Перейти к основному контенту

Глава XVII. Григорьев, Дыбец, Якир, Слащев и другие

В маленьком отряде, сопровождавшем Махно, находились его давние товарищи, активисты Гуляйпольской анархистской группы и инициаторы, организовавшие вместе с ним восстание в сентябре 1918 г., которые его никогда не покидали: Алексей Марченко, Семен Каретник, Петя Лютый, Федор Щусь и его брат Григорий Махно. Была также «черная сотня», которую иногда называют «гвардией Кропоткина» или «чертовой сотней», состоявшая из 100-150 бесстрашных всадников и нескольких опытнейших пулеметчиков, устроенных на тачанках, все они были полностью преданы делу.

Когда отряд прибыл под Александровск, которому угрожал деникинский авангард, местный большевистский руководитель, будучи, однако, в курсе разрыва между своей партией и повстанцами, настоятельно потребовал от них защищать город и участок фронта, находящийся между ним и Мелитополем, с тем чтобы позволить крымской армии Дыбенко избежать ловушки и укрыться на правом берегу Днепра. Повстанцы отказались, так как, с одной стороны, у них не было достаточного количества бойцов, а с другой, потому что они хотели, чтобы это была официальная просьба большевистских руководителей и чтобы те, в этом случае, признали глупость их объявления вне закона. Из-за этого отказа Махно и его товарищи во второй раз были поставлены вне закона и объявлены врагами режима.

Группы повстанцев, которые оказались в изоляции после взятия Мариуполя, и которым пришлось прокладывать себе путь по территории, оккупированной белыми, присоединялись в это время к маленькому отряду Махно. Он восстановил, таким образом, заново несколькотысячный повстанческий контингент.

Деникинцы совершали грабежи, жгли и заливали кровью Гуляйпольский район, убивали непокорных крестьян, насиловали женщин (в Гуляй-Поле чеченцами было изнасиловано 800 женщин), возвращали прежних помещиков и богачей, жаждущих отплаты. Тогда началось бегство большого числа крестьян с семьями и бедными пожитками. Из беглецов, которые направлялись к своим естественным защитникам – махновским повстанцам, образовалась огромная колонна, растянувшаяся на десятки километров.

Тем временем, большевистские руководители, неспособные противостоять деникинскому наступлению, решили пожертвовать Украиной и заботились только об эвакуации своих войск на правый берег Днепра с максимальным количеством боеприпасов и имущества. Они воспользовались случаем, чтобы провести чистки среди красноармейцев; когда обнаруживали махновские подразделения, некоторых расстреливали, остальных распределяли в более надежные части.

В этой ситуации Махно отказался от начального плана зайти в тыл белым и решил отойти на запад, на правый берег Днепра. Он проник, таким образом, на территорию, контролируемую атаманом Григорьевым. Атаман понес значительные потери в боях с Дыбенко, однако сохранил несколько тысяч бойцов и успешно вел операции, терзая большевиков, к которым испытывал с тех пор неукротимую ненависть. Он их обвинял, разумеется, в обмане народа, но, основываясь на том, что в советских органах было много евреев, он систематически отождествлял евреев с большевиками; его подразделениям вменяются в вину многие погромы евреев и, в меньшей мере, русских, в частности в Елисаветграде (76 тысяч населения, треть из которого евреи), где было 3000 жертв. Григорьев остерегался занять официальную позицию и осудить эти убийства; он позволял это делать. Дело представляется еще более сложным, поскольку среди его солдат были евреи.

