32. Сопротивление анархистов

После Майских дней в Барселоне и последующего удаления из правительств Каталонии и Республики анархисты были отброшены в оборону. Задача расширения революции больше не стояла, пришло время отчаянного сопротивления в попытке отстоять завоевания первых недель и месяцев Гражданской войны и защитить существование анархических организаций и жизни их членов.

Тем временем их главные противники, сталинисты, неуклонно продвигались к установлению абсолютной власти над Республикой. Через много лет после окончания войны испанские коммунисты «признали», что в их поведении были «ошибки». Как отмечает Хулиан Горкин, это произошло на совещании представителей восьмидесяти одной коммунистической партии, которое проходило в Москве в ноябре – декабре 1960 г.:

«При всей этой таинственности, окружавшей Московское совещание, через Варшаву пропустили кое-что – без сомнения, намеренно – касательно вызвавшей овации самокритики, с которой выступила “Пасионария” от имени Коммунистической партии Испании – а в действительности по решению сверху. Сообщение было простым: “Долорес Ибаррури сказала, что в ходе гражданской войны Коммунистическая партия Испании допустила серьёзные ошибки, отрицая на практике искреннее и глубокое сотрудничество с другими народными силами, которые поднялись против фашизма”. Это неожиданное заявление, встреченное с восторгом и очевидным энтузиазмом, было сделано в поддержку критики “сектантства”, которая была одной из главных тем на Московском совещании»1.

Сталинисты убирали со своего пути одну оппозиционную группу за другой. Прежде всего, они полностью разгромили ПОУМ. Одновременно они уничтожили опору Франсиско Ларго Кабальеро во Всеобщем союзе трудящихся и фактически поместили его самого под домашний арест2. Затем пришёл черёд бывшего союзника коммунистов Индалесио Прието, который за попытку оспорить превосходство коммунистов в вооружённых силах был не только устранён из правительства, но и полностью лишён политического влияния. После того, как сталинисты избавились от более опасных противников, политическая роль испанских республиканских партий и «Левых республиканцев Каталонии» практически свелась к нулю.

В последние месяцы войны у сталинистов оставался лишь один серьёзный противник – анархическое движение, которому приходилось постоянно терпеть преследования и переносить поражения. Его сопротивление сталинистам и их союзнику премьер-министру Негрину ослабевало, и в рядах либертариев наметился раскол. Когда было уже слишком поздно, анархисты наконец дали отпор и приняли участие в перевороте, свергнувшем Негрина, и в создании Национального совета обороны, пришедшего к власти в результате этого переворота, менее чем за месяц до окончания войны.

К расколу в рядах анархистов и к их участию в Национальном совете обороны мы обратимся в следующих главах. Здесь мы остановим наше внимание на том, как коммунисты достигли власти, как реагировали на это анархисты и как они от этого пострадали.

Кампания анархистов по возвращению в правительство

С того момента, как они оказались устранены из республиканского правительства, анархисты начали требовать, чтобы их вновь включили в его состав. Хесус Эрнандес в своей книге, направленной против анархистов, цитирует письмо Мариано Васкеса, национального секретаря НКТ, от 3 июня 1937 г., в котором предлагалось ввести НКТ в правительство; Негрин ответил на него отказом3.

На митинге, организованном Национальным комитетом НКТ в июле 1937 г. в Валенсии, где главным оратором был Мариано Васкес, была принята резолюция, призывавшая, помимо прочего, к «созданию правительства с пропорциональным представительством всех антифашистских сил…»4

Три недели спустя Хоакин Кортес, выступая от имени НК НКТ на митинге в Каспе, Арагон, заявил:

«…Хотя нас выбросили из правительства, НКТ не говорила, что не хочет участвовать в нём. НКТ лишь говорила и говорит, что она не собирается входить в правительство, чтобы вести бесчестный торг, как делали все до сих пор. Мы хотим вступить в правительство, чтобы вести войну и также чтобы осуществлять революцию… Я спрашиваю вас, анархисты, социалисты, республиканцы, беспартийные товарищи: разве мы боремся на фронте и на работе, на передовой и в тылу для того, чтобы, остановив фашизм, позволить какой-нибудь партии установить свою диктатуру, уничтожив все остальные антифашистские организации?»5

18 июля Региональный конгресс Леванта НКТ потребовал для НКТ «участия в определении политики Испании, во всех органах, имеющих отношение к ведению войны, юридической организации, политико-административной организации и контролю над экономикой». Конгресс требовал для НКТ «участия во власти» и «пропорционального представительства в правительстве и его представительных и исполнительных органах»6.

Однако имеются доказательства того, что Негрин и Индалесио Прието не собирались допускать анархистов в правительстве, пока не произойдёт решительное сокращение их силы. Луис Фишер писал:

«Негрин сказал мне, что не хочет анархистов в своём правительстве. Они могут войти позднее, когда научатся сотрудничать. Прието был того же мнения. Он объяснил мне свою позицию: “Мы – коалиционное правительство. Каждый министр приносит правительству поддержку своей партии. Но анархистский министр не делает этого; его партия – неорганизованное сборище; часть идёт в одном направлении, часть в другом. Анархистские лидеры не имеют на своих людей никакого влияния…”»7

Кампания за включение анархистов в правительство продолжалась. В конце декабря 1937 г. передовая статья в «Бюллетене НКТ–ФАИ» говорила:

«Необходимо понять ценность, для будущего и для движения, того сотрудничества, которое могут оказать рабочие в правительстве… Чем быстрее НКТ и ВСТ начнут сотрудничать в правительстве, тем быстрее придёт победа, и революция продолжит свой торжествующий путь…»8

Другая передовица, опубликованная через две недели в том же издании, утверждала, что в правительстве должны быть «все три антифашистских ядра и, в первую очередь, два крупных рабочих центра, которые заключают в себе и представляют избранных из числа испанского народа…»9

Лидеры НКТ выдвинули требование своего возвращения в республиканское правительство в ходе переговоров с ВСТ по заключению пакта о единстве действий. Как следствие, документ, подписанный в марте 1938 г. двумя центральными профсоюзными организациями, гласил: «ВСТ объявляет, что не будет препятствовать включению НКТ в исполнение функций правительства»10.

Позднее, 2 апреля, на заседании Национального координационного комитета (Comité Nacional de Enlace), созданного в соответствии с мартовским соглашением НКТ и ВСТ, было составлено официальное письмо, требовавшее участия НКТ и ВСТ в кабинете. На следующий день пленум региональных федераций НКТ официально одобрил вхождение НКТ в правительство Негрина11.

