Глава 3. Для чего дикая природа в атомный век?

Я cобирался сказать, что в дикой природе заключается сохранение и защита мира… Жизнь заключена в дикой природе. Наиболее живое существо — самое дикое существо. Его присутствие освежает человека, когда это существо еще не приручено им. Если бы я задался целью воссоздать себя, я бы искал самый дремучий лес, самое бесконечное и мрачное болото. Я бы вошел туда, как в святая святых. Здесь заключены сила и сущность Природы. Короче говоря, все хорошее является невозделанным и свободным.*

Генри Дэвид Торо (1851)

Для сторонника глубинной экологии дикая природа — это ландшафт или экосистема, минимально испорченная вмешательством человека, в особенности разрушительными технологиями современного общества. Юридическое определение количества участков земли менее значимо, чем качество дикой природы данного ландшафта.

Познание дикой природы

Познание дикой природы или диких мест с глубинной экологической точки зрения является процессом 1)развития чувства пространства; 2)переопределения героической личности завоевателя земель в человека, полностью познающего природное место; 3) культивирования добродетелей скромности и сдержанности; 4) осознания того, как горы и реки, рыбы и медведи продолжают процессы собственной самореализации. Прототипичный результат активной встречи разума и дикой природы мы видим у Мюира после знакомства с горами Сьерра.

В начале 1870-х гг. после нескольких сезонов в горах, Мюир более полно осознал тот высший урок, что Природа является одним целостным живым организмом. Теоретически он верил в это и ранее. Сейчас он это пережил. Он писал: «Дикая природа в целом — это единство и взаимосвязанность, она живая и знакомая… камни могут быть дружелюбными, разговорчивыми, братскими… Ни одна частица не тратится понапрасну, она постоянно используется».

Интуиция единства Мюира повлияла на его исследование Природы. Для Мюира, как и для практических философов и современных экологов, целью науки было не только классифицировать и манипулировать частями и кусками планеты, а объяснить что-то, исследовав его полностью. Будучи в большей степени глубинным экологом, владеющим экософией и экомудростью, Мюир смотрел в суть ландшафта, а не просто глядел на него. Он начал понимать кузнечиков; сосны и скалы воспринимались им не просто как отдельные объекты, а как взаимосвязанные сущности.

В своих исследованиях гор Сьерра Мюир пытался выразить свою интуицию в форме, приемлемой для современных ему материалистов-редукционистов. В начале он использовал метафору открытой книги, но затем нашел ее слишком статичной и привязанной к прошлому. Затем он попытался представить Природу как путь или несколько путей, по затем осознал, что настоящая дикая природа не имеет путей. Он понял, что следовал по пути, ведущему в никуда.

В ходе обширного исследования Сьерры, Мюир иногда брал с собой только хлеб, чай и куртку, чтобы греться во время гроз. Он любил грозы всех видов и знал их возможности. Он шел в свободно живущую Природу, к диким горным ландшафтам, рекам и долинам, «…не просто ради спорта или экскурсии, а чтобы открыть законы, которые управляют отношениями между человеком и Природой».

Такой подход к диким местам резко контрастирует с большинством современных мест отдыха — особенно так называемых «открытых мест отдыха», которые характеризуются легким доступом к определенному озеру или реке, комфортом и удобством для путешественника, особое значение придается оборудованию, такому как вездеходы или снегоходы.

Мы предлагаем, чтобы жизненной необходимостью для людей стала дикая природа, дикие места, — это сделает их более развитыми; но кроме наших психологических нужд дикая природа является средой обитания других существ, имеющих право на жизнь и свое процветание (неотъемлемая ценность). Таким образом, исходя из самореализации и биоцентрического равенства, вопрос дикой природы, как решение государственной политики и как опыт активного отдыха, является очень важным с точки зрения глубинной экологии.

«О защите окружающей среды ведется много разговоров. Мы должны это делать, так как окружающая среда поддерживает наши организмы. Кроме того, люди нуждаются в духовной поддержке, которую обеспечивают определенные виды местности. Процесс глубинного переживания является катализатором, переводящим любое физическое место — любую окружающую среду, если хотите — в близкую нам местность. Такой местностью является часть всей окружающей среды, которая вызывает определенные чувства. Если землю оценивать просто как ресурс для пропитания людей, то земля — это окружающая среда. Если же это ресурс, поддерживающий нашу человеческую природу, то земля является набором различных мест. К примеру, мы никогда не говорим о том, что мы знаем некую окружающую среду; мы знаем определенное место, которое мы можем вспомнить. Мы скучаем по некоторым местам, мы помним то или иное место, его запахи и звуки, его вид, преследующие нас и которыми мы часто измеряем наше присутствие».

Элан Гуссов, «Чувство места» (1971).

Вопрос о дикой природе является частью более широкого вопроса: «Как нам жить и для чего?»

На вопрос экономиста по ресурсам «Почему не нужно пластиковых деревьев?» глубинный эколог ответит «Это абсурдно», или попытается показать преимущества выделения куска земли в качестве «выделенной дикой природы» в долларовом выражении. Но интуитивно он почувствует, что тут есть большее значение и важность качества окружающей среды, чем можно описать расчетами экономистов по ресурсам.

В нашем технократическом обществе существует много людей, которые разделяют это глубинное интуитивное осознание и признают важность опыта ритуального путешествия в дикую природу как в святое место. И это путешествие совершалось многими людьми разных времен и культур. Люди первобытных культур, жившие в экосистемах, привязывались к месту, жили рядом с дикими животными и понимали, что дух и материя неотделимы, — они переживали этот глубинное чувство местности.

