Лозован Дмитрий. Поездка в Назрань

Мне помнится 93-й год, Стас и наша сандружина. В ней многие были радикалы: от эсеров до крутых анархов. А тут вдруг – социал-демократ. И я, бывший хиппи, такой же хайрастый, как он, удивился, что с нами тут ползает такой же вроде парень, как и мы. Заподозрил я, что он ревизионист, но потом выяснил, что он лидер фракции под названием ЛСД (левые социал-демократы). При этом он во всякие панковские и провокационные группировки типа Димы Костенко не входил. Но в совместных мероприятиях с радикалами, в таких, как организация медпомощи на митингах, был готов участвовать. А когда наша сандружина разделилась, Стас был среди тех, кто поехал в Останкино и попал там под обстрел. А те, кто туда не поехал, решили, что еще не все закончено у Белого дома, и дожидались остальных, потому что тогда называлось много мест, где могли развиваться события: минобороны, Кремль и т.д. Так что мое основное знакомство со Станиславом завязалось не 3, а 4 октября.

Потом все узнали Стаса как выдающегося адвоката. Но в то время я никак не мог ожидать, что он будет вести такие крупные дела. Я просто учился у него иногда, хотя он был еще студентом.

Мне еще запомнилась наша совместная поездка в Назрань в 1994 г. Мы тогда поехали в командировку от ПЦ «Мемориал» для того, чтобы наблюдать за исполнением указа президента Ельцина о возвращении беженцев в свои дома после осетино-ингушского конфликта. Для самого Стаса это был дебют как юриста.

Я помню, что прилетели мы в Назрань довольно поздно. Ребята сразу поехали по лагерям беженцев. А я, как новичок в этом деле, с ними не пошел. А пошел на рынок, купил сыра и лепешек.

Первым возвращается Стас. Я говорю ему, что надо поесть. Он: «Какой – поесть? Димка, меня беженцы так курицей накормили!! Целую курицу съел». Я: «В лагере беженцев? В этих резервациях?» – «Да». Я не верил, пока сам этого отчаянного лагерного гостеприимства не ощутил.

Первые три дня работали: Стас Маркелов, руководитель ПЦ «Мемориал» Олег Орлов и писатель Михаил Яковлев. Может быть, я ошибаюсь, он отсидел год по делу «Поисков». Я прилетел позже, и меня встретил ингуш, который с нами дружил. Он сразу меня покормил, и я, уставший, лег спать. Ребята еще ездили по лагерям. Стас, вернувшись, сообщил мне, что мы должны поехать на встречу со старейшинами. Когда же группа собралась, к нам присоединились врачи из международной организации «Врачи без границ». Но число мест было ограничено, и мы решили, что двое от группы правозащитников не поедут. Бросили монетку – выпало, что не едем именно мы со Стасом. Стас мне потом говорил, что Орлов бросал монетку, не подкидывая. Так возникла вынужденная пауза в нашей работе.

В остальной Ингушетии тогда только пиво продавали. Но в Назрани было все – и водка, и коньяк, и пиво, и шампанское. В мусульманской стране спиртное вообще не должно существовать. Но тут был хитрый момент: «Магомет писал, что грешно пить вино, а про водку и коньяк он ничего не говорил». Мы пошли со Стасом в ближайший магазин и купили бутылку дагестанского коньяка.

Сели в номере, стали вспоминать 93-й год. Вспомнили московских друзей. Заговорили на наши темы, зачем мы сюда приехали. Энтузиазма у нас было много.

Был с нами сосед Стаса по номеру. Ему наш разговор понравился и он сказал, что у него тоже есть коньяк, и поставил еще полторы бутылки. Коньяк был чудесный, пился легко – совсем не то, что мы под этим названием покупаем здесь в магазине. Так что можно было посидеть и душевно поговорить.

Мы уже перестали завидовать уехавшим ребятам, как вдруг открывается дверь и входит в комнату комендант Пригородного района. Он тоже жил в этой небольшой двухэтажной гостинице, в ней же жил и прокурор, к которому мы потом обращались.

Итак, вошел комендант и увидел Стаса. Стасу тогда было 20, а мне 27 лет. Перед военным стоял он, студент с косичкой. Но комендант подсел к нам. И пошло: «Что вы сюда приехали?» – мы ему так, мол, и так... «Да здесь такие люди были! Да ничего сделать не могли, а вы-то что можете? А?». Стас как услышал все это, так, как говорится «Остапа понесло». В ответ: «Да, мы...» И дальше куча юридических терминов. Пояснял, что мы можем. Я послушал немного, и тут же скомандовал себе: дилетант, уйди. Встал и вышел во дворик. Теплая, тихая назранская ночь. Люди спят. Цикады трещат как из пулемета. Все нормально, и только из окна продолжают доноситься юридические термины и громкие возгласы Стаса. Короче, кончилось тем, что не очень трезвый комендант обнял Стаса и, кажется, пожал ему руку... Потом он ушел.

Через некоторое время в тихой ночи мы услышали, как возвращаются наши коллеги (Орлов и Яковлев) и что-то горячо между собой обсуждают. Оказывается, им тоже не повезло. Им встретился, наверное, один на всю Ингушетию «уважаемый» человек, который весь разговор свел к тому, что всех осетин надо перерезать и руки-ноги оторвать. А спорить с ним было невежливо.

А наутро нам надо было уже ехать по разрушенным селам, собирать показания. Военные обещали предоставить нам машину, но надежды на это особой не было. Мы еще и одеться толком не успели, и тут открывается окно. А время – без пятнадцати восемь, а на восемь был назначен отъезд. «Ребята, вы готовы?». И мы поехали быстро, на машине, присланной комендантом. Полковник отвез нас еще и к горному ключу, где мы вымылись. И попросил называть его не «товарищ полковник», а по имени, и обещал нам свое содействие. А все – из-за того, что Стас продемонстрировал ему свой профессионализм. Благодаря этому мы смогли выполнить всю нашу программу: объехали все села и лагеря, потому что полковник обеспечил нам пропуск через блок-посты.