Александер Роберт Дж. Анархисты в Гражданской войне в Испании

1999, источник: здесь. Можно сказать, что на написание этой книги ушло около 60 лет, начиная с моего первого визита в Испанию в первый месяц Гражданской войны. 

Предисловие

Посвящается Педро Пахесу (Виктору Альбе)

Можно сказать, что на написание этой книги ушло около 60 лет, начиная с моего первого визита в Испанию в первый месяц Гражданской войны. Хотя в то время я, конечно, не был полностью осведомлён о происходящем, этот опыт пробудил во мне неослабный интерес к Гражданской войне в Испании, которая была одним из переломных событий XX века.

Более того, во время Гражданской войны в Испании произошло одно из двух событий, которые определили мои политические убеждения на всю жизнь – сделали меня антикоммунистом со дней Сталина до дней Горбачёва. Я имею в виду поведение коммунистов в Испании в годы Гражданской войны, когда они безжалостно пытались создать там копию сталинского режима в Советском Союзе. Другая трагедия, определившая мою жизненную позицию, разыгралась в ту же эпоху – это Большая чистка в Советском Союзе, во время которой Сталин уничтожил практически всех остальных вождей Российской революции, наряду с миллионами других людей.

Есть основание полагать, что эти два события – безжалостная чистка, устроенная Сталиным в СССР, и стремление его прислужников установить подобный же режим в Испании – вызвали неприятие марксизма-ленинизма у большого числа людей, которые первоначально симпатизировали ему, не только в Соединённых Штатах, но и во многих других странах. Я вспоминаю разговор с Карлосом Ласердой, который в 1930-е возглавлял бразильскую «Коммунистическую молодёжь», а в 60-е стал признанным правым политическим лидером в этой стране. Когда я спросил, что оттолкнуло его от коммунистов, он упомянул Большую чистку и образ действия сталинистов в Испании во время Гражданской войны.

Только окончив школу, летом 1936-го я оказался в Европе. Мой отец несколькими месяцами ранее получил свою ветеранскую премию за участие в Первой мировой войне и отдал половину её мне, чтобы я отправился в «большой тур» по Европе. Однако моя поездка вызывала определённое беспокойство у родителей, поскольку я уже в течение нескольких лет участвовал в Молодёжной народной социалистической лиге (МНСЛ). Поэтому мне дали строгие инструкции: я не мог поехать в Советский Союз ни при каких обстоятельствах; я мог беспрепятственно поехать в нацистскую Германию с друзьями родителей, которые собирались туда тем летом; я мог беспрепятственно поехать в муссолинистскую Италию на экскурсию. Но они не говорили мне, что, если в Испании начнётся гражданская война, я не могу поехать туда. Это молчание я расценил как знак согласия. И поехал.

Когда я прибыл в Портбоу, испанский городок, где заканчивалась железная дорога из Франции, была уже ночь. Нигде не наблюдалось признаков жизни. Но на следующий день я отыскал штаб местной революционной милиции. Когда я предъявил там испанскую визу, полученную мной в Марселе, милиционеры сказали мне, что она недействительна, поскольку выдавший её консул переметнулся на сторону Франко. Тем не менее они приняли в качестве действующей «визы» рекомендательное письмо, которое дал мне нью-йоркский представитель «El Socialista» – ежедневной газеты Испанской социалистической партии. Я пришёл к выводу, что, наряду с тем письмом, большие затруднения, которые я испытывал, отвечая им на каталанском, испанском или французском, убедили милиционеров в том, что я был бы слишком неопытен для шпионажа, если бы он входил в мои намерения, и они разрешили мне продолжать путь до Барселоны.

Я прибыл в каталонскую столицу на закате. Мне сообщили, что отели города больше не работают, будучи заняты разными революционными партиями и другими организациями. Я просто не знал, что мне делать. Однако, выходя с железнодорожного вокзала, я наткнулся на мужчину в кепи, который выглядел кем-то вроде представителя власти и который, как оказалось, был профессиональным гидом в Барселоне. Поскольку экскурсионное дело на тот момент было не слишком востребовано, он согласился показать мне революционный город и сказал, что знает семью, которая возьмёт меня квартирантом. Он служил мне гидом в течение нескольких дней, проведённых мной в Барселоне в августе 1936 г.

Мой гид показывал мне «достопримечательности» революционной Барселоны. В их число входили казармы Атаранасас, где погиб анархический лидер Франсиско Аскасо, пытаясь взять один из последних оплотов военных мятежников, резиденция Главного совета милиции и захваченный рабочими завод, на котором собирались автобусы.

К сожалению, в то время я был ещё слишком молод и не знал, какие вопросы задавать. Поэтому из личного опыта я узнал не так много, как мог бы узнать. Тем не менее я действительно ощутил тот энтузиазм, то возбуждение, которое всё ещё царило в Барселоне спустя несколько недель после подавления военного мятежа и начала революции, и в ретроспективе я понимаю, что увидел достаточные свидетельства влияния анархистов в Барселоне в тот период.

По возвращении домой я поступил в Колумбийский университет и сразу же стал членом Колумбийского социалистического клуба – местной группы Молодёжной народной социалистической лиги. Как член МНСЛ и Социалистической партии, я внимательно следил за политическим развитием Гражданской войны в Испании, и мои симпатии были на стороне испанских левых социалистов и их лидера Франсиско Ларго Кабальеро. Я возмущался тем, что коммунисты сделали с ним и с Рабочей партией марксистского единства (ПОУМ), но плохо представлял, что в это время происходило с анархистами.

Несмотря на свой краткий визит в Барселону военных лет, я едва ли был более осведомлён, по сравнению с большинством других американских левых, о той роли, которую играли анархисты в Гражданской войне в Испании. Однако в последующие годы я узнал о них гораздо больше и решил, что хочу заняться их исследованием. Летом 1960 г. я получил грант исследовательского совета Ратгерского университета, позволивший мне оправиться во Францию и Испанию для изучения этого вопроса. Мне удалось взять интервью у значительного числа анархистов, сыгравших более или менее значимую роль в Гражданской войне, и посетить конгресс одной из фракций, на которые раскололось испанское анархическое движение в эмиграции. Кроме того, в эти годы я смог побеседовать с анархическими лидерами в других краях, включая Нью-Йорк, Мехико и Каракас.

Наконец, в 1984 г. мы с женой вновь приехали в Испанию, чтобы увидеть старых анархистов, вернувшихся домой после смерти диктатора Франсиско Франко, а также новобранцев движения. К тому времени также стало доступно большое количество печатных материалов – мемуаров и других документов, – опубликованных в постфранкистский период. Мы смогли ознакомиться с некоторыми изданиями, вышедшими во время Гражданской войны, и с рукописными материалами анархистов и других участников конфликта.

Ни один автор, пишущий книгу о столь спорном предмете, как этот, не может с полной честностью утверждать, что не руководствовался при его рассмотрении никакими заранее сложившимися мнениями или предубеждениями. Поэтому будет уместно, если я изложу свои собственные.

Во-первых, я считаю, что всё сделанное анархистами за время Гражданской войны в Испании является одним из самых интересных социальных экспериментов, имевших место в XX веке, который сам по себе богат подобными экспериментами. Это единственный случай, когда анархисты приобрели значительное влияние на продолжительный период времени, в течение которого они осуществляли в экономике, обществе и политической системе лоялистской Испании те идеи, которые они развивали и проповедовали с середины XIX века.

Во-вторых, то, что делали анархисты в республиканской Испании полвека назад, имеет некоторую связь с последними годами уходящего столетия. Сегодня наблюдается заметный интерес к «общественному контролю», рабочему самоуправлению и другим предложениям по децентрализации управления – существенному элементу в теории и практике анархизма.

Поэтому инициативы испанских анархистов в 1936–1939 гг. сохраняют актуальность и в 90-е.

В-третьих, когда я рассматриваю политические конфликты, в которые были вовлечены анархисты во времена Гражданской войны, мои симпатии находятся скорее на стороне анархистов, чем их принципиальных противников сталинистов. Однако я надеюсь, что это не заставило меня закрывать глаза на слабости, ошибки и даже случаи произвола со стороны анархистов.

О Гражданской войне в Испании написано очень много. О её военных кампаниях, её значении как прелюдии Второй мировой войны и многих других аспектах конфликта выходила литература на разных языках. Тем не менее остаётся одна фаза Гражданской войны, которая до сих пор почти не привлекала серьёзного внимания зарубежных исследователей (за исключением самих анархистов), ни во время войны, ни после, – это революция, которую вызвали анархисты, и их общая роль в республиканской Испании в ходе Гражданской войны. По большей части, когда авторы отмечали участие анархистов, они были склонны занижать эту роль. Исключением из этого обобщения является книга Вальтера Бернеккера, немецкого учёного, который хотя и сосредотачивается на анархических коллективах, но также уделяет некоторое внимание их политической роли.

Сами анархисты много писали о своём участии в испанской войне. Однако, за исключением трёхтомного документального исследования Хосе Пейратса, в большинстве публикаций затрагивались лишь некоторые эпизоды, освещались исключительные происшествия, такие как военный мятеж 18–19 июля 1936 г. или Майские дни 37-го, или обсуждались отдельные сельские и городские коллективы или иные специфические мероприятия анархистов. Вышло также несколько автобиографических и биографических работ. В настоящей книге я попытаюсь дать общее представление о той роли, которую играли анархисты в Гражданской войне в Испании.

Несомненно, я в большом долгу перед людьми, которые помогли мне собрать материал, использованный в этой книге, или как-нибудь иначе содействовали её написанию. Прежде всего, это те, кто годами давали мне интервью и делились своими личными воспоминаниями о войне. Имена большинства из них вы найдёте в подразделе списка источников и литературы, где перечислены интервью.

Особая благодарность Педро Пахе́су, широко известному под псевдонимом Виктор Альба. Он многое сделал для меня за эти годы, помогая устанавливать контакты с испанскими эмигрантами, анархистами и неанархистами, и позволяя знакомиться с некоторыми неопубликованными материалами из его личного архива по интересующим меня вопросам.

Несколько испанских анархистов-ветеранов охотно сотрудничали со мной в поисках информации для этой книги. Двое из них, Рамон Альварес из Астурии и Энрике Марко Надаль из Валенсии, любезно ответили на мои весьма пространные письма, в которых я расспрашивал их об отдельных аспектах анархического движения в годы войны. Они также прислали мне полезные печатные и рукописные материалы, за которые я им благодарен.

Аналогичным образом, Антония Фонтанильяс, анархический молодёжный лидер времён Гражданской войны, весьма помогла мне при встрече в Барселоне в 1984 г., предоставив мне доступ к периодике и брошюрам тех лет. Гастон Леваль, покойный франко-испанский анархический лидер, когда я посетил его в 1960 г., не только дал мне обстоятельное интервью, но и позволил мне сделать подробные выписки из уникальных рукописей, имевшихся в его распоряжении.

Джордж Эзенвейн из Гуверовского института, мой товарищ по исследованиям испанского анархизма, с готовностью предоставил мне ключевые документы из обширной коллекции по Гражданской войне в Испании, хранящейся в институте.

Как всегда, я признателен своей жене за её терпимость к моему постоянному увлечению испанскими анархистами, в то время как, с её точки зрения, мне, возможно, было бы лучше уделить внимание чему-то другому. Кроме того, её дружеские связи и её острый взгляд сослужили нам хорошую службу во время нашей поездки в Испанию в 1984 г.

И наконец, я должен поблагодарить Рональда Росса Стэнтона и его редактора за их помощь в подготовке публикации.

Конечно, следует сделать обычное в таких случаях объявление. Независимо от того, какой вклад внесли в написание книги упомянутые мной люди, они не несут ответственности за высказанные в ней суждения и допущенные ошибки – они мои, и ничьи больше.

Ратгерский университет
Нью-Брансуик, Нью-Джерси
Февраль 1998 г.

Введение

Гражданская война в Испании стала одним из главных событий XX века, и многими она воспринимается как «разминка» перед Второй мировой войной. Это оправданно, поскольку германские нацисты и итальянские фашисты оказывали военную поддержку одной стороне, а советские сталинисты – другой. Также очевидно, что некоторые вооружения, использованные во Второй мировой войне, прошли испытания в Испании в ходе Гражданской войны.

Но одно не получило достаточного освещения в репортажах о Гражданской войне тех времён и по большей части оставалось незамеченным в публикациях, выходивших после, – это социальная революция, которая происходила в пределах Республики с начала войны. Сейчас, когда история двадцатого столетия наконец написана, это может оказаться самым важным в наших знаниях о Гражданской войне в Испании.

Виктор Альба подчёркивал значение этой революции. Он писал, что «испанская революция 1936 года, при всех ограничениях, налагаемых тем фактом, что она происходила лишь в одной части страны третьего эшелона и продолжалась несколько месяцев, была единственной рабочей революцией, которую знала история… Тот, кто поразмыслит над этим, освободившись от общепринятых клише, увидит, что ни одной рабочей революции не было прежде и ни одной не произошло с тех пор»1.

Шавьер Паньягуа также отмечал уникальность революции, которая имела место во время испанской Гражданской войны. Он пишет: «Испания оказалась единственной страной в мире, где была предпринята попытка установить либертарную модель общества. Каталония, Валенсия, Арагон и некоторые районы Кастилии и Андалусии стали местами, где, единственный раз в истории, люди попытались жить в анархии, хотя способы её практической реализации представлялись ими по-разному»2.

Причины замалчивания революции

У этого молчания относительно Испанской революции были свои причины. Распространение информации о ней намеренно пресекалось теми, кто занимал посты в испанском республиканском правительстве и отвечал за популяризацию лоялистской стороны в войне, до тех пор, пока дело Республики не перестало пользоваться поддержкой за рубежом.

Листон Оук, американский журналист-коммунист, который работал в республиканском пропагандистском аппарате в начале войны и порвал со сталинистами из-за того, что он там увидел, писал в сентябре 1937 г.:

«Коалиция, образованная Испанской коммунистической партией с левыми республиканцами и правыми социалистами, скрывает тот факт, что в половине Испании произошла успешная социальная революция. Успешная в том смысле, что она привела к коллективизации фабрик и ферм, которые работают под контролем профсоюзов и работают вполне эффективно.

В течение тех трёх месяцев, когда я был директором пропаганды в США и Англии при Альваресе дель Вайо, тогда министре иностранных дел валенсийского правительства2a, меня инструктировали не передавать ни единого слова об этой революции в экономической системе лоялистской Испании. И не одному иностранному корреспонденту в Валенсии не позволялось свободно писать о произошедшей революции»3.

Высшее руководство Испанской республики не хотело «пугать» правительственные и экономические круги Великобритании и Франции, поскольку почти до самого конца войны надеялось, что эти правительства придут, наконец, на помощь Республике или хотя бы позволят ей приобретать оружие и снаряжение в этих странах. В более широкой перспективе, они опасались, что «легитимность» республиканского режима будет подорвана откровенным изображением того, что происходило в Республике в первые недели и месяцы конфликта.

Таким образом, Гражданская война официально трактовалась республиканским правительством как простая борьба за политическую демократию и национальный суверенитет Испании. Президент Мануэль Асанья, подобно многим другим, выразил этот курс республиканского правительства в речи, которую он произнёс в Валенсии в январе 1937 г.:

«Я слышу, как предвзятые источники пропаганды говорят – хотя ради своего душевного здоровья я воздерживаюсь от ежедневного их прослушивания, – что мы воюем за коммунизм. Это утверждение было бы полным безумием, если бы только за ним не скрывался злой умысел. Если бы мы воевали за коммунизм, воевали бы одни коммунисты; если бы мы воевали за синдикализм, воевали бы одни синдикалисты; если бы мы были за левый, центристский или правый республиканизм, тогда воевали бы одни республиканцы. Суть не в этом; все мы сражаемся, рабочий и интеллектуал, профессор и буржуа – буржуазия сражается тоже, – синдикаты и политические партии, и все мы, испанцы, которые сплотились под республиканским флагом, сражаемся за независимость Испании и за свободу испанцев, за свободу испанцев и нашей родной земли»4.

Помимо этого, в интересы Сталина и его последователей в Испании и во всём мире определённо не входило правдивое изображение революции, которая произошла в Республике после начала Гражданской войны. С одной стороны, эта революция не была совершена последователями Сталина и следовательно, по их определению, не являлась революцией вообще. (В своей книге о войне лидер коммунистов Долорес Ибаррури со товарищи именует её «псевдореволюцией»5.) С другой стороны, Сталин также не хотел пугать британские и французские правящие круги, надеясь, по крайней мере до середины 1938 г., что они примут участие в конфликте на стороне республиканцев, что, в свою очередь, могло спровоцировать Британию и Францию на войну с Германией и Италией, войну, которая отвлекла бы внимание Гитлера от Востока.

По некоторым признакам можно судить, что после того, как в 1938 г. он начал разрабатывать планы по переключению внимания Гитлера на Запад (кульминацией которых стал «сталинацистский пакт», заключённый в августе 1939 г.), у Сталина не осталось никаких интересов в Испании, кроме как по возможности продлить войну там до неизбежного начала Второй мировой войны.

Другая причина, по которой Испанская революция оказалась обделена вниманием, и во время Гражданской войны, и после неё, заключалась в том, что эту революцию в основном направляли анархисты, поддержанные немногочисленной Рабочей партией марксистского единства (ПОУМ) и левым крылом Испанской социалистической рабочей партии (ИСРП). В отличие от коммунистов, анархисты не имели ни влиятельной международной организации, ни поддержки могущественного иностранного правительства, которое могло бы распространять новости о революции, имевшей место в республиканской Испании.

Искажение роли анархистов в Гражданской войне

Авторы, которым принадлежат наиболее читаемые книги о Гражданской войне в Испании, вышедшие с момента её окончания, также уделяли мало внимания той роли, которую играли в ней анархисты. К примеру, Хью Томас в своём объёмном труде по данному конфликту почти полностью игнорирует участие либертариев в вооружённых силах Республики и в лучшем случае мимоходом упоминает об их экономической и политической роли5a.

Книга о войне, которая, без сомнения, пользуется наибольшей известностью, роман Эрнеста Хемингуэя «По ком звонит колокол», сходным образом умаляет и искажает роль анархистов. Он оставляет впечатление, что коммунисты, русские и испанские, были единственными, кто вносил реальный вклад в борьбу. Единственные испанские командиры и бойцы, о которых говорится с одобрением, – это коммунисты Листер, Модесто и Эль Кампесино. Русские – по большей части весёлые и знающие своё дело парни. Нет никакого намёка на те средства, которые использовали в войне коммунисты, русские и испанцы, чтобы установить собственную диктатуру. Даже в случае с Андре Марти (который в первых изданиях фигурировал под именем Андре Массар), единственным коммунистом, которого Хемингуэй однозначно осуждает, его пристрастие к «чисткам» республиканских рядов подаётся как личная черта, не имеющая под собой никаких политических мотивов.

Отзывы об анархистах, разбросанные по всему роману, исключительно плохие. В сцене расправы, учинённой над мятежниками после их поражения в городке Пабло и Пилар, пьяницами и садистами оказываются те, кто повязывает красно-чёрные платки. Военный патруль анархистов, который встречает Андрес по пути в штаб Гольца, изображён как безрассудная толпа, для которой не имеет значения, стрелять в своих или во врагов.

Отношение Хемингуэя к анархистам характеризует следующий отрывок: «Нет, друг, – с облегчением сказал Андрес. Теперь он знал, что имеет дело с самыми оголтелыми, с теми, кто носит чёрно-красные шарфы. – Viva la Libertad! [Да здравствует Свобода!]” – “Viva la FAI! Viva la CNT! [Да здравствует ФАИ! Да здравствует НКТ!] – закричали в ответ из-за вала. – Да здравствует анархо-синдикализм и свобода!”». В другом месте, где упоминаются анархисты, Хемингуэй принимает версию коммунистов о том, что Буэнавентура Дуррути «был хороший, но свои же люди расстреляли его у Пуэнте-де-лос-Франсесес. Расстреляли, потому что он погнал их в наступление. Расстреляли во имя великолепной дисциплины недисциплинированности»5b.

Когда важность участия анархистов в Гражданской войне отмечалась очевидцами и позднейшими историками конфликта, это обычно делалось с целью их осуждения и дискредитации. В особенности это относится к сталинистам и тем, кто им сочувствовал.

Типичные примеры таких нападок на анархистов можно найти в истории Гражданской войны, написанной Долорес Ибаррури и её коллегами по руководству Компартии Испании в эмиграции спустя более чем четверть века после окончания конфликта. Ла Пасионария и её товарищи начинают с разделения анархистов на две группы: первые, «поскольку нужды войны вступали в конфликт с анархистскими принципами… вызывая трудности, сопротивление, колебания и даже страдания, оставляли некоторые из этих принципов и подчинялись императивам войны». Согласно авторам:

«Во вторую группу можно включить тех, кто считал своей первоочередной задачей осуществление “анархической революции”. Для этой группы война против фашизма была вторична; для них она представляла интерес прежде всего как “удобная возможность” завладеть оружием и ввести “либертарный коммунизм”. Эти анархисты рассматривали различные демократические партии, и прежде всего рабочие партии – в первую очередь коммунистов, – не как союзников, а как своих принципиальных противников…

Это отношение, в целом, отвечало политике руководства ФАИ. Существенной деталью этой политики было накопление оружия за линией фронта – с целью вооружённой борьбы против других антифашистских сил, – при том что получалось оно из республиканского лагеря. Одним из компонентов этой второй группы были люди, слабо связанные с рабочим классом, элементы социального “дна”, деклассированные, испанские и иностранные авантюристы, профессиональные гангстеры, которые составляли бо́льшую часть ФАИ и присутствовали в рядах НКТ…

В дополнение к обозначенным двум группам, которые, независимо от их положительного или отрицательного значения, определялись политическими и идеологическими особенностями, следует отметить врагов и замаскированных фашистов, проникших в анархистские организации… Проникновение в ряды анархистов для этих вражеских элементов было несложным. После того, как первые выступления мятежников в крупнейших городах Испании потерпели поражение, в Барселоне сосредоточились представители различных течений анархизма, приехавшие из разных стран Европы и Америки, среди которых было немало агентов секретных служб империалистических группировок…»6

Здесь уместно сделать пару комментариев по поводу подобных обвинений в адрес анархистов, которые повсеместно распространялись сталинистами во время и после войны и подхватывались не только попутчиками коммунистов, но и другими очевидцами, которые должны были лучше знать положение дел. Прежде всего, в «накоплении оружия за линией фронта» больше всех преуспели сами сталинисты и их союзники; это относится не только к их подразделениям милиции, но и к воссозданным полицейским силам, Гражданской и Штурмовой гвардии, которые в течение нескольких месяцев перешли преимущественно под контроль коммунистов. Наиболее вопиющим был пример карабинеров, небольшого пограничного патрульного корпуса, который, находясь под контролем союзника коммунистов Хуана Негрина, за время войны вырос десятикратно и, когда почти не оставалось границ, чтобы их охранять, использовался главным образом для того, чтобы подавить Испанскую революцию.

Во-вторых, следует отметить, что именно коммунисты были теми, кто стремительнее всего наращивали свои ряды с начала Гражданской войны. Более того, как мы увидим на последующих страницах, сталинисты охотнее других вербовали себе сторонников среди представителей среднего и даже высшего класса, чья верность Республике была более чем сомнительной.

Игнорирование роли анархистов в войне мятежниками

Сторонники франкистского мятежа, по собственным причинам, также стремились скрыть анархическую природу социальной революции, которая произошла на республиканской стороне, вместо этого изображая свой «крестовый поход» как борьбу против «коммунизма». Типично в этом плане «Письмо испанских епископов», объяснявшее мотивы мятежников. Оно говорило о «тщательно спланированной схеме марксистской революции»7. Также утверждалось, что республиканская сторона в войне представляет «материалистическую тенденцию, которая, зовётся ли она марксистской, коммунистической или анархической, стремится заменить старую цивилизацию Испании со всеми её составляющими ультрановой “цивилизацией” русских Советов»8. В заключение с одобрением цитировались комментарии «проницательных» наблюдателей, сводившиеся к тому, что «это гонка между большевизмом и христианской цивилизацией» и «интернациональная борьба на национальном поле: коммунизм начал на полуострове ужасающую битву, от которой зависит судьба Европы»9.

Иностранные пропагандисты Франко также рисовали борьбу в Испании как крестовый поход против коммунизма. Так, Эдвард Лодж Карран, священник и один из самых активных защитников дела мятежников в Соединённых Штатах, писал в одной из своих многочисленных брошюр: «В Испанской революции больше нет никакой тайны. Это борьба между цивилизацией и коммунизмом»10. Ниже он добавлял: «Больше не являются тайной цели противоборствующих партий в Испанской революции, поскольку лидеры обеих сторон объявили их сами. Бывший премьер правительства красной Испании, Франсиско Ларго Кабальеро, открыто объявил себя сторонником создания союза советских социалистических республик на Иберийском полуострове. За этим видны Россия, и Москва, и коммунизм со всей их святотатственной и антидемократической тиранией»11. В завершение Карран утверждал: «Планы коммунистической революции уже были подготовлены в мае 1936 г. под руководством Вентуры, делегата Третьего Интернационала. Народ Испании сплотился вокруг генерала Франко как раз вовремя»12.

У мятежников и их сторонников, конечно, имелось по крайней мере две веских причины выставлять своё дело как «крестовый поход против коммунизма». С одной стороны, эта линия пропаганды была выработана для того, чтобы заручиться поддержкой общественного мнения в демократических странах, среди тех, кто, обоснованно или нет, опасался распространения коммунизма.

Однако у мятежников была и другая причина скрывать правду о том, что происходило по ту сторону фронта в первой фазе войны. Если бы они изобразили точную картину захвата фабрик и других предприятий рабочими и земли крестьянами, это, безусловно, посеяло бы семена недовольства в их собственном тылу.

Характеристика роли анархистов в Гражданской войне

Факты, однако, говорят о том, что в республиканской Испании происходила широкая социальная революция, после того как на большей части территории страны было подавлено выступление Франко и его единомышленников. Рабочие установили контроль над своими фабриками, которые стали работать под руководством избранных ими управленцев. Крестьяне – анархисты и социалисты захватили бо́льшую часть пригодной для сельского хозяйства земли, значительная часть которой стала обрабатываться стихийно возникшими коллективами. Поддержание законности и порядка в большей части республиканской Испании взяли на себя комитеты, состоявшие из представителей профсоюзов и партий, поддерживавших республиканское дело. Теми же самыми профсоюзами и партиями были организованы новые вооружённые силы, чтобы противостоять регулярной армии, поднявшей мятеж против Республики.

В целом, анархисты играли заметную роль в Республике во время Гражданской войны. Они контролировали значительную долю экономики. Они составляли самую многочисленную фракцию в рядовом составе лоялистской армии и выдвинули из своих рядов выдающихся военачальников, которые хотя и не приобрели международную известность, подобно коммунистам Эль Кампесино (Валентину Гонсалесу), Модесто и Листеру, но тем не менее сыграли заметную роль, командуя республиканскими силами в их немногочисленных крупных победах, так же как и в их поражениях.

Анархисты также играли важную роль в политике республиканской Испании. С самого начала Гражданской войны над ними довлело противоречие между традиционным для них отрицанием государства и политической власти и тем фактом, что, сыграв решающую роль в подавлении военного мятежа в более чем половине страны, они неожиданно получили эту власть. На протяжении всей войны они продолжали участвовать в политике и правительстве, чтобы, насколько это было возможно, защитить революцию и само существование собственных организаций.

Пере Ардиака, в годы войны один из руководителей сталинистской Объединённой социалистической партии Каталонии (ОСПК), несколько десятилетий спустя прокомментировал эту ситуацию Рональду Фрейзеру, говоря в особенности о начальной стадии войны: «НКТ имела реальную власть, но не знала, что с ней делать; она имела сильную революционную волю, но ей не хватало революционной последовательности… Даже если она получила власть, она не имела программы, которая завоевала бы поддержку большинства каталонского народа. Тогда она по большей части продолжала действовать так, как если бы в её руках находилась власть (но фактически не говоря об этом), и в то же время очевидным образом делила эту власть с мелкобуржуазными каталонскими партиями и нами…»13

Хуан Доменек, один из главных анархических лидеров в Каталонии, который девять месяцев работал в действующем, а затем и официальном правительстве региона, сделал аналогичное замечание о том, что лидеры НКТ оказались не готовы к роли членов правительства. «Как такое могло случиться? – спрашивает он. – Наша революция всегда мыслилась как упраздняющая все правительства. Теперь все мы должны были учиться. У нас, министров от НКТ, не было “линии”, как у коммунистов. Пока у нас не было значительных трудностей, НКТ полагала, что каждый из нас справляется со своими обязанностями; организация не обсуждала нашу работу. Только в случае, если перед нами вставала серьёзная проблема – а до этого почти никогда не доходило, – следовало провести собрание активистов, чтобы обсудить положение организации…»

Рональд Фрейзер, с которым беседовал Доменек, добавлял: «Конечно, НКТ стала бы гораздо сильнее, если бы у неё была определённая линия». Но он считал, что в таком случае это была бы не НКТ. «В НКТ всё обстояло так – вы либо любили её со всеми её недостатками, либо покидали её. В ней не могло быть таких вещей, как “партийная дисциплина”…»14

Анархистам с самого начала пришлось иметь дело с набиравшим силу аппаратом испанских сталинистов, получавшим поддержку советских и коминтерновских «советников» всех мастей и сталинского правительства, которое шантажировало республиканское правительство, угрожая прекратить необходимую для ведения войны помощь, если республиканское правительство не станет помогать испанским сталинистам. В противоположность анархистам, которые не знали, что делать с властью, сталинисты – как испанские, так и иностранные – очень хорошо знали, что с ней делать и как приобрести ещё больше власти, ставя своей конечной целью создание копии сталинского режима в республиканской Испании.

Анархисты не были подготовлены к той роли, которую навязала им Гражданская война. За три четверти века они всесторонне проанализировали пороки капитализма, государства, политических партий. Но они не имели ясного представления о том, чем они хотят заменить эти институты, если у них будет шанс это сделать.

И когда в начале Гражданской войны анархистам неожиданно досталась власть, они действовали скорее на основе импровизации, а не чёткой доктрины. Рядовые участники движения в городах устанавливали контроль над своими фабриками и другими предприятиями, многие из которых были брошены собственниками. В сельской местности они захватывали землю и организовывали коллективные хозяйства на свой манер.

Их усилиям по преобразованию экономики на основе рабочего и крестьянского контроля препятствовал тот факт, что в структуре их собственной массовой организации, Национальной конфедерации труда, не хватало национальных отраслевых союзов, которые могли бы послужить анархистам каркасом для организации экономики во всей Испанской республике. К тому времени, когда национальные союзы были созданы, было уже слишком поздно.

Помимо этого, получив власть в разгар гражданской войны, анархисты сразу же были вынуждены поступиться своими принципами ради укрепления фронта. Менее чем через неделю после начала конфликта анархисты Каталонии, державшие в своих руках почти всю политическую и экономическую власть, решили не осуществлять её в одиночку, а разделить со всеми прочими профессиональными союзами и партиями, поддерживавшими Республику.

Подобные уступки не прекращались всё время, пока шла Гражданская война. Это привнесло деморализацию в широкие ряды либертариев и в конечном счёте привело к острому конфликту внутри их руководства. Кроме того, это вызвало жаркие споры между испанскими анархистами и их иностранными товарищами в Международной ассоциации трудящихся.

В этой книге я постарался представить все аспекты участия анархистов в Гражданской войне в Испании. Я начинаю с вводной части, которая включает в себя характеристику идеологического фона испанского анархизма, его развития, как в контексте интернационального анархического движения, так и в рамках общественного движения Испании, в течение более чем половины столетия, предшествовавшего Гражданской войне, а также главу об организациях, которые составляли испанское анархическое, или либертарное, движение.

Во второй части речь идёт об участии анархистов в подавлении мятежа в большей части Испании в июле 1936 г. и их последующей роли в республиканских вооружённых силах. Я рассматриваю их роль в комплектовании и организации милиции – первых вооружённых сил, с которыми пришлось столкнуться регулярной армии, выступившей против Республики. Отдельно рассматриваются находившиеся под влиянием анархистов войска на Арагоно-Каталонском фронте, в обороне Мадрида и затем на других фронтах войны. В заключение я останавливаюсь на вопросе «милитаризации» милиции, её превращения в новую регулярную армию, которая должна была продолжать войну со старой, и на последствиях этой милитаризации.

Далее я перехожу к рассмотрению организации, введённой анархистами в сельском хозяйстве на большей части республиканской Испании. Я обращаю внимание на данный процесс в Каталонии, Арагоне, Леванте (средиземноморское побережье к югу от Каталонии), а также в Кастилии, Андалусии и других регионах республиканской территории. Эти либертарные эксперименты были особенно интересны с идеологической точки зрения.

Четвёртая часть охватывает инициативы рабочих по установлению общественного контроля на фабриках, в коммунальном хозяйстве и других секторах городской экономики Республики. Я рассматриваю, каким образом эти захваты были легализованы в Каталонии и как было поставлено это дело в других частях Республики. Я также отмечаю работу, которую проделали сталинисты и их союзники, чтобы подорвать анархические коллективы как в городах, так и в сельских местах Республики.

Аналогично, я рассматриваю участие анархистов в политической жизни лоялистской Испании. Это обсуждение затрагивает не только стихийное становление революционных властей в начале войны, но и отношение анархистов к участию в воссоздании законных органов власти в разных областях Республики. Я отдельно рассматриваю участие анархистов в правительствах Каталонии, других регионов и Республики непосредственно.

Хотя на начальном этапе гражданской войны–революции анархисты играли важную роль в политике Республики, после майских событий 1937 г. они перешли к обороне, пытаясь удержать свои позиции в экономике и политике страны под безжалостным натиском сталинистов, стремившихся захватить всю власть в Республике. Я рассуждаю о тактике коммунистов, устранявших из политики республиканской Испании всех, кто стоял на их пути, что в итоге оставило анархистов единственной влиятельной силой, не позволявшей им достичь абсолютной власти, и о реакции анархистов на эту сталинистскую кампанию. Я также пытаюсь оценить воздействие этой длительной борьбы на единство либертарного движения. Наконец, я рассматриваю роль анархистов в перевороте, сместившем правительство Хуана Негрина менее чем за месяц до конца войны, и их участие в Национальном совете обороны, учреждённом организаторами переворота.

Есть три приложения, которые не вписываются в общую структуру книги. Первое освещает вопрос об использовании анархистами насилия, особенно в отношении католической церкви, во время Гражданской войны. Второе затрагивает вопрос об отношениях испанских анархистов с интернациональной организацией, в которую они входили, – Международной ассоциацией трудящихся. В третьем перечислены некоторые ведущие фигуры анархического движения периода Гражданской войны.

Значение этого исследования не ограничивается рамками Гражданской войны в Испании. Революция, произошедшая в начале войны, была единственным случаем, когда анархисты на сколько-нибудь продолжительный период времени получили шанс реорганизовать экономику, общество и политический строй какой-либо страны. Поэтому она имеет несомненную историческую важность.

Кроме того, опыт испанских анархистов времён Гражданской войны оказался в определённой степени применим и после Второй мировой войны. Югославский режим маршала Тито после разрыва со Сталиным в 1948 г. ввёл своего рода рабочий контроль, и можно предположить, что, поскольку некоторые из будущих высших лиц титовского режима побывали в Испании во время Гражданской войны, оставшиеся у них впечатления могли каким-то образом повлиять на выбор этого сценария развития.

Наконец, после бурных выступлений в нескольких европейских странах в 1968 г., здесь возродился интерес к самоуправлению рабочих на предприятиях. Как следствие, оживился также интерес к людям, отстаивавшим эти идеи во время событий в Испании периода Гражданской войны. На мой взгляд, это свидетельствует о том, что, хотя испанские анархисты не стали вновь влиятельной политической силой в постфранкистскую эпоху (как я указал в послесловии), их опыт периода 1936–1939 гг. нисколько не утратил своей актуальности в конце двадцатого столетия.

СПРАВКА О ПУБЛИКАЦИИ

Alexander, R. J. The anarchists in the Spanish Civil War: in 2 vols. – London: Janus Publishing Co, 1999. – XXIX, VII, 1468 p.

Электронный ресурс: Libcom.org: [сайт].

Роберт Джексон Александер (1918–2010) – американский политический и профсоюзный активист, политолог, историк левых движений, профессор Ратгерского университета.

Данный двухтомник является всесторонним обобщающим исследованием об участии анархистов в гражданской войне и революции в Испании в 1936–1939 гг. В книге рассматриваются роль анархистов в политике и вооруженных силах Испанской республики, экономическое и социальное развитие созданных ими коллективных предприятий в городах и сельской местности, деятельность анархистских организаций и отдельных выдающихся представителей движения.

Перевод с английского Р. Х., специально для «Электронной библиотеки имени Усталого Караула».

Часть I. История и сущность испанского анархизма и начало Гражданской войны

Часть I. История и сущность испанского анархизма и начало Гражданской войны

1. Идеологические корни испанского анархизма

Одна из главных проблем, вставших перед анархистами после того, как в начале Гражданской войны на них свалилась власть, заключалась в том, что среди них в действительности не было согласия относительно того, какое общество они хотели создать. Хотя движение существовало в Испании около трёх четвертей столетия, только за два месяца до начала войны оно попыталось объяснить в деталях то общественное устройство, которым оно желало заменить капитализм, и ту политическую организацию, которую оно хотело создать на месте государства. Но даже документ, принятый на Сарагосском конгрессе Национальной конфедерации труда в мае 1936 г., ни в коем случае не отражал единогласное мнение испанских анархистов. (Я буду обсуждать Сарагосскую резолюцию в следующей главе.)

Испанские анархисты были частью широкого международного движения. Основные теоретики этого движения не были испанцами, хотя некоторые испанские либертарные мыслители внесли в него существенный вклад, и конечно же, национальное наследие и традиции Испании, бравшие своё начало в Средневековье, повлияли на формирование мышления испанских анархистов, как ведущих, так и рядовых, накануне и во время 1930-х.

С началом Гражданской войны и распадом существующих структур власти на местном, региональном и даже национальном уровне, анархические группы в разных частях лоялистской Испании, неожиданно оказавшиеся во власти или получившие более или менее широкое влияние, начали осуществлять на практике идеи анархизма, как они их понимали. Дальнейшее изложение покажет нам, что в их подходах наблюдались большие различия.

Кроме того, взяв на себя двойную задачу – попытаться перестроить общество, будучи лишь одной из нескольких конкурирующих сил даже в регионах, где их сторонники составляли большинство, и организовать защиту лоялистской зоны от войск генерала Франко, – анархисты с самого начала были вынуждены поступиться некоторыми из излюбленных положений их философии и идеологии. В самом деле, согласно одной из точек зрения, история анархистов во время Гражданской войны в Испании – это перечень непрерывно накапливавшихся уступок, на которые они шли в попытке защитить основы либертарного общества, заложенные ими в первые дни и недели конфликта.

Чтобы дать фон к изучению новизны институтов, введённых анархистами в начале войны, и роковых отступлений, которые им пришлось делать впоследствии, безусловно, необходимо нарисовать, по крайней мере в общих чертах, картину той революции, которую пытались осуществить испанские анархисты. С этой целью, в этой и следующей главе, я вначале рассмотрю интеллектуальные истоки анархизма. Далее я обрисую основные течения мысли в анархическом движении за сто лет, предшествовавших Гражданской войне в Испании, и их изменение и развитие в самой Испании. Наконец, я подведу итоги и прокомментирую то развёрнутое изложение целей и программы испанского анархизма, которое было принято движением незадолго до начала войны.

Истоки анархических идей

Пётр Кропоткин, Рудольф Роккер и другие анархисты, проследившие истоки идей, которые они разделяли, утверждают, что анархизм уходит своими корнями в древность. Кропоткин и Роккер согласны в том, что китайский философ Лао-цзы и стоик Зенон Китийский были одними из первых мыслителей, анархических по существу1. О последнем из них Кропоткин писал: «Ярчайшим представителем анархической философии в древней Греции был Зенон… который открыто противопоставлял свою концепцию свободного общества без правительства государству-утопии Платона»2.

Аналогичным образом, анархические тенденции можно было наблюдать в «определённых христианских сектах Средневековья»3, в особенности среди гуситов и анабаптистов, непосредственных предшественников протестантской Реформации. Роккер и Кропоткин также доказывали, что анархические идеи могут быть обнаружены в сочинениях Рабле и Дидро4.

Пётр Кропоткин решительно настаивал на том, что средневековые города-государства Европы, простиравшиеся от Англии до Руси, были ближайшей к нам исторической моделью того политического и общественного устройства, к которому стремились позднейшие анархисты. Он писал в своей «Взаимопомощи»: «…Средневековый город не был централизованным государством. В течение первых столетий своего существования, город едва ли можно было назвать государством, поскольку дело шло об его внутреннем строе… каждая группа имела тогда свою долю верховной власти… Средневековый город являлся двойною федерациею: всех домохозяев, объединённых в небольшие территориальные союзы – улицу, приход, конец, – отдельных личностей, объединённых общею клятвою в гильдии, сообразно их профессиям. Первая федерация была плодом деревенско-общинного происхождения города; вторая же была плодом последующего роста, вызванного новыми условиями»5.

Великий предшественник Кропоткина, Михаил Бакунин, не разделял его энтузиазма в отношении средневековых городов-государств как модели для современного анархического преобразования общества:

«…Между средневековой коммуной и современной коммуной существует громадная разница. За пять веков изменилась не только книжная история, изменились нравы, стремления, идеи, интересы и потребности народов. Итальянские коммуны вначале были действительно обособлены, являлись совершенно независимыми политическими и социальными центрами, между ними отсутствовала солидарность и они поневоле должны были довольствоваться сами собой. Какая разница с тем, что существует теперь! Материальные, умственные и нравственные интересы создали между всеми членами одной и той же нации, что я говорю? – между самыми различными нациями социальное единство, настолько могучее и действительное, что всё, что делают ныне государства, чтобы парализовать его и уничтожить, остаётся бессильным»6.

Если оставить в стороне применимость средневековой мысли и политико-экономической организации к идеологии и философии анархизма XIX и XX века, то практически все согласны с тем, что первым современным анархистом был Уильям Годвин. Пётр Кропоткин писал о нём: «Первым изложил политические и экономические положения анархизма англичанин Уильям Годвин в 1793 г. в своём “Исследовании относительно политической правды” [“Enquiry Concerning Political Justice”]. Он не употреблял слова “анархия”, но очень хорошо излагал её основные положения, нападая на законы, доказывая ненужность государства и говоря, что только с уничтожением судов будет достигнуто настоящее правосудие – единственное настоящее основание всякого общества. Что касается собственности, то он прямо требовал коммунизма»7.

Пьер Прудон

Уильям Годвин не организовал политического движения, чтобы добиться установления того общества, которое он отстаивал в своём «Исследовании». Прудон же принимал активное участие в революционной политике и поэтому может быть назван подлинным основателем современного анархизма.

Пётр Кропоткин отмечал, что Прудон был первым человеком, который стал использовать слово «“анархия” применительно к негосударственному строю общества». В своём первом памфлете «Что такое собственность?» («Qu’est-ce que la propriété?») Прудон провозгласил, что «собственность есть кража». Однако, как указывал Кропоткин, Прудон «подразумевал лишь собственность в её современном, римско-правовом, понимании как “право на употребление и злоупотребление”», но в собственности, «понятой в ограниченном смысле владения, он видел лучшую защиту против посягательств государства». Он стремился «экспроприировать нынешних собственников земли, жилых домов, шахт, фабрик и так далее… сделав капитал неспособным приносить проценты; и он предлагал достичь этого посредством национального банка, основанного на взаимном доверии всех занятых в производстве, которые согласились бы обмениваться между собой своими продуктами по себестоимости, с помощью трудовых чеков, соответствующих количеству рабочих часов, необходимых для производства определённого товара… Вдобавок, подобный банк получил бы возможность давать беспроцентные ссуды, взимая лишь около 1 процента или даже меньше, чтобы покрыть расходы на администрацию…»8

Рудольф Роккер поясняет: «Эта форма экономики делает лишней всю политическую машину принуждения. Общество преобразуется в союз свободных общин, устраивающих свои дела согласно собственным нуждам, каждая самостоятельно или во взаимодействии, где свобода индивидуума находит в равной свободе других не ограничение, но скорее своё подтверждение и обеспечение… Эта федеративная организация поистине безгранична в смысле возможностей развития и открывает самые широкие перспективы для каждого индивидуума и общественной активности в целом»9.

Довольно любопытно, что, несмотря на осуждение Прудоном государства, он в 1848 г. стал депутатом Учредительного собрания Второй Французской республики. Прудон стремился провести в нём свой проект по созданию национального трудового банка и, потерпев неудачу, так же безуспешно пытался основать подобное учреждение на частных началах10. Михаил Бакунин позднее заметил по поводу этого банка, что он «мог бы процветать при более счастливых условиях»11.

Хотя идеи Прудона по большей части не оказали никакого прямого воздействия на испанский анархизм, они оказали влияние на одного из ведущих политиков Испании, чья горячая приверженность федерализму позволила усилить и в каком-то смысле легитимизировать этот принцип, отстаиваемый анархистами. Этим человеком был Франсиско Пи-и-Маргаль.

Пи-и-Маргаль был главным защитником республиканского федерализма в Испании во второй половине XIX века. Он четыре раза избирался депутатом, занимал должность министра внутренних дел, а затем и президента недолговечной Первой Испанской республики в 1873 г. Карлос Рама отмечает, что, «с точки зрения интеллектуального развития, наиболее значительным было влияние на него Пьера-Жозефа Прудона», основные работы которого он перевёл на испанский12.

Влияние Прудона на Пи-и-Маргаля отражено в одном из его комментариев в книге, опубликованной в 1854 г.:

«Всякая власть – нелепость. Любой человек, налагающий руку на другого человека, – тиран. Более того: он святотатствен. Между двумя суверенными людьми невозможно ничто иное, кроме соглашения. Власть и суверенность находятся в противоречии. Власть как основание общества должна, следовательно, уступить место общественному договору».

В другом месте Пи-и-Маргаль пишет: «Федерализм исходит не от человечества, но от отдельного человека. Из человека вырастают, путём стихийного и естественного развития (иными словами, договора), семья, поселение, провинция, нация, группы наций, и так как было бы заблуждением полагать, что коллективы не наследуют существенных особенностей тех элементов, которые их составляют, то, поскольку индивид автономен, общества признаются и провозглашаются автономными. Автономна нация, автономны провинция и муниципалитет, и каждый автономен сам благодаря себе, по своему собственному праву»13.

Джордж Эзенвейн делает наблюдение: «И как преданный апостол Прудона, и как самостоятельный теоретик, Пи повлиял на формирование идей нескольких поколений анархистов, включая такие знаменитые фигуры, как Хуан Серрано-и-Отеи́са, Рафаэль Фарга Пельисер, Гаспар Сентинон, Фермин Сальвочеа, Ансельмо Лоренсо, Рикардо Мелья и Фернандо Таррида дель Ма́рмоль»14.

Другой иностранный наблюдатель, немец Гельмут Рюдигер, объясняя значение анархизма для Испании, также подчёркивал важность самобытного испанского федерализма, нашедшего отражение в работах Пи-и-Маргаля. Во время Гражданской войны он писал:

«Испанский анархизм – не что иное, как выражение федеральных и индивидуалистических традиций страны. Это объясняет огромное влияние испанского анархизма и тот факт, что марксизм оказался не в состоянии поглотить либертарное движение в Испании, как в других европейских странах. Но мы должны заметить, что испанский анархизм основывается на простых инстинктах людей, в чём заключается и его сила, и его слабость. В этом его сила, поскольку широкое народное движение является результатом не абстрактных дискуссий, не теорий, культивируемых немногими интеллектуалами, а динамичной социальной силы, часто вулканической, и его стремление к свободе всегда может рассчитывать на сочувствие миллионов людей…»15

Тем не менее молодое испанское анархо-синдикалистское движение, возникшее всего за четыре года до основания Первой республики, не поддержало правительство Пи-и-Маргаля. Ансельмо Лоренсо, первая значительная фигура испанского анархизма, много лет спустя писал: «Когда республиканская партия была в оппозиции… и задаривала рабочего лестью и обещаниями, уверяя его, что при республиканско-федеральной форме правления он получит полностью гарантированные на практике личные права, мы всегда отвечали, что знакомство с принципом власти заставило нас понять, что их обещания неискренни и что в высшей степени консервативное предназначение всякого правительства, как бы его ни называли, убеждает нас в обратном – федеральные республиканцы должны будут напасть на права человека, так же как на них нападали реакционеры… Факты подтвердили нашу правоту…»16

Однако в ретроспективе испанские анархисты высоко оценивали Пи-и-Маргаля. Рикардо Мелья, другой ведущий мыслитель и активист иберийского анархизма, в своём некрологе памяти вождя республиканцев, умершего в 1901 г., писал, что он был «мудрейшим из федералистов, едва ли не анархистом, едва ли не самым справедливым среди справедливых»17.

Значение Михаила Бакунина для идеологии испанского анархизма

Не подлежит сомнению, что Михаил Бакунин был одним из двух теоретиков, оказавших наибольшее влияние на испанский анархизм. Именно он отправил своего итальянского последователя в Испанию, чтобы отвоевать для анархизма зарождавшееся там рабочее движение, сначала в Мадриде, затем в Барселоне, и тем самым положил начало испанскому анархическому движению. Известно, что в двух случаях он сам собирался поехать в Испанию, но не осуществил это намерение18.

Однако, хотя Бакунин и не посетил Испанию лично, он поддерживал связь со своими последователями в ней, и его переписка со многими его учениками была обширна19.

Как говорит профессор Берт Хозелиц: «Без Бакунина анархический синдикализм, особенно подобный тому, что существовал длительное в Испании, был бы немыслим. Без Бакунина Европа, вероятно, никогда не увидела бы организованное анархическое политическое движение…»20

Бакунинский анархо-синдикализм преобладал в анархическом городском рабочем движении и повлиял на профсоюзы Национальной конфедерации труда (НКТ), установившие контроль на большинстве предприятий в Каталонии и на многих – в Валенсии и других частях республиканской Испании после 19 июля 1936 г.

Михаил Бакунин был русским аристократом, старшим сыном среди одиннадцати детей. Он недолгое время находился на военной службе, а впоследствии изучал философию в России и за границей. Его первой политической приверженностью был панславизм, но, находясь в эмиграции, он также участвовал в революции 1848–1849 гг. в Германии. Он утвердился на позициях анархизма лишь в начале 1860-х21.

Не будем забывать, что Бакунин был главным оппонентом Карла Маркса внутри Первого Интернационала (Международного товарищества рабочих, МТР) и, будучи исключён из него марксистами в 1872 г., создал своё собственное, «подлинное» МТР. Некоторые из испанских последователей Бакунина, в частности Ансельмо Лоренсо, принимали личное участие в борьбе бакунистов внутри Интернационала и в их организации, образовавшейся после раскола22.

По большей части испанские анархисты отстаивали в рабочем движении идеи Михаила Бакунина. Однако, как мы увидим, в некоторых вопросах испанцы отклонялись от его теорий и указаний.

Идеи Бакунина о государстве

Подобно всем сторонникам анархизма, Михаил Бакунин был убеждённым противником государства. Он доказывал: «Оно исторически возникло во всех странах от союза насилия, опустошения и грабежа – одним словом, от войны и завоевания… Оно было с самого своего образования и остаётся ещё и теперь божественной санкцией грубой силы и торжествующей несправедливости»23.

Далее, говорил Бакунин, «Очевидно, что все так называемые общественные функции государства в действительности представляют не что иное, как решительное и беспрерывное отрицание насущнейших интересов отдельных областей, коммун, ассоциаций и огромнейшего числа людей, подчинённых государству. Эти общественные функции представляют нечто отвлечённое, фикцию, ложь, и государство в целом есть подобие обширной бойни или огромного кладбища, где незаметно, в тени, и прикрываясь этим отвлечённым нечто, этой абстракцией, с притворным сокрушением, приносятся в жертву и погребаются все лучшие стремления, все живые силы страны»24.

Одним из многих пороков государства, доказывал он, было то, что оно давало начало собственности: «Философы-доктринёры, равно как и юристы и экономисты, предполагают всегда, что собственность создалась раньше государства, между тем как очевидно, что юридическая идея собственности, точно так же, как и право семейное, юридическая семья, исторически не могли родиться иначе, как в государстве, первым актом коего было неизбежно их установление»25.

Поэтому, заключал Бакунин, «государство было всегда принадлежностью какого-нибудь привилегированного класса: духовного сословия, дворянства или буржуазии; наконец, когда все другие классы истощаются, выступает на сцену класс бюрократов, и тогда государство падает или, если угодно, возвышается до положения машины. Но для существования государства непременно нужно, чтобы какой-нибудь привилегированный класс был заинтересован в его существовании»26.

Даже демократическое государство не свободно от недостатков, присущих ему с самого основания: «Никакое государство, как бы демократичны ни были его формы… не в силах дать народу того, что ему надо, т.е. вольной организации своих собственных интересов снизу вверх, без всякого вмешательства, опеки, насилия сверху, потому что всякое государство, даже самое республиканское и самое демократическое, даже мнимо народное государство, задуманное г. Марксом, в сущности своей не представляет ничего, иного как управление массами сверху вниз, посредством интеллигентного и по этому самому привилегированного меньшинства, будто бы лучше разумеющего настоящие интересы народа, чем сам народ»27.

Всеобщее избирательное право также не даёт никакой защиты от зол государства. Бакунин отмечал: «пока избирательное право будет осуществляться в обществе, где народ, рабочая масса экономически подчинены меньшинству, владеющему собственностью и капиталом, насколько бы независимым или свободным ни был или скорее ни казался народ в политическом отношении, выборы никогда не могут быть иными, как призрачными, антидемократическими, и абсолютно противоположными нуждам, инстинктам и действительной воле населения»28.

Испанские сторонники Бакунина следовали за ним в обличении государства. Первый национальный конгресс испанских анархо-синдикалистов, проходивший в Барселоне в июне 1870 г., принял резолюцию, которая провозглашала: «Запечатлённые кровью, достойные похвалы стремления народов к собственному благосостоянию уже имели место в истории; но, будучи постоянно основанными на сохранении государства, все усилия, направленные на осуществление этих целей, оказались бесплодными. Государство не допускает не изменений в системе, ни реформ»29.

Аналогично, так называемый Конгресс в Театре комедии, проведённый Национальной конфедерацией труда в декабре 1919 г., принял Декларацию принципов, которая подтвердила антигосударственную и вообще анархическую позицию движения: «…Принимая во внимание, что тенденция, с наибольшей силой проявившая себя в рабочих организациях всех стран, – это продвижение к полному, всеобщему и совершенному освобождению Человечества в нравственной, экономической и политической сферах, и считая, что эта цель не может быть достигнута без социализации земли и орудий производства и обмена и без устранения всепоглощающей власти государства… конгресс… в соответствии с сутью заветов Первого Интернационала рабочих, провозглашает, что конечной целью Национальной конфедерации труда Испании является анархический коммунизм»30.

Вплоть до начала Гражданской войны испанские либертарии не переставали осуждать государство и не изменяли своей решимости уничтожить его в первые дни революции. Тем не менее самой парадоксальной, с точки зрения идеологии, уступкой, на которую они пошли в ходе конфликта, было их согласие участвовать сначала в официальном правительстве Каталонии и затем в центральном правительстве Испанской республики. Даже после того, как их устранили из этих высших органов, они продолжали оставаться мэрами и муниципальными советниками и занимали посты на разных уровнях государственного аппарата до самого поражения в Гражданской войне.

Отрицание Бакуниным политических партий

Последовательный в своём полном отрицании государства, Бакунин также был противником любых политических партий: «Неверно… утверждать, что нас не интересует политика. Мы не пренебрегаем политикой, раз мы хотим положительно её убить. Вот существенный пункт, в котором мы расходимся решительным образом с политическими партиями и буржуазно-радикальными социалистами. Их политика состоит в использовании, в реформе и преобразовании политики и государства; тогда как наша политика… это полное уничтожение государства и политики, являющейся необходимым его проявлением… Кто хочет заниматься политикой иначе, чем мы, кто не хочет вместе с нами уничтожения политики, тот должен необходимо творить государственную политику, патриотическую и буржуазную…»31.

Бакунин утверждал, что представители рабочих в парламенте государстве перестанут быть революционерами: «…Рабочие депутаты, попавшие в условия буржуазного существования и в атмосферу чисто буржуазных политических идей, фактически перестав быть рабочими, становясь людьми государственными, сделаются буржуями и, быть может, станут буржуазнее самих буржуа»32.

Даже полностью рабочее правительство, вставшее во главе государства, не было бы защищено от подобного давления: «Я без боязни могу высказать убеждение, что если завтра будут установлены правительство и законодательный совет, парламент, состоящие исключительно из рабочих, эти рабочие, которые в настоящий момент являются такими убеждёнными социальными демократами, послезавтра станут определёнными аристократами, поклонниками, смелыми и откровенными или скромными, принципа власти, угнетателями и эксплуататорами»33.

Испанские анархисты с самого зарождения движения повторяли эти утверждения Бакунина. В 1870 г. первый национальный конгресс испанских анархо-синдикалистов в Барселоне принял резолюцию, провозглашавшую, что «никакое участие рабочего класса в правительственной политике среднего класса неспособно привести к каким-либо результатам, кроме упрочения существующего порядка вещей, что неизбежно парализует революционную социалистическую борьбу пролетариата. Конгресс рекомендует всем секциям Международного товарищества рабочих отказаться от любых действий, которые имеют своей целью совершение общественного преобразования посредством национальных политических реформ…»34

В 1877 г. Испанская федерация Международного товарищества рабочих (МТР) приняла похожую резолюцию следующего содержания: «Считая, что завоевание власти является естественным стремлением всех политических партий и что эта власть не имеет иной цели, кроме защиты экономических привилегий; считая к тому же, что в действительности современное общество делится не на политические партии, а не экономические состояния: эксплуатируемые и эксплуататоры, рабочие и собственники, пролетарии и капиталисты… конгресс заявляет, что он не делает различия между политическими партиями, называют они себя социалистами или нет; все эти партии, без различия, образуют в его глазах реакционную массу, и он убеждён, что его обязанность – сражаться со всеми ними…»35

Однако, хотя в последующие десятилетия анархо-синдикалистские съезды продолжали подтверждать общую оппозицию всем политическим партиям, на практике отношения с левыми партиями, в особенности Социалистической партией, по-прежнему оставались источником противоречий среди испанских либертариев. Чаще всего споры велись вокруг того, следует ли анархистам призывать своих последователей воздержаться от участия в выборах или же позволить им свободно голосовать, за кого они пожелают. Как мы увидим в следующей главе, эта проблема стала особенно острой накануне и после установления Второй республики в 1931 г. Некоторые анархические лидеры в индивидуальном порядке присоединились к коалиции социалистов и республиканцев, стремившейся сбросить монархию в 1930 г.36. Позднее рабочие-анархисты в массе своей были склонны голосовать за левые партии на выборах 1931 г.; их неучастие в 1933 г. в значительной степени предопределило победу правых; и в феврале 1936 г., когда руководство НКТ впервые официально предоставило своим сторонникам право решать, голосовать или нет, несомненно, именно голоса анархистов стали залогом победы Народного фронта.

Проблема приобрела особую остроту в Каталонии в годы Второй республики. Вопрос там сводился к отношениям анархистов с «Левыми республиканцами Каталонии», возглавляемыми Луисом Компанисом. Как и во всей стране, отношение либертариев к каталонским левым неоднократно менялось за пять лет Республики, предшествовавших Гражданской войне37.

Незадолго до войны небольшая группа анархистов, возглавляемая Анхелем Пестаньей, порвала с антипартийными традициями движения и создала свою собственную Синдикалистскую партию. Наконец, одной из важнейших «уступок реалиям», сделанных анархистами во время Гражданской войны, стало фактическое превращение одной из основных составляющих либертарного движения, Федерации анархистов Иберии, в политическую партию.

Революционная роль организованных рабочих в понимании Бакунина

Упорное противостояние государству и политическим партиям – общая черта всех школ анархизма. Однако отличительной особенностью бакунинского анархо-синдикализма был его особый акцент на революционной роли городских рабочих, пролетариата.

Весьма вероятно, что мысли Бакунина приняли такое направление в результате его длительного общения с Карлом Марксом. Он впервые встретил Маркса в 1847 г. в Париже, где у них шли продолжительные дискуссии и дебаты. Хотя, согласно Максу Неттлау, Бакунин относился к Марксу «крайне неприязненно» и «окончательно порвал» с ним в начале 1848 г., много лет спустя он называл Маркса «прославленным вождём немецкого коммунизма», а его «Капитал» – «великолепной работой»38.

Бесспорно, в своём анализе эволюции капитализма Бакунин использовал многие ключевые положения марксовой критики. Он настаивал, что экономический фактор в обществе всегда является определяющим39, что нищета рабочего класса при капитализме непрерывно возрастает40, что мелкие капиталисты стремительно и безвозвратно исчезают41, что существует железный закон заработной платы42 и что классовая борьба является неизбежной43.

Точно так же, он соглашался с Марксом в том, что городской рабочий класс является подлинным революционным элементом в современном обществе. Однако он давал собственную интерпретацию этой темы:

«Государства сами не валятся; их может только повалить всенародная и всеплеменная, интернациональная Социальная Революция. Организовать народные силы для совершения такой революции – вот единственная задача людей, искренно желающих освобождения…»

«…Инициатива нового движения будет принадлежать народу… на Западе – фабричным и городским рабочим; у нас, в России, в Польше и в большинстве славянских земель – крестьянам…»

«Но, чтобы крестьяне поднялись, нужно непременно, чтобы почин революционного движения взяли на себя городские рабочие, потому что только эти последние соединяют в себе в настоящий момент инстинкт, ясное сознание, идею и осознанную волю социальной революции. Следовательно, вся опасность, угрожающая существованию государств сосредоточена в данный момент исключительно в городском пролетариате»44.

Бакунин утверждал, что рабочие усваивают революционные идеи из личного опыта, в профессиональных союзах и солидарных действиях:

«Рабочие каждого ремесла и каждой страны, с одной стороны, благодаря материальной и моральной поддержке, которую они в периоды борьбы находят у рабочих всех других ремёсел и всех других стран и, с другой стороны, благодаря осуждению и систематической и злобной оппозиции, которые они встречают не только со стороны своих собственных хозяев, но также и хозяев наиболее чуждых им отраслей промышленности, со стороны всей буржуазии, приходят к полному сознанию своего положения и главных условий своего освобождения. Они видят, что социальный мир в действительности разделён на три главные категории: 1. бесчисленные миллионы эксплуатируемых рабочих; 2. несколько сот тысяч эксплуататоров второго и даже третьего разряда; и 3. несколько тысяч или самое большее несколько десятков тысяч крупных хищников, разжиревших капиталистов, которые, эксплуатируя непосредственно вторую категорию и косвенным образом, посредством последней, первую категорию, загребают в свои огромные карманы, по крайней мере, половину прибыли, получаемой от коллективного труда всего человечества».

На основании этого наблюдения Бакунин делал вывод, что рабочий «не может не понять вскоре, что, если существует для него какое-нибудь средство спасения, то этим средством может быть только установление и организация самой тесной практической солидарности между пролетариями всего мира, без различия ремёсел и стран, в борьбе против эксплуатирующей буржуазии»45.

И в итоге, доказывал Бакунин, пролетарская солидарность должна привести к революции. Как он говорил, эта солидарность

«производит всё остальное, – так как все самые высокие и самые разрушительные принципы Интернационала, наиболее подрывающие основы религии, юридического права и государства, власти, как божеской, так и человеческой, наиболее революционные, одним словом, с социалистической точки зрения, являются лишь естественным, необходимым развитием этой экономической солидарности. И огромное практическое преимущество профессиональных секций… состоит именно в том, что это развитие, эти принципы доказываются рабочим не теоретическими рассуждениями, а живым и трагическим опытом борьбы, которая становится с каждым днём все шире, глубже и ужаснее: так что наименее развитой рабочий, наименее подготовленный, наиболее мягкий, толкаемый постоянно вперёд самими последствиями этой борьбы, начинает признавать себя революционером, анархистом и атеистом, часто не зная сам, как он им сделался»46.

Тайное общество бакунистов – Альянс социалистической демократии и ФАИ

У Бакунина особую роль в этом процессе развития пролетарской солидарности и её перерастания в революцию получала

«аристократия не положения, а убеждения, революционного сознания и разумной, энергической страсти и воли… Они лучшие люди, не только в классе рабочем, но в целом обществе… Им бы не стоило ничего возвыситься над своим собственным классом, сделаться членами касты буржуазной… [но] они не хотят. Они проникнуты солидарною страстью и не понимают свободы и счастья иначе, как вместе со всеми миллионами порабощённых человеческих братий. Такие люди, естественным образом и сами того не ища, пользуются огромным обаятельным влиянием на массы работников. Присоедините к этому разряду работников разряд деятелей из буржуазного класса, вполне оторвавшихся от него и всецело отдавшихся великому делу освобождения пролетариата, и вы получите то, что мы называем полезною и благодетельною аристократиею в интернациональном рабочем движении»47.

Можно предположить, что, по мнению Бакунина, Альянс социалистической демократии, организованный им в 1868 г., состоял из подобной «аристократии». Джордж Эзенвейн отмечал: «Бакунин верил, что создание тайной группы преданных радикалов внутри Интернационала было абсолютно необходимо, чтобы поддерживать его революционную ориентацию. Альянс так таковой должен быть служить средством превращения Интернационала – и всех народных масс вне его – в силу, способную успешно разрушить капиталистическую систему»48. Пол Аврич добавляет:

«…Нападая на революционную диктатуру, Бакунин в то же время намеревался создать собственное тайное общество заговорщиков, со “строгой иерархией и безоговорочным повиновением”. Более того, эта подпольная организация должна была сохраниться даже после того, как совершится революция, чтобы предотвратить установление какой-либо “официальной диктатуры”. Таким образом, Бакунин совершил тот самый грех, который он столь сурово обличал у других. Он сам был одним из авторов идеи о революционной партии, прочно спаянной слепым повиновением революционному диктатору, партии, которую он однажды сравнил с орденом иезуитов… Его цели вели к свободе, но его средства – создание подпольной партии – вели к диктатуре»49.

Хотя Альянс социалистической демократии официально был распущен, по условиям принятия бакунистов в Первый Интернационал, его отделение в Испании сохранялось в течение нескольких лет после ликвидации бакунинской группы как международной организации. Его руководителями, согласно Джорджу Эзенвейну, были врач Хосе Гарсия Виньяс и гравёр Тома́с Гонсалес Мораго50. Альянс был весьма активен в Испанской региональной федерации, анархическом профессиональном объединении начала 1870-х, и, видимо, продолжал существовать до начала 1880-х.

Анархическое движение городских рабочих в Испании в целом соглашалось с Бакуниным в том, что профсоюз является основой революционной организации. Однако оно периодически разрывалось между повседневными нуждами профсоюзной борьбы ради получения немедленных выгод и своей приверженностью конечной цели всеобщей революции.

В течение большей части истории испанского анархического рабочего движения в нём существовали группы активистов, обыкновенно называвшиеся «группами единомышленников», которые видели свою миссию в наблюдении за тем, чтобы профсоюзы оставались верны революционной идее. В конце 1920-х эти группы объединились в Федерацию анархистов Иберии (ФАИ), и последующая борьба между фаистами и теми, кого первые обвиняли в «реформизме», вызвала противоречия и раскол в анархическом рабочем движении Второй республики, преодолённый лишь за два месяца до начала Гражданской войны.

Хотя можно обнаружить некоторое сходство между бакунинским замыслом тайного революционного общества и ФАИ, имелись и существенные различия. «Группы единомышленников», бывшие основными ячейками Федерации анархистов Иберии до Гражданской войны, пользовались широкой автономией. Внутри ФАИ не существовало той иерархической дисциплины, которой требовал Бакунин, и конечно, в этой организации не было никакого «революционного диктатора».

Бакунин и формы профессиональной организации

Существовал один вопрос, в котором испанские анархисты довольно поздно приняли позицию Бакунина, и другой, в котором они её отвергали. Это были вопросы организации национальных отраслевых союзов и создания профсоюзных забастовочных фондов.

Бакунин рисовал развитие рабочих организаций как движение от создания союза рабочих в отдельной «мастерской» к объединению всех союзов отдельной профессии или отрасли производства в одной стране, затем к международной организации союзов отдельной отрасли экономики и в конечном счёте к вступлению всех этих международных организаций в Международное товарищество рабочих51.

Бакунин, по-видимому, не делал различия между узкопрофессиональным (цеховым) и отраслевым (производственным) союзом, используя слова «профессия» (métier) и «отрасль» (industrie) как взаимозаменяемые. Тем не менее он недвусмысленно высказался в пользу создания национальных союзов рабочих особой категории. Испанские анархисты не спешили согласиться с этим мнением.

Только после провозглашения Второй республики Национальная конфедерация труда одобрила план образования национальных отраслевых союзов (федераций). Однако вопрос о создании отраслевых союзов местного уровня обсуждался ещё в декабре 1919 г. на конгрессе в мадридском Театре комедии. Как пишет Комин Коломер: «Было предложено сформировать единые союзы отраслей или производств в крупных населённых центрах и единые союзы рабочих в небольших городских поселениях, прежняя система федераций, таким образом, исчезала…» Согласно ему, в пользу таких «единых синдикатов» было подано 681 437 голосов из общего количества 714 028 зарегистрированных52. Каждый делегат имел в своём распоряжении столько голосов, сколько членов организации он или она представляли.

Тем не менее создание национальных союзов (или федераций) долгое время оставалось предметом споров. Одна из первых анархо-синдикалистских национальных организаций, Испанская региональная федерация Международного товарищества рабочих, на своём конгрессе в Севилье в 1882 г. объявила, что её основными единицами являются «профессиональная секция», «местная федерация», «комаркальные (окружные) федерации» и «союзы близких профессий». Организации последнего типа определялись как «состоящие из всех профессиональных федераций, существующих в регионе… Союзы эти по преимуществу технические…»53

Но когда, спустя почти тридцать лет после Севильского конгресса, была организована Национальная конфедерация труда, у неё не было подобных дочерних национальных структур, организованных по профессиям или отраслям. Она была организована на основе местных союзов (по преимуществу узкопрофессиональных), объединённых на муниципальном уровне, эти муниципальные группы затем соединялись в провинциальные федерации, которые составляли более крупные федерации Каталонии, Леванта и других частей Испании и, в конечном счёте, формировали НКТ.

Однако с самого основания НКТ некоторые видные анархические деятели призывали к созданию отраслевых союзов на местном уровне и их федераций на общеиспанском уровне. К примеру, Пальмиро Марба́, анархический публицист, обычно писавший под псевдонимом Фрюктидор, ещё в 1911 г. с одобрением цитировал аргументы французского синдикалиста Жоржа Ивто:

«Национальная профессиональная федерация объединяет все союзы одной профессии, как, например, механиков – в Федерации механиков; как союзы маляров и т.д., и т.п. Национальная отраслевая федерация объединяет все союзы рабочих металлургии в Федерацию рабочих металлургии; все союзы строителей – в Федерацию строителей…

Легко понять, что отраслевая федерация займёт место профессиональной. Почему? Прежде всего, потому, что промышленность с помощью машин настолько упростила развитие вещей, что рабочие-умельцы стремительно вытесняются индустриальными рабочими… Да и с организационной точки зрения, рабочим в небольшом городе гораздо логичнее будет создать, к примеру, союз строителей, включающий в себя каменщиков, плотников, маляров, стекольщиков и др., чем создавать отдельные союзы для 16 каменщиков, 15 плотников и 12 маляров…»54

Но лишь на Чрезвычайном конгрессе НКТ в июне 1931 г. бакунинская идея об организации рабочих в национальном масштабе по отраслям была, наконец, принята, по крайней мере формально, 342 303 голосами против 90 671. Резолюция по этому вопросу гласила: «…Национальная отраслевая федерация имеет своим назначением сплотить все союзы отрасли, которую она представляет, и координировать их действия в техническом, экономическом и профессиональном отношении, при этом ей не позволено вторгаться в другие сферы профсоюзной деятельности общего характера, которые полностью входят в компетенцию синдикатов и неотраслевых федеральных и конфедеральных организаций»55.

Бакунин о забастовочных фондах

Но, хотя испанские анархисты в итоге приняли бакунинскую модель организации, они никогда не разделяли его одобрительного отношения к забастовочным фондам (caisses de résistance). Бакунин писал: «“Освобождение рабочих есть дело самих рабочих”, – сказано в предисловии к нашим общим статутам. Это тысячу раз правда. Это главная основа нашего Союза. Но рабочие в большинстве случаев невежественны, они ещё пока совершенно не владеют теорией. Следовательно, им остаётся только один путь, путь практического освобождения. Какова же может и должна быть эта практика? Существует только одна: это – солидарная борьба рабочих против хозяев. Это… организации и федерации касс сопротивления»56.

Испанские анархо-синдикалисты не поддерживали мнение Бакунина по этому вопросу. Их позицию чётко выразил Пальмиро Марба, который вскоре после создания НКТ писал: «Забастовочные фонды потерпели неудачу… у рабочих, следовательно, остался лишь один ресурс, самый мощный и самый эффективный: солидарность, или взаимная поддержка в борьбе… Забастовочный фонд… совершенно бесполезен для современной борьбы. При использовании подобного устарелого средства конфликты затягиваются до бесконечности, и работодатели побеждают; их ресурсы всегда превосходят те, которыми могут коллективно обладать рабочие. Напротив, следуя путём солидарности, они приобретают мощнейший ресурс для победы… солидарность должна быть активной и оперативной»57.

Поддержка кооперативов Бакуниным

Другой идеей, которую Бакунин поддерживал, а большинство испанских анархистов – нет, было создание рабочих кооперативов.

«Давайте организоваться и расширять наше Товарищество, но в то же время давайте не забывать о его укреплении, чтобы наша солидарность, в которой состоит вся наша сила, становилось всё более действенной день ото дня… Давайте сплотим наши силы в общих предприятиях, чтобы сделать существование несколько более терпимым и менее трудным; давайте создавать, повсюду и при любой возможности, потребительские и производственные кооперативы и общества взаимного кредита, которые хотя и неспособны, при наличных условиях, служить для нас подходящим и надёжным средством освобождения, но имеют важность ввиду того, что они на практике обучают рабочих управлению экономикой и культивируют драгоценные ростки организации будущего»58.

Первые испанские анархисты также одобряли идею потребительской кооперации. На конгрессе Испанской секции МТР в апреле 1872 г. была принята резолюция, наметившая в общих чертах устав «федерации потребительских кооперативов, что будет способствовать освобождению рабочих, ослабляя эксплуатацию, которой они подвергаются, вследствие алчности среднего класса в торговле предметами первой необходимости, из-за фальсификации, завышенных цен и мошенничества с весами и мерами»59.

Однако многие из последующих испанских анархистов в лучшем случае скептически относились к кооперативам, как производственным, так и потребительским. Так, Пальмиро Марба, писавший приблизительно в начале Первой мировой войны, удостоил потребительские кооперативы весьма сдержанной похвалы, процитировав с одобрением следующий отзыв: «Потребительская кооперация дала скромные результаты, оказавшись полезной для публичного объединения значительного числа рабочих». Но он полностью раскритиковал производственные кооперативы, говоря, что они «лишь немного увеличили количество буржуа и немного уменьшили количество [их] песет»60.

Но среди испанских анархистов нашёлся один, который был полон веры в кооперативы, – Хуан Пейро́. Он участвовал в организации и руководил стеклодельным производственным кооперативом в Матаро́, недалеко от Барселоны, где он работал с 1923 г. до конца Гражданской войны, кроме семи месяцев, когда он был министром в правительстве Ларго Кабальеро.

Пейро поддерживал и потребительские кооперативы: «…Как в капиталистическом обществе торговля по своему значению сравнима с промышленностью и сельским хозяйством… распределение продуктов в будущем обществе должно будет приобрести значение, сравнимое с организацией производства… поскольку организованное распределение будет служить ориентиром для людей с первого момента революции, в той степени, в какой оно затрагивает распределение продовольствия… и поскольку, более того, кооператив неизбежно должен стать средством распределения в новом обществе, избавленном от капитализма и государства»61. Он также видел в кооперативах источник финансирования «рационалистических» школ в ожидании революции62.

Но, добавлял Пейро, «очевидно, что кооперативизм, который мы поддерживаем, не есть тот ограниченный, эгоистический, дегенеративный кооперативизм, популярный сегодня. Мы полагаем, что кооперативизм, ограничивающий свои цели устранением посредников, кредитом и помощью в случае стачки, безработицы или болезни и распределением дивидендов, представляет собой нечто убогое, не дающее надежды на освобождение…»63

С началом Гражданской войны испанские анархисты создали множество потребительских кооперативов в районах, где они пользовались влиянием. Большинство сельских коллективов в Арагоне и других регионах, где следовавшие за анархистами крестьяне захватили землю, организовали кооперативы того или иного типа. Кроме того, они также были созданы во многих городских промышленных коллективах, чтобы содействовать распределению товаров между рабочими.

Бакунин о пути к победе

Для Бакунина стачка была главным инструментом осуществления революции. Каждая забастовка по существу была школой революции, и кульминацией этого процесса должна была стать всеобщая стачка:

«Каждая стачка ещё тем драгоценна, что она расширяет и углубляет всё более и более пропасть, отделяющую уже ныне везде класс буржуазный от массы народной; что она самым ощутимым образом доказывает работникам абсолютную несовместимость их интересов с интересами капиталистов и собственников тем, что, уничтожая таким образом в самом сознании масс, ныне эксплуатируемых и порабощённых капиталом и собственностью, возможность всяких компромиссов и сделок, уничтожая в корне всё, что мы называем социализмом буржуазным, она ставит дело народного освобождения вне всех политических и экономических комбинаций имущих сословий. Нет лучшего средства, чтоб вырвать работников из-под политического влияния буржуазии, чем стачка… Да, стачки великое дело: они создают, размножают, организуют и образовывают рабочее войско – но войско, которое должно побороть и сломить буржуазно-государственную силу и приготовить широкую и свободную почву для мира нового»64.

И актом, венчающим революцию, должна была стать всеобщая стачка: «Когда стачки начинают расти в количестве и силе, распространяясь от места к месту, это означает, что назревает всеобщая стачка, и если всеобщая стачка случится в настоящее время, сейчас, когда пролетариат глубоко проникнут идеями освобождения, она может привести только к великому потрясению, которое переродит общество. Несомненно, мы ещё не достигли этого пункта, но всё ведёт к нему. Необходимо лишь, чтобы люди были наготове, чтобы они не позволяли себе отвлекаться от дела на болтунов, пустозвонов и мечтателей…»65

Испанские анархо-синдикалисты соглашались с Бакуниным в оценке значения как стачек отдельных групп рабочих, так и всеобщей стачки. Однако уже первые испанские анархисты поняли на собственном опыте, что революционную всеобщую стачку нельзя подготовить на скорую руку. Так, Томас Гонсалес Мораго писал в 1873 г., что подобная забастовка требует «длительного периода подготовки и пропаганды, предшествующего ей, и последнее составляет фундаментальную непосредственную задачу движения»66.

Хотя по поводу полезности частных стачек возникали споры, они также в целом поддерживались испанскими анархистами. Типичным был комментарий Пальмиро Марба: «Частные стачки являются… упражнением, здоровой школой, которая закаляет пролетариат, подготавливая его к решающей борьбе, которая выразится в революционной всеобщей стачке…»67

Учредительный конгресс Национальной конфедерации труда в 1910 г., после резолюции, говорившей, что организация ставит своей целью «приблизить общую экономическую эмансипацию всего рабочего класса посредством революционной экспроприации буржуазии, как только синдикализм окажется достаточно сильным в численном и интеллектуальном отношении, чтобы осуществить данную экспроприацию… и подготовить рабочих к последующему управлению производством», принял другую резолюцию, о всеобщей стачке. Этот документ утверждал: «Всеобщую стачку следует объявлять не для того, чтобы добиться увеличения заработной платы или незначительного сокращения рабочего дня, но лишь для того, чтобы достичь полного преобразования… Стачка будет всеобщей в подлинном смысле слова, когда рабочие целой страны одновременно сложат свои инструменты»68.

Бакунинское видение анархического общества По разным поводам Бакунин высказывал – хотя и в довольно общих понятиях – свои предложения по анархической реорганизации общества. Можно привести три подобных примера. В одном случае он писал:

«Все классы… должны исчезнуть в социальной революции, за исключением двух масс, городского и сельского пролетариата, которые станут собственниками, вероятно коллективными, – в разных формах и в разных условиях, определённых в каждой местности, в каждой области и каждой коммуне… один собственником капиталов и орудий производства, другой – земли, которую он обрабатывает своими руками; оба организуются, побуждаемые своими потребностями и взаимными интересами, одинаковым способом и в то же время совершенно свободно, необходимо и естественным образом взаимно уравновешивая друг друга».

«[Общество должно быть организовано] путём свободной федерации снизу вверх рабочих союзов, как индустриальных, так и земледельческих, как научных, так и союзов работников искусства и литературы, сначала в коммуну, потом федерации коммун в области, областей в нации и наций в международный братский союз»69.

В другом месте Бакунин перечислил пять характерных признаков анархического общества:

«Упразднение права наследственной собственности.

Уравнение прав женщины, как политических, так и социально-экономических, с правами мужчины; следовательно, хотим уничтожения семейного права и брака, как церковного, так и гражданского, неразрывно связанного с правом наследства…

Земля принадлежит только тем, кто её обрабатывает своими руками – земледельческим общинам. Капиталы и все орудия труда – работникам, рабочим ассоциациям.

Вся будущая политическая организация должна быть ничем другим, как свободною федерациею вольных рабочих – как земледельческих, так и фабрично-ремесленных артелей (ассоциаций).

И потому, во имя освобождения политического, мы хотим прежде всего окончательного уничтожения государства, хотим искоренения всякой государственности со всеми её церковными, политическими, военно- и граждански-бюрократическими, юридическими, учёными и финансово-экономическими учреждениями»70.

В несколько иной форме Бакунин представил те же основные положения ещё в одном тексте:

«1) Уравнение политическое, экономическое и социальное всех классов и всех людей, живущих на земле.

2) Уничтожение наследственной собственности.

3) Передача земли в пользование сельскохозяйственным ассоциациям, а капитала и всех орудий производства – индустриальным ассоциациям работников.

4) Уничтожение отцовского, семейного права, то есть деспотической власти мужа и отца, основанной исключительно на праве наследственной собственности, а также уравнения женщины с мужчиной в правах политических, экономических и социальных.

5) Содержание, воспитание и образование всех детей обоего пола до достижения ими совершеннолетия за счёт общества, причём обучение, научное и промышленное, включая сюда и все отрасли высшего преподавания, должно быть равное и обязательное для всех»71.

Первые испанские анархисты в целом разделяли бакунинские представления о послереволюционном анархическом обществе. Одна из первых деклараций в таком духе была принята в 1872 г. на Сарагосском конгрессе Испанской федерации МТР. Интересно, что её соавторами были Ансельмо Лоренсо и Поль Лафарг, зять Карла Маркса, который сыграл ведущую роль (хотя и являлся французом) в создании марксисткой партии в Испании. Сарагосский документ провозглашал:

«Все неисчислимые средства труда, ныне сосредоточенные в немногих праздных руках, завтра же могут быть преобразованы революционной силой и немедленно переданы в распоряжение рабочих, которые сделают их производительными. Эти рабочие, не иначе, как организовавшись в ассоциацию, если они ещё не имеют её, и предоставив необходимые гарантии местным советам, вступят в полное владение средствами производства… Наши местные советы, ставшие законными представительствами всех производителей и преобразованные в административные советы, будут ответственными перед окружными советами во всём, что касается коллективных интересов; те будут ответственными перед региональными советами, а те, в свою очередь, перед международным, образуя подлинную экономическую федерацию…»

В этой резолюции также был пассаж, особенно интересный в свете того, что фактически было реализовано некоторыми союзами НКТ в Барселоне и других местах после 19 июля 1936 г. Там говорилось: «Имеющиеся небольшие мастерские: швейные, сапожные, плотницкие, шляпные и т.д.… могут быть учтены и временно переведены в церкви и дворцы знати… где рабочие, организованные в общество, могли бы получать полный продукт своей работы, не оставляя ничего на долю буржуа»72.

Много лет спустя анархический публицист Пальмиро Марба представил свою вариацию бакунинской послереволюционной организации общества и экономики, предвещая то, что впоследствии стало проблемой для испанских анархо-синдикалистов во время Гражданской войны. Он поставил вопрос об отношениях между группой рабочих на отдельно взятом предприятии и более крупным союзом, в который они входили. Марба писал:

«После всеобщего и окончательного перехода… рабочие союзы овладеют своими средствами труда, и они продолжат функционировать соответственно их назначению. Железнодорожные союзы будут заведовать всем, что относится к транспортным магистралям; союзы почт и телеграфов – всем, что касается средств связи; союзы учителей – всем, что связано с преподаванием; союзы инженеров и архитекторов будут заботиться обо всём, что затрагивает строительный сектор… врачи, в пределах своей компетенции, будут заботиться об общей гигиене и здравоохранении; сельскохозяйственные союзы будут распоряжаться землёй, пригодной для обработки… и то же самое будет распространяться на союзы прочих отраслей и профессий»73.

Представляется, что Марба, который, как мы помним, был ярым сторонником создания национальных отраслевых союзов, отводил этим объединениям ключевую роль в реорганизации экономики. Хотя Марба не упоминает в своём рассуждении «Индустриальных рабочих мира» (ИРМ) – и по некоторым признакам можно судить, что он был не слишком хорошо информирован о них к моменту написания книги,74 – это описание послереволюционной экономики кажется более близким к представлениям ИРМ, чем к концепции Бакунина.

«Индустриальные рабочие мира» предлагали объединить рабочих в восемь крупных национальных промышленных союзов, которые будут вести борьбу против капитализма до революции и станут основой реорганизации экономики после неё75.

Хосе Пейратс, испанский анархический историк, говорил, что те, кто одобрял контроль со стороны национальных отраслевых союзов в промышленности, были вдохновлены ИРМ, а также идеями немецких и шведских анархо-синдикалистских союзов76. Шавьер Паньягуа утверждал, что испанские защитники роли национальных союзов в управлении послереволюционной экономикой испытали влияние в особенности французского анархо-синдикалиста Пьера Бенара, который дал детальный анализ анархо-синдикальной формы либертарного коммунизма77.

Бакунин о крестьянах как союзниках пролетариата Как мы уже отмечали, Бакунин чувствовал, что даже там, где общество оставалась по преимуществу крестьянским, городской пролетариат неизбежно возьмёт на себя инициативу в осуществлении анархического преобразования общества. Однако он с не меньшей настойчивостью повторял, что крестьяне являются естественными союзниками городских рабочих, и неоднократно напоминал, что последние не должны пытаться доминировать над крестьянском или что-либо навязывать ему.

Отношение Бакунина к тому, как следует вовлечь крестьянство в революцию, вытекает из его общего убеждения, что революция должна быть вдохновлена, а не навязана. Он задавал вопрос: «Что же должны делать революционные власти, – и постараемся, чтобы их было как можно меньше, – что должны они делать, чтобы расширить и организовать революцию?» – и отвечал на него так: «Они должны не сами делать её, путём декретов, не навязывать её массам, а вызвать её в массах. Они должны не навязывать им какую-нибудь организацию, а вызвать их автономную организацию снизу вверх…»78

Бакунин признавал, что современные ему крестьяне одержимы мыслью получить земельный участок в личную собственность. Он предупреждал: «…Нужно установить революционную линию поведения, обходящую трудность и которая не только помешала бы индивидуализму крестьян толкнуть их в сторону реакции, но, наоборот, воспользовалась бы им для торжества революции»79.

Из этого Бакунин заключал: «Так как нельзя навязать революцию деревням, нужно произвести её в деревнях, вызвав революционное движение среди самих крестьян, толкая их к разрушению собственными руками существующего общественного порядка, всех политических и гражданских институтов и к созданию, к организации в деревнях анархии»80.

Хотя он признавал, что подобное развитие событий могло вызвать гражданскую войну в сёлах, Бакунин убеждал: не стоит бояться,

«что крестьяне, раз их перестанут сдерживать общественная власть и уважение к уголовному и гражданскому праву, перегрызут друг другу горло. Быть может, они попробуют это сделать в первое время, но они не замедлят убедиться в материальной невозможности продолжать в том же направлении, и тогда они постараются закончить распри, сговориться и сорганизоваться между собою. Потребность есть и кормить своих детей и, следовательно, необходимость обезопасить свои дома, семьи и свою собственную жизнь от непредвиденных нападений – всё это неизбежно и скоро заставит их как-нибудь устроиться между собой»81.

Проблема насильственной коллективизации крестьян имела большое значение для испанских анархистов во времена Гражданской войны. Хотя в нескольких частях республиканской Испании крестьяне проявили большую активность в создании коллективов, противники анархистов – и несколько более или менее беспристрастных наблюдателей – утверждали, что арагонские милиционные колонны, набранные из числа городских рабочих-анархистов, в особенности барселонских, принудительно проводили коллективизацию в некоторых районах, когда половина этого региона была отвоёвана у сил Франко. Конечно, страх перед анархической коллективизацией стал главным фактором, который позволил коммунистам создать сильную крестьянскую федерацию в районе Валенсии, состоявшую в основном из тех, кто в прошлом поддерживал правые партии.

Философские основы анархизма Петра Кропоткина

Вторым великим иностранным теоретиком, чьё влияние широко ощущалось среди испанских анархистов, был Пётр Кропоткин. Нельзя считать чем-то особенным комментарий Фиделя Миро́, возглавлявшего во время Гражданской войны «Либертарную молодёжь», что Кропоткин был его «первым теоретиком»82.

Кропоткин, как и Бакунин, происходил из русских аристократов. Он был армейским офицером и провёл пять лет на военной службе в Восточной Сибири. Имея естественнонаучное образование, он потратил бо́льшую часть этого времени на изучение географии, геологии, флоры и фауны этой части Российской империи. Вернувшись в Санкт-Петербург, он получил приглашение на должность секретаря Географического общества Российской академии наук, но отклонил его.

Сделавшись революционером и затем анархистом, Кропоткин вскоре был вынужден эмигрировать и около сорока лет провёл в Западной Европе, в частности в Англии. После революции 1917 года в России он наконец получил возможность вернуться домой, но вскоре был глубоко разочарован режимом большевиков. Он умер в 1921 г.83.

Хотя Кропоткин соглашался с Бакуниным в его осуждении государства, закона, религии и существующей системы образования, он не делал акцента на роли пролетариев как ведущей революционной силы или профсоюзов как главного двигателя преобразований.

Кроме того, философские основы, с которых начинал свои рассуждения Кропоткин, заметно отличались от бакунинских. Герберт Рид, видный британский анархист следующего поколения, писал: «Кропоткин придал новое направление и последовательность доктрине, которая, хотя и была старой, как сама философия, всё же не находила выражения в понятиях современной науки и мысли»84. Рид добавлял: «Не было ни одного аспекта социологии, который Кропоткин не изучил бы с научной доскональностью: система землевладения, методы обработки земли, жилищный вопрос, здравоохранение, образование, преступление и наказание, эволюция государства…»85

Отправной точкой анархической философии Кропоткина стало его понятие «взаимопомощи», в которой он видел фундаментальный принцип не только всего животного царства, но и самого человечества. Он открывает свою книгу по данной теме замечанием, что в своих путешествиях по Сибири он нигде не встречал «той ожесточённой борьбы за средства существования среди животных, принадлежащих к одному и тому же виду, которую большинство дарвинистов (хотя не всегда сам Дарвин) рассматривали как преобладающую характерную черту борьбы за жизнь и как главный фактор эволюции»86.

И при этом он не считал, что правило «выживает наиболее приспособленный» в формулировке Герберта Спенсера и других применимо к человечеству. Кропоткин писал: «Когда… внимание моё было привлечено к отношениям между дарвинизмом и социологией, я не мог согласиться ни с одной из многочисленных работ, так или иначе обсуждавших этот чрезвычайно важный вопрос. Все они пытались доказать, что человек, благодаря своему высшему разуму и познаниям, может смягчать остроту борьбы за жизнь между людьми; но все они в то же самое время признавали, что борьба за средства существования каждого отдельного животного против всех его сородичей, и каждого отдельного человека против всех людей, является “законом природы”. Я, однако, не мог согласиться с этим взглядом, так как убедился раньше, что признать безжалостную внутреннюю борьбу за существование в пределах каждого вида и смотреть на такую войну как на условие прогресса – значило бы допустить и нечто такое, что не только ещё не доказано, но и прямо-таки не подтверждается непосредственным наблюдением»87.

Кропоткин начинает своё исследование взаимной помощи с рассмотрения её проявлений среди животных: «Едва только мы начинаем изучать животных… как тотчас же мы замечаем, что хотя между различными видами, и в особенности между различными классами животных, ведётся в чрезвычайно обширных размерах борьба и истребление, – в то же самое время, в таких же, или даже в ещё бо́льших, размерах наблюдается взаимная поддержка, взаимная помощь и взаимная защита среди животных, принадлежащих к одному и тому же виду или, по крайней мере, к тому же сообществу… Если прибегнуть к косвенной проверке и спросить природу: “Кто же оказывается более приспособленным: те ли, кто постоянно ведёт войну друг с другом, или же, напротив, те, кто поддерживает друг друга?” – то мы тотчас увидим, что те животные, которые приобрели привычки взаимной помощи, оказываются, без всякого сомнения, наиболее приспособленными»88.

То же самое, доказывал Кропоткин, верно в отношении человеческого вида. Хотя он говорит: «Общество в человечестве зиждется вовсе не на любви и даже не на симпатии», – далее он продолжает: «Оно зиждется на сознании – хотя бы инстинктивном – человеческой солидарности… Оно зиждется на бессознательном или полуосознанном признании силы, заимствуемой каждым человеком из общей практики взаимопомощи; на тесной зависимости счастья каждой личности от счастья всех; и на чувстве справедливости или беспристрастия, которое вынуждает индивидуума рассматривать права каждого другого как равные его собственным правам. На этой широкой и необходимой основе развиваются ещё более высокие нравственные чувства»89.

После рассуждений о взаимной помощи среди «дикарей», «варваров» и в средневековом городе, Кропоткин посвящает две главы взаимной помощи в современном обществе. Он утверждает, что, несмотря на централизаторские тенденции государства, взаимопомощь продолжает проявлять себя во многих формах. Он особо подчёркивает постоянный характер взаимопомощи в сельской общине, но также видит её в рабочем союзе и других «свободных ассоциациях для различных целей»90.

Коммуналистский анархизм Кропоткина

Кропоткинский взгляд на общину, а не профсоюз, как центр предреволюционной агитации и послереволюционной реконструкции общества положил начало тому, что лучше всего будет обозначить как коммуналистскую школу анархической мысли. Сам Кропоткин однажды назвал свои идеи о природе будущего анархического общества «коммуналистскими»91. Хотя Кропоткин не давал подробных и точных разъяснений о природе послереволюционного общества, в разных работах он наметил основные его контуры. Так, в книге «Современная наука и анархия» он пишет: «Свободная община – такова политическая форма, которую должна будет принять социальная революция. Пускай вся страна, пускай все соседние страны будут против такого образа действий, но раз жители данной общины и данной местности решат ввести обобществление потребления предметов, необходимых для удовлетворения их потребностей, а также обобществление обмена этих продуктов и их производства – они должны осуществить это сами».

