Методы саботажа

На поле битвы рынка труда, где воюющие стороны сталкиваются без зазрения совести и рассуждений, как мы видели, они далеко не равны.

Капиталист противопоставляет золотые доспехи ударам своего противника, который, зная о своей неполноценности в обороне и наступлении, пытается компенсировать её, прибегая к военным уловкам. Рабочий, не в силах приблизиться к противнику лицом к лицу, стремится обойти его с фланга, атакуя его в его живом творении: сейфе.

Пролетарии в таком случае подобны народу, который, желая противостоять иностранному вторжению и не чувствуя себя достаточно сильным, чтобы противостоять врагу в решительном наступлении, развязывает войну из засад и партизанскую войну. Это неприятная борьба для большого армейского корпуса, борьба настолько ужасающая и смертоносная, что захватчики зачастую отказываются признавать снайперов воюющей стороной.

Это отвращение регулярных армий к партизанам не должно удивлять нас больше, чем ужас, который саботаж внушает капиталистам.

Это происходит потому, что саботаж для социальной войны — то же, что партизанская война для национальных войн: он проистекает из тех же чувств, отвечает тем же потребностям и имеет те же последствия для менталитета рабочего класса.

Мы знаем, насколько партизанская война развивает личное мужество, отвагу и решительность; то же самое можно сказать и о саботаже: он держит рабочих в тонусе, не даёт им погрязнуть в пагубной трусости, и, поскольку требует постоянных и неустанных действий, даёт счастливый результат: развивает дух инициативы, приучает рабочих к самостоятельным действиям и стимулирует боеспособность.

Рабочий крайне нуждается в этих качествах, потому что хозяин относится к ним так же бесцеремонно, как к вторгающимся армиям, действующим в завоёванных странах: он грабит, сколько может!

Миллиардер Рокфеллер осуждал эту капиталистическую алчность... и, скорее всего, даже бесстыдно её практикует.

Вина некоторых работодателей, писал он, заключается в том, что они не платят ровно столько, сколько должны; тогда рабочий склонен ограничивать свой труд.

Эта тенденция к ограничению труда, которую отмечает Рокфеллер, – ограничение, которое он узаконивает и оправдывает, обвиняя начальство, – есть саботаж в той форме, которая спонтанно возникает в сознании каждого рабочего: «замедление работы».

Это, можно сказать, инстинктивная и первичная форма саботажа.

Именно к нему решили прибегнуть сто рабочих в Бифорде, штат Индиана, США (это было в 1908 году), узнав о снижении заработной платы на дюжину центов в час. Не говоря ни слова, они отправились на ближайшую фабрику, где им укоротили лопаты на два с половиной дюйма.

После этого они вернулись на стройку и ответили хозяину: «Малой зарплате – маленькая лопата!»

Подобный саботаж возможен только для рабочих, получающих подённую оплату. Совершенно очевидно, что те, кто работает поштучно, находятся в состоянии пассивного бунта, поскольку саботируют собственную зарплату. Поэтому им приходится прибегать к другим средствам, стремясь снизить качество, а не количество производимой продукции.

В «Бюллетене биржи труда Монпелье» был представлен обзор этих средств в статье, опубликованной в начале 1900 года, за несколько недель до Конгресса Конфедерации в Париже:

Если вы механик, говорилось в статье, вам очень легко заклинить свой станок двумя су любого порошка или даже просто песка, заставив работодателя потратить время и сделать дорогостоящий ремонт. Если вы плотник или краснодеревщик, что может быть проще, чем незаметно испортить мебель, тем самым лишив владельца возможности потерять клиентов? Портной может легко испортить костюм или отрез ткани; торговец безделушками, умело накладывая на ткань несколько пятен, продаёт её по низкой цене; подручный бакалейщика, плохо упаковывая, портит товар; кто угодно виноват, а владелец теряет покупателя. Торговец шерстью, галантерейными изделиями и т. п., пролив несколько капель едкого вещества на упаковываемый товар, вызывает недовольство покупателя; последний возвращает посылку и сердится: ему говорят, что она прибыла по пути... Результат, часто, потеря покупателя. Земледелец время от времени наносит хороший неуклюжий удар киркой, то есть умело, или сеет плохие семена посреди поля и т. д.

