Глава V. Общая критика конституций

Об органическом единстве и нераздельности. — Формула, условия и пределы этого закона. — Приложение его к миру политическому. — Важная ошибка, сделанная в этом отношении публицистами, государственными людьми и составителями конституций: утрировка единства.

Теперь, читатель, мы покончили самую трудную часть дела. Остальное, что я тебе скажу, может только занять твое любопытство и позабавить тебя: само собою разумеется, я уверен, что тебя интересует судьба народов и забавляют мистификации государственных людей. Прочти же до конца следующие строки, и тогда ты будешь больше смыслить в политике, чем кто либо смыслил в ней прежде.

Из предыдущей главы ты уже заметил, что всякое правительство подвижно по своей природе и что начало его подвижности заключается в нем самом. Причина этой подвижности — полярность, если можно так выразиться, или противоположность понятий, на которых зиждется политическая система и которые производят в ней агитацию или постоянное движение.

Этот autokinesis образует общественную жизнь. Если движение так же правильно, как биение пульса у здорового человека, можно сказать, что общество здорово, живет счастливо и правительство его действует в нормальных условиях. К несчастию мы уже видели, что до настоящего времени такие случаи были слишком редки, если даже и согласиться, что они действительно были. Наша деятельность горячечная и порывиста; все наши политические учреждения, как бы мы ни хлопотали о их равновесии, неустойчивы, так что крушение правительств кажется некоторым глубоким мыслителям каким-то провиденциальным или роковым условием нашего земного существования.

Необходимо раз навсегда решить, что такое это мнимое предопределение; в самом ли деле неизменен произнесенный против нас приговор; действительно ли неизлечима болезнь, продолжающаяся столько веков? И прежде всего, беспорядок, который нас мучит, происходит ли от внутренних или от внешних причин? Но может ли человечество быть смущаемо чем-либо находящимися вне его? Заметьте, что революционные явления, какой бы переполох не производили они вовне, существенно зависят от бытового и умственного состояния самого общества: каким же образом могли бы они быть следствием чуждого влияния? Поэтому причину наших бед следует искать в нас самих, в том сложном организме, который нам едва известен. Начнем же с исследования его.

Условие жизни всякого организма — единство, и цельность, расторжение — это смерть. Таким образом растение и животное индивидуализированы в своих организмах и цельны. Отделите ствол от корня, цветок от почки, выпустите сок, стряхните плодотворную пыль, отделённые части уничтожатся, растение засохнет, сделается бесплодным и умрет. В животном отделите мозг, сердце, лёгкие, желудок и т. п. и вслед затем безвозвратно последует смерть. Для оживления разрушенного таким образом существа не поможет уже постановка его частей на прежние места. Предположите, что в одном организме завелся другой — паразит, туберкула, червь: если животное или растение не обладает достаточною силою для изгнания или уничтожения этого паразитного организма, то оно погибнет.

Тот же закон применяется и к коллективным существам — к семейству, племени, компании, армии, церкви и пр. Разъедините отца, мать и детей: семейство уничтожится. Разумеется, здесь идет речь о нравственном разъединении, потому что организмы, о которых мы говорим, принадлежат к миру нравственному, духовному. Разрушьте иерархическую связь между генералом, офицерами, унтер-офицерами и солдатами, перемешайте вместе пехоту, кавалерию, артиллерию: вместо армии получится шумное и расстроенное сборище. Разъедините в церкви откровение, предание, духовенство, предоставьте на выбор каждому догматы, культ, мораль, и вы разрушите церковь, а с нею и религию. Пусть в промышленном предприятии действуют без общей цели хозяин, подмастерье, рабочие, счетовод, и предприятие это рухнет.

На тех же началах зиждется и политическое общество или государство. Оно едино и нераздельно по природе: чтобы его разрушить, стоит только посеять в нем раздор или породить в нем враждебное ему общество. Всякое разделенное царство погибнет, говорит премудрость; сам сатана, по словам Иисуса Христа, не мог бы удержаться в разделении.

Все это — элементарная истина: никто никогда не отрицал этого принципа; не отрицаю его и я сам, хотя проповедую в политике антиномию и хотя объявил себя решительным анти-унитарием. Единство в политическом организме неприкосновенно, под страхом погибели.

Но вот где начинаются трудности.

Во-первых, всякий организм имеет естественные границы: самые большие растения редко достигают высоты 60 или 70 метров и живут более нескольких столетий; из животных самые большие — слон и кит; и геология нас учит, что многие подобные породы, может быть еще больших размеров, исчезли. Такие размеры не по плечу нашей планете, которую одна мистическая философия считала тоже организмом. Земля не есть органическое существо; в противном случае отчего не считать органическими существами камень, кремень, песчинку.

Во-вторых, следует заметить, что во всех этих существованиях, отличающихся своим устройством, жизненная сила, деятельность, проворство, и пр. в действительности находятся не в прямом, а скорее в обратном отношении к объему и массе. Крот, если принять в расчет его вес, сильнее слона; ласточка летает несравненно лучше орла и коршуна. Если человек по своим умственным и нравственным способностям — царь животных, то можно сказать, что он ниже их во всех других отношениях: так что как жизненная энергия находится, по-видимому, в обратном отношении к массе, так и ум развивается в ущерб жизненности.