Сегундо Бланко в правительстве Негрина

Приблизительно через месяц после подписания пакта НКТ–ВСТ премьер-министр Негрин наконец согласился включить члена НКТ в свой кабинет. Однако он сделал это на собственных условиях. Во-первых, он предложил НКТ только одно министерство, не имевшее большого влияния на ход войны. Во-вторых, Негрин хотел сам выбрать члена своего кабинета от НКТ.

По словам Мануэля Муньоса Диеса, биографа Мариано Васкеса, Негрин решил предоставить НКТ и ВСТ по крайней мере символическое представительство и вначале предложил, чтобы национальные секретари обеих организаций заняли места в его кабинете. Ваксес отказался от этой идеи и не стал передавать её на рассмотрение Национального комитета12.

И всё же Негрин не хотел оставлять НКТ свободу выбора. Согласно Хосе Пейратсу, «сеньор Негрин попросил НКТ назвать три имени, из которых он выберет будущего министра. Это унизительное предложение обсуждалось на совещании Либертарного движения, и возникла вполне ожидаемая оппозиция. И вновь Мариано Р. Васкесу и Орасио М. Прието удалось добиться положительного решения. Представленный список включал имена Орасио М. Прието, Гарсии Оливера и Сегундо Бланко. Негрин выбрал последнего из них…»13 (Гарсия Оливер говорит, что в списке НКТ были Хуан Лопес, Орасио Прието и Бланко14.)

Хуан Гарсия Оливер отмечает, что среди рядовых членов НКТ наблюдалось большое недовольство возвращением анархистов в правительство.

«Сегундо Бланко и Пуч Эли́ас не рассматривались как плохие кандидаты на должности министра и замминистра. Они являлись частью команды Негрина, и этого было достаточно, чтобы на них смотрели с презрением. Когда стало известно о том, что Сегундо Бланко, выдающийся активист в Астурии, но совершенно неизвестный в Каталонии, кандидат на место в правительстве, был выбран Негрином как самая спелая дыня из кучи, активисты синдикатов НКТ почувствовали не возмущение или гнев, а отвращение и презрение. Не только к министру, а ко всем представителям и руководителям НКТ, ФАИ и ФИХЛ»15.

Таким образом, 6 апреля 1938 г. Сегундо Бланко стал единственным членом кабинета Негрина от НКТ на должности министра образования. Мнения тех, кто впоследствии оценивал роль Бланко на министерском посту, резко разделились. Так, Бернетт Боллотен, отметив, что партии баскских и каталонских националистов получили в апрельском кабинете незначительные посты, пишет:

«Столь же тривиальной была роль Сегундо Бланко из НКТ, назначенного министром образования в качестве подачки либертарному движению…»16

Со своей стороны, Бруэ и Темим называют Бланко представителем Негрина в либертарном движении17. Их суждение совпадает с мнением Хосе Пейратса, по словам которого Бланко спустя некоторое время стал «просто ещё одним негринистом»18.

Хуан Лопес, который сам был министром в правительстве Ларго Кабальеро, много лет спустя говорил, что тогда, в апреле 1938 г., он считал большой ошибкой вхождение НКТ в правительство, контролировавшееся коммунистами. Он утверждал, что у Бланко не было совершенно никакой власти19.

Однако Рамон Альварес, давний коллега Сегундо Бланко по либертарному движению в Астурии и его личный секретарь во время пребывания в правительстве, был несогласен с этими оценками:

«Я могу сказать – и я беседовал об этом с Сантильяном перед его смертью, – что несправедливо говорить так, как говорят против Сегундо Бланко… поскольку каждый должен знать, что политика, проводившаяся Сегундо Бланко в кабинете, была продиктована Национальным комитетом, который он неукоснительно информировал обо всём. Я могу дать неопровержимое подтверждение этого»20.

Однако Альварес также отметил: что касается «возможности защитить анархистов от преследований коммунистов, поддержанных самим Хуаном Негрином, я не думаю, что Сегундо многого добился. Разве что его присутствие в правительстве заставляло Негрина и коммунистов действовать более осторожно, чтобы быть уверенными, что Сегундо Бланко остаётся в неведении относительно преследования и даже убийств, совершённых последователями Сталина по приказу из Москвы, чтобы уничтожить Либертарное движение – практически невыполнимая операция, если учесть нашу мощную поддержку в Испании»21.

Сесар Лоренсо также доказывает, что присутствие Сегундо Бланко в кабинете Негрина имело для НКТ большое значение. Он ссылается на утверждение своего отца, что Негрин «нуждался в участии НКТ»22.

С точки зрения анархистов, пишет Лоренсо:

«Истинной причиной участия НКТ в правительстве доктора Негрина была необходимость положить конец действиям Коммунистической партии и её продвижению, предотвратить захват ею власти и бороться против неё всем тем оружием, которое она использовала… Теперь необходимо было действовать, чтобы избежать открытого и полного уничтожения и спасти жизни активистов движения»23.

Лоренсо также утверждает, что Национальный комитет Народного фронта, в который НКТ вошла 29 марта, а ФАИ – 31 мая 1938 г., «являлся своего рода вторым правительством, решения которого часто влияли на дебаты в Совете министров». Он добавляет, что Мариано Васкес и Орасио Прието были выбраны делегатами Конфедерации в указанном комитете, а Сантильян и Жерминал де Соуза представляли в нём ФАИ24.

Однако Диего Абад де Сантильян не считал, что Национальный комитет Народного фронта, даже с участием анархистов, мог как-либо повлиять на позицию и действия правительства Негрина. Через год после окончания войны он писал:

«Задачей Народного фронта было повиноваться и, сохраняя молчание, следовать распоряжениям правительства, а не рассматривать и критиковать их»25.

Будучи министром образования и здравоохранения, Сегундо Бланко назначил анархистов на ключевые должности в ведомстве, включая субсекретаря (заместителя министра) по народному образованию, субсекретаря по здравоохранению и генеральных директоров (начальников главных управлений) начального образования и здравоохранения26. Однако, как свидетельствовал много лет спустя Хосе Консуэгра – один из анархистов, работавших при нём в министерстве, Сегундо Бланко не проводил чистку в аппарате, за исключением этих высших постов.

Этот же источник отметил, что произошли изменения в работе культурной милиции Министерства образования, которая изначально замышлялась как средство распространения общего образования и культуры среди солдат, но при Хесусе Эрнандесе, предшественнике Бланко, сосредоточилась на ведении коммунистической пропаганды в войсках. По словам Консуэгры, это прекратилось, когда должность министра занял Сегундо Бланко27.