Пол Шепард в своем эссе об ощущении местности описывает ритуальные путешествия австралийцев:

«При паломничестве, называющемся прогулкой для общения, аборигены путешествуют в ряд названных мест, каждое из которых знакомо с детства и каждое является местом определенного эпизода в истории создания. Священные качества каждого места возвеличиваются в символических художественных формах и религиозных реликвиях. Это путешествие является во всех смыслах путешествием внутрь, в то время как миф является драматическим выражением событий внутренней истории. Для архива, где индивидуум одновременно движется сквозь свое личное и родовое прошлое, восстанавливая контакт с основными пунктами, путешествие во времени и пространства освежает значение его собственного бытия.

Это исследование включает оценку неживого, и для некоторых экспериментальное понимание того, что горы и реки также являются существами. Осознание гор является наиболее трудной концепцией, по меньшей мере, для современных людей. Памятная фраза Леопольда «думать как гора» вызывает это осознание. Перефразируя Леопольда, мы можем сказать: «Я мечтал думать как гора, но когда я просыпался, я не знал, был ли я человеком, думавшем как гора, или горой, думавшей как человек».

В своем знаменитом эссе «Сутра Гор и Рек», Дёген пишет:

«Что касается гор, существуют горы, скрытые в бриллиантах; есть горы, скрытые в болотах, горы, спрятанные в небе; есть горы, скрытые в горах. Есть изучение гор, скрытое в сокрытом. Древний Будда говорил: «Горы есть горы, а реки есть реки». Следовательно, мы должны внимательно изучить эти горы. Когда мы внимательно изучаем эти горы, это горная тренировка. Такие горы и реки сами по себе спонтанно становятся умниками и мудрецами».

Возможно, без таких глубин сознания, о которых говорит Дёген, но с напором физического возбуждения, открытых мест и потока интуиции, современный путешественник по диким местам может следовать простым путем для достижения больших результатов.

Утверждения двух людей, исследовавших дикую природу и занимавшихся защитой дикой природы в государственной политике, заслуживают того, чтобы быть процитированными. Первая цитата — из описания Долорес ЛаШапель её катания на лыжах по снежной целине, вторая — воспоминания Дэвида Броуэра о путешествиях в горах Сьерра в 1920-х годах.

«Задолго до того, как я услышала о Мартине Хайдеггере… я пережила то, что он называет «хороводом посвящения», взаимоотношения четырех сторон: земли, неба, богов и смертных людей в моем мире походов на лыжах по девственному снегу — одна из немногих субкультур в современном индустриальном обществе, все еще открытая для всех этих четырёх составляющих единого…

В подлинном «мире» смертные пребывают в единстве не только с небом, землей и богами; смертные также находятся в единстве друг с другом. Свобода, изящество и радость этого единения в «мире» девственного снега являются подарком небес: нетронутым снегом. Как реакция на земное притяжение — легкий спуск с горы — по откосам и формам земли автоматически прокладывает «дорогу», по которой нужно следовать; для опытных лыжников есть свой наилучший «путь», и все могут ехать на большой скорости, друг с другом и с землею… Так же, как при полете птиц по воздуху, нет лидеров и нет ведомых, все летят вместе; так же и лыжники вместе скользят без усилий по снежной целине, потому что они посвятили себя, чутко приспособились к земле и небу в своем «мире», и здесь нет никаких противоречий. Каждый человек свободен в выборе своего собственного пути».

Долорес ЛаШапель, «Мудрость Земли» (1978)

«Я — страстный сторонник пешеходных походов, дающих человеку ощущение большой, обширной дикой природы — такой, в которой вы можете пересекать перевал за перевалом, зная, что на другой стороне нет цивилизации, а все та же дикая среда. В дикой глуши вы постигаете то, насколько важна жизнеспособность дикой природы. Должен быть достаточный буфер для поддержания сердца этой глуши свободным от влияния человеческих технологий. Таких больших территорий дикой природы мало, и они исчезают со скоростью миллион акров в год, в основном при помощи бензопилы. Только люди могут спасти дикую природу, больше никто».

Дэвид Броуэр, посвящение Джону Мюиру в книге «Ласковая дикая природа» (1968)

«Но мы живем, как говорил Торо, «в пограничной жизни», между первичным миром Природы и вторичным миром технократически-индустриального общества. И, продолжал Торо, вы никогда ничего не получите, но кое-что можете потерять. Поскольку некоторые люди стремятся укрепить свою власть над природой посредством массового строительства, ракетных систем и т.п., они могут потерять способность понимания или задумчивого и медитативного танца в удивительном мироздании. Даже упоминание об этом радостном удивлении и чувстве местности в среде узкомыслящих экономистов и материалистов звучит как ересь или сентиментальный бред.

Аргументы за и против охраны дикой природы обычно представляются в пределах рамок и ограничений традиционного мировоззрения.

«Только идя в одиночку, в тишине, без багажа, можно действительно достичь сердца дикой природы. Все иные способы путешествия суть пыль, гостиницы, барахло и пустая болтовня».

Джон Мюир.

Аргументы в защиту дикой природы в рамках доминантного общественного мировоззрения

Наиболее часто используемое юридическое определение дикой природы содержится в Законе «О дикой природе» от 1964 г.:

«Дикая природа, в отличие от мест, где человек и его творения доминируют в ландшафте, есть территория, где земля и ее сообщество жизни не вытаптываются человеком, где человек является гостем, который должен уйти». Дикая область в дальнейшем определена в этом Законе как «область нецивилизованной федеральной земли, оставленная в ее доисторическом виде без постоянного улучшения человеком, охраняемая и управляемая таким образом, чтобы сохранить ее природное состояние; область, которая (1) в основном подвержена только влиянию сил природы, а следы человеческой деятельности практически незаметны; (2) предоставляет уникальные возможности для одиночества или примитивного, ничем не стесняемого типа рекреаций; (3) имеет площадь минимум пять тысяч акров или такую значительную площадь, которая делает осуществимой ее сохранение и использование в нетронутом состоянии; и (4) может также обладать экологическими, геологическими или другими чертами, имеющими научную, образовательную, пейзажную или историческую ценность».

