Глава V. Махновщина

Махновщина

Революционное повстанческое движение крестьян и рабочих Ук­раины имело вначале характер бушующего моря. По всему не­объятному бассейну Украины массы бурлили, шли к боям восстанию. Они убивали зарвавшихся помещиков, представителе власти, изгоняли их из пределов своей среды. Господствовала раз­рушительная сторона движения. Положительная сторона как бы отсутствовала. Ясного определенного плана строительства свободной жизни крестьян и рабочих движение еще не указывало. Но постепенно, в процессе своего развития, оно выявляло и оформляло свое лицо. С момента объединения большинства повстанческих потоке под руководством Махно оно приобрело единство, нашло свой твердый остов, хребет. Начиная с этого момента оно становится вполне законченным, ярко выраженным социальным движением, имеющим свою определенную идеологию и свой план строительства народной жизни. Это — наиболее могучий, высший период революционного повстанчества, махновщина.

Характерными, специфическими сторонами этого движения яв­ляются: глубокое недоверие к нетрудовым или привилегированны* группам общества; недоверчивое отношение к политическим партиям; отрицание диктатуры над народом какой бы то ни было организации; отрицание принципа государственности; полное самоуправление трудящихся у себя на местах. Конкретной и начальной формой этого самоуправления будут вольные трудовые советы крестьянских и рабочих организаций. «Вольные» в них означает то, что они должны быть совершенно независимы от какой бы то ни было центральной власти, входя в общую хозяйственную систем) на основах равенства. «Трудовые» означает то, что они должны строиться на базисе труда, включать в себя только тружеников, их интересам и воле служить, не давая никакого места в себ политическим организациям. (См. «Общие положения махновцев о Вольном Совете рабочих и крестьянских организаций»). Таков знамя, с которым махновщина выступила на арену социальной борьбы. Махновщина зародилась в бурную пору украинской действи­тельности, летом 1918 года, когда все крестьянство кипело повстанием. С первых дней своего зарождения и до последнего времени ей ни одного дня не пришлось быть в мирной обстановке. В силу этого ее рост и развитие пошли особенным, двойным путем — путем внедрения в широкие массы основных идей ее и путем на­растания и укрепления военных сил. С момента объединения всех военно-революционных отрядов в одну армию последняя стала еди­ной революционной армией масс. Боевая обстановка Украины по­служила причиной того, что все лучшие организационные силы движения влились в армию. Последняя невольно стала одновре­менно и вооруженной самоохраной крестьян, и вождем всего их движения, их революционным авангардом. Она развила наступле­ние на помещичью контрреволюцию, разрабатывала план этого на­ступления, давала лозунги момента. Никогда она при этом не была самодовлеющей силой. Всегда воспринимала революционные идеи широких масс, охраняла их интересы. И массы крестьянства, со своей стороны, считали ее главным руководящим органом во всех случаях своей жизни[8]*.

Отношение махновщины к государственной власти, к поли­тическим партиям, к непроизводящим группам становилось и от­ношением крестьянства ко всему этому. И наоборот — интересы беднейшего крестьянства и рабочих, их боли и думы становились интересами, болями и думами махновщины. Так, при взаимном воздействии, шло развитие махновского движения, ставшего вскоре огромным социальным явлением русской жизни.

В октябре и ноябре 1918 года отряды Махно повели повсеме­стное наступление на гетманскую контрреволюцию. К этому вре­мени войска австро-германцев под влиянием происшедших на их родине политических событий были достаточно разложены, утра­тили свою энергию и силу. Этим воспользовался Махно. Он вступил в договорные, нейтральные отношения с теми частями этих войск, которых коснулся дух революции. Такие части легко под­давались разоружению, чем махновцы пользовались, вооружаясь за их счет. Где не удавалось ладить с австро-германцами добром, Мах­но боями вытеснял их из района. С упорным трехдневным боем было занято им в последний раз Гуляй-Поле. В нем он оконча­тельно закрепился и организовал основной штаб армии. Всюду чув­ствовался близкий конец гетмана, и крестьянская молодежь

Войск гетмана в районе не было. Государственная варта разбе­жалась при виде необычайного роста повстанческой армии. Последняя осталась одна в громадном районе. Но гетман еще держался в Киеве. Тогда Махно двинулся со своими частями к северу, занял узловые станции Чаплине, Гришино, Синельниково, дошел до Пав4 лограда и свернул затем на запад в сторону Екатеринослава. В этом районе он столкнулся с петлюровскими властями.

Петлюровцы, захватившие власть в целом ряде городов, почи­тали себя подлинными хозяевами страны. Из множества крестьян! ских отрядов они сформировали свое войско, затем объявили повсеместную мобилизацию в целях создания регулярной государ­ственной армии. Махновское движение они сочли эпизодом в общей украинской революции и надеялись втянуть его в сферу своего влияния и руководства. Они послали Махно ряд политических вош росов: о том, как он смотрит на петлюровщину и на власть по­следней, как представляет себе политическое устройство Украины, не находит ли он желательным и полезным работать совместно с ними в деле создания независимой Украины. Ответ Махно и его штаба был краток. Петлюровщина, по их мнению, есть движение украинской национальной буржуазии, с которой им, крестьянам и революционерам, совсем не по пути. Украина должна быть постро­ена на принципе труда и независимости крестьян и рабочих от всякой политической власти. Не объединение, а лишь борьба может; быть между народным движением махновщиной и буржуазным дви­жением петлюровщиной.

Вскоре после этого Махно идет на Екатеринослав для из­гнания оттуда петлюровской власти. У последней там были зна­чительные военные силы. Кроме того, защищенные Днепром, петлюровцы могли оказаться неуязвимыми в этом городе. Отряды Махно стали в Нижне-Днепровске. Там же находился и городской комитет партии коммунистов-большевиков, располагав-! ший местными вооруженными силами. Личность Махно в эта время была известна по всему округу, как личность заслужен­ного революционера-героя и талантливого военного руководителя. Комитет коммунистов-большевиков предложил ему взять на себя командование их рабочими и партийными отрядами. Это пред­ложение Махно принял.

Как часто с ним бывало раньше и впоследствии, он прибег к военной хитрости. Нагрузив состав поезда своими войсками, он пустил его, под видом рабочего поезда, через днепровский мост прямо в город. Риск был огромный. Узнай петлюровцы про эту хитрость за несколько минут до остановки поезда, они могли бы! его целиком полонить. Но этот же риск прокладывал махновцам путь к победе. Поезд въехал прямо на городской вокзал, где революционные войска неожиданно выгрузились, заняли станцию в ближайшую часть города. В самом городе произошло ожесточенноесражение, окончившееся поражением петлюровцев. Однако через несколько дней вследствие недостаточной бдительности гарнизона махновцев город пришлось вновь сдать петлюровцам, подошедшим новыми силами со стороны Запорожья. При отступлении, в Ниж­не-Днепровске, на Махно дважды производилось покушение. Оба раза подброшенные бомбы не разорвались. Армия махновцев от­ступила в район Синельникова. С этого момента на северо-запад­ной границе махновского района создался фронт между махновцами и петлюровцами. Однако войска последних, состоявшие в большин­стве из крестьян-повстанцев и насильно мобилизованных, стали быстро разлагаться при соприкосновении с махновцами. И в скором времени фронт был ликвидирован. Громадные тысячеверстные про­странства были освобождены от всяких властей и войск.

Государственники боятся свободного народа. Они утверждают, что народ без власти потеряет якорь общественности, рассыплется и одичает. Это, конечно, вздор. Он говорится бездельниками, лю­бителями власти и чужих трудов или слепыми мыслителями бур­жуазного общества. Освобождение народа действительно означает вырождение и одичание, но не народа, а тех, кто благодаря власти и привилегиям живет трудом рук его, соком его сердца. На примере русской революции мы видим, как тысячи семейств из привилеги­рованного сословия — чистых, сытых и холеных — пришли к упадку и одичанию. Революция отняла у них прислугу, и они через месяц-два покрылись грязью, запаршивели. Освобождение народа ведет к одичанию тех, кто вырос на его рабстве. Народ же с момента полной свободы лишь начинает жить и усиленно раз­виваться. Крестьянство гуляй-польского района как нельзя лучше показало это. В течение шести с лишним месяцев — с ноября 1918 по июнь 1919 г. — оно жило без всякой внешней политической власти и не только не утратило общественной связи в своей среде, но, наоборот, выдвинуло новую, более высокую форму обществен­ности — свободную трудовую коммуну и свободные советы трудя­щихся.

По изгнании из района помещиков земля оказалась в руках крестьянства. Однако многие из крестьян сознавали, что на этом дело еще не кончается, что недостаточно захватить клок земли и успокоиться на нем. Суровая жизнь говорила, что со всех сторон их подстерегают враги, и учила держаться вместе. В ряде мест стали проявляться попытки организовать общественную жизнь ком­мунально. Несмотря на враждебное отношение крестьян к казен­ным коммунам, во многих местах гуляй-польского района возникли крестьянские коммуны с названием «трудовая» и «свободная». Так, при селе Покровском была первая свободная покровская коммуна имени Розы Люксембург. Участники ее были сплошная «голота». Вначале в нее входило несколько десятков человек, а потом дошло До трехсот и более. Коммуна эта была создана местным беднейшим крестьянством, и ее название, посвященное памяти Розы Люксем­бург, указывает на отсутствие в организаторах ее какого бы то ни было партийною духа. Крестьяне с народной простотой и велико­душием почтили память неизвестной для них революционерки, му­ченически погибшей в революционной борьбе. Внутренняя же жизнь коммуны не имела ничего общего с тем учением, за которое боролась Люксембург. Она была построена на безвластных началах. Со своим развитием и ростом она начала оказывать большое вли­яние на местное крестьянство. Коммунистическая власть пробовала было вмешаться во внутреннюю жизнь коммуны, но не была до- пущена туда. Коммуна определенно назвала себя свободной, тру­довой, чуждой всякой власти[9].

В семи верстах от Гуляй-Поля, в бывшей помещичьей эконо­мии, была коммуна, объединявшая гуляй-польскую бедноту. Коми муна эта называлась просто коммуной № 1 гуляй-польскшв крестьян. Верстах в двадцати от нее находились коммуна № 2 l коммуна № 3. В ряде других мест возникли коммуны бедняков. Конечно, их было немного, они объединяли значительное мень­шинство населения, — главным образом тех, кто не имел своих прочных удобных хозяйств. Но ценным в них было то, что они возникли по почину самих крестьян-бедняков. Работа махновцев проявилась здесь лишь постольку, поскольку махновцы вообще ве­ли в районе пропаганду свободных коммун.

Коммуны создавались не по примеру, не на почве каприза, а исключительно на почве насущных потребностей крестьян, бывших, до революции ни с чем и приступивших после победы к органи­зации своих хозяйств на общинном начале. Это не были искусст­венные коммуны коммунистической партии, в которых обыкновенно работает случайно подобранный элемент, зря перево­дящий семена и землю, пользующийся всемерной поддержкой го­сударства и живущий, таким образом, трудом того народа, которого он собирается поучать труду. Это были действительно трудовые коммуны крестьян, выросших на труде и ценящих свое и чужое трудолюбие. В них крестьяне прежде всего работали, стараясь обес­печить себя ежедневным пропитанием. Кроме того, каждый нахо­дил в них необходимую моральную и физическую опору. Коммуны основывались на принципах товарищества и братства. Все — и мужчины, и женщины, и подростки — обязаны были равно тру­диться по мере своих сил. Организационные работы поручались одному, двум товарищам, которые, выполнив их, трудились потом наравне с остальными членами коммуны. Несомненно, коммуны имели эти черты потому, что возникли в трудовой среде и что развитие их шло естественным путем.