Сесар Лоренсо утверждает: «После вхождения НКТ в правительство положение либертариев значительно улучшилось. Преследования на фронтах и в тылу прекратились, цензура прессы стала менее ощутимой». Он также считал, что НКТ выиграла от создания Совета труда, в составе шести членов НКТ, шести членов ВСТ, 12 представителей групп работодателей и семи правительственных функционеров, «для разрешения возможных конфликтов между работодателями и рабочими»; а также от создания Национального совета военной промышленности, включавшего по двое делегатов от НКТ, ВСТ и правительства. Наконец, Лоренсо видит прогресс в том, что Диего Абаду де Сантильяну, М. Кардоне Роселю и Орасио Прието было поручено составить проект постановления о Национальном совете экономики, к созданию которого давно стремилась НКТ28.

Можно заметить, что Сесар Лоренсо слишком оптимистичен по поводу прекращения репрессий против активистов НКТ, что участие в Совете труда представляло собой очередной значительный отход от традиционной позиции анархистов и что возможность создания Национального совета экономики начали «рассматривать» в декабре 1938 г. – слишком поздно для того, чтобы это имело какие-либо практические результаты. Присутствие анархиста в правительстве Негрина, безусловно, влекло за собой ослабление критики в адрес этого правительства и его сторонников-коммунистов. Кроме того, это способствовало усилению разногласий внутри либертарного движения.

Любопытно, что НКТ не предпринимала попыток вернуться в правительство Каталонии, в котором влияние сталинистов также было сильным, если не подавляющим. Гарсия Оливер объясняет эту позицию:

«Тогда НКТ Каталонии не была заинтересована в том, чтобы вновь стать частью правительства Хенералидада. Чем было это правительство после событий мая? Оно было не чем иным, как декоративной фигурой, совершенно бесполезной из-за подавляющего и всепоглощающего присутствия центрального правительства…

Но да, мы, люди из НКТ, хотели покончить с тем моральным господством, которое Коморера имел над президентом Компанисом. И мы были заинтересованы в создании ситуации, насколько возможно близкой к той, что существовала в начале революционного периода: правительство Хенералидада без советников от ОСПК…»29

Ликвидация ПОУМ

За время, прошедшее между Майскими днями 1937 г. и возвращением НКТ в республиканское правительство, коммунистам и их союзникам удалось устранить всех своих основных оппонентов, кроме анархистов. Первой жертвой сталинистов стала Рабочая партия марксистского единства.

С декабря 1936 г., когда ПОУМ была вытеснена из каталонского правительства, и до мая 1937 г. сталинисты вели против неё яростную пропагандистскую кампанию. Сразу после создания правительства Негрина информационная служба советского консульства в Барселоне выпустила «секретный циркуляр», требуя запрещения ПОУМ. ОСПК широко распространила этот «секретный» документ, и лидеры ПОУМ в ответ потребовали создать международный суд социалистических и коммунистических интернационалов, который рассмотрел бы выдвинутые против них обвинения. В другой раз Андрес Нин и Хулиан Горкин на митингах, проходивших в Барселоне и Валенсии соответственно, потребовали создать в Испании специальный трибунал из представителей всех антифашистских организаций, чтобы рассмотреть обвинения сталинистов в адрес ПОУМ. Оба они согласились с тем, что, если эти обвинения окажутся верными, лидеров ПОУМ нужно будет расстрелять; если же они окажутся ложными, точно так же следует поступить с обвинителями. Естественно, сталинисты оставили это предложение без ответа30.

Типичным примером сталинистских нападок на ПОУМ в этот период была статья, появившаяся в валенсийской газете «Красный фронт» 6 февраля 1937 г. Она начиналась словами:

«Фашистская троцкистская партия должна быть распущена и отдана под суд как фашистская. Подонки из ПОУМ теперь стали отчаянными, оттого что их бесчестье было разоблачено, и развязали демагогическую кампанию против твердыни антифашистского единства по приказу своих зарубежных господ… Здесь стоит вопрос не идеологических разногласий и даже не физического отвращения к партии предателей, а нечто более глубокое и более важное. Это вопрос дистанции между теми, кто идёт в авангарде нашего народа, и агентами гестапо. Это вопрос группы бандитов, которых оставил среди нас фашизм»31.

Некоторые иностранные социалисты довольно рано осознали значение ПОУМ в борьбе анархистов и сталинистов. Чарльз Орр из Социалистической партии Америки в декабре 1936 г. писал национальному секретарю партии Кларенсу Сениору:

«Замысел сталинистов, кажется, состоит в том, чтобы льстить анархистам и поддаваться им, пока они не смогут устранить ПОУМ, затем завоевать себе поддержку среднего класса, которую могут получить анархисты, тем самым расколоть их и сокрушить остатки революционных сил»32.

Всё это предвещало дальнейшую судьбу ПОУМ. Топор начал опускаться рано утром 3 июня 1937 г., когда полиции было приказано закрыть партийную газету «Борьба» и задержать её редактора Хулиана Горкина. Приказ был подписан генеральным делегатом Республики в Каталонии, назначенным Негрином33. 16 июня Исполком ПОУМ собрался на заседание и принял меры по организации подпольного руководства, ввиду ожидаемого запрета партии. Вечером этого дня и утром следующего большинство высших руководителей ПОУМ, а также члены их семей были арестованы34. По словам Хулиана Горкина, полицейские, которые арестовали его, пришли в сопровождении двух иностранцев – как он подозревал, агентов ГПУ35.

Хесус Эрнандес, в то время член Политбюро Коммунистической партии и министр образования, в книге, написанной после его ухода из КПИ, утверждает, что арест лидеров ПОУМ был осуществлён по прямому распоряжению ГПУ, а не испанского правительства. Он отмечает, что это обвинение выдвинул на заседании кабинета министр внутренних дел Хулиан Сугасагойтия, который должен был знать положение дел36.

Андрес Нин, генеральный секретарь ПОУМ, «исчез» и, по-видимому, был убит. Что именно с ним произошло – официально никогда не раскрывалось. Хесус Эрнандес пишет, что Нин был перевезён из Барселоны в Валенсию, а оттуда – в тюрьму ГПУ в Алькала-де-Энаресе, возле Мадрида. Здесь, согласно Эрнандесу, его варварски пытали, очевидно добиваясь от него «признаний», как делали с жертвами Московских процессов. Но мучителям не удалось сломить Нина, и в конце концов он был убит. Эрнандес называет генерала Орлова, шефа ГПУ в Испании, и Витторио Видали (известного в Испании и Мексике как Карлос Контрерас), после Второй мировой войны ставшего ведущей фигурой в Итальянской коммунистической партии, непосредственно ответственными за смерть Нина37.

