ГЛАВА XIX. Свободный выбор труда.

Нам говорят, что будет необходимо, чтобы группы, образовавшиеся в новом обществе, имели, если не главарей, то по крайней мере, людей, специально обязанных распределять труд в производительных группах, указывать каждому его обязанность, во избежание недоразумений между членами из-за желания делать одно и то же, и ради того, чтобы работа производилась методически и однообразно. Подобно современным потребительным товариществам, нужен будет кто-нибудь для распределения продуктов, из-за которых отдельные личности спорили бы если бы над ними не было какого-либо контроля или регулирующей власти, наблюдающей, чтобы ничей интерес не был нарушен.

Касаясь этого предмета в предыдущих главах, мы доказали, что главным двигателем всех групп будет нужда, что люди должны будут рассчитывать только на самих себя, чтобы добыть для себя все необходимое. Если они почувствуют нужду в каком-либо предмете, они должны будут направить свои силы к тому, чтобы добыть желаемый предмет. Они должны будут разыскивать род ассоциаций, больше всего способствующий получить то, что явится целью их желании.

Прибегнут ли они к обмену, или будут брать из особых магазинов, или должны будут соединить вместе свои силы для производства желанного предмета, по нашему мнению, это будет зависеть от обстоятельств, и для достижения цели ими будут применяться различные способы.

Это будет зависеть от изобилия или редкости искомого предмета, а также от характера и склонностей отдельной личности: один будет чувствовать отвращение к какому-либо труду, и следовательно он будет вынужден сделаться полезным иначе, для того, чтобы получить от группы, участником которой он состоит, те вещи, производство коих ему кажется противным. Другой будет склонен производить различные предметы, не испытывая потребности использовать их лично; только удовольствие их производить, отделывать, добиваться артистических эффектов, сообразно с его вкусом, будет мотивом его деятельности. Его счастье будет заключаться в том, что работы его будут цениться, и друзья будут брать нарасхват произведения его труда.

Может случиться и так, что один человек не захочет иметь сношений с другим из-за безделицы, в чем сам себя будет упрекать, не имея никакого повода к ненависти, ни оправдания своему предубеждению против того. В другом случае, он почувствует симпатию к таковому-то субъекту и ничего не пожалеет, чтобы угодить ему, при чем его симпатия тоже ничем не будет оправдываться.

Все эти случайности будут изменять характер поступков людей и влиять на выбор их сношений, определять образ их деятельности в группе. Многочисленны будут формы тех групп, которые отсюда произойдут.

Зачем же нужны еще главари для групп, поставленных в такие условия? Прежде, чем составить группу, люди будут предварительно сговариваться относительно своих желаний и способностей, будут знать заранее какой части общего труда они отдадут предпочтение; в подобных условиях распределение труда произойдет единственно на основании свободного выбора. И это тем легче, что отдельная личность, которая при распределении труда не найдет искомого удовлетворения, не будет иметь надобности входить в такую группу и поищет другую, если ей будет отказано в некоторых уступках, а таковые возможны везде, где дело ведется по взаимному соглашению.

Если в настоящее время рабочий предпочитает одну работу другой, то это объясняется тем, что одна работа приносит больше выгоды и дает рабочему больше личного значения; и это будет происходить во всяком обществе, которое сохранит систему наемного труда. Но когда наемный труд будет упразднен, а также и все бесполезные должности, то только потребности или способности будут побуждать людей к деятельности; соглашение между отдельными личностями, соединяющимися в группу для какого-либо общего дела, устанавливается весьма легко, когда между ними не играет роли личная выгода.

Другой причиной, способствующей тому, что люди замыкаются в какой-либо одной специальной отрасли труда, вызывающей огрубение и ограниченность индивидуальных способностей, так как она доводит любую из них до чрезмерного развития, заключается в том, что чем продолжительнее человек предается известному роду труда, и чем чаще повторяет одни и те же движения, тем искуснее становится он в своей специальности, тем точнее и быстрее делаются его приемы. Такая специализация рабочего выгодна капиталисту, ищущему только одного: извлечь возможно больше прибыли в наименьший срок из имеющихся у него орудий производства: машин или людей — для него безразлично. Рабочий, начав раз итти в этом направлении, вынужден его держаться, так как у него нет средств учиться другому ремеслу, и работодатели ищут только тех, которые, будучи уже выучены, обеспечивают им готовый производительный труд.

