Утренний гудок
Предисловие
В период глубоких общественных потрясений, когда со сказочной быстротой распадаются обширнейшие государства и рушатся вековые учреждения, когда бурно изменяется весь уклад жизни и взаимоотношений разных слоёв населения, взгляды людей, их теории относительно общественных явлений, их понимание жизни не могут оставаться неизменными. Революции на деле выявляют недочёты и заблуждения старых учений. Ломка отживших общественных порядков сопровождается пересмотром идеологии учений, сложившихся при иной обстановке и при иных условиях.
Волна обновления не могла не размыть и идеологию анархизма.
Новые идейные веяния в этом учении теперь пробуждаются не теоретическими изысканиями, не гадательными предположениями, а диктуются самим ходом событий и стремительно текущей жизни.
Жизнь властно требует немедленных ответов и быстрых решений на свои запросы.
Она не даёт досуг систематично изучить, планомерно изложить, сжато выразить выводы из её уроков.
Выпускаемый сборник статей является откликом анархиста на разрозненные запросы жизни. Несмотря на злободневную форму многих из них и раскинутость затронутых вопросов, тем не менее внимательный читатель уловит связующую нить единства мировоззрения и метода изучения явлений.
Мировоззрение это — естественно-историческое, ищущее основу общественности в биологии, в развитии психо-физиологии животного мира.
Метод изучения — исходит от фактов, от наблюдения конкретных явлений для того, чтобы перейти к обобщениям.
Что бы ни говорили теоретики с предвзятыми мыслями, прогресс, и в мирное, и в революционно время, есть результат реагирования психо-физиологической природы человека, — его чувствований и его мышления, — на внешние условия жизни.
И если последующие страницы пробудят хоть кое в ком чувства и мысли в направлении важнейшего фактора эволюции, — объединения для взаимной помощи, — то цель, побудившая автора, не писателя по профессии, взяться за перо, будет достигнута.
1) Утренний гудок
Если всмотреться в общий ход современной, небывалой, в одно и то же время кошмарной и волшебной жизни, то мы увидим, что человечество в муках страданий взбирается на новую ступень цивилизации, откуда открываются необъятные горизонты для общественного строительства на новых началах, — предугаданных предтечами социализма, прозванными за свою дальновидность «утопистами», — на началах свободы от гнёта власти и материальной нужды.
Если мы всмотримся в бурлящую вокруг нас революцию, то мы убедимся, что она не может уже окончательно улечься до тех пор, пока «всё производство необходимого, равно как и распределение созданных богатств не будут организованы для удовлетворения непосредственных нужд всех» (Кропоткин).
----
Но наша революция неизменно ежедневно даёт нам чувствовать своё «греховное зарождение». Она — плод ужасной войны, а не пробудившейся мысли. Поэтому она так жестока, поэтому она так обилует проявлениями произвола и бесцельных насилий.
Нет, нет! Произвол — не революция, бесцельные насилия — не социализм.
Это — болезнь, ужасная болезнь, переживаемая человечеством.
Это — зараза, тлетворная зараза, рассеянная мировой войной и опустошившая шаткие устои нашей отсталой общественности глубже, чем в других странах.
Это — порождение заблудившейся мысли, это — вложение конкретного содержания в ложную проповедь, будто слепая сословная борьба — путь к прогрессу.
Это — плоды невежества, это — незнание научного закона, что основным двигателем общественного развития является взаимная помощь, и что путь к слиянию всех сословий в одно человечество — в объединении всех для борьбы за лучшее существование.
Самый насущный запрос текущей бурной жизни, это — понять, что выше сословной морали распадающегося капиталистического общества стоят общие интересы человечества, стоит общественная этика нарождающегося нового строя.
Без нравственных устоев, обязательных как по отношению у друзьям, так и к врагам, нет пути к прогрессу, нет дороги к социализму!
----
Никто не имеет права пройти мимо, никто не должен дольше молчать, когда банды самозванцев присвоили себе право самовольно распоряжаться жизнью каждого и всем общественным достоянием, к которому нужно приложить широкую инициативу знаний каждого из нас и плодотворную общественную самодеятельность, чтобы создать действительно обновлённую жизнь.
Нет среди властвующих верхов ни искренних, ни фанатиков.
Фанатики не меняют своей проповеди, как змеи шкурку.
Фанатики не крестятся сегодня двумя перстами «братанья», а завтра тремя перстами «обороны».
Искренние?.. Самые слепые давно бы прозрели, когда и камни вопят…
Настали опять времена борьбы с самодержавием личностей и произволом нового чиновничества.
Товарищи-рабочие, вы все, что у станка, у сохи, у письменного стола, вслушайтесь: раздаётся утренний гудок!
То вас зовут анархисты на дружную работу для создания новой жизни — жизни истинной свободы, довольства для всех и радости существования.
Задача сложна и многогранна. Но она же и прекрасна!
Не под силу нам одним. Помогите, подсобите, чтобы наш идеал стал вашим идеалом, чтобы он стал идеалом всего общества, самим обществом.
(Подпись: А.Л. Атабекян — sic!)
2) Над свежей могилой
В период глубоких общественных потрясений, подобных переживаемым теперь народами России, когда всё старое, отжившее распадается и рушится с головокружительной быстротой, а новое, нарождающееся не успело ещё оформиться и окрепнуть, на передний план общественной арены выступают самые крайние импульсивные элементы. Для их деятельности открывается простор и раздолье. Свои беспорядочные порывы в хаотической среде общественной дезорганизации они сами и ошеломлённые зрители принимают за реальную силу и революционное творчество.
После феерического крушения архаического русского самодержавия и эфемерного объединения всей страны поле деятельности по внешности осталось за Временным Правительством. Но старые общественные устои были слишком широко и слишком глубоко расшатаны, чтобы аппарат государственной власти мог успешно руководить и справиться с огромной, необозримой, бесконечно разнообразной и неотложной задачей установления повсюду новых общественных порядков на прочных основах.
Процесс разложения продолжал идти своим естественным ходом и разразился в бурный, жестокий, кровавый октябрьский переворот, вознесший на гребень волны бушующей революции прямолинейную и неразборчивую в средствах партию демагогов, получивших власть за грубую лесть смутному ещё, но глубокому инстинктивному стремлению народных масс к новым общественным порядкам — к порядкам, основанным на началах свободы от гнёта государственной власти и на экономическом равенстве всех.
Всякая власть по своей природе консервативна, уже по одному тому, что она стремится прежде всего упрочить и продлить своё существование. Завладев аппаратом управления, большевики пытаются воскресить, подобно Временному Правительству, но неслыханными до сих пор приёмами насилий и жестокостей распадающуюся государственную власть.
