Алленова Ольга. Портрет: Анастасия Бабурова и Станислав Маркелов

Их объединила не только смерть. Они и жили не так, как все. Верили в то, во что российское общество давно не верит. Противостояли тому, что стало образом жизни и идеологией многих россиян. Поэтому кто-то назвал их «несистемными людьми». Убийство этих «несистемных людей» вскрыло тенденцию: российское общество становится однородным, скучным и страшным.

Настя

Настя Бабурова родилась в Севастополе. Училась в гимназии № 3 с углубленным изучением иностранных языков. Послушная дочь, шахматы полюбила с легкой руки отца, была участницей городских соревнований. Училась Настя лучше всех в классе, «четверка» была трагедией. «Наверное, это было связано с влиянием родителей, – считают одноклассники. – Может, она уже тогда решила стать самостоятельной и независимой».

Золотая медаль и полученные знания открывали перед ней широкие перспективы – летом 2000 года Анастасия отправила документы сразу в 8 вузов – их приняли в 6, в том числе в МГИМО, на два факультета МГУ и в Йельский университет. Но оплатить проживание Насти в другом городе ее семья не могла. Девушка поступила на факультет управления в Черноморском филиале МГУ. Уже через год поняла, что ей скучно. Она мечтала о другом. Настя впервые в жизни приняла самостоятельное решение: забрала документы и, сообщив родителям, уехала в Москву. В подмосковном Чехове у нее жили родственники, там решила снять комнату. Летом 2001-го сдала экзамены в МГИМО и стала студенткой факультета международного права. Любая провинциальная девушка, бесплатно поступившая в элитный столичный вуз, была бы счастлива, – но только не Настя. Ей снова стало скучно. Так и сказала родителям: «Мне скучно учиться с этой золотой молодежью. Скучно заниматься стерильными знаниями». Ей хотелось жить «на острие ножа». Написав заявление о добровольном отчислении, она поступила в МГУ на факультет журналистки. Не добрав баллы, попала на вечернее отделение. С родителями не советовалась. Они не обиделись: верили ее внутреннему чутью.

В МГУ она почувствовала себя свободнее – здесь, кроме «элитной молодежи», были и такие, как она. Подружилась с толкиенистами и часто, надев шлем и кольчугу, участвовала в их ролевых играх.

Тогда же она вышла замуж за студента МГУ, севастопольца Сашу Фролова. Они общались с 2000 года, оба были студентами черноморского филиала МГУ. Саша переехал в Москву, но Настю не забыл. Свадьбу сыграли в Севастополе – Настя надела белое платье и диадему. Семейная пара получила комнату в общежитии МГУ. А через 4 года развелись. «Она говорила, что просто чувства прошли, а интересы оказались разные», – вспоминает друг Анастасии Александр В. Развод отпраздновали на шумной дружеской пирушке – друзьям объяснили, что просто слишком рано поженились.

Сразу после поступления в МГУ Настя стала работать – сначала в «Вечерней Москве», потом в «Известиях» и «Российской газете». После развода снова сняла комнату в Подмосковье. Иногда родители высылали деньги, но она им отвечала в таком духе: «Родители, вы с ума сошли!»

«Настя очень самостоятельная, – рассказывает ее друг Саша. – Очень ценила независимость. И ненавидела, когда на нее давили. Я с Настей познакомился 6 лет назад, – вспоминает он. – Я учился на первом курсе журфака МГУ, она – на втором. Я тогда ходил в косухе, с длинными волосами, она в косухе... Мы все пропадали в компьютерном классе на факультете. Через год я начал заниматься боевыми искусствами. Пришел в клуб – увидел Настю. А подружились мы, когда я ей рассказал, что дерусь на улице с фашистами. Ей это как-то близко очень оказалось».

В своем ЖЖ в шутку Настя написала: «С зарплаты куплю себе кусочек недвижимости на Луне». Саша неожиданно улыбается: «Знаете, она подарила мне звезду. Оказывается, есть такая услуга – можно купить право назвать безымянную звезду. Вот теперь где-то есть звезда, подаренная мне Настей».

