ГЛАВА XII. Эгоизм. — Альтруизм.

После аргументации необходимости существования избранного меньшинства защитники буржуазного строя чаще всего выдвигают личный эгоизм, чтобы оправдать частную собственность и необходимость власти для поддержания порядка в эгоистическом обществе.

По их мнению, человек — эгоист и действует только под влиянием чувств чисто личной выгоды.

Если общество не предоставит человеку возможности сохранять для себя, накоплять и передавать кому он захочет, все то, что он достает трудом, то этим уничтожается двигательная пружина всякой инициативы, всякого труда.

В тот день, когда у отдельных индивидуумов будет отнята возможность накоплять капиталы, они не будут больше работать, и тогда не останется ничего, ни общества, ни прогресса.

Наши буржуа слишком хорошо сознают свои интересы, чтобы доводить эту теорию до крайних выводов! Это угрожало бы всей их социальной системе, и вот почему они нам говорят:

«Человек по своей природе эгоист и нет средства, чтобы его переделать. С другой стороны, общество, которому мы служим самым прекрасным украшением, для того, чтобы правильно функционировать, требует от части индивидуумов много самоотречения, много самопожертвования. Если вы согласны, мы поладим, одни будут управлять и эксплуатировать других и будут иметь возможность развивать спокойно свой эгоизм, ибо у них будут на это средства; другие, которые будут управляемы и эксплуатируемы, обязаны будут проявлять наисовершеннейшее самоотречение и покоряться тому, что первые от них потребуют. Только такой ценой возможно общество».

Потому-то первой заботой всех религий была проповедь уважения к господам, смирения личности, самопожертвования и самоотречения; проповедь самопожертвования за ближних, отечество и общество, ради того, чтобы подготовить пришествие буржуазии!

Затем явилась удивительная порода людей, называемых моралистами, и стала доказывать, что общество возможно и прочно только при условии, если отдельная личность пожертвует собою общему счастью, откажется от самостоятельности и согласится быть связываемой во всех своих движениях. Конечно, невежды и неимущие поняли это буквально, и вот уже тысячи лет, как они позволяют себя стричь, считая, что этим они приносят пользу человеческому роду. Имущим, менее наивным, осталось только пользоваться и эксплуатировать эти хорошие чувства. Но каждое действие вызывает противодействие. Явились другие и стали доказывать, что так как эгоизм заложен в самую глубину человеческой природы, то человек только тогда найдет свое счастье, когда общество позволит ему думать только о себе, направлять все свои поступки и рассуждения на культивирование своего я, сделавшегося божеством, которому должно всем жертвовать.

Эта теория, распространена среди многих молодых представителей литературы, и они изо всей силы приписываемой себе интеллигентности презирают чернь, стоящую так низко в их глазах, и дошли до того, что стали проповедывать род аристократического анархизма, который при нескольких сотнях тысяч франков ренты, примирился бы с современным обществом.

Ненавидя самоотречение и смирение, проповедываемые христианством и буржуазной моралью, часть анархистов под этой новой формулой полагала найти выражение истины, и результатом явилась полемика между сторонниками того, что называют «эгоизм» и того, что называют «альтруизмом». Были пролиты потоки чернил, чтобы объяснить эти два термина, нагромождались софизмы на софизмы, высказывалось много бессмыслицы — и все для того, чтобы доказать, что каждый из этих терминов должен быть исключительным двигателем человеческой личности.

Сообразно с излюбленными мотивами защитники эгоизма упрекали анархический коммунизм в том, что анархическая идея для своего осуществления требуют слишком много альтруизма от отдельных индивидуумов, что возможность такого общества предполагает совершенных людей, которых не существует, что человек по своей натуре не склонен жертвовать собой для других, что он должен делать только то, что он считает полезным для своего развития. Защитники альтруизма говорили анархистам: Требуя полной свободы личности, превознося дух индивидуализма — вы толкаете людей к полному эгоизму; ваше общество не будет прочно, ибо вы забываете, что для своего существования общество нуждается в взаимных жертвах, что часто личная инициатива должна отступать и стушеваться перед общей пользой. Ваше общество будет царством грубой силы, господством сильных над слабыми. В нем будет вечный разлад.