Неестественно, чтобы человек атрофировал свои различные способности в пользу какой-либо одной. Нормально установленное общество должно ему давать возможность быть независимым от среды и обстоятельств, допуская развитие всех его способностей. Если переход от одного труда к другому заставит его производить немного медленнее в каждой отдельной отрасли его способностей, то зато разнообразие вознаградит щедро эту небольшую потерю, не говоря о том, что она пополняется очень легко, благодаря усовершенствованию машин. Нам указывают на работы, вредные и отталкивающие, утверждая, что «если люди не будут заинтересованы какой-либо выгодой, то не найдется никого, кто бы захотел выполнять такие работы».

Люди, вынужденные в настоящее время силою обстоятельств выполнять грязные или вредные общественные работы, по совершении революции, весьма вероятно, захотят себя вознаградить и будут правы. Но это еще не значит, что они откажутся выполнять свое ремесло, если оно будет необходимо, и если только они одни будут способны его выполнять. Они, как и прочие, не захотят делать одно и то же в течение 14 часов в сутки; они тоже захотят здоровых и приятных условий для выполнения своей работы; также захотят разнообразить свои занятия, и все их требования должны будут быть исполнены. Но когда они добьются своего, то не будут иметь поводов отказываться помогать тем, кто нуждается в их способностях и знании прежнего их ремесла. Почему, в самом деле, только одна какая-либо категория людей должна быть обречена исполнять отталкивающие и вредные работы? Если эти работы производятся для общей пользы, почему каждый не взял бы на себя свою часть? Если такая работа полезна только для одной группы людей, по какому праву эта группа хочет принудить к этой работе других людей, которые бы производили то, что необходимо для нее одной.

Если данное ремесло представляет из себя социальную необходимость, то труд должен быть распределен между всеми членами общества; занимавшиеся раньше этим ремеслом внесут свои знания и будут обучать других. Если данные продукты требуются только одной категории людей, то они сорганизуются сами, чтобы производить то, в чем нуждаются, и сговорятся с теми, кто может им помочь своими советами и своей опытностью.

Чтобы подкрепить нашу аргументацию, мы возьмем примеры каждой категории работ, на которые мы только что указывали. В первой — грязные работы — указывают на корпорацию чистильщиков отхожих мест, труд которых принадлежит к разряду самых отталкивающих, так что на другой день после революции никто не захочет им заняться.

Пример может быть не особенно удачно выбран, ибо уже и в современном обществе труд этот производится механически, и здания строятся так, что отхожие места постоянно омываются при посредстве оросительной системы, вычищающей их до дна, и опоражниваются от содержимого тотчас же, как оно туда попадет, и таким образом устраняется посредничество чистильщика. В виду того, что устройство жилых помещений уже и теперь постепенно улучшается, то очень возможно, что названная корпорация в скором времени совершенно будет упразднена.

Но так как пример нам дан скорее вообще для обозначения какого-либо грязного и отталкивающего занятия, чем для того, чтобы указать специально на этот труд, а не какой-либо другой, и что в конце концов наше рассуждение вполне пригодно и для всякого другого примера, то мы посмотрим, что произойдет в обществе, которое не нашло бы средства обойтись без услуг чистильщиков отхожих мест, и которому угрожала бы опасность не найти в своей среде никого для выполнения этой обязанности.

Несчастье в самом деле большое: целое общество по уши в нечистотах вследствие того, что во главе его нет власти, которая декретировала бы вывозку нечистот! И после этого еще находятся люди, сомневающиеся в пользе правительства! И вот готовое занятие для современных политиков, которые на другой день после революции окажутся не у дел и благодаря своему умственному убожеству не сумеют приспособиться к какой-либо другой работе!

Однако, вернемся к делу.

Во всяком доме, где нужно будет произвести эту работу, предполагаем — и это не подлежит спору — каждый обитатель способствовал наполнению выгребной ямы; и вот когда настанет пора опорожнить эту яму, первыми почувствуют надобность в этом по особому запаху сами обитатели этого дома. Имея непосредственный интерес в том, чтобы освободиться от изобилия такого добра, и главным образом, чтобы не быть отравленными миазмами, они должны будут сделать одно: сговориться между собой, и выполнить работу, и так как орудия, которые существуют теперь для этого, будут находиться в общем распоряжении, то не говоря о возможных в будущем улучшениях, каждому из обитателей помещения нужно будет приложить к делу руки, израсходовать немного доброй воли и сил, и с небольшой затратой труда они окажутся освобожденными от того, что их стесняло.

