34. Разногласия в рядах либертариев

Было очевидно, что с начала Гражданской войны анархистам пришлось совершить идеологическое отступление. Этот процесс начался с фундаментального решения каталонской НКТ – не провозглашать официально либертарный коммунизм сразу после 19 июля, хотя власть фактически находилась в её руках, а вместо этого сотрудничать с другими силами, поддерживавшими дело Республики. Затем были приняты решения о вхождении анархистов в правительства Каталонии и Республики. Однако в либертарном движении не происходило каких-либо значительных расколов из-за этих компромиссов по отношению к его традиционной идеологии и политике.

Только после Майских дней и изгнания анархистов из каталонского и республиканского правительств эти разногласия начали приобретать заметный масштаб. Чрезвычайное давление, которое испытывали анархисты на последующих этапах Гражданской войны, оказало своё влияние и на внутреннюю жизнь движения. Различные группы по-разному реагировали на давление сталинистов и их союзников и на отношения либертариев с правительством Негрина. Эти различия подходов и мнений в конечном счёте привели к публичному выражению конфликтующих позиций по поводу роли анархического движения в Республике в последний год её борьбы против сил Франсиско Франко.

Одна из тактик сталинистов заключалась в том, чтобы попытаться проникнуть в ряды анархистов. Диего Абад де Сантильян отмечал, что они пытались «расчленить» либертарное движение и что Национальный комитет НКТ осудил эти попытки, но утверждал, что НКТ сделала это «лишь на словах», стараясь не слишком отдаляться от правительства Негрина и поддерживавших его политических сил1. Нет никаких признаков того, что сталинистам удалось добиться какой-либо поддержки для своих приверженцев внутри либертарных организаций.

Однако не подлежит сомнению, что сталинисты обдумывали возможность раскола в рядах анархистов. Так, Пальмиро Тольятти сообщал своему руководству в Москве 25 ноября 1937 г.:

«В пределах НКТ обозначается расхождение между легалистским крылом, которое желает сотрудничать с нами и с правительством, и террористическим крылом. Идёт обсуждение раскола… Будущее покажет, насколько целесообразно заключение пакта между КП и НКТ. Моё мнение благоприятно… Необходимо не допустить, чтобы НКТ, в массе, встала на путь авантюр, и в то же время необходимо установить связь со здоровой частью НКТ…»2

Споры по поводу участия в правительствах

Хотя серьёзные разногласия внутри анархического движения стали очевидными в последний год Гражданской войны, начались они гораздо раньше. Несмотря на то, что решение каталонской НКТ не устанавливать формально свою власть после 19 июля было (как мы отмечали ранее) практически единодушным, в рядах либертариев возникли разногласия, когда они решили войти в правительства Каталонии и Республики.

Вхождение анархистов в правительства получило поддержку значительного большинства членов движения, и оппозиция ему была довольно ограниченной. Хосе Пейратс, который сам выступал против данного шага, подтверждает это. Изложив официальные доводы лидеров НКТ в пользу вхождения в правительство Ларго Кабальеро, он продолжает: «Все ли активисты думали так? Получила ли новая позиция НКТ поддержку международного анархизма и анархо-синдикализма? Печальная истина заключалась в том, что, за исключением течений меньшинства, оглашавших свои протесты в собственных изданиях, в комитетах, на митингах, пленумах и собраниях, значительное большинство активистов поддалось определённому фатализму – прямому результату трагических реалий войны»3.

Тем не менее оппозиция против участия анархистов, хотя бы и временного, в «государственных» делах действительно существовала. Мануэль Салас, участник войны и член НКТ, годы спустя отмечал, что вхождение анархистов в каталонское правительство в конце сентября 1936 г. вызвало мало споров, однако серьёзная дискуссия развернулась по поводу того, должна ли НКТ–ФАИ войти в правительство Ларго Кабальеро4.

Жерминаль Грасия, военачальник из «Либертарной молодёжи», спустя много лет говорил мне, что он редактировал газету «Кихот» (El Quijote), которая высказывалась против вхождения в кабинет Ларго Кабальеро, и что еженедельная газета ЛМ занимала такую же позицию. Он отмечал, что вопрос о присоединении НКТ к режиму Ларго Кабальеро не был вынесен на рассмотрение рядовых членов организации, и утверждал, что многие из них чувствовали себя обманутыми этим ходом и выступали против него.

Одним из принципиальных противников вхождения НКТ в республиканское правительство был Хосе Пейратс, который во время войны был лидером «Либертарной молодёжи» в Лериде и редактировал местную анархическую газету «Акратия» (Acracia). Он утверждал, что министры от НКТ будут бессильны в правительстве и что для НКТ было бы лучше защищать революцию с помощью экономических организаций. После Майских дней в Барселоне он был вынужден оставить должность редактора «Акратии» по причине своей оппозиции5.

Однако Фидель Миро, который был главой «Либертарной молодёжи» бо́льшую часть Гражданской войны, утверждал, что газета Пейратса была единственным изданием ЛМ, которое высказывалось против назначения министров от НКТ, и что на каталонском региональном пленуме организации только делегации из Лериды, Оспиталета и ещё одного центра выступили против участия в правительстве6.

Начало разногласий с ФАИ

В первый год Гражданской войны в глазах широкой публики – и даже членов либертарного движения – было мало различий в политике и позициях Национальной конфедерации труда и Федерации анархистов Иберии. Буквы «НКТ–ФАИ» были видны повсюду в Барселоне и других городах, посёлках и сёлах Республики, словно это была одна организация. То, что НКТ и ФАИ обе были представлены в региональных и местных органах и других общественных учреждениях, позволяло расширить общее представительство либертариев и не было следствием программных разногласий между этими двумя организациями. По всей видимости, в этот период между НКТ и ФАИ не было существенных расхождений. Действительно, Гомес Касас отмечает, что ФАИ «до некоторой степени забыла себя» в начале Гражданской войны и революции. «Практически до самого сентября ФАИ не подавала признаков жизни как полуостровная организация»7.

