30. Майские дни в Барселоне

В первую неделю мая 1937 г. в Барселоне и других каталонских городах прошла малая гражданская война в ходе общенациональной гражданской войны. Эти Майские дни стали кульминацией первого этапа борьбы сталинистов за власть над Испанской республикой.

Испанский анархист Мануэль Круэльс безусловно прав, когда пишет:

«Майские события в Барселоне представляют собой жестокое и кровопролитное столкновение между двумя разными идеологическими концепциями пролетариата – коммунизмом и анархизмом. Все остальные участники, хотя они и мелькали в пропаганде, были в этом противоборстве актёрами второго плана…»1

Последствия событий первой майской недели были далеко идущими. Нет сомнения, что они серьёзно подорвали власть, авторитет и единство анархистов. Так же очевидно, что они дали республиканскому правительству возможность свернуть автономию каталонского Хенералидада. Что ещё более важно, майские события позволили коммунистам осуществить свои давние планы, сместив Франсиско Ларго Кабальеро с поста премьер-министра и заменив его лояльным попутчиком, который заискивал перед ними до конца войны и даже после неё.

В ходе министерских перестановок коммунистам удалось устранить из правительств Республики и Каталонии не только анархистов, но и других своих политических соперников. Наконец, коммунисты использовали Майские дни как предлог для того, чтобы поставить вне закона Рабочую партию марксистского единства (ПОУМ) и запустить масштабную кампанию запугивания, цензуры, преследования и даже физического устранения анархистов, кабальеристов и других элементов, стоявших на пути к их полному господству в республиканской Испании.

Однако, как мы увидим в следующих главах, несмотря на все их ресурсы и усилия, сталинисты не смогли ни устранить анархистов как самый популярный и самый многочисленный политический элемент в лоялистской Испании, ни лишить их контроля над значительной частью экономики и ключевыми войсковыми соединениями. Более того, Майские дни могли указать коммунистам на опасность открытой конфронтации с НКТ–ФАИ, и они решились повторить свою попытку лишь за несколько недель до конца Гражданской войны.

События Майских дней вплоть до наших дней вызывают горячие споры. Фактическая сторона событий относительно ясна, однако истинные мотивы и цели каждой из участвовавших групп остаются менее очевидными.

События на улицах Барселоны2

Анархист Мануэль Круэльс отмечает напряжённость, предшествовавшую Майским дням:

«1 и 2 мая в Барселоне все политические и профсоюзные организации “были при оружии”, как если бы они стояли на передовой, каждая в своей траншее, ожидая приказа атаковать. В штаб-квартирах каждой из них были приняты особые меры предосторожности, и все они усилили свои вооружённые отряды. Все следили за передвижениями друг друга и возможной концентрацией людей и снаряжения…»3

Джордж Оруэлл, который находился в отпуске в Барселоне после нескольких месяцев, проведённых на Арагонском фронте в 29-й дивизии ПОУМ, позже сообщал о том, что он видел в начале Майских дней:

«3 мая, примерно в полдень, приятель, которого встретил в холле гостиницы, бросил небрежно: “Говорят, была потасовка на телефонной станции”. Я не обратил внимания на его слова.

В этот же день, часа в три или четыре пополудни, идя по Рамблас, я услышал за собой несколько винтовочных выстрелов. Обернувшись, я увидел несколько молодых ребят с винтовками в руках и красно-чёрными анархистскими платками на шее, кравшихся по боковой улице, шедшей от Рамблас на север. Они, видимо, перестреливались с кем-то, засевшим в высокой восьмиугольной башне (кажется, это была церковь), возвышавшейся над боковой улицей. Я сразу же подумал: “Началось!” И мысль эта совсем меня не удивила. Уже много дней все ожидали, что вот-вот “начнётся”»4.

Всё действительно «началось» около трёх часов дня, когда три грузовика с полицейскими под командованием Эусебио Родригеса Саласа, директора общественной безопасности Каталонии и члена ОСПК, прибыли к телефонной станции на Пласа-де-Каталунья, в центре города. Родригес Салас предъявил приказ, подписанный советником по внутренним делам Артемио Айгуадером из партии ЭРК, и потребовал, чтобы рабочие передали ему контроль над телефонной станцией.

Как и другие коммунальные предприятия города и региона, телефонная компания с июля 1936 г. находилась в руках рабочих. К началу Майских дней ею управлял рабочий контрольный комитет, большинство в котором принадлежало НКТ (что отражало её влияние среди рабочих), с меньшинством ВСТ и председателем, назначенным каталонским правительством, в соответствии с декретом о коллективизации. Поэтому предъявленный Родригесом Саласом приказ о передаче телефонной станции был из ряда вон выходящим.

Родригес Салас приказал своим людям войти в здание и разоружить находящихся в нём рабочих. Здесь, как и во всех учреждениях и коммунальных предприятиях города, держали некоторое количество оружия, «чтобы защищаться от фашистов». Полицейские смогли разоружить рабочих на первом этаже «Ла Телефоники».

Однако, когда рабочие на верхних этажах поняли, что́ происходит внизу, они оказали полиции сопротивление. Имея по крайней мере один пулемёт, они смогли отразить нападение, и полицейские прекратили свои попытки захватить верхние этажи телефонной станции, которые несколько дней оставались в руках рабочих5.

Согласно изложению Рудольфа Роккера, когда произошло нападение на «Ла Телефонику», на соседние улицы почти сразу же «высыпали бойцы ОСПК, которые начали быстро возводить баррикады»6. Хотя никто из тех, к кому я обращался, не подтвердил эту информацию, все источники согласны с тем, что полицейский рейд на «Ла Телефонику» и последовавшая перестрелка в здании стали той искрой, которая вызвала пожар народного возмущения по всему городу.

Аугустин Сухи описывал то, что произошло, когда новости о нападении на телефонную станцию распространились по Барселоне:

«В каждом районе города сновали взволнованные рабочие и полицейские. Профсоюзные помещения были полны народа. Все хотели оружия. Все хотели быть готовыми, чтобы защитить от подобных атак другие здания… Остановить негодование масс было невозможно.

Спустя несколько часов вся Барселона была вооружена. Рабочие заняли многие дома у площади Каталонии, но вскоре ушли. Полиция собралась возле префектуры. Каталонский министр внутренних дел Артемио Айгуаде [он же Айгуадер] находился среди полиции и руководил всеми действиями. С ним были полчища вооружённых каталонских националистов (“Эстат Катала”) и бойцов ОСПК…»

Тем временем местные анархические группы в разных частях города вступили в бой. Аугустин Сухи писал вскоре после этих событий: «Начиная с мрачных времён диктатуры и до нынешнего дня НКТ и ФАИ имели свои комитеты обороны. Эти комитеты немедленно начали действовать, их члены взялись за оружие»7. Однако Мануэль Круэльс отмечает, что большинство анархистов были вооружены пистолетами и ручными гранатами, и, несмотря на утверждения сталинистов о том, что НКТ прячет винтовки, к началу майских событий в наличии было сравнительно небольшое их количество8.

Диего Абад де Сантильян описывал ситуацию через несколько часов после начала конфликта:

«Либертарные народные силы преобладали на окраинах, а сопротивление коммунистов и ЭРК сосредотачивалось в основном центре на улице Клариса и Диагонали, в разрозненных зданиях на Пасео-де-Грасия и Пласа-де-Каталунья, на Пуэрта-дель-Анхель и в резиденции каталонского правительства»9.

Коммунисты также удерживали казармы имени Карла Маркса. Человек, в то время бывший секретарём «Либертарной молодёжи» в Каталонии и участвовавший в осаде этих казарм, спустя годы рассказывал, что коммунисты, вооружённые одними дробовиками, были окружены анархистами, у которых имелись пулемёт и даже пушка. Он утверждал, что анархисты легко могли захватить казармы имени Карла Маркса, но они получили от своих лидеров приказ не стрелять в коммунистов – хотя те время от времени обстреливали баррикады. В итоге, также по приказу лидеров, анархисты через несколько дней оставили баррикады10.

Аугустин Сухи описывал то, что происходило в рабочих районах на окраинах города:

«В Саррии несколько сотен рабочих вооружились, построили баррикады и разоружили гражданских гвардейцев с их согласия. Кровь не пролилась. Рабочие были хозяевами положения.

В районе Сантс… рабочие, преимущественно из “Либертарной молодёжи”, собрались в своём атенее и открыли убежища в своих зданиях. Но борьбы не было. В районе Остафранкс рабочие в ночь на 4 мая возвели баррикады. Арена для боя быков, находившая поблизости, была занята милиционерами, находившимися в отпуске в Барселоне. На улице Лерида 300 гражданских гвардейцев сдали своё оружие рабочим»11.

«Во внешних районах города не происходило столкновений, отчасти потому, что полиция была стороне рабочих, отчасти же потому, что рабочие находились в абсолютном большинстве и любое сопротивление казалось бессмысленным»12.

ПОУМ настаивала, что с протестом выступили не только рабочие НКТ. В брошюре, изданной в 1938 г., поумисты говорили: «Многие рабочие из ВСТ стояли на майских баррикадах вместе с другими рабочими… Стачка была единодушно поддержана, и ни в одной организации не возникало мысли сорвать её»13.

Однако бурление охватило не только рабочие районы, отдалённые или даже близкие. Во многих местах в центре города также раздавали оружие и строили баррикады, чтобы не допустить захвата зданий полицией.

Джордж Оруэлл описывал ситуацию в конце дня и вечером 3 мая на Рамблас – широкой улице, тянувшейся вниз от Пласа-де-Каталунья к портовой зоне. Он писал, что, когда он шёл вниз по Рамблас к отелю «Фалькон», который был «чем-то вроде общежития ПОУМ, где обычно останавливались ополченцы, приехавшие в отпуск», мимо него «в обратном направлении промчался грузовик, набитый анархистами с винтовками в руках. На кабине, вцепившись в ручки лёгкого пулемёта, лежал на горке матрасов растрёпанный паренёк. Когда мы добрались до гостиницы “Фалькон”, находившейся в нижнем конце Рамблас, в холле уже толпилось много людей. Никто толком не знал, что нужно делать, и ни у кого, за исключением бойцов ударного батальона, охранявших здание, не было оружия». Оруэлл «перешёл улицу и поднялся в помещение местного комитета ПОУМ. На верхнем этаже, где ополченцы обычно получали жалованье, тоже гудела возбуждённая толпа. Высокий мужчина лет тридцати с бледным и красивым лицом, одетый в гражданское, пытался навести порядок; он раздавал ремни и пачки патронов, сваленные в кучу в углу комнаты. Винтовок ещё не было… Потом из внутренних помещений высокий мужчина и другие люди стали приносить охапки винтовок»14.

