Глава III. Пятнадцать конституций французского народа, составляющие прелюдию шестнадцатой. — Европа и Америка в разработке конституций и реформ. — Всеобщий недуг

Для того, чтобы возбудить в публике, подобной французской, интерес к политическим исследованиям, к так называемой науке правления, прежде всего следует стряхнуть пыль старых авторов, отказаться от школьных традиций и совершенно отложить в сторону педантическую эрудицию и официальный, академический стиль. Какой француз не начинает зевать при одном слове конституционное право.

Кто может решиться ныне поглотить целую библиотеку публицистов, хотя бы это были Боссюэ, Монтескьё, Ж. Ж. Руссо, Мирабо, Ж. де-Местр, де-Бональд, или Шатобриан? Отцы наши, если история не лжет, в 89 и 93 годах пристращались к таким трудным материям. Правда, что прения учредительных и законодательных собраний и конвента, бурное красноречие Мирабо, Мори, Верньо, Робеспьеров, — все манифестации самодержавного народа, вся страстная и кровавая драма революций — поддерживали общее внимание и оживляли общественное сознание, служа им как-бы толкователями. Но десять лет спустя после созыва Генеральных Штатов, ко всей этой литературе возымели отвращение: страна кричала в один голос — вон все!..

С тех пор мы выбросили за окно эту философию дня, мы забыли все, не исключая и нашего катехизиса. Пролетарии и буржуазия столь же мало способны ныне ответить на вопросы об учреждениях их страны, о правительственных принципах, или об условиях свободы, как и на вопросы из символа христианской веры.

Мы не имеем ни политического, ни религиозного образования, что однако не мешает французам обсуждать вкривь и вкось действия правительства, государственные дела, право народов, наставлять Европу и Америку, и в качестве избирателей, один раз в шесть лет являться отправителями верховной власти, давая свои верительные грамоты депутатам, хотя эти грамоты выдаются на предъявителя.

Необходимо изменить методу. Политическая наука есть ничто иное, как ветвь социальной науки, отдел антропологии, часть естественной истории; будем поэтому заниматься ею как историки-натуралисты; мы выиграем уже в том, что избавимся от всей старой рухляди; потом, будем говорить языком ясным, положительным и способным отражать силой своей логики все мудрствования скептицизма. При таком условии политика, или естественная история государств, может оспаривать интерес естественной истории животных.

Знаете ли, читатель, сколько конституций, со времени зловещего 1789 г., было официальным образом предложено Французскому народу? Пятнадцать! Из этого числа двенадцать были только вотированы, а десять и приведены в исполнение. Последняя несколько раз была изменяема и находится на пути к новой метаморфозе. Эти пятнадцать конституций, о которых вы так же мало заботитесь, как о прошлогоднем снеге, составляют основу нашего публичного права; это — священное хранилище нашей свободы и наших гарантий, ковчег наших учреждений и наших судеб. Поэтому, ни что другое не может быть более достойно нашего уважения: этим обусловливается наша политическая жизнь, в этом все наше значение. Уничтожьте это основание, и Франция не существует более, а французская территория, с своими жителями — подобно диким незаселенным местам в центре Африки, сделается не более как географическим термином; она более не будет государством, она утратит свое место в мире политики. В виду этой важности, вооружитесь терпением и позвольте мне сделать хронологический перечень этих 15 конституций, составляющих первую главу нашего политического катехизиса.

Историческое обозрение французских конституций с 1789 по 1864 год

Когда французская нация решилась дать себе конституцию, — король Людовик XVI эдиктом от 27 сентября 1788 г. созвал так называемые Генеральные Штаты на 1-е число мая предстоявшего незабвенного 1789 года; избиратели, собранные по округам, приглашены были выразить свою волю в инструкциях депутатам (cahiers ). Эти инструкции должны были служить, так сказать, приказом депутатам; никогда еще, ни до того времени, ни после, нация не высказывала своей воли более положительным образом. Предстоящая конституция должна была сделаться самым верным ея выражением.

1) Проект конституции, представленный учредительному собранию комитетом конституции, в период от 27 июля по 31 августа 1789 г.

Проект этот не был принять, не смотря на то, что он был выработан под влиянием событий 20 июня, 14 июля и 4 августа 1789 и потому предупреждал уже мысли, выраженные в избирательных инструкциях; проект этот был исключительно монархического характера, не уничтожавший при этом вполне феодализма, принцип которого он поддерживал официально, в дуализме народного представительства — в законодательном корпусе и в сенате.

2) Французская конституция, утвержденная учредительным собранием и принятая королем 3 сентября 1791 года.

Идеи быстро шли вперед: veto короля было уничтожено; вместо 2-х палат установлена одна; за королем оставлена лишь власть исполнительная.

Конституция эта с грехом пополам просуществовала до 10 августа 1792 года.

3) Проект конституции, представленный национальному конвенту конституционным комитетом 15 и 16 февраля 1793 года. (Редакция Кондорсе).

Этот проект, чисто демократического характера и отвергающий королевскую власть, был разослан в 85 департаментов и во все армии, чтобы спросить их мнения. Но конвент, занятый другими делами, не рассматривал его.