Про Настю говорят, что у нее было «врожденное стремление к справедливости». Она попросила Сашу познакомить ее с антифа. «Она пришла бы туда и без меня. – говорит Саша. – Это был ее путь – она хотела бороться с тупостью, жестокостью, насилием, хамством».

Идеи неформалов из антифа привлекли Настю. Участие в уличных акциях антифа не ограничивались противостоянием с неонацистами. Антифа проводили пикеты «против милицейского произвола» или участвовали в многодневных эколагерях левых молодежных движений против запуска новых вредных производств. Настя познакомилась с московскими анархистами, написала о них в своем ЖЖ: «Вероятно, больше всего к свободе стремятся те, кто не пытается отнять ее у других».

Летом 2008-го Настя уехала в с. Прямухино Тверской области, на родину теоретика анархизма – М. Бакунина.

18 апреля 2008 года Настя описала в дневнике несанкционированное1 (1 Акция протеста против милицейского произвола в Сокольниках весной 2008 г., пер - росшая в перекрытие Тверской ул.) мероприятие против превышения сотрудниками правоохранительных органов своих полномочий: «Совершенно разные люди, скандирующие тем не менее вместе: “Нет полицейскому государству!”... Парочку листовок раздали непосредственно милиционерам. Прохожим и водителям автомобилей тоже было весело. Наверное, потому, что слоганы, которые кричали с центра улицы Тверской, несут тот же самый «месседж», который часто звучит в разговорах людей, далеких от политики: что менты, проще говоря, многих достали. А еще многих достала та самая пустота, которая так и прет из официальных сводок новостей...»

Она участвовала в акциях в защиту трудовых мигрантов, которых избивали неонацисты или выдавливали из Москвы прокремлевские молодежные группировки, в протестах против повышения цен на транспорт с лозунгом «Транспорт – это право, а не привилегия» – не потому что сама не могла заплатить за проезд, а потому что другие не могли. Защищала своих соратников по «антифа», когда тех задерживала милиция.

«Она, конечно, впадала в отчаяние, как и многие из нас, когда сталкивалась с жестокостью, – вспоминает Саша. – Когда нацисты убили одного из наших, Илью Бородаенко, в эколагере под Ангарском, все были потрясены. У кого-то опустились руки. А Настя убеждала нас, что надо бороться. Она хорошо разбиралась, какие неонацистские организации крышуют силовики, – рассказывает Саша. – Знала, в какой организации есть оружие, а в какой – только биты. Эта информация в ней накапливалась, она хотела об этом писать – но никому это было не интересно».

В июне 2008 года Настя Бабурова участвует в акции зеленых и анархистов в подмосковных Химках – там развернут палаточный лагерь в защиту леса от незаконной вырубки. В конце июня – пробирается в общежитие УФСИН, ранее принадлежавшее фабрике «Смена», откуда власти выселяют жильцов – бывших работников «Смены» и беженцев из стран СНГ. «Я не знаю, как она туда пробралась, – вспоминает один из старших товарищей Насти по левому движению Влад Тупикин. – Вход был запрещен, но она могла и по стене залезть. Она снимала все, что там происходило, на камеру. Камеру у нее отобрали, сутки продержали в милиции».

В этой истории с выселением участвовал и Станислов Маркелов – он защищал в суде девушку, которая также пыталась отстоять свою квартиру, на нее завели уголовное дело о нападении на сотрудника УФСИН. Настя уже была знакома с Маркеловым – оба участвовали в акциях «левых», оба защищали активистов: Настя – как журналист на различных интернет-сайтах, Станислав – как адвокат. «Настя дружила со Стасом, – вспоминает Влад Тупикин. – Они были чем-то похожи. Она, как и Стас, была неслучайным человеком в левом движении. Я видел, что она хочет активно защищать людей, права которых нарушают представители власти. Стас был ей интересен и как активист, и как источник информации».

Настя работала в «Известиях». Редакционные задания все меньше удовлетворяли журналистку – ей становилось тесно. В других изданиях было то же самое: то, что интересовало ее, не было интересно газетчикам.