Кропоткин продолжает: «Больше того. Мы также считаем, что если не нужно центральное правительство, чтобы приказывать свободным общинам, если национальное правительство уничтожается и единство страны достигается помощью свободной федерации общин, – в таком случае таким же лишним и вредным является и центральное городское управление… Федеративный принцип… вполне достаточен, чтобы установить внутри общины согласие…»92

Существенной деталью в кропоткинском коммуналистском подходе к анархическому переустройству общества было требование, чтобы коммуна одновременно участвовала в сельскохозяйственном и промышленном производстве. В своих «Полях, фабриках и мастерских» Кропоткин пишет: «Нравственные и материальные выгоды, которые произойдут от совмещения земледелия с ремеслом, не подлежат ни малейшему сомнению. Препятствие к этому заключается в централизации современной промышленности. Централизация, как в политике, так и в промышленности, имеет множество сторонников…»93

Хотя он признаёт, что некоторые производства, например кораблестроение, «вызывают к жизни в окрестностях разные мастерские и фабрики», он спрашивает, «почему… при рациональной организации общества должен Лондон оставаться центром торговли джемом и делать зонты на всю Великобританию? Почему мелкое производство должно быть непременно сосредоточено в Уайтчепеле, а не рассеяно по всей стране?»94

Кропоткин заключает: «Как скоро явится возможность преобразовать наши современные условия, нам следует прежде всего озаботиться распространением промышленности по всей стране, то есть переместить фабрики в деревни и извлекать из земледелия все те выгоды, которые оно всегда может дать в соединении с промышленностью… Этот шаг является необходимостью при производстве товаров для внутреннего потребления; он необходим вследствие потребности каждого здорового человека провести часть времени за ручным трудом на свежем воздухе…»95

В другом месте той же книги Кропоткин рисует предполагаемую картину той смешанной сельскохозяйственно-промышленной коммуны, за которую он выступал. Взяв группу из 200 семей по 5 человек каждая, размещённую на 1000 акров (около 400 га) земли, он признаёт, что если бы каждая семья обрабатывала только свой участок, то их ожидала бы неудача. Однако, говорит он,

«те же самые двести семей, если они рассматривают себя, скажем, в качестве арендаторов нации и относятся к тысяче акров как к имуществу, взятому в совместную аренду… имеют, с точки зрения экономиста и агронома, все шансы преуспеть, если они умеют использовать эту землю наилучшим способом…

В подобном случае они, прежде всего, объединились бы, чтобы на долгий срок улучшить землю, которая требует немедленного улучшения… На площади в 340 акров они легко могли бы выращивать все злаки – пшеницу, овёс и т.д., – необходимые для тысячи жителей и их скота… Они могли бы выращивать на 400 акрах, надлежащим образом ухоженных и, при необходимости и возможности, орошаемых, весь урожай кормовых трав, требуемый для содержания 30–40 молочных коров, которые обеспечили бы их молоком и маслом, и, предположим, 300 голов быков, чтобы обеспечить их мясом. На 12 акрах, 2 из которых находились бы под стеклом, они нарастили бы больше овощей, фруктов и растений, составляющих предмет роскоши, чем они сами могут потребить. И если допустить, что пол-акра земли будет прикреплено к каждому дому – для собственных занятий и развлечений (разведение птицы или какой-нибудь диковинной культуры, цветов и тому подобного), – у них ещё осталось бы около 140 акров на все остальные цели: разбивку садов, скверов, строительство мастерских и так далее. Труд, задействованный в таком интенсивном хозяйстве, не был бы тяжким трудом крепостного или раба. Он был бы доступен для всех, сильных и слабых, городских и сельских уроженцев; и кроме того, в нём заключалось бы огромное очарование…»96

Как и Бакунин до него, Кропоткин настаивает, что в анархическом обществе труд каждого будет вознаграждён согласно потребности. Проникнутый этой верой, Кропоткин делает вывод, что в подобном обществе не будет места деньгам ни в каком виде:

«Услуги, оказываемые обществу – будь то работа на фабрике или в поле или услуги нравственного характера, – не могут быть оценены в монетных единицах. Беря мануфактурное производство, точной меры ценности – ни того, что неправильно называют меновою ценностью, ни ценности, рассматриваемой с точки зрения полезности, – нет возможности установить. Если мы видим двух человек, которые в течение целого ряда лет работают по пяти часов в день на общую пользу в различных, одинаково им нравящихся областях, то мы можем сказать, что их труд приблизительно равноценен; но дробить этого труда нельзя; нельзя сказать, что продукт каждого дня, каждого часа, каждой минуты труда одного из них равноценен продукту минуты, часа или дня другого»97.

Он применяет эту мысль к работе угольной шахты и делает следующее заключение:

«Все работающие в этой копи содействуют, по мере своих сил, своей энергии, своих знаний, своего ума, своего уменья, добыванию угля; и мы, действительно, можем сказать, что все они имеют право жить и удовлетворять свои потребности (и даже свои фантазии, как только необходимое для всех будет обеспечено). Но каким образом можем мы оценить деньгами, платой участие каждого из них?..

Между делом одного и делом другого не может быть установлено никакого различия. Если мы будем мерить их заслуги по их результатам, то это приведёт нас к нелепости, и то же самое получится, если мы станем дробить их заслуги и мерить их часами труда.

Остаётся только одно: поставить потребности людей выше их дел и признать сначала право на жизнь, а затем и право на довольство за всеми теми, кто принимает какое бы то ни было участие в производстве»98.

Кропоткин развивает эту аргументацию, критикуя идеи Маркса и других, кого он относит к «коллективистам»:

«[Этот способ вознаграждения труда] сводится приблизительно к следующему: все работают – в полях, на заводах, в школах, в больницах и т.д. Продолжительность рабочего дня устанавливается государством, которому принадлежат земля, заводы, пути сообщения и проч. Каждый рабочий день вознаграждается рабочим чеком, на котором значится, скажем, – “восемь часов труда”. За этот чек рабочий может приобрести в магазинах, принадлежащих государству или различным корпорациям, всевозможные товары. Этот чек может также дробиться, как деньги, так что, например, можно купить на рабочий час мяса, на десять минут спичек или на полчаса табаку. Вместо того, чтобы говорить: “Дайте мне на пять копеек мыла”, – после коллективистской революции станут говорить: “Дайте мне на пять минут мыла”»99.

Кропоткин отмечает, что, следуя проведённому самим Марксом различию между квалифицированным и неквалифицированным трудом, некоторые марксисты готовы провести различия между «почасовой ценностью» различных видов работы: «…Их принцип – коллективная собственность на орудия труда и личное вознаграждение каждого, сообразно потраченному им на производство времени, принимая вместе с тем во внимание и производительность его труда»100. Он подводит итог: «Страна или община, которая ввела бы у себя подобную организацию, очень скоро была бы вынуждена или вернуться к частной собственности, или превратиться в общество коммунистическое»101, то есть устроенное на анархических началах.

Влияние Кропоткина на испанский анархизм Испанское движение испытало на себе ощутимое влияние кропоткинской версии анархизма. В отличие от Бакунина, Пётр Кропоткин лично посетил Испанию в 1878 г. По крайней мере один из первых испанских анархических лидеров, учитель Северино Альбаррасин, провёл несколько лет, работая с Кропоткиным в Швейцарии в середине 1870-х102. Эррико Малатеста, итальянец, бывший ближайшим сподвижником Кропоткина в международном анархическом движении, также посетил Испанию и выступил там во многих местах с лекциями.

Идеи Кропоткина и его соратников внесли вклад в идеологическую борьбу внутри испанского анархизма в 1880-е–1890-е гг. Хосе Пейратс отмечает, что в конце XIX в. среди испанских либертариев разгорелся конфликт между коллективистской школой, возглавляемой Рикардо Мельей, и анархо-коммунистической тенденцией, представленной Хосе Пратом. Коллективистская группа доказывала, что в новом обществе каждый рабочий должен получать полную стоимость того, что он произвёл, что прибавочная стоимость должна быть уничтожена и что общая выручка должна распределяться между рабочими, участвующими в производстве.

Анархо-коммунистическая школа, со своей стороны, утверждала, что в анархическом обществе каждому будет дано по его потребностям. Пейратс связывает эту идею с кропоткинской теорией «большой кучи»: все люди могут брать из общей кучи вещи, в которых они нуждаются.

Согласно Пейратсу, Хосе Прат и анархо-коммунистическая школа вышли победителями в этой борьбе103. Однако, как мы увидим, никакого единодушия по этому вопросу не наблюдалось среди рабочих, и особенно среди тех, кто взял под свой контроль городскую промышленность в начале Гражданской войны.

Кропоткинская коммуналистская версия анархизма в особенности сказалась на действиях испанских анархистов в сельских районах республиканской Испании. Там были образованы сотни крестьянских коллективов, в большей или меньшей степени применявших идеи Кропоткина. Зачастую ими, в дополнение к сельскохозяйственному производству, создавались небольшие промышленные предприятия. В значительной части коллективов денежные расчёты были формально отменены, и их членам разрешалось брать всё необходимое на общих складах, в соответствии, по крайней мере до определённой степени, со своими потребностями. Поначалу коллективы обменивались продуктами между собой и с контролируемыми анархистами фабриками в городах, введя практику бартера, по-видимому, определявшуюся потребностями вовлечённых сторон. В дальнейшем были организованы федерации коллективов, чтобы проводить обмен на более формальной основе.

Кропоткинское неприятие денежного обращения, которым были проникнуты испанские анархисты, имело для них одно неблагоприятное последствие, подмеченное Сесаром Лоренсо, сыном Орасио Прието, одно время бывшего национальным секретарём НКТ. Он обратил внимание на то, что в первые дни войны, когда большинство фабрик Каталонии были захвачены рабочими, часть земли была обобществлена крестьянами, а торговля была организована под контролем анархистов, банки остались нетронутыми: «Одни лишь банки избежали экспроприации и остались в распоряжении правительства Хенералидада, и их работники образовали ядро малочисленного каталанского ВСТ. Либертарии не понимали важности банковской системы и её долгосрочного воздействия на социализацию; поэтому они оставили без внимания этот фундаментальный сектор экономики»104. Как мы увидим дальше, это игнорирование банковской системы, коренившееся в глубоком отвращении анархистов к деньгам, имело очень серьёзные негативные последствия для управляемых рабочими предприятий, не только в Каталонии, но и в других частях республиканской Испании.

Анархизм в изложении Луиджи Фаббри Возможно, итальянский анархист Луиджи Фаббри, работы которого широко пропагандировались его испанскими коллегами, лучше всех суммировал в философских терминах сущность того общества, которое стремились осуществить анархисты. На исходе XIX века он писал:

«Существует определённый авторитет, который происходит из опыта, знания, отвергнуть который невозможно и отвергнуть который было бы безумием, как для медсестры было бы безумием восставать против авторитета врача при лечении больного, или для каменщика – не следовать предписаниям архитектора при возведении здания, или для матроса – вести судно вопреки указаниям штурмана… Медсестра, каменщик и матрос соответственно подчиняются врачу, архитектору и штурману, подчиняются добровольно, поскольку они с самого начала приняли техническое руководство этих людей. И замечательно: когда установлено общество, в котором нет иной формы власти, кроме технического, научного морального влияния, нет применения насилия одним человеком к другому, – никто не станет отрицать, что это анархическое общество»105.

Заключение

С самого зарождения испанский анархизм был частью более широкого международного движения. Его философия и доктрины испытали сильное влияние идей Прудона, Михаила Бакунина и Петра Кропоткина. Общее осуждение государства, политических партий, любого рода сотрудничества между революционерами и реформистами по сути разделялось всеми в испанском движении. Но разница в подходах Бакунина и Кропоткина – анархо-синдикализм первого и коммунализм второго – породила определённые различия между городским и сельским анархизмом в Испании.

Часть I. История и сущность испанского анархизма и начало Гражданской войны

2. Эскизы анархического общества

Хотя испанские анархисты неоднократно высказывались в поддержку различных аспектов учений Бакунина и Кропоткина, они не представляли официально детальную картину того общества, которое они хотели создать на месте капитализма, до мая 1936 г., когда до начала Гражданской войны оставалось два месяца. Национальная конфедерация труда ещё в 1919 г. отразила в своих документах приверженность идее либертарного коммунизма, но лишь на Сарагосском конгрессе НКТ в мае 1936 г. была принята обширная резолюция, где излагались соображения относительно реорганизации испанской экономики, политики и общества.

В испанском либертарном движении были и те, кто решительно выступал против любых попыток определить очертания будущего общества. К примеру, Федерика Монсень писала в августе 1931 г.: «Анархизм – это идеал без границ. Его нельзя заключить в рамки программы»1.

Большинство эскизов будущего либертарного общества, принадлежавших ведущим испанским анархистам, имели одно свойство: они становились общими и расплывчатыми, когда речь заходила о конкретных послереволюционных институтах и их функционировании. Шавьер Паньягуа отмечает, что многие, если не большинство из них, видели анархическое общество как по преимуществу сельское и общинное в своей основе. У некоторых из них мысли приняли определённо антииндустриальное направление2, а у некоторых – откровенно антигородское3. По крайней мере несколько анархистов с ностальгией писали о «возвращении в Средневековье» сельских коммун4.

Тем не менее в десятилетия, предшествовавшие Гражданской войне, многие анархические лидеры и интеллектуалы представили более или менее детальные описания своих концепций того типа анархического общества, который они хотели создать. Поэтому, прежде чем дать подробное изложение основных пунктов Сарагосской резолюции, стоит обсудить некоторые из этих проектов.

«Новая Утопия» Рикардо Мельи

Рикардо Мелья был одним из выдающихся испанских анархических лидеров конца XIX и начала XX века. Другие авторы-анархисты, включая Хуана Диаса дель Мораля, Диего Абада де Сантильяна и Макса Неттлау, отзывались о нём как о «самом одарённом из анархических мыслителей»5. Он писал о многих аспектах анархической теории и политики и обобщил своё видение будущего либертарного общества Испании в романе «Новая Утопия» («La Nueva Utopia»). Как подразумевает название работы, она имеет большое сходство с представлениями об идеальном обществе утопических социалистов XIX в. Джордж Эзенвейн отмечает:

«Социальная система “Новой Утопии” покоится на двух основных принципах: свобода и равенство. Природные ресурсы – такие как леса, нефть, газ, железная руда, а также обильные плоды земли – отныне принадлежат всем… Граждане связаны между собой через систему договоров, налагающих взаимные обязательства… Эти живые связи, представляющие собой единственное средство, с помощью которого строятся экономические и социальные отношения между индивидами, весьма гибки в том смысле, что они могут быть расторгнуты или упразднены в любое время… Другой объединяющей силой в социуме является общее чувство солидарности. Не страдающие более от политических, религиозных и иного рода социальных трений, которые в прошлом делили общество на противостоящие группировки, люди «Новой Утопии» заботятся лишь о всеобщем благополучии…6

Общество, которое появляется в повествовании Мельи, практически во всех отношениях соответствует принципам всех школ анархизма. В нём, к примеру, нет преобладания какой-либо определённой экономической системы – хотя Мелья даёт понять, что коллективизм, вне всякого сомнения, является высшей формой экономической организации. Люди свободно могут выбирать форму обмена, к которой они предрасположены: “Если рабочий желает оставить за собой право обменивать продукты своего труда, никто не станет препятствовать ему; если он желает пожертвовать свои продукты обществу в целом, никто не будет его останавливать; если он желает передать их кооперативу, он волен поступить так”»7.

Версия либертарного общества Оробона Фернандеса

Валериано Оробон Фернандес был одной из ведущих фигур НКТ в предвоенный период и умер вскоре после начала Гражданской войны. В 1925 г. он изложил, хотя и сжато, своё видение послереволюционного либертарного общества:

«Самым элементарным проявлением этого режима стал бы “единый производственный кооператив” в редконаселённых местностях. Этот организм включал бы в себя всех людей коммуны, способных работать. Сегодняшний синдикат – потенциальный завтрашний производственный кооператив. Следовательно, там, где существует первый, последний окажется жизнеспособным… В местности с более плотным населением наиболее подходящей экономической организацией был бы “обособленный отраслевой кооператив”. Его цель не отличалась бы от цели предыдущего, за исключением того, что, по обстоятельствам, он ограничивался бы своей специальностью. В общем, его назначение оставалось тем же самым: овладение средствами производства, определение условий и методов новой организации труда и т.д. Простое преобразование наших отраслевых союзов… дало бы нам этот второй тип кооператива…»

Об организации экономики выше местного уровня Оробон Фернандес писал следующее:

«Между кооперативами могут быть созданы связи двух видов: 1. “Специфического характера” – через создание отраслевых федераций, в которых группируются определённые городские кооперативы и специализированные секции общинных кооперативов. Их цель заключалась бы в применении общих средств улучшения производства, упорядоченного распределения сырья и т.д. 2. “Общие отношения” всех экономически активных организмов – через учреждение Всеобщей межкооперативной конфедерации, задача которой заключалась бы налаживании межотраслевого взаимодействия предприятий на национальном уровне. Кроме того, она взяла бы на себя представительство страны в её международных отношениях…»8

Взгляд на послереволюционный анархизм Ихинио Нохи Руиса

Ихинио Ноха Руи́с, анархист, профессор Университета Валенсии и один из авторов либертарного периодического издания «Исследования» (Estudios), опубликовал в 1933 г. многостраничную брошюру, где обсуждалась, среди прочего, будущая организация либертарного общества. Он доказывал:

«С триумфом революции каждое поселение примет во владение, для совместного использования, все богатства в пределах его муниципальных границ. Насколько это возможно, следует избегать дробления и развития мелкой собственности, как одного из наиболее серьёзных препятствий для установления коммунистического режима. Но там, где этого полностью избежать невозможно, нужно установить правило, по которому вся продукция, созданная в результате как индивидуальной, так и коллективной обработки, должна распределяться под контролем коммуны, свободного муниципалитета или местной профсоюзной федерации, по усмотрению самого поселения».

Этому предписанию следовали в большинстве сельских коллективов, созданных анархистами в годы Гражданской войны, особенно в Арагоне.

Ноха Руис продолжал:

«В крупных населённых центрах производство должно быть передано в руки синдикатов, комитеты которых, при содействии цеховых комитетов и фабричных советов, действуя в согласии с рабочими местных предприятий и общими нуждами, будут обязаны регулировать его. Общее управление, наиболее вероятно, будет осуществляться комитетами местных федераций, состоящих из одного или более представителей каждого синдиката».

Этот автор приложил к своей статье несколько диаграмм, намечавших разные фазы будущей либертарной экономической организации. Эти диаграммы напоминают схемы, начерченные «Индустриальными рабочими мира» в США четвертью века ранее.

Диаграммы Нохи Руиса выстраивали отношения отдельного фабричного комитета к местному отраслевому союзу, с перспективой национального отраслевого союза, наряду со структурой, восходящей от местной коммуны к региональным федерациям коммун и национальной конфедерации коммун. Точно так же, Ноха Руис изобразил национальную организацию сельскохозяйственного производства, начинающуюся с местного комитета землепользования и идущую к сельскохозяйственному синдикату и затем к национальной сельскохозяйственной федерации. Наконец, он объединял фабричные советы в соответствующих местных союзах и федерациях союзов, а также в их национальных отраслевых федерациях и региональных профсоюзных конфедерациях, вплоть до Национальной конфедерации труда, которая создаст национальный совет труда, чтобы координировать экономику в целом. На каждом уровне должны были существовать определённые взаимосвязи для сбора статистических данных и других целей.

Ноха Руис обобщил своё представление о будущей либертарной экономической организации следующим образом: «На всех этих диаграммах видно, что организация неизменно идёт от индивидуального к коллективному. Автономный индивид в автономной секции; автономная секция в автономном синдикате; синдикат в федерациях и конфедерациях, также автономный»9.

Видение либертарного общества Исаака Пуэнте

За год до публикации брошюры Нохи Руиса, доктор Исаак Пуэнте издал свою собственную интерпретацию будущего либертарного общества. Пуэнте был врачом и одним из главных испанских анархических интеллектуалов в период, предшествовавший Гражданской войне. Он умер во время конфликта.

Исаак Пуэнте начинает с определения либертарного коммунизма:

«…организация общества без государства и частной собственности. Для этого нет никакой необходимости изобретать что-либо или создавать новый организм. Ядра организации, вокруг которых будет построено экономическое будущее, уже имеются в сегодняшнем обществе: это синдикат и свободный муниципалитет»10. Он добавляет: «Социальная организация не имеет иной цели, кроме как сделать общим всё, что составляет общественное благосостояние, то есть средства и факторы производства и саму продукцию, сделать также общей обязанность каждого участвовать в производстве, по своей способности и пригодности, и осуществлять распределение продуктов среди всех, в соответствии с индивидуальной потребностью»11.

Пуэнте очертил общие принципы организации коммун в городских регионах и в сельской местности. Применительно к первым он сформулировал несколько основных пунктов, включая следующие:

«Исходя из того, что каждая профессиональная группа сама способна устраивать свои дела, опека является ненужной, а государство – излишним. Инициатива передаётся профессиональным организациям. Надзор за преподаванием – учителям. Здравоохранение – профессиональным врачам. Средства связи – их работникам. Внутренний режим предприятия определяется техниками и рабочими, заседающими на собрании, и федерацией синдикатов, контролирующей производство…

Люди объединяются, по общности своих интересов и потребностей, в синдикат и, для удовлетворения местных и коммунальных нужд, в свободный муниципалитет… Все граждане совершенно уравниваются как производители. Должностные лица назначаются для исполнения административных функций, временно, без освобождения от производства и всегда по распоряжениям собраний… В экономической организации иерархия строится с основы. Решения комитета могут быть отменены пленумом, решения пленума – собранием, а решения собрания – народом»12.

Исаак Пуэнте добавляет:

«Синдикат объединяет людей в ассоциацию по роду их занятий… Рабочие фабрики или мастерской, составляя наименьшую ячейку, пользуются самоуправлением в собственных делах. Эти ячейки, соединяясь с другими подобными им, образуют секцию внутри синдиката профессии или отрасли… Синдикаты одной местности объединяются, образуя местную федерацию; федерация имеет комитет, формируемый из представителей синдикатов, пленум, состоящий из всех комитетов, и общее собрание, которое обладает высшими полномочиями.

Свободный муниципалитет – это собрание рабочих небольшого поселения, села или деревни, которое имеет суверенное право осуществлять заботу о нуждах поселения…13

Именно в сельской местности наиболее легко осуществить либертарный коммунизм, так как это означает всего лишь ввести в практику свободный муниципалитет. Свободный муниципалитет, или коммуна, есть собрание всех жителей села или городского района, наделённое правом решать и устраивать все местные дела, и в первую очередь вопросы производства и распределения. В нём не будет существовать частной собственности, кроме используемой для удовлетворения потребностей каждого, такой как жильё, одежда, мебель, инструменты, участок, закреплённый за каждым домом, и мелкий скот или птица для личного потребления. Всякая вещь, выходящая за пределы необходимого, в любое время может быть конфискована муниципалитетом, после одобрения собрания, поскольку всё, что мы накапливаем без необходимости, отобрано нами у других людей и поэтому не принадлежит нам.

Все жители будут иметь равное право: 1. Производить и совместно обеспечивать коммуну, с учётом различий в способностях… 2. Участвовать в решении административных вопросов на собраниях и 3. Потреблять в соответствии со своими нуждами или нормой»14.

По мысли Пуэнте, распределение потребительских товаров должно быть организовано «производственными синдикатами, использующими кооперативы или строения магазинов и рынков». Каждый член синдиката будет иметь карточку производителя, которая предоставит её обладателю следующие права: «1. Потреблять, в соответствии с нормой или его потребностью, все продукты, распределяемые в данной местности. 2. Иметь в своём пользовании подобающий дом, необходимую мебель, домашнюю птицу или сад, если так решит коллектив. 3. Пользоваться коммунальными службами. 4. Участвовать в принятии решений путём голосования на фабрике или в мастерской, в секции, синдикате и местной федерации».

Местная федерация «будет заботиться об обеспечении местности всем необходимым и развитии специфичной для неё отрасли, с целью либо лучшего распределения, либо удовлетворения национальных потребностей»15.

Что касается организации национальной экономики, то, как утверждал Пуэнте, «нет никакой необходимости в сверхструктуре, стоящей выше местной организации, кроме той, что имеет специальную функцию, которая не может быть осуществлена на местах. Конгрессы – единственные, кто выражает волю нации и проводит её в жизнь, временно уполномоченные на то голосами собраний». Единственными исключениями из этого правила, по мнению Пуэнте, являются национальные профессиональные федерации рабочих связи и транспорта, которые очевидным образом нуждаются в национальной организации16.

Версия либертарного общества Альфонсо Мартинеса Рисо

Другой вариант послереволюционного общества был представлен в 1933 г. Альфонсо Мартинесом Рисо, заместителем председателя Синдиката работников интеллектуального труда НКТ. Подобно другим авторам, которых мы рассматривали, Мартинес дал эскиз либертарной организации городского и сельского секторов экономики, но он делал особый упор на важности отмены денег и обращался к другим проблемам, не всегда затрагивавшимся теоретиками анархизма.

Начиная своё подробное описание послереволюционного общества, Мартинес доказывает:

«Нормой и ориентиром может и должна служить нынешняя работа Национальной конфедерации труда, так как она направляется теми же принципами. С провозглашением либертарного коммунизма и переходом всей экономической деятельности в руки синдикатов её структуры займутся вопросами общей администрации. В этих структурах… должностные лица занимают свои посты в течение шести месяцев, с правом переизбрания. В их числе председатель, секретарь и казначей, избираемые на собрании всеми членами. Каждая автономная секция имеет свой административный совет и выбирает делегатов на пленум комитета. Пленум избирает из своего числа заместителя председателя, заместителя секретаря, бухгалтера и библиотекаря. Все они выполняют свои обязанности бесплатно. Также будет логично, если сохранится существующая профсоюзная юрисдикция и федеративная организация…»17

Мартинес утверждает, что реорганизация экономики на тех принципах, которые он предлагает, немедленно может быть осуществлена в национальном масштабе: «Как только либертарный коммунизм будет провозглашён, соберётся Национальный конгресс, который определит положения, фундаментальные и вторичные, хотя и базовые, федеративного договора всех местных сообществ…»18

Мартинес углубляется в детали переустройства городской экономики: «Комитеты цехов и мастерских займут место буржуазных специалистов… фабричный совет – место администрации. Отраслевой союз будет заменять собственников-работодателей. Местные, региональные федерации и национальная конфедерация заменят местные, региональные и национальные капиталистические конгломераты, национальный экономический комитет трудящихся заменит национальный экономический совет. Отраслевые федерации и экономический совет трудящихся будут иметь исключительно технические функции, прочие же организации – как технические, как и социальные».

Мартинес продолжает:

«Все они будут подчинены комитету или совету, избранному общими собраниями рабочих или их представителями на Национальном конгрессе. Этот Национальный комитет или совет, ответственный за исполнение решений, принятых собраниями или конгрессами, может быть отозван в любое время и следовательно будет находиться под постоянным контролем рабочих, не наделённых делегированной властью…

Национальная конфедерация также будет иметь технический совет, состоящий из представителей отраслевых федераций, и это будет Экономический совет трудящихся… Этот совет будет информировать региональные экономические советы, которые будут распределять работу между местными экономическими советами, а те – между соответствующими отраслевыми союзами, соединяя, таким образом, производство с обменом и потреблением. Этот Экономический совет трудящихся будет находиться под контролем Национального комитета НКТ, ответственного перед синдикатами. Экономический совет трудящихся также заведовал бы международной торговлей, с целью поддержания платёжного баланса страны»19.

Что касается сельской экономики, то, говорит Мартинес, «учитывая основной принцип автономии в нашей системе, сельские поселения смогут решать, в соответствии с указаниями Экономического совета трудящихся и опираясь на решения национальных конгрессов, какую культуру следует выращивать и каким образом её обрабатывать, и затем их продукты будут обмениваться на промышленные товары, имеющие равную ценность в часах работы. В этих условиях, поскольку сельские труженики будут получать полный продукт своего труда или его эквивалент, при новом режиме уровень благосостояния у всех станет выше…»20

Мартинес настаивал на вытеснении традиционных денег и замене их другими средствами распределения, обнаруживая некоторое сходство с идеями Прудона. «Новые деньги будут оцениваться и обозначаться часами работы. Они будут состоять из чеков, выпускаемых профсоюзами и эквивалентных рабочим часам каждого рабочего. Эти чеки будут выпускаться еженедельно и будут действительны лишь в течение следующей недели. Чтобы каждый мог удовлетворять свои потребности, рабочие, имеющие детей или жену, которая не может работать, поставив в известность свой профсоюз, будут получать вместе со своими недельными чеками дополнительные, для обеспечения членов своих семей. Инвалиды будут получать 48 часов работы в неделю от служб социальной помощи».

Цены на товары, с тем чтобы упорядочить рынок, будут определяться каждым поселением в количестве часов работы, исходя из стоимости чеков, выпускаемых для местных жителей. Эти чеки будут действительны только в местном сообществе21.

По поводу торговли между разными сообществами Мартинес пишет: «Для… обмена между различными автономными сообществами продукты будут оцениваться в часах работы, оплата будет производиться талонами, которые будут обменивать, чтобы уравнять продажи и покупки. Таким образом, мы будем иметь две цены: одна, соответствующая точному количеству часов труда, затраченных на производство, будет использоваться при обмене между различными автономными муниципалитетами; другая, та же самая, но помноженная на переменный фактор, будет устанавливаться в каждой местности, чтобы урегулировать продажу всех товаров жителям»22.

Мартинес также обращается к двум проблемам неэкономического характера: преступлениям и вооружённым силам. Относительно преступления он пишет:

«С исчезновением твоего и моего, с исчезновением власти, принадлежащей кому бы то ни было, автоматически исчезнут практически все виды преступлений. Принцип, по которому никто не может пользоваться властью, ведёт к отмене судейских должностей. Это не означает, что правосудие исчезнет: оно будет осуществляться посредством плебисцита в коллективе… Мы рассматриваем аффективные преступления как расстройство и считаем, что преступник нуждается только в лечении, как больной человек. В нашем представлении, при либертарном коммунизме будет применяться лишь одно наказание за единственное преступление, которое ещё может сохраняться при подобном режиме. Это преступление – неподчинение соглашениям коллектива или принципам либертарного коммунизма. Единственное наказание, о котором помышляет автор, – высылка в буржуазные страны, покуда они продолжают существовать, и, когда ни одной из них не останется, изгнание из коллектива, которое вынудит преступника жить одному за счёт индивидуальной работы»23.

Перед угрозой нападения капиталистических государств, с которой, как он ожидает, столкнётся революционная либертарная Испания, Мартинес признаёт, что вооружённая защита будет необходима, несмотря на традиционный анархический антимилитаризм. Однако он предлагает такое решение проблемы, которое, несомненно, было широко распространено в рядах анархистов и должно было вызвать серьёзные затруднения для либертариев с началом Гражданской войны. Он пишет:

«Много раз я слышал возражение, что либертарный коммунизм неспособен вести войну, поскольку она требует, что были те, кто командует, и те, кто повинуется, что противоречит его принципам. Это возражение происходит из смешения двух разных вещей – осуществления власти и технического руководства. Также и в мастерской рабочий должен будет работать так, как указывает ему техник, а не как ему нравится, и техник не будет иметь власти или отдавать команды; он будет товарищем по работе и его работа будет состоять именно в изучении того, как должен работать рабочий, чтобы получить лучшую продукцию…

Равным образом, в подразделениях вооружённого пролетариата власть всегда будет результатом решений коллектива, который вложил в руки рабочих оружие, чтобы они защищали его. Задачей этих естественных единиц будет выполнение и наблюдение за выполнением решений коллектива, и в них, так же как и везде, будут существовать рабочий комитет и технические специалисты, которыми будут офицеры. Последние будут решать, как в каждом случае должны действовать солдаты, чтобы восторжествовать над врагом. Комитет будет наблюдать за их действиями. Солдат, который поступает вопреки указаниям офицера, будет виноват так же, как рабочий, который отказывается выполнять распоряжения инженера»24.

Либертарное общество по Гастону Левалю

Другим анархическим теоретиком, разработавшим значимый проект послереволюционного либертарного общества, был Гастон Леваль. Хотя он по своему происхождению был французом, Гастон Леваль (настоящее имя Пьер Филлер) являлся членом испанской Национальной конфедерации труда по крайней мере с Первой мировой войны. Он входил в состав делегации НКТ, отправленной в Россию в начале 1920-х и был в числе тех, кто резко возражал против вступления НКТ в Красный интернационал профсоюзов. Во время Гражданской войны Леваль был одним из важнейших пропагандистов достижений анархистов после 19 июля 1936 г. Он провёл несколько лет в Аргентине и вернулся в Испанию спустя пару месяцев после начала Гражданской войны25.

Левалевский проект будущего либертарного общества, кажется, был опубликован в Барселоне в 1936 г., незадолго до начала войны. Второе, пересмотренное издание вышло в 1937 г.

Леваль начинает с критики некоторых идей в анархической мысли, которые он считал преувеличенными или ошибочными. Одним из преувеличений для него была автономия:

«Много раз повторяли и писали… упомянутую формулу: “индивид пользуется свободой в пределах группы, группа пользуется свободой в пределах федерации”. Мы, слыша её, всегда делаем мысленную оговорку… Если мы действительно свободны, если мы можем не выполнять принятую резолюцию, если при каждом обсуждаемом вопросе возникает бунтующее меньшинство – что́ тогда может быть выполнено на практике? Как мы можем сосуществовать друг с другом? Малатеста уже настаивал на необходимости выполнения решений, принятых большинством, и эта необходимость признаётся теми, кто понимает, что существование коллектива и индивида невозможно без компромиссов…

Вступая в группу, я не считаю себя свободным. Я подчиняюсь общей норме, ответственности, задачам, от которых я не могу уклониться. Я не автономен. Я отказываюсь от части своей автономии, чтобы способствовать благополучию всех, что может обернуться либо в мою пользу, либо нет. Если только кто-то не хочет играть словами, тонкой философией разного рода диалектики, отделённой от истины, то, когда революционер объединяется с другими, он будет не пользоваться свободой, а выполнять общественный долг, забывая о себе»26.

Гастон Леваль также критиковал доводы в пользу национальной автаркии, выдвинутые Кропоткиным в одной из его книг: «Идеал не в том, чтобы каждый регион был достаточен сам по себе, поскольку есть стремление, более высокое и более благородное, к безграничному и непрерывному сотрудничеству по всей земле…»27

Гастон Леваль также выступал против той многоукладности либертарной экономики, которую защищал Рикардо Мелья.

«Как можно помышлять об экономических отношениях между коммунистическими группами производителей и коллективистскими? Одни предлагают деньги в обмен на продукты. Другие хотят продукты за продукты. Произвольность нарастает. Как можно достичь взаимопонимания? Сотни предприятий будут применять концепции, отвергаемые сотнями других. Экономическая жизнь быстро разладится». Он говорит, что только местная самодостаточность, предлагаемая Кропоткиным, сделала бы такую систему жизнеспособной, и добавляет: «Это совершенно невозможно, и как только мы примем во внимание многочисленность товаров, необходимых для цивилизованной жизни, и производительные силы каждого региона, провинции или уголка любой части света, соответствие обмена общим принципам взаимодействия становится очевидно; чтобы осуществлять этот обмен, нужно установить такой же режим отношений»28.

Леваль намечает иерархию организаций, которые будут вести хозяйственные дела при либертарном коммунизме: «1. Рабочие, взятые индивидуально; 2. Профессиональные секции, образованные этими рабочими; 3. Отраслевые союзы, состоящие из связанных профсекций; 4. Отраслевые федерации, составленные из отраслевых союзов; 5. Промышленная конфедерация, составленная из отраслевых федераций».

Он описывает порядок функционирования разных уровней организации:

«1. Каждая профсекция избирает технического делегата, и профделегаты составляют административный комитет; такое представительство, в целом, кажется нам более необходимым, нежели фабричный или цеховой комитет – последний является более революционным, чем техническим, тогда так мы должны рассматривать организацию с точки зрения производства, то есть по преимуществу применять технический критерий. 2. Конгресс отраслевой федерации избирает комитет, состоящий из делегатов определённых промышленных зон, в соответствии с их значением и особенностями; это позволит центральным комитетам поддерживать более прямой контакт и лучше знать общее положение дел в стране. 3. Конгресс конфедерации, в свою очередь, будет избирать Центральную федеральную комиссию и, разумеется, различные региональные комиссии, составленные из делегатов различных отраслевых федераций в пропорциях, продиктованных обстоятельствами (численность каждой федерации, интенсивность и характер работы, которую она выполняет, и т.д.)»29.

По поводу организации сельского хозяйства Леваль пишет следующее:

«Крестьяне должны организоваться в коммуны – а не в союзы – согласно своим традициям… Эта форма отвечала бы поставленной цели. Целью же хозяйственной деятельности крестьян является заготовка продуктов земледелия, птицы, мяса и других животных продуктов, кожи, шерсти и т.п.…

Работа крестьянина должна строиться в соответствии с общей потребностью, а не его прихотями или собственным пониманием вещей… Это – опасная норма, и будет ошибкой утверждать, как слишком часто делается, что крестьяне предоставят для обмена излишек произведённого, оставив себе необходимое. Ошибкой будет думать, что какое бы то ни было производство может быть налажено таким путём…

Как и в промышленности, административный механизм будет федеративным, решения будут приниматься на конгрессах, а работа будет планироваться постоянными комиссиями на основе пожеланий, высказанных рядовыми тружениками на конгрессах всех уровней, от специализированных региональных федераций до Всеобщего конгресса земледелия и животноводства…»30

Распределение как промышленной, так и сельскохозяйственной продукции, согласно Левалю, будет осуществляться через кооперативы:

«Будет происходить движение продуктов, из производящих зон в потребляющие. Кооперативы будут отвечать за поддержание этого движения…

В их центральные хранилища в городах будет поступать избыточный продукт местного промышленного производства. Эти кооперативы не будут распределять наобум или руководствуясь случайными требованиями каждого поселения. Каждый из них будет специализироваться на товарах одного или нескольких типов, к каждому будет прикреплён свой собственный округ для снабжения – определённое число небольших городов или поселений. Жители округа будут адресоваться туда согласно общепринятому порядку. Таким образом, будет сформирована широкая сеть, деятельность которой охватит все пункты и всё потребление на территории…

Эти кооперативы будут направлять в центры производственных организмов разнообразные запросы, которые постоянно будут отражать колебания спроса. Так они станут источниками информации для федераций и для Промышленной и Земледельческо-животноводческой конфедераций, оказывая содействие в управлении производственной деятельностью»31.

Леваль предлагает сделать профсоюзное членство основой распределения товаров среди потребителей:

«Лучшее решение, которое приходит на ум, заключается в создании сети распределительных организмов, находящихся в связи в производственными организмами… Параллельно мог бы существовать общий кооператив, ассоциированный с тем же самым профсоюзом, который будет разделён на секции, поддерживающие связь с секциями в районах. Рабочие или члены их семей пойдут за потребительскими товарами в секционный кооператив своего профсоюза. Предъявления профсоюзной карточки будет достаточно, чтобы признать за производителем право на потребление»32.

Идеи Диего Абада де Сантильяна

Наконец, Диего Абад де Сантильян, который ранее противился попыткам обрисовать будущее либертарно-коммунистическое общество, опубликовал в 1936 г. книгу «Экономическая организация революции» («El organismo económico de la revolución»), посвящённую именно этому. Гомес Касас замечает по поводу этой работы:

«Автор осуждает экономический сепаратизм и поддерживает идею федеральной организации экономики, начиная с фабричных советов или местных профессиональных или отраслевых союзов, далее к местным и региональным советам, располагающим техническими и статистическими данными, и заканчивая национальным или федеральным экономическим советом. Местный совет, координатор местных организаций, заменил бы муниципалитеты и выборные органы… Согласно Сантильяну, федеральный экономический совет займёт место государства. Не имея никакой политической власти, он будет лишь экономическим и административным регулятором… Так как решения будут основываться на цифрах и статистике, принуждение со стороны какой бы то ни было организации станет непродуктивным и невозможным. Такой координирующий орган будет гарантировать свободное общество производителей и потребителей, согласовывать планы, разработанные всеми организациями, и уважать относительную автономию всех федерированных субъектов»33.

Характеристика Сарагосской резолюции НКТ

Все проекты, которые мы обсуждали до сих пор, представляли мнения отдельных анархических лидеров и теоретиков. Однако в мае 1936 г. Национальная конфедерация труда официально утвердила принципы того общества, которое она хотела создать после долгожданной революции.

Сесар Лоренсо, сын национального секретаря НКТ Орасио Прието, так отзывался об этом документе: «После шестидесяти семи лет испытаний, после многочисленных уроков пережитого, нам представили идиллическую программу… в которой был дан простор ребячеству и утопии, при полном игнорировании особенностей Испании, международной ситуации, исторического момента и средств достижения новой земли обетованной»34.

Сарагосская резолюция НКТ, по-видимому, в большей степени отражает взгляды на анархизм Кропоткина и даже Пьера Прудона, чем Михаила Бакунина. Видно, что в документе относительно мало места отводится национальным отраслевым союзам как центру преобразования национальной экономики и общества. Вместо этого акцент был сделан на коммунальной организации в том роде, который был предложен Петром Кропоткиным.

Хотя Сарагосская резолюция признавала: «…Было бы абсурдно пытаться представить себе структуру общества будущего с математической точностью: между теорией и практикой часто пролегает настоящая пропасть», – она, по существу, давала достаточно подробный эскиз того, как будет организовано будущее общество.

Тем не менее, прежде чем приступить к этому, резолюция отмечала: «В основу революции не могут быть положены ни взаимопомощь, ни солидарность, ни архаическое милосердие. Эти три формулы… должны быть обновлены и уточнены в виде новых принципов социальной жизни. Наиболее ясное истолкование эти принципы приобретают в либертарном коммунизме: каждому по его потребностям, без каких-либо ограничений, за исключением тех, которые вызваны условиями новосоздаваемой экономики»34a.

Положения Сарагосской резолюции

Далее Сарагосская резолюция НКТ начинает описание нового общества:

«С завершением насильственного аспекта революции будут упразднены частная собственность, государство, принцип авторитета и, следовательно, классы, которые делят людей на эксплуататоров и эксплуатируемых, угнетённых и угнетателей. Богатства социализируются, организации свободных производителей возьмут в свои руки непосредственное управление производством и потреблением. В каждой местности установится Вольная Коммуна, вступит в действие новый социальный механизм. Объединённые в профсоюзы производители в каждой отрасли и профессии и на своих рабочих местах свободно определят форму его организации».

Резолюция устанавливает общие принципы реорганизации экономики:

«Экономический план общей организации производства во всех его видах будет основываться на строгом соблюдении принципов социальной экономики, непосредственно управляемой производителями с помощью их производственных органов. Эти органы будут определяться на общих собраниях различных организаций и постоянно контролироваться ими».

В городской местности, определяет резолюция,

«связующим органом между Коммуной и рабочим местом будет Фабрично-Заводской Совет, связанный договором с другими центрами труда. Связующим органом между профсоюзами (ассоциациями производителей) будут Советы Статистики и Производства. Объединяясь в федерации, они образуют сеть постоянных тесных связей между всеми производителями Иберийской Конфедерации».

В сельских районах, согласно резолюции,

«основой будет производитель в Коммуне, которая станет пользователем всех природных богатств данной политико-географической местности. Органом связи будет Сельскохозяйственный Совет, образуемый техническими и рабочими кадрами, объединёнными в ассоциации сельскохозяйственных производителей. Этим Советам надлежит направлять интенсификацию производства, определять землю, наиболее пригодную для этого с точки зрения её химического состава. Сельскохозяйственные советы образуют ту же сеть, что и Фабрично-Заводские Советы и Советы по Статистике и Производству, составляя федерацию, в которой Коммуны будут представлены как политические и географические единицы».

Резолюция формулировала не только то, каким образом будет организовано производство, но и то, как будет регулироваться потребление. Она предлагает «ввести удостоверение производителя. Его будет выдавать Фабрично-Заводской Совет, давая тем самым право получать всё необходимое при выполнении всех обязательств. Удостоверение производителя послужит своего рода знаком обмена на следующих условиях. Во-первых, оно не подлежит передаче другому лицу. Во-вторых, в нём отмечается количество отработанных рабочих дней, которое максимум в течение года действительно для получения продуктов. Для неработающих жителей Коммунальные Советы выдадут потребительские карточки».

Представляется, что это положение имеет больше сходства со схемой трудовых чеков Пьера Прудона, чем с «каждому по потребностям», пропагандировавшимся Петром Кропоткиным. Это, возможно, вызвало некоторое замешательство, когда два месяца спустя члены НКТ приступили к созданию крестьянских коллективов и организации захваченных ими промышленных предприятий. Первые склонялись к формуле Кропоткина, тогда как фабричные рабочие зачастую больше следовали предписаниям Прудона.

Обращаясь к проблемам национальной экономики, резолюция намечает: «Ассоциации промышленных и сельских производителей соединятся в федерации на уровне страны… если те, кто занят в одном и том же трудовом процессе, посчитают такое разделение необходимым для плодотворного развития экономики. Точно так же объединятся в федерации для облегчения логических и необходимых связей между всеми Коммунами полуострова те службы, характер которых этого потребует».

Резолюция также сформулировала основы политического переустройства послереволюционной Испании. «Политическим выражением нашей революции служит триада: ЧЕЛОВЕК, КОММУНА, ФЕДЕРАЦИЯ… Базой этой администрации будет Коммуна. Коммуны будут автономны, для решения общих задач они станут объединяться в региональные и общестрановые федерации. Право на автономию не исключает долга выполнять договорённости, касающиеся всего общества…»

По поводу политической формы нового общества резолюция заявляет:

«Коммуны будут объединяться в окружные и региональные федерации, добровольно устанавливая свои географические пределы и при необходимости объединяя в единую Коммуну отдельные селения, посёлки и хутора. Все Коммуны в совокупности образуют Иберийскую Конфедерацию Автономных Вольных Коммун…

Для организации распределения и оптимального снабжения Коммуны могут создавать соответствующие специальные органы, например, Конфедеральный Совет по Производству и Распределению с участием прямых делегатов от Общестрановых Производственных Федераций и ежегодного Конгресса Коммун».

Резолюция выражает убеждение, что «Коммуна займётся всеми вопросами, интересующими людей», а именно «всеми видами деятельности по организации, упорядочиванию и украшению быта населения, обеспечением своих жителей жильём, продуктами и изделиями, предоставленными ей профсоюзами или ассоциациями производителей. Она займётся также гигиеной, коммунальной статистикой, удовлетворением общественных нужд, образованием, санитарным делом, содержанием и совершенствованием местных средств сообщения».

Кроме того, резолюция настаивает на децентрализации власти и стремится предотвратить бюрократизацию общественных органов самоуправления:

«Порядок избрания Коммунальных Советов будет определяться в соответствии с системой, учитывающей различия в плотности населения. При этом следует иметь в виду постепенную политическую децентрализацию крупных городов, создавая в них федерации Коммун.

Все эти органы не будут иметь какой-либо исполнительный или бюрократический характер. Кроме тех лиц, которые будут иметь технические функции или обрабатывать статистические данные, их члены продолжат выполнять свои производственные обязанности, собираясь на заседания по окончании рабочего дня, чтобы обсудить те детали проблемы, которые нет необходимости выносить на общие собрания.

Общие собрания будут проводиться так часто, как этого потребуют интересы Коммуны, по запросу членов Коммунального Совета или по желанию жителей…

Жители Коммуны будут обсуждать между собой внутренние проблемы Коммуны: производства, распределения, обучения, гигиены, – всё, что необходимо для её морального и экономического развития. Вопросы, касающиеся всего района или провинции, будут обсуждаться Федерациями; на их конференциях или общих собраниях будут представлены делегаты от всех Коммун, которые представят точки зрения, уже одобренные этими Коммунами».

Без сомнения, этот план организации послереволюционной политической системы был, до некоторой степени, реализован после начала Гражданской войны в сельских районах, где влияние анархистов было преобладающим, в первую очередь в Арагоне. Однако не было никаких попыток – или даже возможности – установить эту модель в городских зонах страны.

Аналогичным образом решаются проблемы более широкого географического масштаба. Резолюция утверждает, что «в вопросах регионального характера Региональные Федерации будут придерживаться практики соглашений, выражающих суверенную волю всех жителей региона. Всё начинается с отдельного человека, продолжается в Коммуне, Федерации и, наконец, Конфедерации. Таким же образом будут обсуждаться все проблемы страны в целом, поскольку наши структуры полностью переходят друг в друга. Организация в масштабах страны будет регулировать международные взаимоотношения…»

Далее Сарагосская резолюция обращается к социальным преобразованиям. Она предлагает

«ликвидацию существующей системы карающей юстиции и, следовательно, институтов отбывания наказания (тюрем, каторги и т.д.).

Данные предложения исходят из того, что основные причины совершаемых преступлений при существующем положении вещей имеют социальную обусловленность и, следовательно, если исчезнут причины, порождающие преступления, то в большинстве случаев перестанут существовать и сами преступления…

“Исправительные меры” либертарного коммунизма основаны на принципах медицины и педагогики, они носят исключительно превентивный характер, что соответствует требованиям современной науки. Если же какой-либо индивид – жертва патологических феноменов – посягает на гармонию, которая должна существовать между людьми, терапевтическая педагогика призвана восстановить его душевное равновесие и стимулировать в нем этическое чувство социальной ответственности, не сумевшее развиться из-за нездорового наследства».

Резолюция НКТ также кратко рассматривает проблемы семьи и сексуальные отношения: «Революция не должна насильственно воздействовать на семью, кроме случаев с неблагополучными семьями, когда следует осуществлять право на развод и помогать в этом… Либертарный коммунизм провозглашает свободную любовь, без каких-либо ограничений, кроме желаний мужчины и женщины; детям гарантируется общественный уход и защита от человеческих ошибок благодаря применению принципов биологии и оздоровления наследственности».

Антиклерикальные традиции испанского анархизма были подтверждены в Сарагосском документе: «Религия как чисто субъективное человеческое проявление будет признано в той мере, в какой она связана с индивидуальной свободой совести. Но она ни в коем случае не может быть признана как форма публичной кичливости, моральной или интеллектуальной демонстрации. Люди будут свободны исповедовать любые приемлемые моральные идеи, все ритуалы исчезнут»35.

Особое внимание обращается на потребность масс в просвещении:

«Культура будет возвращена тем, кто был её лишён… Педагогическая работа, которую следует осуществить непосредственно после социальной революции… будет состоять в распространении среди неграмотного населения элементарной культуры, например, в обучении чтению, письму, счёту, физкультуре, гигиене, истории эволюции и революции, теории несуществования бога и т.д. Эту работу может взять на себя множество образованных молодых людей, которые выполнят её в течение одного года или двух лет в форме добровольной службы в пользу культуры. Национальная Федерация Образования будет должным образом контролировать и ориентировать их. Эта Федерация сразу после провозглашения либертарного коммунизма возьмёт в свои руки все образовательные центры…

Первоочередной функцией педагогики мы считаем помощь людям в формировании у них собственных суждений – мы имеем в виду, конечно, как мужчин, так и женщин. Для этого необходимо, чтобы учитель поощрял все склонности ребёнка с целью дать ему возможность полностью развить все свои способности».

Наконец, Сарагосская резолюция останавливается на вопросе, который должен был стать одной из самых тяжёлых проблем, как внутри НКТ, так и в её отношениях с другими силами республиканской Испании, во время Гражданской войны, – на роли и характере вооружённых сил. Она провозглашает:

«Постоянная армия представляет собой огромную опасность для революции…

Вооружённый народ послужит самой лучшей гарантией против любой попытки реставрации разрушенного режима со стороны внутренних или внешних сил. Тысячи рабочих прошли через казармы и знакомы с современной военной техникой.

Каждая Коммуна должна иметь своё оружие и оборонительные средства, до тех пор пока после окончательной консолидации революции они не будут уничтожены и превращены в орудия труда…

Когда настанет соответствующий момент, народ быстро мобилизуется для отпора врагу; производители вернутся к своему труду, как только их оборонительная миссия будет выполнена. Эта всеобщая мобилизация охватит всех лиц обоих полов, способных сражаться и готовых к выполнению разнообразных боевых задач»36.

Несоответствия Сарагосского документа

Несмотря на принятие этого пространного документа, указывающего, что́ они надеялись осуществить после революции, делегаты Сарагосского конгресса НКТ «не сделали никакого анализа политической ситуации…» В результате, как утверждает Сесар Лоренсо, анархисты «19 июля были вынуждены выдавать полностью бессвязные импровизации»37.

Легко заметить, что этот документ отводил национальным отраслевым союзам (федерациям) НКТ в лучшем случае вспомогательную роль в будущем обществе. Акцент в программе НКТ делался на индивидууме, коммуне и региональной федерации, с мимолётными упоминаниями об иерархии союзов НКТ и их роли в преобразовании национальной экономики.

Возможно, это «упущение» объясняется тем фактом, что на Сарагосском конгрессе НКТ, где, помимо прочего, произошло воссоединение радикальной и умеренной фракций организации, преобладали радикалы, всегда относившееся к национальным отраслевым союзам скептически. Это размежевание среди испанских анархических сил сохранялось долгое время перед войной, во время неё и даже после.

Фидель Миро описывает этот длительный раскол в среде испанских анархистов:

«Разногласия оказались более острыми в тактической области, чем в теоретической… “Ультрас”, или максималисты, выступали сторонниками пропаганды действием – превратно понятого прямого действия – как постоянной высшей школы революции, что означало беспрерывные насильственные выступления и немедленную революцию; в то время как поссибилисты всегда были более осторожными, особенно в применении насилия, хотя они не отказывались от него полностью, когда считали, что насилие является неизбежным ответом на разнузданные репрессии буржуазии или публичной власти38.

Если максималисты почти всегда смешивали тактику с принципами, рассматривая их как неразделимые части единого целого, то поссибилисты рассуждали, что тактика всегда должна применяться по обстоятельствам, в зависимости от нужд и потребностей времени и места, но никогда – в противоречии с принципами»39.

Один из главных лидеров тех, кого Фидель Миро называет «поссибилистами», Хуан Пейро, которому предстояло работать в правительстве Ларго Кабальеро в 1936–1937 гг., несколькими годами ранее выступал против принятия НКТ идеологического документа наподобие того, что был одобрен Сарагосским конгрессом: «…Будучи по своему характеру экономической классовой организацией с разнородным составом, НКТ не может и не должна иметь постоянной идеологической цели или непроницаемого набора идей…»40

Пейро также сделал наблюдение, которое кажется имеющим прямое отношение к Сарагосскому документу:

«Реалии, которые преподносят народам экономико-социальные проблемы, гораздо сложнее тех псевдореалий, которые видятся ультрареволюционным фракциям, преобладавшим в последнее время. Жизнь людей уже немыслима в этой примитивной форме, сельской, простой, весьма подходящей крестьянам и пастухам, но несовместимой с жизнью в больших городах, где жизнь, соприкасаясь с необычайным прогрессом науки и новыми приобретениями цивилизации, получает необходимую организацию, дисциплинируется, проявляет заботу о нуждах живущих…»41

«Нет сомнения, что в обществе, освобождённом от опеки капитализма и государства, организация производства в переходный период – и мы полагаем, что переход должен растянуться на длительное время, – будет находиться в руках профсоюзов, и мы признаём, что в их составе есть достаточно элементов, способных к этому, и мы рассчитываем, что вышестоящие организации – которые мы надеемся упразднить так скоро, как только возможно, – точно так же окажутся способны организовать связи между различными производствами и т.п., поскольку это затрагивает обмен сырьём и общественные потребности…»42

Нет никаких свидетельств о том, выдвигали ли Пейро и другие связанные с ним лидеры НКТ какие-либо возражения против принятия резолюции Сарагосского конгресса. Однако Эдуардо Комин Коломер говорит, что, наряду с двумя максималистами, Хуаном Гарсией Оливером и Федерикой Монсень, одним из авторов резолюции был Хуан Лопес, поссибилист и профсоюзный организатор из Валенсии43.

Через два с небольшим месяца после Сарагосского конгресса анархическое преобразование испанского общества из теоретического предложения превратилось в практическую возможность, по крайней мере в некоторых частях республиканской Испании. В Каталонии, где в дни, последовавшие за подавлением выступления военных, власть почти полностью перешла в руки анархистов, НКТ провела региональный пленум, где обсуждалось, стоит ли идти вперёд и установить либертарный коммунизм. Пленум подавляющим большинством высказался против этого, перед лицом необходимости сотрудничать с широким спектром других групп в вооружённой борьбе против сил Франко.

Только в той части Арагонского региона, которая в основном была отвоёвана у мятежной армии анархическими ополченцами из Каталонии, в первый год Гражданской войны действительно было установлено нечто похожее на либертарный коммунизм. Анархические сельские коммуны там были объединены под началом Совета Арагона, который более или менее соответствовал установкам Сарагосской резолюции.

Часть I. История и сущность испанского анархизма и начало Гражданской войны

3. Испанское либертарное движение

Политическое течение в Испании, поддерживавшее идеи анархизма и анархо-синдикализма, и до, и во время Гражданской войны состояло из нескольких разных организаций. Эти группы играли каждая свою собственную роль, имели более или менее различающиеся идеологии и пользовались разной степенью народной поддержки как до, так и после 18–19 июля 1936 г.

Массовой организацией испанского анархизма была Национальная конфедерация труда (НКТ). Она была старейшей частью движения и являлась профсоюзной организацией, особенно сильной в Каталонии – одном из двух главных центров испанской промышленности, но также имела последователей среди крестьян и сельскохозяйственных рабочих Андалусии, Мурсии и Эстремадуры, как и среди промышленных рабочих и крестьян Арагона, Астурии, Леванта и некоторых других частей Испании. После установления Второй республики в апреле 1931 г. она стремительно набирала силу в Центре, то есть в Мадриде и Новой Кастилии, которые были главным оплотом социалистов.

Вторым по времени возникновения элементом в испанском анархизме была Федерация анархистов Иберии (ФАИ). Как показывает её название, это была анархическая идеологическая группа. Она не согласилась бы с определением «политическое», хотя фактически это – корректная классификация данной организации. Во время Гражданской войны ФАИ, по сути, приняла организационную форму политической партии, и возможно, если бы конфликт закончился иначе, она в итоге стала бы анархической партией, какой бы неестественной ни могла показаться эта идея на первый взгляд.

Третьей составляющей испанского либертарного движения была «Либертарная молодёжь» (ФИХЛ). Во время Гражданской войны она была официально признана частью либертарного движения и играла важную роль, представляя альтернативу прокоммунистической «Объединённой социалистической молодёжи» (ОСМ) в лоялистской Испании.

В-четвёртых, были «Свободные женщины». Эта организация, образованная после начала Гражданской войны, стремилась объединить испанских женщин в анархическом движении для защиты дела Революции и Республики. В отличие от трёх предыдущих групп, «Свободные женщины» никогда в полной мере не признавались составной частью либертарного движения.

В-пятых, была «Международная антифашистская солидарность» (СИА), также созданная после начала войны, как вспомогательная и пропагандистская группа для всего движения в целом.

Наконец, существовало много местных групп, которые были неотъемлемой частью либертарного движения, но не были организованы в национальном или даже региональном масштабе. К ним относилось большое число атенеев (ateneos) – местных групп, которые по преимуществу были центрами обучения взрослых, но также проводили дебаты и дискуссии на темы, представлявшие интерес для анархического движения. Они являлись атрибутом движения практически с самого его зарождения. Существовали также местные кооперативы и общества взаимопомощи, в которых принимали участие анархисты.

Перед тем как продолжить обсуждение либертарной революции, развернувшейся на значительной части Испании в начале Гражданской войны, и дальнейшей судьбы этой революции, для нас важно получить хотя бы некоторое представление о природе и развитии групп, составлявших либертарное движение. Остальная часть главы будет посвящена этому предмету.

Испанский анархизм XIX века

Зарождение испанского рабочего движения относится к 1830-м–1840-м гг. Первая всеобщая забастовка страны была проведена в мае – июне 1855 г. в Барселоне, в ответ на введённый гражданским губернатором запрет на стачки и локауты, что открыло долгую историю взаимной неприязни между рабочим движением Каталонии и гражданскими и военными властями региона1.

Начало распространения анархо-синдикалистских идей в Испании обычно связывается с именем Джузеппе Фанелли, отправленного на полуостров в 1868 г. Михаилом Бакуниным, уже вовлечённым в борьбу с Карлом Марксом в Первом Интернационале. При его более или менее непосредственном участии в Мадриде был создан комитет Международного товарищества рабочих, одним из основателей которого был Ансельмо Лоренсо, впоследствии ставший одним из главных представителей и теоретиков испанского анархизма. Эта организация в итоге стала Испанской региональной рабочей федерацией (ФОРЭ) и присоединилась к бакунинской фракции Первого Интернационала2.

Испанская региональная рабочая федерация просуществовала сравнительно недолго. Она провела две конференции в 1872 г. На второй из них, проходившей в декабре, согласно докладам, было представлено 849 местных групп3. Пять лет спустя сообщалось, что в составе ФОРЭ насчитывается 5 окружных и 73 местных федерации4. Согласно Гастону Левалю, Испанская секция на 1871–72 гг. имела «лучшую организацию среди всех секций Первого Интернационала»5.

В период Первой республики, продолжавшийся с февраля 1873 г. по январь 1874 г., ФОРЭ достигла апогея своего влияния. К концу 1873 г., по оценкам, она имела от 50 до 60 тысяч членов, плативших взносы, и, возможно, до 300 тысяч сторонников, считавших себя принадлежащими к организации, даже при том что они не платили взносы регулярно6.

Анархо-синдикалисты участвовали в серии Кантональных восстаний, потрясавших недолговечную Первую республику. В ходе них контроль над сёлами, малыми и большими городами в разных частях страны захватывали группы рабочих и крестьян, которые создавали местные революционные хунты и затем конфисковывали церковное имущество, облагали налогами богатых и даже распределяли землю среди безземельных сельскохозяйственных рабочих. Все эти восстания были подавлены к моменту падения Первой республики7.

С реставрацией монархии Бурбонов под властью Альфонсо XII в 1874 г. ФОРЭ ушла в глубокое подполье и по большей части рассеялась. Она подверглась жестоким преследованиям со стороны правительства, но также пострадала из-за антиправительственных организаций, самой известной среди которых была «Чёрная рука»8.

Только в 1880 г. движение возродилось как Федерация трудящихся Испанского региона (ФТИР). Она провела два очередных конгресса, в Барселоне в 1881 г. и в Севилье в 1882 г.9. На форуме 1881 г., как сообщалось, присутствовало 140 делегатов, из которых 110 проголосовали за «анархизм как свой идеал»10. Наибольшее число представленных групп действовало в Андалусии, несколько меньше было их в Каталонии и заметно меньше – в Валенсии11.

Возрождение движения в 1880-е гг. было отмечено острой борьбой между коллективистами, базировавшимися в Каталонии, которые были профсоюзными активистами и последователями Бакунина, и анархо-коммунистами, особенно сильными среди неграмотных крестьян Андалусии, которые вдохновлялись идеями Кропоткина и итальянского анархиста Малатесты, посетившего Испанию в 1892 г. Первые верили в сильное рабочее движение, которое должно было стать и средством революционного свержения власти посредством всеобщей стачки, и основой послереволюционной организации общества. Вторые поощряли стихийные восстания при каждой удобной возможности и прибегали к индивидуальному террору против представителей власти. Борьба между этими двумя группами стала главной причиной роспуска ФТИР на её последнем конгрессе в Валенсии в октябре 1888 г.12. Эти две тенденции внутри испанского анархизма, появившиеся в 1880-е гг., продолжали существовать в изменённых формах следующие полвека.

Хуан Гомес Касас очертил эволюцию испанского анархизма в двадцатилетие, предшествовавшее созданию Национальной конфедерации труда: «После периода дезинтеграции Федерация трудящихся Испанского региона исчезла, и на смену ей пришла Анархическая организация Испанского региона… Эта организация затем, в 1890 г., преобразовалась в Пакт союза и солидарности, который, в свою очередь, был распущен в 1896 г. из-за введения репрессивного законодательства против анархизма и распался на множество кружков и независимых рабочих обществ… Разрозненные останки Федерации в 1907 г. дали начало “Рабочей солидарности” (Solidaridad Obrera) в Каталонии, непосредственному предшественнику Национальной конфедерации труда»13.

Перед появлением НКТ должно было произойти ещё одно важное событие. Это была Трагическая неделя в конце июля 1909 г. Так назвали серию демонстраций и восстаний в Барселоне, спровоцированных набором призывников на нескончаемую войну в Марокко14. Правительство обвинило в беспорядках анархические элементы города. Через несколько месяцев после их окончания Франсиско Феррер Гуардия, один из самых значительных интеллектуалов, связанных с анархическим движением, и основатель ряда передовых школ в разных частях Каталонии, был казнён властями как ответственный за Трагическую неделю15.

Образование Национальной конфедерации труда

Массовая организация испанского либертарного движения, Национальная конфедерация труда (НКТ), была основана на конгрессе в Барселоне, проходившем 30 октября – 1 ноября 1910 г. Форум был созван «Рабочей солидарностью», каталонской организацией трудящихся, которая была создана несколькими годами ранее; это был второй конгресс «Рабочей солидарности» и учредительный конгресс НКТ. Среди тех, кто сыграл главную роль в организации съезда, был старый анархист и профсоюзный деятель Ансельмо Лоренсо, хотя он не принимал фактического участия в заседаниях, вместо этого отправив приветственное письмо16.

Делегаты представляли не только разные районы Каталонии, но также Сарагосу, Хихон (Астурия), Валенсию, Алькой, Мурсию, Малагу, Севилью, Альхесирас, Пальма-де-Мальорку, Ла-Корунью (Галисия) и другие города. Адольфо Буэсо называет имена и организационную принадлежность 96 делегатов17. Лишь три из них представляли союзы сельских рабочих18.

После оживлённых дискуссий было решено создать новую национальную рабочую организацию и, после дальнейшего обсуждения, её согласились назвать Национальной конфедерацией труда. Ни одно из решений не было единогласным; были делегаты, принадлежавшие к Социалистической партии, которые доказывали, что нет необходимости в новой центральной рабочей организации, так как уже существует социалистический Всеобщий союз трудящихся (ВСТ), и призывали «Рабочую солидарность» присоединиться к нему в качестве его каталонского отделения19. Но при голосовании 84 делегата высказались в пользу создания новой организации, 14 были против и трое воздержались. Кроме того, некоторые из присутствовавших считали, что новое объединение следует именовать «федерацией», а не «конфедерацией», хотя в итоге по вопросу названия новой организации, по-видимому, был достигнут консенсус20.

Учредительный конгресс НКТ поддержал узкопрофессиональные союзы как наиболее предпочтительную форму организации. Однако, не ограничившись этим, он высказался за создание национальных федераций таких групп21.

Антиинтеллектуальный уклон многих рабочих, делегированных на учредительный конгресс НКТ, отразила внесённая резолюция, которая заявляла, что «только работники ручного труда действительно заинтересованы в отмене всех привилегий, всей эксплуатации и всех форм угнетения» и могут состоять в организации. Однако данная резолюция не была одобрена делегатами22.

Была принята отдельная резолюция по проблемам работниц. Она протестовала против того, чтобы женщины принуждались к работе, «превосходящей их физические силы», но решительно поддерживала идею участия женщин в трудовом процессе и призывала направить усилия на привлечение их в ряды НКТ. В ходе обсуждения этого вопроса несколько делегатов осудили эксплуатацию жён их мужьями23.

Долго обсуждалась целесообразность всеобщей стачки. Принятая резолюция объявляла, что всеобщая стачка должна быть «революционной по существу» и проводиться в национальном охвате. При этом оговаривалось, что в определённых обстоятельствах рабочие могут быть вынуждены объявить всеобщую стачку на местном или региональном уровне с целями, далёкими от полной революции.

Наконец, учредительный конгресс согласился с тем, что у НКТ должны быть две основных функции: одной должно быть скорейшее улучшение экономического положения её членов, другой – долгосрочная цель «революционной экспроприации буржуазии»24.

В течение всего обсуждения подчёркивалось, что новая Конфедерация должна строиться на федеративной основе, чтобы каждая входящая в неё организация сохраняла высокую степень автономии. Этого принципа в целом придерживались до Гражданской войны, когда, в злоключениях последней части конфликта, его скорее систематически нарушали, чем применяли на практике.

Одним из постулатов конгресса 1910 года, от которого НКТ впоследствии отказалась, была её ориентация на узкопрофессиональные союзы. На национальной конференции в Сантсе в июне 1918 г. организация высказалась в пользу отраслевых союзов – так называемых единых синдикатов, куда на общих основаниях входили квалифицированные и неквалифицированные рабочие, хотя внутри такого союза каждая профессия должна была пользоваться автономией, широкой, насколько позволяли обстоятельства25.

История НКТ до Гражданской войны

История НКТ в период между её основанием в 1910 г. и началом Гражданской войны в июле 1936 г. была бурной. С самого начала она была ведущей профессиональной организацией в Каталонии и Арагоне. Она также приобрела значительное влияние в регионе Левант, с центром в Валенсии. В первые годы НКТ была весьма активна среди крестьян, особенно в южной части страны, хотя Роберт Керн утверждает, что при Второй республике (1931–1936) она не уделяла андалусским и другим крестьянским сообществам такого большого внимания, как во время Первой мировой войны и некоторое время после неё26.

Отношения между НКТ и социалистическим ВСТ, в целом, были отмечены соперничеством и противоречиями. Хотя эти две организации сотрудничали во всеобщих стачках в 1916 и 1917 гг. и впоследствии было много случаев сотрудничества между местными союзами двух объединений (особенно в Астурии), чаще имела место скрытая или явная враждебность. Их отношения особенно ухудшались в годы диктатуры Примо де Риверы (1923–1930), когда ВСТ сотрудничал с правительством, а НКТ преследовалась особенно сурово; а также в первые два с половиной года Второй республики, когда члены НКТ считали, что Франсиско Ларго Кабальеро, глава ВСТ, использует занимаемый им пост министра труда для продвижения своей организации.

Хосе Пейратс отмечал, что астурийская делегация на конгрессе НКТ 1919 г. «вела эпическую битву» за единство НКТ и ВСТ27. Однако астурийцы потерпели неудачу, и в последующие годы члены анархической рабочей организации были не слишком расположены к объединению со своими соперниками социалистами. Только на Сарагосском конгрессе НКТ в мае 1936 г., за два месяца до начала Гражданской войны, был дан призыв к «единству действий» с ВСТ28.

Во время Первой мировой войны НКТ усиливалась, несмотря на притеснения со стороны правительства. Однако в первые послевоенные годы она подверглась особенно жестокому преследованию. Травля была организована стараниями не только сменявших друг друга гражданских и военных губернаторов Каталонии, но и групп работодателей, при поддержке церкви и властей. Ими были организованы «свободные» профсоюзы как потенциальные конкуренты НКТ; кроме того, работодатели наняли значительно число профессиональных преступников для убийства ведущих и рядовых членов анархо-синдикалистских групп. Хосе Пейратс утверждает, что упомянутые свободные профсоюзы возникли из крайне консервативного карлистского движения, которое прежде пользовалось значительной поддержкой в Каталонии, особенно в сельских районах29.

Самой важной фигурой среди анархистов, убитых бандитами-пистолерос работодателей, был Сальвадор Сеги́, один из лидеров умеренного крыла НКТ. Его коллега Анхель Пестанья был тяжело ранен. Десятки, если не сотни, не столь заметных активистов погибли от рук наёмных убийц. В это время НКТ и те, кто был с ней связан, отвечали насилием на насилие; самой известной их жертвой стал премьер-министр Эдуардо Дато.

Мануэль Буэнакаса, один из предводителей каталонских анархистов в тот период, описал ситуацию, в которой оказались сэнэтисты сразу после Первой мировой войны. Он пишет: «Лучшие из наших кадров встали перед этой дилеммой: убить или быть убитым, бежать или умереть в тюрьме. Непокорные защищают себя и убивают; стоики погибают как храбрецы, предательски убитые; трусливые и осторожные спасаются и бегут; самые активные, которые не заботятся о том, что с ними станет, томятся в тюремной камере»30.

С установлением диктатуры Примо де Риверы в конце 1923 г. НКТ фактически была уничтожена как общенациональная организация. Многие работники были вынуждены эмигрировать или скрываться в подполье, её газеты по большей части были закрыты, она не могла иметь никакой легальной штаб-квартиры.

В конце концов, когда Национальный комитет, возглавляемый Анхелем Пестаньей, подал в отставку из-за внутренних разногласий с фракцией Хуана Пейро, формально было объявлено о роспуске организации. Однако в действительности некоторое подобие общенационального руководства сохранялось до тех пор, пока политическая обстановка не начала меняться к лучшему в 1929–1930 гг.31.

По крайней мере часть этого времени руководство НКТ располагалось за пределами Каталонии, где преследование анархистов было особенно свирепым. Например, в 1925 г. новый Национальный комитет, возглавляемый Авелино Гонсалесом Мальядой и состоящий главным образом из жителей Астурии, обосновался в Хихоне32.

Однако в период диктатуры Примо де Риверы произошло одно событие, весьма важное для будущего НКТ. Это было объединение разрозненных групп анархистов на конференции в Валенсии в июле 1927 г., создавшей Федерацию анархистов Иберии. Внимание и деятельность ФАИ в основном должны были сосредотачиваться на профсоюзах НКТ, и влияние ФАИ, как оказалось в первые годы Республики, внесло разлад в Конфедерацию.

После вынужденной отставки генерала Примо де Риверы в январе 1930 г. стало возможно реорганизовать низовые организации Национальной конфедерации труда, возродить её печать и приступить к созданию руководящих органов. Эта работа особенно оживилась после установления Второй республики в апреле 1931 г.

Хотя на выборах в Учредительные кортесы, проведённых вскоре после провозглашения Республики, анархисты по всей стране голосовали за левых кандидатов, в частности за «Левых республиканцев Каталонии», отношения между НКТ и республиканским правительством быстро ухудшались. Группы НКТ, направляемые фаистами, трижды пытались организовать революционные всеобщие стачки и восстания в 1932–1933 гг., и во многих населённых пунктах на короткий промежуток времени провозглашался либертарный коммунизм.

Внутри самой НКТ влияние ФАИ вызвало раскол. 1 сентября 1931 г. тридцать лидеров умеренного крыла НКТ (трейнтисты) выступили с протестом против тенденции ФАИ, подготавливающей «упрощённую революцию», и осудили растущее влияние ФАИ в НКТ. Среди подписавших заявление были Анхель Пестанья, Хуан Пейро и Хуан Лопес, наиболее авторитетный лидер НКТ в Валенсийском регионе33. В последующие месяцы профсоюзы, поддерживавшие трейнтистов, были исключены или вышли из НКТ. Они объединились под названием «Оппозиционные синдикаты». Этот раскол удалось преодолеть лишь за два месяца до начала Гражданской войны34.

Франк Минц оценивает сравнительную значимость НКТ–ФАИ и «Оппозиционных синдикатов» следующим образом:

«Провинции, где НКТ составляла большинство: Корунья и Понтеведра в Галисии; Севилья, Кадис, Малага и Альмерия в Андалусии; Мурсия в Леванте; Херона, Барселона и Таррагона в Каталонии; Уэска и Сарагоса в Арагоне. Центры, где имелось значительное меньшинство, были в Астурии; в Новой Кастилии – Мадрид; в Старой Кастилии – Логроньо; в Стране Басков – Алава; в Каталонии – Лерида; в Арагоне – Теруэль; в Леванте – Кастельон, Валенсия, Альбасете и Аликанте; в Андалусии – Уэльва, Кордова и Гранада. Анархисты не имели никакого влияния, или имели незначительное, в Луго и Оренсе в Галисии; в Хаэне в Андалусии; в провинциях Леон, Эстремадура, Старая Кастилия (кроме Логроньо), Новой Кастилии (кроме Мадрида) и баскских районах (кроме Алавы). Трейнтизм был широко распространён в Уэльве, Леванте (Валенсия и Аликанте) и Каталонии (среди металлургов Барселоны)»35.

Несмотря на болезненные преследования со стороны сменявших друг друга республиканских правительств, НКТ стремительно расширялась в годы Второй республики. Впервые за всё время она приобрела заметное влияние в профсоюзном движении Мадрида, который всегда был главным оплотом социалистического ВСТ.

На выборах в ноябре 1933 г. НКТ и ФАИ настойчиво призывали своих последователей отказаться от участия в голосовании. Это, несомненно, стало главным фактором победы правых на выборах. Позднее, когда социалисты и каталонские националисты попытались устроить общенациональную забастовку и восстание в ответ на вхождение в правительство крайне правой партии СЭДА, сторонники НКТ не участвовали в этом движении; исключение составляла Астурии, где отношения между НКТ и ВСТ были наиболее близкими и где выступления продолжались дольше всего, пока не были подавлены формированиями марокканцев и Иностранного легиона, одним из командующих которыми был генерал Лопес де Очоа.

На последующих выборах в феврале 1936 г. НКТ и ФАИ воздержались от агитации за неучастие, в результате чего левые, теперь организованные в Народный фронт, вновь одержали победу36. Самым злободневным вопросом на этих выборах была амнистия для всех политических и профсоюзных заключённых, арестованных со времени прихода к власти правого правительства, многие из которых были членами НКТ и/или ФАИ.

Последним важным событием в истории НКТ в период перед началом Гражданской войны стал её конгресс в Сарагосе в мае 1936 г. Он не только воссоединил НКТ и «Оппозиционные синдикаты», но также утвердил подробное описание того либертарного общества, которое стремилась создать НКТ и некоторые из особенностей которого мы отметили выше37.

Структура и функционирование НКТ

На момент начала Гражданской войны Национальная конфедерация труда имела уже устоявшуюся структуру. В её основе лежал местный единый синдикат (sindicato único), или отраслевой профсоюз, либо, в сельской местности, синдикат разных профессий (sindicato de oficios varios). В более или менее крупных городах синдикаты формировали местную федерацию. Выше неё стоял провинциальный комитет, и вся страна была разделена на семь регионов, каждый из которых имел региональный комитет. Наконец, существовал Национальный комитет, состоявший из национального секретаря, освобождённого от основной работы, и неосвобождённых заместителя секретаря и членов, представлявших каждый из семи регионов.

На каждом уровне организации имелся представительный орган. В едином синдикате или синдикате разных профессий это было общее собрание, состоящее из всех членов, имеющих постоянный заработок. На каждом из вышестоящих уровней время от времени проводились конгрессы, правом представительства на которых пользовался каждый единый синдикат, входящий в местную, провинциальную, региональную или национальную организацию. Кроме того, на разных уровнях устраивались пленумы, которые имели меньшую численность и проводились чаще, чем конгрессы, и на которых местные единые синдикаты были представлены косвенно, а не прямо. Национальные пленумы проходили по крайней мере один раз в три месяца38.

Наконец, существовали национальные федерации. Проект создания этих организаций, объединяющих все единые синдикаты определённой отрасли, был отклонён НКТ в 1918 г., но принят её конгрессом 1931 г., первым после установления Республики39. Роберт Керн отмечает, что их «задачи включали в себя выработку политики по заработной плате для разных отраслей, планирование всеобщей стачки, изучение условий труда, переговоры с работодателями на общеотраслевом уровне и проведение общих социально-экономических исследований»40.

Однако, несмотря на решение конгресса 1931 г. о создании национальных отраслевых союзов НКТ, группа, контролировавшая организацию бо́льшую часть времени до начала Гражданской войны, фактически неодобрительно относилась к подобным организациям. В итоге к началу войны были образованы лишь несколько национальных отраслевых федераций. Это обстоятельство стало главным препятствием для анархистов, пытавшихся реорганизовать национальную экономику на анархо-синдикалистских принципах во время конфликта.

Как анархисты, испанские либертарии отвергали идею власти даже внутри их собственных организаций. Они ясно дали понять это ещё в 1882 г. на Севильском конгрессе Испанской региональной федерации Международного товарищества рабочих, одного из предшественников НКТ. В принятом манифесте конгресс декларировал, что федеральная комиссия

«не является властью или авторитетом, которому подчинена наша организация; она не имеет никаких средств или регулирующих прав для этого; она представляет собой всего лишь центр статистики, орган связи между организациями… с чисто административными функциями, ограниченными и определёнными нашим Уставом. Это не правительство и не направляющая сила, которую мы, как анархисты, не можем позволить в своей среде…

Ни в секционных комитетах, ни в советах местных федераций и союзов разных профессий, ни на наших собраниях и конгрессах не известно и не практикуется постоянное председательство. Мы не стали бы участвовать в подобных органах. Когда мы встречаемся на собраниях для обсуждения… мы уполномочиваем товарища направлять дискуссию в рамках правил, согласованных нами самими… каковую роль он оставляет, как только, в завершение своих обязанностей, закрывает заседание»41.

До начала Гражданской войны Национальная конфедерация труда и связанные с ней группы действовали в основном в той же манере, которая была описана в 1882 г. С её отрицанием власти, НКТ перед Гражданской войной настаивала на автономии каждой составной части организации, предоставляя ей вести себя так, как она пожелает. Хосе Пейратс отмечал: «Почти неограниченная автономия позволяла синдикатам вступать в трудноразрешимые конфликты, что влекло за собой проблему вынужденной солидарности после свершившегося факта, и поражения, вызванные подобной горячностью и недостатком предусмотрительности, серьёзно подрывали престиж организации»42.

Манера, в которой НКТ проводила свои заседания, особенно на конгрессах и пленумах, отражала это анархическое отрицание власти. Хотя я был слишком молод, чтобы присутствовать на каком-либо из подобных заседаний в Испании до 1939 г., мне выпала возможность посетить конгресс радикальной фракции НКТ в эмиграции, проходивший в Лиможе, Франция, в августе 1960 г. Выдержки из моих записей по тому конгрессу могут передать рабочую атмосферу НКТ, типичную как для эмиграции, так и для самой Испании в прежние времена:

«Акцент делался на “демократии” в крайней форме. Дебаты никогда не прерывались, и пока был хотя бы один делегат, желавший высказаться по текущему вопросу, трибуна была открыта для него или неё – присутствовало около полудюжины делегатов-женщин. На удивление, при этом произносилось мало длинных речей. Очень немногие пользовались ситуацией, чтобы вести пространные рассуждения, и у большинства выступавших было что сказать.

Акцент также делался на анонимности. Делегаты практически никогда не назывались по имени, а вместо этого “делегация из такого-то места”. Однажды какой-то делегат упомянул Федерику Монсень лично, и сразу раздались крики: “Никаких Монсень!”, “Делегация из …!”. Кроме того, при избрании лиц, исполнявших обязанности на разных заседаниях, всегда выдвигалась делегация, а не человек в делегации.

Все делегаты, кажется, были проинформированы о пунктах повестки. Сама повестка составлялась генеральным секретарём, обращавшимся к каждой местной группе за предложениями. Все внесённые таким образом предложения полагалось включить в повестку, которая рассылалась местным группам задолго до начала заседаний, чтобы они могли выработать свою позицию по разным обсуждаемым вопросам…

С этой страстью к анонимности, ощущалась нехватка аплодисментов. Хотя порой случались довольно жаркие баталии, лишь однажды раздались аплодисменты, когда один делегат заметил, что много времени было потрачено впустую – с чем нельзя было поспорить. Вскоре после этого, когда заседание закончилось, кто-то из делегатов встал и задал риторический вопрос, аплодировали ли когда-нибудь прежде в истории конгрессов НКТ. На это был единодушный ответ: “Нет!”…

Несколько слов о том, как проводился съезд. Все делегации, которые хотели выступать по данному вопросу, должны были назвать себя. Далее разные делегации выступали согласно списку – но это не препятствовало другим попросить слова позже, если они так хотели. Когда проводились выборы в комитеты и в президиум заседания, сначала просили назвать все делегации, которые хотели выдвинуть другую делегацию. Когда их больше не оставалось, каждую делегацию просили объявить, кого она решила выбрать. Затем [избранных] спрашивали о согласии или отказе. Несколько раз было столько самоотводов, что всю процедуру приходилось начинать сначала. Однажды, чтобы выйти из положения, одна делегация выдвинула сама себя, поскольку была готова принять должность…»43

Анархические группы единомышленников

Задолго до создания НКТ среди испанских анархистов существовали «особые группы» (grupos específicos) и «группы единомышленников» (grupos de afinidad). Это были относительно небольшие группы активистов, обычно состоявшие из друзей, которых объединяла не только приверженность анархическим идеям, но и согласие по вопросам стратегии и тактики и которые не обязательно жили в одной местности.

Группы единомышленников, или групитос, появились в 1880-е гг., когда они были одними из самых горячих поборников анархо-коммунистической тенденции в испанском анархизме. Джордж Эзенвейн говорит о них:

«Групитос представляли собой не что иное, как маленькие кружки ревностных радикалов, числом от пяти до десяти участников. Их обычными мероприятиями были сходки-тертульи, которые, как правило, собирались в одном из многочисленных кафе, встречавшихся в каждом рабочем квартале. Там рабочие, входившие в группу, встречались, чтобы обсудить политику, услышать последние новости – что было особенно важно для тех, кто был неграмотен, – или спланировать очередной акт возмездия против буржуазии… Открыто отвергая коллективистское наследие ИРФ и ФТИР, которые связывали своих членов формальными обязательствами, анархо-коммунисты утверждали, что каждой группе достаточно самой решать, что делать… Они отдавали предпочтение насильственным революционным актам, считая, что наиболее неотложной задачей является подрыв капиталистической системы»44.

После образования Национальной конфедерации труда группы единомышленников не имели с ней никакой органической связи. Однако самые важные участники этих групп обычно работали в профсоюзах, входивших в НКТ.

У групп единомышленников было иное толкование прямого действия, чем у НКТ. Для них оно означало не только недопущение какого-либо вмешательства государства в отношения между работниками и администрацией, но и преднамеренное использование насилия. Оно могло принимать много форм: ограбление банков для финансирования революционной и даже профсоюзной деятельности; убийство особенно ненавистных работодателей или чиновников и церковных иерархов, ассоциировавшихся с реакцией; попытки вооружённых восстаний с целью установить либертарный коммунизм, если не по всей стране, то, по крайней мере на время, в том или другом населённом пункте.

Самой известной из этих групп в период, предшествовавший Гражданской войне, были «Солидарные» (Los Solidarios), созданные в начале 1920-х Франсиско Аскасо, Буэнавентурой Дуррути, Хуаном Гарсией Оливером, Мигелем Гарсией Виванкосом, Альфонсо Мигелем, Рикардо Сансом, Аурелио Эрнандесом и другими. Они участвовали в терроре и контртерроре накануне установления диктатуры Примо де Риверы. Однако под давлением нового режима «Солидарные» распались. Большинство из них уехали за границу, и Аскасо с Дуррути провели немало времени не только во Франции и Бельгии, но и в разных частях Латинской Америки. Рикардо Санс оказался фактически единственным участником группы, который смог остаться в Барселоне.

«Солидарные» не присоединились к Федерации анархистов Иберии сразу же после того, как она была образована. Они воспринимали лидеров ФАИ Диего Абада де Сантильяна (псевдоним Синесио Гарсии Фернандеса), Федерику Монсень и Фиделя Миро как радикальных либералов. Однако, когда после падения диктатуры Примо де Риверы снова стало возможно проводить митинги, они появлялись на трибунах вместе с ораторами ФАИ. Наконец, в 1933 г., обнаружив, что новая группа единомышленников присвоила себе их имя, они переименовали свою группу в «Мы» (Nosotros) и вступили в ФАИ.

Члены группы «Солидарные» – «Мы» приобрели репутацию робингудов за те полтора десятилетия, которые предшествовали Гражданской войне. В начале 1920-х они заявили о себе в таких операциях, как ограбление курьера Банка Бильбао, принёсшее им 300 000 песет, и убийство кардинала-архиепископа Сарагосы – Хуана Сольдевильи Ромеро, особенно реакционного церковника. Буэнавентура Дуррути был участником и того, и другого.

С падением диктатуры Примо де Риверы, за которым вскоре последовало установление Второй республики, группа «Мы» перестала участвовать в индивидуальном терроре. Вместо этого она оказалась в центре различных попыток организации анархических восстаний, особенно в 1932–1933 гг. В то время группа, согласно Хуану Гарсии Оливеру, придерживалась точки зрения, что революции нужны «университеты» и, даже если отдельное выступление потерпит неудачу, его участники, как и анархо-синдикалистское движение в целом, приобретут ценный опыт, который потребуется для грядущего последнего восстания45. Хосе Пейратс описывал группу «Мы» как представительницу «революционного романтизма»46.

Вхождение группы «Мы» в состав ФАИ ни в коем случае нельзя было считать окончательным. Гомес Касас отмечает, что группа «никогда не была активна в ФАИ, предпочитая участвовать в подпольной работе НКТ, наряду с другими боевыми группами»47. Далее он говорит по поводу анархического восстания в январе 1933 г.:

«Центральной силой этого революционного выступления, согласно Хуану Мануэлю Молине и Абаду де Сантильяну, была группа “Мы”. Однако более корректно было бы связать его с анархическим сектором НКТ, который временами отождествлял себя с ФАИ, а иногда действовал как своего рода сверх-ФАИ. Пейратс говорит нам, что в то время он представлял местную федерацию ФАИ в Барселоне и что Молина был секретарём Полуостровного комитета: “Когда я говорю, что существовала другая ФАИ, стоявшая над организацией, которую мы официально представляли, я имею в виду Аскасо, Дуррути и в особенности Гарсию Оливера, настоящего Робеспьера революции…”»48

Некоторые анархические лидеры были весьма критически настроены по отношению к группам единомышленников. Одним из них был Хуан Пейро, несколько раз избиравшийся национальным секретарём НКТ и в 1936–1937 гг. занимавший министерский пост в правительстве Франсиско Ларго Кабальеро.

Пейро писал, что в идеале этим группам полагалось быть «местом исследования. Самые наболевшие этические, экономические, политические и социальные проблемы должны быть рассмотрены и подвергнуты анализу, который приведёт нас к глубокому пониманию анализируемого. Так мы сможем достичь настолько истинного и точного суждения, насколько возможно, чтобы конечный результат исследования оказался настолько благотворным для дела человеческого освобождения, насколько возможно»49.

Однако, по мнению Пейро, анархические группы единомышленников выполняли не ту роль, которая им отводилась:

«Вообще говоря, особые группы нашего времени… стали больше похожи на тайные революционные клубы, чем на классные комнаты, где взращивается знание. Мы сказали бы, что в них нет ничего общего со школами, но зато много ограниченности и незрелости… Современные анархические группы – не что иное, как образчики торжественной наивности, которые ничего не решают и ничего решить не могут. Не отрицая благие намерения и самоотречение членов этих организаций, мы вынуждены заявить, что большинство из них не имеют представления об общих идеях анархизма и миссии анархистов…»50

Попытки объединить “особые группы” анархистов на региональном или национальном уровне предпринимались и до создания Федерации анархистов Иберии. Национальные конференции анархистов проводились в Барселоне в 1918 г. и в Сарагосе в 1921 г.51. В конце концов, в апреле 1923 г. была образована Национальная федерация анархических групп52. За границей, во Франции, в июне 1925 г. была создана Федерация испаноязычных анархических групп. В Каталонии действовал Региональный комитет анархических групп, и его пленум заложил основу для проведения учредительного конгресса ФАИ53.

Федерация анархистов Иберии

Большинство разрозненных анархических групп единомышленников были объединены в Федерацию анархистов Иберии (ФАИ) в 1927 г. На конференции в окрестностях Валенсии, которая дала начало организации, по сообщениям, присутствовало около 50 делегатов (в том числе двое из Португалии).

Роберт Керн замечает по поводу этого учредительного съезда:

«На конференцию не приехал ни один эмигрант. В результате большинство делегатов оказались малоизвестными сельскими жителями из Арагона, Валенсии и Каталонии. Более интеллектуальные, городские и беспокойные анархисты оставались в эмиграции, тюрьме или подполье. Это с самого начала сделало ФАИ организацией с удивительно глубокими корнями в местном обществе»54.

Хуан Гомес Касас перечисляет группы, представленные на Валенсийской конференции. Присутствовали делегаты из Леванта, Андалусии, Каталонии, Аликанте, от Португальского анархического союза, а также от региональных организаций НКТ в Каталонии и Леванте. Координационный секретариат Национальной федерации анархических групп также был представлен55.

Основными ячейками ФАИ продолжали оставаться группы единомышленников. В правление Примо де Риверы Федерация и входившие в её состав организации находились в глубоком подполье. Но позднее, с возрождением НКТ, в которой фаисты стали играть весьма активную роль, ФАИ начала расти, а также меняться.

В период между отставкой Примо де Риверы и началом Гражданской войны ФАИ провела только два общенациональных форума. Речь идёт о пленумах в октябре 1933 г. и январе – феврале 1936 г. Последний получил особенную известность благодаря своему предсказанию военного мятежа и указаниям для членов ФАИ и НКТ, как вести себя при таком повороте событий56. НКТ приняла аналогичную резолюцию в день выборов, 16 февраля 1936 г.57.

Относительно численности ФАИ в довоенный период Джеральд Бренан отмечает: «Поскольку ФАИ была тайной организацией, никакие сведения о её численности не обнародовались. Однако можно предполагать, что с 1934 по 1936 г. количество её членов было около 10 000»58. Хосе Пейратс, с другой стороны, оценивал численность ФАИ на начало войны в 30 000 человек59. Однако Хуан Гомес Касас пришёл к выводу, что в феврале 1936 г. в ФАИ насчитывалось менее 5 000 членов60.

После 1930 г. руководство ФАИ изменилось. Журналисты, вроде Федерики Монсень и Диего Абада де Сантильяна, и профсоюзные активисты НКТ, какими стали члены группы «Мы», сделались ключевыми фигурами организации. Как мы отмечали ранее, ФАИ вскоре приобрела преобладающее влияние в НКТ. Хотя фаисты присутствовали на конгрессе НКТ 1931 г. только как делегаты с совещательным голосом, их влияние привело к расколу в конце 1931 г., и «Оппозиционные синдикаты» вернулись в состав НКТ лишь в мае 1936 г.

В 1930 г. Хуан Мануэль Молина, вернувшийся из-за границы, стал секретарём Полуостровного комитета ФАИ и оставался на этом посту в течение нескольких лет61. Затем, в 1935 г., обязанности Полуостровного комитета были возложены на группу «Нерв» (Nervio) в Барселоне. Она включала в себя Диего Абада де Сантильяна, Педро Херреру, Ильдефонсо Гонсалеса, Жерминаля де Созу, Фиделя Миро и других. Хуан Молина стал редактором газеты ФАИ «Земля и свобода» (Tierra y Libertad)62.

Когда вспыхнула Гражданская война, расхождения во мнениях, которые могли существовать между лидерами НКТ и ФАИ, были не очевидны, по крайней мере в первый год конфликта. Плакаты, граффити и знамёна, на которых было выведено «НКТ–ФАИ», были видны повсюду в лоялистской Испании. Однако существование ФАИ давало анархо-синдикалистам право на двойное представительство, от имени НКТ и ФАИ, в Центральном совете милиции, правительстве Каталонии и других многочисленных официальных или полуофициальных органах, созданных в первые месяцы войны.

Хуан Гомес Касас отмечает бесспорную идентичность НКТ и ФАИ в этот период: «…Люди обратили двойное название НКТ–ФАИ в миф. Долгое время они воспринимались просто как две стороны одной неразделимой сущности… Это взаимное отождествление двух организаций привело к размыванию их различий…»63

Хосе Пейратс пишет, что сразу после 19 июля Полуостровной комитет ФАИ реорганизовали, «укрепив его выдающимися борцами»64.

