35. Анархисты и Национальный совет обороны
Участие анархистов в испанской Гражданской войне закончилось их сотрудничеством в создании и вооружённой защите Национального совета обороны (Consejo Nacional de Defensa), отстранившего от власти правительство Хуана Негрина в начале марта 1937 г. Этот Совет положил конец преобладанию коммунистов в армии и правительстве Республики и безуспешно попытался достичь «почётного» мира с генералом Франко.
Участие анархистов было для Совета решающим. Вооружённое выступление получило политическую поддержку либертариев, и разумеется, без содействия возглавляемых анархистами войск, особенно IV армейского корпуса Сиприано Меры, Совет никогда не пришёл бы к власти. Тем не менее сотрудничество НКТ–ФАИ с полковником Сехисмундо Касадо, военным лидером Совета, и другими политическими группами, поддержавшими его, остаётся одним из наиболее неоднозначных аспектов роли анархистов в Гражданской войне.
Предыстория Национального совета обороны
Выступление в начале марта 1939 г., которое свергло правительство Хуана Негрина, началось не на пустом месте. Ранее уже были попытки, предполагаемые или более определённые, отстранить Негрина и коммунистов от контроля над Республикой.
Хесус Эрнандес в своей книге об испанских анархистах, написанной во время его пребывания в Коммунистической партии, утверждал, что лидер социалистов Хулиан Бестейро, занимавший важное место в хунте, уже некоторое время готовил свержение правительства Негрина. Перед началом Гражданской войны Бестейро был лидером правого крыла Социалистической партии, в то время как Ларго Кабальеро был главой левого крыла, а Индалесио Прието – предводителем партийного центра. Во время Гражданской войны Бестейро не играл значительной роли в национальной политике.
Согласно Эрнандесу, в июне 1938 г. Бестейро отправился в Барселону, где размещалось правительство Республики. По словам Эрнандеса, там были «визиты, банкеты, речи, тайные списки нового правительства; сеньор Бестейро – “новый спаситель” Испании»1.
Эрнандес также утверждал, что после Мюнхенского соглашения, заключённого в сентябре 1938 г., Бестейро явился в аэропорт Лос-Льянос и потребовал доставить его в Барселону как нового «главу правительства», на что офицер ответил отказом. Когда Бестейро добрался до Барселоны другими путями, он, говорит Эрнандес, не увидел там комитета по встрече, который, как ожидал Бестейро, должен был приветствовать его в качестве преемника Негрина2.
Эрнандес не приводил никаких доказательств или источников своих обвинений в адрес Бестейро. Однако имеются убедительные свидетельства того, что во время кризиса, сопровождавшего последнее наступление Франко в Каталонии, ФАИ предприняла по крайней мере две попытки свергнуть Негрина.
В начале декабря 1938 г., перед началом Каталонской кампании Франко, делегация ФАИ, состоявшая из Диего Абада де Сантильяна, Антонио Гарсии Бирлана и Федерики Монсень, посетила президента Мануэля Асанью. Они предложили ему «сформировать правительство испанской направленности, которое не будет, подобно нынешнему, символом зависимости от России, состоящее из людей, не несущих никаких ответственности за бездумную и пагубную политику, которая характеризует нынешнее правительство».
Согласно Сантильяну, Асанья мог всерьёз задуматься об отстранении Негрина. Однако, опять же по словам Сантильяна, Негрин пригрозил Асанье, что если его отправят в отставку, то он сам совершит переворот против президента Республики «во главе движения масс и армии, которые на его стороне»3. Луис Аракистайн подтвердил это свидетельство, заявив, что он и Мартинес Баррио слышали об этом от самого Асаньи4. Так или иначе, Асанья не принял предложение ФАИ.
Позднее, в начале битвы за Каталонию, ФАИ на совещании организаций Либертарного движения предложила, чтобы анархисты самостоятельно образовали хунту национальной обороны. Она доказывала, что анархистам удастся мобилизовать массы и большинство республиканской армии в Каталонии на защиту региона так, как не смогло бы правительство Негрина. Однако Либертарное движения отклонило это предложение, решив продолжать поддерживать существующее правительство5.
Обстановка после падения Каталонии
После захвата Каталонии силами Франко в начале февраля 1939 г. республиканская Испания сохраняла лишь центральные и южные районы. На бумаге у лоялистов ещё оставалось достаточно ресурсов, чтобы оказывать длительное сопротивление. Хесус Эрнандес утверждал, что у центрально-южного региона была «армия численностью около миллиона человек, с артиллерией, танками и авиацией; с флотом, превосходящим вражеский; с территорией, которая включала треть страны и насчитывала восемь миллионов жителей…»6
Однако другие участники Гражданской войны оспаривают оптимистические оценки Эрнандеса. Игнасио Иглесиас, который был главным лидером ПОУМ в Астурии, отмечает:
«…Армия Центра, лучше всего вооружённая, имела лишь 95 000 винтовок, 1 600 автоматов, 1 400 пулемётов, 150 артиллерийских орудий, 50 миномётов, 10 танков и 40 самолётов, тогда как у генерала Франко было тридцать две дивизии к югу от Мадрида, с огромным количеством артиллерии, танков и по крайней мере 600 самолётами»7.
Но главной вещью, которой не хватало республиканским силам, была решимость продолжать борьбу. В течение последних двух месяцев войны для оставшейся части республиканской Испании первоочередное значение имели три проблемы, и все они предвещали скорое окончание конфликта. Это были возможные условия «почётного мира» с силами Франко; поиск способов бегства из остатков лоялистской Испании; и окончательное решение Негрина передать почти полный контроль над остатками республиканской армии коммунистам – шаг, ускоривший его падение.
Сам Негрин рассматривал возможность «заключения» мира ещё до потери Каталонии. В 1938 г. он несколько раз встречался с представителями германских нацистов, чтобы обсудить этот вопрос8.
На последнем заседании республиканских кортесов на испанской земле, проходившем в Фигерасе 1 февраля 1939 г., Негрин представил свои условия для прекращения войны. Бруэ и Темим говорят по этому поводу:
«С разгромленной армией и в состоянии распада, не могло больше идти никакой речи о переговорах на равных… Было лишь три пункта, которые он [Негрин] продолжал считать условиями мира: гарантия независимости и национальной целостности; гарантия права испанского народа свободно определять свою судьбу; гарантия того, что политика властей остановит преследования после войны»9.
Однако Негрин быстро дал понять, что он готов пересмотреть и эти условия ради окончания войны. Признав во время консультаций с британскими и французскими дипломатами, что Франко вряд ли примет первые два пункта, он согласился ограничиться третьим, сформулировав его так: «Никаких репрессий». Как отмечают Бруэ и Темим: «Было бы трудно вести себя более примирительно»10.