Судьба решила все за нее. В сентябре 2008 года Настя вместе с группой российских неформалов оказалась в Швеции – на европейском социальном форуме в городке Мальме, одним из организаторов которого был адвокат Станислав Маркелов. «Стаса мы тогда уже знали, – вспоминает Саша. – Он помогал многим антифа, защищал наших ребят в судах, часто оказывал нам бесплатные юридические консультации». В Мальме Настя познакомилась и с сотрудниками «Новой газеты». «Эта поездка ее очень впечатлила, – вспоминает Саша. – Она поняла, что “Новая” пишет о том же, о чем хочет писать она сама». С осени 2008-го Анастасия Бабурова внештатный сотрудник «Новой газеты».

«Она пришла к нам со своей темой, – рассказывает шеф-редактор “Новой” Сергей Соколов. – Тема не лучшая с точки зрения безопасности или звездности – скинхеды, антифа, неформальные уличные акции. Но ее это волновало».

В «Новой» Настя успела опубликовать всего несколько статей, все они были – о нацизме. Последняя прижизненная статья 16 января – это короткая заметка. В ней о вынесении приговора скинхеду Максиму Марцинкевичу, известному как «Тесак», осужденному на 3,5 года за экстремизм. «Когда Настя ходила на суд по делу Тесака, ее снимали на мобильник нацисты, которые были в зале, – рассказывает Саша. – Она мне сама потом рассказывала. И на ее ЖЖ они часто заходили. Но она ничего не боялась».

За день до смерти Настя вступила в организацию «Автономное действие». «Настя очень естественно влилась в анархистское движение – анархисты ведь тоже занимались такими социально горячими темами, которые ее волновали, – рассказывает Влад Тупикин. – И журналист, и активистка в ней дополняли друг друга».

Она успела сделать макет 30-го номера анархистского журнала «Автоном», в который написала несколько статей под псевдонимом Skat. На сайте движения «Автоном» до сих пор висит ее фотография и комментарии друзей.

В ночь перед убийством в письме Саше Настя написала, что не знает, куда завтра пойти – на Казанский вокзал, где прокремлевское движение «Молодая гвардия» устраивает акцию против мигрантов из стран СНГ, или на пресс-конференцию Станислава Маркелова. И приняла последнее важное решение в своей жизни – пойти на прессконференцию.

Настю Бабурову похоронили в Севастополе. В день ее смерти страничка Насти в ЖЖ была атакована национал-патриотами. То, что они написали, просто нельзя воспроизвести. Эта атака ясно показала: то, против чего боролась Настя, оказалось гораздо страшнее, чем мы думали.

Стас

Клуб «Билингва», вечер. Шум, сигаретный дым, ощущение какой-то абсолютной свободы. Вдруг понимаю, почему это место любят диссиденты и неформалы. Понимаю, почему любил его Стас Маркелов – вегетарианец, хиппи, социалист, а главное – просто умный и смелый человек, не терпевший жестокости и насилия.

За маленьким столиком – друзья Стаса. Все они – «леваки». Доцент МГУ Ярослав Леонтьев – интеллигентный, спокойный человек, в потертых джинсах, с портфелем, набитым книгами и документами. Анархист Максим Кучинский – вспыльчивый, увлеченный своими идеями неформал. Активист левого движения Влад Тупикин – непартийный анархист и антифа, человек с умным и грустным лицом.

Последний раз в таком составе они виделись со Стасом именно здесь: 30 ноября 2008 года. В тот день на Чистых прудах проводился митинг в защиту общественных активистов от преследований и нападений. На митинге упоминались подзащитные Маркелова – искалеченный главный редактор «Химкинской правды» Михаил Бекетов и антифашист Алексей Олесинов, жертва уголовных преследований. После митинга зашли погреться в «Билингву». «С нами была и Настя, – вспоминает Тупикин. – У нее был день рождения, и она угостила всех пивом. А Стас все время выбегал на улицу консультировать приходящих к нему активистов – он же никогда никому не отказывал». «Он очень много работал и мало спал, – говорит Леонтьев. – В начале января он съездил с женой в Киев – это был его первый отпуск за последние 5 лет».