Конечно, в первые месяцы Гражданской войны численность ФАИ резко возросла. В своём циркуляре № 3, изданном 25 октября 1936 г., Полуостровной комитет ФАИ отмечал, что из-за своей роли в управлении экономикой «синдикаты, превратившиеся, с политической точки зрения, в гибридные организмы… не могут расширить свою деятельность за рамки той профессиональной функции, которая им предназначена. И поэтому необходим двигатель, производящий невероятное количество энергии, чтобы продвигать их вперёд… Этим двигателем не может быть ничто иное, кроме особой организации, то есть ФАИ. Поэтому ФАИ должна быстро расти». Циркуляр гласил: «Мы должны искать товарищей, способных жить безымянной жизнью… Профсоюзная организация может служить неистощимым источником боевых кадров…»65

«Земля и свобода» в номере от 17 июля 1937 г. гордо заявляла: «Наша организация насчитывает более 164 000 членов… В ФАИ работник – не просто работник, потому что каждый из её участников – анархист, иначе говоря, боец»66.

Однако после смещения правительства Франсиско Ларго Кабальеро, куда входили четыре министра от НКТ–ФАИ, положение ФАИ, как партнёра НКТ в официальных и полуофициальных органах, стало выглядеть шатким. Эта угроза вызвала коренные изменения в структуре и организации ФАИ.

Хосе Пейратс отмечал:

«Министр [Мануэль] Ирухо, исключив её из народных судов, первым обратил внимание на юридическую аномалию, которую представляла собой ФАИ как организация, не регулируемая законом, но тем не менее участвующая в работе государственных органов». Как заметил Пейратс, марксистские партии также имели двойное представительство благодаря профсоюзам ВСТ. Однако «присутствие ФАИ наряду с НКТ скорее воспринималось как факт, навязанный вначале и терпимый впоследствии. Но по мере развития событий, если бы критерий министра юстиции, который, без сомнения, одновременно был критерием правительства, применялся в дальнейшем, ФАИ могла быть шаг за шагом устранена из представительных органов и объявлена “подпольной” или несуществующей организацией»67.

Ещё за несколько месяцев до наступления на неё Мануэля Ирухо ФАИ начала чувствовать потребность в изменении формы своей организации. Циркуляр № 3, говоря о стремительном росте ФАИ после 19 июля, предостерегал, что структура, основанная на группах единомышленников, оставляет её открытой для проникновения нежелательных элементов, и предлагал: «Мы должны обновить существующие формы нашей организации»68.

После падения правительства Ларго Кабальеро это изменение структуры ФАИ стало безотлагательной задачей. Пейратс комментировал: «Обстоятельства, таким образом, заставляли ФАИ либо трансформироваться в своего рода политическую партию, заранее приняв все последствия этого, либо уступить часть позиций, приобретённых благодаря её революционным заслугам»69.

Решение было вынесено на пленуме ФАИ в Валенсии 4–7 июля 1937 г. Важнейшая резолюция, принятая им, гласила: «Группы единомышленников на протяжении пятидесяти с лишним лет были самым эффективным органом пропаганды, анархической взаимосвязи и практики. При новой организации, принятой ФАИ, органическая миссия групп единомышленников будет прекращена»70. Этой резолюцией был утверждён устав реорганизованной ФАИ. Сесар Лоренсо решительно утверждает, что до тех пор ФАИ не имела никакого официального устава71.

Резолюция устанавливала организационную структуру, которая начиналась с базовой группы в небольшом населённом пункте или городском районе; далее шли местные федерации этих базовых групп, провинциальные федерации, «пока сохраняется существующее политическое деление», региональные федерации и, наконец, Федерация анархистов Иберии, «которая охватывает все естественные географические регионы Пиренейского полуострова».

Каждой местной группе было предписано создать комитет по членству, вновь вступающие должны были иметь рекомендацию двух членов, и требовалось определённое время, чтобы подтвердить политическую благонадёжность кандидатов. В то же время все, кто состоял в ФАИ на момент июльского пленума, объявлялись её полноправными членами, а все, кто «вёл борьбу в профсоюзах и др. организациях, связанных с анархизмом» до 1936 г., могли стать таковыми по заявлению. Все прочие кандидаты в члены должны были ждать шесть месяцев после вступления, прежде чем они смогут занимать посты в ФАИ или по назначению ФАИ72.

Эта реорганизация ФАИ была принята не без сопротивления в её рядах, особенно в Каталонии. Одним из тех, кто наиболее резко выступал против этого, был Хосе Пейратс, лидер «Либертарной молодёжи» в Лериде и также член ФАИ. Когда новый порядок был принят, Пейратс выбыл из дальнейшей деятельности в ФАИ73.

Хотя барселонский и каталонский пленумы ФАИ, следуя валенсийским решениям, одобрили реорганизацию большинством голосов, каталонский пленум в начале августа (столкнувшись при обсуждении этого вопроса с угрозой раскола) позволил группам единомышленников при желании продолжать свою работу, но с условием, что на пленумах и конгрессах они будут представлены пропорционально общей численности своих членов74.

После смещения правительства Ларго Кабальеро пути ФАИ и НКТ стали расходиться. Как мы увидим в другой части книги, ФАИ начала подвергать всё более острой критике правительство Хуана Негрина и особенно – усиливавшуюся соглашательскую тенденцию руководства НКТ, которое сотрудничало с этим режимом, жертвуя своими основными принципами.

Возможно, вследствие того, что она долгое время была тайной организацией, а также потому, что она определённо являлась политической группой, ФАИ на протяжении Гражданской войны и после неё была излюбленной мишенью врагов либертарного движения, в особенности сталинистов. При том что коммунистам могло быть неудобно открыто нападать на НКТ, которая всё же была массовой профсоюзной организацией, они не чувствовали такого стеснения в отношении ФАИ.

Вероятно, можно считать типичными комментарии в той, своего рода канонической, истории Гражданской войны, которая была издана коммунистами спустя 30 лет после начала конфликта: «В этой ситуации было трудно препятствовать появлению деклассированных элементов, включая обычных уголовников, которые успешно проникали в антифашистские организации, прежде всего в ФАИ…»75 «В Каталонии и Арагоне фаисты задерживали восстановление антифашистского порядка»76.

«Либертарная молодёжь»

Молодёжным крылом испанского либертарного движения была Иберийская федерация либертарной молодёжи (ФИХЛ), созданная в 1932 г.77. В декларации принципов, принятой её учредительным конгрессом, было заявлено: «Эта группа будет бороться против собственности, принципа власти, государства, политики и религии»78.

По наблюдению Хуана Гарсии Оливера, ФИХЛ «в своей работе не контролировалась НКТ или ФАИ. Скорее, сама “Молодёжь” участвовала в жизни профсоюзов и особых организаций, избирая постоянных делегатов в региональные, национальный и полуостровной комитеты. НКТ и ФАИ не могли принять решение, не проинформировав представителя “Молодёжи” и не получив его согласия»79.

Хотя «Либертарная молодёжь», как и ФАИ, была политической, а не профессиональной организацией, её организация отличалась от той, что была у ФАИ до июля 1937 г. Её основными организациями были более или менее крупные районные группы, существовавшие в каждой из частей Барселоны и в других городах, где она вела работу. Группа в Барселоне, к которой относился Фидель Миро, наиболее видный представитель ФИХЛ во время войны, насчитывала несколько сотен членов80. Накануне Гражданской войны Иберийская федерация либертарной молодёжи имела свой официальный орган в Мадриде – газету «Свободная молодёжь» (Juventud Libre). Позднее, в октябре 1936 г., каталонское отделение стало издавать ещё одну газету, под названием «Путь» (Ruta)81.

Хосе Пейратс, лично возглавлявший «Либертарную молодёжь» Каталонии во время Гражданской войны, писал:

«Почти при самом своём рождении “Либертарная молодёжь” показала две тенденции. Среди молодых либертариев Каталонии преобладало настроение не в пользу национальной федерации. Эти юноши мыслили “Молодёжь” как составную часть синдикатов и анархических федераций. Они понимали свою миссию как ограниченную задачами культуры и пропаганды, образования и самообразования, стремясь, таким образом, воплотить в жизнь то, что не смогли бы осуществить группы и синдикаты, охваченные пылом экономической и революционной борьбы.

В среде самих анархистов и конфедератов идея национальной федерации такого рода, имеющей собственную независимую организацию, не только была воспринята как опасный уклонизм, но и воскресила давнюю полемику о неудобстве разделения активистов на старших и молодых, полемику, которая действительно вызвала противостояние между представителями двух поколений, а вместе с ним взаимную зависть и раздражение»82.

Вследствие этих разногласий вступление каталонских молодёжных групп в Иберийскую федерацию либертарной молодёжи состоялось лишь после начала Гражданской войны. Конгресс в Барселоне 1 ноября 1936 г. обсудил «предложение, сделанное “Либертарной молодёжи Каталонии”… о присоединении её к ФИХЛ» и принял резолюцию следующего содержания: «В ответ на предложение ФИХЛ конгресс единогласно решил войти в её состав, сохранив при этом полную автономию Каталонской региональной группы и оставив за ней право поддерживать отношения с ФАИ»83.

До начала Гражданской войны «Либертарная молодёжь» оставалась сравнительно малочисленной. Однако, как и все остальные сегменты либертарного движения, она быстро стала расти с началом конфликта. Фидель Миро в мае 1937 г. утверждал, что организация уже имеет «около 170 000 членов»84.

«Либертарная молодёжь» играла важную роль и в революции, и в гражданской войне. В первые месяцы войны, когда лоялистские силы состояли почти исключительно из добровольцев, она особенно активно пополняла колонны милиции85. Одна из этих колонн, «Орлята» (Los Aguiluchos), была организована каталонской ЛМ самостоятельно. Вначале этим соединением командовал Хуан Гарсия Оливер, но вскоре оно перешло под начало Грегорио Ховера, другого члена группы «Мы»86.

Как в тылу, так и в анархических войсках ФИХЛ вела масштабную пропагандистскую работу, устраивая курсы, собрания и конференции по широкому кругу вопросов. Она также проводила кампанию под лозунгом «Оружие фронту!» в то время, когда вооружённые до зубов отряды военизированной полиции, по большей части контролируемые коммунистами, оставались в арьергарде, а боевые части, особенно на Арагонском фронте, испытывали нехватку оружия и боеприпасов.

«Либертарная молодёжь» стала играть особенно заметную роль после краха Арагонского фронта в начале 1938 г., сопровождавшегося массированными бомбардировками Барселоны. В Каталонии и, в частности, в Барселоне началась паника, затронувшая не только правительство, но и НКТ. Лидеры пропускали собрания, прятались, паковали чемоданы. Рядовые граждане искали убежища, посчитав самым безопасным местом метрополитен.

В этот момент «Либертарная молодёжь», не советуясь с другими анархическими группами, выпустила обращение к населению, где призывала людей вернуться в свои дома и на рабочие места, говоря, что опасность не так велика, как они думают, и что, в любом случае, жизнь в городе должна продолжаться. Молодёжные группы спускались в метро и уговаривали людей вернуться домой. Однажды ночью они исписали стены и улицы Барселоны незамысловатыми лозунгами, осуждавшими тех, кто оставил работу, как предателей. Наконец, были организованы летучие отряды, которые шли на предприятия, закрывшие свои двери, заставляли впустить их и говорили ответственным, что, если они не откроются на следующий день, последуют репрессивные меры. Во многом благодаря этим действиям удалось до некоторой степени нормализовать ситуацию в каталонской (а в то время и республиканской) столице87.

Во время войны было проведено по меньшей мере два общенациональных форума «Либертарной молодёжи». Первым из них был национальный пленум в июле 1937 г. Он собрал представителей от всех региональных организаций, кроме Эстремадуры и Севера, чьи делегаты не смогли присутствовать из-за боевых действий. Был официально утверждён новый Полуостровной комитет ФИХЛ во главе с Фиделем Миро88. Фактически Миро исполнял обязанности генерального секретаря с марта 1937 г., когда его предшественник исчез при загадочных обстоятельствах89.

Другим национальным форумом стал II конгресс ФИХЛ, проведённый в феврале 1938 г., на котором были представлены делегации из регионов Центра, Юга, Леванта, Арагона и Каталонии, а также бойцы из разных воинских частей, контролируемых анархистами. Долгую дискуссию вызвала оппозиция значительной части каталонской молодёжной организации по отношению к созданию централизованного Национального либертарного движения, включавшего НКТ, ФАИ и ФИХЛ. Конгресс также избрал новое общенациональное руководство во главе с Лоренсо Иньиго из Мадрида90.

«Либертарная молодёжь» сыграла важную роль в майских событиях 1937 г.: когда барселонские анархисты и поумисты оказали вооружённое сопротивление коммунистической агрессии, молодёжные активисты заняли большинство баррикад, воздвигнутых по всему городу. Однако в итоге они повиновались директивам лидеров НКТ и ФАИ и сложили оружие91.

ФИХЛ за время войны заключила несколько союзов с другими молодёжными группами. Первым из них стал пакт с молодёжной организацией Объединённой социалистической партии Каталонии в ноябре 1936 г. Он предусматривал создание координационного комитета «в качестве первого шага к установлению тесного сотрудничества всей антифашистской и революционной молодёжи…» От «Либертарной молодёжи» соглашение подписали Альфредо Мартинес, Фидель Миро и Хуан Баутиста Асо92.

В феврале 1937 г. в Каталонии, поскольку трения между анархистами и сталинистами из ОСПК нарастали, ФИХЛ объединилась с молодёжной группой антисталинской Рабочей партии марксистского единства и несколькими другими организациями, образовав Фронт революционной молодёжи. Он провёл несколько многолюдных митингов в Каталонии, самый известный из которых состоялся 14 февраля в Барселоне, где выступали Фидель Миро и Альфредо Мартитес от ФИХЛ и Вилебальдо Солано от поумистской молодёжи93.

Это событие ускорило открытый разрыв между либертарной и сталинистской молодёжью в Каталонии. Хотя молодёжные активисты ОСПК были приглашены на митинг, они отказались – из-за участия «троцкистской» организации ПОУМ. (По замечанию Хосе Пейратса, для сталинистов «все неортодоксальные коммунисты были троцкистами»94.)

После подавления ПОУМ «Либертарную молодёжь» начали усиленно втягивать в другой союз, на сей раз с «Объединённой социалистической молодёжью» (ОСМ), связанной с Коминтерном. Приблизительно в конце 1937 г. был образован АХА – Молодёжный антифашистский альянс (Alianza Juvenil Antifascista). Гарсия Оливер описывает его состав следующим образом: «Иберийская федерация либертарной молодёжи, “Объединённая социалистическая молодёжь” (коммунисты), “Левая республиканская молодёжь” (прокоммунистическая), “Синдикалистская молодёжь” (несуществующая), “Федералистская молодёжь” (несуществующая), Федеральный союз испанских учащихся (с прокоммунистическим руководством)»95. Фидель Миро утверждал, что АХА не проявил себя почти ничем, кроме проведения серии митингов в разных городах лоялистской Испании96.

После утверждения правительства Негрина в мае 1937 г. крупной организационной проблемой для «Либертарной молодёжи» стало освобождение от призыва тех, кто вёл работу в организации. Как вспоминал спустя много лет один из лидеров ФИХЛ военного периода, хотя «Объединённая социалистическая молодёжь» добилась такого освобождения для всех, от своего председателя до швейцара в своей штаб-квартире, правительство отказалось признать подобное право за лидерами ФИХЛ. Как следствие, в конце войны большинство ответственных работников Федерации либертарной молодёжи относились к одной из трёх категорий: негодные к службе, инвалиды войны и женщины97.

Когда в апреле 1938 г. в Каталонии был создан Исполнительный комитет Либертарного движения, Федерация либертарной молодёжи вошла в его состав, наряду с НКТ и ФАИ. Представителем ФИХЛ в данном органе был Фидель Миро98.

Союз свободных женщин

В отличие от НКТ, ФАИ и Федерации либертарной молодёжи, Национальная федерация свободных женщин была образована только после начала Гражданской войны. Кроме того, несмотря на все свои усилия, «Свободные женщины» не смогли достичь равного статуса с другими организациями в испанском либертарном движении.

Движение зародилось вокруг одноимённого журнала, основанного в 1934 г. Люсией Санчес Саорниль, Мерседес Комапосадой и Ампаро Пок. Позднее, вскоре после начала войны, группа анархисток, столкнувшихся с враждебным отношением во время своего участия в курсах при Местной федерации синдикатов НКТ в Мадриде, сформировала местную группу, названную «Свободные женщины», и провозгласила своей целью «развивать образование и женскую индивидуальность… чтобы быть способными занимать любую позицию в организации и, таким образом, снять ту печать “Только для мужчин”, которая как будто стоит на ней…» Упомянутой организацией, конечно же, была НКТ. В сентябре 1936 г. Женская культурная группа, имевшая сходные задачи, была создана в Барселоне. К тому времени обе организации, вместе взятые, насчитывали около 500 членов99.

Движение быстро распространялась, и его приоритеты менялись в ответ на вызовы войны. Мэри Нэш отмечает, что его целью стало «ориентировать стихийную активность женщин и поднять их социальную сознательность, чтобы они могли понять важность текущего момента для борьбы за социальную революцию». Движение охватило все части лоялистской Испании, и, хотя оценки численности «Свободных женщин» сильно разнятся, Мэри Нэш приходит к выводу, что они, вероятно, вовлекли в свои ряды 20 000 женщин или больше100. Лола Итурбе принимает их численность равной 38 000101.

В августе 1937 г. в Валенсии прошла первая национальная конференция «Свободных женщин», делегаты на которой представляли Барселону, Херону, Таррагону, Лериду, Гвадалахару, Орче, Ебру, Мондехар, Валенсию, Эльду, Альмерию, Игуаладу, Садурни-де-Нойю, Алькой и Мадрид. Эти делегаты во многих случаях получали дополнительные мандаты от других местных групп, и, по оценке Нэш, фактически на конференции было представлено около 115 групп.

Главными задачами конференции были учреждение Национальной федерации свободных женщин и избрание комитета для подготовки окончательной редакции устава новой организации, который был издан месяц спустя. Устав формулировал цель новой организации следующим образом: «a. Создать сознательные и ответственные женские силы, которые будут действовать как авангард прогресса; b. Создать для этой цели школы, институты, специальные курсы и т.п., чтобы обучить женщину и вызволить её из тройного рабства, в котором она была и до сих пор ещё пребывает: рабства невежества, рабства женского бытия и рабства работницы».

Статья 2 гласила:

«Чтобы осуществить эти цели, она [Федерация] будет действовать как политическая организация, разделяющая общие цели НКТ и ФАИ, поскольку её стремление к женской эмансипации имеет ещё более высокую цель – позволить женщинам участвовать в общечеловеческой эмансипации, чтобы с приобретёнными знаниями, усиленными их личными качествами, построить новый социальный порядок»102.

Лола Итурбе говорит: «Группы “Свободных женщин” создавали общеобразовательные и профессиональные школы во всех населённых пунктах, где они были организованы… “Свободные женщины” содействовали организации сельскохозяйственных коллективов и работали в них с огромным энтузиазмом. Они участвовали в распространении пропагандистских материалов на фронтах боевых действий. Они создали много детских садов. Публикуемые ими работы также имели большое значение»103.

«Свободные женщины» выступали за полномасштабное участие женщин в оборонных мероприятиях, прежде всего в тылу. Майский выпуск их периодического издания в 1938 г. представил с этой целью программу из семи пунктов:

«1. Приостановка всех строительных работ в городах и использование строительных материалов для возведения укреплений. 2. Приостановка любой деятельности, не связанной с нуждами войны, сельскохозяйственного производства и народного образования. 3. Направление всех способных мужчин в возрасте до 45 лет на фронты. 4. Сведение остальных, в возрасте до 55 лет, в инженерные батальоны, за исключением технических специалистов вооружённых сил и военного производства. 5. Привлечение женщин ко всем видам механизированных работ в военной промышленности и в производстве в целом. 6. Создание детских садов, чтобы предоставить матерям свободу действия. 7. Открытие народных столовых для всех рабочих обоих полов, которые имеют соответствующее удостоверение»104.

«Свободные женщины» сталкивались с упорным сопротивлением других элементов либертарного движения. Некоторые утверждали, что признание этой организации составляющей частью движения вызовет раскол среди анархистов страны105.

Особенно сильно «Свободных женщин» критиковала «Либертарная молодёжь». Не подлежит сомнению, что молодые участницы НКТ и ФАИ воспринимали «Свободных женщин» как, главным образом, объединение женщин старшего возраста, с которыми их младшие соратницы имели мало общего106. Однако, как утверждает Мэри Нэш, «Либертарная молодёжь» очень боялась того, что женские группы могут посягнуть на её аудиторию. В результате, говорит она, ФИХЛ создала женские секретариаты в своих местных и региональных организациях. Кроме того, она старалась прекратить всякую поддержку Федерации свободных женщин со стороны НКТ107.

«Свободные женщины» добивались, чтобы их организация была принята как четвёртая составная часть либертарного движения. Однако, когда они представили это предложение общему пленуму движения в октябре 1938 г., оно было принято лишь условно и подлежало утверждению на референдуме среди остальных элементов движения108. Нет никаких ясных указаний на то, какими были результаты этого референдума, если он вообще проводился, но на последнем общем форуме движения в феврале 1939 г., после потери Каталонии, «Свободные женщины» по-прежнему жаловались на отсутствие у них официального признания109.

Хотя «Свободные женщины» во время войны подвергались сильному давлению со стороны других политических групп, пытавшихся вовлечь их в АМА – Объединение антифашистских женщин (Agrupación de Mujeres Antifascistas), более широкую женскую организацию, направляемую коммунистами, – они не поддались этому давлению. Но, несмотря на этот факт, некоторые анархистки участвовали в работе групп АМА на местном и региональном уровне110.

В августе 1938 г. АМА всё ещё стремилось заполучить «Свободных женщин» в свои ряды. Но, как отмечает Мэри Нэш: «В этой полемике “Свободные женщины” неизменно подтверждали свою анархическую ориентацию и настаивали на праве каждой организации следовать собственной идеологии без какого-либо вмешательства. Недостаток революционности стал другим поводом отклонить объединение с АМА… АМА была организацией смешанного состава без чёткой тенденции и потому легко манипулируемой…»111

«Международная антифашистская солидарность» Анархисты долгое время имели свои комитеты помощи заключённым (comités de presos), которые оказывали материальную помощь тем из них, кто попал тюрьму по той или иной причине, а также заботились об их семьях. Эта традиция поддержки тех участников движения, кому посчастливилось меньше всего, в годы войны нашла более широкое выражение в «Международной антифашистской солидарности» (СИА), созданной в июле 1937 г. Её задача заключалась в сборе гуманитарной помощи, которая распространялась как в анархических частях на фронте, так и среди гражданских лиц в тылу лоялистов.

Согласно одному анархическому источнику, в СИА «участвовали многие фигуры из области литературы и политики», как в Испании, так и за рубежом. Были организованы иностранные отделения СИА. Французское отделение включало в свой состав не только анархистов, таких как Себастьян Фор, но и политика-социалиста Марсо Пивера и профсоюзного лидера Леона Жуо. Также были открыты отделения в Соединённых Штатах и Великобритании. Американский филиал, имевший штаб-квартиру в Нью-Йорке и местные группы по крайней мере в девяти штатах, спонсировал поездку испанских анархистов по стране для сбора средств на мероприятия СИА. Британское отделение предоставило не только еду и медикаменты, но также 123 санитарных автомобиля и деньги на сумму 360 000 фунтов112.

Местные анархические организации

В дополнение к пяти общенациональным организациям испанское либертарное движение до и во время Гражданской войны включало в себя многочисленные местные организации, выполнявшие самые разнообразные цели.

Джордж Эзенвейн, говоря об анархическом движении того времени, отмечает, что его деятельность «сосредотачивалась главным образом вокруг широко распространённых социальных институтов рабочего класса, кружков, кафе, клубов, атенеев и рабочих центров, встречавшихся в городских районах-баррио, небольших городах и сельской местности по всей Испании. Работая в этих заведениях, так же как и в своих собственных организациях, анархисты со временем прочно укоренились в рабочей среде»113.

Эзенвейн также прокомментировал особую роль в городском районе бара, или кафе, значение которого далеко не исчезло с началом Гражданской войны:

«Жизненно необходимым компонентом окружения рабочих в испанском обществе конца XIX века было кафе или бар. Это не в последнюю очередь было вызвано беспросветностью домашней жизни, которую приходилось терпеть подавляющему большинству рабочих… Бар или кафе представляли собой самый удобный и, возможно, единственный способ сбежать от этого унылого существования. Утром рабочий зайдёт туда по пути на работу, чтобы съесть свой скудный завтрак… В конце дня он вернётся в таверну выпить вина, побеседовать с друзьями или скоротать вечер, играя в карты, шахматы или шашки»114.

«Признавая значение бара и кафе как агентов социализации, анархисты стремились качественно изменить эти заведения, чтобы они соответствовали их ценностям. Так, в анархистском кафе рабочих можно было увидеть не только за игрой, но и занятых самообразованием, читающих книги, периодику и брошюры. Следует отметить, что значительный уровень неграмотности среди рабочих не мешал анархистам использовать кафе в качестве образовательного центра. Напротив, в нём обычно имелся один или несколько сознательных рабочих (obreros conscientes), которым полагалось читать свежие анархистские газеты или вести дискуссии на политические и образовательные темы»115.

Именно такие более или менее неформальные анархические центры – как и профсоюзные помещения НКТ – служили точками сбора для рабочих, когда 18 июля 1936 г. начался военный мятеж. Через них быстро распространялись новости о произошедшем, и срочно были мобилизованы бойцы для осады казарм и противостояния мятежной армии на улицах больших и малых городов. Аналогичным образом, в ходе Майских дней 37-го в Каталонии во многом именно благодаря неформальным анархическим центрам рабочие каталонских городов, через несколько часов после событий на Пласа-де-Каталунья, были мобилизованы для противостояния контролируемой коммунистами полиции и военизированным отрядам Объединённой социалистической партии Каталонии, и баррикады были воздвигнуты в рабочих районах и центральной части Барселоны и других городов. Также на протяжении большей части Гражданской войны через неформальные сети, наряду с профсоюзным аппаратом, рабочие рекрутировались на службу в милиции и строительство укреплений в Мадриде и других местах.

Испанские анархисты и МАТ

И до, и во время Гражданской войны испанский анархизм был частью международного движения. Речь идёт о Международной ассоциации трудящихся (МАТ).

После большевистской революции НКТ весьма симпатизировала режиму, установленному ленинистами. Конгресс 1919 г. под одобрительные возгласы принял резолюцию, гласившую: НКТ «заявляет, что она временно присоединяется к Коммунистическому Интернационалу»116.

Во исполнение этой резолюции, делегация НКТ во главе с Анхелем Пестаньей посетила II конгресс Коминтерна в июле 1920 г. Пестанья «немедленно выступил с возражениями против той роли коммунистической партии в деятельности Третьего Интернационала, на которой сильно настаивал Ленин». Он встретился в Москве со многими европейскими и американскими анархистами, включая Эмму Гольдман, Александра Беркмана и Аугустина Сухи, которые уже разочаровались в большевистском режиме117.

В любом случае, Коминтерн был организацией политических партий, что подразумевало невозможность участия в нём НКТ, как профсоюзного объединения. Но, когда Коминтерн решил создать Красный интернационал профсоюзов (Профинтерн), НКТ также получила приглашение на его учредительный конгресс. На подпольном пленуме НКТ в апреле 1921 г., состоявшемся после убийства национального секретаря Эвелио Боаля и ареста большинства других лидеров-ветеранов организации, было решено делегировать на конгресс Профинтерна исполняющего обязанности секретаря Андреса Нина, Хоакина Маурина, Иларио Арландиса и Хесуса Ибаньеса. Все они оказались убеждёнными сторонниками большевистского режима и Коминтерна118. Анархические особые группы воспользовались своим правом, чтобы включить в состав делегации ещё одного члена – молодого французского анархиста Гастона Леваля. В отличие от четверых сторонников коммунистов, он связался в Москве с российскими и иностранными анархистами и вернулся в Испанию враждебно настроенным к большевизму119.

Решение делегации впоследствии было аннулировано другим пленумом НКТ, и конференция НКТ в Сарагосе в июне 1922 г. вынесла заключение по вопросу интернациональной ориентации. Гарсия Оливер писал: «Относительно вступления в профсоюзный Интернационал в Берлине, то есть Международную ассоциацию трудящихся, было решено согласиться с докладами Национального комитета, Пестаньи, Гастона Леваля. Одобрение было единогласным. Это означает, что мы окончательно порываем с Красным Интернационалом профсоюзов и присоединяемся к Берлинскому Интернационалу, который будет включать в себя НКТ из Испании, САК из Швеции, ФАУД из Германии»120.

К тому времени как разразилась Гражданская война в Испании, МАТ была малочисленной и относительно слабой организацией. Её германская секция была уничтожена нацистами, у аргентинской катастрофически снизились численность и влияние.

Во время войны МАТ не удалось мобилизовать достаточно сил в помощь своим испанским коллегам, у которых её деятельность вызывала большое раздражение. Иностранные анархисты, как и МАТ непосредственно, весьма критически относились к соглашательской позиции и действиям НКТ–ФАИ. В декабре 1937 г. Хуан Гарсия Оливер и Федерика Монсень отправились на Чрезвычайный конгресс МАТ в Париже, чтобы объяснить и защитить тактику испанских анархистов. Эти противоречия будут подробно разобраны в другом месте книги.

Заключение

К началу Гражданской войны анархизм в Испании имел семидесятипятилетнюю историю и у него было больше последователей, чем у любой другой политической тенденции в стране. Он оставался самым многочисленным, хотя и не самым сильным, народным движением республиканской Испании до конца конфликта.

Разные элементы либертарного, или анархического, движения выполняли разные функции. Национальная конфедерация труда была профсоюзной организацией, она оказалась главным действующим лицом в той социально-экономической революции, которая произошла в начале войны и, угасая, продолжалась до её окончания, а также играла важную политическую роль. Федерация анархистов Иберии, по преимуществу испанская, была политическим крылом анархизма и фактически превратилась в политическую партию за время войны. Иберийская федерация либертарной молодёжи стремилась сплотить широкие молодёжные массы вокруг анархического знамени, она играла важную роль как в военных формированиях анархистов, так и в тылу. Во время войны появились две новые группы, Федерация свободных женщин и «Международная антифашистская солидарность»; первая добивалась статуса равноправного партнёра НКТ–ФАИ–ФИХЛ в либертарном движении, но так и не получила его; вторая являлась специализированной вспомогательной службой для всех элементов движения.

В остальных частях данной книги будут прослежены взаимоотношения этих компонентов испанского анархизма, а также отношения каждого из них и всех вместе с другими силами в тающей Испанской республике, во всех аспектах её жизни, включая военную, экономическую, социальную и политическую сферы, во время Гражданской войны.

Часть I. История и сущность испанского анархизма и начало Гражданской войны

4. Начало Гражданской войны

Истоки Гражданской войны могут быть прослежены по крайней мере начиная с провозглашения Второй Испанской республики 14 апреля 1931 г. Эта перемена, произошедшая в то время, когда Испания испытывала на себе воздействие Великой депрессии, была принята относительно безболезненно, но именно с неё началось нарастание напряжённости во внутренней политике Испании.

Низложение короля Альфонсо XIII и провозглашение Республики прошло без каких-либо серьёзных затруднений. Король был настолько дискредитирован своей связью с диктатурой Примо де Риверы 1923–1930 гг., что в решающий момент у него оказалось мало сторонников. Когда муниципальные выборы дали республиканское большинство в крупнейших городах страны, монарх истолковал эти результаты как отказ признавать его власть и уехал за границу, хотя он так и не отрёкся от трона официально.

После бегства короля Республика была провозглашена при участии не только традиционных республиканцев, но и тех, кто до недавнего времени были монархистами и королевскими министрами, как, например, Мигель Маура, ставший первым республиканским министром внутренних дел. Более того, первый президент Республики, Нисето Алькала-Самора, отошёл от монархизма лишь незадолго до провозглашения Республики.

Некоторые лидеры анархистов участвовали в заговорах с целью свержения монархии, предшествовавших падению Альфонсо XIII. С утверждением Республики новый режим на первых порах пользовался значительной поддержкой среди анархических рабочих Каталонии и других регионов Испании.

В день, когда была провозглашена Республика, НКТ издала воззвание следующего содержания: «Мы не в восторге от буржуазной республики, но мы не согласимся на новую диктатуру. Чтобы Республика упрочилась, она, несомненно, должна иметь поддержку рабочей организации, иначе этого [упрочения] не случится»1.

Коммунисты же, тогда проходившие так называемый «третий период», отличавшийся крайним сектантством, были всецело враждебны по отношению к новой Республике. Хосе Бульехос, в то время генеральный секретарь Коммунистической партии Испании, отмечал, что, согласно инструкциям, полученным от Коминтерна, «Коммунистическая партия ни при каких обстоятельствах не должна была заключать пактов или альянсов, даже на короткий миг, с какой-либо другой политической группой. В каждый момент и по отношению к каждой другой политической группе она должна была сохранять полную политическую независимость и полную свободу действий. Она ни в коем случае не должна была защищать республиканское правительство или поддерживать его»2.

Экономическое положение Республики

Трагедия Второй Испанской республики, помимо всего прочего, была обусловлена тем фактом, что она появилась на свет, когда мировой экономический кризис достиг своей низшей точки. И выход из депрессии ещё не начался к тому времени, когда страна оказалась охвачена гражданской войной.

Депрессия за рубежом повлияла на спрос на сельскохозяйственную продукцию и минеральное сырьё из Испании. В сельской местности это способствовало усилению эксплуатации, которой издавна подвергались батраки, и сделало ненадёжным положение мелких производителей. Промышленные отрасли, несмотря на защиту высоких пошлин, также серьёзно пострадали. Закрытие фабрик, заводов и шахт стало в те годы обычным явлением. Широко распространилась безработица. Франк Еллинек во время Гражданской войны сообщал, что перед тем, как она началась, правительство «было вынуждено допустить по меньшей мере 79 000 частично безработных и 178 000 полностью безработных промышленных рабочих, 154 000 частично и 168 000 полностью безработных крестьян, в общей сложности 579 000 безработных». Он добавлял: «…Известно, что в сельском хозяйстве безработица фактически была гораздо выше, что был почти миллион безработных в целом…»3

Кейнсианская революция ещё не произошла, и республиканское правительство не лучше, чем большинство других правительств, знало, что делать в условиях той национальной катастрофы, которой была Великая депрессия. Неспособность республиканского режима дать адекватный ответ на экономические проблемы страны вела к нарастанию политической поляризации и усиливала давнюю тенденцию испанских политиков решать свои проблемы с помощью насилия.

Первый период Второй республики

Вскоре после провозглашения Республики были проведены выборы в Учредительные кортесы, которые должны были принять новую конституцию. На этих выборах анархисты не особенно настаивали на электоральном бойкоте, который соответствовал бы их идеологии. Несомненно, многие анархисты голосовали, и, как отмечает Дэвид Каттелл, «из-за острой конкуренции анархисты обычно не отдавали свои голоса за социалистов, чья программа была ближе всего к их собственной. Вместо этого они предпочитали голосовать за республиканцев, тем самым позволяя им получить как можно больше мест в кортесах»4. В значительной степени благодаря поддержке анархистов, левые, а именно социалисты и левые республиканцы в большей части Испании и левые националисты в Каталонии, выиграли эти выборы.

Как следствие, два с небольшим года у власти находилось правительство левых республиканцев и социалистов. Оно разработало новую республиканскую конституцию, но с большой осторожностью шло на коренные изменения в экономике и обществе Испании. Хотя оно приняло некоторые антиклерикальные меры и провело закон об аграрной реформе, его программа, по существу, не предусматривала какого-либо радикального перераспределения земли.

Мануэль Асанья, левый республиканец, был главной политической фигурой в этот первый период Республики. На нём в значительной степени лежит ответственность за разработку мер, с помощью которых предполагалось сократить вооружённые силы, предоставляя офицерам отставку на выгодных условиях. Это оказалось нерациональным, поскольку многие офицеры, первоначально поддерживавшие Республику, были вынуждены покинуть армию.

Другим значимым политическим изменением тех двух лет было принятие испанским парламентом Устава автономии для Каталонии. Он предоставлял Хенералидаду, выборному региональному правительству, определённые полномочия в области охраны порядка, образования и социальных вопросов. При новом режиме контроль над регионом перешёл в руки новообразованной партии «Левые республиканцы Каталонии», которая была организована в эмиграции отставным полковником Франсиско Масия́ и появилась в Каталонии после провозглашения Республики. Масия был избран первым президентом каталонской автономии; после его смерти в декабре 1933 г. этот пост занял Луис Компанис, ранее успевший побывать спикером каталонского парламента, адвокатом НКТ и руководителем Союза рабасайрес – организации, объединявшей большинство крестьян-арендаторов региона5.

Франсиско Ларго Кабальеро, генеральный секретарь контролируемого социалистами Всеобщего союза трудящихся, в этот период был министром труда Испанской республики. Он установил порядок, согласно которому трудовые споры подлежали рассмотрению и урегулированию в арбитражных судах, чего никак не могло принять анархическое рабочее движение. В понимании анархистов, действия министра были призваны усилить его собственный Всеобщий союз трудящихся и ослабить их Национальную конфедерацию труда. Таким образом, в первый период Республики анархисты оказались в особенности настроены против Ларго Кабальеро. Хосе Пейратс писал, что, как министр труда, Ларго Кабальеро не только оказался пристрастным по отношению к собственной организации, «но и вызвал сектантское озлобление в конкурирующей организации»6.

Другое обстоятельство ещё больше усилило оппозицию анархистов левореспубликанско-социалистическому правительству. Речь идёт о насильственном подавлении новым режимом стихийных выступлений сельскохозяйственных рабочих в обширных районах центральной и южной Испании, требовавших раздела крупных землевладений в тех местах. Кульминационной точкой стало происшествие в Касас-Вьехас, когда Гражданская гвардия хладнокровно расправилась со взбунтовавшимися крестьянами7. Это событие в немалой степени способствовало падению правительства.

В этот первый период Второй Испанской республики анархисты, среди которых после 1931 г. преобладали крайние элементы ФАИ, приняли участие в серии местных восстаний в разных частях страны, которые привели к установлению либертарного коммунизма в охваченных ими местностях. Ни одно из этих восстаний не продолжалось больше нескольких дней, и, как мы отмечали выше, фаисты рассматривали их как школы революции. Так или иначе, они способствовали усилению вражды между анархистами и республиканским режимом.

Другая важная составляющая крайне левого фланга в испанской политике, Коммунистическая партия, претерпела значительные изменения в этот период. Хосе Бульехос, генсек партии в начале 30-х, описывал их много лет спустя. Он говорил, что когда в 1932 г. вспыхнул мятеж генерала Санхурхо и Коммунистическая партия выдвинула лозунг «защиты Республики», вместо текущего коминтерновского «рабоче-крестьянского правительства», то он и другие партийные лидеры были объявлены оппортунистами и капитулянтами, поскольку, по мнению Москвы, «главная угроза для Республики и демократической революции исходила не от монархистов и правых партий… а от Асаньи, Ларго Кабальеро и Прието, представителей реакционного капитализма».

В результате: «Столкнувшись с нашим упорным отказом переменить позицию, что мы считали невыгодным для рабочего класса, Коминтерн решил отделить нас от партии, чтобы навязать ей свою точку зрения и тактику». На смену Бульехосу и его товарищам пришло «новое руководство Коммунистической партии, состоявшее из Хосе Диаса Уртадо, Висенте Урибе, Антонио Михе, Хесуса Эрнандеса и Хуана Астигарраби́и», которое «направило свои удары на социалистов, не прекращая их до самого кануна революции октября 1934 г.»8.

Второй период Второй республики

После отставки левореспубликанско-социалистического правительства в ноябре 1933 г. были проведены новые выборы. На этих выборах анархисты призывали своих сторонников не голосовать, в соответствии с традиционными идеями анархизма. Результатом этого стала победа правых. (Тем не менее анархисты голосовали на каталонских региональных выборах, проведённых спустя два месяца после национальных, обеспечив победу «Левым республиканцам Каталонии»9.)

Ведущими силами правого лагеря после выборов 1933 г. стали Испанская конфедерация независимых правых (СЭДА), которая фактически являлась коалицией партий, возглавляемой Хосе Марией Хиль-Роблесом, и Радикальная партия, возглавляемая Алехандро Леррусом, который в начале века был демагогом околосоциалистического толка, но к 30‑м годам сдвинулся вправо.

Другими правыми партиями, которые играли второстепенную роль в период 1933–1936 гг., но приобрели большое значение в месяцы, предшествовавшие Гражданской войне, и непосредственно во время войны, были Испанская фаланга, возглавляемая Хосе Антонио Примо де Риверой – сыном бывшего диктатора, и Традиционалистская партия. Первая была фашистской партией, несколько лидеров которой пришли из анархического движения. Традиционалисты, или карлисты, как их называли в народе, были консервативной партией, возникшей в гражданских войнах XIX века. Их позиции были особенно сильными на севере – в Наварре и Стране Басков, – но они также имели определённое число сторонников в Арагоне и средиземноморских прибрежных провинциях. Как фалангисты, так и карлисты имели свои военизированные отряды. Долорес Ибаррури и другие отмечают, что полковник Варела, участник заговора генерала Санхурхо в Севилье в 1932 г., восстановленный в звании правым правительством 1933–1935 гг., перед Гражданской войной активно проводил обучение карлистских боевых групп – рекетес10.

Ещё одна партия, которая находилась на правом фланге в первый период Республики, изменила свою позицию в 1933–1936 гг. Это была Баскская националистическая партия. Хосе Бульехос так описывал этот процесс: «Хотя баскский национализм, в силу его ревностного католицизма, его консерватизма и преданности традициям, составлял часть правого блока в Учредительных кортесах, их автономистские ожидания не были удовлетворены, и проект Устава даже не был вынесен на рассмотрение нового парламента. Вследствие этого баскские националисты пошли на сближение с левыми… Правое правительство также не позволило провести муниципальные выборы в Стране Басков, предусмотренные республиканской конституцией»11.

Логика парламентской арифметики после выборов 1933 г. должна была привести к формированию коалиционного правительства СЭДА и радикалов. Однако левые яростно выступали против участия членов СЭДА (слывших «фашистами») в правительстве, угрожая в этом случае поднять восстание. Только в октябре 1934 г. премьер-министр Леррус предложил Хиль-Роблесу стать военным министром и пригласил в кабинет других членов СЭДА.

Как и обещали социалисты вместе с некоторыми левыми республиканцами, Всеобщий союз трудящихся объявил всеобщую революционную стачку. Одновременно Луис Компанис, президент автономного правительства Каталонии, провозгласил этот регион «независимым в составе Испанской конфедерации». Наряду с этим всеобщая забастовка, устроенная Рабочим альянсом, началась в Барселоне, где профсоюзам ПОУМ и не слишком многочисленным сторонникам ВСТ удалось остановить работу общественного транспорта, большинства торговых заведений и некоторых ключевых заводов города. Это произошло несмотря на тот факт, что представитель регионального комитета НКТ выступил по радио и объявил, что никакого призыва ко всеобщей стачке не было12.

Однако уже через несколько часов Компанис сдался правительственным войскам, вышедшим против него из казарм. Одним из долгосрочных последствий этого неудачного демарша каталонских сепаратистов стало то, что в руках анархистов оказалось большое количество оружия, брошенного каталонскими националистическими боевыми группами.

Единственной частью Испании, где в октябре 1934 г. произошло настоящее восстание, была Астурия. Это была единственная область, где анархисты сотрудничали с социалистами, не только в проведении всеобщей стачки, но и в захвате контроля над регионом. Экспедиции под командованием генерала Лопеса де Очоа, состоявшей главным образом из марокканцев и иностранных легионеров, потребовалось две недели, чтобы подавить восстание. Военная операция в Астурии проходила под наблюдением генерала Франсиско Франко, который был вызван в Мадрид с Балеарских островов, где он был командующим войсками, и фактически стал руководить работой Военного министерства и Главного штаба13.

После этих событий правое правительство усилило натиск на все левые элементы. Десятки тысяч рабочих, крестьян, политиков и других людей оказались в тюрьмах. Под суд попали многие важные политические фигуры, включая лидера ВСТ Франсиско Ларго Кабальеро, который был приговорён к смертной казни, но освобождён спустя полтора года. Бесконечные аресты анархистов, социалистов, левых республиканцев и других вызвали ожесточение у левых и стали важным фактором, предопределившим падение правого правительства14.

На следующий год после Октябрьского восстания правое правительство было поражено изнутри. Администрация Лерруса и, в особенности, его Радикальная партия были запятнаны серией коррупционных скандалов, которые в итоге заставили Лерруса подать в отставку. Другим немаловажным результатом этих скандалов стал откол от Радикальной партии значительной умеренно левой фракции, возглавляемой Диего Мартинесом Баррио, которая сформировала Республиканский союз.

Ещё одно существенное изменение среди республиканских партий среднего класса произошло в начале 1934 г. «Республиканское действие» и Радикально-социалистическая партия, две республиканские партии, участвовавшие в правительстве 1931–1933 гг., объединились и образовали партию «Левые республиканцы» во главе с Мануэлем Асаньей, Марселино Доминго и Альваро де Альборносом15.

Бернетт Боллотен цитирует мадридскую умеренно-либеральную газету «El Sol», охарактеризовавшую правительственную политику на протяжении двух с лишним лет правления правых: «Во время второго двухлетия мы впали в другую крайность. За несколько месяцев зарплата резко упала с десяти-двенадцати песет в день до четырёх, трёх и даже двух. Собственники мстили рабочим, не понимая, что тем самым они накапливают горючую массу для социального пожара в ближайшем будущем. Одновременно многие землевладельцы, которых предписания правительства заставили снизить арендную плату, приступили к выдворению крестьян-арендаторов…»16

В сентябре 1935 г. премьером вместо Лерруса стал Хоакин Чапаприета, недолгое время занимавший министерский пост при монархии. Однако его правительство просуществовало лишь около трёх месяцев, прежде чем было сброшено очередным скандалом. Тогда президент Нисето Алькала-Самора, вместо того чтобы обратиться к СЭДА за кандидатурой нового премьер-министра, назначил Мануэля Портелу Вальядареса, главу небольшой центристской партии. Когда тот оказался неспособным получить поддержку большинства в кортесах, президент уполномочил его распустить парламент и назначить новые выборы на 16 февраля 1936 г.17.

Народный фронт

На выборах 1933 г. левые были расколоты на социалистов, различные республиканские партии и других, проходивших по разным спискам, в то время как правые в большинстве своём были едины. На выборах в феврале 1936 г. ситуация была противоположной: практически все левые, за исключением анархистов, были объединены в Народном фронте.

Идея создания некоего объединённого фронта левых сил зародилась вскоре после победы правых в ноябре 1933 г. Рабоче-крестьянский блок (предшественник ПОУМ) первым предложил создать Рабочий альянс, включающий все профсоюзные организации и рабочие партии. В декабре в Каталонии был образован такой союз, куда вошли сам Блок и профсоюзы, находившиеся под его влиянием, трейнтистская фракция НКТ, каталонская организация ВСТ, несколько левых партий и Союз рабасайрес – региональная организация крестьян-издольщиков. В течение 1934 г. рабочие альянсы были созданы почти по всей Испании. Единственным регионом, где в них участвовало большинство НКТ, была Астурия.

По мере того как во второй половине 1935 г. усиливалось разложение правого правительства и возрастали шансы на новые выборы, социалисты и республиканские партии начали переговоры о создании предвыборного альянса. Следуя недавним изменениям в политике Коминтерна, направленным на поддержку народных фронтов, коммунисты попросили включить их в эти переговоры и получили согласие. За ними последовали каталонские левые партии, Синдикалистская партия, недавно сформированная лидером НКТ Анхелем Пестаньей, и, наконец, несмотря на возражения коммунистов, Рабочая партия марксистского единства (ПОУМ), которые были допущены к участию в том, что к тому времени стали называть Народным фронтом. Фронт распределял места в бюллетенях между участвующими организациями так, чтобы партии фронта не конкурировали друг с другом.

Успех Народного фронта в значительной степени зависел от того, какую позицию займут по отношению к выборам анархисты. Этот вопрос вызвал жаркую дискуссию в рядах НКТ. В итоге анархисты предоставили своим сторонникам индивидуальное право решать, голосовать им или нет, не став отстаивать традиционную для них антиэлекторальную позицию.

Поступить так анархистов, без сомнения, заставило одно чрезвычайно важное обстоятельство – пребывание в тюрьме десятков тысяч политзаключённых, значительную долю среди которых составляли их соратники. Пока правые оставались у власти, эти узники имели мало шансов на освобождение, тогда как новое левое правительство в первую очередь должно было, среди прочего, выпустить политзаключённых из тюрем. Так или иначе, указывает Гомес Касас, со стороны анархистов «не наблюдалось практически никакого бойкота выборов»18.

Победа левых на выборах в феврале 1936 г. была достигнута с достаточно незначительным перевесом, чтобы полагать, что голоса, поданные за них анархистами, оказались решающими. Народный фронт набрал 4 540 000 голосов, а центристы и правые – 4 300 000. Тем не менее партии Народного фронта получили 271 место в новых кортесах, партии центра – 52, правые партии – 12919.

Революционная ситуация февраля – июля 1936 г. Месяцы между февральскими выборами и началом Гражданской войны в середине июля были отмечены стремительно усиливавшейся политической поляризацией, ростом насилия и угрозами восстания как справа, так и слева. Это была действительно революционная ситуация20.

Фундаментальной проблемой в те месяцы была слабость правительства. В течение всего периода, с февраля по июль, кабинет состоял из одних представителей республиканских партий среднего класса. Социалисты, имевшие наибольшее представительство в кортесах – и всё же меньше того, на что они могли рассчитывать, поскольку, из-за распределения кандидатов в списках Народного фронта, многие депутаты от республиканских партий фактически были избраны голосами рабочих и крестьян, поддерживавших социалистов, – отказались войти в правительство.

Одним из первых действий новых кортесов стало отрешение от должности президента Нисето Алькала-Саморы и избрание вместо него Мануэля Асаньи. Хотя Асанья в первые годы Республики имел репутацию твёрдого человека, он оказался неспособным справиться с текущей политической ситуацией, которая становилась всё более конфликтной и хаотической, ни как премьер-министр (он занял этот пост сразу после выборов), ни затем как президент.

Другой проблемой этого периода стал глубокий раскол в Социалистической партии. Внутри неё образовались две главные фракции – левая, возглавляемая Франсиско Ларго Кабальеро, чьи сторонники контролировали Всеобщий союз трудящихся, и центристская, возглавляемая Индалесио Прието, который контролировал бо́льшую часть партийного аппарата, по крайней мере на национальном уровне. Это напряжённое соперничество продолжалось практически до конца Гражданской войны, хотя в ходе неё фракции поменялись местами. В частности, они изменили свою позицию по отношению к коммунистам.

После окончания первого периода Республики и поражения социалистов и левых республиканцев на выборах 1933 г. Франсиско Ларго Кабальеро стал радикализироваться. Он пришёл к выводу, что сотрудничество с республиканскими партиями в этот период было ошибкой, так как оно не позволило правительству провести давно ожидаемые коренные реформы (что было правдой). Он начал пропагандировать необходимость «диктатуры пролетариата», не разъясняя в подробностях, что́ он под этим подразумевает. В месяцы, остававшиеся до начала войны, его влияние во многом способствовало тому, что социалисты не участвовали в правительстве. В то время он говорил о необходимости рабочей революции. Хосе Пейратс предположил, что одной из причин радикализации Ларго Кабальеро стала его обеспокоенность быстрым ростом НКТ в области Мадрида, одном из его основных центров поддержки21.

В данной ситуации коммунисты горячо приветствовали левизну Ларго Кабальеро, по крайней мере на публике, хотя Бернетт Боллотен утверждает, что в частных беседах они довольно критически отзывались о его «инфантильности»22. Их пресса называла его «испанским Лениным» – титул, который, по словам Луиса Аракистайна, «был пожалован из Москвы»23. При удобном случае Ларго Кабальеро и сам использовал это прозвище. Коммунисты поддерживали Ларго Кабальеро потому, что они надеялись извлечь выгоду из его позиции – и они действительно извлекли её.

Первым шагом, который сулил немалую выгоду коммунистам, было согласие руководства ВСТ принять в его ряды горстку профсоюзов, входивших в прокоммунистическую «унитарную» конфедерацию труда. Коммунисты ликвидировали эту конфедерацию в декабре 1935 г. в рамках новой политики Коминтерна по объединению профессионального движения во всём мире, что должно было способствовать принятому курсу на создание народных фронтов. Хотя последствия этого шага, конечно, в то время нельзя было предвидеть, вхождение их профсоюзов в ВСТ дало сталинистам, впервые за многие годы, возможность хотя бы отчасти опереться на одну из двух массовых рабочих организаций страны.

Коммунистическая партия значительно выросла в месяцы, предшествовавшие Гражданской войне. Более или менее официальный отчёт сталинистов времён войны утверждал, что с февраля по июль 1936 г. их численность возросла с 30 до 102 тысяч24. Хотя эти числа могут быть несколько преувеличены, рост численности и влияния коммунистов после выборов февраля 1936 г. не подлежит сомнению.

Одной из самых обсуждаемых тем в предвоенные месяцы была возможность слияния Социалистической и Коммунистической партий и создания единой рабочей партии. Ларго Кабальеро, казалось, подхватил эту идею, возможно убеждённый, что Социалистическая партия, во много раз превосходившая коммунистов, сможет нейтрализовать их и ассимилировать. У коммунистов, конечно же, имелись совершенно другие мысли на сей счёт.

Какие это были мысли, давало понять событие, произошедшее в апреле 1936 г. Молодёжное движение социалистов, насчитывавшее около 200 000 участников, и коммунистическая молодёжь, численностью «не более 50 000», объединились, образовав Федерацию объединённой социалистической молодёжи (ОСМ)25. Ларго Кабальеро одобрял эту идею, по крайней мере на первых порах, а Федерация социалистической молодёжи энергично поддерживала Ларго Кабальеро в рядах социалистов.

Однако способ, которым было проведено это слияние, и характер организации, которая возникла в результате него, естественно, оказались не такими, как ожидал Ларго Кабальеро. Переговоры велись в квартире Хулио Альвареса дель Вайо, который тогда, как предполагалось, был одним из главных соратников Ларго Кабальеро в Социалистической партии, но позднее стал его злейшим врагом. Лидеры социалистической молодёжи вели долгие дискуссии с Викторио Кодовильей, тогда главным агентом Коминтерна в Испании, и тот устроил для них поездку в Москву, где они совещались, в числе прочих, с Дмитрием Мануильским, одним из руководителей Коминтерна. Можно не сомневаться, что именно те беседы определили природу нового «объединённого» молодёжного движения26. Когда объединение произошло, новая организация немедленно вступила в Коммунистический интернационал молодёжи. Во время Гражданской войны ОСМ предстояло стать одной из ключевых деталей сталинистского аппарата в Испании. Большинство её высших национальных лидеров вступили в Коммунистическую партию в течение первых нескольких месяцев войны.

Однако в ходе Гражданской войны наметились тенденции к разрыву между социалистическими и коммунистическими элементами внутри ОСМ. Пальмиро Тольятти, направлявший работу Коминтерна в Испании, отметил выход прокабальеровских молодых социалистов из ОСМ, случившийся в провинции Мурсия уже в мае 1937 г.27. Около года спустя он обвинял национального секретаря Социалистической партии Ламонеду в организации социалистических групп внутри ОСМ и критиковал лидеров Социалистической партии за требование реорганизовать руководство ОСМ на условиях паритета между социалистами и коммунистами, требование, на которое Политбюро Компартии ответило отказом28. Дэвид Каттелл также отметил, что местные организации Социалистической партии в Хаэне, Альбасете и Альмерии поддерживали «неофициальные органы “Социалистической молодёжи”, тесно связанные с Социалистической партией в своих районах»29.

Фракция Индалесио Прието была решительно настроена против любых разговоров о возможном единстве социалистов и коммунистов и вообще против линии, которую проводил в эти месяцы Ларго Кабальеро. Прието, искушённый в парламентской политике, имел репутацию превосходного оратора и делового человека. Он неплохо ладил с политиками республиканских партий и одно время рассматривался ими как потенциальный премьер-министр, чему сильно воспротивился Ларго Кабальеро30. Он прочно контролировал партийную машину социалистов в те месяцы. Гэбриел Джексон утверждает, что победа Прието на внутрипартийных выборах в июне 1936 г. была «первым видимым свидетельством того, что революционный прилив в Социалистической партии начинал ослабевать»31.

А пока в Социалистической партии происходило резкое размежевание, анархисты преодолевали тяжёлый раскол в их рядах, произошедший в первые годы Республики. На майском конгрессе в Сарагосе трейнтистские (нефаистские) оппозиционные профсоюзы, вышедшие или исключённые из Национальной конфедерации труда, были восстановлены и приняли полноправное участие в съезде, после чего их представители вошли в руководство анархо-синдикалистского профсоюзного движения.

Если среди левых между февралём и июлем 1936 г. усиливалась поляризация, то сходный процесс происходил и на правом фланге испанской политики. Хотя СЭДА по итогам выборов получила вторую по численности депутатскую фракцию в кортесах и далеко опередила прочие правые партии, её позиции серьёзно пошатнулись в последующие месяцы.

Внутри СЭДА на смену Хиль-Роблесу пришли более радикальные элементы, в частности Хосе Кальво Сотело. В своих пламенных речах, в парламенте и вне его, Кальво Сотело обрушивался на левых, обличал слабость действующего правительства и пророчил надвигавшуюся катастрофу. Он почти наверняка был вовлечён в заговор военных, который привёл к Гражданской войне.

В то же время сама СЭДА уступала свои позиции откровенным экстремистам справа. Карлисты и фалангисты переносили борьбу на улицы, где у них происходили постоянные столкновения, особенно с социалистическими и коммунистическими молодёжными группами. Лидер Фаланги Хосе Антонио Примо де Ривера был арестован правительством.

В этот период Фаланга росла особенно быстро. Многие молодые люди, ранее принадлежавшие к СЭДА, перешли в организацию Примо де Риверы. В эти месяцы она из небольшой маргинальной группы превратилась в крупного игрока на испанской политической сцене32.

Обе стороны политического спектра всё чаще обращались к насилию в борьбе против своих оппонентов. Это вело к многочисленным смертельным исходам. Стэнли Пейн приводит полицейскую статистику, показывающую, что в результате политического насилия с 17 февраля по 17 июля 215 человек были убиты и 537 получили ранения33.

Два из этих актов насилия, произошедшие всего за несколько дней до начала Гражданской войны, получили особенно широкую огласку. Молодой офицер Штурмовой гвардии, преданный Республике, был убит, по-видимому правыми экстремистами. Несколько его сослуживцев, решив отомстить за него, в ответ похитили и убили Хосе Кальво Сотело, который, вероятно, стал бы гражданским предводителем мятежников, если бы выжил. Хотя некоторые утверждали, что расправа над Кальво Сотело и была тем актом, который спровоцировал выступление 17 июля, она определённо не имела такого значения – мятеж был спланирован и готов был начаться задолго до этого убийства.

Социально-экономическое развитие

Месяцы с февраля по июль 1917 г. были отмечены масштабными сдвигами как в сельской местности, так и в городах. В центральной и южной частях страны происходили массовые захваты земли арендаторами и батраками, и одновременно правительственный Институт аграрной реформы приступил к осуществлению обширной программы по легальной экспроприации земли и передаче её крестьянам. Согласно одному отчёту, институт за четыре месяца изъял 600 000 гектаров пахотной земли и разместил на ней 100 000 крестьян34. Согласно Эдварду Малефакису, «с марта по июль было перераспределено гораздо больше земли, чем за всю предыдущую историю Республики»35.

В некоторых местах происходили крупные стачки сельскохозяйственных рабочих. Эдвард Малефакис пишет: «За два с половиной месяца между 1 мая и началом гражданской войны 18 июля Министерство труда зарегистрировало 192 аграрных забастовки – столько же, сколько за весь 1932 г., и почти половину того, что приходилось на неспокойный 1933-й»36.

В городах также происходили серьёзные изменения:

«Острое беспокойство у правительства вызывали не только волнения в сельской местности, но и не в меньшей степени трудовые конфликты в городских центрах. С конца мая до начала Гражданской войны Республику сотрясали забастовки, затронувшие почти каждую профессию и каждую провинцию. Несмотря на цензуру, колонки прессы пестрели сообщениями о продолжающихся забастовках, о старых забастовках, которые были прекращены, о новых забастовках, которые были объявлены и объявлением которых угрожали, о частных забастовках и всеобщих забастовках, о сидячих забастовках и забастовках солидарности. Забастовки проводились не только за повышение заработной платы, сокращение рабочего дня и оплачиваемый отпуск, но и для обеспечения реализации декрета от 29 февраля, обязавшего работодателей принять обратно всех рабочих, уволенных по политических мотивам после 1 января 1934 г., и выплатить им компенсацию»37.

Возможно, самой серьёзной из всех была стачка строительных рабочих Мадрида. Она началась как совместная акция профсоюзов ВСТ и НКТ, но после того, как ВСТ объявил о её прекращении, строители НКТ отказались последовать за ним, что привело к столкновениям между анархическими и социалистическими рабочими и аресту руководителей профсоюза строителей НКТ. В итоге, когда началась Гражданская война, они были освобождены и, под руководством Сиприано Меры, организовали милиционную колонну, которая отвоевала для Республики провинцию Куэнка38.

Заговор военных

На этом бурном внутриполитическом фоне влиятельные круги в высшем командовании испанских вооружённых сил готовили вооружённый мятеж, которому предстояло стать отправной точкой Гражданской войны. Перемены в правительстве на удивление мало влияли на эту подготовку.

Хосе Бульехос, бывший генеральный секретарь Коммунистической партии Испании, утверждал: «Историческая правда заключается в том, что план мятежа не был сымпровизирован в первые месяцы 1936 г. и не являлся результатом политики правительства Асаньи и Касареса Кироги, но начал разрабатываться в 1933 г., когда группа высших военных чинов, в большинстве своём монархистов, создала Испанский военный союз, в высшей степени реакционную организацию, намереваясь восстановить монархию… Согласно фашистским источникам… организация мятежа против Республики началась в марте того года на частых встречах с участием именитых военных и политических лидеров, в том числе генералов Франко, Кейпо де Льяно, Вильегаса и полковника Ягуэ»39.

Некоторые крайне правые гражданские политики вступили в контакт со многими ведущими генералами, включая Франко, Фанхуля и Годеда, ещё перед выборами февраля 1936 г., предлагая совершить переворот для предотвращения победы левых40. Сразу после того, как результаты выборов стали известны, не только генерал Франко, бывший начальником генерального штаба, но и политические лидеры Кальво Сотело и Хиль-Роблес, как теперь известно, пытались заставить премьер-министра Портелу Вальядареса и президента Алькала-Самору объявить военное положение, которое фактически передало бы власть в руки армии. И премьер-министр, и президент отклонили эти требования и согласились на немедленное формирование правительства из сил, победивших на выборах, с Мануэлем Асаньей во главе41.

Долорес Ибаррури и её коллеги, ссылаясь на франкистские источники, утверждают, что основа заговора, который в итоге привёл к гражданской войне, была заложена в конце февраля, прежде чем Франко покинул Испанию в связи с назначением его командующим на Канарские острова: «Была образована первая хунта генералов, ответственная за организацию мятежа и состоявшая их Молы, Варелы, Годеда, Франко, Саликета, Фанхуля, Понте и Оргаса. Санхурхо был определён руководителем движения, а генералу Родригесу дель Баррио была поручена координация действий заговорщиков»42.

Когда левые вернулись к власти, новое правительство предприняло некоторые шаги, предположительно направленные на то, чтобы ослабить тех военных, которые могли строить заговоры против режима. Однако эти меры были весьма умеренными и довольно неэффективными.

Левореспубликанское правительство, в основном, перетасовывало командиров, надеясь задвинуть потенциально мятежных генералов на должности, где они не могли нанести большого ущерба Республике. Генерала Франсиско Франко «сослали» командовать гарнизоном на Канарских островах, вблизи африканского побережья – откуда он без особых затруднений поддерживал связь с войсками в Испанском Марокко, где у него было много сторонников. Генерал Эмилио Мола был поставлен командующим в Наваррском регионе в Северной Испании, где он быстро завербовал для заговора карлистов, которые пользовались в той области большим влиянием и имели крупные полувоенные формирования. Генерал Мануэль Годед, также попавший под подозрение, был назначен командующим гарнизонами на Балеарских островах, откуда он поддерживал тесный контакт с гораздо более важными войсковыми частями в Каталонии.

Хосе Бульехос говорит: «Несколько раз офицеры и генералы, лояльные Республике, сообщали главе правительства о подготовке государственного переворота и о лицах, гражданских и военных, вовлечённых в неё. Касарес Кирога никогда не обращал внимания на эти настойчивые предупреждения и не принимал необходимых предосторожностей»43.

Один пользовавшийся значением левореспубликанский политик того времени предположил две причины, по которым правительство февраля – июля 1936 г. не пошло на более масштабную чистку вооружённых сил. С одной стороны, антиреспубликанские настроения был широко распространены в офицерской касте. Тотальная чистка противников Республики фактически означала бы ликвидацию вооружённых сил – настолько укоренёнными и многочисленными были неблагонадёжные элементы в офицерском корпусе.

Другая причина, не позволявшая правительству провести полную чистку армии, по словам данного политика, заключалась в том, что пойти на это – значило бы изменить весь баланс сил в тот момент. Республиканские партии оказались зажаты между социалистами слева и различными консервативными партиями справа. Если бы правительство всерьёз занялось чисткой армии, то республиканские партии в правительстве должны были бы доверить поддержание порядка социалистической милиции, и они опасались, что в этом случае полностью окажутся во власти Социалистической партии44.

До того, как начался мятеж, предводителем заговора считался Хосе Санхурхо. Он был генералом Гражданской гвардии, возглавившим выступление в Севилье против Республики в августе 1932 г., после провала которого он был арестован и приговорён к длительному тюремному заключению. Однако правый режим после своего прихода к власти освободил его. Санхурхо погиб в авиакатастрофе в Португалии как раз тогда, когда мятеж шёл полным ходом.

Официальная коммунистическая история Гражданской войны подчеркнула роль офицеров, которые провели бо́льшую часть своей карьеры в Испанском Марокко, во время его затянувшегося до бесконечности завоевания, последующего умиротворения колонии и, наконец, подготовки мятежа 1936 года. В этом издании говорится: «За время колониальной войны против марокканского народа там сложилась группа военных, называемых “африканистами”, разделявших монархические и крайне реакционные взгляды и служивших по большей части в соединениях, набранных из марокканцев… или в наёмных войсках Иностранного легиона. К таковым относились Санхурхо, Мануэль Годед, Франко, Ягуэ, Мильян Астрай… Гарсия Валино… Муньос Грандес… и другие»45. Позднее, в 1935 г., когда Хосе Мария Хиль-Роблес был военным министром, он назначил этих людей на ключевые посты в военной иерархии46.

Генералы и офицеры, участвовавшие в заговоре, готовили его, почти не скрываясь. Несмотря на постоянные открытые призывы анархистов, коммунистов, поумистов и левых социалистов, к которым также просачивались сведения, правительство практически ничего не делало, чтобы помешать заговорщикам. Более того, 18 мая оно опубликовало официальное обращение, в котором говорилось: «Все сержанты и офицеры армии преданны Республике, и будет клеветой утверждать противоположное»47.

Принято считать, что огромное большинство офицерского корпуса испанских вооружённых сил было вовлечено в Июльский путч 1936 г. Так, Сальвадор де Мадарьяга писал: «За редкими исключениями, можно сказать, что каждый офицер армии, у которого была такая возможность, присоединился к мятежникам. Из офицеров, которые остались на стороне правительства, лишь меньшинство поступило так по личному убеждению. Большинство присоединились бы к своим товарищам, если бы положение им позволяло; они часто и время от времени удачно пытались перейти на другую сторону»48.

Сами мятежники также рисовали картину движения, в котором вся армия выступила как единое целое, хотя фактически дело обстояло иначе. Большинство высших командующих вооружённых сил не участвовали в заговоре, и во многих местах мятеж возглавили их заместители, взявшие на себя командование.

Как подсчитали Хосе Коста Фонт и Рамон Мартинес Гонсалес, в мятеже принял участие лишь один из восьми командующих военными округами; 17 из 21 генерала остались верны Республике; все шесть генералов Гражданской гвардии были лояльны, как и главнокомандующий авиации. Из 59 бригадных генералов только 17 присоединились к мятежникам.

Шестнадцать генералов, не успевших покинуть области, где торжествовали мятежники, были застрелены. Коста Фонт и Мартинес комментируют: «Никогда не проливалось столько крови военных высших чинов, сколько было пролито в этом сражении в защиту Республики».

В числе высших офицеров, казнённых мятежниками, были генерал-капитан Второго округа (с центром в Севилье) и командующий Восьмым округом (Галисия). Кроме того, мятежниками были казнены генералы, занимавшие должности военных губернаторов Гранады, Сарагосы, Ла-Коруньи, Севильи, Бургоса, Саламанки и трёх марокканских городов – Тетуана, Мелильи и Сеуты. По наблюдению Косты Фонта и Мартинеса Гонсалеса, «первыми жертвами июльского мятежа 1936 г. стали не гражданские губернаторы, мэры, депутаты кортесов, члены левых партий и профсоюзов, а генералы, военачальники, пролившие свою кровь в защиту законности»49.

Стэнли Пейн обращает внимание на число офицеров регулярной армии, оставшихся лояльными: «По меньшей мере 70 процентов офицеров, находившихся на действительной службе, оказалось на территории левых, и не больше трети активно участвовало в мятеже. В общей сложности, насчитывалось около 10 000 кадровых офицеров, которые не поддержали мятежников и находились в распоряжении левых. При наличии у политических лидеров достаточного понимания и воображения эти люди могли быть задействованы в боевых операциях, решив их исход. Революционная волна, поднявшаяся после 19 июля, по большей части исключала эту возможность»50.

Начало Гражданской войны

Сигналом к началу мятежа стал вылет генерала Франсиско Франко с Канарских островов 17 июля 1936 г., сначала во Французское и на следующий день в Испанское Марокко. Перед прибытием Франко его сообщники установили полный контроль над колонией. Почти немедленно были предприняты шаги по переброске войск оттуда (преимущественно марокканцев и иностранных легионеров) в материковую Испанию.

Реакция республиканского правительства на события 17 июля была, мягко говоря, вялой. Премьер-министр Сантьяго Касарес Кирога 18 июля объявил, что мятеж был локализован, в то время как он уже распространился на Севилью и Малагу. Но 19 июля Касарес Кирога подал в отставку, и президент Мануэль Асанья поручил Диего Мартинесу Баррио сформировать новый кабинет. Новый премьер пытался договориться с мятежниками и даже, как говорят, предлагал генералу Моле пост военного министра. Его кабинет подержался меньше суток.

В итоге президент Асанья назначил премьер-министром левореспубликанского лидера Хосе Хираля, и тот, наконец, согласился исполнить требование рабочего движения и лоялистских партий, вооружив рабочих и других, кто хотел защищать Республику. Это решение имело особую важность, по крайней мере для Мадрида51.

Стэнли Пейн считает, что нерешительность левореспубликанских лидеров перед лицом вооружённого мятежа имела катастрофические последствия:

«[Они] впали почти в полный паралич… В дни 17–19 июля за предводителями мятежа последовала едва половина испанской армии, а бо́льшая часть флота, воздушных сил и полиции оставалась лояльной. Если бы Асанья… и его коллеги решительно и энергично предприняли усилия, чтобы сохранить целостность государства после 17 июля, то нет оснований полагать, что подобная попытка была бы обречена на поражение… Только два полка в столице присоединились к мятежу, и не исключено, что ситуацию можно было бы удержать под контролем, не давая воли революционерам. В своём последнем разговоре с Асаньей в ночь на 19 июля Мигель Маура призывал его сосредоточить абсолютную власть в руках республиканского правительства, но это требовало смелости, которой Асанье недоставало. Президент считал, что в момент кризиса революционеры не станут подчиняться приказам правительства, если им не позволят создать параллельные органы власти. Многолюдные и агрессивные уличные демонстрации против кабинета Мартинеса Баррио в Мадриде 19 июля утвердили его в этом мнении. Весьма вероятно, предположение Асаньи было верным, но остаётся фактом, что он не захотел это проверять»52.

Национальный комитет НКТ и начало мятежа

Видя нерешительность правительства после начала мятежа Франко и других генералов, национальные лидеры НКТ, как и другие группы, готовые противостоять мятежникам, чувствовали растущее разочарование. Много лет спустя Ф. Креспо в эмигрантском анархическом издании «Надежда» (Espoir) описывал действия Национального комитета НКТ, который тогда находился в Мадриде:

«После полудня 17-го и до утра 19-го Национальный комитет НКТ передал около 80 сообщений по телефону, одновременно отвечая на обращения региональных, провинциальных и комаркальных (районных) организаций Либертарного движения. Все мнения совпали, и анархо-синдикализм проявил инициативу, решительность и готовность дать ответ фашизму, импортированному из Берлина, Рима и Лиссабона… С убеждением, что 900 000 рабочих, принадлежащих к НКТ… готовы к борьбе, в три часа дня составили коммюнике для революционеров, перечисляя те меры, которые были приняты несколько часов спустя. Национальные комитеты трёх ветвей Либертарного движения, НКТ, ФАИ и ЛМ, единодушно решили положить конец самоубийственным колебаниям официального антифашизма…»

В результате этих действий, пишет Креспо:

«В семь вечера Национальный комитет НКТ, готовый преодолеть любое сопротивление или препятствие, которое могло встретиться на его пути, вошёл в здание Национальной радиостанции и попросил выделить ему время в эфире для не более чем шестиминутного выступления. Несколько удивившись и пожелав узнать, что именно хотела сообщить НКТ, однако не дав прямого отказа, поскольку Национальный комитет ясно выразил своё намерение, работники радиовещательного аппарата передали наше решительное заявление о том, что анархо-синдикализм без промедления вступает в революционный бой, чтобы противостоять фашизму везде, где он проявил себя, и везде, где он ещё этого не сделал, но укоренился».

После этого члены Национального комитета НКТ покинули радио. В 10 часов, тем же вечером 19 июля, ВСТ передал аналогичное сообщение по той же станции53.

Мятеж в Каталонии

Анархисты уже несколько лет имели боевые группы в разных районах Барселоны. Они разработали стратегию и тактику захвата контроля над городом. Однако после февральских выборов 1936 г., когда возможность военного переворота против Республики становилась всё более реальной, они пересмотрели свои планы, чтобы использовать их в случае подобного выступления вооружённых сил.

После того, как угроза военного переворота стала практически неоспоримой, анархисты вошли в контакт с каталонским президентом Луисом Компанисом с целью предупредить такое развитие событий. Был создан контактный комитет каталонского правительства и анархистов, чтобы отслеживать подготовку военного заговора. 16 июля региональный пленум НКТ попросил правительство предоставить тысячу винтовок54.

Однако президент Компанис и его правительство продолжали отклонять требования анархистов по вооружению рабочих, чтобы те могли оказать сопротивление военному мятежу. Вследствие этого в дни накануне мятежа анархистам пришлось обойти оружейные магазины, где они раздобыли охотничьи ружья, но у них по-прежнему не было винтовок и тяжёлого вооружения.

Анархически настроенные портовые рабочие предприняли вылазку на суда, стоявшие в гавани Барселоны, чтобы взять там оружие, которое, как они знали, «на всякий случай» держали все экипажи. Однако каталонское правительство отреагировало на это отрицательно и послало штурмовых гвардейцев вернуть оружие. В итоге был достигнут компромисс: анархисты отдали часть захваченного оружия, оставив бо́льшую часть себе. Анархисты также разоружили большинство частных охранников в городе и припрятали их оружие.

В других вопросах каталонское правительство также отказывалось сотрудничать с анархистами. Цензоры запретили публикацию в «Solidaridad Obrera» инструкций ФАИ рабочим о действиях в случае вооружённого мятежа. ФАИ немедленно перепечатала эту инструкцию в виде листовки. Выпуск «Рабочей солидарности» от 18 июля также был подвергнут цензуре, поскольку она сообщила о выступлении военных в Марокко на день раньше, чем «La Vanguardia».

Как бы то ни было, агенты анархистов в городских казармах сообщили НКТ, что мятеж должен начаться в первые часы 19 июля. НКТ проинформировала Хенералидад о том, что реквизирует транспортные средства, чтобы поддерживать связь между анархическими комитетами обороны в разных частях Барселоны. По всему городу начали разъезжать автомобили с надписью «CNT–FAI» 55.

«La Vanguardia» в выпуске от 19 июля разместила на первой полосе передовую статью, озаглавленную «Порядок восстановлен», и для убедительности привела соответствующее заявление каталонского советника по внутренним делам. Однако внизу той же страницы, под неприметным заголовком «Аресты и конфискованное оружие», сообщалось: «Прошлой ночью в камерах Генерального комиссариата общественного порядка находилось большое число арестованных, в большинстве своём связанных с фашистами, а в различных полицейских участках находится большое количество боевого и личного оружия разного вида и калибра, изъятого полицией утром и днём в ходе многочисленных обысков в политических центрах, в особенности принадлежащих крайне правым».

Ранним утром 19 июля армейские силы начали выдвигаться из казарм Барселоны, чтобы захватить город. Немедленно зазвучали сирены всех фабрик и судов в гавани, как и планировали анархисты.

Анархисты собрали свои силы обороны в профсоюзных помещениях городах, их штаб-квартира располагалась в Союзе строительных рабочих. (Франк Еллинек ошибался, утверждая, что в Каталонии не было «никакой милиции», поскольку у анархистов уже несколько лет были организованы комитеты обороны56.) Они позволили солдатам оставить казармы, так как сопротивляться им на городских улицах было легче, чем штурмовать расположения частей. Мятежные армейские силы, таким образом, смогли войти в центр города, где они заняли важнейшие здания на Пласа-де-Каталунья, включая отель «Колон» и телефонную станцию.

Однако в рабочих кварталах анархическим комитетам обороны удалось взять верх над регулярной армией. Захватывая казармы, они получали всё больше оружия, включая пулемёты и даже пушку. Их поддерживали штурмовые гвардейцы, которые остались верны правительству.

Были серьёзные сомнения по поводу лояльности гражданских гвардейцев. Для этих сомнений имелись очевидные основания, так как большинство старших офицеров Гражданской гвардии в Барселоне обещали свою поддержку заговорщикам57. Однако в итоге они связали свою судьбу с Республикой и сыграли важную роль при взятии оплотов мятежников на Пласа-де-Каталунья, в центре города.

К утру 20 июля мятеж был подавлен практически по всей Барселоне, кроме казарм Атаранасас. В ходе массированной атаки на эту цитадель мятежников, которая увенчалась успехом, был убит анархический лидер Франсиско Аскасо. К полудню военные мятежники были побеждены не только в Барселоне, но и по всей Каталонии58.

Отдельные перестрелки продолжались в Барселоне ещё несколько дней после окончания основных боевых действий. Барселонская газета «La Vanguardia» 24 июля опубликовала инструкции от «делегата НКТ, Торио», которые были переданы по радио прошлой ночью и касались этих случайных стычек: «Милиционеров в первую очередь инструктируют о тактике, которой им надлежит следовать при столкновении с людьми, стреляющими с крыш. В этих инструкциях говорится, что они не должны расходовать боеприпасы, как это делалось до сих пор, без каких-либо положительных результатов. Вместо этого они должны сделать следующее: определить место, с которого ведётся стрельба, и если они не могут немедленно найти человека, который стреляет, то, как только дом, с которого ведётся огонь, будет определён, следует обыскивать здание, пока стрелки не будут обнаружены…»59

В том же самом выпуске были опубликованы воззвания с требованием вернуться к работе, изданные барселонской и каталонской региональной федерациями НКТ, а также аналогичные обращения от отдельных профсоюзов.

Мятеж на Балеарских островах

Генерал Годед, один из руководителей армейского заговора, был командующим военного района Балеарских островов. 18 и 19 июля НКТ проводила региональный конгресс в Пальма-де-Мальорке. 18-го, когда пришли новости о мятеже в Марокко, лидеры НКТ и другие прореспубликанские силы попросили гражданского губернатора островов раздать оружие народу, чтобы защитить режим от возможного выступления на Мальорке. Тот отказался, говоря, что генерал Годед заверил его в своей полной поддержке Республики.

Однако на следующий день рано утром оружие было роздано сторонникам Фаланги, собравшимся в соборе Пальма-де-Мальорки. Большинство рабочих острова, состоявших в профсоюзах, были членами ВСТ, который, очевидно, не стал брать на себя инициативу в данной ситуации. Генерал Годед стремительно перешёл в наступление и объявил в регионе военное положение, присоединившись, таким образом, к мятежу. Многие сэнэтисты, съехавшиеся на региональный конгресс, были арестованы и расстреляны, в их числе были представители из других частей Испании. Считается, что всего было казнено 75 анархистов.

Но на Менорке события развивались по-другому. Там большинство в профсоюзном движении принадлежало НКТ, и она приняла энергичные меры, чтобы установить контроль над островом, как только получила известие о начале мятежа в Марокко60.

Мятеж в Мадриде

В столице мятежники колебались. Как предположил один важный левореспубликанский политический деятель, это объяснялось тем, что здесь командующий гарнизоном, генерал Хоакин Фанхуль, в действительности был больше политиком, чем военачальником. Он был депутатом кортесов и в решающий момент не мог определиться с выбором61.

Генерал Фанхуль держал войска в казармах Монтанья, и хотя у мятежников было достаточно оружия, а с офицерами-лоялистами быстро расправились, они не выдвигались из казарм ни 18-го, ни 19-го. Тем временем недавно арестованные лидеры НКТ были освобождены и вновь открыли свою штаб-квартиру, закрытую правительством. НКТ и ВСТ совместно объявили всеобщую стачку, и социалисты во главе с Карлосом Барайбаром устроили в местном отделении ВСТ центр связи, куда, при содействии почтовых и железнодорожных работников, стекалась информация о положении в разных частях Республики. 19 июля рабочим было роздано около 5 000 винтовок из Артиллерийского парка, чьи военнослужащие остались лояльными62.

18 июля мадридская НКТ сформировала местный комитет обороны. Вскоре после этого анархисты захватили грузовик с оружием на площади Куатро-Каминос. Они также пригрозили напасть на тюрьмы, чтобы вызволить заключённых членов НКТ, после чего премьер-министр Хираль освободил их63.

Бои начались утром 20 июля. Базировавшаяся в Хетафе, в предместьях Мадрида, 1-я эскадрилья авиации оставалась лояльной, и когда в 6 утра мятежный 1-й полк лёгкой артиллерии открыл огонь по городским кварталам, посланные из Мадрида рабочие НКТ, подкреплённые солдатами с авиабазы, напали на казармы артиллеристов и заняли их. Оружие, захваченное там, сослужило хорошую службу тем же днём при взятии гарнизона в самом Мадриде64.

Тем временем казармы Монтанья были осаждены вооружёнными рабочими, усиленными Штурмовой гвардией. У осаждавших было три артиллерийских орудия, и поддержку им оказывали самолёты с военного аэродрома, где мятеж уже был подавлен. В самих казармах шла борьба, что, видимо, объясняет, почему в двух случаях был поднят белый флаг, но когда осаждавшие двинулись вперёд, их встретили пулемётным огнём.

Наконец, началась массированная атака на казармы, которая оказалась кровопролитной, но успешной. Многие защитники казарм были убиты. К концу 21 июля на стороне мятежников действовали только гражданские снайперы, за которыми велась охота. Колонны милиции из Мадрида были отправлены на захват Гвадалахары, Толедо, Куэнки и Алькала-де-Энареса, которые первоначально были захвачены войсками мятежников65. Даже официальная коммунистическая историография, особо выделявшая роль коммунистических ополченцев в этих первых столкновениях, признавала важность участия в них анархических отрядов66.

Много лет спустя поумистский лидер Хуан Андраде, который находился в Мадриде в дни мятежа, отдал должное роли Штурмовой гвардии в разгроме мятежников: «Нужно сказать, что штурмовые гвардейцы сыграли без преувеличения решающую роль, которая почти всегда упускалась из виду. Гвардейцы были единственным эффективным полицейским формированием, созданным республикой, и в Мадриде они были революционной силой, почти исключительно состоявшей из социалистической молодёжи и других левых. Их значение в боях, которые последовали затем, также оказалось решающим; именно они были теми, кто фактически спас Мадрид в эти первые пару месяцев»67.

Мятеж на Севере

В Наварре к мятежным частям генерала Молы быстро присоединились военизированные отряды карлистов, и вскоре они заполонили весь регион. Но в соседней Стране Басков сложилась совершенно иная ситуация. Хотя силы Молы смогли захватить контроль над провинцией Алава, граничащей с Наваррой, им не удалось проникнуть в Бискайю (с центром в Бильбао) и Гипускоа. В этих двух провинциях Баскская националистическая партия, крупнейшая политическая группа в регионе, призвала людей сохранять верность Республике. Гарнизон Бильбао не сдвинулся с места.

Много лет спустя Хуан Ахуриагерра, в 1936 г. бывший председателем отделения Баскской националистической партии в Бискайе, дал отчёт о результатах ночного заседания исполнительного комитета партии, состоявшегося после получения известий о мятеже в Марокко: «За ночь мы выяснили для себя одну вещь: военный мятеж был делом рук правой олигархии, чьим лозунгом было единство – агрессивное испанское единство, направленное против нас. Правые с бешеной яростью относились к любым попыткам ввести устав автономии для Страны Басков. Законное правительство, с другой стороны, дало нам обещание, и мы знали, что в итоге получим автономию. В 6:00, после бессонной ночи, мы вынесли единогласное решение. Мы выпустили обращение, в котором заявляли о нашей поддержке республиканского правительства»68.

В Сан-Себастьяне выступили войска в одной из казарм и Гражданская гвардия, но как только прошло достаточно времени, чтобы мобилизовались рабочие, мятежники были разбиты. Годы спустя Мигель Гонсалес Инесталь, лидер сан-себастьянского союза рыбаков НКТ, рассказал об этих событиях. По его словам, когда он пришёл на переговоры с гражданским губернатором Артолой, левым республиканцем, по поводу прекращения забастовки рыбаков в связи с мятежом в Марокко, то оказалось, что губернатор ничего не знает о случившемся, а когда ему сообщили, он долго не мог решиться на что-либо. Вслед за этим, говорит Гонсалес Инесталь, «я подошёл к телефону и позвонил в свой профсоюз. Я сказал парням приготовиться к неприятностям, которые готовились на нас обрушиться. Голоса, раздавшиеся на том конце линии, казались довольными»69.

В Сантандере, к западу от Страны Басков, гарнизон был окружён вооружёнными рабочими и сдался70.

Далее на запад, в Астурии, обстановка несколько дней оставалась неясной. В региональной столице Овьедо были мобилизованы рабочие, но днём 18 июля полковник Аранда, командующий местным гарнизоном, убедил профсоюзных лидеров в своей верности Республике. Когда социалистические и анархические лидеры решили ответить на призыв из Мадрида о посылке подкреплений, Аранда помог им организовать колонну из 3 000 бойцов, включая шахтёров с динамитными шашками, и отправить её на юг. Коммунисты позднее утверждали, что они были против того, чтобы Овьедо оставляли без милиционных сил71.

Как только рабочая милиция покинула Овьедо, Аранда раскрыл свои истинные намерения. Он приказал войскам оставаться в своих казармах и направил Гражданской гвардии по всему региону приказ срочно прибыть в Овьедо. Хотя анархисты и социалисты во главе с Ларго Кабальеро прекратили переговоры с полковником, правые социалисты и республиканцы продолжали его уговаривать. Аранда нашёл предлог покинуть встречу, возглавил свои войска и установил контроль мятежников над городом. Овьедо так и не был отвоёван Республикой в течение Гражданской войны, и неимоверное количество ресурсов было потрачено в бесплодных попытках взять астурийскую столицу72.

Тем временем анархисты и социалисты успешно удержали под своим контролем остальную часть Астурии. В Хихоне, втором городе региона, офицеры в двух казармах колебались два дня, прежде чем выступить в поддержку мятежников, и за это время лояльные Республике силы установили контроль над оставшейся частью города, после чего организованные отряды милиции атаковали казармы. Тем не менее прошло ещё две с лишним недели, прежде чем казармы Симанкас были взяты штурмом, и в этот период три корабля, присоединившихся к мятежникам, пытались помочь осаждённым, бомбардируя город73.

На северо-западе страны, в Галисии, мятежники в итоге одержали победу, хотя не обошлось без ожесточённой борьбы. Матросы кораблей, стоявших в галисийских портах, захватили контроль над своими судами, убив многих мятежных офицеров. На короткое время им удалось захватить и сами порты, однако мятежники смогли отбить их, хотя бои в Галисии продолжались несколько недель74.

Успех мятежников в Сарагосе

Сарагоса была одной из главных цитаделей анархистов, и всего за два месяца до начала войны там состоялся конгресс, на котором произошло воссоединение НКТ. Однако город пал перед мятежниками в первые же дни Гражданской войны.

Командующий местным гарнизоном, генерал Мигель Кабанельяс, имел репутацию республиканца, хотя в действительности был одним из руководителей военного заговора. Когда известия о мятеже в Марокко достигли Сарагосы, он заявил о своей лояльности правительству, но объявил осадное положение и позволил фалангистам и другим гражданским, сочувствовавшим мятежникам, присоединиться к его войскам в казармах75.

Рабочие организации подозревали, что назревает переворот, и прежде чем началась война, их представители явились к гражданскому губернатору и предупредили, что военный губернатор ненадёжен и следует направить в Мадрид прошение о его отставке. Однако гражданский губернатор отказался это сделать. Когда разразилась гражданская война, войска в Сарагосе не сразу показали свои истинные намерения. Проводились долгие встречи с высшими офицерами. Тем временем рабочие, которые имели своих людей в казармах и знали, что́ там происходило, убеждали гражданского губернатора передать им оружие из арсеналов, охраняемых лояльными солдатами. Однако тот вновь ответил отказом. Рабочие отряды были вооружены лишь пистолетами. В конце концов, гражданский губернатор издал распоряжение о том, что гражданские лица не должны иметь оружия и что полиция может без предупреждения стрелять в любого, кто окажется вооружённым. Это дало повод устроить всеобщее избиение левых активистов, которые хладнокровно расстреливались на улицах и в своих домах. Один очевидец из «Социалистической молодёжи» впоследствии свидетельствовал, что только двое из 500 с лишним членов его организации пережили эту расправу76.

19 июля, к тому времени когда армия и Гражданская гвардия начали окружать органы НКТ, было уже слишком поздно организовывать сопротивление. Была объявлена всеобщая стачка, но армия вскоре установила полный контроль над городом, и отряды мятежников отправились на захват Арагонского региона, столицей которого была Сарагоса77.

Мятеж в Андалусии

Андалусия, южный регион, в течение 75 лет была важнейшим опорным пунктом анархистов среди сельских рабочих. Кроме того, НКТ пользовалась широкой поддержкой у рабочих Севильи, Кадиса и других городов региона. Социалисты также имели много сторонников среди городских рабочих Андалусии. Однако в большинстве крупных городов мятежники достигли успеха, в значительной степени потому, что командующим армии удалось обмануть рабочих и их лидеров, а также потому, что гражданские губернаторы отказались вооружать рабочих и крестьян.

Альхесирас, около Гибралтара, легко был захвачен мятежниками. В Кадисе штурмовые гвардейцы раздали оружие профсоюзам, которые 19 июля объявили всеобщую стачку. Но гражданский губернатор поручился за лояльность армейского гарнизона, очевидно, чтобы оставить рабочих беззащитными. Когда армия, поддержанная мятежным кораблём, выступила в Кадисе 20 июля, она смогла полностью овладеть городом за сутки.

В Севилье мятежники в первые дни войны добились победы, пожалуй, самым невероятным образом. Первоначально один лишь командующий Гражданской гвардией поддержал мятеж. Он привёл в свои казармы фалангистов и других сочувствующих гражданских. Казармы Штурмовой гвардии были атакованы мятежниками, и все их защитники погибли.

Тем временем генерал Кейпо де Льяно, только что прибывший в Севилью, во главе небольшой группы мятежников захватил городскую радиостанцию и, проиграв республиканский гимн, объявил в эфире, что теперь он отвечает за порядок в городе. Социалисты и анархисты, очевидно, были введены в заблуждение этим выступлением. К тому времени, когда они узнали, что Кейпо де Льяно отдал распоряжение об аресте их лидеров, мобилизовать силы для отпора мятежникам уже было невозможно. Войска из Марокко уже прибыли в Севилью на подмогу мятежному генералу.

Роль ведущего, видимо, пришлась по вкусу Кейпо де Льяно. Впоследствии он стал известен как Радиогенерал за свои частые и неистовые выступления по радио.

Большинство других андалусских городов, включая Кордову, Гранаду и Уэльву, также были захвачены мятежниками.

Одним из важных городов региона, который не попал в руки мятежников, была Малага. Первоначально местные командующие гарнизона и Гражданской гвардии поддержали заговорщиков, только Штурмовая гвардия оставалась лояльной. У рабочих организаций было мало оружия.

Командующий гарнизоном 17 июля приказал войскам покинуть казармы и занял центр города. Однако местные гражданские гвардейцы не подчинились приказу и арестовали своего командира, таким образом, они не приняли участия в мятеже. 18 июля начальник гарнизона по неясным причинам приказал войскам вернуться в казармы. После этого большая толпа гражданских окружила их. Имея мало оружия, они подожгли близстоящие дома и начали забрасывать в казармы динамит. Оказавшись в западне, мятежные солдаты сдались штурмовым гвардейцам78.

Педро Вальина, врач и на начало Гражданской войны наиболее выдающийся лидер анархистов в Андалусии, описывал то, что происходило в деревнях и сёлах этого региона и в соседних районах провинции Бадахос и Новой Кастилии:

«При первой вести о фашистском мятеже все деревни, вся сельская округа поднялась в одно время, не сговариваясь, как будто пробуждённая весной, и стала вооружаться всем, чем могла, от камней и лопат до охотничьих ружей и пистолетов. Приходили с самым древним оружием, ни на что не годным, с единственным желанием вооружить народ… Муниципалитеты распускались и заменялись революционными комитетами, избранными народом; деньги становились недействительными; частная собственность отменялась, особенно в сельской местности; церкви сжигались; казармы гражданских гвардейцев брались штурмом; опознанные фашисты арестовывались или расстреливались. С самого первого мгновения стремление к либертарному коммунизму, будто естественная наклонность, проявилось в массах, ранее не знавших об этих идеях»79.

Сам доктор Вальина возглавил революционный комитет в шахтёрском городке Альмаден. На короткое время обстановка более или менее нормализовалась, и рабочие, включая шахтёров, вернулись к работе80.

Однако в последующие недели значительная часть Андалусии оказалась наводнена войсками мятежников.

Мятеж в Валенсии

В течение почти двух недель в Валенсии сохранялась тупиковая ситуация, несмотря на то, что командование гарнизона участвовало в подготовке к перевороту, а также то, что мятежники, казалось, могли рассчитывать на значительную поддержку со стороны гражданских. Глава Валенсийской региональной правой партии, входившей в коалицию СЭДА, Луис Лусия, был участником антиреспубликанского заговора военных. Он, как сообщают, обязался выставить 50-тысячную правую милицию в течение трёх дней после начала запланированного выступления, чтобы поддержать мятежников81.