Прогресс, который мы указали в построении отхожих мест, отразится на всех отраслях человеческой деятельности. Сегодня оказывается ненужным ремесло чистильщика отхожих мест, завтра то же случится с ремеслом мусорщика, и так каждый день упрощается какая-нибудь из областей человеческой деятельности.

Что касается второго примера — вредных ремесел — то у нас нет недостатка в таких, но мы не достаточно хорошо знакомы с деталями, чтобы о них говорить, и остановимся на производстве свинцовых белил, которое всегда указывается, как одно из самых вредных для здоровья. И здесь, вероятно, были применены усовершенствования, чтобы уменьшить смертоносное действие этого производства, но не зная их, мы возьмем этот труд таким, каким он есть, ибо это безразлично для нашего доказательства.

Нуждаются в свинцовых белилах те, кто их потребляет, но не те, кто их производит.

Это истина, не требующая доказательств. Но в таком случае зачем людям жертвовать свою жизнь и здоровье на производство продукта, который им не нужен?

Что главным образом делает вредными профессии, занесенные в разряд опасных, так это, во-первых, жадность эксплуататоров и затем продолжительность труда. Предположите, что вместо того, чтобы находиться в отравленных парах по 10 или 12 часов в сутки, это постоянно в течение ряда месяцев и лет, рабочие были бы заняты в этом производстве только один или два часа с перерывами и, что вместо того, чтобы находиться в плохо проветриваемых помещениях, мастерские были бы устроены на открытом воздухе под навесом и снабжены всеми известными гигиеническими приспособлениями — тогда работа будет более или менее неприятной, но перестанет быть опасной. Раз этот пункт решен, остается знать, кто будет выделывать эти продукты? На это мы уже ответили: те, кто в них будет нуждаться. Разнообразие занятий необходимо человеку, и переход от одного труда к другому окажет ему в этому смысле услугу; почему, например, художник, будучи в одной группе с художниками, не может стать участником другой группы для производства необходимых ему красок? Почему астроном, соединяясь с другими, чтобы наблюдать происходящее в глубинах мирового пространства, не может вступить в группу оптиков, для изготовления необходимых ему объективов? Умея обращаться с предметом, они окажутся наиболее сведущими в том, как его изготовить при наилучших условиях, какие можно желать.

В особенности мы не должны забывать, что механические орудия предназначены заменить человека в большей части его работ и прежде всего в грязных и вредных работах. В настоящее время экономические соображения заставляют предпринимателя воздерживаться от покупки какой-либо машины или ремонта той, которая у него имеется. Он может использовать рабочего в 20, 10, 5 и даже менее лет, и никто не потребует от него отчета. В будущем обществе людям будет выгодно соблюдать гигиену в своих мастерских, так как они сами в них будут рабочими, и вопросы экономии никоим образом не будут приниматься в рассчет. Человеческий гений сможет свободно заняться развитием и усовершенствованием машин.

Из всего предыдущего мы знаем, что труд вместо того, чтобы быть, как в современном обществе, рабством и мученьем, окажется привлекательным, и благодаря тому, что при выборе занятий люди будут руководствоваться личным влечением, сделается приятным времяпрепровождением, гимнастикой. Остается еще изучить немного более подробно, каким образом в будущем обществе будут, в случае конфликта, примиряться противоположные идеи.

Так как пример иллюстрирует мысль и делает ее всегда более ясной, при условии, конечно что он удачный, то мы поведем наше рассуждение также при помощи примера; возьмем постройку дома и рассмотрим различные случаи, которые могут произойти.

Хотя анархистов обвиняют в том, что они беспокойные головы и не знают, чего хотят, мы полагаем, что когда дело коснется постройки дома — как и вообще всякой другой работы — члены будущего общества, охваченные желанием строить, не захотят терять время на нагромождение камня на камень, кирпича на кирпич только ради удовольствия портить материал.

Весьма вероятно, что современные огромные, напоминающие казармы, здания исчезнут в будущем обществе. Нет сомнения, что люди не пожелают быть набитыми в современных вредных для здоровья строениях, в которых, из экономических соображений — вследствие дороговизны земли — пытаются наверстать на высоте то, что теряется на поверхности. Как, впрочем, это теперь практикуется в Лондоне, люди захотят жить в «особняках»: небольших семейных домах, окруженных садиками для развлечений обитателей.

