В знак признательности

Предложения написать мемуары сыпались на меня на протяжении всей жизни чуть ли не с рождения. Но я никогда не обращала на них должного внимания. Я жила такой насыщенной жизнью — зачем ещё и писать о ней? Другая причина моего нежелания состояла в убеждённости в том, что о своей жизни нужно писать, только когда ты уже вышел из её бурного потока. «Когда человек достигает того философского возраста, — говорила я своим друзьям, — когда он может взглянуть на трагедии и комедии жизни беспристрастно и отвлечённо — особенно на свою собственную жизнь, — тогда он готов создать стоящую автобиографию». Годы шли, а я всё ещё чувствовала себя юной и не считала себя достаточно компетентной, чтобы справиться с такой задачей. Более того, мне всегда не хватало необходимого свободного времени для сосредоточенной работы.

Моя вынужденная бездеятельность в Европе дала мне достаточно времени для чтения, в том числе биографий и автобиографий. К своему замешательству, я поняла, что преклонный возраст, далёкий от мудрости и зрелости, зачастую чреват дряхлостью, узколобостью и мелочной злопамятностью. Я не хотела дойти до такой катастрофы и начала серьёзно задумываться об описании своей жизни.

Огромная сложность, с которой я столкнулась, состояла в недостатке исторических данных для работы. Почти всё, что касается книг, переписки и подобных материалов, которые у меня накопились за тридцать пять лет жизни в Соединённых Штатах, были конфискованы рейдерами из Министерства Юстиции, и обратно я их не получила. У меня не было даже личной подшивки журнала Mother Earth («Родная земля»), который я издавала двенадцать лет. Я не видела решения для этой проблемы. Будучи скептиком, я недооценила магическую силу дружбы, которая так часто сворачивала горы в моей жизни. Мои закадычные друзья Леонард Д. Эббот1, Агнес Инглис, Уоррен Ван Валькенбург и другие вскоре пристыдили меня за эти сомнения. Агнес, основательница Библиотеки им. Лабади в Детройте, в которой собрана богатейшая коллекция радикальных и революционных материалов в Америке, с присущей ей готовностью пришла мне на помощь. Леонард помог со своей стороны, а Ван проводил всё своё свободное время за исследовательской работой для меня.

Что касается данных по Европе, я знала, что могу обратиться к двум лучшим историкам в наших рядах: Максу Неттлау и Рудольфу Рокеру. С такой командой помощников больше не нужно было ни о чём волноваться.

И всё же я переживала. Мне нужно было что-то такое, что помогло бы вернуться в атмосферу своей личной жизни: вспомнить события, мелкие и значимые, которые задевали меня эмоционально. На помощь пришла моя старая слабость: настоящие горы писем, которые я когда-то писала. Меня часто упрекал Саша, также известный как Александр Беркман, и другие товарищи за склонность растекаться мыслью по древу в письмах. Именно благодаря этой иногда излишней особенности мне удалось воспроизвести настоящую атмосферу прошедших дней. Бен Рейтман2, Бен Кейпс3, Яков Марголис4, Агнес Инглис, Гарри Вайнбергер5, Ван, мой романтичный поклонник Леон Басс6 и десятки других друзей с готовностью ответили на мою просьбу выслать мне мои письма. Моя племянница, Стелла Бэллантин, сохранила всё, что я ей писала во время своего заключения в тюрьме Миссури. Она и моя дорогая подруга Элеонора Фицджеральд также сохранили мои письма из России. В общем, вскоре я стала обладательницей более тысячи образцов своих эпистолярных извержений. Признаюсь, что было больно читать большинство из них, поскольку нигде человек не проявляет себя так глубоко, как в личной переписке. Но для моей цели они обладали высочайшей ценностью.

С этим багажом я выехала в Сен-Тропе, живописную рыбацкую деревушку на юге Франции, в компании Эмили Холмс Коулмэн7, которая намеревалась быть моим секретарём. Деми, как её обычно называли, была дикой лесной феей с взрывным характером. Но вместе с тем она была нежнейшим созданием, лишённым коварства и злопамятства. Она была, в сущности, поэтессой, чувствительной и с развитым воображением. Мой мир идей был ей чужд, несмотря на то, что она была бунтаркой и анархисткой от природы. Мы яростно ссорились, часто до того, что хотели искупать друг друга в заливе Сен-Тропе. Но это было ничто по сравнению с её очарованием, глубоким интересом к моей работе и прекрасным пониманием моих внутренних противоречий.

Мне всегда было нелегко писать, а эта работа была не просто текстом. Мне пришлось пережить ещё раз своё давно забытое прошлое, восстановить воспоминания, которые я не хотела доставать из глубин сознания. Будущая книга заставляла меня сомневаться в моих творческих способностях, вызывала депрессию и уныние. На протяжении всего времени Деми держалась молодцом, а её воодушевление обеспечило комфорт и вдохновение в первый год моей работы.

В целом мне очень повезло с количеством и преданностью друзей, которые прилагали усилия, чтобы облегчить работу над книгой «Проживая свою жизнь». Пегги Гуггенхайм8 первой предложила создать фонд, чтобы избавить меня от материальных забот. Другие друзья и товарищи последовали её примеру, не скупясь на деньги из своих личных ограниченных средств. Мириам Лернер9, молодая подруга из Америки, предложила заменить Деми, когда той пришлось уехать в Англию. Дороти Марш, Бетти Маркова и Эмми Экштейн бескорыстно напечатали часть моей рукописи. Артур Леонард Росс, добрейший и щедрейший человек, неутомимо выступал моим законным представителем и советником. Как такой дружбе вообще можно воздать должное?

А Саша? Меня посещали бесконечные опасения, когда мы начали проверять рукопись. Я боялась, что он может возмутиться, когда увидит себя в ней таким, каким я его воспринимала. Я задавалась вопросом, сможет ли он быть достаточно отстранённым, достаточно объективным для такой работы? Это имело большое значение, поскольку он играл важную роль в моей жизненной истории. Полтора года Саша работал бок о бок со мной, как в старые времена. Конечно, он был критичным, но всегда в лучшем расположении духа. Именно Саша и предложил название «Проживая свою жизнь».

То, как я прожила свою жизнь, полностью зависело от тех, кто в ней появлялся, надолго или на некоторое время, и исчезал. Их любовь, а также их ненависть способствовали тому, чтобы моя история стала заслуживающей внимания.

«Проживая свою жизнь» — это моё воздаяние и моя благодарность им всем.

Эмма Гольдман

Сен-Тропе, ФранцияЯнварь 1931 года