Поиск способов выйти из войны, покинув страну, начался среди лоялистов с поражением республиканских сил в Каталонии. Большинство лидеров Республики, бежавших из Каталонии перед её захватом, не вернулись на республиканскую территорию. Президент Мануэль Асанья оставил свой пост, и большинство оставшихся в живых депутатов кортесов остались во Франции.
Возвращение Негрина в республиканскую Испанию
Премьер-министр Хуан Негрин в итоге вернулся в центрально-южную Испанию, вместе с министром иностранных дел Хулио Альваресом дель Вайо и некоторыми лидерами Коммунистической партии. Однако преемник Асаньи в качестве президента, Диего Мартинес Баррио, не только отказался возвращаться, но и заявил, что больше не признаёт Негрина главой правительства.
После приземления в аэропорту Лос-Льянос, возле Альбасете, Негрин встретился с ведущими военачальниками. Выяснилось, что практически все профессиональные военные, командующие республиканской армией, за исключением генерала Хосе Миахи, считают, что «теперь сопротивление невозможно; они должны вступить в переговоры, чтобы избежать катастрофы»11.
Однако Негрин не согласился с их доводами. Он сообщил своим военачальникам, что он сосредоточил во Франции обширный запас вооружений, включая 10 000 пулемётов, 500 артиллерийских орудий и 600 самолётов, и заверил их, что с этими материалами лоялистские силы Центра–Юга смогут успешно сопротивляться силам Франко. Он добавил, что после того, как его попытки начать переговоры с Франко, чтобы вырвать у вождя мятежников какие-либо уступки, закончились провалом, у республиканцев не остаётся иного выбора, кроме как сопротивляться12.
Кабинет Негрина – вернее, те его члены, которые вернулись с премьером в Испанию, – провёл заседание в Мадриде 12 февраля. Он выпустил обращение, призывая продолжать упорное сопротивление силам Франко. Этот призыв в течение следующих нескольких дней повторялся в коммунистической прессе13.
Согласно Пальмиро Тольятти, отношения Негрина с коммунистами были в тот момент довольно прохладными. Однако положение быстро поменялось: Негрин, говорит Тольятти, «дал нам больше, чем мы просили», и именно Тольятти написал для премьера речь, с которой тот планировал выступить 6 марта, но не смог из-за переворота Касадо14.
Однако, как отмечал Хесус Эрнандес, «Негрин недостаточно быстро организовывал правительственный аппарат и принимал неотложные… меры»15. По словам того же Эрнандеса, Негрин «совершил страшную ошибку, установив резиденцию правительства в Эльде (Аликанте), месте, удалённом от жизненных центров страны и от фронтов… Из вооружённых сил в наличии были лишь 80 герильяс, охранявших импровизированные помещения правительства…»16
Игнасио Иглесиас подчёркивает, что предполагаемое «правительство» Негрина фактически не контролировало области, которые всё ещё оставались у Республики:
«Члены этого курьёзного правительства, которое не правило, переезжали из города в город, из села в село, не имея возможности что-либо сделать, не участвуя ни в чём, не зная, что́ предложил Негрин, которого они яростно критиковали в частных разговорах, хотя и сохраняли молчание в его присутствии…»17
В течение нескольких недель после падения Каталонии в центрально-южном регионе не велись активные боевые действия. Одной из причин было то, что силам Франко необходимо было перегруппироваться и подготовиться к своему финальному наступлению на Республику. Однако также вероятно, что Франко и его приверженцы выжидали, чтобы увидеть, как будут развиваться события на оставшейся республиканской территории, надеясь завладеть ею без каких-либо крупных сражений – как и произошло в действительности.
Мера, Касадо и Негрин накануне переворота
Когда разбитые республиканские войска в Каталонии переходили границу с Францией, полковник Касадо, командующий армией Центра, вызвал в свою мадридскую ставку анархиста Сиприано Меру, командовавшего IV армейским корпусом. Они обсудили альтернативы, стоявшие перед республиканскими вооружёнными силами в Центре–Юге.
Оба они согласились, что захват Мадрида силами Франко практически неизбежен. Однако у них были разные мнения о том, как поступить в данной ситуации. Полковник Касадо предложил сосредоточить 80 тысяч лоялистских солдат в районе Картахены, где базировался флот, который мог служить «средством эвакуации наиболее скомпрометированных людей». Он сказал, что такое количество бойцов можно было бы хорошо обеспечить оружием с оставшихся складов и что они, вероятно, могли бы продолжать сопротивление в течение значительного времени, пока начало общеевропейской войны не изменит ситуацию в Испании.
У Сиприано Меры было другое предложение. Он утверждал: «Надо сосредоточить все наши резервы в одной зоне, скорее всего на Юге, напротив Эстремадуры, чтобы атаковать и посмотреть, присоединится ли население той области к нашим войскам… На случай, если это проникновение удастся, мы должны быть готовы в этот момент разрушить остальные фронты и превратить организованную армию в крупные партизанские отряды»18. Ни одно из этих предложений тогда не было принято.
11 февраля полковник Касадо был вызван к Хуану Негрину, который только что вернулся в Испанию. Когда Касадо объяснил Негрину обстановку на Центральном фронте, премьер-министр признался, что он пытался вступить в переговоры с Франко, но его усилия оказались тщетными, и теперь им остаётся только сопротивляться до конца. Он повторил Касадо свою историю о новых запасах оружия во Франции, ожидающих перевозки в республиканскую зону. Касадо убедил Негрина провести совещание всех главных военачальников, чтобы объяснить им его позицию и получить совет о том, как действовать дальше. Через день или два после этого состоялось совещание Негрина с командующими армии, о котором мы уже упоминали.
Негрин также встретился с лидерами политических и профсоюзных организаций Народного фронта, а затем провёл в Валенсии встречу с руководством Либертарного движения. Однако из этих совещаний премьер-министра не стали известны какая-либо новая информация или конкретные планы. Сиприано Мера много лет спустя писал:
«Когда я узнал обо всём этом, моё отчаяние было безмерным. Не было сомнения в том, что Негрин не собирается ни перед кем раскрывать свои манёвры и истинные намерения. Следовательно, он не заслуживал ни малейшего доверия с нашей стороны»19.
