Предисловие к изданию 1975 года

Эта книга о тирании людей над животными. Она причиняла и все еще причиняет столько боли и страданий, что ее можно сравнить лишь с многовековой тиранией белых людей над черными. Борьба против этой тирании столь же важна, как и прочие моральные и социальные проблемы, которые сейчас приходится решать.

Большинство читателей воспримут только что прочитанные строки как дикое преувеличение. Пять лет назад я и сам бы рассмеялся над заявлениями, которые сейчас написал с полной серьезностью. Пять лет назад я не знал того, что знаю сегодня. Если вы внимательно прочтете эту книгу, обращая особое внимание на вторую и третью главы, вы узнаете то, что знаю я, об угнетении животных ровно в таком количестве, сколько возможно узнать из книги разумного объема. Тогда вы сможете оценить, что представляет собой мой первый абзац – преувеличение или трезвую оценку ситуации, о которой общественность в большинстве своем ничего не знает. Поэтому я не прошу вас сейчас верить абзацу, открывающему эту книгу. Я вас прошу об одном – не судить до тех пор, пока не прочтете книгу до конца.

Вскоре после того, как я начал работать над книгой, нас с женой пригласила на чай некая дама (в то время мы жили в Англии), которая узнала, что я планирую написать о животных. По ее словам, она сама очень интересовалась животными, и у нее была подруга, которая уже написала книгу о животных и очень желала бы встретиться с нами.

Когда мы прибыли, подруга хозяйки уже была там, и, конечно, жаждала поговорить о животных. «Я очень люблю животных», – начала она. «У меня есть собака и две кошки, и вы знаете, они так чудесно уживаются вместе. Вы знаете мисс Скот? Она заведует маленькой больницей для больных домашних питомцев…» – и она замолчала. Она сделала паузу, пока подавали закуски, взяла бутерброд с ветчиной и затем спросила нас о наших домашних животных. Мы сказали, что не содержим никаких домашних питомцев. Она выглядела слегка удивленной и откусила свой бутерброд. Наша хозяйка, которая уже закончила подавать бутерброды, присоединилась к нам и включилась в беседу: «Но вы ведь интересуетесь животными, не так ли, мистер Сингер?»

Мы попытались объяснить, что мы заинтересованы в предотвращении страдания и несчастья, что мы против деспотической дискриминации. Что мы считаем неправомерным причинять бесполезное страдание другому существу, даже если это существо не принадлежит к человеческому роду; и что мы убеждены в том, что животные безжалостно и жестоко эксплуатируются людьми, и мы хотим это изменить. Еще мы сказали, что не особенно интересуемся животными. Никто из нас никогда не был чрезмерно увлечен собаками, кошками или лошадьми в том смысле, как это наблюдается у многих людей. Мы не «любили» животных, мы просто хотели, чтобы с ними обращались как с независимыми, чувствующими существами, каковыми они и являются, а не как со средствами удовлетворения человеческих нужд – не обращались как со свиньей, чье мясо было сейчас на бутербродах нашей хозяйки.

Эта книга не о домашних питомцах. Вряд ли, чтение будет приятным для тех, кто думает, что любовь к животным – это не более чем поглаживание кошки или кормление птичек в саду. Она скорее предназначена для тех людей, кто думает о вопросах прекращения эксплуатации, где бы она ни происходила, а также для тех, кто считает, что основной моральный принцип одинакового рассмотрения интересов не обязательно ограничивается членами нашего собственного вида. Сама по себе идея о том, что для интереса в таких вопросах надо быть «любителем животных», свидетельствует об отсутствии даже малейших намеков на то, что моральные стандарты, которые мы используем в человеческом обществе, могут быть распространены на животных. Никто, кроме расиста, желающего назвать своих оппонентов «любителями ниггеров», не заявит, что для обеспокоенности о равенстве дискриминируемых расовых меньшинств вам надо любить эти самые меньшинства либо считать их очаровательными или дружелюбными. Тогда зачем делать такое предположение о людях, которые работают над тем, чтобы улучшить положение животных?

Изображение тех, кто протестует против жестокого отношения к животным, в виде «сентиментальных, эмоциональных любителей зверюшек», привело к тому, что вопрос нашего обращения с «не-людьми» оказался вне серьезных политических и нравственных дискуссий. Нетрудно понять, почему мы так делаем. Если бы мы взглянули на эту проблему серьезно, если бы, например, мы внимательно присмотрелись к условиям содержания животных на современных промышленных фермах, производящих мясо, мы бы, возможно, почувствовали неловкость из-за бутербродов с ветчиной, бифштекса, жареной курицы и прочих блюд в нашем рационе, о которых мы предпочитаем не думать как о мертвых животных. Эта книга не представляет собой сентиментальную просьбу о сочувствии к «умным» животным. Я не более возмущен массовым убийством лошадей и собак для получения мяса, чем убоем свиней для той же цели. Когда Министерство обороны США узнает, что использование гончих собак для тестирования смертельных газов вызвало бурю протестов, и предлагает использовать вместо них крыс, мне от этого не легче.