К счастью, не в их силах остановить ход истории.
Логическое развитие процесса разложения государственной власти ведёт к новым общественным порядкам, — к государственному строю без принудительной власти, к анархизму.
Но внутренний процесс перестройки общества на новом начале безвластия ещё не закончен, а потому на поверхность общественной жизни всплывают самые импульсивные элементы, примкнувшие к идеологии нарождающегося нового строя.
При своих выступлениях импульсивная часть анархистского рабочего движения мало заботится о соблюдении строгой логической и тактической последовательности по отношению к тому высоко этическому научному учению, под ореолом которого она действует.
Такова уж судьба самых возвышенных социальных учений: проникая в плохо подготовленные массы, они искажаются до неузнаваемости, пока упорный труд сознательных прозелитов не поднимет эти массы до правильного восприятия нового учения.
В отношении уклонения от начал своего учения импульсивные анархисты очень схожи с большевиками.
Это сходство в оторванности от своей основной идеологии во время переворота тесно сблизило «активных» большевиков с импульсивными анархистами.
Но процесс разложения государственности не остановился. Он дошёл до грани, дальше которой большевизм не может идти без самоотрицания.
Государственной власти и анархии более не по пути.
Большевистская власть остановилась у грани государственного капитализма.
----
Анархист Толстой в одном из своих писаний говорит, что нет настоящего: есть прошлое и будущее, и есть точка соприкосновения между ними.
Ты — прошлое, большевистская власть! В ночь на 12 апреля ты сама себя похоронила.
Анархизм же, очищенный от монополизированных тобой приёмов дезорганизованных экспроприаций и проявлений произвола, — молодое будущее.
Анархизм — единственный пылающий светоч, могущий вывести человечество из того тупика истории, в который его завела его мировая война.
Нет настоящего, — говорит Толстой. Перед нами выбор: или вернуться к прошлому, хотя бы в форме государственного капитализма, с неизбежной угрозой новых войн, или же движение вперёд, к коммунистическому анархизму.
3) Голос из пустыни
В самый разгар большевистского переворота, 28-го октября, я обратился к товарищам с ниже приводимыми словами.
Тогда никто не захотел меня слушать. Тогда, буквально, мой голос раздался в пустыне.
Быть может, так и следовало. История имеет свою логику. Она разнится от логики индивидуальной.
Ходом событий руководит логика исторической целесообразности. Если бы в октябре анархисты остались чуждыми народных заблуждений, быть может, анархистское движение не имело бы того большого влияния на рабочие массы, которым оно пользуется теперь.
У истории логика целесообразности, но история даёт и свои уроки наглядного обучения.
Голос, раздавшийся 28-го октября в пустыне, тем не менее остаётся голосом истины.
Вот что я писал тогда:
«К товарищам анархистам.На подмостки политической власти всходит новая партия — большевики. Гражданская война в полном ходу.
Товарищи, во имя цельности наших начал, — в них только сила и наши надежды, — воздержитесь от этого политического выступления, как вы воздерживаетесь от их выборов. Если вы ошиблись и стали на этот путь гражданской войны, а не социальной революции, скорее уйдите с него, не выпускайте челн дорогих нам идеалов по чуждому течению: всё равно он разобьётся об уготовленную большевиками в конце течения власть.
Уже первое обращение их Петроградского Временного Революционного Комитета, — читайте: «правительства», полно угроз ареста и преследований против всех инакомыслящих, «не присоединившихся» к ним. — На это ли мельничное колесо вы хотите лить воду?
Заблуждают они народ своим лозунгом мира. Вчера они раздували энтузиазм обещанием немедленного мира, сегодня уже они нам говорят только о «немедленном предложении демократического мира».
Кому они предложат? Народам всего мира? Да ведь уже два раза русская демократия протянула им руку, и оба раза рука эта повисла в воздухе.
Значит, предложат империалистическим правительствам союзных и воюющих с нами держав. Да станут ли державы с ними разговаривать? Чем заставят они союзные державы принять демократический мир? Нашей слабостью? Нашей дезорганизованностью? Или угрозой сепаратного мира?
Но ведь ясно, что союзники и без нас, с Америкой вместо нас, продолжат войну. И тогда это будет не сепаратный мир, а позорный союз русского народа с германским милитаризмом и перенесение войны на новый фронт.
Единственный путь помочь народу получить столь желанный мир, это организовать борьбу не только с внутренним капитализмом, но и с внешним милитаризмом.
Разве к этому приглашают большевики у преддверья власти? Разве поднимают они народное ополчение против злейшего врага мира, тевтонского милитаризма, после низвержения нашего внутреннего абсолютизма? А ведь без этого никакая сепаратная социальная революция невозможна.
Большевики обещают народу хлеб. Какими средствами? Их «военно-революционный комитет в Петрограде предложил всем служащим экспедиции заготовления государственных бумаг не оставлять своих работ», возвещает телеграмма. Соловья баснями, а народ бумажным хламом обанкротившейся государственности не кормят. Нужно организовать производство и обмен руками самих рабочих, без хозяев. А разве внезапным политическим переворотом это делается?
Даже захват анархистами одной-единственной типографии обречён на неудачу, так как анархистское издательство недостаточно организовано, чтобы оно немедленно смогло прокормить типографских рабочих.
Социальная революция производится не захватами, а организацией.
Большевики обещают крестьянам землю. Земля, как и свобода, не даётся, а берется. Где пошли большевики с народом для передачи ему земли? Или вы верите, что они в состоянии это сделать декретами?
Последнее их обещание, «народная власть», это они исполнят. Недаром претендуют они быть «единственными», «истинными» выразителями воли народа.
Товарищи-анархисты, откройте ваши глаза на большевизм, как он есть, а не как он вам рисуется.
Не бесполезным кровопролитием, не во время гражданской войны за захват власти совершается социальная революция, а организованным переходом производства в руки трудового народа, без власти, в политической анархии».
4) Утерянный путь к идеалу
Трудно нам, современникам, — невольным зрителям и участникам величайших, быстро сменяющихся исторических событий, — приглядеться к ним, уловить логическую нить их развития и руководствоваться ею. Мы не можем отрешиться от действительности, отойти в сторону, наблюдать, внимательно оценивать явления, чтобы не ошибиться: жизнь не ждёт, она властно требует от нас немедленных решений и соответствующих действий.
Когда у нас отсутствует (правильное или ошибочное, суть не в этом) понимание событий и запросов текущей жизни, тогда у нас исчезает и решительность; тогда парализуется сама воля, появляется безразличное отношение к потрясающим событиям.
Такое именно отупение общественных чувств переживает теперь Россия. Уже прошло немало времени после заключения некогда столь желанного всеми мира и его ратификации. Почему продолжается такая подавленность духа? Какая причина упадка общественной энергии?