Через несколько часов, когда Оруэлл вернулся с ужина, он увидел:

«У каждого окна были выставлены вооружённые часовые, возле дома на улице дежурила небольшая группа бойцов ударного батальона, проверявших документы случайных прохожих. Проехала, щетинясь стволами винтовок, патрульная машина анархистов»15.

Вряд ли можно сомневаться в том, что реакция рядовых анархистов и поумистов Барселоны на попытку захвата «Ла Телефоники» была стихийной. Чтобы убедиться, что это выступление не было заранее спланировано лидерами ПОУМ и НКТ, достаточно отметить тот факт, что их газеты, поумовская «Борьба» и анархо-синдикалистская «Рабочая солидарность», издавались в районах, которые не контролировались рабочими силами, и не было принято никаких мер, чтобы защитить их или переместить, прежде чем начались столкновения16.

Тем не менее Хуан Гарсия Оливер много лет спустя в своих мемуарах задавался вопросом: не могли ли сэнэтисты на баррикадах получать, по крайней мере в первый день боёв, поддержку и даже указания от Хулиана Мерино, лидера профсоюза портовых рабочих НКТ. Гарсия Оливер пишет, что вскоре после его прибытия в Барселону 4 мая, когда он хотел воспользоваться таксофоном в региональной штаб-квартире НКТ–ФАИ, аппарат был занят Мерино, который вёл долгие переговоры с разными людьми. Однако руководители региональной организации сказали Гарсии Оливеру, что Мерино не получал никакого официального назначения и что они до сих пор не могут установить постоянную связь с баррикадами и другими центрами сопротивления анархистов17.

В то же время ясно, что члены «Либертарной молодёжи» играли особую роль в этом выступлении, начавшемся после нападения на «Ла Телефонику». Много лет спустя Фидель Миро, который в мае 1937 г. возглавлял «Либертарную молодёжь», говорил, что они являлись «ядром» анархического сопротивления на большей части Барселоны. Он отмечал, что подростки, состоявшие в ЛМ, активно патрулировали городские районы с самодельными бомбами на поясе, которые оказывались весьма эффективными в уличных схватках с бойцами ОСПК и полицией18.

Через несколько часов после начала противостояния региональное и национальное руководство НКТ–ФАИ начало переговоры с каталонским правительством и ОСПК. Лидеры НКТ–ФАИ ежечасно призывали своих сторонников сложить оружие, однако конфликт, то затухая, то вновь разгораясь, продолжался больше трёх дней.

Аугустин Сухи писал, что 4 мая «в первые часы утра началась стрельба в центре города. Дворец юстиции был занят полицией. Бои вспыхивали повсюду. Несколько штаб-квартир НКТ были захвачены полицией»19. Кроме того, согласно Сухи, «около 5 часов дня произошёл исключительно жестокий и кровавый инцидент на Виа-Дуррути [бывшая Виа-Лаетана], недалеко от Дома НКТ–ФАИ, где располагался Региональный комитет этих двух организаций. Два автомобиля ехали в Региональный комитет со стороны доков. Примерно в 300 метрах от Дома была баррикада, которую занимали каталонские полицейские и члены ОСПК с красными повязками на рукавах. Когда автомобили подъехали к баррикаде, находившимся в них людям приказали остановиться и сдать оружие. Когда они вышли из автомобилей, чтобы выполнить этот приказ, их расстреляли из винтовок…»20

Региональное руководство НКТ–ФАИ находилось в самом центре основного района, контролировавшегося силами полиции и ОСПК, между Пласа-де-Каталунья и Пуэрта-дель-Анхель. Было ясно, что Дом НКТ является наиболее вероятной целью нападения этих сил. Сухи комментировал:

«Поскольку стало очевидно, что полиция не только не собирается прекратить нападения, но и готовится напасть на расположение самого Регионального комитета, Комитет обороны решил вызвать с военных заводов два бронеавтомобиля для защиты Дома и находившихся в нём людей. Они прибыли вечером и находились в боевой готовности в течение всего периода столкновений»21.

Джордж Оруэлл также описал события 4 мая, второго дня борьбы, которые застали его в районе Рамблас. Он видел, как отряд из 20–30 гражданских гвардейцев захватил кафе «Мокка» рядом со штаб-квартирой ПОУМ и забаррикадировался там. После небольшой перестрелки между ними и поумистами было заключено своеобразное перемирие22.

Вскоре после этого Жорж Копп, бельгийский милиционер из дивизии ПОУМ, который, как и сам Оруэлл, приехал с фронта в отпуск, разъяснил ему положение:

«Если здание ПОУМ подвергнется нападению, наша задача его защищать, но руководители ПОУМ разослали инструкцию, в которой предлагали держаться оборонительной тактики и не открывать огня, если этого можно избежать»23.

Бойцы ПОУМ отправились через улицу в кинотеатр «Полиорама», над которым находилась «маленькая обсерватория с двойным куполом. Купол возвышался над улицей, и несколько бойцов с винтовками могли сорвать любую атаку на здания ПОУМ… Что касается гвардейцев в кафе “Мокка”, то с ними хлопот не будет. Они драться не хотят и никого не тронут, лишь бы их не трогали». Оруэлл добавляет: «Следующие три дня и три ночи я просидел на крыше “Полиорамы”. Слезал я с неё ненадолго, только чтобы забежать в гостиницу и наскоро поесть»24.

Оруэлл также дал красочное описание общей ситуации в центре города, не только 4 мая, но и до самого конца боёв:

«Весь этот огромный город с его миллионным населением застыл в судороге, в кошмаре звуков, рождение которых не сопровождалось ни малейшим движением. На залитых солнцем улицах было пусто. Ничего не происходило. Только баррикады и окна, заложенные мешками с песком, изрыгали дождь пуль. На улице не было ни одной машины. Виднелись неподвижные трамваи, брошенные на Рамблас вагоновожатыми, убежавшими, как только началась стрельба. И всё это время, не прекращаясь ни на минуту, как тропический ливень, на город обрушивался шквал огня, глухим эхом отдававшийся в тысячах каменных домов. Та-та, та-та-та, бух! Иногда огонь затихал, чтобы потом снова взорваться оглушительной канонадой. Так продолжалось целый день до наступления ночи, и на рассвете начиналось снова»25.

5 мая, несмотря на ведущиеся переговоры, борьба продолжалась. Аугустин Сухи отмечал:

«Утром в 9:30 штурмовые гвардейцы совершили новую провокацию. Они напали на расположение Синдиката медицинских работников на площади Санта-Ана, в центре города. Одновременно они атаковали, ещё более яростно, штаб-квартиру Местной федерации “Либертарной молодёжи”. Молодёжь защищалась героически. Шесть молодых анархистов были убиты во время обороны их штаба…

Днём, поскольку бои продолжались, Комитет обороны решил вызвать ещё три броневика, чтобы защитить профсоюзные штаб-квартиры. Они прибыли к Дому НКТ–ФАИ через несколько часов. Их задействовали лишь для того, чтобы поддержать профсоюзы и товарищей, находившихся в опасности…»26

5 мая произошло также одно из самых громких убийств анархистов за время Майских дней. Жертвами убийства стали Камилло Бернери и его соратник Франческо Барбьери. Бернери, самый известный итальянский анархист того времени, приехал в Испанию после 19 июля, что участвовать в организации интернационального подразделения милиции НКТ–ФАИ. Он издавал в Барселоне газету «Классовая борьба» (Guerra di Classe), в которой резко выступал против уступок, сделанных НКТ–ФАИ в первые месяцы Гражданской войны. Одновременно он осуждал политический шантаж, в котором участвовали советские представители, пытавшиеся получить выгоду за счёт военной помощи Республике27.

Аугустин Сухи описывал обстоятельства «ареста» Бернери и Барбьери и их последующего убийства:

«Когда начались столкновения, Бернери находился у себя дома со своим другом Барбьери, также известным анархистом. С ними были жена Барбьери и Тоска Пантини, вдова итальянского милиционера, павшего на Арагонском фронте. Дом итальянцев был окружён каталонскими полицейскими и членами ОСПК, носившими на рукаве красные повязки с эмблемой своей партии. Во вторник, 4 мая, утром полицейские и коммунисты пришли в дом и сказали итальянским анархистам быть осторожными, поскольку в округе ведётся сильная стрельба. Днём они явились ещё раз, чтобы взять дом на учёт и изъять оружие, принадлежавшее итальянским милиционерам, которые были в отпуске в Барселоне. На следующий день, в среду 5 мая, около 5 часов дня Бернери и Барбьери были уведены двенадцатью вооружёнными людьми, половина из которых относилась к городской полиции, а половина – к членам ОСПК, о чём говорили их красные повязки… Оба они были расстреляны этой же ночью, из пулемётов, как показало вскрытие. Это было хладнокровное убийство, так как оба они были безоружными. Убийство было совершено возле Дворца Хенералидада. Вскоре тела двух анархистов доставили в морг Клинической больницы. Из списков видно, что Красный Крест нашёл оба тела возле Хенералидада»28.

Жилище Бернери находилось всего в двух или трёх кварталах от Хенералидада, где были обнаружены их тела.

6 мая столкновения продолжались. В этот день произошло два важных события: уход сэнэтистов с телефонной станции и нападение полиции и милиционеров ОСПК на главную железнодорожную станцию города, до тех пор находившуюся в руках анархистов.

Хотя местные федерации НКТ и ВСТ выпустили обращения с призывом вернуться к работе, «работа нигде не возобновлялась. Полиция ночью продолжала совершать нападения и укреплять свои позиции, с очевидным намерением расширить борьбу… В четверг утром улицы предстали более спокойными. Центр старого города всё ещё напоминал крепость. На главных улицах уже появлялись повозки, и можно было заметить случайных пешеходов. Трамвайные пути, разрушенные во время боёв, восстанавливались»29.

Однако мир в каталонскую столицу ещё не вернулся. Аугустин Сухи описывал события на «Ла Телефонике»:

«Внутри телефонной станции сложилась довольно необычная обстановка. Рабочие на верхних этажах и штурмовые гвардейцы заключили перемирие. Рабочим позволили получать еду, начиная с понедельника. Среди рабочих, принадлежавших к НКТ и ВСТ, продолжались споры. Чтобы положить конец разногласиям и продемонстрировать свою готовность восстановить мир, члены НКТ согласились покинуть здание в 3 часа дня. Предполагалось, что Штурмовая гвардия также уйдёт. Однако, вместо того чтобы оставить ту часть здания, которую они заняли в начале недели, штурмовые гвардейцы заняли остальную часть здания и привели сюда членов ВСТ, чтобы те заняли место рабочих НКТ. Члены НКТ увидели, что их предали, и немедленно сообщили об этом Региональному комитету. Комитет обратился в правительство… Через полчаса Хенералидад ответил: то, что сделано, отменить нельзя…»30

Сухи также рассказал о нападении на Французский вокзал. Он отметил, что оно началось через час после ухода сэнэтистов с «Телефоники»; штурмовые гвардейцы напали с одной стороны, члены ОСПК из казарм имени Карла Маркса – с другой. «Рабочие больше не могли рассчитывать на телефон. Атмосфера в центре города стала напряжённой. Взрывались бомбы. Винтовки и пулемёты нарушали тишину города»31.

