15. Поворот на 180 градусов

Частичная реорганизация

В апреле 1977 года произошло знаменательное событие в истории США. Президент наконец-то призвал самых крупных в мире производителей энергии реалистически взглянуть на будущее. Обращаясь к американскому народу и Конгрессу, президент Картер объяснил необходимость принятия всеобъемлющей энергетической политики и обрисовал ее основные положения [1]. Следовало направить общественную мысль в новом направлении, в соответствии с возникшей ситуацией. Сознавая очевидную несостоятельность страны из-за продолжающейся эскалации потребления энергии, президент Картер призвал к политике энергосбережения.

В тот момент сознание президента находилось в состоянии смены парадигм. Ему было тяжело убедить своих соотечественников в том, что дефицит энергии — это реальность, а не просто результат заговора нефтяных компаний или каких-либо других групп, наживающихся на иллюзорной проблеме. Послание было несколько завуалировано, по-видимому, для того, чтобы смягчить необходимость принятия радикальных мер населением, нежелательная реакция со стороны которого могла бы ухудшить ситуацию.

Согласно американской традиции, выступления президентов должны быть радикальными, т.е. призывать к неким радикальным переменам в устоявшемся образе жизни. Некоторые представители массмедиа по вполне понятным причинам приравняли выступление президента к речи Уинстона Черчилля в 1940 году, в которой он предсказывал британцам "долгий период кровавого труда, пота и слез". В некотором смысле, сравнение было верным. Мир давно уже ждал прихода лидера, способного повторить смелые шаги британского премьер-министра, предпринятые в дни Второй мировой войны. Чувствуя обеспокоенность за судьбу британского народа, Черчилль отказался от обычной политической демагогии, и был вознагражден за это отчаянной храбростью и самопожертвованием британцев.

Тридцать семь лет спустя, провозглашая реализм как основу своей политики, президент Картер поступил так же. Он объяснил Конгрессу, что не будет произносить "вдохновляющие речи" и не ждет аплодисментов. И все-таки, он не полностью воспринял новую реальность и не отбросил миф о безграничных возможностях. Иначе и не могло быть, учитывая долгую традицию представителей Белого дома произносить оптимистические речи. Как заявил президент, у него есть "честный, сбалансированный и эффективный план, который обеспечит лучшую жизнь американскому народу".

Традиционное мышление

Президент дал понять, что американские проблемы являются частью мировых проблем. Обращаясь к Конгрессу, он заметил, что "в 80-х годах иностранная нефть может стать дефицитом". Однако далее он перешел к росту торгового дефицита, как если бы дефицит являлся причиной, а не следствием тяжелого положения. "Мы импортировали в прошлом году нефти на сумму, превышающую 35 млрд долларов, — заявил он, — а в этом году потратим на нее и того больше. Пришло время подвести черту".

Г-н Картер не полностью воспринял экологическую парадигму. Он пошел на поводу у Конгресса, согласившись с тем, что торговый дефицит от импорта нефти стал источником уязвимости национальной экономики. Гораздо опаснее был дальнейший рост населения и возникновение еще более безжалостной конкуренции, но об этом президент умолчал. Соперничество за остатки ископаемого топлива было лишь следствием более фундаментальной проблемы.

Яростное соперничество во всех сферах жизни ("война всех против всех", как это предсказывал Томас Гоббс) — это тот ужас, который мы сообща должны предупредить. Постоянное упоминание президентом о необходимости справедливо распределять бремя среди граждан указывало на то, что он разделяет опасность, которую предсказывал Гоббс. Его мышление и планы реформирования экономики только начинали подстраиваться под экологическую парадигму.

Это было смелое выступление, несмотря на призывы вести "бизнес как всегда" и игнорирование "надвигающейся катастрофы". Всего за шесть лет до этого выступления, Американский институт нефти потратил 4 млн долларов на кампанию по телевидению и в прессе под лозунгом: "Страна, которая движется благодаря нефти, не может позволить себе иметь пустой бензобак" [2]. Казалось, что администрация президента понимает, что страна (а заодно и весь мир) не может рассчитывать на вечное движение.