В рамках юридического определения или его адаптации эти аргументы сформировались на политической арене США.

1. ЭКОНОМИСТЫ ПО РЕСУРСАМ СМОТРЯТ НА ДИКУЮ ПРИРОДУ (НО НЕ ВИДЯТ ЕЕ).

Идеология сохранения и развития ресурсов была определена как идеология, которая рассматривает Природу как материал для использования, потребления и развития человеком. Природа в первую очередь является хранилищем природных ресурсов для человека. Исконное право Природы, или духа местности, не имеет места в этой идеологии.

Признание определенных площадей или частей земли, рек, островов или океанов «официальной дикой природой» является костью в горле экономистов по природным ресурсам, которые поддерживают бурное экономическое развитие, основанное на узко понимаемых человеческих нуждах и потребностях. Когда дикая природа включается в расчеты этих экономистов по ресурсам, в стабильность вмешиваются некоторые несоразмерности. Защита любой области, как дикой природы, основывается на запутанных экономических аргументах. Различные цели не могут быть качественно сравнимы. Когда экономист пытается определить стоимость некой области, добавляя доллары за использование снегоходов, рюкзаков, услуг индейских шаманов, использующих эти области для «производства лекарств», рыночную стоимость древесины, то товары с высокой рыночной стоимостью выигрывают. Как заключает Джон Родман, «когда места отдыха, красоты пейзажа, дикой природы и дикой среды обитания были учтены защитником природы как разновидности ресурсов, результат был не только в том, что роль дикой природы была сведена к некой полезности, но также и в том, что в тело охраны ресурсов было привнесено нечто чужеродное, абсолютно не перевариваемое».

Даже экономисты по соцобеспечению, которые попытались использовать экономическую рациональность, чтобы защитить дикую природу, такую как свободное течение реки Снейк-Ривер в каньоне Хелл, штат Айдахо, в конце концов, не смогли защитить ничего, кроме деградировавшей концепции дикой природы. Джон Крутилла, к примеру, утверждает, что настоящая ценность должна определяться будущими выгодами. Он начинает с предположения, что Природа является невозобновимой, в отличие от предметов потребления, которые можно из нее получить (например, воду или дерево). Материалы могут заменять друг друга, но сама природная среда, которую можно признать дикой природой, остается постоянной или сокращается, если существующие области дикой природы переводятся в интенсивно управляемые «фермы деревьев», или если на нескольких реках Северной Америки строятся дамбы, или обширные экосистемы массово подвергаются влиянию человека за короткий отрезок времени. В более экономически развитых странах по меньшей мере спрос на виды отдыха, связанные с дикой природой, будет возрастать, т.к. все большее число людей захочет побывать в областях дикой природы. Поскольку возможно найти замену материалам, получаемым из дикой природы, но трудно создать дикую природу, стоимость воспроизводства гораздо выше, чем прибыль от лесозаготовок в первичном лесу. Поскольку предполагается, что люди будут платить за пребывание в дикой природе в будущем, охрана на благо будущего делает возможным использование этих областей дикой природы для зон отдыха или добычи ресурсов в будущем с использованием более совершенной технологии, наносящей меньший ущерб природе.

Но этот аргумент в пользу дикой природы для меньших областей (меньше 10% федеральных земель в сорока восьми южных штатах США рассматривались на предмет признания их дикими землями) отвергался другими экономистами, утверждавшими, что цели получения удовольствия имеют меньшую ценность, чем потребительские товары. Отход от сиюминутной пользы, утверждали они, стоит денег, и Природа может воспроизводиться. Некоторые заявляют, что природная «наружность» может быть воспроизведена «так, что никто не заметит разницы».

Другой критик аргументов социальных экономистов в пользу дикой природы утверждает, что нет никакой неотъемлемой изначальной ценности в «редких» ландшафтах, и что «снабжение» природной средой подвержено воздействию технологии, в том смысле, то с её помощью люди могут манипулировать как биологическими процессами, так и информацией и смыслом.

Родерик Нэш, автор книги «Дикая природа и американский разум» разработал теорию «экспорта дикой природы», в которой более состоятельные люди в экономически развитых странах могут вкладывать деньги через определенные организации (такие как «Мировой фонд дикой природы») или тратя деньги на туризм на природе в третьих странах. Если туристы тратят деньги, чтобы увидеть диких животных в среде обитания, то заповедники должны быть превращены в более прибыльные организации, чем если в них выращивать скот, что менее выгодно в смысле окупаемости инвестиций.

Трудность, связанная с этим аргументом, все еще основана на определении охраны в рамках краткосрочной, узко понимаемой человеческой экономики. Если некоторые минералы найдены, к примеру, в природном заповеднике в Бразилии, который посещали туристы из США, (тратящими деньги на то, чтобы увидеть природу в первозданном виде), но добыча этих минералов может дать в 10 раз больше денег на мировом рынке, чем туризм, то экономически обоснованной является добыча этого минерала, даже если это нарушит среду обитания дикой флоры и фауны и значительно понизит доходы, связанные с туризмом.

В итоге, изначальная ценность дикой Природы не учитывается при расчетах разработки и охраны ресурсов. Не может быть постоянной уверенности в охране дикой природы и дикой жизни, пока это зависит от веяний в мировой экономике и мимолетных субъективных взглядов. В лучшем случае, некоторые из самых тяжких ударов рынка по природе могут быть смягчены применением низких пропорций затрат и результатов при разработке. Но допущения этой идеологии основываются на утверждении человеческого шовинизма. Даже расширенные утилитаристские аргументы, которые пытаются вывести долларовую стоимость чистого воздуха и воды, которые мы получаем из дикой природы на благо человека, предполагают, что Земля существует в основном для человеческого использования.