Джордж Оруэлл отметил одну особенность ситуации, сложившейся к 6 мая, которая, возможно, стала важным фактором прекращения борьбы. Это была острая нехватка продовольствия. Говоря об отеле «Континенталь», где оставалась его жена и где он иногда обедал в дни кризиса, Оруэлл писал:

«…Есть, по существу, было нечего. В этот четверг главным блюдом за обедом были сардины – по одной сардинке на человека. Уже несколько дней в гостинице не было хлеба, иссякал даже запас вина, поэтому мы пили всё более и более старые вина, по всё более и более высокой цене. Недостаток продовольствия ощущался и несколько дней после окончания боёв»32.

Столкновения закончились 7 мая:

«…Барселона почти полностью преобразилась. Выполняя своё обещание, рабочие оставили баррикады. Во многих местах баррикады уже были разобраны… Но они сохранили своё оружие»33.

Оруэлл так описывал ситуацию 7 мая:

«…На следующий день всё выглядело так, как если бы бои действительно кончились… К вечеру улицы приобрели почти совсем нормальный вид, хотя покинутые баррикады всё ещё оставались на своих местах. На Рамблас было полно народу, почти все магазины открылись, и – что самое утешительное – дёрнулись и покатились по улицам казавшиеся замёрзшими трамваи»34.

События в других частях Каталонии

Майские события отнюдь не ограничивались одной Барселоной. Как только новости о начале противостояния достигли провинциальных городов, анархисты и поумисты приняли «упреждающие» меры. В других местах борьба началась на третий день конфликта, в основном по тем же причинам, что и в Барселоне.

Согласно Виктору Альбе:

«В провинциальных городах стихийно возникло единство действия. В Таррагоне и Хероне, к примеру, активисты НКТ и ПОУМ, действуя на опережение, заняли штаб-квартиры “Эстат Катала” и ОСПК. В Лериде они взяли под контроль город»35. Он добавляет, что позднее «в Хероне и Лериде, где ПОУМ преобладала, ничего не происходило. Членов ОСПК нигде не было видно, и полиция оставалась в своих казармах»36.

6 мая произошёл один примечательный случай: Региональный комитет НКТ получил сообщение о том, что каталонские националисты и ОСПК захватили село Сан-Хуан, недалеко от Барселоны. После этого, согласно Аугустину Сухи, «вооружённые рабочие НКТ и ФАИ вошли в село, освободили своих товарищей и разоружили противников, после чего их вывели на площадь и заставили держать ответ за свои действия. Их предупредили, чтобы они больше не поднимали оружие против народа. И затем анархисты отпустили своих противников»37.

В других городах события Майских дней приняли более серьёзный оборот с точки зрения анархистов. По словам Карлоса Семпрун-Мауры: «Кровавые столкновения в Таррагоне и Тортосе начались в то же время, что и в Барселоне. 5 мая в восемь утра полиция появилась в отделениях “Ла Телефоники” в обоих городах, которые, как и в Барселоне, управлялись контрольным комитетом НКТ–ВСТ. Захват зданий телефонной компании полицией стал сигналом к борьбе». Заняв телефонную станцию в Таррагоне, полиция отключила телефоны НКТ и ФАИ.

Через четыре часа после захвата таррагонской телефонной станции представитель связистов встретился с подполковником, командовавшим местными войсками. Они договорились, что полиция отступит в вестибюль, оставив остальные помещения телефонной станции рабочим, но начальник полиции отклонил эти условия. Тем временем в штаб-квартирах ЭРК и ОСПК раздавалось оружие.

Утром 6 мая было совершено нападение на таррагонский штаб «Либертарной молодёжи», но оно было отбито. Позднее, в шесть вечера, молодёжная организация вновь была атакована, на этот раз успешно.

Тем временем местный делегат центрального правительства, капитан авиации Барбета, потребовал, чтобы таррагонские анархисты сдали всё своё оружие. После долгих споров они всё же сделали это. На следующее утро, в три часа, полиция ворвалась в местный офис каталонского советника по обороне, за этим последовала широкая облава на анархистов, и около 15 из них были убиты.

Обо всех этих событиях несколько дней спустя сообщила «Рабочая солидарность», хотя её статья подверглась суровой цензуре38.

В Тортосе после захвата телефонной станции начались ожесточённые уличные бои. Анархисты одержали победу, но колонна Штурмовой гвардии, отправленная центральным правительством в Барселону, задержалась в Тортосе, чтобы «восстановить порядок». В ходе этого были совершены рейды на штаб-квартиры НКТ и ФАИ, многие местные лидеры анархистов были арестованы, и их тела потом обнаружили лежащими на шоссе39.

Похожие случаи происходили и в других местах. Так, 200 штурмовых гвардейцев захватили посёлок Ла-Сения в провинции Таррагона. Они разгромили штаб-квартиры НКТ и «Либертарной молодёжи» и арестовали восемь лидеров анархистов. Впоследствии, как сообщала НКТ: «Коллективизированные предприятия были распущены, их помещения были заняты войсками при содействии республиканско-буржуазных элементов и активистов ОСПК. Действия были направлены против экономических завоеваний пролетариата». Сорок анархистов были арестованы и увезены в Тортосу. Многие из них были захвачены у себя дома во время рейдов.

События, подобные этим, происходили во время Майских дней во многих других городах и посёлках, включая Амелья-дель-Мар, Вильяталан, Ампосту, Бехию и Вик40.

Роль анархических лидеров в событиях Майских дней

Почти сразу же, как только начались столкновения в Барселоне днём 3 мая, городские и региональные лидеры анархического движения попытались вступить в переговоры с каталонским президентом Луисом Компанисом и лидерами ЭРК и ОСПК, чтобы прекратить конфликт. В следующие два дня к ним присоединились национальные лидеры НКТ и ФАИ, и переговоры продолжались до утра 7 мая, когда наконец было достигнуто «соглашение». Всё это время лидеры анархистов неоднократно обращались к своим сторонникам – а также к другой стороне – с призывом прекратить огонь.

По-видимому, первым шагом анархических лидеров было отправить на телефонную станцию «председателя полиции товарища Эролеса, генерального секретаря патрулей товарища Асенса и товарища Диаса», чтобы уговорить штурмовых гвардейцев оставить здание. Однако, как отмечает Аугустин Сухи: «Усилия наших товарищей ни к чему не привели».

После этого Валерио Мас, в то время секретарь Регионального комитета НКТ, отправился с делегацией к премьер-советнику Хосе Таррадельясу и советнику по внутренним делам Артемио Айгуадеру и попросил их вывести полицию с «Ла Телефоники». По словам Аугустина Сухи, «Таррадельяс, как и Айгуаде, заверил их, что ему ничего неизвестно о происшествии на телефонной станции. Но впоследствии выяснилось, что Айгуаде лично отдал приказ о её захвате».

Мануэль Муньос Диас, входивший в эту делегацию, много лет спустя сообщал:

«Между НКТ и каталонским правительством было достигнуто соглашение: либертарное движение останется на тех позициях, с которых его попытались вытеснить…» Однако, добавлял он, «те, кто был заинтересован в продолжении конфликта, не обращали внимания на распоряжения Хенералидада, и борьба охватила весь город»41.

Хосе Пейратс отмечал, что члены каталонского правительства от НКТ потребовали отправить в отставку Артемио Айгуадера и уволить из полиции Родригеса Саласа за незаконные действия в отношении «Ла Телефоники», но президент Компанис категорически отказался выполнить это требование. Мануэль Круэльс спустя годы писал:

«Моё расследование подтвердило версию Пейратса… Если бы президент Компанис в этот момент энергично вмешался, как он делал в других случаях, и отправил в отставку советника по внутренним делам и генерального комиссара общественного порядка, как ему следовало сделать по логике вещей, этой кровавой недели в Барселоне не было бы. Конечно, коммунисты, которые затеяли это, хотели конфликта, но они, скорее всего, подчинились бы воле президента Компаниса, неохотно, но всё же подчинились бы. В тот момент выступать против него было не в их интересах»42.

Вскоре после беседы Валерио Маса с Таррадельясом и Айгуадером Региональный комитет НКТ «объявил по радио, что он сделает всё возможное, чтобы заставить полицию покинуть здание [телефонной станции]. Рабочих призвали сохранять спокойствие и достоинство»43.

Следующим утром в девять часов прошло заседание республиканского кабинета в Валенсии, на котором обсуждался барселонский конфликт. Министрам доложили, что НКТ контролирует бо́льшую часть города, но нет точной информации о том, «затронуло ли осложнение Арагонский фронт». Гарсия Оливер пишет в своих мемуарах, что «если бы это произошло, то крах рубежей обороны, от Пиренеев до Эстремадуры, не заставил бы себя ждать, наступил бы кровавый хаос, который мог вызвать иностранную интервенцию».

Двое министров-анархистов, Федерика Монсень и Хуан Пейро, предложили отправить в Барселону «сильную делегацию» НКТ и ВСТ, чтобы урегулировать ситуацию. Все согласились с этим, и в итоге было решено, что министр юстиции Хуан Гарсия Оливер и национальный секретарь Мариано Васкес (Марианет) поедут от НКТ, а Паскуаль Томас и Карлос Эрнандес Санкахо – от национального руководства ВСТ44.

Эта делегация прибыла в барселонскую штаб-квартиру НКТ–ФАИ после пяти часов вечера45. Региональный комитет НКТ в это время проводил заседание. Было решено, что Гарсия Оливер, Марианет и представители ВСТ отправятся на правительственную радиостанцию и призовут своих сторонников прекратить борьбу. Они связались с Луисом Компанисом, и тот, посовещавшись с кем-то, разрешил им прийти.

Как ранее, от аэропорта до центра города, так и теперь, от штаб-квартиры НКТ–ФАИ до Дворца Хенералидада (хотя они находились в нескольких кварталах друг от друга), валенсийским представителям пришлось идти под сильным огнём, особенно со стороны штаб-квартиры ОСПК, находившейся в одном или двух кварталах от Хенералидада.

В каталонском правительстве, говорит Гарсия Оливер, «мы были весьма холодно приняты Компанисом, и к нам холодно относились все, кто нам встречался». Тем не менее делегатам НКТ и ВСТ разрешили обратиться по радио к людям, сражавшимся по всему городу.