Однако ростки свободного коммунизма далеко не составляли всего общественно-хозяйственного строительства крестьян. Наобо­рот — эти ростки только пробивались. Независимо от этого, по­литическая обстановка требовала от крестьян общих усилий и общего напряжения в другой, смежной области. Необходимо было достигнуть единения не только в пределах того или иного села, но и в пределах целых уездов и губерний, входящих в состав осво­бодившегося района. Необходимо было достигнуть и решения воп­росов, общих для всего района. Для этого необходимо было создание соответствующих органов. И крестьяне не замедлили со­здать их. Районные съезды крестьян, рабочих и повстанцев стали такими органами. Этих съездов за время свободы района состоялось три. На них крестьянство успело сплотиться, осмотреться вокруг, определить стоявшие перед ним хозяйственные и политические за­дачи. На первом же районном съезде, происходившем 23 января 1919 года в с. Б. Михайловка, крестьяне обратили главное свое внимание на опасность петлюровщины и деникинщины.

Петлюровцы организовывали в стране новую государственность. Под обманным лозунгом защиты страны они проводили повсеме­стную мобилизацию, затягивая таким образом революционный на­род в узел нового рабства. Революционное крестьянство всего Приазовья решило энергично бороться с этой опасностью. Оно со­здало несколько отрядов и комиссий и послало их в район петлю­ровской директории с целью разъяснять там широким массам всю ложь новой демократической власти, призвать массы к неповино­вению этой власти, к бойкоту объявленной ею мобилизации и к продолжению повстания до свержения этой власти.

Деникинцы представляли собою еще большую опасность свобод­ному району. Они шли войной вообще на русскую революцию во всех ее видах и представляли собою один из потоков той общей контрреволюции, которая ставила себе целью восстановление раз­рушенной монархии. Эта контрреволюция вышла на свет божий, как только после низвержения царизма дворянское сословие мало-мальски пришло в себя и осмотрелось. Генералы Корнилов, Кале­дин, Краснов, Алексеев, Колчак и Деникин — это все вожди одной и той же общей монархической контрреволюции в России. Они — живые куски низвергнутой монархии. Хотя многие из них и при­бегали к демократическим лозунгам, шли под флагом учредитель­ного собрания, однако делали это только по тактическим соображениям. Отдавая дань времени, они надеялись таким образом успешнее пройти первые шаги по восстановлению монархии. Какой бы то ни было республиканский дух был им абсолютно чужд.

Второй районный съезд крестьян, рабочих и повстанцев собрался через три недели после первого; именно — 12 февраля 1919 года в с. Гуляй-Поле. На этом съезде всесторонне был обсужден вопрос °б опасности, надвигавшейся на свободный район со стороны контр­революции Деникина. Армия последнего состояла из отборного контрреволюционного элемента — кадрового офицерства и старого казачества. Крестьяне прекрасно знали, как будет решаться спор между ними и этой армией. Поэтому они немедленно приняли меры для усиления своей самоохраны. Повстанческая армия мах­новцев имела к этому времени в своих рядах около 20 тысяч бой­цов-добровольцев. Многие из них были крайне переутомлены и истрепаны, участвуя в течение 5-6 месяцев в беспрерывных боях. Между тем деникинцы быстро усиливались и нависали над свобод­ным районом огромной опасностью. Ввиду этого второй съезд кре­стьян, рабочих и повстанцев постановил организовать добровольную уравнительную мобилизацию по району за 10 лет. Мобилизация предполагалась добровольной, основанной на совести и добром пожелании каждого. Постановление съезда о ней имело лишь тот смысл, что съезд своим авторитетом подчеркивал не­обходимость пополнить повстанческую армию свежими бойцами[10]*. «Уравнительная» в этой мобилизации означало то, что крестьяне разных сел и волостей брали на себя обязанность поддерживать армию бойцами на равных приблизительно основаниях.

Как только среди крестьян были распространены резолюции съезда о добровольной мобилизации, каждое село стало слать в Гуляй-Поле массы свежих добровольцев, изъявивших желание идти на деникинский фронт. Определилась огромная цифра таких бой­цов. Между тем в районе не было вооружения, из-за чего не уда­лось вовремя сформировать новые повстанческие части. Это роковым образом отозвалось на судьбе района во время общего наступления деникинцев в июне 1919 года. Но об этом речь ниже.

Для общего руководства борьбой с петлюровцами и деникинца-ми, а также для задач внутренней общественной связи, информа­ции и отчета, для проведения в жизнь разнообразных постановлений съездов на втором съезде был создан Районный Во­енно-революционный Совет крестьян, рабочих и повстанцев. В него вошли представители 32 волостей Екатеринославской и Тавриче­ской губерний и от повстанческих частей. Он охватывал всю ме­стность свободного района, ведал, по поручению съездов, всеми делами общественно-политического и военного характера и являлся как бы высшим органом всего движения. Но он ни в малейшей степени не был органом властным. Он получил только исполни­тельную функцию. Роль его — выполнять наказы и постановления съездов рабочих и крестьян. В любую минуту он мог быть распущен тем же съездом, то есть прекратить свое существование.

С образованием Районного Совета общественная деятельно в районе пошла интенсивнее. Во всех селах поднимались и реша­лись вопросы, общие для всего района. Главными вопросами были: военный, продовольственный и вопрос местного самоуправления. Мы говорили уже о военных мерах, предпринятых крестьянами в связи с обстановкой момента и местности. Продовольственный воп­рос в полном масштабе — для всего населения района — пока не решался. Решение его в таком объеме предполагалось на 4 район­ном съезде крестьян, рабочих, повстанцев и красноармейцев, со­зывавшемся на 15 июня 1919 г., но объявленном советской властью вне закона. Об этом — ниже. Что же касается повстанческой ар­мии, то содержание ее крестьянство брало на себя. В Гуляй-Поле был организован центральный отдел снабжения армии, куда с раз­ных концов доставлялись продовольствие и фураж, направляемые затем оттуда на фронт.

В отношении органов общественного управления крестьяне и рабочие всего района держались идеи Вольных Трудовых Советов. В отличие от политических советов большевиков и прочих социа­листов, вольные советы крестьян и рабочих должны быть органами общественно-экономического самоуправления. Каждый такой совет является исполнителем воли местных тружеников и их организа­ций. Между собою советы вступают в необходимую связь, образуя высшие — в хозяйственном и территориальном отношении — ор­ганы народного самоуправления.

Однако повсеместная боевая обстановка района крайне затруд­няла создание этих органов, и в своем чистом виде организация их ни разу не была доведена до конца.

Общие положения о Вольном Совете крестьян и рабочих удалось впервые отпечатать лишь в 1920 году. До этого же в «Декларации» реввоенсовета армии махновцев, в главе о Вольном Советском строе, были даны общие начала трудовых советов крестьян и ра­бочих.

Мы видим, таким образом, как широкое крестьянство и часть рабочих, освободившись от режима гетмана и других властей, вдум­чиво и деловито подошли к громадному делу построения новой жизни; как они, будучи в окружении разнообразных враждебных сил, здраво и верно принимали меры защиты от них своего оза­ренного лучом свободы района. Возникновение ряда свободных тру­довых коммун, стремление создать органы общественного и экономического самоуправления являлись первыми шагами кресть­ян и рабочих в построении их свободной и независимой жизни. Нет никакого сомнения в том, что вся масса трудящихся, оставаясь свободной, пошла бы по этому пути, внесла бы в свое строительство много здорового, самобытного и мудрого, соорудив тем самым фун­дамент подлинно свободного трудового общества.

Но на район уже надвигался исконный враг труда и свободы — власть. С севера двигалась государственная армия коммунистов-большевиков, с юго-востока — армия генерала Деникина.

Первыми пришли деникинцы. Еще в период борьбы крестьян с гетманом и в особенности в первые дни низвержения его, с Дона и Кубани просочились на Украину отдельные партизанские контр­революционные отряды генерала Шкуро и подошли к Пологам и Гуляй-Полю. Это была первая угроза освободившемуся району со стороны новой контрреволюции. Естественно, армия повстанцев-махновцев повернула свои силы в эту сторону. К этому времещ она состояла из нескольких полков пехоты и нескольких полков кавалерии, прекрасно организованных. Пехота в армии махновцев представляла собою исключительное, своеобразное явление. Вся она, подобно коннице, передвигалась на лошадях, но не верхом, а в легких рессорных экипажах, называемых на юге Украины «та­чанками». Выстроившись в ряд или в два ряда, эта пехота двигалась обыкновенно быстрой рысью вместе с конницей, делая в среднем по 60-70 верст в день, а когда надо было, — и по 90-100 верст.

Деникин, рассчитывая на запутанную украинскую обстановку, на борьбу петлюровской директории с большевиками, надеялся без особого труда занять большую часть Украины и поставить свой фронт, по крайней мере, первое время, — за северными пределами Екатеринославской губернии. Но он неожиданно наткнулся на упорную, хорошо организованную армию повстанцев-махновцев. После нескольких боев деникинские отряды стали отступать обрат­но в направлении Дона и Азовского моря. В короткий срок все пространство от Полог и до моря было освобождено от них. Мах-новские части заняли ряд важных узловых станций и города Бер­дянск и Мариуполь. Начиная с этого времени (январь 1919 г.), здесь создался первый противоденикинский фронт, — фронт, на котором махновская армия в течение шести месяцев сдерживала поток контрреволюции, лившийся с Кавказа. Он растянулся затем на сто с лишним верст, от Мариуполя по направлению на восток и северо-восток.

Борьба на этом фронте приняла упорный, ожесточенный харак­тер. Деникинцы, подражая махновцам, стали прибегать к парти­занскому способу действий. Отдельными конными отрядами они врывались в глубокий тыл района, производили там разрушения, пожарища и смерть, исчезали и вновь неожиданно появлялись уже в другом месте, производя подобное же разрушение. От этих на­бегов страдало исключительно трудовое оседлое население. Ему мстили за поддержку повстанческой армии, за несочувствие дени-кинцам, стараясь таким способом вызвать в нем реакцию против революции. Страдало от этих набегов также еврейское население, издавна живущее в приазовском районе самостоятельными колони­ями. Евреев отряды Деникина громили при каждом своем набеге, стараясь искусственно вызвать антисемитское движение, которое бы создало благоприятную почву для вторжения их на Украину. В этих контрреволюционных набегах особенно проявил себя гене­рал Шкуро.

Однако в течение четырех с лишним месяцев деникинцы, не­смотря на отборный состав войск и ожесточенность нападений, не смогли осилить повстанческие войска, преисполненные революци­онного огня и не менее деникинцев искусные в партизанской войне. Наоборот, очень часто генералу Шкуро приходилось попадать под такие удары повстанческих полков, что лишь отступление на 80-120 верст к Таганрогу и Ростову спасало его от полной катастрофы. У стен Таганрога махновцы были в это время не менее 5-6 раз.

Ожесточение и ненависть деникинских офицеров в отношении мах­новцев принимали невероятные формы. Пленных махновцев они подвергали различным истязаниям, рвали снарядами, и были слу­чаи, когда сжигали их на листах раскаленного железа[11]*.