Причина в том, что нами утеряна нить развития истории, нами утерян путь к идеалу.
Причина в том, что после целого года энтузиазма, увлечений и ошибок мы опять очутились у «разбитого корыта», предсказанного Керенским.
Причина в том, что мы, ослеплённые ложными, давно устаревшими теориями, возомнили создать всеобщую солидарность — социализм, на безразборчивой гражданской и междоусобной войне, приведшей к полному общественному разъединению и международной моральной и материальной изолированности.
Лишённые критического чутья, наши митинговые интернационалисты возомнили себя драгоценными самородками среди враждебной стихии империалистических вожделений.
Не доглядели они, что за время войны общественные и государственные взаимоотношения народов и самые цели войны неуклонно меняются.
Ослеплённые демагоги, они продолжают всё твердить: капитализм капитализму равен, империализм — империализму.
Оказалось на деле иное.
Оказалось, что старые капиталистические государства за время затянувшейся великой войны сдают свои позиции одну за другой. Они изжили свой век. Они склоняются перед нарождающимся социализмом, а молодая капиталистическая Германия… мы до сих пор не пришли ещё в себя от ошеломляющего удара и последствий, продиктованных ею циничных условий мира.
Рядом с этими условиями не отходной ли над старой государственностью звучат слова президента Северо-Американских Соединённых Штатов: «настоящая война повлияла на разум и волю всего мира… Мы боремся за новый международный строй на широких мировых принципах права и справедливости… Все пробудившиеся народы мира являются в настоящее время судьями всего… «Самоопределение» — не пустое слово, а властная, действенная сила… всякий территориальный спор, связанный с войной, должен быть разрешён в интересах и к выгоде населения»[1].
И уж конечно, эти мысли внушены не заискиванием перед политическим бессилием наших интернационалистов у власти со стороны президента могущественной капиталистической республики. Наши государственные социалисты заимствовали у заокеанской демократии её внешность, но не внесли в лозунг «федерации» новое содержание. Они стремятся, подобно Временному Правительству, воскресить умирающий империализм и опаснейший из империализмов — социалистический империализм!
История стремительно развивается, жизнь неудержимо меняется: нужно на лету учиться у жизни!
Пора отбросить устаревшие теории и их жрецов, которые копаются в писаниях иного века, как раввины в Талмуде и попы в Библии. Пора откинуть дурман их лженауки и их демагогические приёмы действия.
Только при этом условии мы снова станем на верный путь к социалистическому идеалу, только на этом пути мы обретём спасительное общественное и международное объединение.
Не своими экономическими последствиями страшна победа Германии.
Утвердив своё мировое господство, она отведёт каждому рабочему его место в государственном капиталистическом стойле.
Победа Германии страшна тем, что она — гибель народных идеалов, гибель стремления к местному самоопределению и к свободному социальному строительству.
Но всё ли погибло?
Пути истории покрыты туманом для современников.
Не для того ли она сокрушила до самых основ могущественную Российскую империю, не для того ли она расчленила её народности и низвела Великороссию на степень Бельгии, Сербии и Армении, чтобы вывести человечество из заколдованного круга государственной власти на путь нового международного строя и новых общественных порядков; на путь к новой ступени цивилизации, основанной на хозяйственном территориальном самоопределении, без власти и принуждения, без политических и таможенных границ?
Бельгия, Сербия и сама Армения, защищавшая своими слабыми силами покинутый «интернационалистами» Эрзерум, побеждены, но не покорены.
Настал черёд и для многомиллионного русского народа вступить в их ряды.
И если за Россией та же участь постигнет и Францию, и Италию, то вникающие в ход истории, быть может, должны сказать: ближе к цели, мы продвигаемся на пути истории к идеалу. Лишь бы не был сломлен дух свободы, лишь бы Германия завоевала, победила и эти страны, а не покорила их.
Ей тогда придётся, окружённой кольцом враждебных, временно притаившихся народов вести войну с Англией и Америкой.
Исход этой борьбы ясен: в ней погибнет от взаимного истребления последняя форма государственной власти — мировой империализм.
Мировые империи всегда строились на расчёте покорности новых стран, после победы более сильной. Мировые империи всегда были «колоссами на глиняных ногах». Германия не составит исключения, иначе бы мы не видели противоестественного союза цивилизованной страны с полудикой турецкой государственностью. Германия, при всей её внешней технической броне, внутренно немощна.
Пушками и удушливыми газами свободного духа, «разума и воли всего мира», — не покорить.
Подписанный большевиками мир — «передышка», взятая германским империализмом для закрепления своей власти, но не для нас, стремящихся к уничтожению гнёта всякой власти.
Мир, подписанный большевиками, не предательство России, — над русской государственностью уже был поставлен крест, — а предательство международного социализма.
Мир, подписанный большевиками, не может остаться миром свободного духом великого народа.
Победа врага не может стать конечной, пока не сломлен дух побеждённого.
В сознании народа шире расчистить утерянный путь к идеалу через общественное объединение без сословных привилегий, ни старых — помещичьи-капиталистических, ни новых — лже-«рабоче-крестьянских», и он воспрянет духом для новых усилий в борьбе за экономическое равенство — социализм; он воспрянет для борьбы с опаснейшим воплощением власти, с самой германской государственностью, и для создания свободного «нового международного строя» — анархизма.
[1] Из речи, произнесённой 11-го февраля 1918 г. перед конгрессом.
5) Клин за клином вбивают
Давно это было, — забыл даже, в каком году. Заседал международный съезд врачей. Со всех концов света съехались знаменитые лекари и учёные профессора. Обсуждали, как всего лучше исцелить крупозное воспаление лёгких. Разбились на партии, горячо спорили, с цифрами в руках, со статистическими выкладками расхваливали разные средства. Кто советовал лошадиные дозы наперстянки, кто белогорячечные количества вина, кто холодные ванны, кто припарки, — разве перечтёшь, чем лечат одну и ту же болезнь!
В стороне сидел самый простой и самый учёный из них и молча слушал. Наконец обратились к нему: «Что же вы не скажете ваше вещее слово, учитель?»
Поднялся с места обрамлённый сединой и умудрённый опытом учитель, медленно взошёл на кафедру, внимательно оглядел всех и задумчиво спросил: «А вы не пробовали ничего не давать больному? У меня они этим путём прекрасно излечиваются»………………………………
Так собрались все партии у постели больной России и наперерыв каждая предлагает свой рецепт, один ядовитее другого.