Друзья называют адвоката Маркелова Стасом. Или Стасиком. Наверное, потому что все они старше его. Рассказывают про его «хипповое» прошлое – «конский хвост» (или, как говорят хиппи, «хаер»), «косуху», «фенечки». Кучинский вспоминанет, как «пропивали хаер Стасика» в 2000-м. Леонтьев рассказывает о жизни Стаса в «вольной артели» в усадьбе Бакунина: днем все работали, а вечером слушали Стаса, который читал им лекции по истории России. «Он много знал, – говорит Влад. – Его обычно просили рассказать что-нибудь, а он отвечал: «О чем хотите? Я о многом могу». «У Стаса была потрясающая эрудиция, – говорит Леонтьев. – Однажды я плохо себя чувствовал и он прочел за меня лекцию студентам МГУ о правовых аспектах Пакта Молотова–Риббентропа. Это был блестящий анализ предвоенной ситуации в СССР и Европе».

Они помнят Стаса 15 лет – с октября 1993-го, когда он, 19-летний студент юридической академии, пришел в организованную Леонтьевым санитарную дружину имени Максимилиана Волошина, чтобы помогать раненым у мэрии, Останкино и Белого дома. Наверное, тогда студент Маркелов и выбрал свою дорогу в жизни.

«Это было 1 октября 1993-го, – вспоминает Леонтьев. – Мы решили не становиться ни на чью сторону, а просто помогать пострадавшим, как Волошин, который в годы гражданской войны помогал то красным, то белым. 2 октября на Смоленской площади мы повесили плакат, написав, что принимаем людей в свои ряды. В тот же день к нам подошел Стас и все дни был с нами».

Когда боевые действия переместились в Останкино, среди дружинников случился раскол: кто-то решил ехать в Останкино, кто-то отказался. Стас был в группе, которая поехала. Его семья жила в Останкино: отец работал в телецентре, а брат Михаил сотрудничал с программой Артема Боровика «Совершенно секретно».

В тот день 3 октября рядом со Стасом оказалась Ольга Трусевич, ставшая впоследствии сотрудницей правозащитного центра «Мемориал». Эта женщина все еще держит в памяти множество деталей тех событий и говорит о Стасе как о живом. «Когда мы приехали, в Останкино вовсю палили, – вспоминает Ольга. – Макашовцы оттуда быстро ушли – постреляли вначале, вызвали ответный огонь – и свалили. А зеваки остались. И вот они стоят вокруг и смотрят, а ты пытаешься что-то с ранеными делать... И 4 октября Стас не ушел с улиц Москвы. Когда 4-го танки начали обстрел Белого дома, дружинники не смогли прорваться сквозь кордон – все, кроме Стаса. «Наш хитрый Стас пробился в демросовский автобус, который мог подъехать поближе к Белому дому, – вспоминает Ольга. – Они выскакивали в белых халатах, хотя по белым халатам тоже стреляли, забирали людей. Скорые не могли туда подъехать.

И вот так, между Смоленкой и Белым домом этот автобус курсировал, и там был Стас, везде. Мне часто потом казалось – как начал он тогда, как почувствовал свою вину за тех, кого не удалось спасти, так и пошел по жизни».

В 1993-м Стас все чаще заходил в «Мемориал» к историкам, где работал Леонтьев, и к правозащитникам, где работали еще четыре члена бывшей сандружины. Вскоре студент-юрист Маркелов поехал в командировку от Правозащитного центра «Мемориал», сам вызвался поехать в Ингушетию – чтобы собрать материал об осетино-ингушском конфликте. «Он поехал туда со своим хаером, несмотря на то, что все убеждали его состричь», – с улыбкой говорит Ярослав.

