Десять тезисов о разрастании эгократов

I

Эгократ – Мао, Сталин, Гитлер, Ким Ир Сен – это не случайность, не отклонение и не вторжение иррациональности; он – персонификация отношений существующего общественного порядка.

II

Изначально Эгократ – такая же личность, как и все остальные: безгласный и бессильный человек в этом обществе без общности и общения, ставший жертвой спектакля. «Спектакль – это непрерывная речь, которую современный строй ведёт о самом себе, его хвалебный монолог. Это автопортрет власти в эпоху её тоталитарного управления условиями существования» (Дебор). Подавленный спектаклем, эгократ страстно желает «освобождения человека, существа, которое является заодно социальным и Gemeinwesen» (Каматт). Будь его жажда выражена практически: на рабочем месте, на улице, везде, где спектакль лишает его своей человечности, он бы стал бунтарём.

III

Эгократ не выражает своей жажды общности и общения на практике; он превращает её в Мышление. Вооружённый этим Мышлением, он всё ещё безгласен и бессилен, но уже более не такой, как все остальные: он Сознательный, он обладает Идеей. Чтобы подтвердить это отличие, чтобы быть уверенным, что он не обманывается, ему нужно, чтобы другие видели в нём иного, – те другие, которые подтвердят, что он действительно владеет Мышлением.

 IV

Эгократ находит «общность» и «общение», не разрушая элементы спектакля в пределах своей досягаемости, но окружая себя единомышленниками, другими Эго, воспроизводящими Золотое Мышление друг для друга и подтверждающими друг другу свою обоснованность обладания этим сокровищем. Они – Избранные. В этой ситуации Мышление, чтобы оставаться Золотым, должно навеки остаться всё тем же: незапятнанным и бескомпромиссным; критика и пересмотр – это синонимы предательства, «Поскольку оно является продуктом прошлого, любое текущее событие отрицает его. Так оно может существовать только в качестве полемики с реальностью. Оно отрицает всё. Оно может выжить, только замораживаясь, становясь всё более тоталитарным» (Каматт). Тем самым, чтобы продолжить рефлексировать и подтверждать Мышление, человек должен прекратить мыслить.

V

Изначальная цель, «освобождённый человек», теряется на практике, когда низводится до сознания Эгократа, поскольку «сознание становится самоцелью и рафинируется в организации, которая воплощает эту цель» (Каматт). У группы обожающих друг друга людей появляется расписание и место для собраний; она становится институтом. Организация, приобретающая форму большевистской или нацистской ячейки, социалистического читального клуба или анархистской группировки, в зависимости от местных обстоятельств и индивидуальных предпочтений, создаёт «в своей среде благоприятные условия для неформального господства над всей анархистской организацией пропагандистов и защитников их собственной идеологии – специалистов более чем посредственных, ибо вся их интеллектуальная активность в принципе сводилась к повторению нескольких окончательных истин» (как писал Дебор об анархистских организациях). Отрицая правящий спектакль идеологически, организация знатоков свободы воспроизводит отношения спектакля в своей внутренней практике.

VI

Организация, воплощающая Мышление, обращается к миру, поскольку «Проект этого сознания подразумевает подгонку реальности под свою концепцию» (Каматт). Группа становится воинственной. Она намеревается распространить на общество в целом свои внутренние организационные отношения, один из вариантов которых можно суммировать так: «В рамках партии никто не должен отставать, когда руководство даёт приказ “марш вперёд!”, никто не поворачивается направо, когда приказ “налево”» (некий революционный вождь, процитированный М. Велли). В этот момент специфическое содержание Мышления настолько не соответствует практике, как и география христианского рая, поскольку цель уменьшается до дубинки: она служит и оправданием репрессивных практик группы, и инструментом шантажа. (Примеры: «Всякое умаление социалистической идеологии, всякое отстранение от неё означает тем самым усиление идеологии буржуазной» – Ленин; «Когда “либертарии” клеветнически очерняют других, я ставлю под вопрос их зрелость и приверженность революционным переменам в обществе» – некий «анархист» в письме коллективу издания “The Fifth Estate”).

VII

Воинственная организация расширяется при помощи обращений в свою веру и манипуляций. Обращение было любимой техникой ранних большевиков и миссионерского анархизма: явной задачей активиста было внедрить сознательность в среду рабочего класса (Ленин), «достичь своими идеями рабочих людей» (некий «анархист» в торонтском издании “The Red Menace”). Однако подразумеваемой задачей и практическим результатом его деятельности будет влияние на практики рабочих, а не на их мышление. Обращение будет успешным, когда рабочие, какими бы ни были их идеи, платят взносы организации и подчиняются её призывам к действию (к забастовкам, демонстрациям и т. п.). Подразумеваемая задача Эгократа – установить свою (и своей организации) гегемонию над большим числом индивидов, стать вождём массы сторонников. Эта подразумеваемая цель становится цинично явной в случае, когда эти активисты – нацисты или сталинисты (или помесь этих двух, как в случае с Лейбористской партией США). Обращение открывает путь для манипуляции, для неприкрытой лжи. В этой модели рекрутирование сторонников – это явная цель, и Идея прекращает быть неподвижной звездой, совершенной и неизменной; Идея становится всего лишь средством достижения этой явной цели; любым способом навербовать большинство последователей – вот хорошая Идея; Идея становится цинично сконструированным коллажем, основанным на страхах и ненависти потенциальных сторонников; её главным обещанием становится уничтожение козлов отпущения: «контрреволюционеров», «анархистов», «агентов ЦРУ», «евреев» и т. д. Разница между манипуляторами и миссионерами – теоретическая; на практике же они оказываются современниками, конкурирующими на одном социальном поле, они заимствуют техники друг у друга.