Однако повторю: президент пошел не до конца. Национальный лидер, полностью освободившийся от старой парадигмы, унаследованной от Эпохи Изобилия, должен был бы предупредить электорат о большей, чем энергетическая катастрофа, опасности: все более случайным манипуляциям со стороны неподконтрольных сил — не обязательно в результате прихода тиранов или нечистоплотных политиков — а просто потому что на Земле будет больше людей, больше прожорливой техники и больше мусора, заполняющих ограниченное пространство.

Переходный характер речи президента стал очевиден, когда он объяснил, что "кроме энергосбережения, второй нашей главной задачей будет производство и рациональное ценообразование". Он продолжал использовать традиционное понятие "производства", говорил о добыче ископаемого топлива и т.п. Призывая к рациональной системе цен на топливо, которая должна была способствовать уменьшению потерь и стимулировать "новое производство", он не понимал, что реальный смысл "нового производства" заключается в ускоренном выкачивании ресурсов, дальнейшем использовании метода, который уже привел нас к плачевной ситуации (обеспечив лишь временное повышение несущей способности). Его план перехода от дефицита нефти и природного газа к "большим запасам" угля представлял собой, в лучшем случае, временное решение (о чем он, вероятно, знал). Это был простой переход от дефицитных залежей к менее дефицитным.

Устаревшие представления

Приверженцы старой парадигмы изобилия скептически восприняли смелое выступление президента Картера. Лидер сенатского меньшинства, Говард Бейкер из шт. Теннесси, в интервью Эй-Би-Си сразу же после выступления, сказал следующее:

Единственно, что действительно беспокоит меня в предложении президента, это то, что мы сдаем позиции. Мы отказываемся от веры в самих себя. А ведь вера в себя — это традиционно американский подход к проблемам. Мы сами можем открыть новые запасы нефти и газа, мы сами можем изобрести новые технологии для покрытия потребностей этой страны в энергии, и я не хочу сдаваться. Я не намерен распределять дефицит равномерно среди населения, и я против большого налога на нефть, или на газ, или на бензин для покрытия наших потребностей. Что касается нефтяной и газовой промышленности, то из правительственного отчета по геологической разведке за 1975 год я узнал, что в недрах Соединенных Штатов, возможно, находится не меньше нефти, чем та, которую уже обнаружили. И я не вижу никаких инициатив в предложении президента, способствующих геологической разведке и разработке новых месторождений [3].

Ясно, что сенатор Бейкер не был знаком с новой парадигмой. Он не понимал, что инициативы по "разведке и разработке" еще неоткрытых месторождений означают продолжение образа жизни, построенного на трагически бездумной "охоте и собирательстве", к которому нас приучила Промышленная Революция. Лидеру сенатского меньшинства идея конечности мира была чужда, поэтому он заключил словами: "Я не думаю, что мы должны согласиться с мрачной картиной будущего, нарисованной президентом".

Такую же близорукость проявил и председатель Республиканского национального комитета, охарактеризовавший речь президента как "анти-потребительскую". Он сказал:

Программа президента будет сдерживать производство. Главный упор делается на энергосбережение путем повышения налогов, что приведет к понижению спроса среди населения, и я думаю, что это очень несправедливый и очень опасный путь для нахождения решений в области энергетики. Фактически, президент говорит: давайте решим проблему, ограничив рост, введем государственные налоги, но не будем затрагивать основные проблемы производства. Но американцы привыкли по-другому решать проблемы: привлекать творческий гений и повышать производительность [4].

Такие призывы к традиционно американскому способу решения проблем свидетельствуют о непонимании условий постэкзуберантного мира. Традиции Эпохи Изобилия уже исчерпали себя. Лидеры политической оппозиции оказались невосприимчивы к серьезности ситуации. Они не понимали, что человечество уже превысило несущую способность и продолжает нещадно выкачивать последние ресурсы. Но они хотели большего. Мышление их было утопическим, а предлагаемые "решения" только усугубляли наше положение.

Вопросы старому миру

Суть проблемы останется не затронутой, если проблему пытаться решить с помощью "повышения производительности". Как уже неоднократно говорилось, игнорирование главной причины нашего положения только усугубляет его. Обсуждать надо не только необходимость сохранения ресурсов, но и каким образом человеческие существа способствуют наступлению катастрофы. Могут ли наши попытки предотвратить катастрофу на самом деле только приблизить ее?