4) Конституционный акт, представленный народу национальным конвентом. (Редакция Робеспьера) 24 июня 1793 года.

Эта конституция, названная конституцией второго года, была только восстановлением предыдущей. Она была принята народом, но не была обнародована до заключения мира.

5) Конституция французской республики, предложенная французскому народу национальным конвентом 22 августа 1795 и принятая 1.057,390 против 49,977 голосов.

Это была конституция директориальная, названная конституцией III года; она уступает конституции II года. Элемент монархический является здесь в форме исполнительной директории, состоящей из 5 членов, дуализм восстановлен в палатах; избирательная система устроена так, чтобы держать народ в отдалении. Конституция эта продолжала свое действие до 18 брюмера восьмого года (10 ноября 1799).

6) Конституция французской республики, учрежденная законодательными комиссиями 2-х советов и консулами, 22 фримера VIII г. (13 декабря 1799 г.)

Произведение Сийеса, измененное Бонапартом, сделавшим из неё удобное для себя орудие, она уничтожала представительную систему, оставляя лишь тень свободы, и хотя не вполне восстановляла старый деспотизм, но значительно отступала от принципов, выраженных в инструкциях 1789 г. Тем не менее она была принята 3.011,007 утвердительными голосами, против 1562 отрицательных.

7) Органический сенатус-консульт конституции 16 термидора X года (4 августа 1802 года).

Конституция VIII года не соответствовала честолюбивым замыслам Бонапарта и, при всей незначительности представляемых ею препятствий, стесняла его деспотизм.

Вследствие чего, немедленно по заключении Амиенского мира, он делает себя пожизненным консулом; избирательная система, и без того уже ослабленная, потеряла всякую силу; трибуна разломана; конституция искажена в своих главных основаниях.

Эта переделка получила санкцию 3.568,885 голосов против 8,365. Чем более развивался деспотизм, тем более рукоплескала демократия!

8) Органический сенатус-консульт, или императорская конституция, чисто автократическая и абсолютная. 28 Флореаля XII года (18 мая 1804 года).

Принятая большинством 3.521,675 против 2,679, она существовала до 2 апреля 1814 года, т. е. до того дня, когда охранительный сенат (Senat conservateur) провозгласил низвержение Наполеона Бонапарта и его династии.

9) Французская конституция, объявленная охранительным сенатом 6 апреля 1814 года.

Это как бы договор сената с Людовиком XVIII, который ответил на него:

10) Конституционной хартией 4 июля 1814 года.

Пожалованная королем помимо участия граждан, посрамившихся своим вотированием XIII, X и XII годов, — хартия эта, по отношению к организации власти, воспроизводила идеи 89 и 95 года, но устраняла при этом всеобщую подачу голосов.

11) Дополнительный акт к конституциям империи, данный Наполеоном Бонапартом, 22 апреля 1815 года.

Принятый народом и имевший свою силу до 22 июня 1815, т. е. до дня второго отречения Наполеона, акт этот есть совершенная копия с хартии Людовика XVIII, за исключением избирательной системы, которая заимствована была у конституции X года, и учреждения государственных министров, на которых возложена была обязанность отстаивать перед палатами правительство, — идея, воспроизведенная Наполеоном III в конституции 1852 года.

12) Проект конституции, представленный центральной комиссией палате депутатов 29 июля 1815 года. Проектом этим предполагалось установить двухстепенную подачу голосов; — это, впрочем, простое видоизменение хартии. К этому проекту следует присовокупить еще декларации законодательной власти от 2 и 5 июля 1815 г. относительно Прав французского народа.

Возвращение Бурбонов, под покровительством иностранных штыков имело своим результатом полнейшее возвращение к хартии 1814 г.

13) Конституционная хартия, принятая палатою депутатов 9 августа 1830 г.

14) Конституция французской республики, объявленная учредительным собранием 4 ноября 1848 г.

Она восстановляет всеобщую и прямую подачу голосов, сосредоточивает законодательную власть в одном собрании и возлагает исполнительную часть на президента, избранного народом на четыре года.

Закон, ограничивающий всеобщую подачу голосов, 31 мая 1849 г.

15) Конституция, данная Людовиком-Наполеоном Бонапартом 14 января 1852 г.

Она восстановляет во всей полноте всеобщую подачу голосов, ограниченную законом 31 мая, — но возвращается к идеям VIII года — во всем, что касается распределения власти. Конституция эта впоследствии подверглась следующим изменениям:

1. Сенатус-консульт — восстановил достоинство императорской власти в лице Людовика-Наполеона Бонапарта с наследственным правом его династии, 7 ноября 1852 г.

2. Сенатус-консульт 25 декабря 1852 — толкует и изменяет конституцию и уничтожает некоторые статьи её.

3. Сенатус-консульт 27 мая 1857 г., изменяющий 35 ст. конституции.

4. Наконец, декрет 24 ноября 1860 г., предоставляющий право сенату и законодательному корпусу обсуждать и вотировать адрес.