Как указано выше, методы саботажа бесконечно разнообразны. Однако, какими бы они ни были, есть одно качество, которого требуют от них рабочие активисты: чтобы их применение не оказывало негативного влияния на потребителя.

Саботаж нападает на хозяина, либо замедляя работу, либо делая произведённую продукцию непригодной к продаже, либо парализуя или выводя из строя средства производства. Однако потребитель не должен страдать от этой войны, ведущейся против эксплуататора.

Примером эффективности саботажа является его методичное применение парижскими парикмахерами:

Привыкнув к потиранию голов, они решили распространить систему мытья головы на витрины своих хозяев. До такой степени, что для хозяев парикмахерских страх перед «побелкой» стал самым убедительным из всех санкций.

Именно благодаря побелке, практиковавшейся преимущественно с 1902 по май 1906 года, парикмахеры добились закрытия салонов в более позднее время, и именно страх перед побелкой позволил им очень быстро (до принятия закона о еженедельном отдыхе) добиться повсеместного закрытия магазинов один день в неделю.

Вот в чём суть побелки: в любую ёмкость, например, в ранее опорожнённое яйцо, «побелщик» помещает едкое вещество; затем, в нужный момент, он выливает и ёмкость, и её содержимое на витрину несговорчивого владельца.

Этот «шампунь» портит краску на стене, и владелец, воспользовавшись полученным уроком, становится более сговорчивым.

В Париже около 2300 парикмахерских, из которых во время кампании по побелке не менее 2000 были побелены один раз... если не несколько. «L'Ouvrier coiffeur», профсоюзный орган Федерации парикмахеров, оценил финансовые потери работодателей от процесса отбеливания волос примерно в 200 000 франков.

Парикмахеры в восторге от своего метода и ни за что не собираются от него отказываться. Он, по их словам, доказал свою эффективность и придаёт ему моральную ценность, которая, по их мнению, превосходит любые правовые санкции.

Поэтому отбеливание волос, как и все хорошие методы саботажа, наносит урон казне работодателей, и клиентам нечего бояться.

Рабочие активисты всячески подчёркивают специфику саботажа, заключающуюся в том, чтобы ударить по хозяину, а не по потребителю. Однако им необходимо преодолеть предвзятость капиталистической прессы, которая намеренно искажает их тезис, представляя саботаж как нечто опасное, прежде всего для потребителей.

Мы не забыли волнения, вызванные несколько лет назад ежедневной газетной сплетнёй о хлебе с битым стеклом. Профсоюзные деятели изо всех сил старались заявить, что добавлять битое стекло в хлеб – отвратительное деяние, глупое преступление, и что рабочие пекарен никогда не допускали такой мысли. Однако, несмотря на опровержения и опровержения, ложь распространилась, была перепечатана и, естественно, возмутила многих против рабочих пекарен, для которых то, что печатают их газеты, – истина в последней инстанции.

На самом деле, до сих пор во время различных забастовок пекарей наблюдаемый саботаж ограничивался повреждением цехов, тестомесильных машин и печей хозяев. Что касается хлеба, то если выпекался несъедобный хлеб – подгоревший или невыпеченный, несолёный или пресный и т. д., но, напомним, никогда не приготовленный из битого стекла! – то страдали и не могли страдать потребители, а только хозяева.

Можно было бы предположить, что покупатели настолько глупы… настолько, что едят сено!… что вместо хлеба они принимают неудобоваримую или тошнотворную смесь. Если бы дело дошло до этого, они, очевидно, вернули бы этот испорченный хлеб поставщику и потребовали бы вместо него съедобный продукт.

Следовательно, использование дроблёного стеклянного хлеба следует рассматривать лишь как капиталистический аргумент, призванный дискредитировать требования рабочих пекарен.

То же самое можно сказать и о «бредне», раздутом в 1907 году ежедневной газетой, специализировавшейся на подстрекательстве к профсоюзному движению, которая сообщила, что фармацевт, склонный к саботажу, только что заменил безобидные лекарства, прописанные для приготовления таблеток, стрихнином и другими сильнодействующими ядами.