Точка зрения глубинной экологии на экономику природных ресурсов значительно отличается, поскольку затрагивает вопросы изначальной неотъемлемой ценности и права на справедливый уровень жизни. Следует создавать экономическую систему, совместимую с принципами глубинной экологии, но это находится вне сферы введения в глубинную экологию, являющегося целью данной книги.

Однако Е.Ф. Шумахер приводит пример того, что мы имеем в виду, когда противопоставляет традиционного экономиста тому, что он называет «буддийским экономистом». Буддийский экономист видит «сущность цивилизации не в множестве потребностей, а в очищении человеческого характера». И, продолжает Шумахер, «если материалист в основном заинтересован в товарах, буддист в основном заинтересован в освобождении… Изучение буддийской экономики может рекомендоваться даже тем, кто верит, что экономический рост является более важным, чем любые духовные или религиозные ценности. Это не вопрос выбора между «современным ростом» и «традиционным застоем». Это вопрос выработки правильного пути развития, срединного пути между материалистическим безрассудством и традиционной неподвижностью, короче, в нахождении «правильных средств к жизни».

Единственной приемлемой стратегией экономического развития является экоразвитие, стратегия, параллельная природным процессам специфического биорегиона, оставляющая обширные пространства свободными как нетронутую дикую природу.

2. ДИКАЯ ПРИРОДА КАК НАЦИОНАЛЬНОЕ НАСЛЕДИЕ.

В технократически-индустриальных обществах только несколько мест имеют извечную, символическую ценность и в некоторых случаях «охраняются» от массовых проектов по добыче природных ресурсов. В США такими местами являются Гранд-Каньон реки Колорадо, долина Йосемит, болота Флориды. Но все эти места были и являются объектами интенсивного влияния землепользования вне искусственных границ национальных парков — разработки шахт, поворота рек, добычи газа и нефти, строительства жилья, туризма и т.д.

Аргумент культурного олицетворения или национального наследия является более глубоким, чем аргумент экономистов, что земля «создаётся» людьми, ищущими личную прибыль и не имеющими никакой другой цели, кроме увеличения прибыли. Люди, отождествляющие себя с местностью, с долиной Йосемит или другой небольшой долиной или горой, могут говорить «наша река» или «наши горы» и могут противостоять запруживанию реки или строительству шахт на горе.

Мы ищем обновленного возбуждения любви к земле.

Мы оправдываем: то, что мы можем делать

Не всегда есть то, что мы должны делать.

Мы утверждаем: ныне от всех людей зависит,

Останется ли широкая нетронутая свобода,

Чтобы свидетельствовать о любви этого поколения к следующему.

Если мы хотим преуспеть в этом, мы должны пока что

Проявить чуть больше любви и к этому, и друг к другу.

Нэнси Ньюхолл, «Это — американская Земля» (1961)

Некоторые лидеры природоохранных организаций способствуют выделению некоторых областей, являющихся частью мирового наследия. ЮНЕСКО и Международный союз охраны природы посредством программы мировой биосферы утвердили эту концепцию, перечислив «значительные» области или места, в том числе национальный парк «Секвойя» в северной Калифорнии. Национальные правительства были уполномочены защищать эти места для будущих поколений граждан мира. Такие места были выделены по «требованию масс». Если достаточно людей в Конгрессе США лоббируют выделение данного места в парк политическими методами, то это место может быть сохранено от лесоразработок, строительства шахт и т.п.

Критики этого аргумента утверждают, что национальные и международные символы являются произвольными и легко могут меняться. Экономист по природным ресурсам Мартин Кригер в своей статье «Что плохого в пластмассовых деревьях?» представляет практическое руководство для разрушения чувства места. «Возможно, — пишет он, — что, манипулируя памятью посредством переписывания истории наново, можно прийти к новому пониманию окружающей среды. В итоге, мы можем создать искусственные среды путём замены и имитации. Чтобы создать замену, мы должны придать значимость новым объектам с помощью рекламы и социальной практики». Видение Кригера лишено чувства места. «Искусственные прерии и дикие места уже создавались, и нет причин полагать, что эти искусственные среды будут неудовлетворительными для тех, кто их использует и исследует… Нам придется осознать, что тот способ, которым мы общаемся с природой, обусловлен нашим обществом, которое становится все более чувствительным к вмешательствам извне».

Нечто похожее случалось уже во время правления администрации Рейгана в США, когда национальные лидеры взывали к символическим ценностям, таким как национальное энергообеспечение, национальная безопасность и экономический рост для манипулирования гражданами, вызывая у них страх «замораживания» ресурсов в регионах дикой природы.

Пропаганда современного мировоззрения господства человека и научного управления в обширных экосистемах означает власть тех, кто влияет на СМИ и образовательные институты в современных странах. Некоторые корпорации и мыслители Новой эры считают «прототипом завтрашнего сообщества» предприятия Диснея, построенные в болотах центральной Флориды, принимая их за визуальную цель государства, в котором ведущую роль играют корпорации, и в котором дикая Природа сведена до имитирующих приспособлений и пластмассовых аллигаторов.

Кригер определенно прав, указывая, что доминирующие учреждения современных обществ, включая церкви, корпорации с их способностью воздействовать на общественность постоянно повторяющимися рекламами, лидеров правительств и большинство школьных учителей и преподавателей колледжей, пропагандируют все большую и большую гуманизацию планеты. Когда дети с энтузиазмом отправляются на лето в компьютерные лагеря, вместо походов с рюкзаками по горам или сплава по рекам на каяках, то действительно маловероятно, что они окрепнут во время их взросления и формирования. Скорее, нам нужно поощрять те места активного отдыха, которые помогут ребенку и взрослому находиться в равновесии с Землей. Аргументы Кригера против дикой природы как культурного учреждения стремятся к тому, чтобы осветить проблему массового отчуждения многих горожан от чувства местности, и патологических элементов развития личности в технократически-промышленных обществах.