Сиприано Мера провёл совещание с тремя из четырёх дивизионных командиров его корпуса – коммуниста Кинито Вальверде19a на него приглашать не стали. Мера предложил, чтобы они пригласили на встречу Негрина и разъяснили ему, что на нём, как на премьер-министре, лежит обязанность начать переговоры с Франко. В крайнем случае Негрина следовало схватить, доставить на самолёте в Бургос, ставку Франко, и потребовать переговоров. Даже если бы Негрин и командующие IV армейского корпуса были расстреляны Франко, они продемонстрировали бы всему миру своё желание почётного мира.
Согласовав этот план, Мера представил его Касадо, который быстро согласился. Однако Мера рассказал о своих намерениях Комитету обороны НКТ, а от Комитета обороны о них узнал Национальный субкомитет Либертарного движения, который запретил Мере дальнейшие действия, сообщив ему, что уже осуществляется план по отстранению Негрина.
Тем не менее Мера и Касадо всё же провели запланированную встречу с Негрином в штабе IV армейского корпуса. Мера вначале предупредил Негрина о том, что Коммунистическая партия предпринимает очевидные попытки захватить полный контроль над остатками вооружённых сил Республики. Затем он сказал премьер-министру, что считает «серьёзной ошибкой» продолжать говорить об организации сопротивления, особенно в свете того факта, что многие лица, громче всех призывающие к сопротивлению, отправляют свои семьи во Францию и готовятся уехать сами.
После этого Мера обрисовал Негрину альтернативные планы сопротивления, которые обсуждали он и полковник Касадо. Он добавил, что если Негрин не готов принять ни один из них, ни какой-либо ещё, то четвёртой альтернативой «для правительства будет взять на себя ответственность переговоров с врагом, чтобы положить конец войне и с честью сохранить все те жизни, которые могут оказаться в опасности в случае победы противника».
Когда Негрин ещё раз сказал об оружии, приготовленном во Франции, Мера спросил его: «Вы действительно думаете, что сможете доставить его в Мадрид?» Негрин ответил: «Я думаю, да». На что Мера возразил: «Вы говорите “я думаю”, значит, вы не уверены»20.
Впоследствии Негрин начал предпринимать шаги по отстранению ведущих военачальников-некоммунистов от командования. Он вызвал полковника Касадо в свою резиденцию в Юсте, приказав ему передать свой пост полковнику Ортеге, командующему III армейским корпусом и коммунисту. Касадо отправился в Юсте, но начальник его штаба остался командовать Центральным фронтом вместо полковника Ортеги. Касадо и генералу Матальяне, который также был вызван, стало ясно, что Негрин готовится передать коммунистам полный контроль над вооружёнными силами. Как следствие, отмечает Сиприано Меро, «некоммунистические военачальники и различные представители республиканских, социалистических и либертарных организаций решили не допустить исполнения планов, намеченных сумасбродным доктором и его сталинскими союзниками»21.
Аппаратный переворот коммунистов
2 марта 1939 г. «Ведомости» Министерства обороны сообщили о кадровых перестановках в военном аппарате, которые стали роковыми для правительства Негрина. Как пишет Хесус Эрнандес: «Среди них фигурировали назначение Миахи генерал-инспектором морских, сухопутных и воздушных сил, лишавшее его полномочий главнокомандующего сухопутными силами; расформирование группы армий [Центра] и перевод на другие места членов её Главного штаба… “Ведомости” сообщали о возведении в генеральские звания ряда известных полковников-коммунистов, об отстранении крупных военачальников, неприемлемых для коммунистов по политическим соображениям, и назначении на их должности различных других коммунистов. Кроме того, был смещён командир морской базы в Картахене, и на его место был назначен коммунист»22. Сиприано Мера приводит дополнительные сведения об этих приказах:
«Все военачальники-коммунисты получили повышения, им передали самые важные командные посты, тогда как другим оставили просто почётные должности, ожидая времени, когда можно будет их арестовать. Модесто и [Антонио] Кордон, например, стали генералами, а [Энрике] Листер, Франсиско Галан, [Луис] Барсело́, Мануэль Маркес и некоторые другие – полковниками. Что касается назначений, то Кордон стал генеральным секретарём национальной обороны, а Галан принял командование морской базой в Картахене; одновременно комендантами гарнизонов в Аликанте, Мурсии и Альбасете были назначены Этельвино Вега, Леокадио Мендиола и Иносенсио Курто соответственно… Говорили, что в следующем выпуске ОВ (“Официальных ведомостей”) будет объявлено о назначении Модесто командующим армией Центра, Листера – армией Леванта и Кампесино – армией Эстремадуры»23.
Согласно Хесусу Эрнандесу, решения Негрина (как министра обороны) были приняты «по требованию Политбюро, которое, в свою очередь, выполняло приказы Тольятти и Степанова», двух последних «делегатов» Коминтерна в республиканской Испании24. Сиприано Мера, безусловно, прав, когда пишет, что эти постановления «были направлены на превращение Народной армии в послушный инструмент Коммунистической партии…»25
Однако наиболее меткое определение постановлениям 2 марта 1939 г. дал Хесус Эрнандес. По его словам, они представляли собой «настоящий государственный переворот Коммунистической партии»26.
Пальмиро Тольятти прокомментировал значение этих изменений в командовании с точки зрения коммунистов:
«Негрин не согласился назначить Модесто командующим армией Мадрида и отстранить и арестовать Касадо. Он решил перевести Касадо в Главный штаб и назначить командующим армией Мадрида коммуниста, подполковника [Эмилио] Буэно… Что касается Леванта, он дал нам самое важное (Альбасете, Мурсия, Картахена, Аликанте). Модесто было поручено командование манёвренной армией (формирующейся). Листеру – Андалусский фронт. Если бы все запоздалые меры Негрина были проведены на практике, государственный переворот Касадо стал бы невозможным»27.
Тольятти критически оценивал то, каким образом был совершён этот «коммунистический переворот»:
«Все решения, принятые Негрином, были обнародованы во внеочередном выпуске “Официальных ведомостей”. Выпуск состоял почти исключительно из постановлений о повышении в звании и назначении коммунистов, начиная с возведения Модесто и Кордона… в звание генерала, Листера – в звание полковника и т.д. Если они предназначались для провокации, то они выполнили эту задачу как нельзя лучше. Публикация были использована врагами как доказательство того, что коммунисты, в сговоре с Негрином, готовятся захватить всю власть»28.
Однако многие военачальники-коммунисты сами помешали Негрину поставить армию под полный контроль Коммунистической партии. Согласно Тольятти:
«Подполковник Буэно отказался принять командование армией Центра; таким образом, мы лишились того, что должно было сыграть ключевую роль в наших превентивных действиях. Мендиола, назначенный комендантом Мурсии, отказался. Курто, назначенный комендантом Альбасете, отказался… Вега, назначенный комендантом Аликанте, принял свой пост, но не принял серьёзных предосторожностей и был арестован днём 6-го числа небольшой группой штурмовых гвардейцев».