Профсоюз фармацевтов справедливо выразил протест против этой истории, которая была не чем иным, как ложью, причём возмутительной, и совершенно справедливо.

На самом деле, если бы фармацевт намеревался совершить саботаж, ему бы и в голову не пришло отравлять больных… что, сведя их в могилу, привело бы его к суду и не причинило бы серьёзного вреда его начальнику.

Конечно, саботажник, занимающийся «потардом», действовал бы иначе. Он ограничился бы расточительством фармацевтических препаратов и их щедрым распределением; он всё равно мог бы использовать чистые, но очень дорогие препараты для рецептов вместо широко распространённых фальсификатов.

В последнем случае он бы освободился от ответственности за соучастие... от участия в саботаже работодателя – преступном, то есть! – который заключается в выдаче низкокачественных препаратов, практически не дающих эффекта, вместо чистых, прописанных врачом.

Нет необходимости далее останавливаться на том факте, что фармацевтический саботаж может быть полезен пациенту, но никогда – никогда! – не может быть вреден.

Более того, именно через схожие результаты, выгодные для потребителей, рабочий саботаж проявляется во многих корпорациях, в том числе в пищевой промышленности.

И если о чём-то и стоит сожалеть, так это о том, что саботаж не укоренился глубже в обычаях нашего рабочего класса. Действительно, печально отмечать, что слишком часто рабочие ассоциируют себя с самыми отвратительными нарушениями, принимая на себя ответственность за действия, которые Кодекс может и оправдывать, но которые, тем не менее, являются преступлениями.

В обращении к парижскому населению, основные положения которого приведены ниже, с которым в 1908 году выступил Профсоюз поваров, говорится об этом больше, чем во многих комментариях:

1 июня шеф-повар, придя тем же утром в популярный ресторан, заметил, что мясо, порученное ему, настолько испортилось, что подавать его было бы опасно для посетителей. Он сообщил об этом владельцу, который потребовал, чтобы его всё равно подали. Работник, возмущённый требуемой от него работой, отказался быть соучастником отравления клиентов.

Владелец, разгневанный этой нескромной лояльностью, отомстил, уволив его и донеся на него в профсоюз работодателей популярных ресторанов «La Parisienne», чтобы помешать ему найти новую работу. До сих пор этот инцидент раскрывает лишь индивидуальный и подлый поступок владельца и акт совести работника; но остальная часть дела, как мы увидим, обнаруживает такую скандальную и опасную солидарность работодателей, что мы считаем себя обязанными разоблачить её:

Когда работник обратился в агентство по трудоустройству профсоюза работодателей, тот сказал ему, что это не его дело, испорчена еда или нет, и что он не несёт за это ответственности; что, пока ему платят зарплату, он должен лишь подчиняться, что его действия неприемлемы, и что отныне ему больше не нужно полагаться на их кадровое агентство в вопросах трудоустройства.

Умереть с голоду или, если необходимо, стать соучастником отравления: вот дилемма, поставленная перед рабочими этим профсоюзом работодателей.

Более того, эти формулировки устанавливают, что этот профсоюз, отнюдь не осуждая продажу испорченных продуктов, покрывает и защищает эти действия и с ненавистью преследует тех, кто мешает им мирно отравлять!

Этот беспринципный ресторатор, подающий своим клиентам гнилое мясо, конечно, не единственный в Париже. Однако мало кто из поваров осмеливается последовать его примеру.

К сожалению, из-за чрезмерной добросовестности эти работники рискуют лишиться средств к существованию — или даже попасть под бойкот! Именно эти соображения кружат голову многим, сковывают волю многим и останавливают множество бунтов.

И именно поэтому так мало людей знают о тайнах ресторанов, будь то популярных или аристократических.

Однако потребителям было бы полезно знать, что огромные говяжьи туши, выставленные сегодня в витрине ресторана, который они часто посещают, — это аппетитное мясо, которое завтра будет отправлено на тележке и нарезано в Les Halles... а в самом ресторане будут продавать сомнительное мясо.