И Орлов, и Видали впоследствии отрицали свою причастность к исчезновению и убийству Нина. Биограф Нина, Франсеск Бонамуса, отмечает, что многие подробности этого дела остаются тайной, и подводит итог:

«Тем не менее основные обстоятельства похищения и последующего убийства Андре Нина ясны. Нин был задержан служащими полиции, прибывшими в Барселону из Мадрида, а не из Валенсии, где располагалось правительство Республики. Он был перевезён сначала в Валенсию, а затем в Мадрид… Доставив в Мадрид, его наверняка передали контрразведывательной службе НКВД, которая привезла его в одно из своих отделений в Алькала-де-Энаресе или Эль-Пардо. По этим причинам, и поскольку Нин не находился ни в одной из официальных тюрем правительства, министры юстиции Мануэль де Ирухо и внутренних дел Хулиан Сугасагойтия не могли получить информацию о местонахождении бывшего советника по юстиции Хенералидада»38.

22 июня правительство объявило о создании особого Трибунала по делам о шпионаже39. Поумистский лидер Хулиан Горкин так комментирует деятельность этого органа:

«К концу 1937 года – шестьдесят два приговорённых к смерти в Карсель-Модело. Создан адский круг, который будет расширяться месяц за месяцем, в то время как поражения, беспорядок и деморализация усиливаются: СИМ [Служба военной информации] арестовывает и пытает, Трибунал по делам о шпионаже приговаривает. Последний приобрёл дурную славу: теперь его называют Кровавым трибуналом. Министр юстиции, который, несомненно, осознаёт это, проявляет очевидные колебания при исполнении приговоров»40.

Тем временем преследования поумистов продолжались. Согласно Виктору Альбе:

«17 июня 1937 г. для активиста ПОУМ начинается новая эпоха, которая продлится до конца гражданской войны и которая не имеет прецедентов. Если он попадёт в руки врага – ему придётся пострадать, если он попадёт в руки “друга” – ему придётся пострадать и вдобавок он будет опорочен. Если война будет проиграна – его будут преследовать, если она будет выиграна – преследование, которое уже начато, будет продолжаться…»41

Преследование ПОУМ обеспокоило многих политических лидеров, которые не испытывали большой симпатии к этой партии. Президент Мануэль Асанья предостерегал на этот счёт премьер-министра Негрина. Он пишет в своих мемуарах:

«Учитывая сильную склонность коммунистов к подражанию, мы не можем перенимать московские методы, каждые три-четыре месяца раскрывая заговор и расстреливая разных политических противников… Я не расположен к тому, чтобы партии яростно набрасывались друг на друга; чтобы завтра расстреляли членов ПОУМ, а на следующий день – других»42.

Альба отмечает, что новый подпольный Исполком ПОУМ был создан сразу после ареста главных лидеров партии. Он состоял из «членов, которые избежали ареста, и некоторых активистов, вызванных в Барселону… Состав этого комитета менялся, поскольку некоторые из его членов были арестованы… Таким образом, ПОУМ никогда не оставалась обезглавленной»43. Адольфо Буэсо, в то время ведущий профсоюзный активист ПОУМ, отмечает, что для подпольной ПОУМ оказалась «весьма полезной организация, называвшаяся “Друзья Мексики”, и её отделения… Собрания руководителей проходили в самом мексиканском консульстве… По прошествии времени, теперь (1961) трудно поверить в то, что в 1937 г. коммунистическая полиция не знала о роли, которую играли эти центры “Друзей Мексики”»44.

В октябре 1938 г. руководители ПОУМ наконец предстали перед Трибуналом по делам о шпионаже и государственной измене, который был создан 15 месяцами ранее. Обвинения, выдвинутые против них, включали в себя контакты с представителями нацистов и Франко, а также борьбу с правительствами Ларго Кабальеро и Негрина.

Не приходится сомневаться в том, что сталинисты надеялись устроить над поумистами показательный суд: Хулиан Горкин называл его «Московским процессом в Барселоне». Англоязычный бюллетень ОСПК раскрыл суть «преступлений», в которых собирались обвинить лидеров ПОУМ, вскоре после их ареста:

«Все помещения ПОУМ подверглись обыску, и было обнаружено множество документов, которые полностью доказывают участие Нина в заговоре, так как найдены его письма к Франко… Документы доказывают, что троцкистские шпионы находились в прямом контакте с разведывательными службами фашистских государств, в первую очередь Германии. Весь этот материал показывает роль, которую германский и итальянский фашизм играл в троцкистском мятеже в мае. Эта барселонская находка стала большим успехом республиканской полиции и поражением германского гестапо и итальянской ОВРА, которые с помощью троцкистов вели свою работу в республиканском тылу»45.

Суд над лидерами ПОУМ проходил под сильным давлением со стороны правительства, которое добивалось их осуждения и казни. Шумную кампанию с этой целью вела не только коммунистическая пресса внутри Испании и за её пределами, но и сам глава правительства. Хулиан Горкин описывает совещание в рабочем кабинете Негрина с участием министра юстиции Рамона Гонсалеса Пеньи, председателя Верховного суда Мариано Гомеса, председателя Трибунала по делам о шпионаже Иглесиаса Порталя и генерального прокурора Хосе Гомиса, на котором премьер-министр заявил:

«Сеньоры, армия требует смертной казни для тех из ПОУМ, кто предстанет перед судом… Я считаю необходимым удовлетворить требование армии».

Согласно Горкину, когда председатель Верховного суда стал возражать, говоря, что приговор должен быть основан на доказательствах, Негрин ответил:

«Мне нужно, чтобы этих людей осудили! Если необходимо, я сам встану во главе армии и заставлю суд поменять своё мнение».

Гонсалес Пенья, министр юстиции и социалистический профсоюзный активист из Астурии, также возражал против самоуправства Негрина. Он утверждал, что письма военнослужащих с требованием казни были написаны по принуждению коммунистов и предложил председателю Верховного суда выбросить их46.