Постройка подобных домов требует весьма ограниченного числа людей. Технических затруднений почти не будет, и людям будет очень легко соединяться в группы для постройки таких небольших зданий. Но возможно, что люди будут продолжать строить современные огромные дома, и мы не можем предсказать будущую эволюцию. В этом отношении те, кто будут иметь особые взгляды на пригодность к жилью подобных домов, должны будут сговориться между собой; а те, чьи различные мнения смогут соединиться и примениться к одному типу здания, сгруппируются для постройки дома по условленному плану, распределяя квартиры так, чтобы каждый выбрал бы себе заранее подходящую для него, сообразно его особым требованиям. Это, может быть, усложнит немного дело, но мы думаем, что не будет невозможным.

В будущем обществе, точно также, как в современном, силы не будут тратиться напрасно. Соглашение между отдельными личностями будет регулировать их поведение. Человек, который захочет изолироваться, жить только своими силами, потребляя только продукты своего производства, создаст для себя невозможную жизнь, потому что будет принужден работать непрестанно, без отдыха, и в результате добьется только посредственного довольства.

Поэтому люди, конечно, должны, будут производить своими руками некоторое количество необходимых им предметов, но совместно, чтобы воспользоваться прогрессом механики; кроме того, федерация различных групп позволит отдельным людям пользоваться многими продуктами, которых они не будут производить сами; обмен между группами явится могучим средством для распределения накопленных продуктов, ибо очевидно, что если пущенная в ход машина может произвести в один или два часа в десять раз больше того, что нужно одному человеку, то последний не остановится по истечении пяти минут под предлогом, что он имеет уже сколько ему нужно. Он потерял бы таким образом в подготовительных работах все свое время, прежде чем произвел бы половину предметов различных сортов, в которых нуждался бы. Установится среднее количество занятий, которое может выполнять каждый человек, и определить которое теперь невозможно. Нужда и обстоятельства будут руководить людьми лучше всякой статистической комиссии.

Итак, те, которые, не довольствуясь уже существующими помещениями, захотят приспособить жилище по своему вкусу, сначала сговорятся между собой, и затем с другими группами, могущими им доставить необходимые материалы, и таким образом образуют вторую, третью федерацию групп, и так до бесконечности.

Но, говорят нам, имеются не только частные жилища. Есть публичные здания: мастерские, магазины, театры, помещения для собраний и проч. Если никто не будет специально предназначен для их постройки, кто станет их воздвигать.

До сих пор наши рассуждения велись так, как будто предполагается, что на следующий день после революции люди единодушно откажутся продолжать свой обычный труд; — такой случай может произойти, мы не видим в этом ничего невозможного, и так как этот случай представляет наиболее затруднений, то продолжаем рассуждать по прежнему.

Итак, люди, которые будут иметь нужду в здании, о котором шла речь, должны будут сами сделаться каменьщиками. Они обратятся к инженерам и архитекторам, чтобы они составили планы проектированного здания. Чертежи их буду рассмотрены всеми. Обсудив детали и общий вид, остановятся на определенном проекте. И только если он будет черезчур эксцентричен, из всех существующих каменьщиков, слесарей и плотников не удастся убедить нескольких согласиться показать новичкам, как нужно взяться за дело; всякий проект, если он не окончательно нелеп, всегда находит сторонников. Не обращаясь к людям за деньгами, от них потребуют их доли труда и сил. В наши дни достаточно иметь деньги, чтобы направить социальные силы на выполнение самого абсурдного проекта; в будущем обществе к работе приступят только те, кто одобрит проект.

Как мы говорили относительно колесных и железных дорог, когда только личный интерес перестанет играть роль, и все побочные соображения будут устранены, соглашение будет легко достижимо. Но и здесь, если предположить, что люди будут настолько глупы, что не сговорятся между собой, мы натолкнемся на те же затруднения, что и там, и должны будем притти к одинаковым выводам.

Логика нам говорит, что как только личный интерес — этот двигатель всех раздоров и распрей, вследствие столкновений с интересами других личностей — исчезнет из социальных отношений, разногласия могут оказаться только в способе понимать и рассматривать вещи: незначительные различия в оценке, вероятно, изгладятся при совместном обсуждении, и тогда в наличности останутся только различия, настолько резкие, что при них не окажется возможным никакое взаимное согласие.

Тогда нужда, этот всеобщий двигатель, более сильный, чем все мелкие вопросы самолюбия или тщеславия, не замедлит привести людей в более уступчивое настроение.

В противном случае пришлось бы признать, что люди регрессируют, и тогда разумному человеку, вместо того, чтобы стараться определить для человеческого рода идеал свободы и счастья, оставалось бы только искать в небытии спасение от мучительных страданий, которые он испытывал бы, видя, что человечество идет назад в своем развитии.