Тольятти объяснял эти действия коммунистических офицеров «связью, прямой или косвенной, вероятно масонского типа, с военачальниками, готовившими государственный переворот»29.
Бегство лоялистского флота
Когда Хуан Негрин назначил коммуниста Франсиско Галана комендантом Картахены, главной базы лоялистского флота, командующий флотом и офицеры местного гарнизона решили не передавать ему командование. По каким-то причинам офицеры базы не выполнили это решение. Однако адмирал Буиса приказал кораблям республиканского флота выйти в море, чтобы не подпасть под контроль коммунистов.
Примерно в то же время в порту вспыхнул мятеж фалангистов. Республиканский полковник Арментия сдался им, после чего покончил с собой. Вскоре в порт были направлены войска коммунистов, которым удалось подавить фашистский мятеж.
Тем не менее флот не вернулся в Картахену. Его офицеры приняли предложение французского военно-морского командования и укрылись в тунисском порту Бизерта; тем самым республиканский флот фактически был выведен из боевых действий. Это бегство в дальнейшем имело катастрофические последствия, поскольку лоялисты оказались лишены главного средства эвакуации из Испании, когда Республика была окончательно повержена три недели спустя30.
Создание Национального совета обороны
Хотя аппаратный переворот 2 марта послужил непосредственным поводом к созданию Национального совета обороны и свержению правительства Негрина, обсуждение такой возможности, конечно, уже велось в течение некоторого времени. К примеру, полковник Сехисмундо Касадо определённо поддерживал связь с мистером Коуэном, британским дипломатическим или консульским представителем в Мадриде, очевидно надеясь при его посредничестве получить от генерала Франко условия капитуляции. Единственным практическим результатом этих контактов, по-видимому, был обмен находившегося в тюрьме Мигеля Примо де Риверы, сына бывшего диктатора и брата основателя Фаланги, на сына генерала Миахи31.
Также можно сказать с уверенностью, что накануне создания Совета полковник Касадо действовал в тесном контакте с анархистами, в частности с Комитетом обороны Центра, возглавлявшимся Эдуардо Валем. Согласно Хосе Гарсии Прадасу:
«День и ночь… Комитет обороны готовил восстание. Валь и Сальгадо два или три раза в день сообщали Касадо о наших решениях, и в этих переговорах были согласованы мельчайшие детали предстоящего выступления… Сехисмундо устанавливал связь с военными элементами, которые были необходимы»32.
Сиприано Мера излагает подробности встречи, состоявшейся утром 4 марта в доме полковника Касадо, с участием самого Меры, начальника его штаба (Антонио Верардини) и членов Комитета обороны Валя и Сальгадо. Они обсудили с Касадо состав Национального совета обороны, который должен был заменить собой правительство Негрина, и определились с именами большинства из тех, кто в итоге вошёл в него. Они также договорились, что действовать необходимо быстро, поскольку было получено сообщение, что Негрин и коммунисты планируют собственный переворот на 6–7 марта.
Мера описывает чувства присутствовавших на этой встрече:
«Ситуация была ясна. С нами были ВСТ и политические партии, кроме коммунистов; против нас – Негрин, не представлявший никого, кроме самого себя, и получавший поддержку только от приспешников Сталина, да и те больше, чем поддерживали его, использовали его в своих планах по достижению гегемонии. В этих условиях мы чувствовали, что путь открыт. Было необходимо заполнить создавшийся вакуум»33.
На следующее утро, 5 марта в 8 часов, Мера и начальник его штаба вновь были вызваны на встречу с Касадо и Эдуардо Валем. На этой встрече им сообщили, что Национальный совет обороны будет провозглашён в тот же день в 10 часов вечера и перед этим 70-я бригада из корпуса Меры должна занять важнейшие пункты Мадрида. Касадо также приказал, чтобы Мера назначил кого-нибудь вместо себя командовать IV армейским корпусом, так как его присутствие потребуется в Мадриде.
Вернувшись к себе в штаб, Мера вызвал командиров трёх из четырёх своих дивизий, а также трёх бригад оставшейся дивизии (которая, как мы упоминали, находилась под командованием коммуниста Кинито Вальверды). Он рассказал им в общих чертах о предстоящих событиях и назначил Либерино Гонсалеса, командующего 12-й дивизией, своим временным заместителем. Он также приказал 70-й бригаде выдвинуться в Мадрид, как можно быстрее и неприметнее (чтобы не привлекать внимания частей, контролируемых коммунистами). К 9 вечера Мера снова был Мадриде, в здании Министерства финансов, где должна была разместиться новая хунта34.
Ровно в 10 вечера те, кто собрались в Министерстве финансов, вышли в эфир радиостанции «Уньон» и объявили о создании Национального совета обороны, который должен был сменить у власти правительство Хуана Негрина. Председателем Совета стал генерал Хосе Миаха, министром обороны – полковник Сехисмундо Касадо, министром иностранных дел – Хулиан Бестейро, министром внутренних дел – Венсеслао Каррильо, министром финансов и сельского хозяйства – Мануэль Гонсалес Марин, министром связи и общественных работ – Эдуардо Валь, министром юстиции – Мигель Сан-Андрес, министром образования – Хосе дель Рио, министром труда – Антонио Перес, секретарём Совета – Санчес Рекена35.
В хунте было представлено большинство партий и групп, поддерживавших Республику. Генерал Миаха и полковник Касадо были двумя из наиболее важных кадровых офицеров, командовавших республиканскими войсками. Хулиан Бестейро долгое время был лидером правого крыла Социалистической партии, а Венсеслао Каррильо был одним из главных сподвижников Франсиско Ларго Кабальеро, лидера левых социалистов. Эдуардо Валь в течение всей войны был руководителем Комитета обороны Центра НКТ, Гонсалес Марин был ещё одним лидером анархистов. Мигель Сан-Андрес был депутатом от «Левых республиканцев», а Хосе дель Рио – одним из лидеров Республиканского союза. Антонио Перес представлял ВСТ. Санчес Рекена был видной фигурой в малочисленной Синдикалистской партии Анхеля Пестаньи.
После официального провозглашения хунты по радио выступили некоторые из присутствующих: вначале Хулиан Бестейро, затем полковник Касадо, Сиприано Мера и два республиканца, Сан-Андрес и Хосе дель Рио. Они объявили о свержении режима Негрина, призвали народ Республики поддержать новое правительство и обозначили его целью (как выразился Мера) достижение «почётного мира, основанного на справедливости и братстве»36.