Во время этой упорной четырехмесячной борьбы военный та­лант Махно ярко проявился. Славу талантливого полководца за ним признали и его враги — деникинцы. Это, конечно, нисколько не помешало генералу Деникину обещать полмиллиона рублей то­му, кто убьет Махно.

Революционное повстанчество было попыткой народных масс воплотить в жизнь неосуществленные замыслы русской революции. Оно являлось органическим продолжением массового движения ра­бочих и крестьян в октябре 1917 года и было проникнуто единством цели с этим движением и глубочайшим духом братства между тру­дящимися всех национальностей и областей.

Отметим следующий характерный факт. В начале 1919 года повстанцы-махновцы после ряда боев отбросили деникинские вой­ска к Азовскому морю, захватив у них около 100 вагонов хлеба в зерне. Первой мыслью Махно и штаба повстанческой армии было — послать все захваченные продовольственные трофеи го­лодающим рабочим Москвы и Петрограда. Широкая повстанческая масса восторженно приветствовала эту мысль. Хлеб, в количестве около 100 вагонов, был доставлен в Петроград и Москву в со­провождении махновской делегации, горячо принятой Московским Советом.

Большевики пришли в район махновщины значительно позже деникинцев. Повстанцы-махновцы дрались с последними уже в те­чение трех месяцев, выгнали их из своего района и провели линию фронта восточнее Мариуполя. Лишь после этого в Синельникове пришла первая дивизия большевиков во главе с Дыбенко.

Сам Махно и революционное повстанчество были для больше­виков неизвестностью. До этого в коммунистической прессе — мо­сковской и провинциальной — о Махно писали как об отважном повстанце, много обещающем в будущем. Его борьба, сначала с гетманом Скоропадским, затем с Петлюрой и Деникиным, заранее расположила в его пользу видных вождей большевизма. Им каза­лось несомненным, что революционные отрады махновцев, драв­шиеся против стольких разнообразных контрреволюций на Украине, вольются в красную армию. Поэтому они, не познако­мившись с Махно на месте, заранее восхваляли его, предоставляя Для этого столбцы своих столичных газет. В духе этих восхвалений произошла первая встреча большевистского военного командования с Махно (март 1919 г.). Ему немедленно было предложено войти со своими отрадами в красную армию в целях одоления Деникина общими силами. Идейные и политические особенности революци­онного повстанчества считались вполне естественными, не могущи­ми никоим образом препятствовать объединению на почве общего дела. Они остаются неприкосновенными.

Махно и штаб повстанческой армии прекрасно видели, что приход к ним коммунистической власти несет с собою новую уг­розу свободному району; что это — вестник гражданской войны с другого конца. Но этой войны ни Махно, ни штаб армии, ки районный совет не хотели. Она могла гибельно отразиться на судьбе всей украинской революции. Главным образом, принима­лось во внимание то, что с Дона и Кубани шла сорганизовав­шаяся откровенная контрреволюция, с которой мог быть только один разговор — разговор оружием. Опасность ее с каждым днем разрасталась. У повстанцев была надежда, что борьба с больше­виками ограничится идейной областью. В этом случае они были абсолютно спокойны за свой район, так как сила революционных идей, революционное чутье и недоверчивость крестьян к посто­ронним явились бы лучшими защитниками района. Общее мнение руководителей повстанчества было то, что все свои силы следует направить против монархической контрреволюции, и уже после ее ликвидации обратиться к идейным расхождениям с большеви­ками. В таком смысле состоялось объединение армии махновцев с красной армией. Ниже мы увидим, что руководители махнов­щины ошиблись, надеясь найти в большевиках только идейных противников. Они упустили из вида, что имеют дело с наиболее законченными насильниками-государственниками. Но ошибки, ес­ли они не приводят к гибели, полезны. И данная ошибка пошла впрок махновцам.

Повстанческая армия вошла в состав красной армии на следу­ющих основаниях: а) внутренний распорядок ее остается прежний; б) она принимает политических комиссаров, назначаемых Комвластью; в) она подчиняется высшему красному командованию лишь в оперативном отношении; г) армия с противоденикинского фронта никуда не уводится; д) армия получает военное снаряжение и содержание наравне с частями красной армии; е) армия продолжает называться Революционной Повстанческой, сохраняя при себе чер­ные знамена.

Армия повстанцев-махновцев была построена на трех основных принципах — на добровольчестве, выборном начале и на самодис­циплине.

Добровольчество означало то, что армия состоит лишь из ре­волюционных, добровольно вошедших в нее бойцов.

Выборное начало означало то, что командиры всех частей ар­мии, члены штаба и совета армии и вообще все лица, занимающие ответственные посты в армии, должны быть избираемы или утвер­ждаемы повстанцами соответствующих частей или собраниями всех частей армии.

Самодисциплина означала то, что все правила армейской дисциплины вырабатывались избранными комиссиями повстанцев, утверждались общими собраниями армейских частей и соблюда­лись под строгой ответственностью каждого повстанца и коман­дира.

При вхождении в красную армию все эти основания сохрани­лись в махновской армии. Она получила вначале название третьей бригады, затем была переименована в Первую Революционно-По­встанческую Украинскую дивизию, а еще позже получила название «Революционной Повстанческой армии Украины (махновцев)». Политическая сторона в соглашении отсутствовала. Соглашение было исключительно военным. Благодаря этому жизнь района, его общественное и революционное развитие продолжали идти преж­ним путем — т.е. путем самодеятельности трудящихся, не допу­скавших в район никакой внешней власти. Ниже мы увидим, что это послужило единственной причиной вооруженного нападения большевиков на этот район.

Со времени образования районного совета — февраль 1919 г. — район прочно объединился. Идея вольных трудовых советов достигла отдаленных сел района. В создавшейся обста­новке крестьяне медленно подходили к организации этих сове­тов, но всюду они прочно держались за их идею, чувствуя, что они стоят на здоровой почве, на которой только и возможно строительство их свободного общежития. В то же время в районе зрело понимание необходимости непосредственного союза с ра­бочими ближайших городов. Эта связь должна была, минуя го­сударственные органы, идти прямо в рабочую городскую массу, на предприятия, в профессиональные организации рабочих. Она была необходима для укрепления и дальнейшего развития ре­волюции. В районе сознавали, что такая связь поведет к борьбе с государственной партией, которая не уступит так просто своей власти над массами. Но это не казалось большой опасностью, так как объединенные крестьяне и рабочие легко умиротворили бы любую власть. А главное, иных форм союза с рабочими, кроме прямых, ведущих к отставке власти и вызывающих ее сопротивление, и быть не могло. Именно в таком союзе де­ревни с городом и заключалась возможность укрепления и даль­нейшего развития революции. «Рабочий, подай руку», — вот голос гуляй-польских крестьян-революционеров, обращенный к городу. Такой подход со стороны крестьян освободившегося рай­она был единственно разумным. У себя они были абсолютно свободны; собой и продуктом своего труда распоряжались само­стоятельно. Естественно, они хотели видеть в таком же поло­жении городских рабочих и, подходя к ним, конечно, миновали всякого рода политические, государственные и иные непроизво­дящие организации, от которых они успели вдоволь натерпеться прошлом. В то же время они желали, чтобы и рабочий так *е непосредственно подошел к ним.

Вот как ставился в районе вопрос о связи с городскими рабо­чими. Он повсеместно распространялся и обсуждался, становясь ло­зунгом дня повстанческого района. .

Понятно, что при таких лозунгах крестьян политические партии не могли иметь никакого успеха в районе. Когда они выступали в нем с планами государственного строительства, их встречали обык­новенно холодно, нередко с насмешками, как людей, пришедших со своим уставом в чужое хозяйство. Коммунистическая власть начавшая с разных сторон проникать в район, оказалась действи­тельно чужим лицом в нем.

Первое время она надеялась растворить махновщину в рядах большевизма. Это оказалось пустой затеей. Повстанческая масса упорно шла своим путем. Государственные органы большевиков она целиком игнорировала. Разгон чрезвычайных комиссий вооружен­ной рукой крестьян был обычным явлением. В самом Гуляй-Поле власть ни разу не решилась организовать ни одного своего учреждения. В других местах эти учреждения являлись причиною кровавых столкновений между населением и властью. Положение дл« нее в районе создалось очень тяжелое.

Тогда большевики повели организованную борьбу с махновщи­ной и как с идеей, и как с социальным движением.

Выступила прежде всего их печать. Она стала упорно называть махновское движение кулацким, его лозунги — контрреволюцион­ными, его действия — вредными для революции.

Угрозы начали сыпаться по адресу руководителей махновщины и со столбцов газет, и со стороны центральных властей. Район определенно стал блокироваться. Всех направлявшихся в Гуляй-Поле или из него революционных работников стали хватать по дороге. Снабжение повстанческой армии снарядами и патронами сократилось в 5-6 раз. От всего этого веяло недобрым.

На 10 апреля 1919 года Военно-Революционный Совет назначил третий районный съезд крестьян, рабочих и повстанцев. Съезд дол­жен был определить задачи момента и дальнейшее направление революционной жизни района. На съезд съехались делегаты от 71 волостей, представившие массу в 2 с лишним миллиона человек. Работа его прошла крайне оживленно. К сожалению, у нас нет под руками работ съезда. Из них можно было бы видеть, как на­родная масса осторожно и пытливо искала своих путей в револю­ции, своих форм жизни. Под конец своих работ съезд получил телеграмму начальника дивизии Дыбенко, в которой организаторы съезда объявлялись вне закона, а самый съезд — контрреволюци­онным.

Это было первым открытым покушением большевиков на сво­бодный район. Весь съезд великолепно понял смысл его и вынес в резолюции негодующий протест против этого покушения. Протест съезда тут же был отпечатан и распространен по району среди крестьян и рабочих. А несколько дней спустя Военно-Революцион­ный Совет района дал достойный ответ коммунистической власти: (в лице Дыбенко), указав, чем является Гуляй-Польский район в революции и кто в действительности делает контрреволюционное дело. Этот ответ типично представляет одну и другую сторону, &, мы печатаем его целиком. Вот он:

Контрреволюционный ли?

«Тов.» Дыбенко объявил созданный в с. Гуляй-Поле на 10 апр. с.г. съезд контрреволюционным, а организаторов такового — вне закона, к которым должны быть применены, по его словам, самые суровые репрессивные меры. Приводим дословно его телеграмму:

«Из Новоалексеевки № 283, 10 числа 22 ч. 45 мин. По нахож­дении, т-щу Батько Махно, штаб дивизии Александровск. Копия Волноваха, Мариуполь, по нахождению т-щу Махно. Копия Гу-ляй-Польскому Совету:

Всякие съезда, созванные от имени распущенного, согласно мо­его приказа, военно-революционного штаба, считаются явно контр­революционными и организаторы таковых будут подвергнуты самым репрессивным мерам вплоть до объявления вне закона. При­казываю немедленно принять меры к недопущению подобных яв­лений. Начдив Дыбенко.»

Но, прежде чем объявить съезд контрреволюционным, «тов.» Дыбенко не потрудился узнать: от чьего имени и для чего созы­вался таковой, и благодаря этому он объявляет, что съезд созывался от имени распущенного Гуляй-Польского Военно-революционного штабы, а на самом деле таковой созван Исполнительным Комите­том Военно-революционного Совета. Поэтому последний, как ви­новник созыва съезда, не знает, считает ли его «тов.» Дыбенко вне закона.