Кадеты теперь только додумались до диктатуры, до произвола личности или группы над всеми, а большевики давно применяют её вовсю, и уже договорились до «диктатуры над частью пролетариата» и завтра же откровенно объявят её над всем пролетариатом и всем народом! Народные социалисты хлопочут о соглашении партий на каком-нибудь новом уродстве. Эс-эры, меньшевики и сами «научные» интернационалисты мечтают оживить труп учредительного собрания. Даже часть анархистов, и те потянулись к власти: в комиссариаты, в советы, в исполнительные комитеты. От власти не стало обывателю-народу ни мочи, ни житья.
Клин клином, власть властью вышибают.
И чем чаще вышибают, тем глубже, тем больнее вбивается новый клин в живое тело больной России.
А там, в стороне, со скорбью в сердце по больной России, с тоской в душе за её судьбы, молча сидит маститый старец. Давно он сказал: «Перестаньте поить ядом власти больное общество! Так оно вернее исцелится»…
6) Коммунизм
В широких слоях народа с понятием о «коммунизме» связываются довольно смутные и даже отталкивающие представления. Одни считают коммунизм досужей фантазией, другие видят в нём введение казарменного уклада жизни для всего общества.
Если бы и те, и другие внимательнее всмотрелись в хозяйственную жизнь городских общественных самоуправлений новейшего времени, то они убедились бы в том, что в сущности начала коммунизма не со вчерашнего дня стали всё более и более претворяться в жизнь.
Когда городские самоуправления вводили подоходное обложение, то они стремились взять «с каждого по его средствам» (вопрос не в том, насколько полно и справедливо осуществлялось это начало); а когда те же самоуправления заботились о благоустройстве городов, которым пользовались все: о мощении и чистоте улиц, о содержании городских садов и скверов, о внешнем освещении, об общественной безопасности, о бесплатном первоначальном обучении детей, о бесплатной медицинской помощи и санитарных службах и т.д., «для каждого по его потребностям», то во всём этом имелись зачатки коммунизма.
Если при дальнейшем развитии хозяйственной жизни городов трамвайное движение станет всё более и более удешевляться (вместо временного повышения платы в связи с хозяйственной и денежной разрухой, вызванной войной) и, в конце концов станет даровым, как это было для солдатских масс в России, а в некоторых городах Австралии осуществлено для всего населения, то это будет дальнейшим развитием коммунизма.
Если в один прекрасный день (после излечения хозяйственной разрухи, причинённой войной) каждый житель будет получать хлеб, а затем и соль, и картофель, и селёдку, и чай, и сахар, и т. д., бесплатно, как воду и воздух, по нормам потребления или, при изобилии, совсем без ограничений, то в этом не будет ничего нового: это будет дальнейшим логическим развитием коммунизма: во всяком случае, это не будет досужей фантазией, так как применялось за время войны к миллионам беженцев и пострадавшего местного населения.
Переживаемые нами годы мировой войны и революции, являясь результатами капиталистического общественного хозяйства, сделали упразднение капитализма и расширение коммунистического начала на всю хозяйственную жизнь народов — на производство, товарообмен (торговлю) и распределение продуктов — неотложной практической необходимостью.
----
Вопрос только в том, как это осуществить?
Два пути ведут к цели.
Один — чиновничий, принудительный, государственный, другой — народный, свободный, анархистский.
Два социалистических течения сейчас проповедуют коммунизм: государственные коммунисты (большевики) и анархисты-коммунисты.
Первые ведут к цели путём захвата власти и хозяйничанья чиновников-комиссаров над народом.
Вторые ограждают народ от произвола власти, чтобы народ сам стал хозяином своей жизни.
Большевики говорят: «Мы отбираем все фабрики, заводы и промысла у капиталистов, мы их «национализируем» и своей «централизованной» властью (лозунг «федерации», исключающий централизацию, они выкинули так, для приманки, чтобы морочить народ, как морочили его лозунгами о мире, об учредительном собрании, об отмене смертной казни), облагодетельствуем народ. Мы дадим каждому возможность трудиться, соберём все плоды их трудов и распределим все созданные богатства по справедливости, по потребностям каждого, по прожиточным нормам, установленным для каждого».
Анархисты возражают: «Не мешайте заводским комитетам, при равноправном в них участии людей со специальными знаниями и опытом — сотрудников технического надзора и административного распорядка, организовать производство на общих, коммунистических началах («коммунистический» по-русски значит общий), — не мешайте объединениям потребителей, кооперативам, свободно производить товарообмен (торговлю); не мешайте домовым комитетам равномерно распределять продукты. Тогда все они скорее, лучше и справедливее организуют общественное производство, товарообмен и распределение для общей пользы всех, чем ваши чиновничьи комиссариаты.
Они согласуют разные отрасли народного хозяйства в советах, ставших органами совещаний, свободных объединений и всеобщей взаимной помощи или взаимного страхования трудом, вместо арены демагогии, гнёта власти и раздоров среди самих трудящихся, как теперь».
Два пути ведут в царство коммунизма, но ворота одни. Эти ворота — общественное совещание, советы.
Большевики, захватившие власть через советы, твердят:
— Вся власть советам.
Анархисты же говорят:
— Долой власть, да здравствуют советы, освобождённые от ядовитого яблока раздора — от власти.
7) Сказка бабушки
Много пишут за последние дни о «событиях чрезвычайной важности» на Украйне. Что же на самом деле произошло?
Произошло очень немногое: бабушка-история рассказала старую сказку на новый лад.
Вот эта сказка:
«В некотором царстве, в некотором государстве правил тридесятью народами царь по имени Самодержец.
Смерти никому не миновать.
Умер царь Самодержец, и вот дети стали делить наследство, власть.
Старший говорит:
— Я и великоросс, и большевик, — мне вся власть.
А малоросс-то с краю брюзжит:
— Хотя я и мало-рос, а всё-таки свою долю требую, хочу выделиться. Вот гляди: самоопределяюсь!
Ссорятся братья меж собой, а тем временем на заборе притаился соловей-разбойник и ждёт, что из этого выйдет.
Подошёл старший брат к соловью и говорит:
— Хоть ты и разбойник, и зазорно мне якшаться с тобой, но давай мириться, чтобы после вольготно было мне с меньшими братьями расправиться. А за твою мир-дружбу возьми всю мою артиллерию на фронте.
Забрал соловей-разбойник всю артиллерию, а в это время подбегает меньшой брат и молвит:
— Ты не разбойник, а самим богом данный мне добрый сосед. Услужи, дружище, помоги мне одолеть моего злого брата-большевика, который захватил всю власть, я же тебе за это хлебушка отсыплю полный зобик, по горло сыт будешь.
Взял соловей-разбойник то самое оружие, что от большевика получил, прогнал большевика прочь, разинул пасть и ждёт.