Новый министр юстиции, Мигель Сан-Андрес, зачитал официальный манифест о создании Совета, написанный Х. Гарсией Прадасом, редактором мадридской анархической газеты «НКТ». Он был адресован «Испанским трудящимся, антифашистскому народу!» и в нём говорилось, что правительство Негрина бездействует, будучи неспособно выполнить свои обещания, и что оно утратило всякие конституционные основания. Манифест призвал всех, кто находился в Республике, выполнять свой долг, пообещав, что каждый член Совета также будет выполнять свой, но о конкретных задачах, которые ставил перед собой Совет, говорилось довольно расплывчато37.
Негрин наверняка ожидал, что против него будет предпринято какое-то выступление при участии полковника Касадо. Хосе Пейратс пишет, что 3 марта премьер отправил к Касадо своего представителя, Росарио дель Ольмо, которая предъявила ему «декларацию о безоговорочной поддержке правительства» и попросила поставить под ней свою подпись. Как отмечает Пейратс, «Касадо прекрасно понимал, что это был ультиматум Негрина», и отказался подписывать декларацию38.
Когда был образован Совет национальной обороны, Хуан Негрин не оказал ему практически никакого сопротивления. По-видимому, среди оставшихся членов правительства Негрина шли долгие дискуссии о том, следует ли им что-либо предпринять и если да, то что именно. Но в итоге вечером 6 марта бывший премьер-министр вместе с бывшим министром иностранных дел Хулио Альваресом дель Вайо сели на самолёт и вылетели во Францию, где они благополучно приземлились39.
Действия коммунистических войск
Войска под командованием коммунистов, находившиеся в районе Мадрида, вскоре восстали против новой хунты. Это восстание было подавлено IV армейским корпусом Сиприано Меры только после недели боёв и двухтысячных потерь40.
Однако, прежде чем обратиться к подробностям этой борьбы, нужно отметить резкое противоречие между воинственностью коммунистических войск в Мадридском регионе и их пассивностью в других частях Республики, а также нежеланием национального руководства Коммунистической партии Испании и оставшихся коминтерновских и советских представителей всерьёз бросить вызов Совету Касадо. Позже мы вернёмся к вопросу о том, почему коммунистическое руководство так поступило.
Говоря о большей части коммунистических войск, находившихся вдалеке от Мадрида, Пьер Бруэ и Эмиль Темим отмечают: «Войска, возглавляемые коммунистами, ограничились самозащитой»41. Пальмиро Тольятти предложил объяснение этого странного поведения коммунистов.
Впоследствии, в своём отчете для московского руководства о произошедших событиях, Тольятти писал, что в дни, предшествовавшие перевороту Касадо, он обсуждал с лидерами испанской партии план действий и даже обратился за «советом» в Москву, но не получил ответа.
«Мы столкнулись бы с государственным аппаратом, гражданским и военным, мобилизованным против нас, враждебность и сопротивление которого можно было бы сломить только силой… Мы должны были бы захватить власть как партия… Всё руководство партии было против этого… Я был убеждён, зная, что́ имела партия и каково было соотношение сил в тот момент, что мы будем разбиты стремительно и бесповоротно, поскольку массы, дезориентированные и желавшие лишь мира, не последовали бы за нами и даже вооружённые силы, которыми командовали коммунисты, не поддержали бы нас с необходимой энергией и решительностью»42.
Однако далее в том же отчёте Коминтерну Тольятти отмечает:
«Падение Аликанте парализовало все действия, которые мы планировали… Более того, около пяти дня стало известно, что начальник Главного штаба воздушных сил (Алонсо, коммунист) присоединился к Касадо. С падением нашего основанного опорного пункта в Альбасете, на Мадридском шоссе, мы оказались в Эльде загнанными в своего рода крысиную нору»43.
Два ведущих военно-политических лидера коммунистов безуспешно пытались мобилизовать войска, чтобы противостоять Совету и, если возможно, свергнуть его. Это были Хесус Эрнандес, который до мартовских перестановок был политкомиссаром группы армий Центра, и Энрике Кастро Дельгадо, основатель 5-го полка.
Эрнандес, которому не удалось связаться с остальным руководством партии, приказал частям, находившимся под контролем коммунистов, перерезать коммуникации между Валенсией и Мадридом и готовиться к наступлению непосредственно на Мадрид. Некоторое время генерал Менендес, находившийся в Валенсии и предположительно бывший союзником Касадо, сотрудничал с валенсийскими коммунистами, освобождая тех из них, кто был арестован, и оставаясь более или менее «нейтральным» в конфликте внутри республиканского лагеря. Коммунисты из Валенсии не отправили войска, чтобы поддержать сопротивление своих товарищей перевороту Касадо в Мадриде, но, как отмечал Тольятти, «никто не говорил им, что они должны были это сделать»44.
Кастро Дельгадо, посовещавшись с Эрнандесом, отправился в Эльду, чтобы подтолкнуть руководство Коммунистической партии к действиям, но увидел, что оно не желает предпринимать никаких шагов, чтобы помешать Совету установить контроль над оставшейся республиканской Испанией. Вместо этого основные лидеры партии, как и их иностранные советники, были озабочены тем, как перебраться во Французскую Северную Африку либо непосредственно во Францию. В течение нескольких дней после создания Национального совета обороны практически все высшие руководители Коммунистической партии Испании и находившиеся при них коминтерновские и советские представители покинули страну45.
Вопреки нежеланию национального и международного коммунистического руководства предотвратить захват власти Советом, коммунистические войска в окрестностях Мадрида попытались оказать сопротивление. Сиприано Мера перед созданием Совета предупреждал полковника Касадо о таком развитии событий и предлагал отстранить трёх коммунистов, командовавших армейскими корпусами, которые, наряду с IV корпусом Меры, стояли в районе Мадрида. Однако Касадо ответил, что в этом нет необходимости, поскольку эти офицеры являются кадровыми военными и будут выполнять данный им приказ46.
Мера описывает обстановку в Мадридском регионе:
«Ситуация была отнюдь не благоприятной. Командующие I, II и III армейских корпусов вели себя уклончиво, несомненно ожидая конкретных приказов от Коммунистической партии. Бронетанковые силы, штурмовые гвардейцы и авиация, находившиеся в Центре, по большей части находились в руках коммунистов. То же относилось и к партизанской группе, располагавшейся Алькала-де-Энаресе, на пороге Мадрида. В действительности мы могли рассчитывать только на наш IV армейский корпус…»47
Не подлежит сомнению то, что войска, находившиеся под командованием Меры, в подавляющем большинстве были настроены против коммунистов. Это относилось как командирам младшего и среднего звена, так и к командующим дивизиями и бригадами (за исключением коммуниста, возглавлявшего одну из дивизий) и к самому Мере.