Если бы вследствие несогласия, дело окончилось постройкой двух зданий вместо одного, никто не стал бы на это жаловаться. Здесь получилась бы та выгода, что каждая группа, желая доказать превосходство своего плана, соперничала бы в усердии. Самолюбие побуждало бы людей выказать все свои знания, всю силу воли, чтобы довести до совершенства свое дело. Мы встречаем здесь тот стимул доброй воли людей, который, по мнению защитников власти, должен состоять только в страхе наказания или в приманке барышем.

Что касается разделения труда между группами, то, как мы видели, каждый будет искать ту группу, в которой он мог бы дать полный простор своим силам, и ассоциируясь, люди будут уславливаться относительно того, какую именно часть труда каждый из них специально выбирает для себя; поэтому индивидуум будет стремиться к ассоциации только с теми, кто вследствие наклонностей к известному труду, облегчит ему его работу, а не отнимет ее у него. Если, например, понадобится построить машину, то тот, кто будет иметь специальные наклонности к сборке машин, если не сумеет собрать ее один, захочет соединиться только с кузнецами, литейщиками и т. д. Если сложность работы потребует труда нескольких сборщиков, кузнецов, литейщиков и проч., то группировка их произойдет соответствующим образом на тех же условиях, как выше.

Если группировка при этих условиях совершится, то этим самым будет соблюдено разделение труда, ибо оно послужило основанием данной ассоциации. Как только группа сорганизуется, ей останется только приняться за дело. Предположим, что во время работы кому-нибудь захотелось бы переменить первоначально им самим выбранный род труда; мы знаем, в современном обществе охотно делаются уступки, и потому подобное желание будет беспрепятственно удовлетворено, и даже новые сотрудники сделают все, что от них зависит, чтобы помочь своему товарищу в его новом труде, пока он с ним не освоится.

Если по той или другой причине такая перемена труда не могла бы совершиться, то человек поищет другую группу, покинутая же им группа пополнится новым членом. Человек, получивший репутацию хорошего исполнителя принятой на себя в ассоциации части общей работы, будет хорошо принят в каждой группе; тот, кто прослывет неуживчивым, никогда не удовлетворенным, будет избегаться всеми, или с трудом найдет ту группу, которая его примет, и при том только, если он будет искупать свои недостатки другими качествами.

Возражали нам, что некоторые индивидуумы могут захотеть взяться за труд, который они неспособны выполнить. Но, ведь, группирование не будет происходить вслепую, и так как солидарность и общественная жизнь будут в будущем обществе очень развиты, то связи между людьми увеличатся, и ассоциации будут образовываться главным образом между теми, которые будут хорошо знать друг друга. Всякий, входящий в какую-либо группу, будет по крайней мере известен некоторым.

Вследствие этого ошибок будет значительно меньше, и кроме того, всякому известно, что человек хорошо делает только то, что делает добровольно. Самый факт, что кто-нибудь ищет такого-то труда, а не иного, указывает на то, что он чувствует способность его выполнить.

В случае, если бы он ошибся в своих способностях, сотоварищи не оставили бы его своими советами; а если бы его неумелость была слишком очевидна, то бесплодность его усилий заставит его скорее, чем что либо другое, не продолжать ту же работу.

Следовательно, труд может выполняться без споров, без тревог, без взаимного озлобления, к удовлетворению всех. Достаточно поставить людей в условия совершенной свободы и равенства, чтобы получить гармонию, эту идеальную цель человечества.

Если по той или другой причине, один или несколько человек не смогут оставаться в группе, ими самими выбранной, то, как мы видели, ничто их в ней не удержит; они будут свободны из нее выйти и вступить в группу, которая лучше соответствовала бы их новым воззрениям. От ухода одного монаха обитель не опустеет, говорит пословица, и это верно относительно какой угодно группы людей.

Если случайно не нашлось бы группы, отвечающей стремлениям отдельного индивидуума, то ему пришлось бы искать других, способных его понять, испытать самим его стремления и помочь ему в осуществлении его идеала.

Всякий образ мыслей, всякий характер, лишь бы он не был совершенно эксцентричным, всегда находит сходных себе. Эксцентричные характеры составляют исключение, и общество создано, или по крайней мере должно быть создано, только для характеров, склонных к общественности. Следовательно, из-за ненормальных явлений, якобы имеющих препятствовать будущей организации, не будет надобности создавать исключительные законы. Впрочем, всякий, кто хочет жить, должен подчиняться необходимости. Правда, не будет хозяина, который бы ему приказывал, но его существование возможно только при посредстве ассоциации с другими. Если он хочет погибнуть, он в этом свободен, но если он хочет жить, то может это сделать только, найдя товарищей. Солидарность есть одно из естественных условий существования, и мы в этом следуем указаниям природы.