В этой книге предпринимается попытка внимательно и последовательно обдумать вопрос о том, как мы должны обращаться с животными. При этом раскрываются предрассудки, которые лежат в основе наших нынешних позиций и поведения. В главах, рассказывающих о том, в чем такое отношение выражается на практике, – как животные страдают от человеческой тирании – есть эпизоды, которые вызовут некоторые эмоции. Я надеюсь, при этом возникнет чувство гнева и возмущения, а вместе с ним желание сделать что-то против описываемых практик. Но нигде в этой книге я не обращаюсь к эмоциям читателя, если они не могут быть подкреплены разумом. При описании неприятных вещей было бы нечестно пытаться рассказывать о них в нейтральных выражениях, пряча истинную неприглядность. Вы не сможете писать об экспериментах, которые «врачи» проводили в нацистских концлагерях над теми, кого они считали «полулюдьми», не испытывая при этом эмоций; и то же самое касается описаний экспериментов, которые в наши дни проводятся с животными в лабораториях Америки, Британии и других стран. Но конечное объяснение того, почему существует оппозиция этим экспериментам, все же лишено эмоций. Это обращение к базовым моральным принципам, с которыми мы все согласны, а их применение к жертвам и тех, и других экспериментов обосновано разумом, а не эмоциями.

Название этой книги имеет серьезный смысл. Суть освободительного движения заключается в требовании отказаться от предрассудков и дискриминации, которые основаны на произвольных характеристиках, типа расы или пола. Классическим примером служит движение за освобождение негров. Прямой призыв этого движения и его первоначальный, пусть ограниченный успех, сделали его моделью для других угнетенных категорий. Вскоре мы познакомились с движением за права гомосексуалистов и движением за права американских индейцев и испаноязычных американцев. Когда женщины – самая крупная группа – начали свою кампанию, некоторые думали, что это конец света. Считалось, что дискриминация по половому признаку – это последняя форма общепризнанной дискриминации, и она открыто практиковалась даже в тех либеральных кругах, которые в течение долгого времени гордились отсутствием у них предрассудков против расовых меньшинств.

Мы всегда должны проявлять осторожность, когда говорим о «последней остающейся форме дискриминации». Если мы вынесли хоть какой-нибудь урок из освободительных движений, то должны были понять, как трудно осознать скрытые предрассудки, касающиеся нашего отношения к отдельным группам, до тех пор, пока нам на них убедительно не укажут.

Освободительное движение требует, чтобы мы расширили наши моральные границы. Действия, которые раньше казались естественными и неизбежными, в дальнейшем начинают восприниматься как результат неоправданных предрассудков. Кто может с уверенностью сказать, что никакую из его или ее позиций или практик нельзя оспорить? Если мы не хотим оказаться среди угнетателей, то мы должны быть готовы пересмотреть все наши позиции, даже самые общепринятые, по отношению к другим группам. Нам надо рассматривать наше отношение с точки зрения тех, кто из-за этого испытывает страдания, и отталкиваясь от практик, которые возникают вследствие таких позиций. Если мы сможем столь непривычным образом изменить наше мышление, то, вероятно, обнаружим закономерность в наших позициях и практиках, которая заключается в ублажении одной группы (обычно группы, к которой мы принадлежим) в ущерб другим группам. Таким образом, мы приходим к мысли, что появилась почва для нового освободительного движения.

Цель этой книги – подтолкнуть вас к тому, чтобы вы подобным образом изменили ваши позиции и действия по отношению к очень большой группе существ: членов не нашего биологического вида. Я считаю, что наше нынешнее отношение к этим существам основано на длинной истории предрассудков и произвольной дискриминации. Я доказываю, что не существует никаких оснований, кроме эгоистического желания сохранить интересы за эксплуатирующей группой, для того, чтоб отказаться расширить базовый принцип равного внимания на членов других видов. Я прошу вас осознать, что ваше отношение к представителям других видов – это разновидность предрассудка, и он достоин не меньшего осуждения, чем предрассудки, касающиеся расы или пола.

По сравнению с другими освободительными движениями, освобождение животных имеет много препятствий. Первое и самое очевидное из них заключается в том, что члены эксплуатируемой группы не могут сами устроить протест против отношения, с которым сталкиваются (хотя сами они могут выражать сопротивление и сопротивляются, исходя из своих возможностей). Мы должны высказываться от имени тех, кто не умеет это делать сам. Вы можете оценить, насколько серьезно это препятствие, если спросите себя, как долго неграм пришлось бы ждать равноправия, если бы они не были способны сами подняться на борьбу и потребовать этого. Чем меньше возможностей у группы подняться и восстать против борьбы, тем легче их подавлять.

