ЧАСТЬ ВТОРАЯ. Капитализм - не экономика, а власть
«Божество без маски, голый король и власть денег в собственном дворце»
Есть народная поговорка о том, что если хочешь узнать правду, спроси об этом ребенка. В очередной раз, отдавая дань уважения всем детям и желая дойти до истинного источника информации, н должен вновь вернуться к своим детским воспоминаниям.
Услышав о том, что сын наших соседей Эмин начал читать книгу «Катехизис», я ощутил в себе рост интереса к исламу и мечети. Выучив наизусть несколько молитв, я смог занять свое место в рядах, выстраивавшихся в мечети сразу же за имамом Муслимом. Я не забыл услышанные позднее слова Муслима: «Если Абдулла будет идти с такой скоростью, то ему обеспечен излет». Значит, вступление мое было правильным. Помню еще, сидя под оливковым деревом, я спрашивал у Азиза, с которым позднее учился в начальной школе (позднее я услышал, что Азиз Стал слабым кадастровым инженером и работал в должности начальника отдела купчих), какими бывают школа и учитель, я спорил с ним на эту тему. Мне больше всего нравилось символическое сравнение с чудовищем (современным Левиафаном). Я и здесь не ошибся, потому что школа — это утверждение путем втолковывания догматов образа Бога и национального государства. Много позже я узнал из философии Гегеля о том, что новый Бог сошел на землю в виде национального государства и начал свой поход в образе Наполеона. Я начал рассуждать о том, что это «сошествие» втолковывается в память ребенка усилиями жреца-учителя еще в начальной школе, и тогда понял, что информация была мной правильно усвоена еще в раннем детстве. По мере того, как образ Бога в мечети имама Муслима стирался, имело место возвышение божественной идеи, насаждаемой учителем Мехметом из Чорумлу в стенах начальной школы. Помню еще впечатления, охватывавшие меня несколько раз в год: я сижу м беседке в полудреме, и тут на рассвете мне в глаза бьет свет фар грузовика, управляемого Хайдаром из соседнего села Аргыл Волшебство машины прочно вошло в мое создание в виде полу бога. Речь идет о машине нового бога. Опять же, много лет спустя, когда я постарался сравнить машину с самой сильной опорой или одним из образов нового индустриального Левиафана, я и очередной раз поверил в то, что правильную информацию я по черпнул из своих детских мечтаний.
Хочу здесь и сейчас определить, что никакая религия не обретала столь чудовищный образ, как индустриализм. Наше село располагалось в пятидесяти километрах от границы с Сирией. Когда прожекторы периодически освещали приграничные местности, их свет отражался в моих глазах как вспышка молнии, создавая ощущения государства и божества, слившихся в единое целое. Я всегда стараюсь вспоминать эту третью весточку m моего детства.
Турецкая Республика является одним из первых примером развития в полуколониальных странах модели современного капитализма, превращаемой далее в национальное государство. На стадии своего образования Турецкая Республика напоминала Французскую Республику, где также в тесном переплетении развивались два института — государства и демократии — точно так же, как в Исламской Республике Иран, первой исламской республике Медина, даже в бывшем СССР. Со временем, по мере становления капиталистической власти, демократические элементы купировались и превращались в национальные государства. Эти вопросы я постараюсь глубже раскрыть в соответствующих главах. Может быть, это первично. Первые примеры всегда требуют внимательного анализа. Свои воспоминания о республике я бы хотел изложить в отдельном труде в форме длинного романа-повести. Но сейчас одной фразой я хотел бы подчеркнуть тот факт, что в начале выпускного года моего обучения на факультете социальных наук (Гражданско-государственная школа), который считался наиболее сильным учебным заведением Республики, я уже был в состоянии оловянного солдатика, созданного новым Левиафаном, но неспособным произнести даже его имя. Более того, у меня были полностью парализованы аналитическое и чувственное мышление, и я был не в состоянии что — либо прочувствовать и осмыслить. Могу сказать, что это все я осознал позднее.