Однако после Майских дней и устранения анархистов из республиканского и каталонского правительств эта ситуация начала меняться. Мнения лидеров НКТ и ФАИ о том, как противостоять сталинистам и особенно как вести себя по отношению к правительству Негрина, стали значительно различаться.

Диего Абад де Сантильян, один из лидеров ФАИ, цитирует меморандум ФАИ, составленный в сентябре 1938 г., где это объяснялось следующим образом:

«Полуостровной комитет ФАИ, начиная с лета 1937 г., стал высказывать Национальному комитету НКТ своё братское мнение, что, поскольку мы оставили Конфедерации инициативу в политических делах, необходимо пойти на изменение, чтобы защитить нашу собственную индивидуальность, чтобы остановить, насколько это возможно, резкое падение революционной Испании. Мы должны сказать, что наши усилия не увенчались успехом, и разногласия в ежедневных дискуссиях о нашем коллективном поведении обострились до такой степени, что стало невозможно иметь единую ориентацию, одинаковые представления и одинаковые решения по различным проблемам войны, экономики, национальной и международной политики и т.д.»8.

Сантильян проследил, как развивались противоречия между руководством ФАИ (которое до некоторой степени поддерживала Федерация либертарной молодёжи – ФИХЛ) и Национальным комитетом НКТ. Вначале НКТ решительно отказалась вступить в правительство Негрина, когда оно было сформировано, и Национальный комитет НКТ выпустил по этому поводу воззвание:

«Активистам ФАИ нечего было возразить на эту принципиальную и ясную позицию. Она была обоснованной…

Но вот те из нас, кто был лучше информирован, придали этому иное значение, и мы усомнились, что те слова, которые для огромной массы Конфедерации были единственной приемлемой линией, имели такую же ценность для импровизированных лидеров великой организации. Вопреки духу, интересам и чаяниям масс рабочих и бойцов, эти лидеры, ранее публично поддерживавшие политику Ларго Кабальеро, вошли в контакт с Прието, чтобы теперь выразить свою поддержку ему, а когда, несмотря на эту поддержку, Прието также был выброшен из правительства, они связали себя с Негрином до самого поражения».

Сантильян отмечает, что после взятия Бильбао силами Франко «Свободная молодёжь», орган ФИХЛ, опубликовала статью под заголовком «Падение Бильбао означает провал правительства Негрина». В статье говорилось:

«По всей лоялистской Испании, по всем сёлам и городам проносится один призыв, один клич: Долой правительство Негрина! Долой Коммунистическую партию, причину всех поражений!»9

Согласно Сантильяну:

«В обращении Национального комитета НКТ к председателю Совета министров от 10 августа 1937 г. продолжалась славная линия мая. Возможно, оно грешило излишней сдержанностью, терпимостью, систематическим уходом от ответа, которого заслуживали провокаторы, стремившиеся уничтожить нашу работу и наших людей. Но этот документ всё ещё, в некотором роде, представлял собой образец достоинства»10.

Позднее в 1937 г. Национальный комитет НКТ, при содействии ФАИ, представил правительству критический анализ военных операций, проводившихся после отставки правительства Ларго Кабальеро. В данном документе делалось заключение, что невозможность провести запланированное Ларго Кабальеро наступление в Эстремадуре, вследствие отказа русских обеспечить ему воздушную поддержку, «является причиной падения Бильбао». Авторы также критиковали неэффективность руководства незначительными наступлениями республиканцев, предпринятыми в Центре и Арагоне, и доказывали:

«“Операция у Брунете была исключительно политической, она не отвечала задачам победы над фашизмом, а служила интересам Коммунистической партии в ущерб остальным организациям.

Необходимо решительно изменить военную политику, чтобы избежать катастрофы, к которой мы придём, если будем продолжать в том же духе”.

Напрасно мы добивались каких-либо корректив в военной политике, когда министром национальной обороны был Прието или когда его сменил Негрин, корректив, которые могли бы оправдать отказ руководящей бюрократии НКТ от всяких возражений, замечаний и критических суждений»11.

Сантильян пишет по поводу Национального комитета НКТ:

«Правда заключалась в том, что он прекратил всякую критику, он дал Негрину, после многих усилий и унижений, министра, выбранного им самим, и в течение почти всего 1938 года, в преддверии краха, звучал лишь наш голос, личный и Полуостровного комитета ФАИ»12.

К тому времени, когда Полуостровной комитет ФАИ стал возражать против всё более тесного сотрудничества руководства НКТ с Хуаном Негрином, возможность ФАИ апеллировать к анархическим массам была резко ограничена. Диего Абад де Сантильян позднее писал:

«Мы не могли обратиться к широким массам, чтобы они тысячами способов оказали давление на правительство. Попытка, которую годом ранее предпринял Ларго Кабальеро, сделала его узником в собственном доме. Дело было не в том, что мы боялись этого или чего-то ещё худшего, но в сложившейся ситуации даже личное самопожертвование не принесло бы никакого результата. Не один раз правительственная, да и практически вся пресса намекала, что и по менее значительным поводам, чем подавали мы, многие были брошены в тюрьму либо расстреляны. Сам факт, что мы могли ходить по улице, приписывался великодушию правительства. Действительно, многие достойные испанцы были арестованы или расстреляны и за меньшее. И мы также заявляли, что это было одной из многих причин судить и казнить это правительство, худшее, какое Испания знала за многие столетия.