Отсыпал ему «самостийный» меньшой брат три миллиона пудов зерна, урезанного у родной семьи, запыхался и хотел «передышку» сделать.
Тем временем соловей-разбойник обернулся в дядю Пуда и стал вопить:
— Мало! Мало!
Тут выскочил из норы, куда запрятался во время ссоры братьев, третий сын покойника Самодержца, — родной, кровный сын (те двое были побочными, от чёрной плоти), — по имени Диктатор.
Обернулся налево Диктатор, зарычал львом, обернулся направо, завилял хвостом, и молвил соловью-разбойнику:
— Я ли не умею прислуживать? Я ли не служил верой-правдой батюшке-царю?
Отсыплю я тебе весь хлеб, дочиста вымету закромы, тебе и трудиться не придётся. Дай мне за это законное наследство моего родителя — «власть»!
Дал теперь соловей-разбойник власть над Украйной третьему брату, Диктатору, и ждёт с разинутой пастью…»
Ну, детки-народы, пора спать! Конец сказки узнаете, когда проснётесь, а пока вот вам мой наказ:
«Когда с разбойником дружишь, оружие из рук не выпускай.
Не властвуй над братом, не станешь ссориться с ним».
8) Переговоры о мире
Съехались в Киеве представители «так называемой» советской власти и «так называемой» украинской диктатуры, — съехались и, окружённые германо-австро-болгаро-турецкой военной сворой, по указке «неназываемого» владыки, мирятся.
Мирись, великий безвольный русский народ!
Три века ты мирился с властью родного произвола: мирись с чужеземным!
Ты мирился, когда твои чиновники снимали последнюю рубаху с родного мужика: мирись, теперь будет снимать её германский чиновник!
Ты мирился с нашествием монголов с Востока, с татарским игом: мирись с нашествием тевтонов с Запада, с германским игом!
Ты мирился, когда твои власти отнимали у Украины её родной язык, её самоуправление: мирись, сегодня по прямому проводу и без провода, на чужеземном наречии, тебе диктуют, каким голосом петь!
Ты мирился, когда Грузию «добровольно» присоединили к России: мирись, теперь тебя свободно «самоопределили» и пристегнули твой «оазис» к германской державе!
Ты мирился, когда твои власти в Закавказье травили татар на армян: мирись, — там, по указке иной власти, слились в один поток кровь мирных русских жителей с армянской!
Мирись!..
Или, как раб, разрывающий цепи, ринься с голыми руками в жестокий бой и, подобно новому Иисусу, ценой своей смерти, сущим в рабстве, новую, свободную от власти, жизнь даруй…
9) Свобода слова
Не к анархистам обращаю эти строки: у анархистов — одна свобода: она без рубрик и категорий: это — свобода от власти человека над человеком.
Но вы, от кадетов до большевиков, вы, вписавшие разные свободы в свои программы, в том числе и свободу слова, почему вы преследуете друг друга?
Вчера «правые» преследовали «левых» — подвергали цензуре, судили и закрывали их газеты; сегодня «левые» душат голос «правых», — и судами, и без судов.
У нас, у последовательных анархистов, одна свобода, равная для всех, от товарища-монархиста до левейшего анархиста.
Товарища-монархиста?..
Ну, да! После того, как в Уфе председатель военно-революционного трибунала назвал обвиняемого «товарищем-вором», отчего бы и монархистов не назвать товарищами?
Не страшны нам монархисты без власти: без власти — они наши товарищи, люди. Нам не страшна, нам ненавистна власть, в чьих бы руках она ни находилась.
Нашей свободе не страшна свобода слова даже для заблуждающихся монархистов: лучший способ обезвредить их, лучший способ подбить крылья их орлу, — это дать им полную свободу говорить. Так были подбиты крылья у другой зловредной птицы — у религии.
Нам одинаково ненавистны преследования слова односторонними государственными судами, пусть то будут военно-революционные трибуналы или правопорядковые институты.
Мы требуем отделения правосудия от государственной власти и будем требовать отделения от власти всех общественных служб. Когда осуществится это, осуществится наш идеал, — общественный строй без власти и принуждения, — тогда воцарится анархизм.
Мы требуем отделения правосудия от государства и в первую очередь по отношению к печати.
Пусть все частные жалобы на печать разрешаются примирительными, а затем, по мере надобности, обязательными третейскими судами.
Пусть во всех жалобах общественного порядка выступает стороной — тоже в третейских судах — профессиональный союз всех органов печати, или его фракционные отделы.
Исполнительный орган? Им будем мы все, им будут общественное мнение и наша профессиональная этика.
Они куда действительнее и могучее, чем всякие пристава, комиссары и тюремщики.
Товарищи-юристы, встряхнитесь! Отбросьте прах римского права, отбросьте рутину преклонения перед законами государственной власти. Зарождается новое обычное право, — право профессиональной этики трудового народа. Ищите, оформите нам его законы методами юридической науки, освобожденной от тисков и традиций застывших законов государственной власти, — власти, мертвящей искания свободной научной мысли.
Товарищи-юристы, не направо лежит путь для развития вашей науки, но в направлении так называемых «правовых порядков», а налево, к свободному правосудию.
Вы это поняли после встряски, заданной вам большевиками; вы тогда заговорили об организации свободных третейских судов и судов чести.
Неужели нам нужны еще новые встряски от бессознательных сил нарождающейся новой жизни, чтобы поставить вас на верный путь научного прогресса, отвечающий требованиям времени?
10) Правосудие и анархизм
Было время, — не так отдалено оно от нас, — когда анархизм представлялся даже для самих его последователей далеким идеалом, для всего остального образованного общества — радужной утопией.
Стремительный ход истории поставил в порядке дня практической общественной жизни осуществление самых невероятных теоретических чаяний.
Мировая война коренным образом изменила основы капиталистического строя.
Во всех странах обеих борющихся коалиций она вызвала широкое вмешательство государственной власти в хозяйственную жизнь народов: в производстве, товарообмене и распределении продуктов потребления.
Новая стадия хозяйственного развития цивилизованных народов, это — государственный капитализм. Он по недоразумению у нас в России называется социализмом. Он является кратковременной переходной формой к назревшей новой ступени цивилизации, а пока поддерживается условиями и последствиями войны.
Государственный капитализм — хрупкая скорлупа, из которой уже пробивается настоящий свободный кооперативный социализм, — социализм, свободный от тисков принудительной государственной власти.
Стремительное развитие истории перенесло проблемы анархизма из области теоретического идеала на конкретную почву запросов текущей жизни.
Рядом идеологи отживающей государственной власти тщетно пытаются обосновать проблему власти. Не знаменательно ли, что самая последовательная государственная «демократическая» партия, — партия народной свободы, — теоретически договорилась до самоотрицания, до диктатуры?