Люди, придерживающиеся устаревшей парадигмы, не признают пределов конечного мира; по их мнению, только происки врагов могут помешать нам реализовать долгосрочные планы. Эти люди готовы взяться за оружие для разрешения своих проблем — проблем, которые оружие более не в силах разрешить. И этим они лишь отягощают свою участь.

Если напротив, вооружившись новой парадигмой, мы осознаем истинные причины происходящего, тогда у нас есть шанс задержать волну дегуманизации. Эти усилия не "приведут к лучшей жизни", но смягчат тяжелые времена. Для того чтобы понять, что же действительно необходимо сделать, следует задать себе несколько очень непростых вопросов. Они откроют нам гораздо больше горизонтов, чем близорукие политические "решения".

(1) Первый и самый фундаментальный вопрос, по-видимому, следующий: можем ли мы жить не как сапрофиты? Способно ли человечество постепенно отказаться от ископаемого топлива как источника энергии?

Более острого вопроса, направленного против всей практики сегодняшней жизни, по-видимому, нет. Условия постэкзуберантного мира требуют от нас гораздо более радикальных перемен, чем простой переход от дефицитной нефти к "богатейшим залежам угля, с некоторой долей ядерной энергии", о чем говорил президент [5].

Первой реакцией на энергетический кризис конца 70-х было увеличение добычи угля. В 1977 году, не только Конгресс и жадная до скандалов пресса, но даже разделяющий принципы энергосбережения министр иностранных дел Сесил Андрус обвинили нефтяные и газовые компании в "экономии" некоторых природных запасов вместо скорейшей их "разработки". Во время забастовки шахтеров 1978 года жители Среднего запада заволновались по поводу быстрого расходования угля, но лишь немногие осознали свою зависимость от запасов, оставшихся под землей. Привыкшие не замечать своей расточительности, американцы облегченно вздохнули, когда шахтеры вернулись на работу для "восполнения ресурсов".

Напротив, президенту и Конгрессу следовало радикально пересмотреть отношение к ископаемому топливу на национальном уровне. Пришло время признать, что самое мудрое "использование" угля и нефти — это оставить их под землей в качестве надежного хранилища главного загрязнителя атмосферы (углерода). В результате хищнического использования ископаемого топлива мы не только поддерживали демографический взрыв, но и действовали встречно эволюции, подготовившей атмосферу для дыхания животных (и человека). Сотни миллионов лет эволюции привели к созданию атмосферы, богатой кислородом и практически свободной от углерода, а также создали водный баланс между атмосферой, снеговыми шапками гор и океанами.

Сегодня человечество разрушает то, что создавалось миллионами лет. Человеческие действия уже привели к значительному изменению содержания CO2 и пылевых частиц в атмосфере. Это влечет за собой изменение мирового климата и серьезное понижение урожайности земли. Избыток CO2 может привести к таянию ледяного покрова на полюсах и, как следствие, к повышению уровня океана с катастрофическими последствиями для людей, проживающих вблизи моря. С другой стороны, избыток пыли может экранировать солнечное излучение и спровоцировать приход нового ледникового периода; истощение запасов топлива сделает совершенно невозможной адаптацию человека в этой ситуации [6]. Нам следует поддерживать Землю такой, какой она сформировалась к моменту появления на ней нашего вида Homo sapiens.

(2) Следующей фундаментальной проблемой для нас является признание невероятной сложности отношений человека с его средой обитания. Нам необходимо усвоить мудрость, которую завещал Алдо Леопольд (осознавший новую парадигму еще в 1933 г.), состоящую в том, что если цивилизации суждено сохраниться в будущем, это будет система "взаимозависимого сотрудничества между человеком, другими животными, растениями и почвой". Мы должны разделить убеждение Леопольда в том, что разрушение природного окружения — не просто досадный факт, но "причина несостоятельности целых народов, и он может повториться. Пока шесть девственных континентов ожидали плуга, переход на новое, неиспорченное место спасал людей от голода. Но нынешнее время "войн и отголосков войн" (он сказал это в год прихода Гитлера к власти) предвещает переполнение в будущем лучших участков Земли. Для нас крайне важно, чтобы наше доминирование на Земле не привело к саморазрушению" [7].