Эти замечания приложимы также к коллективным существам: и здесь сила сцепления, энергия группы имеет свои границы, чем определяются и границы самой группы.

Единство с наибольшею силою обнаруживается в семействе и, по-видимому, достигает максимума сосредоточенности в то время, когда семейство молодо и состоит только из трех индивидуумов, мужа или отца, супруги или матери, и ребенка. Но лишь только с возмужалостью ребенка и его браком появится новая пара, тотчас семейные узы начнут слабеть; родительская власть уменьшается, затем разделяется. Поэтому в племени уже менее органической силы, чем в семействе. Предположите, что в племени, состоящем из трех и даже четырех поколений, молодые пары, вместо того чтобы жить под общим кровом, устроятся от него в некотором расстоянии: один уже факт отдельного жительства нанесет новый удар племени; эти пары будут уже настоящими семействами, проявляющими свое собственное единство и неприкосновенность и стоящими во враждебном отношении к первоначальному семейству. Чтобы ни делал тогда патриарх, он во всяком случае, будет иметь менее власти, чем отец, потому что ему придется принимать в соображение волю своих детей и внуков.

И так выставим принцип, столь же верный на опыте, как и рациональный, что во всяком организме сила единства находится в обратном отношении к массе; и что, следовательно, во всякой коллективности органическая сила теряет в действии то, что выигрывает в пространстве, и наоборот.

Этот закон универсален; он господствует как в мире духовном, так и в физическом; он входит в философию, науку, право, литературу, искусство, поэму, историю и пр. Без единства нет истины, красоты, даже нравственности. Система без единства — противоречие; двойственное правосудие — несправедливость.

Приложим этот закон к политике: государство, по существу своему, едино, нераздельно, неприкосновенно: чем более увеличивается его население и территория, тем более должна ослабевать в нем сила сцепления, правительственное единство, под страхом, в противном случае, вызвать тиранию и затем распадение. Пусть это государство устроит в некотором расстоянии от себя выселки или колонии: рано или поздно эти колонии или выселки преобразуются в новые государства, которые сохранят с метрополией лишь федеративную связь, или даже прервут всякую связь.

Сама природа представляет нам подходящие примеры. Когда плод созрел, то отпадает и создает новый организм, когда молодой человек возмужал, он оставляет своего отца и мать, говорит книга Бытия, и прилепляется к жене своей; когда новое государство может само удовлетворить своим нуждам, оно собственным почином провозглашает свою независимость: по какому праву метрополия обращается с ним как с вассалом, делает из него предмет эксплуатации, собственности?..

Таким образом освободились Соединенные Штаты от Англии; Канада также сделалась независима, если не официально, то по крайней мере фактически; Австралия уже отделяется, с согласия не мешающей этому отделению метрополии, точно также и Алжир со временем преобразуется в африканскую Францию, если ради каких-либо гнусных расчетов, мы не удержим его в нашем подчинении силою и нищетой. Наконец таким же образом основала повсюду свободные колонии древняя Греция, возрастившая по берегам Средиземного моря цивилизацию, гораздо высшую, чем сменившее ее впоследствии римско-императорское и преторианское единство.

Если бы оказалось необходимым подкрепить эту теорию политического единства и размножения противоположными примерами, то за ними недалеко ходить. Когда греческие государства были поглощены Македонией, то греческие республики покончили свое существование. Когда Рим посредством завоевания присвоил себе всю Италию, Италия мало по малу обращается в дикое состояние и сам Рим, недостаточный центр для стольких народов, изменяет форму своего правительства и теряет свободу. Когда весь мир делается данником империи, льстившей себя надеждою доставить ему право и покой, мир начинает распадаться и не находит ни права, ни покоя. Тогда императорский Рим отступает перед своим собственным делом; он противоречит и изменяет себе во всем; дает данническим народам право гражданства; вместо одного императора учреждает четырех и таким образом своими собственными руками готовит то великое распадение, которое, в сущности, ничто иное, как возвращение, хотя и не полное, к первоначальным единствам.

Более, чем когда либо, принцип единства, составлявший нашу надежду, мучит теперь нас; и это потому, что его никогда еще не понимали так мало и не прилагали так плохо. Республики и монархии бросаются в унитарную бездну, и страшнее всего — что они, утверждая излишества унитаризма, как какие-то священные права, в тоже время с такою же страстью добиваются признания совершенно противоположного принципа, национальности[10].

Такое заблуждение столь обще, глубоко и застарело; из прежнего права завоевания, которое его несколько извиняло и которое в настоящее время можно считать уничтоженным, оно перешло так незаметно в основные законы каждого государства, оно так ловко к ним пристроилось; с целью одурачить общественное мнение и обманут критику, оно сумело окружить себя столькими ложными оговорками, видимыми гарантиями, обманчивыми уступками, ничего не значащими ограничениями, что мы считаем необходимым посвятить ему еще одну главу, которую постараемся сделать, по возможности, короче и легче для читателя.