Что мы говорили в своих изданиях, что мы сообщали нашим активистам, что мы обсуждали среди друзей – то же мы открыто высказывали и самому правительству»13.

НКТ, ФАИ и «13 пунктов» Негрина

Первый открытый конфликт между руководством НКТ и ФАИ, по-видимому, произошёл, когда премьер-министр Хуан Негрин огласил свои цели в войне, названные «13 пунктов». Они были изложены перед кабинетом 1 мая 1938 г. В них провозглашалось, что Гражданская война является борьбой за национальную независимость, были обещаны региональная автономия в послевоенной Испании, свобода вероисповедания и армия «на службе нации». Среди этих «13 пунктов» было три, которые имели особую важность с точки зрения анархистов.

Пункт 3 гласил, что борьба ведётся за «народную Республику, представляемую активным государством, основанным на принципах чистой демократии и осуществляющим свою деятельность через Правительство, которое будет наделено всеми полномочиями, переданными ему голосами граждан, и станет символом твёрдой исполнительной власти, всегда следующей предписаниям и желаниям испанского народа».

Пункт 7 указывал:

«Государство гарантирует право собственности, приобретённой законным порядком и на законных основаниях, при соблюдении высших национальных интересов и защиты производителей. Не вмешиваясь в личную инициативу, оно будет препятствовать накоплению богатства, порождающему эксплуатацию граждан и порабощение общества и уменьшающему контролирующую роль государства в экономической и социальной жизни. С этой целью оно будет способствовать развитию мелкой собственности, гарантирует семейное наследование и будет стимулировать все средства экономического, нравственного и расового улучшения производительных классов. Собственность и законные интересы иностранцев, которые не содействовали мятежу, будут уважаемы, и будет исследован, для выплаты соответствующей компенсации, ущерб, непреднамеренно причинённый войной. Для рассмотрения этого ущерба Правительство Республики уже создало Комиссию по иностранным жалобам».

Пункт 8 предусматривал преобразования в сельском хозяйстве:

«Коренная аграрная реформа, ликвидирующая старую и аристократическую полуфеодальную собственность, которая, лишённая всякого гуманного, национального и патриотического чувства, всегда была главным препятствием для раскрытия великих возможностей страны. Создание новой Испании на основе широкой и прочной демократии крестьян, собственников земли, которую они обрабатывают».

Наконец, пункт 13, хотя и не затрагивал напрямую позицию анархистов, вызывал серьёзные сомнения у них и других сил, поддерживавших республиканское дело:

«Полная амнистия для всех испанцев, желающих сотрудничать в обширной работе по восстановлению и возвеличению Испании. После такой жестокой борьбы как та, что заливает кровью нашу землю, на которой возродились древние добродетели героизма и верность идеалам расы, было бы предательством по отношению к судьбе нашего Отечества не подавить и не похоронить все мысли о мести и преследовании, ради общего дела самопожертвования и труда, совершить которое обязаны все сыны Испании для её будущего»14.

Реакция лидеров НКТ и ФАИ на принятие «13 пунктов» сильно различалась. 10 мая Национальный координационный комитет НКТ–ВСТ выпустил совместное обращение этих двух организаций, в котором говорилось:

«Наше правительство Народного фронта в своей недавней программе, изложенной в 13 пунктах, сформулировало основные цели нашей борьбы: целостная и полная национальная независимость; защита перед всем миром, и в авангардной позиции, настоящего и будущего цивилизованного человечества, без ограничения усилий и жертв, чтобы завоевать для нашей родины достойное место в сообществе наций и защитить коллективные интересы; право распоряжаться судьбами нашей страны и воля нации, устанавливающая для Республики правовой и социальный строй общежития, который посчитают гуманным и справедливым»15.

«Эти цели создают условия и силы, чтобы не сдавать позиций, пока не будет достигнута победа нашего дела. И поскольку борьба до конца, до победы – это выражение на словах твёрдой решимости всего пролетариата, который мы представляем, Национальный координационный комитет НКТ–ВСТ присоединяется к нашему правительству Народного фронта и подтверждает и рассматривает как свою собственную эту декларацию»16.

В этот же день Национальный комитет НКТ издал циркуляр, в котором обязывался защищать каждый из «13 пунктов» Негрина, чтобы показать, что они открывают «широкий простор для прогрессивных свершений», и опровергнуть «пессимистические измышления пораженцев».

По поводу 3-го пункта Национальный комитет заявлял:

«На пленуме в сентябре 1937 г. было решено сделать нашим и отстаивать тезис выборов под эгидой “демократической и федеративной социалистической республики”. В основные принципы, представленные нами ВСТ и принятые Национальным пленумом региональных организаций, мы включили пункт, излагающий сентябрьское решение. Декларация правительства меняет формулировку и говорит о народной республике, что не противоречит нашему тезису»17.

Циркуляр НКТ придавал пункту 7 «революционное значение, поскольку он относится к вопросам экономики и собственности. Мы хотели бы иметь декларацию о социализации, коллективизации и т.п.», но, говорила НКТ, это было невозможно для правительственного документа, рассчитанного главным образом на иностранную аудиторию. Утверждалось, что НКТ сама поддерживала мелкую собственность и предлагала компенсацию за конфискованные иностранные предприятия. Национальный комитет заявлял, что находит в пункте 7 «множество совпадений с нашими стремлениями, которые также сводятся, теоретически и практически, к постоянному улучшению положения производительных масс».

Что касается пункта 8, относящегося к аграрной реформе, то НК НКТ считал, что положение о «демократии крестьян, собственников земли, которую они обрабатывают» вполне удовлетворительно, поскольку в нём не говорится, «должен ли крестьянин быть собственником земли… индивидуально или в коллективе, и поэтому в сельской местности могут существовать коллективные организации, которые предполагают, что крестьяне, формирующие их, являются собственниками земли, которую они обрабатывают».