Гостю также будет полезно знать, что суп-биск из раков, который он ест, приготовлен из панцирей омаров, оставленных на тарелке вчера – им или кем-то другим. Панцири тщательно очищаются от остатков мякоти, которую, измельчая в ступке, тщательно разбавляют кули, подкрашенным розовым кармином.

Также стоит знать: филе бриля «делается» из морского черта или трески; филе оленины – это «нарезанная» говядина, приправленная острым маринадом; чтобы удалить «затхлый» привкус птицы и «омолодить» её, по внутренней стороне проводят раскалённый утюг.

И всё же, всё ресторанное оборудование: ложки, стаканы, вилки, тарелки и т. д. – протирается салфетками, которые посетители выбрасывают после еды – отсюда риск заразиться туберкулёзом… если не сказать, что получить травму!

Список был бы длинным – и каким тошнотворным! – если бы нам пришлось перечислять все «хитрости» и «инструменты» хищных и бесстыдных торговцев, которые, затаившись в углу своих лавок, не довольствуются простым ограблением покупателей, но слишком часто ещё и отравляют их.

Более того, недостаточно знать процедуры; нужно знать, какие «уважаемые» заведения привыкли к этой преступной практике. Поэтому, в интересах общественного здравоохранения, мы должны надеяться, что работники общественного питания раздуют раздутую репутацию своих начальников и предостерегут нас от этих преступников.

Заметим также, что для поваров существует и другой вид саботажа: превосходное приготовление блюд, со всеми необходимыми приправами и с должной тщательностью, требуемой кулинарным искусством; или, в ресторанах с порционным подходом, щедрость и властность на благо посетителей.

Из всего этого следует, что для работников кухни саботаж отождествляется с интересами клиентов, либо потому, что они считают себя идеальными шеф-поварами, либо потому, что посвящают нас в сомнительные тайны своих заведений.

Некоторые могут возразить, что в последнем случае повара не совершают саботаж, а подают пример честности и профессиональной преданности, достойный поощрения.

Пусть остерегаются! Они вступают на очень скользкий путь и рискуют скатиться в пропасть... то есть к формальному осуждению со стороны современного общества.

Действительно, фальсификация, изощрённость, обман, ложь, воровство и мошенничество — это основа капиталистического общества; искоренить их было бы равносильно его уничтожению... Не будем обманываться: в тот день, когда была бы предпринята попытка внедрить строгую лояльность и скрупулезную добросовестность в общественные отношения на всех уровнях и во всех сферах, ничто бы не устояло: ни промышленность, ни торговля, ни банковское дело... ничто! Ничего!

Очевидно, что для осуществления всех своих тёмных махинаций, которыми он занимается, хозяин не может действовать в одиночку; ему нужна помощь, сообщники... он находит их в своих рабочих, своих служащих. Логично, что, связывая своих служащих со своими манёврами, но не с прибылью, хозяин, в любой сфере деятельности, требует от них полного подчинения своим интересам и запрещает им оценивать и судить операции и действия своего дома; если в них есть что-то мошенническое или даже преступное, это не их дело. «Они не несут ответственности... С момента получения зарплаты им остаётся только подчиняться...» — так весьма буржуазно заметил служащий упомянутой выше «Парижанки».

В силу подобных софизмов рабочий должен отбросить свою личность, подавить свои чувства и действовать бессознательно; любое неповиновение приказам, любое нарушение профессиональной тайны, любое разглашение практики, по крайней мере нечестной, которой он подвергается, представляет собой преступление с его стороны по отношению к работодателю.

Следовательно, если он отказывается слепо и пассивно подчиняться, если он осмеливается разоблачить подлость, с которой его связывают, он считается бунтующим против своего работодателя, ибо он совершает против него акты войны – он саботирует его!

Более того, эта точка зрения свойственна не только работодателям; профсоюзы также трактуют любое разглашение информации, наносящее ущерб интересам капитализма, как акт войны – как акт саботажа. Этот изобретательный способ борьбы с эксплуатацией человека даже получил особое название: «диверсия с открытым ртом».

