Эпилог

В морозную ночь, среди падающих снежинок, появился «Белоснежный Христос из России»… Так назвал его Оскар Уайльд… Это было 27 ноября (по нашему стилю – 9 декабря) 1842 года. На этот раз Христос родился не в Вифлееме, а в одном из княжеских особняков Москвы. Не в хлеву для скота, а в роскошных покоях, хотя и далеко не царских…

Белоснежный Христос сказал миру свое Слово. Он говорил и писал о братстве и любви между людьми, о новом мире равенства, справедливости и свободы. И он также принес «не Мир, но Меч», призывая к долгой и упорной борьбе за свои идеалы. Борьбе не только Словом, но и с оружием в руках, если это было необходимо. Новый Христос обращался не к Вере, а к Науке. И как человек Науки, доказывал научными исследованиями, что его идеи могут быть осуществлены на Земле, а не на небе, – при жизни людей, а не после смерти в заоблачном Раю. Ему было плевать на «мировые тренды» в политической мысли, на интеллектуальную моду и на «редакционную политику», если они порабощали его творчество и мешали свободно мыслить и действовать.

За свою жизнь он написал большое «Евангелие от Петра». Его главами были «Речи бунтовщика», «Взаимопомощь как фактор эволюции», «Хлеб и Воля», «Поля, фабрики и мастерские», «Записки революционера» и «Этика». Белоснежный Христос, подобно своему библейскому предшественнику, пережил искушения властью, богатством, славой и не был ими сломлен. Он не раз беседовал с Великим Инквизитором – в императорских дворцах, в губернаторских резиденциях Сибири, на допросах в Петропавловской крепости, на суде в Лионе, на даче Каменного острова в Петрограде и наконец – в самом центре Советского государства, в Кремле. Не молчал перед инквизитором, подобно Христу Достоевского из «Братьев Карамазовых», как будто бы признававшему правоту оппонента-палача. Ибо молчание – знак согласия… Не был склонен подставлять щеку под удар. Белоснежный Христос давал достойные ответы Великому Инквизитору. А когда мог – вступал с ним в бой. И был готов биться не только речами, статьями и книгами, но и оружием. А прав он был или неправ, пусть каждый читатель нашей книги решит для себя сам.

Но вместе с тем Белоснежному Христу не было чуждо ничто человеческое. Даже «слишком человеческое», как сказал бы его современник, философ Фридрих Ницше. Он любил жизнь во всей ее полноте, со всеми радостями, доступными живому человеку. Не был ни монахом, ни суперменом. Был страстным спорщиком и эмоциональным, экспрессивным оратором. Умел душевно поговорить, но если надо – вести отстраненную светскую беседу с любым человеком. Охотно говорил с рабочими, но отказывал в общении миллионерам. Любил хорошую кухню, иногда баловался спиртными напитками, имел романы с женщинами, не отказывал себе в отдыхе в горах и у моря. Но был готов сносить тяготы дальних путешествий по безлюдным, диким местам. Был авантюристом в лучшем смысле этого слова, бросаясь в странствия, полные приключений. Сносил тюрьму, безденежье, голод, работу по двадцать четыре часа в сутки, если это требовалось для дела, которое было ему дорого, – будь то Наука или Анархия.

Но, как и любой человек, Белоснежный Христос не был Ангелом. Он мог действовать и вопреки своим собственным убеждениям, за что не раз бывал бит на страницах газет своими же апостолами и последователями. Но анархист, действующий по-антианархистски, не так уж необычен. Ведь называющие себя коммунистами вместо коммунизма практикуют огосударствление всего и вся с привилегиями для чиновников. Социал-демократы, побеждая на выборах, ликвидируют созданное ими же социальное государство. Либералы отменяют гражданские права и свободы. Консерваторы проводят политику, очень далекую от принципов консерватизма. Националисты дают свободу иностранному капиталу закабалять экономику своих стран. Противники войн призывают бомбить и разрушать города в других странах во имя «мира, демократии и прав человека». Ну а среди противников расовой и национальной дискриминации немало таких, кто вместо равенства начинает требовать процентных норм для представителей каждого народа и расы, которые когда-то вводили антисемиты и фашисты. Это мир, в котором все мы живем. Тот самый, в котором, как писал Джордж Оруэлл, «война – это мир, свобода – это рабство, незнание – сила». Мы полагаем, что сторонникам таких идей «антианархистские» слова и дела Кропоткина даже понравятся. Пусть каждый читатель найдет в этой книге что-то свое…

Белоснежный Христос умер не на кресте, не от пыток. Стоит ли его за это осуждать? Члены Синедриона, Понтий Пилат и Великие Инквизиторы во имя престижа собственной власти не были готовы поступить так. И он ушел из этого мира в небольшом и тихом городе Дмитрове. В такую же снежную ночь, как и та, когда он появился на свет, среди снежинок, медленно падавших на землю…

Не знаю сам почему
Целый день
Мне приходит на память
Имя русское
«Бородин»[1891].