Эти изменения совершенно исказили конституцию 1852 года. Из республиканской и диктаторской, — каковою она была в начале — она сделалась сперва монархической и автократической, потом представительной и парламентарной; она силится, как ясно видно, возвратиться к системе 1830 г. Впоследствии мы ее рассмотрим ближе.

И так, в общем результате, в течении 60 лет было 15 конституций, — или, если считать только те из них, которые были введены в действие, то будет 10 конституций, т. е. по одной конституции каждые шесть лет. Вот какова была наша политическая жизнь со времени созвания Генеральных Штатов до восстановления последней империи; и мы знаем и не можем сомневаться в том, что приготовляется уже шестнадцатая и не менее несчастная комбинация.

Таковы суть данные, которые представляет нам история и закон которых нам следует открыть. Кто-то сказал, что действием человека руководит Бог. Но Бог есть всеобъемлющий разум. Что же нас заставляет плясать и кувыркаться, подобно марионеткам, на туго натянутом канате политики? Какая цель и причина подобного кривляния? Чем оно может кончиться? Скоро ли мы покончим с гипотезами, или вернее сказать — с нашими мучениями. Между столькими системами, изобретенными для того, чтобы гарантировать людям великие блага: свободу, справедливость и порядок, — неужели не найдется ни одной такой, на которой могли бы опереться наш разум и совесть? Кто нам укажет такую систему? По каким признакам узнать ее? Когда наконец дано нам будет воспользоваться благами её? Существует ли наука, логика или метод, которые могли бы разрешить эти проблемы.

Заметим, что тревога, которая нас теперь терзает, чувствуется везде.

Если мы ушли дальше других на политическом поприще, или говоря более технически, если мы совершили наибольшее число конституционных переворотов, — это только потому, что мы начали общее потрясение, потому что с самого начала, устранив все, что могло воспрепятствовать нашему движению, мы не могли уже остановиться на этом пути, наконец потому, что мы обладаем более пылким умом и более пламенным темпераментом, нежели наши подражатели и наши соперники. Эти замечания должны несколько примирить нас с самими собою. Не все в нашей истории зависело от нашего характера, предрассудков и недостатков. Всякому, кто ближе всмотрится в дело, ясно, что со времени окончания великих войн, вся Европа, по примеру Франции, была охвачена болезнью конституций. Где конституции оказывались недостаточными и не соответствующими духу времени, — там повсюду вспыхивало революционное движение, и там, где конституции давались и прилагались на деле, недостатки их не замедляли давать себя чувствовать, и требовались реформы.

Почему, например шлезвиг-голштинский вопрос тревожит теперь все государства, держит в страхе дипломатию — и что это за вопрос, для разрешения которого все требуют конгресса? — Вопрос чисто конституционный и самый сложный, касающийся в одно и тоже время и Дании, и Шлезвиг-Голштейна, и всей Германской федерации.

Что так тревожит Германию и что с такою яростью натолкнуло ее на Данию? То, что у неё нет конституции, и то, что федерация её остается пока идеалом, то, что при существующем соперничестве её государей, противоречии в учреждениях, антагонизме национальностей, Германия, повсюду окруженная изменой и интригами и угрожаемая со всех сторон, в сущности еще не живет, да и никогда еще не жила.

Из-за чего и прусский король ссорится с своим народом? Из-за того, что народ не доволен конституцией.

Из-за чего произошла междоусобная война в Соединенных Штатах? Из-за того, что северные и южные штаты думали одни на счет других эксплуатировать конституцию.

Что сами мы делали в Мексике? Конституцию.

Венгерский вопрос есть вопрос чисто конституционный, а Италия, Испания? Не представляют ли эти государства, вот уже в течение 40 лет, поле битвы из-за конституционных идей? и т. д. и т. д.

Большинство конституций, возникших с 1814 г., в обеих частях света, подверглись многочисленным изменениям, некоторые же из них совершенно переделаны. Даже Швейцария два раза исправляла свой федеративный договор, а Бельгия, которую ставят всегда в пример, как тип конституционного государства, — гниет в своем доктринёрстве с своими либералами и клерикалами. Несколько лет тому назад она едва не свергла своего короля; теперь она громогласно требует возвращения ей провинциальной и общинной свободы; она не мечтает ни о Карле V, ни об Иосифе II, или Наполеоне, но о Якове Фон-Артевильде.

Только одна Англия кажется неподвижною, далекою от совершающихся катастроф. Это потому, что в Англии согласились, во чтобы то ни стало, поддерживать веру в королевскую власть, в аристократию, в буржуазию, в церковь, в библию, в великую хартию. Но вера эта есть ничто иное как замаскированный эмпиризм, который умышленно отказывается от всякого строго-логичного определения; называть Англию страною конституционною — заблуждение. В Англии существует самопроизводное (factice) общественное мнение, которое диктует каждому государственному деятелю что он должен делать ежедневно, прикрываясь мантией закона, пригодной для каждого случая.

Я резюмирую всю настоящую главу в двух словах. Девятнадцатый век занят разработкой своей политической и экономической конституции. Франция — страна, где эта работа до настоящего времени проявлялась с наибольшей энергией, хотя, впрочем, явления эти везде почти одинаковы.

Постараемся раскрыть закон этого движения путем анализа нашей истории.