Махновцы стремились избежать этого нового подводного камня: Григорьева поддерживала крестьянская беднота, то есть тот же социальный класс, который поддерживал их. Была создана тайная комиссия для расследования актов грабежа и контактов с деникинцами, в которых они подозревали Григорьева. В июле состоялась встреча между представителями двух движений; после обсуждения, продлившегося один день, был выработан проект соглашения: оба военных контингента должны слиться, Григорьев должен осуществлять военное командование, а Махно политическое руководство общей армией. 27 июля, в Сентово 20 000 партизан из двух лагерей собрались на большой митинг. Первым на нем выступил Григорьев; он призывал к непримиримой борьбе против большевиков и дал понять, что допускает возможность союза с белыми. За ним выступил Алексей Чубенко, один из членов махновского штаба, и публично осудил его контакты с белыми, так как махновцы перехватили до этого деникинских эмиссаров и располагали, таким образом, доказательствами этому; затем он обвинил Григорьева в ответственности за еврейские погромы и закончил свое выступление, резко осудив контрреволюционный характер деятельности «этого бога войны». Григорьев потребовал объяснений; оба штаба ушли в помещение местного совета. Григорьева, пытавшегося выхватить пистолет, чтобы выстрелить в Махно, опередил Чубенко: из револьвера-"библей", спрятанного в руке, он застрелил атамана1.

Махновцы затем объяснили свой поступок и оправдались перед собранием, потрясенным этой жестокой развязкой. Часть партизан Григорьева присоединилась к Махно. О смерти Григорьева было сообщено телеграммой в Кремль. Благодаря этому поступку, комментирует Кубанин, «политические акции Махно поднялись очень высоко в глазах левых эсеров и анархистов. Революционная честь украинских мелкобуржуазных кругов была удовлетворена»1122. Во всяком случае, что касается большевиков, Махно вывел их из очень затруднительного положения. Здесь опять у него был ограниченный выбор, так как вскоре Григорьев, по всей вероятности, его бы предал в пользу белых. Часть солдат атамана впоследствии была призвана в красную армию и стала безжалостным противником махновцев, мстя им за смерть своего бывшего командира.

Что касается большевиков, они продолжали удерживаться на правом берегу Днепра, сохраняя большое расстояние между своими позициями и позициями белых. Их главное занятие состояло в «наведении дисциплины» в бывших махновских подразделениях, переименованных в 58-й дивизион, включавший три бригады, то есть в целом около 15 000 солдат, хорошо вооруженных и представлявших собой большую, но не используемую боевую силу. Бывший анархо-синдикалист Дыбец, вдруг назначенный политкомиссаром, затем вбил себе в голову задачу навести порядок в повстанческих подразделениях, хотя он абсолютно никогда не сражался против белых, удовлетворившись тем, что наблюдал издали результаты столкновений. С этого момента он отдается своей новой большевистской деятельности, считая Мелитопольский полк слишком «независимым» и слишком «запорожским», по его словам, он потратил целую неделю, чтобы найти войска для его усмирения и разоружения! Все другие полки дивизии, разумеется, отказались воевать против своих братьев по оружию. Дыбец нашел, наконец, в Херсоне отряд матросов и немцев-спартаковцев, всего 700 человек, хорошо вооруженных (пулеметами и артиллерией), которых он повел за собой, не сообщив в чем цель похода. Прибыв на место, он им объяснил, что взбунтовавшийся полк оставил фронт и не хочет воевать; отряд набросился тогда на мелитопольских повстанцев, готовых к бою, но в последний момент не захотевших стрелять по «своим», из-за чего они были разоружены и расформированы, некоторые расстреляны. Эта «блестящая акция» на этом и закончилось для Дыбеца, так как высшее командование красной армии решило пожертвовать украинским фронтом и отдало дивизии приказ отойти в направлении Киева и центральной России. Кремль предпочел отозвать свои войска, чтобы использовать их для собственной защиты, так как наступление Деникина стремительно развивалось.

Бывшие махновцы не приняли это отступление, они не хотели оставлять родные края белым, а напротив, горели желанием их освободить. Следуя линии поведения, выработанной, когда Махно отказался от командования, многие бывшие махновские командиры, оставшиеся на своих постах – Калашников, Дерменджи, Буданов, Клейн, видя, что большевики не действуют в интересах революции, вновь обрели свободу действий, арестовали большевистских командиров и политкомиссаров, в т. ч. Дыбеца, затем увели дивизию почти в полном составе к Махно на железнодорожную станцию Помощная. По дороге был разгромлен карательный отряд матросов и «спартаковцев», который получил, таким образом, по заслугам.