Исикава Такубоку читал «Записки революционера» и прекрасно знал биографию Кропоткина. «Бородин» – один из его псевдонимов. Но все же что говорит человеку имя «Кропоткин»?

Наверное, не лишним будет вспомнить, кто из наших соотечественников известен в мире? Остановимся хотя бы на именах выдающихся политических мыслителей, ставших основателями международных политических движений. Имена людей, идеи которых до сих пор собирают миллионы сторонников по всему миру. Это не Бердяев, не Ильин, превозносимые в современной России. Всемирную известность и признание получили только русские анархисты и марксисты. Среди них те, о ком так много сказано на страницах этой книги: Михаил Бакунин, Петр Кропоткин и один из основоположников христианского анархизма и пацифизма Лев Толстой. Ни русские консерваторы, ни русские либералы не могли раньше и не могут сейчас похвастаться тем, что их идеи имеют международный размах. По сути дела, для мировой политической мысли они так и остались фигурами пятого и шестого рядов. Их идеи, когда-то более, а ныне куда менее самобытные и самостоятельные, тесно сжаты рамками русскоязычной читающей публики…

Почему его идеи получили такое признание? Об этом совершенно справедливо писала революционерка Вера Фигнер, отмечавшая, что Кропоткин «писал не для России, но для всего человечества. Его умственный горизонт отрешился от национальных пределов и расширился до великих задач освобождения всего человечества. Его книги "Хлеб и Воля" и "Поля, фабрики и мастерские" написаны для всех народов, к какой бы национальности они ни принадлежали. В этом смысле он – мировой писатель, мировой – не только по распространенности его произведений, но и по широте охвата его идей»[1892].

В России именем Кропоткина названы город в Краснодарском крае, поселок в Иркутской области (бывший Тихоно-Задонский прииск), село в Крыму, десятки улиц и переулков в самых разных городах, станция метро в Москве, библиотека в Твери, потухший вулкан в Тункинской котловине на территории Бурятии, горный хребет в Иркутской области на окраине Патомского нагорья, западная группа островов архипелага Франца-Иосифа, ледниковый купол на Земле Александра – самом западном из этой группы, ледник на одном из островов архипелага Северная Земля, один из ледников на Шпицбергене. И наконец, имя Кропоткина получила открытая советской антарктической экспедицией гора на Земле Королевы Мод в Антарктиде. В Дмитрове восстановлен дом, в котором жил Кропоткин. На его территории открыт музей с экспозицией, посвященной великому анархисту и ученому.

Апрель 1921 года. Всего через два месяца после смерти Петра Алексеевича через Каспийское море в Персию плывет знаменитый поэт, «председатель Земного шара» Велимир Хлебников. Он едет читать лекции – красным солдатам и морякам из России и восставшим иранским революционерам. Воды «переходили в сумрачное тускло-синее серебро, где крутилось, зеленея, прозрачное стекло волн ярче травы, и сами себя кусали и извивались в судорогах казненные снежные змеи пены»[1893]. Вдалеке виднелись заснеженные горы. «Русский пророк» вез с собой книгу Кропоткина «Хлеб и Воля»…

1923 год. В бирманский город Мандалай британскими колониальными властями выслан индийский революционер Бхупендра Кумар Датта, лидер заговорщиков Бенгалии. Здесь к нему приезжает другой знаменитый борец за независимость Индии – Субхас Чандра Бос. Он втайне привозит с собой из Европы «Записки революционера» Кропоткина – специально для ссыльного, который страстно желал прочитать эту книгу.

1937 год. Революционная Испания. Небольшое селение Муньеса в Арагоне, на территории, освобожденной анархистскими ополчениями-«милициями» от франкистских мятежников. Тысяча семьсот жителей села совершенно добровольно объединились в коммуну, или «коллектив», один из тысяч, возникших в стране. На столе в общинном центре лежит книга «Завоевание хлеба» – «Хлеб и Воля» Кропоткина. Ее привез с собой из Барселоны сын безземельного крестьянина Хоакин Вальенте, выучившийся на учителя. Сколько таких учителей работали тогда в родных местах, обучая своих односельчан читать и писать не по церковным книгам, а по книгам анархистов. И теперь каждый вечер члены «коллектива» собирались вместе, и один из них читал отрывок из «Хлеба и Воли». Это «было новое Евангелие, – вспоминал приезжавший в деревню немецкий анархист Аугустин Сухи. – Здесь черным по белому было написано, как нужно сделать так, чтобы прийти к всеобщему благополучию»[1894].