Наконец, НК НКТ защищал пункт 13, обещавший полную амнистию тем, кто участвовал в мятеже против Республики. Утверждалось, что этот призыв имеет «важность для внешнего мира… и важность в зоне мятежников, как пробуждение надежды среди тех, кто ежедневно наблюдает итало-германское вторжение»18.

Взгляд руководства ФАИ на «13 пунктов» полностью отличался от взгляда Национального комитета НКТ. В циркуляре, который был направлен Полуостровным комитетом ФАИ всем региональным группам, говорилось:

«Опубликованная правительством нота относительно целей, к которым стремится Республика в этой войне, представляет собой важнейший документ, в котором оно намечает курс, практически знаменующий возврат к режиму, существовавшему до 19 июля, со всеми последствиями, какие это может иметь для пролетариата»19.

Следующий циркуляр Полуостровного комитета ФАИ, датированный 6 мая, гласил:

«От третьего пункта, который устанавливает парламентский режим, до тринадцатого, который обещает амнистию сторонникам Франко, всё её содержание яростно сталкивается не только с нашими идеями (отражения которых в правительственном документе мы и не ожидали), но и с реалиями, создавшимися в антифашистской Испании после 19 июля. Самым существенным в этом документе является то, что в нём отсутствует. Мы не находим в нём никакого, даже самого острожного упоминания о 19 июля, о контрреволюционных силах, которые тогда с оружием в руках поднялись против народа и были решительно устранены из общественной жизни; мы не находим в нём положения, которое гарантировало бы завоевания крестьянского и рабочего класса; пра́ва на коллективное пользование [землёй] и рабочий контроль в производстве. Напротив, государство обещает гарантировать [частную] собственность, индивидуальную инициативу, свободное отправление религиозных культов, стимулировать развитие мелкой собственности, возместить убытки иностранному капиталу и т.д., и т.д.»20.

Столкновение между лидерами НКТ и ФАИ достигло кульминации, когда встал вопрос, будет ли ФАИ подписывать декларацию Народного фронта, одобряющую «13 пунктов». Каталонская региональная организация ФАИ, следовавшая решениям Исполнительного комитета Либертарного движения в той части Республики, настойчиво убеждала Полуостровной комитет ФАИ подписать этот документ, и её поддержал Региональный комитет Астурии, хотя комитет Арагона присоединился к возражениям Полуостровного комитета. В итоге Полуостровной комитет ФАИ согласился подписать декларацию «против воли»21.

Правительственный кризис в августе 1938 г.

Второй серьёзный конфликт между Полуостровным комитетом ФАИ и Национальным комитетом НКТ, очевидно, произошёл во время правительственного кризиса в августе 1938 г., который был вызван отставкой каталонского и баскского министров, несогласных с принятием правительством Негрина трёх декретов, в том числе о национализации военной промышленности страны. Диего Абад де Сантильян объясняет случившееся следующим образом:

«Усилия, которые мы прилагали в дни кризиса в попытке повлиять на руководящие комитеты либертарного движения, стремившиеся сохранить бессильного министра в правительстве Негрина – министра, выбранного самим Негрином, без консультации, министра, не дававшего нам никакой информации по вопросам жизненной важности, – не поддаются описанию. Множество доказательств, отчётов, данных, которые мы представили для понимания того, насколько пагубным было наше участие в таком правительстве и насколько вредным оно было для достойного завершения войны, – всё это должно было заставить немного задуматься даже тех, кто не был склонен к размышлениям. И всё же мы ничего не добились. НКТ, или предполагаемые её представители, оставалась неизменной в своей позиции, несмотря на все унижения, которым она подвергалась, даже непосредственно во время кризиса, а остальные партии и организации были запуганы аппаратом, созданным для репрессий…»22

Хосе Пейратс описывает различную реакцию лидеров НКТ и ФАИ на августовский кризис:

«НКТ не прерывала своего молчания. ФАИ, со своей стороны, выразила свою позицию в документе, содержание которого может быть суммировано в следующих двух пунктах… 1. Декреты, одобренные Советом министров 11-го числа этого месяца, представляют собой посягательство на права и свободы испанского народа. 2. Мы призываем все партии и организации, которые ставят общие интересы выше собственных частных амбиций, заявить о своём несогласии с политикой, обозначенной в этих декретах»23.

Меморандум ФАИ о ведении войны в августе 1938 г.

Следующим открытым разрывом Полуостровного комитета ФАИ с позицией руководства НКТ, выражавшейся в полной и некритической поддержке Хуана Негрина и всех аспектов его руководства войной – военного, экономического и политического, – был меморандум о военной ситуации. Этот документ был отправлен не только правительству, но и «бывшим военным министрам, военачальникам, партиям и организациям, поддерживающим правительство». Сантильян отмечает: «Несмотря на молчание большинства, наши аргументы и критика были настолько неопровержимыми, что многие люди ждали скорого введения изменений, предложенных нами». Среди тех, кто сообщил Полуостровному комитету о своей поддержке меморандума (полной или частичной), были Ларго Кабальеро, Индалесио Прието, генерал Висенте Рохо (начальник генштаба), Луис Аракистайн, полковники Диас Сандино, Хименес де ла Вераса, Эмилио Торрес и генерал Хосе Асенсио24.

В документе указывалось, что в течение двух лет войны лоялистские силы бо́льшую часть времени находились в отступлении. «Несомненной истиной является то, что руководство кампанией с нашей стороны страдает серьёзными дефектами, а наша народная армия и её командиры, недостаточно компетентные и значительно ослабленные партийной политикой, также имеют недостатки»25.