В конце августа в Помощной произошло воссоединение махновского военного контингента, состоявшего теперь из 700 человек кавалерии, 3000 пехотинцев и мятежных подразделений красной армии. Махновская повстанческая армия была воссоздана в составе трех пехотных бригад посаженных на тачанки, кавалерийской бригады (под командованием Щуся), артиллерийского дивизиона, пулеметного полка и «черной гвардии» Махно, всего около двадцати тысяч бойцов. Много бывших солдат Григорьева были списаны из-за недоверия к ним, так как они были заражены антисемитизмом и лишены революционного сознания. Дыбец был приговорен махновским штабом к расстрелу, но Махно, под давлением анархистов, присоединившихся к его движению, его помиловал и отпустил вместе с женой Розой. Среди анархистов, присоединившихся к повстанцам, находились члены Конфедерации Набат, а также Волин, взятый в плен петлюровцами и освобожденный специально посланным для этого махновским отрядом.

В Одессе высадились войска белых, что заставило поспешно бежать чекистов и большевиков: они настолько отличились своими зловещими привычками, что не могли надеяться ни на какую поддержку населения; они присоединились к 45-й стрелковой дивизии под командованием Якира, который хотел отступить к Киеву, более чем на 500 км. Однако к Якиру присоединились многочисленные местные повстанцы, и он располагал, таким образом, значительными силами: в составе 45-й дивизии – 7500 пехотинцев, 500 кавалеристов, 81 пулемет, 34 пушки; в составе 47-й дивизии – 2600 пехотинцев, 40 пулеметов и 12 пушек; в составе 58-й дивизии и других различных частей – около 17 500 человек хорошо вооруженных и снаряженных, которые бежали перед 34-й стрелковой дивизией белых, состоявшей только из 1500 пехотинцев, 300 человек кавалерии, 12 пушек и 43 пулеметов! Якир объясняет в своих воспоминаниях, что ему приходилось прокладывать себе путь, потому что он был окружен со всех сторон врагами – белыми на юге и востоке, петлюровцами на западе и Махно, влияние которого, он боялся, разложит его войска! Особенно его беспокоило это последнее соседство, так как он хотел любой ценой избежать злоключений 58-й дивизии. Действительно, здесь было тоже большинство красноармейцев, выходцев из этого района, которые не понимали, почему отдают без боя всю эту часть Украины, и симпатизировали Махно. Один из большевистских руководителей, Голубенко, позвонил Махно по телефону и предложил ему сражаться вместе, но, разумеется, под командованием красных офицеров. Махно ему ответил: «Вы обманули Украину, а главное расстреляли моих товарищей в Гуляй-Поле, ваши остатки все равно перейдут ко мне, и посему я с вами со всеми, в особенности, ответственными работниками, поступлю так же, как вы с моими товарищами в Гуляй-Поле, а затем будем разговаривать о совместных действиях»1133.