Выражение не может быть более многозначительным. Действительно, несомненно, что многие состояния были сколочены только благодаря молчанию эксплуатируемых, которые участвовали в этом пиратстве, о пиратстве работодателей. Без их молчания эксплуататорам было бы трудно, если не невозможно, вести свой бизнес; если они преуспевали, если клиенты попадались на их уловки, если их прибыли росли как снежный ком, то это благодаря молчанию их сотрудников.

Что ж! Эти немые представители промышленного и торгового истеблишмента устали молчать. Они хотят говорить! И то, что они говорят, будет настолько серьёзным, что их разоблачения создадут вакуум вокруг их босса, и клиенты отвернутся от него...

Эта тактика саботажа, которая в своих безобидных и ненасильственных формах может быть столь же страшной для многих капиталистов, как и жестокое уничтожение ценного оборудования, становится всё более распространённой.

Поэтому к нему прибегают строители, которые сообщают архитектору или владельцу здания, строящему здание, о дефектах, допущенных в недавно построенном ими здании по заказу подрядчика и в его интересах: недостаточная толщина стен, использование некачественных материалов, отсутствие слоёв краски и т. д.

«Открытые рты» – это также когда работники метрополитена громко осуждают преступные строительные дефекты в туннелях;

«Открытые рты» – это также когда помощники продавцов бакалейных товаров, чтобы склонить к компромиссу компании, сопротивлявшиеся их требованиям, предупреждали домохозяек с помощью плакатов о хитростях и мошенничестве в этой сфере;

«Открытые рты» – это снова буфетные аптеки, борющиеся за закрытие в 21:00, обличающие преступный саботаж пациентов со стороны нерадивых начальников.

И к той же практике «открытых ртов» решили прибегнуть сотрудники банков и бирж. На общем собрании, состоявшемся в июле прошлого года, профсоюз, представляющий этих работников, принял повестку дня, угрожая начальству, если оно проигнорирует предъявленные требования, нарушить своё профессиональное молчание и раскрыть общественности всё, что творится в воровских притонах, которыми являются финансовые компании.

Возникает вопрос:

Что будут говорить с открытым ртом эти суетливые и придирчивые моралисты, осуждающие саботаж во имя морали?

К кому из них, к начальству или к работникам, будут обращены их анафемы?

К начальству, мошенникам, грабителям, отравителям и т.д., которые намерены ассоциировать своих работников со своим унижением, делая их соучастниками своих проступков и преступлений?

Или к работникам, которые, отказываясь от нечестности и подлости, которых требует от них эксплуататор, очищают свою совесть, предупреждая общественность или потребителей?

* * *

Мы только что рассмотрели методы саботажа, применяемые рабочим классом, не покидая стройплощадку или мастерскую; но саботаж не ограничивается этими ограниченными действиями; он может стать — и всё чаще становится — мощным подспорьем в случае забастовки.

Миллиардер Карнеги, «Железный король», писал:

Ожидать, что человек, защищающий свою зарплату ради собственных жизненных нужд, будет спокойно наблюдать за тем, как его место займет другой человек, — значит ожидать слишком многого.

...и капиталисты среди них!

Это то, что профсоюзные деятели постоянно говорят, повторяют и провозглашают. Но, как известно, нет никого более глухого, чем те, кто не желает слушать... и капиталисты среди них!

Эта мысль миллиардера Карнеги, гражданина Буске, секретаря Парижского профсоюза пекарей, перефразированная в статье в газете La Voix du Peuple [5]:

Мы видим, писал он, что простого прекращения работы недостаточно для успеха забастовки. Для исхода конфликта необходимо, даже необходимо, чтобы оборудование – то есть средства производства фабрики, ткацкой фабрики, шахты, пекарни и т. д. – было сведено к забастовке, то есть к бездействию...

Ренегаты выходят на работу. Они находят машины и печи в хорошем состоянии – и это главная вина забастовщиков, которые, оставив средства производства в хорошем состоянии, оставили позади причину своих невыполненных требований...

Однако бастовать, оставляя машины и инструменты в хорошем состоянии, – пустая трата времени для эффективной борьбы. Более того, работодатели, имея в своем распоряжении ренегатов, армию и полицию, будут поддерживать машины в рабочем состоянии... и цель забастовки не будет достигнута.