На суде помимо самих обвиняемых – Хулиана Горкина, Энрике Адроэра (Жиронельи), Педро Бонета, Жорди Аркера, Хосе Эскудера, Хуана Андраде и Давида Рея – присутствовали в качестве свидетелей защиты Франсиско Ларго Кабальеро, Федерика Монсень, бывший посол во Франции (и один из главных соратников Ларго Кабальеро) Луис Аракистайн и троцкистский лидер Фернандес Грандисо (Мунис), а также бывшие министр юстиции Мануэль де Ирухо (баскский националист) и министр внутренних дел Хулиан Сугасагойтия (социалист и сторонник Индалесио Прието).

Вероятно, наиболее болезненный удар обвинению нанесли показания Хулиана Сугасагойтии, возглавлявшего МВД во время ареста лидеров ПОУМ. Он заявил:

«Правительству ничего не было известно об аресте этих людей. Это было сделано в обход правительства и против его воли»47.

Виктор Альба указывает на затруднительное положение, в котором оказались судьи:

«Они представляли собой политическую коллегию… так же как и юридическую. Ни одно из обвинений не было доказано. Но освободить обвиняемых – было всё равно что позволить коммунистам ликвидировать их и потом сказать, что они бежали в Берлин, и в результате правительство снова оказалось бы в неловкой ситуации, такой как в случае с Нином. Лучше всего было осудить их, но признать то, что, как продемонстрировали обвиняемые, было для них дороже всего: их революционную честь»48.

Согласно Горкину, после осуждения обвиняемым предложили сделку, в соответствии с которой они были бы реабилитированы, но должны были отправиться в эмиграцию, а ПОУМ оставалась бы под запретом. Горкин говорит, что они отклонили эти условия49.

Окончательный приговор признавал Давида Рея невиновным; Жорди Аркер приговаривался к 11 годам заключения, остальные – к 1550.

Сталинисты, очевидно, были разочарованы итогами процесса лидеров ПОУМ. Пальмиро Тольятти в докладе своим московским руководителям писал о «скандальных результатах суда над ПОУМ, закончившегося без каких-либо серьёзных наказаний»51.

Неспособность сталинистов предоставить убедительные доказательства своих обвинений в адрес ПОУМ не мешала им повторять свои наветы долгие годы после окончания Гражданской войны. Так, Стив Нельсон, американский коммунист и бывший интербригадовский политкомиссар, в своих воспоминаниях, изданных в начале 50-х, писал о «троцкистах, закоренелых предателях и агентах нацистов и фашистов-чернорубашечников. Их организацией была ПОУМ…»52

Иностранные антисталинисты, поддерживавшие республиканское дело, внимательно следили за процессом лидеров ПОУМ. Это показывает открытое письмо испанскому министру юстиции Рамону Гонсалесу Пенье, направленное Норманом Томасом и Девером Алленом от имени Социалистической партии Америки и перепечатанное в виде брошюры.

Томас и Аллен испытывали очевидное облегчение от результатов суда:

«Ход процесса был особенно обнадёживающим для друзей лоялистской Испании в Америке… На суде обвиняемых представлял компетентный адвокат; многие свидетели, включая бывших и нынешних высших лиц правительства, свидетельствовали в их пользу… Мы с особенным удовлетворением отмечаем, что само обвинение рекомендовало снять с подсудимых нелепые обвинения в шпионаже в пользу “пятой колонны”…»53

«Мы убеждены, что процесс ознаменует собой конец тех нарушений в области юстиции, которые, к сожалению, происходили в течение нескольких месяцев войны. Мы знаем, что его итоги многое сделают для укрепления и усиления единства, столь необходимого для победы в войне, – единства, которое должно включать все рабочие силы в Испании»54.

Даже после того, как сталинисты поставили ПОУМ на грань уничтожения (предварительно навесив на неё ярлык «троцкизма»), они продолжали использовать её в качестве козла отпущения. Так, Долорес Ибаррури, выступая на пленуме Коммунистической партии 23 мая 1938 г., почти через год после запрета ПОУМ, произнесла против неё длинную обличительную речь. Среди прочего, она говорила:

«Троцкистские преступники были теми, кто всеми средствами пытался помешать Каталонии с её обширными ресурсами включиться в решение военных задач… Они были теми, кто братался на Восточном фронте с элементами фашистской армии… Они были теми, кто фигурировал в руководстве большинства фашистских шпионских организаций, разоблачённых к настоящему времени…»55

Отношение анархистов к преследованию ПОУМ

Анархисты решительно выступали против внесудебного и судебного преследования ПОУМ и её лидеров. Пока им не мешала контролируемая сталинистами цензура, они во всеуслышание заявляли о своём несогласии.

Федерика Монсень утверждала, что она была первой, кто открыто задал вопрос о том, что́ произошло с Андресом Нином56. В ежедневном «Бюллетене» НКТ–ФАИ от 4 августа 1937 г. вверху третьей страницы заглавными буквами было напечатано:

«Где Нин? Что сделали с лидером рабочих после того, как Главное управление безопасности опубликовало в прессе сообщение о его аресте?»57

Мариано Васкес в начале июля на митинге в Валенсии протестовал против преследования ПОУМ. Его речь примечательна тем, что он, по-видимому, продолжал воспринимать конфликт между ПОУМ и сталинистами как семейную ссору среди марксистов, а не часть общего наступления сталинистов на всех своих оппонентов и на революцию, начавшуюся после 19 июля 1936 г.

Васкес начал своё выступление по проблеме ПОУМ с комментария:

«Какое нам дело до того, две фракции в марксизме или двадцать? Единственное, что мы можем сказать: с точки зрения интересов пролетариата было бы удобно, если бы разные течения марксизма были преобразованы в одно…»

Однако далее Васкес сказал: «Это недопустимо, когда на организацию нападают с обвинением, что те, кто принадлежит к ней, находятся в контакте с Франко, и ещё не знаю сколькими обвинениями. Хорошо. Заводите дело против тех, кто виновен, наказывайте кого нужно, подвергайте санкциям тех, кто их заслуживает… но между этим и истреблением организации существует огромная пропасть».

Васкес особенно защищал Андреса Нина: «Чего никто не может понять, чего не может понять народ, так это того, что они говорят, что Нин был в контакте с Франко и что Нин фашист. Это должно быть вынесено на суд и предъявлено народу, потому что для народа Нин является революционером. Он – человек, который с малых лет был в революционной организации и движении, и народ не может согласиться с обвинением, что он находится в контакте с Франко…»58

Диего Абад де Сантильян лучше, чем Васкес, понял значение атаки сталинистов на ПОУМ. Он писал в своей первой книге о Гражданской войне, написанной (и изданной за границей) в 1937 г.:

«…Мы должны были всеми средствами, даже с оружием в руках, препятствовать совершению преступлений наподобие того, жертвой которого стал Андрес Нин… Они начали с ПОУМ, потому что она была сравнительно слабой партией; но эта лёгкая победа придала смелости претендентам на новую диктатуру, чтобы противостоять нам…»59 Хуан Лопес также подчёркивал важность для НКТ репрессий против ПОУМ. В одной статье он спрашивал, не является ли это «первым счётом, выставленным за советскую помощь»60.