Гарсия Оливер в своих мемуарах описывает, как он воспринимал свою роль и роль своих коллег в тот момент:

«Это была История, которую мы творили. Это была История, в которой мы жили. Мы должны были спасти как можно больше человеческих жизней. Мог наступить день, когда мы сами подняли бы движение, но не то, которое мы сейчас пытались остановить. Когда это случится, наше движение будет тщательно спланировано нами, и инициатива будет нашей. Не как в эти моменты, когда оно спланировано против нас чуждыми нам элементам»46.

Гарсия Оливер начал своё выступление с обращения:

«Трудящиеся Каталонии! Мы говорим из Дворца Хенералидада». Вспомнив речь, с которой он выступал на той же станции вскоре после 19 июля, он сказал: «Над нами тяготеет библейское проклятие Каина и Авеля. Я не знаю, кто из нас здесь Каин и кто Авель… но можете ли вы, товарищи, поверить в то, что в антифашистской семье, среди антифашистских братьев может повториться библейская история Каина…»

Выразив потрясение, которое он испытал, пересекая город, охваченный оружейным огнём, Гарсия Оливер призвал:

«Каждый из вас, каждая группа в районе, на улице, оградите себя от всех провокаций, прекратите огонь, товарищи…»

Пообещав, что проблемы, вызвавшие выступление, будут решены на переговорах, он взывал к своим слушателям:

«Не создавайте в эти мгновения, когда нужно прекратить огонь, культ мёртвых. Не позволяйте мёртвым, страстям мёртвых, ваших братьев, ваших павших друзей, помешать в этот момент прекращению огня».

Зная, что некоторые анархисты будут потрясены его мольбой и подумают, будто его вынудили это сказать, Гарсия Оливер добавил:

«Вы понимаете меня, вы знаете меня достаточно хорошо, чтобы понимать, что в такие моменты я говорю только в силу побуждения моей доброй воли; вы знаете меня достаточно хорошо, чтобы быть уверенными, что никогда, ни раньше, ни сейчас, ни в будущем, никто не сможет вырвать из моих уст неискреннего заявления».

Гарсия Оливер закончил свою речь словами, за которые его впоследствии особенно критиковали анархисты:

«Все, кто погиб сегодня, – мои братья, я склоняюсь перед ними и целую их. Они – жертвы антифашистской борьбы, и я целую их всех без различия»47.

Мариано Васкес выступил с подобным же обращением. Он сказал: «Товарищи! Братья! Люди Барселоны и всей Каталонии! Мы должны прекратить то, что здесь происходит; мы должны прекратить это, чтобы наши товарищи на фронте знали, что мы понимаем действительность настоящего момента. Чтобы они могли обратить всё своё внимание на врага, не боясь, что мы создадим больше трудностей, больше конфликтов… Прекратите огонь, товарищи!»48

Тем временем, в течение 4 марта, НКТ–ФАИ передала несколько обращений по своей радиостанции. Одно было адресовано полиции:

«Вы хорошо знаете, и у вас есть доказательства этого, что НКТ–ФАИ не против вас, ни как отдельные лица, ни как организация. Предложите своё оружие народу и займите место на его стороне, как вы сделали 19 июля. Ни НКТ, ни ФАИ не хотят устанавливать диктатуру. Но они и не потерпят диктатуру других, пока жив хотя бы один из их членов…»

Другое радиообращение было передано региональными комитетами НКТ и ФАИ жителям Барселоны:

«НКТ и ФАИ обращаются к вам теперь, чтобы сказать вам, что они не хотят проливать кровь братьев-рабочих на улицах Барселоны. Но мы не потерпим провокаций со стороны тех, кто, злоупотребляя своими должностями, хотят уничтожить права рабочих НКТ и ВСТ, как произошло вчера, когда они силой попытались захватить телефонную станцию».

Вскоре после этого было передано ещё одно обращение НКТ к рабочим Барселоны:

«Мы не несём ответственности за то, что происходит сейчас. Мы не нападаем. Мы лишь защищаемся. Не мы это начали, не мы это спровоцировали… Рабочие НКТ и ВСТ! Вспомните путь, пройденный нами вместе… Сложите своё оружие! Обнимитесь как братья! Мы победим, если объединимся. Если же мы сражаемся сами между собой, мы неминуемо придём к поражению. Подумайте! Мы протягиваем нашу руку, и она безоружна. Сделайте то же самое, и всё будет забыто»49. Копии этого обращения раздавались на многих баррикадах50.

Диего Абад де Сантильян описывал усилия, которые прилагали он и другие лидеры НКТ–ФАИ 4 и 5 мая, пытаясь положить конец конфликту:

«Пока другие говорили с населением по радио, единодушно призывая прекратить огонь, мы продолжали поддерживать контакт с районными комитетами и с элементами, которые, как мы знали, пользовались влиянием среди сражающихся. Через несколько часов начал ощущаться эффект нашего вмешательства. Мы обещали не оставлять наш пост ни днём, ни ночью, пока все не сложат своё оружие. И мы оставались в Хенералидаде, на телефонах двое суток подряд, пока не было сформировано новое правительство и огонь не прекратился»51.

Однако лидеры анархистов не находили понимания со стороны президента Компаниса и поддерживавших его республиканских и социалистических лидеров. Сантильян вспоминает, как однажды Компанис пригрозил им, что если восемь полицейских, которые были схвачены анархистами, не будут освобождены, то «он не может отвечать за дисциплину» всей каталонской полиции.

Лидеры анархистов, находившиеся Хенералидаде, приняли решительные меры, чтобы обезопасить себя. Они позвонили на береговые батареи НКТ в Монтжуике и приказали:

«Не стреляйте – мы здесь. Но звоните нам каждые десять минут. Если мы не ответим на ваш звонок, поступайте по своему усмотрению».

Сантильян продолжает:

«Мы попросили провести чрезвычайное заседание с участием Компаниса, Комореры, Видьельи, Таррадельяса, Кальвета и всех бывших советников Хенералидада, чтобы принять решение… Мы объяснили, что береговые батареи нацелены на Хенералидад и одного их выстрела будет достаточно, чтобы все были погребены под обломками здания, что все мы разделим одну судьбу… Прицел береговых батарей оказал изумительный успокаивающий эффект. Пока мы продолжали обсуждение, нам перезвонил артиллерист, и мы повторили приказ. Мы добились нового правительства…»52

Новое правительство состояло из четырёх советников, подчинявшихся президенту Луису Компанису. Это были Карлос Марти́ Фесед от «Левых республиканцев Каталонии»; Валерио Мас, секретарь Регионального комитета НКТ; Антонио Сезе́, генеральный секретарь каталонского ВСТ и давний сталинист; и Хоакин Поу от Союза рабасайрес53.

К сожалению, новое правительство было разрушено прежде, чем смогло собраться, так как Антонио Сезе был убит по пути в Хенералидад. Как отмечает Бернетт Боллотен: «Кто совершил это убийство, так и не выяснили, хотя в обвинениях недостатка не было»54.

Анархисты настояли, чтобы немедленно была назначена замена Сезе. Предложили Рафаэля Видьелью, его кандидатура была принята, и новое правительство официально было сформировано55 – хотя в тот момент его реальная власть распространялась лишь на несколько кварталов вокруг площади, на которой располагался дворец Хенералидада.

5 мая в 17:00 Региональный комитет НКТ предложил прекратить огонь.

«Каждая партия сохранит свои позиции. Полицию и гражданских, сражающихся на её стороне, особенно попросят прекратить стрельбу. Ответственные комитеты должны быть сразу же проинформированы, если соглашение где-либо будет нарушено. Защитники профсоюзных штабов должны сохранять спокойствие и ожидать дальнейших сообщений».

Аугустин Сухи писал:

«Предложение перемирия было принято правительством, но вооружённые силы, которые, как предполагалось, действовали в защиту этого правительства, не обратили на него внимания. В течение дня они попытались окружить штаб Регионального комитета – Дом НКТ–ФАИ»56.

Тем временем, также 5 мая, Гарсия Оливер вернулся в Валенсию. Мариано Васкес остался в Барселоне, и в этот же день к нему присоединилась Федерика Монсень. Много лет спустя Монсень говорила мне, что она не знает, то ли потому, что боевой пыл к тому времени начал угасать, то ли потому, что рабочие-анархисты верили ей больше, чем многим другим лидерам, но ей удалось прекратить огонь57. Можно усомниться в том, что влияние Монсень оказалось решающим, как ей виделось впоследствии, но ясно, что она сыграла важную роль в прекращении конфликта.

Одним из первых действий Федерики Монсень, после прибытия во Дворец Хенералидада и встречи с президентом Луисом Компанисом, стало взятие ею под контроль, от имени республиканского правительства, телефонного узла дворца. Хосе Пейратс поясняет:

«Телефонный узел Хенералидада, хотя и контролировался Компанисом, оставался в распоряжении воинственных советников, которые по телефону вызывали огонь и отдавали приказы о нападении марксистским центрам и “Эстат Катала”. Личное вмешательство министра, взявшего эту линию связи под контроль, немало способствовало умиротворению обстановки»58.

В ночь на 6 мая НКТ и ВСТ совместно призвали своих членов вернуться к работе. Их воззвание заканчивалось словами: «Местные федерации НКТ и ВСТ просят, чтобы их члены воздержались от любых проявлений враждебности. Взаимопонимание и солидарность – вот требования текущего часа. Профсоюзные билеты обеих организаций должны уважаться каждым, и рабочие комитеты обязаны уважать всех работников без различия. За работу, товарищи из НКТ и ВСТ!» Однако, хотя это обращение было передано по радио и появилось в газетах, оно не было услышано59.

6 мая баррикады оставались на своих местах, и в течение всего дня продолжалась эпизодическая стрельба. В 18:45 региональные комитеты НКТ и ФАИ совместно «отправили очередную делегацию к правительству, чтобы выяснить, что́ оно собирается делать»60. Примерно через три часа «НКТ и ФАИ внесли новые предложения по прекращению столкновений. Эти предложения были следующими: все партии и группы обязаны отозвать свои вооружённые отряды и патрули с баррикад; все арестованные с обеих сторон должны быть немедленно освобождены; не должно быть никаких репрессий. Ответа требовали в течение двух часов»61.

Тем временем по телетайпу проходили консультации между Мариано Васкесом и Федерикой Монсень в Барселоне, с одной стороны, и Гарсией Оливером и министром внутренним дел Анхелем Галарсой, близким другом премьер-министра Ларго Кабальеро, в Валенсии – другой. В ходе разговора Васкес и Монсень ясно дали понять, что нахождение на посту комиссара Эусебио Родригеса Саласа, под руководством которого полиция продолжала преследовать и убивать сэнэтистов, является главным препятствием для окончания конфликта. Гарсия Оливер договорился, что Галарса, который накануне взял на себя руководство силами общественного порядка в Каталонии, немедленно уволит Родригеса Саласа и заменит его кадровым полицейским. Галарса подтвердил это распоряжение перед Васкесом и Монсень.