В этих условиях большевистские руководители искали лучший способ избежать всяческого контакта с махновцами, укрываясь от их мести; тем более, что кроме чекистов, – которых следовало опасаться прежде всего, – в их рядах были партийные активисты и известные красные командиры: Федько, Котовский и Затонский. Среди них было также много военных «специалистов», бывших царских офицеров, перешедших на сторону ленинского режима: контр-адмирал Немитц, бывший командующий царским флотом на Черном море, Княгницкий, Каркавый, В.В. Попов и много других. Им всем было в чем себя упрекнуть по отношению к махновским повстанцам и белым; поскольку они не могли рассчитывать на своих солдат, чтобы победить Махно, им оставалось единственное – бежать. По совету Немитца, было решено отступать по голой степи, избегая железных и обычных дорог. Для этого были взорваны все бронепоезда дивизий, в Николаеве и Бирзуле, несмотря на сопротивление их экипажей, которые хотели присоединиться к Махно. Военное снаряжение и даже снаряды были уничтожены, не без труда, как отмечает Якир: «Потребовалась объяснительная и агитационная кампания, интенсивно проведенная партийной организацией, дополненная проведением чрезвычайных репрессивных мер, для того чтобы каждый красноармеец ясно понял свою задачу и направил всю свою волю на выполнение своего долга»1144. Самое любопытное – это присутствие в составе этой красной армии отряда в 3000 партизан анархиста А.В. Мокроусова, который принял, не проявляя недовольства, это постыдное бегство, тогда как было достаточно договориться с махновцами, чтобы провести мощное контрнаступление против белых и далеко их отбросить. Понятно, до какой степени большевики отождествляли уже интересы революции с доминирующим и ни с кем не разделяемым положением их партии в ведении операций, и затем, как им удавалось присоединять к себе анархистов и революционеров другой принадлежности, используя пугало реакции, чтобы сплотить свои ряды.

Мы располагаем еще одной типичной иллюстрацией такой губительной политики: бунт командира армейского корпуса красных донских казаков, Миронова в августе 1919 г. Миронов не хотел согласиться с колебаниями и проявлениями диктата Москвы и решил сражаться одновременно против Деникина и против красной армии. Он заявил в распоряжении своим войскам, что берет на себя спасение страны в борьбе против белых, которую советская власть обеспечить не в состоянии, затем закончил следующим выводом:

Отсюда политическая программа "Российской пролетарско-крестьянской Республики" такова:

1. Вся власть принадлежит трудовому народу в лице подлинных Советов рабочих, крестьянских и казачьих депутатов от трудящихся, которые должны быть исполнителями воли народа и его руководителями в созидании новой жизни. Следовательно, необходимо немедленное восстановление всеми мерами и средствами в центре и на местах доподлинной власти Советов путем перевыборов на основе свободной социальной агитации всех Советов, и созыва Всероссийского Съезда Советов представителей перевыбранных Советов.

2. Упразднение бюрократической власти, создавшей между трудовыми массами и властью непроходимую преграду, переизбрание всех исполнительных органов Советской власти и пересмотр всего личного состава советских сотрудников.

3. Упразднение Совета Народных Комиссаров с передачей всех функций Центральному Исполнительному Комитету.

4. Предоставление Советам широких полномочий на местах в хозяйственном строительстве страны.

5. Упразднение смертной казни.

Долой смертную казнь! Когда Керенский старался восстановить смертную казнь за неисполнение боевых приказов, коммунисты кричали, что Керенский палач, сами же теперь применяют ее на каждом шагу. Дезертиры, т. е. не признающие коммунистов, расстреливаются ими сотнями.

Еще раз: Долой смертную казнь.

6. Упразднение чрезвычайных комиссий и ревкомов.

7. Установление для революционных социалистических партий полной свободы слова, печати, собраний, союзов.

8. Неуклонное проведение в жизнь социализации земли и содействие объединению всех средств производства.

9. Социализация фабрично-заводской промышленности.

10. Пересмотр и установление справедливых налоговых ставок на Всероссийском Съезде Советов.

11. В целях борьбы с голодом: упразднение системы реквизиций, восстановившей деревню против города. Упразднение всех бюрократических учреждений по выкачиванию хлеба из деревни. Борьба с мировым империализмом для осуществления продуктообмена внутри Советской Республики через потребительно-трудовую крестьянскую и рабочую кооперацию на основе общероссийского плана.

12. Пока враг угрожает революции, существование Красной Армии жизненно необходимо, а потому рабочий и крестьянин должны смотреть на армию как на свое детище, без которого невозможно существование революции, а, следовательно, невозможна власть трудящихся над землею.

13. Желательно полное единение всех революционных сил на общей программе для скорейшего проведения в жизнь социального строя.