Важной чертой движения за освобождение животных является то, что в эксплуатацию непосредственно вовлечены участники движения, и они получают выгоды от этого угнетения. В самом деле, немного найдется людей, которые могут взглянуть на угнетение животных с беспристрастностью, которая была присуща, например, людям белой расы на Севере при обсуждении рабства в южных штатах… Людям, которые каждый день едят трупы убитых животных, трудно поверить, что они делают что-то неправильное. Им трудно вообразить, как можно питаться по-другому. В этом вопросе любой, кто ест мясо, выступает в роли заинтересованной стороны. Они получают пользу, или, по крайней мере, думают, что получают пользу оттого, что пренебрегают интересами животных. По этой причине переубеждение становится еще более трудным делом. Скольких южных рабовладельцев удалось убедить с помощью аргументов, которые приводились северными сторонниками отмены рабства, а сейчас принимаются всеми нами? Некоторых, но не многих. Я могу сам и прошу вас перестать есть мясо, когда вы прочтете аргументы, приведенные в этой книге; но я знаю по своему собственному опыту, что даже для человека с самой сильной мире волей это нелегкая вещь. За простым мимолетным желанием поесть мясо в каком-либо случае лежит многолетняя привычка мясоедения, которая обусловила наши отношения с животными.

Привычка. Это – последнее препятствие, с которым сталкивается движение за освобождение животных. Привычки, касающиеся не только питания, но также мышления и языка, должны быть подвергнуты сомнению и изменены. Стереотипы мышления заставляют нас отмахиваться от описания жестокости к животным, как от чего-то эмоционального и предназначенного «только для любителей животных»; и даже если это не так, все равно данная проблема незначительна по сравнению с проблемами людей и не стоит внимания. Это тоже является предрассудком – ибо, как можно понять, что проблема незначительна, не уделив время для исследования ее масштабов. Для более полной трактовки в нашей книге рассматриваются только две области из многих, где люди причиняют страдания животным, но я не думаю, что человек, дочитавший эту книгу до конца, будет когда-нибудь снова думать, что нашего времени и внимания стоят только те проблемы, которые касаются людей.

Стереотипы мышления, которые заставляют нас пренебрегать интересами животных, могут быть подвергнуты сомнению, и это делается на последующих страницах. Данное сомнение надо выразить словесно, и так получилось, что это делается на английском языке. Английский язык, как и другие языки, отражает предубеждения тех, кто его использует. Поэтому авторы, желающие бросить вызов этим предубеждениям, находятся в известной ловушке: либо они используют язык, усиливающий те самые предрассудки, которые они хотят опровергнуть, либо им не удается общаться со своей аудиторией. В нашей книге нам пришлось выбрать первый путь. Мы используем слово «животные», в значении «животные, отличные от человеческих существ». Данное употребление слова отделяет людей от других животных, и таким образом подразумевает, что мы сами животными не являемся – но любой человек, проходивший элементарный курс биологии, знает, что это неправильно. В общепринятом смысле термин «животное» объединяет таких различных существ, как устрицы и шимпанзе, но при этом между шимпанзе и людьми раскидывается пропасть, хотя у человекообразных обезьян больше родства с нами, чем с устрицами. Для обозначения животных, не являющихся людьми, не существует другого короткого термина, поэтому в названии книги и на протяжении всех ее страниц я вынужден использовать слово «животное» так, как будто в него не входят люди. Это обидная ошибка, если исходить из стандартов революционной чистоты, но данный шаг кажется необходимым для эффективной коммуникации. Но иногда, с целью напомнить вам, что это всего лишь вопрос удобства, я буду использовать более длинные и точные формы обозначения тех, кого раньше называли «тварями». В других случаях я старался избегать выражений, которые могут унижать животных или маскировать происхождение пищи, которую мы едим.

Основные принципы освобождения животных очень просты. Я старался написать легкую и понятную книгу, при чтении которой не требовалось бы никаких знаний или опыта. Но надо начать с обсуждения принципов, которые лежат в основе того, что я хочу сказать. В них не должно быть ничего трудно, но первая глава может показаться довольно абстрактной читателям, которые не привыкли к таким обсуждениям. Не бросайте чтение. В следующих главах мы займемся малоизвестными подробностями того, как наш вид эксплуатирует другие виды, находящиеся в человеческой власти. И в этом угнетении, а также в главах, где оно описывается, нет ничего абстрактного.

Если рекомендации из последующих глав будут приняты, миллионы животных избавятся от сильной боли. Кроме того, от этого выиграют миллионы людей. В то время как я пишу, во многих частях света люди умирают от голода. Правительство США заявило, что из-за плохих урожаев и оскудевших запасов зерна оно может поставлять только ограниченную (и недостаточную) помощь; но глава 4 ясно показывает, что в развитых странах при выращивании сельскохозяйственных животных на их прокорм тратится в несколько раз больше пищи, чем в итоге они дают. Если мы прекратим выращивать и убивать животных для получения пищи, то сможем производить такое количество дополнительной еды, что при правильном распределении она ликвидирует на нашей планете голод и недостаточное питание. Освобождение животных – это также освобождение человека.