Итак, то, что мы только что сказали относительно постройки какого-либо здания, может быть приложено ко всем отраслям человеческой деятельности, начиная с самого колоссального труда и кончая самым простейшим из производств. Самая полная свобода — вот единственный двигатель человеческой деятельности с его двумя следствиями: равенством и солидарностью.

«Нужны ангелы», говорят нам, «чтобы подобная организация была бы возможна. Человек слишком дурен, им нужно управлять при помощи палки».

Человек не ангел, его прошедшее доказывает нам это и, конечно, в один день он не изменится; изменение социальных учреждений, если оно произойдет внезапно, не сможет его моментально изменить и превратить в мыслителя, не делающего ошибок, и свободного от заблуждений. Наука разрушила веру в талисманы.

Но в первых главах этой книги мы показали, как понимаем мы эволюцию и революцию, и мы думаем, что достаточно выяснили, что одна не возможна без другой. Если человек развивается настолько, что изменяет свою среду, то почему не продолжал бы он прогрессировать в среде, благоприятствующей его прогрессу?

На место современного общества, грубо эгоистичного, в котором всегда перед истощенным рабочим встает страшный вопрос, так часто неразрешимый для него: «что я буду есть завтра», на место этого общества, в котором «борьба за существование» в самом скверном своем значении происходит между всеми, без отдыха и передышки — создается общество, основанное на солидарности интересов, в котором не будет притеснения; общество, в котором человек получит удовлетворение всех своих потребностей, будучи обязан отдать в возврат только часть своей деятельности.

И нет причин, почему бы люди не могли понять друг друга? Правда, человек эгоистичен и честолюбив, но научите его, что эгоисту выгодно быть солидарным с другими эгоистами, выгодно соединиться с ними, вместо того, чтобы враждовать, и вы сделаете людей солидарными. Уничтожьте то, что может льстить их честолюбию, удовлетворять и поддерживать их стремление к господству; сделайте так, чтобы они не могли подняться над толпой и навязывать ей свою волю, и тогда в этой массе людей, которые будучи взяты в отдельности, имеют все недостатки, вытекающие из скверного воспитания, наследства общества, испорченного до мозга костей, проявятся смелые и благородные идеи, самоотвержение и энтузиазм, благодаря которым, как мы видели в прошлых революциях, люди в лохмотьях способны стоять на страже с оружием в руках, охранять миллионы, отнятые у них в виде налогов, сберегая их благоговейно для тех, кто впоследствии воспользуется этими миллионами для обращения в рабство их же самих. Такой образ действия, может быть, не заслуживает одобрения, но из него мы видим, что в периоды борьбы можно рассчитывать на великодушие массы.

Нам постоянно твердят об эволюции. Но ведь мы знаем хорошо, что необходимо, чтобы эволюция произошла в умах прежде, чем совершится в действительности, и знаем также, что идея, как бы ни была логична, не может быть навязана массе, если та не подготовлена к пониманию ее; что каждый должен пытаться способствовать этой эволюции, пропагандируя свои идеи так, как он их понимает, для того, чтобы грядущая революция не застала бы нас врасплох.

Что же касается того дня, когда свершится революция, то тогда мы применяя на практике наши идеи, пригласим наших товарищей по несчастью последовать нашему примеру. Если они пойдут за нами, значит эволюция произошла: если вместо того чтобы нам подражать, они станут повиноваться тем, кто обманывает их, желая их эксплуатировать и будут стрелять в нас, — значит эволюция не произошла и, тогда мы, конечно, падем под ударами власти, которая будет установлена совершающейся революцией. Но даже тем немногим, что нами будет сделано, идеи наши будут брошены в жизнь.

Когда рабочие, подпав под иго новых господ, которые примутся их эксплуатировать по прежнему, догадаются, что они еще раз вынули каштаны из огня для кучки интриганов, они пораздумают и признают, что мы были правы, когда говорили им, что не нужно подчиняться господам. Если деятельность анархистов во время борьбы будет понятна рабочим, то они смогут увлечь за собою толпу, если они будут побеждены, эволюция будет продолжаться в направлении их главной мысли, и подготовится новая революция для ее осуществления.