3. ОБЯЗАТЕЛЬСТВА ПЕРЕД БУДУЩИМИ ПОКОЛЕНИЯМИ (ВСЕХ СУЩЕСТВ, СКАЛ И ДЕРЕВЬЕВ).

В предыдущем разделе мы обсуждали мнение экономистов, полагающих, что охрана дикой природы выдвигает «стоимость возможности» для настоящего поколения и что дикая природа не может даже быть желаемой ни нынешним, ни будущими поколениями. Действительно, если у будущих поколений не будет дикой природы, они никогда не получат возможности ощутить дикую природу, и не будут переживать потерю дикой природы, что так травмирует многих представителей нынешнего поколения. Например, разрушение дикой природы в Восточной Африке может представляться будущим поколениям мало значимым.

Для глубинного эколога охрана свободного течения дикой жизни демонстрирует надежду и веру в то, что у людей есть будущее, и что люди выработают некоторые ограничения своего желания властвовать, господствовать и разрушать. Это означает, что глубинные экологи более уверены в будущем, чем многие лидеры современных стран. Оставим дикую природу такой, какая она есть, заповедником разнообразия видов и генетического наследия для будущих поколений людей, которые будут иметь возможность ощущать неиспорченную Природу. Этот взгляд выражен Дэвидом Броуэром в его введении к книге «Галапагосы: поток дикой природы». Беспокойство Броуэра заключается в том, что цивилизация является тонким наружным слоем биологического наследия человека. Он избрал в качестве Международного парка Земли Галапагосские острова в южной части Тихого океана, ставшие известными после их посещения Чарльзом Дарвином в 1835 г., где он нашел вдохновение для своей теории эволюции.

4. РАЗУМНОЕ РУКОВОДСТВО

Существует несколько вариантов разумного руководства, которые можно классифицировать четырьмя рубриками: Узкая христианская версия, Исправленная христианская версия, Мирская версия, основанная на гипотезе Геи, и версия Новой Эры/Конспиративной организации. Далее предлагается ответ с точки зрения глубинной экологии.

УЗКАЯ ХРИСТИАНСКАЯ ВЕРСИЯ

В узкой христианской версии дикой природе отводится мало места. Более того, человек считается главенствующим над другими видами и отличающимся от остальной Природы. Господство над Природой ограничивается только ответственностью пастуха. Пастух защищает «свое стадо», одомашненный скот от волков и койотов.

Этот распорядитель не только заинтересован в как можно большем увеличении краткосрочной прибыли от «своей земли». Он заинтересован в поддержке ресурсной базы. Он, конечно, может «повысить» продуктивность земли для человеческих целей или даже выращивать «генетически высшие» растения и «генетически высших» животных. Есть антропоцентрические причины для охраны границ или «экологических островов разнообразия видов» для этих растений и животных. Эти границы необходимы для здоровья биорегиона, от которого зависят фермеры. Более того, дикая природа является напоминанием о том, что природный мир является средой, «из которой произошел человек».

Таким образом, первичный мир Природы в понимании разумного управляющего является лишь фоном для людей, тогда как во вторичном мире высшей технологии люди имеют аристократическую ответственность как «управляющие Природой».

Во введении в книгу «Галапагосы: поток дикой природы» (1968) Дэвид Броуэр писал:

«Человек достаточно богат, чтобы исследовать всю землю, но он может это делать за счет органического разнообразия, существенного для того единственного мира, в котором он может жить… Человеку нужен Международный парк Земли для защиты на нашей планете того, что он еще не разрушил и того, что не должно быть разрушено. В этой деятельности все страны должны объединиться против одного реального врага — Безудержной Технологии. Для лучшего человека, который, мы надеемся, будет рожден через столетия и тысячелетия, необходимо спасти природные места, где на вопросы, которые однажды возникнут, всегда найдутся ответы».

Во время экологического бума 1970-х Дэвид Броуэр беспокоился о том, что недостаточно внимания уделяется охране дикой природы. Внимание фокусировалось на загрязнении и проблемах урбанизации. Но нежелание признать важность охраны дикой природы исходила и от тех, кто отстаивал реформу села.

Венделл Берри является красноречивым борцом против зла современного индустриального общества и сторонником возвращения к аграрной Америке, основанной на органическом экологическом земледелии. В своей книге «Встревоженная Америка» (1977) Берри одним из первых опрделил экологический кризис прежде всего как кризис характера и культуры. Но, сосредоточиваясь на джефферсоновской аграрной модели, он не видит экологической необходимости в больших регионах дикой природы.

Берри представляет замечательную критику организаций, поддерживающих природоохранные реформы, таких как Сьерра-Клуб, за их аристократическое высокомерие в желании охранять дикую природу как «пейзаж» и как место для проведения отпуска и пикников для горожан. Эти антропоцентрические причины просто увековечивают индустриальный образ жизни и недостаток близости к земле и чувства местности в современной Америке. Но Берри упускает глубинные экологические основания для охраны дикой природы, поддерживаемые Джоном Мюиром и современными экологами, такими как Пол Эрлих.

Берри является в значительной степени последователем традиции христианского управления природой, когда утверждает, что земля должна «использоваться» человеком. Хотя он и полагает, что мы должны учитывать «благо всего мироздания, мира и всех его созданий», он также считает, что мы не можем сохранить «больше, чем малую часть земли в диком состоянии». Но дикая или близкая к ней природа необходима как среда обитания для всех диких созданий на Земле. Берри, очевидно, не видит этого несоответствия, и ему недостает глубинного экологического знания.