Вот до каких глупостей можно договориться, если смотреть на вещи с одной стороны. Человек — существо сложное и не поступает под влиянием какого-нибудь одного чувства, но может быть побуждаем разного рода ощущениями, обстоятельствами, психическими, физическими и химическими влияниями сразу, при чем не отдает себе отчета, каким импульсом был вызван тот или другой его поступок.

Если бы человек действовал только под влиянием эгоизма, современное общество не существовало бы ни одной минуты, ибо, требуя величайших жертв от тех, которые лишены всего, в то время, как перед их глазами выставляется роскошь богачей, имущие классы должны были пробудить какие-то иные чувства для того, чтобы получить силу для поддержки своего строя, который они были бы бессильны защитить, если были бы предоставлены только самим себе. Но одинаково ошибаются и те, которые проповедывают нам самопожертвование и самоотречение, ибо если человеку и случится забыть о себе, чтобы притти на помощь ближним, то это может быть только порывами, но не постоянно.

Именно та вредная теория, заложенная в основу христианства, упрочила царство власти, заставляя людей покоряться эксплуатации власть имущих, якобы посланных Богом, и приучая их страдать на этой земле для того, чтобы получить блаженство на небе.

Человек не животное, описанное теоретиками эгоизма, но он также и не ангел, каким его хотят видеть альтруисты, и если бы он им был, это могло бы быть ему только вредным, потому что лучшие приносились бы в жертву худшим. Если бы индивидуумы должны были жертвовать собою, то в конечном счете выиграли бы от такого положения вещей и пережили бы других те, кто думает только о своей собственной личности. Индивидуум не должен жертвовать собою кому бы то ни было, точно также, как он не имеет права требовать жертвы от другого. Вот что забывают и что освещает вопрос совершенно иначе. Человек самым фактом своего существования имеет право жить, развиваться и эволюционировать. Привиллегированные могут оспаривать у него это право, могут ему его ограничить, но чем более индивидуум делается сознательным, тем более начинает понимать он, как пользоваться своим правом, тем сильнее рвется он из наложенных на него оков.

Если бы индивидуум был один в целом мире, он имел бы право пользоваться и даже злоупотреблять всеми своими правами, наслаждаться всеми произведениями природы без всякого исключения и ограничения, заботясь лишь о возможных последствиях такого злоупотребления. Но индивидуум не единичная величина, он не существует один; таких, как он, больше миллиарда, и все они противопоставлены на земле лицом друг к другу, с равноценными, если не одинаковыми, способностями и с твердым желанием пользоваться своим правом на жизнь. Проповедь индивидуалистами культа нашего «Я» и провозглашение ими индивидуума единичною величиною относятся к области трансцедентальной метафизики, которая представляет из себя такой же абсурд, как Бог, выдуманный священниками.

Индивидуум имеет право на удовлетворение всех своих потребностей, на полное развитие всей своей индивидуальности, но так как он не один на земле и право одного также неотъемлемо, как и право другого, то очевидно, что есть только два решения как осуществить эти различные права: война или ассоциация.

Но человеческий разум редко останавливается на категорических решениях. Обстоятельства, впрочем, увлекают индивидуумов прежде, чем у них будет время осмыслить свои поступки, и только потом, когда события минуют, они пытаются извлечь из них философию.

Между различными правами людей возникали столкновения в перемежку с попытками солидарности. Человечество убедилось в том, что солидарность была бы ему полезна, но жестокий эгоизм некоторых, видящих только личную пользу, но не зло, приносимое ею, помешал человечеству свободно эволюционировать к полной солидарности. Постоянное состояние борьбы поддерживалось в обществах, которые сами по себе явились началом практической солидарности. И вот сотни веков — чтобы говорить только об историческом периоде — продолжается это смешанное состояние борьбы и солидарности; вот тысячи лет, как волею меньшинства, которому одному выгодно это положение вещей, и которое хотело бы его продлить до бесконечности, ми боремся друг с другом, создавая самые прекрасные мечты о братстве; как имущие классы эксплуатируют неимущих, проповедывая солидарность, преданность, любовь к ближнему.