Первой причиной «столь сложной военной ситуации» в меморандуме называлось «нелепое и губительное влияние политики на войну». Вначале все республиканские фракции считали, что война быстро будет выиграна. Как следствие, «политика партийной гегемонии в тылу поощряла тех, кто боролся в защиту так называемых завоеваний революции, игнорируя то, что было самым существенным, то есть войну, войну неизбежно революционную. Партии и организации занимались накоплением оружия в тылу, чтобы добиться преобладания в послевоенный период, который, как они думали, скорого наступит, удерживая это оружие вдали от слабых фронтов, малоорганизованных и испытывающих недостаток во многих вещах».

Когда этот начальный период закончился, то, по словам ФАИ, «в первых рядах появляется политическая партия, недостаточно сильная в народе, но поддерживаемая политикой иностранной державы, которая, после усиленной пропаганды в рядах армии и учреждениях общественного порядка, приманивая к себе повышениями и постами новобранцев с не очень ясным антифашистским прошлым и небезукоризненной моралью, во многих случаях выдавая им членские билеты, датированные 1933 годом, безо всяких ограничений начинает превращать народную армию в творение партии»26.

Второй слабостью Народной армии, отмеченной Полуостровным комитетом, была система военных комиссаров.

«Когда начался военный мятеж и мы неожиданно получили в свои руки организацию войны и военных ресурсов, не зная, кому из профессиональных элементов доверить наши колонны, мы прибегли к назначению политических руководителей, или комиссаров, которые в сопровождении более или менее дружественных военных, которым мы доверяли, направляли операции.

Это было единственным возможным решением при тех обстоятельствах. Мы не могли поручить командование персоналу, который мы не знали, и были вынуждены оставить на постах только тех, кто объявил о своей поддержке вооружённого народа. Это была временная мера, пока не прояснится ситуация. Впоследствии из наших военных школ выпускались офицеры народного и революционного происхождения, а на самом фронте появились выдающиеся командующие из милиционеров, такие как Дуррути в Каталонии, Сиприано Мера в Центре, Ихинио Карросера в Астурии и др. Существование двойного аппарата, политического и военного, стало бессмысленным, если не вредным, не говоря уже об отравляющем влиянии политической вербовки, которой обеспечивал поддержку и средства этот аппарат»27.

Третьей проблемой, согласно Полуостровному комитету, были «военные советники СССР и применение авиации». Советские военные специалисты обвинялись в том, что они часто выходили за границы своих полномочий, осуществляя командные и контрольные функции. Это особенно относилось к авиационным силам, которые

«полностью находятся в руках офицеров СССР – крайность, вполне понятная ввиду особых условий в воздушных силах, отличающихся от армии, хотя мы и начали формировать многочисленные контингенты великолепных испанских пилотов и еженедельно собирать на наших заводах различные самолёты. Однако авиация, которую мы имеем, используется неэффективно, поскольку не были созданы, возможно из-за недостаточных ресурсов, подразделения авиации, находящиеся во взаимодействии с армиями и армейскими корпусами. Мы можем заявить, что наша пехота никогда не бывает достаточно обеспечена поддержкой воздушных сил, которые не держат никакой связи с землёй, в противоположность тому, как действует авиация наших врагов. Нет по сути никакого наблюдения с воздуха или фотосъёмки… не отслеживается ежедневный прогресс вражеских укреплений и, говоря в целом, не выполняется настоящая работа, которая отводится воздушным силам в современной войне»28.

Далее ФАИ критиковала «ревнивое преследование военачальников». Данный раздел меморандума обвинял членов «определённой партии» в распространении негативных слухов о командирах и политкомиссарах, не принадлежавших к этой партии. «Аполитичный Наполеон Бонапарт, командующий соединением нашей народной армии, без сомнения, был бы повержен комиссаром и ячейкой определённой партии в главном штабе. С другой стороны, фабрикуется ложная воинская слава для безликих и невежественных людей, на основании их сопричастности ячейкам и комиссарам… В таких условиях был создан моральный климат, далёкий от здорового, благородного и образцового боевого товарищества, которое должно царить внутри верной группы офицеров, и в этом факте можно увидеть причину многих дезертирств, многих поражений и отсутствия хороших командующих»29.

Затем ФАИ обращалась к проблеме избытка вооружённого персонала в тылу:

«В мае 1937 г. у нас были огромные силы манёвра, настоящая резервная армия, которой мы сегодня, несмотря на пополнения в ходе призыва, не имеем… Освобождение от службы на фронте, по политическим причинам, так называемых ответственных лиц в гражданской администрации, а также работающих в военной промышленности и тех, кто подлежит призыву, но служит в карабинерах, корпусе безопасности и информации… и полиции, вызывает огромное недовольство среди бойцов и их семей. Всё это должно быть изменено сильным и беспристрастным руководством»30.

Наконец, ФАИ в своём меморандуме критиковала отказ правительства организовать партизанские силы для действий в тылу врага и посвящала несколько слов тому, как это могло быть сделано31. Затем предлагались четыре «неотложных предварительных меры». Первая из них звучала следующим образом:

«Полное изменение в руководстве операциями вооружённых сил и военной политике. Пока не будет осуществлён отзыв добровольцев, предложенный Комитетом по невмешательству, испанские офицеры должны быть назначены для контроля над интернациональными бригадами. Ни один иностранец не может занимать должности, связанные с командованием и ответственностью, в армии, авиации и флоте. Русские советники прекратят свои независимые операции и будут членами главных штабов, подчинёнными испанским командующим. Переводчиков будет предоставлять правительство».