Святого Бенедикта часто цитируют как идеолога узкого христианского управления природой. Рене Дубос в книге «Бог в душе» (1972) описывает бенедиктинское управление:

«Бенедикт Нурсийский… может считаться святым покровителем тех, кто верит, что подлинная охрана природы означает не только ее защиту от человека, но также развитие человеческой деятельности в поддержку творческих, гармоничных отношений между человеком и природой… В первой главе Евангелия говорится о господстве человека над природой. Правление по Бенедикту, казалось бы, напротив, следует из второй главы, в которой Господь поместил человека в сад Эдема не как хозяина, а скорее в духе разумного руководства. В течение всей истории ордена бенедиктинцев его монахи активно вмешивались в природу — как фермеры, строители и ученые… Святой Бернард полагал, что обязанностью монаха является работа в качестве Божьего партнера по улучшению его творения, или, по меньшей мере, в придании ему более человеческого выражения. В его писаниях подразумевается мысль, что труд, как и молитва, является тем, что помогает в воссоздании рая из хаоса дикой природы».

ИСПРАВЛЕННОЕ ХРИСТИАНСКОЕ УПРАВЛЕНИЕ

Исправленная христианская версия управления предлагает, чтобы уважались права всех божьих созданий.

Например, Джереми Рифкин назвал «второй христианской Реформацией» радикальную переоценку доктрины управления, основанную на экологических принципах разнообразия, независимости и децентрализации:

«Эксплуатация подменяет представление о прогрессе, управление подменяет собственность, обучение подменяет инженерное искусство. Биологические ограничения как производства, так и потребления признаны. …Если христианское сообщество не примет концепцию управления из Нового Завета, то представители корпоративных интересов и интересов правого крыла могут подхватить возникающий религиозный пыл и неустанно эксплуатировать его».

Эта версия управления близко подходит к идее глубинной экологии, предусматривающей необходимость обширных областей дикой природы.

ГИПОТЕЗА ГЕИ

Третья версия управления, представленная Джеймсом Лавлоком, основана на гипотезе Геи (Земли как живого организма) и «…утверждает, что физические и химические условия поверхности Земли, ее океанов и атмосферы были и являются подходящими и комфортными для жизни. Это противопоставляется традиционной идее, что жизнь приспосабливалась к условиям на нашей планете, и что они развивались отдельными путями».

На протяжении последних трехсот лет пропорция человеческого вида и его одомашненного скота в общей биомассе значительно возросла. Загрязнение природы человеком и вмешательство в биорегионы (такое, как сплошная вырубка тропических лесов) разрушает тонкий гомеостаз Земли. Лавлок предполагает, что некоторые части организма Земли являются «жизненно важными органами», которые, будучи разрушенными, могут привести к сбою жизнедеятельности всей Земли (Геи). Люди, утверждает Лавлок, должны жить в Гее как мудрые правители, ограничивая деятельность, влияющую на ее функционирование. Он заключает:

«Таким образом, кажется, что принципиальные опасности для нашей планеты, исходящие из деятельности человека, могут не быть особенным и единичным злом в его урбанизированном промышленном существовании. Когда урбанизированный человек делает что-либо экологически вредное, он замечает это и стремится это исправить. Действительно критические области, которые нуждаются в тщательном отслеживании — это тропики и моря вблизи берегов континентов. В этих регионах, где наблюдения ведутся мало, существует опасность непоправимых изменений до того, как опасность будет обнаружена; в этих регионах, скорее всего, могут появиться неприятные сюрпризы. Здесь человек может истощить жизнеспособность Геи, сокращая или устраняя ключевые виды из ее системы жизнедеятельности; он может осложнить ситуацию, выпуская в атмосферу чрезмерное количество веществ, которые являются потенциально опасными в глобальном масштабе».

Лавлок кажется чересчур оптимистичным, говоря о возможности индустриального человека решать свои проблемы. «Мудрое хозяйствование», или мудрое управление Землею требует, чтобы обширные регионы были оставлены в качестве пограничных областей. Зонированные или выделенные как «международные природоохранные регионы Земли» или «природные заповедники», эти области будут границами урбанистического промышленного развития.

Философ/эколог Джон Филлипс дает краткое описание этого подхода:

Биосфера как единое целое должна быть зонирована для защиты ее от влияния человека. Мы должны строго разграничить урбанистически-индустриальную зону, производственную зону (сельское хозяйство, скотоводство, рыбное хозяйство), увеличить компромиссную зону и значительно увеличить защитную зону, такую как дикая природа, реки в природном состоянии. Просторы прибрежных областей и дельт рек должны включаться в защитную зону, вместе с лесами, прериями и разнообразными типами сред обитания. Мы должны понять, что многоцелевые компромиссные зоны, с их шахтами, лесоразработками, выпасом скота и отдыхом в национальных лесах, не являются заменителями научных, эстетических и генетических ценностей защитной зоны. Такое зонирование, проведенное вовремя, может быть единственным способом ограничить разрушительное воздействие нашего технократически-промышленно-сельскохозяйственно-делового комплекса на Земле.

ВЕРСИЯ УПРАВЛЕНИЯ НОВОЙ ЭРЫ/КОНСПИРАТИВНОЙ ОРГАНИЗАЦИИ

Четвертый вариант разумного управления — это версия Новой эры/Конспиративной организации, в которой аргумент разумного управления доведен до логического предела. Для приверженцев этой позиции не существует буквально никаких этических ограничений манипулирования человека биосферой. Земля не принадлежит Богу, а люди не являются доверенными лицами царства Божьего. Единственные ограничения — технические, политические и экономические (недостаток капитала для нового строительства).

