Франческа (Ольга Иванова). Из блога ЖЖ. Воспоминания
Невозможно представить происшедшее. Невозможно сдержать слезы. Он уплывал в лагере2 в море на 2 часа. Он был таким большим и сильным, что, казалось, никто его не сможет побороть. А пуля оказалась сильнее.
Насколько я знаю, у Стаса остались жена и двое маленьких детей...
В Стасе была энергия, которая всем передавалась. А тут сразу мы о смерти заговорили, все показалось бессмысленным. Но мы признали, что лучше так, от пули, чем от старости.
Теперь нам как будто крылья подрубили.
С Тихоцким, Аркадием, Ларой и другими пошли помянуть Стаса, говорили о нем бесконечно, слушали его голос – выступление на митинге, караоке.
Ольга, певица из нашего лагеря-2007, мне написала про то, как Стас заявился в лагерь в позапрошлом (2007) году. Там почти никого уже не оставалось. «Мы дружно пообедали и поужинали. Он банку с кабачками в масле наперчил так, что есть было уже нельзя, но ел. Я после наших «пугалок» побаивалась, что не «засланный ли это казачок». Потом поняла – вроде свой. Он тогда под вечер пошел гулять, и я побаивалась, что он придет поздно и не найдет нас. Вещи-то он оставил. Еще удивлялась, как он так далеко зашел и осмотрел все окрестности. Он тогда сказал об опыте лазанья по горам, о том, что работал как адвокат в Чечне. Ночевать ушел на берег и утром уехал».
Я тогда, в 2007 году, Стаса еще не знала. Мы с Денисом Тихоцким и еще с кем-то в тот момент у меня дома готовили палатки к отправке в Москву. Стас позвонил с аэродрома и рассказал, как приехал в закрывшийся лагерь. А потом мне передали трубку, и мы заочно познакомились. При этом я думала, что это какой-то старичок-адвокат.
В Киеве мы столкнулись в кафе, но в лицо не знали друг друга. Здесь мы обедали после конференции EPA3. С улыбкой вспоминаю, как я в Киеве в бесшабашном парне не сразу распознала адвоката Маркелова.
Я агитировала иностранцев в лагерь, а какой-то громадный парень (Стас) вдруг меня перебил и заявил, что «знает он этот лагерь, приедет и разгромит все». Я тогда жутко разозлилась, говорю: «Ты такой большой и сильный, у нас там половина девчонок. Кого ты собираешься громить?» Он сказал, что девчонок не тронет, поищет парней. В общем, это все закончилось шуткой. Но мы так и не поняли, кто есть кто (впоследствии он говорил, что не знал, кто такая Ольга Иванова, слышал только о Франческе).
На следующий день я искала, где проходят семинары незнакомого мне Стаса Маркелова, так как мне советовали его послушать. Так и не попала на семинары. На антифашистской акции в Киеве шла с товарищами и жаловалась, что никак не получается послушать адвоката Маркелова и задать ему некоторые вопросы. Как хоть он выглядит, говорю.
– Так вот же он, с мегафоном!
Вот так старичок! Я просто обломалась. Тут же подошла к Стасу, пожала руку и пригласила опять в лагерь, пообещав, что на этот раз дату сообщим правильную.
Стала писать ему координаты для лагеря. Он хохотал, шутил и все повторял, типа, не обманешь ли. Подписывая мне свои координаты, он приписал – «страшный бухой антифа».
Вскоре Стасу понадобился тот, кто знает письменный английский и поможет объясниться с организаторами – получить справку для работы. Я стала помогать, он посадил меня за компьютер. И я послушно стала набирать под диктовку текст на английском. К счастью, подошел профессиональный переводчик Готлиб. Он-то и исправил некоторые мои ошибки.
Стас был такой человек – его как бы все касалось. В Киеве он бросился выручать задержанных во время крушения забора на месте застройки в парке. Но и сам был на передовой. В Швеции Стас не побоялся милицейских дубинок. Потом рассказывал о синяках, полученных в потасовке с полицией во время «reclaim the streets», с некоторой долей гордости.
Ну и конечно же, я просила Стаса помогать по делу Сергея Рожкова – туапсинского журналиста и политического активиста, осужденного на 3 года. Инвалид Сергей якобы применил силу к нескольким милиционерам.
Еще до того, как Рожкова осудили, Стас сразу оценил ситуацию: «Пусть сушит сухари». Я не поверила – «ведь он ни в чем не виноват». Маркелов усмехнулся – такая у нас система судебная.