Если да, то позвольте «Вашу Высокопоставленную» личность познакомить с тем, кто и для чего созывал этот (по вашему явно контрреволюционный) съезд, и тогда, может быть, вам не будет он таким страшным, как вы его рисуете.

Съезд, как сказано выше, созывался Исполкомом Военно-рево­люционного Совета Гуляй-Польского района на 10 апреля в с. Гу­ляй-Поле (как центральное село). Назывался третьим районным Гуляй-Польским съездом. Созывался для указания дальнейшего на­правления деятельности Военно-революционного Совета. (Видите, «тов.» Дыбенко, уже три таких «контрреволюционных» съезда бы­ло). Но вопрос: — откуда взялся и для чего создан районный Во­енно-революционный Совет? Если вы, «тов.» Дыбенко, не знаете, то мы вас познакомим. Районный Военно-революционный Совет образован согласно резолюции второго съезда, бывшего в с. Гуляй-Поле 12 февраля с.г. (видите, как давно, когда вас здесь еще не было), для того, чтобы организовать фронтовиков и провести до­бровольную мобилизацию, так как вокруг были кадеты, а повстан­ческих отрядов, составленных из первых добровольцев, недостаточно было для того, чтобы занять широкий фронт. Совет­ских войск в нашем районе никаких не было, да от них население района и не ждало большой помощи, а считало своим долгом са­мозащиту. Вот для этого-то и был образован Военно-революцион­ный Совет Гуляй-Польского района, куда, согласно резолюции второго съезда, вошло по одному представителю от волости, а все­го — 32 человека от волостей Екатеринославской и Таврической губ.

О созданном Военно-революционном Совете разъяснение будет ниже, а теперь у нас создался вопрос: откуда взялся, кто созвал второй районный съезд; от кого было разрешение, и объявлен ли тот, кто созвал его, вне закона, а если нет, то почему? Второй районный съезд в с. Гуляй-Поле созван инициативной группой из пяти человек, избранных на первом съезде. Второй съезд состоялся 12-го февраля с.г., и к великому удивлению созвавшие его не были объявлены вне закона, так как в то время не было такого героя,; который бы дерзнул на права народа, добытые собственной кровью. Теперь опять перед нами вопрос: откуда взялся и кто созвал первый районный съезд, не объявлен ли тот вне закона, а если нет, то почему? Вы, «тов.» Дыбенко, как видно, молоды в революционном движении на Украине и вас нам приходится знакомить с самым началом революционного движения на Украине. Ну, что же, мы познакомим, а вы, познакомившись, быть может, исправитесь не­много.

Первый районный съезд был 23 января с.г. в первом повстан­ческом лагере в с. Б. Михайловке из представителей от волостей, близко находившихся к фронту. В то время советские войска были где-то далеко-далеко. В то время район был отрезан от всего мира: с одной стороны кадетами[13]*, а с другой — петлюровцами, и в это время лишь одни повстанческие отряды, во главе с батько-Махно и Щусем, наносили удар за ударом кадетам и петлюровцам. В селах и деревнях организации и общественные учреждения были не однообразны по названию. В одном селе был Совет, в другом — Народная Управа, в третьем — Военно-революционный Штаб, в четвертом — Земская Управа и пр. и пр., но дух был у всех революционный, и для укрепления фронта, для установления че­го-либо однообразного в районе и был созван съезд.

Его никто не созывал, он сам по себе съехался с согласия на­селения. На съезде возник вопрос о том, чтобы вырвать из армии Петлюры своих братьев, насильно мобилизованных, и для этого была избрана делегация из пяти человек, которым был дан наказ проехать через штаб батько-Махно и др., где будет нужно, в армию украинской директории (имени Петлюры), дабы заявить своим братьям мобилизованным, что их обманули и что им следует оттуда уйти. Этой же делегации было поручено, по возвращении ее об­ратно, собрать более обширный съезд для организации всего очи­щенного от контрреволюционных банд района, для создания более могучего фронта. Делегаты, возвратившись, созвали второй район­ный съезд вне всяких партий, власти и закона, ибо вы, «тов.» Дыбенко, и подобные вам законники, в то время находились да­леко-далеко, а герои, вожди повстанческого движения, к власти над народом, который собственными руками разорвал цепи рабства, не стремились, а потому и съезд не был объявлен контрреволюци­онным, а созвавшие его — вне закона.

Вернемся к районному Совету. С появлением Военно-револю­ционного совета Гуляй-Польского района в свет, в район проры­вается советская власть. Но ведь с появлением советской власти районный Совет не имел права оставить дела невыполненными, согласно вынесенной резолюции на втором съезде. Он должен был выполнить данный ему съездом наказ, ничуть не уклоняясь в сто­рону, ибо Военно-революционный Совет не есть приказывающий, а только исполнительный орган. И он продолжал работать по мере своих сил, и работа была только в революционном направлении. Постепенно советская власть стала оказывать препятствия в работе Военно-революционного Совета, а комиссары и проч. ставленники советской власти на Военно-революционный Совет стали смотреть, как на контрреволюционную организацию. И вот члены Совета решили созвать третий районный съезд на 10 апреля в с. Гуляй-Поле, для указания дальнейшего направления деятельности Совета, или, может быть, съезд найдет нужным ликвидировать его. И съезд собрался. На съезд съехались не контрреволюционеры, а те, кто первые подняли знамя восстания на Украине, знамя социальной революции, для согласованности общей борьбы со всеми угнетате­лями. На съезд явились представители от 72 волостей разных уез­дов и губерний и от нескольких воинских частей и нашли, что Военно-революционный Совет Гуляй-Польского района необходим и пополнили его исполком, поручив ему провести в районе добро­вольную уравнительную мобилизацию. Съезд не мало удивлялся телеграмме «тов.» Дыбенко, объявлявшему съезд «контрреволюци­онным», в то время, когда этот район первый поднял знамя вос­стания, и на телеграмму вынес горячий протест.

Вот перед нами картина, «тов.» Дыбенко, которая должна Вам открыть глаза. Опомнитесь! Подумайте! Имеете ли вы, один чело­век, право объявлять с лишком миллион народа контрреволюцио­нерами, который своими мозолистыми руками сбросил цепи рабства и теперь сам, по своему усмотрению, строит свою жизнь?

Нет! Если вы истинный революционер, вы должны помогать ему в борьбе с угнетателями, в строительстве новой свободной жизни.

Могут-ли существовать законы нескольких человек, заявляю­щих себя революционерами, дающие право объявлять более рево­люционный народ вне закона? (Исполком Совета олицетворяет собою всю массу народа).

Допустимо-ли и благоразумно-ли вводить законы насилия в стране того народа, который только что сбросил всех законников и всякие законы?

Существует-ли такой закон, по которому революционер имел бы право применять самые суровые меры наказания к той рево­люционной массе, за которую он борется, и за то, что народная масса без разрешения взяла то хорошее, — свободу и равенство, — что революционер обещал?

Может ли народная революционная масса молчать тогда, когда революционер отбирает у нее добытую ею свободу?

Следует ли по закону революции расстреливать делегата за то, что он стоит за проведение в жизнь данного ему наказа избравшей его революционной массы?

Чьи интересы должен революционер защищать: партии или того народа, который своею кровью двигает революцию?

Военно-революционный Совет Гуляй-Польского района стоит вне зависимости и влияния всяких партий, а только народа, из­бравшего его. А потому его обязанность проводить в жизнь то, что поручил ему избравший его народ и не препятствовать всем левым социалистическим партиям проповедовать свои идеи. А потому, ес­ли большевистская идея среди трудящихся будет иметь успех, то Военно-революционный Совет, с точки зрения большевиков орга­низация явно контрреволюционная, заменится другой, «более» ре­волюционной большевистской организацией. А покамест не мешайте нам, не насилуйте нас.

Если вы, «тов.» Дыбенко, и подобные вам, будете вести в даль­нейшем такую политику, как раньше, и если думаете, что она хороша и добросовестна, то тогда уж продолжайте свои грязные делишки. Объявляйте вне закона всех инициаторов районных съез­дов и тех съездов, которые созывались тогда, когда вы и ваша партия сидели в Курске. Объявляйте контрреволюционерами всех, кто первые подняли знамя восстания, знамя социальной революции на Украине и везде пошли без вашего позволения, в точности не по вашей программе, а взяли левее. Объявите вне закона и всех тех, которые послали своих представителей на районные съезды, признанные вами контрреволюционными. Объявите вне закона и всех павших борцов, которые без вашего позволения приняли уча­стие в повстанческом движении за освобождение всего трудового народа. Объявляйте все революционные съезды, собравшиеся без вашего разрешения, контрреволюционными и незаконными, но знайте, что правда силу побеждает и Совет не откажется, несмотря на угрозы, от выполнения возложенных на него обязанностей, ибо он на это не имеет никакого права и не имеет права узурпировать права народа.

Военно-революционный Совет Гуляй-Польского района:

Председатель:

Чернокнижный, тов. пред-ля Коган,

секретарь Карабет.

Члены: Коваль, Петренко, Доценко и др.

После этого вопрос о махновщине в высших большевистских сферах ставится резко и определенно. Официальная пресса, и до того писавшая о махновском движении в извращенном виде, стала теперь систематически поносить его, умышленно ложно припи­сывая ему всякий вздор, гадости и преступления. Следующий пример достаточно рисует большевиков в этом отношении. В конце апреля или начале мая 1919 г. генерал Шкуро, одураченный одним пленным махновцем, прислал Махно письмо, в котором, восхваляя самобытный военный талант его и сокрушаясь, что этот талант пошел по ложному революционному пути, предлагал ему объединиться с армией деникинцев во имя спасения русского на­рода. Революционеры-повстанцы, читавшие это письмо у себя на широком заседании, немало смеялись наивности и тупости контр­революционного генерала, не знакомого даже с азбукой револю­ции в России и на Украине. Они передали письмо в свою газету «Путь к Свободе» для напечатания и для осмеяния его. Письмо, в сопровождении насмешек, целиком было отпечатано в № 3 га­зеты «Путь к Свободе». Что же делают коммунисты-большевики? Они берут это письмо из махновской газеты, перепечатывают в своих газетах и с чудовищным бесстыдством заявляют, что это письмо перехвачено ими по дороге, что между Махно и Шкуро идут переговоры о союзе, и что этот союз уже состоялся. Соб­ственно, вся идейная борьба большевиков с махновщиной прохо­дила в такой форме.

Со середины апреля 1919 г. повстанческий район тщательно ис­следуется высшими чинами коммунистического правительства. 29 апреля в Гуляй-Поле приезжает командующий южного фронта Ан­тонов с целью познакомиться с самим Махно, махновским фронтом и настроением повстанчества. А 4-5 мая туда же приехал чрезвы­чайный уполномоченный Совета Обороны республики Л. Каменев с чинами харьковского правительства. Въезд Каменева в Гуляй-Поле был внешне дружественный, не оставлял желать ничего луч­шего. Он приветствовал собравшихся крестьян и повстанцев, как героев, своими усилиями освободивших район от гетмана, отстояв­ших его от Петлюры и Деникина. Казалось, революционная само­деятельность крестьян нашла в лице Каменева своего пылкого восхвалителя. Однако в официальной беседе с Махно, членами штаба и районного совета Каменев повел речь далеко не в духе сочувствия самодеятельности трудящихся. Был поставлен вопрос о районном Военно-революционном Совете. Существование этого со­вета при советской власти Каменев нашел абсолютно недопустимым и предложил распустить его.

