Обмен опытом и анархические культуры

В то время как передача знаний и практическое обучение часто переходят одно в другое, философия, лежащая в основе этих двух типов обмена опытом, указывает на особые анархические культуры. В одном из своих наиболее подробных рассуждений о передаче знаний как о практике недоминирования, Кропоткин утверждал, что генерирование знаний и обмен ими могут способствовать не только транснациональному образованию, но и распространению анархии как практики низового уровня. Опираясь на работы географа Александра фон Гумбольдта, он провел различие между местными знаниями, или Heimatkunde (нем. «краеведение»), и глобальными знаниями, или Erdkunde (нем. «география»), чтобы представить себе процесс создания транснациональных знаниевых сообществ. Люди вовлекаются в эти сообщества с самого детства и участвуют в них на протяжении всей взрослой жизни, обеспечивая платформу для развития обучения снизу. Каждый узнает о местности, в которой живет, и о мире за ее пределами посредством обмена знаниями. Обучение происходит благодаря диалогу и свободному распространению идей, отказу от авторских прав, а также посредством путешествий и межкультурных обменов. Местные жители получают возможность формировать свою среду обитания, применяя полученные знания о других локациях к своим собственным и обмениваясь практическим опытом. Культуролог Надин Уиллемс говорит об «интеллектуальных зонах сопряжения» и «перетекании идей», характеризующих, например, взаимодействие Реклю и японского философа и активиста Исикавы Сансиро, казненного в 1911 году[147]. Именно так Кропоткин и представлял себе создание глобальной базы знаний.

Если этатистские культуры возлагали на интеллектуалов задачу выбирать оптимальные пути социального развития, то анархические культуры предоставляли местным жителям самим определять свою жизнь. Кропоткин полагал, что язык обусловливает различные способы познания, и потому считал возможным развивать глобальное знание с разных точек зрения, а не только с западной или европейской. Толстой аналогичным образом подходил к переводу — как к диалогу или беседе. Будучи самым переводимым автором в Японии на рубеже XIX — ХХ веков, он продвигал подход, который бросал вызов «неравноправным отношениям» и поддерживал «транснациональный обмен, осуществляемый на равных основаниях». Позиция Толстого «подразумевала неиерархический миропорядок, выходящий за пределы эпистемологических рамок отношений между Востоком и Западом». В частности, в его представлении «создание базы знаний опиралось на взаимные первые и повторные переводы как действие и реакцию, высказывание и ответ, определение и переопределение». Этичная лексика «согласовывалась между языками с целью создания новых языков. Таким образом, перевод получался разнонаправленным и диалектичным, стирая различие между "оригиналом" и "переводом"»[148]. Для Кропоткина такой обмен и представлял собой «науку». «Ученые Западной Европы станут возражать против этого», — утверждал Кропоткин, однако подлинные ученые должны осознать, что обучение предполагает «доведение важнейших работ, написанных на любом языке, до сведения всего научного мира»[149].

Анархисты, в меньшей степени увлеченные передачей знаний, тоже имеют видение развития анархических культур в глобальном масштабе. Однако там, где приоритет отдается практическому обучению, анархические культуры, как правило, увязываются с построением транснациональных общностей, а не с развитием глобальной базы знаний. Анархическая культура недоминирования поддерживается через сети, реальные и виртуальные, а также посредством участия в местных акциях сопротивления. Эти общности связывает одинаково негативное отношение к любым формам господства: и к неолиберальной экономике, и к авторитарному правлению. Географ и социальный теоретик Саймон Шпрингер называет недавние волны освободительной борьбы, организованные местными жителями «снизу», чтобы бросить вызов верховенству элиты и капиталистической эксплуатации, сугубо обучающими. Проводя акции в общественных местах, участники открывают в себе «и силу, и демос[8]». Этот вид освобождения «следует понимать как пробуждение, (повторное) открытие силы, глубоко уходящей корнями в процессы мобилизации и трансформации»[150].

Ожидаемое воздействие этих двух типов обмена опытом вполне сопоставимо. В обоих случаях реализуется преобразующая сила обучения. Кропоткин говорил об исчезновении границ между классами. Общность, создаваемая передачей знаний, дает беднякам надежду, укрепляет пролетарские движения сопротивления и трансформирует представителей интеллигенции и рабочих. Устраняя предрассудки интеллектуалов относительно социальной неполноценности рабочих и недоверие рабочих к социально привилегированным элитам, передача знаний стирает границы между «нами» и «ними» и пробуждает чувство солидарности — «мы»[151]. Реализуемая в глобальном масштабе, передача знаний смягчает религиозный и националистический антагонизм, поощряемый церковью и государством. В не так давно вышедшем исследовании сопровождения Стотон Линд объясняет, что активисты из привилегированных слоев «исподволь оказывают несомненно полезную услугу» эксплуатируемым группам и что это подразумевает взаимный обмен и обучение. «Журналист, министр, врач, юрист, учитель» должны «испытывать глубокое уважение к мнению и взглядам своих коллег». Их отношения строятся на стремлении сделать общее дело, а не на том, как бы обслужить клиента, избегая критики даже вопреки логике и фактам[152].

Отдавая предпочтение практическому обучению, активисты движения солидарности мигрантов утверждают, что обмен опытом подразумевает взаимный процесс, а не односторонние наставления. Это межкультурный обмен, поддерживающий анархическую этику взаимопомощи. Этичность практического обучения, как и самой анархической науки, способствует созданию местных и глобальных сетей на основе чувства родственности и принципов организации движений. Активисты движения борьбы с бедностью в Онтарио строят свою деятельность исходя из того, что «организаторы становятся частью сообществ, в которых работают в первую очередь как такие же малоимущие, а также как живущие неподалеку и принадлежащие к рабочей среде»:

«Мы не посторонние, и мы понимаем, что ничем не лучше тех, с кем организовываем работу. Мы не считаем, что лучше знаем потребности человека, чем он сам, однако признаем: у нас есть определенные навыки и знания, составляющие ценный актив. Большинство наших организаторов и участников сами являются или являлись получателями социальной помощи или низкооплачиваемыми работниками, и у нас есть глубокое понимание того, как работает система и какое влияние она оказывает на людей. Люди, с которыми мы организовываем работу, — не "клиенты". Они — те, с кем мы объединились в борьбе»[153].

В обоих форматах обмен опытом является частью эффективного цикла, «круга добродетели», что-то вроде бакунинского «постоянного обмена взаимным, временным, а главное, добровольно признаваемым авторитетом и подчинением». Он способствует непрерывному образовательному процессу, направленному на борьбу с доминированием и продвижение анархических общественных преобразований.