Анархист Ласарильо де Тормес в конце 1937 г. выпустил книгу, в которой он посвятил две главы разоблачению гонений на ПОУМ. В этой книге приводились примеры истеричных выпадов коммунистов против самой партии и почти таких же яростных нападок на две международные миссии, состоявшие из лидеров партий Социалистического Интернационала и так называемого Лондонского бюро, которые прибыли в Испанию для расследования обвинений в адрес ПОУМ; и ПОУМ, и иностранные делегаты брались автором под защиту61.

После Майских дней некоторые из анархистов осознали действительную расстановку сил, существовавшую в Каталонии до мая 1937 г. Так, одна анархическая брошюра, посвящённая майским событиям, подводила итоги 1936 г.:

«Прошло шесть месяцев после поражения фашистского мятежа; шесть месяцев революционного развития, которое логически должно было привести к социализации. Но со стороны определённых партий наблюдалось стремление поставить препятствия на пути этого развития. Вместо социальной революции они хотели войну национального характера. Против лозунга войны и революции, выдвинутого НКТ и ФАИ, а также ПОУМ, был выдвинут лозунг всех остальных организаций и партий, который гласил: “Прежде всего – выиграть войну”»62.

Кроме того, в начале июля 1937 г. Васкес от имени Национального комитета НКТ направил официальное обращение, адресованное «президенту Республики, кортесам, Совету министров, министрам внутренних дел и юстиции и национальным комитетам всех партий и организаций фронта антифашистской борьбы»:

«Несколько месяцев назад, в Каталонии с декабря, в Испании началось преследование антифашистского сектора, который участвовал в борьбе на улицах в июльские дни и который решительно действовал на фронте… Этот сектор, Рабочая партия марксистского единства, представлял одну из сторон марксисткой тенденции, направленную против политики, навязанной Сталиным в российском государстве и его друзьями и сторонниками в Коммунистическом Интернационале. Но нас всё это не касается. Мы полностью отстранились от этой внутренней вражды, принесшей такие кровавые итоги в СССР…

Что действительно волнует нас… так это путь, на который мы встали: чрезмерная услужливость, с полной утратой собственной самостоятельности, правительства Республики и апатия, с которой остальные секторы антифашистской борьбы смотрят на факт, по нашему мнению серьёзный, устранения партии, более или менее влиятельной и более или менее играющей роль в политической жизни Испании…

Мы ничего не стали бы говорить, если бы были начаты судебные процессы в отношении отдельных лиц, на которых была бы гарантирована доказанность обвинений. Но устранение ПОУМ, которое началось в Каталонии в декабре и систематически продолжалось в дальнейшем, началось не с привлечения к ответственности определённых людей, скрывавшихся в ней, агентов фашизма. Эта процедура, которая вполне могла быть умело использованным предлогом – подозрительная последовательность действий заставляет нас опасаться этого, – была начата только сейчас, когда ПОУМ как партия уже исключена из всей антифашистской политики… После событий мая преследование стало открытым. Не отдельных людей, а целой партии…

Пусть они решают свои проблемы в СССР как могут и как подсказывают им обстоятельства. Но нельзя переносить эту борьбу в Испанию, устраивая неистовую травлю на международном уровне, средствами прессы, и здесь, средствами закона, используя в качестве оружия недостойный моральный шантаж, в отношении оппозиционной партии или диссидентского сектора идеологии и политики…

В качестве обобщения и конкретизации сказанного, мы требуем во имя Правосудия, конституционной законности и права всех граждан, защищаемых и представляемых демократией, чтобы политическое преследование ПОУМ было прекращено…»63

Впоследствии, насколько позволяла цензура, анархические издания продолжали протестовать против того, что происходило с ПОУМ. Согласно Виктору Альбе:

«Анархисты и некоторые кабальеристы протестовали. Федерика Монсень на митинге беспощадно атаковала коммунистов, заявив: “Они создали тиранию Сталина, когда русский народ освободился от тирании царей”, – а Хуан Лопес спрашивал в своей статье, не является ли суд “первым счётом, который Россия выставила для оплаты”. Хуан Пейро хотел опубликовать в ежедневном издании “Каталония” (Catalunya), которое он редактировал, статью о суде, однако она была удалена цензором. СИА (Международная антифашистская солидарность), созданная НКТ для помощи её заключённым, издавала обращения о сборе средств в пользу заключённых-поумистов»64.

Анархисты попросили одного из своих адвокатов – Бенито Пабона, депутата парламента от малочисленной Синдикалистской партии, заняться защитой лидеров ПОУМ, представших перед судом в октябре 1938 г.65. Он взял это дело, однако в итоге был вынужден оставить страну, поскольку сталинисты угрожали его убить. Его место было занято Висенте Родригесом Ревильей, которому НКТ предложила вооружённую охрану66. Как мы уже упоминали, Федерика Монсень являлась одним из основных свидетелей защиты на этом процессе.

Анархисты также пытались поддержать поумистов в вооружённых силах. После запрещения ПОУМ 29-я дивизия, её главное военное соединение на Арагонском фронте, была расформирована; командование дивизии арестовали, но министр обороны Индалесио Прието распорядился освободить их67. В Барселоне был создан штаб по расформированию дивизии. На переговорах с Индалесио Прието было оговорено, что командиры младшего и среднего звена сохранят свои звания, а подразделения и личный состав дивизии будут распределены между некоммунистическими соединениями армии68. Согласно Хуану М. Молине, руководившему каталонскими и арагонскими войсками до майских событий, соединения НКТ особенно старались привлечь в свой состав солдат бывшей 29-й дивизии69.

Политическое уничтожение Ларго Кабальеро

Пока продолжалась кампания по ликвидации ПОУМ, сталинисты также приступили к уничтожению, по крайней мере политическому, Франсиско Ларго Кабальеро, отстранённого от руководства республиканским правительством. Этот процесс включал в себя несколько этапов.