Спустя много лет, путем зубрежки, которая была принята в сектантской школе социализма, я смог преодолеть влияние старой религии, которое некогда испытывал в селе. Должен подчеркнуть, что все эти годы я был в страшном состоянии скепсиса (сомнений). Размышляя о чем-то, я как бы задыхался. И стал приходить в себя гораздо позже, когда понял, что современный Левиафан выходит на историческую арену то в облике Турецкой Республики, то в облике советского социализма. Осознав, что оказался лицом к лицу с божеством современной реликт, оказавшимся страшнее богов всех существующих религий (своими бесчисленными символами и идолами, окружившими меня всего), понимая, что эта религия родилась и уже заняла господствующее положение, но она мне не подходит, я начал чувствовать и осознавать, что мой выбор свободной жизни может осуществиться по мере того, насколько мне удастся дистанцироваться от влияния этой религии и не позволить ей ввести меня в заблуждение. Впервые чувственное и аналитическое мышления, объединившись, способствовало «отрезвлению» моего разума. Этими строчками я стараюсь прокомментировать данный процесс.
Комментируя «научный социализм», то есть свою социологию, К. Маркс и Ф. Энгельс заявляют, что «создали синтез английской политэкономии, немецкой философии и французского социализма». Три вышеуказанные школы старались развить теоретический анализ современности, стремящейся установить господство над жизнью и деятельностью всей Европы. Если индийская политэкономическая школа старается доказать, что нее происходящее является ничем иным как победой новой экономики (или убеждает в качестве новой религии), то немецкая философия считает своей основной задачей создание теоретической базы — утверждения, что ведущим актером (новой формой бога-царя) является национальное государство. Французский социализм от имени всего общества (единство цивилизации и демократии) теоретизирует утверждение о победе светски-позитивистского общества, отодвинувшего на задний план старое религиозное мировоззрение.
В основе революции мышления, происходившей в Европе, начиная с XVI века, лежало поразительно сокрушительное влияние капиталистической монополии. Приступая к характеристике этого переворота в мышлении, мы частенько будем останавливаться на нескольких аналогичных исторических примерах. Первый пример касается зарождения шумерского государства жрецов в лоне храма (зиккурата). Условия организации государственности на базе излишка продукта оцениваются вкупе с переворотом в мышлении. Какой надзорный механизм может контролировать излишек продукта? Как должны развиваться и выстраиваться основные средства его легализации (прививание доверия к новому обществу)? Было найдено средство в виде создания нового пантеона богов, ставшего первым примером организации государства и всех цивилизационных религий. Ответ оказался довольно радикальным: государство впервые было организовано в виде жреца-царя. Экономика, н первый раз воплотившаяся в форме государственного социализма, была организована в тесном переплетении с государством, и эта экономика была взята под полный контроль государства. Традиционные иерархические силы, натянув на себя новые маски, уже воплощались в виде новых богов неба, земли, воздуха, воды, города и пр. В эпосе, где впервые повествуется о порабощении человека, он сравнивается с экскрементами богов. Местом всех этих изобретений является зиккурат. Hа верхнем ярусе зиккурата, являющегося, в сущности, гигантским пристанищем, располагается пантеон богов (союз богов, представители высшего слоя иерархии), ярусом ниже — жрец-царь (первый правитель-гегемон, создавший систему), и на самом нижнем ярусе находят свое пристанище рабы и ремесленники, создающие прибавочную стоимость-продукт. Рассматривая это пристанище как первый прототип, своего рода эмбрион торопи, государства, классов, мы, тем самым, определяем формулу систематики всей цивилизации. Все вышеперечисленные институты, вплоть до последних европейских моделей, несут на ю бе следы этого раннего примера. Именно поэтому считаю правильным называть Шумер величественным оригинальным образцом. Считаю, что ни одна версия или производная не смогли стать столь же притягательными и эффективными, как сам шумерский оригинал.
Ионическая греческая версия стала третьей. Второй же вершей стала цивилизация хурритов, происходивших из Верхней Месопотамии, и хеттов, поддерживавших с ними тесные связи. Отличие греков заключалось в том, что они вышли за рамки классических мифов и смогли создать философию. Основной Причиной создания греками философии природы и общества является то, что мифы не могли достаточно убедительно объяснить начавшийся и набиравший обороты процесс формирования государственности на базе городов. Если в низших слоях Населения еще оставалось влияние мифического мышления, то для тех, кто ежедневно сталкивался с конкретными проблемами управления, более убедительное сказание постепенно обретало характер острой потребности. Практика социальной жизнедеятельности в силу проблем, обусловленных урбанизацией, требовала философского стиля объяснения. Но пантеон богов Олимпа, но главе которого стоял Зевс, все еще сохранял свое глубокое влияние. Если Сократ ценой своей жизни оплатил свои первые пессимистические воззрения, то его ученики смогли развить его схематически изложенное учение до состояния фундаментального источника философии. В частности, не будет ошибкой назвать 11латона и Аристотеля отцами философии.