Как и должно ожидать от государственника, Каменев спутал Два различных органа — Военно-революционный Совет респуб­лики, создаваемый правительственной партией, и Военно-револю­ционный Совет трудовой массы, созданный ею непосредственно, в качестве ее исполнительного органа. Первый совет, действитель­но, может быть распущен очень просто — приказом центрального комитета партии; но второй совет никем не может быть распу­щен, кроме самой массы, создавшей его. Распустить его, помимо массы, может только контрреволюционная сила, но никак не ре­волюционеры.

В таком смысле был дан ответ Каменеву. Ответ оказался до­вольно неприятным, вызвавшим жаркие споры. Несмотря на это, уезжая, Каменев, подобно Антонову, горячо распрощался с мах­новцами, высказал благодарность и всякие пожелания, расцеловал­ся с Махно, уверяя, что с махновцами, как с подлинными революционерами, у большевиков всегда найдется общий язык, что с ними можно работать и должно работать совместно.

Были ли приезды большевистских наркомов в Гуляй-Поле действительно такими дружественными, как это можно было ду­мать по их горячим пожеланиям, или за внешней дружествен­ностью наркомов уже тогда пряталась их непримиримая вражда к повстанческому району? Вернее последнее. Развернувшиеся в скором времени события в районе показали, что в большеви­стском мире давно зрела мысль о военном походе на незави­симое повстанчество. Приезд Антонова и Каменева в Гуляй-Поле можно рассматривать как тщательную разведку большевиков пе­ред их нападением на район. После этих посещений ничто не изменилось в отношении большевиков к махновщине. Их аги­тационная кампания в прессе не только не ослабела, но на­оборот — усилилась. Измышления, одно другого постыднее в гнуснее, не переставали выпускаться ими по адресу махновцев. Все показывало, что большевики стремятся подготовить мнение рабочих и красноармейцев к готовящемуся ими вооруженному нападению на вольный район. Месяцем раньше с их стороны была сделана попытка убить Махно из-за угла. Командир одного полка Падалка, подкупленный большевиками, взял на себя их «поручение»: напасть со стороны Покровского на Гуляй-Поле, когда там будет Махно, захватить его и штаб. Заговор был обнаружен самим Махно, когда он находился в Бердянске и через несколько минут должен был ехать в Гуляй-Поле. Его удалось предотвратить только потому, что под рукой у Махно оказался аэроплан, на котором он успел пролететь расстояние от Бердянска до Гуляй-Поля в два часа с минутами. Органи­заторы заговора были врасплох схвачены и казнены.

Неоднократно от товарищей, работавших в большевистских уч­реждениях, Махно получал предостережения — ни в коем случае не ехать по вызову ни в Екатеринослав, ни в Харьков, ибо каждый официальный вызов будет означать ловушку, готовящую ему смерть. Словом, всякий новый день говорил о том, что спор об идейном влиянии в украинской революции большевики не сегод­ня-завтра будут решать оружием. Мятеж Григорьева неожиданно заставил их внешне и на некоторое время изменить свое отношение к махновщине.

Мятеж Григорьева. — Первое нападение большевиков на Гуляй-Поле

12 мая 1919 г. в основной штаб махновцев, стоявший в Гуляй-Поле, пришла телеграмма следующего содержания:

Гуляй-Поле, батько-Махно по нахождению.

«Изменник Григорьев предал фронт. Не исполнив боевого при­каза, он повернул оружие. Подошел решительный момент — или вы пойдете с рабочими и крестьянами всей России, или на деле откроете фронт врагам. Колебаниям нет места. Немедленно сооб­щите расположение ваших войск и выпустите воззвание против Григорьева, сообщив мне копию в Харьков. Неполучение ответа буду считать объявлением войны. Верю в честь революционеров — вашу, Аршинова, Веретельникова и др. Каменев, № 277. Реввоен-контролер Лобье.»

Штаб в своем расширенном составе, с участием представи­телей Военно-революционного Совета, немедленно обсудил теле­грамму, сообщающую о событии, и само событие и пришел к следующему заключению. Григорьев — бывший царский офицер; накануне свержения гетмана он находился в рядах петлюровцев, руководя большими повстанческими отрядами, бывшими в рас­поряжении петлюровских властей. В дни разложения петлюров­ской армии, происшедшего под влиянием классовых противоречий, Григорьев со всеми своими частями перешел на сторону большевиков, пришедших к этому времени из централь­ной России, и стал действовать с ними против петлюровцев, сохранив за своими частями известную автономию и свободу действий. В Херсонской губернии сыграл значительную роль в ликвидации петлюровской власти. Занял Одессу. Затем до по­следнего времени держал фронт повстанческими отрядами в на­правлении Бессарабии.

Повстанческие отряды Григорьева и в организационном, а глав­ное — в идейном отношении значительно отстали от махновского повстанческого района. Они не развивались, оставаясь все время в первоначальной стадии своего роста. В начале всеобщего повстания они были проникнуты революционным духом, но в самих себе и крестьянской среде, откуда вышли, они не отыскали тех истори­ческих задач труда и того яркого социального знамени, которые были у махновцев. Несмотря на высокий революционный подъем этих отрядов, они имели неустойчивый, далеко не определенный социальный идеал, в связи с чем подпадали под руководство то петлюровцев, то Григорьева, то большевиков.

Сам Григорьев никогда не был революционером. В его по­ведении, когда он состоял в рядах петлюровцев, а затем в рядах красной армии, было много авантюристического. Он был пре­имущественно простым воякой, которому стихия народного по-встания неожиданно раскрыла простор. Физиономия его имела чрезвычайно пестрый вид: в нем была и доля сочувствия за­битому крестьянству, и властничество, и атаманское озорство, и национализм, и антисемитизм. Что заставило его выступить против большевиков? Для штаба махновцев это было неизвест­ностью. Имелись данные о том, что сами большевики спрово­цировали его на выступление, дабы ликвидировать его автономные повстанческие отряды, которые хотя и не пресле­довали самостоятельных революционных целей, как махновцы, но по своей форме и содержанию были все-таки враждебны идее большевизма. Как бы то ни было, но движение Григорьева про­тив большевиков являлось в глазах махновцев не революцион­ным, не трудовым, а лишь военным, политическим, заслуживающим полного презрения с их стороны. Это особенно стало ясным, когда Григорьев выпустил свой «Универсал», пред­ставлявший собою проповедь национальной вражды между тру­дящимися. Единственное во всем движении, достойное, по мнению махновцев, внимания и сожаления, — это повстанче­ские массы, увлеченные Григорьевым обманным путем в поли­тическую авантюру.

Таково заключение, к которому пришли махновцы, обсудив григорьевское движение. И в соответствии с этим штаб армии начал реагировать на событие. Прежде всего было сделано следующее распоряжение по фронту:

«Мариуполь. Полевой штаб армии махновцев. Копия всем на­чальникам боевых участков, всем командирам полков, баталионов, рот и взводов. Предписываю прочесть во всех частях войск имени батько-Махно. Копия Харьков Чрезвычайному Уполномоченному Совета Обороны Каменеву.

Предпринять самые энергичные меры к сохранению фронта. Ни в коем случае недопустимо ослабление внешнего фронта револю­ции. Честь и достоинство революционера заставляют нас оставаться верными революции и народу, и распри Григорьева с большевиками из-за власти не могут заставить нас ослабить фронт, где белогвар­дейцы стремятся прорваться и поработить народ. До тех пор, пока мы не победим общего врага в лице белого Дона, пока определенно и твердо не ощутим завоеванную своими руками и штыками сво­боду, мы останемся на своем фронте, борясь за свободу народа, но ни в коем случае не за власть, не за подлость политических шар­латанов.

Комбриг Батько-Махно. Члены штаба (подписи).»

Одновременно с этим штаб послал в ответ Каменеву следующую телеграмму:

«Харьков. Особоуполномоченному Совета обороны республики Каменеву. Копия Мариуполь. Полевой штаб.

По получении от вас и от Рощина[14]* телеграфного известия о Григорьеве, мною немедленно дано было распоряжение — держать фронт неизменно верно, не уступая ни одной пяди из занимаемых позиций Деникину и прочей контрреволюционной своре и выпол­няя свой революционный долг перед рабочими и крестьянами Рос­сии и всего мира. В свою очередь заявляю вам, что я и мой фронт останутся неизменно верными рабоче-крестьянской революции, но не институтам насилия, в лице ваших комиссариатов и чрезвычаек, творящих произвол над трудовым населением. Если Григорьев рас­крыл фронт и двинул войска для захвата власти, то это — пре­ступная авантюра и измена народной революции, и я широко опубликую свое мнение в этом смысле. Но сейчас у меня нет точных данных о Григорьеве и о движении, с ним связанном; я не знаю, что он делает и с какими целями; поэтому выпускать против него воззвание воздержусь до получения о нем более ясных данных. Как революционер-анархист, заявляю, что никоим образом не могу поддерживать захват власти Григорьевым или кем бы то ни было; буду по прежнему с товарищами-повстанцами гнать деникинские банды, стараясь в то же время, чтобы освобождаемый нами тыл покрывался свободными рабоче-крестьянскими соедине­ниями, имеющими всю полноту власти у самих себя; и в этом отношении такие органы принуждения и насилия, как чрезвычайки и комиссариаты, проводящие партийную диктатуру — насилие да­же в отношении анархических объединений и анархической печати, встретят в нас энергичных противников.

Комбриг Батько-Махно.

Члены штаба (подписи).

Преде. Культ-Просв. Отд. Аршинов.»

В то же время из представителей штаба и Военно-революцион­ного Совета была организована комиссия и направлена в район григорьевского движения с целью разоблачить Григорьева в глазах повстанцев и звать последних под революционное знамя махнов­щины. Григорьев же, заняв Александрию, Знаменку, Елисаветград, подошел к Екатеринославу, чем вызвал большую тревогу у ком­мунистической власти, бывшей в Харькове. Последняя с опасением посматривала в сторону гуляй-польского района. Каждый слух от­туда, каждая телеграмма Махно с жадностью ловились и печата­лись в советской прессе. Конечно, эти опасения были ничем иным, как плодом невежества советских правительственных чиновников, Допускавших мысль, что революционер-анархист Махно вдруг вы­ступит против них совместно с Григорьевым. Махновщина всегда

держалась принципиальных позиций, руководствовалась идеалами социальной революции, идеалами безвластного трудового общежи­тия. Она поэтому никогда не могла объединиться с отдельными противоболыпевистскими выступлениями на том только основании, что и сама махновщина шла против большевизма. Наоборот движение, подобное григорьевскому, создавало лишнюю угрозу сво­боде трудящихся и поэтому являлось таким же враждебным мах­новщине, как и большевизм. И на самом деле, на протяжении всего своего существования махновщина ни с одним противоболь-шевистским движением не объединялась, а боролась с одинаковым героизмом и жертвами как с большевизмом, так и с петлюровцами, Григорьевым, Деникиным, Врангелем, считая все эти движения стремлением властнических групп к порабощению и эксплуатации трудовых масс. Даже попытки некоторых левоэсеровских групп к совместной борьбе с большевиками были отвергнуты на том осно­вании, что левоэсеровщина, как политическое движение, есть в сущности тот же большевизм, то есть государственное порабощение народа социалистической демократией.