Некоторые области на Земле, возможно Антарктика или бассейн Амазонки, могут временно быть выведены за пределы всяких ограничений, чтобы допустить массированную интервенцию людей (сплошные вырубки леса Амазонки, к примеру), до того времени, пока управляющие разработают пути продуктивного «управления» этой областью для человеческой экономики и разработают технологию добычи. Например, некоторые представители промышленности, выступая за разработку минеральных ресурсов в континентальном шельфе США, заявили, что им нужна территория для разработки минералов, но у них не будет технологии, чтобы «разрабатывать эти ресурсы» как минимум до 2000 г. При этом подразумевалось, что эти ресурсы стали бы разрабатываться, когда на рынке возник бы спрос, появился бы капитал для бурения и «стали бы в строй» эти технологии.

Основной метафорой Новой эры является Земля как космический корабль и технологически оснащённые люди обречены «совместно пилотировать» этот корабль. Тейяр де Шарден утверждал, что целью людей этого поколения является «ухватить рычаг творения».

ГЛУБИННАЯ ЭКОЛОГИЧЕСКАЯ РЕАКЦИЯ НА ИДЕЮ РАЗУМНОГО УПРАВЛЕНИЯ

Глубинная экологическая реакция на исправленную христианскую версию управления и на версию Лавлока сводится к согласию с отдельными аспектами на практических, но не на философских основаниях. В предложении Лавлока большие площади Земли должны быть исключены из дальнейшего массового использования человеком. Полярные области, бассейн Амазонки, обширные дельты рек, прибрежные области континентального шельфа, и, возможно, большие горные системы Земли могут быть выделенными областями дикой природы. Не будут разрешаться никакие эксперименты по изменению погоды, свалка ядерных отходов, вырубка тропических лесов, строительство плотин в бассейне Амазонки или массовые и разрушающие проекты добычи минералов. Морская среда и планктон вокруг Антарктиды могут быть признаны зоной дикой природы для охраны цепи питания, зависящей, по убеждению экологов, от этой морской области.

Если границы определить достаточно широкими, то прибрежная, или приречная среда обитания, большая часть всего разнообразия экосистем от гор до пустынь будет иметь строгую юридическую защиту от лесоразработок, сельского хозяйства или энергетических проектов. Большая часть юго-запада США, которая сейчас считается не имеющей дорог, может быть официально признана территорией дикой природы.

Одно основное философское расхождение с позицией разумного управления состоит в том, что она все еще включает идею действенной рациональности — узко утилитарный взгляд — природных ресурсов в первую очередь на пользу человеку, и не отличает жизненно важные человеческие нужды от простых желаний, эгоистической заносчивости и авантюризма в технологии («если у нас есть технология, давайте ее использовать»).

Между тем зонирование можно поддержать, признавая при этом, что в долговременном аспекте зонирование национальными и международными агентствами не согласуется с традицией меньшинства, в соответствии с которой местные сообщества (биорегиональные по природе), оценивающие и уважающие жизненно важные нужды других живых существ, принимают решения на основе консенсуса.

Для приверженцев глубинной экологии, однако, наиболее разрушительным аспектом в доводах разумного управления является продолжительное радикальное отделение человека от дикой природы (дикой Природы, потока дикой Природы). Во всех версиях он является антропоцентрическим и дуалистическим. «Мы вышли из первичного мира Природы», — говорит разумный управляющий, — и никогда не сможем вернуться обратно к своему месту с трепещущим духом». Не существует нормы биоцентрического равенства. Главное, что подразумевается под «дикой природой» — оставлять все меньшие и меньшие области дикой природы в рамках государственной политики, в то время как у нас есть все больше и больше технократически-промышленных «решений» для противоречий и завихрений экономики.

5. ИМПЕРАТИВ ЭКОЛОГА — ОХРАНА СРЕДЫ ОБИТАНИЯ ДРУГИХ СУЩЕСТВ.

Как было отмечено в предыдущих разделах, экологи предупреждают нас о беспрецедентных темпах исчезновения видов, связанных с массовым вмешательством человека в их среду обитания. Эта тревога по поводу истребления видов теперь широко признана. Были предложены различные программы для защиты биологического разнообразия и разведения отдельных видов. Но охрана среды обитания, или охрана дикой природы, является единственно возможным способом сохранения естественного развития дикой природы, разнообразия видов, генетического разнообразия и продолжения эволюции видов в пределах среды обитания. Разнообразие видов и процессов эволюции не может осуществляться посредством содержания растений и животных в зоопарках и лабораториях. Вековые леса необходимы для выживания многих видов и поддержания генетического разнообразия.

Биоцентрическая интуитивное понимание того, что виды имеют право на существование и следование своим собственным эволюционным путем, законодательно утверждено в США «Законом об исчезающих видах» от 1973 г. Этот закон был яростно атакован теми, кто поддерживает идею, что Земля существует для блага человека. Но «Закон об исчезающих видах» все же имеет существенные ограничения. Этот закон включает сложные процедуры признания видов исчезающими, хотя и отвергает узкий подход экономистов, проводящих анализ затрат и результатов для каждого вида. Тем не менее, он включает концепцию баланса между нуждами человека и охраной среды обитания видов. Экологи, которые хотят защитить калифорнийского кондора или улитку, должны обосновать охрану их среды обитания землевладельцу, основываясь на принципе равенства и баланса между экономическим ростом и охраной «бесполезных» видов. Экономичная экология в рамках доминирующего мировоззрения ведет либо только к технократическому решению (скажем, программе разведения кондоров в неволе) или к невмешательству (позволяя некоторым видам флоры и фауны дойти до полного исчезновения).