С другой стороны, валенсийское отделение Фаланги, по свидетельству очевидцев, слишком «нервничало», боясь быть втянутым в движение, противоречащее его идеалам. Оно предоставило в распоряжение мятежников всего 60 добровольцев82.

Другой важной политической группировкой Валенсии накануне Гражданской войны была Партия автономистского республиканского союза, основанная известным писателем Висенте Бласко Ибаньесом и в 1936 г. возглавлявшаяся его сыном Сигфридом Бласко. Некогда она была крупнейшей партией в регионе, но к 1936 г. уступила многие свои позиции другим республиканским партиям. Во время Гражданской войны она была объявлена вне закона республиканскими властями, хотя занимала нейтральную позицию в конфликте83.

Гарнизон в Валенсии не присоединился ни к одной из сторон. Солдатам было приказано оставаться в казармах. В полночь на 19 июля НКТ и ВСТ объявили всеобщую стачку, и стачечный комитет НКТ приказал своим сторонникам окружить казармы. Однако гражданский губернатор несколько дней сопротивлялся требованиям предоставить оружие рабочей милиции. После победы НКТ в Барселоне милиционеры оттуда отправили необходимое оружие своим товарищам в Валенсии84. Штурмовая гвардия оставалась лояльной, а 50 000 добровольцев, обещанных правыми, так и не появились85.

По первоначальному плану, мятеж в Валенсии должен был возглавить генерал Годед, командовавший воинскими частями на Балеарских островах. Однако тот был уверен, что в Валенсии «всё находится под контролем и в его присутствии нет необходимости», и вместо этого решил руководить переворотом в Каталонии86.

Командующий войсками региона, генерал Мартинес Монхе, заявил о своей верности Республике. Однако он категорически отклонил требование раздать оружие рабочим и потребовал прекратить всеобщую стачку как «ненужную».

Тем временем анархисты, социалисты, республиканцы и другие захватили все общественные здания. НКТ и ВСТ продолжили стачку, захватили оружие в порту и на судах, стоявших в гавани, и начали издавать газету «UGT–CNT». Они де-факто установили в регионе новую гражданскую администрацию и начали набор в милицию. Через десять дней, после того как солдаты стали выступать против своих «нейтральных» офицеров, была предпринята всеобщая атака на казармы, обошедшаяся практически без потерь, и в итоге Валенсия и весь регион Леванта остались за Республикой87.

Сопротивление на Канарских островах

Даже на Канарских островах, где базировался генерал Франко, мятежники встретили серьёзное сопротивление. Хотя в первые часы утра 18 июля мятежные войска заняли центр Лас-Пальмаса, бои в городе и его окрестностях продолжались бо́льшую часть дня, причём Гражданская и Штурмовая гвардия присоединились к сопротивлявшимся рабочим.

На другом острове, в городе Санта-Крус, штурмовые гвардейцы также защищали Республику с оружием в руках. При поддержке рабочих они смогли продержаться десять дней. Однако к концу июля мятежники установили полный контроль над этим атлантическим аванпостом Испании.

От переворота к гражданской войне

Через несколько дней после начала мятежа 17 июля 1936 г. в Испанском Марокко то, что по плану заговорщиков должно было стать обычным государственным переворотом, переросло в гражданскую войну. Мятеж потерпел неудачу в Каталонии, Леванте, Новой Кастилии, Стране Басков, Сантандере, Астурии и половине Эстремадуры. Он не достиг успеха в большинстве крупнейших городов страны; он закончился поражением в двух основных промышленных зонах, Каталонии и Стране Басков.

Регионами, где мятеж увенчался успехом, были по преимуществу сельскохозяйственные области на юге (Андалусия и Эстремадура), в центре (Старая Кастилия и Леон), на севере (Наварра и провинция Алава) и северо-западе (Галисия). Мятежниками также был захвачен важный горнопромышленный район – оловянные рудники на Рио-Тинто в Андалусии.

Как республиканская, так и мятежная территория были разделены на две части. На юге область, занятая мятежниками, включала в себя значительную часть Андалусии и южную Эстремадуру, и она была отрезана от контролируемых мятежниками регионов Старой Кастилии, Леона, Галисии, Наварры и Арагона республиканскими регионами северной Эстремадуры и Новой Кастилии. Республика, со своей стороны, также оказалась рассечена – бо́льшая её часть, охватывавшая центральную и средиземноморскую Испанию, была отделена от Баскского, Сантандерского и Астурийского регионов на севере областями Арагона, Старой Кастилии и Леона, перешедшими к мятежникам.

Страна оказалась расколота и по другим признакам. Городские рабочие и сельские батраки в подавляющем большинстве встали на защиту Республики. Крестьяне – собственники и арендаторы, мелкие предприниматели и образованные люди резко разделились в своих предпочтениях между Республикой и мятежниками. Крупные землевладельцы, промышленники, банкиры практически единодушно поддержали мятеж.

Раздел прошёл также по линии вероисповедания. Бо́льшая часть римско-католической иерархии и духовенства поддержала мятежников. Однако было одно главное исключение из этого правила – Страна Басков, где церковные иерархи, священники и миряне в основном поддерживали Республику. В других регионах также были рассеяны либерально настроенные католики, вставшие на сторону республиканского дела.

Наконец, сами вооружённые силы далеко не были единодушны в своей поддержке мятежников. Как мы уже отмечали в этой главе, значительная часть офицерского корпуса осталась верной Республике, и среди них немало было тех, кто заплатил за эту верность своей жизнью в первые дни мятежа. Однако лояльные офицеры на протяжении всей Гражданской войны продолжали оставаться под подозрением со стороны лоялистов-гражданских, в особенности анархистов.

Часть II. Роль анархистов в вооружённых силах Республики

Часть II. Роль анархистов в вооружённых силах Республики

5. Общий обзор

Одним из аспектов участия анархистов в Гражданской войне в Испании, который не получил должного освещения ни со стороны тех, кто в течение войны вёл её хронику, ни со стороны тех, кто писал её историю впоследствии, была роль анархистов в вооружённых силах, сражавшихся за Республику. Как очевидцы, так и историки были склонны либо замалчивать эту роль, либо подчёркивать «недисциплинированность» анархических сил.

Хью Томас в своей обширной монографии о Гражданской войне по большей части игнорирует важность участия анархистов в боевых действиях; к примеру, он практически не упоминает об их вкладе в победу при Гвадалахаре, где их присутствие оказалось решающим, и вместо этого, как и во многих других случаях, сосредотачивается на, как предполагается, главной роли интернациональных бригад в данном сражении. Конечно, коммунистические комментаторы и историки, со своей стороны, мало что могли сказать об анархических боевых частях, кроме приписываемого им отсутствия дисциплины. Типичным для сталинистов и их попутчиков было наблюдение Луиса Фишера: «Анархисты обычно сражались плохо». Развивая эту мысль в связи с битвой за Мадрид, он говорил: «…Многие анархисты были прежде всего заинтересованы в установлении либертарной республики в Испании; они не сходились во взглядах с социалистами и коммунистами или буржуазными республиканцами и не слишком торопились умирать за правительство Кабальеро. Это не было “важно”»1. Он также утверждал, что анархисты «берегли своё оружие и своих людей для революции, в то время пока Франко одерживал победы, которые должны были уничтожить все социальные завоевания»2.

Даже сами анархисты были склонны уделять очень мало внимания своему участию в боевых операциях конфликта. Вместо этого они во время и после войны предпочитали писать о своей роли в преобразовании сельской и городской экономики лоялистской Испании и о своём участии в каталонском и республиканском правительствах; военные вопросы если и затрагивались, то лишь мимоходом.

Среди них было несколько исключений. Эдуардо де Гусман оставил записи об участии анархистов в обороне Мадрида; Рикардо Санс написал мемуары о своём пребывании в качестве преемника Дуррути на должности командующего колонной его имени (позднее 26‑я дивизия); Сиприано Мера также написал воспоминания, в которых отразилась его деятельность как одного из ведущих военачальников на Мадридском фронте на протяжении бо́льшей части войны. Диего Абад де Сантильян, Хуан Гарсия Оливер и Сесар Лоренсо в своих записках о Гражданской войне ограничились лишь некоторыми аспектами, как и Хосе Пейратс в своём исследовании НКТ во время Гражданской войны, а Абель Пас написал книгу о Железной колонне. Однако ни один анархический автор не дал целостной картины участия анархистов в испанской республиканской армии.

Общий ход боевых действий и этапы Гражданской войны

После вооружённой борьбы в первые несколько дней, прошедших с 17 июля 1936 г., стало ясно, что разворачивается гражданская война, а не традиционный военный переворот, или пронунсиаменто. Страна оказалось резко разделена на те регионы, которые остались подконтрольными Республике, и те, которые были захвачены военными мятежниками и их гражданскими союзниками. Гражданская война, охватившая Испанию после того, как заговорщикам не удалось добиться успеха сразу по всему полуострову, продолжалась 32 месяца.

На первом этапе конфликта мятежники провели кампании как в северных, так и в южных регионах. С юга силы генерала Франко двинулись на север, в Эстремадуру, чтобы взять Мериду, а также город Бадахос у португальской границы, где они совершили одно из самых зверских за всё время войны массовых убийств республиканцев и сочувствующих им на городской арене для боя быков. Затем они вошли в Новую Кастилию, захватив Талавера-де-ла-Рейну, заставили лоялистов снять осаду с замка Алькасар в Толедо и остановились на подступах к Мадриду. В ходе этой кампании северные и южные армии мятежников соединились, и республиканские Страна Басков, Сантандер и Астурия окончательно оказались изолированы от остальной части лоялистской Испании.

На севере войска генерала Молы двинулись из Алавы в баскскую провинцию Гипускоа, захватив сначала Ирун на французской границе, а затем Сан-Себастьян. На северо-западе войска мятежников вторглись из Галисии в западные районы Астурии и частично освободили от осады мятежный гарнизон в астурийской столице Овьедо, проложив узкую полосу, связывавшую город с мятежными силами к западу.

В этот же первый период Гражданской войны лоялистские силы, состоявшие преимущественно из анархических ополченцев из Каталонии, стремительно вошли в Арагонский регион, примерно наполовину отвоевав его для Республики. Каталонские силы также предприняли высадку на Мальорке, крупнейшем из Балеарских островов, который удалось захватить мятежникам, но эта операция закончилась поражением.

На втором этапе Гражданской войны, продолжавшемся с начала ноября 1936 г. по март 1937 г., боевые действия сосредоточились вокруг Мадрида. Хотя Франко и Мола ожидали, что столица страны достанется им без особого труда – после непрерывной серии поражений, понесённых республиканцами к югу от Мадрида, – лоялистские силы организовали достойную удивления оборону, которая в итоге заставила Франко на время оставить попытки овладеть городом и переключиться на другие фронты.

Пока мятежники осуществляли свой план нападения на северные республиканские анклавы, лоялистами было предпринято два неудачных наступления. Правительство премьер-министра Франсиско Ларго Кабальеро планировало нанести главный удар по силам мятежников в Эстремадуре, чтобы рассечь их армию на две части, достигнув португальской границы, а также чтобы разжечь сопротивление среди населения северной Эстремадуры, в значительной степени прореспубликанского. Однако по политическим причинам, которые мы отметим в дальнейшем, это наступление не состоялось.

Впоследствии новое республиканское правительство премьер-министра Хуана Негрина начало наступление под Бриуэгой, в окрестностях Мадрида2a, которое после первоначального успеха было отражено с помощью мятежных войск, переброшенных с севера. Вскоре после этого лоялистами было предпринято ещё одно наступление – у Бельчите, на Арагонском фронте, с потенциальной целью прорыва и установления связи с республиканскими силами в Сантандере. Как и под Бриуэгой, наступление у Бельчите провалилось.

Основные действия следующего этапа Гражданской войны происходили на севере. Одним из главных препятствий, стоявших здесь перед республиканскими силами, являлся так называемый кантонализм. Северный фронт охватывал три различных региона: Страну Басков, Сантандер и Астурию. Каждый из них имел своё руководство, и все усилия, направленные на координацию действий республиканской армии на севере, разбивались об автономию региональных властей.

Коммунистическая историография Гражданской войны довольно точно описала последствия этого кантонализма: «Каждый из этих органов занимался выпуском своих собственных денег… каждый имел свою собственную милицию и военное руководство; у каждого был свой торговый аппарат и свои собственные службы снабжения; каждый ставил искусственные препятствия на пути взаимного сотрудничества, которого очевидным образом требовала война»3.

31 марта 1937 г. силы генерала Молы приступили к ликвидации северного сектора республиканской Испании, начав наступление на баскскую провинцию Бискайя. После нескольких недель сражений укрепления Бильбао, считавшиеся неприступными, были взяты, город был захвачен 19 июня, и вскоре бо́льшая часть Бискайи оказалась в руках мятежников. После короткого периода перегруппировки войска Молы3a атаковали Сантандер, к западу от Страны Басков, и с относительной лёгкостью овладели им.

Однако в заключительной части битвы за север, проходившей в Астурийском регионе, победа стоила мятежникам значительно бо́льших усилий. Сражения длились два с половиной месяца, астурийские милиционеры и другие бойцы боролись буквально за каждый дюйм земли, и боевые действия закончились только 21 октября 1937 г.

Ликвидация Северного фронта имела не только военное значение. Под контроль мятежников перешли важные экономические ресурсы железных рудников и угольных шахт региона, а также основной центр производства железа и стали, что не только позволило улучшить материальное снабжение мятежников, но и дало им возможность получать иностранную валюту через вывоз минерального сырья за границу, в особенности в Великобританию.

Следующая наступательная операция была проведена лоялистами. Это была атака на теруэльском участке в южном Арагоне, которая началась 15 декабря 1937 г. и продолжалась более двух месяцев, прежде чем республиканские силы были окончательно отброшены за реку Эбро 11 февраля 1938 г.

Всего через несколько недель, 9 марта 1938 г., мятежники начали своё наступление в Арагонском регионе. Несмотря на упорное сопротивление республиканских сил, армия Франко заняла весь регион и даже закрепилась в районе Лериды на юго-западе Каталонии. После этой победы мятежникам удалось выйти к средиземноморскому побережью, вновь расколов лоялистскую Испанию на два отдельных сектора: Каталонию на севере и остальную часть республиканской территории на юге. Войска генерала Франко, продвигавшиеся к югу, чтобы захватить Валенсию, в итоге были остановлены решительным сопротивлением лоялистов.

25 июля 1938 г. лоялисты начали своё последнее крупное наступление в Гражданской войне. Речь идёт о так называемой кампании на Эбро, в ходе которой республиканские силы форсировали эту реку, застав силы Франко врасплох. И в очередной раз, после первоначального успеха, участвовавшие в операции республиканские силы (преимущественно из тех, что базировались в Каталонии) были разбиты мятежниками после трёхмесячных ожесточённых боёв. Это поражение лоялистов стало преддверием финальной стадии конфликта. Битва на Эбро завершилась 15 ноября.

На этом последнем этапе войны экономическое положение республиканской Испании стало почти безнадёжным. Адольфо Буэсо, поумистский профсоюзный лидер, основываясь на собственном опыте, описывал ситуацию с продовольствием в Барселоне в месяцы накануне вступления войск Франко в Каталонию:

«…Нормирование еды было строгим, и голод стал реальностью. Крестьяне-рабасайрес, у которых теперь наконец была “своя” земля, оказались самыми эгоистичными людьми в мире, и то, что было ими произведено, они тщательно припрятывали, чтобы потом “обменять” – на другие товары, а не на деньги, которые практически ничего не стоили. Эта ситуация вызывала оживлённое периодическое движение по направлению к сельской местности тех, кто имел что-либо ценное для обмена на продукты. Поезда – которых не хватало – и автобусы каждый день отправлялись, заполненные женщинами и отчасти мужчинами, везущими корзины с вещами, представлявшими ценность, или с табаком, раздобытым неизвестно как, и в посёлках они старались отыскать “чего-нибудь”, чтобы накормить семью, поскольку в Барселоне, на рынках и в магазинах, ничего нельзя было найти…

То, что правительству удавалось импортировать “за счёт оставшегося золота”, частично, естественно, шло на нужды армии, остальное – вооружённой полиции, ещё что-то – неисчислимой бюрократии, которая имела свои кооперативы, и рабочим ничего не оставалось, кроме пресловутой “чечевицы доктора Негро”, которая на самом деле была семенем рожкового дерева. Хлеб, нормированный, предназначался для серых масс, он был ужасного качества, почти чёрный и невероятно тяжёлый. Для людей заслуженных был другой сорт хлеба, который, хотя и был не вполне белым, значительно превосходил распределявшийся по норме. Хлеб высшего сорта официально выпекался для больниц, санаториев и тому подобных учреждений, но также находил дорогу к столам министров, советников и прочей бюрократии, окружавшей их»4.

В последние дни декабря 1938 г. войска Франко начали кампанию с целью ликвидации республиканской Каталонии. Они завершили её к первой неделе февраля 1939 г., когда последние республиканские силы Каталонского региона, вместе с сотнями тысяч гражданских, перешли французскую границу.

После падения республиканской Каталонии в боевых действиях наступило затишье. Сторонники Франко явно выжидали, когда начнётся распад лоялистских сил на оставшейся республиканской территории. Ждать им пришлось недолго.

Хотя премьер-министр Хуан Негрин вернулся в зону, ещё удерживаемую Республикой, его решение передать контроль над остатками лоялистской армии коммунистам спровоцировало вооружённое противостояние. Под руководством полковника Сехисмундо Касадо и при поддержке анархистов, социалистов и большинства республиканцев, войска, стоявшие в Мадриде, подняли восстание, положившее конец режиму Негрина и передавшее власть Национальному совету обороны 5 марта 1939 г. Против него, в свою очередь, выступили войска, возглавляемые коммунистами, однако они в конечном счёте были побеждены.

Национальный совет обороны стремился заключить «почётный» мир с франкистами. Однако генералиссимус Франсиско Франко проигнорировал это предложение, и когда стало ясно, что достичь соглашения невозможно, лоялистские силы распались окончательно. К концу марта Республика прекратила своё существование, и 28 марта 1939 г. войска Франко наконец вступили в Мадрид, ознаменовав тем самым окончание Гражданской войны в Испании.

Значение участия анархистов в вооружённой борьбе

Анархисты были одной из главных сил в вооружённой защите республиканской Испании. Прежде всего, в значительной степени благодаря им мятежники изначально потерпели поражение в Каталонии, Леванте и бо́льшей части Андалусии, а также в Сантандере и бо́льшей части Астурии. В основном анархическими милиционерами была отвоёвана половина Арагона в первые недели войны, хотя им не удалось отбить ни Сарагосу, ни Уэску. Аналогичным образом, именно анархисты образовали ядро ополчения в отчаянной, но безуспешной попытке отстоять Ирун и Сан-Себастьян в этот же период.

Анархические милиционеры сыграли заметную роль в обороне Мадрида, также во многом благодаря анархистам была выполнена работа по возведению укреплений в столице и вокруг неё, хотя эти факты едва ли упоминаются в большинстве книг, посвящённых битве. Далее, они составляли большинство гарнизона во время злополучной обороны Малаги и, наряду с отрядами социалистов, были главными защитниками Сантандера и Астурии.

На протяжении, по крайней мере, первого года Гражданской войны анархисты составляли значительное большинство среди рядового состава республиканских вооружённых сил. Когда, со временем, лоялистская армия стала всё больше комплектоваться за счёт призыва, их доля, несомненно, значительно уменьшилась, но вплоть до конца войны они составляли довольно большую часть защитников Республики.

Главные проблемы анархистов в вооружённых силах

Однако и в вооружённой борьбе, и в постоянных политических манёврах внутри армии и вокруг неё, продолжавшихся всю войну, анархисты сталкивались с двумя серьёзными препятствиями. Это были их собственные антимилитаристские убеждения и стремительный рост, практически с самого начала войны, влияния коммунистов на всех уровнях республиканской военной иерархии.

Как принципиальные враги власти любого рода, испанские анархисты в начале Гражданской войны были особенно настроены против военного руководства, субординации и самой идеи командования. Анархистам потребовалось время, чтобы пересмотреть эти принципы согласно требованиям, поставленным современными организованными военными действиями, и (при свойственной их движению децентрализации) некоторые анархические группы и активисты приспособились к нуждам военного времени позже остальных.

В начале конфликта силы анархистов представляли собой отряды ополчения, состоявшие из более или менее легко вооружённых добровольцев. Первое время они пытались организовать свою милицию наподобие профсоюзов НКТ, с отказом от иерархии званий и обсуждением тактики и стратегии на пленумах.

Однако анархисты довольно скоро пришли к выводу о непригодности подобной организации и образа действий для ведения современной войны. По ту сторону фронта им противостояла весьма дисциплинированная регулярная армия, вскоре усиленная итальянскими и германскими кадровыми военными (хотя и маскировавшимися под добровольцев). Даже фалангистские и традиционалистские добровольцы, сражавшиеся на стороне Франко, с готовностью приняли военную дисциплину.

Таким образом, на глазах у анархистов разыгрался роковой конфликт между их традиционными убеждениями и принципами и необходимостью ведения гражданской войны. Им пришлось пойти на «милитаризацию» своей милиции. Вероятно, удивительнее всего в этом признании анархистами воинской иерархии и централизованного командования была та быстрота, с которой оно произошло.

Однако их первоначальное несогласие имело один долгосрочный эффект: офицерский корпус республиканской армии не отражал пропорцию анархических частей в её рядовом составе. Идеологические запреты удерживали многих анархистов-ополченцев, которые могли стать офицерами, от поступления в школы подготовки офицерского состава, даже несмотря на то, что один из их единомышленников, Хуан Гарсия Оливер, в первые месяцы войны отвечал за организацию этих школ и руководство ими. Эта дефицит офицеров-анархистов сохранялся в течение всего конфликта, отчасти из-за того, что замещение командных должностей членами НКТ–ФАИ началось довольно поздно.

Успехи коммунистов в вооружённых силах

Отсутствие командного рвения у анархистов, несомненно, стало важным фактором стремительного роста влияния коммунистов в вооружённых силах Республики. С самого начала конфликта коммунисты в полной мере были готовы принять военную иерархию и дисциплину. В конце концов, их собственная партия была организована на принципах иерархии и жёсткой дисциплины, а их знаменитый 5-й полк, сформированный в Мадриде в первые недели войны, стал моделью для новой Народной армии, к созданию которой приступило правительство премьер-министра Франсиско Ларго Кабальеро. Офицеры и солдаты полка скоро выдвинулись на командные позиции в частях этой новой армии на разных частях республиканской территории.

Бернетт Боллотен цитирует Фернандо Клаудина, ветерана Коммунистической партии, объяснявшего быстрый рост влияния коммунистов в республиканской армии следующим образом:

«Коммунистический Интернационал и Коммунистическая партия Испании с самого первого момента поняли решающее значение военных проблем. С помощью советских техников и коммунистических кадров из других стран испанская Коммунистическая партия сосредоточила всю свою энергию на решении этих проблем. Её структура, её методы работы и подготовки кадров сделали её особенно опытной в этом отношении… Полувоенные черты большевистской модели, по образцу которой она выкроила себя, позволили Коммунистической партии Испании быстро преобразоваться в военную партию Республики, в организационное ядро армии, которую следовало создать как можно скорее и без которой всё было обречено на гибель…»5

Дэвид Каттелл полагает: «Не будет ошибкой сказать, что без коммунистов как объединяющей и ведущей силы лоялистские войска были бы разбиты не в 1939 году, а гораздо раньше»6. Возможно, здесь есть некоторое преувеличение, но бесспорно одно: незамедлительное согласие сталинистов с необходимостью создания регулярной армии для борьбы против армии Франко приносило им весьма существенные политические дивиденды на протяжении всей войны.

Взгляд коммунистов на вещи с военной точки зрения давал им несколько преимуществ. С одной стороны, это позволило им создать в первые месяцы войны соединения, которые по эффективности превосходили слабые в организационном и командном отношении отряды милиции, находившиеся под руководством анархистов и других политических и профсоюзных сил. С другой стороны, готовность коммунистов безоговорочно принять суровую военную дисциплину привлекала многих кадровых офицеров, которые сохранили верность Республике и которых часто приводила в ужас картина (впрочем, далеко не во всём соответствовавшая истине) беспорядка, граничащего с хаосом, во многих подразделениях милиции. Многие из наиболее известных офицеров, такие так генералы Хосе Миаха, Себастьян Посас и командующий воздушными силами Игнасио Идальго де Сиснерос, предположительно, вступили в Коммунистическую партию в годы войны и состояли в ней более или менее продолжительный период времени.

Один высокопоставленный кадровый офицер, который, по широко распространённому мнению, в то время вступил в Коммунистическую партию, Висенте Рохо, очевидно, никогда не делал этого. В действительности он являлся человеком консервативных наклонностей и практикующим католиком. Однако после того, как он сыграл ключевую роль в обороне Мадрида, на него посыпались похвалы от пропагандистской машины сталинистов, и длительное время он работал в тесном сотрудничестве с ними.

Пальмиро Тольятти докладывал по поводу политики Рохо своим начальникам в Москве: «По меньшей мере странно было наблюдать, как он каждый раз, когда готова была произойти катастрофа на фронте, делал шаг навстречу КП. В 1937–1938 гг., перед началом второго этапа Теруэльской операции, он объявил, что единственной партией, в которую он мог бы вступить, является КП. В 1938 г., накануне фашистского наступления, его сын попросил партийный билет, и Рохо лично обратился с Негрину с просьбой разрешить ему вступить в Коммунистическую партию (Негрин в разрешении отказал)». Тольятти приходил к заключению, что, в свете дружеских отношений Рохо с некоторыми другими военачальниками, включая генерала Миаху, «его прокоммунистические заявления выглядят по меньшей мере странными»7.

В ретроспективе Тольятти критиковал отношение Коммунистической партии к кадровым военным, завербованным ею. Он отмечал в своём докладе Коминтерну: «…Партия приняла в свой состав много элементов (преследующих карьерные цели) без какого-либо контроля, не предпринимая усилий по их обучению в духе коммунизма и не настаивая, чтобы они всегда отвечали перед партией за свои действия (не известно ни одного военного, который был бы публично подвергнут взысканию за свои слабости или ошибки)… Это одна из причин, по которым очень многие коммунисты-военнослужащие предавали нас в последний момент»8.

С поступлением существенной советской военной помощи и прибытием советских военных советников, начиная, по крайней мере, с октября 1936 г., воздействие коммунистов на руководство вооружёнными силами значительно усилилось, в ущерб анархистам. В течение всей войны анархисты жаловались на то, что русские отказываются предоставлять их частям оружие в достаточном количестве, и имеется достаточно подтверждений того, что эти жалобы имели под собой основание.

Бернетт Боллотен привлёк несколько источников, чтобы охарактеризовать степень влияния советских военных в высших кругах республиканского военного руководства:

«“Со временем, – пишет полковник Сехисмундо Касадо, начальник оперативного отдела генерального штаба в первые месяцы войны, – влияние русских в Военном министерстве возрастало. [Русские военные советники] просматривали планы Генерального штаба, и через министра они отклоняли многие технические предложения и продвигали вместо них другие”. В другом месте он говорит: “Эти ‘дружественные советники’ пользовались такой же властью в воздушных силах и танковом корпусе”. Луис Аракистайн пишет о русском влиянии в высших кругах: “Воздушные силы, контролируемые русскими, задействовались когда и где им было угодно, без какой-либо координации с сухопутными и морскими силами. Министр флота и авиации Индалесио Прието, покорный и циничный, высмеивал свою должность перед всеми, кто посещал его, говоря, что он не является ни министром, ни кем бы то ни было ещё, поскольку воздушные силы совершенно ему не подчиняются. Настоящим министром авиации был русский генерал Дуглас [Яков Смушкевич]”. Позже он добавляет: “За спиной [русских офицеров] стояли бесчисленные политические агенты, замаскированные под торговых посредников, которые держали испанскую политику под своим контролем. Они давали директивы русским офицерам, Коммунистической партии и самому Розенбергу, советскому послу, который в действительности был лишь соломенным чучелом. Настоящими послами были те таинственные люди, которые прибывали в Испанию под вымышленными именами и работали согласно прямым указаниям Кремля и русской полиции”»9.

Однако советское влияние в республиканском военном аппарате имело и другие эффекты, которые также отвечали целям Советов и испанских коммунистов. Поскольку республиканские воздушные силы практически полностью находились под контролем русских, они могли обеспечить поддержку с воздуха наземным операциям республиканцев или отказать в ней, если считали нужным. Наиболее известный пример – их отказ в подобной поддержке при планировании Ларго Кабальеро наступления в Эстремадуре в мае 1937 г. Кроме того, анархисты неоднократно утверждали, что влияние советских и испанских коммунистов в сухопутных силах часто использовалось для того, чтобы задействовать контролируемые коммунистами части там, где успех и слава были наиболее вероятными, в то время как самые сложные и более или менее невыполнимые задания оставляли анархическим частям, из-за чего их потери были особенно высоки, а поражение можно было списать на их «некомпетентность».

Доминирование в вооружённых силах Республики, которого очень скоро добились коммунисты, дало им возможность применить ещё одно оружие, не только против анархистов, но и против других элементов, таких как социалисты Ларго Кабальеро, пытавшихся ограничить их контроль в военных делах. Они использовали тактику давления и запугивания, чтобы заставлять офицеров и солдат вступать в Коммунистическую партию, устранять, иногда физически, тех, кто не желал делать этого, и отдавать боевые части, в основном состоявшие из анархистов и социалистов, под командование офицеров-коммунистов, которые, пользуясь положением, могли навязывать им свою линию.

Наконец, коммунисты имели ещё одно преимущество в своей борьбе с анархистами внутри вооружённых сил. У них был мощный пропагандистский аппарат как в самой Испании, так и в остальном мире. Анархисты не могли соперничать с этим аппаратом на территории Республики, особенно после введения цензуры, по большей части контролируемой коммунистами, последовавшего за событиями мая 1937 г. в Каталонии. Также для них невозможно было даже приблизиться по размаху и эффективности к коммунистической пропаганде в мире: за пределами Испании анархическое движение было чрезвычайно слабым, имело мало собственных пропагандистских ресурсов и почти не получало доступа к капиталистической прессе, тогда как в распоряжении коммунистов находился общемировой, высоко дисциплинированный и хорошо финансируемый пропагандистский аппарат.

В результате у коммунистов имелось много возможностей, чтобы сотворить мифы о своих «героях» и других, кого они хотели сделать героями (будь то коммунисты Листер и Эль Кампесино или кадровые офицеры, как генералы Миаха и Рохо). В то же время им удавалось замолчать подвиги таких анархических военачальников, как Сиприано Мера и Рикардо Санс, и полностью уничтожить репутацию тех офицеров регулярной армии, которые не захотели влиться в их ряды или признать их гегемонию. Печально известным примером последнего является судьба генерала Хосе Асенсио.

Значение соперничества анархистов и коммунистов в вооружённых силах

На протяжении всей Гражданской войны самым важным политическим конфликтом на республиканской территории была борьба между анархистами и коммунистами. В начале войны влияние анархистов было преобладающим в Каталонии, Арагоне, провинции Малага, а в Леванте, Сантандере и Астурии они делили лидерство с социалистами. Коммунисты чётко понимали, что для того, чтобы установить свой полный контроль над Испанской республикой и направлять её в соответствии с международной стратегией и тактикой сталинского режима, они должны уничтожить анархическое движение.

Нигде это не было более очевидно, чем в вооружённых силах Республики. Пока анархисты продолжали командовать значительной частью республиканской армии, коммунисты не могли считать, что контроль над правительством им гарантирован. Это ясно продемонстрировало выступление полковника Сехисмундо Касадо в последние недели войны.

С точки зрения самих анархистов, их участие в вооружённой борьбе против сил Франко принесло им серьёзные идеологические и политические проблемы. Хотя обстоятельства войны вынудили анархистов пойти на фундаментальные идеологические компромиссы в экономической сфере, в социальных и культурных вопросах и в политике, самые большие уступки им пришлось сделать на военной сцене. Это далось им нелегко, но проделанные ими усилия, вероятно, лучше всего иллюстрируются тем фактом, что к концу войны они, удерживая контроль над ключевыми армейскими соединениями, занимали положение, позволившее им успешно противостоять последней попытке коммунистов получить контроль над остатками республиканской армии. К сожалению для анархистов (как и для других защитников Республики), это тем не менее произошло слишком поздно для того, чтобы предотвратить окончательную и безоговорочную победу мятежных сил, возвестившую долгую ночь режима Франко.

Заключение

В главах, которые последуют в этом разделе, мы надеемся восполнить, хотя бы в скромной мере, пробел в истории испанской Гражданской войны и уделить надлежащее внимание участию анархистов в вооружённой борьбе. Мы проследим роль анархических войск на Арагоно-Каталонском фронте, в обороне Мадрида и в вооружённых силах Республики на остальных территориях Испании. Затем мы охарактеризуем борьбу вокруг вопроса «милитаризации» анархической милиции и итоги принятия (запоздалого) этого требования анархистами. Я надеюсь, что эти главы представят более точный и правильный взгляд на роль анархистов в вооружённой защите Испанской республики, чем тот, который предлагает «общепринятая точка зрения».

Анархисты играли существенную роль на всех этапах боевых действий испанской Гражданской войны. В ряде случаев они занимали руководящие позиции, хотя, по причинам уже указанным нами, за исключением Арагонского фронта в первый год, а также Сантандера и Астурии, они всегда находились в тени других политических элементов, в особенности коммунистов. В следующих главах я дам более подробное описание их роли в ходе войны.

Часть II. Роль анархистов в вооружённых силах Республики

6. Анархисты в войсках Арагона и Каталонии

После того, как в Каталонии была одержана победа над военными и гражданскими мятежниками, одной из главных задач, стоявших перед анархистами и их союзниками, было возвращение столицы соседнего Арагона, Сарагосы, которая вместе с большей частью региона перешла в руки мятежников. Требовалось безотлагательно мобилизовать силы, чтобы переломить ситуацию.

Выполнение этой задачи взял на себя вновь созданный Главный совет антифашистской милиции0, в котором анархисты были всецело преобладающим элементом. Подразделения милиции, набранные в дни и недели, последовавшие за поражением военного мятежа в Каталонии, стали ядром республиканской армии, которая на протяжении двух с лишним лет противостояла силам генерала Франко в Арагоне, а затем и в самой Каталонии.

Регион Арагона–Каталонии был тем театром боевых действий, где роль анархистов в республиканской армии была самой неоспоримой, как в отношении рядового состава, так и в отношении командования ключевых соединений. Однако именно в этом регионе контролируемые анархистами части сильнее всего страдали от решений республиканского правительства, отказывавшегося предоставить финансовую помощь, оружие и снаряжение, которые были необходимы им, чтобы сыграть решающую роль в возможной победе лоялистов в Гражданской войне.

Первый набор в милицию

Вскоре после каталонского триумфа анархисты узнали, что мятежники добились успеха в Сарагосе и большей части Арагона. Им стало ясно, что необходимо срочно направить войска в Арагон, чтобы не только вернуть город, считавшийся самым анархическим в Испании, но и не дать мятежникам использовать Сарагосу в качестве базы для нападения на Каталонию. Более того, взятие Сарагосы открыло бы путь для дальнейшего наступления, чтобы установить связь между Каталоно-Арагонским республиканским регионом и лоялистскими силами в Стране Басков, Сантандере и Астурии.

Поэтому было решено организовать милиционные части, чтобы сражаться с войсками мятежников в Арагоне. 22 июля Хуан Гарсия Оливер выступил по барселонскому радио с речью, в которой он объявил о предстоящем формировании колонн милиции. Согласно тексту речи, опубликованному на следующий день «Рабочей солидарностью», он назвал причинами создания колонн «господство военных в Сарагосе и возможность продвижения фашистских колонн из Арагонского региона на земли Каталонии…»1

Главный комитет милиции решил, что первая колонна милиции должна собраться на авеню Паско-де-Грасия в Барселоне в 10:00 24 июля2. В восемь утра Буэнавентура Дуррути отправился на радио и призвал рабочих города приносить на место сбора продукты и всё необходимое для новой милиционной колонны3.

Совет милиции, по первоначальным подсчётам, нуждался в 12 000 бойцов, чтобы провести кампанию у Сарагосы4. Однако первая колонна, возглавляемая Буэнавентурой Дуррути и подполковником Энрике Пересом Фаррасом, в качестве политического лидера и военного советника соответственно, далеко не достигала этого размера. Главный биограф Дуррути, Абель Пас, оценивал её численность в 2 000 человек5; Диего Абад де Сантильян называл цифру 3 000, а Гарсия Оливер утверждал, что в ней насчитывалось 5 0006.

Луи Мерсье, чилийский француз, который воевал в колонне Дуррути первые полгода войны, отмечал, что вначале колонна, как и большинство соединений милиции, состояла главным образом из людей, не имевших военного опыта. Командовали ею те, кто, возможно, отбыл двухлетнюю воинскую повинность, сражался в одной из предыдущих войн, в Африке или где-то ещё, может быть даже в Первой мировой войне, но после этого годами не брал винтовку. В колонне Дуррути имелась значительная группа иностранцев, исполнявших бо́льшую часть технической работы. В общей сложности их насчитывалось до 500 человек, и среди них особенно широко были представлены немцы7.

Очевидно, Дуррути вначале думал задействовать в арагонской экспедиции часть солдат из барселонского гарнизона. Он совместно с майором Салаверой посетил казармы Алькантарского и Бадахосского пехотных полков, призывая добровольцев в свою колонну, и, как сообщают, был восторженно встречен солдатами и сержантами8. Однако, по каким бы то ни было причинам, эти солдаты не были привлечены в колонну.

После отбытия колонны Дуррути кампания по набору в милицию продолжилась. Абад де Сантильян комментировал: «За несколько дней больше ста пятидесяти тысяч добровольцев записались, чтобы бороться против военного мятежа там, где будет необходимо». Он добавлял: «Будучи на полпути к организации этой огромной массы, мы не имели ничего оставшегося от старой армии»9. В рамках кампании по мобилизации был создан специальный комитет, «чтобы собрать вместе и отправить солдат, которые бросили свои подразделения и добровольно хотели пойти в бой»10.

Вскоре были организованы несколько других колонн милиции. Второй командовал Антонио Орти́с, бывший, как и Дуррути, членом анархической группы «Мы». Кроме того, анархисты организовали колонну под командованием Доминго Аскасо и Кристобаля Альдабальдетреку и колонну «Земля и свобода» (Columna Tierra y Libertad) под командованием компаньеро Маэсту. Со своей стороны, коммунистическая Объединённая социалистическая партия Каталонии (ОСПК) организовала колонну «Карл Маркс», возглавляемую Мануэлем Труэбой и Хосе дель Баррио, а диссидентская Рабочая партия марксистского единства (ПОУМ) отправила колонну «Ленин» под командованием Хосе Ровиры. «Левые республиканцы Каталонии» организовали колонну Масия – Компаниса. Наконец, «на фронт возле Уэски был отправлен небольшой отряд карабинеров и штурмовых гвардейцев, которые хорошо сражались, когда им приходилось действовать в поддержку милиции», – говорит Хуан Гарсия Оливер11.

Подводя итог этой первоначальной мобилизации в каталонскую милицию, Гарсия Оливер пишет: «Чтобы занять то, что вскоре стало Арагонским фронтом, примерно на 300 километров от французской границы до Бельчите, туда были отправлены силы, состоявшие из 30 000 милиционеров, из которых четыре пятых были анархо-синдикалистами»12.

Первые победы каталонских войск

Колонны милиции, организованные в Каталонии, полностью очистили свой регион от мятежников и двинулись в Арагон. 26 июля барселонская газета «La Vanguardia» объявила, что арагонский город Каспе был занят войсками лоялистов «после небольшой бомбардировки»13. Оттуда колонна Дуррути продолжила движение на северо-восток, взяв ряд посёлков, включая Бухарало́с (27 июля), где в конечном счёте разместился штаб колонны14.

Однако официальной целью колонны Дуррути с того времени, как она покинула Барселону, было возвращение Сарагосы. По свидетельству Франца Боркенау, посетившего Каталонию в начале августа 1936 г., тогда казалось, что вопрос не в том, будет ли Сарагоса отвоёвана лоялистами, а том, когда это произойдёт15.

Абель Пас (Диего Камачо), биограф Буэнавентуры Дуррути, объяснил обстоятельства, помешавшие взять Сарагосу. Во-первых, отмечает он, на следующий день после взятия Бухаралоса, когда колонна милиции шла к арагонской столице, ей «пришлось столкнуться с реальностью войны. Фашистская авиация бомбила её, что деморализовало немалое число милиционеров, которые, охваченные паникой, бросились бежать… Бомбёжка, к их удивлению, оказалась убийственной, обойдясь в дюжину смертей и более чем двадцать раненых… После этого удара Дуррути решил, что стоит отступить и собрать больше информации о позициях врага, чтобы не подвергнуться внезапному нападению…»16

В дальнейшем, согласно Абелю Пасу, колонна Дуррути продолжила своё движение, подойдя к Сарагосе на 20 километров, «но была задержана рекой и сопротивлением, оказанным гарнизоном арагонской столицы. Это заставило колонну Дуррути проложить хорошую и эффективную сеть траншей и пулемётных гнёзд на своих передовых позициях». Тогда Центральный комитет милиции Каталонии приказал колонне ждать помощи от частей милиции, действовавших на другом (сарагосском) берегу Эбро17.

Коммунисты часто подвергали анархическую милицию нападкам за неудачу первоначальной попытки взять Сарагосу. Они зашли настолько далеко, что обвинили ополченцев НКТ в том, что они отказывались работать больше 8 часов в день, тогда как несколько дополнительных часов могли привести их в арагонскую столицу18. Учитывая изначальный энтузиазм, царивший в анархических войсках, и значение Сарагосы как одного из главных опорных пунктов анархистов накануне войны, это кажется маловероятным. Более правдоподобными представляются версии, объясняющие провал крайней неопытностью Буэнавентуры Дуррути в военной стратегии и тактике (даже при том, что его советником был кадровый офицер) и тем фактом, что десяти дней, прошедших между выступлением мятежников и прибытием каталонских милиционеров в окрестности Сарагосы, было достаточно, чтобы организовать надёжную оборону против необученных и легковооружённых добровольцев.

Тем временем другие каталонские колонны милиции, пополнившиеся за счёт жителей тех частей Арагона, через которые они проходили, заняли бо́льшую часть Арагона к востоку от реки Эбро и небольшой район на другом берегу реки. Хотя эти части по большей части состояли из анархистов и ими же возглавлялись, другие политические группы также были представлены в армии, стихийно возникшей после 19 июля. Франц Боркенау сообщал в то время, что эти первые колонны также приняли в свой состав значительное число дезертиров из армии мятежников, многие из которых были социалистами или анархистами до того, как их призвали19. Но он также отметил нежелание революционных крестьян отправлять свою молодёжь в милицию20.

Эти первые колонны милиции перед выступлением на поле боя прошли только самое элементарное обучение. Франц Боркенау прокомментировал это в начале августа: «Я обедал с группой милиционеров, которые говорили о своей военной подготовке, и пришёл в ужас, услышав, что всё, чему их научили перед отправкой на фронт, – это как стрелять из винтовок; никаких полевых учений, рытья окопов и т.п.»21.

Как только фронт в Арагоне стабилизировался, стала ясна политическая расстановка сил, которые должны были укомплектовать Арагонский фронт в первый год войны. На самом севере, у французской границы, стояла небольшая колонна «Левых республиканцев Каталонии». Сразу к югу от неё, напротив удерживаемого мятежниками города Уэска, находилась колонна «Ленин» антисталинской Рабочей партии марксистского единства. С юга к ней примыкала анархо-синдикалистская колонна Аскасо, возглавляемая членом группы «Мы» Грегорио Ховером, а слева от последней стояла колонна «Орлята», состоявшая из членов «Либертарной молодёжи» и некоторое время находившая под командованием Хуана Гарсии Оливера, которого затем сменил Мигель Гарсия Виванкос.

Позиции к югу от колонны «Орлята» занимала колонна «Карл Маркс», организованная сталинистами из Объединённой социалистической партии Каталонии и возглавляемая Хосе дель Баррио. На юге с ней граничило ещё одно соединение ПОУМ, колонна Маурина под командованием Хосе Ровиры, а ещё левее стояла колонна Дуррути.

На южном фланге Арагонского фронта, к югу от реки Эбро, находились многочисленная анархо-синдикалистская колонна Ортиса, возглавляемая Антонио Ортисом, и два меньших по размеру соединения – колонны Пеньялвера и Мены, обе организованные в каталонском городе Таррагона22, а также колонна Масия – Компаниса «Левых республиканцев Каталонии», которая слева соединялась с Железной колонной из Валенсийского региона23.

В республиканских частях на Арагонском фронте также оказалось небольшое число офицеров и рядовых регулярной армии. Сосредоточенные у Барбастро и возглавляемые полковником Хосе Вильяльбой, эти солдаты, оставшиеся верными Республике, начали операции против Уэски и Хаки, которые, к сожалению, не принесли успеха24.

Поражение на Балеарских островах

Одним из первых поражений каталонских войск, включавших как анархистов, так и отряды иной политической окраски, стала неудачная экспедиция на Балеарские острова в августе 1936 г. На двух меньших островах, Менорке и Ивисе, мятеж 19 июля был подавлен, но на Мальорке он закончился успехом. Острова представляли большой интерес для каталонцев, как из-за своего стратегического значения, так и потому, что их население говорило на каталанском языке.

В начале боевых действий каталонский Центральный комитет милиции принял решение сосредоточить усилия на кампании по возращению Арагона, сознательно отказавшись от планирования нападения на Мальорку. Тем не менее капитан Альберто Байо, офицер авиации, оставшийся на стороне лоялистов, на свой страх и риск, не советуясь с Центральным комитетом милиции, решил предпринять экспедицию с целью захвата Мальорки. Хуан Гарсия Оливер впоследствии высказывал подозрение, что Байо пользовался поддержкой каталонского президента Луиса Компаниса в этом начинании.

Более важным, однако, было то, что Байо получил поддержку морской секции Союза транспортных рабочих Барселоны, входившего в НКТ. Выступая не только от имени Компаниса, но и якобы от Комитета милиции, Байо попросил помощи этого профсоюза, чтобы получить флот и собрать людей для экспедиции. Морская секция была независимой организацией НКТ и имела в своём распоряжении не только два эсминца, канонерскую лодку, торпедный катер, три субмарины и другие корабли, но и около 5 000 человек. К экспедиции присоединилась также небольшая группа из Валенсии под командованием капитана Гражданской гвардии Урибарри, но большинство валенсийцев вернулись домой, не приняв участия в высадке на Мальорке, так как два капитана не смогли договориться о том, кто будет командовать.

Вместо того чтобы в лоб атаковать Пальма-де-Мальорку, которую защищали меньше чем 600 солдат и где население было преимущественно республиканским и анархическим в своих симпатиях, Байо высадил свои силы на изолированных пляжах на большом расстоянии от города. Там его бойцы подверглись нападению со стороны немногочисленных вражеских войск и в конечном счёте были оттеснены на узкую полосу у побережья.

Тогда Байо обратился за помощью к Центральному комитету милиции Каталонии. После отправки к острову двух наблюдателей, комитет решил выделить ему пушку и прочее вооружение, которое он запросил. Однако даже с этим подкреплением капитан Байо не смог продвинуться вперёд. Многочисленный итальянский отряд высадился на острове, чтобы поддержать мятежников. Приблизительно через две недели Байо совершил катастрофическое отступление, во время которого он оставил врагу множество пленных и значительную часть оружия, взятого в экспедицию. Этот инцидент привёл к тому, что итальянцы прочно закрепились на крупнейшем из Балеарских островов.

По возвращении в Барселону капитан Байо был арестован. Хотя большинство членов Комитета милиции, от всех политических течений, считали, что его следует отдать под трибунал и казнить, они решили, скорее по политическим, чем по военным мотивам, просто уволить его из вооружённых сил25.

Спустя много лет капитан Альберто Байо заслужил себе ещё одну сноску в мировой истории, обучив основам партизанской войны небольшой отряд Фиделя Кастро из «Движения 26 июля» перед его отплытием из Мексики на Кубу в конце 1956 г.

Организация каталонских сил на Арагонском фронте

Пока Главный комитет антифашистской милиции действовал как де-факто правительство Каталонии, милиционные колонны в Арагоне находились под его командованием. Когда анархисты вошли в каталонское правительство и комитет был распущен, каталонские войска перешли в подчинение Департамента обороны (Consejería de Defensa) Каталонии, возглавляемого полковником Фелипе Диасом Сандино, но он фактически контролировался НКТ, и один из её лидеров являлся генеральным секретарём департамента. Хуан Гарсия Оливер занимал эту должность – сходную с его позицией в Главном комитете милиции – до своего вхождения в республиканское правительство в начале ноября 1936 г.26. После него, до майских событий 1937 г., генеральным секретарём Департамента обороны Хенералидада был другой член НКТ – Хуан Мануэль Молина27.

После вооружённого конфликта в Барселоне и некоторых других городах Каталонии в начале мая 1937 г. каталонское правительство утратило контроль над вооружёнными силами на Арагонском фронте. В это же время положение анархо-синдикалистских командующих, офицеров и солдат стало всё больше осложняться из-за давления и преследований со стороны коммунистов.

В начале Гражданской войны все милиционные формирования, сражавшиеся на Арагонском фронте, возглавлялись политиками или профсоюзными лидерами. За весьма редким исключением, они были людьми, лишёнными какого-либо военного опыта, и в очень многих случаях – убеждёнными антимилитаристами.

Анархические лидеры – и те, кто вёл войска на фронт, и те, кто остался в тылу организовывать и направлять правительство, экономику и другие стороны общественной жизни, – осознавали потребность в людях, прошедших военную подготовку, обладавших опытом и (в большей или меньшей степени) умением. Поэтому с самого начала командирам колонн придавались в помощь советники, бывшие профессиональными военными. Конечно, значительное большинство офицеров в Каталонии, как и во всей Испании, участвовало в мятеже вооружённых сил 17–19 июля 1936 г. Однако оставалось достаточно лояльных офицеров, которые могли давать лидерам милиционных колонн некоторые консультации по стратегическим и тактическим вопросам и помогать им создавать из колонн боевые части, более и менее способные вести современную войну.

Несмотря на предполагаемую подчинённость различных колонн Центральному комитету милиции в Барселоне, правда заключалась в том, что на протяжении многих месяцев каждое соединение милиции было более или менее независимым в том районе, где оно базировалось и который оно защищало. И в результате того, что каждое соединение имело свою политическую окраску, возникала заметная напряжённость, иногда даже конфликты, между ополчениями разной идеологической ориентации.

Комитет милиции и впоследствии Департамент обороны каталонского правительства время от времени пытались установить единое командование и ужесточить свой контроль над разрозненными частями. Уже в сентябре комитет назначил кадрового офицера, подполковника Рейеса, главой единого командования. Однако на совместном заседании основных функционеров военного сектора Комитета милиции и командующих соединениями милиции это назначение, похоже, не было утверждено28.

С течением времени, по мере того как каталонским и испанским республиканским правительствами предпринимались попытки милитаризовать подразделения милиции, изначальная обособленность лоялистских вооружённых сил Арагоно-Каталонского региона в большей или меньшей степени была преодолена. Однако политическое соперничество внутри армии, здесь и в других частях лоялистской Испании, никогда не пытались остановить. Скорее наоборот, с началом поставок в Республику оружия из Советского Союза испанские коммунисты получили очень мощный инструмент, который они использовали в борьбе за абсолютную власть в пределах республиканской армии и всего республиканского режима, и политические разногласия усилились.

Проблема дисциплины в анархических войсках

И во время Гражданской войны в Испании, и после неё много говорилось о нехватке дисциплины в войсках анархистов, на Арагонском фронте и в других местах. Сесар Лоренсо, сын лидера НКТ Орасио Прието, родившийся и выросший во Франции, в своём исследовании испанского анархизма утверждал: «Недостатки конфедеральных колонн бросались в глаза каждому… Люди, не имевшие ни дисциплины, ни оружия, гибли тысячами. Не было единого и общепризнанного командования. Хуже того, было просто невозможно отдавать приказы. Все милиционеры были равны, они совещались о том, что́ надо сделать, они обсуждали каждое предложение, внесённое более серьёзными и сознательными бойцами, они каждый день переизбирали своих командиров…»29

Есть причины считать, что заявление Сесара Лоренсо о проблеме дисциплины преувеличено. Во-первых, можно считать доказанным, что в течение всей войны войска на Арагоно-Каталонском фронте в значительном большинстве своём состояли из анархистов и во многих случаях возглавлялись командирами-анархистами. Эти войска весьма хорошо показали себя, не только в первом наступлении на Арагон, которое позволило сохранить половину этой области для Республики, но и в последующих сражениях, включая нападение на Теруэль в конце 1937 г. и попытки остановить наступление Франко в Арагоне в следующем году, и в завершающих боях в самой Каталонии. Анархические войска могли организованно проводить отступления, когда неанархические силы на их флангах бежали в беспорядке. Нам не известно ни одного документально засвидетельствованного случая, когда лоялисты на северо-востоке – или где-либо ещё в Испании – потерпели бы поражение из-за неподчинения анархических войск.

Верно и то, что у многих анархистов представление о дисциплине отличалось от того, которое было у коммунистов или кадровых офицеров. Диего Абад де Сантильян выразил это представление в конце 1937 г., когда он писал:

«Мы усиленно пропагандировали дисциплину на фронте и в тылу, но мы ведём речь о дисциплине, демонстрирующей чувство ответственности, из которого не исключается человек, его сознание, его личность… Мы сходимся с представителями других течений в защите дисциплины, но сходимся в словах, а не в духе… При виде прусской дисциплины, дисциплины, убивающей дух, мы отдаём предпочтение систематической недисциплинированности, духу постоянного восстания и хаосу внешних проявлений… Нам больше по душе воины, которые с радостью идут умереть или победить, вдохновлённые несокрушимой верой и сознанием того, что они защищают великое и благородное дело»30.

Свидетельства тех, кто действительно побывал в анархических частях Арагоно-Каталонского региона, показывают, что, хотя в них зачастую не соблюдались правила «хорошего тона», известные в других вооружённых силах, – отдавать честь, носить надлежащую униформу, называть офицеров «сеньорами» и т.п., – более существенные элементы дисциплины присутствовали. К примеру, Хосе Пейратс, который позднее стал историком НКТ периода войны, утверждал, что, судя по его личным впечатлениям от колонны Дуррути, солдаты всегда были готовы пойти в атаку и вообще сделать всё, что они них требовалось; среди них никогда не было недостатка в добровольцах для выполнения опасных заданий и присутствовал дух самодисциплины и самоотречения, «приводивший в изумление»31.

Брошюра, изданная НКТ–ФАИ после гибели Дуррути, описывала его понимание военной дисциплины:

«Величие Дуррути объясняется тем, что он почти никогда не командовал, а всегда обучал. Товарищи обыкновенно заходили к нему в палатку – после его возвращения с передовой. Он объяснял и обсуждал с ними основания для проведения тех или иных операций. Дуррути никогда не приказывал, он убеждал. Только убеждением обеспечиваются сознательные и точные действия. Каждый из нас знает причину своих действий и убеждён в их необходимости. Поэтому каждый хочет добиться своими действиями наилучших результатов, любой ценой. Товарищ Дуррути подавал нам пример»32.

Рикардо Санс, командовавший колонной Дуррути (26-й дивизией) после смерти её основателя и до отступления во Францию, оставил похожее свидетельство. Он говорил, что если под дисциплиной подразумевается готовность идти в бой, когда отдаётся приказ или вызываются добровольцы, то у анархических частей дисциплина была не хуже или даже лучше, чем у любых других элементов в республиканской армии33.

Диего Камачо, биограф Дуррути, который также служил в его колонне, отмечал, что в первые месяцы войны многие решения принимались на общих собраниях бойцов, существовавших параллельно традиционной военной иерархии. Собрания выносили решения по вопросам поведения офицеров, условий ведения войны, иногда даже стратегии. Однако, добавляет он, когда войска шли в бой, командующие офицеры отдавали приказы, и они никогда не обсуждались34.

Практика солдатских собраний, по крайней мере в первые месяцы войны, подтверждается и Мариано Касасусом Лакастой, который служил капитаном в колонне Ортиса, позднее ставшей 25-й дивизией. Однако он утверждал, что с милитаризацией милиции в конце 1936 г. собрания перестали действовать35.

Сеньор Бальеста, который во время войны служил в Красно-чёрной дивизии, возглавляемой Доминго Аскасо35a, утверждал, что не знает ни одного случая, когда бойцы дивизии отказались бы идти в атаку. Он добавляет, что офицеры должны были говорить «как товарищи» и не отдавать произвольных приказов, но их приказам тем не менее повиновались36.

С другой стороны, были и несомненные случаи нарушения дисциплины со стороны анархических войск. Мигель Сельма, который находился в колонне Дуррути, помнил два случая, когда солдаты отказывались двигаться с места, поскольку были убеждены, что им было дано самоубийственное задание, не имевшее смысла37.

Кроме того, Хосе Торренте, каталонский социалист, в течение войны находившийся на Арагоно-Каталонском фронте, много лет спустя вспоминал инцидент, который он наблюдал в окрестностях Уэски. Там в конце 1936 г. части анархистов, которым было приказано начать наступление на Уэску, отказались подчиниться, и многие из них вместо этого ушли в Барбастро, примерно в 30 километрах, где находился их штаб, чтобы провести собрание по данному вопросу.

Достаточно интересно, что Торренте, который вообще рассматривал анархические войска на Арагонском фронте как недисциплинированные, считал, что колонна Дуррути была исключением. По его отзыву, с самого начала конфликта руководство колонны принимало решения «с военной точки зрения, а не с анархистской»38.

Другой очевидец, Мариано Касасус Лакаста из 25-й дивизии, вспоминал случай во время Теруэльского сражения, когда его подразделению было приказано взобраться на крутой склон и занять городское кладбище. Их сопровождали три лёгких танка, управляемых советскими солдатами. Следуя, как они утверждали, своим приказам, советские танкисты отказались двигаться дальше определённого пункта, и тогда бойцы 25-й дивизии вытащили их из танков и посадили на их место испанские экипажи, после чего завершили подъём на холм и заняли кладбище39. Этот инцидент можно было расценивать как неповиновение или нет, в зависимости от того, как смотреть на это.

Последний довод по поводу «отсутствия дисциплины» у анархических войск, который можно предложить, – то, что перед лицом дерзкой провокации коммунистов они по крайней мере в двух случаях не оставили своих обязанностей на фронте. Эти случаи – майский конфликт 1937 г. в Барселоне и нашествие колонны под командованием коммуниста Листера, вырвавшей Арагонский регион из-под контроля анархистов три месяца спустя.

В мае, хотя они очень хорошо знали, что́ происходит в каталонской столице, значительное большинство анархических войск на Арагонском фронте оставалось на своих позициях. Разрозненные отряды из колонны Дуррути, вместе с некоторыми крестьянами из близлежащих арагонских коллективов, снялись с места и направились в Барселону. Однако, когда они добрались до Ле́риды и получили приказ вернуться на фронт, они подчинились ему40. В колонне Ортиса (25-й дивизии) несколько отрядов получили от низовых командиров приказ двигаться к Барселоне, но они также вернулись на фронт, достигнув Лериды и получив противоположный приказ41.

Во время нападений дивизии Листера, разогнавшей Совет Арагона и многие крестьянские коллективы, солдаты анархических дивизий в Арагоне, согласно Сесару Лоренсо, «страстно желали» сопротивляться Листеру. Однако, замечает он, «НК НКТ и ПК ФАИ вмешались, чтобы предотвратить вспышку новой гражданской войны… анархические войска остались на своих местах»42.

В итоге, хотя было очевидно, что, особенно на начальных этапах войны, анархисты мало внимания уделяли тонкостям воинского этикета, они далеко не были недисциплинированной толпой. Хотя им трудно было отказаться от анархического обычая проводить собрания для принятия любых решений, которые имели важность в глазах рядового состава, они в итоге сделали это. Когда, проведя больше года в относительном бездействии, неминуемо сопровождавшемся скукой и тягой к безделью, анархические войска в Арагоне должны были противостоять войскам Франко, имевшим подавляющее превосходство в численности и вооружении, во время Арагонской и Каталонской кампаний, они показали себя как преданные долгу и умелые бойцы.

Хотя наблюдались единичные случаи невыполнения приказов, сомнительно, что среди анархических войск на Арагоно-Каталонском фронте они были более распространёнными, чем в других частях республиканской армии или же, время от времени, в любой другой армии. Возможно, следует, напротив, удивляться тому, что мораль в анархических войсках оставалась на таком высоком уровне, несмотря на усиленные попытки коммунистов, влиявших на военное ведомство и республиканское правительство в целом, подорвать влияние анархистов в вооружённых силах путём вербовки, запугивания и расправы, особенно после мая 1937 г.

Проблема нехватки оружия на Арагонском фронте

В своей кампании против анархистов, набиравшей силу с июля 1936 г. по май 1937 г., коммунисты обращали особое внимание на тот факт, что после первого натиска каталонской, в большинстве своём анархической милиции, вернувшего Республике более половины Арагона, никаких других военных успехов на этом фронте, казалось бы, не последовало. Это утверждение иногда повторялось и некоммунистами.

Коммунистический экс-министр Хесус Эрнандес оставил собственное свидетельство об этой пропагандистской кампании в связи с «тишиной» на Арагонском фронте: «Коммунистические министры, коммунистические газеты, коммунистические лидеры спрашивали правительство, почему Арагонский фронт был неподвижным, почему его арсенал боеприпасов и оружия оставался без применения, почему там не звучало выстрелов, кроме случаев, когда невинные люди пытались защитить себя от ограбления. Но сеньор Ларго Кабальеро лишь сочувственно пожимал плечами…»43

Конечно, анархисты отвечали на эту кампанию коммунистов и их союзников, призванную дискредитировать анархические войска на Арагонском фронте. Как указывала их пресса, он «является единственным фронтом, где земля была завоёвана, а позиции никогда не сдавались»44. Однако эти протесты были не более действенными, чем их обращения к центральным республиканским властям с требованием предоставить оружие, снаряжение и боеприпасы, необходимые для начала масштабного наступления на Арагонском фронте.

Все анархические лидеры были согласны, тогда и после войны, что главной причиной затишья на Арагонском фронте был недостаток оружия и техники, не позволявший провести долгожданные наступления на Сарагосу и Уэску. Так, в своём докладе на конференции Международной ассоциации трудящихся в Париже в декабре 1937 г. НКТ, отметив неспособность переведённой на военные рельсы промышленности Каталонии произвести всё оружие и снаряжение, необходимое в Арагоне, говорила: «Просить помощи у правительства в Мадриде было бесполезно по двум причинам: потому что Каталония была во власти анархистов и потому что Мадрид и фронты Центра и Юга были в гораздо худшей ситуации, чем фронт Арагона. Из Каталонии мы должны были отправить на Центральный и Южный фронты вооружённых милиционеров, артиллерию и снаряды, изготовленные нами…»45

Хуан П. Фа́брегас, член каталонского Совета экономики от НКТ, докладывал каталонскому региональному пленуму Конфедерации 24 сентября 1936 г.:

«Я должен сообщить вам о трудностях, созданных правительством в Мадриде, которое отказало нам в какой бы то ни было экономической и финансовой поддержке, поскольку оно, конечно, не испытывает большой симпатии к работе практического характера, проводимой в Каталонии… Мы послали в Мадрид комиссию и попросили у правительства кредит в 800 миллионов песет, ещё 30 миллионов для приобретения военных материалов и ещё 150 миллионов франков для приобретения сырья… Во всём нам было отказано. Мы не знаем почему, так как состояние финансов Испании является лучшим в мире…»46

Диего Абад де Сантильян в своей книге «Почему мы проиграли войну», написанной спустя год после окончания Гражданской войны, прокомментировал эту же проблему: «Все командиры Арагонского фронта сводили нас с ума своими непрерывными требованиями оружия и боеприпасов. В настойчивости и непреклонности любой из них превосходил Дуррути… Мы ничего не могли дать ему или кому бы то ни было ещё, потому что у нас ничего не было…»47

Сантильян добавляет:

«Материалы, приобретённые при посредничестве русских, начали поступать в Испанию и далее шли через правительственную комиссию по снабжению. Был отдан приказ, что ни один из этих транспортов не должен заходить в каталонские порты. Такое отношение очень нас возмущало. Особенно когда обещали, что такой-то и такой-то груз будет отправлен для нас, и ничего не прибывало»48.

Возможно, невольное подтверждение того, что существовал запрет на поставку советского оружия на Арагонский фронт, оставила сталинистская партия Каталонии, ОСПК. В документе под заголовком «План победы», составленном в апреле 1937 г., спустя время после того, как советское оружие стало поступать в Испанию в значительных количествах, ОСПК говорила: «Каталония оказалась неспособна дать всё, что требовалось Арагонскому фронту, из-за недоразумений и попыток извлечь личную выгоду, которые, естественно, вызывают разногласия среди антифашистских сил и отвлекают внимание от реальных проблем войны»49. Это, по-видимому, указывает на то, что Каталония была единственным производителем оружия для Арагона, а возможность отправки туда советского оружия полностью игнорировалась. Представляется маловероятным, что это был недосмотр каталонских коммунистических лидеров.

Хуан Мануэль Молина, который был лидером НКТ и заместителем советника по обороне каталонского правительства с ноября 1936 г. по май 1937 г., открыл некоторые детали этого правительственного эмбарго на поставку вооружения войскам в Арагоне. Он вспоминает о прибытии пулемётов из Чехословакии, в количестве около 8–10 тысяч; 5 тысяч из них он запросил для Арагонского фронта, но получил категорический отказ от республиканского правительства. В другом случае вдоль побережья Каталонии проходило судно с оружием из Франции, сопровождаемое двумя тральщиками из каталонского флота. Когда Молина предложил республиканскому правительству в Валенсии, чтобы судно встало в гавани Барселоны и оружие было отправлено оттуда по железной дороге, он получил безапелляционный приказ, что оно должно следовать до Валенсии, – в итоге судно затонуло между каталонской границей и Валенсией50.

Однако не одни анархисты протестовали против нехватки оружия на Арагонском фронте. Американец, побывавший на фронте в начале 1937 г., приводил слова одного кадрового артиллериста:

«Если бы у нас было необходимое вооружение и если бы мадридское правительство было готово потратить часть своего золотого запаса на приобретение этого оружия, то, могу вас уверить, к марту мы уже установили бы контакт с силами, действующими в секторе Бильбао, и заняли бы позицию, создающую серьёзную угрозу для фашистских сил к северу от Мадрида.

Я несколько раз ездил в Мадрид, и каждый раз, когда я просил что-либо для кампании в Арагоне, мне говорили, что необходимо зарезервировать золото для восстановления Испании после войны, как будто сейчас это более важно, чем сокрушение фашистских сил»51.

Вскоре после того, как Кабальеро Франсиско Ларго стал премьер-министром, в сентябре 1936 г., Буэнавентура Дуррути был отправлен в Мадрид, чтобы выбить финансирование для поставки оружия из Франции, которую предполагал устроить французский анархист Пьер Бенар. Вначале, как потом сообщал Пьер Бенар, Ларго Кабальеро и кабинет согласились выделить 1,6 млрд песет на приобретение этого оружия, причём было согласовано, что треть его будет предоставлена Арагоно-Каталонскому фронту52. Однако впоследствии это решение было отменено, и Бенар был убеждён, что это объяснялось вмешательством недавно прибывшего советского посла Марселя Розенберга53.

Каталонцы иногда прибегали к чрезвычайным мерам, чтобы получить оружие, в котором они нуждались, или деньги, на которые его можно было купить. Однажды анархической части на Центральном фронте удалось перенаправить в Каталонию конвой, перевозивший 70–80 тысяч патронов. В другой раз, когда каталонское правительство получило срочную просьбу о поставке бензина от лоялистских сил на Менорке, оно отправило туда судно с топливом, но не позволяло разгружать его, пока взамен ему не предоставили около двух миллионов капсюлей, хранившихся в крепости Маон, которые были бесполезны на Менорке и которых каталонцы неоднократно просили у республиканского правительства54.

Но самым отчаянным ходом в кампании по вооружению Каталонского фронта стала задуманная, но в итоге не осуществлённая попытка захватить часть золотого запаса испанского правительства в Мадриде. Лидером заговора был Диего Абад де Сантильян, и он планировал задействовать в этой операции милиционеров из анархической колоны «Земля и свобода», стоявшей в районе Мадрида. Когда Сантильян и другие уже были готовы привести свой замысел в исполнение, они решили проинформировать о нём Национальный комитет НКТ. Сантильян сообщает, что эта новость заставила его друзей «похолодеть от ужаса». Поэтому он и его единомышленники отозвали свой план, не желая осуществлять его при несогласии руководства НКТ55. Несколько недель спустя почти весь золотой запас Испании был отправлен в Советский Союз, в качестве предварительной платы за оружие, которое Сталин соизволит предоставить Испанской республике.

Гастон Леваль, французский анархист, который провёл почти всю войну в Испании, был убеждён, что отказ республиканского правительства предоставить достаточное количество оружия и снаряжения войскам на Арагонском фронте в немалой степени способствовал поражению республиканских сил в войне. Заметив, что республиканское правительство оставило Арагонский фронт «без артиллерии, без авиации, без противовоздушной обороны», Леваль далее пишет: «В первый год войны было возможно прорвать фашистский фронт; вражеские силы состояли из нескольких тысяч человек, которые на грузовиках перебрасывались в уязвимые пункты. С пятьюдесятью тысячами ополченцев, соответствующим образом вооружённых, мы могли бы завоевать Сарагосу…»56

Джордж Оруэлл, который в этот период провёл несколько месяцев в подразделении ПОУМ на Арагонском фронте, красочно описывал нехватку оружия и прочего снаряжения:

«…Полностью отсутствовали какие бы то ни было военные материалы. Необходимо некоторое усилие, чтобы представить, как скверно были снаряжены ополченцы тех дней. В военном кабинете каждой солидной английской школы было больше современного оружия, чем у нас. Мы были вооружены так плохо, что об этом стоит рассказать подробнее.

На этом участке фронта вся артиллерия состояла из четырёх миномётов, на каждый из которых приходилось всего пятнадцать мин. Само собой разумеется, что миномёты были слишком драгоценны, чтобы из них стрелять, поэтому они хранились в Алькубьерре. Примерно на каждые пятьдесят человек приходился пулемёт; это были пулемёты старых образцов, но из них можно было вести довольно прицельный огонь на расстоянии трёхсот-четырёхсот метров. Помимо этого, мы располагали только винтовками, причём место большинству из них было на свалке. Винтовки были трёх образцов. Во-первых, длинный маузер. Как правило, эти винтовки служили уже не менее двадцати лет, от их прицельного устройства было столько же пользы, как от поломанного спидометра, у большинства нарезка безнадёжно заржавела; впрочем, одной винтовкой из десяти можно было пользоваться. Затем имелся короткий маузер, или мушкетон, по существу кавалерийский карабин… В действительности же пользы от них не было почти никакой. Их собирали из старых частей, ни один из затворов не подходил к винтовке, три четверти из них заедало после первых пяти выстрелов. Наконец, было несколько винчестеров. Из них было удобно стрелять, но пули летели неизвестно куда, к тому же обойм не было и после каждого выстрела приходилось винтовку перезаряжать. Патронов было так мало, что каждому бойцу, прибывавшему на фронт, выдавалось всего по пятьдесят штук, в большинстве своём исключительно скверных…

У нас не было ни касок, ни штыков, почти не было пистолетов и револьверов, одна бомба приходилась на пять-десять человек…

Не хватало не только оружия, но и всего другого снаряжения, необходимого на войне. Мы не имели, например, ни карт, ни схем… У нас не было ни дальномеров, ни перископов, ни полевых биноклей, если не считать нескольких личных, ни сигнальных ракет, ни сапёрных ножниц для резки колючей проволоки, ни инструмента для оружейников, нечем было даже чистить оружие»57.

Эта ситуация, согласно Оруэллу, сохранялась, даже когда в Испанию стали поступать советское оружие и боеприпасы: «Советское оружие распределялось через коммунистическую и союзные с ней партии. Коммунисты следили за тем, чтобы как можно меньше этого оружия попадало в руки их политических противников. (Именно поэтому на Арагонском фронте, где стояли преимущественно анархистские части, было так мало советского оружия. До апреля 1937 года единственным таким оружием, попавшим мне на глаза, – если не считать самолётов, которые, возможно, были советского производства, а может и нет, – был один-единственный автомат.)»58

Как мы видели, сами анархисты признавали, что дефицит оружия на Арагонском фронте и недостаточное внимание центрального правительства к этому театру войны могли объясняться тем, что с ноября 1936 г. по март 1937 г. главной заботой была оборона Мадрида. Однако, когда битва за Мадрид была выиграна и Франко обратил свой взор на республиканские оплоты в Стране Басков, Сантандере и Астурии, это утверждение больше не имело силы.

Учитывая изолированность Северного фронта, единственным возможным способом остановить наступление Франко для республиканцев было проведение операции в Арагоне, которая отвлекла бы внимание и ресурсы мятежных сил и в случае успеха могла бы связать две части лоялистской Испании. Однако Джордж Оруэлл, вероятно, был прав, когда утверждал: «Есть все основания полагать, что оружие умышленно задерживалось, из опасения, что оно может попасть в руки анархистов, которые позднее используют его для революционных целей; в результате было сорвано большое наступление на Арагонском фронте, которое заставило бы Франко отойти от Бильбао, а быть может, и от Мадрида»59.

Действия вооружённых сил в Арагоне в первый год войны

Больше года на Арагонском фронте было относительно спокойно. Джордж Оруэлл оставил красноречивое свидетельство об удручающей скуке, царившей в войсках Арагона в тот период60.

Стабилизация Арагонского фронта произошла в разгар жатвы 1936 года. По предложению Буэнавентуры Дуррути военный совет его колонны решил «дать милиционерам ознакомиться с выполняемой работой и предложить им вместо того, чтобы оставаться без дела, оказывать помощь крестьянам в период уборки пшеницы. Кроме того, те из них, кто был лучше информирован, могли обсуждать с крестьянами либертарное общество и его экономическую организацию». Биограф Дуррути отмечает: «Результаты этой инициативы были весьма положительными. Группы либертарной молодёжи первыми предложили себя в качестве добровольцев на роль бойцов-производителей…»61

В каждом из военных формирований анархистов выходили публикации соответствующего направления, как делалось и в формированиях иных политических сил. К примеру, 25‑я дивизия (бывшая колонна Ортиса) начала выпускать одноимённую газету, вначале еженедельную. Первое время она печаталась в фургоне на довольно примитивном станке. Затем была устроена постоянная типография в Барселоне, и выпуск стал ежедневным. В дивизии также издавался журнал «Культура и действие» (Cultura y Acción)62.

Другими военными изданиями анархистов были «Дальше» (Más Allá), выходившее в колонне имени Франсиско Аскасо, и «Фронт» (El Frente), выпускаемое колонной Дуррути (26‑я дивизия). В этих изданиях затрагивались как проблемы, с которыми непосредственно сталкивались данные соединения, так и более широкие вопросы.

В выпуске «Фронта» от 11 октября 1937 г. на первой полосе была напечатана статья «помощника комиссара дивизии» А. Флореса, озаглавленная «Победа», а на третьей странице в разделе «Требуется» было размещено объявление, подписанное «комиссаром дивизии», о том, чтобы все учителя в дивизии, которые вели какую-либо культурную работу или хотели её вести, представили в течение недели доклад о своей деятельности, своём окружении и местоположении63.

Выпуск «Фронта» от 20 ноября 1937 г. был посвящён первой годовщине смерти Дуррути. Были напечатаны различные статьи о нём и одна статья о нынешних командирах дивизии: «нашем шефе» Рикардо Сансе и его помощнике Франсиско Эде, политкомиссаре Рикардо Рионде и его помощнике Анхеле Флоресе64.

Выпуск «Дальше» от 10 мая 1937 г. содержал статью «Дисциплина». «Мы повторяем наше требование дисциплины, особенно от наших товарищей. Дисциплина, чтобы выиграть войну, дисциплина, чтобы совершить революцию; дисциплина во всём и для всех товарищей». В том же выпуске были помещены статьи по истории анархизма и о «трусости демократий»65.

Более поздний выпуск «Дальше», от 11 августа 1937 г., включал полемическую статью, озаглавленную «Что на самом деле предлагает руководство ОСПК в тылу?». Она содержала обширную информацию о преследовании либертариев членами ОСПК. В конце её говорилось: «Что же на самом деле предлагают люди из ОСПК? Хотят ли они сделать с Конфедерацией то, что они сделали с товарищами из ПОУМ? Если так, то мы говорим откровенно: вы заблуждаетесь, серьёзно заблуждаетесь. Конфедерация – это сила, и каждый, кто пожелает напасть на неё, испробует на себе железо её людей». На последней странице была напечатана статья о «победоносном продвижении» 25-й дивизии на 30 километров66.

Некоторое внимание уделялось и образованию бойцов анархических колонн. Это, несомненно, делалось не только для того, чтобы преподать солдатам основы культуры, но и для того, чтобы привить им идеи либертарного коммунизма.

Потеря анархистами контроля над Арагонским фронтом

С июля 1936 г. до мая 1937 г. контроль над Арагонским фронтом и каталонскими войсками, которыми он по большей части был укомплектован, находился в руках каталонских органов – вначале Центрального комитета милиции, а затем советника по обороне правительства Каталонии. На протяжении всего этого периода влияние анархистов в республиканских вооружённых силах Каталонии и Арагона было преобладающим. С сентября по декабрь 1936 г. советником по обороне был полковник Фелипе Диас Сандино, кадровый офицер, находившийся в довольно хороших отношениях с НКТ–ФАИ.

После реорганизации каталонского Хенералидада в декабре 1936 г. пост советника по обороне официально перешёл к НКТ в лице Франсиско Исглеаса, с Хуаном Мануэлем Молиной, также из НКТ, в качестве его заместителя. Эта ситуация сохранялась до Майских дней 1937 г., когда в Барселоне и других каталонских городах вспыхнула «гражданская война внутри гражданской войны».

Республиканское правительство использовало майские события как предлог, чтобы официально распустить Департамент обороны Хенералидада и передать войска Каталоно-Арагонского региона под контроль Министерства национальной обороны. Это министерство назначило генерала Себастьяна Посаса, к тому времени вступившего в Коммунистическую партию, командующим армии Востока, защищавшей Каталонию и Арагон.

Хуан Мануэль Молина вспоминал, как проходил этот процесс отстранения анархистов от контроля над республиканскими вооружёнными силами на Каталоно-Арагонском фронте. Во время Майских дней советник по обороне Исглеас отсутствовал, и управление департаментом перешло к Молине. Именно с ним пришлось иметь дело Посасу, когда тот был назначен командующим.

Молина вспоминает, что Посас прибыл в Барселону инкогнито и позвонил ему, чтобы узнать, безопасно ли будет для него явиться в департамент и принять командование. Молина ответил, что не собирается оставлять свой пост без прямого распоряжения от каталонского президента Луиса Компаниса, и предложил Посасу сначала встретиться с ним. Посас так и поступил, после чего Компанис по телефону уведомил Молину о том, что он признал переход к республиканскому правительству контроля над вооружёнными силами, ранее подчинявшимися Хенералидаду, и Молина потребовал подтвердить это заявление в письменной форме.

Однако, когда Посас явился в его кабинет с документом, подписанным Компанисом, Молина заявил ему, что всё ещё не может сдать свой пост без особого распоряжения НКТ, которая выбрала его на эту должность. Валерио Мас, в то время региональный секретарь НКТ, заверил Молину по телефону, что анархисты согласились на передачу вооружённых сил под командование Посаса. Молина вновь потребовал письменного подтверждения, подписанного не только Масом, но и региональными секретарями ФАИ и «Либертарной молодёжи».

Только получив на руки эти два документа, Молина, наконец, официально передал управление каталоно-арагонскими вооружёнными силами генералу Посасу. Последний настаивал на том, чтобы Молина продолжил службу в качестве главного политического комиссара армии Востока, на что Молина согласился только после собрания лидеров НКТ–ФАИ–ЛМ и страстной речи Федерики Монсень, уговорившей его принять новую должность.

На встрече Посаса с «представителями всех антифашистских организаций» было принято решение о пропорциональном распределении командных должностей, и Молина был утверждён генеральным комиссаром армии Востока. Однако, отмечал Молина, это продолжалось «недолго. Марионеток Москвы не удовлетворила бы частичная победа. Они хотели победы полной, абсолютной. Уже через несколько дней, не советуясь ни с Каталонией, ни с кем-либо ещё, издали декрет, назначивший военным комиссаром Каталонии бывшего комика и фанатичного коммуниста Вирхилио Льяноса, и, поскольку остальные комиссарские должности уже были распределены, НКТ вновь была обманута и выброшена со всех военных руководящих позиций. Имея в своих рядах 80 процентов бойцов, воевавших в Каталонии и Арагоне, НКТ утратила всякое влияние в военном аппарате, который полностью перешёл в руки коммунистов, с пагубными последствиями»67.

Хосе Пейратс отмечал, что передача командования генералу Посасу означала не только прекращение анархического контроля над силами республиканской армии в Каталонии и Арагоне, но и отказ каталонского правительства от этого контроля в пользу республиканского министерства обороны, после чего каталонский департамент «автоматически прекратил своё существование»68.

Однако, несмотря на то, что анархисты утратили контроль и практически лишились влияния в центральном управлении вооружёнными силами Каталонии и Арагона, офицеры НКТ–ФАИ продолжали командовать главными соединениями на этом фронте. Кроме того, колонны (к тому времени дивизии), изначально набранные и организованные анархистами, оставались более или менее однородными.

Анархисты в Теруэльской битве

Анархические войска сыграли значительную роль в сражении у Теруэля, продолжавшемся с 15 декабря 1937 г. по 22 февраля 1938 г. Город Теруэль, в южной части Арагона, находился в руках мятежников с начала войны. После крушения Северного фронта под ударами войск Франко были веские основания полагать, что верховное командование мятежников планирует очередное «последнее наступление» на Мадрид.

Это, по крайней мере отчасти, стало причиной того, что республиканский генеральный штаб решил нанести отвлекающий удар под Теруэлем, который в случае успеха также позволил бы наступающим республиканским войскам соединиться с войсками Центрального фронта.

В первые дни наступление республиканцев проходило успешно. Теруэль был окружён и частично занят, и спустя несколько дней остатки мятежного гарнизона в городе сдались. Однако Франко, перебросив подкрепления, атаковал как с Севера, так и со стороны Мадрида, и наступление лоялистов было остановлено. Масштабное контрнаступление мятежных сил было встречено ожесточённым сопротивлением, но 22 февраля они одержали победу, и последние республиканские части были выведены из Теруэля69.

Рикардо Санс, часть 26-й дивизии которого участвовала в операции, заключал: «Если подводить итог Теруэльского сражения, то мы можем подтвердить, что, если бы республиканские силы могли рассчитывать на достаточное обеспечение для продолжения наступления в этом секторе, армия мятежников оказалась бы в очень сложной ситуации, которая рано или поздно обернулась бы катастрофой для них и грандиозной победой для республиканского оружия»70. Бруэ и Темим согласны с Сансом в том, что основной причиной провала наступления под Теруэлем было отсутствие у республиканцев достаточных ресурсов71.

Многие анархические соединения были задействованы в Теруэльском сражении. Согласно Хосе Пейратсу: «В наступлении участвовала, сыграв важную роль, 25‑я дивизия. Незадолго до того, как город был вновь потерян, на этот участок были переброшены 125-я и 126-я бригады 28-й дивизии, также сэнэтистские…»72

Валентин Гонсалес, он же известный коммунистический военачальник Эль Кампесино, писал много лет спустя, когда он уже порвал с коммунистами, что анархистов намеренно собирались принести в жертву, чтобы использовать это для их дискредитации и смещения министра обороны Индалесио Прието. Гонсалес утверждает, что взятие Теруэля «вновь вдохнуло в людей веру и мужество. Оно также подняло авторитет лидера социалистов Индалесио Прието, по приказу которого в качестве министра обороны была проведена эта операция. Коммунистам это не понравилось. Прието не был их пешкой и стоял у них на пути. Пока он оставался во главе министерства обороны и его влияние сохранялось, они не могли надеяться получить полный контроль в военных делах. Поэтому они решили торпедировать Прието, ценой потери Теруэля».

Гонсалес говорит, что первым шагом в плане коммунистов было отстранение от командования теруэльским участком генерала Сарабии, «верного друга Прието», и замена его командиром-коммунистом Хуаном Модесто. «Тогда, – продолжает он, – они начали осуществлять свой замысел. Передовые позиции Теруэля удерживались анархо-синдикалистскими дивизиями. Эти части были оставлены без артиллерии. Без тяжёлых орудий они не имели возможности выстоять; можно было не сомневаться, что они будут вытеснены со своих позиций. Теруэль был потерян. Но анархо-синдикалисты, как непосредственно ответственные, и социалист Прието, как министр обороны, были дискредитированы – такой ценой»73.

Анархисты в битве за Арагон

Каталонские анархические части играли второстепенную роль в битвах у Бельчите и Теруэля в последние месяцы 1937 г. и начале 1938 г.; соединения иной политической ориентации, по-видимому, составляли большинство в наступавших войсках. Однако анархические формирования сыграли главную роль в попытке отстоять Арагон во время массированного наступления сил Франко, которое началось в марте 1938 г. и в результате позволило мятежникам к прорваться к Средиземному морю, разделив лоялистскую территорию на два отдельных сегмента.

Маршал Р. Малиновский, один из главных советских военных советников в республиканских силах периода Гражданской войны, четверть века спустя дал нелестный отзыв о поведении анархических войск во время битвы за Арагон: «Анархистские же части, не ввязываясь в бой, поспешно отходили». Он особо отмечает, что остатки 153-й бригады отказались подчиниться приказу стоять и сражаться74. Он утверждает, что только войска коммунистов и ОСПК хорошо показали себя в этой кампании75.

Однако Рикардо Санс оставил подробный отчёт об участии его соединения, бывшей колонны Дуррути, реорганизованной в 26-ю дивизию Народной армии Республики, в этой кампании. Его свидетельства коренным образом отличаются от показаний советского маршала.

26‑я дивизия с первых недель войны удерживала широкий участок Арагонского фронта, к северу и югу от Сарагосы, и её передовые линии находились в нескольких милях от занятого мятежниками города. Сансу и другим командирам 26-й дивизии стало известно, что мятежники готовятся к наступлению, и они предупредили об этом высшее военное руководство Республики.

Вскоре после начала наступления Франко 44-я дивизия и XI Интернациональная бригада, стоявшие к югу от позиций 26-й дивизии, отступили, не оказав значительного сопротивления. В результате 26‑я дивизия была вынуждена встать на защиту позиций, брошенных 44-й, и попыталась, насколько было возможно, вернуть в строй деморализованных солдат последней. В один из моментов ей пришлось удерживать фронт протяжённостью 170 километров, хотя для одной дивизии считался нормальным участок в десять раз меньше этого. Позже произошёл прорыв фронта и к северу от позиций 26-й дивизии.

Наконец, после нескольких дней борьбы, во время которых значительная часть 26-й дивизии сражалась почти без отдыха, Санс начал опасаться, что она подвергнется полному окружению и уничтожению. Несмотря на то, что Санс долго пытался объяснить серьёзность положения вышестоящему командованию, он не получил в ответ никаких ясных указаний. Однажды ему даже пришлось вступить в спор с генералом Росасом, командовавшим Арагонским фронтом, и генералом Рохо, начальником генштаба республиканских сил, но он не смог добиться от них никаких чётких приказов.

В итоге Рикардо Санс самостоятельно распорядился об отходе 26-й дивизии с этой, открытой со всех сторон, позиции76. Во время этого отступления произошло, как выражается Санс, «непостижимое». «В сторону фронта направлялись силы карабинеров, прибывшие из заднего эшелона. Это были свежие силы, ещё не вступавшие в бой. Они ехали на отличных грузовиках. И вдалеке от линии фронта, не выгружаясь, они повернули назад, говоря, что им нужно реорганизоваться. Мы не знаем, куда они отправились реорганизовываться, эти силы, так и не вошедшие в соприкосновение с противником. Трусы!»77

На завершающем этапе битвы удалось стабилизировать Каталонский фронт на реке Сегре, при участии 26-й дивизии. Она заняла новую позицию, по соседству с дивизией генерала-коммуниста Валентина Гонсалеса78.

Политическая ситуация в вооружённых силах Каталонии после захвата Арагона

После того, как лоялистские силы оказались вытеснены из Арагона, оставшиеся войска Республики в Каталонии были разделены на два формирования: так называемую армию Эбро, в основном защищавшую южный участок, и армию Востока, в центральной и северной части Каталонии. В первой армии командный состав был укомплектован главным образом коммунистами; вторая армия по большей части оставалась вне их контроля и включала в себя большинство анархических соединений, в том числе 26-ю дивизию.

В месяцы, последовавшие за поражением в Арагоне, Коммунистическая партия, правительство Хуана Негрина и подконтрольные правительству средства массовой информации не жалели сил, восхваляя и воспевая мнимую доблесть и боевые качества армии Эбро, но армия Востока редко удостаивалась такого внимания. В это же время многие офицеры в контролируемых коммунистами частях были повышены в звании, тогда как в армии Востока подобных повышений было немного79.

Кроме того, согласно Рикардо Сансу, командующие армией Эбро «не следовали установленному порядку. Они обращались напрямую к заместителю министра, в Центральный главный штаб или к премьеру и министру национальной обороны Негрину, нарушая основополагающие нормы армии и свойственную ей субординацию»80.

В эти месяцы коммунисты предпринимали попытки поставить под свой контроль соединения армии Востока. Однако они столкнулись с жёсткой оппозицией командующего армией, полковника Переа. Рикардо Санс пишет:

«Переа не собирался терпеть подобные вещи, несмотря на неоднократные попытки, хотя и не вредившие организации и развитию этой армии, но временами заставлявшие командующих армейскими соединениями переносить наглость. Попытки эти вначале выражались в лести и обещаниях, а затем в действиях… высокопоставленных офицеров, старавшихся навязать нам политические штампы, с которыми мы были в корне несогласны… Если бы не существовало ограничений, поставленных командующим армией Востока, нам, определённо, пришлось бы страдать от междоусобной борьбы, в результате которой, как это всегда происходило, авторитетные армейские командиры, не желавшие подчиняться воле некоторых “сеньоров”, были бы низведены до анонимного статуса, хотя они были хорошими военными и превосходными антифашистами»81.

В этот же период произошло значительное увеличение, по крайней мере в каталонской части республиканской армии, количества русских советников. Рикардо Санс замечает, что «их советы были абсолютно бесполезными в практическом смысле», и добавляет, что они «множились повсюду, до крайней степени, рассыпавшись по главным штабам дивизий, корпусов и иногда даже бригад»82.

И, также после битвы за Арагон, были предприняты серьёзные усилия по мобилизации гражданского населения на строительство укреплений для защиты Каталонии. 31 марта 1938 г. было издано обращение, подписанное представителями НКТ, ФАИ, ВСТ и всех каталонских партий, о наборе 100 000 добровольцев «для возведения 50 000 тысяч оборонительных сооружений. Это мероприятие будет проводиться под руководством Комиссии контроля мобилизации, состоящей из председателя [и членов], назначенных советниками по финансам, экономике и труду, общественным работам, ВСТ и НКТ соответственно»83.

Падение Арагона обострило проблему беженцев в Каталонии. Уже в конце 1936 г. здесь насчитывалось 300 000 жителей других регионов, бежавших от армий мятежников, что равнялось 10% общего населения Каталонии84. К марту 1938 г. их численность возросла до 700 00085.

Чтобы прославить армию Эбро, было предпринято последнее наступление республиканцев в этой войне. Начавшись в июле 1938 г., борьба на фронте продолжалась три месяца, и, после первоначальных успехов, она закончилась для Республики катастрофой. Значительные по размеру силы армии Востока были отправлены на подкрепление армии Эбро. Рикардо Санс утверждает, что эти подразделения часто были вынуждены оставаться на передовой по много дней без передышки, в то время как подразделения армии Эбро бездействовали. По поводу некоторых таких подразделений, взятых из его собственной 26-ю дивизии, Санс отмечал: «По их возвращении в соответствующие бригады оказалось, что они потеряли более 75 процентов личного состава, включая одного политкомиссара, и 95 процентов вооружения»86.

Другие анархические формирования, помимо 26-й дивизии, также были вовлечены в сражение на Эбро. Энрике Кастро Дельгадо отметил важную роль, которую сыграла 60-я дивизия «под командованием анархиста Моры» в сдерживании третьего контрнаступления армии мятежников в ходе битвы87. Несомненно, были и другие части под командованием анархистов, участвовавшие в этой битве.

Ещё одно обстоятельство вызывало возмущение у анархистов и других некоммунистов в республиканских армиях Каталонии в период между падением Арагона и последним наступлением на Каталонию: «Мы день за днём наблюдали, как расчёт численность карабинеров, составлявших преторианскую гвардию Негрина. То же происходило и со Штурмовой гвардией». Рикардо Санс отмечает, что, хотя в войска на передовой поступало всё меньше обмундирования и даже продовольствия, «“воинственные” и “доблестные” карабинеры и штурмовые гвардейцы… были хорошо одеты, отлично экипированы, откормлены и, как будто всего этого было недостаточно, могли обеспечивать едой свои семьи»88. Карабинеров и штурмовых гвардейцев не отправляли на фронт, пока не началось последнее наступление сил Франко в Каталонии, – и там они не снискали себе славы89.

Заключительная битва за Каталонию

Когда нападение армии Франко на Каталонию готово было начаться, командиры и солдаты 26-й дивизии были весьма хорошо осведомлены о приготовлениях, ведущихся по ту сторону фронта. И именно они приняли на себя первый удар мятежников. Тем не менее на участке, занимаемом бывшей колонной Дуррути, атаки первых дней были по большей части отбиты90. Этот факт опровергает утверждение Гэбриела Джексона о том, что «только возглавляемые коммунистами соединения Листера, Галана и Тагуэны оказали серьёзное сопротивление» надвигавшимся на Каталонию франкистам91.

После этого силы Франко перенесли главный удар на южную часть фронта, защищаемую армией Эбро. Здесь сопротивление было минимальным. То ли оттого, что армия Эбро не оправилась от поражения в битве на Эбро, то ли оттого, что мораль её офицеров и солдат была подорвана из-за постоянного давления коммунистов, она оказалась неспособна противостоять силам Франко, значительную часть которых составляли итальянские подразделения. Республиканская армия стала разваливаться, и в течение нескольких дней мятежникам удавалось преодолевать до десяти километров в день.

Один за другим каталонские города захватывались южным флангом наступавших. Вальс, Реус, Таррагона, а затем открылась дорога и на Барселону.

Для защиты Барселоны не предпринималось никаких серьёзных усилий. Как утверждает Рикардо Санс, одной из причин было то, что жители города не верили, что ему угрожает реальная опасность, пока не стало слишком поздно. Они пережили испуг после падения Арагона в предыдущем году, но были спасены «чудом», когда в южной части Каталонии наконец была восстановлена прочная линия обороны. По словам Санса, в январе 1939 г. ждали ещё одного «чуда»92.

Правительство казалось парализованным. Оно не принимало мер, чтобы укрепить город. В конце концов остатки армии Эбро пронеслись через город, уходя на север, к французской границе. Несмотря на заявленное намерение оставаться в каталонской столице, правительство Испанской республики бежало в Херону, а правительство Каталонии – в Фигерас.