До конца своего существования на этой планете человек будет сталкиваться с необходимостью просветленного самоограничения, с этикой сохранения природы, как ее понимал Алдо Леопольд. В прошлом лидеры различных направлений — от утопических до диссидентских — наивно убеждали людей во вреде самоограничения. Их деструктивные советы, безусловно, следует отвергнуть.

(3) Если мы подойдем близко к пониманию вышеуказанных двух проблем, тогда станет ясно, что изобилие не может продолжаться в виду дефицита несущей способности. Этот факт, вероятно, такой же тревожный, как и факт истощения каменноугольных залежей. И этим фактам будут всячески противиться. Дебаты в Конгрессе по поводу предложенной президентом национальной энергетической политики показали, что население по-прежнему верит, что экономия энергии не затронет высокий американский уровень жизни. Было замечено (с ноткой зависти), что американский уровень жизни имеет место в Швеции и Западной Германии, несмотря на существенно меньшее (в два раза) потребление энергии на душу населения [8]. Американцы начали понимать, что, возможно, следует перейти на меньшие автомобили; высказывались надежды на разрешение проблем дефицита топлива благодаря повышению эффективности во всех областях техники.

В этом духе некоторые ученые предложили реформы по энергосбережению. В конце 1976 г. два физика составили список мер, позволяющие снизить потребление энергии американцами на 40% [9]. Однако в списке предлагались такие героические шаги, которые были не под силу ни населению, ни промышленности. Вот этот список:

a) электрические нагреватели должны быть заменены тепловыми насосами с коэффициентом использования 2,5 (т.е. способными "закачивать" в два с половиной раз больше энергии, чем сами потребляют);

b) коэффициент использования домашних кондиционеров воздуха должен увеличиться до 3,6;

c) домашние холодильники должны стать на 30% эффективнее;

d) подогрев воды в домах должен уменьшится наполовину;

e) теплоизоляция в домах должна улучшиться на 50%;

f) нагрузка домашних кондиционеров должна быть снижена за счет снижения объема фильтрации;

g) "полные энергетические системы" должны быть в половине всех многоквартирных домов и в одной трети всех коммерческих зданий54;

h) микроволновые печи должны быть в половине всех домов и коммерческих предприятий;

i) кондиционеры и холодильники в коммерческом секторе должны быть на 30 % эффективнее;

j) использование топлива для подогрева воды, освещения и подогрева коммерческих предприятий должно быть уменьшено вдвое;

k) улучшение изоляции коммерческих зданий для снижения потребности в кондиционировании на 10%, снижение мощности вентиляции наполовину и потерь тепла для снижения мощности кондиционеров еще на 15%;

l) улучшение менеджмента в промышленном секторе;

m) повышение эффективности использования топлива, электричества, тепла

и пара в промышленности; n) переработка утиля, состоящего из алюминиевых, железных и стальных компонентов;

o) использование органических отходов в качестве топлива;

p) уменьшение затрат на нефтеперегонных заводах, а также транспортных

и др. потерь при использовании природного газа; q) повышение экономичности использования топлива в автомобилях на 150%; r) снижение расхода топлива в других транспортных системах на 35%.

Список мер по повышению эффективности может показаться непреодолимым для страны, привыкшей к расточительству, однако два физика утверждают: уменьшение потребления энергии всего на 40% на 17 лет отодвинет расплату за нашу приверженность к ископаемому топливу. Это, несомненно, задержит приход нежелательного будущего и уменьшит темпы, с которыми мы обкрадываем своих потомков. Принятие указанных мер, по-видимому, необходимо, но, с другой стороны, оно создает иллюзию того, что повышение энергоэффективности с помощью инженерных инноваций позволяет "есть пирог и откладывать его на завтра" [10]. Такой ход мыслей характерен для техноутопистов.