Непомерное вмешательство в природные процессы привело другие виды на грань вымирания. Глубинные экологи уверены, что баланс давно уже перевешивает в пользу человека. Сейчас мы должны вернуть его обратно, чтобы защитить среду обитания других видов.

Защита дикой природы и прилегающих областей — это императив. Если первобытные люди жили в устойчивых сообществах десятки тысяч лет без ослабления разнообразия экосистем, то современное технократически-промышленное общество угрожает каждой экосистеме Земли и может даже привести к решительным изменениям погоды в биосфере в целом. Технократически-индустриальное общество перемещается в такие области планеты, где никогда прежде не жили люди, в том числе океаны и Антарктика. Тропические леса в Азии, Африке, Южной и Северной Америке, Океании и Австралии подвергаются беспрецедентной атаке технологии и планов эксплуатации и разработок. Тропические влажные леса содержат большее биологическое разнообразие, чем любой другой тип экосистем на Земле. В «Одиннадцатом ежегодном экологическом отчете президенту» (1980) сделан следующий вывод:

? «Наиболее серьезной угрозой биосфере является быстрое исчезновение тропических лесов. Во многих тропических лесах почвы, территория, температура, уровень осадков и распределение питательных веществ находятся в неустойчивом равновесии. Если эти леса подвергаются обширным вырубкам, ни деревья, ни продуктивные травы не вырастут снова. Даже там, где условия более благоприятны для их роста, масштабные вырубки разрушают экологическое разнообразие тропических лесов. Эти леса являются средой обитания для богатейшего на Земле разнообразия видов растений и животных».

Охрана дикой природы необходима для сохранения процесса формирования вида, течения жизни дикой природы и собственно природного эволюционного процесса. Защите дикой природы нет альтернативы. Зоопарки, ботанические сады, искусственное осеменение и программы выращивания исчезающих видов, малые доли парков, окруженные широкомасштабными индустриальными процессами или шахтами, генные банки, где содержатся замороженные гены исчезающих видов для возможного будущего использования, программы выведения в неволе являются абсолютно неудовлетворительными для задачи охраны биологического разнообразия.

В США различные законы, связанные с дикой природой, отводящие государственные земли под зоны дикой природы, были приняты Конгрессом в 1970-е и 1980-е гг. Все они являются слабым компромиссом. Границы выделенных областей дикой природы в большей степени являются политическим делом, чем служащими охране целостности вековых лесов, пустынь и других типов экосистем. Более широкие предложения по дикой природе для Северной Америки, сделанные природоохранной группой «Земля — прежде всего!», дают реалистическое основание начать реальный процесс защиты дикой природы на этом континенте. Реформаторские природоохранные группы должны признать, что «проблема дикой природы» не решается методом принятия компромиссных, слабых и неадекватных законодательных актов Конгрессом США.

Пока общепринятые современные идеи изменятся в направлении глубинной экологии, наибольшим приоритетом для усилий природоохранных реформаторов, пожалуй, является защита дикой природы. Биологи, антропологи, почвоведы и другие специалисты начинают осознавать, что они должны лоббировать на политической арене охрану среды обитания. Во многих случаях популяции животных или растений, природные процессы и даже примитивные человеческие племена, которые они изучали, были уничтожены ещё прежде, чем они завершили свои исследования. Дайан Фосси, автор книги «Гориллы в тумане» (1983), к примеру, отметила полное уничтожение одной группы, которую они изучали, в результате усилий по отбору особей. Анна Эрлих комментирует эту деятельность: «Отмечено, что только часть детенышей, захваченных таким образом, доживает до зоопарка места назначения, и каждый успешно отобранный представитель стоит жизней от десяти до двенадцати горилл и уничтожения нескольких семейных групп».

Если об Африке много и подробно пишут, то угроза для морской среды обитания менее заметна. Судьба больших китов привлекла широкое внимание во всем мире, но международные организации, такие как Международная комиссия по промыслу китов, продолжают предлагать слабые альтернативы полному запрещению китобойного промысла.

Для всех океанов мира существуют колоссальные проблемы, связанные с загрязнением, рыболовной индустрией, разработкой полезных ископаемых. Установление администрацией Рейгана 200-мильной «исключительной экономической зоны» вокруг территории США без адекватного анализа с точки зрения охраны морской среды, вызвала тревогу у многих специалистов-экологов. В Австралии глубинные экологи продолжают настаивать на охране остатков тропических лесов в Новом Южном Уэльсе и Квинсленде, и защите Большого Барьерного Рифа.

Ученые, работающие в Антарктиде, заключают, что хрупкие экосистемы разрушаются людьми, строящими аэропорты, научно-исследовательские станции и другие объекты. Многие ученые, проводившие исследования Антарктиды, как и экоактивисты, работающие в экологических группах, таких как «Гринпис» (сформированных в 1960-е гг.) активно работают со странами, подписавшими Соглашение об Антарктике, чтобы установить область дикой природы на континенте и прилегающих морских водах.

Вся сила национальных законов, международных соглашений и усилий ООН должна быть направлена на охрану областей дикой природы. В принципе, не должно быть разрешено никакое массовое строительство. Биорегиональное развитие, служащее жизненным потребностям местных жителей, не снижающее биологического разнообразия и природных процессов, является единственным видом развития, которое согласуется с охраной и естественным течением жизни дикой природы.

Недопустимы никакие ядерные испытания или захоронения отходов ядерных реакторов в областях дикой природы, на земле и в воде. Необходимо прилагать эффективные усилия для радикального сокращения кислотных дождей, вызываемых технократически-индустриальным обществом.

Для обеспечения равновесия, за биоцентрическими принципами должны следовать решения государственной политики, влияющие на биологическое разнообразие, охрану дикой природы и экономическое развитие.