Причину этого объяснил мне много лет спустя один бывший офицер испанской морской пехоты и член НКТ, который находился на Мадридском фронте с февраля с 1937 г. до конца Гражданской войны. Как он говорил, во время войны сэнэтисты в Мадриде были зажаты между вражескими фашистскими силами впереди них и враждебными коммунистическими силами позади, и в марте 1937 г. «нужно было избавиться от коммунистов»48.
Однако не только анархические войска выступили против попытки Негрина полностью передать вооружённые силы под управление коммунистов. Лидер социалистов Трифон Гомес 5 марта писал Индалесио Прието:
«Мы сейчас заняли весьма решительную позицию… По соглашению с местными республиканскими элементами и с ВСТ и НКТ мы не дали нынешнему военному губернатору Альбасете уйти в отставку и не допустили на его место недавно назначенного преемника. Мы не станем позволять переворот через правительственную газету, который представляют собой эти назначения, и соглашаться в настоящий момент на передачу этих постов коммунистам. То же самое делают наши товарищи в провинции Мурсия…»49
В любом случае, как и предсказывал Мера, части II армейского корпуса подняли восстание утром 6 марта. Вскоре за ними последовали другие войска, контролируемые коммунистами. Вначале они действовали довольно успешно и даже заняли расположение Главного штаба, где солдаты полковника Барсело казнили «нескольких офицеров, включая полковников Гасоло и Отеро». Впоследствии полковник Касадо приказал в ответ казнить полковника Барсело, и это был единственный подобный случай после того, как анархические войска, поддерживавшие Совет, подавили выступление коммунистов50.
Штаб Сиприано Меры расположился в здании Морского министерства, находившемся под контролем Службы военной информации (СИМ), которую в Мадриде – что достаточно удивительно – возглавлял социалист Анхель Педреро и которая имела собственную телефонную связь. Другие телефонные линии оказались ненадёжными, но из Морского министерства, которое несколько раз подвергалось нападению, но было защищено войсками СИМ, Мере удавалось поддерживать постоянный контакт с частями своего IV армейского корпуса.
Хотя поначалу коммунистические войска смогли углубиться в Мадрид, а также занять Алькала-де-Энарес и часть Гвадалахары, после нескольких дней боёв они были отброшены назад. Части IV армейского корпуса были поддержаны авиацией полковника Гаскона, «республиканским соединением под командованием полковника Армандо Альвареса, составленным из разнородных сил», и анархической 83-й бригадой, которая прибыла из Леванта.
Коммунистические войска получили серьёзный моральный удар 8 марта, когда они узнали о бегстве бывшего премьер-министра Хуана Негрина и большинства высших руководителей Коммунистической партии. Через три дня сопротивление коммунистов продолжалось только в недостроенных министерских зданиях в конце бульвара Ла-Кастельяна в предместьях Мадрида. 11 марта эти здания были заняты войсками, лояльными Совету, и восстание коммунистов было подавлено. IV корпус и союзные ему соединения взяли около 20 тысяч пленных51.
В те дни, когда в лоялистском тылу шли бои, со стороны сил Франко могла проявляться какая-то незначительная активность, но они не пытались перейти в общее наступление на Мадридском фронте. Сиприано Мера пишет, что «враг наблюдал, надеясь, что коммунистическое восстание, вызвав резню среди антифашистов, преподнесёт им Мадрид на серебряном блюде»52.
Провал переговоров Совета с Франко
Совет не мог предпринимать никаких попыток начать переговоры с Франко, пока продолжалось восстание коммунистов, но к тому времени, когда оно было подавлено, исчезли все возможные шансы на достижение «почётного мира». По словам Сиприано Меры, «восстание коммунистов помешало Совету национальной обороны вступить в переговоры с врагом, находясь в выгодном или хотя бы менее рискованном положении». Он добавляет, что остатки правительства Негрина «были неспособны выговорить этот необходимый мир; у Совета было больше шансов добиться его, но для этого он должен был представлять единый фронт; мятеж коммунистов был ударом в спину»53.
Как только борьба с коммунистами была закончена, Совет представил Франко мирное предложение из восьми пунктов, включая полный отказ от политического преследования побеждённых; время на то, чтобы покинуть Испанию, для людей, которые хотели это сделать; и «уважение к жизням, правам и карьерам профессиональных военнослужащих»54.
Однако вскоре стало ясно, что Франко не намерен принимать условия Совета. Как пишут Бруэ и Темим, Совет «хотел переговоров; Франко хотел капитуляции. Он хотел подписать мирный договор; Франко не собирался ничего подписывать»55.
Хотя из Мадрида в Бургос были отправлены две делегации, с официальной миссией провести переговоры с людьми Франко, из этих переговоров ничего не вышло. В конце концов Франко прямо потребовал, чтобы республиканские войска подняли белый флаг и сдались его силам56.
Ввиду того, что попытка переговоров с Франко провалилось, хунта решила отвести войска с Мадридского фронта. Части, находившиеся под командованием Сиприано Меры, как предполагалось, должны были последними оставить свои позиции и отступить в Валенсийский регион 28 марта. Хотя Мера собирался оставаться со своими войсками, пока все они не будут выведены с позиций, полковник Касадо приказал ему и его основным подчинённым отправиться в Валенсию. Как писал спустя годы сам Мера:
«28 марта было, кажется, около 9:30, когда мы выехали. В этот час все фронты, кроме нашего, распались; я почувствовал облегчение и даже повод для гордости»57.
Однако вскоре наступило полное крушение Республики. Как пишут Бруэ и Темим: «В разных местах несколько сотен бойцов были убиты или покончили с собой. Несколько сотен тысяч оставили фронт, но огромное большинство из них было в итоге захвачено в плен»58. Следует полагать, что эти обобщения применимы к войскам IV армейского корпуса, по преимуществу анархическим, так же, как и к остальной республиканской армии.
Проблема эвакуации
Когда республиканское дело потерпело поражение, у тех, кто оставался в Центральном регионе (кроме высших руководителей правительства, партий и других организаций), было мало шансов бежать из страны. Хотя премьер-министр Негрин на словах обещал свою помощь в эвакуации, фактические возможности были невелики.
