ПОСЛЕСЛОВИЕ. ИСТОРИЧЕСКИЕ СУДЬБЫ АНАРХО-СИНДИКАЛИЗМА

Основу понятия прогресса следует искать в идее катаст­ рофы. То, что все «так продолжается», —есть катастро­ фа... Идея Стриндберга: ад —это не то, что нам предсто­ ит, — но эта жизнь здесь'.

Маркс утверждает, что революции — это локомотивы мировой истории. Но, возможно, дело обстоит совсем наоборот. Возможно, революции —это когда едущий в этом поезде род человеческий хватается за стоп-кран2.

Вальтер Беньямин, немецкий философ

Вопреки надеждам анархистов, мировая война не переросла в со­ циальную революцию, а, наоборот, способствовала укреплению национальных государств. В Восточной Европе, занятой советски­ ми войсками, либертарии и синдикалисты подверглись репрессиям. В большинстве западных стран они получили возможность легаль­ ной деятельности. Но возрождения анархистского и анархо-синди- калистского движения как массовой силы не произошло. В Запад­ ной Европе утвердилась система социального партнерства в рамках

«демократического корпоративизма» —сотрудничества между вла­ стью, предпринимателями и профсоюзами.

Спад анархо-синдикализма нередко объясняют тяжелыми реп­ рессиями, которые пали на него со всех сторон. Действительно, крупнейшие либертарные рабочие союзы в Италии, Португалии и Испании были сметены фашистскими или военными диктатурами. Систематические репрессии, продолжавшиеся десятилетиями, раз­ били структуры движения. Сменились целые поколения, и моло­ дежь, которая пришла в общественную жизнь в другие исторические эпохи, уже не имела ни прежних традиций, ни прежних навыков борьбы. Правда, в Аргентине и Уругвае первые удары диктатур не были столь продолжительными, но они поразили рабочих-анархи- стов в самый болезненный переломный момент. Революционные организации трудящихся, сжавшись под ударами сверху до ядра в несколько тысяч активистов, не смогли вновь расширить свои ряды, когда стремительная индустриализация 1940—1950-х гг. в де­ сятки раз увеличила численность наемных работников и букваль­ но растворила эти островки в огромной волне новых пролетариев, не имевших опыта прямого действия и идейной убежденности сво­ их предшественников. А новые систематические преследования со стороны перонистской диктатуры в Аргентине не позволили рабо­ чим анархистам поднять голову и распространить свои методы и знания о своих целях. Организации постепенно, но неумолимо та­ яли, изнемогая в неравной борьбе.

Но одного лишь правительственного террора было бы, веро­ ятно, недостаточно, чтобы остановить столь мощный и радикаль­ ный поток. «Более глубокое объяснение исчезновения синдика­ лизма как массового движения должно принимать во внимание не только временные факторы, такие как государственные репрес­ сии, но и изменения в капиталистическом обществе», —справед­ ливо замечают современные исследователи Марсель ван дер Лин- ден и Уэйн Торп3.

Анархо-синдикализм как направление в рабочем движении и одновременно —как массовая форма анархизма стал продолжени­ ем традиции антиавторитарного крыла Первого Интернационала, которое обычно связывают с именем Михаила Бакунина и его со­ ратников. Он появился и обрел силу на изломе времен, в период глубоких социальных, экономических и политических перемен — в первые десятилетия XX века. В странах, образовывавших «центр» мировой индустриально-капиталистической системы, происходил переход к развитому индустриальному обществу, а на «периферии» и «полупериферии» еще только разворачивался процесс индустри­ ализации4. Стремительные общественные изменения нередко ока­ зывались весьма болезнелными для трудящихся, принуждая их оставлять традиционные занятия и образ жизни и отправляться работать на фабрики, зачастую в тяжелых условиях. Бывшие сельс­ кие труженики отрывались от привычной, веками устоявшейся среды, а некогда квалифицированные рабочие-ремесленники страдали от все более узкой специализации и деквалификации труда. Сознание людей тяжело переносило растущее отчуждение и атомизацию человеческой личности в возникавшем «массовом обществе»5.

Рабочее движение возникло в значительной мере как сила, аль­ тернативная по отношению к индустриально-капиталистической системе. Как замечал итальянский социолог Марко Ревелли, оно и «современное государство при своем возникновении противостоли друг другу, как противоположности»6. Конечно, это противо­ поставление могло выглядеть по-разному, более (как в случае с английскими луддитами, которые сопротивлялись внедрению фаб­ ричной системы) или менее радикально (в виде рабочих обществ взаимопомощи, взявших на себя регулирование социальной сфе­ ры). Но почти всегда это «раннее» движение трудящихся опиралось на еще сохранявшийся от доиндустриальных, ремесленно-цеховых времен дух независимости, общинности и коллективизма, который противостоял фабричному деспотизму. Разделение труда еще не доходило до тейлористской фрагментации, и квалифицированным трудящимся, хорошо представлявшим себе свою работу, ее ход и цели, вполне доступна была мысль о том, что они сами могут конт­ ролировать развитие производства. С другой стороны, государст­ венные механизмы социальной интеграции еще не получили достаточного развития, социальная сфера почти полностью конт­ ролировалась институтами и организациями движения трудящих­ ся (ассоциациями, синдикатами, «биржами труда» и т.д.), которые нередко рассматривались как основа для возможной самоуправлен- ческой альтернативы. Именно на этой основе сложилось массовое революционно-синдикалистское и анархо-синдикалистское рабо­ чее движение.

В общественных реалиях того времени имелось устойчивое ме­ сто для радикальных социальных течений, которые выступали —в той или иной мере — за устранение, демонтаж или радикальное преобразование индустриально-капиталистической системы. Хотя большинство революционных синдикалистов и анархистов отнюдь не были свободны от определенных индустриалистско-прогресси- стских мифов и представлений, все же их общественный проект был в целом ориентирован на разрыв с системой и замену ее но­ вым общественным устройством на основе самоуправления и при­ нятия решений путем согласования, «снизу вверх».

