VII. Бланки и Барбес

Мы дошли до того времени, когда оба великих политических агитатора 1848-го года, Барбес и Бланки, исчезают со сцены. Нелишним будет, прежде чем идти дальше, сказать о них несколько слов. Мы не можем совершенно разъяснить таинственную историю несогласий, разделявших их, но можем по крайней мере пролить на неё некоторый свет, благодаря неизданным до сих пор сведениям, сообщениям нам одним другом, очевидцем этих раздоров.

Известно, что в мае 1839-го тайное общество («Общество времён года»), руководимое Бланки, Барбесом и Мартеном Бернаром, сделало попытку мятежа против правительства Луи Филиппа. Движение это встретило в народе такое равнодушие, что потерпело полную неудачу. Барбес был взят, Бланки удалось было бежать. Палата пэров, судя в качестве верховного суда, приговорила Барбеса к смерти, но Луи Филипп заменил казнь на вечное заключение.

Через шесть месяцев по осуждении Барбеса, Бланки был арестован и судим палатой пэров (январь 1840-го). Подобно Барбесу, он был приговорён к смерти, но помилован королём, осудившим его на пожизненное заключение.

В феврале 1848-го года двери тюрьмы раскрылись перед политическими осуждёнными. Едва выйдя из заключения Барбес и Бланки снова страстно бросились в революционное движение. Особенно Бланки при своей неутомимой энергии и при своём организаторском гении имел очень значительное влияние. Желая избавиться от него во чтобы то ни стало, реакция придумала средство нанести ему смертельный удар.

2-го апреля 1848-го года вышел первый номер издания, озаглавленного Revue Reutospective, издаваемое неким господином Ташеро. В этом первом номере, под заглавием «Дело 12-го Мая», был напечатан полицейские подробности о заговоре. Донос этот тотчас приписали Бланки на том основании, что будто он во время ареста своего в октябре 1839-го года согласился за помилование жизни выдать подробности дела. Барбес объявил, что кроме его самого только Бланки мог знать и сообщить все сведения, заключающиеся в этом документе, который, говорят, был найден в первые дни после февральской революции, в архивах министерства внутренних дел.

На другой же день, 3-го апреля, Бланки в своём клубе протестовал против взводимых на него клевет и 13-го апреля напечатал Ответ. Этот Ответ не удовлетворил Барбеса, который с этой минуты отделился от Бланки, считая его изменником и подлецом.

Третейский суд был назначен для разбора этого дела, но не мог выяснить его, и теперь невозможно добраться до истины; Барбес и его друзья всегда упорно считали Бланки доносчиком, а Бланки всегда также упорно отрицал это.

Как бы то ни было, политические последствия манёвра, придуманного господином Ташером с согласия некоторых членов временного правительства (между прочим, говорят, Ледрю-Роллена) не замедлили дать себя почувствовать. 16-го апреля Барбес, опасаясь, чтобы правительство не было низвергнуто в пользу Бланки, соединился вместе со своим клубом с консервативным большинством правительства и этим сделался виновником неудачи народной манифестации; 15-го мая, как мы видели, соперничество их обнаруживалось на трибуне Национального Собрания, и Барбес делал отчаянные усилия, чтобы отстранить Бланки. Несомненно, что глубокий раздор, поселенный в партии действия ссорой этих двух вождей, парализовал народные силы и способствовал облегчить торжество реакции.

Мы сказали, что имеем относительно этого дела необнародованные до сих пор свидетельство; это свидетельство социалистического философа Пьера Леру, умершего в 1871-м году. Один из наших друзей при свидании с ним в 1868-м году расспрашивал его о Бланки, которого Пьер Леру коротко знал; и на другой же день после разговора записал всё услышанное. Вот эта записка:

«После инсурекционного движения 1839-го года, организованного Огюстом Бланки и в которое Барбес, поспевший по призыву друзей из провинции, бросился, очертя голову, Барбес был приговорён к смерти палатой пэров. Но палата боялась неловкого положения, в которое будет поставлена, если по произнесении её приговора король помилует осуждённого; поэтому обещанию министров, что амнистия не будет. Но Луи Филипп не устоял против просьбы, которыми его атаковали; все просили, в том числе Виктор Гюго и герцогиня Орлеанская, и казнь была отменена. Таким образом король взял себе красивую роль, а пэрам предоставил всю гнусность беспощадного приговора; это привело их в ярость»