Они также договорились, что на следующий день, в пятницу 7 мая, в Барселоне попытаются установить перемирие по крайней мере на три часа, с 6–9 часов утра. Монсень и Васкес пообещали, что постараются уговорить хотя бы часть своих сторонников оставить баррикады ещё до того, как наступит официальный срок перемирия62.

Как позднее сообщал Аугустин Сухи, 7 мая в 5:15 утра каталонское правительство наконец приняло предложение о перемирии, сделанное НКТ накануне вечером. «Они согласились на перемирие. Все партии должны оставить баррикады. Патрули и вооружённые отряды возвращаются в свои штаб-квартиры, профсоюзы и укреплённые посты. Обе стороны должны освободить задержанных. Патрульные должны вернуться к своим обязанностям»63.

Бернетт Боллотен описывает финал Майских дней и его влияние на отношения между рядовыми анархистами и их лидерами:

«В Барселоне, за несколько часов до рассвета, в пятницу 7 мая появились признаки того, что анархо-синдикалисты наконец растратили свой пыл. Осознание того, что продолжать борьбу вопреки воле их лидеров будет бессмысленно, ошеломило их, и среди них распространилось разочарование. Многие уходили с баррикад и растворялись в темноте…»64

Роль анархических и поумистских частей во время Майских дней

Решающим фактором, определившим исход майских событий, стало то обстоятельство, что вооружённые силы Каталонии и Арагона не участвовали в борьбе – за исключением некоторых солдат с Арагонского фронта (таких как Джордж Оруэлл), которые в то время проводили свой отпуск в Барселоне. Положение армии имеет два аспекта, о которых стоит упомянуть: позиция и действия войск, размещавшихся в самой Каталонии, и поведение войск, противостоявших врагу в Арагоне.

Хуан Мануэль Молина (также известный как Хуанель), лидер НКТ, который исполнял обязанности советника по обороне Каталонии во время Майских дней, описал свои действия:

«Я занял место отсутствующего советника [анархиста Франсиско Исглеаса] и собрал офицеров Главного штаба, среди которых, как мне помнится, были полковники Аурелио Матилья, Висенте Гуарнер, Боск и майоры Висьедо и Мартинес Англада. Я сказал им примерно следующее: “В отсутствие советника по обороне, начиная с этого момента, я принимаю его пост, как субсекретарь департамента, и я надеюсь, что вы не будете выполнять ничьих приказов, кроме моих”».

Члены Главного штаба выразили своё согласие, и он попросил, чтобы для него наладили телефонную связь с командующими и комиссарами всех дивизий на фронте и в казармах Барселоны. Эти офицеры также обещали подчиняться приказам Хуанеля. Как писал он сам:

«Держа под контролем военную ситуацию в Каталонии, мы выиграли сражение, которое начали против нас коммунисты». Вслед за этим он вступил в контакт с вышестоящими властями и комитетами либертарного движения и «предложил оказать свою помощь во всём, что было необходимо»65.

Относительно общей ситуации в войсках, размещённых в Барселоне и возле неё, Молина писал:

«Было очень трудно сдерживать тех, кто находились на больших батареях на горе Монтжуик, – они давили на меня, чтобы я отдал приказ бомбардировать цели. Силы во всех казармах Барселоны, кроме казарм имени Карла Маркса, осаждённых толпой, также ждали предписания выйти на улицы»66.

Узнав о переговорах в Хенералидаде между лидерами анархистов и сторонниками президента Компаниса, Молина позвонил Педро Эррере и Диего Абаду де Сантильяну, двум лидерам ФАИ, и сказал им:

«Как это ни парадоксально, мы выиграли сражение, дав сигнал к отступлению. Помимо прочего, у нас есть все вооружённые силы региона, которые ждут моих указаний. Вы находитесь в выгодной ситуации, чтобы добиться решений, дающих гарантии нашим организациям и народу. Не идите на сделку!»

«Что решила организация, нам теперь известно. Прекращение огня и полукапитуляция», – добавляет Молина. Однако, будучи дисциплинированным членом НКТ, Молина согласился с решениями руководства. Самым важным было то, что он, после консультации с Национальным комитетом НКТ, согласился не препятствовать передвижениям штурмовых гвардейцев и карабинеров, отправленных республиканским правительством из Валенсии. Запрашивая указания у лидеров НКТ, он проинформировал их, что может помешать этим полицейским силам пересечь реку Эбро и войти в Каталонию67. Однако лидеры заверили его в том, что это «дружественные» силы68.

Хотя противники позднее обвиняли анархистов в «дезертирстве с фронта», в этих словах было мало правды. Действительно, как отмечает Виктор Альба, некоторые группы сэнэтистов в Лериде готовились идти на подмогу своим товарищам в Барселоне. Но они отказались от этой идеи, услышав речь Гарсии Оливера.

Далее Альба отмечает:

«В Барбастро некоторые контингенты Красно-чёрной колонны и 29-й дивизии собрались, чтобы следить за передвижениями 27-й дивизии ОСПК; они опасались, что это соединение оставит фронт, чтобы сражаться против сил НКТ и ПОУМ. Но ни один участок на фронте, занимаемом сэнэтистами и поумистами, не оставался незащищённым, и, вопреки тому, что позднее утверждали коммунисты, никакие силы с Арагонского фронта не двинулись в сторону Барселоны»69.

Рудольф Роккер, немецкий анархист, который пробыл в Барселоне значительную часть войны, также прокомментировал позицию солдат-анархистов в Арагоне во время Майских дней:

«Когда милиция НКТ на Арагонском фронте получила вести о событиях в Каталонии, она без задержки отправила одного из своих лучших бойцов, Ховера, в Барселону. Они были готовы немедленно идти на помощь своим братьям, ставшим жертвами гнусного предательства. Национальный комитет НКТ не допустил этого…»70

Хуан Мануэль Молина писал о том, что, вероятно, было самой серьёзной угрозой – что солдаты-анархисты с Арагонского фронта могли вмешаться в борьбу в Каталонии:

«Некоторые части на фронте… обеспокоенные событиями в Барселоне, готовились отправить силы в столицу. Командир 127-й бригады Максимо Франко, самый горячий, уже прошёл через Монсон во главе батальона, с соответствующим снаряжением, несколькими пушками и пулемётами. Я предупредил организацию [НКТ] в Бинефаре, чтобы она встретила колонну и заставила Максимо Франко связаться со мной по телефону. Он позвонил мне, и когда я заверил его, что я остаюсь во главе Департамента обороны и что в Барселоне у нас более чем достаточно сил, чтобы взять верх над коммунистами, он вернулся со своим подразделением на фронт. Несмотря на то, что командующий Красно-чёрной [колонной] перераспределил свои силы на фронте, чтобы обеспечить его защиту, мы не могли дать нашим противникам оправдание в глазах общественности – тем, что боевое подразделение оставило фронт»71.

Наконец, Мануэль Салас, который в то время служил в 25-й дивизии, много лет спустя рассказывал мне, что, когда до них дошли известия о майских событиях, они отобрали несколько рот дивизии, вооружили их до зубов и отправили в Барселону. Однако, говорил он, когда эти подразделения добрались до Лериды, там их ждал приказ о возвращении на фронт, который они выполнили72.

Роль «Друзей Дуррути»

С точки зрения испанского анархического движения одним из самых тревожных аспектов майских событий стал выход на сцену радикальной группы, которая бросила открытый вызов руководству НКТ и ФАИ. Хотя после 19 июля 1936 г. некоторые элементы этих организаций уже выражали сомнение в политике руководства и выступали против определённых его решений, «Друзья Дуррути», по-видимому, стали первой группой, которая призвала рядовых сэнэтистов и фаистов перестать следовать политике своих лидеров.

5 мая о существовании «Друзей Дуррути» стало известно в широких массах. На баррикадах и в городских районах распространялась листовка, озаглавленная «НКТ–ФАИ: Группа друзей Дуррути». Её текст, или по крайней мере отрывок из текста, гласил:

«Рабочие, требуйте вместе с нами: революционного руководства, наказания виновных, разоружения всех отрядов, участвовавших в агрессии; роспуска политических партий, которые поднялись против рабочего класса. Мы не уйдём с улиц: революция превыше всего».

Впоследствии «Друзья Дуррути» выпустили второе воззвание, когда бои всё ещё продолжались. В нём выдвигались два лозунга: «Революционная хунта» и «Вся власть пролетариату!». Грандисо Мунис, который во время майских событий был главой крайне малочисленной официальной троцкистской группы в Испании, позднее писал, что эта вторая листовка «полностью совпадала, хотя и не в терминологии, с другой, троцкистской листовкой…»73

Карлос Семпрун-Маура отмечал по поводу «Друзей Дуррути», что «они в разгар сражений выдвинули идею создания революционной хунты, существование которой, кажется, было чисто теоретическим. По их мнению, эта хунта должна была заменить Хенералидад, так как они выступали за доведение борьбы до логического завершения – захвата власти революционными организациями. Они заявляли, что “все элементы, ответственные за подрывную попытку, которые совершают свои манёвры под покровительством правительства, должны быть расстреляны. ПОУМ нужно допустить в революционную хунту, поскольку она встала на сторону рабочих”»74.

«Друзья Дуррути» начали подпольно издавать газету «Друг народа» (El Amigo del Pueblo), что было очевидной отсылкой к Французской революции. Она продолжала выходить некоторое время после окончания Майских дней75.

Конечно, «Друзья Дуррути» не имели никакого отношения к майским событиям. Не удалось им и убедить анархистов остаться на баррикадах, когда было заключено «соглашение» между руководством НКТ–ФАИ и сторонниками правительства. Однако, тогда и впоследствии, они привлекали к себе много внимания, как типичные «неконтролируемые» анархисты, на которых (вместе с ПОУМ) коммунисты и остальные переложили вину за то, что произошло в первую неделю мая в Барселоне76. Поэтому будет небезынтересным определить, насколько это возможно, что же представляли собой «Друзья Дуррути».

Наиболее подробные сведения о трёх главных лидерах «Друзей Дуррути» мы находим в мемуарах Хуана Гарсии Оливера, который относился к ним с явной неприязнью. Его описание проливает некоторый свет на происхождение тех, кто организовал «Друзей Дуррути» и руководил ими в непродолжительный период существования группы.

Этими людьми были Карреньо, Хайме Балиус и Пабло Руис, и, по словам Гарсии Оливера, ни один из них не являлся членом ФАИ.