А практически на Украине позорно впряглась в колесницу диктатора.
Корабль государственной власти тонет. Инстинктивно все живое стремится спастись. Все жизненные силы народа стараются самостоятельно организовать все те общественные службы, которые до сих пор составляли прерогативу государственной власти.
Общественные службы должны, и стремятся, отделиться от государственной власти. Они должны стать свободными, анархистскими.
----
В ряду общественных служб, тесно сплетавшихся в истории с государственной властью, правосудие занимало во все времена не последнее место.
Светила юридической науки и целые последовательные поколения недюжинных умов из года в год, из десятилетия в десятилетие, из века в век толковали о праве и справедливости.
Они заботливо старались воплотить справедливость в жизнь, уравнять права публичного обвинителя и защиты.
Они считали право обвиняемого на последнее слово ценным завоеванием гуманности.
Но никто из них не поставил вопрос ребром: откуда исходит у слепой Фемиды право держать весы правосудия?
Для них всех, тонких мыслителей, тут не было вопроса, была аксиома: от государственной власти.
Но может ли быть разговор о равенстве прав обвинения и защиты, когда и обвинитель, и судья зависят от единой власти?
Выборные несменяемые судьи? Присяжные заседатели?
Но от кого получают жалованье одни? Чьи законы применяются при вердиктах и тех, и других?
Государственное правосудие не могло никогда стать правовым, так как по своей природе не могло осуществить основу справедливости — равенство сторон.
Понадобились чрезвычайные события, понадобился всеразрушающий революционный пыл большевизма, упразднившего было все суды и все законы, чтобы заставить наших профессиональных правоведов задуматься над практической проблемой свободного правосудия.
В этот самый минутный промежуток времени наши правоведы разработали исторический документ — «Наказ комиссии по организации третейских судов при всероссийском союзе юристов».
Революционный пыл большевизма быстро угас. Потухла с ним и мысль наших правоведов организовать свободные суды, независимые от правительственной власти.
Большевики завели свои суды, пишут свои законы.
Большевики, по крайней мере, не лицемеры. Они не скрывают, как прежние режимы, что их суд — суд мести и сословной борьбы.
И все-таки, как всегда, наши правоведы поплелись на поводу у власти.
Тем не менее, выработанный ими «наказ» должен стать краеугольным камнем на повороте истории права.
Этот документ намечает практические формы, в которые может вылиться свободное правосудие.
Важна не форма, важно начало, проводимое им.
Этот документ предполагает то, что я писал о юридических нуждах населения в «Социальных задачах домовых комитетов»:
«Все обязательные судебные законы должны быть целиком отменены, но взамен их освободившаяся от тисков власти юридическая мысль создаст научные труды для выяснения и формулирования новых правово-этических норм. Все примирительные судебные инстанции, третейские суды и суды чести будут ими пользоваться не как обязательными застывшими, мертвящими жизнь формулами-законами, а как справочниками для правильного решения данного спора или дела, как врачи справляются в специальных трудах для правильного лечения больного».
11) «Злостный налог»
Бывают налоги «прямые», когда у тебя отбирают деньги и кто-то там, наверху, чьим-либо фиктивным именем, бога или народа, распоряжается ими помимо тебя, не спросив тебя.
Это — открытый денной разбой.
Бывают налоги «косвенные», когда облагают акцизом или пошлиной предметы и продукты, без которых ты не можешь жить, или трудно тебе обойтись. Так грабители на большой дороге устраивают засаду, зная, что ты не можешь не пройти мимо.
Это — грабеж из засады.
Но есть еще один вид налога, который мы все, без исключения, платим аккуратно ежедневно, не подозревая, что нас обирают.
Это — когда правительство не пользуется доверием и все-таки продолжает печатать кредитки.
Экономисты говорят, будто кредитки должны быть обеспечены золотой наличностью. Но это в теории, в идеале. На практике курс кредиток показывает степень доверия, которым пользуется данное правительство. Если правительство продолжает печатать кредитки, несмотря на падение их курса, если правительство не пользуется доверием и все-таки продолжает пользоваться самовольно общественным кредитом, то оно походит на злостного банкрота.
При выпуске каждого нового рубля падает и цена рубля в кармане каждого из нас. Вот почему все дорожает до недоступности. Вот почему цены на хлеб безостановочно растут. Вот почему мы недоедаем, голодаем.
Причина голода не в государственной монополии и не в частной торговле, хотя капитализм, как частный, так и государственный, одинаковое зло. Причина в «злостном налоге», который злостный банкрот — власть — бесцеремонно, безотчетно выжимает из нас печатанием кредиток.
Жизнь сама диктует, как нужно организовать товарообмен и распределение продуктов. Не руками бездельных, тупых, подкупных чиновников государственной власти и не алчной корыстью частной торговли, а свободным почином и объединением нас всех. Всюду возникают кооперативные объединения, всюду домовые организации создают закупочные и распределительные союзы. В бывшей столице, на одной лишь Петроградской стороне, в минувшем апреле действовали 444 потребительских общества, из них 340 домовых.
То же самое начало нужно распространить и на организацию производства, и на восстановление и улучшение общественных служб. Как для первого, так и для вторых домовыми объединениями делаются уже практические шаги.
Но широкая общественная самодеятельность — основа социальной революции, подрывается единственной действительной контр-революцией — государственной властью.
Власть стремится превратить наши домовые советы и их исполнительные органы — домовые комитеты — в отделения своих полицейских участков.
Нет нам спасения от голода, нет нам спасения от разрухи ни от государственной власти, ни от ее ходульного государственного капитализма.
Настала пора уничтожить «подлый яд власти над людьми» (выражение Максима Горького), но для этого нужно поскорее выбить у нее из рук самое опасное оружие — печатный станок заготовления государственных бумаг. Нужно разбить это оружие «злостного налога» злостного банкрота — государственной власти.
Пусть мы обеднели от войны, но не так уж обнищали, чтобы голодать. Печатными бумажками сыты не будем. Нужно восстановить и поднять производство. Но для этого нужно сделать все коллективное производство общественным, в руках профессиональных союзов, объединенных в советы, очищенные от «подлого яда власти». Для этого нужно восстановить кредит и финансовый, и общественный.
«Власть» и «совет» — два несовместимых понятия.
Для спасения от голода, прежде всего необходимо уничтожить злостного банкрота — государственную власть.
Нужно разбить опасное оружие «злостного налога» в ее руках — печатный станок. Нужно предоставить организацию общественного кредита самому обществу, его самодеятельности, его объединениям — кооперативам.
12) Финансовые реформы
Большевики — народ неугомонный.
Ничем они не смущаются.
Ни перед чем они не останавливаются.