Следовательно, первейшая обязанность перед забастовкой – обессилить орудия труда. Это азбука борьбы рабочих. Тогда условия игры между начальником и рабочим становятся равными, потому что тогда прекращение работы, которое реально, приводит к желаемой цели – прекращению жизни в буржуазном клане.

Желание забастовки в пищевой промышленности?... Несколько литров масла или другого жирного, пахучего вещества, разлитого по поду печи... И ренегаты или солдаты могут принести хлеб. Этот хлеб будет несъедобным, потому что плитка (как минимум на три месяца) сохранит запах материала и пропитает им хлеб. Результат: непригодная к использованию печь, подлежащая сносу.

Желание забастовки в металлургической промышленности?... Песок или наждак в шестерёнках этих машин, которые, подобно сказочным часам, отмечают эксплуатацию пролетариата; этот песок заставит эти машины скрипеть ещё громче, чем начальник или мастер, и железный колосс, рабочий, будет доведён до бессилия, как и ренегаты...

Это тот же самый тезис, который гражданин А. Рено, служащий Ouest-Etat, затронул в своей брошюре «Синдикализм в железных дорогах», тезис, который привел к его увольнению в сентябре прошлого года Следственным советом, который в данном случае действовал как военный трибунал:

Для обеспечения успеха, пояснил Рено, в случае, если большинство железнодорожников не прекратят работу немедленно, необходимо, чтобы задача, определение которой здесь не имеет смысла, была выполнена одновременно во всех крупных центрах в момент объявления забастовки. Для этого во всех группах и важных пунктах должны быть немедленно сформированы команды решительных товарищей, решивших любой ценой предотвратить движение поездов. Товарищей следует выбирать из числа профессионалов, из тех, кто, лучше всего зная внутреннюю работу службы, способен выявить уязвимые места, слабые места, наносить удары надежно, не причиняя бессмысленного ущерба, и своими эффективными, прямолинейными, умными и энергичными действиями одним махом вывести из строя на несколько дней оборудование, необходимое для работы службы и движения поездов. Над этим нужно серьезно подумать.

Мы должны считаться с штрейкбрехерами, с солдатами...

Эта тактика дублирования забастовки рабочих и рабочих машин может показаться продиктованной низменными и мелкими мотивами. Но это не так!

Сознательные рабочие знают, что они в меньшинстве, и опасаются, что их товарищам не хватит упорства и энергии, чтобы выстоять до конца. Поэтому, чтобы предотвратить дезертирство масс, они лишают их возможности отступать: перерезают за ними мосты.

Они добиваются этого, отбирая инструменты из рук рабочих, слишком покорных капиталистической власти, и парализуя работу машин, оплодотворённых их трудами. Таким образом, они избегают предательства подсознания и не позволяют им заключить союз с врагом, вернувшись к работе в неподходящее время.

Есть и другая причина для этой тактики: как отмечали граждане Буске и Рено, забастовщикам нужно бояться не только ренегатов; им следует также опасаться армии.

Действительно, среди капиталистов всё чаще встречается замена забастовщиков военным трудом. Таким образом, как только речь заходит о забастовке пекарей, электриков, железнодорожников и т.д., правительство разжигает забастовку и делает её бесполезной и бессмысленной, заменяя бастующих солдатами.

Дело дошло до того, что, например, для замены электриков правительство подготовило корпус инженерных солдат, обученных работе с электромашинами и работе с оборудованием, которые всегда готовы броситься на смену рабочим электропромышленности при первых признаках забастовки.

Поэтому совершенно очевидно, что если бастующие, знающие о намерениях правительства, не предпримут – до приостановки работ – мер по противодействию этому военному вмешательству, сделав его невозможным и неэффективным, они будут заранее побеждены.

Предвидя опасность, рабочие, готовые вступить в борьбу, не могли бы простить себя, если бы не подчинились. Они обязательно это сделают!

