы, выражение всех мнений, объединённых между собой лишь общим интересом… эту автономию гражданина в социальной группе пробовала осуществить Парижская Коммуна. После первого акта последует неизбежно второй акт великой Революции… Теперь Международное Товарищество Рабочих, дав увлечь себя узким и самолюбивым личностям, пробует создать единство силой. Этого не должно быть. Пусть политика старого мира будет изгнана из Интернационала, социализм не имеет ничего общего с ней; социализм должен идти совершенно другой дорогой – путём свободы всех в равенстве».

Андре Лео не удовлетворилась борьбой против централистских стремлений Маркса и его последователей только при помощи газетных статей, она стала выступать в кружках и собраниях, указывая на опасность для Интернационала, если он превратится в централизованную и авторитарную организацию. «Мы предприняли здесь компанию против постановлений Лондонской Конференции, писала она в одном своём письме, так как эти постановления проникнуты духом унитаризма и авторитаризма. Вместе с этим мы повели компанию и против Карла Маркса, который является злым гением Интернационала, его Бисмарком…»

Осенью 1871 года в Женеве некоторые французы эмигранты-коммунары, швейцарцы и русские, бывшие члены распущенной секции Альянса и непринятые в центральную секцию Интернационала, организовали новую «секцию пропаганды и социалистического действия в Женеве». Эта секция не была принята Главным Советом в Интернационал на основании резолюций Лондонской конференции, в которых говорилось, что отныне запрещается образовывать сепаратные группы под наименованием «секций пропаганды». Секция просила три раза Главный Совет принять её в Интернационал, указывая, что большинство её членов коммунары социалисты-революционеры, доказавшие на деле свою преданность социализму. Но, Главный Совет упорно молчал.

Ввиду такого поведения Главного Совета женевская секция пропаганды и социально-революционного действия решила протестовать против поведения Главного Совета и довести дело до сведения интернациональных федераций, прося их войти в её положение. Около этого же времени французские эмигранты в Лондоне также образовали свою группу, которой дали название «французская секция 1871 года». Просьба этой секции о принятии её в Интернационал была точно также отвергнута Главным Советом.

Интернациональные секции юрской Швейцарии, находясь как бы на нелегальном положении после резолюций Лондонской Конференции, решили, чтобы обсудить своё положение, созвать национальный конгресс Романской Федерации, который не собирался уже с весны 1870 года, то есть более чем полтора года[74]. Конгресс решено было созвать 12 ноября в городе Сонвилье (кантон Бернская Юра). По этому поводу федеральный Комитет в Сент-Имье разослал 31 октября всем швейцарским секциям следующее воззвание:

«Международное Товарищество Рабочих.

Романская Федерация.

Четвёртый циркуляр Секциям.

Товарищи!

Уже давно наш национальный конгресс должен был бы быть созван, но события, происшедшие в Европе, послужили причиной того, что делегаты не могли собраться на конгресс.

Всё внимание было направлено на французские революционные коммуны, которые делали попытки открыть для рабочего народа новую эру его экономического освобождения. Лион, Марсель, Париж пали под ударами буржуазии, которая была сильнее организована, чем мы.

Геройская борьба парижского народа, бесчисленные жертвы, которые он принёс ради освобождения рабочих, неудача этой коммунальной борьбы – всё это заставляло искренних интернационалистов задумываться и проверять свою тактику. Мы, лично, думаем, что теперь Интернационал входит в новую фазу своего развития, теперь он должен сорганизоваться так, чтобы использовать в интересах рабочих всякую частичную борьбу, могущую возникнуть между рабочими и буржуазией.

Другая причина, заставляющая вступить Интернационал на новый путь – это диктаторская наклонность Главного Совета по отношению к секциям. Последняя недавняя конференция в Лондоне приняла постановление которые близко нас касаются. Вы знаете все, что на конгрессе Федерации в Шо-де-Фоне в 1870 году произошёл раскол. Меньшинство конгресса, вопреки здравому смыслу, объявило себя настоящими представителями Романской Федерации. Мы рассчитывали, что Главным Совет Интернационала посмотрит на дело вполне беспристрастно и мы надеялись, что он разрешит справедливо возникший конфликт, или, по крайней мере, признает за нами право на существование как Федерации, наравне с нашим и женевскими собратьями. Но, Главный Совет всё время хранил необъяснимое молчание. Нам ничего не оставалось делать, как ждать созыва общего конгресса Интернационала, который и разрешит конфликт.

Однако, мы. видим, что созыв общего конгресса в данный момент почти невозможная вещь, а, с другой стороны, ждать дольше тоже нельзя, так как Конференция в Лондоне, не пригласившая нас на её заседания, приняла диктаторские замашки, составляя декреты[75], что совершенно противно основным принципам Интернационала.

Всё сказанное выше обязывает нас, товарищи, созвать в возможно непродолжительном времени наш областной конгресс, который установит нашу линию поведения сообразно общим интересам Интернационала и частным интересам нашей Федерации.