Несколько раз Маркелов с друзьями встречал новый год в «Мемориале». Он еще учился в Московской государственной юридической академии. «Учился он блестяще, – говорит Ольга. – Он все успевал, совмещая радости студенческого разгула с профподготовкой». Тогда он уже начал задумываться о том, чем будет заниматься дальше – станет членом какой-нибудь «левой» партии или «наденет галстук» – и станет, как все. «Пообщавшись с партийными “леваками”, он понял, что это не его путь – слишком много теоретической подготовки, но мало практических возможностей, – говорит Ольга. – Он решил, что надо иметь реальный статус. И, закончив институт, стал адвокатом».

К 2000 году Станислав расстался со своим «конским хвостом» и образом хиппи. «Это было неизбежно – Стас уже работал в адвокатской конторе, часто ходил в суды, в органы, – вспоминает Ярослав. – Его брат Михаил был депутатом от партии “Родина”, и у Стаса появился пропуск в Госдуму».

Первые дела адвоката Маркелова были не очень известными, но показательными. Он защищал обвиняемых во взрывах памятников Николаю Второму и Петру Первому – активиста РВС (Реввоенсовет) Сергея Соколова и анархистку Ларису Романову. «По сути, это было абсолютное возвращение тех дел, которыми занимались политические адвокаты, интересовавшие Маркелова в юности, – говорит Леонтьев. – Керенский, к примеру, был членом партии эсеров. Известный юрист Иоллос, убитый в 1906 году черносотенцами, был одним из лидеров кадетов». Друзья Маркелова убеждены, что он защищал преимущественно тех, кому сочувствовал и верил – и в этом его уникальность. «Невозможно представить, чтобы Стас защищал отморозков или откровенных убийц. Сколько бы ему ни предложили денег, он не взялся бы за дело, если бы подзащитный не был ему симпатичен».

В 2001-м году Станислав Маркелов стал сотрудничать с «Новой газетой». «Его привела Анна Политковская, – вспоминает шефредактор “Новой” Сергей Соколов. – Он стал вести гражданские дела Политковской, когда на нее подавали в суд за публикации». Одним из громких дел адвоката Маркелова стало дело оперуполномоченного угрозыска Нижневартовского РОВД Сергея Лапина по кличке «Кадет» обвиняемого в похищении чеченца Зелимхана Мурдалова. За статьи на эту тему Анна Политковская получала угрозы от «Кадета». Маркелов выехал в Чечню, чтобы участвовать в судебном процессе. Он был единственным российским адвокатом, который выезжал в чеченские суды. «Кадета» осудили, но двое его подельников до сих пор в розыске. «Потом Стас защищал нашего корреспондента в Рязани – Комарова, когда против него возбудили дело о клевете, – вспоминает Соколов. – Затем он взял дело убитого редактора отдела спецпроектов “Новой газеты” Игоря Домникова»...

Так у Маркелова сложилось сотрудничество с «Новой газетой», он стал вести практически все судебные дела издания. «Нас устраивало качество его работы, – говорит Соколов. – Мы знали, что он нас не подставит ради финансово более выгодного дела. Он был уникален и в другом – адвокаты редко берут дела потерпевших: за них платят меньше, а угроза безопасности выше, ведь у осужденных на воле остаются подельники, которые могут отомстить».

В 2002-м Маркелов, единственный, согласился защищать интересы потерпевшей в теракте на Дубровке чеченки Яхи Несерховой – девушка пришла на мюзикл, стала заложницей, попала в больницу, однако была задержана как предполагаемая террористка. 5 ноября ее признали заложницей и освободили, не предъявив никаких обвинений.

Конечно, Станислав Маркелов не всегда работал бесплатно. Он был профессионалом и знал цену своим знаниям. Но он понимал, что юридические услуги в Москве стоят дорого – и поэтому многие люди остаются без защиты. «Он всегда называл очень приемлемые цены, – вспоминает Ярослав. – Как-то ему позвонили из Воронежа, кажется, попросили взяться за дело. Он сказал: я могу и за свои услуги возьму немного, но за вступление в дело моя адвокатская контора берет 10 тыс., а у вас это стоит всего 900 рублей, так что подумайте». «Часто с каких-то общественных или правозащитных организаций он брал только первоначальный взнос за дело, а потом уже тащил его бесплатно», – говорит Ольга.