Эти взгляды во многом совпадали в тот период с настроения­ ми рабочей массы. Американский социальный исследователь Мюррей Букчин отметил некоторые основные черты этого «про­ летарского социализма» эпохи до Второй мировой войны: «С од­ ной стороны, он происходит из превращения капитализмом мно­ гих в основном автономных ремесленников в индустриальных рабочих во взрывные годы промышленной революции7. С другой — на него как на движение, помимо всех теорий, оказало влияние его происхождение из сел и маленьких городов, особенно пролетари­ зация крестьянства... То, что эти докапиталистические культуры с их связанными с природой ритмами и ценностями были перенесены в промышленные города, имеет решающее значение для объяс­ нения характера их недовольства и радикализма... Эта сельская подоплека породила очень сложную мозаику взглядов, ценностей и соотношений между доиндустриальными и индустриальными культурами, которая зажигала в мужчинах и женщинах... неугаси­ мый, почти апокалиптический огонь... Пролетариат конца XIX — начала XX в. был совершенно особым социальным явлением. Эти люди были деклассированными (не люмпенизированными, но именно воспринимающими себя как нечто чуждое, «иное». —В.Д.) по своему мышлению, спонтанными по природной естественнос­ ти своего поведения; они были ожесточены утратой своей автоно­ мии и формировались под влиянием ценностей утерянного ремес­ ленничества, любви к земле и общинной солидарности. Отсюда шел сильный революционный дух, поднимавшийся в рабочем дви­ жении»8.

Мы проследили историю революционно-синдикалистского и анархо-синдикалистского движения в мире в первой половине XX века и можем теперь сделать обоснованный вывод о том, что его нельзя рассматривать как какое-либо незначительное, маргиналь­ ное явление, как экстравагантные выходки «экстремистских груп­ пировок» или выдумки салонных интеллектуалов. Это было движе­ ние с прочными и крепкими социальными корнями, которому удалось не только увлечь сотни тысяч или миллионы наемных ра­ ботников, но и наложить временами решающий отпечаток на ход исторических событий (особенно в революционные моменты). И все же оно не смогло повернуть руль истории в свою сторону. Ко­ нечно, стратегические и тактические ошибки участников, теорети­ ческая неясность и неразработанность многих проблем, острое внутреннее противоборство в его рядах также сыграли свою роль. Но главное, как кажетсЙ? было,не в этом. Что-то менялось в самом мире —быстро, часто даже неуловимо и незаметно для современ­ ников событий.

По мере завершения формирования основ индустриальной си­ стемы стали нарастать тенденции, создававшие благоприятные ус­ ловия для большей интеграции трудящихся масс в существующую систему. Сюда следует отнести прежде всего углубление фабрично­ индустриального разделения труда, соответствующую фрагментацию трудового процесса, размывание прежнего костяка квалифициро­ ванных «рабочих-ремесленников» за счет новых слоев работников, меньше ориентирующихся в процессе производства в целом.

Лишь немногие анархо-синдикалисты сознавали грозившую их движению опасность. К ним относился, к примеру, видный теоретик и многолетний секретарь анархо-синдикалистского Интерна­ ционала Рудольф Роккер, уже в 1931 г. предупреждавший о негатив­ ном влиянии рационализации капиталистического производства на рабочий радикализм. Действительно, как отмечают исследователи, начавшаяся с 1920-х годах и бурно продолжавшаяся после Второй мировой войны автоматизация производственных процессов, сим­ волом которой стало широкое внедрение конвейерных методов, способствовала крайней специализации и раздроблению труда на частичные операции. Новый социальный тип «массового специа­ лизированного рабочего» не понимал смысла производства в целом и не выдвигал поэтому требований о целостном контроле над ним. Ось социального противоборства сместилась из сферы производ­ ства с ее проблемами содержания труда и независимости произ­ водителя в сферу распределения произведенного прибавочного про­ дукта и потребления. Соответственно наметился упадок тех течений в рабочем движении, которые выступали как альтернатива по от­ ношению к индустриально-капиталистической системе и ориенти­ ровались именно на борьбу за контроль трудящимся над производ­ ством9. Как заметил в этой связи Букчин, «резко изменились социальный состав, политическая культура, наследие и цель про­ летариата... Рабочий класс полностью индустриализировался, а не радикализировался, как надеялись социалисты и анархо-синдика­ листы»10.

Мы можем сегодня только гадать, что было бы, если бы рево­ люционное движение трудящихся, как призывали рабочие-анархи­ сты из Аргентинской региональной рабочей федерации (ФОРА), остановило развитие «капиталистического индустриализма» в пе­ реломный момент 1920—1930-х гг., пока оно не зашло «необрати­ мо» далеко. Шансы на это если и были, то не реализовались. Ре­ альное, — говорил Кьеркегор, —это уничтоженное возможное.

Вторым существенным фактором можно считать широкие со­ циальные реформы, которые в течение XX века были проведены в большинстве стран мира, значительно изменив лицо индустриаль­ но-капиталистической модели и способствуя далеко идущему ого­ сударствлению социальной сферы. Эти меры были предприняты в значительной мере под давлением радикальной борьбы трудящих­ ся: она — исторический парадокс! — превратилась в «мотор» ин­ теграции рабочего движения в существующую систему11. Прибегая к предоставленным государством механизмам трудового законода­ тельства, арбитража, судов и т.д., наемным работникам нередко удавалось добиться от предпринимателей уступок, каких они не могли завоевать в ходе многолетней, полной жертв борьбы.