Заключение

В последней главе своей исповеди Прудон снова напоминает тот справедливый принцип, который служил ему исходной точкой, и доказывает, что революция сверху, посредством правительства, есть неосуществимая утопия, противоречие; что революция сделалась исторической необходимостью, но правительство или, другими словами, партии, оспаривающие друг у друга власть, неспособны совершить её; и что поэтому революция есть ничто иное, как уничтожение правительства и смерть партий.

Не забудем, что Прудон провозглашал с такой энергией близкое падение старого мира и неизбежное торжество нового принципа во второй половине ужасного 1849-го года, когда вся Европа была предана оргиям самой дикой реакции, когда социализм и революция казались навсегда раздавленными под пятой нового священного союза. Он заслуживает признательности, за то, что так громко провозглашал это и за то, что не отчаялся в будущности.

Вот как судил он в октябре 1849-го года о положении партий и о будущем революции:

«Люди, которые в настоящую минуту ещё держат знамёна партий, добиваются власти и подстрекают её, воюют справа и слева против революции – эти люди не живы, это мертвецы. Они не управляют и не делают оппозиции правительству, они празднуют мимической пляской собственное погребение»

«Социалисты, которые не посмели овладеть властью, когда она могла достаться первому смельчаку, которые потеряли три месяца в клубных интригах, в кружковых и сектантских сплетнях, в полоумных манифестациях; которые потом пытались доставить себе официальное признание, вписав в конституцию право на труд, не указывая средств обеспечить его; которые теперь, не зная за что взяться, ещё мутят умы нелепыми и недобросовестными проектами, неужели эти социалисты имеют ещё претензию управлять миром? Они умерли, они проглотили языки, как говорят крестьяне. Пусть же они мирно покоятся в ожидании, пока их призовёт к жизни наука, которая им чужда»

«А якобинцы, демократы, любители правительства, которые восемнадцать лет провели в заговорах, не изучив ни одного вопроса общественной экономии, которые четыре месяца имели в руках диктатуру и не извлекали из неё ничего, кроме ряда реакционных волнений и в заключение, ужасного междоусобия; которые и теперь ещё, говоря постоянно о свободе, все мечтают о диктатуре – неужели они не умерли и не заколочены в своих гробах? Когда народ создаст себе новую философию и новую веру; когда общество будет знать, откуда вышло и куда идёт, что может и чего хочет, тогда, только тогда демагоги вернутся, не для того, чтобы управлять народом, а для того, чтобы снова вдохновлять его страстью»

«Умерли и доктринёры; люди пошлой золотой середины, приверженцы так называемого конституционного порядка испустили последний вздох на заседании 20-го октября, после того, как 16-го апреля республиканское собрание постановило произвести опыт доктринёрского папства. И чтобы эти люди ещё управляли нами! Они показали себя. И в политике, как и в философии есть только один способ делать эклектизм. Хартия 1830-го и дела правительства Луи Бонапарта истощили всю плодовитость золотой середины»

«Наконец и абсолютистская партия, первая в логике и в истории, не замедлит скончаться вслед за прочим, в корочах своей кровавой и свободоубийственной агонии. После побед Радецкого[125], Удино[126], Гайнау[127] принцип власти, как духовный, так и светский, разрушен. Абсолютизм теперь не управляет, а убивает. Европу давит только тень тирании; вскоре взойдёт и закатится лишь с последним человеком Солнцу Свободы».

Что же делать? Не впадать в старые заблуждения; не обращать социализм в правительственную партия; воспользоваться, напротив, тем, что теперь всякому правительству так трудно жить и действовать, чтобы воззвать к непосредственной инициативе народных масс, вне всякой политической опеки. Раз что правительство, как принцип умерло, народ сам властен над собой; пусть же он действует; судьба его зависит от него самого.

«Довольно горя, довольно развалин! Восклицает Прудон в заключение: – Мы смели все партии, всякое правительство. Предание приходит к концу; народу стоит открыть глаза; он увидит, что свободен!»