Вторым изменением, рекомендуемым ФАИ, было: «Восстановление дисциплины во всей её чистоте. Незаконные действия и некомпетентность командующих повлекут за собой строгое наказание, независимо от поручительства той или иной политической партии». Третьим было: «Отведение военным комиссарам только таких функций, которые не могут нанести ущерба правам и обязанностям военачальников». Наконец, ФАИ призывала к «радикальной реформе СИМ»32.

Естественно, сталинисты были весьма раздражены этим меморандумом. Впоследствии Пальмиро Тольятти утверждал, что «он содержал практически все элементы платформы антикоммунистического блока капитулянтов и предателей»33.

Октябрьский пленум 1938 г. Либертарного движения

Последнее крупное столкновение между соглашателями из Национального комитета НКТ и более радикальным Полуостровным комитетом ФАИ произошло на пленуме Либертарного движения 16–30 октября 1938 г. Это было собрание делегатов от региональных организаций всех трёх частей движения: Национальной конфедерации труда, Федерации анархистов Иберии и Федерации либертарной молодёжи. «Свободные женщины» участвовали только в дискуссии о «вспомогательных организациях Либертарного движения», и запрос о признании их четвёртой полноправной составляющей движения был отклонён34.

Споры на этом пленуме недвусмысленно отразили разногласия, раздиравшие Либертарное движение изнутри. Но в то же время они проиллюстрировали противоречия, с которыми движение сталкивалось в течение всей Гражданской войны, между его давними принципами и необходимостью идти на компромисс, чтобы выиграть войну и защитить свои организации.

В ходе подготовки к пленуму Полуостровной комитет ФАИ составил 17-страничный меморандум. В нём резюмировались жалобы, которые организация направила правительству и избранным деятелям двумя месяцами ранее, с добавлением значительного материала о терроре в отношении анархистов и других военнослужащих и гражданских лиц35. ФАИ также представила другой документ, озаглавленный «Доклад о необходимости подтвердить нашу революционную ориентацию и отказаться от участия в правительстве, ведущем войну и революцию к неминуемому поражению». Он содержал, главным образом, личные обвинения в адрес премьер-министра Хуана Негрина36.

Во время этого долгого двухнедельного пленума происходили острые конфликты между Национальным комитетом НКТ и Полуостровным комитетом ФАИ, которые отражены в записях, оставленных одним из членов последнего. Согласно этим записям, Мариано Васкес, национальный секретарь НКТ, полностью раскритиковал революционные действия анархистов в первой части Гражданской войны.

Васкес нападал на излишнюю привязанность анархистов к их традиционной идеологии и объяснял их слабые позиции в вооружённых силах их сопротивлением милитаризации. Он критиковал городские коллективы за отказ от «официальной опеки» и правительственного финансирования. Он критиковал поведение Гарсии Оливера в правительстве Ларго Кабальеро. Он осудил контрольные патрули анархистов. Он говорил о «донкихотской позиции» Совета Арагона. Он защищал национализацию и муниципализацию городских коллективов. Наконец, он защищал участие НКТ в правительстве Негрина и само это правительство. Он резко раскритиковал, как «ребяческий», августовский меморандум ФАИ о военных проблемах37.

Васкесу отвечали два члена Полуостровного комитета ФАИ, Жерминал де Соуза и Педро Эррера. Первый возражал против оценки военного меморандума ФАИ как «ребяческого», говоря, что «это не отражает мнение политических и военных руководителей»38.

Педро Эррера, очевидно, был более резким в своём ответе, чем его коллега. Согласно записям об этом заседании, он сказал:

«Необходимо отстранить тех, кто осуждает наши принципы. Тот, у кого нет идей, не должен стоять во главе нашего движения, которое нужно защищать как целое. Мы совершенно не можем обвинять себя в том, что случилось. “Доктринальный багаж” и “устаревшая литература” не могут быть отброшены анархистами, так как они всё ещё нуждаются в них. Потому что мы те, кто мы есть. Если кто-то отвергает наше учение по той причине, что оно не даёт нам быть неразборчивыми, пусть он покинет наши ряды. Нас нельзя обвинить ни в том, что произошло в Арагоне, ни в конфискации коллективизированных предприятий правительством. Тенденция оправдывать всё, что делается, и обвинять нас самих порочна и ставит нас в неприглядное положение».

Эррера также призывал говорить анархическим массам правду, чтобы избежать ошибок в будущем. По поводу поражений на фронте он сказал:

«В своих письменных докладах мы указали множество их причин, за которые мы не можем сделать себя ответственными, поскольку мы не имели к ним никакого отношения, что ясно продемонстрировал сам Национальный комитет НКТ…

Наши борцы не испытывали недостатка в активности, возможности или быстроте. Мы не можем и не должны советовать им опускаться до приёмов двуличности, лицемерия, запугивания и обмана, отличающих так называемую умелую политику коммунистов, которых мы сравнили с Обществом Иисуса. Для нашего движения этика – не предмет роскоши, а нечто совершенно необходимое, что отличает нас от других секторов…

Анархические идеи не делают невозможным, а наоборот, облегчают понимание проблем, о которых мы говорили, и их решение. Мы обязаны восстановить нашу необъятную силу, работая внутри нашей организации и рассматривая правительственные действия как временную меру, какой они и должны быть. Нам не следует забывать ни на один момент наши подлинные революционные цели. Либертарное движение должно излечиться. И для этой цели мы здесь должны указать на решения. Мы – комитет анархической организации, и мы знаем, в чём наша задача. Мы зависим от наших активистов, и мы не те, кто отдаёт приказы…»39

Орасио Прието был одним из тех, кто отвечал Полуостровному комитету. «Мы стоим на грани раскола. Я был бы счастлив, если бы можно было доказать обратное, и я прошу, чтобы мне это доказали. Никто не может присвоить себе исключительное право определять линию поведения и идеи»40.