Сам Григорьев во время своего мятежа несколько раз пытался связаться с Махно. Но из всех его телеграмм в Гуляй-Поле дошла лишь одна, следующего содержания:

«Батько! Чего ты смотришь на коммунистов? Бей их. Атаман Григорьев.»

Телеграмма эта осталась, конечно, без ответа, а через два-три дня штаб, при участии представителей воинских частей с повстан­ческого фронта, вынес окончательное осуждение Григорьеву, вы­пустив против него отдельное воззвание. Вот оно:

Кто такой Григорьев?

«Братья трудящиеся! Когда мы год тому назад выступили на путь беспощадной борьбы с германо-австрийским нашествием, с гетманщиной, а затем с петлюровщиной и деникинщиной, — мы ясно отдавали себе отчет в этой борьбе и с первого же дня мы пошли под знаменем, на котором написано: освобож­дение трудящихся есть дело самих трудящихся. Эта борьба при­вела нас к многочисленным победам глубокого смысла — мы изгнали германцев, сбросили гетмана, не дали утвердиться мел­кобуржуазному царству Петлюры и приступили к созидательной работе на освобожденной нами земле. Одновременно с этим мы постоянно предупреждали широкие массы народа о том, чтобы они зорко следили за тем, что делается вокруг них; что мно­гочисленные хищники рыскают кругом, высматривая только удобный момент, когда бы они могли захватить власть и ук­репиться на народной спине. Сейчас объявился новый хищник в лице атамана Григорьева, который, каркая народу о его бед­ствиях, труде и угнетении, несет на самом деле старый раз­бойничий порядок, при котором труд народа будет порабощен,

бедствия его возрастут, неволя закрепится, права упадут. Об­ратимся к самому атаману Григорьеву.

Григорьев старый царский офицер. В первые дни украинской революции он сражался за Петлюру против советского строя, затем перебежал на сторону советской власти, а теперь выступил и про­тив советской власти, и против революции вообще. Что говорит Григорьев? С первых слов своего «Универсала» он говорит, что Украиной управляют люди, распявшие Христа, и люди, пришедшие из «московской обжорки». Братья! разве вы не слышите в этих словах мрачного призыва к еврейскому погрому? Разве вы не чув­ствуете стремление атамана Григорьева порвать живую братскую связь революционной Украины с революционной Россией? Григорь­ев говорит о мозолистых руках, о святом труженике и т.п. Но кто теперь не говорит о святом труде, о благе народа? И белогвардей­цы, насилующие нас и наши земли, говорят, что они борются за трудовой народ. Но мы знаем, какое они благо дают народу, когда прибирают его к своим рукам.

Григорьев говорит, что он борется против комиссаров, за по­длинную власть советов. А в том же самом «Универсале» он пишет: «Я, атаман Григорьев... вот вам мой приказ — избирайте своих комиссаров». И далее, заявляя, что он против пролития крови, Григорьев в том же «Универсале» объявляет мобилизацию и рас­сылает гонцов на Харьков, на Киев и пишет: «Приказ мой прошу исполнить, все остальное сделаю сам». — Что это? Подлинная власть народа? Но ведь и царь Николай считал свою власть по­длинною властью народа. Или атаман Григорьев думает, что его приказы не будут властью над народом и что его комиссары не будут комиссарами, а будут ангелами? Братья! Чувствуете ли вы, как шайка авантюристов, натравливая вас друг на друга, мутит ваши революционные ряды и старается незаметно за вашей спиной и при помощи ваших рук сесть вам на шею? Остерегайтесь! Пре­датель Григорьев, нанесший революции большой удар внутри, в то же время подымает на ноги буржуазию. Воспользовавшись его по­громным движением, уже стремятся прорваться к нам внутрь из Галиции Петлюра, а с Дона — Деникин. Горе будет украинскому народу, если он сразу же не пресечет все эти внутренние и внеш­ние авантюры.

Братья крестьяне, рабочие и повстанцы! Многие из вас будут задаваться вопросом, — как же быть с теми многими повстанцами, которые честно сражались за революцию, а теперь, благодаря пре­дательству Григорьева, очутились в его позорных рядах? Считать ли их контрреволюционерами? нет. Эти товарищи являются жер­твой обмана. Мы уверены, что здоровое чутье революционеров под­скажет им, что Григорьев обманул их и они уйдут от него вновь под знамена революции.

Мы должны здесь сказать, что причины, создавшие все движе­ние Григорьева, заключаются не только в самом Григорьеве, но в большей степени в том беспорядке, который установился у нас на Украине последнее время. Со времени пришествия большевиков у

нас установилась диктатура их партии. Как партия государствен­ная, партия большевиков всюду настроила государственные органы для управления революционным народом. Все должно подчиниться им и жить под их бдительным оком! Всякое сопротивление, протест или даже самостоятельное начинание душились чрезвычайными ко­миссиями. В добавок все эти органы составлены из лиц, далеких от труда и от революции. Таким образом, создавалось положение, при котором весь трудовой и революционный народ попал под над­зор и управление людей чуждых трудящимся, склонных к произ­волу и насилию над ними. Так проявилась диктатура партии коммунистов-большевиков. Это создало в массах озлобление, про­тест и враждебное настроение к существующему порядку. Этим воспользовался Григорьев в своей авантюре. Григорьев предатель революции и враг народа, но партия коммунистов-большевиков яв­ляется не меньшим врагом труда. Своей безответственной дикта­турой она создала в массах озлобление, которым сегодня воспользовался Григорьев, а завтра воспользуется какой-либо дру­гой авантюрист. Поэтому изобличая атамана Григорьева в преда­тельстве революции, мы в то же время требуем к ответу коммунистическую партию за григорьевское движение.

Мы снова напоминаем трудовому народу, что избавление от окружающего его гнета, насилия и нищеты народ может достигнуть только своими народными усилиями. Никакая смена властей не поможет ему в этом. Только через свои свободные рабоче-кресть­янские организации трудящиеся могут достичь берегов социальной революции — полной свободы и подлинного равенства. Смерть и гибель предателям и врагам народа! Долой национальную вражду! Долой провокаторов! Да здравствует всеобщая сплоченность рабо­чих и крестьян! Да здравствует всемирная свободная трудовая ком­муна!

Подписали: Коллегия штаба дивизии войск имени Батько-Мах-но. Члены Коллегии: Батька-Махно, А. Чубенко, Михалев-Пав­ленко, Л. Ольховик, И. М. Чучко, Е. Карпенко, М. Пузанов, В. Шаровский, П. Аршинов, Б. Веретельников.

Присоединились: Члены Исполкома Совета раб. крестьян, и кр.-арм. депутатов г. Александровска: Преде. Уездного Исполкома Анд-рющенко, Завед. отд. Упр. Шпора, Завед. отд. Гаврилов, Член горисполкома политком А. Бондарь.»

Обращение это было в громадном количестве экземпляров рас­пространено среди крестьян и на фронте и отпечатано особо в главном органе повстанцев-махновцев «Путь к Свободе» и в анар­хической газете «Набат».

Григорьевская авантюра так же быстро пошла ко дну, как бы­стро она всплыла на поверхность. Она привела к нескольким ев­рейским погромам, из которых один — в г. Елисаветграде — имел огромные размеры. В результате широкие повстанческие массы бы­стро отошли от Григорьева. Крестьянство не могло его поддерживать, ибо видело в нем пустоту. Григорьев остался с отрядом в несколько тысяч человек, укрепившись в Александрийском уезде Херсонской губернии. Тем не менее, эта авантюра причинила до­статочно тревог большевикам. Но как только для них стала ясна позиция гуляй-польского района, они облегченно и уверенно вздох­нули. Советская власть стала всюду трубить об отрицательном от­ношении махновцев к григорьевскому мятежу. Она стремилась использовать позицию махновцев в целях широкой агитации про­тив Григорьева. Имя Махно не сходило со столбцов советской прес­сы. Телеграммы его перепечатывались. Его величали подлинным стражем рабоче-крестьянской революции. Им даже пугали Григорь­ева, сочинив историю, что Григорьев со всех сторон окружен вой­сками Махно и будет пленен им или до основания уничтожен.

Однако все это хвалебное отношение к Махно было лицемер­ным и продолжалось недолго. Лишь только опасность со стороны Григорьева миновала, началась прежняя агитация большевиков против махновщины. Приехавший к этому времени на Украину Троцкий задал тон этой агитации. Повстанчество якобы есть дви­жение богатых кулаков, стремящихся утвердить в стране свою власть. Все разговоры махновцев и анархистов о безвластном об­щежитии трудящихся есть не более, чем хитрость с их стороны. На самом же деле и махновцы, и анархисты стремятся к своей анархической власти, которая есть власть богатых кулаков (газета «В Пути» № 51, статья Троцкого «Махновщина»). Одновременно с этой заведомо лживой агитацией блокада района усилилась до чрезвычайности. С большими трудностями удавалось пробираться в него тем рабочим-революционерам, которых симпатии к неза­висимому и гордому району влекли из далеких мест России — из Иваново-Вознесенска, Москвы, Петрограда, с Волги, Урала и Сибири. Доставка патронов и необходимого снаряжения, ежеднев­но расходуемых на фронте, прекратилась совсем. Еще за две не­дели до этого, в момент григорьевского мятежа, в Гуляй-Поле приезжал из Харькова Гроссман-Рощин, и ему было представлено тяжелое положение фронта из-за отсутствия патронов и снарядов. Представление это было горячо принято Рощиным, взявшим на себя обязанность хлопотать в Харькове о немедленной высылке на фронт необходимого снаряжения. После этого прошло более двух недель, патроны не присылались, положение фронта стано­вилось катастрофическим. И это в такое время, когда деникинцы неимоверно усилились на фронте полками кубанских пластунов и кавказскими формированиями.

Отдавали ли себе большевики отчет в том, что они делают, и в том, каковы будут последствия их дел в осложнявшейся укра­инской обстановке?

Отчет в своих действиях они, конечно, отдавали себе. Тактику блокады они вели в целях низведения к нулю военной силы района. С безоружным легче бороться, чем с вооруженным. Повстанчество без патронов, связанное притом тяжелым деникинским фронтом, легче будет обезоружено, чем то же повстанчество, имеющее пат-

роны. Но в то же самое время большевики не отдавали себе ни­какого отчета в обстановке всего донецкого района. Деникинский фронт и деникинские силы были для них полной неизвестностью. Неизвестны были и ближайшие планы Деникина. А между тем на Дону, Кубани и Кавказе были сформированы громадные, хорошо обученные военные части для генерального похода на революцию. Встретив в течение первых четырех месяцев упорное сопротивление гуляй-польского района, деникинцы ни в каком другом месте не могли уже серьезно развивать своего наступления, так как этот район представлял собою серьезную угрозу левому флангу их дви­жения на север. Все четырехмесячные ожесточенные попытки ге­нерала Шкуро не устранили эту угрозу. Тем с большей энергией они подготовились ко второй кампании, которая с мая 1919 г. была проведена в громадных, неожиданных даже для махновцев, разме­рах. Всего этого большевики не знали, вернее не хотели знать, отдавшись целиком идее борьбы с махновщиной.

На свободный район, а вместе с ним и на всю украинскую революцию, опасность надвигалась, таким образом, с двух сторон. Тогда Гуляй-Польский Военно-революционный Совет, учитывая всю создавшуюся обстановку, решил созвать экстренный окружной съезд крестьян, рабочих, повстанцев и красноармейцев от губерний: Екатеринославской, Харьковской, Таврической, Херсонской и До­нецкой. Съезд должен был учесть создавшееся в округе положение ввиду надвинувшейся смертельной опасности деникинской контр­революции и ввиду беспомощности советской власти предпринять что-либо для предотвращения этой опасности; он должен был оп­ределить задачи и практические мероприятия трудящихся в связи с создавшейся обстановкой.