Но иногда их обвиняют в вандализме, а их неуважение к машинам осуждается. Эта критика была бы оправдана, если бы рабочие систематически стремились к разрушению, без какой-либо реальной цели. Но это не так! Если рабочие нападают на машины, то не ради удовольствия или дилетантства, а потому, что их к этому вынуждает настоятельная необходимость.

Не следует забывать, что для них на кону вопрос жизни и смерти: если они не остановят машины, то обречены на поражение, на крушение своих надежд; если же они саботируют их, то у них есть большие шансы на успех, но, с другой стороны, они навлекают на себя буржуазное неодобрение и осыпаются оскорбительными эпитетами.

Учитывая поставленные на карту интересы, понятно, что они с лёгким сердцем встречают эти анафемы, и что страх быть оклеветанными капиталистами и их приспешниками не заставляет их отказываться от шансов на победу, которые им сулит остроумная и смелая инициатива.

Они находятся в ситуации, аналогичной той, в которой находится армия, вынужденная отступать и неохотно решающаяся уничтожить оружие и припасы, которые могли бы помешать её продвижению и попасть в руки противника. В данном случае такое уничтожение законно, тогда как в любых других обстоятельствах это было бы безумием.

Следовательно, нет причин винить рабочих, которые ради своего триумфа прибегают к саботажу, как и армию, которая ради спасения жертвует своими «импедиментами».

Следовательно, можно сделать вывод, что саботаж, как и любая тактика и оружие, оправдан: его применение обусловлено необходимостью и преследуемой целью.

Именно этой одержимости неотвратимой необходимостью и целью, которую необходимо достичь, несколько лет назад подчинились работники лионского трамвая. Чтобы сделать движение «автобусов» невозможным, используя ренегатов в качестве монтёров, они залили рельсы цементом.

То же самое можно сказать и о сотрудниках железной дороги Медок, которые бастовали в июле 1908 года: перед тем как приостановить работу, они позаботились о перерезке телеграфной линии, соединяющей станции, и когда компания попыталась организовать импровизированное сообщение, обнаружилось, что водозаборные клапаны локомотивов были откручены и спрятаны.

Следует оригинальная процедура, которая была применена в Филадельфии в большом меховом ателье в один из последних лет: перед уходом с работы Синдикат предложил закройщикам регулярно изменять размер своих «выкроек» на один дюйм в большую или меньшую сторону. Каждый рабочий следовал совету, подрезая или увеличивая свои «выкройки» по своему усмотрению...

Впоследствии, когда работа прекратилась, наняли «штрейкбрехеров», не переселяя бастующих. Эти штрейкбрехеры принялись за работу, и начался настоящий бардак! Резаки сокращали… и ни о чём не договорились! До такой степени, что, потеряв кучу денег, хозяин был вынужден снова нанять бастующих…

Все вернулись на свои рабочие места, и каждый более или менее исправил своих «хозяев».

Мы не забываем о колоссальной дезорганизации, вызванной забастовкой работников почты и телеграфа весной 1909 года. Эта забастовка поразила многих, сознательно слепых, избежавших наиболее выраженных социальных симптомов; они бы выразили меньшее удивление, если бы знали, что «Cri Postal», корпоративный орган субагентов P.T.T., ещё в апреле 1907 года заявил:

Вы говорите об ударах дубинкой, мы ответим на удары дубинкой... Чего вы никогда не сможете предотвратить, так это того, что однажды корреспонденты и телеграммы из Лилля отправятся гулять в Перпиньян. Чего вы никогда не сможете предотвратить, так это того, что телефонная связь внезапно прервётся, а телеграфное оборудование внезапно выйдет из строя. Чего вы никогда не сможете предотвратить, так это того, что десять тысяч сотрудников останутся на своих местах, но со скрещенными руками. Чего вы никогда не сможете предотвратить, так это того, что десять тысяч сотрудников в один и тот же день и одновременно подадут вам заявление об отпуске и немедленно законно прекратят работу. И чего вы никогда не сможете сделать, так это заменить их солдатами...

Можно привести множество других примеров. Но, поскольку это не трактат о саботаже, описание сложных и разнообразных методов, применяемых рабочими, выходит за рамки данной статьи. Те немногие, о которых мы только что упомянули, более чем достаточны для базового понимания природы саботажа.