VIII

С целью транслировать Идею, трансформировать её и манипулировать ею Эгократу необходимы инструменты, медиа, и именно такие медиа общество спектакля предоставляет в избытке. Одно из оправданий обращения к этим медиа выглядит так: «В настоящий момент медиа – монополия правящих классов, которые направляют их на собственное благо. Однако их структура остаётся “фундаментально эгалитарной”, и задачей революционных практик будет выявление этой структуры, потенциально в них содержащейся, но извращённой капиталистическим порядком. Одним словом, освободить их…» (позиция, изложенная Бодрийяром). Изначальное отрицание спектакля, стремление к общности и общению оказываются заменены стремлением воспользоваться теми самыми инструментами, которые уничтожают общность и общение. Колебания или внезапная вспышка критики исключаются организационным шантажированием: «Ленинисты победят, если только мы сами не возьмём на себя ответственность сражаться до победы..! (“The Red Menace”. Сталинист бы сказал «Троцкисты победят, если только…» и т. д.). Исходя из этого тезиса, всё и идёт дальше; все средства хороши, если они приводят к цели; и на крайнем абсурдном уровне даже продвижение продаж и реклама, эта активность и язык самого Капитала, оказываются оправданными революционными средствами: «Мы в основном концентрируемся на дистрибуции и продвижении… Наша работа по продвижению широкомасштабная и дорогая. Она включает широкое использование рекламы, рекламные рассылки, каталоги, демонстрационные столы по всей стране и т. д. Всё это стоит громадного количества денег и энергии, что покрывается деньгами, поступающими от продажи книг» («бизнесмен-анархист» в письме к “The Fifth Estate”). Представляет ли собой этот анархистский бизнесмен курьёзный пример, будучи столь нелепо преувеличен, или же он прочно находится внутри ортодоксальной традиции организованной воинственности? «Крупные банки есть тот “государственный аппарат”, который нам нужен для осуществления социализма и который мы берём готовым у капитализма, причём нашей задачей является здесь лишь отсечь то, что капиталистически уродует этот превосходный аппарат, сделать его ещё крупнее, ещё демократичнее, ещё всеобъемлющее…» (Ленин).

IX

Медиа для Эгократа являются лишь средствами; целью же – гегемония, власть, могущество тайной полиции. «Невидимые штурманы посреди народной бури, мы должны руководить ею, но не конкретной видимой властью, а через коллективную диктатуру всех ее союзников. Диктатуру без титулов, без знаков отличий, без официальных прав, диктатуру тем более мощную, что она будет лишена внешней видимости власти» (Бакунин, процитированный Дебором). Коллективная диктатура всех быстро превращается в правление единственного Эгократа, поскольку «…если всё решают все вместе взятые бюрократы, то сплоченность их собственного класса может обеспечиваться лишь через сосредоточение их террористической власти на одной личности» (Дебор). При успехе этой затеи Эгократа, при установлении «диктатуры без официальных прав», не только общение исчезает в масштабах всего общества; любая активность на местах намеренно пресекается полицией. Такая ситуация – это не «деформация» изначальных «чистых целей» организации, она уже была предопределена в её целях, в «фундаментально эгалитарных» инструментах, использовавшихся для победы. «Главной характеристикой масс-медиа является то, что они представляются неким “антимедиатором”, что они не транзитивны, что они производят не-коммуникацию… телевидение в силу самого своего присутствия оказывается социальным контролем. Нет необходимости изображать его в качестве следящего перископа правящего режима, проникающего в частную жизнь каждого человека, потому что та форма, в которой оно существует сейчас, даже лучше: оно является гарантией того, что люди не разговаривают друг с другом, и что, столкнувшись с безответным словом, они оказались предельно изолированы друг от друга».

X

Проект Эгократа избыточен. Капиталистические средства производства и коммуникации уже низводят людей до безгласных и бессильных зрителей, пассивных жертв, беспрерывно подвластных «хвалебному монологу» существующего порядка. Антитоталитарной революции нужен не ещё один медиум, а ликвидация всех медиа, «…всей современной функциональной и технической структуры медиа», ликвидация, «если угодно, их операциональной формы, которая всегда отражает их социальную форму Конечно, в предельном случае исчезает или должно исчезнуть само понятие “медиум”: обмениваемое слово, взаимный символический обмен отрицает понятие и функцию медиа, его опосредующую роль… Взаимность осуществляется через разрушение медиума как такового».

1977