Вот текст обращения по этому поводу Военно-Революционного Совета к трудящимся Украины:

Объявление о созыве Четвертого экстренного съезда крестьянских, рабочих и повстанческих делегатов

Телеграмма № 416.

Всем исполкомам: уездным, волостным и сельским Екатеринос­лавской, Таврической губерний и рядом расположенных с ними уездов, волостей и сел; всем повстанческим частям первой укра­инской повстанческой дивизии имени батько-Махно и красноар­мейским частям, расположенным в районе данной местности. Всем. Всем. Всем.

«Исполком Военно-революционного Совета, в заседании своем 30 мая, обсудив создавшееся положение на фронте, в связи с на­ступлением белогвардейских банд, и принимая во внимание обще­политическое и экономическое положение советской власти, находит, что выход из создавшегося положения может быть указан только самими трудящимися массами, а не отдельными лицами и партиями. На основании этого исполком В.-Р.Совета гуляй-поль­ского района постановил: созвать экстренный съезд гуляй-польского района на 15 июня (нов.ст.) 1919 г. в с. Гуляй-Поле. Норма пред­ставительства: 1) крестьяне и рабочие от трех тысяч населения выбирают одного делегата. 2) Повстанцы и красноармейцы деле­гируют по одному делегату от каждой отдельной части (полка, дивизиона и т.п.) 3) от штабов: дивизии батько-Махно — 2 деле­гата, и бригад — по одному делегату. 4) От уездных исполкомов по 1 представителю от каждой фракции. 5) Уездные партийные организации, стоящие на платформе советского строя, делеги­руют по одному представителю.

Примечание: а) выборы делегатов от трудовых крестьян и ра­бочих должны происходить на общих сельских, волостных, завод­ских и фабричных собраниях; б) отнюдь не отдельными собраниями членов советов и фабрично-заводских комитетов; в) за отсутствием в распоряжении Военно-Рев. Совета наличных средств, посылаемые делегаты должны снабжаться необходимыми продуктами и средст­вами на местах.

Повестка дня: а) доклад Исполкома Военно-Революционного Совета и с мест; б) текущий момент; в) цель, значение и задачи районного Гуляй-Польского Совета крестьянских, рабочих, по­встанческих и красноармейских Делегатов; г) реорганизация рай­онного военно-революцион. совета; д) постановка военного дела в районе; е) продовольственный вопрос; ж) земельный вопрос; з) фи­нансовый вопрос; и) о союзах трудового крестьянства и рабочих; к) об охране общественного порядка; л) об установлении правосу­дия в районе; м) текущие дела.

Исполком Военно-Революционного Совета. Гуляй-Поле, 31 мая 1919 г.»

С момента этого воззвания начался общий военный поход боль­шевиков на Гуляйполыцину.

В то время, когда повстанческие войска гибли под напором ка­зачьих лавин, большевики несколькими полками вторглись в по­встанческие села с северной — тыловой — стороны, хватали и казнили на местах отдельных повстанческих работников, разруша­ли коммуны района или аналогичные организации. Несомненно, решающую роль в этом походе сыграл Троцкий, приехавший к этому времени на Украину. Нетрудно догадаться, какие порывы зародились в его душе, когда он с некоторого расстояния увидел свободный район, услышал речи народа, живущего непосредственно и сознательно не замечающего новую власть, прочел газеты этого народа, в которых простым, безбоязненным языком называли его только государственным чиновником. Он, грозивший «железной метлой» всему анархизму в России, мог испытать при виде всего этого лишь чувство дикого, слепого раздражения, свойственного государственникам его типа. Целый ряд его приказов, направлен­ных против махновщины, дышит этим чувством.

С развязностью, не знающей границ, Троцкий приступил к лик­видации махновского движения.

Прежде всего, в ответ на воззвание Гуляй-польского Военно-Революционного Совета, он выпустил следующий приказ:

ПРИКАЗ № 1824 РЕВОЛЮЦИОННОГО ВОЕННОГО СОВЕТА РЕСПУБЛИКИ. 4 ИЮНЯ 1919 ГОДА. Г.ХАРЬКОВ

Всем военным комиссарам и исполкомам Александровского, Ма­риупольского, Бердянского, Бахмутского, Павлоградского и Херсон­ского уездов.

На 15 июня исполком Гуляй-Поля совместно со штабом бригады Махно пытается созвать советский и повстанческий съезд от уез­дов — Александровского, Мариупольского, Бердянского, Мелито­польского, Бахмутского и Павлоградского. Означенный съезд целиком направлен против советской власти на Украине и против организации юж. фронта, в состав которого входит бригада Махно. Результатом съезда может быть только новый безобразный мятеж в духе григорьевского и открытие фронта белогвардейцам, перед которыми бригада Махно неизменно отступает в силу неспособно­сти, преступности и предательства своих командиров.

Означенный съезд запрещается и ни в коем случае не может быть допущен.

Все рабоче-крестьянское население должно быть предупреждено устно и печатно о том, что участие в съезде будет рассматриваться, как государственная измена по отношению к советской республике и советскому фронту.

Все делегаты на означенный съезд должны подвергаться незамедлительному аресту и представляться в военно-революционный трибунал 14-ой, бывшей 2-ой, украинской армии.

Распространителей воззваний Махно и гуляй-польского исполкома арестовывать.

Настоящий приказ вводится в действие по телеграфу и должен быть широко распространен на местах, вывешен на всех публичных местах и вручен представителям волостных и сельских исполкомов, всем вообще представителям советской власти, а также командирам и комиссарам частей.

1

Председатель реввоенсовета республики Троцкий. Главнокомандующий Вацетис. Член реввоенсовета республики Аралов. Харьковский окрвоенком Кошкарев.

Документ классический. Каждому, занимающемуся изучением истории русской революции, следовало бы наизусть заучить его. Но с какой зоркостью и проникновением гуляй-польские кре­стьяне-революционеры еще за месяц-полтора до этого в своем знаменитом ответе Дыбенко, помещенном выше, предвосхитили

весь этот приказ! Они в упор ставили большевикам следующие вопросы:

— «Могут ли существовать законы нескольких человек, заявляющих себя революционерами, дающие право объявлять более революционный народ вне закона?»

Параграф 2-й приказа Троцкого с точностью отвечает, что та­кие законы могут существовать и что одним из них является этот приказ.

— «Существует ли такой закон, — спрашивают далее гуляй-польцы, — по которому революционер имел бы право применять самые суровые меры наказания к той революционной массе, за которую он борется, и за то, что народная масса без разрешения взяла то хорошее — свободу и равенство, — что революционер обещал?»

Тот же 2-й пункт приказа Троцкого отвечает на это утверди­тельно: приказ в этом пункте заранее объявляет все рабоче-кре­стьянское население государственными изменниками, в случае если оно осмелится принять участие в своем свободном съезде.

— «Следует ли по закону революции расстреливать делегата за то, что он стоит за проведение в жизнь данного ему наказа из­ бравшей его революционной массы?»

Пункты 3 и 4 приказа Троцкого говорят, что не только деле­гатов, защищающих наказ революционной массы, но и делегатов, только что выбранных и не имеющих еще на руках никаких на­казов революционной массы, должно арестовывать и расстреливать (представить в военно-революционный трибунал армии — это зна­чит расстрелять, что и было сделано, например, с Костиным, По­луниным, Добролюбовым и другими, доставленными в трибунал армии по обвинению в обсуждении воззвания Гуляй-Польского Во­енно-Революционного Совета).

Весь приказ представляет собою такую оголенную узурпацию прав трудящихся, что приведенных комментариев к нему доста­точно.

Виновником всех гуляй-польских явлений, всех революционных мероприятий района Троцкий, по заведенному шаблону, счел Мах­но. Он даже не постарался рассмотреть, что съезд созывался не штабом бригады Махно и не исполкомом Гуляй-Поля, а совершенно независимым от них органом — Военно-Революционным Советом Района. Характерно, что уже в этом приказе Троцкий пытается заронить идею о предательстве махновских командиров, «неизмен­но отступающих перед белогвардейцами». Через несколько дней он и вся коммунистическая пресса будут трубить о раскрытии мах­новцами фронта Деникину.

Мы уже знаем, что этот фронт создан был усилиями и жер­твами исключительно самих крестьян-повстанцев. Он был рожден в героический момент их жизни — в момент освобождения рай­она от всяких властей и поставлен был на юго-востоке, как бди­тельный часовой и защитник их свободы. В течение шести с лишним месяцев повстанцы-революционеры сдерживали на нем один из сильнейших потоков монархической контрреволюции, принесли в жертву несколько тысяч лучших своих сынов, моби­лизовали все свои силы внутри района и готовились до конца отстаивать свою свободу от перешедшей в генеральное наступле­ние контрреволюции. До какой степени фронт этот был главным образом повстанческим, даже самое последнее время, показывает приведенная выше телеграмма Л.Каменева, присланная в Гуляй-Поле по поводу григорьевского мятежа. В ней он — чрезвычай­ный уполномоченный Москвы — обращается к Махно с запросом: указать ему расположение повстанческих частей на деникинском фронте. Ясно, что с таким запросом он обратился к Махно только потому, что в Харькове, где он находился в то время, он не мог получить необходимых ему сведений даже от военного ко­миссариата или командующего фронтом. Несомненно, еще мень­шее представление о южном противоденикинском фронте имел Троцкий, приехавший на Украину, когда последняя с разных кон­цов уже охватывалась контрреволюционными пожарищами. Но Троцкому надо было иметь формальное оправдание своему пре­ступному походу на революционный народ, и он с чудовищным цинизмом и наглостью заявил, что созываемый на 15 июня съезд крестьян, рабочих и повстанцев направлен целиком против ор­ганизации южного фронта. Получилось следующее: крестьяне и повстанцы прилагают все усилия для укрепления южного фронта, призывают всех способных носить оружие спешить добровольцами на противоденикинский фронт (резолюция II районного съезда от 12 февраля 1919 г. о добровольной уравнительной мобилизации за 10 лет) и в то же время эти же самые крестьяне и повстанцы организуют тайный заговор против своего же фронта. Можно ду­мать, что такие утверждения исходят от душевно нездоровых лю­дей. Нет, это — утверждения здоровых людей, но привыкших относиться к народу с безграничным цинизмом.

На приведенный приказ Троцкого, который советская власть не прислала в штаб армии махновцев, и о котором махновцы узнали случайно, два или три дня спустя, Махно немедленно ответил те­леграммой, в которой заявлял о желании своем уйти с командного поста ввиду создавшегося невозможно-нелепого положения. Текста этой телеграммы, к сожалению, у нас не имеется.

Приказ Троцкого вводился в действие по телеграфу. Все пун­кты его большевики военным порядком воплощали в жизнь. Со­брания рабочих александровских мастерских, обсуждавших воззвание В.-Р.Совета гуляй-польского района, были разогнаны силой и поставлены вне закона. Крестьянам грозили просто рас­стрелом и веревкой. В разных местах района был схвачен ряд лиц — Костин, Полунин, Добролюбов и др. Их обвинили в рас­пространении воззваний Военно-Рев. Совета и казнили Шемяки­ным судом военно-революционного трибунала. Помимо этого приказа, Троцкий издал ряд приказов по войскам красной армии, призывая последнюю к уничтожению махновщины в самом ее корне. И, кроме того, им был дан тайный приказ, предписывавший схватить во что бы то ни стало Махно, членов штаба, куль­турных работников движения и передать их суду военно-револю­ционного трибунала, т.е. казнить.