Члены Федерации анархистов Иберии, включая Диего Абада де Сантильяна, в последние несколько дней перед падением Барселоны обсуждали возможность организации обороны города. Они отвергли тактику выжженной земли. Сантильян комментировал: «Мы могли разрушить фабрики, могли поджечь половину города. Но зачем? Мы отказались от бессильной мести, последствия которой лишь усугубят положение тех, кто останется».

Однако в ночь на 25 января фаистам позвонил генерал Хосе Асенсио, который всё ещё оставался в Барселоне, и предложил им попытаться наладить оборону, если ему удастся уговорить бежавшее правительство назначить его командующим города. Анархисты согласились работать с ним. Однако в течение 25-го они не получили от него никаких сообщений и пришли к выводу, что он не смог добиться назначения93. Тем временем стало известно, что состав с оружием и боеприпасами, направлявшийся в Каталонию из Франции, потерпел крушение по ту сторону границы94.

Из всего этого ничего не вышло. Сантильян вспоминает: «25 января ещё можно было организовать оборону города. К 26-му безразличие, в том числе наше собственное, делало любые попытки невозможными. Враг не вступил в Барселону в этот день, должно быть, потому, что он предпочёл дождаться конца эвакуации»95.

Мартин Гуделл, секретарь НКТ–ФАИ по зарубежной пропаганде, утверждал после войны, что одним из немногих мест в Барселоне, где войска Франко встретили сопротивление, была штаб-квартира НКТ–ФАИ на улице Дуррути96. У нас нет подтверждения этого факта из других источников.

Остатки армии Востока в центральной и северной частях Каталонии продолжали сопротивляться и после падения Барселоны. Рикардо Санс пишет: «Достаточно сказать о том, что происходило в Северном секторе. 26‑я дивизия, которая сражалась шестнадцать дней без перемирия и передышки, перешла реку Сегре, достигнув Артеса-де-Сегре. Это было самое организованное отступление, в котором мы не потеряли ни одного человека и ни одной единицы оружия. После шестнадцатидневной борьбы враг добился лишь увеличения расстояний, которые он проходил ежедневно. 31‑я дивизия сменила 26‑ю на её почётному посту».

К тому времени Центральный главный штаб республиканской армии уже не действовал. Правительства Испании и Каталонии бежали во Францию и обосновались в Париже.

Наконец, сопровождаемый сотнями тысяч гражданских и дезертиров из армии Эбро, уходивших через границу во Францию, X корпус, в который входила 26‑я дивизия, попытался организовать последнюю линию обороны, чтобы дать спастись как можно большему количеству людей. Однако боеприпасы закончились, и он смог продержаться лишь несколько дней. Командиры корпуса приказали солдатам, всё ещё державшим в руках оружие, искать убежища во Франции.

Рикардо Санс пишет об этой развязке: «Когда настало 10 февраля 1939 г., силы X армейского корпуса, всё что оставалось в Северном секторе Каталонии, оставили родную землю. В их рядах шла моя дорогая дивизия, 26‑я. Она маршировала в полном порядке, по ротам и батальонам, со своими офицерами»97.

Часть II. Роль анархистов в вооружённых силах Республики

7. Кто спас Мадрид?

Один из самых спорных аспектов участия анархистов в боевых действиях Гражданской войны в Испании связан с их ролью в обороне Мадрида. Многие комментаторы этой битвы были склонны обесценивать участие анархистов или даже рассматривать его как наносившее ущерб обороне города. Некоторые анархисты, со своей стороны, часто приписывали силам НКТ решающую роль в спасении города от сил генерала Франко.

Ни одна из этих версий не даёт точной картины обороны Мадрида и той роли, которую сыграли в ней анархисты. Первый бросок сил Франко, от предместий испанской столицы до её внешних границ, был остановлен нечеловеческими усилиями милиционеров, до того пребывавших в деморализации, – как анархистов, так и представителей других политических течений – и жителей города. Впоследствии оборона Мадрида была усилена благодаря войскам из других частей Испании, включая, помимо прочего, анархические контингенты и бойцов вновь созданных интербригад, а также первым поставкам оружия, в том числе истребителей, из Советского Союза.

Трое из ведущих анархических военачальников, выдвинувшихся в ходе войны, – Буэнавентура Дуррути, Рикардо Санс и Сиприано Мера – сыграли важную роль в защите Мадрида, и Дуррути отдал свою жизнь на начальном этапе борьбы за столицу. Анархисты также выполняли важную работу на «гражданской» стороне обороны Мадрида: на проходившем в спешке строительстве укреплений; в Совете обороны, созданном в начале битвы и ответственном за организацию и обеспечение тыла; и в поддержании духа жителей города, которые фактически оказались на линии фронта.

В итоге, как мы увидим, роль анархистов в обороне Мадрида была достойной и значительной. Ни они, ни интернациональные бригады, ни какие-либо ещё соединения не были «решающими» в обороне Мадрида. Эти усилия увенчались успехом благодаря тому, что в борьбе на фронте и в поддержании жизни города с миллионным населением, оказавшегося на передовой, участвовали милиционеры всех политических цветов, незначительное число профессиональных солдат и огромная масса мирных жителей, которые неделями переносили бомбардировки, дефицит и все опасности и неудобства, не оставляя надежды и решимости добиться победы

Общая характеристика битвы за Мадрид

Битва за Мадрид началась 6 ноября 1936 г. Она продолжалась, с небольшими перерывами для перегруппировки и маневрирования, до 21 марта 1937 г., когда итальянские фашистские добровольческие дивизии были окончательно разбиты у Гвадалахары и генерал Франко оставил свои попытки взять испанскую столицу, обратившись к другим театрам действий.

Цели и ставки в этой битве были ясны. Генералы Франко и Мола понимали, что если они захватят Мадрид – а в начале битвы они были уверены, что сделают это, – то войну можно будет считать выигранной. Они понимали, что республиканские силы будут настолько дезорганизованы и деморализованы после потери столицы, что эффективное сопротивление в оставшихся частях лоялистской Испании станет почти невозможным. Кроме того, удерживая столицу страны, националисты могли потребовать официального признания своего режима практически от всех иностранных держав.

С другой стороны, защитники города также хорошо осознавали исключительную важность битвы. Если говорить о жителях города, то они защищали свои дома, свою свободу и свои жизни. Солдаты на фронте, противостоявшие вначале марокканским войскам и иностранным легионерам, а впоследствии германским и итальянским силам, нередко видели себя защитниками своей страны от иноземных захватчиков. Анархисты, бывшие среди них, несомненно, считали себя защитниками революции, которая для них была неотделима от войны. Все участники обороны понимали, что их успех станет крупной победой над силами Франко и даст возможность победоносного завершения Гражданской войны.

Битва за Мадрид распадается на четыре отдельных серии операций. Первая, начавшаяся 6 ноября и продолжавшаяся до конца месяца, представляла собой лобовую атаку главных сил Франко, пытавшихся ворваться в город.

Рамон Сендер перечисляет районы, в которых шли бои на этом этапе битвы: «Рабочее предместье, застроенное небольшими домами в один-два этажа (Карабанчель), на кривых улочках которого пели пулемёты; очень большой закрытый парк (Каса-де-Кампо), с озером в его центре, который оказался между двух противоборствующих сторон; и наконец, Университетский городок, огромная известняковая равнина, покрытая широкими асфальтированными бульварами и массивными зданиями с рядами окон: факультеты фармации, философии и литературы, медицины, клиническая больница – небольшой город, отделённый от Мадрида, устроенный по определённому плану…»1 Силы мятежников были остановлены в Университетском городке, не достигнув сердца столицы.

В следующем месяце и в первые дни нового года силы Франко пытались атаковать город с севера и запада; они надеялись, захватив стоявший там королевский дворец Эль-Пардо, выйти в тыл к защитникам города. Эта попытка продвинула их лишь на несколько миль, и наступление было отбито, даже близко не достигнув намеченных целей.

Третий этап битвы за Мадрид, который часто называют сражением на Хараме, начался с попытки войск Франко, при поддержке германского легиона «Кондор», состоявшего из артиллерии, авиации и некоторых сухопутных сил, охватить Мадрид с юго-востока. Будучи исключительно кровопролитным, это столкновение также не позволило мятежникам достичь их целей, и город продолжал сохранять связь с остальной частью Республики, которую должно было перерезать наступление.

Наконец, вслед за Харамой разразилось сражение у Гвадалахары, основной силой в котором были итальянские фашистские дивизии, пытавшиеся атаковать Мадрид с северо-востока и окружить город, соединившись с войсками Франко в районе Харамы. Это сражение закончилось для превозносимых легионов дуче полным разгромом.

Преддверие битвы за Мадрид

Республиканские милиционеры и разрозненные регулярные войска, которые в начале ноября были призваны на защиту испанской столицы, в течение двух месяцев терпели непрерывные поражения. Как следствие, когда им пришлось противостоять войскам Франко в пригородах Мадрида, они были серьёзно деморализованы и дезорганизованы, что, казалось, оправдывало предсказание Франко: «Мы войдём в Мадрид без единого выстрела»2.

Одним из главных поражений республиканцев, предшествовавших битве за Мадрид, стала потеря Толедо. Хотя город был взят, в основном силами анархических милиционеров и лояльных гражданских гвардейцев, в конце июля, крепость Алька́сар удерживалась мятежниками. Для ведения осады оставили только 100 гражданских гвардейцев и 300 милиционеров, остальные вернулись в Мадрид3.

В течение августа республиканские силы почти ничего не сделали для захвата крепости. Хотя сторонники Франко – и значительная часть зарубежной прессы – изображали осаду Алькасара как героическое сопротивление мятежников превосходящим силам неприятеля, это было скорее легендой, чем правдой. В крепости насчитывалось 2 500 защитников, включая кадетов, регулярных солдат и вооружённых фалангистов, которые были обеспечены всеми видами оружия гораздо лучше тех, кто их осаждал. Журналист НКТ Эдуардо де Гусман вскоре после окончания осады говорил, что если бы защитники Алькасара действительно обладали теми качествами, которые приписывала им пропаганда Франко, то они в любое время могли бы выйти из крепости и отвоевать город.

Экс-министр коммунист Хесус Эрнандес утверждал, спустя несколько лет после Гражданской войны, что коммунистический 5-й полк вызвался взять Алькасар «в течение 48 часов»4. Было ли так в действительности, остаётся под вопросом, поскольку, вплоть до подхода войск мятежников к окраинам города, овладение Алькасаром стояло далеко не на первом месте в списке задач правительства.

В конце сентября войска Франко, двигаясь с юга, достигли окрестностей Толедо. Республиканские силы, получив подкрепления из Мадрида, трижды пытались проложить подкоп и взять крепость штурмом, но потерпели неудачу. Когда прибыли мятежные отряды марокканцев и Иностранного легиона, осаждённые наконец вступили в бой, и 27 сентября республиканские силы были наголову разбиты. Немногие анархические милиционеры, укрепившиеся в зданиях города и безуспешно пытавшиеся оказать сопротивление, были уничтожены5.

Другое тяжёлое поражение республиканцев произошло в Сигуэнсе, к северо-востоку от Мадрида, спустя почти месяц после падения Толедо. После того, как город в конце июля был освобождён лоялистскими силами, в нём стояли около 700 милиционеров НКТ, батальон железнодорожных рабочих ВСТ и небольшой отряд милиции ПОУМ. Некоторое время здесь также базировались партизаны, совершавшие вылазки в соседние местности, занятые мятежниками. Командовал гарнизоном Фелисиано Бенито из милиции НКТ.

В середине сентября мятежники начали наступать на Сигуэнсу силами регулярной армии и Иностранного легиона, одновременно бомбардируя город с воздуха. К концу сентября лоялистский гарнизон Сигуэнсы оказался окружён, но защитникам города удалось отбить Перегрину и на время прорвать окружение. 8 октября коммунистический батальон «Пасионария» был отправлен им на подкрепление, но, как сообщают, отступил после массированного авиаудара противника. В этот день город снова был окружён. Только 17 октября, после настойчивых обращений Бенито и комитета обороны НКТ за помощью в Мадрид, к Сигуэнсе была направлена ещё одна колонна. Она вскоре была вынуждена отступить, не дойдя до города. Положение защитников стало отчаянным, и в конце концов, когда силы Франко захватили город, 300 последних милиционеров закрепились в соборе. Они продержались там ещё неделю, после чего оставшиеся в живых попытались прорваться с боем и все были убиты6.

Республиканские милиционеры понесли и много других, не столь драматических поражений. Те, кто пережил эти события, а также сражения за Толедо и Сигуэнсу, находились среди войск, призванных на защиту Мадрида в начале ноября. Роберт Колодни упоминает, что 6 ноября, перед самым началом битвы за Мадрид, одна из анархических частей взбунтовалась, убила своих офицеров и сбежала7. Однако тот же автор говорит, что во время отступления лоялистов к Мадриду колонна мятежников под командованием генерала Варелы была «измотана в боях с анархистскими колоннами Байо и Урибарри к югу от Тахо»8.

Смятение в первые дни битвы

Таким образом, к 6 ноября большинство лоялистских войск в Мадриде и его окрестностях составляли колонны милиции, отступавшие в течение многих недель. Подполковник Висенте Рохо вспоминал: «Говоря простым языком, здесь кишел настоящий рой из людей и боевых подразделений, сгруппированных в произвольной манере, иррегулярных… Некоторыми командовали профессионалы невысокого звания, а большинством – руководители, назначенные политическими партиями или Генеральной инспекцией милиции»9.

Энрике Кастро Дельгадо, организатор коммунистического 5-го полка, утверждал: «Основные силы, которые должны были защищать Мадрид, предоставила Коммунистическая партия, в лице 5-го полка»10. Аналогично, Хесус Эрнандес говорит: «Он [город] был спасён примером десятков тысяч коммунистов, готовых умереть и знавших, что своими действиями они пробудят, направят и поднимут на небывалую высоту героизм и рвение»11. Однако в действительности ситуация была сложнее.

Подполковник Висенте Рохо отмечал, что крупнейшее восковое соединение в этом районе, находившееся под командованием подполковника Барсело́, начитывало около 4 000 человек. Но оно состояло из «остатков множества мелких единиц, от 40 до 600 человек. Из них семь были остатками регулярных частей… остальные были подразделениями милиции… которые, хотя некоторые из них и назывались батальонами, представляли собой просто группы по 200–300 человек, иногда без офицеров; лишь один из этих так называемых батальонов имел 600 бойцов и ещё один – 400». Он добавляет: «О других колоннах… можно было сказать то же самое: внутри них существовали более мелкие “автономные” подразделения, численностью меньше 50 человек. Трудности тактического характера, которые приходилось преодолевать комитетам колонн, не стоит недооценивать»12.

Смятение в лагере лоялистов усиливалось тем, что правительство бежало из Мадрида в Валенсию в ночь на 6 ноября, поручив оборону столицы генералу Хосе Миахе, которого советский журналист Михаил Кольцов называл «стариком, которого мало кто знает»13, с подполковником Висенте Рохо в качестве начальника его штаба. Подполковнику Рохо следовало без промедления набрать членов Главного штаба обороны Мадрида (Estado Mayor de la Defensa). Он вспоминал: «Товарищи, которых я попросил войти в Главный штаб обороны, согласились решительно и без колебаний…» Все они, кроме двоих, были офицерами, находившимися на военной службе дольше самого Рохо14.

Несмотря на объяснимый беспорядок, вызванный отъездом правительства из столицы, подполковник Рохо, которого Кольцов называл «человеком, который фактически руководит всей обороной Мадрида»15, указывал, что это давало определённые преимущества: «С отъездом правительства в Левант… вместе с ним ушли пессимизм, зависть, разногласия, пораженчество некоторых эгоистичных представителей элиты и – почему бы не сказать и об этом – паника, паника, с которой не могли справиться сотни человек… Долгая и мучительная ночь поражения, казалось, ушла вместе с уехавшими, и забрезжил рассвет для тех, кто заслуживал победы»16.

Местная федерация профсоюзов НКТ в своём обращении, выпущенном во время отъезда министров в Валенсию, выразила ту же самую основную идею, хотя и в более резких выражениях: «Мадрид, свободный от министров, комиссаров и “туристов”, чувствует себя более уверенным в своей борьбе… Народ, мадридский рабочий класс, не обращает никакого внимания на всех этих туристов, которые уехали в Валенсию и Каталонию. Мадрид, свободный от министров, станет могилой фашизма. Вперёд, милиционеры! Да здравствует Мадрид без правительства! Да здравствует Социальная Революция!»17

Новый штаб должен был начинать свою работу практически на пустом месте. Рохо отмечает: «Мы приступили к своим обязанностям, не имея подробных документов и организованной курьерской службы; немного информации, какие-то планы, куча бумаг, многие из которых были неразборчивыми, и личные записи, которые каждый из нас делал на своей предыдущей должности»18.

Генерал Миаха 6 ноября собрал профсоюзных руководителей города. Согласно Роберту Колодни:

«Генерал объяснил серьёзность ситуации на фронте, ничего не скрывая, и потребовал, чтобы к следующему дню для сражения было мобилизовано 50 000 человек… На вопрос относительно оружия для мобилизованных рабочих Миаха ответил, что Совет обороны должен получить доступ ко всем складам оружия и динамита, скрытым в городе, и он дал рабочим право использовать радио для мобилизации своих сил.

[Ранним утром 7 ноября] рабочие Мадрида в кожаных куртках и остроконечных пилотках уже двигались на фронт. Это были люди, отобранные профсоюзными и партийными руководителями за свою надёжность и отправленные на участки, считавшиеся наиболее важными для защиты города. Многие шли без оружия до самых баррикад, воздвигнутых у Мансанареса. Они выполняли приказ генерала Миахи, переданный через профсоюзные организации, о том, что они должны брать оружие из рук мёртвых; когда человек погибал, нельзя было тратить времени – только мгновение, чтобы убрать тело с дороги и вставить новую обойму»19.

Работа Главного штаба в первые дни битвы была далека от обычной военной рутины; согласно Рохо:

«В первую неделю обороны мы сталкивались с проблемами, которые возникали ежеминутно и ежедневно… У нас не было рабочих смен, только перерывы на еду, и каждый спал – или скорее, дремал, – когда мог. Первые четыре дня работы, как мне помнится, никому не удавалось подремать…»20

Несмотря на беспорядочность и импровизацию первых дней битвы, войска Франко были в основном остановлены на границах города. Успеху защитников способствовало то, что им удалось обнаружить у одного из пленных вражеский приказ по войскам, обрисовывавший в общих чертах тактику захвата Мадрида, и это позволило генералу Миахе и его коллегам узнать, где подготавливался главный удар.

Однако, как пишет подполковник Рохо:

«Хотя знание плана операций противника и позиций, на которые он собирался выйти, действительно внесло решающий вклад в отражение нападения… настоящей причиной успеха защитников было изменение, которое произошло за первые 24 часа в морали сражавшихся, а также их ближайших соратников в тылу. Это стало отчётливо ясно в боях 7-го числа, в которых наши солдаты показали несломимую волю и высочайший дух самопожертвования… Недостаток оружия, организации, техники, укреплений был преодолён благодаря подлинному превосходству в духовной силе, моральному подъёму, доблести низовых руководителей и массы граждан…»21

Некоторые историки Мадридской битвы, особенно её начальных этапов, приписывали главную заслугу в налаживании обороны города русскому советнику генералу Гореву (по официальной версии – военному атташе Советского Союза). К примеру, Бернетт Боллотен утверждал, что Горев был «настоящим организатором обороны Мадрида»22. Луис Фишер использовал почти те же слова, назвав Горева «спасителем Мадрида»23.

Однако подполковник Висенте Рохо отрицает это: «Как начальник ГШ, я решительно заявляю, что это неверно, поскольку, в строгом смысле слова… Горев успешно сотрудничал с командующим обороной, который не прекращал осуществлять свои полномочия ни на один момент…»24

Роль интернациональных бригад

Первые значительные подкрепления стали прибывать в Мадрид лишь 10 ноября, через четыре дня после начала битвы. Среди них была и первая из интернациональных бригад.

Многие авторы, писавшие о битве за Мадрид, разделяли распространённое мнение, что интербригады сыграли в ней ключевую роль со стороны республиканцев. Так, Пьетро Ненни, бывший капитан Гарибальдийского батальона, писал: «Что касается вклада интернациональных бригад, то можно сказать без преувеличения, в ноябре 1936 г. он оказался решающим. В Каса-де-Кампо, на берегах Мансанареса, в Университетском городке интернациональные бригады и Гарибальдийский батальон итальянских антифашистов с замечательным мужеством выдержали удары войск Франко…»25

Аналогичным образом, Луис Фишер, в то время бывший попутчиком коммунистов (хотя позднее он стал ярым антисталинистом), писал в 1937 г.: «Когда Мадрид уже готов был пасть к ногам Франко, первое подразделение интернациональной бригады, 1 900 человек, вступило в бой. Впервые мавры были остановлены. Впервые милиционеры увидели спины солдат Франко»26. Советский адмирал Н. Кузнецов точно так же утверждал, что Мадрид был спасён «благодаря помощи Советского Союза и добровольцев интернациональных бригад»27.

Хью Томас приводит несколько иные аргументы. Прежде всего, он ошибочно утверждает, что первая интернациональная бригада прибыла в Мадрид 8 ноября и «прошла ровным строем по улице Гран-Виа, направляясь на фронт»28. Он признаёт, что две интербригады, участвовавшие в сражениях в черте Мадрида, были силой, «слишком незначительной для того, чтобы одним своим присутствием обратить ход событий. Кроме того, милиция и рабочие уже остановили Варелу 7 ноября, до прибытия бригад. Победа принадлежала населению Мадрида». Но, добавляет он, «пример интернациональных бригад побуждал милиционеров продолжать сопротивление, заставляя мадридцев чувствовать, что они не одиноки…»29

Однако, читая дальше главы, излагающие ход битвы за Мадрид, мы убеждаемся, что Томас склонен придерживаться общепринятого мнения, о котором мы говорили. Он почти исключительно сосредотачивается на той роли, которая принадлежала на всех четырёх стадиях битвы интернациональным бригадам. Очевидно, автор полагает, что иностранные войска, участвовавшие в боях на стороне республиканцев, были сердцем сопротивления.

Даже Джордж Оруэлл, который, конечно, не был другом сталинистов, разделял это мнение: «Советское оружие и отважная оборона Мадрида частями, которыми командовали главным образом коммунисты, превратили их в героев в глазах всей Испании»30.

Подполковник Висенте Рохо, в течение всей битвы возглавлявший штаб сил, оборонявших Мадрид, совершенно иначе описывает роль интернациональных бригад в противостоянии. Он сделал относительно них пять замечаний. Во-первых, «в начале сражения на нашем фронте у Мадрида не было ни одной интернациональной бригады или даже разрозненных батальонов». Во-вторых, «первая из этих частей, поступивших в распоряжение командующего обороной, отправилась на передовую 10-го, и именно на том участке, где она расположилась, несмотря на её энергичные действия, 13-го числа вражеская 1-я колонна достигла Мансанареса и через два дня прорвала фронт, проникнув в Университетский городок»31. (Это опровергает утверждение Гэбриела Джексона и советского журналиста Михаила Кольцова о том, что интернационалисты участвовали в битве с 8 ноября32.)

В-третьих, говорит подполковник Рохо, «во время битвы на Мадридском фронте как таковом обычно находилось не более одной, в виде исключения двух бригад; ещё две были задействованы только на Хараме и в Гвадалахаре. В Мадриде XI и XII бригады размещались на участках правого фланга, от Университетского городка до Боадильи, где они были сгруппированы с другими, испанскими бригадами…» В-четвёртых, отмечает Рохо, «ни в одном случае и ни при каких обстоятельствах они не действовали самостоятельно, независимо от испанских офицеров, осуществлявших высшее руководство операциями. Также они сами по себе не образовывали крупных соединений, таких как дивизии или армейские корпуса, хотя в некоторых случаях и для определённых операций две бригады могли быть объединены под общим командованием».

Наконец, как говорит подполковник Рохо, «их офицеры, как и офицеры любых других частей, подвергались наказаниям, если заслуживали его своим неподобающим командованием. Это произошло с генералом Клебером, командовавшим интернациональной бригадой на фронте в Университетском городке, из-за того, что он придавал своей деятельности больше политическое, чем военное направление». Генерал Клебер был отстранён от командования на шесть месяцев и вновь получил его лишь тогда, когда его преемник на посту командующего XI бригадой был убит в сражении33.

Подполковник Рохо обобщает преимущества интернациональных бригад следующим образом: «Их организация была аналогична организации испанских смешанных бригад, от которых их отличали: большее количество оружия, материалов и транспорта, а также полевой артиллерии (в конечном итоге); лучшие офицеры (некоторые бывшие участники Первой мировой войны); лучшая подготовка многих солдат и их политические убеждения, которые в значительной степени составляли основу их боевой морали»34.

Журналист НКТ Эдуардо де Гусман в своём описании обороны Мадрида также отметил положительные качества интербригад, у которых милиционеры НКТ многому научились: «Они знали, как использовать особенности ландшафта, обращаться с бомбами, размещать пулемёты, расставлять своих людей. У них, кроме того, была великолепная экипировка, какой тогда не имела ни одна из наших колонн… Наши люди видели, что они сражаются умело и с безграничной смелостью. Мы видели, как они используют боеприпасы, как боец может оборудовать стрелковый окоп, как дать отпор танкам и обратить их в бегство с помощью ручных гранат. Мы видели это и, благодаря поразительной способности испанского народа к адаптации, копировали их, не теряя времени»35.

Анархисты в обороне Мадрида

Милиция, организованная НКТ–ФАИ, сыграла значительную роль в обороне Мадрида. Они помогли отразить первую лобовую атаку сил Франко на город в ноябре 1936 г. и активно участвовали в последующих фазах битвы.

В то время и впоследствии роль солдат-анархистов недооценивалась. И те, кто писал о битве, когда она происходила, и историки, обращавшиеся к ней в следующие десятилетия, были склонны принижать роль анархистов и преувеличивать роль войск, возглавляемых коммунистами, как испанских, наподобие знаменитого 5-го полка, так и интернациональных.

В обороне Мадрида участвовали два основных соединения анархистов. Одно из них прибыло из Каталонии и вначале находилось под командованием Буэнавентуры Дуррути, а после его смерти – Рикардо Санса; после окончания битвы за Мадрид оно вернулось на Арагонский фронт. Другое состояло из милиционеров, в основном бывших уроженцами самого Мадрида и его окрестностей, и в течение всего времени находилось под командованием Сиприано Меры; оно до конца войны оставалось одним из основных войсковых формирований в районе Мадрида. Многие из милиционеров этого соединения находились в Мадриде, когда битва уже началась, Мера же прибыл 10 ноября с отрядом, который он возглавлял при освобождении провинции Куэнка, и принял командование над войсками анархистов в Мадриде.

Роль Комитета обороны НКТ

В битве за Мадрид (и остальную часть войны) важную роль в поддержании анархических частей на Мадридском фронте играл Комитет обороны Центра НКТ (Comité de Defensa del Centro de la CNT). Он руководил силами анархистов во время подавления июльского мятежа в Мадриде. Сразу после того, как поражение мятежников в столице стало очевидным, комитет взял на себя защиту близлежащих городов и посёлков, куда были направлены спешно набранные колонны милиции, чтобы усилить их оборону или, если они уже были захвачены, отбить их у мятежников.

21 июля Комитет обороны собрался на заседание, посвящённое «прорыву вражеского кольца вокруг Мадрида». Эдуардо Валь, возглавлявший комитет, доложил о захвате мятежниками практически всей Старой Кастилии. «Напротив, Левант и Каталония полностью находятся в руках рабочих. Наши коммуникации обрываются у Алькала, Гвадалахары и Толедо. Как только эти три города будут взяты, Мадрид восстановит связь с Югом и Востоком… Взяв их, мы можем быть уверенными, что провинции Куэнка, Гвадалахара, Толедо и Сьюдад-Реаль, Альбасете, будучи изолированными, падут под собственной тяжестью. Помимо этого, взятием Гвадалахары мы откроем себе дорогу на Сарагосу…»36

Комитет обороны спешно организовал колонны милиции и направил их к Гвадалахаре, Алькала-де-Энаресу и Толедо. Несколько дней им сопутствовала удача – за исключением того факта, что крепость Алькасар в Толедо осталась в руках мятежников37.

Победы в Мадриде, Алькала, Гвадалахаре и Толедо были лишь началом работы Комитета обороны НКТ по организации вооружённой борьбы и руководству ею в Мадриде и прилежащих районах. В начале войны Комитет обороны состоял Эдуардо Валя в качестве секретаря, Мариано Валье и Барсии. Однако душой комитета был Валь. Рикардо Санс говорил: «Всё было сосредоточено в нём. Ничто, ни одна мельчайшая деталь не ускользала от его развитого воображения, и каждая проблема, поступившая на его рассмотрение, находила немедленное решение. Его способности были неисчерпаемыми».

Санс оценивал общую роль Комитета обороны в следующих, несколько преувеличенных словах: «Защитники Мадрида, те, кто был в траншеях, когда им нужно было о чём-то посоветоваться, не шли в официальные кабинеты. Они знали, что там ничего не решается. В Мадриде всё было абсолютно мертво. Было лишь одно место в столице, где ощущали войну и жили ею… Автомобили стремительно сновали туда-сюда. Грузовики появлялись и вскоре вновь уезжали»38.

Большинство анархистов, писавших о битве за Мадрид, подчёркивали важность Комитета обороны НКТ, консультировавшего лидеров анархической милиции и доносившего их проблемы и мнения до высших офицеров в Главном штабе мадридского командования. Он также осуществлял общее руководство и, насколько позволяла идеология анархизма, командовал отрядами НКТ. Эдуардо де Гусман отмечал, что Эдуардо Валь «является хладнокровным бойцом, который думает и отдаёт приказы в нескольких словах. Товарищи в точности следуют его указаниям…»39

К началу сентября Комитет обороны составил Устав милиции НКТ. Он был кратким, включая всего шесть статей:

Каждый милиционер обязан выполнять распоряжения батальонного комитета, а также делегатов центурий и групп.

Он не может действовать в военных делах по своему усмотрению и будет принимать без обсуждения те посты и позиции, на которые он назначен, как на фронте, так и в тылу.

Каждый милиционер, не выполняющий распоряжений батальонного комитета, делегата центурии или группы, будет подвергнут санкциям группы, если нарушение является лёгким, и батальонного комитета, если нарушение является тяжёлым.

Тяжёлыми будут считаться: дезертирство, оставление поста, саботаж, мародёрство и совокупность нарушений.

Каждый милиционер должен знать: он вступил в милицию добровольно, но раз он является её частью, то, как солдат Революции, он обязан ПОДЧИНЯТЬСЯ И ИСПОЛНЯТЬ…

Любой, кто действует помимо милиции, будет считаться мятежником и понесёт наказание, которое определит соответствующий батальонный комитет.

Устав заканчивался следующим призывом:

«Милиционеры! Эти правила действия и общения – не дисциплина казарм. Это – усилия каждого в обществе едином и дисциплинированном. Без этого сплочения сил никакая победа не возможна. Милиционеры, подчиняйтесь, исполняйте, и вы победите!»40

Комитет обороны также отвечал за пополнение подразделений милиции НКТ. Согласно Эдуардо де Гусману, он действовал через профсоюзы и атенеи НКТ в Мадриде и окрестностях, рассылая им уведомления о том, сколько добровольцев он может обеспечить оружием в данный момент. Комитет также осуществлял определённый отбор новобранцев. Согласно де Гусману, «на фронт не отправляли людей, физическое состояние которых не позволяло этого. Не отправляли и тех, в антифашизме которых не было полной уверенности»41. Комитет вёл картотеку на всех, кто был им рекрутирован42. Наконец, Комитет обороны назначал командующих первых колонн милиции, организованных в Центральном регионе. Первым назначенным был подполковник дель Росаль, человек «абсолютно надёжный»43.

Комитет также отвечал за организацию тыловых служб вооружённых сил. Сюда входили медицинское обслуживание – для нужд которого было реквизировано несколько зданий в Мадриде – и служба снабжения, обеспечивавшая подразделения милиции продовольствием, одеждой и другим необходимым. В начале войны, если бы Комитет обороны НКТ не организовал эти службы для своих войск, маловероятно, что кто-либо ещё сделал бы это, поскольку центрального аппарата Военного министерства фактически не существовало44.

Можно указать ещё одну, довольно любопытную функцию Комитета обороны. Бернетт Боллотен, ссылаясь на письмо от Гарсии Прадаса, редактора НКТ в Мадриде, говорит, что после милитаризации местной милиции «офицеры в анархо-синдикалистских частях на Центральном фронте передали бо́льшую часть своего жалованья Комитету обороны Мадрида НКТ, который потратил эти деньги на развитие сельскохозяйственных коллективов»45.

Дуррути и Гарсия Оливер в Мадриде

Когда войска Франко подошли к Мадриду, политические и военные лидеры Каталонии, в особенности анархисты, почувствовали необходимость по мере возможностей оказать помощь столице. 4 ноября прошло совместное заседание Департамента обороны каталонского правительства и командующих колоннами Каталонии, где обсуждалась эта проблема46.

7 ноября, когда уже началась битва за Мадрид, Хуан Гарсия Оливер, который находился в столице и только что был назначен министром юстиции, сделал личный телефонный звонок Эухенио Вальехо, лидеру НКТ на старом заводе «Испано-Суиса» в Барселоне, попросив о немедленной отправке 20 000 ручных гранат. После разговора были сделаны соответствующие приготовления, и несколько дней спустя, когда Гарсия Оливер вернулся в Мадрид, подполковник Рохо сообщил ему, что оружие прибыло47.

Этот звонок Гарсии Оливера стал результатом его разговора с подполковником Рохо и советским послом Марселем Розенбергом. По воспоминаниям Гарсии Оливера, они советовались с ним – поскольку после подавления мятежа 19 июля в Барселоне он считался специалистом по захвату и защите больших городов – о том, как, по его мнению, силы Франко попытаются проникнуть в город. Гарсия Оливер в первую очередь указал, что канализационная система Мадрида, выход из которой находился в руках франкистов, будет удобным маршрутом вторжения. Он предложил поставить в ключевых узлах канализационной системы заслоны с пулемётами и ручными гранатами. Это было сделано, и подполковник Рохо позже сообщил ему, что, когда враг, как и предсказывал Гарсия Оливер, пробирался по канализации, «ему устроили грандиозную бойню» и заставили его повернуть назад48.

Гарсия Оливер также предложил подполковнику Рохо и послу освободить здания в начале главных улиц, тянувшихся от поля битвы к центру города, и разместить на их крышах и верхних этажах отряды, обеспеченные большим количеством ручных гранат и коктейлей Молотова, чтобы бросать их в наступавших. Рохо позднее сообщал, что эти меры были приняты, но, к счастью, войска Франко не добрались до мест, где располагались эти здания49.

10 ноября Гарсия Оливер вернулся в Мадрид и рано утром находился в своём кабинете, когда, к его удивлению, туда вошёл Буэнавентура Дуррути. Он объявил, что приехал сюда, чтобы помочь спасти Мадрид. После короткого разговора о том, какой может быть роль Дуррути, они вдвоём отправились обсудить этот вопрос с премьером и военным министром Франсиско Ларго Кабальеро, который также только что вернулся в столицу. В итоге было решено, что спустя две недели, когда, как ожидалось, в город прибудут три новых «смешанных дивизии», Дуррути будет поручено командовать ими, в звании майора, которое тогда было самым высоким званием среди офицеров из милиции50.

Однако эта договорённость не была выполнена, в основном из-за гражданских и военных руководителей Каталонии, в особенности анархистов. Вечером 11 ноября в Барселоне прошло новое заседание всех командиров каталонских колонн милиции и Департамента обороны. На нём было решено – особенно на этом настаивали Диего Абад де Сантильян и Федерика Монсень, – что колонна милиции, которой командовал Дуррути, немедленно должна быть снята с Арагонского фронта и перемещена к Мадриду51.

Утром 12 ноября Дуррути позвонил своим помощникам в Бухаралос, сказав им, какие из подразделений его колонны следует срочно отправить в Барселону для скорейшей переброски на Мадридский фронт. Сам Дуррути немедленно выехал в Валенсию, а 14 ноября после полудня он и Хуан Гарсия Оливер вернулись оттуда в Мадрид52.

Очевидно, в этот же день, ещё до отъезда Гарсии Оливера и Дуррути в Мадрид, на заседании вновь сформированного Высшего военного совета, куда входил Гарсия Оливер, было принято решение, которое могло иметь огромную важность в обороне Мадрида, по крайней мере для анархистов. Франсиско Ларго Кабальеро заставил совет обратить внимание на неподобающее, как он считал, поведение генерала Хосе Миахи, который «вёл себя не как глава органа с делегированными полномочиями, созданного, чтобы представлять правительство, а… демагогически внушал членам Совета обороны, что они сами являются правительством, не только Мадрида, но и всей Испании».

Ларго Кабальеро попросил назвать кандидатов на замену Миахе, и Гарсия Оливер предложил Буэнавентуру Дуррути. По словам Гарсии Оливера, Ларго Кабальеро ответил ему: «Я склонен принять кандидатуру Дуррути. Я лишь должен попросить держать это в величайшей тайне, так как мне требуется восемь дней, чтобы дать Дуррути время стать известным в Мадриде, и тогда я смогу поехать туда, переговорить с ним и передать ему эту должность». По словам Гарсии Оливера, никто, даже министр сельского хозяйства коммунист Висенте Урибе, не возражал против этого решения53.

Этому предложению не суждено было осуществиться. В течение этих восьми дней Дуррути погиб, и Миаха продолжал командовать Мадридским фронтом бо́льшую часть войны. В любом случае, у Гарсии Оливера осталось хорошее впечатление о Миахе в отведённой ему роли: «Я понял мудрость Ларго Кабальеро в выборе Миахи на пост председателя Совета обороны Мадрида. Миаха был неисчерпаемым источником оптимизма. Возможно, он не так много знал о военных операциях, но ему удавалось поднимать упавшую мораль всех, с кем ему приходилось встречаться, и в этом он был непревзойдённым»54.

Дуррути провёл день и ночь 14 ноября в Мадриде, без видимых успехов. Его милиционеры ещё не прибыли в город, а попытки принять командование над колонной, которую отправили каталонские коммунисты (о ней я скажу позднее) оказались безрезультатными. Хотя Дуррути утверждал, что получил приказ от Департамента обороны Каталонии, предоставлявший ему контроль над всеми каталонскими войсками на Мадридском фронте, у него на руках не оказалось подобного приказа, и колонна коммунистов отказалась поверить ему на слово55.

Гарсия Оливер и Дуррути провели совещание с генералом Миахой и подполковником Рохо, и, по просьбе Дуррути, ему в помощь был назначен советский военный советник55a. После этого они отправились на «фронт», к мосту Французов (Пуэнте-де-лос-Франсесес), где сражалось подразделение каталонских коммунистов. Дуррути, Гарсия Оливер и командир подразделения, капитан Лопес-Тьенда, безуспешно пытались вернуть в строй солдат, бежавших с передовой. Некоторые время они и сопровождавшие их люди лично участвовали в обороне моста. Однако во время затишья Гарсия Оливер подошёл к Дуррути и сказал ему: «Это не командный пункт, Дуррути. Это не твой пост». Очевидно, лидеры НКТ вскоре покинули это место56.

Наконец, около девяти утра 15 ноября, 1 400 бойцов или около того из колонны Дуррути прибыли в Мадрид. Они выехали из Барселоны в товарных вагонах ночью 13 ноября, Дуррути и Гарсия Оливер встретили их у города Турия около полудня 14-го, после чего анархические лидеры отправились на полицейской машине в Мадрид. Оставшуюся часть пути бойцы проделали на грузовых и легковых автомобилях, поскольку железнодорожные пути пострадали от налётов авиации Франко57.

После прибытия колонны Дуррути в Мадрид, вечером 15 ноября, состоялось заседание Комитета обороны НКТ, на котором среди прочих присутствовали Эдуардо Валь, Дуррути и Сиприано Мера. Дуррути объяснили, что он не может слить силы, которые он вызвал, с силами Меры, так как высшее командование назначило их на разные участки. В конце концов Дуррути согласился занять позицию в Университетском городке, которая была отведена ему. Несколько часов спустя колонна Дуррути впервые вступила в бой на Мадридском фронте58.

Предполагаемое бегство колонны Дуррути во время боя

Многие историки Гражданской войны в Испании разделяют общепринятое мнение о том, что милиционеры колонны Дуррути не выдержали и бежали, когда их впервые ввели в бой на Мадридском фронте. Роберт Колодни утверждает, что это произошло 15 ноября59.

Хью Томас описывает это предполагаемое событие следующим образом:

«Одновременно с прибытием XII Интернациональной бригады в Мадрид также явился Дуррути с колонной из 3 000 анархистов… Он потребовал выделить ему независимый участок на фронте, чтобы его люди могли показать свою доблесть. Миаха неосмотрительно согласился отдать анархистам Каса-де-Кампо… Дуррути получил приказ атаковать 15 ноября, при поддержке всей республиканской артиллерии и авиации. Однако в назначенный час пулемёты марокканцев так испугали анархистов, что они отказались идти в бой. Разъярённый Дуррути обещал новую атаку на следующий день»60.

Изложение Хью Томаса представляется ошибочным по крайней мере в четырёх пунктах. Во-первых, он удваивает численность бойцов в колонне, которая последовала за Дуррути в Мадрид. Во-вторых, колонна Дуррути впервые вступила в бой не в Каса-де-Кампо, а в Университетском городке. В-третьих, и это самое главное, колонна Дуррути 15 ноября вообще не участвовала в сражениях, она начала сражаться лишь ранним утром 16‑го. Наконец, свидетельства, по-видимому, указывают на то, что Хью Томас перепутал колонну анархистов с другим формированием из Каталонии, которое прибыло в Мадрид по меньшей мере за день до колонны Дуррути.

После первого совещания командиров милиции в каталонском Департаменте обороны 4 ноября, по вопросу об оказании помощи Мадридскому фронту, Объединённая социалистическая партия Каталонии (коммунисты) решила организовать свою собственную колонну, чтобы предотвратить политические последствия возможного прибытия колонны Дуррути «на спасение Мадрида». Согласно Франсиско Идальго, одному из офицеров этого формирования, вновь созданная колонна «Свобода» – Лопес-Тьенды состояла из членов ВСТ и ОСПК, набранных в Барселоне, некоторых бойцов из колонн ОСПК в Арагоне, прибывших в Барселону, и около 1 935 призывников, которые не смогли вернуться домой после официального роспуска старой армии. Командовали ею в основном кадровые офицеры, которые, чтобы обезопасить себя (из-за непопулярности регулярной армии после 19 июля), вступили в ВСТ.

Это формирование, насчитывавшее примерно 2 500 человек, по словам Идальго, не прошло совершенно никакого обучения. Оно было отправлено из Барселоны 9 ноября, получило какое-то оружие по пути в Мадрид и прибыло в столицу утром 13 ноября. После полудня колонна «Свобода» – Лопес-Тьенды заняла позиции на участке в Западном парке (Парке-дель-Оэсте).

Колонна не вступала в бой 14‑го. Однако на следующий день её отправили к мосту Французов, чтобы помешать силам Франко перейти по нему реку Мансанарес. Необученная колонна, как говорит Франсиско Идальго, «пересекла Парке-дель-Оэсте способом, до смешного нелепым с военной точки зрения», и в результате начала нести потери, лишь выйдя на позицию61.

Конечно, именно колонну «Свобода» – Лопес-Тьенды, а не колонну Дуррути, имеет в виду подполковник Висенте Рохо, когда пишет, что «нападавшие сосредоточили максимальную мощь на очень узком фронте, и кроме того, им посчастливилось вызвать панику в одном из нашим импровизированных формирований, которое, прибыв с других фронтов и не пережив моральный подъём 7‑го, ещё не прониклось духом мадридской борьбы. Оно отступило в беспорядке, заразив паникой другие подразделения, и враг смог отбросить их, проникнуть в Университетский городок и занять несколько зданий, сделав клинику своей передовой позицией»62. Я уже упоминал о попытке Дуррути и Гарсии Оливера остановить бегство этих милиционеров.

Однако официальная сталинистская история Гражданской войны повторяет версию о беспомощности колонны Дуррути под огнём. Для пущего эффекта она добавляет: «Колонну Дуррути пришлось снять с фронта, большей частью разоружить и отправить в Левант»63. На самом деле остатки колонны Дуррути оставались на Мадридском фронте, получив подкрепления от НКТ, и после смерти Дуррути, а когда в апреле 1937 г. колонна наконец была отозвана, она отправилась на Арагонский фронт, а не в Левант, и влилась в ряды первоначальной колонны Дуррути, остававшейся в Арагоне. Она участвовала в сражениях в Арагоне и Каталонии и была одной из последних республиканских сил, ушедших во Францию после падения Каталонии.

Фактический первый бой колонны Дуррути

Абель Пас (Диего Камачо) описывает первые дни колонны Дуррути на Мадридском фронте. Его рассказ основывается на письменных воспоминаниях двух активных участников этих событий.

Колонна Дуррути защищала часть Университетского городка, заняв отведённую ей позицию к 2:00 16 ноября. Она вступила в бой вскоре после рассвета. К семи утра солдаты колонны отбили клиническую больницу, но через четыре часа, по приказу Главного штаба, они передали эту позицию подразделению коммунистического 5-го полка. После этого силы анархистов сосредоточились на возвращении зданий школы Каса-де-Веласкес и факультета философии и литературы в Университетском городке. Борьба продолжалась бо́льшую часть ночи на 17 ноября, и первые 24 часа с начала атаки колонна Дуррути провела в бою, почти не имея времени на отдых и не получая практически никакого питания.

Позже, днём 17-го, усилия колонны Дуррути сосредоточились на защите приюта Санта-Кристина, где борьба была «самой кровопролитной». Был момент, когда подразделение 5-го полка, оставленное в клинической больнице, обратилось в бегство, но на Пласа-де-ла-Монклоа бежавших остановил отряд под командованием Мигеля Йольди, одного из лидеров колонны Дуррути, который реорганизовал их и снова ввёл в бой рядом с милиционерами колонны Дуррути64. Возможно, именно этот инцидент дал Роберту Колодни повод утверждать, что колонна Дуррути бежала 17 ноября65.

Колонна Дуррути бессменно находилась на передовой в течение трёх дней, хотя по крайней мере некоторые из подразделений в этом районе были заменены свежими силами. Очевидно, незадолго до своей смерти Дуррути договорился с генералом Миахой и подполковником Рохо о смене милиционеров НКТ66. К тому времени потери в его колонне составляли более 50 процентов67.

Гибель Дуррути

Буэнавентура Дуррути получил огнестрельное ранение около 14:00 19 ноября 1936 г. Его доставили в госпиталь, оборудованный НКТ в отеле «Риц», где он умер в 4:00 20 ноября. Это всё, что мы можем с уверенностью сказать о смерти предводителя колонны Дуррути.

Не успело его тело остыть, как начались споры о том, при каких обстоятельствах он был смертельно ранен. По официальной версии, он стал жертвой вражеского огня со стороны клинической больницы Университетского городка, которая была занята силами Франко. Однако среди анархистов нашлись те, кто был убеждён, что Дуррути был убит коммунистами, поскольку те боялись распространения легенды о нём как о «спасителе Мадрида»68.

С другой стороны, коммунисты распространяли версию о том, что Дуррути был близок к вступлению в их партию и за это сами анархисты застрелили его. В несколько изменённом виде это утверждение представлено у Луиса Фишера, который писал, что Дуррути «был убит выстрелом в спину, и ходило мнение, что его собственные люди расправились с ним, потому что он выступал за активное участие анархистов в войне и сотрудничество с Кабальеро…»69

Наконец, высказывалось предположение, что он случайно застрелил себя из винтовки, которую он нёс.

Абель Пас, который, вероятно, исследовал обстоятельства смерти Дуррути более тщательно, чем кто-либо ещё, не смог прийти ни к какому однозначному заключению: «Полемика, ведущаяся вокруг гибели Дуррути, будет продолжаться, поскольку теперь это – историческая загадка. К сожалению, загадки и вещи таинственные привлекают людей больше, чем глубокие размышления о событиях жизни…»70

Но, независимо от причин смерти Дуррути, его похороны в Барселоне были обставлены с почестями и сопровождались славословием в адрес павшего лидера анархистов. Британская парламентская делегация из шести человек оказалась в этот день в Барселоне. Они сообщали: «…По прибытии в этот город мы стали свидетелями грандиозной демонстрации, в которой участвовали примерно полмиллиона человек. Процессия военных, политических и промышленных организаций проходила по главным улицам города. Она шла в течение пяти часов, сопровождаемая сценами великого энтузиазма…»71

Брошюра о Дуррути, изданная НКТ–ФАИ после его смерти, отмечала, что похоронную процессию возглавляли президент Каталонии Луис Компанис, советский и мексиканский консулы и Гарсия Оливер.

«За ними следовал весь народ, всё население Барселоны. Все организации призвали своих членов принять участие в траурной процессии. Развевались знамёна всех антифашистских организаций, все милиционеры, остававшиеся в городе, следовали за первым милиционером Каталонии. Сотни тысяч шагали в этой процессии, и ещё сотни тысяч стояли на тротуарах и улицах, подняв кулаки в последнем салюте»72.

Колонна Дуррути в Мадриде после гибели Дуррути

Лидеры НКТ в Каталонии, узнав о смерти Дуррути, почти сразу же решили отправить Рикардо Санса, его соратника по группе «Мы», принять командование над остатками колонны в Мадриде. Новый командир прибыл в Мадрид утром 21 ноября.

Санс нашёл выживших милиционеров колонны Дуррути сильно деморализованными из-за смерти их лидера. Большинство из них хотели немедленно вернуться на Арагонский фронт. Однако, как пишет Рикардо Санс, «несмотря на эту обескураживающую ситуацию, благодаря поддержке министра Федерики Монсень и других хороших друзей, которые были в Мадриде и пообещали не покидать его, пока он не будет полностью спасён, лишь незначительное число бойцов вернулось в Арагон, а большинство осталось в Мадриде, решив защищать его прежде всего остального»73.

Через несколько дней Департамент обороны Каталонии отправил подкрепление для колонны Дуррути. Санс комментирует: «Таким образом, колонна Дуррути в Мадриде была пополнена и получила возможность занять почётное место на фронте, что она и сделала незамедлительно, сменив одну из интернациональных колонн, занимавшую позиции от Каса-де-Кампо до окрестностей Араваки»74.

Рикардо Санс, как и Дуррути до него, к началу Гражданской войны не имел никакого военного опыта. Он был руководителем профсоюза строительных рабочих НКТ в Барселоне и фактически единственным членом группы «Мы», остававшимся в Каталонии при диктатуре Примо де Риверы75. Сразу после подавления мятежа 19 июля в Каталонии он вместе с тремя другими людьми вошёл в комитет, которому Центральный комитет милиции Каталонии поручил организацию подразделений, отправляемых на различные фронты76. На момент смерти Дуррути он инспектировал береговую оборонительную систему Каталонии, когда ему внезапно сообщили о назначении его преемником Дуррути77.

Хоакин Морланес Хаулин, кадровый армейский офицер, который был одним из главных помощников командующего в колонне Дуррути (позднее 26‑я дивизия), говорил: «Санс – стопроцентный антимилитарист – приспособился к нуждам момента и принял милитаризацию своей службы, он изучил методы войны и стал достойным солдатом и превосходным командиром соединения»78.

Последний крупный вклад в битву за Мадрид колонна Дуррути внесла в декабре 1936 г. – январе 1937 г., когда силы Франко попытались захватить дворец Эль-Пардо и охватить Мадрид с севера и запада. Именно это сражение, по словам Морланеса Хаулина, превратило Рикардо Санса из руководителя милиции в военного.

Во время этого сражения, 6 января, меньше 200 бойцов из колонны Дуррути удерживали позицию у Касакемады, почти в эпицентре боевых действий. Части на их флангах бежали, бросив оружие и снаряжение. Морланес Хаулин, отвечавший за этот участок колонны, позвонил в штаб Сансу и попросил людей, чтобы усилить его подразделение и особенно чтобы подобрать брошенное оружие.

Вместо того чтобы прислать подкрепление, Рикардо Санс сам прибыл на позицию с горсткой бойцов и начал обстреливать врага из пулемётного гнезда. Морланес Хаулин стал настаивать на том, что это неподходящая роль для командующего колонной, что он должен организовывать следующую линию обороны позади той, на которой они находились, чтобы его (Морналеса) подразделение могло отступить туда в случае необходимости. Санс поначалу пришёл в ярость, но в конце концов согласился вернуться назад. Морналес Хаулин описывает результат: «Рикардо Санс, который до сих пор мыслил как “ополченец”, отправился в тыл, менее чем в километре от того места, и, вместе с Сиприано Мерой, подполковником Паласьосом (кадровым) и другими политическими и профсоюзными лидерами, по стечению обстоятельств превратившимися в военных, волшебным образом организовал основную линию обороны… о которую фашисты обломали бы свои рога, если бы они у них были»79.

Так совпало, что это был, вероятно, последний раз, когда колонна Дуррути вела себя как милиционная группа, а не войсковая часть. Как объяснил Морналесу Хаулину Рикадро Санс, он не отправил запрошенное подкрепление потому, что, по его словам, «запасной батальон отказался идти. Они проводят собрание, чтобы решить, что они будут делать»80.

Бойцы колонны Дуррути, к тому времени ставшей 26-й дивизией новой республиканской армии, оставались в районе Мадрида до апреля 1937 г. Мадридский фронт уже стабилизировался, и правительство Каталонии приказало солдатам, находившимся под началом Рикардо Санса, вернуться на Арагонский фронт, где они соединились со старой колонной Дуррути. Рикардо Санс стал командующим всей воссоединённой 26-й дивизии. Он получил звание подполковника, хотя занимаемая должность позволяла ему стать генерал-майором81.

Создание колонны Сиприано Меры

Вторым важным соединением анархистов, стоявшим на защите Мадрида, была колонна Сиприано Меры, которая позднее стала 14-й дивизией республиканской армии и оставалась в Мадридском регионе в течение всей войны. Мера был молодым лидером профсоюза строительных рабочих НКТ в Мадриде и незадолго до начала войны возглавил забастовку, которая привела к конфликту между НКТ и ВСТ и закончилась арестом Меры. Он был выпущен из тюрьмы, когда начался военный мятеж82.

Сразу же после освобождения Сиприано Мера организовал первую колонну милиционеров, состоявшую, по-видимому, в основном из строительных рабочих Мадрида. С «восемью сотнями человек и пулемётом», Мера отбил у мятежников город Куэнка83. Его колонне также приписывалось освобождение Гвадалахары, которую вначале захватили мятежники84. После начала битвы за Мадрид Сиприано Мера был, по словам Гарсии Оливера, «признан в оперативном кабинете Военного министерства главным военачальником анархо-синдикалистов» в Мадридском регионе85.

Рамон Сендер, писавший в то время, когда он ещё был коммунистом, отдавал должное роли Меры в обороне Мадрида: «Спустя несколько недель после начала наступления на Мадрид мы увидели, что рядом с героическими предводителями коммунистов, наподобие Листера, “Кампесино”, Модесто или Галана, стоит такой герой-анархист, наделённый исключительными лидерскими способностями, как Сиприано Мера, который, во главе своих легионов каменщиков, безупречно дисциплинированных, сражался так же, как Дуррути сражался до него и как сражался бы молодой профессиональный солдат»86.

Теранконский инцидент 6–7 ноября

Один курьёзный инцидент, в который были вовлечены отряды милиции, находившиеся под общим руководством Меры, произошёл вечером 6 ноября в Теранконе, в 40 километрах от Мадрида, на дороге в Валенсию. Эти милиционеры, которыми командовал Хосе Вильянуэва, ранее участвовали в неудачной для республиканцев попытке отстоять Сигуэнсу. Теперь, вечером 6 ноября, они выполняли отданный Эдуардо Валем приказ: поворачивать назад всех пытающихся сбежать из Мадрида в Валенсию.

Действуя в соответствии с этим приказом, милиционеры Вильянуэвы задержали группу автомобилей, которые перевозили республиканских министров и других лиц, включая мадридского мэра Педро Рико, в новую резиденцию правительства в Валенсии. Среди тех, кого милиционеры заставили выйти из автомобилей, были министры от Коммунистической партии Хесус Эрнандес и Висенте Урибе, министры от НКТ Хуан Лопес и Хуан Пейро, а также социалист Хулио А́льварес дель Вайо, министр иностранных дел. Здесь также находились генерал Хосе Асенсио, заместитель военного министра, и генерал Себастьян Посас, вновь назначенный командующий армией Центра.

Пока продолжалось разбирательство, на сцене появился Сиприано Мера. Узнав, что произошло, он позвонил Эдуардо Валю, сообщив ему о данном инциденте. Валь, немедленно выехав из Мадрида в Теранкон, прибыл туда в 2:00 7 ноября. Посовещавшись, Валь и Мера решили позволить министрам следовать дальше в Валенсию. Однако мэр Рико был вынужден вернуться в Мадрид, где он стал искать убежища в посольстве.

В ходе этого инцидента выяснилась (и была благополучно улажена) одна любопытная деталь: когда генерал Миаха через Валя узнал, что генерал Посас задержан в Теранконе, он решил вскрыть запечатанный приказ от Ларго Кабальеро, который ему не следовало видеть до 6:00, и обнаружил, что вместо его приказа ему дали приказ для генерала Посаса. Только связавшись с Посасом в Теранконе, Миаха смог узнать содержание своего приказа87.

Хью Томас ошибочно приписывает этот инцидент в Теранконе Железной колонне из Валенсии, бойцов которой он называет «кагулярами испанской революции»88. Хулио Альварес дель Вайо допускает ту же самую ошибку, описывая случившееся в несколько театральной манере: «Это была шайка отверженных, именовавших себя “анархистами”, и они были весьма храбрыми, когда разбойничали на сельских дорогах, но не выказывали такого же героизма на поле боя. Их насчитывалось несколько сотен, и мы, несколько мужчин, вооружённых револьверами, держали их на расстоянии. Через час переговоров с их вожаками, испробовав все угрозы и аргументы, мы вынудили их позволить нам продолжать нашу поездку»89. Ту же ошибку повторяет Роберт Колодни, связывающий события в Теранконе с Железной колонной90.

Колонна Сиприано Меры в обороне Мадрида

Колонна Меры, а позднее 14-я дивизия, играла значительную роль на всех этапах битвы за Мадрид. Она пробыла на передовой практически весь первый этап битвы в ноябре. Эдуардо де Гусман отмечал, что следующими после остатков колонны Дуррути в этом период были «люди Меры и Паласьоса. Кроме них, была также “Свободная Испания”, которая после обороны Карабанчеля пришла на замену одному из батальонов интернациональных бригад»91.

Все эти формирования вскоре объединились под командованием Меры, за исключением колонны Дуррути, которая в конечном счёте вернулась в Арагон. Колонны покойного Дуррути и Меры сыграли важнейшую роль при обороне лоялистских позиций во время декабрьско-январских попыток сил Франко захватить Эль-Пардо и отрезать Мадрид92.

Имеется сравнительно мало информации относительно участия анархических войск в Харамской операции битвы за Мадрид. Маршал Р. Малиновский, участвовавший в ней как советский военный советник, отмечает, что анархическая 70-я бригада хорошо показала себя в сражении, но считает это заслугой, главным образом, советника бригады «товарища Петрова»93.

Войска под командованием Меры внесли особенно важный вклад в так называемом сражении у Гвадалахары, последней фазе битвы за Мадрид. В Гвадалахарском сражении основу сил Франко составляли итальянские войска: по оценке подполковника Рохо, 60 из 75 тысяч солдат, участвовавших в нём со стороны Франко, были итальянцами94.

Силы 14-й дивизии Меры вели бои на шоссе Бриуэгаnbsp;– Ториха, в помощь им была придана XII Интернациональная бригада, включавшая в себя знаменитый Гарибальдийский батальон, состоявший из итальянских антифашистов95. Позиции 14-й дивизии образовывали правый фланг республиканских сил в Гвадалахарском сражении.

Подполковник Рохо описывает роль соединения Меры в контрнаступлении республиканцев, закончившемся полным поражением легионов Муссолини: «На правом крыле наших сил, продвигавшихся к Бриуэге, 14-я дивизия смелым манёвром отрезала бо́льшую часть дивизии Коппи, хотя на высотах отдельные группы продолжали сопротивляться; те, кто мог избежать окружения, бежали в беспорядке, оставив свою артиллерию и расположение главного штаба дивизии, преследуемые нашими солдатами. На этом крыле начался кризис итальянских фашистских сил»96.

Гвадалахарское сражение является наиболее ярким примером того, как упускалась из виду или игнорировалась роль анархических сил, участвовавших в обороне Мадрида. Хотя Хью Томас упоминает, что «вдоль шоссе Бриуэгаnbsp;– Ториха расположился анархист Сиприано Мера со своей дивизией», в дальнейшем он отводит главную роль в победе республиканцев Гарибальдийской бригаде и советским танкам97. Франц Боркенау, со своей стороны, излагая ход сражения, даже не упоминает о присутствии Меры и анархических войск, приписывая эту победу двум интернациональным бригадам, одной баскской и двум подразделениям коммунистического 5-го полка98. Кастро Дельгадо также подчёркивает в первую очередь вклад Листера, Эль Кампесино и интернациональных бригад99.

После завершения битвы за Мадрид дивизия Сиприано Меры оставалась на Мадридском фронте до конца войны. Даже Хью Томас, не склонный расточать похвалы войскам анархистов, называет Меру «самым выдающимся анархистским генералом, которого произвела война»100, и «лучшим командиром, которого дала за время войны НКТ»101. На момент окончания конфликта Сиприано Мера командовал IV армейским корпусом102. Он и его войска сыграли ключевую роль в перевороте, который отстранил от власти правительство Хуана Негрина незадолго до окончания войны, – эту роль мы рассмотрим в своё время.

Роль рабочих-строителей НКТ

В недели, предшествовавшие осаде Мадрида, республиканцы не слишком старались укрепить столицу и её окрестности. Этот вопрос даже был вынесен на рассмотрение премьер-министра Ларго Кабальеро, который нашёл причины не проводить подобных работ103.

Однако, когда силы Франко вошли в предместья Мадрида, его защитники, наконец, начали усиленно возводить укрепления, рыть траншеи и делать другие приготовления. Многие тысячи членов НКТ, которые не сражались в милиции, участвовали в строительстве. Хотя Хесус Эрнандес утверждает, что эта инициатива исходила главным образом от коммунистов, истина, похоже, заключается в другом104.

Когда армии Франко приблизились к столице, она не имела практически никаких сооружений для обороны, кроме зданий в самом городе и Университетском городке. Но в то же время строительные рабочие Мадрида практически остались без работы, поскольку здесь не велось никакого строительства, особенно когда силы Франко начали бомбить город. Хотя многие из них, под руководством Сиприано Меры, вступили в первые колонны милиции, в городе оставались ещё тысячи рабочих-строителей, и они были мобилизованы НКТ.

Как объясняет Эдуардо де Гусман, «была лишь одна забота, одно стремление, одна обязанность: возвести укрепления. И люди бросились возводить укрепления. У них не было инженеров, им не хватало материалов, иногда не было даже кирок и лопат. Но момент требовал, чтобы они преодолели все препятствия. И они сделали это. Позднее, когда угроза ослабла, появились инженеры, администраторы, техники, которые объясняли, что траншеи и парапеты были сделаны по тому или иному плану… Правда в том, что строительные рабочие были единственными, кто оставались на своих постах в те критические часы».

Итак, «траншеи были вырыты, подземные укрытия построены, колючая проволока натянута». Строители, как и милиционеры, несли большие потери. Когда кризис миновал, НКТ объявила, что 5 000 членов её Объединённого союза строительных рабочих погибли в ходе возведения укреплений105.

Анархисты в Совете обороне Мадрида

Гражданским аналогом военного Главного штаба, организованным после отъезда республиканского правительства из столицы, был Совет обороны Мадрида (Junta de Defensa de Madrid). Генерал Хосе Миаха председательствовал в обоих органах. Согласно инструкциям, которые оставил Миахе премьер-министр Франсиско Ларго Кабальеро, эта хунта «наделялась делегированными полномочиями правительства для координации всех средств, необходимых для обороны Мадрида…»106

В Совете обороны были представлены НКТ и «Либертарная молодёжь». В другом месте я рассмотрю некоторые политические проблемы, с которыми столкнулись анархисты при работе с этой хунтой (глава 28), и их роль в организации военной промышленности города и управлении ею (глава 18).

Заключение

В заключение справедливо будет сказать, что никто не «спасал» Мадрид. Он был спасён от нашествия сил Франко между ноябрём 1936 г. и мартом 1937 г. совместными усилиями жителей Мадрида и милиционеров из разных частей Испании, тех, кто находился там, когда битва началась, и тех, кто прибыл туда, когда шли сражения, с немаловажной помощью иностранных солдат из интернациональных бригад, и все они использовали советское оружие, которое впервые нашло себе применение в битве за Мадрид.

Отразить первый натиск сил Франко на испанскую столицу очевидным образом помогло изменение в психологии жителей города и ополченцев, пытавшихся его защитить, которое произошло в первые часы после того, как правительство Республики оставило город. Вместо того чтобы посеять панику, это действие правительства показало населению города и милиции, что они должны будут защищать город самостоятельно, и породило в них убеждение, что они смогут это сделать. Впоследствии, когда свежие силы были брошены в бой и когда защитники города получили советское и другое оружие, это убеждение получило основание и укрепилось.

Линии обороны на западных и южных рубежах Мадрида в основном стабилизировались в первой половине ноября 1936 г. Последующие атаки сил Франко на северо-западе, в районе реки Харама к юго-западу от столицы и в направлении Гвадалахары к северо-востоку также были частью битвы за Мадрид. Однако Гэбриел Джексон прав, когда говорит, что в зоне первого нападения мятежников на столицу «с конца ноября 1936 г. до конца Гражданской войны линия фронта ни на одном участке не изменялась больше чем на сто метров»107.

В этом широком контексте обороны Мадрида анархисты занимали своё место, и их присутствие имело определённое значение. Утверждение некоторых анархистов о том, что прибытие колонны Дуррути спасло Мадрид, не более верно, чем требование коммунистов и сочувствующих им признать эту роль за интернациональными бригадами. Однако нет сомнений в том, что анархисты, как из колонны Дуррути (позднее 26‑я дивизия), так и из колонны Меры (позднее 14-я дивизия), долго и храбро сражались и что в некоторые моменты битвы за Мадрид их участие оказывалось решающим для успеха оборонявшихся. В то же время работа мадридских сэнэтистов, занимавшихся оборудованием траншей и других военных сооружений и организацией скромной оборонной промышленности города в самый тяжёлый период битвы, также внесла значительный вклад в победу республиканских сил.

Но если утверждение, что анархисты не спасали Мадрид, можно считать правильным, то также верно и то, что их участие в защите города, как в военном, так и в других аспектах, в целом не получило заслуженного признания ни тогда, ни в последующих исторических трудах.

Часть II. Роль анархистов в вооружённых силах Республики

8. Роль анархистов на других фронтах

Мы уже видели, что соединения анархистов составляли основу республиканских сил на Арагоно-Каталонском фронте и играли заметную роль в обороне Мадрида. Однако анархические войска имели определённое значение и в других районах, где шли боевые действия во время Гражданской войны.

Те, кто разделяет общепринятые представления о Гражданской войне в Испании, как мы отмечали, склонны замалчивать или отрицать важность участия в ней боевых подразделений НКТ–ФАИ. Если же на их роль всё-таки обращают внимание, ограничиваются комментариями по поводу их якобы «безответственного» поведения и «недостатка дисциплины». Хотя примеры этого, конечно, были, гораздо чаще анархические войска демонстрировали стойкость и самоотверженность. Их главным отличием от подразделений другой политической ориентации, коммунистов, республиканцев, баскских и каталонских националистов и даже многих социалистов, было то, что они видели свою задачу не только в спасении Республики, но и в защите революции, которая произошла в лоялистских регионах в начале Гражданской войны.

Железная колонна

Соединением анархистов, которое в значительной степени несло ответственность за репутацию войск НКТ–ФАИ как «неконтролируемых» и «недисциплинированных», была Железная колонна (Columna de Hierro), организованная анархистами Валенсии и прилежащей местности. Это было одно из основных соединений республиканских сил, действовавших на Теруэльском фронте на начальном этапе войны.

Выше мы уже видели, какое смятение воцарилось в Валенсийском регионе в первые дни Гражданской войны, когда гарнизон больше недели оставался «нейтральным», а среди политических групп, оставшихся верными Республике, происходили разнообразные манёвры. Как только военные были вынуждены сдаться и власть в регионе перешла к Народному исполнительному комитету (Comité Ejecutivo Popular), представлявшему все элементы, поддерживавшие республиканское дело, возникла необходимость набрать милиционеров, чтобы отправить их на фронт, в частности под Теруэль на южной окраине Арагона. Захват Теруэля мятежной армией стал крупным поражением республиканцев, поскольку он являлся важным железнодорожным узлом, связанным с Сарагосой, Каталонией, Мадридом и Валенсией. Задача отвоевать этот город для Республики возлагалась в первую очередь на силы милиции, мобилизованные в Валенсии и во всём Леванте.

Первая попытка набрать войска для Теруэльского фронта закончилась провалом. Колонна, собранная преимущественно в Кастельоне и состоявшая примерно из тысячи милиционеров и четырёхсот с лишним гражданских гвардейцев и карабинеров, была отправлена где-то через неделю после начала войны. Одна часть колонны добралась до Мора-де-Рубьелоса, другая 29 июля заняла Ла-Пуэбла-де-Вальверде. Однако в ночь на 30 июля гражданские гвардейцы взбунтовались, захватив в плен лидеров колонны и бо́льшую часть милиционеров (многие из которых были ими расстреляны), а также присвоив себе всё оружие экспедиции. После этого они ушли к мятежникам1.

Лоренс Фернсуорт, корреспондент одной из американских газет, который посетил участок Теруэльского фронта, занятый Железной колонной, в начале 1937 г., описывал этот инцидент, очень сильно повлиявший на отношение колонны к гражданским гвардейцам и прочим служителям старого режима:

«Именно в этом городке гражданскими гвардейцами, действовавшими в предательской связи с мятежниками, были убиты депутат-социалист Франсиско Касас Сала, полковник карабинеров и 63 милиционера… Гражданские гвардейцы, изображая лояльность, пришли сюда с безоружной колонной милиции, которую они обещали вооружить по прибытии на фронт. Вместо этого они без предупреждения напали на милиционеров, когда они, ни о чём не подозревая, отдыхали и обедали на площади. Тех, кто был ими схвачен, они на следующий день отвели на кладбище и казнили там скопом…

Поскольку эта история была широко растиражирована испанской прессой, я стремился проверить её, надеясь получить ключ к пониманию достоверности других подобных историй. Я выяснил, что она не только верна в основных сообщаемых деталях, но и в некоторых отношениях преуменьшена. Свидетели и участники трагедии поведали мне свои истории и показали мне место, где это случилось: земля всё ещё была покрыта запёкшейся кровью»2.

Тем временем анархисты Леванта начали собирать милицию, чтобы задействовать её на Теруэльском фронте. Этой работой занялся революционный военный совет НКТ. Он разместил в газетах объявления для добровольцев, сформировал тех, кто пришли первыми, в подразделения милиции и организовал их отправку на фронт. Комитет также создал некоторое подобие сержантской школы для своих милиционеров. Там им преподавали почти те же самые предметы, что стояли в учебном плане любого военного училища, такие как география, топография, вооружения, за исключением того, что им не навязывалась военная иерархия3.

К началу августа были организованы две колонны милиции. Первой была Железная колонна, которая, по утверждению одного из её участников, Роке Сантамарии, состояла из «самых крайних элементов НКТ и ФАИ». Другой была колонна Торреса – Бенедито, организованная по преимуществу теми элементами НКТ, которые были связаны с трейнтистами4.

Вначале Железная колонна вызывала большой энтузиазм. По словам Роке Сантамарии, за первый месяц в неё записалось 12 000 человек, хотя оружия хватало лишь на 3 000. Колонна состояла из крестьян и промышленных рабочих, входившие в неё подразделения (центурии) был однородными по составу и возглавлялись выборными делегатами5. В колонне находилось также некоторое число кадровых офицеров6.

Среди новобранцев было много бывших заключённых тюрьмы Сан-Мигель-де-лос-Рейес, освобождённых анархистами в начале войны. Роке Сантамария говорит, что «они вели себя и сражались в необычайной манере, отважно и самоотверженно»7. Однако Бернетт Боллотен утверждает, что «эти бывшие преступники скоро начали позорить Железную колонну; хотя по крайней мере некоторые из них прониклись идеалами анархизма, когда были мобилизованы, подавляющее большинство относилось к закоренелым преступникам, не поменявшим своего мировоззрения и вступившим в колонну ради той выгоды, которую они могли получить, используя анархистский ярлык в качестве прикрытия»8. Их присутствие в Железной колонне делало её уязвимой для критики, особенно со стороны коммунистов9.

Железная колонна покинула Валенсию 8 августа и сначала направилась в Сагунто, откуда она взяла путь на Теруэль10. 12 августа милиционеры впервые вступили в бой у Сарриона, где они разгромили вражеские войска, отправленные из Теруэля. Затем колонна проследовала к Ла-Пуэбла-де-Вальверде, которая была занята ею без сопротивления, и остановилась у Пуэрто-Эскандона, в нескольких километрах от Теруэля11.

Лоренс Фернсуорт описывал бойцов Железной колонны, которых он видел на Теруэльском фронте в начале 1937 г.:

«Милиционеры были одеты в разную униформу, сообразно своим вкусам. Они носили синие комбинезоны и куртки; полную форму регулярной армии или половину её; рабочую одежду с поясом или ремнём, придававшим им воинственный вид; красные платки у многих на шеях; аккуратные милиционерские пилотки, слегка заострённые спереди и сзади, весьма популярные сейчас, либо, по выбору, широкополые соломенные или фетровые шляпы и другие самые причудливые головные уборы. Они были хорошо накормленной, лучезарной, дружелюбной компанией. Многие из них отрастили чёрные бороды и бакенбарды, которые были теперь в большой моде. Одна группа пригласила меня в свой блиндаж, и там мы разглагольствовали о многих вещах. Через смотровые отверстия мы могли видеть блиндажи мятежников на холме, лежавшем через овраг»12.

К концу августа Теруэльский фронт стабилизировался. Анархические войска здесь оказались в таком же положении, что и колонна Дуррути на севере. Они практически видели Теруэль, но не могли подступиться к нему, так как гарнизон получил значительные подкрепления и вокруг города были возведены укрепления, – так же как колонна Дуррути стояла в предместьях Сарагосы, но была не в силах взять её13.

Железная колонна участвовала во многих невоенных мероприятиях. Когда фронт стабилизировался, ополченцы не находились на передовой всё время. Некоторые из них помогали крестьянам в либертарных коммунах, которые были организованы после прибытия Железной колонны в районе между Саррионом и Теруэлем14.

Члены Союза графических искусств в начале сентября начали издавать новую газету «Линия огня» (Linea de Fuego), которая распространялась среди бойцов колонны. Колонна Торреса – Бенедито также стала издавать собственную газету «Победа» (Victoria)15. Позднее, в начале ноября 1936 г., была также создана радиостанция EA5 «Железная колонна»16.

В этот начальный период колонна испытывала недостаток практически во всём. Народный исполнительный комитет Валенсии в январе 1937 г. сообщал, что снабжение милиции «представляло собой одну из самых сложнорешаемых задач, поскольку в те первые моменты колонны бойцов, вызванные к жизни народным энтузиазмом, не имели самых необходимых средств и продуктов. У них не было ни обмундирования, ни снаряжения, ни обуви»17. В ноябре 1936 г. сама Железная колонна докладывала, что она получила от правительства только тысячу винтовок – 20 процентов от общего числа. Все остальные были взяты в бою у врага18.

Железная колонна участвовала в различных боевых операциях, проводившихся на Теруэльском фронте. В ноябре она начала возводить укрепления, при помощи местных рабочих. Она также вызвала всех бойцов, находившихся в отпуске по болезни в Валенсии, на том основании, что теперь имелось достаточно госпиталей на фронте. Теренс М. Смит отмечает: «Это был шаг по установлению контроля над милиционерами»19.

Колонной было предпринято наступление в конце декабря 1936 г. – начале января 1937 г., в котором она, как сообщалось, «отбила у врага десять траншей с двумя пулемётами и нанесла ему большие потери, причём 60 солдат с оружием и боеприпасами перешли к нам»20. Одновременно колонна Торреса – Бенедито захватила один из окрестных городков и перерезала железнодорожные пути сообщения врага21.

В первые месяцы 1937 г. колонна была отправлена в тыл для перегруппировки. Она вернулась на передовую в мае и сменила колонну «Свободная Испания» (España Libre), к тому времени ставшую 63-й бригадой, хотя и не получила достаточного вооружения. В конце июля 1937 г. колонна (переименованная в 83-ю бригаду) была сильно потрёпана марокканцами в сражении у Москардо́ и вновь была снята с фронта22.

Однако Железная колонна вернулась в строй как раз к главному республиканскому наступлению на Теруэль накануне нового 1937 года. Во время этого наступления колонна заняла посёлки Геа и Сан-Биас.

Торжество республиканцев под Теруэлем длилось недолго. Мануэль Веласко Гуардиола, служивший в Железной колонне, много лет спустя описывал последние действия колонны после взятия города силами Франко: «Тогда началось наступление националистов на Левант, которому 83-я бригада сопротивлялась, прилагая максимум усилий. В частности, она удерживала фронт у Морелии, после чего ей пришлось прорываться через окружение националистов и идти на Кастельон, но в десяти или двенадцати милях от этого центра националисты перерезали шоссе, и нам ничего не оставалось, кроме как бежать»23.

У нас мало информации о действиях Железной колонны в последней части войны. Одну из самых идиотских версий её предполагаемого роспуска даёт Хулио Альварес дель Вайо, просталинский социалистический министр иностранных дел, который, ссылаясь на какие-то события, произошедшие, по его словам, в ноябре 1936 г., говорит, что Ларго Кабальеро, как военный министр, «отправил несколько грузовиков с надёжными милиционерами туда, где стояла лагерем “Железная колонна”, и она была разогнана без единого выстрела»24.

Чёрная легенда о Железной колонне

Однако Железная колонна своими действиями на линии фронта отнюдь не заслужила той дурной славы, которая её окружает. Скорее, чёрная легенда о колонне возникла из-за поведения её солдат в тылу. С ними были связаны по крайней мере пять крупных инцидентов и различные менее существенные происшествия.

Первое грубое вмешательство бойцов Железной колонны в дела гражданского общества имело место 28 сентября 1936 г. Колонна имела серьёзные жалобы на недостаточную обеспеченность фронта оружием, в то время как значительное число тыловых гражданских гвардейцев в Валенсийском регионе было довольно хорошо вооружено. Озлобление милиционеров усиливалось их исконным недоверием к Гражданской гвардии, особенно в свете трагедии, произошедшей в Ла-Пуэбла-де-Вальверде за два месяца до этого.

Поэтому было принято решение отправить бойцов колонны, чтобы разоружить подразделения Гражданской гвардии в Валенсии и привезти их оружие на фронт. Без каких-либо вооружённых столкновений им удалось изъять винтовки у гвардейцев в четырёх отделениях. Но после этого они напали на Дворец юстиции и полицейские участки, вынесли оттуда все реестры прав на имущество и уголовные дела и предали их огню на главной площади города25. Бруэ и Темим утверждают, что бойцы Железной колонны также «прошли по ночным клубам и кабаре, освобождая посетителей от их украшений и бумажников»26.

У регионального комитета НКТ этот инцидент вызвал крайне негативную реакцию. Он провёл встречу с представителями Железной колонны, в конце которой они заявили, что сейчас возвращаются на фронт, но «если организация не будет решительно проводить революционную программу, Железная колонна вернётся в Валенсию и сделает то, что, как она считает, лучше всего послужит революции»27.

Вскоре после этих событий бойцы Железной колонны появились в городе Кастельон-де-ла-Плана, где они также захватили и сожгли все документы на имущество и уголовные дела. Кроме того, они забрали из местной тюрьмы многих заключённых, возможно 65 человек, которых они посчитали фашистами, и убили их28.

Действия Железной колонны в Кастельоне вызвали ответные меры со стороны второго крупного анархического соединения на Теруэльском фронте, колонны Торреса – Бенедито. Она отправила в город своих солдат, чтобы «защитить революционный порядок», что Теренс М. Смит предлагает понимать как попытку «предотвратить новые бесчинства Железной колонны»29.

Другие главные инциденты с участием Железной колонны в большей степени являлись ответами на стремление коммунистов и их союзников похоронить революцию, которая произошла в начале войны. В конце октября 1936 г. делегат колонны в Валенсии, Тибурсио Ариса Гонсалес, был убит на улицах Валенсии. И Железная колонна, и колонна Торреса – Бенедито решили отправить большие делегации на похороны своего товарища. Когда процессия проходила по Пласа-де-Тетуан, по ней был открыт огонь из бывшей резиденции генерал-капитана и штаб-квартиры Коммунистической партии, которые находились на противоположных сторонах площади. В заявлении, выпущенном после происшествия, Железная колонна утверждала, что 30 её бойцов были убиты и более 60 ранены, а колонна Торреса – Бенедито потеряла 38 человек.

В том же заявлении говорилось: «Хотя сейчас мы возвращаемся на фронт, поскольку фашисты ещё не уничтожены, наступит день, когда мы припомним и расследуем эти факты, и тогда мы расставим всё и всех по своим местам»30.

Два других инцидента относятся к марту 1937 г. Висенте Урибе, коммунист и министр сельского хозяйства, начал мощную кампанию против сельских коллективов НКТ–ВСТ в Левантийском регионе, не только лишая их кредита, но и используя полицию для роспуска их, а также некоторых городских коллективов. Эта кампания вызвала ответную реакцию Железной колонны.

Когда в сельские районы были посланы штурмовые гвардейцы, арестовывавшие сотни членов коллективов, бойцы Железной колонны поддержали крестьян и стали вступать в столкновения с гвардейцами. Только после вмешательства министра юстиции Хуана Гарсии Оливера, из НКТ, и министра внутренних дел социалиста Анхеля Галарсы, сторонника Ларго Кабальеро, был более или менее восстановлен статус-кво и большинство (но не всех) крестьянских лидеров выпустили на свободу.

В это же время штурмовые гвардейцы захватили металлургический завод в Бурриане, контролировавшийся НКТ и имевший огромную важность для её боевых соединений, поскольку он являлся для них одним из немногих источников снабжения. Вновь в дело вступили бойцы Железной колонны, и только вмешательство Гарсии Оливера предотвратило то, что могло стать кровавым побоищем. Завод вернулся под контроль НКТ31.

Все эти инциденты создали напряжённость в отношениях между Железной колонной и руководством НКТ. Этот конфликт усугублялся тем, что колонна выступала против милитаризации милиции (которую я буду более подробно обсуждать в следующей главе) и вхождения НКТ в правительство Ларго Кабальеро.

Теренс М. Смит отмечает, что на региональном конгрессе профсоюзов НКТ в ноябре 1936 г. «ясно звучало разочарование в колонне, по тем или иным причинам»32, хотя на последнем заседании конгресса, продолжавшегося шесть дней и собравшего «очень мало делегатов», была принята резолюция, в которой «структура и действия… Железной колонны были одобрены»33.

В декабре анархический ежедневник «Социальная кузница» (Fragua Social) открыто напал на Железную колонну. Он осудил 30-ю центурию колонны, которая оставила фронт34.

Анархисты и падение Малаги

Одним из тяжелейших поражений лоялистов на начальном этапе Гражданской войны стала потеря Малаги, самого южного из крупных городов средиземноморского побережья, который первоначально остался с Республикой. Поражение было болезненным не только потому, что в этом сражении на стороне мятежников первый раз участвовали итальянские части, но и потому, что коммунисты и другие оппоненты премьера Ларго Кабальеро впервые получили шанс отстранить его от контроля над правительством.

Анархисты составляли значительную часть милиции, организованной в Малаге в начале войны. Первоначально пять из десяти подразделений милиции в этом районе контролировались НКТ. После милитаризации НКТ имела здесь четыре батальона против одного у коммунистов35.

Хотя Малага была особенно уязвимой, как центр сравнительно узкой прибрежной полосы, удерживаемой лоялистами, республиканское правительство до самого последнего момента отказывалось посылать ей какую-либо помощь. В конце ноября 1936 г. местное руководство милиции, в ответ на запрос об отправке оружия и боеприпасов, получило телеграмму от военного министра Ларго Кабальеро, которая гласила: «Ни винтовки, ни патрона для Малаги». Хотя, отправляя это сообщение, Ларго Кабальеро мог иметь в виду опасное положение Мадрида в то время и необходимость направлять туда всё доступное вооружение, отношение республиканского правительства, или по крайней мере его части, лучше всего отражает ответ министра флота и авиации Индалесио Прието группе социалистов, республиканцев и коммунистов, просивших помощи для Малаги: «Для Малаги хватит и ФАИ!»36

Только накануне последней атаки мятежников на Малагу правительство отправило туда полковника Хосе Вильяльбу, чтобы попытаться организовать её оборону. Но к тому времени, по выражению Бернетта Боллотена, «всё шло к поражению». В любом случае, республиканское правительство было готово удовлетворить запросы о подкреплении и снаряжении из Малаги не в большей степени, чем запросы любых других местных военных и политических властей37.

3 февраля 1937 г. началось наступление на малагу испано-итальянских войск под командованием генерала Марио Роатты. К 8 февраля город был занят силами Франко, и тысячи беженцев устремились на восток, к Альмери́и38.

Падение Малаги объяснялось множеством причин. Главной из них, как мы видим, была нехватка оружия и снаряжения на этом участке фронта. Но Бернетт Боллотен указывает и другие факторы: «Отсутствие военной дисциплины и организации в Малагском секторе; путаница и неустроенность в тылу; безответственность кадровых офицеров и лидеров милиции; политическая борьба разных фракций в ущерб военным операциям; кампания по вербовке в Коммунистическую партию; назначение чрезмерного числа коммунистических политических комиссаров Каетано Боливаром, главным политкомиссаром Малагского сектора; непростительное пренебрежение оборонительными работами; предательство двух командиров, отвечавших за укрепления, Ромеро и Канейо, которые перебежали к неприятелю…»39

Франц Боркенау, писавший вскоре после падения Малаги, сходным образом подчёркивал важность политических факторов в этом поражении: «Налицо было необычайное воодушевление, которое могло стать основой отчаянного сопротивления. Но распад политических сил зашёл слишком далеко и не позволял использовать это воодушевление. В июле и августе оборону могли возглавить анархисты, а позднее – политический комитет. Теперь же анархисты были задвинуты назад и скомпрометированы воспоминаниями об их кровавых эксцессах; политический комитет был ослаблен извне и изнутри. Гражданская администрация вообще не имела никакой власти…»40

Как только Малага пала, начался поиск «виновных» в потере города. Одним из них стал командир-анархист, двумя другими – видные офицеры регулярной армии.

Замешанным анархистом оказался Франсиско Марото, командовавший милиционной колонной в районе Малаги, недалеко от Гранады. Он был арестован и обвинён в «пособничестве врагу»41. Коммунисты зашли настолько далеко, что обвинили Марото в том, что во время отступления из Малаги он «попытался взять для Франко цитадель Альмерии»42.

Марото оставался под арестом больше года. Через несколько месяцев после отставки правительства Ларго Кабальеро, когда экс-министр от НКТ Хуан Гарсия Оливер вынашивал планы по организации партизанской войны в районе Гранады, он получил возможность подробно обсудить эти планы с Марото, который обещал ему своё сотрудничество. Однако из этих планов ничего не вышло43. В конечном итоге с Марото были сняты все обвинения44.

Вторым обвинённым в предательстве был полковник Хосе Вильяльба. Бернетт Боллотен предполагает, что он был «выбран военным министерством в качестве козла отпущения». Он также провёл в тюрьме больше года и затем «был признан не несущим никакой ответственности за поражение и реабилитирован»45.

Хуан Гарсия Оливер вспоминал, что, когда он уезжал во Францию во время вражеского нашествия на Каталонию, «командиром на этом участке границы был мой старый знакомый и хороший друг, полковник Хосе Вильяльба, которого коммунисты хотели – и преуспели в этом – унизить, отдав его под трибунал за вымышленное предательство, которое якобы привело к потере Малаги. Впоследствии им пришлось оправдать его и даже дать ему командный пост в пограничной страже. Мы обнялись на прощание»46.

Заслуживает упоминания оценка, данная Вильяльбе Францем Боркенау, который побывал в Малаге за неделю до её падения:

«Что касается местного командования, то оно, конечно, не соответствовало возложенной на него задаче. Корень его неэффективности, по моему мнению, лежит в непонимании им характера войны, которую оно вело… С военной точки зрения, суждения Вильяльбы о ситуации могли иметь смысл. Малага будет окружена и подвергнется штурму с суши и моря; лучше эвакуироваться как можно скорее. Но он не учитывал политический фактор. Повстанцы, которые не слишком боялись его войск, боялись только одного: отчаянного сопротивления. Именно поэтому они оставили главную дорогу открытой. Предположение, на которое опирался Вильяльба в своей оценке ситуации, так и не осуществилось…

Военное командование… не только не понимало, что́ будет означать такая борьба, оно также откровенно недолюбливало народные элементы, на которые ему следовало полагаться в подобный момент. Пример Страны Басков в середине сентября, пример Мадрида 8 ноября – оба показывали, что в ситуациях, очевидно безнадёжных в военном смысле, борьба до последнего, поддержанная народным энтузиазмом, всегда даёт шанс в этой гражданской войне, где народные силы по меньшей мере так же важны, как и военные…»47

Самой важной целью коммунистов и других, искавших виновных после падения Малаги, был генерал Хосе Асенсио. Он являлся предшественником Вильяльбы на посту командующего Малагским фронтом. Сесар Лоренсо отмечает, что Коммунистическая партия, «в своём стремлении получить контроль над военным командованием, сначала добилась удаления из Малаги генерала Асенсио, который слишком хорошо ладил с либертариями… но его преемник, полковник Вильяльба, был не более расположен к коммунистам»48.

Ларго Кабальеро, как военный министр, после этого назначил генерала Асенсио своим заместителем. Коммунисты, конечно, считали генерала главным препятствием на пути к получению полного контроля над военным министерством. Поэтому они попытались использовать поражение в Малаге как предлог для его отстранения. Хью Томас описывает Асенсио как «главного фаворита» Ларго Кабальеро49.

Несколько лет спустя сам Ларго Кабальеро рассказывал о кампании коммунистов, последовавшей за падением Малаги: «Эту кампанию, начатую против генерала Асенсио Коммунистической партией, невозможно как-либо назвать… Они настаивали, чтобы я убрал его из министерства. “Почему?” – спрашивал я их. “Потому что он предатель”. Доказательства! Подтверждения! “У нас их много, – отвечали они. – Мы их вам предъявим!” Эта сцена повторялась постоянно, с комитетом Коммунистической партии, с её министрами, с её послом… но они никогда ничего не предъявляли…»50

Однако в итоге Ларго Кабальеро пришлось уступить давлению коммунистов. Генерал Асенсио получил отставку 21 февраля51. После падения правительства Ларго Кабальеро Асенсио был отдан под трибунал «за халатность в обеспечении Малагского фронта необходимым оружием и боеприпасами»52. Одним из тех, кто свидетельствовал в его пользу, был экс-премьер, который доказывал, что если обвинение должно быть справедливым, то оно должно быть выдвинуто и против него самого как начальника Асенсио. В конце концов Асенсио был оправдан53.

Коммунисты развязали открытую травлю Вильяльбы и Асенсио. Их поддержали в этом правые социалисты во главе с Индалесио Прието и республиканцы54.

Но самым удивительным в этой кампании было то, что пресса НКТ также присоединилась к нападкам на двух военачальников. Это сложно понять, по крайней мере ретроспективно. К тому времени альянс Ларго Кабальеро с анархистами в правительстве, направленный против коммунистов и их союзников, стал реальностью. Министры-анархисты должны были понимать, что кампания коммунистов против генерала Хосе Асенсио в действительности была больше нацелена на премьер-министра и военного министра Франсиско Ларго Кабальеро, а не на неудачливого генерала.

Одним из результатов коммунистической пропагандистской кампании было то, что, «из-за слабости Ларго Кабальеро» (по словам Хуана Гарсии Оливера), в Альмерию была направлена министерская комиссия, состоявшая из Гарсии Оливера, министра сельского хозяйства коммуниста Висенте Урибе и левореспубликанского министра Хулио Хуста, чтобы расследовать причины падения Малаги. Каждый из министров подготовил собственный доклад. Гарсия Оливер писал: «Я ограничился следующим объяснением: нельзя говорить о недочётах и предательстве командующих, когда в действительности не существовало никакого устойчивого фронта у Малаги, где неорганизованные и плохо вооружённые силы, насчитывавшие около пятнадцати тысяч человек, вынуждены были закрывать фронт протяжённостью двести километров, сражаясь против пятидесяти тысяч вражеских солдат, поддержанных авиацией, артиллерией и итальянскими танками»55. Гарсия Оливер, по крайней мере, не стал присоединяться к голосам, осуждавшим генерала Асенсио и полковника Вильяльбу.

Во всей этой шумихе коммунисты по понятным причинам не упоминали о тяжком проступке среди их малагских товарищей. Спустя полгода Мариано Васкес, секретарь Национального комитета НКТ, указывал на одно из ряда вон выходящее событие: «На всякий случай мы напомним один факт, чтобы Центральный комитет мог принять его во внимание, размышляя о падении Малаги: что Антонио Герра, делегат Коммунистической партии в комендатуре Малаги, остался там с мятежниками. Мы хотим сказать, что, говоря об ответственности за падение Малаги, каждый из нас для начала должен проверить свои ряды»56.

Анархисты в республиканских силах Андалусии

Анархисты занимали заметное место в республиканских вооружённых силах Андалусского региона, бо́льшая часть которого попала в руки мятежников в самом начале войны. Одним из формирований, возглавлявшихся анархистами, была колонна, организованная рабочими, которые пытались удержать Гранаду в лоялистском лагере, но, потерпев поражение, ушли на республиканскую территорию. Она затем стала 89-й дивизией Народной армии и получила от русских оружие, которое, по утверждению одного из её офицеров-анархистов, осталось со времён Первой мировой войны. Ей в помощь были приданы советские «техники», а также несколько французских офицеров, о которых, в отличие от первых, отзывались как о знающих и способных людях57.

Другим важным анархическим войсковым соединением в Андалусии была колонна Марото, которая первоначально действовала между Гранадой и Малагой. Она оставалась под контролем анархистов, как 147-я бригада, даже когда Франсиско Марото был отстранён от командования и помещён под домашний арест.

Франц Боркенау оставил свидетельство о хаотической ситуации на Андалусском фронте в первые недели Гражданской войны. Он наблюдал сражение у Серро-Муриано, недалеко от Кордовы:

«Были… различия между небольшими подразделениями милиции. В то время как отряды из Маэна и Валенсии убегали на наших глазах, прибыла группа милиции из Алькоя, старого революционного центра в провинции Мурсия. Они переносили бомбардировку – которая, должен повториться, причиняла реальный ущерб – с гордой отвагой и беззаботностью… Дисциплина, однако, была низкой до невероятной степени… [Милиционеры из Алькоя, несомненно, были анархистами.]