«Через некоторое время Бланки, до сих пор прятавшийся, был арестован в ту минуту, как садился в экипаж, чтобы бежать за границу. Он рассуждал, что ему бояться нечего, так как Барбеса помиловали. Но герцог Пакье, президент палаты пэров, посетил его в тюрьме, рассказал ему обстоятельства процесса Барбеса и прибавил: «Теперь вы попались и поплатитесь за двоих». Видя погибель, Бланки стал раздумывать, и результатом его размышлений было предложение сделать признание, если ему будет обещана жизнь. Предложение было принято, и Бланки из предосторожности выговорил условием, что продиктует показание своей жене, а она прочтёт его – и то, только один раз – министру внутренних дел, господину Дюшателю, в его кабинете. Жена Бланки была совершенно предана ему, как и его мать, сестра и всё его семейство. Дело сделалось по желанию Бланки: он продиктовал своё показание жене, она прочла его господину Дюшателю. Но министр спрятал за занавесом стенограф, и записка, которую читала госпожа Бланки, записывалась по мере чтения. Она уничтожила оригинал, думая, что таким образом уничтожает все следы дела, а, между тем, господин Дюшатель велел сделать три копии с стенографической записки; одну взял король, другую дали герцогу Пакье, и один родственник его до сих хранит её в своей библиотеке, третья осталась в министерстве внутренних дел»

«Между тем, пэры приговорили Бланки к смерти; но согласно данному ему обещанию за донос, приговор был отменён королём[112]. Бланки был заключён в тюрьму в Туре. Здесь он постоянно жаловался на поступки с ним префекта. Гизо, наскучив этими жалобами, решился зажать ему рот и с этой целью вытребовал у министра иностранных дел копию с доноса. Таким образом документ этот перешёл в министерство внутренних дел. Там его нашёл в 1848-м году Ташеро, основавший газеты нарочно с целью обнародовать его. Ташеро сообщил его сначала большинству временного правительства, которое, в восторге от находки средства перессорить красных, одобрило мысль напечатать его»

«Когда документ явился в печати, Барбес ни на минуту ни усомнился в его подлинности и сказал, что «маленький» (он так называл Бланки) оказался подлецом. Пьер Леру прибавляет, что со своей стороны он также вполне убеждён, что только Бланки мог написать эти строки. В них нет важных сообщений; он не хотел слишком компрометировать друзей; но он упоминает о разных мелочных обстоятельствах такого рода, что документ приобретает несомненную достоверность»

«Будучи приглашённым оправдаться, Бланки никогда не решился прямо отвергать своё авторство[113]. Дело приняло крупные размеры, и, наконец, для разбора его был учреждён третейский суд. Он собрал все сведения, какие возможно было собрать, и докладчиком избрал Прудона. Прудон де, исследовав дело, сжёг все бумаги и отказался произнести приговор. Впоследствии, Пьер Леру, обедая с Прудоном в тюрьме Сент-Пелажи, заговорил с ним о деле Бланки. Прудон сказал, что убедился, что Бланки был автором доноса, но оправдывал его, потому что Прудон обладал очень широкой совестью (подлинные слова Пьера Леру), и говорил, что в интересах республики счёл своим долгом замять дело»

«Пьер Леру коротко знал Бланки; оба брата Бланки, Огюст и Адольф, были прежде у него стенографами при газете «Le Globe». Пока дело ещё разбиралось, Пьер Леру однажды встретился с Бланки у одного своего приятеля; Бланки подошёл к нему и хотел обнять его. Но он, отступив, сказал: «Вы это сделали?» Он начал отговариваться, но Пьер Леру настойчиво повторял вопрос, и Бланки смутился, побледнел и не решился прямо отвечать – нет»

«Это несчастное дело, прибавил Пьер Леру в заключение своего рассказа, имело неисчислимые последствия; можно без преувеличения сказать, что оно больше всего содействовало гибели республики в 1848-м году, потому что с этой минуты Барбес и Бланки стали непримиримыми врагами, и великая революционная партия, которой они руководили, была разделена и обессилена»

Приводя свидетельства Пьера Леру, мы не выдаём его за абсолютно правдивое; мы были бы счастливы, если бы могли противопоставить ему аргументы, разрешающие его. Единственной нашей целью было сообщить кое-что доселе неизвестное относительно этой исторической загадки, полное разоблачение которой было бы в высшей степени интересно, но, к сожалению, едва ли возможно.

Затем возвратимся к нашему предмету.