На последующем заседании Федерика Монсень осудила Негрина. Она утверждала, что он «возглавляет абсолютистскую диктатуру с ликвидаторскими тенденциями». Она осудила дальнейшее сотрудничество анархистов с режимом Негрина и подвергла критике различные аспекты политики правительства41.

Хосе Пейратс называет этот пленум «грубой перепалкой»42. Тем не менее на нём были приняты важные решения, в том числе о создании координационного комитета Либертарного движения43. Конфликтная атмосфера, ощущавшаяся на заседаниях, подчёркивается в записях члена Полуостровного комитета ФАИ, которые цитируются Пейратсом (и мной).

«Под закрытие пленума Национальный комитет НКТ поднял вопрос о своей несовместимости с Полуостровным комитетом ФАИ. Последний в ответ выразил своё недоумение, заявив, что не чувствует со своей стороны несовместимости с каким-либо органом, поскольку, осознавая свою ответственность, в подобной ситуации он сразу же подал бы в отставку»44.

Хосе Пейратс так характеризует ситуацию внутри Либертарного движения в конце 1938 г.:

«Либертарное движение в 1938 году всё ещё сохраняло значительную часть своего потенциала и влияния на события в стране. Но, как мы только что видели, оно оказалось разделено на две основных тенденции. Одна, которую представлял Национальный комитет НКТ, была до крайности фаталистичной; другая, Полуостровного комитета ФАИ, представляла собой запоздалую реакцию против этого фатализма. Но между фатализмом НКТ и строгой ортодоксией ФАИ находилась ещё одна тенденция, не временная, а постоянная, в пользу открытого пересмотра тактики и принципов, представителем которой был Орасио Прието. Эта тенденция, выступавшая за превращение ФАИ в политическую партию, на которую возлагалась бы обязанность представлять Либертарное движение в правительстве, государственных органах и избирательных кампаниях, стала плодом всех тех идеологических компромиссов, на которые пошли начиная с 19 июля как НКТ, так и ФАИ»45.

Споры по поводу централизации Либертарного движения

Развитие самого анархического движения также породило спорные вопросы в последний год Гражданской войны. Одним из них была возросшая централизация и ужесточение дисциплины внутри движения.

На первых стадиях Гражданской войны в целом сохранялись традиционные демократические процедуры и участие рядовых членов в принятии решений, отличавшие испанский анархизм. Однако уже в марте 1937 г. поумистское издание «Испанская революция» сообщало о документе, принятом Национальным комитетом НКТ с согласия руководящих органов ФАИ и ФИХЛ, где «заявляется, что только региональные комитеты могут объявлять мобилизации, издавать распоряжения и т.д. Региональные комитеты являются единственными органами, уполномоченными действовать в политических вопросах… Отраслевые федерации и комитеты различных отраслей промышленности больше не имеют права принимать лозунги – только центральный руководящий орган, региональный комитет, может это делать. Все, кто не действует в соответствии с этими правилами и решениями, будут публично исключены из организаций». Издание ПОУМ комментировало:

«Эти шаги значительны, поскольку они указывают, в какой степени НКТ изменяет свою организацию и теорию перед лицом текущей ситуации»46.

Национальная конфедерация труда сообщала в декабре 1937 г. на конгрессе Международной ассоциации трудящихся (МАТ), что с 19 июля 1936 г. по 26 ноября 1937 г. НКТ провела 17 национальных пленумов региональных федераций. Этот доклад описывал процедуру проведения пленумов следующим образом:

«Национальный комитет созывает их циркуляром, с приложением повестки и отчёта. Региональные комитеты передают циркуляр местным и комаркальным федерациям или синдикатам, в зависимости от вопросов, перечисленных в повестке. Они созывают общие собрания членов, на которых обсуждается повестка и принимаются резолюции, которые впоследствии защищаются на региональных пленумах местных и комаркальных организаций, и решения этих пленумов защищаются делегациями региональных комитетов на национальных пленумах региональных организаций. В такой форме, и всегда с опорой на принципы анархо-синдикализма и волю большинства, резолюции принимаются по результатам дискуссии и при участии членов в обсуждении всех проблем»47.

Хосе Пейратс утверждает, что этот доклад изображал прямо противоположное тому, как в действительности поступало руководство НКТ:

«Этот избыток циркуляров, рассылаемых синдикатам Национальным комитетом, показывает, что последний стал машиной лозунгов. Для высшего комитета не нормально напрямую и с такой частотой обращаться к низовым организациям, используя промежуточные комитеты как пересылочные пункты. То же самое можно сказать по поводу избытка национальных пленумов, и прежде всего когда они начинаются с основной группы – собрания членов. Национальный комитет созывает эти пленумы циркуляром с повесткой. Если это должно значить, что повестку составляет Национальный комитет, то мы скажем, что такая процедура антифедералистская. Повестка обычно составляется на основе предложений, вносимых синдикатами».

Пейратс указывает, что даже рассылка извещений о пленумах проводилась избирательно. Как он говорит, сам Национальный комитет признал, что извещения отправлялись «местным и комаркальным федерациям или синдикатам, в зависимости от сложности повестки». Иначе говоря, «если повестка оказывается “сложной”, то циркуляр не доходит до синдикатов».

Пейратс подвёл итоги своих наблюдений о нехарактерной централизации власти в НКТ так:

«Можно с уверенностью сказать, что обстоятельства времени требовали от нашего движения скорости в организационной работе и что было необходимо принять предосторожности, чтобы избежать некоторого неуместного вмешательства. Но утверждение, что эти обстоятельства требуют отставить в сторону старый федерализм, доводит нас до конца пути»48.