Трудно найти подходящие слова, чтобы описать поведение личного состава. Офицеры на передовой не отличались даже обычной смелостью… Оставались ещё некоторые недостатки, свойственные милиции как таковой. Она не могла выдержать воздействие современного оружия, воздушные налёты и артобстрел, даже из небольших орудий. И она понятия не имела о том, что позицию никогда нельзя оставлять без особого приказа командующего…

Надлежащая подготовка, конечно, помогла бы сделать милицию пригодной для сражения, но дисциплина ещё более важна…»58

В Андалусии, как и в других местах, милиционные формирования впоследствии были преобразованы в части Народной армии. И, также как и в других местах, хотя анархисты составляли значительную долю в рядовом составе армии Андалусии, они не шли ни в какое сравнение с коммунистами и их союзниками, когда речь шла о занятии командных должностей.

ФАИ в сентябре 1938 г. сообщала, что армия Андалусии стала «настоящей вотчиной “Партии”». В это время анархисты командовали лишь одной бригадой, старой колонной Марото, перекрещённой в 147-ю бригаду, из десяти; и одной дивизией, 20-й, из четырёх59.

Анархисты в боевых действиях в Стране Басков

Из трёх баскских провинций, А́лавы, Гипу́скоа и Бискайи, первая была захвачена силами генерала Молы сразу после начала мятежа. Через месяц-полтора после начала конфликта бо́льшая часть Гипускоа с её главными городами, Ируном и Сан-Себастьяном, также была занята войсками Молы. Только в Бискайе бои продолжались почти весь первый год Гражданской войны.

В другом месте я уже рассматривал роль, которую сыграла НКТ в политическом руководстве Гипускоа и Бискайи в первые недели войны. Анархисты также были одними из главных участников непродолжительной борьбы за Ирун и Сан-Себастьян и важными участниками боевых действий в Бискайе, которая в начале октября 1936 г. стала Баскской республикой.

Когда вспыхнула война, НКТ организовала в баскских районах пять батальонов милиции: «Малатеста», «Сакко и Ванцетти», «Исаак Пуэнте», «Бакунин» и «Кельт». В октябре 1936 г. батальон «Малатеста», насчитывавший около 1 000 бойцов, был отправлен в Астурийский регион, чтобы участвовать в осаде Овьедо, доставшегося мятежникам в первую неделю войны60.

Перед началом наступления мятежников на Ирун и Сан-Себастьян анархисты, которые составляли значительную часть местной милиции, обратились за оружием к Центральному совету милиции Каталонии. Каталонцы предоставили «несколько сотен винтовок и несколько пулемётов», которые на грузовиках были отправлены через Францию в Ирун61. Упоминания о дальнейшей судьбе этого оружия противоречивы. Сесар Лоренсо утверждает, что «французские власти задержали его в Андае»62. В то же время Диего Абад де Сантильян настаивает: «Транспорт встречал препятствия на своём пути, но всё же вовремя пришёл в местную профсоюзную федерацию Ируна, которая отослала нам расписку»63.

Но бесспорно то, что 30 000 патронов, которые каталонский Комитет милиции также выделил защитникам Ируна, так и не попали в пункт назначения. Комитет запросил для перевозки этого груза самолёт у Министерства флота и авиации в Мадриде. Диего Абад де Сантильян пишет: «У нас всё было готово, народные силы Ируна всё ещё контролировали аэродром, в тревоге ожидая прибытия боеприпасов. Министерство… обещало отправить самолёт Дугласа, и мы разместили груз на поле у Прата, чтобы не потерять момент». Однако самолёт из Мадрида не прибыл64.

Последнее сражение за пограничный Ирун было ожесточённым. После нескольких дней, в течение которых город подвергался бомбардировке с суши и моря, силы Молы 3 сентября перешли в наступление. Главный удар приняли на себя анархо-синдикалисты, в том числе, согласно Хью Томасу, «некоторые… из Барселоны», и коммунисты, включая французских и бельгийских «техников», направленных Французской коммунистической партией65. Бруэ и Темим отмечают: «…Военный комиссар пересёк французскую границу за три дня до падения Ируна. Но коммунисты и люди из НКТ, вместе с горсткой иностранных добровольцев, дрались до последнего патрона…»66 Томас говорит, что мятежники заняли «сожжённый и разрушенный город»67.

Судьба Сан-Себастьяна, который был захвачен спустя неделю с небольшим, была иной. Согласно Сесару Лоренсо, хотя сэнэтисты считали, что город можно отстоять, потому что вражеские коммуникации были сильно растянуты, а лоялистская милиция легко могла получить всё необходимое из Бильбао, баскские националисты боялись разрушения города и, питая неприязнь к анархистам, «категорически отказались сопротивляться и склонили на свою сторону коммунистов и социалистов».

Лоренсо описывает развязку: «Брошенная остальными организациями, НКТ не могла в одиночку противостоять армии мятежников. Сан-Себастьян был сдан без боя 31 сентября; одним ударом фронт был отброшен на 30 километров к западу…»68

В Бискайе анархисты составляли значительную часть лоялистских сил. Они полностью контролировали шесть батальонов и составляли половину ещё одного батальона, имевшего смешанный политический состав. Для сравнения, 22 батальона контролировались Баскской националистической партией (БНП), 14 – социалистами и их профсоюзом ВСТ, 7 – коммунистами, 2 – «Баскским националистическим действием» и 1 – республиканцами. В отличие от остальных частей республиканской Испании, подразделения НКТ в Стране Басков не сопротивлялись милитаризации милиции.

Однако формирования НКТ оказались вовлечены в политический конфликт между её профсоюзами и президентом Баскской республики Хосе Антонио Агирре. Хотя НКТ ранее была представлена в региональном правительстве, которое предшествовало созданию Баскской республики в начале октября 1936 г., Агирре до последнего момента отказывался допускать в своё правительство анархическую профсоюзную организацию. Он настаивал на том, что его правительство должно состоять из партий, а не из профсоюзов, и что анархистов должна представлять ФАИ, их «политическая» организация. Анархисты это предложение отклонили.

Незадолго до того, как началось заключительное сражение за Бискайю, по словам Сесара Лоренсо, «батальоны НКТ начали колебаться и даже покидать свои позиции на фронте». Тогда, в мае 1937 г., Агирре наконец пригласил НКТ в правительство, но Ривера, командир батальона «Сакко и Ванцетти», неожиданно выступил против, говоря, что анархистам нет места в правительстве. Агирре дал НКТ отсрочку, но вскоре Баскская республика оказалась охвачена сражениями, и время было упущено69.

Когда начался штурм Бильбао, НКТ решила сопротивляться до последнего, как она хотела сделать в Сан-Себастьяне. Однако баскское правительство и бо́льшая часть гарнизона оставили город. Хью Томас, а также Бруэ и Темим описывают попытки анархистов оказать сопротивление, действуя методом выжженной земли, в чём им помешал внезапный переход на сторону мятежников остатков гарнизона Бильбао – гражданских гвардейцев, штурмовых гвардейцев и солдат регулярной армии70.

Анархисты в вооружённых силах Сантандерского региона

Сантандер, регион между Баскскими провинциями и Астурией, не относился к центрам влияния НКТ. Многие местные профсоюзы, в которых преобладали анархисты, входили в состав Всеобщего союза трудящихся. Тем не менее анархисты занимали здесь видное место, не только в политической структуре, сложившейся после начала Гражданской войны, но и в вооружённых силах, организованных для защиты республиканского дела в регионе.

В первые месяцы войны подразделения милиции, набранные для защиты Сантандера, не делились по принадлежности к политическим партиям или профессиональным союзам. Анархисты, социалисты, коммунисты и республиканцы входили в одни и те же формирования. Однако, когда было принято решение создавать политически однородные подразделения, анархисты организовали два новых батальона, «Свобода» и «НКТ–ФАИ». Но даже тогда смешанные подразделения не были расформированы. После перевода в Картахену социалиста Бруно Алонсо, назначенного генеральным комиссаром республиканского флота, Хосе Гонсалес Мало, лидер портовых рабочих Сантандера, занимавший одно из ведущих мест в местном либертарном движении (хотя его профсоюз входил в ВСТ), был назначен генеральным комиссаром милиции в Сантандерском регионе71.

Наступление мятежников на Сантандер началось в августе 1937 г., после падения Бискайи. Хотя защитники Сантандера получили из Валенсии приказ отступать на запад, в Астурию, это оказалось практически невозможно, и те, кто мог, бежали морем во Францию72.

Анархисты в боевых действиях в Астурии

Как мы уже упоминали, столица Астурийского региона Овьедо была захвачена мятежниками во главе с полковником Антонио Арандой. Однако второй по величине город Астурии, Хихон, прочно удерживался анархистами после того, как середине августа 1936 г. здесь удалось преодолеть упорное сопротивление мятежников. В остальной части региона по большей части преобладали социалисты. Тесное сотрудничество между НКТ и социалистами сохранялось с самой Астурийской революции октября 1934 г.

Вооружённое сопротивление рабочих Астурии в июле 1936 г. в значительной степени являлась возобновлением прежней борьбы для многих людей, участвовавших в том восстании. Хуан Антонио де Биас и Пако Игнасио Тайбо отмечали: «Тот же самый опыт Октябрьской революции [1934 года] лёг в основу отбора естественных лидеров рабочих, и благодаря участию в октябрьских боях здесь выдвинулось значительное число активистов, малоизвестных за пределами местной среды… Значительное большинство среди них составляют рабочие. Шахтёры и металлисты далеко опережают прочие группы».

Де Биас и Тайбо приводят «предварительный перечень первых командиров будущей республиканской армии» в Астурийском регионе, включающий 25 имён. Среди них четыре анархиста: «Онофре Гарсия Тирадо, лидер профсоюза металлистов, сэнэтист с завода Дуро в Фельгере; Ихинио Карросера, металлист из НКТ; Селестино Фернандес, он же “Эль Топу”, сэнэтистский рабочий-металлист Дуро… [и] Виктор Альварес, сэнэтист из Хихона»73. Диего Абад де Сантильян называл Карросеру «настоящим героем»74.

Хавьер Р. Муньос отмечал, что, кроме трёх батальонов, организованных под руководством лояльных республиканских военных,

«все остальные батальоны были сформированы на основе политических и профсоюзных организаций. Так, НКТ организовала, за счёт преобразования и пополнения своих прежних отрядов, батальон НКТ № 1 Онофре Гарсии Тирадо и батальон НКТ № 2 Виктора Альвареса. Кроме того, батальоны Селестино Фернандеса, Ихинио Карросеры и галисийский, состоящий в основном из галисийцев, разделяющих анархическую идеологию, под командованием Хосе Пенидо. Ещё один батальон НКТ, включавший в себя роту “Кубедос”, был сформирован Синдикалистской партией и находился под командованием Хосе Периды. Вдобавок существовали ещё некоторые группы, не составлявшие батальона, такие как отряд ФАИ (150 человек) Леонардо Певиды»75.

Согласно Сесару Лоренсо, анархисты не были представлены в командовании боевых частей, вставших на защиту Астурии в начале Гражданской войны, пропорционально своей численности в рядовом составе. Это в значительной степени объяснялось их собственным отношением.

Лоренсо отмечал, что в целом «в Астурии центурии и колонны не были строго разделены по идеологическому признаку; анархисты и социалисты, коммунисты (весьма немногочисленные) и некоторые республиканцы были перемешаны в одних и тех же подразделениях»76. Однако далее он говорит: «Число батальонов НКТ (пятнадцать из общего числа шестидесяти) не соответствовало её действительной силе. Фактически неприязнь астурийских либертариев к милитаризации, хотя и менее выраженная, чем в других регионах Испании, стоила им многих командных должностей, которые поспешили занять политические партии. В итоге члены НКТ были распределены по бригадам, которыми командовали, например, республиканцы или коммунисты, хотя до декрета 14 октября колонны Конфедерации составляли почти половину от личного состава астурийской милиции»77. По свидетельству Солано Паласио, одного из лидеров НКТ в Астурии: «Больше всего у милиционеров вызывал отвращение тот факт, что им приходилось отдавать честь своим офицерам, которых они до этого воспринимали как товарищей»78.

Этот традиционный антимилитаризм анархистов нашёл отражение в сравнительно низкой доле командиров из НКТ–ФАИ в вооружённых силах Астурии. Хуан Антонио де Биас приводит цифры, показывающие, что в 1937 г. здесь имелось 40 старших офицеров социалистов, 37 коммунистов и только 19 анархистов79. Однако среди выдающихся анархических военачальников были Виктор Альварес, который стал командовать дивизией, а также Ихинио Карросера, Селестино Фернандес, Хосе Пенидо и Мануэль Санчес, которые стали командующими бригад. Кроме того, 11 анархистов стали бригадными или дивизионными политкомиссарами в Астурийском регионе80.

Согласно Хавьеру Родригесу Муньосу: «Если мы посмотрим на партийный состав Астурийской армии, то мы увидим, что наибольшее количество высших командных постов было у ИСРП и что, кроме того, вместе с НКТ она имела две трети от общего их числа». Его данные показывают, что к НКТ принадлежали один командующий дивизией, четыре командующих бригадами и 13 батальонных командиров, всего 18. Для сравнения, социалистами были трое командующих дивизиями, восемь командующих бригадами и 26 батальонных командиров, всего 37; коммунистами – трое командующих дивизиями, пять командующих бригадами и 25 батальонных командиров, всего 33.

Однако, говорит Родригес Муньос, «несмотря на это, влияние Коммунистической партии в Астурийской армии было очень велико и, конечно, намного превосходило их действительную численность»81. Он добавляет: «КПИ добилась успеха в получении многих командных должностей благодаря тем позициями, которые она быстро заняла в военном аппарате, независимо от качеств её членов. Амбоу был первым организатором армии на посту советника [т.е. регионального министра] по военным делам, а Орасио Аргельес отвечал за её пополнение в первые месяцы»82. (Амбоу и Аргельес были одними из ведущих руководителей коммунистов в Астурии.)

Анархические войска участвовали во всех этапах боевых действий в Астурии, включая две попытки захвата Овьедо в октябре 1936 г. и феврале 1937 г. и заключительную борьбу в регионе с августа по октябрь 1937 г. В этот последний период конфликта командир НКТ Ихинио Карросера был награждён республиканской медалью Свободы за руководство войсками, сдерживавшими наступление националистов вдоль побережья со стороны Сантандера83. Анархические солдаты и офицеры также занимали видное место в астурийских войсках, отправляемых на защиту баскской провинции Бискайя, а после её падения – Сантандерского региона84.

Импровизированные власти Астурии стремились централизовать командование и укрепить дисциплину. Тем не менее Сесар Лоренсо отмечал по поводу астурийских подразделений милиции:

«Как почти всюду в Испании, милиция была плохо организована, плохо вооружена и возглавлялась в бою командирами, отличавшимися необычайной храбростью, но не имевшими ни малейшего представления об искусстве войны, поскольку они были борцами из рабочего класса, в один прекрасный день превратившимися в офицеров»85.

Бо́льшая часть Астурийского региона оставалась под анархическо-социалистическим контролем в течение 15 месяцев с начала войны. Однако, после падения Бискайи и Сантандера, мятежники 1 сентября 1937 г. наконец начали наступление в Астурии. Шесть недель республиканские силы сопротивлялись с исключительным упорством. Однако во второй половине октября, когда две наступавшие колонны мятежников смогли соединиться, их сопротивление было сломлено. Хихон, последняя цитадель Республики, был взят мятежниками 21 октября.

Тем не менее, согласно Хью Томасу, даже захват Хихона не стал окончательным завершением войны в Астурийском регионе:

«Хотя северный фронт полностью исчез, 18 000 человек продолжали действовать как партизанские силы в Леонских горах до марта… и до самого конца войны Астурия усиленно патрулировалась»86.

Роль анархистов в военно-морском флоте и военно-воздушных силах

Наконец, следует сказать несколько слов о роли анархистов в двух других частях республиканской армии, которые не были фронтами в географическом смысле, но составляли важный элемент лоялистских вооружённых сил. Это были флот и авиация.

Как уже упоминалось в этой книге, большинство кораблей испанского флота в начале войны были захвачены своими экипажами и отдельными младшими офицерами, которые остались верны Республике. Согласно Диего Абаду де Сантильяну, «либертарное движение имело наибольшее представительство во флоте»87. Это подтвердил мне один матрос-анархист, участвовавший в захвате кораблей антифранкистскими силами, который утверждал, что флот практически полностью находился в руках НКТ, так как значительное большинство матросов либо принадлежали к НКТ, либо сочувствовали ей88. Адмирал Н. Кузнецов, один из основных советских советников во флоте на начальном этапе Гражданской войны, также признаёт, что «на отдельных кораблях анархисты были в большинстве» и что в начале войны во флоте было мало коммунистов89.

Однако эта ситуация продлилась недолго. Как отмечает Абад де Сантильян: «Немедленно началась кампания против тех, кто спас от врага корабли, имевшиеся в нашем распоряжении. Они мало-помалу заменялись, а начиная с середины 1937 г. их открыто списывали на берег, на борту же оставались почти исключительно коммунисты и коммунистические попутчики, несмотря на то, что у Прието был комиссар флота, который пользовался его полным доверием»90.

Мой информатор говорил, что немногие офицеры на его корабле, оставшиеся лояльными, беспокоились о том, что их прерогативы будут отменены теми, кто принял на себя руководство. Поэтому большинство из них вступили в Коммунистическую партию, чтобы упрочить свою позицию по отношению к команде. На его корабле ситуация стала настолько невыносимой для членов НКТ, что в феврале 1937 г. он перевёлся в морскую пехоту, в рядах которой он провёл оставшуюся часть войны, на Мадридском фронте91.

Как и в других частях республиканских вооружённых сил, коммунистам удалось добиться преобладания в высших эшелонах военно-морских сил. Хотя адмирал Кузнецов утверждал, что Индалесио Прието, пока он был министром флота, пытался не допускать коммунистов на высшие должности, это ситуация вскоре изменилась92. Сантильян пишет, что на 15 декабря 1937 г. все члены главного штаба флота, кроме одного, были обладателями коммунистических партбилетов.

Однако, утверждает Сантильян, с появлением советских советников, во главе которых стоял некто под псевдонимом «Николас»93, и с установлением коммунистического контроля эффективность республиканского флота не повысилась: «Неоднократно выдвигались предложения вернуть морские силы в наши руки, чтобы улучшить ситуацию во флоте и придать ему бо́льшую эффективность. Русские делали здесь то же самое, что и в авиации и армии: хорошая работа во всём, что касалось распространения их партийной гегемонии, но ничего подобного – в противостоянии врагу»94. Как показывают факты, на протяжении бо́льшей части войны флот редко рисковал выходить со своей базы в Картахене.

Основной задачей лоялистского флота было конвоирование судов, уходивших в Советский Союз и прибывавших из него. За исключением первых нескольких месяцев, происходило мало прямых столкновений между лоялистским и мятежным флотами, а также итальянскими и германскими кораблями, поддерживавшими последний95.

Роль анархистов в республиканских воздушных силах была ещё более незначительной, чем во флоте. В начале войны авиация была укомплектована относительно небольшим числом офицеров и солдат регулярной армии, которые остались верны Республике. С прибытием советских машин и пилотов контроль над авиацией практически полностью перешёл к коммунистам.

Сехисмундо Касадо, который в течение войны некоторое время возглавлял оперативный отдел генштаба Военного министерства, описывал ситуацию следующим образом: «Я могу сказать с определённостью, что в течение всей войны ни воздушные силы, ни танковый корпус не контролировались ни министром национальной обороны, ни нижестоящим Генеральным штабом. Министр и его штаб даже не были осведомлены о количестве и типах боевых машин, зная лишь о положении тех из них, которые были задействованы в текущих операциях. Точно так же министр и его штаб не имели представления о состоянии и даже о существовании большого числа секретных аэродромов, о которых знали только “дружественные советники” и некоторые командиры авиации, которым они полностью доверяли»96.

При таких обстоятельствах, очевидно, что у анархистов не было никаких шансов получить опору в республиканских вооружённых силах.

Заключение

Мы видели, что на всех фронтах Гражданской войны в Испании анархисты составляли значительную часть тех, кто сражался в республиканских силах. В Каталоно-Арагонском, Левантийско-Теруэльском и Астурийском регионах они составляли большинство личного состава; в других местах они были не настолько значительными в числовом отношении, но тем не менее являлись важной частью сил, сражавшихся против мятежников. Как правило, они сражались стойко и умело, а на некоторых фронтах они держались и тогда, когда большинство других готовы были сдаться. В некоторых районах лидеры НКТ, такие как Рикардо Санс, Сиприано Мера и Хосе Гонсалес Мало, сыграли ключевую роль в организации вооружённых сил Республики и руководстве ими.

Верно то, что были случаи, когда анархические элементы вели себя в неподобающей манере, как я указал. Однако следует признать, что в своей кампании по дискредитации анархистов, участвовавших в Гражданской войне, и установлению полного контроля над Республикой коммунистические пропагандисты и их союзники чрезмерно преувеличивали и обобщали эти инциденты.

Одной из проблем, связанных с присутствием анархистов в лоялистских вооружённых силах, которую больше всего эксплуатировали коммунисты, являлось предполагаемое сопротивление сторонников НКТ–ФАИ так называемой «милитаризации» колонн милиции. К этому вопросу мы и обратимся в следующей главе.

Часть II. Роль анархистов в вооружённых силах Республики

9. Милитаризация республиканской милиции

Одной из самых обсуждаемых проблем в республиканской Испании и особенно среди анархистов была проблема «милитаризации» милиционных вооружённых сил. Этот вопрос имел огромное значение, не только военное, но и политическое.

Милитаризация подразумевала преобразование спешно набранных, произвольным образом организованных и эгалитарных подразделений милиции, которые вначале должны были сражаться на стороне Республики, в более или менее регулярную армию. Этот процесс требовал реорганизации милиционных центурий и колонн в роты, полки, бригады, дивизии и более крупные регулярные войсковые соединения, а также введения единообразных воинских званий, формы и знаков отличия. Это также означало установление воинской дисциплины и военно-правовых норм в вооружённых силах. Наконец, в случае испанской республиканской армии, это означало распространение института «политических комиссаров», который довольно рано был введён Министерством обороны.

Первый шаг к организации новой регулярной армии был сделан правительством Хираля 28 июля, когда оно призвало на военную службу призывников 1933 и 1934 гг. Это решение встретило сильную оппозицию со стороны не только анархистов, но и социалистов, и только у коммунистов оно нашло поддержку. В Каталонии НКТ проинструктировала своих милиционеров, получивших повестку о призыве, чтобы они оставались в своих подразделениях милиции1.

Согласно Стэнли Пейну: «Одной из двух главных задач правительства Ларго Кабальеро было формирование регулярной Народной армии для защиты революции. Создание Народной армии, таким образом, может быть датировано сентябрём 1936 г., и его инициаторами были личные военные советники Ларго, полк. Хосе Асенсио и ген. Мартинес Кабрера». Он также отмечает, что Ларго Кабальеро почти сразу же после вступления в должность «назначил официального главнокомандующего, наряду с сектором армейского Генерального штаба, для каждого главного театра боевых действий»2.

Милитаризация милиции в особенно драматическом свете представала перед анархистами. Проблемы, связанные с ней, были идеологическими, политическими и военными.

Разумеется, идеология анархистов отличалась фундаментальной оппозицией по отношению к вооружённым силам и в особенности к милитаризму, а именно к иерархии, строгой дисциплине и общей регламентации в жизни военнослужащих. Как я упоминал ранее, единственным мероприятием в области военной организации, даже после победы революции, на которое были готовы пойти анархисты перед Гражданской войной, было создание местных формирований, которые совместными силами должны были отражать попытки вторгнуться в страну и подавить революцию.

С началом Гражданской войны анархо-синдикалистам пришлось организовать собственные вооружённые силы. Однако при этом они старались в максимально возможной степени придерживаться плана, одобренного НКТ в мае 1936 г. на конгрессе в Сарагосе. Для них замена регулярной армией милиционной структуры означала фундаментальный разрыв с их базовыми убеждениями.

Однако оставались ещё вопросы практической политики, которые усиливали скептицизм НКТ–ФАИ в этом вопросе. Когда усилия по формированию регулярной лоялистской армии начали набирать обороты, влияние коммунистической партии и её правосоциалистических союзников в республиканском военном аппарате стало стремительно расти. В результате у некоторых хорошо осведомлённых и умудрённых опытом анархических лидеров возникли серьёзные возражения по поводу милитаризации, которую они рассматривали как средство распространения влияния коммунистов и их союзников, не только в армии, но и во всей Республике.

С другой стороны, многие командиры милиции НКТ, как и большинство других анархических лидеров, приходили к выводу, что силы Франко не могут быть побеждены милиционной армией, организованной как в первые месяцы Гражданской войны. Они всё чаще приходили к идее, что для победы над регулярной армией, находившейся в распоряжении Франко, усиленной итальянскими и германскими войсками, необходимо иметь другую такую же армию, в большей или меньшей степени организованную на принципах современной военной науки.

Поэтому, столкнувшись с реалиями Гражданской войны, анархисты были вынуждены согласиться с созданием регулярной армии для защиты Республики. Это решение – или, может быть, промедление в принятии этого решения – не только привело к снижению их влияния в лоялистских вооружённых силах, но и ослабило общие политические позиции НКТ–ФАИ в Испанской республике.

Колонны милиции и их организация

Как только военный мятеж 17–20 июля 1936 г. был подавлен на большей части Испании, одной из первоочередных задач новых властей, возникших в разных частях Республики, стала организация вооружённых сил для противостояния регулярной армии в тех районах, где её переворот закончился успехом, и для защиты от вторжения областей, остававшихся верными Республике. В первые же дни Гражданской войны сложилось несколько фронтов: в Арагоне, защита которого в основном легла на плечи бойцов, прибывших из Каталонии; Теруэльский фронт в южном Арагоне и ближайших районах, где эту задачу выполняли войска из Леванта; Малагский фронт, который по преимуществу поддерживали милиционеры, набранные на месте. Также возникли Андалусско-Эстремадурский фронт в юго-западной части страны, где республиканцы потерпели свои первые серьёзные поражения, и, через несколько месяцев, Мадридский фронт, который защищали силы, отступившие с юга, и войска, пришедшие им на помощь из Каталонии и других регионов. Наконец, появились три фронта на севере, в баскских провинциях, Сантандере и Астурии, где были созданы местные, независимые друг от друга формирования.

В самом начале войны отправлять войска на поля сражений должны были различные политические партии и профсоюзные организации, члены которых взяли оружие для защиты Республики. Хосе Гонсалес Мало, ведущий лидер НКТ в Сантандерском регионе, описывал, как эти спешно набранные силы формировались в группы по 100 человек, знаменитые центурии. Каждое такое подразделение выбирало офицеров, включая одного капитана, двух лейтенантов и некоторое число сержантов – хотя все эти лица назывались делегатами, а не одним из общепринятых воинских званий. Собравшись и вооружившись тем, что было под рукой, эти подразделения сразу устремлялись к ближайшему фронту3.

Эта схема повторялась по всей лоялистской Испании. К примеру, на Арагонский фронт вскоре прибыли три колонны (по размеру и значению сопоставимые с бригадами) под командованием анархистов (Дуррути, Красно-чёрная и Ортиса); колонна «Ленин», организованная Рабочей партией марксистского единства (ПОУМ); колонна, возглавляемая элементами Объединённой социалистической партии Каталонии, каталонской секции Коминтерна; и колонна, организованная и возглавляемая левыми каталонскими националистами. Также там находилось подразделение под командованием полковника Хосе Вильяльбы, состоявшее из солдат регулярной армии4.

Возможно, типичной с точки зрения организации была самая известная из этих милиционных частей – колонна Дуррути. Через пять недель после её создания высшим руководящим органом в ней являлся Военный комитет из пяти человек.

Абель Пас отмечает, что под началом Военного комитета «самое крупное подразделение, группировка, состояло из пяти центурий по сто человек, разделённых на четыре группы по двадцать пять человек. Каждое из этих подразделений имело во главе себя делегата, который избирался рядовыми и мог быть отозван в любой момент. Эта выборная должность не давала привилегий или места в командной иерархии».

При Военном комитете также действовал Военно-технический совет. Он состоял из кадровых офицеров, «и задачей этого совета было консультировать Военный комитет. У него [также] не было никаких привилегий или места в иерархии».

В дополнение к этому существовала «автономная» Интернациональная группа из 400 человек, включая французов, немцев, итальянцев, марокканцев, британцев и американцев. Следует подчеркнуть различие между этой группой и интернациональными бригадами, организованными впоследствии. Несмотря на автономию, Интернациональная группа была составляющей частью колонны Дуррути.

Наконец, у колонны Дуррути имелись свои партизанские отряды, которые, согласно Абелю Пасу, должны были действовать в тылу врага5.

Под общим руководством Военного комитета работали специализированные отделы артиллерии, снабжения, медицинской службы, транспорта и вооружения. Отдельно от них существовали органы, занимавшиеся пропагандой (включая газету и радиостанцию колонны), образованием и общей культурной работой6.

Достоинства и недостатки милиции

Милиция как боевая сила, несомненно, имела как сильные, так и слабые стороны. Бесспорно, важнейшее преимущество милиции заключалось в том, что она состояла из добровольцев, сражавшихся за дело, в которое – особенно на начальных этапах войны – они глубоко верили.

Генерал Висенте Рохо, бывший начальник штаба обороны Мадрида, возможно, наиболее красноречиво передал эту силу милиции, проявившуюся на первом этапе боёв за столицу: «Милиционер вновь торжествовал победу… Он меньше был политиком и больше – солдатом; он знал, почему и за что он сражается, и был исполнен большей гордости и сознания своего достоинства как испанца, видя перед собой противника, был ли тот мавром, легионером или испанцем; он сознавал, что ему недостаёт техники, что он хуже обучен, но по этой самой причине понимал, что для того, чтобы победить, он должен быть более храбрым, и он проявлял исключительную храбрость. Их командиры были для них лучшим примером. По этой причине они могли продолжать борьбу, не ослабляя энергии своего сопротивления…»7

Джордж Оруэлл, который находился в подразделении ПОУМ на Арагонском фронте, также отдал должное милиционерам, сражавшимся в первые месяцы войны:

«В данных обстоятельствах ополчение не могло быть намного лучше. Современная механизированная армия не рождается на пустом месте, и если бы правительство решило ждать, пока не будет создана регулярная армия, Франко шёл бы вперёд, не встречая сопротивления. Позднее стало модным ругать ополчение, и приписывать все его недостатки не отсутствию оружия и необученности, а системе равенства. В действительности же, всякий новый набор ополченцев представлял собой недисциплинированную толпу не потому, что офицеры называли солдат “товарищами”, а потому, что всякая группа новобранцев – это всегда недисциплинированная толпа. Демократическая “революционная” дисциплина на практике гораздо прочнее, чем можно ожидать… В ополчении никогда бы не смирились с издевательствами и скверным обращением, характерным для обычной армии. Обычные военные наказания существовали, но их применяли только в случае серьёзных нарушений. Если боец отказывался выполнить приказ, то его наказывали не сразу, взывая прежде к его чувству товарищества. Циники, не имевшие опыта обращения с бойцами, поторопятся заверить, что из этого “ничего не получится”, на самом же деле “получалось”. Шли дни, и дисциплина даже наиболее буйных отрядов ополчения заметно крепла… Журналисты, которые посмеивались над ополченцами, редко вспоминали о том, что именно они держали фронт, пока в тылу готовилась Народная армия. И только благодаря “революционной” дисциплине отряды ополчения оставались на фронте; примерно до июня 1937 года их удерживало в окопах только классовое сознание. Одиночных дезертиров можно расстрелять – такие случаи были, – но если бы тысячи ополченцев решили одновременно покинуть фронт, никакая сила не смогла бы их удержать. В подобных условиях регулярная армия, не имея в тылу частей заграждения, безусловно, разбежалась бы…»8

Оруэлл далее пишет:

«Как обычно, расформирование ополчения производилось во имя повышения боеспособности; никто не спорит, что коренная военная реорганизация была необходима». Однако, полагает он, «вполне можно было реорганизовать ополчение и повысить его боеспособность, оставив отряды под прямым контролем профсоюзов. Главная цель этой меры была иной – лишить анархистов собственных вооружённых сил. К тому же, демократический дух, свойственный рабочему ополчению, порождал революционные идеи»9.

Крупными недостатками армии милиционного типа, существовавшей в первые месяцы войны, были отсутствие формальной воинской дисциплины и невозможность установить эффективное общее руководство над вооружёнными силами Республики. Оба этих вопроса вызывали жаркие дебаты в рядах анархистов.

Бернетт Боллотен приводит множество «страшных историй» о беспорядке в милиции, рассказанных очевидцами с обеих сторон фронта. Среди указанных ими недостатков были: невозможность проводить слаженные тактические наступления, поскольку вышестоящие, по идее, офицеры не могли отдавать приказы без согласия всех командиров колонны; неспособность частей и подразделений выдвигаться в назначенное время и место; соперничество между колоннами разных партий и профсоюзов, иногда доходившее до того, что она колонна радовалась поражению другой; отказы отдельных колонн, у которых были своя территория и снаряжение, необходимое для определённой операции, делиться этим с другими колоннами. И вдобавок, конечно же, наблюдалась банальная нехватка военного опыта и технических знаний, как у командиров, так и солдат10.

Согласно Абелю Пасу: «Дисциплина была основана на принципах добровольческих сил: свободном согласии и классовой солидарности. Товарищ отдавал приказы товарищу. Быть делегатом не означало пользоваться какими-либо привилегиями. Превыше всего было равенство прав и обязанностей. Моральное воздействие, основанное на социальной ответственности, заменило собой карающие предписания военных уставов»11.

На практике, однако, этот исключительный эгалитаризм, особенно в милиции НКТ, нередко приводил к тому, что военно-тактические решения выносились на голосование тех бойцов, которых они затрагивали. Хоакин Морналес Хаулин, офицер регулярной армии, который был главным советником Рикардо Санса в бывшей колонне Дуррути бо́льшую часть войны, приводит пример подобной гипертрофированной «демократии», свидетелем которого он стал во время второго этапа битвы за Мадрид, в январе 1937 г. (см. главу 7)12.

Сиприано Мера также прокомментировал недостаток самодисциплины, которая всегда поощрялась у анархистов: «Я наблюдал мучительные сцены. Были моменты, когда майор Паласьос и я, вместе с нашими помощниками, останавливали группы, обратившиеся в бегство, и говорили им, что они проявляют трусость, что нужно перестать бежать и защищать Мадрид. Большинство из них на какую-то минуту прислушивались к нам, но когда мы отлучались и вражеская авиация или артиллерия открывала огонь, они снова сбегали. Я не переставал спрашивать себя: почему эти люди, когда они видят тебя рядом, проявляют энтузиазм, а потом, в минуту опасности, оставляют тебя? Можем ли мы так победить? Очевидно, что нет»13.

Впоследствии сама ФАИ в своём официальном обращении заявила о непригодности милиции для ведения войны против современной армии. Документ в защиту действий испанских анархистов, представленный конгрессу МАТ в декабре 1937 г. и подписанный Федерикой Монсень, Педро Эррерой и Диего Абадом де Сантильяном, горячо отстаивал этот агрумент: «Мы дорого заплатили за верность нашим идеям, которых мы так долго придерживались. Разве смогли бы мятежные силы пройти от Севильи до Бадахоса и от Бадахоса до дверей Мадрида, если бы мы не сопротивлялись, так долго, так упорно, организации той армии, в которой мы нуждались, чтобы сражаться с врагом? Наша милиция, не занимавшаяся учебной стрельбой, не прошедшая военной подготовки, не знавшая порядка, проводившая пленумы и собрания, перед тем как идти в бой, обсуждавшая все приказы и часто отказывавшаяся их выполнять, не могла противостоять той грозной военной машине, которую Германия и Италия предоставили мятежникам…»14

Столь же серьёзной проблемой в первые месяцы конфликта было отсутствие центрального руководства в военных делах Республики. Пока правительство не покинуло Мадрид в начале ноября 1936 г., Мадридский фронт и области к югу от него были, возможно, единственным театром войны, находившимся под более или менее непосредственным контролем правительства. В остальных же случаях местные или региональные власти, появившиеся в самом начале войны, брали на себя руководство ближайшим к ним фронтом. Так поступали Главный совет милиции и впоследствии Департамент обороны правительства Каталонии, взявшие под своё начало Арагонский фронт; Народный исполнительный комитет Леванта, ведавший Теруэльским фронтом; баскское республиканское правительство в Бискайе, отражавшее наступление генерала Молы из Наварры, и полностью независимые региональные власти в Сантандере и Астурии далее к западу, которые, как это ни удивительно, мало контактировали друг с другом и с баскским республиканским правительством. Подобная тенденция преобладала и в других частях республиканской Испании.

Проблема ещё больше осложнялась тем, что почти на всех фронтах политические партии и профсоюзные организации, набиравшие подразделения милиции, в значительной степени сохраняли контроль над ними. НКТ и другие вовлечённые организации создавали свои военные комитеты, которые занимались обеспечением их войск на фронте, в некоторых случаях выплачивали им скромное довольствие и консультировались с командирами колонн.

После того, как Франсиско Ларго Кабальеро 4 сентября 1936 г. стал премьер-министром и военным министром, он попытался организовать централизованное военное командование. С этой целью он приступил к созданию Народной армии (Ejército Popular), которая имела бы единое руководство, планирующее стратегию и тактику лоялистских сил. В этом и заключалась суть проблемы «милитаризации».

Милитаризация милиции в Астурии

Первым регионом республиканской Испании, где анархисты открыто признали необходимость милитаризации, была Астурия. Хавьер Р. Муньос пишет: «Первое соглашение о милитаризации и объединённом командовании милиции, о котором у нас имеются письменные свидетельства, судя по всему, было подписано в Корнельяне 4 сентября»15.

Менее чем через неделю на встрече в Градо республиканские политические и военные лидеры региона обсудили проблемы милитаризации. Согласно Хуану Антонио де Биасу, «позиции социалистов и коммунистов насчёт необходимости милитаризации совпадали, возражения исходили от представителей ФАИ. Позицию анархистов упрямо защищал Эладино Фанхуль, но он не нашёл поддержки. Командиры НКТ, Ихинио Карросера, Виктор Альварес, Селесто “Эль Топу” и Онофре Гарсия, сражавшиеся против мятежных военных с самого первого дня, согласились в позицией Амбоу [лидера коммунистов в Астурии]…»16

Представляется, что милитаризация пользовалась единодушной поддержкой среди руководства астурийских анархистов. Это было заметно по анархической прессе Хихона, передовые статьи для которой в этот период обычно писал Аэрадо Бартоломе, самый выдающийся журналист-анархист в регионе.

Передовица в хихонской «Прессе» (La Prensa) от 6 сентября 1936 г., озаглавленная «Единство действий и дисциплина», говорила: «Час, минута, потерянная в бесплодных спорах о доктрине, может подвергнуть нас величайшей опасности. Настал час действовать. С твёрдой рукой и ровным пульсом. Мы объединяем командование и действия и дисциплинируем себя. Это станет основой триумфа, победы, сбережения пороха и крови. Мы должны действовать… Войну должны вести солдаты… В форме или без неё. Со знаками отличия на воротничке или фуражке; но в любом случае военные. От новобранца или милиционера требуются те же самые вещи: дисциплина, подчинение тому, кто командует…»

В том же выпуске была опубликована Инструкция для глав колонн, изданная контролировавшимся анархистами Военным советом Хихона, которая также подчёркивала обязанность милиционеров «подчиняться единому командования, точно выполняя приказы командира группы, командир группы выполняет приказ по колонне и приказы от главного командования…» Среди подписавших этот документ был Онофре Г. Тирадор, один из выдающихся командиров милиции НКТ–ФАИ17.

Авелино Г. Мальяда, астурийский анархист и региональный военный комиссар, вскоре ставший мэром Хихона, выступал в начале 1936 г.: «Вечное проклятие – война, заставившая нас отбросить, хоть и на миг, наши самые чистые принципы идеалистов! Но именно для защиты этих дорогих идей нам приходится вести войну, навязанную нам фашистами, и мы должны принять дисциплину, как и всякое другое оружие»18.

Начиная со второй недели сентября 1936 г. реорганизация анархических милиционных групп в более или менее регулярные армейские части, похоже, проходила в Астурии без сопротивления.

Другие первые сторонники милитаризации среди анархистов

Видные военачальники-анархисты также входили в число наиболее убеждённых сторонников милитаризации. Официальная сталинистская история Гражданской войны говорит, что Дуррути осознал – первым среди анархических лидеров – необходимость в дисциплинированной армии, но он не мог провести в своей колонне необходимые изменения, чтобы сделать из неё эффективное соединение. Это произошло позднее, когда колонна прибыла на Мадридский фронт19. Однако в анархических источниках нет никаких указаний на то, что Дуррути в самом деле выступал за что, что впоследствии стало известным как милитаризация милиции.

Одним из наиболее активных её сторонников среди анархистов был Сиприано Мера. Много лет спустя он писал:

«Всё произошедшее убедило меня в том, что невозможно противостоять вражеской армии, если у нас нет своей армии, которая организована таким же образом и в которой поддерживается железная дисциплина. Это больше не было похоже на уличные бои, когда энтузиазм восполнял недостаток подготовки; это не было похоже и на обычные перестрелки, когда каждый мог делать то, что считал нужным. Это была война, настоящая война, и поэтому важно было создать соответствующую организацию, с боевыми частями, с командирами, способными планировать операции или противостоять врагу с наименьшими возможными потерями бойцов и материалов. И в первую очередь, всем нам необходимо было соблюдать дисциплину. Не существовало иного способа выиграть войну, которую нам навязали»20.

Мера добавлял, что, хотя он всегда отстаивал принцип самодисциплины, для него «грустно было признавать, после того как ты защищал идеал всю свою жизнь, что если мы действительно предполагали выиграть войну, то нам нужно было примириться с созданием армии и вытекающей из него дисциплиной… Для меня была ужасна необходимость одеваться по-военному, но я не видел другого выхода и говорил себе: моё поведение в будущем станет доказательством моей чести, как это было на других постах и при других обстоятельствах в прошлом»21.

Генерал Висенте Рохо описал мучительное «обращение» Меры к идее милитаризации милиции. Он пишет, что однажды, в два часа утра, после особенно ожесточённой схватки за мост Сан-Фернандо в предместьях Мадрида, Сиприано Мера (которого Рохо обозначает просто как М.) явился в его кабинет. Он выглядел очень уставшим и, после некоторой заминки, сказал: «Мне нужно было немедленно встретиться с вами. Там ничего не происходит и ничего не произойдёт… Я пришёл, чтобы меня сделали чем-то, чтобы мне дали какое-то звание. Сделайте меня сержантом… Я больше не “ответственный” М.; я хочу быть сержантом М. или чем-то в этом роде».

Хотя Рохо пытался подбодрить Меру, говоря: «То, что случилось сегодня, было успехом для тебя и триумфом для твоей части», Мера продолжал настаивать, чтобы ему было присвоено какое-либо формальное воинское звание. Рохо продолжает: «Психологическое решение этого инцидента нельзя было откладывать. Я повёл его к генералу, который только что отправился на отдых. И “ответственный” М. тем же утром вышел из Главного штаба со званием майора. Политики часто превращали звания в подарки, но это подарком не было!»22

Сиприано Мера отчётливо дал товарищам понять своё отношение к милитаризации. Он писал в «Земле и свободе», органе Федерации анархистов Иберии: «Я убеждаюсь, с каждым днём всё больше, что для того, чтобы вести и выиграть войну, необходимо делать этого организованно, и я считаю, что наиболее эффективной организацией на данный момент является военная; по этой причине я принимаю её, со всеми последствиями. Можете в этом не сомневаться»23.

Аналогичным образом, был согласен с милитаризацией и Рикардо Санс, преемник Буэнавентуры Дуррути в качестве командующего колонной. Впоследствии он писал: «В этой атмосфере жертвенности и самоотречения, следуя великолепному высказыванию народного кумира, Дуррути: “Мы отказываемся от всего, кроме победы”, – бесчисленное множество людей, которые всегда были антимилитаристами, которые больше четверти века пропагандировали во всех уголках мира свои антимилитаристские взгляды, направленные против войны и всякого разрушительного действия, не испытывали ни малейшего неудобства, становясь милитаризованными, дисциплинированными, занимая командные должности, связанные с огромной ответственностью, и самозабвенно, с энтузиазмом выполняя задачу, которая была поручена каждому из них»24.

Со своей стороны, Комитет обороны Центра НКТ также признавал потребность в более регулярной военной организации милиции. Эдуардо де Гусман пишет, что Эдуардо Валь, обращаясь к командирам всех подразделений НКТ в районе Мадрида, говорил, ещё на первом этапе битвы за Мадрид: «Мы не можем продолжать то, что мы делали до сих пор. Единое командование – для нас не просто лозунг. С сегодняшнего дня вся милиция НКТ Центра будет объединена, и её действия будет координировать и направлять Главный штаб». Такое единое командование к тому времени уже было образовано25.

Деятельность Гарсии Оливера

Хуан Гарсия Оливер был ещё одним лидером анархистов, который рано начал говорить о необходимости регулярной армии. Выступая в Барселоне в январе 1937 г., он убеждал: «Народ, если у него есть оружие, никогда не может проиграть революцию; но народ, не проигравший революцию, может проиграть войну, если у него нет соответствующего инструмента для войны, то есть военной техники, и армии на службе революции»26.

Однако ещё задолго до этого выступления Гарсия Оливер вёл работу по преобразованию милиции в более традиционные вооружённые силы. Он был секретарём военного отдела Совета милиции Каталонии, который 24 октября 1936 г. «подверг милитаризации милицию» Каталонии, что «вызвало сильную реакцию среди бойцов и молодёжи, в значительном большинстве своём враждебных возрождению института, приносившего стране лишь зло и притеснение…»27Он также активно работал над созданием офицерского корпуса новой республиканской армии, как на каталонском, так и на общеиспанском уровне.

Через несколько недель после начала Гражданской войны Гарсия Оливер, в качестве заведующего военными делами в Центральном комитете милиции, был поставлен в известность подполковником Эскобаром, отвечавшим в его отделе за военные кадры, что вскоре, ввиду боевых потерь, у них не останется кадровых офицеров, на лояльность которых они могут рассчитывать. Гарсия Оливер предложил создать Народную военную школу (Escuela Popular de Guerra), которая давала бы 90-дневный курс подготовки кандидатам в офицеры, отобранным из рядов милиции. Эскобар и майор Висенте Гуарнер согласились с этим предложением, хотя они и высказывали некоторые сомнения в том, что можно подготовить новых лейтенантов в столь короткий срок.

Гуарнер поручил организацию школы майору Ларе де Росалю. Для её размещения было выделено здание бывшей иезуитской школы, конфискованное местной группой НКТ. Гарсия Оливер также дал Ларе де Росалю задание набрать преподавателей из числа кадровых офицеров, обращая внимание на тех, чья верность делу Республики вызывала у него некоторые сомнения. Гарсия Оливер объяснял майору: «Лояльных офицеров мы хотим иметь на фронте, сомнительных я предпочитаю держать в тылу, где за ними можно будет присматривать, и тогда нам не придётся их расстреливать»28.

Несмотря на такой неординарный подход к подбору инструкторов для Народной военной школы, Гарсия Оливер свидетельствовал: «Я должен сказать, к удовлетворению их и их подопечных, что отношение преподавателей было настолько серьёзно, а их энергия настолько велика, что школа вскоре оказалась достойна восхищения»29.

Курсанты были отобраны из людей, рекомендованных различными партиями и профсоюзами, представленными в Совете милиции. Их, насколько это было возможно, распределяли по родам войск в соответствии с их образованием; к примеру, имевшие математическое образование назначались в артиллерию, имевшие архитектурное или техническое образование – в инженерные войска.

В беседе с курсантами Гарсия Оливер обрисовал в общих чертах цели и характер Народной военной школы: «Принцип дисциплины, который соблюдается по отношению к вам, – это тот же самый принцип, который вы должны будете соблюдать, когда вас произведут в лейтенанты и направят в соответствующие воинские части. Там вы должны будете привить дух дисциплины, усвоенный здесь, относясь к своим подчинённым с уважением и терпимостью, когда они не находятся на боевом посту, но с суровостью – когда они выполняют приказы, находясь перед лицом врага. Вы не должны проявлять эгоизм, рассматривая ту небольшую разницу в звании, которая существует между вами и вашими подчинёнными; напротив, вы должны быть полностью лишены чувства собственного превосходства и не забывать о том, что на поле боя жизни подразделений, доверенных вам, будут зависеть от вашей компетентности и чувства ответственности»30.

Когда Гарсия Оливер вошёл в республиканский кабинет Франсиско Ларго Кабальеро в ноябре 1936 г., премьер и военный министр попросил его организовать в общенациональном масштабе школы подготовки офицеров вроде той, которую он ранее создал в Каталонии. Гарсия Оливер передавал мысли Ларго Кабальеро и министров от НКТ на сей счёт:

«Планировалось создать внутри армии организацию, сравнимую по своему влиянию с той, что имели коммунисты в лице комиссаров, – через создание народных военных школ, которые находились бы под контролем анархо-синдикалистов и социалистов и со временем могли бы устранить комиссариат как чрезвычайный институт, вызывающий неприязнь у кадровых и милиционных офицеров и почти непереносимый для рядовых солдат и милиционеров, из-за инквизиторских методов, применяемых комиссарами-коммунистами»31.

Гарсия Оливер вызвал к себе майора Лару де Росаля, создавшего школу в Барселоне, и назначил его генеральным инспектором народных военных школ Испанской республики. Вдвоём они приступили к организации четырёх школ: первой – для пехоты, кавалерии и интендантской службы, второй – для артиллерии, третьей – для инженерных войск и последней – для связистов32. Вскоре были найдены помещения для этих четырёх заведений, а Военным министерством было выделено оружие, необходимое для обучения, наряду с 2 000 винтовок «Ремингтон», присланных каталонским Департаментом обороны. Инструкторами были назначены кадровые офицеры, а курсанты для прохождения трёхмесячной программы выбирались из списков, представленных всеми партиями и рабочими организациями, поддерживавшими Республику, а также Федеральным союзом испанских учащихся33.

Эти четыре школы регулярно выпускали новых офицеров каждые три месяца, пока Гарсия Оливер был их куратором. Работу этих учреждений лишь изредка нарушали незначительные инциденты. Два курсанта были отчислены за недисциплинированность: один – сэнэтист, другой – сын лояльного офицера регулярной армии34. Более серьёзным случаем стала попытка генерала Миахи воспрепятствовать возвращению в артиллерийскую школу курсантов, отправленных на Мадридский фронт для практических занятий. Однако Гарсия Оливер в итоге смог переубедить генерала Миаху, и курсантам было позволено окончить свой курс в Валенсии35.

В эти первые месяцы работы народных военных школ Гарсия Оливер внимательно следил за их развитием. Школы также иногда посещались именитыми фигурами, включая генералов Орлова и Петрова, руководивших работой НКВД в Испании36, и премьер-министра и военного министра Франсиско Ларго Кабальеро. О последнем посещении Гарсия Оливер пишет: «Это был чрезвычайно насыщенный визит. Точнее, инспекция, самая строгая. Обошли, осмотрели и проверили буквально всё: учебные аудитории, общежития, столовые, кухню, туалеты и душевые». Премьер был весьма впечатлён и, уходя, сказал Гарсии Оливеру: «Вы и все ваши сотрудники должны принять мои самые искренние поздравления. Также примите благодарность от военного министра, который надеялся на многое, но не на столь многое за такой короткий срок. Думаю, я понял, в чём ключ вашего успеха: вы верите в творческие способности рабочих. Как и я»37.

Не только Гарсия Оливер, но и другие свидетели подтверждают эффективность организованных им народных военных школ. Марти́н Бласкес, полковник старой армии, комментировал: «Кордон и я обратились к нему, но нам ничего не пришлось делать, кроме как выполнять инструкции. Казармы, инструкторы, оборудование – всё, что мы просили, предоставлялось нам немедленно. Оливер был неутомим. Он всё решал и за всем наблюдал лично. Он сам занимался мельчайшими деталями и стремился к тому, чтобы его решения выполнялись безукоризненно. Он обращал внимание на продолжительность занятий и питание курсантов. Но прежде всего, он настаивал, чтобы обучение будущих офицеров проходило в строжайшей дисциплине»38.

Ларго Кабальеро также поручил Гарсии Оливеру заняться организацией первых «смешанных бригад», которые впоследствии стали основными соединениями новой республиканской армии. Согласно Гарсии Оливеру, Ларго Кабальеро попросил его «подтолкнуть развёртывание смешанных бригад… не задевая чувств Мартинеса Баррио, отправленного в Альбасете с подобным же заданием, которое он выполнял в достаточно декоративной манере»39.

Однако позднее Гарсия Оливер добавляет:

«Я не так много занимался подготовкой смешанных и интернациональных бригад. Первых – потому что они уже были вверены Мартинесу Баррио, вторых – потому что испанцам не позволялось вмешиваться в их дела. Они составляли государство в государстве. Я посвятил всё своё свободное время организации народных военных школ, откуда должны были выйти силы, которые в благоприятный момент избавили бы нас от двух рычагов Коммунистической партии: комиссаров и интернациональных бригад»40.

Оппозиция анархистов милитаризации милиции

Несмотря на мощную поддержку, которую оказали преобразованию милиции в регулярные вооружённые силы ключевые фигуры анархического движения, значительная оппозиция этой инициативе сохранялась в рядах анархистов. Такое отношение было широко распространено в НКТ–ФАИ и с особой силой проявлялось в некоторых её колоннах милиции.

НКТ изначально отстаивала традиционный антимилитаризм анархистов. Она издала манифест, гласивший: «Мы не можем защищать существование регулярной армии, с униформой и воинской повинностью. Эта армия должна быть заменена народной милицией, вооружённым народом, который один может дать гарантию того, что свободу будут защищать с энтузиазмом и что в тени не будут плестись новые заговоры». ФАИ придерживалась такой же точки зрения в августе 1936 г.41.

В начале сентября национальный пленум региональных организаций НКТ принял резолюцию, один из пунктов которой предусматривал: «Создание военной милиции, служба в которой является обязательной, и контроль над милицией со стороны советов рабочих и милиционеров, избранных смешанными комиссиями НКТ и ВСТ. Упрощение командования путём ограничения его [вопросами] военной техники. Создание единого руководства вооружёнными силами посредством Военного комиссариата, назначаемого Национальным советом обороны и включающего представителей трёх секторов, борющихся против фашизма». Пейратс поясняет, что этими тремя секторами были республиканцы, марксисты и анархисты42.

Сам Гарсия Оливер признавал, что анархические организации и подразделения милиции умалчивали о приёме курсантов в народные военные школы, организованные им во время пребывания в правительстве Ларго Кабальеро. «Это заставило меня вынести вопрос на рассмотрение Национального комитета НКТ, и в результате было принято и стало проводиться на практике решение, обязывавшее все региональные комитеты обороны уделять особое внимание набору курсантов в школы подготовки офицеров»43.

Диего Абад де Сантильян, конечно, был одним из анархических лидеров, которые наиболее упорно сопротивлялись милитаризации милиции. Хотя он не приводит никаких подробностей относительно своей оппозиции, он, определённо, выразил отношение тех членов НКТ–ФАИ, которые были против создания регулярной республиканской армии:

«При виде прусской дисциплины, дисциплины, убивающей дух, мы отдаём предпочтение систематической недисциплинированности, духу постоянного восстания и хаосу внешних проявлений. При виде армий, созданных предписаниями центрального правительства, которое, в свою очередь, являлось не более чем орудием в руках завоевателей Финляндии43a, армий, в которых солдат перестал быть человеком со свободными чувствами и мыслями, мы отдаём предпочтение воинам, которые с радостью идут умереть или победить, вдохновлённые несокрушимой верой и сознанием того, что они защищают великое и благородное дело»44.

«Кажется непостижимым, что через несколько месяцев после июльских событий… мы забыли, кому мы обязаны этим триумфом, и погубили их под предлогом того, что делаем их работу в защиту свободы более эффективной. Милитаризация милиции представляла собой двойную ошибку:

1. военную, потому что никакая импровизированная армия, без командиров, какая бы строгая дисциплина в ней ни поддерживалась, не могла по своим боевым качествам сравниться с полными энтузиазма добровольцами первого часа и всех последующих часов;

2. политическую, потому что она лишала войну народной инициативы, огня, превращая её в монополию и исключительную привилегию государства, мало-помалу охлаждая энтузиазм и затуманивая цели кровавой борьбы»45.

Итальянский анархист Камилло Бернери, который тогда жил в Барселоне и работал в поддержку НКТ и ФАИ, также критически относился к милитаризации. Он писал в своей италоязычной еженедельной газете 15 ноября 1936 г.: «Милитаризация милиции – не единственное техническое решение. Будет политической ошибкой принять её без возражений, не уяснив для себя её цели, не уточнив некоторые туманные пункты и не обсудив общие принципы»46.

Сопротивление милитаризации со стороны Железной колонны

Наиболее сильное сопротивление милитаризации оказывала Железная колонна, ортодоксальное анархическое формирование из Валенсии на Теруэльском фронте, которое отказывалось принимать её до конца марта 1937 г.

С самого основания Железная колонна была исключительно непримиримой по отношению ко всякой традиционной воинской рутине и формальностям. Как сообщалось, доходило до того, что в колонне тянули жребий, чтобы определить, кто должен идти в караул, не позволяя принуждать кого-либо к этой обязанности47.

С очевидной целью избежать давления милитаризации, Железная колонна в начале декабря 1936 г. «реорганизовалась». Планировалось установить для всех центурий единообразную структуру и образовать в составе колонны «дивизионы», каждый из которых состоял бы из десяти центурий. Реорганизация также укрепляла позиции делегатов, или офицеров, в колонне. Абель Пас отмечает: «Одновременно с этой перестройкой всем товарищам было сделано внушение, что они не могут оставлять свой боевой или революционный пост, на который они были назначены, без разрешения делегата центурии или товарища, возглавляющего отдел. Каждый товарищ, оспаривающий это решение, одобренное делегатами центурий и Военным комитетом, будет исключён из колонны, и его имя, как нежелательного элемента, будет опубликовано в антифашистской прессе»48.

Однако правительство усиливало давление на Железную колонну, побуждая её принять милитаризацию. В конце декабря 1936 г. оно приняло две решительные меры. Как военный министр, Ларго Кабальеро объявил, что Теруэльский фронт отныне будет находиться в прямом ведении Военного министерства, а общее командование будет возложено на Хосе Бенедито, командира другого, более умеренного соединения НКТ на этом фронте. Одновременно, путём создания нового расчётного департамента, была централизована выдача денежного довольствия всем военнослужащим республиканских вооружённых сил49.

К концу 1936 г. Военный комитет Железной колонны признал, что борьба против милитаризации фактически проиграна. В своём обширном обращении к бойцам колонны комитет объявил: «Мы знаем неудобства милитаризации. Она не соответствует нашему темпераменту, поскольку она не подходит тем из нас, кто имеет хорошее представление о свободе. Но мы также знаем неудобства, которые приносят попытки оставаться вне сферы Военного министерства. Печально признавать, но есть только два возможных пути: роспуск колонны или милитаризация. Всё остальное будет бесполезным…»50

Однако прошло ещё почти три месяца, прежде чем милитаризация была официально принята Железной колонной. Национальное руководство НКТ оказывало давление на колонну, заставляя её приспособиться к общим требованиям. В связи с этим газета Железной колонны «Мы» опубликовала интервью с Мариано Васкесом, национальным секретарём НКТ, в котором тот объяснял, что милитаризация не будет означать ни превращения солдат в роботов, ни разрушения однородных анархических боевых частей51.

Наконец, 21 марта 1937 г. состоялось общее собрание Железной колонны в театре «Либертад» в Валенсии, на котором было принято судьбоносное решение о принятии милитаризации. В протоколе осталась следующая запись: «На собрание был вынесен вопрос, следует ли согласиться с милитаризацией, и это предложение было одобрено единогласно»52.

Условия принятия милитаризации анархистами

Спустя какое-то время после того, как члены НКТ вошли в кабинет Франсиско Ларго Кабальеро 4 ноября 1936 г., высшее анархо-синдикалистское руководство официально признало необходимость милитаризации милиционных подразделений НКТ53. Однако, по договорённости с Ларго Кабальеро, это признание было обставлено рядом условий. Важнейшим из них было то, что существовавшие на тот момент анархические части оставались под контролем анархистов и что НКТ было позволено организовать в дополнение к ним новые.

В своём интервью для газеты «Мы» Мариано Васкес подробно остановился на этом пункте. Когда его спросили, будет ли милитаризация означать исчезновение «наших колонн», он ответил:

«Да, они исчезнут. Необходимо, чтобы они исчезли. Когда мы пришли в Национальный комитет, уже было достигнуто соглашение, что наши колонны, как и все остальные, будут преобразованы в бригады – название к сути дела не относится – и их будут обеспечивать всем необходимым, чтобы сделать их работу эффективной. Однако это преобразование, если хорошо присмотреться, не подразумевает коренных изменений, потому что после его завершения в бригадах останутся те же командиры, что и колоннах; можно сказать, что товарищи, привязанные к тем, кто сейчас отвечает за операции, могут быть уверены в том, что их не будут заставлять, по какой-то прихоти, принять тех командиров, чья идеология и вытекающее из неё личное отношение придутся им не по душе. Более того, политические комиссары, которые – не побоюсь сказать – являются настоящими начальниками бригад, будут назначаться конфедеральной организацией, перед которой они всегда будут ответственны»54.

Бернетт Боллотен пишет, что Ларго Кабальеро не возражал против сохранения чисто анархических бригад в составе новой Народной армии:

«Хотя Ларго Кабальеро, по политическим и техническим причинам, одобрил милитаризацию милиции на основе смешанных бригад, желание облегчить отношения с НКТ, происходившее из его растущей антипатии к коммунистам, мешало ему неукоснительно проводить эту меру в жизнь. В результате анархо-синдикалистские части, подчиняясь генеральному штабу в вопросах военных операций, оставались под безраздельным контролем НКТ и пополнялись солдатами и офицерами, принадлежащими к этой организации…»55

«То, что Ларго Кабальеро санкционировал это, а не просто закрывал глаза на уклонения от строгой милитаризации, согласованной с русскими, доказывается тем фактом, что генерал Мартинес Кабрера, начальник генерального штаба Военного министерства, пользовавшийся полным доверием премьера, в феврале 1937 г. уполномочил военный комитет анархистской колонны Марото организовать бригаду, полностью состоящую из бойцов этой колонны. Вряд ли можно сомневаться в том, что это было сделано без ведома или согласия Мерецкова, военного советника Мартинеса Кабреры, будущего маршала Советского Союза и начальника штаба Красной армии»56.

Разумеется, настойчивость, с которой НКТ добивалась сохранения в новой Народной армии частей, находящихся под общепризнанным контролем анархистов, объяснялась тем, что для неё это было вопросом самосохранения. Франц Боркенау, в феврале 1937 г. писал, что анархисты «рано или поздно будут уничтожены, если только они не сохранят свою собственную армию»57.

Хотя большинство анархических милиционных формирований, преобразованных в части Народной армии, в течение всей войны оставались преимущественно под командованием анархистов, так было не во всех случаях. Например, Франсиско Ромеро, последние восемь месяцев войны служивший в звании майора в 73-й дивизии Манёвренной армии (главного источника резервов), отмечал, что, хотя его часть вступила в войну под командованием анархистов, к концу конфликта её офицеры были представителями практически всех политических групп Республики58.

Конечно, милитаризация колонн милиции повлекла за собой не только изменение их названий. Она также предусматривала замену рабочих комбинезонов, ставших отличительным признаком милиционера, на военную форму; использование воинских званий, от рядового до подполковника (и иногда даже генерала); а также (хотя это соблюдалось не всегда) традиционное приветствие в виде отдания чести.

Эти внешние изменения поражали иностранных наблюдателей. Так, Франц Боркенау, впервые побывавший в Испании в августе 1936 г. и вернувшийся туда в конце января 1937 г., отмечал: «Войска полностью отличались от той милиции, которую я увидел в августе. Были чёткие различия между офицерами и солдатами, первые носили лучшую форму и имели нашивки… Форма рядовых ещё была не совсем унифицирована, но пёстрый робингудовский стиль милиционеров исчез бесследно, и наблюдалось несомненное стремление к единообразию в одежде…»59

Насколько далеко зашли в этом принятии порядков регулярной армии военачальники НКТ, по крайней мере некоторые, можно судить на примере Сиприано Меры. В выпуске «Рабочей солидарности» от 23 марта 1937 г. приводились его слова: «Лично мне нужны только бойцы. Я не знаю, кто в моей дивизии из ВСТ, а кто из НКТ, кто из республиканской партии, а кто из марксистской. Необходимо, и впредь я должен буду настаивать на этом, поддерживать железную дисциплину, которая будет стоить дисциплины добровольной. Начиная с сегодняшнего дня я буду разговаривать только с капитанами и сержантами»60.

Эдуардо де Гусман описывал процесс милитаризации, происходивший в анархической милиции: «Вначале изменения были не более чем номинальными. Старые колонны поменяли свои названия, и организация была переведена на смешанные бригады. Мало-помалу изменения становились более глубокими… В нашей милиции стала складываться командная структура в соответствии с приказами Военного министерства. Главы батальонов превратились в майоров, ответственные центурий – в капитанов; появились первые капралы и сержанты»61.

Колонна «Спартак» стала 70-й бригадой, колонна «Свободная Испания» – 77-й; вместе они составляли 14-ю дивизию, находившуюся под командованием Сиприано Меры. Одновременно анархические колонны Моры, «Либертарной молодёжи» и Оробона Фернандеса в Куэнке стали 59-й, 60-й и 61-й бригадами и были объединены в 42-ю дивизию под командованием майора Барсело, кадрового офицера, с Хосе Вильянуэвой из НКТ в качестве политкомиссара. Точно так же, колонна Дуррути стала 26-й дивизией, а каталонская колонна Аскасо – 149-й бригадой62. В других местах анархические колонны также стали бригадами Народной армии.

Институт политических комиссаров

В процессе создания республиканской Народной армии анархисты потерпели поражение в одном пункте, касавшемся введения должностей политкомиссаров практически на каждом уровне новой армии. Это предложение был принято, несмотря на сильную оппозицию руководителей НКТ–ФАИ.

Концепция политических комиссаров зародилась ещё во времена французских революционных армий 1790-х гг. Столкнувшись с необходимостью использовать профессиональных офицеров, лояльность которых была под сомнением, вожди французской революции постановили, что рядом с ними должны находиться гражданские лица, пользующиеся политическим доверием, которые должны наблюдать за офицерами и при необходимости отменять их приказы.

Когда Лев Троцкий в 1918 г. приступил к организации Красной армии, он столкнулся с такой же проблемой и решил её так же, как и французы за столетие с лишним до него. Доверенные политические комиссары были приставлены к кадровым офицерам, ранее служившим в царской армии, чтобы контролировать их лояльность и вмешиваться в военные вопросы, если это представлялось политически оправданным. Но и после окончания Гражданской войны в России в советских вооружённых силах сохранялись органы политического контроля. Многие советские политические лидеры сделали себе карьеру, занимая комиссарские посты в годы Второй мировой войны.

Легко понять, почему испанские коммунисты и их советские и коминтерновские консультанты энергично поддерживали назначение политических комиссаров как необходимого элемента новой Народной армии. Они отводили политкомиссарам ключевую роль, видя в них не только организаторов новой армии, но и гарантов того, что она будет находиться под коммунистическим контролем.

Карлос Контрерас (он же итальянский коммунист Витторио Видали) доказывал: «Комиссар является душой боевой части, её наставником, её агитатором, её пропагандистом. Он всегда будет, всегда должен быть лучшим, самым образованным, самым способным. Он должен заниматься всем и знать обо всём. Он должен взять на себя заботу о желудке, сердце и мозге защитника народа… Он должен видеть, что его политические, экономические, культурные и эстетические потребности удовлетворены»63.

Антонио Михе, член Политбюро Компартии Испании, обрисовал общую роль комиссаров в защите партийных интересов. Он говорил, что комиссар-коммунист должен быть «партийным организатором в своём подразделении, смело и систематично отбирая лучшие элементы из числа лучших бойцов и рекомендуя их на ответственные посты… Должны быть созданы бригады агитаторов, чтобы информировать милиционеров о позиции партии по всем проблемам… Коммунисты должны взять на себя задачу пополнения партии лучшими бойцами на фронте»64.

Сами коммунистические политические комиссары хорошо понимали свою партийную роль. Американец Джо Даллет, бывший комиссаром в интернациональных бригадах, замечал, что на своём посту он «отвечает не только за мораль, но и за политическую линию и тому подобное»65.

Анархисты были настроены против назначения политкомиссаров. Подобных должностей не существовало в их милиции в Каталонии и Арагоне. Здесь дело обстояло иначе: политические и профсоюзные лидеры напрямую командовали колоннами милиции, а кадровые офицеры, заявившие о своей верности Республике, были прикреплены к ним в качестве военных советников. В Центре Сиприано Мера на первых порах выступал как своего рода политический комиссар при кадровом офицере, который номинально был назначен командующим милиционной колонны, организованной Мерой. Но и здесь Мера вскоре официально занял пост командующего.

Хуан Гарсия Оливер объяснял, почему анархисты выступали против политкомиссаров: «Я считал, что комиссары, действовавшие в остальных частях республиканской Испании, являются одной из множества ловушек, расставленных советскими советниками неподготовленных лидеров испанской Коммунистической партии. У них не было другой цели, кроме как охватить всю Испанию железным обручем, с помощью которого они в удобное время задушат революцию, устранят рабочую демократию и уничтожат политически любого, кто не имеет партбилета»66.

Гарсия Оливер стремился к тому, чтобы школы подготовки офицеров, организованные им, были свободны от политических комиссаров. Хотя Генеральный комиссариат назначил четырёх человек на эти посты, он не позволил им показаться в школах. Как и ожидалось, генеральный комиссар Хулио Альварес дель Вайо стал протестовать и настаивать, чтобы он, Ларго Кабальеро и Гарсия Оливер провели встречу для разрешения этой ситуации. Премьер не согласился на это предложение, не стал он и выносить этот вопрос на рассмотрение Высшего военного совета, где, по мнению Ларго Кабальеро и Гарсии Оливера, Альварес дель Вайо потерпел бы поражение и был бы публично унижен.

В конце концов, Ларго Кабальеро предложил компромиссное решение: Гарсия Оливер выберет двух сэнэтистов, а Ларго Кабальеро – двух членов ВСТ, и те станут политкомиссарами офицерских школ. После консультации с Национальным комитетом НКТ Гарсия Оливер пошёл на этот компромисс67.

Так как решение о назначении политических комиссаров на всех уровнях военной иерархии было принято до того, как НКТ присоединилась к правительству Ларго Кабальеро в ноябре 1936 г., у неё не было возможности его оспорить. Ей пришлось довольствоваться гарантиями того, что в войсковых частях, находящихся под её началом, комиссарами будут люди, относящиеся к анархистам или сочувствующие им.

Проблема партизанской войны

Даже после того, как они согласились с основной идеей создания регулярной Народной армии, анархисты продолжали, до самого конца войны, настаивать на том, что следует также организовывать партизанские отряды для действий в тылу врага. Они добились весьма ограниченного успеха в продвижении этой инициативы: у республиканского правительства она никогда не вызывала энтузиазма.

Один из наиболее серьёзных планов по открытию партизанского фронта в тылу сил Франко был предложен Гарсией Оливером в начале 1938 г. Он собирался организовать партизанскую войну в Андалусии и Эстремадуре, создав первую базу в горах Сьерра-Невада недалеко от Гранады. По его подсчётам, в этой области находилось по крайней мере 20 000 беженцев с занятых мятежниками территорий в Андалусии, которые могли быть привлечены к партизанским операциям, и он ожидал, что поддержку им окажут местные крестьяне и даже некоторые из тех, кто на тот момент находился в армии Франко.

Гарсия Оливер детально проработал свой план, к составлению которого он привлёк некоторых других анархических лидеров, включая Антонио Ортиса, бывшего командира милиции, и Хоакина Аскасо, ранее возглавлявшего Совет Арагона. По их первоначальному плану, следовало начать с формирования ядра из 200 человек, которые в течение месяца будут проходить интенсивные тренировки, включающие использование широкого набора оружия, от ножа до небольшой пушки, оказание первой помощи, приготовление еды в полевых условиях, подготовку к долгим переходам и дозорам.

Эти 200 партизан первого класса должны были получить снаряжение, достаточное для 600 человек, в том числе рации, по меньшей мере утроить свою численность за счёт вербовки и создать первые партизанские базы в данной области. Затем они стали бы учиться, как нападать на изолированные отряды солдат и полицейских, и, как ожидалось, положили бы начало кампании, которая могла широко распространиться по вражеским тылам в Андалусии и Эстремадуре.

Гарсия Оливер, Ортис и Аскасо посетили район, где они надеялись создать тренировочный пункт и из которого первые партизаны могли отправиться на вражескую территорию. Они получили поддержку полковника Адольфо Прады, состоявшего в Коммунистической партии, и посетили Франсиско Марото, командира местной анархической милиции, который для вида был помещён под домашний арест после падения Малаги. Марото обещал им свою помощь в поиске кандидатов для первой группы партизан и обеспечении их снаряжением, необходимым для переброски на территорию врага.

Наконец, Гарсия Оливер представил свой развёрнутый план Индалесио Прието, в то время министру обороны, без помощи которого невозможно было начать подготовку партизан и получить для них снаряжение. Прието проявил интерес к предложению и попросил время, чтобы изучить его.

Через несколько дней Прието вновь принял Гарсию Оливера и сказал ему, что он передал копии подготовленного им документа французскому военному атташе, который пришёл в восторг по поводу открывавшихся возможностей, и советскому атташе, который, по словам министра, посоветовал отклонить этот план как «лишённый оперативного значения». Прието добавил: «Моё личное мнение совпадает с мнением французского военного атташе, но, даже как министр обороны, я не могу пойти против решения советского Генерального штаба»68.

Ещё через несколько дней Прието был вынужден покинуть правительство, что окончательно похоронило план «Комбориос», как называл его Гарсия Оливер.

Другим анархическим лидером, всерьёз думавшим об организации, в дополнение к действиям более или менее регулярной армии, партизанской войны в тылу Франко, был Диего Абад де Сантильян. Он представил план по организации партизанских действий в Арагоне и попросил В. А. Антонова-Овсеенко, советского генконсула в Барселоне, обеспечить оружием небольшие силы герильяс. Антонов-Овсеенко, сам руководивший партизанской борьбой во время Гражданской войны в России, поначалу с воодушевлением принял эту идею. Однако через несколько дней он сообщил Абаду де Сантильяну, что его запрос был отклонён: «Он сказал нам, что нас считают хорошими товарищами, но однажды мы можем стать опасными. И из-за того, что однажды мы могли стать опасными для московских планов, нам отказали в мизерном количестве оружия»69.

В другой раз, при поддержке Абада де Сантильяна, Конфедерация Арагона, Риохи и Наварры НКТ попыталась организовать партизанскую атаку на Сарагосу с тыла. В эту операцию было вовлечено около 1 500 человек, вооружённых, помимо прочего, восемью пулемётами и несколькими миномётами. Нападение должно было координироваться сторонниками НКТ, всё ещё остававшимися в Сарагосе. К этому плану отнеслись достаточно серьёзно, и генеральный штаб республиканских сил направил двух советских офицеров, чтобы рассмотреть целесообразность его осуществления. Однако в итоге генштаб приказал прекратить подготовку этой партизанской операции70.

Одна из последних попыток обратиться к партизанской тактике была предпринята в самом конце войны. После падения Каталонии Сиприано Мера предложил альтернативный план продолжения войны, по крайней мере для части республиканских сил, остававшихся в Центре: их следовало разделить на группы герильяс, которые будут вести партизанские действия в тылу сил Франко, особенно в южной части страны. Его предложение было отклонено71.

Довольно интересно, что в ретроспективе Пальмиро Тольятти, главный представитель Коминтерна в Испании во время войны, также критиковал республиканское правительство за отказ вести партизанскую войну по ту сторону фронта:

«…Ни организации Народного фронта (включая Коммунистическую партию), ни правительство Республики не уделяли внимание работе в зоне, оккупированной Франко и армией интервентов. Забыли о том, что в этой зоне, и прежде всего в армии Франко, остались массы крестьян и рабочих, которые составляли обширный резерв Народного фронта и которые, если бы среди них была проведена работа, смогли бы сыграть решающую роль в ослаблении фашистского режима и составили бы базу партизанского движения в сельской местности. Нужно признать весьма тяжёлой потерей то, что в течение всей войны и несмотря на усилия, предпринятые в 1938 г., Коммунистическая партия, в частности, не добилась успехов в постановке сколько-нибудь серьёзной работы в зоне Франко»72.

Часть II. Роль анархистов в вооружённых силах Республики

10. Политическая борьба в Народной армии

Не подлежит сомнению тот факт, что в Народной армии, которая получила устоявшуюся организацию в первые месяцы 1937 г., анархисты проигрывали борьбу против коммунистов, стремившихся к господству над вооружёнными силами Республики. Хотя во многом именно благодаря анархистам был подавлен мятеж на бо́льшей части средиземноморской Испании, хотя в первые месяцы войны сэнэтисты составляли основную долю в тех силах, которые встали под знамёна Республики, им не удавалось взять верх над коммунистами в усиливающейся борьбе за контроль над лоялистской армией, вплоть до самого последнего момента, когда это уже не имело никакого значения.

Преимущества коммунистов в борьбе за контроль над вооружёнными силами

Ещё до начала Гражданской войны сталинисты имели некоторую опору в республиканских вооружённых силах. Официальная коммунистическая история Гражданской войны гласит: «В 1934 г., чтобы противостоять дискредитирующей Республику пропаганде, которую вёл в армии ИВС, Коммунистическая партия создала Антифашистский военный союз (АВС), который объединял военнослужащих разных званий и идеологий, верных делу демократии. Эта организация позднее расширилась за счёт включения других республиканских офицеров и стала называться Республиканским антифашистским военным союзом (РАВС)»1.

Эта же работа отмечает, что начиная с 1933 г. Коммунистическая партия «занималась созданием Рабоче-крестьянской антифашистской милиции; и хотя она была вооружена только пистолетами… она сыграла важную роль в дни мятежа. РКАМ была не только первой организованной и дисциплинированной силой, вставшей перед мятежниками, но и основой для организации в боевые подразделения тысяч антифашистов, которых народ не случайно называл “милиционерами”»2.

Стэнли Пейн даёт более подробную информацию о подпольной и боевой работе коммунистов перед началом Гражданской войны:

«К июню [1936 г.] милиционная организация (РКАМ) насчитывала 2 000 членов в Мадридском районе, и перед ней была поставлена цель расширения до “массовой организации полувоенного характера” как “организационного базиса для будущей рабоче-крестьянской Красной армии”. Параллельно РКАМ существовала “Антимилитаристская секция” партии во главе с галисийским коммунистом Энрике Листером, который в течение года или больше проходил подготовку в Академии Фрунзе. Говоря простыми словами, задачей секции Листера была подрывная работа в испанской армии. Она создавала коммунистические ячейки во всех воинских частях, где это было возможно, и особенно больших успехов добилась среди сержантов и капралов в мадридском гарнизоне. Другой полулегальной военной организацией, контролировавшейся партией, был Республиканский антифашистский военный союз (РАВС), изначально организованный левыми армейскими офицерами в 1934 г. для борьбы с консервативными националистами в армии (ИВС). Главным организатором РАВС был коммунист, служивший в Генеральном штабе, кап. Элеутерио Диас Тендеро. Далее, в дополнение к этим группам, коммунистам удалось внедриться в службу безопасности в Мадриде и некоторых других городах, где условия были благоприятными… После того, как в мае в Испанию прибыл агент Коминтерна Витторио Видали (Карлос Контрерас), взявший на себя наблюдение за боевой работой, коммунистические террористические группы отделили от отрядов РКАМ, чтобы не компрометировать последние…»3

С первых месяцев войны коммунисты удерживали ключевые посты в высших кругах военного руководства, и по мере того как Министерство обороны устанавливало контроль над республиканскими войсками, они получали возможность использовать это влияние, чтобы распространить свой контроль на бо́льшую часть вооружённых сил. Во-вторых, твёрдость коммунистов, с самого начала проявленная в вопросе воссоздания республиканской армии на регулярной основе, сделала их партию весьма привлекательной для профессиональных офицеров в лагере лоялистов. В-третьих, тот факт, что Советский Союз являлся практически единственным иностранным поставщиком оружия и военного снаряжения, нехватка которых ощущалась в течение всего конфликта, вне всякого сомнения, окончательно склонял весы в пользу советских и испанских коммунистов.

Советский историк Рой Медведев приводит некоторые данные о размерах военных поставок СССР в Испанскую республику: «До конца 1936 года в Испанию были доставлены из СССР 106 танков, 60 бронеавтомобилей, 136 самолётов, свыше 60 тысяч винтовок, 174 орудия, 3 727 пулемётов, а также боеприпасы. По масштабам войны, которая происходила в Испании, это была не слишком большая помощь». Медведев добавляет: «В 1937 году военная помощь Советского Союза Испанской республике стала заметно сокращаться, а в 1938 году, т.е. за год до падения республики, она была полностью прекращена»4.

Хотя оружия и военной техники, предоставленных Сталиным, было недостаточно, чтобы обеспечить лоялистам победу в войне, это было несравненно больше, чем любая другая помощь из-за границы. И это придавало особый вес «рекомендациям» советских военных советников. Кроме того, угроза прекратить поставки, высказываемая явно или подразумеваемая, служила мощным средством шантажа, использовавшимся как для определения военной стратегии, так и для продавливания политических изменений, желательных советским и испанским сталинистам.

Бернетт Боллотен отразил процесс проникновения коммунистов и сочувствовавших им в высшие эшелоны военного ведомства:

«Действительно, уже в первые недели пребывания Ларго Кабальеро на посту военного министра они обеспечили себе прочное и многообещающее положение. Им удалось сделать это отчасти потому, что их отношения с военным министром, несмотря на перенесённые им обиды, всё ещё оставались терпимыми (в результате два их приверженца, Антонио Горд и Алехандро Гарсия Валь, были назначены в оперативный сектор генерального штаба), но главным образом потому, что на ключевых постах в военном министерстве их поддерживали люди, казавшиеся бесспорно преданными Ларго Кабальеро. К ним относились такие кадровые офицеры, как подполковник Мануэль Арредондо, его адъютант, капитан Элеутерио Диас Тендеро, глава важнейшего департамента информации и контроля… и майор Мануэль Эстрада, начальник генерального штаба военного министерства, которого коммунисты, втайне от Ларго Кабальеро, втягивали или уже успели втянуть в свою орбиту»5.

С самого начала коммунисты занимали ведущие позиции в комиссарском аппарате республиканской армии. Согласно Боллотену:

«Это преобладание было обеспечено отчасти благодаря тому, что Михе возглавил организационный субкомиссариат – наиболее важный из четырёх созданных субкомиссариатов, – но в первую очередь потому, что генеральный секретарь Фелипе Претель и генеральный комиссар Хулио Альварес дель Вайо, которых Ларго Кабальеро назначил, нисколько не сомневаясь в их надёжности, тайно продвигали интересы Коммунистической партии. Прошло немного времени, и партия ещё больше увеличила своё влияние благодаря назначению Хосе Лайна, лидера ОСМ и новообращённого коммуниста, директором комиссарской школы, а также болезни одного из субкомиссаров Анхеля Пестаньи, лидера Синдикалистской партии, который был замещён Габриэлем Гарсией Марото, другом Альвареса дель Вайо и левым социалистом, имевшим отчётливый коммунистический уклон, хотя и критиковавшим некоторые методы партии»6.

5-й полк

С первых дней войны коммунисты настаивали на создании регулярных вооружённых сил Республики. Францу Боркенау ещё 6 августа говорили, что Объединённая социалистическая партия Каталонии одобрила «армейскую систему»7.

В Мадриде коммунисты самостоятельно организовали боевую часть, которая была названа 5-м полком. Он был создан в основном стараниями Энрике Кастро Дельгадо, лидера мадридских коммунистов, участвовавшего во взятии казарм Монтанья. Сразу после того, как казармы были захвачены, он и его сторонники заняли женский монастырь на улице Франкоса Родригеса, где они устроили свой штаб и, с помощью кадровых военных, приступили к организации регулярного воинского формирования8. Несколькими неделями позже на площади Пуэрта-дель-Соль состоялся первый парад 5-го полка, который прошёл строем перед президентом Мануэлем Асаньей и военным министром9.

Гэбриел Джексон утверждает, что, хотя 5-й полк был организован и возглавлен Коммунистической партией, он также включал в себя «многих аполитичных молодых людей, привлечённых его высоким духом, и немалое число анархистов, осознавших слабость своих собственных недисциплинированных формирований»10.

Солдаты 5-го полка вступили в бой очень скоро – спустя месяц с небольшим после начала Гражданской войны. Франц Боркенау отмечал: «Критики коммунистов не отрицают, однако, того, что они организовали хорошие войска, в особенности знаменитый 5-й полк, который не раз спасал правительственные позиции в Гвадарраме»11.

Согласно Бернетту Боллотену при распределении оружия русские отдавали 5-му полку предпочтение. Основываясь на личном свидетельстве Витторио Видали (Карлоса Контрераса), Боллотен писал:

«Преимуществом не менее важным, чем сотрудничество этих кадровых офицеров, не говоря уже об иностранных коммунистах с военным опытом… было привилегированное положение полка, по сравнению с другими частями, при распределении оружия, поступавшего в Испанию из Советского Союза. Действительно, благодаря этому привилегированному положению, благодаря тому, что многие бойцы полка получали возможность проходить подготовку в России в качестве танкистов, не меньше, чем благодаря напряжённой работе коммунистов, полк мог усиленно пополнять свои ряды за счёт некоммунистов».

Боллотен также отметил заявление командующего полком в январе 1937 г. о том, что в его распоряжении были «тысячи пулемётов и сотни единиц артиллерии – материальное богатство, которое, конечно, нельзя сравнивать с имеющимся у любых других сил в антифранкистской зоне на данном этапе войны…»12 Командир-коммунист Валентин Гонсалес, прославившийся под именем Кампесино, который написал воспоминания после своего разочарования в сталинизме, подтверждает выводы Боллотена и Видали: «Русские стремились установить превосходство надёжных коммунистических частей над всеми военными силами на стороне испанских республиканцев, действуя через 5-й полк… Они следили за тем, чтобы 5-й полк был лучше всех оснащён и обладал достаточными средствами, чтобы он регулярно получал консультации и инструкции от русских техников, а также от других иностранных специалистов, работавших под непосредственным контролем русских агентов». Гонсалес добавляет: «5-й полк был практически независим от Министерства обороны. В этом отношении он был практически независим от испанского республиканского правительства»13.

Согласно Бруэ и Темиму: «Благодаря помощи русских 5-й полк рос с удивительной быстротой. Он был обеспечен снаряжением, обучен и укомплектован офицерами. Правительство смотрело на него с улыбкой, поскольку он был образцом дисциплины: он в полном объёме восстановил порядки регулярных частей, отдание чести, знаки различия и звания. Кадровые офицеры, служившие в других колоннах, просили о переводе в этот полк, где условия службы были для них нормальными»14.

Как только начался процесс преобразования милиции в регулярную армию, коммунисты, благодаря предшествующим стараниям в этом направлении, оказались в весьма выгодном положении. Пять из первых шести бригад новой Народной армии находились под контролем Коммунистической партии, и ведущее положение по большей части было унаследовано ими от 5-го полка15.

Коммунисты с самого начала хорошо понимали, какую роль сыграет 5-й полк в их продвижении на командные посты в новой Народной армии. Энрике Кастро Дельгадо писал:

«5-й полк… готовил себя к тому моменту, когда появится декрет Военного министерства о создании Народной армии, чтобы преобразовать свои подразделения в подразделения последующей армии, сохранив своих командиров, своих комиссаров, свою политическую гегемонию в подразделениях… Но об этой операции, самой секретной и тонкой за всё время войны, сообщили только коммунистам…

Это было причиной, главной причиной того, что партия прощала своим героям приступы пьянства и глупость, мародёрство и нарциссизм. Было необходимо сохранить их престиж, чтобы никто не смог отклонить их кандидатуры в момент интеграции в Народную армию»16.

Привлекательность Коммунистической партии для кадровых офицеров

Нет сомнения в том, что офицеров регулярной армии привлекала Коммунистическая партия, благодаря её акценту на строгой военной дисциплине. Хью Томас отмечает случай майора Барсело, офицера республиканской армии, который, как и многие другие кадровые военные, вступил в Коммунистическую партию, впечатлённый её дисциплинированностью17. Бернетт Боллотен настаивает, что Барсело был коммунистом с 1935 г.18.

Бруэ и Темим говорят:

«Большинство кадровых офицеров, некоторые из которых до войны относились лишь к республиканцам, если они не были правыми, принадлежали к Коммунистической партии. Возьмём, например, Миаху и Посаса или более молодых людей, таких как Идальго де Сиснерос, Галан, Сьютат, Гордон и Барсело»19. Бернетт Боллотен отмечает, что многие кадровые офицеры, «хотя и были далеки от коммунистической идеологии, склонялись на сторону партии в силу её умеренной пропаганды, превосходящей дисциплины и организации, а также в силу того, что она единственная казалась способной построить армию, которая могла довести войну до победы»20. Долорес Ибаррури и её коллеги в своей истории Гражданской войны подтверждают притягательность партии для профессиональных офицеров21.

Хуан Антонио де Биас в книге «Гражданская война в Астурии» отмечает то же самое явление среди офицеров на Северном фронте:

«Позиция коммунистов, превозносивших организацию и дисциплину, приятно удивила кадровых военных, и в результате многие командиры стали просить себе членский билет Коммунистической партии (самый яркий пример – лейтенант карабинеров Клаудио Марин Барко, который сделал наиболее успешную карьеру среди кадровых офицеров, назначенных в Астурию перед войной, получив в командование дивизию)»22. Другим важным новобранцем коммунистов стал лейтенант Франсиско Сьютат де Мигель, который был направлен из Мадрида, чтобы возглавить штаб республиканских сил в Астурии, вскоре после вступления в Коммунистическую партию23.

Несомненно, действовал и другой фактор, способствовавший распространению влияния Коммунистической партии среди профессиональных военных: способность её пропагандистского аппарата рождать и убивать «героев». Кастро Дельгадо упоминает об этом: «Обратить их в рабов партии было легко. Они знали, что партия могла поднять человека с кровати и сделать его национальным героем или же схватить героя на фронте и расстрелять его как “некомпетентного” или “предателя испанского народа”»24.

Принимая в свои ряды кадровых офицеров, коммунисты не были особенно обеспокоены их довоенной ориентацией. Так, Хосе Пейратс отмечает, что генерал Миаха в прошлом был членом Испанского военного союза, внутри которого вызревал заговор против Республики25.

Конечно, не все из этих кадровых офицеров оставались с коммунистами до конца войны. Однако их влияние сыграло ключевую роль в приобретении коммунистами доминирующих позиций внутри республиканских вооружённых сил.

Политическое влияние советских военных советников

Разумеется, свою лепту в утверждение коммунистического контроля над вооружёнными силами вносило и присутствие значительного числа советских военных специалистов. Согласно одной из цитат Ларго Кабальеро:

«Испанское правительство и, в частности, министр, ответственный за проведение операций, как и командующие офицеры, особенно в штабах, не имели возможности действовать с полной независимостью, потому что они, против воли, обязаны были подчиняться безответственному иностранному вмешательству, освободиться от которого они не могли, боясь рисковать той помощью, которую мы получали от России, продававшей нам военные материалы. Иногда, под предлогом того, что их приказы не выполняются так пунктуально, как они хотели бы, русский посол и русские генералы позволяли себе выражать передо мной своё недовольство, заявляя, что если мы не считаем их сотрудничество необходимым и уместным, то нам следует сказать им об этом прямо, чтобы они могли доложить своему правительству и покинуть страну»26.

Советские офицеры действовали практически на всех уровнях, как в испанских войсках, так и в интернациональных бригадах. Так, один из бойцов батальона «Авраам Линкольн» вспоминал, что однажды его подразделение, понеся большие потери во время атаки, получило от Ласло Райка, одного из командующих интербригадами (и впоследствии главы Венгерской компартии), разрешение отойди в тыл, но затем было обвинено в «дезертирстве». Советский генерал прибыл на состоявшийся трибунал и, выслушав доводы американцев, приказал снять с них все обвинения27.

Наконец, коммунисты использовали масштабное принуждение, чтобы ограничить влияние других политических элементов в республиканских вооружённых силах. Я обращусь к этой проблеме позднее.

Вряд ли стоит сомневаться в том, что влияние в вооружённых силах стало ключевым фактором общего усиления коммунистов в Республике и важной частью их планов по установлению полного контроля над ней. Уже в феврале 1937 г., отметив неудачу коммунистов в попытке распространить своё влияние на рабочих, Франц Боркенау сообщал: «Военное и организационное, а не политическое влияние даёт коммунистам их силу и косвенно делает их политически доминирующим фактором»28.

Сопротивление анархистов установлению коммунистического контроля над вооружёнными силами

Анархисты наталкивались на множество препятствий, пытаясь сохранить своё влияние внутри республиканских вооружённых сил и помешать коммунистам достичь господства в Народной армии. Одним из таких препятствий была медлительность сэнэтистов в принятии милитаризации и даже сопротивление ей. Вследствие такого отношения анархисты в первые месяцы войны не воспользовались в достаточной степени тем преимуществом, которое давало им нахождение одного из их лидеров, Хуана Гарсии Оливера, на посту куратора новых школ подготовки офицеров для Народной армии. Результатом стало то, что даже при правительстве Ларго Кабальеро доля офицеров-анархистов не соответствовала пропорции членов НКТ в рядовом составе. Эта диспропорция создавала серьёзные помехи для анархистов, и она возрастала в течение всей войны.

Когда правительство Ларго Кабальеро было смещено и его место заняло правительство Негрина, положение анархистов в вооружённых силах, несомненно, ухудшилось. Одним из первых шагов нового министра обороны Индалесио Прието стало расформирование военных школ. Их создатель Гарсия Оливер писал по этому поводу:

«…Военные школы были ликвидированы, когда министры от НКТ покинули правительство… Коммунистическая партия требовала роспуска народных военных школ, будучи не заинтересованной в том, чтобы места в них демократически распределялись среди всех антифашистских секторов, потому что так коммунисты никогда не смогли бы прибрать к своим рукам всех командиров в армии… Военные школы были заменены так называемыми учебными курсами боевых частей на фронтах. В итоге, с учётом того факта, что большинство частей возглавлялись явными или тайными коммунистами, единственными, кто обучались на этих курсах и должны были стать офицерами, были люди, имевшие билет Коммунистической партии»29.

Коммунисты также стремились монополизировать специализированные роды войск, что облегчалось для них контролем над ключевыми постами в военной иерархии. Согласно Хосе Пейратсу: «Бойцы с фронта пользовались приоритетом при наборе на определённые специальности в военных школах (лётчики, танкисты и др.). Объявления для желающих публиковались в “Официальных ведомостях армии” (Diario Oficial del Ejercito). Но перед этой публикацией “Партия” оповещала коммунистические бригады, чтобы те подготовили своих соискателей. Обычно “Официальные ведомости” прибывали на фронт с опозданием, так что военнослужащие-некоммунисты всегда поздно подавали свои заявления. Этот манёвр проворачивал Антонио Кордон, заместитель министра по сухопутным войскам».