Евреев можно считать первым племенем, перешедшим из сферы шумерского и египетского мифического мышления на уровень религиозного мировоззрения единобожия. Это своего рода периферийная версия старого оригинала. Добавив к этому многие периферийные ветви (в первую очередь, зороастризм, древнегреческую философию), получаем иудаистскую, христианскую и исламскую производные.
Достижения новой материальной и духовной культуры, обеспечившие колоссальный культурный подъем в Европе XVI столетия. в основе своей базируются на этих оригиналах и версиях. Представить себе упомянутый культурный подъем без них можно только путем изобретения новых мифов и религий, неубедительность которых будет изначально ясна. Деятельность по формированию мышления под маркой таких понятий, как «позитивизм», «лаицизм», «либерализм» и даже «социализм», может нести в себе элементы новизны, но, тем не менее, сама она осуществляется под глубоким влиянием исторического источника. И осмысление, и суть этой деятельности в подавляющем большинстве развивались в лоне прежних версий. Невозможно пролить свет на эпохи европейского Возрождения, Реформации и Просвещения, основываясь только на греко-римской философии, науке, искусства и праве, игнорируя при этом наследие Египта и Шумера.
Не вызывает сомнения вклад Европы, что начало приносить свои плоды с XVI столетия. Пояснения, основанные на базе науки, философии и религии, воплотившиеся во многих именах, в первую очередь, таких как Ф. Бэкон. М.Монтень, Н. Маккиавелли, Н. Коперник, определяют сущность новой версии. Цивилизация дала миру не только города, государства, классы, торговлю, деньги и рынки; она способствовала расцвету философии, религии, науки и искусства. Европа доказала, что ее древняя история способна изучить и синтезировать свою материальную и духовную культуру в собственной лаборатории, чего не смогли добиться индийская и китайская цивилизации. Ближневосточные цивилизации тоже не смогли продемонстрировать способность к последнему решающему шагу. Я неоднократно касался причин этого явления.
Говоря о том, что это третий крупный вклад Европы в историю цивилизации, было бы полезно вкратце напомнить эти исторические истины.
Энтони Гидденс характеризует вклад Европы как «отсутствие постоянства». Тем самым он старается определить оригинал. Несомненно, у европейской цивилизации есть свои оригинальные ценности. Но отсутствие постоянства, определенное Гидденсом (капитализм, национальное государство, индустриализм), в определенной степени достоверно. В последующих частях своего труда я постараюсь оценить социологию Гидденса, смысл которой сводится к стремлению спасти современный капитализм. Но фи фундаментальные темы, раскрытые им. требуют глубокого изучения, именно поэтому очень важно установить между ними связь.
Вернемся к трем важным источникам марксизма. С точки фения объединения европейских источников мышления, установленные марксизмом три различия имеют смысл, но ему не удалось ощутить сходство между этими тремя столпами. Ибо если марксизм увидел бы это сходство, то он выявил бы себя. Идеология Просвещения соединила в себе английскую политическую 1Кономию, немецкую философию и французский социализм, и ней нашлось место и для марксизма. Именно эту идеологию необходимо проанализировать в первую очередь. Она и по сей тень очень влиятельна и занимает господствующее положение, но всем мире. Как бы ни считали социологию наукой, она не привносит с собой ничего нового, что вышло бы за рамки этой идеологии. Если не ошибаюсь, известный современный американский социолог Э.Валленштейн рассуждая о европейском мышлении, включая марксизм, сделал примерно следующее признание: «Я боюсь, рассуждая о свободе и социализме, мы навлечем на себя гнев богов, ибо мы испили из того же ядовитого источника». Мышление, о котором говориться, это идеология Просвещения. Сильный представитель франкфуртской философской школы Т.Адорно высказался так: «Неправильную жизнь правильно не проживешь».