По свидетельству одного ответственного лица, командовавшего несколькими красноармейскими дивизиями, а также ряда других лиц. занимавших в то время у большевиков высокие военные по­сты, политика Троцкого в отношении махновщины была выражена им приблизительно в следующей форме: лучше отдать всю Украину Деникину, нежели допустить дальнейшее развитие махновщины. Деникинщину, как открытую контрреволюцию, всегда можно раз­ложить классовой агитацией. Махновщина же идет в низах масс и, в свою очередь, подымает массы против нас.

За несколько дней до этих событий Махно сделал сообщение штабу и Совету о том, что большевики сняли несколько своих полков с гришинского участка, чем открыли свободный проход деникинцам в гуляй-польский район с боковой, северо-восточной сто­роны. Действительно, казачьи орды ворвались в район не со стороны повстанческого фронта, а с левого фланга, где сто­яли красноармейские части. Вследствие этого армия махновцев, державшая линию Мариуполь — Кутейниково — Таганрог, оказа­лась обойденной деникинцами. Последние влились громадными си­лами в самое сердце района.

Выше мы говорили, что крестьяне по всему району ожидали общего наступления деникинцев; они готовились к нему, осущест­вив добровольную мобилизацию за 10 лет. Еще в апреле крестьяне разных сел прислали в Гуляй-Поле множество свежих бойцов. Но в районе не было оружия. Даже находившиеся на фронте старые части оставались без патронов и часто переходили в наступление на деникинцев с исключительной целью отбить у них патроны. Большевики, обязавшиеся, в силу договора, доставлять снаряжение повстанцам, уже в апреле приступили к блокаде и саботированию района вооружением. Из-за отсутствия оружия, несмотря на нали­чие добровольцев, не удалось вовремя сформировать свежие боевые части, и теперь район расплачивался за это.

Крестьяне Гуляй-Поля в один день сформировали полк, стре­мясь спасти свое село. Вооружиться пришлось домашними средст­вами — топорами, пиками, отдельными винтовками, охотничьими ружьями и т.д. Они пошли навстречу казачьей лавине, пытаясь задержать ее поток. В 15 верстах от своего села, под с. Святоду-ховкой Александровского уезда, они столкнулись с превосходящими силами донских и кубанских казаков. Гуляйпольцы вступили с ни­ми в ожесточенную героическую борьбу, но пали почти все, вместе со своим командиром — Б. Веретельниковым, рабочим Путилов-ского завода и уроженцем Гуляй-Поля. Громадная волна казачества устремилась тогда на Гуляй-Поле и 6 июня заняла его. Махно со штабом армии и небольшим отрядом при одной батарее отступил на ж.-д. станцию Гуляй-Поле, отстоящую на семь верст от села, но к вечеру пришлось сдать и станцию. На другой день, соргани­зовав все бывшие под руками силы, Махно повел наступление на

Гуляй-Поле, выбил из него деникинцев и занял село. Однако по­дошедшая новая волна казаков заставила его вновь покинуть село. Надо заметить, что большевики, выпустив против махновцев ряд приказов, первые дни держались с ними внешне лояльно, слов­но ничего между ними не произошло. Это была тактика, имевшая целью наиболее верно захватить руководителей махновщины. 7 июня они прислали в распоряжение Махно бронепоезд, прося его держаться до последней возможности и обещая прислать подкреп­ления. Действительно, через день на ст. Гяйчур, отстоящую на 20 верст от Гуляй-Поля, прибыло со стороны Чашшно несколько эше­лонов красных войск; прибыли: военный комиссар Межлаук, Во­рошилов и др. Был установлен контакт между красным и повстанческим командованием, создалось нечто вроде общего шта­ба. Межлаук, Ворошилов находились на одном бронепоезде с Мах­но, совместно с ним руководя военными действиями. Но в это же самое время в руках у Ворошилова был приказ Троцкого схватить Махно, всех ответственных руководителей махновщины, разо­ружить повстанческие части, сопротивляющихся расстрелять. Во­рошилов выбирал более удобный для этого момент. Махно был вовремя предупрежден и сообразил, что ему делать. Он учел со­здавшееся положение, увидел, что со дня на день могут разразиться кровавые события, и искал здорового выхода. Уход свой с поста командующего повстанческим фронтом он считал наиболее здоро­вым выходом. Об этом он заявил штабу повстанческой армии, до­бавив, что его работа в низах повстанчества в качестве простого бойца будет в настоящее время полезнее. Так он и поступил. В| связи с этим он написал мотивированное заявление высшему со­ветскому командованию. Вот оно:

«Штаб 14 армии Ворошилову. Харьков Предреввоенсовет Троц­кому. Москва Ленину, Каменеву.

В связи с приказом Военно-Рев. Совета республики за № 1824 мною была послана в штаб 2-й армии и Троцкому телеграмма, в которой я просил освободить меня от занимаемой должности. Сейчас вторично заявляю об этом, причем считаю себя обязанным дать следующее объяснение своему заявлению. Несмотря на то, что я с повстанцами вел борьбу исключительно с белогвардей­скими бандами Деникина, проповедуя народу лишь любовь к сво­боде, к самодеятельности, — вся официальная советская пресса, а также партийная пресса коммунистов-большевиков распростра­няла обо мне ложные сведения, недостойные революционера. Ме­ня выставляли и бандитом, и сообщником Григорьева, и заговорщиком против советской республики в смысле восстанов­ления капиталистических порядков. Так в № 51 газеты «В Пути» Троцкий в статье под названием «Махновщина» задает вопрос: «Против кого же восстают махновские повстанцы?» и на протя­жении всей своей статьи доказывает, что махновщина есть, в сущности, фронт против советской власти и ни одного слова не говорит о фактическом белогвардейском фронте, растянувшемся более чем на сто верст, на котором, в течение шести с лишним месяцев, повстанчество несло и несет неисчислимые жертвы. В упомянутом приказе № 1824 я обвиняюсь заговорщиком против советской республики, организатором мятежа на манер григорьевского.

Я считаю неотъемлемым, революцией завоеванным правом ра­бочих и крестьян самим устраивать съезды для обсуждения и ре­шения как частных, так и общих дел своих. Поэтому запрещение таких съездов центральной властью, объявление их незаконными (приказ № 1824) есть прямое наглое нарушение прав трудящихся.

Я отдаю себе полный отчет в отношении ко мне центральной государственной власти. Я абсолютно убежден в том, что эта власть считает все повстанчество несовместимым с своей государственной деятельностью. Попутно с этим центральная власть считает по­встанчество связанным со мною и всю вражду к повстанчеству переносит на меня. Примером этому может служить упомянутая статья Троцкого, в которой он, наряду с заведомой ложью, выра­жает слишком много личного, враждебного мне.

Отмеченное мною враждебное, а последнее время наступатель­ное поведение центр, власти к повстанчеству ведет с роковой не­избежностью к созданию особого внутреннего фронта, по обе стороны которого будет трудовая масса, верящая в революцию. Я считаю это величайшим, никогда не прощаемым преступлением перед трудовым народом и считаю обязанным себя сделать все воз­можное для предотвращения этого преступления. Наиболее верным средством предотвращения надвигающегося со стороны власти пре­ступления считаю уход мой с занимаемого поста. Думаю, что после этого центр, власть перестанет подозревать меня, а также все ре­волюционное повстанчество в противосоветском заговоре и серьез­но, по революционному отнесется к повстанчеству на Украине, как к живому, активному детищу массовой социальной революции, а не как к враждебному стану, с которым до сих пор вступали с двусмысленно подозрительные отношения, торгуясь из-за каждого патрона, а то и просто саботируя его необходимым снаряжением и вооружением, благодаря чему повстанчество часто несло неверо­ятные потери в людях и в революционной территории, которые, однако, были бы легко устранимы при ином отношении к нему центральной власти. Предлагаю принять от меня отчеты и дела.

ст. Гяйчур, 9 июня 1919 г. Батько-Махно.»

Тем временем повстанческие части, бывшие за Мариуполем, отступили к Пологам и г. Александровску. К ним неожиданно пе­ребросился Махно, вырвавшись из тех щупальцев, которыми боль­шевики оцепили было его на ст. Гяйчур. Начальник штаба армии махновцев Озеров, члены штаба Михалев-Павленко, Бурбыга и несколько человек из В.Р.Совета были вслед за этим изменнически схвачены большевиками и казнены. Это положило начало казням многих других махновцев, попавших тогда в руки большевиков.

Положение для Махно создалось крайне затруднительное. Он должен был или совсем уйти от своих частей, с которыми пережил труднейшие минуты украинской революции, или призвать их на борьбу с большевиками. Но последнее, ввиду решающего наступ­ления Деникина, казалось ему невозможным. Махно со свойствен­ной ему проницательностью и революционным чутьем блестяще вышел из этого затруднения. Он обратился к повстанческим вой­скам с широким воззванием, в котором осветил создавшееся поло­жение, заявил о своем уходе с командного поста и просил повстанцев держать фронт против деникинцев с прежней энергией, не смущаясь тем, что они временно будут находиться под командой большевистских штабов.

В соответствии с этим обращением большая часть махновских полков осталась на своих местах, встав под начало красного ко­мандования на положении красноармейцев.

Но в то же время командиры повстанческих полков уговори­лись между собою ждать удобного момента, когда всем вновь можно будет объединиться под общим командованием Махно, не нанося этим ущерба внешнему фронту. (Момент этот, как увидим ниже, был определен повстанцами с удивительной тонкостью и точностью).

Махно после этого с небольшим кавалерийским отрядом скрылся.

Повстанческие же полки, переименованные в красные, под ко­мандою прежних своих командиров — Калашникова, Куриленко, Клейна, Дерменджи и других — продолжали вести бои с деникинцами, задерживая их наступление на Александровск и Екатеринослав.

До самого последнего времени большевистские верхи не знали размеров деникинского нашествия. Всего за несколько дней до па­дения Екатеринослава и Харькова Троцкий заявлял, что Деникин не представляет опасности и что положение Украины прочное. Правда, вскоре он заявил, что, познакомившись ближе с положе­нием дел, он вынужден отказаться от вчерашних своих утвержде­ний и признать положение Харькова крайне опасным. Но это было сделано в то время, когда каждому взрослому стало ясно, что участь всей Украины уже предрешена. Екатеринослав пал в конце июня. Через полторы-две недели пал Харьков.

Большевики занялись не наступлением и даже не обороной, а исключительно эвакуацией Украины. Все красноармейские части были приспособлены для этой цели. Сдача Украины происходила в буквальном смысле слова без боя.

И вот тогда, когда всюду стало ясно, что большевики бросают Украину, стремясь лишь вывезти из нее возможно больше мужского населения и ж.-д. подвижного состава, Махно счел момент подходящим, чтобы взять в свои руки инициативу борьбы против контрреволюции и действовать в качестве самостоятельной рево­люционной силы и против Деникина, и против большевиков. В ряды повстанцев, оставшихся временно под красным командова­нием, был дан пароль свергать красных командиров и группиро­ваться под общим командованием Махно.