Игнасио Иглесиас комментирует эту проблему:
«Необходимо было привести в порты средиземноморского побережья, всё ещё остававшегося во власти республиканцев, как можно больше судов. Этого не было сделано. Негрин имел в своём распоряжении флот из двенадцати кораблей “Французской навигации”, компании, которая была создана на выделенные им деньги и управлялась французскими коммунистами; флот грузовместимостью более 150 тысяч тонн, принадлежавший “Среднеатлантической судоходной компании”, которая пользовалась полным доверием республиканского правительства… испанские торговые суда, стоявшие во французских портах, такие как “Дарро” (2 609 т) в Марселе, “Эсколано” (3 058 т) в Пор-Вандре, “Мотомайор” (5 724 т) в Гавре и “Сатурно” (3 450 т) в Касабланке, – все они были захвачены правительством генерала Франко. Другие корабли испанского торгового флота – принадлежавшие компаниям “Ибарра”, “Трасмедитерранеа”, “Навьера Пинильос”, “Сота и Аснар” и др. – вместо того, чтобы приказать им идти в средиземноморские порты, контролируемые Республикой, отправили в советские порты; таким образом, в конце Гражданской войны дюжина таких кораблей находилась в Ленинграде, несколько – в Мурманске и ещё некоторые – на Чёрном море. Позднее они сменили свои названия и стали частью советского торгового флота»59.
После распада республиканской армии оставалось мало судов, которые могли вывезти беженцев. В их число входили «Американ Трейдер», который забрал «несколько тысяч антифранкистов, и два других корабля, которые взяли больше полутысячи каждый». Иглесиас отмечает, в дополнение к этому, что «в последний момент прибыл “Стэнбрук”, приобретённый Советом обороны, который забрал 3,5 тысячи человек, и несколько судов меньшего размера, взявших ещё некоторое количество людей»60.
Либертарное движение накануне и во время Совета
Исполнительные органы анархического движения после падения Каталонии продолжали работать в центрально-южном регионе. Их заседания проходили почти до самой ликвидации Республики.
Сразу после возвращения Негрина на республиканскую территорию состоялось заседание Полуостровного субкомитета Федерации анархистов. На нём было решено, что, хотя «правительство является трупом, свергать Негрина нецелесообразно, а вместо этого следует поставить его действия под контроль организации»61.
Был создан координационный комитет Либертарного движения. В скором времени, 10–11 февраля, прошёл пленум Либертарного движения. На нём были зачитаны сообщения о консультациях анархических лидеров с различными военачальниками, в частности с генералом Миахой, который был назначен главнокомандующим сухопутными, морскими и воздушными силами. Были протесты против назначения Миахи, из-за его связей с коммунистами со времени битвы за Мадрид62.
Пленум также потребовал встречи с Негрином, на которой лидеры анархистов должны были изложить премьер-министру свои требования. 11 февраля эта встреча состоялась, однако Негрин поставил анархических лидеров в затруднительное положение, отказавшись говорить с аргентинцем Хосе Грунфельдом, который на тот момент являлся секретарём ФАИ, на том основании, что он был «иностранцем». По-видимому, в результате анархистам не удалось обсудить вопросы, которые они собирались поставить перед Негрином63.
15 февраля в Мадриде прошла ещё одна встреча лидеров ФАИ, НКТ и «Либертарной молодёжи». На ней обсуждались возвращение в республиканскую Испанию Сегундо Бланко, члена кабинета Негрина от НКТ, и его сообщение о том, что, хотя Негрин закупил большое количество советского оружия во время битвы за Каталонию, по некоторым причинам бо́льшая его часть не была доставлена, а то, что прибыло во Францию, было задержано французскими властями. Бланко также передал своим товарищам, находившимся в Испании, письмо от Педро Эрреры и Мариано Васкеса, секретарей ФАИ и НКТ соответственно, в котором они призывали вывезти из страны ключевых представителей анархического движения и обещали оказать в этом помощь из Франции64.
На следующий день, 16 февраля, прошло очередное заседание координационного комитета Либертарного движения, где, в частности, рассматривалась «позиция» Сиприано Меры, которая «могла иметь опасные и пагубные результаты для целей, к которым стремится организация». Хотя Мера в своих мемуарах не упоминает о том, что он встречался с руководством анархистов, очевидно, что на этом заседании его предложение – схватить Негрина и доставить его в Бургос, чтобы добиться мира от Франко, – было отклонено. Дискуссия на заседании, по всей видимости, была бурной, хотя Мера дал понять, что он является дисциплинированным участником движения и подчинится решению координационного комитета65. Как мы видели выше, Мера не стал реализовывать свой план по принуждению Негрина к переговорам.
На последних совместных заседаниях анархического руководства, предшествовавших образованию Национального совета обороны, было выдвинуто требование назначить полковника Касадо начальником Центрального главного штаба. На заседании 3 марта Сегундо Бланко последний раз сообщил руководству:
«Если говорить о возможности полной победы, то никто в здравом уме не может больше думать об этом»66. Таким образом, он открыто разошёлся с Хуаном Негрином, который продолжал призывать к отчаянному сопротивлению.
Руководство движения продолжало работать и после создания Национального совета обороны. Его встречи были отмечены продолжавшимся конфликтом между Национальной конфедерацией труда, с одной стороны, и Федерацией анархистов Иберии и Федерацией либертарной молодёжи – с другой, о котором мы говорили в предыдущей главе.
7 марта был сформирован новый Национальный комитет Либертарного движения, с Хуаном Лопесом из НКТ в качестве генерального секретаря и Хосе Грунфельдом из ФАИ в качестве вице-секретаря, включавший также Авелино Г. Энтриагло, Хосе Альмелу и Лоренсо И́ньиго. Этот комитет провёл заседания 11, 16, 17, 22 и 24 марта и ещё два заседания, очевидно последних, 27 марта. На заседаниях Национального комитета либертариев иногда присутствовали члены Национального совета обороны – Эдуардо Валь и Мануэль Гонсалес Марин.
22 марта Национальный комитет выпустил обращение «К бойцам и всем трудящимся», настаивая на том, что если добиться «почётного» мирного соглашения с генералиссимусом Франко окажется невозможно, то республиканские силы должны будут «сопротивляться до конца». Два анархических члена Совета обороны сообщили своим коллегам по НКТ–ФАИ–ФИХЛ, что они решительно выступают в Совете за сопротивление.