Саша, друг Анастасии Бабуровой, убежден, что именно эта черта заметно отличала Станислава Маркелова от других адвокатов. «Все остальные адвокаты носили дорогие костюмы, роскошные часы, у них были очень дорогие сайты, а те, кто этого не имел – к этому стремились. У Стаса же был копеечный сайт его Института верховенства права, он всегда скромно был одет и о деньгах говорил мало. Даже когда он уже стал известным и мог заламывать цены, он никогда этого не делал».

В 2002 году Комитет «Гражданское содействие» и «Мемориал» привлекли Маркелова к защите семьи убитой полковником Юрием Будановым чеченской девушки Эльзы Кунгаевой. Правозащитники полагали, что тогдашний адвокат Кунгаевых Абдулла Хамзаев по состоянию здоровья может не справиться с объемным и сложным делом. Однако чеченский адвокат счел привлечение молодого коллеги вызовом себе. Тогда Маркелов заявил о выходе из дела. Летом 2004-го Абдулла Хамзаев умер от сахарного диабета. «Мемориал» предложил Маркелову вернуться в дело – тот согласился.

В апреле 2004 года Станислав подвергся жестокому нападению в метро. «На него напали 5 человек в вагоне, крикнув: “Довыступался!”, после этого он потерял сознание, – вспоминает Ольга Трусевич. – Его выволокли на станции “Дмитровская” и там продолжали пинать ногами. У него не пропали деньги, но пропали из портфеля документы по его адвокатским делам.

Потом он лечился от сотрясения мозга. Писал заявления в милицию и прокуратуру1 (1 Дело, возбужденное по ч. 2 ст. 161 УК РФ (не «разбой», а «хищение имущества») было вскоре закрыто за «невозможностью установления виновных лиц». В августе 2004 г. Маркелов добился возобновления расследования, но оно практически сразу снова было прекращено.). Но желания расследовать у правоохранительных органов не было абсолютно. А ведь там были камеры, и свидетелей можно было найти – просто не захотели: Стас тогда уже был известен по участию в деле о захвате “Норд-Оста” и вызывал негативную реакцию у представителей властей».

Маркелов не любил вспоминать это. Своему другу Ярославу Леонтьеву он даже не сообщил подробности. А Ольге сказал: «Ну что поделаешь, в России это закономерно. Попугать решили, а убить они не посмеют». В заявлении, поданном в милицию, Маркелов так описал нападавших: молодые люди лет двадцати, коротко стриженые, в черных куртках. «Его нельзя было запугать, – говорит Ольга. – Он как будто решил для себя, что пойдет до конца, и никто не заставит его свернуть».

В 2006 году адвокат Межреспубликанской коллегии адвокатов, член Международного союза адвокатов и Международного клуба адвокатов Станислав Маркелов создал Институт верховенства права, став его президентом. «Он собрал там юристов, которых считал неравнодушными, – говорит Влад Тупикин. – Он всегда мечтал создать в России общество левых адвокатов, которые бы на общественных началах оказывали помощь участникам демонстраций, жертвам нацистского насилия или милицейского произвола, и он понимал, что в одиночку ему не справиться. Этот Институт был его детищем, он очень верил в его возможности. Нескольких юристов из своего института он вывез осенью 2008-го на Европейский социальный форум в шведский город Мальме – хотел им показать, как во всем мире адвокаты занимаются защитой прав социальных активистов».