Даже выведенный из правительства, Ларго Кабальеро, казалось, сохранял прочные позиции. Он оставался генеральным секретарём ВСТ, и хотя национальное руководство Социалистической партии находилось в руках его противников, на его стороне стояли ключевые региональные отделения партии, особенно в Мадриде и Валенсии. Он также имел мощную поддержку со стороны анархистов.

Сам Ларго Кабальеро описывал своё положение в то время.

«Мои обязанности следующие: вести дела в секретариате Всеобщего союза [трудящихся] и по воскресеньям приезжать в Мадрид из Валенсии, чтобы присутствовать на заседаниях комитета Мадридской социалистической группы, председателем которой я являюсь… Исполнительная комиссия партии хочет, чтобы группа подчинялась её глупой политике, не может этого добиться. Мадрид не подчинился бы тирании»70.

Ларго Кабальеро предпринял по крайней мере два шага, чтобы упрочить свои позиции. По его инициативе Исполнительная комиссия ВСТ провела пленум Национального комитета, на котором он выступил с шестичасовым отчётом о своём пребывании на постах премьер-министра и военного министра71. Ларго Кабальеро описывал это заседание:

«Было решено провести пленум Национального комитета [ВСТ], но без участия организаций, которые не уплатили взносов… Состоялось заседание Национального комитета, и все вопросы в повестке дня были обсуждены без происшествий. Это вызвало раздражение у коммунистов и их попутчиков. Они заявили, что пленум был недействительным и следует провести ещё один, с участием тех, у кого имелась задолженность по взносам»72.

Вторым шагом стало соглашение между Исполнительной комиссией ВСТ и Национальным комитетом НКТ. По существу, это был «пакт о ненападении», который обязывал обе организации воздержаться от публичных действий друг против друга и создать координационный комитет для рассмотрения проблем, которые могли возникнуть в отношениях между ними73. Коммунисты и их социалистические союзники внутри ВСТ впоследствии резко критиковали это соглашение на основании того, что данный документ должен был быть подписан Национальным комитетом ВСТ, а не его Исполнительной комиссией – хотя подобные прецеденты имели почти двадцатилетнюю историю74.

Пакт НКТ–ВСТ вызвал значительный энтузиазм в НКТ. В течение нескольких недель после его заключения Национальный комитет НКТ получал многочисленные заявления о поддержке от местных профсоюзных групп в различных частях страны75.

Сталинисты и их союзники из Социалистической партии, не теряя времени, начали кампанию по политическому уничтожению Ларго Кабальеро. В конце июля национальная Исполнительная комиссия Социалистической партии «приостановила» работу Валенсийской региональной федерации партии и конфисковала её периодическое издание «Вперёд» (Adelante). Когда редакторы газеты отказались передать её, ссылаясь на то, что она не является официально зарегистрированной собственностью партии, министр внутренних дел социалист Хулиан Сугасагойтия, союзник Индалесио Прието, отправил для захвата редакции штурмовых гвардейцев76. В это же время полиция захватила прокабальеровскую газету «Свет» (Claridad) в Мадриде и передала её противникам Ларго Кабальеро внутри Социалистической партии, несмотря на то, что официально она принадлежала двум его ближайшим друзьям и соратникам, Луису Аракистайну и Карлосу де Барайбару77.

Степень утраты сторонниками Ларго Кабальеро влияния внутри Социалистической партии и степень усиления в ней тех, кто готов был следовать политике коммунистов, была отражена в совместной программе действий, опубликованной координационным комитетом Социалистической и Коммунистической партий. Один из её отрывков гласил:

«Социалистическая и Коммунистическая партия не станут жалеть сил в борьбе против врагов СССР, будут публично клеймить их и останавливать их позорные кампании, будь то открытые или замаскированные. Они будут работать для того, чтобы всячески укрепить отношения между испанским народом и Советским Союзом»78.

В конце ноября 1937 г. последнее периодическое издание, поддерживавшее Ларго Кабальеро, было конфисковано и передано его противникам. Это была «Корреспонденция Валенсии» (La Correspondencia de Valencia), орган кабальеровской фракции ВСТ. После конфискации редактором «Корреспонденции» был назначен Сальвадор Чадин, ранее издававший валенсийский орган Коммунистической партии.

«Испанские рабочие новости» (Spanish Labor News), издававшиеся Социалистической партией Америки, комментировали: «Показательно, что сегодня есть газеты Республиканского союза, газеты “Левых республиканцев”, газеты правых социалистов, газеты коммунистов и полностью выхолощенные газеты Синдикалистской партии и анархо-синдикалистов. Только революционные социалисты не имеют легального органа. ПОУМ до сих пор нелегально издаёт “Борьбу”, но она уменьшилась до четырёх небольших страниц…»79

Через четыре с половиной месяца после ухода Ларго Кабальеро из правительства его оппоненты решили снять его с руководящей должности в ВСТ, его основной политической опоре. 25 сентября 1937 г. лидеры антикабальеровской фракции ВСТ потребовали немедленно созвать пленум Национального комитета. Исполнительная комиссия вскоре ответила, что может провести пленум только в соответствии с уставом ВСТ – то есть организации, не уплатившие своих взносов, не будут допущены к участию в нём. Оппозиционеры потребовали от Исполнительной комиссии в течение 48 часов созвать пленум с участием всех групп, принадлежавших к ВСТ. Не дожидаясь ответа, они объявили о проведении пленума 1 октября в штаб-квартире Исполнительной комиссии.

Однако, когда оппозиционеры прибыли на пленум, им не позволили войти в помещение; полицейские, сопровождавшие делегатов, не решились применить силу, так как Ларго Кабальеро сказал им, что в состав Исполнительной комиссии входят депутаты кортесов. Тогда оппозиционеры решили провести пленум Национального комитета прямо на лестнице – отсюда название «лестничный комитет». Они решили сместить действующую Исполнительную комиссию и избрать новую и объявили недействительной приостановку членства 14 федераций за неуплату взносов80.

Пленум сторонников Ларго Кабальеро, прошедший в Валенсии 26 октября, решил созвать в начале декабря чрезвычайный общенациональный съезд ВСТ, чтобы преодолеть раскол в организации81. Однако этому съезду не суждено было состояться.

Дэвид Каттелл отмечает, что «четырнадцать федераций, которые поддерживали Кабальеро, были по преимуществу массовыми профсоюзами со многими тысячами членов, тогда как оппозиция состояла главным образом из федераций специалистов и квалифицированных рабочих, насчитывавших лишь несколько тысяч человек. Масса членов федерации, поддерживавшая Ларго Кабальеро, имела особенное значение и потому, что она включала в себя значительную долю рабочих военной промышленности»82.

