Перейти к основному контенту

Сызганов Василий. Так пересеклись наши пути

Звонок от Л. (председателя Комитета солдатских матерей Владимирской области) – у нее проблемы с правоохранительными органами. Первая мысль – «порадовать» Стаса перспективой новой совместной работы. Но «обрадовать» не смог – на звонок Стас ответил, что у него умерла мама. Решил перезвонить через неделю.

19 января 2009 года. Владимир. 16.00.

Звонок из какого-то информагентства с просьбой рассказать чтолибо о Маркелове. Очень удивился и посоветовал позвонить самому Стасу. В ответ – его убили. Шок... Пустота... Полная прострация... Поздно вечером дома – очень много водки и примерно такое же количество слез. До сих пор не могу и не хочу в это поверить и с этим смириться.

2004 год. Защита по уголовному делу вышеупомянутой Л. Поскольку дело было в большей степени политическое, чем уголовное, то Л. сообщила, что ей движение «За права человека» предоставит еще одного адвоката, москвича. Я сильно не обрадовался, но и не возражал.

Так пересеклись пути мои и Маркелова, и наши отношения из немного настороженных поначалу со временем переросли в настоящую дружбу. Потом были Благовещенск и Зеленогорск, социальные форумы и саммит «большой восьмерки», Владимир и Химки, Швеция и пр. Было многое – и хорошее, и не очень. Было... Даже сейчас не верится, что уже больше ничего не будет. А если и будет, то без Стаса. А это уже совсем не то...

Я часто задумываюсь теперь, что же нас связывало? Мы ведь с ним были абсолютно разные. Разный возраст, другие интересы, иные идеалы. И, тем не менее связь была настолько прочной, что если мы не созванивались раз в 10–12 дней, не слышали или не видели друг друга в это время, то рука сама собой тянулась к телефону, чтобы самому назвать пароль «Рэхим этегез» или ответить отзывом «Азык-тулек». Этими башкирскими словами мы как бы давали друг другу знать, что можно разговаривать спокойно и что у нас все нормально. Привычка эта родилась сама собой, когда мы долгие-долгие дни и ночи проводили в Башкирии в «избитом» городе Благовещенске.

Что можно сказать о Стасе? Не знаю. Столько уже о нем сказано и написано, что кажется и добавить уже нечего. Лучше о том, что меня в нем поражало.

Первое и самое главное – энциклопедичность его знаний. Это проявлялось где бы мы ни были, в любом уголке России. У него в голове была почти полная информация об этом месте, включая количество жителей, национальный состав, достопримечательности и особенности национальной кухни. Для него не было тем, в которых он бы не разбирался – политика и экономика, спорт и культура, сельское хозяйство и транспорт – он был в курсе всего. Однажды, в Башкирии, я купил набор открыток с изображением национальной одежды всех проживающих в Башкирии национальностей и народностей. Их было около 12. Поспорили со Стасом, что он назовет всех и ошибется максимум два раза. Он проспорил, ошибся трижды. Но потом мы аналогичным образом проверили около 10 человек, постоянно проживающих в Башкирии, причем людей в высшей степени знающих, – процент ошибок был около 50–60%. И так было всегда.

Второе – его абсолютное бесстрашие. Когда я знакомился с делами Стаса (он сам мне их комментировал), я часто задавал ему вопрос: «Зачем? У тебя дети, семья». Ответом чаще всего была фраза: «А некому!» Самое главное, что это он делал совершенно не из-за денег. Это было потребностью его души, смыслом его жизни.

Третье – неприхотливость во всем. Питаться один раз в сутки, спать по три-четыре часа несколько дней подряд, причем исключительно на полу и без одеяла, принимать водные процедуры ледяной водой – все это для Стаса настолько обыденно, как для других ежедневно чистить зубы. Я еще часто говорил ему, будучи в совместных командировках: «Стас, зачем мы берем двухместный номер, ты все равно спишь на полу?»

Четвертое..., пятое..., шестое... и так до бесконечности.

Он не верил в бога, это факт. Но тем не менее, каждый раз проходя мимо наших древних Владимирских соборов, я прошу Бога, чтобы он принял душу Стаса к себе. И это будет лучшая для него награда, награда за все его бесчисленные добрые дела, которых он за свои неполные 35 лет сделал столько, сколько масса праведников не сделает за свои длиннющие жизни.