Карреньо был «анархистом из Аргентины». Когда Дуррути вернулся из Аргентины после провозглашения Республики, вместе с ним приехал и Карреньо. Когда Дуррути в июле 1936 г. собирал свою колонну милиции, он сделал Карреньо главой военного комитета колонны. Но Гарсия Оливер отмечает, что Дуррути не взял Карреньо с собой на Мадридский фронт.

Хайме Балиус, согласно комментарию Гарсии Оливера, «не был ни анархистом, ни синдикалистом. Он был фанатичным каталонским сепаратистом, который порвал с Масия и Компанисом, когда они, отказавшись от идеи каталонского государства, предпочли создать Хенералидад Каталонии». Гарсия Оливер утверждает, что Балиус был «каким-то образом» приведён в НКТ Либерто Кальехасом, «который в своих богемных странствиях по Барселоне заводил знакомства с самыми странными, часто подозрительными, людьми». Когда Кальехас стал издавать «НКТ», мадридскую газету организации, он начал печатать и статьи Балиуса, которые Гарсия Оливер описывает как «крайне радикальные, ни анархические, ни синдикалистские, ни сепаратистские; только неистово радикальные по содержанию, почти нигилистские». Кальехас не обращал внимания на протесты Гарсии Оливера против публикации этих статей.

О последнем Гарсия Оливер говорит:

«Каким был Пабло Руис, если не считать того, что я всегда смотрел на него с подозрением? Я знал его с 1923 г. Тогда он обыкновенно заходил во второй половине дня в местный Синдикат деревообработки на улице Сан-Пабло. В этом здании, где было кафе, собирались самые известные группы действия. Пабло Руис, который не принадлежал ни к какой группе, ни действия, ни пропаганды, всегда приходил со связкой лоскутков – он был портным по профессии – и присматривался то тут, то там. Наконец, наступал день, когда товарищи прекращали говорить, и тогда появлялся он…»77

Кеми бы ни были эти три лидера и остальные члены группы, Национальный комитет НКТ немедленно отмежевался от листовок «Друзей Дуррути», объявив их «провокациями». Позднее «Друзья Дуррути» были официально исключены из НКТ78.

Роль ПОУМ в майских событиях

Коммунистическая пропаганда впоследствии возлагала основную ответственность за Майские дни на ПОУМ. Однако Мануэль Круэльс совершенно прав, когда говорит:

«Очевидно, что ПОУМ не была основным инициатором, несмотря на то, что она стала основной жертвой. Ясно, что ПОУМ не положила начало майским событиям и не спровоцировала их. Майские события, важно это отметить, были вызваны с намерением отделить НКТ от власти и, если возможно, уничтожить её. Это бесспорный факт»79.

Лидеры ПОУМ были удивлены и потрясены началом масштабных уличных столкновений в Барселоне 3–4 мая не меньше, чем лидеры анархистов. Действительно, в своём первомайском воззвании они предупреждали своих сторонников:

«Не начинайте стихийных и необдуманных выступлений! Не поддавайтесь на провокации! Будьте бдительны!»80

Первым шагом лидеров ПОУМ, в ответ на события днём 3 мая, была консультация с региональными лидерами анархистов. Хулиан Горкин пишет:

«Этим же вечером, по инициативе Исполнительного комитета ПОУМ, Андрес Нин, Педро Бонет и я пришли на пленарное заседание Регионального комитета НКТ, ФАИ и “Либертарной молодёжи”. Мы изложили проблему с полной ясностью: “Ни вы, ни мы не поднимали рабочие массы на это выступление. Это была стихийная реакция на провокацию сталинистов… Мы полагаем, что вы, так же как и мы, чувствуете значение момента, как для судьбы революции, так и для войны непосредственно. Либо мы встаём во главе движения, чтобы выполнить чётко и ответственно сформулированные цели и нейтрализовать внутреннего врага, либо мы обрекаем движение на провал и этот враг, осмелев, возьмёт всех нас в оборот. Решение следует принять, не теряя ни секунды”».

Горкин далее говорит, что, когда поумисты увидели «сдержанность и нерешительность» анархических лидеров, они внесли другое предложение: «Мы должны немедленно отправить делегацию в Валенсию, чтобы объяснить Ларго Кабальеро и его министрам, что движение направлено не против центрального правительства, а против сталинских провокаторов. Мы не встретили понимания»81. Как объяснил мне много лет спустя сам Горкин, лидеры анархистов, отклоняя предложения поумистов, заявили, что, поскольку они входят в каталонское правительство, они смогут справиться с коммунистами без каких-либо чрезвычайных мер82.

Горкин утверждает, что на первые обращения Гарсии Оливера, Монсень и других анархических лидеров с призывом прекратить огонь «ответ был дан районными комитетами – которые шли главным образом за “Либертарной молодёжью”, “Друзьями Дуррути”, образовавшими бескомпромиссную фракцию внутри НКТ, и ПОУМ с её молодёжью, – потребовавшими создать правительство НКТ–ФАИ–ПОУМ. Этим комитетам принадлежала власть на улицах, и их предложение определённо не имело никакого отношения к нашему Исполнительному комитету»83.

5 мая, когда в Барселоне стало известно, что подразделения из дивизий НКТ и 29-й дивизии ПОУМ на Арагонском фронте сосредоточились в Барбастро и выдвигаются к Барселоне, лидеры ПОУМ, как и лидеры НКТ, поспешили их остановить. Горкин пишет:

«Комитеты НКТ и ПОУМ, не сговариваясь, одновременно отправили своих делегатов, чтобы встретить бойцов и передать им приказ вернуться и защищать фронты. Этот приказ был выполнен с безупречной дисциплиной».

Днём 6 мая исполком каталонского ВСТ провёл чрезвычайное заседание по вопросу об исключении из организации сторонников ПОУМ. Его резолюция гласила:

«Считая, что Рабочая партия марксистского единства была организацией, стоявшей за контрреволюционным выступлением этих дней… и принимая во внимание, что ПОУМ не встала на сторону законного правительства Хенералидада и не отмежевалась от своих активистов, участвовавших в подрывном движении, Комитет Каталонии ВСТ единогласно постановляет, что все лидеры ПОУМ должны быть немедленно исключены из профсоюзной организации…»84

Руководство ПОУМ, естественно, не пыталось продолжить конфликт после того, как лидеры анархистов посчитали, что они достигли соглашения со своими оппонентами. Согласно Хулиану Горкину:

«Хотя мы полностью – и со всеми вытекающими последствиями – поддерживали народное движение, ПОУМ 6-го числа призывала к прекращению борьбы, одновременно убеждая рабочий класс сохранять бдительность, не распускать районные комитеты и охранять оружие»85.

Роль Луиса Компаниса и «Левых республиканцев Каталонии»

Мнения анархистов о том, какую роль в Майские дни сыграли каталонский президент Луис Компанис и его ближайшие сподвижники, значительно различались, тогда и в дальнейшем. Некоторые лидеры анархистов, в первую очередь Хуан Гарсия Оливер, считали его участником широкого заговора с целью исключить анархистов из правительства Каталонии и, возможно, полностью уничтожить их как политическую силу. Другие, включая Хосе Хуана Доменека, оценивали его роль во время майских событий более сдержанно.

Отношения Компаниса с анархистами имели давнюю и непростую историю. В тяжёлый период 1919–23 гг. он был адвокатом НКТ. С провозглашением Республики 14 апреля 1931 г. анархисты привели его в здание гражданской администрации и провозгласили его гражданским губернатором Каталонии, что впоследствии было утверждено республиканским правительством86. С другой стороны, будучи президентом Каталонии, он часто одобрял насильственные меры против стачек и других действий НКТ.

Гарсия Оливер в мемуарах приводит несколько причин для своих подозрений в том, что Компанис был участником разветвлённого антианархического заговора. Первый случай, на который он обратил внимание, произошёл, когда Валерио Мас, региональный секретарь НКТ, позвонил Компанису в Хенералидад, чтобы сообщить о прибытии Гарсии Оливера из Валенсии и о необходимости срочно встретиться с ним для подготовки радиовыступления. Гарсия Оливер вспоминает: «Компанис немного задержался с ответом. Конечно, он консультировался. Кто знает – с кем!»87

Как мы упоминали ранее, подозрения Гарсии Оливера усилились, когда он был принят Компанисом.

«Мы были весьма холодно приняты Компанисом, и к нам холодно относились все, кто нам встречался. Было ясно, что мы встали у них на пути. Наша миротворческая миссия полностью противоречила той роли подстрекателей, которую взяли на себя Компанис и его люди. Они мечтали, чтобы откуда-нибудь, с небес или из ада, явились силы, которые помогли бы им предать смерти каждого, у кого имелся билет НКТ или ФАИ…»88

Наконец, Гарсия Оливер вспоминает, с небольшим вступлением, случай в ночь на 5 мая:

«Холодный приём. Грубое обращение. Вот что мы видели с нашего прибытия в Хенералидад. “Принцу” больше не приходилось скучать: для него настало время совершить свою месть. Маленькую месть. Ожидая сообщений о развитии событий, постоянно поддерживая по телефону связь с Местным и Региональным комитетами, мы приготовились провести ночь, растянувшись в креслах. Сидели в потёмках. Нам ничего не предлагали. Когда кто-то попросил еды, нам с неохотой принесли засохший хлеб и немного ветчины. Если кто-нибудь из нас просил пить, ему давали стакан воды…

Мы должны были думать, что эти бедные люди, от президента Хенералидада до последнего полицейского, были застигнуты врасплох неожиданным восстанием масс. Застигнуты без еды. В определённых обстоятельствах у меня всегда проявлялась скверная привычка подозревать, высматривать и перещупывать. Я поднялся, несколько раз обошёл тёмную комнату, где нас оставили, и мне показалось, что я услышал странные звуки. Я вышел в вестибюль и остановился у двери, из-под которой пробивалась полоска света. Я толкнул дверь и увидел небольшую освещённую комнату с длинным столом, где на белой скатерти искрились бокалы из прекраснейшего хрусталя, наполненные белыми и красными винами. Перед моими глазами до сих пор встают довольные улыбки тех, на кого упал мой взгляд… Улыбки, которые исчезли, когда они увидели меня в приоткрытой двери. Там были Компанис со своей женой, Антонов-Овсеенко, Коморера, Видьелья, Таррадельяс… Остальных я не разглядел»89.

Хосе Хуан Доменек, который был министром от НКТ в правительстве Компаниса, смотрел на роль каталонского президента в майских событиях совершенно иначе. Говоря об этом около пятнадцати лет спустя, он утверждал, что Компанис в то время ближе всех стоял к НКТ и до тех пор добросовестно сотрудничал с ней. Однако Компанис в первую очередь был предан идее самоуправления Каталонии, которое в его представлении выходило далеко за рамки республиканского Устава автономии и выражалось в фактической независимости Каталонии в рамках Испанской федерации.