Ещё одним инструментом, который использовался сталинистами, являлось быстрое продвижение их однопартийцев по служебной лестнице. Пейратс отмечает:

«Легко было понять, что военнослужащие из числа коммунистов делают стремительную карьеру. В течение мая 1938 г., к примеру, в 27-й дивизии (ранее “Карл Маркс”) было 1 280 повышений (капралы, сержанты, лейтенанты, капитаны, майоры и комиссары всех рангов). Получившие повышение должны были занять вакансии в других дивизиях, бригадах и батальонах, где военнослужащие из-за своих политических наклонностей не могли продвигаться по службе с такой же лёгкостью. Таким образом коммунисты завоёвывали новые позиции в анархических, социалистических, республиканских и нейтральных частях. [ФАИ сообщала:] Мы можем подтвердить, не опасаясь преувеличения, что с мая повышение получили 7 000 военнослужащих разного уровня и 5 500 из них принадлежали к Коммунистической партии»30.

Коммунисты прилагали неимоверные усилия, чтобы продвинуть своих однопартийцев или сочувствующих на командные и комиссарские посты в анархических частях. Хотя в наиболее важных формированиях, находившихся под контролем анархистов, эти попытки по большей части удавалось блокировать, имелись несомненные примеры успеха коммунистов.

Рикардо Санс вспоминал о том, как им было предотвращено проникновение коммунистов в 26-ю дивизию (бывшую колонну Дуррути), после того как она воссоединилась под его командованием на Арагонском фронте. «Фанатичный коммунист» полковник Франсиско Галан командовал корпусом, в который входила 26‑я дивизия, и стремился подорвать влияние НКТ в ней. Он пытался перехватить новых офицеров, которых Санс направил на военные курсы; их назначили в коммунистические дивизии, где их можно было контролировать, и они часто подвергались оскорблениям. Кроме того, Галан несколько раз наказывал младших офицеров Санса за незначительные проступки, иногда фиктивные, действуя через голову Санса. В конце концов Санс, взяв пистолет, пошёл к Галану, когда тот был один в штабе, и изложил ему свои претензии, пригрозив, что если Галан не прекратит притеснять 26-ю дивизию, то Санс пошлёт динамитчиков взорвать его штаб. Как утверждает Санс, с тех пор Галан оставил 26-ю дивизию в покое31.

В колонне «Земля и свобода», которая стала 153-й бригадой, анархистам повезло меньше. Её судьбу решил тот же полковник Галан. После битвы за Арагон в марте 1938 г. Галан, командовавший XI армейским корпусом, начал устранять из бригады офицеров-анархистов. Хосе Пейратс комментирует:

«XI армейский корпус постоянно назначал в бригаду коммунистов на всех уровнях, включая отдельные младшие командные должности. Они прибывали без письменных приказов, и их не допускали к выполнению обязанностей. Тогда, в октябре 1938 г., весь главный штаб бригады был арестован».

Хосе Пейратс, как лейтенант 119-й бригады, лично слышал нескольких офицеров 153-й, прибывших к ним в штаб, «которые рассказывали об ужасной ситуации в их соединении и преследованиях, которым они подвергались».

В сообщении Исполнительного комитета Либертарного движения Каталонии от 24 ноября 1938 г. говорилось о том, как была решена ситуация со 153-й бригадой: «Из всех её офицеров остались только двое; все остальные были переведены в другие бригады и дивизии, а на их место были назначены командиры, офицеры и комиссары из “Партии”»32.

Степень влияния коммунистов в армии

В ноябре 1937 г., когда война была далека от завершения, Пальмиро Тольятти докладывал своему начальству в Коминтерне о степени распространения коммунистического контроля в республиканской армии. Он отмечал, что из 21 армейского корпуса семь находились под командованием коммунистов, пять – сочувствующих, два – сэнэтистов, пять – республиканцев и два – беспартийных. Из 52 дивизий коммунисты командовали 27, одна возглавлялась сочувствующим, два – членами ОСПК, два – социалистами, восемь – сэнэтистами, семь – республиканцами, три – беспартийными и две – «неопределившимися»33.

30 сентября 1938 г., после катастрофы в Арагоне и за несколько месяцев до решающего наступления Франко в Каталонии, Военный секретариат Федерации анархистов Иберии представил отчёт о числе высших командных должностей, которые на тот момент занимали либертарии, в сравнении с другими политическими элементами, в особенности коммунистами. Этот документ начинался с утверждения, что «высший контроль над армией полностью находится в руках коммунистов». Центральный главный штаб возглавлялся генералом Висенте Рохо, который, по мнению ФАИ, «во всём подчинялся директивам “Партии”». Коммунисты также контролировали информационный и кадровый сектора Центрального главштаба. Точно так же, хотя должности генеральных инспекторов замещались социалистами и республиканцами, «огромное большинство их подчинённых являются коммунистами». Кроме того, утверждала ФАИ, «авиация, танки и другие механизированные войска закрыты для всех элементов, находящихся вне “Партии”». Анархистов не было и на ответственных постах в Службе военной информации (СИМ), которая занималась разведкой34.

В то время республиканские вооружённые силы разделялись на две группы армий, одну в Каталонии и другую в Центре, в которые входили шесть армий, четыре в Центре и две в Каталонии. ФАИ даёт краткий обзор положения анархистов и их союзников в командовании этих формирований и подчинённых им корпусов, дивизий и бригад.

Сэнэтисты не командовали ни одной из групп армий. ФАИ считала, что генерал Эрнандес Сарабия, командовавший в Каталонии, является «послушным орудием в руках коммунистов», а его коллега в Центре генерал Миаха – «элемент без характера, рядом с которым коммунисты позаботились разместить элементы, пользующиеся их доверием»35.

Общий обзор командных позиций в лоялистских вооружённых силах, подготовленный ФАИ, к сожалению, упоминает только две категории, «либертарии» и «коммунисты и прочие», не проводя различия между коммунистами и некоммунистами в последней. Однако цифры ФАИ действительно свидетельствуют о сравнительной малочисленности анархических командующих.

На уровне ниже групп армий, как сообщала ФАИ, из шести существовавших тогда армий двумя командовали сочувствующие либертариям, одной – нейтральный, тремя остальными – коммунисты и прочие. Из 21 армейского корпуса только два возглавлялись анархистами и четыре – их сочувствующими, 15 были под командованием коммунистов и прочих. Из 70 дивизий лишь девять находились под началом сэнэтистов, а из 193 бригад только 33 имели командующих-анархистов.

Отчёт НКТ добавлял: «Несомненно, наша организация имеет огромное число нижестоящих командных должностей, распределённых практически по всем частям, но мы не должны забывать, что у коммунистов их намного больше, чем у нас»36.

Подобная ситуация наблюдалась и на комиссарских должностях всех уровней. В отчёте ФАИ отмечалось:

«Наше представительство в комиссариате… не намного отличается от распределения командных должностей… иначе говоря, комиссаров у нас так же мало, как и командиров. В настоящее время наша организация имеет комиссара в одной группе армий, а коммунисты в другой (Центральная зона); у нас есть один комиссар армии (Андалусия), ещё один, на Эбро, у коммунистов и остальные у социалистов. Из 21 армейского корпуса наша организация имеет комиссаров в четырёх… Что касается дивизий и бригад, то здесь наблюдается мало отличий от того, что мы ранее указали для командных должностей… У нас есть много комиссаров в службах и прочих, разбросанных по разным специальностям…»37

Деморализация внутри республиканской армии

Можно с уверенностью сказать, что в последний год Гражданской войны в вооружённых силах Республики нарастала деморализация. Конечно, отчасти она была обусловлена почти непрерывными поражениями лоялистов в этот период и растущей убеждённостью в том, что война проиграна.

Однако остаётся фактом, что существовали другие причины, которые в равной или, возможно, большей степени способствовали деморализации. Хосе Пейратс указывает некоторые из них:

«Деморализация затронула даже добровольцев, находившихся на фронте с первых дней войны. 25 августа 1938 г. комиссар группы армий Каталонии, Хиль Ролдан, проинформировал свою организацию (НКТ) о многочисленных случаях дезертирства, которые имели место на фронтах. Многие из тех солдат, которые дезертировали, были ветеранами, отважно сражавшимися во всех ситуациях. Дезертирство было направлено не во вражескую зону, а в сторону тыла и по преимуществу было вызвано недовольством. Сюда относились: скудное питание, нехватка одежды и особенно обуви (многим солдатам приходилось обматывать свои ноги обрывками мешков), задержки денежных выплат, новости о нужде в семьях солдат в тылу, нерегулярность доставки почтовых отправлений (из-за цензуры, медленной и глупой).

Был и другой вид дезертиров: те, кто не мог вынести дисциплину, установленную в коммунистических бригадах, тупую и вместе с тем кровавую. Эти дезертиры по большей части ограничились сменой бригады. Если они были либертариями, их дезертирство выражалось в том, что они искали убежища в одной из бригад НКТ».

Пейратс приводит пример подобного рода дисциплины. Однажды летом 1938-го на Левантийском фронте группа артиллеристов получила приказ вывести из строя свои орудия, чтобы их не захватили наступавшие войска противника. Но те, видя, что враг прекратил своё наступление, решили вместо этого переместить орудия на свои позиции и, таким образом, спасли их. Однако «офицер, который допустил ошибку, не зная положения врага, приказал чуть ли не казнить этих преданных солдат, проявивших замечательную инициативу и проигнорировавших нелепые требования дисциплины»38. Пейратс не говорит, были ли эти бойцы казнены в действительности. Он продолжает:

«Трудности теперь не переносили так же стойко, как в первые месяцы войны. В те месяцы борьба была чистой и романтичной. Военная бюрократия ещё не появилась. Тогда не было видно новых униформ тыловых армий: штурмовой полиции и карабинеров (у Негрина была своя персональная армия, карабинеры, или “сто тысяч сыновей Негрина”, как окрестил их народ)38a. Новая военная каста постепенно приобретала все недостатки старой армии. Её представления о дисциплине выходили за рамки гротеска. Военные школы для подготовки офицеров, как и школы для комиссаров, были монополией Коммунистической партии.

Однако главным источников деморализации среди военнослужащих была политическая вербовка, проходившая в армии. Неоднократно издавались приказы и декреты с целью прекратить её, но всегда безрезультатно. Многие военные операции затевались по политическим причинам и имели катастрофический результат. Бойцы-анархисты протестовали против того, чтобы их использовали как пушечное мясо…»39

Заключение

Очевидно, что в командовании республиканских вооружённых сил у анархистов не было позиций, которые сколько-нибудь соответствовали их пропорции в рядовом составе. (По оценке ФАИ, даже в сентябре 1938 г. на Каталонском фронте сторонники НКТ составляли 60% военнослужащих.) Это объяснялось множеством причин.

Во-первых, анархисты отчасти сами поставили себя в эту ситуацию. Вследствие своего антимилитаризма они часто не использовали выпадавшую им возможность получить звания и должности в формирующейся Народной армии. Этот же антимилитаризм в значительной степени объясняет тот факт, что кадровые офицеры, оставшиеся на стороне Республики, чаще симпатизировали коммунистам, чем анархистам.

Во-вторых, коммунисты рано добились успеха в занятии ключевых позиций на вершине республиканской военной иерархии, и они использовали своё положение, чтобы распространить влияние партии на всех уровнях военной организации. А после падения правительства Ларго Кабальеро в этих начинаниях им содействовали два последующих министра обороны, Индалесио Прието и затем Хуан Негрин.

В-третьих, коммунисты (как и многие другие политические группы, поддерживавшие Республику) с самого начала войны выступали за создание регулярной армии, и поэтому они приступили к организации частей – в частности, знаменитого 5-го полка, – которые могли стать и стали зародышами такой армии.

Наконец, коммунисты готовы были использовать все мыслимые методы, чтобы убедить, склонить или принудить офицеров и солдат республиканских вооружённых сил вступить в ряды партии. Их методы включали в себя не только фактический «шантаж» со стороны советских военных советников, но и широко распространённую политическую дискриминацию, запугивание и даже убийство тех, кто пытался им сопротивляться, – к этой теме мы вернёмся в одной из последующих глав книги.

Часть III. Анархические сельскохозяйственные коллективы

Часть III. Анархические сельскохозяйственные коллективы

11. Общий обзор

Ближе всего к осуществлению своих идеалов и проведению в жизнь своей программы испанские анархисты подошли в сотнях сельских коллективов, которые были основаны ими в различных частях республиканской Испании во время Гражданской войны. Ещё в XIX веке анархисты периодически пытались установить либертарный коммунизм в сельской местности, но их попытки всегда пресекались стражами закона и порядка. Во время Гражданской войны 1936–1939 гг. у них впервые появилась возможность в широком масштабе проводить на практике свои идеи по реорганизации экономики, общества и политического строя на значительных территориях сельской Испании.

Конечно, путь членов аграрных коллективов НКТ–ФАИ и тех, кто оказывал им поддержку, не был лёгким. У них не было какого-либо чёткого плана того, что они собирались сделать, и наблюдалось значительное разнообразие в моделях, которые были ими приняты. Реалии войны и политики заставили их пойти на многие компромиссы, которых они хотели бы избежать. Они столкнулись с ожесточённой и агрессивной оппозицией коммунистов и их союзников, которая выражалась не только в ядовитой пропаганде против «утопических», «коррумпированных» и даже «подрывных» начинаний анархистов, но и нередко в вооружённом разгоне сельских коллективов.

В конце концов, сельские очаги влияния анархистов, там, где они пережили нападение коммунистов, были, как и остальные части республиканской Испании, захвачены армиями Франко, и их организация в сельской местности была полностью уничтожена. Тем не менее аграрные эксперименты остаются одним из наиболее примечательных аспектов опыта испанских анархистов, получивших или, вернее, разделивших власть.

Теория и практика землевладения в Испании в 1936 г.

Аграрный вопрос был одной из серьёзнейших проблем, стоявших перед Испанией в XIX и начале XX века. Практики землевладения сильно варьировались от одного региона страны к другому: широко распространённая мелкая собственность и аренда на установленный срок в Галисии и Стране Басков; непоколебимая издольщина на большей части Каталонии; пёстрая смесь крупных землевладений, издольщины, денежной аренды и мелкой собственности в Арагоне; довольно преуспевающие мелкие и средние владения, наряду с издольщиной, в Леванте; обширные полуфеодальные крупные поместья в землях к югу и западу от Мадрида1. В целом испанское сельское хозяйство, за некоторыми примечательными исключениями, было технологически отсталым и относительно малопродуктивным. Гастон Леваль, кроме того, подчёркивает особенности ландшафта, бедность почвы и климатические условия, которые, как и практики землевладения, объясняли сравнительную отсталость сельского хозяйства страны к 1936 г.2.

Вальтер Бернеккер охарактеризовал распределение земли в предвоенной Испании:

«[Практика землевладения] отличалась, с одной стороны, крайним неравенством и с другой – сильными региональными различиями. Если крупные владения, обрабатываемые подёнщиками или арендаторами, были сконцентрированы (и до сих пор концентрируются) в основном в Новой Кастилии, Андалусии и Эстремадуре, то на землях Старой Кастилии, Галисии и Леона преобладали (и преобладают) мелкие хозяйства, которые едва обеспечивали (и обеспечивают) выживание семьи, в большинстве случаев заставляя их собственника (или арендатора) искать дополнительный доход. Владения среднего размера, от 10 до 100 гектаров, располагались преимущественно в Каталонии, Стране Басков и Леванте. Почти весь Юг и в особенности Юго-Восток был подчинён экономике латифундий».

Бернеккер также отмечает, что в 1930 г. в южных и юго-восточных районах владения свыше 100 га охватывали вдвое больше земли, чем владения менее 10 га:

«Помещикам здесь принадлежало более 66,5% земли. Владения, превышавшие 500 гектаров, занимали на Юге 53% общей площади земли.

[Напротив,] в центре страны земля, занимаемая латифундистами, составляла менее половины земли мелких собственников; на Севере крупные поместья не составляли и 25% земли. В 1930 г. латифундии, составлявшие лишь 0,1% всех хозяйств, занимали 33,28% общей площади, тогда как мелким собственникам (минифундистам), составлявшим 96% хозяйств, принадлежало лишь 29,57% земли…

Общая характеристика отношений собственности даёт чёткое противопоставление: в южной трети страны преобладали (и всё ещё преобладают) латифундии, обширные угодья которых обрабатывались главным образом руками сельскохозяйственных рабочих; в Центре и на Севере традиционный уклад сельского хозяйства в целом характеризовался сосуществованием крестьян-собственников, имевших очень мало земли, и крупных собственников, чьи земли обрабатывались как сельскохозяйственными рабочими, живущими на заработную плату, так и мелкими арендаторами на небольших участках»3.

Распространение влияния анархистов в сельских районах

В третьей главе я рассматривал влияние первых анархистов в сельской Испании в периоды накануне, во время и после Первой Испанской республики, в 1860-е и 1870-е гг. Это влияние ещё больше распространилось в первые десятилетия XX в.

Джеральд Бренан описывал анархический прозелитизм в сельской Испании, который ему довелось наблюдать лично:

«Необычайное брожение, столь же внезапное и, очевидно, столь же беспричинное, как и религиозное возрождение, пронеслось по районам страны. В полях, на фермах и в придорожных гостиницах обсуждалась только одна тема, и всегда с величайшей серьёзностью и пылом. Во время полуденного отдыха и вечером, после ужина, сходились группами, чтобы послушать крестьянина, вслух читающего одну из анархистских газет. Затем следовали речи и комментарии. Это наполняло новыми знаниями и чувствами всю их жизнь…

Возникало огромное желание читать и учиться, чтобы получить доступ к этому кладезю знания и мудрости, открытому анархистской прессой. Читающего крестьянина можно было увидеть где угодно: сидящего на муле или под оливковыми деревьями на обеде. Те, кто не мог читать, заставляя других проговаривать вслух их любимые отрывки, заучивали целые газетные статьи наизусть».

Он отмечал изменения, происходившие в участнике этого процесса:

«Пелена спадала с его глаз, и всё казалось ему ясным. Он становился сознательным тружеником. Он бросал курить, пить и играть. Он больше не посещал борделей. Он старался никогда не поминать Бога. Он не женился, а жил со своей компаньерой, которой был беззаветно верен, и отказывался крестить своих детей. Он подписывался по крайней мере на одну анархистскую газету, читал книжечки по истории, географии и ботанике, выпущенные типографией Феррера, и затем пускался в рассуждения по этим предметам, как только выпадала возможность. Подобно прочим необразованным людям, которым внезапно открыли глаза на силу знания, он говорил в напыщенном стиле, вставляя длинные и непонятные слова»4.

Далее в своей книге Джеральд Бренан делает наблюдения, удивительным образом перекликающиеся с анархической коллективизацией во время Гражданской войны:

«Когда кто-то пытается постичь истинный смысл испанского анархистского движения, он, я думаю, будет поражён двумя его главными аспектами, которые на практике сливаются в один. Это, в первую очередь, его решительно идеалистический и морально-религиозный характер. Эти анархисты – группа людей, пытающихся осуществить свою утопию (которая сурова и почти так же аскетична, как старая иудео-христианская утопия) за один миг и, что существенно, силой. Во-вторых, они – испанские крестьяне и рабочие, которые пытаются, хотя и не осознают этого, восстановить примитивные аграрные условия (в образе коллективистской коммуны), когда-то преобладавшие во многих частях Испании, чтобы вернуть равенство, досуг и, прежде всего, достоинство, которыми они в большей или меньшей степени пользовались в предыдущие столетия»5.

Бренан уточняет эти замечания:

«Анархисты превыше всего ставят свободу. Но тут возникает дилемма. Эти строгие моралисты, эти дети категорического императива неодобрительно относятся к существующей организации общества. Но чего они требуют? Они требуют, чтобы каждый был свободен. Свободен делать что? Почему-то только жить естественной жизнью, питаться фруктами и овощами, работать в коллективном хозяйстве, вести себя таким образом, который считают правильным анархисты. Но если он не хочет этих вещей, если он хочет выпить вина, пойти на мессу, копаться на своём собственном поле и отвергнуть все те выгоды, которые принёс в мир либертарный коммунизм, что тогда? Почему-то в этом случае он становится одним из “дурных”, “извращённых”, возможно исцелимым, но, если он не происходит из рабочей семьи, скорее всего порочным, испорченным воспитанием и наследственностью и потому недостойным разделить анархистский рай…»6

Бренан утверждает, что сельские поселения Испании удивительным образом подходили для того рода экспериментов, которые анархисты проводили во время Гражданской войны:

«Это свидетельствует о большой простоте – верить в то, что из сумятицы революционного насилия в современном обществе могла бы возникнуть такая безгосударственная форма общества. Только в небольших городах или сёлах, где огромное большинство составляли рабочие или бедные крестьяне, готовые обрабатывать свою землю общиной, было бы возможно что-то подобное. Но то, что в сознании Бакунина было всего лишь мечтой революционера, как нельзя лучше подходило испанцам, поскольку они были приучены мыслить с точки зрения своего селения. Изменение, которое в высокоорганизованном обществе могло показаться совершенно утопическим, здесь могло быть выполнимым… Избавившись от дюжины помещиков и священника, остальные смогут разделить землю и зажить счастливо. И в этой вере не было ничего иллюзорного. Каждый, кто знаком с испанскими бедняками, согласится, что, благодаря своему доброму и великодушному отношению друг к другу и благодаря столь часто проявляемой ими способности к сотрудничеству, они идеально были подготовлены к своей роли в “анархической коммуне”».

Наконец, Бренан отмечает, по его выражению, «атавистический» аспект того, что пытались осуществить сельские анархисты в Испании:

«Если анархизм, в одном смысле, является утопической концепцией жизни и простирает свои руки навстречу будущему, то также верно и то, что анархисты, подобно карлистам, с тоской посматривают на прошлое. Сельский анархизм – не что иное, как простая попытка возродить примитивные испанские общины, существовавшие во многих частях Испании в шестнадцатом и семнадцатом столетиях. Сегодня их называют коллективами, но до того, как русские изобрели это слово и современная техника открыла для них новое поле, именно старая община, где земля каждые несколько лет распределялась по жребию, была тем, к чему они стремились»7.

Бернетт Боллотен отмечает то же самое в несколько иных выражениях. Он говорит, что для анархистов коллективизация деревни «была одной из первоочередных целей и оказывала сильное влияние на их умы. Они верили, что она не просто приведёт к повышению уровня жизни крестьянина за счёт применения научной агрономии и механизированного оборудования, не просто защитит его от природных угроз и злоупотреблений посредников и ростовщиков, но и возвысит его в нравственном отношении»8.

Объединительный конгресс НКТ в Сарагосе в мае 1936 г. принял резолюцию, которая формулировала предложения анархистов по устройству сельской экономики и общества, как раз перед началом Гражданской войны. Осудив правительственный закон об аграрной реформе как «пустую иллюзию», эта резолюция призывала к следующему:

1. Безвозмездная экспроприация земельных владений, превышающих 50 гектаров.

2.Конфискация скота, инвентаря, машин и семян, находящихся в распоряжении экспроприированных землевладельцев.

3. Учёт общинного имущества и передача его крестьянским синдикатам для обработки и эксплуатации на коллективной основе.

4. Пропорциональная и бесплатная передача прав на использование земли и имущества крестьянским синдикатам для непосредственного и коллективного ведения хозяйства.

5.Отмена сборов, земельных налогов, долгов и ипотек, затрагивающих земельные владения, инвентарь и машины, которые составляют средства к существованию их владельцев, обрабатывающих свою землю непосредственно, без… эксплуатации других работников.

6.Отмена денежной или иной ренты, которую мелкие арендаторы, рабасайрес, лесоарендаторы и прочие в настоящее время обязаны выплачивать крупным землевладельцам.

7.Развитие мелиорации, средств сообщения, ското- и птицеводческих ферм, лесоразведения и создание сельскохозяйственных школ и опытных станций.

8.Немедленная ликвидация безработицы, сокращение рабочего дня и доведение заработной платы до прожиточного минимума.

9.Непосредственное приобретение крестьянскими синдикатами земель, которые из-за ненадлежащей обработки саботируют национальную экономику9.

Хосе Пейратс указал, что задолго до Гражданской войны группами крестьян проводились изолированные эксперименты по установлению либертарного коммунизма. Отметив, что подобные эксперименты предпринимались во время анархических восстаний, он пишет:

«Эксперименты с либертарным коммунизмом проводились также мирным путём, по взаимному и свободному соглашению мелких крестьян-собственников. “La Revista Blanca” от 1 мая 1933 г. указала на несколько примеров таких свободных общин, возникших в провинции Бургос, в провинции Сантандер, в низинах Лериды, в сельской местности Сории, Астурии, Андалусии и Эстремадуры… Тихо, медленно и постепенно либертарный коммунизм распространялся в сельских поселениях Испании. Даже буржуазная пресса, немало удивлённая, не могла не признать этот факт, восхищаясь в своих комментариях стихийностью этого движения»10.

Организации крестьян и сельских рабочих до 19 июля

Анархисты были отнюдь не единственными организаторами крестьян, арендаторов, издольщиков и сельскохозяйственных рабочих перед началом Гражданской войны. В первую очередь, социалисты, в лице Всеобщего союза трудящихся, имели солидную сельскую организацию.

Несколько политических групп, поддержавших мятеж Франко, имели последователей среди крестьян. Карлисты, к примеру, пользовались широкой поддержкой на сельских территориях Наварры. Кроме того, Ричард Робинсон отмечает по поводу крупнейшей правой партии СЭДА, возглавлявшейся Хосе Марией Хиль-Роблесом, что «большинство в массе её сторонников составляло крестьянство Кастилии и Леона, где католические сельские организации были наиболее сильными»11. Крупнейшая из этих организаций, Национальная католическая аграрная конфедерация (НКАК), была создана в регионе Кастилии – Леона в 1917 г. и к 1920 г., как утверждалось, насчитывала 600 тысяч членов12; согласно Робинсону, к концу 1935 г. в её составе насчитывалось около 200 тысяч семей, или миллион человек, в 39 провинциях. Наряду с ней существовали по крайней мере две меньшие по размеру католические крестьянские организации13.

«Левые республиканцы Каталонии» (ЭРК) были особенно влиятельными в сельских районах, благодаря своей связи с Союзом рабасайрес. В трёх баскских провинциях сельское население в основной массе следовало за Баскской националистической партией. В Астурии оно поддерживало республиканские партии.

К началу войны у коммунистов было мало или вообще не было организованных сторонников в сельской Испании. Однако в дальнейшем сталинисты значительно пополнили свои ряды за счёт крестьян, в особенности тех, кто прежде были союзниками правых, и через несколько месяцев после начала Гражданской войны они стали главными противниками анархистов среди сельского населения.

Перед началом войны сельские сторонники НКТ, вероятно, были наиболее многочисленными в четырёх регионах Испании: Арагоне, Леванте, Андалусии и Галисии. К несчастью для анархистов, войска Франко заняли практически всю Галисию и значительную часть Андалусии в первые недели войны, что привело к гибели, аресту или бегству подавляющего большинства активных анархистов в этих частях страны.

В Арагоне анархистам в первый год войны удалось провести свои самые масштабные эксперименты с введением либертарного коммунизма в сельской местности. Многие из созданных ими коллективов были разгромлены в августе 1937 г. войсками, находившимися под контролем коммунистов, а те, что пережили нашествие, были уничтожены, когда Франко захватил регион в марте 1938 г.

В Леванте сельская организация НКТ была, возможно, более развита, чем в любой другой части лоялистской Испании во время войны, и сами анархисты оценивали местный опыт коллективизации деревни как самый успешный в стране. Большинство левантийских коллективов, как и их региональная федерация, продолжали существовать до окончательного краха Республики в марте 1939 г.

В двух регионах, которые оставались под республиканским контролем бо́льшую часть войны, влияние анархистов на селе к началу конфликта было ограниченным. В Каталонии, несмотря на силу НКТ в городах, анархисты так и остались в меньшинстве в сельских районах, хотя за время войны им удалось создать в регионе значительное число аграрных коллективов. Напротив, в сельской Новой Кастилии, где перед войной практически не существовало организации НКТ, она стремительно выросла за первые месяцы, и в регионе было создано довольно много сельских коллективов, причём многие сельские союзы социалистов также были вовлечены в коллективистское движение.

Контролируемый социалистами Всеобщий союз трудящихся в течение многих лет имел многочисленные организации среди сельских рабочих и даже мелких собственников страны. Согласно Вальтеру Бернеккеру, уже в 1919 г. около трети членов ВСТ составляли сельскохозяйственные рабочие, и, как он пишет, «с 1932 года – и до гражданской войны – ВСТ был крупнейшим профессиональным союзом Испании, массу его членов с 1919 г. составляли преимущественно сельскохозяйственные рабочие, в то время как НКТ всё больше становилась представителем интересов промышленных рабочих, в основном в Каталонии».

В 1930 г. ВСТ организовал Национальную федерацию земледельцев (иногда также называлась Испанской федерацией земледельцев), которая, по Бернеккеру, насчитывала 400 тысяч членов к 1932 г.14. Она была особенно влиятельной в Новой Кастилии, Эстремадуре и западной Андалусии15.

Во время Гражданской войны Национальная федерация земледельцев по большей части продолжала находиться под контролем левых социалистов – сторонников Франсиско Ларго Кабальеро. Как и НКТ, они были заинтересованы в организации аграрных коллективов, хотя они, возможно, делали больший акцент на их добровольности, чем НКТ16. Как следствие, в большей части республиканской Испании, особенно в Новой Кастилии и Леванте, сельскохозяйственные рабочие организации ВСТ обычно более или менее тесно сотрудничали с аналогичными организациями НКТ. Нередко членами двух организаций создавались объединённые коллективы. Исключение составляла Каталония, где в течение войны ВСТ находился во власти коммунистов из Объединённой социалистической партии Каталонии и стал прибежищем для тех противников аграрной коллективизации, которые не присоединились к Союзу рабасайрес.

Поведение тех слоёв крестьянства, которые были связаны с правыми, зависело от того, какая сторона одержала победу в данной области в самом начале конфликта. В Наварре, как представляется, влияние карлистов среди крестьян не уменьшилось, и они дали много новобранцев в карлистскую милицию генерала Молы, взявшую регион под контроль. С другой стороны, баскские крестьяне продолжали поддерживать Баскскую националистическую партию, возглавившую республиканские силы в этом регионе. Наконец, в Леванте крестьянские группы, прежде связанные с правой Автономистской партией, вскоре взяла под своё крыло Коммунистическая партия, и они составили бо́льшую часть крестьянской федерации, сформированной здесь сталинистами.

Коммунисты, к началу войны не имевшие крестьянских групп, находившихся под их контролем, за несколько месяцев смогли создать крестьянские федерации в провинциях Валенсия, Аликанте, Кастельон, Альмерия, Теруэль и Мадрид. Не подлежит сомнению, что самой крупной из них была валенсийская федерация, куда почти в полном составе вошёл католический аграрный синдикат, ранее поддерживавший Автономистскую партию. В начале 1938 г. были заключены соглашения о слиянии контролируемых коммунистами федераций в Валенсии, Аликанте и Мадриде с соответствующими организациями Национальной федерации земледельцев ВСТ17. Однако не совсем ясно, в какой мере эти соглашения были реализованы.

Национальная крестьянская федерация НКТ

В начале Гражданской войны в составе НКТ было мало крестьянских организаций выше местного уровня. Но вскоре после начала войны/революции стали создаваться комаркальные (районные) федерации местных коллективов и аграрных синдикатов. В первые месяцы войны были также образованы региональные федерации в Каталонии, Арагоне, Центре (Новая Кастилия) и Андалусии и Эстремадуре (единая организация).

Однако, когда наступил июнь 1937 г., национальная организация, объединявшая все сельские группы НКТ, ещё не была создана. 12–14 июня в штаб-квартире НКТ в Валенсии состоялся Национальный пленум региональных крестьянских организаций, на котором были представлены все региональные крестьянские федерации НКТ. Пленум, на котором присутствовал Мариано Васкес, секретарь Национального комитета НКТ, «рассмотрел важные вопросы, затрагивающие крестьянские коллективы, которые растут с каждым днём; были заслушаны доклады, представляющие исключительный интерес, и одобрен Устав Национальной крестьянской федерации (НКТ), разработанный комитетом в составе товарища Кардоны Роселя, представлявшего НК НКТ, и делегатов от каждой региональной организации, участвовавшей в пленуме»18.

Пространная резолюция о создании НКФ, состоящая из 35 статей, логически распадается на два раздела. В первом рассматривается, условно говоря, «бюрократическая структура» новой организации, в другом – путь, по которому следовало направить реорганизацию сектора сельской экономики, находившегося под контролем НКТ. Оба раздела включают в себя существенные нововведения в традиционной философии и практике испанских анархистов.

Бюрократическая часть устава устанавливала, что должны будут проводиться регулярные пленумы или конгрессы организации, раз в год, и внеочередные, по инициативе Национального секретариата НКФ, двух региональных федераций или Национального комитета НКТ.

В промежутках между ними организация должна была возглавляться Национальным секретариатом, состоящим из секретаря, избранного пленумом или конгрессом, и представителей от каждой из региональных федераций. Различные специализированные комитеты, занимающиеся конкретными проблемами сельского хозяйства и связанных с ним областей, должны были создаваться Национальным секретариатом и находиться в его подчинении. Региональные федерации должны были образовать аналогичные органы, и, если соответствующее решение будет принято ими или Национальным секретариатом, их также следовало создать на комаркальном или местном уровне.

Устав очерчивал подчинение: НКФ – НКТ и составных частей НКФ – её руководящему органу. Статья 3 гласила: «Национальная крестьянская федерация является частью Национальной конфедерации труда, представляя собой профессиональный союз и экономический орган крестьян, состоящих в ней, и потому обязана выполнять решения НКТ»; статья 35 указывала, что НКФ не может быть распущена без одобрения Национального конгресса НКТ. В дополнение к этому, статья 9 говорила: «Официальное представительство Национальной крестьянской федерации, исполнение её решений и применение настоящего Устава возлагается на её Национальный секретариат, который по своим функциям соответствует комитету или национальному совету любой национальной отраслевой федерации».

Источниками финансирования НКФ, согласно статьям 22 и 23, являлись:

«1) Доходы от участия в Федерации в виде профсоюзных взносов, взимаемых с членов синдикатами, которые образуют региональные федерации.

2) Доходы от аграрной экономической деятельности организаций, принадлежащих к Национальной крестьянской федерации». Процент членских взносов «определяется Национальным секретариатом Национальной крестьянской федерации на основе предложений региональных федераций… но не может превышать одной трети взносов, уплачиваемых её членами в соответствующий профсоюз».

Статья 33, стоящая под заголовком «Общие положения», гласила: «Разъяснение сомнений, которые могут возникнуть по поводу применения настоящего Устава, возлагается на Национальный секретариат», – а согласно статье 34, «случаи, не предусмотренные в этом Уставе», должны были разрешаться либо пленумом или конгрессом НКФ, либо «решением Национального секретариата» федерации, которое «подлежит рассмотрению и одобрению Национального комитета» НКТ. И «только когда формально получено это одобрение, случай может считаться решённым».

Чисто экономические разделы устава показывают намерение основателей НКФ установить наблюдение и контроль практически за всеми аспектами деятельности коллективов, а также мелких собственников, входивших в НКТ. Они устанавливали основы для контроля НКФ в вопросах землепользования, реализации излишков, приобретения материалов и потребительских товаров и страхования в том сегменте сельского хозяйства страны, который контролировался крестьянами из НКТ.

Так, статья 26 гласила:

«И крестьянский коллектив, и мелкий крестьянин-собственник или индивидуальный хозяин, принадлежащие к Национальной крестьянской федерации, должны пользоваться полной свободой инициативы и действия для агрикультурного развития земли, которую они занимают; но они должны будут подчиняться решениям Национальной крестьянской федерации и её Национального секретариата, касающимся повышения урожайности, борьбы с появлением и распространением вредителей в сельской местности и селекции или замены тех культур, разведение которых нецелесообразно по причине их низкой ценности, с целью гарантировать трудящимся крестьянам лучший уровень жизни».

В соответствии с этим, те же группы и лица «будут обязаны предоставлять Национальной крестьянской федерации любые сведения, запрошенные ею, относительно существующего и перспективного производства, а также любые другие, которые потребуются Федерации, с целью обеспечить прогресс индивидуального и коллективного земледелия».

С другой стороны, та же статья гласила, что «коллективные хозяйства… будут признавать Национальную крестьянскую федерацию единственным органом распределения продукции и экспорта, в тех случаях, когда последний необходим».

Хотя за коллективами и единоличными хозяевами признавалось право «отделить от собственной продукции то количество, которое они считают необходимым для собственного потребления», тем не менее ставилась цель обеспечить «справедливое распределение продуктов, полученных сельским хозяйством, чтобы гарантировать равные права всем потребителям в общественном организме, в самом широком смысле слова». Ввиду этого указывалось, что члены НКФ «принимают ограничения, необходимые в данный момент, чтобы обеспечить крестьянину его право на потребление». Подобные ограничения будут обязательными для крестьян, только когда они «официально одобрены Секретариатом Национальной крестьянской федерации».

Все излишки продукции должны будут передаваться НКФ через региональные федерации, и НКФ «будет возмещать их стоимость, опираясь на цены, принятые в производящей местности, или на твёрдые цены, которые будут установлены в едином национальном организме, образуемом полностью самой Национальной крестьянской федерацией или же при её полноправном представительстве, и одобрены её Национальным секретариатом».

С другой стороны, организации НКФ будут получать от национальной федерации, через региональные, «все виды товаров, необходимых для развития их сельскохозяйственного производства, а также для обеспечения потребительских кооперативов и общественных товарных складов…» НКФ будет предоставлять их «по тем же самым ценам, по которым они были приобретены, с надбавкой, покрывающей лишь расходы на транспорт и администрацию…»

Также было оговорено, что НКФ займётся организацией касс компенсации, которые будут «отвечать за сборы, платежи и обмен». Кроме того, они будут, во взаимодействии с региональными федерациями, «предоставлять компенсацию в случае стихийных бедствий и убытков, вызванных авариями, пожарами, нашествиями насекомых и т.д., а также обеспечивать солидарность и взаимную поддержку, для защиты от рисков болезни, старости, сиротства, трудящимся крестьянам и членам их семей, которые не принадлежат к коллективам, поскольку в этих вопросах они не должны оставаться беззащитными»19.

Согласно Вальтеру Бернеккеру:

«Принципы НКФ открыто противоречили основным постулатам анархизма. Обязательный характер решений федерации для входивших для неё индивидуальных членов, синдикатов или коллективов едва ли был совместим с моделью принятия решений снизу вверх, которую всегда отстаивала НКТ…»20

«НКТ должна была признать, что её идеалистические представления о саморегулирующейся экономике, способной удовлетворить потребности всех индивидуумов, оказались неосуществимыми в условиях гражданской войны. Смена концепций в период между Сарагосским конгрессом… и съездом в Валенсии… сигнализировала о непрерывной эволюции от утопии экономического и социального порядка, основанного на рабочих советах и свободного от принуждения, к реалиям экономики, подчинённой государственному регулированию, и иерархически структурированного общества»21.

НКФ недалеко продвинулась в создании такой реструктурированной сельскохозяйственной экономики, которая была предусмотрена её уставом. Через два месяца её региональная организация в Арагоне большей частью была разгромлена войсками коммунистов, как и многие из действовавших в регионе коллективов и синдикатов. Хотя имеются некоторые указания на то, что НКФ могла играть некоторую роль в обмене продуктами между региональными федерациями в Леванте и Центре, она определённо не сложилась в ту интегрированную структуру, направляющую производство и регулирующую обмен, кредит и страхование, по крайней мере в анархическом секторе сельского хозяйства, о которой мечтали её основатели.

Одним из проектов, предпринятых ею, стало создание сельскохозяйственных школ, которые, в дополнение к общему образованию, давали профессиональную подготовку по широкому кругу сельскохозяйственных дисциплин. Этот план в перспективе включал в себя создание аграрного университета. У нас мало информации о том, в какой степени НКФ смогла реализовать эту программу, которая была только разработана к концу 1937 г.22.

Ещё один Национальный пленум региональных крестьянских организаций НКТ прошёл в конце октября 1937 г. Его главным решением стало объединение Национальной крестьянской федерации с Национальной федерацией продовольствия и создание единой Национальной федерации крестьян и производителей продовольствия (Federación Nacional de Campesinos y de las Industrias de la Alimentación). Новая федерация включала одиннадцать секций: земледелия, мукомольную, сахарной промышленности, виноделия, пищевой промышленности, ресторанов и баров, скотоводства, лесного хозяйства, растительных масел, садоводства и «разных производств»23.

Аграрная реформа перед Гражданской войной

Конечно, одним из факторов, способствовавших массовому распространению коллективизации на селе, проходившей в годы Гражданской войны главным образом (но отнюдь не исключительно) под руководством анархистов, было давнее недовольство крестьян аграрной политикой правительства. Это недовольство приобрело особенно острый характер в период Второй Испанской республики (14 апреля 1931 г. – 18 июля 1936 г.).

Когда левореспубликанско-социалистическое правительство пришло к власти после свержения монархии, одним из его обещаний была широкая аграрная реформа. Однако за время своего двухлетнего существования правительство премьер-министра Мануэля Асаньи сделало лишь некоторые крайне осторожные шаги в этом направлении.

Предложенная реформа вызвала довольно продолжительные дебаты в парламенте. Левые республиканцы были склонны предоставить экспроприированную землю единоличным крестьянам-собственникам, социалисты выступали за её передачу группам крестьян, организованным в коллективы24. Мятеж генерала Санхурхо против Республики в августе 1932 г. ускорил принятие закона об аграрной реформе, и, в ответ на выступление, были добавлены две группы собственников, чьи земли должны были изыматься без компенсации: те, кто поддержал попытку переворота, и гранды Испании. Гранды представляли собой группу из 70–80 крупных землевладельцев, находившихся в привилегированном положении, возможно, ещё со времён Реконкисты. Они были высшей элитой испанской аристократии25.

Аграрный устав, который наконец был принят в сентябре 1932 г., предусматривал создание Института аграрной реформы (Instituto de Reforma Agraria). Институт должен был получать ассигнования не менее чем в 50 миллионов песет ежегодно, и ему полагалось организовать Национальный аграрный банк, чтобы выдавать кредиты с низкой процентной ставкой крестьянам, в интересах которых должна была проводиться реформа26. Джеральд Бренан отмечает, что все земельные владения свыше 56 акров (23 гектаров), не обрабатываемые своими собственниками, подлежали изъятию, с выплатой компенсации исходя из стоимости земли, заявленной её владельцем в налоговые органы, – вследствие чего компенсация оказывалась ниже рыночной стоимости.

Согласно Бренану: «Следует заметить, что Аграрный устав применялся только в центре и на юге – в той части страны, где были распространены крупные поместья… Ничего не было сделано, чтобы помочь многочисленным семьям на севере, у которых было слишком мало земли, или чтобы заменить непостоянную и обычно завышенную ренту в Кастилии фиксированными платежами»27.

Однако главным недостатком Аграрного устава, принятого в правление левых республиканцев и социалистов, была неравномерность его применения. Хотя в некоторых районах, например в окрестностях Толедо, были сделаны робкие шаги по переделу земли грандов, за которую не полагалось никакой компенсации, местные власти были склонны раздавать её крестьянам-собственникам. Чиновник, возглавлявший ИАР в Толедо в 1932–33 гг., много лет спустя говорил, что при распределении земли он всегда старался отдавать бо́льшую её часть тем, у кого уже был какой-то участок, на том основании, что они проявили достаточно инициативы и рассудительности, чтобы пользоваться землёй, и лишь немного разбавлял их теми, кто вообще не имел земли28.

Таким образом, к тому времени, когда в середине 1933 г. правительство Асаньи было отправлено в отставку, реформе было положено лишь самое скромное начало. Вальтер Бернеккер пишет: «…Правительство Асаньи, особенно в лице его министра сельского хозяйства Доминго, показывало явную незаинтересованность в реализации принятого закона… Асанья и Доминго не хотели в исполнение закона, революционного по своим последствиям, принимать меры, столь же революционные, и откладывали необходимые шаги…»29 По данным Института аграрной реформы, к августу 1934 г. только 9 916 семей получили землю в соответствии с законом30.

Согласно изданной коммунистами истории Гражданской войны, число крестьян, наделённых землёй в результате аграрной реформы в первый период Республики, составило 12 26031. Независимо от того, какие цифры правильны, ясно, что процесс перераспределения земли в это время только начинался.

Джеральд Бренан отмечает долгосрочные политические последствия того факта, что правительство Асаньи не смогло провести решительную аграрную реформу: «…Можно сказать, что республиканские партии упустили благоприятную возможность, позволявшую не только искоренить некоторые вопиющие злоупотребления в сельской местности, но и дать им самим новых приверженцев и усилить режим». Он цитирует в подтверждение этого статью из ежедневной анархической газеты «Рабочая солидарность», смысл которой сводился к тому, что «если бы республиканцы сразу конфисковали без возмещения все крупные поместья, как произошло во время Французской революции, то буржуазная республика просуществовала бы многие годы. Рабочие, даже анархисты, терпели бы её»32.

Не стоит говорить, что правые правительства 1933–1936 гг. не только не пошли дальше в проведении аграрной реформы, но и в значительной степени свели на нет то, что было проделано в предыдущие годы. Только после победы Народного фронта на выборах в феврале 1936 г. вопрос об аграрной реформе вновь появился в повестке дня33.

Возможно, ещё большее недовольство и ярость, чем провал аграрной реформы, вызывало у испанских крестьян нежелание или неспособность левых республиканцев и социалистов, находившихся у власти, ослабить социальные и политические репрессии, которые были обычными для сельской Испании, особенно на юге. Правительство Асаньи, как и его предшественники, приказало Гражданской гвардии подавлять малейший намёк на сопротивление или бунт со стороны крестьян.

Один из таких инцидентов произошёл в андалусском посёлке Касас-Вьехас, где гражданские гвардейцы подожгли дом местного вожака НКТ, в результате чего он и несколько членов его семьи сгорели, а те, кто пытался выбраться из этого ада, были застрелены. Разразился большой скандал, который подорвал позиции Асаньи в парламенте и стал главной причиной бойкота анархистами выборов 1933 г.34.

После прихода к власти правительства Народного фронта процесс аграрной реформы был возобновлён в гораздо более широком масштабе. Более быстрое применение на практике закона 1932 года в значительной степени объяснялось действиями самих крестьян, повсеместно захватывавших землю: Институт аграрной реформы во многих случаях просто санкционировал их действия. Подобные захваты были особенно распространены в Новой Кастилии, Андалусии и Эстремадуре.

Меры по аграрной реформе, принятые республиканским правительством во время Гражданской войны

С 4 сентября 1936 г., когда был сформирован первый кабинет Ларго Кабальеро, и практически до самого конца Гражданской войны министром сельского хозяйства был Висенте Урибе, член Политбюро испанской Коммунистической партии. На своём посту он последовательно проводил политику, предписанную Коммунистической партией, но также пользовавшуюся поддержкой значительного числа республиканцев из среднего класса и правых социалистов.

Во время войны сталинисты встали в решительную, даже агрессивную, оппозицию по отношению к аграрным коллективам, организованным анархистами и левым социалистами из ВСТ. Хотя их позиция априори может показаться парадоксальной в свете того факта, что всего за несколько лет до этого Сталин согнал советских крестьян в колхозы, она становится понятной с точки зрения общей политической ситуации, в которой оказались коммунисты во время Гражданской войны.

Будучи изначально небольшой, хотя крепко организованной и высоко дисциплинированной, группой среди сил, поддерживавших Республику, и столкнувшись с тем, что испанский рабочий класс был (по крайней мере на начало войны) почти полностью мобилизован в анархическую НКТ и левосоциалистический ВСТ, коммунисты старались поскорее завербовать в свои ряды тех, у кого вызывали неприятие или большое беспокойство революционные изменения, происходившие в лоялистской Испании. В число их потенциальных сторонников входили большинство крестьян-собственников, а также те арендаторы и издольщики, которые надеялись стать собственниками.

Одним из главных революционных изменений, произошедших сразу после 19 июля, была экспроприация крупных поместий, в особенности тех, которые принадлежали сторонникам и сочувствующим Франко, совершённая мелкими крестьянами, арендаторами, издольщиками и батраками. Она произошла более или менее спонтанно, без одобрения официальных властей, тем более что в первые дни и недели Гражданской войны они почти исчезли со сцены. Параллельно с этими захватами земли, как анархистами из НКТ, так и значительной частью крестьян-социалистов из ВСТ была начата организация аграрных коллективов.

Одним из первых шагов Висенте Урибе на посту министра сельского хозяйства стало проведение составленного в духе аграрной политики его партии декрета республиканского правительства от 7 октября 1936 г., который легализовывал конфискацию государством всей земли, «принадлежавшей на 18 июля физическим лицам либо их супругам или юридическим лицам, которые прямо или косвенно участвовали в повстанческом движении против Республики»35. Однако Хосе Пейратс утверждает, что этот же декрет признавал право наследников вернуть конфискованную землю36.

Согласно Бернетту Боллотену, «по положениям декрета, те поместья, в которых вели хозяйство сами собственники непосредственно или через своих управляющих, и те, которые сдавались крупным фермерам-арендаторам, передавались в бессрочное пользование организациям крестьян и сельскохозяйственных рабочих, чтобы те обрабатывали её индивидуально или коллективно, в соответствии с пожеланиями большинства. Мелким хозяевам, которые арендовали землю, было обещано постоянное право пользования своими участками, не превышавшими 30 гектаров в засушливых районах, пяти – в орошаемых и трёх – в садоводческих…»37

Однако, по словам Ауроры Боск Санчес, «хотя этот декрет явным образом поддерживал старых арендаторов, издольщиков и мелких землевладельцев, он демонстрировал неоднозначное, или даже противоположное, отношение к землям, которые не принадлежали людям, вовлечённым в военный мятеж, и были захвачены и коллективизированы синдикатами. В этой ситуации положение сельского пролетариата и профсоюзов явно было невыгодным по сравнению с землевладельцами и арендаторами…»38

Вальтер Бернеккер отмечает: «В. Урибе ввёл для аграрных коллективов сложную процедуру легализации, поставив условие, что если она не будет пройдена, то коллектив может быть распущен, а его земля возвращена прежним владельцам». Он добавляет: «Декрет о национализации был разработан в первую очередь для того, чтобы поставить коллективы под контроль и помешать их дальнейшему распространению; когда он был издан, самоорганизация крестьян была уже свершившимся фактом на широких территориях республиканской зоны»39. Тем не менее сами коммунисты провозгласили декрет от 7 октября 1936 г. освобождением крестьянства. Их орган «Красный фронт» (Frente Rojo) утверждал: «[Он] является самой глубокой революционной мерой, принятой с начала военного мятежа… Он упраздняет более 40 процентов частной собственности в сельской местности».

Другая коммунистическая газета, «Рабочий мир» (Mundo Obrero), говорила: «Этот декрет ломает основы полуфеодальной власти крупных землевладельцев, которые, чтобы сохранить свои варварские кастовые привилегии и увековечить заработную плату две песеты в день и труд от зари до зари, развязали кровавую войну, которая опустошает Испанию»40.

Сходным образом, Хосе Дуке, глава Коммунистической партии в Арагоне, писал: «Правительство Республики издало важный декрет о сельском хозяйстве, который фактически доводил аграрную реформу до её полного завершения, передавая землю крупных собственников и всех, кто принял участие в мятеже, крестьянам и сельскохозяйственным рабочим, чтобы земля находилась в пользовании тех, кто на ней трудится, и самое главное, чтобы она обрабатывалась в соответствии с желаниями и чаяниями самих крестьян, по крайней мере в том, что касается применяемой системы обработки». Примечательно, что, как он добавляет, это было «мерой, политические последствия которой отвечали простой цели коммунистов – положить конец беспорядку и отчаянию, исходившим», согласно ему, от контролируемого анархистами Совета Арагона41.

Однако ни социалистические, ни анархические крестьянские лидеры не разделяли взгляд коммунистов на декрет 7 октября. Рикардо Сабальса, генсек крестьянской федерации ВСТ, комментировал: «Нам приходилось читать такое: “Благодаря декрету 7 октября, принятому коммунистическим министром, у крестьян сегодня есть земля”. Подобные заявления, несомненно, оказывают свой эффект при пропаганде среди незнающих, но они не могут убедить никого, кто хотя бы наполовину знаком с фактами… Прежде чем коммунистический министр появился в правительстве, крестьянские организации по инструкциям от нашей федерации уже конфисковали де-факто всю землю, принадлежавшую мятежникам».

Со своей стороны, анархический ежедневник «НКТ» отмечал:

«Министр сельского хозяйства только что издал декрет о конфискации в пользу государства всех сельских владений, чьи владельцы прямо или косвенно были вовлечены в фашистский мятеж 19 июля. Конечно, государство, как всегда, приходит поздно. Крестьяне не ждали, пока эта жизненно важная проблема будет разрешена декретом; они действовали, опережая правительство, и с самого начала… они захватывали помещичью собственность, делая революцию снизу… Они экспроприировали, не проводя различия между собственниками, поддержавшими и не поддержавшими заговор мятежников… Экспроприация, как наказание, только тех, кто прямо встал на сторону фашистов или оказал им помощь, оставляет главную проблему Испанской революции нерешённой».

Наконец, Рафаэль Морайта Нуньес, который в начале Гражданской войны возглавлял Институт аграрной реформы, писал после войны: «Я могу положительно заявить, и всем это известно, что вовсе не правительство передало землю крестьянам. Последние не ждали решения правительства, а занимали поместья и пахотные земли сами… Следовательно, нашумевший декрет от 7 октября, который одна политическая партия называет исключительно своим творением, в действительности не давал землю ни крестьянам, ни кому-либо ещё…»42

Но как бы ни оценивался декрет 7 октября, очевидно, что его реализация на практике продвигалась медленно. Доктор Боск Санчес замечает, что положение многих крестьян и их синдикатов «оставалось за рамками законности и предписаний правительства». Как следствие, говорит она, «весной 1937 г. Министерство сельского хозяйства не достигло многих целей, поставленных в 1936 г., так как бо́льшая часть земельного достояния Республики всё ещё оставалась под профсоюзным контролем»43.

Гастон Леваль вспоминал агрессивную пропагандистскую кампанию, проводившуюся Урибе накануне и после принятия декрета 7 октября: «Месяцами он произносил речи, передававшиеся по радио, настраивая крестьян не вступать в коллективы, призывая мелких собственников бороться с ними. Он всегда выступал как министр, так что сельские консерваторы и реакционеры чувствовали поддержку правительства в своём инстинктивном сопротивлении или сознательном саботаже…»44

Весной 1937 г. контролируемые коммунистами полицейские, военные и другие силы начали нападать на коллективы в Каталонии, Леванте, Кастилии и даже в некоторых частях Арагона. Эти действия вызвали серьёзную дезорганизацию в республиканской сельской местности, что поставило под угрозу будущий урожай. Сложившиеся обстоятельства заставили министра сельского хозяйства Висенте Урибе, перешедшего в правительство Хуана Негрина, издать второй важный документ.

Это был так называемый Закон о временной легализации сельскохозяйственных коллективов, принятый в июне 1937 г., официально заявленной целью которого было позволить коллективам «успешно и быстро, насколько это возможно, провести сельскохозяйственные работы, приходящиеся на время уборки урожая»45. Он «временно» предоставлял легальный статус всем коллективам «до завершения настоящего сельскохозяйственного цикла». Согласно доктору Ауроре Боск Санчес: «Наряду с попыткой спасти урожай, этот декрет в неявном виде признавал экономическое значение синдикатов и коллективов как сектора республиканской экономики и, таким образом, пытался сгладить пренебрежительное отношение правительства и маргинализацию, которой подвергались по декрету от 7 октября 1936 г. коллективы и безземельные крестьяне на фоне мелких собственников и бывших арендаторов»46.

Конечно, июньский декрет министра сельского хозяйства лишь условно защищал коллективы НКТ от нападений коммунистических отрядов, полиции и других. В самом деле, прошло всего два месяца, и коммунистические силы из возглавляемой подполковником Листером 11-й дивизии вторглись в Арагон и, совместно с дивизией «Карл Маркс» и 30-й дивизией ЭРК, стали разорять и разгонять находившиеся там коллективы. А когда урожай был убран, анархические и прочие коллективы вновь подверглись атакам коммунистов и в других частях страны.

Что касается самих анархистов, то идея легализации их аграрных коллективов республиканским правительством вступала в серьёзное противоречие с их традиционной философией. Однако после июньского декрета 1937 г. НКТ открыто одобрила эту идею, и несколько сотен анархических коллективов действительно были легализованы Министерством сельского хозяйства. По крайней мере в некоторых случаях подобное признание помогало коллективам защитить себя от попыток их уничтожения. Кроме того, значительное число коллективов получило заём в подчинённой министерству Национальной службе сельскохозяйственного кредита (Servicio Nacional de Crédito Agrícola). Национальный секретарь НКТ Мариано Васкес, наряду с другими, побуждал коллективы брать такие кредиты47.

Бернетт Боллотен цитирует коммунистический источник, который отмечает, что с октября 1936 г. по июнь 1937 г. Институт аграрной реформы Министерства сельского хозяйства выделил 50 миллионов песет на «кредиты, сельскохозяйственные орудия, семена и удобрения». Однако, пишет он, «эта помощь, судя по всему, предназначалась исключительно для коллективов, соглашавшихся на вмешательство института; в то же время НКТ, которая отвергала государственное вмешательство, поскольку оно угрожало автономии её коллективов, заявляла, что последние были полностью лишены помощи со стороны министра сельского хозяйства». Боллотен добавляет: «С другой стороны, согласно Мариано Кардоне Роселю, члену национального комитета НКТ и его представителю в исполнительной комиссии Национальной службы сельскохозяйственного кредита, хотя Институт аграрной реформы не был уполномочен выдавать кредиты и оказывать помощь коллективам, находившимся вне его юрисдикции, такие коллективы могли обращаться за помощью в национальную службу, не опасаясь какого-либо контроля… Но эта служба… начала нормально функционировать лишь в конце лета 1937 г. Более того, хотя, по словам Кардоны Роселя, коллективным хозяйствам, обращавшимся за помощью, были выделены значительные кредиты, некоторые коллективы НКТ долгое время не пользовались этим преимуществом, вследствие подозрительного отношения к государственным органам и опасения, что те могут урезать их независимость»48.

Возвращение земли бывшим владельцам

Хотя Министерство сельского хозяйства под руководством Висенте Урибе распространило кредит на некоторые сельские коллективы, оно также обещало вернуть землю тем владельцам, чья собственность была поглощена коллективами, с их согласия или без него. Бернетт Боллотен говорит относительно Коммунистической партии: «Ища поддержки у имущих классов в антифранкистском лагере, она не могла сбрасывать со счетов мелких и средних собственников, которые враждебно относились к движению рабочего класса перед Гражданской войной, и действительно, через Министерство сельского хозяйства и Институт аграрной реформы, которые она контролировала, она удовлетворила, на основании ограничений, поставленных декретом от 7 октября, многие их требования о реституции земли».

Боллотен приводит слова одного из лидеров «Либертарной молодёжи» в Кастильском регионе по этому поводу:

«Я могу рассказать вам о кастильской сельской местности, поскольку я ежедневно контактирую с аграрными районами Кастилии, районами, куда уполномоченные Министерства сельского хозяйства приходят… с целью вернуть буржуазии, фашистам, помещикам собственность, которая когда-то им принадлежала. Министр сельского хозяйства утверждает, что это мелкие собственники. Мелкие собственники со множеством акров! Неужели деревенские господа и те, кто замышляют заговоры против рабочих, – это мелкие собственники? Неужели те, у кого есть двадцать или двадцать пять работников и три или четыре пары быков, – это мелкие собственники? Я должен спросить, куда нас ведёт политика министра сельского хозяйства и где же заканчивается понятие “мелкий собственник”»49.

Поощрённые поддержкой коммунистов, многие консервативные крестьяне-арендаторы и издольщики, принявшие коллективизацию в первые месяцы революции, требовали назад свои участки.

Боллотен цитирует Рикардо Сабальсу, главу федерации сельскохозяйственных рабочих ВСТ:

«Наше самое горячее стремление сегодня – защитить завоевания революции, особенно коллективные хозяйства, которые были организованы разными группами нашей федерации и против которых поднялся весь вражеский мир, а именно реакционеры вчерашнего дня и те, кто получали землю в аренду, потому что были лакеями господ, тогда как нашим членам не давали земли или выселяли их с их жалких наделов. Сегодня эти реакционеры, защищённые пресловутым декретом от 7 октября и получающие неслыханную помощь от государства, порываются взять приступом коллективизированные поместья, чтобы поделить между собой их землю, их скот, их оливковые рощи, их виноградники и их урожай, чтобы положить конец аграрной революции…»50

Способ формирования коллективов

Конечно, существовало много способов организации сельскохозяйственных коллективов в первые дни и недели гражданской войны/революции. Однако Бернетт Боллотен набрасывает общую схему, по которой она происходила:

«Комитет НКТ–ФАИ создавался в каждом поселении, где был установлен новый режим. Этот комитет не только исполнял полномочия законодательной и исполнительной властей, но и осуществлял правосудие. Одними из первых действий были отмена частной торговли и коллективизация земли, принадлежавшей богатым, а иногда и бедным, наряду с усадебными постройками, техникой, скотом и транспортом. За редкими исключениями, парикмахеры, пекари, плотники, обувщики, врачи, дантисты, учителя, кузнецы и портные также объединялись на коллективных началах. Запасы продовольствия, одежды и прочих потребительских товаров хранились на коммунальном складе под контролем местного комитета, а церковь, если её не успели сжечь, переоборудовалась под складское помещение, столовую, кафе, мастерскую, школу, гараж или общежитие…»51

Количество аграрных коллективов

В нашем распоряжении нет каких-либо определённых данных, касающихся количества аграрных коллективов, созданных в республиканской Испании во время Гражданской войны, и численности крестьян и других людей, вступивших в них. Гастон Леваль, наблюдавший это явление в процессе и изучивший его самым тщательным образом, ограничился замечанием: «У нас нет точной цифры по количеству коллективов, созданных по всей Испании. Основываясь на неполной статистике февральского конгресса в Арагоне и данных, собранных мною во время длительного пребывания в этом регионе, я могу подтвердить, что здесь их было не меньше 400. В Леванте в 1938 г. было 500. К ним нужно добавить существовавшие в других регионах»52.

Вальтер Бернеккер, писавший намного позже и опиравшийся на информацию, очевидно, недоступную Левалю, говорит: «В августе 1938 г., по данным Института аграрной реформы, было 2 213 зарегистрированных коллективов, а учитывая, что Арагон с Каталонией и Левант не отражены в этой статистике, нужно полагать, что общее количество коллективов было намного выше; по текущим данным испанских анархистов, в Арагоне, Каталонии и Леванте действовали 2 700 коллективов и в Новой Кастилии – 340. Если сложить все эти данные, то в экспериментах с коллективизированной экономикой в республиканской Испании принимали участие около трёх миллионов человек»53.

Далее Бернеккер оценивает значение этих трёх миллионов для всего республиканского сельского хозяйства: «При предполагаемой численности сельского населения около 17 миллионов – что, вероятно, представляет собой заниженную оценку, – три миллиона участвовавших в коллективистских экспериментах составляют приблизительно 18% от общего числа испанских сельских жителей. А если принять во внимание тот факт, что к концу 1936 г. значительная часть аграрных по преимуществу регионов Галисии, Старой Кастилии, Андалусии и частично Эстремадуры были оккупированы “националистами”, процент коллективистов в республиканской зоне значительно повышается…»54

Наконец, Эдвард Э. Малефакис подчитал, что коллективам принадлежало около одной трети всей сельской земли в республиканской Испании и две трети обрабатываемой земли55. Ясно, таким образом, что создание сельских коллективов было одним из наиболее значительных событий испанской гражданской войны и революции.

В некоторых частях лоялистской Испании сельских коллективов практически не было. Это в первую очередь относится к трём северным регионам, который в первый год оставались в составе Республики, то есть к Стране Басков, Сантандеру и Астурии.

В баскских провинциях анархисты практически не пользовались влиянием в сельских районах. Крестьяне обычно поддерживали Баскскую националистическую партию, которая была строго консервативной и не поощряла социальную революцию ни в промышленном, ни в сельскохозяйственном секторе. Кроме того, в земельных отношениях этого региона ведущую роль играли мелкие и средние хозяйства, а не крупные поместья.

Система землевладения в Астурии была аналогичной. Несмотря на то, что анархисты пользовались здесь значительным влиянием, особенно с начала войны, сельские коллективы были редкими. Рамон Альварес, местный лидер НКТ, писал: «Во время Гражданской войны не было крестьянских коллективов в собственном смысле слова. В нашем регионе не было больших обрабатываемых массивов земли; были одни лишь мелкие собственники или фермеры и пастухи, арендовавшие землю, что очень хорошо объясняет тот факт, что в сельском хозяйстве не произошло значительных социальных изменений. НКТ создала региональную крестьянскую федерацию, которая начала исследовать положение собственности и труда в сельской местности, а также качество обработки земли, наиболее подходящие виды удобрений и множество других аспектов астурийского сельского хозяйства»56.

Общие проблемы и особенности аграрных коллективов

Среди анархических аграрных коллективов наблюдалось большое разнообразие. Однако определённые проблемы были характерны почти для всех. Некоторые вопросы ставила философия анархизма, другие – практический ежедневный опыт управления сельскохозяйственными предприятиями, и в ещё большей степени – отношения аграрных коллективов с окружающим миром, и наконец, война как таковая представляла собой серьёзную проблему.

Одной из задач, встававшей перед каждым коллективом сразу после его организации, было определение правил, по которым он собирался жить. В подавляющем большинстве случаев местные группы принимали уставы, определявшие их структуру и порядок функционирования. Однако имелись такие примеры, как коллектив Бальобара в Арагоне, где «из принципа» не принимали никаких писаных уставов57. Региональные федерации стремились обязать своих членов принимать более или менее единообразные уставы.

Другая проблема затрагивала отношения коллективов с «индивидуалистами», то есть с теми крестьянами, ремесленниками и прочими, кто не хотел присоединяться к коллективу. Способы решения этой проблемы коллективами были разнообразными. Некоторые провозглашали либертарный коммунизм, при котором все жители поселения входили в коллектив; другие определяли, на каких условиях люди могут оставаться вне коллектива и какими должны быть их права – с точки зрения распоряжения продукцией, доступа к кооперативным магазинам или общественным складам и даже использования коллективизированных орудий и машин.

Бернетт Боллотен говорит об отношении крестьян-единоличников к коллективизации: «…Не может быть сомнения в том, что несравнимо большее их число упрямо сопротивлялось ей или принимало её только под сильным давлением. Неприязнь мелких владельцев и арендаторов к сельской коллективизации временами признавалась анархо-синдикалистами, хотя иногда они утверждали, что преодолели её»58. В дальнейшем мы увидим, что ситуация с мелкими собственниками существенно различалась от региона к региону и от коллектива к коллективу.

Внутренняя организация коллективов также была неодинаковой. Однако высшим органом во всех них являлось общее собрание. Оно проводилось один раз в неделю, две недели или месяц. Практически все коллективы имели некий административный комитет, но его члены обычно во всём следовали воле общего собрания; у них не было или почти не было права наказывать членов коллектива и, в большинстве случаев, члены административного комитета работали как обычные члены коллектива, проводя заседания по окончании рабочего дня.

Уставы также должны были разъяснять порядок приёма новых членов после того, как коллектив был организован. Согласно Хосе Пейратсу: «В одни коллективы желающие принимались без формальностей. В других случаях вступающий должен был передать коллективу всё своё имущество: землю, инвентарь, рабочий скот. Всё, что было передано, описывалось и оценивалось. В случае выбытия из коллектива его участник получал назад внесённое им имущество или его денежный эквивалент». Однако и эти правила были далеки от единообразия.

Кроме того, оговаривались условия исключения из коллектива:

«Как представляется, случаев исключения за безнравственное поведение было немного. Те, кто нарушал нормы коллектива, вначале получали предупреждение; в случае повторного проступка вопрос выносился на общее собрание. Только оно могло принять решение об исключении, заслушав обвиняемого и обвинителей…»59

Работа в коллективе обычно выполнялась командами или бригадами, часто формировавшимися добровольно, которые выполняли специализированные задачи. Эти единицы выбирали делегатов, которые чаще всего собирались по вечерам – иногда совместно с административным комитетом, – чтобы запланировать работу на следующий день.

Наблюдалось большое расхождение в способах распределения продукции коллектива и товаров, полученных извне. Почти всегда устраивался общественный склад или склады, с которых распределялись предметы потребления, хотя некоторые коллективы допускали в своей среде частные магазины. Также могли действовать заведения сферы услуг, такие как парикмахерские, хотя и здесь не было единообразия.

Значительное большинство аграрных коллективов, несомненно, применяло принцип «от каждого по способности, каждому по потребности». Каждой семье выделялась её доля по количеству едоков. Но опять же, в способах реализации этого принципа существовало большое разнообразие.

Следуя распространённой у анархистов вере в то, что деньги являются одним из главных источников зла капиталистической системы, многие коллективы – вероятно большинство из них – отменили в своих границах обращение денежных средств. Но разумеется, даже коллективы, пошедшие на этот шаг, должны были предоставлять республиканскую валюту тем своим членам, которые по той или иной причине отправлялись за пределы поселения.

Некоторые коллективы без лишних сложностей позволяли семьям, входившим в них, брать с общего склада всё, в чём они нуждались. Однако даже в таких случаях обычно требовалось установить нормы потребления для дефицитных товаров, особенно если они получались из-за пределов поселения. В некоторых случаях устанавливалась общая система нормирования, при которой каждой семье выделялось определённое количество каждого продукта в зависимости от её численности, – но даже в этих случаях семье иногда разрешалось обменять часть своей нормы одного продукта на большее количество другого.

Возможно, наиболее распространёнными были случаи, когда коллектив, отменивший денежное обращение в своих пределах, выпускал их местный эквивалент. Такие суррогаты, обычно печатные, назывались «чеками», «талонами» или как-то иначе, но только не «деньгами». С точки зрения анархистов, их достоинством было то, что они могли быть потрачены только внутри коллектива и это обстоятельство препятствовало их накоплению, которое могло породить различия в материальном положении членов.

Все коллективы должны были создать определённую систему реализации излишков и приобретения товаров извне, в которых они нуждались. В первые месяцы наиболее распространённым, по-видимому, был прямой обмен, или бартер, отдельных коллективов друг с другом, с управлявшимися рабочими предприятиями в соседних городах и с другими организациями. Однако вскоре, по мере развития комаркальных, провинциальных и региональных федераций коллективов, этот процесс принял более организованный и централизованный характер. Как мы уже упоминали в этой главе, Национальная крестьянская федерация ставила перед собой цель стать высшим органом, через который должен будет осуществляться обмен, хотя она добилась скромных успехов в осуществлении этого замысла.

Федерации служили и другим целям. Они помогали установить среди коллективов некоторое единообразие в том, что касалось бухгалтерского учёта, уставов и подготовки административных кадров. Они также стремились поддерживать солидарность коллективов, побуждая более богатые из них делиться материалами и даже потребительскими товарами с менее обеспеченными; всегда существовала опасность развития «неокапитализма», при котором каждый коллектив будет озабочен исключительно собственным благосостоянием, игнорируя интересы остальных.

Большинство коллективов проявляли интерес к расширению своего производства. Это часто подразумевало не только освоение новых земель, но ещё и ирригационные работы и другие улучшения, а также строительство конюшен, свинарников, курятников и других сооружений для выращивания мелкого скота и птицы. Во многих случаях коллективы также строили (или расширяли существующие) небольшие предприятия по переработке своей продукции.

Большинство коллективов также были глубоко заинтересованы в развитии образования и социальных услуг. Заметно увеличилось количество школ, в которых обязаны были учиться дети коллективов, обычно до достижения 14-летнего возраста. Много внимания уделялось тому, чтобы прекратить эксплуатацию детей их родителями, которые обыкновенно посылали их на работу с раннего возраста, чтобы они вносили свой вклад в доходы семьи, что в коллективе было ненужным, поскольку (как считалось) каждая семья получала необходимые товары и услуги, доступные в поселении. Был создан по крайней мере один «аграрный университет», стараниями Региональной федерации крестьян Леванта.

Распространялись и другие культурные учреждения, в особенности библиотеки. По анархической традиции, создавались атенеи, где заинтересованные люди собирались, чтобы обсудить культурные, экономические или политические темы.

Многие наблюдатели были впечатлены нравственностью в анархических сельских коллективах. Так, советский журналист Илья Эренбург прокомментировал решение революционных властей Барбастро в Арагоне отменить проституцию:

«[Они] издали декрет на языке прошлого столетия. Среди них были ученики Бакунина и Кропоткина. Они говорили, что проституция является пятном на солнце нового человечества и препятствует достижению всеобщего братства». Власти также призывали население «относиться к этим женщинам, вернувшимся к жизни, с величайшим уважением»60.

В довольно многие коллективы вступили и местные доктора, которые лечили крестьян, не получая иной платы, кроме того, что им полагалось как членам коллектива. В других случаях для врачей устанавливалась дополнительная плата. Часто, если услуги сельских докторов были недоступны, коллективы обеспечивали своим членам лечение в ближайшей к ним больнице. Иногда сами коллективы строили больницы; во многих случаях они приобретали оборудование и медикаменты, необходимые местным врачам.

В большинстве коллективов официально был установлен пенсионный возраст, после которого члены не должны были работать. Некоторые коллективы предоставляли специальные дома для таких людей. Во многих случаях старики, спасаясь от скуки, решали продолжать работать и после выхода на пенсию.

Одной из главных жалоб коллективов была нехватка квалифицированных кадров. Федерации разного уровня пытались исправить эту ситуацию, направляя людей, обладавших необходимыми знаниями, или помогая организовать обучение на местах.

Некоторое напряжение, иногда перераставшее в конфликты, возникало в отношениях коллективов с двумя другими институтами – местными синдикатами и органами муниципального самоуправления.

Хотя большинство коллективов были организованы по прямой или косвенной инициативе местных сельскохозяйственных синдикатов НКТ и с их помощью, после того как коллектив был создан, роль синдиката часто становилась неопределённой. В некоторых случаях личный состав двух организаций был одним и тем же, и, как отмечал Гастон Леваль в случае Бине́фарского коллектива в Арагоне, «синдикат не играл практически никакой роли»61. В других – синдикат служил связующим звеном между коллективом и индивидуальными анархистами, не пожелавшими к нему присоединиться. И в последнем случае синдикат мог сделаться своего рода «сторожем», следившим за тем, чтобы коллектив оставался верным анархическим идеям и идеалам.

На большей части республиканской Испании с началом Гражданской войны местные органы самоуправления были заменены революционными комитетами того или иного вида. В начале 1937 г. республиканское правительство постановило, что муниципальные советы должны быть восстановлены; ранее подобный шаг был сделан каталонским Хенералидадом.

Во многих небольших муниципалитетах, где действовали сельскохозяйственные коллективы, революционный комитет фактически сливался с административным комитетом коллектива. Во многих других в революционные комитеты, наряду с представителями НКТ, включались другие политические элементы, не участвовавшие в работе административного комитета коллектива. С заменой революционных комитетов муниципальными советами появилась тенденция распределять места в них между партиями и профсоюзами в той же пропорции, в какой они были представлены в каталонском или республиканском правительстве. Это было невыгодно для НКТ, особенно после того, как она была изгнана и из регионального, и из общенационального правительства.

Гастон Леваль подытожил эти особенности сельских коллективов:

«Юридические принципы коллектива были совершенно “новыми”. Он не был ни “синдикатом”, ни “муниципалитетом” в традиционном смысле слова, ни даже средневековой общиной. Но всё же он был скорее общинным, чем профсоюзным, по своему духу. Коллектив, который точно так же можно было назвать коммуной, как в случае Бинефара, составлял единое целое, по отношению к которому профессиональные и корпоративные группы, коммунальные службы, обмен, муниципальное управление занимали подчинённое, зависимое положение, хотя и пользовались автономией в определении своей структуры, внутреннем функционировании и выполнении своих специфических задач»62.

Наконец, некоторые проблемы ставила перед коллективами сама гражданская война. Одной из них был набор (и впоследствии призыв) молодёжи в вооружённые силы Республики. Это значительно увеличивало нагрузку на женщин и пожилых людей, даже если последние имели право выйти на пенсию по правилам коллектива.

Хосе Пейратс отмечал другую проблему, нараставшую с продвижением войск Франко: «По мере приближения катастрофической развязки коммуны, которым угрожало вражеское нашествие, эвакуировались в тыл. Коллективы поглощали значительную часть эвакуированных, показывая замечательный дух солидарности. Весной 1938 г. проблема усилилась из-за краха Арагонского фронта. Арагонские коллективисты массово эвакуировались в Каталонию, забирая с собой всё что можно: технику, инвентарь, мелкий и крупный скот. Каталонские коллективы, которые приняли их, были многократно вознаграждены… Сельскохозяйственный коллектив Барселоны принял 600 эвакуировавшихся с захваченной территории. Коллектив Вилабоя – сто семей…»63

Иногда война ставила перед коллективами из ряда вон выходящие проблемы. Гастон Леваль, к примеру, оставил свидетельство о проблеме, с которой столкнулись коллективы в арагонской комарке, где располагался Бинефар, в июне 1937 г. Приближалась уборочная, но крестьянам не хватало техники, инвентаря и бензина, и для их приобретения требовалось несколько сот тысяч песет. Перед ними встала дилемма: либо продать в города продовольствие, предназначенное для милиционеров на Арагонском фронте, либо потерять добрую часть урожая. В конце концов они через барселонскую «Рабочую солидарность» обратились к милиционерам НКТ, и за несколько дней солдаты-анархисты собрали достаточную сумму денег, чтобы покрыть расходы коллективов Бинефара и округи64.

И конечно, главной проблемой для коллективов было завоевание регионов, в которых они находились, войсками генерала Франко. Рано или поздно эта судьба постигала все аграрные коллективы.

Часть III. Анархические сельскохозяйственные коллективы

12. Сельскохозяйственные коллективы в Каталонии

Более половины столетия перед испанской Гражданской войной Каталония была одним из двух основных центров анархического движения – другим была Андалусия. Однако в Каталонии основную массу последователей анархистов составляли городские рабочие, входившие в Национальную конфедерацию труда. Накануне 19 июля 1936 г. НКТ имела сравнительно мало последователей среди сельского населения региона.

Основная причина заключалась в том, что значительное большинство сельских жителей Каталонии решительно придерживались индивидуалистических идей и предрассудков. Французский анархист Гастон Леваль считал, что каталонский крестьянин в своём индивидуализме больше напоминает француза, чем среднего испанца1.

Сама НКТ признавала эти наклонности большинства каталонского крестьянства. Резолюция пленарного собрания земледельцев Каталонии, прошедшего в сентябре 1936 г., отмечала:

«Особенности каталонской мелкой земельной собственности берут своё начало в духе независимости, глубоко укоренённом в наших крестьянах, которые, охваченные желанием освободиться от наёмного рабства или от кабалы издольщины и арендной платы, ставили перед собой лишь одну цель: ЗЕМЛЯ! Главным их стремлением было стать её собственником…

Как влюблённый, охваченный страстью, смешанной с наследственным эгоизмом, крестьянин рвётся завоевать или приобрести предмет своих желаний: он не жалеет сил, работая день и ночь, без отдыха и остановки, сам и со своей семьёй; он плохо питается, подрывает своё здоровье и, можно сказать, живёт хуже, чем его рабочий скот»2.

Дореволюционная модель землевладения в Каталонии

Начиная с позднего Средневековья землевладельческая аристократия Каталонии начала передавать право на постоянную или долговременную аренду крестьянам, работавшим на их земле. Условия арендной платы были различными, от издольщины до денежной ренты или их сочетания.

В тех частях Каталонии, где преобладало виноградарство, веками заключались договоры аренды на длительный срок, соответствовавший продолжительности жизни виноградной лозы, от 50 до 75 лет. Однако в конце XIX века, когда каталонские виноградники были поражены болезнью и существовавшие сорта винограда стали вытесняться другими, с меньшим сроком жизни, разгорелись конфликты между землевладельцами и арендаторами.

Позднее, после прихода к власти республиканцев в 1931 г. и установления автономного режима в Каталонии, каталонское правительство приняло закон, гарантирующий долгосрочную аренду. Хотя этот закон был отменён консервативным правительством 1933–1936 гг., после победы Народного фронта его действие было возобновлено.

Арендаторы виноградников назывались рабасайрес. Вскоре после Первой мировой войны, при участии адвоката Луиса Компаниса, была создана организация этих крестьян – Союз рабасайрес и прочих земледельцев Каталонии (СР). В последующие годы он стал крупнейшей крестьянской организацией в Каталонии, включив в свой состав многих арендаторов и издольщиков помимо виноградарей.

СР также стал влиятельной политической силой в регионе. Когда были созданы «Левые республиканцы Каталонии», главные выразители каталонского национализма в Испанской республике, и Луис Компанис возглавил эту партию после смерти её основателя Франсиско Масия, Союз рабасайрес стал играть важнейшую роль в мобилизации каталонского национального движения.

Незадолго до начала Гражданской войны СР призывал к конфискации всех крупных поместий, которые должны были стать общественной собственностью на коллективных началах, и объединению мелких хозяйств в более крупные и экономичные. Однако вскоре после того, как началась война, Союз рабасайрес стал главным противником создания сельских коллективов в Каталонии3.

Общеобязательные сельскохозяйственные синдикаты и НКТ

Один из первых декретов, изданных каталонским правительством после начала войны, должен был вызвать значительные трудности для сельских сторонников НКТ. Постановление Хенералидада, принятое по рекомендации Совета экономики, в то время контролировавшегося НКТ, 30 августа 1936 г., когда фактическую власть в Каталонии всё ещё удерживал Главный совет милиции, также под контролем НКТ, объявляло об обязательной «синдикализации» сельского населения Каталонии. Оно гласило, что все занятые в сельском хозяйстве должны «осуществлять через сельскохозяйственный союз… данной местности продажу и переработку продуктов земледелия и животноводства, приобретение товаров, в которых они нуждаются, страхование… и кредит, необходимый для их сельскохозяйственной деятельности»4.

Сельскохозяйственные синдикаты, которые, согласно декрету, предполагалось создать во всех муниципалитетах Каталонии, должны были иметь четыре секции: снабжения (включая потребительские кооперативы), сбыта, страхования и кредита. Синдикаты также были уполномочены создать пятую секцию, заведующую аграрными коллективами, если таковая требовалась в данной местности5. Эти организации, таким образом, в большей степени являлись кооперативами, нежели традиционными профессиональными группами сельских работников.

Несмотря на участие лидеров НКТ в разработке декрета об обязательной сельской синдикализации, он вскоре вызвал сильную оппозицию среди последователей НКТ в каталонской сельской местности. Это стало очевидно в ходе регионального крестьянского пленума каталонской НКТ в январе 1937 г.

Протоколы январского пленума свидетельствовали: «Крестьяне в значительном своём большинстве проявляют оппозицию декрету о принудительной синдикализации. В связи с этим высказывается заявление, что советник по сельскому хозяйству, которого направляют рабасайрес, проводит политику пролетаризации. Матаро утверждает, что в некоторых селениях на побережье собственники присоединились к ВСТ и рабасайрес. Сельскохозяйственные синдикаты издают распоряжения, которые препятствуют нашей работе. Региональный комитет вмешивается, чтобы сказать, что “принудительная синдикализация” не уменьшает ценности коллективов…»

Дебаты на пленуме сосредоточились вокруг того, должны ли коллективы и другие сельские группы НКТ бойкотировать официальные сельскохозяйственные синдикаты или им следует попытаться оказывать влияние внутри них. Была принята компромиссная резолюция, предлагавшая сэнэтистам участвовать в синдикатах, но при условии, что коллективы будут иметь возможность сбыта своей продукции помимо синдикатов и что синдикаты будут контролироваться выборными лицами, включая членов НКТ6. Хотя на практике было ясно, что многие коллективы ведут свою работу независимо от официальных синдикатов, правительство никогда не признавало подобные действия.

Отношения НКТ с Союзом рабасайрес и ВСТ

НКТ в Каталонии в первые месяцы Гражданской войны пыталась установить если не дружественные, то по крайней мере деловые отношения с Союзом рабасайрес и сельскими отделениями Всеобщего союза трудящихся. Однако её усилия оказались тщетными.

Как мы отмечали, Союз рабасайрес по всем признакам являлся крупнейшей сельской организацией в Каталонии. Он стал ярым сторонником передачи земли, разделённой на семейные фермы, арендаторам и сельским рабочим, которые ранее обрабатывали её, но не имели права собственности. Союз был близко связан с партией «Левые республиканцы Каталонии», возглавлявшейся президентом Хенералидада Луисом Компанисом. С другой стороны, ВСТ, у которого накануне 19 июля практически не было сельских организаций, прочно контролировался сталинистской Объединённой социалистической партией Каталонии (ОСПК) и с самого начала войны стремился подавить начавшуюся революцию.

Вначале были проведены переговоры между СР и НКТ, чтобы выработать взаимоприемлемую программу по реорганизации каталонского сельского хозяйства. Когда основные положения были согласованы, они пригласили ВСТ принять участие в заключительном обсуждении программы. Однако первая встреча представителей трёх организаций закончилась провалом из-за того, что ВСТ отклонил то, что было предложено двумя другими. Другая встреча, прошедшая двумя неделями позднее, дала фактически тот же результат.

Тогда НКТ и рабасайрес разработали соглашение из 12 пунктов, по условиям которого крестьяне, желавшие приобрести землю в семейную собственность, могли беспрепятственно это сделать, но и группы крестьян, решивших создать коллектив, также имели право на это, если принадлежали к одной из организаций, подписавших соглашение. В ситуациях, когда собственность фермера-единоличника вклинивалась в земли коллектива, следовало произвести обмен, отдавая преимущество единоличнику, чтобы вывести его хозяйство за пределы коллектива.

Когда представители НКТ пришли на встречу, где, как они думали, будет утверждено соглашение, они встретили там представителей ВСТ. Ухэтисты категорически отказались подписывать этот документ, отметив: «ВСТ не согласился с коллективизацией земли, не по принципиальным причинам, а вследствие обстоятельств». Так как СР отказался участвовать в соглашении, которое не стал подписывать ВСТ, переговоры между организациями были прекращены7.

Жозеп Мария Брикаль отметил ещё один фактор, несомненно, вызывавший враждебность между анархистами и крестьянами-собственниками. Он привёл слова Льюиса Ардиаки, генерального директора сельского хозяйства Хенералидада, который говорил в апреле 1937 г.: «С самого начала муниципальные советы и комитеты подчинили крестьян строгому контролю и платили очень низкую цену за продовольствие, после чего перепродавали его, чтобы получить дополнительные средства для финансирования муниципалитета»8. Поскольку в первые месяцы Гражданской войны многие местные администрации де-факто находились в руках анархистов, это вряд ли способствовало тёплым отношениям между НКТ и единоличными крестьянами.

Революция сверху Хенералидада

Как указывает Вальтер Бернеккер, чтобы ограничить и, если возможно, обратить вспять революцию снизу, которая произошла в Каталонии, Хенералидад, в котором после декабря 1936 г. преобладали «Левые республиканцы Каталонии» и ОСПК, стремился навязать свою «революцию сверху». Нигде это не было более очевидно, чем в аграрной политике регионального правительства, особенно в вопросе коллективизации.

Частью этой революции сверху были декреты, принятые Хенералидадом в первые восемь месяцев 1937 г. Один из них, от 1 января, узаконил фактический отказ сельских арендаторов платить ренту землевладельцам; но в то же время он возлагал на бывших арендаторов обязанность выплачивать налоги на землю, которые ранее взимались с землевладельцев. (По словам Карлоса Семпрун-Мауры, в июле 1936 г. каталонские крестьяне сожгли имущественные документы крупных землевладельцев, и издольщики стали собственниками участков, больших и малых, которые они обрабатывали9.)

Другой декрет, от 20 февраля 1937 г., утвердил для аграрных коллективов процедуру, которой они и без того следовали, – она позволяла любому члену покинуть коллектив в любое время, получив назад всё то, что он внёс в коллектив при вступлении. Ещё до принятия этого декрета коллективы придерживались политики, обозначенной в нём; своими действиями они смягчали анархические принципы перед лицом политических реалий. Ещё один декрет, от 14 июля 1937 г., подтвердил безвозмездную конфискацию всей собственности, принадлежавшей тем, кто был скомпрометирован участием в мятеже; также было объявлено, что сельскохозяйственные синдикаты должны предоставить кредит аграрным коллективам – но лишь тем, существование которых было легализовано10.

Знаменательный декрет от 19 июля 1937 г. предписывал распустить исполнительные комитеты всех сельскохозяйственных синдикатов и назначал новые выборы в них, причём члены ПОУМ лишались возможности быть избранными11. Этот декрет недвусмысленно заявлял о праве каталонского правительства вмешиваться во внутренние дела формально независимых сельских организаций и укреплял контроль над ними со стороны ЭРК и ОСПК.

Ранее, 16 июня 1937 г., был принят декрет о создании Совета сельского хозяйства на региональном уровне, «чтобы установить общие нормы применения распоряжений правительства», и муниципальных аграрных хунт, чтобы выполнять то же самое на местном уровне. Первоначально декрет предусматривал представительство в этих органах только для трёх крестьянских организаций. Однако, после устранения НКТ из каталонского правительства, декрет от 17 августа 1937 г. включил в них представителей «политических организаций, которые формируют правительство Хенералидада в момент публикации настоящего декрета»12. На практике эта реорганизация давала два голоса сталинистам (ВСТ и ОСПК) и два – каталонским левым республиканцам (Союз рабасайрес и ЭРК) на каждый голос НКТ.

Однако самым непосредственным образом затрагивал сельские коллективы декрет от 14 августа 1937 г., который определял порядок их регистрации и регулировал их деятельность. Все коллективы, насчитывавшие более 10 участников, должны были принять стандартный устав, включённый в декрет.

Примерный устав предусматривал право свободно вступать в коллектив – передав ему всю свою землю, технику, скот и инвентарь – и выходить из него. Те, кто желал покинуть коллектив, должны были уведомить об этом за три месяца; им возвращался их земельный участок, если он находился на границе коллектива, или его эквивалент. Другие статьи примерного устава предусматривали регулярное проведение общих собраний, избрание правления в, составе по крайней мере трёх членов, и бухгалтерского комитета. Статья 17 гласила, что коллективы могут платить своим членам пропорционально проделанной ими работе или соответственно нуждам их семей. Наконец, определялись условия роспуска коллектива, и советник по сельскому хозяйству каталонского правительства наделялся полномочиями решать любые споры между коллективом и его участниками13.

Некоторые положения, предписанные примерным уставом, по сути, противоречили фактическому порядку ведения дел в сельских коллективах НКТ. Однако фундаментальным нарушением анархических принципов являлось само вмешательство государства в дела коллективов, которые замышлялись анархистами как автономные самоуправляющиеся образования. Этим декретом правительство Каталонии присваивало себе право, ранее принадлежавшее членам коллективов, определять формы и нормы работы аграрных коллективов. Революция сверху взяла реванш.

Региональная федерация крестьян Каталонии

Как и в других частях республиканской Испании, крестьянские организации НКТ, в частности сельские коллективы, объединились, образовав Региональную федерацию крестьян Каталонии (Federación Regional de Campesinos de Cataluña). Однако каталонская федерация была создана довольно поздно и не достигла того значимого положения, какое занимали соответствующие федерации в Леванте, Кастилии и Андалусии.

Ещё в начале сентября 1936 г. был проведён региональный крестьянский конгресс. На нём присутствовало около 400 делегатов, представлявших 200 сельских синдикатов НКТ в регионе. Этот конгресс сделал предварительные шаги к созданию крестьянской федерации, создав региональный крестьянский комитет, состоявший из четырёх делегатов от регионального секретариата НКТ и двух от каждой провинции и находившийся в Барселоне.

Наиболее важная резолюция этой конференции касалась коллективизации: «В процессе коллективизации земли, чтобы мелкие собственники ни на один момент не теряли доверия к нашим освободительным действиям и, как следствие, не превращались во врагов, препятствующих нашей работе или саботирующих её, следует с принципиальным уважением относиться к их желанию иметь землю, которую они могут обрабатывать собственными руками, при условии что это не создаёт помех и препятствий для должного развития коллективизированных единиц… То, чего мы могли бы достичь её форсированием, будет получено благодаря тому примеру, который подадут сама коллективизация и вызванные ею изменения в характере земледелия…»14

Следующий региональный крестьянский пленум НКТ прошёл в январе 1937 г. Наряду с прочими вопросами, он обсудил провал переговоров по общей программе с Союзом рабасайрес и ВСТ. Он также выразил свою позицию по вопросу обязательной синдикализации каталонского крестьянства, начатой несколькими месяцами ранее. Принятая резолюция гласила, что синдикаты «имеют сугубо экономическую функцию и, таким образом, отделены от какой бы то ни было социальной или политической тенденции и учения…» Она требовала, чтобы сельскохозяйственные синдикаты контролировались НКТ, ВСТ и СР, и настаивала: «Сельскохозяйственные коллективы, родившиеся в революции, могут составлять часть этих сельскохозяйственных синдикатов, обладающую самостоятельностью и собственными полномочиями, и использовать их [синдикатов] экономическую организацию для приобретения плодов, семян, удобрений и инвентаря, необходимого для их [коллективов] экономического развития, причём коллективы будут иметь право использовать свою продукцию для потребления или же осуществлять обмен продуктами с другими братскими коллективами».

Пленум также признал, что использование денег в каталонской экономике некоторое время будет продолжаться. Он также принял резолюцию, призывавшую к созданию более или менее единообразной структуры в коллективах НКТ в регионе15.

Региональная крестьянская федерация была создана где-то в первой половине 1937 г. Имеется свидетельство о том, что 15 августа 1937 г. федерация провела большую конференцию в Барселоне. Объявление об этом мероприятии гласило: «Компетентные товарищи Кальоль, Тунеу и Порте, секретари Региональной федерации крестьян Каталонии, расскажут в подробностях о работе, проводившейся до настоящего времени крестьянами, принадлежащими к НКТ, через коллективы, которые стали единственным показателем несомненных практических результатов, которые новый социальный порядок дал в сельской местности»16.

Каталонская региональная организация, очевидно, не добилась такого же успеха, как её аналоги в других местах, в координации деятельности аграрных коллективов и в организации обмена продуктами между ними и других способов реализации излишков. На это указывает тот факт, что конгресс федерации, прошедший в январе 1938 г., предлагал меры, уже осуществлённые, в большей или меньшей степени, в Леванте, Центре и Андалусии.

Резолюция январского конгресса отмечала следующее: «Чтобы связать и координировать, а также направлять и ориентировать в той степени, в какой это необходимо, экономическое развитие крестьянских коллективов, РФ крестьян Каталонии создаст внутри себя необходимую экономическую организацию с комаркальными отделениями, а также местными, в случае если в одной местности находится несколько коллективов. Эта внутренняя организация… будет иметь основной своей задачей исполнение функций комаркальных, местных и регионального советов сельского хозяйства НКТ…»17 Резолюция также наметила пути организации таких органов. Нет никаких данных о том, насколько продвинулся этот процесс, но учитывая, что он начался поздно, в то время как военное и политическое положение Каталонии становилось всё более затруднительным, маловероятно, что была достигнута высокая степень интеграции коллективов НКТ в Каталонии.

Тот же конгресс в январе 1938 г. принял резолюцию об обязательных сельскохозяйственных синдикатах. Она призывала вернуть контроль над ними и над Высшим советом сельского хозяйства Каталонии трём крестьянским организациям, «исключив представительство, отведённое некрестьянским секторам, кроме представителя советника по сельскому хозяйству…» Она также призывала к новым выборам в сельскохозяйственных синдикатах и муниципальных аграрных хунтах, чтобы представительство в их исполнительных советах соответствовало поддержке трёх крестьянских организаций на этих выборах.