Но те, которые страдают, задались вопросом, зачем им продолжать поддерживать паразитов и просить, как милостыню, то, что произведено их трудом? Их мозг развился, они размышляли о причинах своей нищеты и поняли, что для того, чтобы выйти из нее, они должны соединить вместе свои усилия, и что счастье каждого возможно только при счастьи всех, в осуществлении полной солидарности.

Они поняли еще, что та власть, которую им представляют как попечительную опеку над противоположными интересами, установленную для того, чтобы помешать борьбе сделаться более жестокой, была, напротив, только средством в руках паразитов, чтобы увековечить состояние борьбы, и упрочить навсегда свой паразитизм — и вот почему, провозглашая право на существование для каждого индивидуума, они провозглашают единовременно самую полную его свободу, ибо одно не идет без другого; существование не может быть полным без его следствия — свободы. Некоторые защитники буржуазного строя принуждены сознаться, что их счастье в современном обществе не полно и не цельно, что оно омрачено в самом корне мыслью, что имеются рядом с ними существа, которые томятся и страдают, чтобы доставить им благосостояние. Всякий интеллигентный буржуа вынужден согласиться, что общество дурно устроено, и аргументы, которые они выставляют в защиту общества, не представляют уже собою высокомерного, определенного доказательства, но скорее начало оправдания, под предлогом, что лучшее еще не найдено, что результатом резкого переворота явится неизвестность. Система, которая доведена до этого, уже осуждена, у нея есть сознание своего собственного позора.

Индивидуум не должен соглашаться на стеснения своего развития, он не должен выносить иго власти, каков бы ни был предлог, на который она опирается. Он один может судить, в чем он нуждается, на что он способен, и что может быть вредно для него. Когда он хорошо поймет, сколько он сам стоит, он поймет, что каждый индивидуум имеет свою личную ценность и право на равную с другими свободу, на равное развитие. Научившись внушать уважение к своей индивидуальности, он научится уважать таковую же у других.

Пусть люди поймут, что если они не должны подчиняться ничьей власти, они не имеют и права навязывать свою, так как зло, причиненное другому, может обратиться против зачинщика. Рассудок должен объяснить индивидуумам, что сила, затраченная на отнятие у другого индивидуума части его счастья, равно потеряна для обоих соперников.

Обвиняют анархистов в том, что они создали ложный идеал человеческого рода и что они вообразили себе человека исключительно добрым, без недостатков, способным на всякую самоотверженность, и что они на этом построили несбыточное общество, которое смогло бы существовать только при условии самоотречения каждого ради общего счастья.

Это глубокое заблуждение; именно сами буржуа и сторонники власти не знают человеческой природы, ибо доказывают, что человек может ужиться в обществе только при твердой дисциплине, под давлением вооруженной силы, всегда стоящей наготове.

Чтобы осуществить эту власть и набирать эту вооруженную силу, им нужны были бы существа, абсолютно безгрешные, ангелы, о которых якобы мечтают анархисты.

По их мнению, природа человека низменна; нужны железные розги, чтобы ее дисциплинировать, и они хотят вложить эти розги в руки людей. Какая бессмысленность! Человек — это не ангел, каким якобы его рисуют анархисты, но он и не жестокое животное, каким его описывают сторонники власти. Человек — существо, способное усовершенствоваться, и имеет свои недостатки, но также и свои хорошие качества; организуйте социальный строй, который ему позволил бы применять эти качества и парализовал бы его недостатки, или в котором проявление их влекло бы за собой наказание. В особенности сделайте же так, чтобы этот социальный строй не нуждался в учреждениях, где эти недостатки могли бы найти оружие для угнетения других, и вы увидите, что люди умеют друг другу помогать без принудительной силы.