Из-за этого, согласно Доменеку, Компанис был нетерпим ко всему, в чём он видел вызов власти каталонского Хенералидада. С этой точки зрения выступление анархистов, начавшееся 3 мая, безусловно, представлялось восстанием против каталонского правительства – даже при том, что сами анархисты были представлены в этом правительстве. Компанис, кроме того, был весьма обеспокоен той угрозой, которую создавала ситуация в Барселоне для общей военной стратегии лоялистов. Поэтому, согласно Доменеку, Компанис считал, что ему следует остаться в стороне и позволить «наказать» НКТ, если не физически, то морально90.

Анархист Мануэль Круэльс, с другой стороны, говорит, что Луис Компанис определённо не хотел вооружённого конфликта с анархистами, но Артемио Айгуадер, советник по внутренним делам и член партии Компаниса, сознательно пошёл на обострение. Он утверждает, что в ночь на 3 мая Айгуадер и его ближайшие соратники решили, что настало время выяснить отношения, и для этого они подготовили нападение на телефонную станцию, удерживаемую НКТ91.

Президент Мануэль Асанья, очевидно, считал, что Луис Компанис был, по крайней мере отчасти, ответственным за Майские дни. В своих мемуарах он пишет, что «Компанис вёл глупые и безумные разговоры о борьбе с анархистами»92. Асанья также отмечает, что премьер-советник Хосе Таррадельяс в беседе с ним «резко критиковал Айгуадера, начавшего сражение без подготовки, и Компаниса, который столько говорил об этом, что заставил анархистов насторожиться»93.

Довольно иронично, что, независимо от намерений Компаниса в отношении анархистов, майские события и его собственные действия во время них привели к резкому ограничению каталонской автономии. До мая 1937 г. Каталония фактически имела своё министерство обороны и официально контролировала все силы региона, обязанные поддерживать закон и порядок. Она пользовалась широкой самостоятельностью в экономических делах. Последствия Майских дней привели к тому, что правительство Каталонии полностью было отстранено от командования военными и правоохранительными силами и был открыт путь к серьёзному ослаблению его контроля над экономикой региона.

У Бернетта Боллотена приводится последовательность, в которой каталонский режим утрачивал военную и полицейскую власть. Этот процесс начался 3 мая после 20:30, когда Артемио Айгуадер попросил республиканского министра внутренних дел Анхеля Галарсу о «немедленной отправке 1 500 гвардейцев, необходимых для подавления восстания»94.

На следующее утро премьер-министр Франсиско Ларго Кабальеро встретился с министрами от НКТ и сказал им, что он не будет отправлять 1 500 штурмовых гвардейцев, «так как это означало бы передачу сил в распоряжение человека, который может быть причастным к конфликту. Прежде чем согласиться, он должен будет взять на себя поддержание общественного порядка, как предусмотрено в конституции»95. Когда вскоре после этого собрался кабинет, министр флота и авиации Индалесио Прието, социалист и противник Кабальеро, вместе с левыми республиканцами и коммунистами настаивал на том, чтобы республиканское правительство немедленно взяло каталонские вооружённые силы и полицию под свой контроль. Ларго Кабальеро в итоге согласился сделать это, «если ситуация не улучшится к вечеру»96.

Ларго Кабальеро сообщил Луису Компанису о решении кабинета и добавил:

«Скажите мне, если у вас есть возражения». Компанис, со своей стороны, вначале повторил просьбу о срочной отправке 1 500 штурмовых гвардейцев, но затем уступил: «Ввиду опасности… правительство Республики может принять меры, которые считает необходимыми»97.

Республиканский кабинет продолжал заседать бо́льшую часть дня 4 мая. Бернетт Боллотен отмечает:

«Внутри кабинета дебаты приняли бешеный тон». Он цитирует официальное сообщение НКТ, появившееся несколько дней спустя в «Социальной кузнице» и гласившее: «Товарищ Федерика Монсень в течение четырёх часов возглавляла оппозицию коммунистам и республиканцам, которые поддерживали взятие контроля над общественным порядком и обороной. Прошли шумные дебаты, которые, как оказалось по итогам голосования, мы проиграли»98.

Ларго Кабальеро не спешил объявлять о решении правительства, надеясь, что в его применении не возникнет необходимости, если усилия Гарсии Оливера и Мариано Васкеса по нормализации ситуации в Барселоне увенчаются успехом. Однако после того, как утром 5 мая борьба продолжилась и даже усилилась, в полдень прошло ещё одно короткое заседание кабинета, и вскоре было сделано официальное заявление о том, что республиканское правительство берёт на себя управление войсками и полицией Каталонии. В заявлении говорилось, что полковник Антонио Эскобар из Национальной республиканской (бывшей Гражданской) гвардии назначается командующим каталонскими силами общественного порядка, а генерал Себастьян Посас – командующим лоялистскими вооружёнными силами в Каталонии и Арагоне99.

Тем временем, во второй половине дня 5 мая, два республиканских корабля, «Лепанто» и «Санчес Барка́йстеги», вошли в барселонскую гавань. Их командиры передали себя в распоряжение президента Компаниса. Как отмечает Мануэль Круэльс:

«Несмотря на этот акт поддержки автономного каталонского правительства, прибытие кораблей в порт Барселоны знаменовало собой начало вмешательства центрального правительства в конфликт»100.

Мы уже отмечали в главе 6, что Хуан Мануэль Молина, исполнявший обязанности советника по обороне Каталонии, передал управление войсками генералу Посасу, только получив письменные распоряжения от президента Компаниса и руководства НКТ–ФАИ. Процесс передачи каталонских сил общественного порядка в ведение республиканских властей оказался ещё более трудным. Полковник Эскобар был тяжело ранен после своего прибытия в Барселону, и республиканское правительство назначило на его место подполковника Альберто Аррандо101.

Интерпретация Майских дней коммунистами

Само собой разумеется, у коммунистов имелась своя версия того, что произошло в первую неделю мая в Барселоне. Их объяснение было настолько неправдоподобным, что его вряд ли бы стоило воспринимать всерьёз, если бы не тот факт, что оно широко разошлось среди некоммунистов, которым следовало лучше знать положение вещей, и до наших дней остаётся «распространённой точкой зрения» по данному вопросу.

Когда в Барселоне всё ещё продолжалась борьба, «Красный фронт», официальная вечерняя газета коммунистов в Валенсии, уже начал развивать эту версию событий:

«Долгое время мы имели обыкновение приписывать все происшествия бандам, которые эвфемистически назывались “неконтролируемыми”. Теперь мы увидели, что они превосходно контролируются – но врагом…»102

Джордж Оруэлл дал много примеров того, как коммунисты объясняли майские события после их окончания. Достаточно привести один. Лондонский «Рабочий ежедневник» (Daily Worker) от 11 мая 1937 г. утверждал, что тогда «готовилась обстановка, которая позволила бы германскому и итальянскому правительствам высадить свою морскую пехоту на каталонском побережье “с целью обеспечения порядка”… Немцы и итальянцы имели для выполнения этого задания подходящее оружие – троцкистскую организацию, известную под названием ПОУМ. ПОУМ, действуя рука об руку с уголовными элементами и некоторыми обманутыми анархистами, запланировала, организовала и руководила мятежом в тылу, точно скоординированным с наступлением фашистов на Бильбао…»103

Роберт Майнор, лидер американских коммунистов, заявлял:

«Мятеж был начат троцкистской ПОУМ и “неконтролируемыми” из числа анархистов, под руководством пятой колонны Франко и итальянских и нацистских секретных агентов… Эти люди попытались нанести сокрушительный удар по правительству, помешать Каталонии отдать всю свою энергию войне…»104

К сожалению, сталинистская интерпретация майских событий полностью или частично повторялась людьми, которым следовало бы быть более осведомлёнными. Достаточно будет указать один пример – Клода Бауэрса, который в то время был послом США в Испании (республиканской). В своих мемуарах, изданных в 1954 г., спустя долгое время после публикации свидетельства Джорджа Оруэлла, Бауэрс повторяет версию коммунистов, внося от себя некоторые нюансы:

«Инакомыслящим элементам на территории Франко ни в чём не уступали таковые на лоялистской территории, где анархисты были худшими возмутителями солидарности и дисциплины. В начале мая лоялистские правительство обнажило против них оружие. Кризис был спровоцирован анархистами и ПОУМ (Объединённой рабочей марксисткой партией), которая состояла из коммунистов Троцкого. По общему мнению, многие из них являлись агентами Франко. На фабриках они призывали к захвату частной собственности и проводили стачки, замедляя производство в разгар войны. В армии Арагона многие анархисты, которые братались с фашистами, дезертировали и поспешили в Барселону, чтобы присоединиться к выступлению против правительства…»105

Нелепость этих обвинений очевидна.

Несколько своеобразное истолкование версии коммунистов, которое, возможно, имело хождение среди республиканцев, предложила Виктория Кент, бывший депутат испанского парламента от Радикально-социалистической партии. Спустя более чем 15 лет она утверждала, что анархисты выступали против войны, были «трусами на фронте», а их восстание в мае 1937 г. являлось попыткой вывести Каталонию из войны106.

Являлся ли захват «Телефоники» преднамеренной провокацией?

Не подлежит сомнению, что начиная с 19 июля 1936 г. сталинисты пытались всеми доступными средствами – а средства эти были весьма велики после того, как начали прибывать советское военное снаряжение и «советники», – подорвать и в конечном счёте уничтожить то влияние, которое анархисты приобрели с началом гражданской войны и революции и которое мешало им установить собственную диктатуру в республиканской Испании. Также ясно, что майские события были неразрывно связаны с этим стремлением сталинистов.

Наконец, очевидно, что захват «Ла Телефоники» днём 3 мая 1937 г. спровоцировал собой майские события. Тогда и впоследствии обсуждался вопрос о том, был ли этот захват предпринят сталинистами и их союзниками с сознательным намерением спровоцировать выступление анархистов, чтобы раз и навсегда покончить с ними.

Некоторые основания для такого предположения даёт свидетельство Вальтера Кривицкого, который в то время являлся шефом советской военной разведки в Западной Европе:

«Серьёзную помеху на этом пути представляла собой Каталония. Каталонцы были антисталинистами, и они были одной из главных опор правительства Кабальеро. Чтобы получить полный контроль, Сталин сначала должен был поставить Каталонию под свою власть и выгнать Кабальеро.