Помимо описанных выше методов, существует еще один, получивший широкое распространение после провала второй забастовки почтовых работников, который можно назвать ответным саботажем.

После этой второй забастовки группы революционеров, чьи сети не были успешно расследованы полицией и прокуратурой, решили саботировать телеграфные и телефонные линии в знак протеста против массового увольнения нескольких сотен бастующих. Они заявили о своем намерении продолжать нападения на этих партизан нового образца до тех пор, пока уволенные за забастовку почтовые работники не будут восстановлены на работе.

В конфиденциальном циркуляре, разосланном по засекреченным адресам, полученным этими группами – или этой группой, – были указаны условия проведения этой кампании телеграфного саботажа.

Товарищи, направившие вам это письмо, говорилось в циркуляре, знают вас, если вы их не знаете; извините их за отсутствие подписи. Они знают, что вы серьёзный революционер.

Они просят вас отключить телеграфные и телефонные линии, которые будут доступны вам в ночь с понедельника на вторник, 1 июня. В последующие ночи вы будете продолжать работу без дальнейших распоряжений, как можно чаще.

Когда правительству надоест, оно восстановит на работе 650 уволенных почтовых работников.

Во второй части этого циркуляра содержалась подробная и техническая форма, описывающая различные способы перерезания проводов, позволяющие избежать поражения электрическим током. Также настоятельно рекомендовалось не прикасаться к сигнальным проводам и телеграфным проводам железнодорожных компаний. Во избежание ошибок в нём подробно разъяснялось, как различать провода компаний и провода государственных линий.

Повреждение телеграфных и телефонных проводов было значительным по всей Франции и продолжалось до падения министерства Клемансо.

С приходом к власти министерства Бриана наступило своего рода перемирие, военные действия против телеграфных линий были приостановлены, поскольку новые министры намекали на скорое восстановление в правах жертв забастовки.

С тех пор, при различных обстоятельствах, определённые группы, желая выразить протест против произвола власти, брали на себя инициативу начать эту войну с телеграфными и телефонными проводами. Ниже для информации приводится один из отчётов одной из наиболее активных групп, участвовавших в подобных операциях:

Седьмой отчет тайной революционной группы района Жуанвиль и ее отделений:

Телеграфные и телефонные линии были перерезаны в знак протеста против произвольного ареста товарища Ингвейлера, секретаря профсоюза металлистов, скандальных судебных преследований, возбуждённых против стачечного комитета «Би-Метал», и приговоров, вынесенных 25 июля 1910 года.

Операции, проведённые тайным революционным комитетом региона Жуанвиль и комитетом Сены и Уазы с 8 по 28 июля 1910 года:

8-28 июля 1910 года	регион Монтессон, Ле-Везине, Пон-дю-Пек	78 строк
25 июля	Дорога Мелён — Монжерон	32 строки
25 июля	Дорога Корбей — Дравей	24 строки
28 июля	Линия P.-L.-M. (Порт-де-Шарантон)	87 строк
Всего	221 строка
Перенос из 6 предыдущих отчётов		574 строки
Всего	795 строк

До сих пор мы рассматривали саботаж лишь как средство защиты, используемое пролетариатом против власти. Он также может стать средством защиты общества от государства или крупных корпораций.

Государство – честь там, где честь достойна! – уже пострадало от него. Мы знаем, как беззастенчиво оно эксплуатирует подчинённые ему общественные службы. Мы также знаем, что пассажирам западных линий приходится хуже всех. Поэтому не раз их охватывал ветер гнева, а затем, в порыве бунта, происходило слияние классов против проклятого государства.

Мы стали свидетелями жестокого саботажа на вокзале Сен-Лазар... но это был лишь импульсивный и мимолетный жест гнева. В конце августа прошлого года был создан профсоюз «защиты интересов пассажиров», который с самого начала, убежденный в бесполезности законных средств, (на собрании в Уйе) подтвердил свою готовность прибегнуть ко всем «возможным и мыслимым» средствам для достижения удовлетворения и высказался в пользу активного саботажа оборудования. Это доказательство того, что саботаж набирает силу!