Мы предлагаем вам следующий порядок дня:

1) Доклад Федерального Комитета.

2) Главный Совет Интернационала и Лондонская Конференция.

3) Реорганизация Федерации и пересмотр её устава.

4) Швейцарский рабочий союз.

Товарищи! Мы вполне уверены, что вы пришлёте на конгресс ваших делегатов и мы надеемся, что работа конгресса поможет укреплению тех связей, какие соединяют наши Секции.

Конгресс имеет быть 12 ноября в Сонвилье. Открытие состоится в 9 часов утра в Отель де Баланс. Будьте добры уведомить нас о числе ваших делегатов.

С товарищеским приветом

За Романский Федеральный Комитет

Секретарь Адемар Швицгебель».

Марксисты, защищая Маркса, говорят, что Маркс вынужден был бороться, потому что на него нападал Бакунин. Они утверждают, что секции Юрской Швейцарии были послушным орудием в руках Бакунина и всё делали по его желанию. В действительности же, мы видим, что Бакунин, живя в Локарно, вдали от Юры и Женевы, не принимал никакого участия в происходившем расколе. Выше мы уже говорили, что летом 1871 года Бакунин был занят, главным образом, полемикой с Мадзини во поводу Интернационала и Коммуны. В эту полемику Бакунин вступил движимый лишь одним желанием: разъяснить итальянским рабочим действительные цели и задачи Интернационала и Коммуны и защитить Интернационал и Коммуну от нападок и клеветы. Всю осень 1871 года Бакунин был занят написанием брошюры против Мадзини и мадзинистов, которую он впоследствии озаглавил: «Политическая теология Мадзини и Интернационал». В это же время он заканчивал вторую часть «Кнуто-Германской Империи», которая позднее была издана Элизе Реклю и Кафиеро под названием «Бог и Государство».

Насколько Бакунин мало интересовался и вмешивался в борьбу между централистами и автономистами или федералистами в Интернационале, мы можем судить по письму Бакунина, писанному им Огареву 14-го ноября, то есть во время собрания конгресса в Сонвилье. В нём Бакунин ни слова не упоминает о Марксе и своей борьбе с ним. Вот это письмо:

«14 ноября 1871. Локарно.

Мой милый, старый Ага. Я так долго не писал тебе, потому что положение моё стало из рук вон мерзко и каждый день становится хуже, так что я ничего весёлого сказать не могу:

1) Жена потеряла последнего брата. Она и всё семейство её в отчаянии. Она боится за жизнь матери, отца, сестёр, которых страстно любит. Я вожусь с ней день и ночь, чтоб хоть несколько её успокоить, уверяя что все остальные живы. Мы потратили последние 25 франков, чтобы послать телеграмму в Красноярск сестре; но до сих пор вот уже 11-й день, нет ответа. Может, правительство перехватило, а может быть, случилось и новое несчастье. Я дрожу.

2) Прибавь к этой лихорадке не только совершенное безденежье и всеобщее погружение в долги, но несносные пристарания хозяйки дома, еписьера и мясника. Последние два отказались давать провиант, так что мы вот уж второй день, как перестали есть мясо и скоро останемся без свечей и без дров. А денег взять не откуда. Может быть пришлёт что-нибудь сестра Антоси, если правительство не перехватит. Пожалуйста не говори об этом никому, чтобы Женева не заболтала, не то ведь последняя надежда лопнет.

До сих пор я надеялся, что братья пришлют, – и если бы не твои милые protegés M-me Herzen и прелестный пасынок её, мне не нагадили, то, без сомнения, прислали бы, потому что Л. взялся за дело горячо. Но они нагадили. Кому угодно отрицать это, а я знаю. – Ну, да чёрт с ними.

3) Не смотря на всё это, я по силам продолжаю делать своё дело, – веду в Италии отчаянную и победоносную борьбу со всеми, мадзинистами и идеалистами. Ты. находишь, что всё это не нужно. Ну, в этом отношении, как и во многих других, мы с тобой не согласны – И тут также Герцены старались подгадить мне. Прислали Мадзини перевод пасквиля Александра Ивановича против меня в посмертных сочинениях. – Напечатали в Unita Italiana. – Всё напрасно. Я даже не почёл нужным отвечать. Пусть себе собаки лают.

Вот, милый друг, моя жизнь. Ты поймешь теперь, что нет большой охоты писать. Доживаю свой век в борьбе, ну, и буду бороться, пока сил станет.

Прощай, обнимаю тебя и всех твоих. Русские газеты наконец получил. Пришлю, только на почте не заплачу. Не франкирую даже этого письма, а письмо к Озерову ты передай. Он такой же нищий, как и я, – значит не франкированных писем ему посылать нельзя.

Твой М. Б.

К нам приехал Зайцев. Он, кажется, очень хороший человек».