Это подчёркивалось в докладе, который направил мне один из лидеров русской анархистской группы в Париже, являвшийся тайным агентом ОГПУ. Он был направлен в Барселону, где он, как видный анархист, пользовался доверием анархо-синдикалистов в местном правительстве. В своей миссии он должен был действовать как провокатор, подбивая каталонцев на необдуманные поступки, которые стали бы оправданием для ввода армии, якобы с целью подавить восстание в тылу…»107

Хотя многие поверили в то, что Майские дни были вызваны «определёнными неконтролируемыми элементами, которым удалось проникнуть в крайнее крыло анархистского движения, чтобы спровоцировать беспорядки в интересах врагов республики», Кривицкий утверждает, что «в действительности в Каталонии значительное большинство рабочих были ярыми антисталинистами. Сталин знал, что столкновение было неизбежным, но он также знал, что оппозиционные силы можно разделить и перебить, если действовать быстро и смело. ОГПУ раздуло пожар и натравило друг на друга синдикалистов, анархистов и социалистов. После пяти дней кровопролития, во время которого пятьсот человек было убито и больше тысячи ранено, Каталония стала проблемой, которая должна была определить судьбу правительства Кабальеро»108.

Анализ Кривицкого подкрепляется словами некоторых коммунистических лидеров того времени. Хуан Коморера, глава ОСПК, известен своим высказыванием: «Прежде чем взять Сарагосу, нужно взять Барселону»109. А Пер Риба, член ОСПК и близкий соратник Хуана Комореры, много лет спустя отмечал, что решение о захвате «Телефоники» было принято исполкомом ОСПК за несколько дней до того, как это произошло110.

Разумеется, некоторые анархические лидеры также считали, что рейд на «Ла Телефонику» был сознательной попыткой спровоцировать выступление анархистов, чтобы разбить их. Одним из тех, кто усиленно развивал тему заговора, был Хуан Гарсия Оливер.

Однако, по его мнению, в этом заговоре были замешаны не только каталонские коммунисты, генконсул Антонов-Овсеенко и другие советские агенты, но также каталонские националисты из партий ЭРК и «Эстат Катала» – возможно, включая самого Луиса Компаниса, – а также баскские националисты и итальянское фашистское правительство. Он даже предполагал возможность участия в заговоре определённых третичных элементов НКТ.

Гарсия Оливер считал:

«В майских событиях руководящая роль принадлежала заговорщикам, находившимся в Париже и советском посольстве. Все остальные, случайные актёры, агенты Родригеса Саласа, провокаторы ОСПК, фашисты, замаскированные под коммунистов – их были тысячи, – выступали лишь марионетками, участвовавшими в перестрелке»111.

«Парижскими заговорщиками» Гарсия Оливер называет каталонских политиков, которые в начале войны – некоторые из них тогда были советниками в правительстве Компаниса – отправились в добровольное издание. О них он говорит следующее:

«В Париже те, кто плёл заговоры против Республики, были весьма активны. Заговор имел свои ответвления в правительствах Каталонии, Страны Басков и Республики. Было два центра заговора: в Париже, где его ось образовывали каталонские сепаратисты, явно направляемые Вентурой Гасолем, и баскские националисты во главе с Агирре в Бильбао, которые давали указания Мануэлю де Ирухо, министру без портфеля в республиканском правительстве. Они сговаривались с монархистами всех оттенков, но в первую очередь со сторонниками Альфонсо, которыми руководил из Португалии Хиль-Роблес. Чего добивались заговорщики? Восстановления монархии в Испании, прекращения гражданской войны и сохранения уставов Каталонии и Страны Басков»112.

Похожая версия событий изложена в официальном обращении НКТ по поводу Майских дней, относящемся к июню 1937 г.113. Хотя другие лидеры анархистов, возможно, не верили в тот разветвлённый заговор, существование которого предполагал Гарсия Оливер, многие из них считали, что выступление в Барселоне было сознательно вызвано врагами анархистов. Диего Абад де Сантильян позднее писал:

«…У нас складывалось впечатление, час за часом, что эти события были искусно спровоцированы, что определённые секторы и определённые люди недовольны нашей способностью вести за собой массы»114.

В другом месте Сантильян писал: «За несколько недель до трагических событий в Барселоне… испанский посол в Бельгии, Оссорио-и-Гальярдо, с удовлетворением объявил перед небольшой группой журналистов, собравшихся в испанском посольстве в Брюсселе, что великая опасность, нависшая над Испанией, господство НКТ и ФАИ, скоро будет устранена. Посол уверял, что мы лишились превосходства в Мадриде и Валенсии и что нам готовятся дать решающее сражение в самой столице Каталонии»115.

По-видимому, Мариано Васкес в то время также был убеждён, что коммунисты намеренно пытались спровоцировать анархистов. В меморандуме, составленном вскоре после событий, он писал:

«Мы видим приготовления за границей. С момента, когда раздались первые выстрелы, пресса по всему миру начала разнузданную кампанию против каталонского анархизма. Пропаганда велась с такой скоростью и размахом, что она не могла основываться на знании событий. Отсюда легко вывести, что она была подготовлена заранее… Имеется важная деталь, которая показывает существование заговора за рубежом. Делегат Национального комитета перехватил в Барселоне телеграмму, направленную одним видным членом ЭРК и сепаратистом во Францию, в которой дословно говорилось: “Estic be. Tot marxa”. (“Я в порядке. Всё идёт”.) Эта телеграмма была отправлена в среду днём, когда борьба на улицах Барселоны усиливалась»116.

В разговоре со мной Хосе Хуан Доменек утверждал, что коммунисты «очень умело провоцировали» НКТ, а «более безответственные элементы» в НКТ позволили себя спровоцировать117. А Федерика Монсень, также в разговоре со мной, говорила: министры-анархисты узнали о том, что лидеры ОСПК и «Эстат Катала» проводят в Бордо и Париже встречи с русскими и другими иностранцами, поэтому они заподозрили, что планируется какая-то провокация, чтобы оправдать репрессии против ПОУМ и НКТ, и предупредили остальных лидеров НКТ118.

Остаётся неясным, планировали ли каталонские коммунисты, по указанию советских руководителей или без него, сами или в сговоре с другими антианархическими элементами в Каталонии, захват «Ла Телефоники» как сознательный шаг с целью вызвать ответную реакцию анархистов. Ясно лишь то, что этот шаг действительно вызвал такую реакцию.

Следовало ли каталонским анархистам захватить власть?

Но даже если коммунисты и их националистические союзники сознательно вызвали анархистов на вооружённое выступление, они, разумеется, не ожидали, что это выступление приобретёт подавляющий масштаб. Они, конечно, не ожидали, что за несколько часов практически вся Барселона и большинство провинциальных центров и городов Каталонии окажутся в руках анархистов и ПОУМ.

Мы уже подчёркивали, что реакция рядовых сэнэтистов и поумистов была стихийной. Ясно, что майские события не являлись результатом попытки захватить власть, предпринятой анархическими лидерами. Все без исключения лидеры НКТ–ФАИ в дни 3–7 мая направили свои силы на то, чтобы добиться прекращения огня «без победителей и побеждённых», как говорили в то время. Однако остаётся вопрос: следовало ли им, поскольку их сторонники фактически преобладали в Барселоне и большинстве других городов Каталонии, закончить начатое, подавив очаги сопротивления полиции, ОСПК и каталонских националистов и организовав новое региональное правительство.

В ретроспективе многие лидеры анархистов пришли к выводу, что так им и следовало поступить. Хуан Мануэль Молина 35 лет спустя писал:

«Не будет преувеличением сказать, что всего за несколько часов преобладание НКТ в Каталонии стало абсолютным», – и затем высказывался по поводу позиции лидеров НКТ: «По правде говоря, я считаю, что это была большая ошибка, за которую мы дорого заплатили. В мае существовала возможность положить конец позорному вмешательству Сталина, с его агентами, шпионами и палачами, в дела Испании. Если коммунисты своей сектантской и преступной политикой поглощения ежедневно ставили Республику под угрозу, то НКТ когда-нибудь должна была это сделать, чтобы прекратить ту политику, навязанную Испании Советским Союзом и Коммунистической партией»119.

Диего Абад де Сантильян также впоследствии считал, что действия его самого и других лидеров НКТ–ФАИ были ошибкой. На встрече с Мариано Васкесом и Гарсией Оливером, вскоре после окончания Майских дней, он и его товарищи, как писал позднее Сантильян, «вынесли своё суждение о событиях мая. Эти события были провокацией международного происхождения, и наш народ оказался втянут в злосчастную борьбу; но раз уж мы вышли на улицы, наша ошибка заключалась в том, что мы прекратили огонь, не решив назревших проблем. Мы, со своей стороны, сожалели о том, что сделали…»120

Более фантастическую оценку того, что произошло в те дни и что следовало сделать анархическим лидерам, дают троцкистские источники. В качестве примера можно взять мнение Феликса Морроу из Социалистической рабочей партии США:

«…Специфическое стечение обстоятельств в мае 1937 г. было достаточно благоприятным, чтобы позволить рабочей Испании установить свой режим внутри страны и организовать сопротивление империализму, распространив революцию на Францию и затем начав революционную войну против Германии и Италии, в условиях, которые ускорили бы революцию в фашистских странах»121.

Конечно, ни один из испанских анархических лидеров не разделял подобное представление о возможностях, которые предоставил бы им захват власти в Каталонии. Они отвергли идею установления собственной диктатуры сразу после 19 июля, и они вновь отвергли её в мае 1937 г., опасаясь вызвать ещё одну гражданскую войну в лоялистском тылу и тем самым проложить путь к быстрой победе Франко.

К тому же Мануэль Круэльс, который сам пережил Майские дни, много лет спустя выражал сомнение в том, что анархисты могли захватить власть:

«Лидеры анархистов пытались остановить борьбу, совершенно верно полагая, что добиться полной победы было невозможно. Поэтому они должны были спасти свою организацию и избежать истребления, которое неизбежно произошло бы»122.

Заключение

Бернетт Боллотен делает недвусмысленный вывод о последствиях Майских дней для испанских анархистов:

«Власть анархо-синдикалистов в Каталонии, цитадели испанского либертарного движения, теперь была сломлена. То, что показалось бы немыслимым несколькими месяцами ранее, в расцвете НКТ и ФАИ, теперь стало реальностью и самой значительной победой коммунистов с начала революции»123.

Мне не кажется, что воздействие Майских дней на анархистов было таким катастрофическим и бесповоротным, как представляет Боллотен. Однако верно то, что события первой недели мая 1937 года стали для анархистов тяжёлым поражением, привели к их устранению из каталонского и республиканского правительств и позволили сделать влияние коммунистов в обоих режимах преобладающим. С мая 1937 г. борьба либертарного движения в лоялистской Испании велась исключительно в оборонительных целях, чтобы вопреки всем превратностям сохранить, насколько это было возможно, революционные завоевания первых недель Гражданской войны.