Подобно разгоряченной лошади на бегах, закусив удила, они мчатся во весь опор, воображая, что движутся вперед.
На самом деле они вращаются в кругу ипподрома.
Даже не в заколдованном кругу, а в рамках старой скрипучей, еще более заржавевшей машины государственной власти.
Былые интернационалисты, они свели свой лозунг всеобщего демократического мира до позорного сепаратного мира с четырьмя монархами.
И цепляются, во что бы то ни стало, за свой мир.
Сепаратный мир всей России они свели на похабный мир «советского оазиса».
Предав международный социализм, логически они должны были предать и своих вчерашних соседей по порабощению… в новое порабощение.
Столь осязательные результаты во внешней, с позволения сказать, «политике» не смущают большевиков.
Теперь они мчатся, закусив удила, на «внутреннем» ипподроме.
Чем бешенее мчатся наши самородные социалисты по пути «социалистических реформ», тем очевиднее они вязнут в замкнутом кругу капиталистических порядков.
Там, на внешнем ипподроме, они мчались под влиянием страха и германской ставки, здесь, на внутреннем, уже усердствуют за «совесть».
----
На днях состоялся съезд представителей финансовых отделов провинциальных советов.
Финансовый вопрос в переживаемый нами момент острой продовольственной нужды является самым животрепещущим.
Кто говорит о финансах, говорит о деньгах.
Центральная Россия голодает не потому, что негде купить хлеба, а потому, что не на что купить его: нет денег.
Я говорю о настоящих деньгах, о звонкой золотой и серебряной монете.
Что такое деньги, как не тот же товар, который продовольственные организации посылали в производящие области в обмен на хлеб.
Только более удобный товар для обмена.
Можно быть архисоциалистом, но законов общественного товарообмена не изменить, как не изменить законов природы.
Услуга за услугу, труд за труд, товар за товар, — вот круг товарного обращения.
Коммунизм, это — всеобщее взаимное страхование трудом, а не дармоедство.
Можно на той или иной территории объединить население самым идеальным коммунизмом и упразднить внутреннее денежное обращение, но до тех пор, пока на земном шаре останутся жить народы, стоящие на иных ступенях цивилизации, деньги-товар останутся для внешнего обмена.
----
О чем говорили на финансовом съезде?
Обо всем, но только не о финансах, о настоящих деньгах.
Говорили о передаче местных финансовых отделов в ведение комиссара финансов (очевидно, о «федеративной» централизации).
Говорили о «классовой финансовой политике» (надо полагать, что вперед одни только капиталисты будут работать, пролетариат — собирать плоды).
Говорили о национализации всего вплоть до кооперативных предприятий, конечно, руками чиновников (пока не предполагается национализировать только воздух).
Говорили, подобно самым вульгарным «либеральным буржуям», о прогрессивном подоходном налоге, — на основе доклада Ленина.
Говорили также, как заядлые реакционеры, о «системе косвенных налогов».
Говорили затем о «единовременном чрезвычайном революционном обложении».
Большевики — не похожи на истинных христиан, а потому употребляют имя своей святыни, «революции», всуе. В старину, еще памятную нам, произвол назывался «экзекуцией», а теперь им позорят революцию.
Неспособные к планомерной экспроприации орудий производства, они узаконивают «налеты». В конечном результате за раздуваемую всеобщую разруху отдувается простой трудовой народ.
В самом конце… «милые» большевики и левые эсеры перессорились, поругались и разошлись до… до очередного творческого бреда Ленина.
----
На съезде говорили о чем угодно, даже о новых «денежных знаках», но ни слова о настоящих деньгах.
Но ведь от прежних правительств остались не одни бумажки, но и настоящие деньги, настоящий ходкий товар — золотая наличность.
Каждый, даже самый бедный рабочий, у которого имеется в кармане хоть одна рублевая кредитка, имеет право на долю этих денег.
И каждая новая рублевка, выпускаемая правительством народных комиссаров, урезает, уменьшает долю права держателя бумажного рубля.
На финансовом съезде не потребовали отчета у захватчиков народных прав, сколько осталось в точности золотой наличности? Сколько расхищено?
У самозванных народных комиссаров не потребовали отчета, на каком основании они печатают без ограничения кредитки и тем грабят каждого из нас, обесценивают даже грошовые сбережения рабочей и крестьянской бедноты?
У народных комиссаров не потребовали отчета, кто им позволил за наш общий счет содержать дорогую потешную армию потешных наймитов? Кто им разрешил размножать бесконечно чиновничество на спине народа?
Народным комиссарам не указали даже, что ведь все их затеи с централизацией и национализацией — гибель самой идеи федерализма, под знаменем которого они укрылись; что все их мероприятия с подоходными и косвенными налогами для оздоровления финансов требуют восстановления частной, капиталистической собственности в полном объеме и с ней всемогущества буржуазной государственной власти.
Финансовые реформы народных комиссаров несут нас во все лопатки к восстановлению прочных капиталистических порядков, к реакции.
Единственное спасение революции может прийти от ликвидации государственного казначейства, уничтожения государственной монополии на чеканку монеты и заготовление кредитных знаков и передачи дела организации общественного кредита, как и вообще всех общественных служб, включая самооборону страны, самодеятельности народа, его содружествам и кооперативным объединениям.
Но большевистская власть, как и всякая, слепа и косна. Где ей поспеть за ходом истории, уловить запросы текущей жизни! Не пьяным от «яда власти» руководить трезвыми…
13) Свободная торговля
Хлебный голод обостряется до высших пределов. Государственная власть лишний раз доказывает на практике всю свою хозяйственную несостоятельность. Все громче и шире раздаются голоса с требованием отмены хлебной монополии и «твердых цен».
Это требование исходит уже не только из стана «бывших» имущих классов и их идеологов — кадетов. Народные массы и широкие сознательные трудовые слои населения все упорнее настаивают на отмене хлебной монополии. Сами анархисты, взяв под свою защиту «мешочников», в сущности, тоже отстаивают свободную торговлю, при этом выходит, что они защищают самый нежелательный вид частной торговли, самую дорогую ее форму, наиболее поддающуюся крайним проявлениям спекуляции. Ведь «мешочничество», это — кустарная свободная торговля, и как всякий кустарный труд, оно обходится слишком дорого.
Такое парадоксальное явление, что крайние правые и левые сошлись на практическом выводе по отношению к хлебной монополии, вытекает из здравого смысла и из неотложного требования момента.
Перед необходимостью сохранить физическое существование народа должны умолкнуть доктрины и теории. Государственная власть всех трех сменивших друг друга политических порядков, проявила в достаточной мере полное свое бессилие в деле организации хлебного товарообмена по себестоимости и уравнительного распределения продуктов. Настало время предоставить эту сложную задачу общественной самодеятельности. Так поступают врачи у постели больного, когда они не вполне понимают ход болезни: они не мешают самоисцеляющим силам природы.