На заседании Национального комитета либертариев 22 марта также была принята резолюция, которая требовала от анархических лидеров, остававшихся во Франции после падения Каталонии, прибыть в центрально-южный регион Испании. Однако, независимо от того, какое развитие событий предпочли бы Эдуардо Валь, Гонсалес Марин и другие лидеры анархистов, ясно, что в последнюю неделю работы Национального комитета Либертарного движения дискуссии на его заседаниях сосредотачивались на необходимости и осуществимости эвакуации из Испании «скомпрометированных элементов» анархического движения и других республиканских элементов. Валь и Гонсалес Марин, поначалу встретившие эту идею в штыки, в конце концов согласились с решением Национального совета обороны о создании эвакуационных комитетов в каждой из оставшихся республиканских армий.
Однако, ввиду всеобщего краха лоялистской армии в последнюю неделю марта 1939 г. и почти полного отсутствия кораблей (которые, как предполагалось, Хуан Негрин законтрактовал во Франции) в Валенсии, Аликанте и других пунктах эвакуации, на спасение могла рассчитывать только горстка важнейших анархических лидеров. В этом отношении ситуация у анархистов не сильно отличалась от той, что сложилась в других партиях и группах, поддерживавших Республику. Эвакуированные исчислялись сотнями, а не десятками тысяч, как первоначально планировалось67. Бывший республиканский солдат Матиас Гонсалес 40 лет спустя красочно описывал хаос, царивший среди тех, кто безуспешно пытался покинуть страну в последние дни Республики68.
Почему лидеры коммунистов не сопротивлялись Совету?
Остаётся прояснить ещё один вопрос, связанный с Национальным советом обороны и участием в нём анархистов. Следует объяснить, почему Коммунистическая партия, контролировавшая значительную часть республиканской армии к марту 1939 г., не сопротивлялась приходу к власти Совета.
Мы можем лишь строить догадки на этот счёт. Тем не менее очевидно, что советский военный и гражданский персонал, остававшийся в республиканской Испании, а также агенты Коминтерна, которые всё ещё находились здесь, не предпринимали никаких серьёзных попыток организовать сопротивление. Более того, первые покинули страну при первой же возможности, а вскоре за ними последовало и большинство представителей Коминтерна.
Из этого можно сделать вывод, что сталинское руководство не было заинтересовано в продолжении испанской войны. Виктор Альба предполагает:
«После Мюнхенской конференции Сталин хотел провести переговоры с Гитлером. Он считал, что отказ от Испании будет воспринят в Берлине как доказательство добрых намерений… Москва была обеспокоена тем, как окончить войну в Испании, в качестве подарка Гитлеру, и при этом избежать ответственности за свою явную причастность к поражению»69.
Игнасио Иглесиас цитирует Мануэля Асанью, который утверждал, что за шесть-восемь месяцев, предшествовавших захвату Каталонии силами Франко, Республика не получила «ни килограмма русских материалов»70. Это, по-видимому, указывает на то, что Сталин полностью списал со счетов Испанскую республику.
По всей вероятности, тот же самый ход мыслей повлиял и на поведение испанских коммунистических лидеров. Зная, что Республика обречена, они были вполне довольны тем, что историческая ответственность за окончательное поражение лоялистского дела легла на кого-то другого.
Игнасио Иглесиас интерпретирует цели сталинистов сходным образом:
«Было очевидно, что для Коммунистической партии, для Интернационала и прежде всего для Сталина стоял вопрос не о продолжении борьбы, а выходе из испанской авантюры… Стояла задача не только сохранить лучшие кадры коммунистической организации, но и спровоцировать тем или иным образом другие антифранкистские секторы, в частности республиканскую армию, на выступление против призрачного правительства Негрина, чтобы на них легла непростительная вина за окончательную капитуляцию. В этом заключалось значение их заговора, а не в том, чтобы, как верят некоторые, попытаться вопреки всему продолжать сопротивление»71.
В пользу такой интерпретации свидетельствует коммунистический лидер Энрике Кастро Дельгадо, который, как мы видели, безрезультатно пытался заставить испанских и иностранных коммунистических лидеров организовать сопротивление Касадо и Совету. Много лет спустя он с иронией писал:
«Спасибо, большое спасибо вам, полковник. Без вашего мятежа теми, кому пришлось бы капитулировать, были бы мы. Это было бы тяжело. Но вы были великим человеком, вы спасли честь Партии настолько успешно, что мы сами не могли бы сделать этого лучше. Спасибо, большое спасибо вам, полковник»72.
Война была практически проиграна Республикой после падения Каталонии. У Хуана Негрина и его ближайших соратников ещё могла оставаться слабая надежда на то, что если гражданская война в Испании продлится до начала всеобщей войны в Европе, то Британия и Франция будут вынуждены начать в Испании действия против союзника Гитлера и Муссолини – Франсиско Франко. Однако подобная интервенция на стороне Республики, даже при указанных обстоятельствах, кажется маловероятной, по крайней мере в ретроспективе.
Пьер Бруэ и Эмиль Темим доказывают несбыточность надежд на вмешательство Запада в войну. Они отмечают, что во время Мюнхенского кризиса «дипломатические усилия националистической Испании были направлены на то, чтобы заставить западные державы сначала отделить испанские дела от надвигающейся европейской войны, а затем признать нейтралитет националистического правительства, что с их стороны было бы равнозначно окончательному отказу от поддержки Испанской республики… Британское и французское правительства удовлетворились обещаниями, которые были даны самим каудильо и переданы Парижу и Лондону…»73 Авторы добавляют:
«Отныне главной заботой великих держав фактически стало прекращение Гражданской войны»74.
Таким образом, после разгрома лоялистов в Каталонии в начале февраля 1939 г., вопрос был не в том, когда республиканское дело потерпит окончательное поражение, а в том, кто будет нести формальную ответственность за это поражение. Хотя коммунисты, во имя «сопротивления до конца», убедили Хуана Негрина передать им полный контроль над республиканскими вооружёнными силами, их поведение после переворота полковника Касадо, казалось, говорило о том, что они были рады переложить на своих противников в республиканском лагере ответственность перед историей за неизбежное поражение лоялистского дела.
Один из главных парадоксов Гражданской войны в Испании заключается в том, что анархисты разделили эту ответственность с полковником Касадо. Стремясь предотвратить полный контроль коммунистов над Республикой и её вооружёнными силами и (как они, вне всякого сомнения, предвидели) их собственное уничтожение руками сталинистов, анархисты решительно поддержали Национальный совет обороны. Более того, без их поддержки он не смог бы прийти к власти. Таким образом, либертарное движение, которое в июле 1936 г. сыграло главную роль в подавлении военного мятежа на большей части Испании, которое во время войны предоставило самый крупный контингент для лоялистской армии, приняло на себя ответственность за создание последнего правительства Республики, совершенно неспособного предотвратить окончательный крах республиканского дела.