Координационный комитет Социалистической и Коммунистической партий 7 октября поддержал раскольников ВСТ83. Однако прокабальеровская Федерация земледельцев приступила к организации посреднического комитета с целью воссоединить ВСТ84.

Правительство Негрина также открыто встало на сторону антикабальеровской фракции ВСТ. Оно распорядилось, чтобы Банк Испании не принимал платёжных поручений фракции Ларго Кабальеро и чтобы все банковские счета ВСТ были переданы оппозиции85.

Антикабальеровская фракция критиковала НКТ, которая оставалась верной пакту, заключённому с Ларго Кабальеро перед расколом ВСТ. «Рабочая солидарность» отвечала:

«Мы утверждали и продолжаем утверждать, что для того, чтобы заключить соглашение о совместных действиях или альянсе между двумя профсоюзами, в каждом из них должно существовать полное внутреннее единство. Следовательно, всё, что может рассматриваться как провокация раскола внутри одной из организаций, закономерно становится препятствием к объединению… Во имя этого необходимого соглашения, превосходящего все фракционные толкования и любые интересы политически-партийного характера, мы попросили товарищей из ВСТ серьёзно поразмыслить, как они могут преуспеть в том, чтобы не дать этому конфликту затянуться и привести к окончательному расколу…»86

Как мало коммунистов и их правосоциалистических союзников беспокоило «антифашистское единство», о котором они столько говорили, видно из того, что произошло в Антифашистском народном фронте, сформированном вскоре после раскола в ВСТ. Когда встал вопрос, какая из фракций ВСТ должна быть представлена во фронте, было решено, что ни одна из них не будет допущена, пока единство ВСТ не будет восстановлено.

Однако, как сообщало американское социалистическое издание «Испанские рабочие новости», это не устранило проблему:

«На этом же заседании были выбраны лица, отвечающие за выполнение практических задач организации… Вскоре после этого провели ещё одно заседание, чтобы выработать основы работы комитета. Было решено, что все решения должны быть единогласными, но если единое мнение не будет достигнуто, дискуссию следует возобновить. Если в течение трёх дней голосование не даст единого мнения, будет считаться принятым решение большинства. Любая организация, не выполняющая этих решений, будет исключена из комитета… Наконец, 29 октября Пленум Антифашистского народного фронта собрался вновь. Коммунистическая партия не приняла решения по предыдущему вопросу, но объявила о полном выходе из комитета. Причиной было названо то, что Коммунистическая партия чувствует себя связанной с ВСТ [Гонсалеса] Пеньи и что она не желает оставаться единственной “марксистской партией” в Антифашистском народном фронте…»

Передовица валенсийской анархической газеты «Социальная кузница» высказалась по этому поводу:

«Каким образом это послужит единству? Ответ, данный Антифашистским народным фронтом, правилен. Требование, чтобы все антифашисты принимали участие во внутренних спорах ВСТ, неуместно, и к тому же оно нисколько не способствует его воссоединению. Создаётся впечатление, что ВСТ, представленный в Антифашистском фронте Валенсии, не является антифашистской силой, поскольку к нему относятся так, будто он фашистский. И мало того что допускается подобный абсурд, ещё и предпринимается попытка втянуть в этот абсурд политические и профсоюзные группы»87.

«Урегулирование» конфликта внутри ВСТ произошло в январе 1938 г. Обе стороны обратились к Международной федерации профсоюзов, в которую входил ВСТ. Социалист Леон Жуо, глава французской Всеобщей конфедерации труда, который в то время более или менее тесно сотрудничал с коммунистами, прибыл в Валенсию в качестве посредника.

При его посредничестве было решено, что четыре представителя фракции Ларго Кабальеро – Карлос Эрнандес Санкахо, Рикардо Сабальса, Паскуаль Томас и Диас Алор – войдут в Исполнительную комиссию, избранную оппозицией, в качестве простых членов, тогда как посты председателя, генерального секретаря и их заместителей останутся в руках оппозиционеров, включая, впервые за всё время, коммунистов. Историк НКТ Хосе Пейратс пишет по этому поводу:

«Отсутствие Кабальеро Ларго в новой Исполнительной комиссии было наиболее красноречивой характеристикой этого решения. Попутчики коммунистов выиграли»88.

К этой оценке присоединяется Пальмиро Тольятти:

«С начала 1938 г. наша точка зрения побеждала практически во всех вопросах. Наше меньшинство, поддержанное небольшой группой социалистов… в действительности было группой, вдохновлявшей политику ВСТ. Кабальеристы были изолированы…»89

Протесты Ларго Кабальеро

17 октября 1937 г. в Мадриде Ларго Кабальеро впервые выступил на публике после своего смещения с поста премьер-министра. Сэм Бэрон, американский журналист-социалист, сообщал, что «четыре театра в Мадриде были переполнены людьми, которые пришли, чтобы услышать Кабальеро, и ещё тысячи слушали его речь на улицах, передававшуюся через громкоговорители»90.

В этой речи Ларго Кабальеро вначале обсудил причины его смещения с должности премьер-министра, которое он объяснял его нежеланием поддаваться шантажу советских властей и испанских коммунистов. Он также обсудил кампанию коммунистов по расколу ВСТ и непрекращающиеся нападки на него сталинистов и их союзников. На обвинения в том, что он стал анархо-синдикалистом и пытается объединить ВСТ и НКТ, Ларго Кабальеро ответил, что, хотя он сам не является анархо-синдикалистом, он не считает это чем-то постыдным91.

Мадридская речь планировалось как первое из серии выступлений. Однако, когда Ларго Кабальеро выезжал из Валенсии в Аликанте, чтобы произнести свою вторую речь, полиция «по приказу сверху» не дала ему покинуть город92. Однако Сэм Бэрон сообщал:

«В то время, когда он собирался выступать в Аликанте и был остановлен властями, огромные толпы выстроились вдоль шоссе, чтобы приветствовать его. Сам город был увешан флагами в его честь… Влияние ведущего профсоюзного деятеля Испании в очередной раз признано – тем, что его противники бояться позволить ему говорить»93.

Но каким бы популярным ни оставался Ларго Кабальеро, он был политически бессилен после того, как его полностью отстранили от руководства ВСТ. Хотя за несколько месяцев до конца войны были опубликованы (во всяком случае, за границей) написанные им критические обзоры режима Негрина94, после января 1938 г. он не играл никакой существенной роли в испанской политике. Коммунисты и их союзники «похоронили» его, устранив важное препятствие на своём пути к абсолютной власти.