Анархизация и жертвенность

В 1891 году штирнерианец Джон Генри Маккей опубликовал художественный текст о жизни лондонских анархистов[17]. В нем была описана продолжительная дискуссия между двумя вымышленными персонажами — представителями двух влиятельных полярных течений в анархизме — коммунистом Отто Траппом и индивидуалистом Карраром Обаном. История повествует о разочаровании Обана коммунизмом и его обращении к эгоизму. В молодости он был увлечен идеей разрушения старого мира и потому «нашел прибежище» в «главном принципе» коммунизма — «Каждому по потребностям, от каждого по способностям!», — который действовал как целительный эликсир.

«И в его мечтах возникала конструкция будущего человечества — высокая, широкая, красивая… Все будут довольны: все надежды сбудутся, все желания исполнятся. Труд и обмен станут добровольными; ничто не будет определять ни их пределы, ни даже их ценность. Земля станет принадлежать всем поровну. Каждый будет иметь на нее право, такое же, как право быть человеком. И он вознес эту воображаемую конструкцию, вознес ее до небес»[379].

Однако после долгих душевных метаний Обан приходит к выводу, что анархический коммунизм репрессивен, лицемерен и абсолютно разрушителен. Он требует, чтобы его защитники целиком отдавали себя идее, и тем самым связывает их непосильными обязательствами. Обещание всеобщего освобождения становится формой нравственного шантажа, посредством которого верующих склоняют к поощрению суицидальных актов, совершаемых другими верующими. На первомайском митинге в память о казни анархистов Хеймаркета Обан «задумался о героизме этих мучеников, об их молчаливой жертвенности и беззаветной преданности идее»[380]. Их дело переставало быть его делом. Он говорит Траппу: «Я все больше и больше начинаю жить для себя… Что мне делать в клубах? Эти длинные речи, всегда на одну и ту же тему, — для чего они? Все это утомляет»[381].

Вложив эти слова в уста Обана, Маккей приравнял жертвенность к подчинению, то есть к положению обманутого. Он связал анархию с отстаиванием своих прав и отказом от жертвоприношения.

Действительно ли анархизация настолько связана с жертвенностью? Утияма Гудо, буддийский священник школы Сото-дзен, казненный за участие в заговоре против императора в 1911 году, придерживался иного мнения. Он утверждал, что жертвоприношение состоит не в подчинении себя какой-то овеществленной цели, иллюзии или призраку, а в том, чтобы жить в соответствии с собственными принципами. Вот что он писал из тюрьмы:

«Верующий человек по имени Шакьямуни [Будда] отказался от престола и стал нищим; философ Диоген всю жизнь провел в бочке. Оба прожили жизнь, полную радости и наслаждения, которые не в силах был отнять даже император. Иисус Христос был казнен на кресте, но радовался смерти, утверждая, что она искупит людские грехи. Те, кто действовал согласно своим принципам, — счастливые люди. Таким образом, разве активное участие в различных движениях с целью, одинаково важной для всех людей — чтобы каждый в этом обществе мог трудиться в справедливых условиях и по справедливости получать одежду, пищу и кров, — не является формой действия в соответствии со своими принципами? Даже орошая своей кровью эшафот, подвергаясь оскорблениям на кресте или заканчивая дни в камере подземной тюрьмы на Хоккайдо, где зимний ветер пронизывает до костей, можно оставаться спокойным, словно ничего не происходит, просто потому, что ты всегда действовал согласно своим принципам, а это и есть то, что называется счастьем»[382].

Споры вокруг жертвенности не утихают между анархистами до сих пор. В них они, как правило, стремятся доказать, что анархизм — не то, за что принимал его Маккей. Однако, отрицая жертвенность, анархисты рискуют упустить из виду те изменения, которых требует анархия. Анархизация — это не только пробуждение желания иметь альтернативы, но и участие в проектах их реализации. Очевидно, что требовать жертвенности от людей противоречит самим принципам анархизма, однако было бы лукавством заявлять, что анархия вовсе не подразумевает принесения жертв, в той или иной форме. Этой жертвой может быть личное время, потраченное на участие в акциях солидарности или на обмен знаниями и навыками; еда, кров, лекарства, одежда или сопровождение нуждающихся в этом людей; помощь людям без документов в пересечении границ; письма заключенным или поддержка сопротивления полицейскому произволу[383]. Сюда же может относиться и добровольный отказ от самообогащения или неуемного потребления. И если уж говорить обо всем разнообразии задач и намерений, то анархизация требует также неустанного прагматизма.

Шансы на анархизацию наших социальных отношений и институтов намного выше, чем вероятность полной замены государства анархией. Одним из важнейших компонентов этого процесса является укрепление доверия, и здесь анархизм преуспевает. Перефразируя Пола Гудмана, анархизм в изобилии выдвигает как утопические идеи, так и практические предложения. Он дает множество вдохновляющих примеров для подражания, готовые идейные инструменты, объясняющие, как именно действовать и почему, а также, как утверждала Вольтарина де Клер, сдерживает избыточный оптимизм в отношении будущих преобразований. Сегодня анархизм говорит нам о том, что нынешняя несправедливость — это справедливость, как она понималась когда-то в прошлом и была осознана лишь благодаря бесстрашному обличению и попыткам изменить ситуацию посредством прямых действий.