14. Всеми мерами и средствами остановить начавшееся коммунистами беспощадное истребление казачества, раскрыв трудовому крестьянству, чьих это рук дело и скрытый смысл этого адского плана.1155

Миронов хорошо осознавал, что военные поражения красных были связаны с их репрессиями против народных масс, и видел выход только в настоящей борьбе против этих репрессий посредством свободно избранных советов. Его бунт потерпел неудачу: использовав переговоры как повод для встречи с мятежным командиром, его арестовали. ЧеКа приговорила его к смерти, но помиловала ради его популярности среди красных казаков.

Отступление Якира началось к середине августа и продолжалось двадцать один день, прежде чем его армия соединилась с 44-й дивизией красных поблизости Киева. По дороге она имела несколько боев с Петлюрой, против которого были использованы полки, считавшиеся расположенными к Махно, тогда как против Махно выставлены подразделения чекистов, и другие, более надежные войска. Кроме перестрелки в Помощной, военных столкновений с махновцами больше не было. Мокроусов спас экспедицию, взяв в плен весь штаб самой сильной петлюровской дивизии.

Это бегство большевистских войск оставило лицом к лицу трех противников – Махно, Петлюру и белых. Белые, из-за легкости, с которой они продвигались вперед до сих пор, совершили тяжкую стратегическую ошибку: вместо того, чтобы укрепится на линии фронта Одесса-Николаев-Елисаветград и прикрыть, таким образом, огромные территории, занятые на восточной Украине, они вбили себе в голову мысль об одновременном разгроме Махно и Петлюры. Однако в их распоряжении было около пятнадцати тысяч человек, безусловно, хорошо вооруженных и снаряженных, постоянно снабжаемых тыловыми базами, но все же недостаточных для задачи такого размаха. Основная группировка их сил, 150 000 человек, была задействована под Курском в их главном наступлении на Москву. Вначале петлюровцы уклонялись от сражения с ними, надеясь достичь политического соглашения на основе независимости Украины; поэтому белогвардейские части сошлись в районе Вознесенска – Елисаветграда, занятом махновцами. Штаб деникинцев имел тенденцию недооценивать их, учитывая неожиданный провал их фронта Мариуполь – Юзовка в мае-июне, истинные причины которого до тех пор оставались неизвестными белым. Вот как генерал Слащев, ответственный за операции, оценил впоследствии ситуацию:

Петлюра действовал вяло и нерешительно. Оставался один типичный бандит – Махно, не мирившийся ни с какою властью и воевавший со всеми по очереди. Единственно, в чем ему надо было отдать справедливость – это в уменьи быстро формировать и держать в руках свои части, вводя даже довольно суровую дисциплину. Поэтому столкновения с ним носили всегда серьезный характер, а его подвижность, энергия и уменье вести операции давали ему целый ряд побед над встречавшимися армиями.

Это уменье вести операции, не укладывавшееся тем образованием, которое получил Махно, даже создало легенду о полковнике германского штаба Клейсте, будто бы состоявшем при нем и руководившим операциями, а Махно, по этой версии, дополнял его военные знания своею несокрушимой волей, знанием местного населения. Насколько все это верно, сказать трудно, но факт только тот, что Махно умел вести операции, проявлял недюжинные организаторские способности и умел влиять на крупную часть местного населения, поддерживавшего его и пополнявшего его ряды. Следовательно, Махно являлся очень серьезным противником и заслуживал особенного внимания со стороны белых, в особенности, принимая во внимание их малочисленность и обширность поставленных задач.

Белые же, несмотря на указания боровшихся с Махно начальников, смотрели на его ликвидацию, как на вопрос второстепенной важности, и все свое внимание направляли на Петлюру. Эта слепота ставки и штаба войск Новороссии неоднократно и жестоко наказана.1166

Можно привести в качестве анекдота легенду о «немецком полковнике Клейсте», который рассказывал, насколько офицеры военной академии, пропитанные своим «военным искусством», не могли даже подозревать наличия таких качеств у простого крестьянина, не имеющего к тому же военного образования. Отметим все же особое уважение, проявленное по отношению к Махно таким блестящим штабным генералом как Слащев, который затем перешел к красным и преподавал в Высшей военной академии красной армии!