Но сходство в выводе и общность взгляда на запрос момента между анархистами и кадетами этим исчерпывается.
В дальнейшем кадеты под свободной торговлей понимают восстановление вместо твердых цен, твердых основ частновладельческого капитала и свободную конкуренцию. Для твердых основ нужна и «твердая власть». Вот почему партия, прислуживающая частному капиталу, с такой поспешностью и так позорно откинула «демократическую» маску на Украине и пошла служить единодержавной диктатуре.
Анархисты же, требуя отмены хлебной монополии, ни в коем случае не стремятся, подобно кадетам, поставить частную торговлю под покровительство «твердой власти». Еще меньше анархисты идеализируют «мешочничество». Анархисты, подобно врачам, наблюдающим игру живых сил общественного организма, говорят:
«Смотрите, какое обилие потребительских кооперативов расплодилось по всей стране, особенно в больших городах. Все они стихийно стремятся объединиться между собой в союзы. В Петрограде даже образовалась общегородская кооперативная биржа. Не мешайте кооперативам свободно производить свои закупки. Их объединение в биржи даст возможность регулировать выдачу нарядов на провоз продовольственных грузов, с соблюдением справедливой очереди и учитывая нужды каждого кооперативного объединения населения.
Благодаря кооперативным биржам, разные группы населения будут осведомлены об имеющихся у них излишках запаса продуктов и смогут с взаимными выгодами производить их обмен.
Кооперативная биржа объединит личную инициативу свободной торговли с общественным началом государственной монополии. Из первой она устранит отрицательные стороны спекулятивной конкуренции и побуждения личной наживы, из второй — бюрократическую рутину и дорогостоящие продовольственные организации».
Вот как понимают анархисты свободную торговлю. И это понимание — не измышление отвлеченной мысли, а продиктованный самой жизнью урок.
14) Безработица и трудовая дисциплина
Наша государственная машина работает полным ходом — без «передышки».
Не проходит недели, чтобы не состоялся то «съезд», то «совещание» тех или иных правительственных органов.
Люди всерьез озабочены.
Все представители разных отделов комиссариатов, комитетов и советов, снуют, мечутся, хлопочут.
А тут какие-то Мирбахи и Хаиль-беи лезут со своими докучливыми нотами.
Так и напрашиваются, чтобы им показать… кулак в кармане.
До них ли теперь вершителям наших судеб? Тут некогда и дух перевести.
Нельзя же лицом ударить в грязь: мировой пролетариат с вершины капиталистической пирамиды смотрит на их работу.
Благо Москва не горит пламенем, а лишь медленно разлагается, тлеет. Не бегут из нее новоявленные Наполеоны.
Шутка ли сказать! Они созидают, ни больше и ни меньше, как «социалистический строй».
И непременно во всероссийском масштабе, в пределах «советского оазиса».
Строят социализм.
Руками самих ли рабочих? Всех ли трудящихся?
Что за наивный вопрос!
Нет, конечно. Руками разумных, надежных, признавших советскую власть чиновников.
Чем быстрее вертится правительственное колесо, тем оглушительнее скрипит ржавая, негодная государственная машина.
----
На днях состоялся съезд комиссаров труда.
О чем они там толковали?
Да все о том же, о безработных.
Их число все растет, их ряды все ширятся.
Все ближе и ближе, уже вплотную насела нужда на рабочих без работы. Тают долголетние сбережения, разоряется домашний уют, заботливо собранный вещица за вещицей, донашивается одежда, хиреют жены и дети.
А работы все нет, да нет, — и не предвидится…
----
Я встретил случайно молодого человека. Едет от одного из центральных учреждений в Америку за «информацией». Едет за справками, как установить с Америкой торговлю и тем оживить нашу промышленность.
Умный, образованный, энергичный парень, неунывающий. Даже надеется… в пути научиться говорить по-английски.
Он всё знает, хорошо знает, что нам нужно из Америки.
Я даже не дал себе труда запомнить. К чему запоминать?
Ведь правительство «национализировало» внешнюю торговлю, само ведает и заботится о всех наших нуждах.
Молодой человек рассказал при мне, что еще со времен правительства Керенского стали считать, сколько у нас кожи. Теперь уже досчитали и нашли, что у нас много лишней кожи. Так вот, эту лишнюю кожу нужно содрать, отобрать и сырой отправить в Америку.
Позвольте! А наши безработные кожевники?
Ну, они подождут. Они пусть займутся «строжайшим учетом» и «безусловно равномерным распределением» своей нищеты по рецептам Ленина.
Мой молодой человек еще вслух размечтался, как бы притянуть американские капиталы в наш «социалистический оазис». Но так и не объяснил мне, как примирить «наш» социализм с «их» капитализмом?
----
Недавно приехал в Москву сын знакомого крестьянина, — сапоги купить. Привез муки.
Его отец — зажиточный мужик. Своим трудом все своё добро нажил, никогда батрака не нанимал. Вот сыновья подросли, пособляют по хозяйству.
У мужика — четыре лошади. И кормит их… месивом из муки. Тоже ведь работники — ухода требуют, и любит он их.
Близко от Москвы живет, всего каких-нибудь 6–7 часов езды. Но ни за какие посулы не назову ни имени, ни села.
Донос доносом, предательство предательством, подлость подлостью останутся, если даже подписаны властью, утверждены законом, — социалистическим, в самом «советском оазисе».
На замечание: «Да как же так?.. Лошадей мукой… Когда…», он указал на свои новые сапоги, — триста целковых за них заплатил.
Дайте мужику не «твердые цены» бумажками без цены, а твердую сталь, прочную обувь, красный ситец, и будет у нас хлеб в изобилии.
Даже из Украины привезут. От немца упрячут, — у того тоже товара нет, — и к нам привезут.
----
Чтобы иметь товар, нужна работа. Комиссары же труда на съезде говорили, что у нас, кроме безработицы, «катастрофическое падение производительности труда… Местами производительность упала до 80%».
Что это значит? Не саботаж ли это?
Да, это форменный, самый настоящий саботаж.
Это значит, что вы, товарищи — государственные социалисты, не упразднили капитализм, а превратили его из частновладельческого в государственный. Ведь давно же известно, что государство — самый плохой в мире хозяин.
Это значит, что, урезав все права капиталиста, или упразднив их, вы не сделали рабочего хозяином своего труда, а лишь заменили старого хозяина новым — государственной властью.
Что же решили комиссары труда? Как пособить беде?
Они решили поступить так, как поступает каждый хозяин: «установить %D