И все равно он помог мне связаться с Центром экстремальной журналистики, еще с какой-то организацией, а потом и сам заехал по пути из Волгограда к Сереже на суд в Туапсе. Мы с ним ходили в дом, где задержали Рожкова, разговаривали со свидетелями и со старым дедушкой журналиста. Я громко убеждала старика, как важно ему явиться на суд и помочь внуку. Стас меня остановил и в два счета уговорил деда. А мне затем дал совет – мол, если хочешь, чтобы тебя услышали, не надо кричать. Можно даже шепотом.
И еще Стаса притягивали дети. Помню, вешался на него чей-то ребятенок в Киеве, и видно было, что для Стаса это привычно. Я еще сказала – у тебя, наверное, есть дети. Стас ответил что-то в стиле – все вы мои дети. Он почти ничего не говорил о семье, в левом движении это не принято.
Я все время вспоминаю не печальное, а какие-то курьезы. В то лето перед лагерем Че-2008 у меня хозяйничали гости. Было очень жарко. Кушали, едва помещаясь на крохотной кухне, курицу. Стас, вегетарианец, не ел. О чем-то спорили.
Спать они легли в другой комнате – девушки – на диване, а парни – на полу на одном разложенном одеяле. Стас с парнями рядом не хотел, поэтому уполз под стол, подальше от мужского общества.
Утром я их свистком будила. Фотка даже сохранилась, где все спят, а Стас отдельно – под столом.
Потом к нашему дому подъехали крутые джипы (знакомый предприниматель помог), и нас всех, а также вещи, котлы и генератор повезли в лагерь. Точнее только первопроходцев. Остальные – на автобусе.
А еще в последние месяцы все, наверное, заметили, что Стас хромал. А все потому, что он – антифа. Дело было вечером, в лагере был полумрак. Стас, Элессар и я возвращались из Архипки. Подойдя к лагерю и увидев ребят, Стас решил всех поприветствовать и рванул с криком: «Ан-ти-фа, вперед!»... но впереди был обрыв. Он упал с большой высоты в ярик. Очень сильно повредил ногу, но не вскрикнул, стерпел сильную боль и не пролил бутылку чачи. А потом несколько дней с большим трудом передвигался. И у нас появилась больничная палатка.
В лагере на семинарах Стас рассказывал об угрозе неонацизма в России, показывал видеоролики, раздавал антифашистские брошюры.
В 3 часа ночи всех поднял крик: «Тревога». Стас велел девчонкам укрыться, а сам с больной ногой рванулся в бой. Дело в том, что все опасались нападения нацистов, но это оказался сотрудник известных структур – шпион в камуфляже и с прибором ночного видения, который прятался в кустах, а потом набросился на тех, кто его заметил. Его мы не стали бить, отпустили. Стас был силен, смел, физкультурой занимался.
Некоторым он казался «нараспашку», но глаза у него в то лето были печальные. В нем было много серьезности, как будто что-то предчувствовал.
Он не разделял наши политические взгляды, и мы и ссорились со Стасом и мирились. В Швеции1 (1 На Социальном форуме в Мальме в сентябре 2008 г.) даже не разговаривали. Хотя Стас более отходчив, чем я. Когда я заболела по дороге в Хельсинки, он принес какое-то лекарство.
В декабре я получила одно важное письмо и, забыв обиды, сразу же написала ему: «Стас, срочно нужен твой совет по делу Рожкова». И он ответил сразу же.
Я была очень благодарна и в переписке сказала, что представляю, каким он будет в старости, типа такой же энергичный. Но ему не понравился разговор о старости. Он заявил: «Я помолодел и отбросил от возраста пару ноликов».
А еще я жаловалась на адвоката Рожкова и сказала, что такого адвоката надо «убить и закопать». А Стас мне ответил: «Франька, убивать, копать – это очень сложно».
Стас сильное впечатление произвел на всех участников лагеря. Севастополец Элессар, который подружился здесь со Стасом, знал его всего несколько дней и потом тяжело переживал его гибель, сделал то, что мог – организовал турнир по греко-римской борьбе имени С. Маркелова и Н. Бабуровой, а затем лагерь им. Станислава Маркелова в Севастополе.
Наш лагерь открылся в 2009 году с минуты молчания, затем ребята тащили тяжелую плиту высоко в горы, которые когда-то облазил Стас. И там установили эту стелу в его честь. Денис Тихоцкий, командир лагеря, знавший Стаса много лет, выстрелил из ракетницы.