Первое столкновение состоялось 20 августа, поблизости железнодорожной станции Помощная, когда 5-я стрелковая дивизия, брошенная на преследование войск Якира, которые бежали, как могли, натолкнулась на Махно. Это стало первой неприятной неожиданностью для белых – они были отброшены с серьезными потерями, утратив несколько бронепоездов, в том числе прославленный «Непобедимый». В последующие дни фронт стабилизировался на участке шириной около 80 км от Елисаветграда до окраин Помощной. Махновская кавалерия опустошала тылы противника частыми набегами. Белые перегруппировали свои силы: 5-я дивизия, потрепанная и деморализованная, была размещена возле Елисаветграда; далее 4-я дивизия и смешанная бригада 34-й дивизии, всего 5000 человек, в том числе 2000 кавалерии, располагавшие 50 пушками и многочисленными пулеметами. Слащев имел план обойти Махно слева, в Ольвиополе, чтобы разжать тиски вокруг Елисаветграда, не допустить прорыва фронта в этом направлении и загнать Махно в тупик на севере и западе. Он использовал на острие атаки офицерские полки из Симферополя и Лабинска.

Наступление белых началось 5 сентября; они без труда заняли Арбузинку и Константиновку (см. карту 1, на которой представлены операции). Махно им ответил контрнаступлением. В следующие дни белые вновь взяли Арбузинку и захватили 300 пленных. Махновцы сдавались, когда у них не оставалось больше патронов, в полном отчаянии, так как они знали, что им нечего ожидать от победителей; общим правилом в то время было не отягощать себя пленными. Нехватка патронов и снарядов во время этих боев объясняет успехи белых, так как они имели постоянно налаженное снабжение благодаря их базе в Вознесенске. Аршинов пишет, что в это время две из трех атак махновцев имели целью овладеть боеприпасами противника. Это стало очевидно 6-го сентября, когда махновская пехота атаковала Помощную при поддержке нескольких бронепоездов, тогда как сам Махно во главе своей кавалерии атаковал белых с тыла в Николаевке и отбил у них подводы с боеприпасами. Белые закрепились в Помощной. В последующие дни махновская кавалерия возобновила свои налеты на тылы противника и наносила ему чувствительные удары. Таким образом, она заставляла их оставаться на своих позициях, угрожая при всякой попытке наступления отрезать их от тылов. Во время этих боев погибли Петя Лютый и брат Нестора, Григорий Махно.

Затем бои переместились к востоку; вторая группа махновцев атаковала и разбила 5-ю дивизию, захватив пленных и овладев пушками. Штаб белых назначил тогда Слащева единственным командующим всех войск, задействованных против Махно, и приказал ему любой ценой защищать Елисаветград. Белые начали одновременное наступление в двух направлениях: против тылов второй группы махновских войск, спасая, таким образом, остатки 5-й дивизии, и против их первой группы в Новоукраинке; здесь, контратака махновцев отбросила белых на их исходные позиции в Помощной; этот бой им стоил 300 убитых и раненых. Слащев пишет, что в это время

Налеты махновцев на тылы белых все учащались и навели панику. Обстановка сложилась так, что атаковать было крайне тяжело, но малейшее промедление грозило гибелью, Махно атаковал бы сам, и измотанные войска белых, имея в тылу партизанскую конницу врага, конечно бы, не выдержали. Подтягивать кавбригаду, что требовало бы минимум сутки, не стоило, – до ее подхода белые были бы раздавлены превосходными силами Махно. Надо было либо немедленно отступать, чтобы за ночь оторвать свои части от махновцев и вернуть себе свободу действий, либо атаковать на рассвете.1177