Судебные дела Маркелова последних лет весьма разнородны. В 2007 году он представлял в суде интересы матери антифашиста Александра Рюхина, убитого нацистами. В числе обвиняемых в этом убийстве трое активисты «Славянского союза» и неонацистской группировки «Формат 18». Так как основные убийцы по версии следователей скрылись, оставшимся переквалифицировали обвинение на более легкие статьи. Это вызвало протест Маркелова. Он считал, что убийц покрывают официальные силовые структуры. В июне 2007 года подсудимые получили от четырех до шести лет лишения свободы. После приговора на одном из националистических сайтов появились угрозы, что адвокат «будет следующим за Николаем Гиренко»1. Ситуацию с ростом национализма в России Маркелов считал критической. Во время одного из публичных выступлений он сказал: «Мы находимся в ситуации, в которой война уже развязана. Противостояние фашистов и антифашистов – это реальные политические столкновения, которые постепенно переходят в разряд войны, где правоохранительные силы просто упустили время, дав образоваться огромному нацистскому подполью. Ему реально противостоят только антифа, которые появились скорее не из политического, а личностного выкрика: «Достали уже, потому что они начинают командовать в городах и на улицах».

Обо всех делах Маркелова рассказать невозможно. Только в последнее время он успел очень много. Защищал главного редактора «Химкинской правда» Михаила Бекетова в его противостоянии с городскими властями. Он вел дело об исчезновении чеченца Магомедсалаха Масаева, ранее жаловавшегося на похищения, содержание в «тайных тюрьмах» в Чечне. Это дело Стас намерен был довести до Страсбурга, здесь главным подозреваемым оказался бы чеченский президент Кадыров. Он представлял интересы жителей Благовещенска, избитых сотрудниками милиции в ходе массовой зачистки, и требовал привлечь к ответу высших милицейских начальников Башкирии, но лишь одного из обвиняемых милиционеров приговорили к 4 годам тюрьмы. Своей работой он вызвал недовольство сотрудников милиции, неонацистов, чеченских властей и российских военных, оправдывающих действия Буданова. И все-таки он не отступал.

В конце 2008 года дело Буданова вновь стало одной из главных российских новостей – полковника отпустили на свободу по его ходатайству об условно-досрочном освобождении. Станислав Маркелов направил письмо председателю Верховного суда Вячеславу Лебедеву, потребовав от него «нести личную ответственность за происшедшее». Сразу же после этого он стал получать угрозы. Так, известность получила одна из них, отправленная адвокату эсэмэской: «Ты безмозглое животное... опять влез в дело Буданова?! Придурок, не мог найти более спокойный способ самоубийства??!!»

17 января Станислав похоронил свою мать. Заявка на прессконференцию по делу Буданова была подана гораздо раньше – и он нашел в себе силы пойти на эту пресс-конференцию, чтобы потребовать расследования других преступлений Юрия Буданова в Чечне. И пообещал обратиться в Европейский суд.

А через полчаса он вышел из Независимого пресс-центра вместе с Анастасией Бабуровой, которая собиралась опубликовать в «Новой» его интервью и, отвечая на ее вопросы, пошел по улице Пречистенка в сторону метро. Наверное, он даже не понял, что случилось, когда подбежавший сзади человек в черной куртке и черной шапочке выстрелил ему в затылок. А Настя поняла – и развернулась, чтобы схватить убийцу. Второй выстрел стал смертельным и для нее.

«Стас не относился беспечно к своей безопасности, – говорит Ольга Трусевич. – Но милиция не реагировала. А у него не было денег, чтобы нанять себе телохранителя. Он не бедствовал, но все, что он зарабатывал, отдавал семье – у него было двое маленьких детей. И еще он не хотел подставлять друзей. Друзья предлагали провожать его с пресс-конференций, но он отказался. Потому что знал: если его захотят убить, то пострадают и те, кто рядом. Мы все виноваты в том, что это с ним случилось».

Выступая 30 ноября на митинге на Чистых прудах Станислав Маркелов сказал: «Я устал. Я устал встречать своих знакомых в криминальных хрониках. Это уже не работа, это вопрос выживания. Нам нужна защита от нацистов, нам нужна защита от мафиозных властей, от тех же правоохранительных органов, которые просто часто прислуживают им. И мы прекрасно понимаем, что кроме нас самих нам больше никто никогда эту защиту не даст. Ни Бог, ни царь, ни закон – уже никто, только мы сами».

Друзья Стаса говорят, что для них эти слова теперь – как завещание1 (Более полный вариант статьи опубликован в журнале: Большой город. 2009 г. 11 февраля.).