Демократические процедуры стали ограничиваться, и начали применяться определённые дисциплинарные меры, которые не были характерными для движения. В докладе НКТ декабрьскому конгрессу МАТ, который мы цитировали выше, отмечалось:

«Национальный пленум региональных организаций, прошедший в Валенсии 6 февраля 1937 г., по третьему пункту повестки… объявил обязательной нормой поддержку всеми членами, синдикатами и комитетами решений организации, и в случаях, когда речь идёт об общенациональных решениях, и в случаях, когда эти решения региональные или местные. Нельзя было, чтобы каждый пользовался неправильно понятой свободой для подрыва организационного развития анархо-синдикализма. И нельзя было ставить в ложное положение комитеты и товарищей, участвовавших в правительстве»49.

Ранее мы отмечали тенденцию к подавлению оппозиционных голосов внутри Либертарного движения, включая отстранение Хосе Пейратса от редактирования анархической газеты «Акратия» в Лериде и резолюцию Национального экономического пленума НКТ о значительном сокращении числа периодических изданий. От имени Либертарного движения всё чаще выступали национальный и региональные комитеты, а рядовые анархисты оказывали всё меньше влияния на его позицию.

Кульминацией этого процесса стало принятое в апреле 1938 г. решение каталонских анархистов о создании «исполкома». Согласно Хосе Пейратсу, «Исполнительный комитет Либертарного движения был создан на пленуме анархических групп, делегатов синдикатов, активистов и комитетов трёх организаций, НКТ, ФАИ и ФИХЛ, 2 апреля в Барселоне… Гарсия Оливер дал драматическое описание военной ситуации, результатом чего стал Исполнительный комитет, полностью несовместимый с традиционным учением и практикой в особой и конфедеральной организациях»50.

Тем не менее существовала оппозиция такому развитию движения. Когда, после поражения лоялистов в битве на Эбро, Хуан Гарсия Оливер начал в прессе НКТ кампанию в поддержку создания исполкома, «Либертарная молодёжь» Каталонии наиболее решительно возражала против этого предложения, называя его апофеозом неверной политической линии, начало которой было положено при вхождении НКТ в правительство. Она говорила, что в итоге это приведёт к полному преобразованию НКТ в организацию, совершенно отличную от той, какой она традиционно являлась. Федерация либертарной молодёжи выпустила в ответ на статьи Гарсии Оливера обращение, которое было опубликовано в Испании и за границей, критикуя идею исполнительного комитета51.

Но, несмотря на это, Исполнительный комитет Либертарного движения Каталонии всё же был создан. Фидель Миро, главный лидер «Либертарной молодёжи» в Испании, был избран его секретарём. Комитет стремился установить в движении строгую дисциплину. Согласно резолюции о его создании, Исполнительный комитет, «с согласия комитетов движения», мог исключать отдельных лиц, группы, синдикаты, федерации и комитеты, которые не следовали общим резолюциям движения и своими действиями наносили ущерб их выполнению52.

Этот Исполнительный комитет Либертарного движения Каталонии, безусловно, представлял собой такую степень централизации власти, которая была неслыханной в испанском анархизме до Гражданской войны. По одному из его решений несколько инакомыслящих должны были быть наказаны за свою оппозицию отправкой на фронт53. Мы уже видели, что Исполнительный комитет Либертарного движения поддержал Национальный комитет НКТ в его споре с Полуостровным комитетом ФАИ по поводу «13 пунктов»54.

Разногласия внутри НКТ

Внутри самой НКТ существовала оппозиция тому, что воспринималось как рабское служение Национального комитета Хуану Негрину и его правительству. Эта оппозиция была особенно заметной в Каталонии.

Хуан Гарсия Оливер вспоминает о конфликте между руководством НКТ в Каталонии и Национальным комитетом:

«НКТ в Каталонии по капле накопила в себе обиды рабочего класса и приготовилась поднять общее выступление, в ходе которого ей предстояло свергнуть Негрина и коммунистов, не рискуя разорвать общий боевой фронт. Это произошло, когда она разорвала отношения с Национальным комитетом организации, из-за чрезмерных уступок последнего Негрину, из-за его сотрудничества с мифическим ВСТ негринистов и с Народным фронтом коммунистов.

Разрыв отношений с Национальным комитетом продолжался несколько месяцев, пока НКТ не созвала Национальный пленум региональных организаций. Печально, но большинство региональных организаций, с Центральной во главе, поддержали Национальный комитет и даже усилили его пронегриновскую позицию. Подобное отношение, которое подразумевало отречение от тех из нас в Каталонии, кто был против Негрина и выступал за полный пересмотр коллаборационистской линии НКТ, продолжалось до отставки Асаньи с поста президента Республики»55.

Каталонские анархисты рассматривали возможность политического переворота, направленного против Негрина. Гарсия Оливер провёл неофициальное совещание в своём доме в Барселоне, чтобы обсудить эту идею. Там присутствовали Хосе Хуан Доменек – глава каталонской НКТ, Хуан Пейро, Федерика Монсень, Франсиско Исглеас и Жерминаль Эсглеас. Они решили попытаться получить поддержку Диего Мартинеса Баррио из Республиканского союза, а также Луиса Компаниса и даже президента Асаньи.

Однако переговоры не дали результата. Когда обратились к Мартинесу Баррио, тот ответил: «Весьма интересная инициатива. Но уже слишком поздно». Президент Асанья дал похожий ответ:

«То, что вы предлагаете мне, очень интересно. Я думал о таком решении. Но у нас не осталось времени для его осуществления»56.

Отстранение Негрина произошло лишь после краха Каталонского фронта и открыло собой завершающие события Гражданской войны в Испании.