Ницше и аналогичные последователи более откровенно критиковали идеологию Просвещения. Ницше говорил о том, что весь понятийный аппарат эпохи Просвещения вышел из недр религии. Карл Шмидт пролил свет на религиозные корни всех понятий и версий политической философии. Есть очень богатая литература и ряд выдающихся людей, что свидетельствует о том, насколько глубоко сомнение Европы в собственном стиле мышления.
Состояние цивилизации в Европе было весьма запутанным и вызывающим опасения, причем речь идет не только об ужасающих колониальных, империалистических, религиозных и национальных войнах, но и о том, каких невиданных в истории высот достигла цивилизация, взявшая в свои руки контроль над экономикой, создавшая власть и государственность. В этом смысле невозможно отрицать многие факты «непостоянства». Даже со многих точек зрения капитализм, индустриализм и национальное государство, несомненно, выражают значительное количества «непостоянств».
Но все эти пояснения, касающиеся, в первую очередь, идеологии Просвещения, не раскрывают сути «непостоянства» европейской цивилизации. Подобно тому, как приверженец любой религии, пусть и неосознанно, вынужден пропагандировать свою религию, так и главные идеологи оказывались в аналогичном положении, подчеркивая свою приверженность идеологии, усвоенной в качестве религии. Хочу напомнить, что исключения из правил не опровергают общих суждений, а подтверждают их. Ни в коем случае нельзя игнорировать религиозно-метафизический характер структуры европейского мышления, сформировавшегося в крайне запутанной обстановке материальной цивилизации, запустившего корни в глубины истории и прошедшего несколько версий. Как и любая религия, это мышление обязано защищать и увековечивать условия выраженной им материальной цивилизации. Стратегической обязанностью является распространение мышления по всему миру. От первых уроков жрецов до школ, академий и официальных университетов, от начальной школы до казарм, фабрики, заводы, крупные торговые центры, средства массовой информации, музеи, руины древних религий, больницы, тюрьмы, кладбища — все вокруг заковано в доспехи при помощи техники власти и военной мощи, подобно тому, как происходила интеллектуальная экспансия общества в глобальном, локальном и, в частности, национальном масштабе. Все общество заперто в «железной клетке».
Все религии и типы мышления, несущие в себе их следы, по мере обретения официального характера превращаются в идеологию. Сами идеологии являются программными принципами, вставшими на защиту конкретных групп людей и их интересов. Европейское мышление или религия, получившие официальный статус во всем мире, уже превратились в идеологию. Европейская цивилизация вынуждена всеми силами защищать высшие слои общества, увековечивать их роль и позволить в ранг господствующей группы. Чтобы не быть неправильно понятым, в частности, подчеркну, что эта критика направлена не только в адрес европейцев, но и против меня Самого, моего региона, моего мира, против всего человечества с рабским мышлением. Очень уместным является вопрос: почему идеология Просвещения оказалась столь эффективной? Она удивительно космополитична, ориентирована на приверженцев всех предшествующих религий. Вместе с тем, эта идеология национальна. Немыслимым кажется ее национальный, социальный характер, не пытающийся натянуть на себя формы национального государства. Человек без национального государства был доведен до состояния особи, не имеющей религии. Идеология Просвещения была аналогична самой слабой религии — оказалось не так трудно воспринять ее как старые религии. Она постоянно подпитывается сциентизмом. Материальный стиль жизни возведен чуть ли не до ранга религиозного ритуала. Инструменты материальной культуры, в первую очередь медиа -органы, постоянно осуществляют свою пропаганду. Политическая и экономическая жизнедеятельность полностью находятся под их контролем. Эта идеология обрела вселенский характер.
Я понимаю, что, делая данные обобщения, я обрисовал некий тупиковый имидж мироустройства. Должен сразу же добавить, что любая цивилизация, представляющая себя именно в таком виде, будет напоминать последние периоды существования Римской империи, полностью потерявшей уверенность в себе. Какая бы ни была видимость величия и силы, большинство общества, обреченного ею на упадок, находится в состоянии конфликта с идеей экологической зашиты окружающей среды. Продолжается процесс превращения цивилизации в империю, и столь же активно демократия становится конфедеративной.