(4) Истощение кажущихся площадей не только заставляет нас вводить строгие меры экономии, но и побуждает возвратиться к более простой жизни. Примем ли мы судьбу стоически? Или же будем громко "требовать принадлежащее нам по праву" у правительства? Лишь очень немногим представителям контркультуры, пытавшимся во времена вьетнамской войны отказаться от ненавистной им материалистической культуры, удалось создать сколько-нибудь жизненную альтернативу. Маловероятно, что человечество в целом сможет приспособиться к "де-индустриализации". Во всем мире остается сильное стремление к экономическому развитию и индустриализации.

Несмотря на все сказанное, понижение "уровня жизни" для некоторых людей может означать улучшение "качества жизни". Но такой переход легче обсуждать, чем практиковать.

(5) Мы не научимся жить скромнее, пока не освободимся от жажды иметь все больше и больше вещей. С помощью новой парадигмы мы начинаем постигать антиобщественный характер рекламы. Нам следует всячески препятствовать этой распаляющей страсти индустрии, возможно, даже легально ее отменить55. В перенаселенном мире с дефицитом ресурсов любая индустрия, занятая производством "все более совершенных" товаров, вне зависимости от ее статуса, это индустрия, повышающая фрустрацию в обществе; она только подстегивает отрицательные эмоции, которые выливаются в неизбежное соперничество за "лучший продукт".

Реклама не всегда занимала такое большое место в нашей жизни. Во времена американского "дикого Запада" рекламы вообще не существовало. Вполне возможно, что мы и сейчас сможем обойтись без этого насилия над нашими чувствами. Свобода убеждать людей в необходимости скорейшей добычи ресурсов не входила в американский Билль о Правах. Более того, это свобода самоубийствена, поскольку только подстегивает индустриальную экономику. Мы должны освободиться от этой напасти.

Будем трезво смотреть в будущее: от нас потребуются поистине революционные перемены. Необходимо радикально реорганизовать американское телевидение, радиовещание и прессу. И, конечно, мы натолкнемся на яростное сопротивление. В других странах, где средства массовой информации не финансируются только рекламой, перестройка может быть не такой болезненной. Но в Соединенных Штатах потребуется радикальное переосмысливание (если не полное изменение) Первой Поправки к Конституции (безусловная свобода слова и прессы). Пришло время признать, что данные свободы не дают права на безответственное подстрекание к разрушению окружающей среды. (Справедливости ради, отмечу, что когда Первая Поправка вступала в силу, Homo sapiens не пользовался столькими протезами.)

Homo sapiens — радикал?

Хватит ли у нас мудрости (о чем предполагает название нашего вида) внимательно отнестись к поставленным выше вопросам?

Новые требования адаптации к постэкзуберантной ситуации намного превосходят все, на чем строилось старое, доэкологическое, сознание. Даже те, кто называет себя "радикалами" или "революционерами" (в чисто политическом смысле), редко осознают глубину трагедии человека. Никто из "революционеров" не упоминает о перерасходе несущей способности. Миф о неограниченности природных ресурсов по-прежнему живет в их сознании.

Доморощенные революционеры представляют себя очень большими радикалами, предлагая освободиться от капиталистических отношений и заменить их отношениями социалистическими. Но и капитализм, и социализм способствуют непомерному разрастанию населения и хищнической добыче полезных ископаемых. В экологическом отношении между ними нет большой разницы. Предложения об изменении общества не будут радикальными по существу, если допускают выкачивание невозобновляемых ресурсов; нет ничего радикального в том, чтобы способствовать скорейшему приходу катастрофы [11].

Истинный радикал заметил бы, что публичные дебаты об энергетической политике следовало бы свести к вопросу: как ограничить доминирование человека над глобальным биотическим сообществом? Это доминирование стало чрезмерным, а потому весьма опасным. Первый раунд продолжался около полутора лет и закончился принятием гораздо более слабого законодательства, чем первоначально предлагалось администрацией Картера [12]. Тем временем, продолжающийся рост цен на нефть вызывал недовольство со стороны населения. На тяжелые вопросы (поставленные в данной главе) ответы так и не были получены. Дебаты, призванные каким-то образом приостановить саморазрушительный образ жизни Homo colossus, затихли. Конгресс и народ не привыкли рассматривать происходящее с экологической точки зрения и потому не смогли понять реальных причин ухудшения положения. Тех-ноутопические надежды, проявленные в большинстве дискуссий [13], по сути, увели от рассмотрения жизненно важных вопросов.