Май 1968 года. На улицы Парижа выходят сотни тысяч людей. Это апогей всемирного молодежного бунта, который, казалось, вот-вот опрокинет опостылевший «поздний капитализм». Над головами демонстрантов – красные и черные флаги. Среди пестрого набора изображений революционеров разных времен, стран и направлений можно видеть и портреты Кропоткина. В соседней Германии харизматический лидер «новых левых» Руди Дучке, умерший позднее от последствий фашистского покушения, рекомендует студентам читать в том числе и труды Петра Алексеевича: ведь даже если допустить, что Маркс был прав в XIX веке, говоря о постепенном «отмирании» государства, теперь дело обстоит иначе, и этот чудовищный монстр должен быть сломан. В молодежных общежитиях Западной Германии – портреты и книги Кропоткина. Читают его и студенты титовской Югославии, занявшие в 1968 году один из белградских факультетов: они ищут у старого анархиста аргументы в борьбе с «красной буржуазией». И даже за «железным занавесом», в управляемом КПСС Советском Союзе, «новое левое» подполье 1970-х годов вдохновляется кропоткинской этикой…

1974 год. Урсула Ле Гуин, пожалуй, одна из самых талантливых современных писательниц-фантастов (или, лучше сказать, авторов утопий), пишет рассказ «За день до революции». Это продолжение ее романа об анархистской планете Анаррес – «Обделенные». «Анархизм в "чистом" виде, анархизм древних даосов и работ Шелли, Кропоткина, Гольдман и Гудмена, – утверждает она, – вообще самая идеалистическая и самая интересная из всех политических теорий»[1895].

1980-е годы. Время, когда человечество все больше начинает беспокоить перспектива экологической катастрофы. Североамериканский мыслитель Мюррей Букчин, один из основателей социальной экологии, доказывает необходимость радикальной перестройки общества – так, чтобы оно могло жить в гармонии с окружающей средой. В поисках рецептов экологической перестройки цивилизации он обращается к идеям, некогда высказанным Петром Кропоткиным…

История не была благосклонна к идейным наследникам Кропоткина. В СССР анархисты подверглись жестоким преследованиям. Одни вынуждены были покинуть страну, как Махно, Волин или Максимов. За другими захлопнулись двери тюрем и лагерей, многие погибли. Кто-то еще пытался вести нелегальную работу – вплоть до конца 1930-х или даже начала 1940-х годов. Некоторые старались «сохранить огонь»: Софья Григорьевна возглавила кропоткинский музей в Москве, который сталинские власти закрыли только в 1939 году. Затем наступила долгая и страшная тишина…

Но и в большом и широком мире судьба идей Кропоткина складывалась неровно и непросто. Как наивны казались многим идеи взаимопомощи, свободы, гармонии и солидарности в эпоху гигантских фабрик, обесчеловечивающих машин и конвейеров, ГУЛАГов, всемогущего государства… В эпоху Освенцимов, Дрезденов и Хиросим… В эпоху восторжествовавших антиутопий – столь разнообразных… В 1920-х и 1930-х годах даже в мировом анархистском движении велись ожесточенные споры: не устарел ли, в самом деле, Петр Алексеевич со своими представлениями о самоуправляющихся коммунах и вольных федерациях? Находилось немало тех, кто готов был признать правоту модели «общества-фабрики» и машинного деспотизма. И только после ужасов Второй мировой войны люди вспомнили трагическое изречение Августа Стриндберга, повторенное философом Вальтером Беньямином: «Ад – это не то, что нам предстоит, но эта жизнь здесь»[1896]. А значит, надо искать альтернативу. Иной мир не только возможен – он попросту необходим!

И потому интерес к Кропоткину и его идеям не иссякает. Его мысли и выводы привлекают не только современных анархистов и анархо-синдикалистов, которые действуют сегодня почти во всех странах мира – от Канады, Норвегии и России на севере до Чили, Австралии и Новой Зеландии на юге, от Мексики на западе до Индонезии на востоке. Труды Петра Алексеевича Кропоткина изданы и продолжают издаваться не только почти на всех европейских языках и эсперанто, но также на языках Востока: китайском и японском, корейском и индонезийском, хинди и фарси, арабском и иврите, армянском и турецком и многих других…

Времена, города, страны… Все такие разные… Пестрый калейдоскоп века вращался, передвигая людские судьбы, как цветные стекляшки… Многое менялось.

Но Кропоткин оставался. Прав был все же знаменитый бард Владимир Высоцкий: «…мы, отдав концы, не умираем насовсем». Умирают тела и чувства, радости и горести, переживания и страдания, успехи и ошибки. Остаются дела. Остаются книги. Остаются вольные идеи. Становясь, говоря словами аргентинского писателя Кристиана Феррера, частью голоса «одной огромной руны, или целостной памяти истории»[1897], сплетаясь в нить, они переходят из поколения в поколения и вдохновляют людей в их поисках Свободы.