Главная проблема, не замечаемая политиками и большинством населения, состоит в том, способно ли человечество после двухсотлетней добычи ископаемого топлива, возвратиться к образу жизни, построенном на основе собственных усилий. Не исключено, что нас стало слишком много, чтобы такой поворот стал возможным. Смогут ли четыре миллиарда вернуться к устойчивому образу жизни56, опираясь лишь на сегодняшние возобновляемые ресурсы? Должны ли мы отказаться от развития? До какой степени? Как нам следует определять, кто и от чего должен отказаться? По каким стандартам равенства могут быть принесены такие жертвы?

Если даже обратный ход развития не поможет четырем миллиардам возвратиться к естественному существованию, тогда как, когда и с какой тяжестью человечество столкнется с вымиранием? Кто умрет в первую очередь, а кто проживет "нормальную" жизнь? Если катастрофа станет неизбежной, есть ли у нее альтернативные пути, и как нам их выбирать? Что следует предпринять, чтобы избежать самых бесчеловечных и ужасных вариантов?

Политики обходят стороной эти вопросы, и читатель теперь понимает почему. Будучи в сетях парадигмы "рога изобилия", одна часть населения сомневается в реальности "энергетического кризиса", а другая обсуждает новые способы получения энергии. Эти шаги, в конечном счете, только ухудшают наше положение.

Упрямое следование устаревшей парадигме превратило национальных лидеров и их электорат в людей, проспавших революцию. Они так и не заметили, насколько фундаментально изменился мир, и продолжают жить в Эпохе Изобилия. Пришло время каждому задуматься о судьбе человечества, превысившего несущую способность Земли. В своей книге я пытался показать, почему нельзя более игнорировать эту проблему.

Парадигма против парадигмы

Мир, человек и множество окружающих его проблем по-разному выглядят в экологической и традиционной (доэкологической) парадигмах [14]. Попытаемся выразить новую экологическую парадигму в нескольких ясно сформулированных положениях, а затем сравнить их с устаревшей парадигмой. Под экологической парадигмой понимаются следующие основные положения:

Е1. Homo sapiens — только один из множества биологических видов, входящих в биотические сообщества и находящий с ними в тесной взаимозависимости.

Е2. Социальная жизнь людей формируется в результате сложных переплетений причин и следствий (и обратных связей) в паутине жизни, в результате чего целенаправленные человеческие действия приводят ко многим нежелательным следствиям.

Е3. Мир, в котором мы живем, ограничен, т.е. существуют жесткие физические и биологические пределы, ограничивающие экономический рост, социальный прогресс и другие аспекты человеческой жизни.

Е4. Несмотря на изобретательность Homo sapiens или силу Homo colossus, позволяющие на некоторое время превзойти пределы несущей способности, за природой остается последнее слово.

56 Английский термин "sustainable" обычно переводится как "устойчивый" (что не вполне отражает его смысл). Следовало бы переводить его как "самоподдерживающийся". — Прим. перев.

Эти положения резко противоречат идеям, заложенным в западном сознании и сформировавшимся на протяжении 400 лет эпохи изобилия. Вот почему экологическая парадигма не воспринимается политиками и практически не оказывает никакого влияния на общество. За 400 лет процветания Homo sapiens самыми популярными и признанными стали следующие представления (парадигма Эпохи Изобилия):

Р1. Люди — хозяева своей судьбы; они существенно отличаются от всех других существ, над которыми имеют превосходство.

Р2. Люди могут всему научиться, и для них нет преград.

Р3. Люди всегда могут измениться, если в этом есть необходимость.

Р4. Люди всегда могут усовершенствовать свое окружение; история человечества — это история прогресса; у каждой проблемы свое решение, а прогресс никогда не прекращается.

Эти идеи казались такими самоочевидными, что вошли (в более изощренной форме) в традиционную парадигму и направляли труды большинства социологов. Для ученых, занимавшихся общественными науками, идеи Эпохи Изобилия приобрели особое значение, т.к. помогли гуманитарным дисциплинам завоевать признание в академической среде. Поскольку предполагаемая независимость человека от природы обуславливала независимость общественных дисциплин от биологии, борьба социологов имела явно выраженный анти-би-ологический уклон. Лишь сравнительно недавно некоторая (небольшая) часть социологов обратилась к солидному биологическому наследию, дабы развенчать веру в непрекращающееся изобилие.

Социологическая трактовка четырех популярных воззрений (Р1 — Р4) может быть изложена следующим образом:

551. Поскольку люди имеют культурное наследие, отличающееся (и дополняющее) свою генетическую наследственность, они не похожи на другие существа, обитающие на Земле.

552. Способность культуры изменяться почти беспредельна, и она изменяется гораздо быстрее, чем биологические черты.

553. Поскольку многие человеческие характеристики скорее обусловлены социально, чем генетически, их можно изменять социальным путем, а нежелательные черты устранять.

554. Кроме того, культурное наследие означает, что технический и социальный прогресс могут продолжаться беспредельно, и это в конце концов приведет к решению всех социальных проблем.

В приведенных выше популярных воззрениях (Р1 — Р4) есть элементы правды, а их социологическая версия (SS1 —SS4) придает им еще больший вес. Тем не менее, эти элементы подвержены опасному преувеличению. Для того чтобы справиться с условиями жизни в постэкзуберантном мире, нам следует критически отнестись к данным воззрениям.

(1) Мы видим, что люди действительно отличаются от других существ, однако не принципиально [15]. Наша культурная наследственность чрезвычайно важна; она развивается как реакция на требования со стороны процессов

отбора, хотя и не изменяет наш генотип. Однако неверным будет утверждение о том, что культура освобождает нас от принципов экологии.

(2) Несмотря на то, что люди способны обучаться, обучение не всегда ведет к положительным результатам; кроме того, мы иногда обучаемся не тому, чему надо. Наша культура изменяется, но не мгновенно, и не всегда в нужном направлении, согласующимся с будущими условиями. Привычки изменить очень сложно; культурная инерция слишком велика [16].

(3) Следует признать, что изменение идей, поступков и даже сексуальных отношений и других предположительно врожденных черт человека происходит только в условиях максимального стресса. Иногда даже перед лицом нужды люди не меняют своих привычек. Более того, даже когда люди (как индивидуумы) изменяются, это не обязательно влечет за собой изменение институтов. Социальная организация будет сопротивляться изменениям точно также как индивидуальные генетические наклонности индивидуума [17].

(4) Следует признать, что хотя люди и совершенствуют свое окружение, не все усовершенствования свободны от побочных эффектов. Эти "побочные эффекты" иногда могут перевесить преимущества "усовершенствований". Асуанская плотина в Египте, вызывающая болезни у местного населения и в то же время предупреждающая наводнения [18] может послужить хорошим примером; вспомним также о препарате талидомиде для снятия нежелательных симптомов при беременности, уродующем зародыш. Социальный или технологический прогресс часто сопровождаются побочными эффектами, которые вначале трудно заметить. Достижения прогресса в прошлом нельзя соотносить напрямую с нашими проблемами. Некритическая экстраполяция этих достижений без их тщательного анализа может приводить к ошибочным, и потому опасным, прогнозам.

Другими словами, в условиях постэкзуберантного мира мы не можем руководствоваться общепринятыми положениями Р1 — Р4. Нас также не должна устраивать их социальная трактовка SS1 — SS4. Напротив, мы должны рассматривать нашу ситуацию в терминах положений E1 — E4, но принимать их не как окончательные выводы, а лишь как почву для выработки совершенно новых решений.

Я рекомендую читателю использовать для изучения экологической парадигмы термины, приведенные в глоссарии, в конце книги. Должен, однако, предупредить читателя: он не обязательно найдет сразу очевидное решение. Ожидать, что принятие экологической парадигмы немедленно приведет к разрешению кризиса, значит думать утопически. Утопические ожидания — не лучший способ постижения экологической парадигмы; вспомним: они не помогли принять энергетический план президента Картера.