Наконец, эта резолюция призывала НКТ принять декрет о перераспределении земли, если только льготы для новых владельцев земли будут распространены на «земли, занятые коллективами», чтобы земля была возвращена коллективам в тех муниципалитетах, где они были лишены её из-за отсутствия у них юридического признания, и чтобы собственникам, у которых была взята земля, не выплачивалось никакой компенсации18.

Количество и общие характеристики каталонских сельскохозяйственных коллективов

Как и для остальных частей республиканской Испании, сложно подсчитать, сколько агарных коллективов НКТ было создано в Каталонии. Оценки сильно варьируются. Гастон Леваль, имевший смутное представление о каталонских сельских коллективах, писал, что их было «около шестидесяти»19. С другой стороны, пресса НКТ времён Гражданской войны утверждала, что в регионе насчитывается целых 400 коллективов, что почти наверняка являлось преувеличением. Исследование, проведённое Хенералидадом Каталонии в ноябре 1936 г., выявило 66 существующих коллективов, но это, очевидно, неполная цифра, поскольку многие каталонские коллективы были образованы позже этой даты. Подводя итог, Вальтер Бернеккер склонен принять число в 200 коллективов20. Судя по всему, это наиболее разумная из имеющихся оценок.

Нет сомнений в том, что среди каталонских коллективов наблюдались существенные различия. Некоторые были удивительно маленькими, другие входили в число крупнейших во всей республиканской Испании. Довольно многие были изолированы географически, в то же время значительное число из них, особенно в окрестностях Барселоны и Лериды, образовывали плотные скопления и в некоторых случаях поддерживали тесную связь с городскими рабочими коллективами НКТ.

Между сельскими коллективами НКТ также существовали расхождения с точки зрения организации их работы. Были те, которые ориентировались преимущественно на товарообмен с другими сельскими и промышленными коллективами, и те, которые по большей части продавали свою продукцию на рынке за наличные деньги. Различались также способы вознаграждения членов коллективов, хотя в большинстве из них, очевидно, придерживались анархического принципа оплаты в соответствии с семейными нуждами.

Наконец, неодинаковыми были степень и качество успеха, достигнутого каталонскими сельскими коллективами. Некоторые были весьма эффективны в экономическом и социальном отношении. Другие явно вели сомнительное существование.

Примеры каталонских коллективов

Нам доступны более или менее подробные данные о 25 коллективах НКТ и об одном, который спонсировала и направляла ПОУМ. Я представлю некоторые из них.

Вероятно, самым успешным анархическим сельскохозяйственным коллективом в Каталонии и одним из самых успешных во всей Испании являлся коллектив города Оспиталет-де-Льобрегат. Он входил в сообщество коллективов НКТ вокруг Барселоны, которая бо́льшую часть Гражданской войны в значительной степени контролировалась анархистами.

Сельскохозяйственный коллектив Оспиталета (Colectividad Agraria de Hospitalet) был создан в сентябре 1936 г. Он стал спасением для сельского хозяйства в данном районе, где с начала войны наблюдалась серьёзная дезорганизация. Здесь насчитывалось около 200 мелких собственников и арендаторов, при общей численности 1 000 человек, занятых в сельском хозяйстве. Перед войной сельскохозяйственные рабочие не имели постоянной занятости: они ежедневно приходили на биржу труда, где одни получали работу, а другие нет. Однако после создания коллектива все они стали считаться членами с равными правами.

Раз в месяц проходили регулярные собрания членов. Должностные лица коллектива избирались на неопределённый срок, но могли быть отстранены на любом собрании. Они регулярно отчитывались перед членами коллектива на собраниях. На практике одни и те же люди занимали официальные должности в течение всей войны.

В коллективе было два совета: административный и технический. Первый состоял из председателя, заместителя-секретаря, казначея и пяти членов. Он осуществлял общее руководство коллективом, включая его финансы. Технический совет насчитывал около 25 членов, которые планировали, что, где и как выращивать. Этот совет включал главным образом крестьян, долгое время владевших землёй и имевших опыт ведения хозяйства.

Как только коллектив был создан, все различия между участками, принадлежавшими отдельным крестьянам или арендовавшимися ими, утратили силу, и обрабатываемая земля стала составлять единый массив. Угодья коллектива были разделены на 38 зон по 35 га, каждую из которых обрабатывала своя бригада, избиравшая делегата. В течение войны площадь обрабатываемой земли увеличилась на треть, составив в итоге около 1 470 га.

Коллектив выращивал главным образом овощные культуры. Бо́льшая часть продукции отправлялась на центральный рынок в Барселоне и продавалась там за деньги. Некоторые продукты, как, например, особый сорт салата латука, продавались во Франции, как и перед войной. Вначале коллектив сам доставлял продукты за границу, на своих грузовиках. Позднее каталонское правительство создало центральную экспортную биржу продовольствия в Матаро, которая проводила все торговые операции, удерживая заработанную иностранную валюту и выплачивая выручку крестьянам в песетах. Коллектив также осуществлял незначительный бартерный обмен с другими аграрными коллективами. Время от времени он отправлял грузовики с продовольствием в милицию и армию.

Все члены коллектива получали равную плату наличными деньгами. Периодически её поднимали, по мере того как возрастали расходы на проживание. Расходы на лечение полностью оплачивались коллективом. Кроме того, коллектив купил на свои средства пять тракторов, которые нельзя было использовать до войны, когда земля была слишком раздроблена, и которые стало возможно применить после коллективизации. Также были приобретены несколько конных сеялок. К концу войны на банковском счёте коллектива лежало 3 миллиона песет21.

Хосе Пейратс описал другой сельскохозяйственный коллектив из окрестностей Барселоны, находившийся в городе Вилабой:

«Коллектив был создан на землях крупных собственников, которые бежали или были экспроприированы: 250 мохад [≈ 122 га] коллективизированной земли и 200 коллективистов. Коллектив, с 12 лошадьми и столькими же телегами, образовался в феврале 1937 г. В то время он имел в своей кассе от 500 до 600 песет, внесённых отдельными участниками. Дневная зарплата составляла 60 сентимо. Когда урожай артишоков был убран, смогли обеспечить зарплату от 70 до 85 песет в неделю. Первые сбережения коллектив потратил на покупку лошадей, строительство просторной конюшни, закупку оросительных насосов, приобретение удобрений и семян.

В конце 1938 г. коллектив состоял из 500 членов и имел доход по 150 песет на каждого. Он включил в свой состав сотню эвакуированных с их семьями, дав им равные права и обязанности. Более 200 членов сражались на фронтах, их семьям оказывали помощь. В коллективе было полностью бесплатное лечение и обеспечение лекарствами. Они обустроили скотный двор, приобретённый у муниципалитета за 32 000 песет, где разместились 20 дойных коров, 200 свиней, 27 телят и множество мелкой живности. Годовая продукция составляла 70 тонн пшеницы, 37 тонн бобов, 300 тонн картофеля, 500 тонн фруктов и около 3 000 тонн овощей»22.

Один из наиболее интересных сельских коллективов НКТ в Каталонии располагался в селе Пла-де-Кабра, к югу от Барселоны. Эксперименты крестьян с кооперацией имели здесь долгую историю. Ещё в 1910 г. местный каталонский националист спонсировал создание кооперативов. Один из них перерабатывал крестьянский виноград, производил вино и продавал его. Он использовал современные методы виноделия вместо традиционного ножного отжима и модернизировал процесс ферментации. Кооперативы также организовывали закупку товаров, необходимых крестьянам. Кроме того, были созданы сельские кредитные союзы, принимавшие сбережения крестьян и выдававшие им ссуды, чтобы позволить им придержать свою продукцию до тех пор, когда она могла быть продана по хорошей цене.

Коллектив Пла-де-Кабры был создан в июне 1937 г. 270 участниками и занимал 5 тысяч с небольшим гектаров земли. Все члены имели равное право голоса, независимо от того, были они раньше собственниками, арендаторами или наёмными работниками. Землю обрабатывали в командах; важные решения принимались на общем собрании членов. Коллектив имел одного оплачиваемого служащего – бухгалтера, который заведовал документацией и финансами.

Вхождение в коллектив Пла-де-Кабры было добровольным. Многие крестьяне-собственники, включая некоторых членов НКТ, которые унаследовали небольшие участки и не желали вступать в него, получили возможность вести своё хозяйство единолично.

Единственным исключением был местный касик из Каталонской лиги, которого против его воли заставили передать землю коллективу. Это оказалось ошибкой организаторов, так как год спустя, когда изменение политических условий сделало это возможным, он добился выхода из коллектива и увлёк за собой некоторых других крестьян.

Коллектив Пла-де-Кабры выращивал зерновые культуры, овощи, виноград, миндаль и фундук. У него были птичник с пятью сотнями яйценосных кур, девять коров, шесть тёлок и бык.

Оплата труда членов коллектива производилась исходя из численности их семей, и очевидно, они не получали официальных денег. В церкви был размещён склад, также были устроены коллективные магазины по продаже овощей, рыбы, мяса и других продуктов питания.

Сообщали, что коллектив уделял особое внимание снабжению милиции и армии. Он также наладил крупный продуктообмен с промышленными коллективами НКТ, отправляя своих людей разузнать нужды этих организаций и сообщить им, в чём он сам нуждается. Тем не менее некоторый объём продукции – который, по сообщениям, увеличился на 75% за время существования коллектива – продавался за наличные деньги23.

Хотя каталонские сельские коллективы не были настроены против денег так же сильно, как коллективы Арагона, в селе Сервия́ близ Лериды коллектив отменил деньги, по крайней мере для внутреннего использования. Как сообщалось, большинство каталонских коллективов, пошедших на такой шаг, находилось в районе Лериды.

В Сервия и её окрестностях проживало 5 тысяч человек. По свидетельствам, аграрный коллектив создавался на добровольной основе, и те крестьяне, которые не хотели вступать в него, могли отказаться. Однако некоторые зажиточные хозяева, первоначально оставшиеся на своей земле, в конечном счёте вступили в коллектив, поскольку в селе практически всё, включая медицинское обслуживание и аптеку, было коллективизировано и только члены коллектива имели туда доступ. Коллектив также привлекал сыновей крестьян-единоличников, так как дневная работа в коллективе обычно заканчивалась в 5 или 6 часов пополудни, что не всегда случалось в индивидуальных крестьянских хозяйствах. Когда сыновья присоединялись к коллективу, их отцы иногда бывали вынуждены последовать за ними, потому что не могли обрабатывать землю без помощи своих отпрысков – а чтобы удержать землю в единоличном владении, крестьянская семья должна была работать на ней собственными силами, без применения наёмного труда.

Общее собрание коллектива было высшим органом, и оно проходило более или менее регулярно каждую неделю. Административный комитет выполнял решения собрания, и его члены в течение дня трудились вместе со всеми. Земля коллектива была поделена на поля рационального размера, независимо от прежних границ собственности. Работа выполнялась бригадами или командами, и административный комитет каждое утро распределял людей по командам. Возможные споры по этому поводу, как предполагалось, должно было разрешать собрание, но они случались редко.

Были случаи, когда крестьяне, которые присоединили свой клочок земли к коллективу, продолжали проявлять особый интерес к своему участку. То же иногда происходило и со скотом в коллективном стаде: секретарь коллектива Сервия много лет спустя вспоминал, что некоторые крестьяне работали сверхурочно, ухаживая за животными, которые раньше принадлежали им.

Оплата в коллективе производилась исходя из размера семьи, в натуральном виде. Каждая семья получала свою долю продовольствия, одежды и прочих товаров. Члены коллектива имели право выбирать в пределах того, что было доступно, понравившуюся им еду и другие продукты. Хотя члены обычно не получали денежной платы, коллектив имел в наличии определённую сумму денег, на случай если членам по той или иной причине понадобится потратить их за пределами коллектива.

Коллектив в Сервия имел комиссию по культуре, которая организовала школу и библиотеку. Последняя была составлена из тех книг, которые оказались под рукой, но впоследствии часто приобретались новые книги по просьбам членов коллектива.

Коллектив, выращивавший маслины и овощи, пользовался относительным достатком. Его излишки, как правило, не продавались, а обменивались на продукцию других сельскохозяйственных и промышленных коллективов. Часть урожая отправляли на фронт и часть отдавали менее обеспеченным коллективами. По свидетельству секретаря коллектива, такие пожертвования почти не вызывали возражений, потому что члены группы чувствовали себя участниками строительства Утопии, лучшего мира, – этот дух мог исчезнуть, если бы войны была выиграна, но, как настаивал рассказчик, он был реальностью во время существования коллектива Сервия24.

Сельские коллективы, о которых мы говорили до сих пор, были сравнительно крупными, но было и много других, гораздо меньших. Анархические публикации того времени могут дать представление о том, как они были организованы и функционировали.

«Информационный бюллетень» НКТ–ФАИ в ноябре 1937 г. описывал общину Айтоны в провинции Лерида:

«В этом селе… существует сельскохозяйственный синдикат, входящий в НКТ. Есть также коллектив, существующий в течение года. Он был основан пятнадцатью семьями и с тех пор почти утроился. В коллективе есть потребительский кооператив, и его члены, как хорошие коллективисты, осуществляют на практике свои практике свои прекрасные идеалы, отдавая другим всё, в чём сами не нуждаются, без какого-либо желания воспользоваться преимуществом, эксплуатировать или получать прибыль…

Они установили плату для всех членов семьи. Глава семьи получает четыре песеты, три – жена и дети от 14 до 18, две – от 10 до 14 и одну – начиная с рождения. Это показывает, насколько коллектив заинтересован в обеспечении всех тех, кто составляет его часть. Овощи и фрукты раздаются бесплатно, и когда в кооперативе имеется достаточное количество товаров, они также раздаются».

Статья также отмечала, что коллектив имеет свою мельницу и планирует организовать школу, а также разводить коров, построить курятник и «идти вперёд, возводя просторные и гигиеничные дома для коллективистов»25.

В другом выпуске содержалось описание ещё одного небольшого коллектива – в селе Виларродона, провинции Таррагона. По сообщению «Бюллетеня»:

«Крестьянский коллектив Виларродоны, образованный в ноябре месяце 1936 года, состоит из 21 семьи общим числом сто человек. У него было 210 хорналей [≈ 95–100 га] земли, из которых только шесть орошались. Коллективисты выполняют огромную работу, потому что у них нет иного выхода; но коллектив идёт вперёд, и если ничто не встанет на его пути, он войдёт в триумфальные ворота.

Они уже строят фермы, чтобы разместить большое количество кур, больше ста кроликов и более двадцати боровов. Им также принадлежит один из трёх масложимных заводов в округе, а также два трактора и много других машин и орудий. У них есть очень хорошо организованный потребительский кооператив, к большой пользе семей коллективистов.

В эти дни они собирают оливки, и, как они нам сказали, у них необычайный урожай зерновых, дающий надежду на восстановление в этом году, если поможет погода, после ничтожного прошлогоднего урожая. Они также тратят много сил на разработку леса, с которого получают хороший доход…»26

В завершение можно упомянуть о других каталонских сельских коллективах времён Гражданской войны, не связанных с НКТ. За исключениями, которые можно пересчитать по пальцам, эти предприятия не были организованы Всеобщим союзом трудящихся и не испытывали его влияние, как часто бывало в Леванте, Кастилии и Андалусии. Это объяснялось тем, что ВСТ в Каталонии находился под жёстким контролем сталинистской Объединённой социалистической партии Каталонии, которая резко выступала против коллективизации, городской и сельской.

Однако другая марксистская партия Каталонии, активная в первый год Гражданской войны, – Рабочая партия марксистского единства (ПОУМ), в большей или меньшей степени связанная с Международной коммунистической оппозицией, также известной как «правая оппозиция», не разделяла эту непреклонную враждебность к коллективам. Хотя в общем партия выступала за распределение земли, разделённой на семейные фермы, между арендаторами, издольщиками и батраками, которые на ней работали, она была готова сделать исключения из этой позиции. В некоторых случаях ПОУМ сама занималась организацией сельских коллективов.

Вероятно, важнейший из спонсируемых ПОУМ коллективов находился в селе Раймат, возле Лериды. У него были обширные виноградники, также выращивались различные зерновые культуры. Рабочие сами решили, что нет смысла делить этот массив на индивидуальные фермы, поэтому он был коллективизирован.

В коллективе Раймата использовались деньги. После коллективизации был создан кооперативный магазин. Также действовал рынок, где люди извне могли купить продукцию коллектива. Товарообмен с другими сельскими коллективами или городскими рабочими коллективами не производился.

Коллектив Раймата специализировался на производстве продуктов, необходимых солдатам на Арагонском фронте, который находился недалеко от них. Значительная часть продукции продавалась частям на фронте. Для всего остального правительство Каталонии установило максимум цен, но остаётся фактом, что немалую часть урожая коллектив продавал на чёрном рынке, который был весьма активен.

Коллектив был обеспечен финансово. Он также добился значительных успехов в наращивании объёмов продукции за время своего существования27.

Заключение

Анархические сельскохозяйственные коллективы в Каталонии не имели такого значения, как в некоторых других частях лоялистской Испании. В значительной степени это объяснялось преобладанием в регионе мелких и средних земельных владений, равно как и оппозицией каталонского правительства, которое в последние два года войны контролировали ЭРК и ОСПК.

Каталонские коллективы НКТ до некоторой степени отличались от своих аналогов в других частях страны. В них реже проводились эксперименты с отменой денег, они не добились таких же успехов в организации централизованного сбыта своей продукции и, как следствие, Региональная крестьянская федерация здесь пользовалась гораздо меньшим влиянием.

Однако имеются доказательства того, что значительное количество коллективов, преуспело по крайней ней мере в трёх пунктах. Во-первых, они существенно увеличили объём продукции по сравнению тем, что они получали в начале. Во-вторых, они были обеспечены финансами. В-третьих, они обеспечивали своим членам более высокий уровень жизни и давали им ощущение крепкой взаимной поддержки.

Часть III. Анархические сельскохозяйственные коллективы

13. Сельские коллективы в Арагоне

Арагон был той частью лоялистской Испании, где преобладание анархистов в первый год Гражданской войны было наиболее полным. Это также был регион, в котором эксперименты анархистов по созданию сельскохозяйственных коллективов были наиболее масштабными, и вероятно, как во время войны, так и после неё, испанские и иностранные анархисты больше всего писали о сельской коллективизации, проходившей здесь, а не в других частях страны.

С другой стороны, Арагон оказался тем регионом, где инициативы анархистов в сельской местности наиболее яростно критиковались коммунистами. Это был регион, где коммунистические войска безжалостно вторгались в сельские коллективы и громили их, арестовывая и нередко убивая их лидеров, отнимая у них землю, урожай, инвентарь, скот и технику.

Дореволюционная модель землевладения в Арагоне

Джеральд Бренан описывает, в каких условиях обрабатывалась земля в Арагоне перед Гражданской войной: «Старая провинция Арагон состоит из пиренейских хребтов, где условия напоминают наваррские, орошаемой долины Эбро, где владения небольшие, а крестьяне – относительно зажиточные, и обширной засушливой области с весьма низким уровнем осадков, которая включает в себя степные равнины бассейна Эбро и редконаселённый горный регион, известный как Маэстрасго и простирающийся на юг до Теруэля».

Как отмечает Бренан, в каждой из частей региона земельные отношения складывались по-разному:

«Крупные поместья, залезшие в долги крестьяне и обнищавшие батраки отличают степной район, который испытал на себе сильное влияние анархо-синдикалистского движения. В Маэстрасго, с другой стороны, живы карлистские традиции». Далее Бренан делает любопытное замечание относительно внешности и психологии арагонских крестьян, хотя, возможно, это не имеет отношения к тому, что они делали во время Гражданской войны: «Следует добавить, что внешний облик арагонцев очень отличается от облика басков или каталонцев: они кажутся людьми более простой породы и… они известны своим упрямством»1.

Значение анархической милиции для создания коллективов

Нет сомнений в том, что одной из важнейших причин быстрого распространения сельских коллективов в Арагоне в первые месяцы войны было присутствие здесь анархических частей милиции. В начале мятежа силы армии и Гражданской гвардии получили контроль над большей частью Арагона. Однако, как только ситуация в Каталонии стабилизировалась, Главный совет милиции поставил своим приоритетом отвоевание Арагона у мятежников. В течение двух-трёх недель три четверти территории региона и половина его населения были возвращены под контроль сил, лояльных Республике2. Эти силы по преимуществу состояли из анархистов и ими же возглавлялись.

Аугустин Сухи, немецкий анархист, в начале 1937 г. писал о событиях в этом регионе: «Сразу же после 19 июля в разных деревнях Арагона начались столкновения между крестьянами и фашистами. Во многих деревнях происходило повальное бегство населения, спасавшегося от преследований со стороны мятежников. Позднее, когда антифашистские колонны из Каталонии и Леванта вошли в Арагон, эти деревни были освобождены от гражданских гвардейцев и фашистов. Их жители вернулись. Здесь начался процесс социальных преобразований, который не имеет примеров в Испании с точки зрения его сложности и глубины»3.

Франц Боркенау, который посетил южный Арагон на второй неделе августа 1936 г., записал в свой дневник то, что он там увидел. Ему довелось побывать в посёлках Фрага и Сариньена. В первой, как он узнал, были убиты 38 человек (из тысячного населения), в основном по инициативе колонны Дуррути, которая проходила здесь. В их число входили «священник, его наиболее активные приверженцы, адвокат с сыном, помещик и некоторое число богатых крестьян». Однако, хотя земля и прочее имущество убитых были конфискованы местным революционным комитетом, «работа на земле покойных продолжалась тем же порядком, что был заведён прежде…»4

Но в Сариньене он нашёл уже организованный крестьянский коллектив. Жители молотили свой урожай пшеницы на четырёх молотилках, экспроприированных у крупных землевладельцев.

Боркенау писал в заключение своих наблюдений:

«Подводя итог: как во Фраге, так и в Сариньене имелись многочисленные политически индифферентные элементы и активное анархистское ядро, преимущественно младшего поколения. Во Фраге это ядро, под влиянием милиционной колонны Дуррути, способствовало убийству огромного числа людей в селе, но никаких других достижений у них не было. В Сариньене такое же ядро было предоставлено само себе, так как она лежала на пути не анархистской, а поумовской колонны, и отношения между анархистским селом и милицией ПОУМ были далеко не лучшие. Но, несмотря на это, с гораздо меньшим числом убийств, анархистское ядро добилось значительных улучшений для крестьян, и всё же оно было достаточно мудрым, чтобы не пытаться насильно приобщить сопротивляющуюся часть села, а ждать, пока пример других не окажет эффект»5.

Франк Минц попытался получить представление об общем влиянии анархической милиции на движение по созданию коллективов. Он изучил случаи 19 коллективов, из которых девять находились в провинции Уэска, шесть – в Теруэле и четыре – в провинции Сарагоса. Он установил, что милиционеры участвовали в собраниях, на которых решался вопрос о создании трёх из девяти коллективов Уэски, четырёх из шести – Теруэля и всех четырёх – Сарагосы6.

Минц подвёл следующий итог: «Мы приходим к заключению, что коллективизация была принудительно навязана милицией, набранной из числа анархистов за пределами региона, и что, по нашему мнению, она организовывала поселения скорее с точки зрения военной экономики, для собственного обеспечения, чем по соображениям социальной реформы. С другой стороны, арагонские анархисты, зная ситуацию, извлекали выгоду из момента, не злоупотребляя им, и они добились успеха в осуществлении своих идей на практике с одобрения большинства крестьян…»7

Однако анархический лидер Феликс Карраскер отрицал, что коллективизация навязывалась милицией: «Я, тот, кто жил в Арагоне во время существования коллективов, могу подтвердить, что, за исключением немногих деревень, где какое-то время стоял фронт, нигде не было принуждения, и милиционеры не шли в тыл, чтобы организовать коллективы или общественные учреждения иного рода»8.

Руководители анархической милиции, особенно Дуррути, со своей стороны, были довольно откровенны по поводу задач милиции в коллективизации. Бернетт Боллотен цитирует заявление Дуррути: «Мы ведём войну и совершаем революцию одновременно. Революционные меры в тылу приняты не в одной только Барселоне; они распространяются оттуда до самой передовой. Каждая деревня, завоёванная нами, начинает развиваться на революционных началах»9.

11 августа 1936 г. колонна Дуррути выпустила прокламацию, которая освещает её роль в развёртывании революции в сельском Арагоне:

«Военный комитет колонны Дуррути, учитывая пожелания и нужды людей Бухаралоса, объявляет:

1. Ввиду того, что хлеб является священным достоянием трудового народа и антифашистского дела, урожай должен был убран без промедления.

2. Все предметы, такие как плоды, животные и средства транспорта, принадлежащие фашистам, становятся собственностью Народа под контролем его Комитета.

3. Начиная с даты выхода этой прокламации, частная собственность на земли крупных землевладельцев упраздняется, они становятся владением Народа в форме, которую определит Комитет.

4. Все тракторы, жатки, плуги и т.п., принадлежащие фашистам, являются собственностью Народа.

5. Поскольку вооружённая борьба милиции представляет собой защиту жизни и интересов трудящихся, граждане Бухаралоса должны оказывать ей свою безусловную и энергичную поддержку, как материальную, так и моральную»10.

Абель Пас, биограф Дуррути, также отметил, что в начале августа Дуррути «сосредоточил своё внимание на крестьянских коллективах, которые с удивительной стихийностью возникали по всему освобождённому Арагону. Отношения, установленные между колонной и коллективами, созданными в занятом ею секторе, были вполне братскими. Крестьяне приходили в колонну, чтобы передать продукты или попросить Дуррути посетить их коллектив и поделиться своим мнением о том, так идут дела». Дуррути обычно «соглашался с удовольствием… В ходе своих визитов в разные селения Дуррути оценил важность этой коллективной работы для расширения революции, но также отметил опасности, которым может подвергнуться движение коллективистов, если оно не станет единой силой…»11

Дуррути предложил Военному комитету колонны, чтобы милиционеры, не занятые воинскими обязанностями, помогали крестьянам собирать урожай (см. главу 6)12.

Очевидно, что связь между созданием анархических коллективов и присутствием милиционеров различалась от места к месту. Так, в большинстве деревень комарки Вальдерробрес провинции Теруэль активные анархисты были вынуждены спасаться бегством в начале мятежа. Собравшись в Гандесе, на границе Каталонии, они, с помощью местных элементов НКТ, через несколько дней вернулись и прогнали мятежников, захвативших контроль над их районом13.

В посёлке Тамарите в комарке Монсон, провинция Уэска, около недели сохранялось равновесие между революционным комитетом и подразделением Гражданской гвардии, которое оставалось в казарме. 26 июля анархисты «организовали ударную колонну из антифашистов окрестных деревень и заставили их [гвардейцев] покинуть Тамарите». Штатские сторонники мятежа пытались держать оборону в одном из зданий, но местная НКТ связалась со своими коллегами в Лериде, которые отправили им на помощь самолёт; после двух сброшенных бомб группа мятежников сдалась14.

В Бинефаре, также в комарке Монсон, гражданские гвардейцы и их штатские сторонники забаррикадировались в казарме и церкви. Когда сэнэтисты из города и округи собирались штурмовать здания, занятые мятежниками, к ним присоединилась «рота солдат, лояльных Республике», которая только что прибыла из Лериды; мятежники вскоре сдались15.

Наконец, в случае Алькампеля, в той же комарке, возглавляемые НКТ крестьяне разбили вооружённых штатских мятежников, после того как местная Гражданская гвардия была вызвана в Тамарите. Здесь, 27 июля, Единый синдикат трудящихся НКТ созвал на сельской площади собрание, где он объявил о своём намерении организовать коллектив, наметил план мероприятий и предложил присутствующим обсудить его. Эта идея вызвала сильную оппозицию, которую возглавил местный врач, состоявший в ПОУМ. В конце собрания лидеры НКТ объявили, что в течение следующих двух дней желающие вступить в коллектив должны будут подписать соответствующий документ. В итоге 250 семей, около половины населения, вступили в коллектив. Через несколько дней к нему присоединился и врач16.

Количество коллективов в сельском Арагоне

Существуют разные мнения – как и в случае с другими частями лоялистской Испании – о том, сколько сельских коллективов действовало в Арагоне.

Гастон Леваль говорил мне, что их было около 35017, хотя в опубликованных работах он указывает цифру 400, приблизительно с полумиллионом крестьян и других участников18.

С другой стороны, Аугустин Сухи, писавший в то время, утверждал: «Пятьсот деревень и городов Арагона, с общей численностью населения около половины миллиона, ввели у себя коллективизм…»19 Хосе Пейратс оценивал число коллективов в 450, с 433 тысячами членов20. Эту же цифру принимает Вальтер Бернеккер, который отмечает, что коллективы охватывали 300 тысяч человек, или 70% населения, и более 70% обрабатываемой земли21. Бруэ и Темим согласны с количеством коллективов, указанным у Пейратса, и утверждают, что в них входило 430 тысяч крестьян22.

Региональная федерация коллективов Арагона

Ещё в августе 1936 г. Буэнавентура Дуррути призывал крестьянские коллективы Арагона создать федерацию для защиты своих интересов. Однако подобная организация появилась лишь в феврале следующего года.

Несомненно, одной из причин позднего создания федерации коллективов было существование Совета Арагона, начавшего работу в середине октября 1936 г. Он выполнял многие задачи, которые, возможно, больше соответствовали федерации коллективов, и даже после того, как эта федерация была создана, наблюдалось некоторое смешение функций23.

Другим фактором, замедлившим создание федерации коллективов в Арагоне, была оппозиция этой идее со стороны ряда комаркальных федераций, образованных местными коллективами в первые месяцы войны. По словам Феликса Карраскера: «Идти дальше, казалось, не входило в расчёты большинства крестьян, которые, привыкнув находиться в своём тесном кругу и испытав влияние пропаганды в пользу “вольной коммуны”, которую постоянно вела определённая часть либертарного движения, со скептицизмом смотрели на всё, что казалось им слишком большим и слишком сложным для того, чтобы осуществлять необходимый контроль снизу. Поэтому, боясь потерять свою автономию и противореча федеративной схеме, которую всегда отстаивало либертарное движение, они не проявляли особого энтузиазма в связи с идеей создания региональной федерации коллективов…»24

Предварительная региональная конференция аграрных коллективов прошла в Каспе в ноябре 1936 г., но на ней не было создано никакой постоянной организации25. Региональная федерация коллективов Арагона (Federación Regional de Colectividades de Aragón) всё же была учреждена на конгрессе в Каспе, проходившем 14–15 февраля 1937 г. Мандатная комиссия сообщала, что на ней присутствовало 456 делегатов от 275 коллективов, включавших в себя 141 430 членов. Эта цифра, безусловно, занижена, поскольку некоторые из участвовавших коллективов учитывали только глав семей, а не всех своих членов. Присутствовали также официальные делегации от Национального комитета НКТ, Полуостровного комитета ФАИ и Регионального комитета анархических групп Арагона, Риохи и Наварры.

На конгрессе были приняты различные резолюции. Вероятно, наиболее важная из них провозглашала создание Региональной федерации коллективов, «с целью координировать экономический потенциал региона и поддерживать солидарность в этой Федерации в соответствии с принципами экономии и федерализма, которые служат нам ориентиром».

Другие резолюции призывали каждый коллектив, во-первых, вести статистику производства и потребления и отправлять её в комаркальные федерации, которые должны были передавать её региональному комитету; во-вторых, внести определённую денежную сумму, «в соответствии со своей обеспеченностью», в региональный фонд, созданный для помощи тем коллективам, которые оказались в затруднительном положении; в-третьих, если у коллектива имелся избыток рабочей силы, посылать людей в помощь другим коллективам, где не хватало рабочих рук.

Конгресс постановил: «Обращение денег в пределах коллективов должно быть отменено и заменено распределительными книжками, норму потребления каждый коллектив устанавливает самостоятельно». Это была попытка стандартизировать методы, используемые коллективами Арагона для распределения товаров и услуг среди своих членов.

Другая резолюция конгресса заявляла, что федерация признаёт существование муниципалитета, «поскольку в будущем он будет служить средством контроля народного имущества». Однако оговаривалось, что «границы территорий, находящихся в административном управлении этих органов, не должны ставить ограничений», что все сельскохозяйственные орудия должны быть в общем пользовании коллективов комарки.

Наконец, конгресс утвердил устав новой федерации. Он перечислял следующие «атрибуты» новой организации:

« 1) Усиленно пропагандировать преимущества коллективизма, основанного на взаимной помощи;

2) Управлять опытными хозяйствами, которые могут быть созданы в тех поселениях, где условия местности благоприятны для получения всех видов семян;

3) Заботиться о молодёжи, которая расположена к профессиональной подготовке, создавая технические школы, которые будут давать необходимое ей специальное образование;

4) Организовать группу технических специалистов, чтобы изучить способы получения наилучшей производительности труда в Арагоне в разных отраслях сельского хозяйства;

5) Стремиться к расширению торговли Арагона с окружающими областями, постоянно добиваясь улучшения условий торговли;

6) Регулировать коммерческие отношения с внешним миром, контролируя посредством статистики излишки продукции в регионе, и кроме того, она будет отвечать за фонд солидарности, проявляя заботу о всех нуждах федерированных коллективов, всегда в согласии с Региональным советом обороны Арагона».

Устав предусматривал создание Регионального комитета, в составе генерального секретаря, делопроизводителя, бухгалтера, казначея и двух других членов, который должен был находиться в Каспе26.

Феликс Карраскер чувствовал, что вновь созданная федерация коллективов имела огромный потенциал, способный изменить ход войны:

«Нельзя забывать, что конгресс придал окончательную форму тому, что начали деревни. В ходе конгресса неявно были обозначены новые указания и ориентиры, такие так: устройство целого региона на основополагающих принципах экономики, образования, здравоохранения и культурного обмена; упразднение собственности как наследственного права и системы наёмного труда, одновременно с созданием “компенсационного фонда”, обязавшего более богатые комарки помогать обделённым… Конгресс связал все комарки гибкой системой прав и обязанностей, превратил в осязаемый факт ту подлинную солидарность, которая определённо лежит в основе любой либертарной программы…»27

Одной из первых мер новой федерации была разработка стандартной семейной распределительной книжки, в исполнение одной из резолюций её учредительного конгресса. На обложке этого документа указывались имя главы семьи и количество членов семьи в возрасте от 14 лет, младше 14 и младше пяти. Здесь же писались название и адрес коллектива. Распределительная книжка содержала страницы на каждую неделю года, начиная с 1–7 апреля 1937 г. На каждой странице были графы «товары», «количество», далее указывалась стоимость различных статей товаров, полученных семьёй за каждый день, в песетах и сентесимо. Было перечислено 24 статьи – большинство из них относились к продуктам питания, но также значились «скобяные изделия», «кухонная утварь», «мануфактура» и «обувь»28.

Бруэ и Темим пишут, что «Крестьянская федерация прилагала неимоверные усилия по организации опытных хозяйств, яслей и сельских технических училищ». Однако арагонская федерация просуществовала недостаточно долго для того, чтобы ввести централизованное распределение продукции своих коллективов, а также программы технической и финансовой помощи коллективам наподобие тех, что были реализованы в Леванте и Центре. После безжалостного нашествия коммунистических войск на Арагон в августе 1937 г. федерация, как и многие входившие в неё группы, фактически перестала функционировать.

Через месяц после вторжения коммунистов НКТ провела в Каспе пленум своих арагонских организаций. На нём было решено «упростить» структуру организации в регионе. В частности, решили, что «при Региональным комитете НКТ будет действовать ассоциированная комиссия по делам коллективов, которая по своим функциям будет идентична нынешнему Региональному комитету коллективов». В итоге, «Региональная федерация коллективов станет составной частью соответствующих комитетов организации на местном, комаркальном и региональном уровне»29.

Комаркальные организации коллективов

Федерации коллективов, образованные в комарках региона, оказались гораздо более эффективными, чем региональная федерация. Большинство из них были созданы вскоре после начала войны, и по крайней мере некоторые продолжали действовать даже после вторжения коммунистов, исчезнув лишь с завоеванием Арагона силами Франко в марте 1938 г. Как сообщали, к февралю 1937-го в Арагоне имелись 22 комаркальных федерации30.

Сохранилось достаточно информации о том, как проходила их деятельность. Гастон Леваль описывал работу типичной комаркальной федерации следующим образом: «Естественно, она должна была заняться средствами связи (радио, почта, телеграф, телефон) и транспорта. Далее, она проявляла немалый интерес к культурному развитию связанного с ней населения. И также, поскольку шла война и революция, она распределяла оружие и предлагала стратегию сельским советам обороны. В районе Барбастро, к примеру, комаркальная федерация в течение девяти месяцев организовывала оборону против фашизма, предоставляя продовольствие и все продукты, необходимые для войны»31.

Одной из федераций, работа которых лучше всего освещена в литературе, является Монсонская комаркальная федерация, куда входили 32 коллектива. Сразу же после своего создания федерация «приступила к сбору данных о производстве и потреблении по каждому из коллективов… Было установлено, что здесь имелись коллективы с весьма высоким экономическим потенциалом, тогда как другие едва могли продолжать существование…»32

Федерация оборудовала центральные склады, куда коллективы свозили свои излишки и откуда они получали продукты, в которых нуждались. Также она «начала проводить обмен со всеми районами и всеми отраслями производства, в том числе, и довольно успешно, с товарищами в Каталонском регионе, особенно близком к нам, получая продукцию металлургии, пищевой промышленности, строительные материалы, одежду, обувь, инструменты и т.п.»

Как только эти меры по организации товарообмена были приняты, «мы обошли все коллективы комарки, определяя, что они имеют и в чём нуждаются. Через два месяца работа наших складов была налажена. С них коллективы получали текстиль, одежду, трикотаж, керамику и многие кухонные принадлежности для повседневного использования. У нас было два больших грузовика, которые часто уезжали [в Каталонию] и возвращались гружённые вином из Приорато и другими товарами. Наша комарка была богата многим, но не давала достаточно вина». Из Каталонии также привезли овец, которые были распределены по коллективам33.

Комаркальная федерация также взяла на себя реализацию продукции единственного промышленного предприятия в районе – свеклосахарного завода в Монсоне. Рабочие предприятия с началом войны взяли на себя управление производством, но вопросами сбыта занималась федерация. Она выполнила все обязательства по контрактам, заключённым заводом ранее, и, ко всеобщему удивлению и радости, оказалось, что предприятие принесло значительную прибыль, «что обернулось одинаковой выгодой для всех, коллективистов и неколлективистов». Прежде чем завод завершил второй год своей работы под контролем рабочих, он был разрушен вражеским авианалётом34.

Как минимум один раз у Монсонской комаркальной организации случились разногласия с Советом Арагона, который стремился (по крайней мере до создания региональной федерации коллективов) сосредоточить в своих руках сбор и распределение продукции по всему региону. После визита на Монсонский сахарный завод Бенито Павона, вице-секретаря Совета, комаркальная федерация отправила своих членов на встречу с Мигелем Серветом, советником по экономике. Когда тот сообщил им, что организацией обмена товарами и услугами должен заниматься Совет, а не комаркальная федерация, двое делегатов сказали, что согласятся на это, если Совет оплатит им в наличных стоимость продукции всех коллективов комарки – 3 миллиона песет. Услышав эту цифру, Сервет ответил, что у Совета нет таких средств, и на этом разговор закончился; комаркальная федерация продолжала свою работу без дальнейшего вмешательства со стороны Совета Арагона35.

Комаркальная федерация разработала много планов по увеличению производства коллективов и повышению уровня жизни их членов. Ветеран организации вспоминал много лет спустя: «В небольшие деревни было проведено электричество, которого там никогда не было; средства связи, транспортная система, образование и забота о детях были усовершенствованы… Почти во всех коллективах комарки прессы для отжима оливкового масла, которые всё ещё приводились в движение животными, были модернизированы и оборудованы электродвигателями, тяжёлый труд стал легче. Так как крайне необходимый нам бензин в то время был дефицитным, мы поставили электродвигатели и на молотилки. Товарищи-электрики предоставили нескольким коллективам киноаппараты…»36

Замечательным достижением Монсонской комаркальной федерации было создание и обслуживание в Бинефаре больницы «Салют, Дуррути!». Ветеран комарки вспоминал об этом событии: «После реставрации старого сельского дома в нём были оборудованы кабинеты благодаря усилиям коллектива и двум врачам, которые бескорыстно и неустанно пеклись о больных. Чтобы приобрести необходимые материалы, каталонский хирург и член комаркального комитета коллективов отправились в Барселону. Они купили лучшее хирургическое оборудование, доступное во время войны, для акушерства и травматологии, рентгеновский аппарат, а также материалы для медицинской лаборатории».

К апрелю 1937 г. в больнице было 40 коек, имелись отделения общей терапии, профилактики и лечения венерических заболеваний и гинекологическое. До июля 1937 г. больница отправляла акушерку в дома, где были роженицы, позже такие женщины стали ложиться в больницу. В день принимали около 25 пациентов. Больница была открыта для каждого жителя 32 деревень комарки37.

Что касается Вальдерробресской комаркальной федерации в провинции Теруэль, то она в первый год пострадала от зимы 1936/37 гг., необычайно холодной в этом районе, которая нанесла значительный ущерб урожаю оливок, основному продукту региона. Возможно, из-за этого работа комаркальной федерации была не такой разносторонней, как в федерации Монсона.

Как и в Монсоне, сельский кооператив Вальдерробреса стал центром деятельности комаркальной организации. Он был основан на собрании, проведённом вскоре после изгнания мятежников из района. Вначале различные коллективы напрямую обменивались продуктами с другими коллективами, сельскими и городскими, но очень скоро товарообмен был централизован в комаркальном кооперативе, который установил регулярные связи с нефтяной компанией КАМПСА, Монсонским сахарным заводом и другими предприятиями.

Как вспоминал ветеран организации: «Продукты, полученные в ходе этих операций, распределялись среди местных коллективов в соответствии с числом жителей, а те распределяли их между семьями. Всегда исходили из того, что продукты по той же норме будут доступны и не состоящим в коллективах, при условии, что взамен они предоставят свои излишки. Некоторые поселения собирали больший урожай, чем другие, но это не давало им права получить большее количество нормированных продуктов. Напротив, те поселения, которые не имели излишков, всегда получали установленную норму»38.

Как в Монсоне, комаркальная организация коллективов в Вальдерробресе осуществила много проектов в интересах всего общества. В их число входило проведение телефонной связи в деревни комарки. Кроме того, «в Вальдерробресе была создана комаркальная машинная станция для ремонта тех немногих автомобилей, которые были доступны для перевозки пассажиров и грузов, а также сельскохозяйственной техники…»

Коллективы совместными силами обустроили дороги и шоссе в комарке, устранив опасные повороты. Также «было отремонтировано или перестроено большое число зданий, чтобы никто не нуждался в жилье», возводились зернохранилища, скотные дворы и другие сооружения для сельскохозяйственных работ и содержания животных.

Комаркальная организация обращала внимание и на образование: «Несмотря на то, что некоторые учителя оставили свои посты, мы можем сказать, что все дети школьного возраста обоих полов получили надлежащую заботу. У нас было намерение построить для школ просторные здания, с хорошей вентиляцией и освещаемые солнцем, чтобы образование могло играть роль, соответствующую новому Либертарному Обществу, и не было необходимости эксплуатировать детей, иногда начиная с десяти или двенадцати лет»39.

Аугустин Сухи также оставил описания нескольких комаркальных федераций: «В Асуаре располагается комаркальный комитет двенадцати деревень. Они посылают делегации, которые передают, что может предоставить каждая деревня и в чём она нуждается. Комаркальный комитет ведёт статистику на основе этих данных и производит обмен продуктами. До сих пор эта новая экономическая система, которая является не чем иным, как организованным обменом, не вызывала никаких трудностей»40. Относительно Граньена Сухи сообщал:

«В комарке Граньен насчитывается 27 ассоциированных коллективов площадью 96 тысяч гектаров. В них проживают 11,5 тысяч жителей. Весь обмен в пределах двадцати семи деревень проходит через комаркальную федерацию. Есть два основных вида операций: а) прямой обмен между разными деревнями при посредничестве федерации; б) продажа излишков продукции и приобретение товаров, необходимых комарке. Комаркальная федерация должна дать своё разрешение на то, чтобы произвести обмен между деревнями или закупить что-либо. Пример: “Разрешение: Комаркальная федерация сельскохозяйственных коллективов Граньена. Эта комаркальная федерация разрешает коллективу Сангаррена вывезти 3 000 кило пшеницы в Лериду с целью обмена. Граньен, 3 июня 1937 г.”»41.

Сухи отмечает о федерации Барбастро:

«Барбастро является резиденцией одной из крупнейших комаркальных федераций. Из шестидесяти деревень комарки сорок семь коллективизированы и входят в федерацию… В некоторых деревнях комарки существуют коллективы ВСТ, но они также вступили в комаркальную федерацию НКТ. Ассоциированные коллективы предоставляют комаркальной федерации точную статистику. Они указывают число жителей, площадь земли, состояние шоссе и дорог, поголовье животных, объёмы производства и производительность. Они указывают, сколько машин имеется в наличии и сколько необходимо, то же относительно материалов, продовольствия, одежды. Комаркальная федерация управляет экономическими делами 15 000 коллективистов…

Комаркальная федерация – своего рода экономический департамент. В ней есть секции транспорта, сельскохозяйственного производства, пищевой промышленности и др. Секция техники и оборудования занимается техническим обеспечением ассоциированных деревень. Комаркальная федерация унаследовала шесть молотилок, которые раньше принадлежали господам, и приобрела ещё две. Также закупили восемь жаток. В комарке имеются тридцать семь современных плугов, трактор и другая сельскохозяйственная техника. Комаркальная федерация обязана посылать в деревни, которые в этом нуждаются, машины и персонал, необходимый для их обслуживания…

Из коллективизированных деревень за всем необходимым, от семян до продовольствия, идут на склады комаркальной федерации. Кроме того, федерация построила скотные дворы по всей комарке»42.

Коллективизация: добровольная или принудительная?

Наиболее яростные споры по поводу анархических сельских коллективов Арагона вызывал вопрос, было ли вхождение крестьян в них добровольным или их принуждала к этому НКТ–ФАИ, преобладающая сила в Арагоне в первый период Гражданской войны. Анархисты, само собой, были склонны подчёркивать добровольный характер коллективизации43, в то время как коммунисты, в частности, настаивали, что крестьяне региона в подавляющем большинстве не желали вступать в коллективы и делали это лишь из-за присутствия анархических войск и других элементов, оказывавших на них давление.

Одним из самых бескомпромиссных обвинителей анархистов был Хосе Дуке, входивший в Совет Арагона и возглавлявший Коммунистическую партию в регионе во время войны. Он утверждал, что каждый раз, когда анархические милиционеры отвоёвывали какую-либо деревню у сил Франко, они созывали местных жителей на собрание, где перед ними выступал глава военного комитета колонны или местный анархический лидер:

«Как только изложение программы заканчивалось, проводилось голосование по предложениям, сформулированным оратором. Голосование всегда и во всех случаях должно было проводиться по характерной для анархистов процедуре: аккламацией, иначе говоря, выражением своего одобрения или несогласия публично, без соблюдения тайны голосования. Вдобавок, оратор, пропев хвалу свободному человеку в свободном обществе, не забывал пригрозить ужасными несчастьями тем упрямым индивидуалистам, которым ещё не удалось избавиться от своих жалких мелкобуржуазных предрассудков. После такого, легко понять, что простые арагонские крестьяне с энтузиазмом поддерживали предложения оратора, полностью и без обсуждения принимая все его тезисы».

Дуке настаивал: «В “свободные коллективы” все крестьяне, все ремесленники и все рабочие вступали по принуждению. В поселении закрывались все магазины, большие и малые. Всё сносилось на большой общественный склад, непосредственно зависевший от “свободного коллектива”, который, в свою очередь, контролировался “комитетом обороны”»44.

Аугустин Сухи приходил к диаметрально противоположным выводам:

«Коллективизация проводилась не по приказу государства и не насильственным путём, как в России. Огромное большинство крестьян сочувствовало идеалам социальной революции. Работать коллективно, распределять продукты между собой по справедливости – такова была их цель. Никакого определённого плана коллективизации не было. Не было декретов, правительственных комиссий, не давалось официальных директив, которые должны были выполнять крестьяне. Они действовали в соответствии с собственной интуицией. Активное меньшинство вело их. В среде местного крестьянства жил идеал либертарного коммунизма»45.

Британский наблюдатель Франк Еллинек, который в целом больше сочувствовал сталинистам, чем анархистам, в августе 1937 г., по-видимому перед разорением арагонских коллективов отрядами Листера, дал в целом доброжелательную оценку коллективизации: «Насколько проникла в Арагон либертарная идея, можно судить по тому, как гордились селяне этой системой, и эта гордость определённо не была вызвана увеличившимся благосостоянием»46.

В большинстве работ о коллективах, которые мне известны, содержатся упоминания о сельских единоличниках (крестьянах, ремесленниках или торговцах), не вступивших в коллективы. Из 34‑х арагонских коллективов, по которым у меня имеется подробная информация, крестьяне-единоличники были представлены в 19‑ти. В некоторых других также могли присутствовать «индивидуалисты», хотя о них нет никаких особых упоминаний.

В ряде случаев большинство крестьян поселения очевидным образом отказывалось от коллективизации. Так, в Монсоне лишь пятая часть от 5‑тысячного населения состояла в коллективе, согласно Аугустину Сухи47, а Хосе Пейратс утверждает, что в этом коллективе насчитывалось только 450 человек48. В Алькампеле коллектив насчитывал около 250 семей, что, по словам Виктора Бланко, одного из членов коллектива, составляло «почти половину населения»49. Во Фраге около 700 семей состояли в коллективе; такое же число воздержалось от вступления50.

С другой стороны, в Бинефаре 700 из 800 крестьянских семей состояли в коллективе, и их примеру последовали 10% занятых в кустарной промышленности51. В Барбастро, как сообщал Сухи, «единоличники составляют незначительное меньшинство»52, а в Торре-дель-Кампте «все вошли в коллектив»53.

В Асуаре сложилась уникальная ситуация. Согласно Сухи, там одновременно существовали сельские коллективы НКТ и ВСТ и функционировал координационный комитет для поддержания дружественных отношений между ними54.

Региональная федерация коллективов с некоторой неохотой приняла политику отказа от принуждения по отношению к тем крестьянам, которые не хотели вступать в коллективы. Резолюция учредительного конгресса федерации гласила:

«Мелким собственникам должно быть позволено иметь столько земли, сколько они и их семьи смогут обработать, но ни один мелкий собственник, не пожелавший вступить в коллектив, не должен пользоваться какими-либо преимуществами». С другой стороны, все земли, конфискованные у «фашистов», и всю землю, которая обрабатывалась арендаторами или издольщиками, следовало передать коллективу. Наконец, «чтобы искоренить эгоистические чувства, которые могут проявлять мелкие собственники, их владения не следует регистрировать в официальном реестре»55.

Феликс Карраскер, бывший член Национального комитета НКТ, в разговоре со мной признал, что в Арагоне были коллективы, куда крестьян заставляли вступать, особенно если в дело была вовлечена анархическая молодёжь. Однако он настаивал на том, что национальное руководство НКТ пыталось предотвратить подобные действия56.

Резолюция, принятая коллективом Ольете 22 апреля 1937 г., помогает пролить свет на отношения между коллективами и единоличниками. Помимо прочего, в ней заявляется:

«Все товарищи, недовольные своим нахождением в коллективе, будут иметь право выйти из него и работать в своих хозяйствах индивидуально, при условии, что никто не может иметь больше земли, чем он сможет обработать собственными силами, хотя они могут работать вместе, если в таком сотрудничестве нет эксплуатации человека человеком. Товарищи-индивидуалисты будут воздерживаться от действий, направленных против коллектива, поскольку если они предпримут их, то они будут рассматриваться как контрреволюционеры».

Другое положение резолюции гласило: «Кооператив коллектива откроет на каждого индивидуалиста счёт для записи стоимости товаров, которые он предоставляет, и на этот счёт указанные индивидуалисты могут брать продукты из кооператива, при условии, что коллектив в них не нуждается». И далее: «Индивидуалисты могут пасти свой скот по всему муниципалитету, соблюдая уважение к посевам, как это принято, и максимальная численность коров, которую может иметь каждый индивидуалист, ограничивается двадцатью пятью головами. Они [индивидуалисты] обязаны беречь пастбища…»57

Иногда случались конфликты между коллективистами и индивидуалистами. Наиболее серьёзный из них произошёл в коллективе Эсплу́са в комарке Монсон. Здесь в начале военного мятежа был создан революционный комитет из представителей «Левых республиканцев» и НКТ. Анархисты организовали коллектив в начале сентября, но большинство поддерживавших ЛР крестьян и ремесленников отказались вступать в него. Вскоре они вышли и из ревкома, сформировали местное отделение ВСТ и вошли в контакт с Коммунистической партией. Новая организация ВСТ потребовала равного представительства с НКТ в ревкоме, равного распределения оружия между двумя группами и раздела земли, конфискованной у «фашистов», между единоличными собственниками.

Лидеры НКТ отказались выполнять эти требования, ссылаясь на то, что, по условиям национального соглашения, в ревкомы должны были входить только представители организаций, существовавших до 19 июля. Они заявили, что отделение ВСТ сформировано после этой даты, что всё оружие хранится в одном месте под охраной ревкома и что вся конфискованная земля должна обрабатываться коллективно. После этого, 8 октября, делегация коммунистов из Барбастро прибыла в Эсплус для переговоров с лидерами НКТ. Во время этих переговоров демонстрация ухэтистов, собравшаяся перед зданием, открыла беспорядочную стрельбу, в результате которой погибли около 30 человек, включая главу местного ВСТ, вышедшего на балкон.

Через два дня после этого инцидента все члены ВСТ попросили принять их в коллектив. Согласно источнику анархистов, вначале они получили отказ, однако в итоге их просьба о вступлении была удовлетворена58.

Коллективы и война

Многие арагонские коллективы находились в считаных милях от той линии, по которой проходил фронт с конца лета 1936 г. до начала Арагонского наступления Франко в марте 1938 г. Они поставляли милиции как новобранцев, так и провизию. К примеру, 145 молодых людей из Грауса пошли в милицию НКТ59; в Бинефаре, при общей численности населения всего 3,5 тысячи, в милицию записались около 60; в коллективе Каланды 500 человек, при общей численности 4,5 тысячи, служили в милиции, по большей части в 26-й дивизии60. В Мас-де-лас-Матасе мельник коллектива жаловался Сухи: «Слишком много товарищей на фронте. Нам не хватает работников»61.

Конечно, бо́льшая часть продовольствия, получаемого республиканскими войсками на Арагонском фронте, также предоставлялась коллективами региона. Коллектив Монсона продавал армии овощи62. Коллектив Бинефара еженедельно отправлял на фронт 30–40 тонн провизии. Столько же было отправлено им в Мадрид в разгаре осады города63.

Аугистин Сухи сообщал о ещё одном коллективе, из Альбалате-де-Синки, который добровольно помогал обеспечить Мадрид: «В марте была проведена акция солидарности с Мадридом. Десять живых боровов, от 115 до 120 килограммов каждый, 500 кило свинины, 87 цыплят, 50 кроликов, две с половиной тонны картофеля, 200 дюжин яиц, бобы и другие овощи, а также несколько дюжин коз – всё это было отправлено в непокорённый город. Это было свидетельство щедрой солидарности села с нуждающимся народом столицы. Крестьяне не приняли бы за это никакой платы, даже от отдела военного снабжения Комаркального комитета Альбалате, и вдобавок отправили в Мадрид десять вагонов с мукой и другим продовольствием. За это они также не стали требовать никакой компенсации…»64

Общие характеристики арагонских коллективов

Аугустин Сухи описывал общие черты коллективов Арагона, которые он видел в своих поездках 1936 и 1937 гг.:

«Самая мелкая коллективная единица в Арагоне – трудовая группа. Она включает в себя от 5 до 10, иногда больше участников. Группы создаются крестьянами, которые связаны между собой дружбой; иногда они также живут на одной улице. К ним относятся бывшие мелкие собственники, мелкие арендаторы, издольщики и батраки. Они идут на работу все вместе. Впереди – делегат группы. Часто сам делегат подбирает себе компаньонов для работы. Коллектив распределяет работу между группами. Когда группа заканчивает свою работу, она помогает другой группе…

Если трудовая группа превышает указанное число участников, каждый работник получает производственный табель. Делегат делает в нём записи, подтверждающие работу членов группы. Инструменты, машины и животные, необходимые для работы, являются собственностью коллектива. Обработка земли, выполнение работы, которая была ей задана, является задачей группы»65.

Аугустин Сухи также описывал способ, которым распределялись продукты в коллективе:

«Распределение земли, работы, инвентаря и скота стало первым, что было сделано. Коллектив, прежде всего, должен был озаботиться обеспечением материального существования своих членов. Продукты полей свозились на общий склад; самые важные виды продовольствия распределялись между всеми поровну. Излишки использовались для обмена с другими коммунами или с городскими коллективами. Продукты собственного производства распределялись безвозмездно. В зависимости от богатства коллектива, сюда входили хлеб и вино, иногда также мясо и другая еда, без ограничений и бесплатно. То, что получалось извне, путём обмена или покупки у других коммун или в городах, и то, что имелось в недостаточном количестве, было нормировано. Но у каждого было необходимое для жизни, в той степени, в какой ситуация в коллективе позволяла ему удовлетворять нужды своих членов…

Удовлетворение потребностей было отделено от рабочих способностей человека. Больше не говорили: “Хорошая работа за хорошую подённую плату”, – новой нормой стало: “От каждого по способностям, каждому по потребностям”»66.

Эта новая система распределения в большинстве случаев влекла за собой частичную или полную отмену денег. Часто отдельный коллектив вводил у себя какое-нибудь средство обмена для внутреннего использования. В других случаях все товары либо распределялись по норме, либо бесплатно предоставлялись желающим. В этих практиках наблюдалось значительное разнообразие, но деньги Республики очень редко продолжали использоваться в коллективах – хотя, конечно же, они бывали нужны членам коллектива, когда те отправлялись «вовне».

Судя по всему, типичной с точки зрения замены денег была ситуация, наблюдавшаяся Аугустином Сухи в коллективе Масалеона:

«У председателя сельского коллектива, Мануэля Аранды, появилась оригинальная идея. Он предложил жестяные жетоны в качестве заменителя денег… Существуют жетоны ценностью до двадцати пяти песет. Но эти монеты не выдаются в качестве заработной платы: они служат только средством обмена. Каждый член коллектива получает эти жетоны. Он покупает на них то, что нужно ему для жизни и что имеется в коллективе. Одна песета в день на взрослых, 0,75 на детей младше четырнадцати лет»67.

Оценивая опыт, по крайней мере одна группа коллективистов пришла к выводу, что отмена денег была одной из главных ошибок арагонских анархистов. Авторы работы, посвящённой коллективам комарки Вальдерробрес в провинции Теруэль, отмечают:

«Мы хотим указать на тактическую и психологическую ошибку, которую представляла собой полная или частичная отмена денег. Те, кто участвовал в этом, все испытали на себе эту меру. Все могут подтвердить, какое недовольство, и не раз, вызывали такие решения. Без сомнения, приверженцы упразднения денег всё ещё существуют, поскольку некоторые поддерживают систему “свободного распределения”. Мы считаем, что это дело большой сложности, о котором хорошо философствовать, но которое трудно осуществить на практике, по крайней мере в течение одного или двух поколений. Человек хочет работать, но он также хочет по своему желанию распоряжаться той частью, на которую он имеет право. И, как говорится, на вкус на цвет товарищей нет»68.

Ничто не говорит о том, что метод посемейной оплаты в коллективах давал какие-нибудь поблажки лодырям. Феликс Карраскер утверждал, что дух сотрудничества был достаточно сильным, чтобы предотвратить это, но добавлял, что социальное давление на каждого члена коллектива со стороны других членов, побуждавшее выполнять свою часть работы, также было велико69.

Примеры каталонских коллективов

Было бы невозможно пытаться описать во всех подробностях все коллективы, информация о которых доступна. Однако, для лучшего понимания природы анархических сельских коллективов в Арагоне, стоит привести несколько примеров.

Безусловно, одним из самых успешных в Арагоне и одним из тех, о которых больше всего было написано, не только анархистами, но и другими, был коллектив Грауса, в северной части региона. Социалист Абелардо Пратс писал: «Тем, кто хочет узнать о том феноменальном творчестве, которое происходит в Испании с тех пор, как началась революция и война, я советую посетить Граус»70.

Гастон Леваль, посетивший Граус в июне 1937 г., отмечал, что эта часть Арагона была очень консервативной, и из 43 деревень в комарке Граус только одна была коллективизирована полностью и ещё 10 – частично71. Тем не менее в самом Граусе, селе с населением около 2 600 человек, коллективизация проводилась широко.

Согласно Абелардо Пратсу, 700 семей в Граусе вступили в коллектив, а 160 оставались вне его72. Однако многие из единоличников не были крестьянами, поскольку в Граусе, как указывал Леваль, имелось «много небольших заведений, обслуживавших сельскую округу». К июлю 1936 г. 40% населения было занято в торговле, остальные – в промышленности и сельском хозяйстве73.

Леваль описывал, как проходила коллективизация в посёлке. Сельскохозяйственный коллектив был организован 16 октября 1936 г., и в следующие два месяца НКТ и ВСТ, работая совместно, обобществили транспорт, печатные станки, обувные магазины, медицину, аптеки, кузницы, плотницкие и столярные мастерские74. Пратс заключает: «Село достигло экономического единства, которое служит общественной пользе и коллективным интересам»75.

Пратс, посетивший Граус через месяц или два после Гастона Леваля, был особенно впечатлён организацией сельскохозяйственной части коллектива. Он утверждал, что с введением «посемейной оплаты» средняя крестьянская семья стала получать по крайней мере в полтора раза больше, чем у неё было до создания коллектива.

Эффективность управления в коллективе приводила его в восхищение: «Всё систематически организовано. На каждую отрасль производства составлен свой документ с точными данными по её развитию и производительности, расписанными по дням, часам и землям. Таким образом, ничто не теряется, и организация всего находится на высочайшем уровне»76.

Согласно Гастону Левалю: «Координирующие функции в коллективе выполняла административная комиссия из 8 человек. Она разделялась на 8 отделов, каждый из которых возглавлялся секретарём высокой квалификации, делегировавшимся на неограниченный срок рядовыми членами двух профсоюзов. НКТ и ВСТ были поровну представлены в комиссии – по 4 от каждого профсоюза. Все делегаты в любое время могли быть отозваны общим собранием. Отделы были следующие: культуры и здравоохранения, статистики и труда, промышленности, транспорта и связи»77.

В результате снижения торговой активности, вызванного войной, в Граусе стали больше внимания уделять земледелию и животноводству. Среди достижений было строительство свинофермы на 2 000 голов; каждой семье в конце года давали свинью для убоя. Пратс отмечал, что «для животных устроены мойки, и они получают полный уход, которого требует научное содержание животных».

Коллектив также построил большую птицеферму с собственной лабораторией. Когда Пратс посетил её, там было больше 10 тысяч птиц. Он говорил: «…Всё новое и великолепное. Всё устроено в соответствии с требованиями техники». Директор фермы изобрёл новый инкубатор, «имеющий бо́льшую производительность, чем существующие»78.

Не были проигнорированы и социальные нужды коллектива: «Дети являются предметом особой заботы и постоянного внимания коллектива. До четырнадцати лет их не отправляют на работу ни под каким предлогом. Эксплуатация ребёнка собственной семьёй, в прежние времена в большинстве случаев вызванная бедностью в домах, где они появились на свет, закончилась… Матери и, прежде всего, женщины, которые скоро станут матерями, также испытывают на себе особую заботу, особенно в период вскармливания. Их освобождают от всех рабочих обязанностей»79. Была создана новая художественно-ремесленная школа. Также работала библиотека, у коллектива были типография и книжный магазин. Когда Пратс посетил его, там проводилась выставка для ста детей, эвакуированных из Мадрида и других зон боевых действий80.

Коллектив Грауса был исключительно успешным. Согласно Абелардо Пратсу, во многом он был обязан этим успехом своему главному секретарю – Эмилио Портелье81.

Конечно, многие коллективы не могли предоставить своим членам такое же обслуживание, какое было в Граусе. К примеру, Аугустин Сухи сообщал относительно коллектива Муньесы: «В культурном отношении это поселение стоит ниже других деревень. Здесь нет учителя, 500 детей не могут ходить в школу, очень много неграмотных. В деревне нет кинозала и, что гораздо хуже, нет врача; два обывателя, имеющих какие-то знания, занимаются лечением, естественно с грехом пополам»82.

Возможно, более типичным, нежели коллективы Грауса и Муньесы, был коллектив Каланды в долине Гуадалупе в Нижнем Арагоне. Ко времени революции 1936 г. земля в округе принадлежала главным образом латифундистам, хотя имелось и некоторое число мелких собственников. Земля помещиков сдавалась в издольщину, и было подсчитано, что 40 или 50 семей в Каланде получали половину дохода как собственники земли, а другую половину получали остальные 5 000 человек, большинство из которых жили в страшной бедности.

Во время военного мятежа крупные собственники поддержали переворот. Был сформирован революционный комитет, состоявший из НКТ и «Левых республиканцев». В районе действовал Синдикат разных профессий НКТ, насчитывавший около 800 членов, по большей части сельскохозяйственных рабочих и издольщиков, а также некоторых ремесленников. Ревком занял место муниципального совета и ноябре 1936 г. официально получил его права.

Аграрный коллектив сформировали примерно 2,5 тысячи человек из 5 тысяч жителей муниципалитета. Прочие остались мелкими собственниками. Бывший секретарь спустя много лет признавал, что часть крестьян могла вступить в коллектив из страха, хотя и настаивал, что оснований для него не было.

Члены коллектива делились на команды по 10–14 рабочих. Каждая из них избирала делегата, и каждый вечер делегаты собирались, чтобы запланировать работу на следующий день и распределить её. Существовало также правление, избиравшееся общим собранием и осуществлявшее общий контроль над коллективом. Общее собрание проходило еженедельно, и правление и делегаты отчитывались на нём о том, что было ими сделано.

Оплата труда в коллективе производилась на душу, каждый человек, мужчина, женщина или ребёнок, получал установленную норму. Бо́льшая часть зарплаты выдавалась натурой. Отношения коллектива с внешним миром строились по большей части на основе бартерных обменов. В некоторых случаях даже свёртывали производство, если в других местах условия для него были лучше, – например, перестали разводить свиней, решив, что этим лучше заниматься людям, живущим на горных склонах.

Отношения с мелкими хозяевами-единоличниками, как сообщают, были дружественными. В городе у них был кооператив, независимый от коллектива. Кооперативу коллектива иногда удавалось достать такие товары, например лампочки, которые не мог получить кооператив единоличников, и тогда первый продавал их второму. Некоторые из крестьян-единоличников сами являлись членами НКТ.

В общине создавались различные комитеты. Один из них проверял земельных собственников на предмет их принадлежности к «фашистам». Другой определял, будет ли земля, конфискованная у «фашистов», передана коллективу или единоличным хозяевам. В этих и других комитетах были представлены все политические группы, действовавшие в поселении.

Коллективом был конфискован доминиканский монастырь. Здания были переоборудованы в школу с 19‑ю классами. Среди её сотрудников были шесть из прежней городской школы, пять монахинь из соседнего монастыря, полдюжины старшекурсников из ближайшего педагогического училища и несколько учителей на пенсии. Когда фронт подошёл к Каланде, детей эвакуировали, и в зданиях разместился госпиталь. Земля монастыря была отведена под опытное хозяйство. Коллектив также устроил библиотеку и общественную баню для жителей поселения.

Коллектив первоначально обеспечивал продовольствием тех своих членов, которые ушли на фронт и рабочие места которых по большей части были заняты женщинами. Когда работа коллектива наладилась, поставка продовольствия в армию была организована на регулярной основе83.

Необычным был коллектив Куэвас-де-Портальрубио, недалеко от Теруэля. Некоторое время он находился на нейтральной полосе между двумя противоборствующими силами; в него входило 40 семей, всё население деревни, которые выращивало пшеницу и занималось овцеводством. Однажды франкисты угнали из коллектива 250 овец и застрелили одного из пастухов. Как было принято, продукты распределялись между семьями пропорционально количеству их членов; медицинское обслуживание было для всех бесплатным, в серьёзных случаях больных отправляли на лечение в Барселону. Коллектив был захвачен войсками Франко в марте 1937 г.84.

Наступление войск коммунистов на коллективы Арагона

После «гражданской войны внутри гражданской войны» в Каталонии в начале мая 1937 г. и последующего падения правительства Франсиско Ларго Кабальеро в конце месяца анархисты продолжали удерживать Арагон, но упорные попытки ликвидировать анархические сельские коллективы в этом регионе не прекращались.

Хотя коммунисты были главными действующими лицами в сокрушении политической и экономической мощи анархистов в Арагоне и хотя эта операция в основном проводилась войсками, находившимися под их контролем, они отнюдь не были единственной политической силой, участвовавшей в этом. Социалисты, и в частности министр обороны Индалесио Прието, играли важную роль в этих манёврах, как мы увидим в последующих главах.

Гастон Леваль дал красочное описание нападений, произведённых коммунистическими войсками – в первую очередь 11-й дивизией Листера и 27-й дивизией, бывшей колонной «Карл Маркс»:

«В середине июня началось наступление в Арагоне, которое велось в широком масштабе и методами, доселе невиданными. Приближалось время жатвы. С винтовками в руках, сборщики, присланные коммунистами, останавливали на главных дорогах грузовики, перевозившие продовольствие, и перенаправляли их в свои лагеря. Немного позднее эти же стражники приходили в коллективы и от имени Главного штаба, размещавшегося в Барбастро, требовали передать им большое количество пшеницы».

Леваль описывал следующий шаг коммунистов и их союзников, направленный против арагонских коллективов:

«Они приступили к реквизиции всех грузовиков, в то время незаменимых при транспортировке урожая, особенно пшеницы… Коллективы почти всегда получали грузовики в обмен на свою сельскохозяйственную продукцию, иногда отказывая себе в необходимом продовольствии. Грузовики были одним из тех приобретений, которым гордились больше всего. Но их все забрали, безжалостно, под предлогом войны».

Леваль указывает ещё один способ подрыва арагонских коллективов:

«В это же время, и только в Арагоне, они проводили набор новых солдат под предлогом подготовки наступления. В самом начале жатвы пятьдесят юношей из Эсплуса были мобилизованы… Почти все деревни лишились своей молодёжи, однако в Каталонии те же категории призывников не трогали. Они пошли в армию позже. А жатва тем временем прошла в самых скверных условиях…»85

«Затем началось открытое нападение. Командовал им майор Листер. Описывать его эпизоды во всех деталях было бы слишком долго. Конечным результатом было то, что 30 процентов коллективов были уничтожены. В Альколеа был арестован муниципальный совет, управлявший коллективом; обитатели дома престарелых были выброшены на улицу. В Мас-де-лас-Матасе, Монсоне, Барбастро – нигде не обошлось без арестов. Повсеместно шли грабежи. Опустошали кооперативные склады, хранилища пшеницы; ломали инвентарь. Губернатор Арагона, назначенный центральным правительством после роспуска Совета Арагона… протестовал. Ему сказали идти к чёрту»86.

Позднее, на Национальном крестьянском конгрессе НКТ, 22 октября 1937 г., Региональный комитет Арагона представил доклад о произошедшем:

«Более 600 организаторов коллективов были арестованы. Правительство назначило управляющие комитеты, которые стали заведовать складами продовольствия и беспорядочно раздавать их содержимое. Земли, тягловый скот и рабочий инвентарь были возвращены семьям или фашистам, над которыми смиловалась Революция. Таким же образом разделили урожай. Животных, выращенных коллективом, постигла та же судьба. Было разрушено много коллективных птичников, конюшен, молочных ферм. В некоторых муниципалитетах, таких как Бурдеос и Каласейте, у крестьян отобрали семена, и теперь им нечем засевать землю»87.

Коммунисты обосновали это разрушение арагонских коллективов в своей ежедневной газете «Красный фронт» от 14 августа 1937 г.:

«Поскольку дело касается коллективов, мы должны заявить, что ни один арагонский крестьянин не вступил в них без принуждения. Каждый, кто сопротивлялся, пострадал физически и материально от террористических санкций. Тысячи крестьян бежали из региона, предпочитая покинуть свой дом, чем терпеть тысячу невыносимых мер, принятых Советом Арагона. Их земли были отобраны, их принуждали работать от восхода до заката на их собственной земле, изнурять себя, получая за это девяносто пять сентимо. Каждый, кто сопротивлялся, лишался хлеба, мыла и большинства вещей, необходимых для жизни. Всё продовольствие, находившееся в частном владении, было конфисковано. В муниципальные Советы вошли заведомые фашисты; шефы эскадронов Фаланги, обладатели партийных билетов, стали мэрами, советниками…»88

Впоследствии, однако, даже коммунисты, оставшиеся в партии и выбывшие из неё, признавали, что разгон коллективов в Арагоне был ошибкой. Бернетт Боллотен цитирует Хосе Дуке, который сказал, что принятые Листером меры «были более суровыми, чем было необходимо». Другой коммунист (и оставшийся коммунистом), который входил в Совет Арагона, Мануэль Альмуди́, говорил: «Меры Листера в Арагоне были очень жёсткими. Он мог действовать и с большей осмотрительностью. Его поведение вызвало сильное озлобление»89.

Вероятно, наиболее откровенно высказался Хосе Сильва, генеральный секретарь Национального института аграрной реформы и коммунист:

«Когда правительство Республики распустило Совет Арагона, генерал-губернатор попытался смягчить глубокое беспокойство в сердцах крестьянских масс, распуская коллективы. Эта мера была очень грубой ошибкой и вызвала чудовищную дезорганизацию в сельской местности…

Верно то, что целью губернатора было исправить несправедливость и убедить сельских тружеников в том, что Республика защищает их, но результат оказался прямо противоположным ожидаемому. Эта мера лишь усилила беспорядок, и вновь пошло в ход насилие, на этот раз с другой стороны. В результате полевые работы почти остановились, и четверть земли не была вовремя подготовлена к севу»90.

Частичное восстановление коллективов

Если верить Гастону Левалю, две трети арагонских коллективов уцелели после разорения региона войсками коммунистов в августе 1937 г. Кроме того, многие из коллективов, разогнанных дивизией Листера или другими частями республиканской армии, были восстановлены, когда кампания против них пошла на спад.

Хосе Пейратс отмечал изменения в политике правительства и Коммунистической партии:

«Коллективные хозяйства снова были разрешены. Заключённых освободили. Коллективизация пошла полным ходом. Подготовились к новой посевной. Но на этот раз урожай пожал Франко… Нельзя безнаказанно играть в игры, вызывающие деморализацию фронта и тыла»91.

У нас нет полной информации о том, сколько коллективов было восстановлено после вторжения коммунистов. Однако можно привести подробности по некоторым случаям. Например, коллектив Каласейте в провинции Теруэль:

«После нападения коллектив, как могли, реорганизовали. За это время так называемые коммунисты вернули часть земли тем, кто с оружием в руках выступил против Республики, то есть фашистам. Естественно, нападение вызвало деморализацию; коллектив был не тот, что прежде, в нём не было такого же энтузиазма»92. Коллектив Кретаса, в той же провинции, очевидно, продолжал существовать, хотя после нападения коммунистов в его рядах, как сообщали, наблюдалась «определённая деморализация»93.

В коллективе Ла-Фреснеды последствия были не столь катастрофическими. Он был легализован министерством сельского хозяйства, и когда руководители коллектива предъявили свидетельство о регистрации вторгшимся коммунистам, те не решились полностью его ликвидировать. Тем не менее они провели общественное собрание, где объявили, что любой желающий может покинуть коллектив. После этого ушли «некоторые недовольные», среди которых были те, кто входил в НКТ до 19 июля.

После этого инцидента, согласно источнику, «очищенный от нездоровых элементов… коллектив поднялся с неожиданной силой. Это была настоящая семья… В бригадах только и говорили о том, какую работу надо сделать, чтобы увеличить производительность, восстановить дороги и ирригацию, отремонтировать дома; все мысли были о будущем и прогрессе…»94

Коллектив Каланды был воссоздан через некоторое время после ухода солдат Листера. В соответствии с правительственным декретом, он прошёл регистрацию с помощью молодого человека, который учился на юриста. Коллектив просуществовал до вторжения сил Франко в марте 1938 г.95.

Коллектив Бальобар-дель-Синки, возле Уэски, разгромленный дивизией «Карл Маркс», также был восстановлен вскоре после нападения. По воспоминаниям одного из его бывших участников, после реорганизации он был «точно таким же, как раньше»96.

Заключение

Преобразование сельского хозяйства в соответствии с анархической доктриной на большей части Арагона в первый год Гражданской войны, безусловно, являлось одним из важнейших достижений испанских анархистов. Среди коллективов, созданных анархистами, наблюдалось значительное разнообразие, но определённые черты, по-видимому, были для них общими.

Представляется универсальным правилом, что арагонские сельские коллективы принимали принцип оплаты по потребностям, а не по результатам труда. Судя по всему, что во всех коллективах работа выполнялась группами или бригадами приблизительно по десять человек, с выборными делегатами во главе. Окончательные решения в каждом коллективе принимало общее собрание, которое состояло из всех взрослых членов коллектива и большинстве случаев проводилось на удивление часто. Каждый коллектив имел правление, избиравшееся на собрании, которое направляло работу коллектива, но должно было регулярно отчитываться перед членами. Члены правлений, по-видимому, могли быть отозваны в любой момент, хотя свидетельства не говорят о том, что подобные случаи были частыми. Наконец, все коллективы, очевидно, обменивались излишками своей продукции с другими коллективами, а также со сторонними организациями, обычно через свою комаркальную федерацию.

Не столь всеобщим, но тем не менее распространённым был отказ от использования денег Испанской республики для расчётов внутри коллектива, хотя во многих случаях даже те коллективы, которые отменили официальные платёжные средства для внутренних целей, должны были использовать их, когда вели дела со сторонними организациями или комаркальной федерацией. Эквиваленты денег варьировались, от внутренних денежных знаков, созданных коллективом, до системы нормирования в чистом виде и даже, по крайней мере в немногих случаях, свободного распределения, когда члены коллектива просто приходили в кооперативный магазин и бесплатно получали то, что им было нужно.

Много внимания уделялось организации школьного образования или, если оно уже существовало, его расширению. Примером во многих случаях служили «свободные школы» Франсиско Феррера. Другие культурные учреждения, особенно библиотеки, также получили распространение в коллективах. В большинстве случаев коллективы также стремились обеспечить своим членам бесплатное лечение, либо на месте, либо обращаясь к услугам врачей и больниц в близлежащих городах.

С чисто экономической точки зрения, данные говорят о том, что коллективисты с большим усердием строили мелкие предприятия, чтобы перерабатывать свою продукцию или производить товары для коллектива или комаркальной федерации. Также они занимались проведением электрических и телефонных линий, строительством и улучшением дорог, строительством новых сельскохозяйственных сооружений, таких как зернохранилища, свинарники, коровники и т.п.

Возможно, самым выдающимся из несельскохозяйственных предприятий коллективов была добыча бурого угля, начатая коллективом Андорры в провинции Теруэль. Запасы угля в этой местности были разведаны задолго до Гражданской войны, но геологи объявили их непригодными для разработки. Однако, по причине сложности – и впоследствии невозможности – получения угля из Астурии, в Каталонии возникла его нехватка, и стала неотложной необходимость задействовать новые ресурсы, имевшиеся под рукой.

Коллектив Андорры взял на себя инициативу и в ноябре 1936 г. открыл в окрестностях шахту с помощью семи опытных шахтёров, нанятых специально для этой цели. Крестьяне Андорры составили бо́льшую часть рабочей силы. Они вырыли шахту глубиной 50 метров с тремя галереями. Единственными их инструментами были кирки и лопаты, хотя для откачки воды использовался насос с моторным приводом. В итоге шахта давала в среднем 30 тонн угля в день. Гастон Леваль отмечал: «Благодаря этому работали многие фабрики Каталонии»97.

Имеющиеся данные, по-видимому, указывают на то, что по своей производительности коллективы не уступали крестьянским хозяйствам, существовавшим ранее, а во многих случаях значительно их превосходили. Бруэ и Темим обращают внимание на утверждение анархистов, что «увеличение объёмов производства с 1936 по 1937 год составляло от 30 до 50%»98. Коллективы, несомненно, внесли существенный вклад в обеспечение продовольствием войск на Арагонском фронте и в меньшей (но всё же значительной) степени Мадрида во время его осады, а также помогали снабжать города Каталонии и Леванта.

Сами арагонские анархисты нередко упоминали о том, что критики обвиняли их в попытках построить Утопию. Конечно, до определённой степени это было верно. Мы должны сделать вывод, что хотя их начинания и не давали достаточных доказательств того, что их представления о справедливости и равенстве в сельском обществе были осуществимы в длительной перспективе, в то же время год с небольшим опыта либертарного коммунизма в Арагоне не является окончательным доказательством обратного.

Часть III. Анархические сельскохозяйственные коллективы

14. Сельские коллективы в Леванте

После Гражданской войны анархисты были склонны вспоминать аграрные коллективы Леванта как свой самый успешный эксперимент в сельском хозяйстве. Некоторые иностранные анархисты, лично наблюдавшие революционные инициативы НКТ на селе в разных частях республиканской Испании, соглашались с этой оценкой. Так, французский анархист Гастон Леваль писал: «По нашему мнению, именно в Леванте – благодаря его естественным богатствам и творческому духу наших товарищей – работа сельскохозяйственных коллективов осуществлялась наиболее широко и успешно»1.

Не может быть сомнений в том, что число сельских коллективов, находившихся под началом НКТ, увеличивалось в течение большей части войны. Также верно то, что они в целом поддерживали хорошие отношения со своими коллегами из Всеобщего союза трудящихся, который в данной части страны оставался под контролем сторонников Франсиско Ларго Кабальеро. Аналогично, федерации сельских союзов НКТ и ВСТ в течение всей войны стремились организовать аграрную экономику региона таким образом, который больше всего отвечал условиям войны. Наконец, в первые полтора года войны две профсоюзные организации проделали заслуживающую внимания работу по организации экспорта цитрусов и других продуктов, которые позволяли обеспечить иностранной валютой республиканский режим, находивший в стеснённом положении.

Однако следует признать и то, что анархисты недооценивали всю серьёзность длительного конфликта между аграрными коллективами и мелкими и средними собственниками, составлявшими большинство сельского населения в регионе, особенно в трёх валенсийских провинциях, и коммунисты быстро извлекли пользу из этого конфликта. Кроме того, анархисты значительно преувеличивали, и в то время и впоследствии, свои успехи в преодолении серьёзных недостатков коллективов, включая чрезвычайную узость кругозора, низкий культурный уровень участников и частое непонимание философии и природы организуемых ими коллективных хозяйств.

Довоенная ситуация в сельской местности Леванта

Область, которую испанские анархисты обозначали как Левант, включала в себя три провинции, иногда называемые Валенсийской Страной, – саму Валенсию, Кастельон-де-ла-Плану и Аликанте, а также провинции Мурсия и Альбасете, к югу и западу соответственно. До войны ситуация в сельском хозяйстве этого региона значительно отличалась от той, что была в других частях Испании, таких как Андалусия, Эстремадура и Кастилия.

Для Валенсийского региона, в частности, не были характерны латифундии. Крупные поместья (более 100 га) занимали лишь четверть обрабатываемой земли в трёх валенсийских провинциях, тогда как владения размером до 10 га составляли 51,35% земли, а владения от 10 до 100 га занимали 24,12%. Мелкие собственники составляли 56% сельского населения, средние – 27%, крупные – только 16%2.

Доктор Боск Санчес подводит итог следующим образом: «…В сельской местности Валенсии преобладала мелкая и средняя собственность, а не крупная; значительную часть прибрежной зоны охватывало интенсивное товарное садоводство и овощеводство, которое требовало специализации крестьянства, и до гражданской войны здесь никогда не ставился всерьёз вопрос об аграрной реформе, которая существенным образом изменила бы структуру собственности»3.

Отчасти из-за такой модели землевладения в регионе, у НКТ в начале Гражданской войны «не было специфически аграрной профсоюзной организации в Валенсийской Стране, и её организационная слабость в сельской местности бросалась в глаза»4. Напротив, согласно доктору Боск Санчес, «Федерация земледельцев (ВСТ) консолидировалась в период Республики, и, по-видимому, она во время войны оставалась крупнейшей крестьянской организацией» Валенсийского региона5. По данным одного коммунистического источника, федерация ВСТ в трёх валенсийских провинциях насчитывала около 80 тысяч членов, в сравнении с 30 тысячами в федерации НКТ6. Другой коммунист, Хесус Эрнандес, утверждал, что к началу войны федерация ВСТ имела 30 тысяч членов, из которых 8 тысяч шли за коммунистами, в НКТ входило около 8 тысяч сельскохозяйственных рабочих, Региональная федерация арендаторов, «находившаяся под влиянием Коммунистической партии», насчитывала 3,5 тысячи членов, а католическая Валенсийская федерация сельскохозяйственных синдикатов имела «более 30 200 сторонников»7.

С более чем трёхмиллионным населением, эта часть Испании почти весь год была залита светом, имела субтропический климат и была одной из самых богатых областей сельскохозяйственного производства на полуострове. Она специализировалась на выращивании цитрусов, риса и овощей, и значительная часть продукции выращивалась на поливных землях, освоенных ещё во времена мусульманского владычества. После захвата других важных сельскохозяйственных регионов мятежниками в начале войны средиземноморское побережье приобрело особенно большое экономическое значение для Республики, так как оно не только кормило армию и население лоялистской зоны, но и занималось экспортом, обеспечивая приток иностранной валюты.

С политической точки зрения, в регионе были представлены различные течения. Две географические части региона, более холмистая западная и приморская восточная, расходились в своих предпочтениях. В первой, где преобладали зажиточные фермеры, долгое время господствовало карлистское, или традиционалистское, движение, но к 1930-м гг. оно в основном было вытеснено республиканскими партиями, у НКТ и ВСТ также появились сторонники8.

На побережье широкой поддержкой пользовалась Партия автономистского республиканского союза (ПУРА), консервативная, но выступавшая за региональную автономию. С ней соперничали две главные республиканские партии, «Левые республиканцы» и Республиканский союз, а также социалисты в городах. Партии Народного фронта поддерживали идею автономии Валенсийского региона на тех же принципах, что были установлены для Каталонии. И действительно, в июле 1936 г., перед самым началом Гражданской войны, республиканские партии разработали проект регионального Устава автономии9. Вскоре после начала войны НКТ также составила аналогичный документ10.

Захваты земли в начале войны

С началом Гражданской войны профсоюзные организации и новые революционные власти Валенсийского региона и соседних провинций конфисковали значительное количество земли. Они были изъяты главным образом у двух групп: крупных землевладельцев и людей, проявивших симпатии к мятежникам. В трёх валенсийских провинциях было конфисковано 289 418 гектаров, что составляло 13,18% от общей площади земельных владений в регионе.

Была значительная разница в количестве земли, конфискованной в разных провинциях. В Аликанте, к примеру, было захвачено 18,94% довоенных владений, в то время как в Кастельоне – только 5,53%, а в Валенсии – 14,89%. В Альбасете, где доля крупных поместий была значительно выше, было захвачено 33,35% земли11. У меня нет данных по Мурсии.

Эта конфискация имела большое значение для сельских коллективов НКТ и ВСТ, поскольку они создавались главным образом на захваченных землях. Доктор Боск Санчес, которой удалось детально исследовать 87 коллективов Валенсийского региона, отмечает, что в 93% случаев коллективы были созданы на земле, захваченной в начале войны, в 3% случаев объединённые коллективы НКТ–ВСТ занимали и конфискованную землю, и землю, ранее принадлежавшую членам коллективов, и только в 2% коллективы пользовались только той землёй, которая принадлежала сформировавшим их крестьянам12. Также она подсчитала, что коллективы были организованы на 31,58% из 13,18% земли, конфискованной в трёх провинциях Валенсийской Страны13.

Распространение сельских организаций НКТ

В революционной атмосфере, возникшей после подавления мятежа в Левантийском регионе, организации НКТ быстро распространялись в сельских районах. Анархисты вскоре осознали необходимость создания федерации своих сельских групп. Как следствие, 18–20 сентября 1936 г. в Валенсии был проведён первый региональный крестьянский конгресс НКТ. Утверждалось, что на нём присутствовало 146 делегаций, представлявших 41 347 членов.

Конгресс принял решение о создании Региональной федерации крестьян Леванта (Federación Regional de Campesinos de Levante). В её состав вошли организации НКТ из трёх валенсийских провинций, а также из Альбасете и Мурсии. Сельским союзам было предложено сформировать комаркальные федерации, а также пять провинциальных.

Учредительный конгресс РФКЛ сформулировал основы аграрной политики анархистов в регионе. Он выступил за обобществление земли, которая была захвачена, но в то же время поддержал право мелких собственников «обрабатывать землю, которую они могут обработать своими руками, пока это не создаёт препятствий или затруднений надлежащему развитию коллективизированных единиц». Эта резолюция прошла не без сопротивления. Некоторые делегаты доказывали, что «уважать мелкого собственника – это слабое место в нашей позиции, потому что это семя может размножиться», и предлагали, «чтобы каждое поселение действовало исходя из собственных возможностей»14.

В дальнейшем проходили и другие конгрессы РФКЛ на комаркальном, провинциальном и региональном уровнях. Так, региональный крестьянский пленум, прошедший в декабре 1936 г., призывал к более энергичному проведению революции в сельской местности15.

К июню 1937 г., по данным анархического ежедневника «Социальная кузница», было создано 23 комаркальных федерации РФКЛ в провинции Валенсия, по восемь в Аликанте и Кастельоне, десять в Мурсии и четыре в Альбасете16. Однако в это время лидерам РФКЛ уже стало ясно, что внутри федерации необходимо создать отдельную организацию для коллективов, входящих в неё. Вследствие этого II конгресс РФКЛ, проходивший в ноябре 1937 г., призвал коллективы создавать свои собственные комаркальные федерации17.

Первоначальная организация коллективов

В революционной эйфории начала Гражданской войны, НКТ и ВСТ приступили к организации сельских коллективов. Однако наблюдалось большое разнообразие в характере и организации этих коллективов, особенно тех, что были сформированы НКТ.

Одну крайность представляли собой Педральба и Бугарра в комарке Кампо-де-Турия в Валенсии, где «на общем собрании люди решили провести всеобщую коллективизацию. Земля, магазины, мастерские перешли в заведование комитета, деньги были отменены, и флаг НКТ развевался над зданием муниципального совета»18. С другой стороны, во многих местах, напротив, ничего не изменилось, «собственники продолжали обрабатывать свою землю и продавать урожай тем же частным торговцам»19.

Не всех анархистов удовлетворял либертарный коммунизм коллектива Педральбы. Теренс М. Смит цитирует критический отзыв союза работников коммунального хозяйства НКТ Валенсии, опубликованный в издании ВСТ «Корреспонденция Валенсии» в конце сентября 1936 г. В нём говорится:

«Либертарный коммунизм не будет напоминать монастырь или казарму, при нём будет не скудость, а изобилие». Далее расписывалась нехватка потребительских товаров и сырья для текстильной фабрики, которая также входила в коллектив Педральбы. Делался вывод, что, «когда либертарный коммунизм навязан людям силой, они будут саботировать его сколько могут, скрытно конечно же». Критика заканчивалась утверждением, что «Педральба, сообщество с высокой производительностью, превратилась в потребителя»20.

Между установлением либертарного коммунизма и сохранением статус-кво существовал широкий диапазон решений. Д‑р Аурора Боск Санчес отмечает:

«В некоторых поселения НКТ не получила контроля над конфискованной землёй, в других – получила лишь над небольшим количество, а когда организация НКТ получала землю, местные лидеры и активисты не имели представления о том, чем является коллектив. Если же им удавалось инициировать коллективизацию, то она различалась от случая к случаю, в одних коллективах дела шли хорошо, в других – нет, и организация НКТ не имела реального контроля над ними»21.

Несомненно, в первые месяцы войны крестьяне вступали в коллективы по многим мотивам. Сразу после начала войны основной причиной была срочная необходимость уборки урожая. Война вспыхнула как раз перед сезоном жатвы, и нужно было безотлагательно убрать урожай на землях, оставленных их владельцами. Некоторые коллективы наверняка были организованы именно с этой целью.

Во многих других случаях создание коллективов отражало идеологическую ориентацию вовлечённых крестьян. Я уже описывал «полную коллективизацию», проведённую в Педральбе и Бугарре, двух сёлах, где анархисты провозглашали либертарный коммунизм ещё во время неудачного восстания НКТ в январе 1933 г.22. В пяти провинциях Леванта было много других поселений, где крестьяне, создававшие коллективы, сходным образом исходили из идейных мотивов. Д‑р Боск Санчес приводит объяснение лидеров одного коллектива:

«19 июля 36‑го мы, рабочие люди, верили, что настал час полного освобождения, и естественно, мы начали проводить в Каудете-де-лас-Фуэнтесе нашу экономическую революцию»23.

Однако д‑р Боск Санчес предполагает, что существовали и другие факторы, побуждавшие вступать в коллективы на первом этапе Гражданской войны:

«…Трудно представить, что эти разнообразные мотивы добровольного присоединения к коллективу влияли на выбор тех, кто не испытывали крайней нужды и не разделяли коллективистскую идеологию профсоюзов, но, по крайней мере в начале войны, массово вступали в некоторые коллективы НКТ. В этих случаях, скорее, террор или просто необходимость обеспечить своё существование заставляли их вступать в коллектив, поскольку НКТ, политически доминировавшая в поселении, конфисковывала землю, лошадей и урожай, организовывала снабжение и распределяла все продукты. Кто мог рискнуть остаться вне коллектива?»24

Редактор анархического ежедневника «Социальная кузница» в Валенсии признал, что одной из самых сложных задач для региональных лидеров НКТ в первый период конфликта было удержать излишне рьяных сэнэтистов от обобществления земли мелких владельцев, верных Республике. Он несколько раз лично отправлялся в сельскую местность для решения этой проблемы, и по крайней мере однажды его сопровождали гражданские гвардейцы, хотя он убеждал меня, что в его намерения не входило отдавать им приказ действовать. После обсуждения крестьяне обычно соглашались с его доводами25.

Периодическое издание НКТ в эмиграции было вынуждено раскрыть негативные последствия неумеренного энтузиазма анархических активистов в одном из муниципалитетов левантийской провинции Кастельон, посёлке Алькала-де-Чисверт. После февральских выборов 1936 г. некоторые недовольные сэнэтисты вместе с республиканцами сформировали местное отделение ВСТ. В это же время НКТ восстановила свою организацию, закрытую предыдущей правой администрацией.

19 июля, когда началась гражданская война, в посёлке прошла облава на «реакционеров». «К несчастью и вопреки протестам умеренных, был предпринят захват фабрик, земель и зданий, с целью их коллективизации». Фабрики немедленно были введены в работу, экспроприированная земля составляла половину от общего количества, и все здания в городе были муниципализированы. Революционный комитет «из представителей всех антифашистских секторов» заменил собой муниципальный совет. Коллектив был официально образован в январе 1937 г. на собрании 2 000 человек, включая ухэтистов, но требование ВСТ, чтобы ему позволили распределить землю между своими членами в индивидуальном порядке, было отклонено НКТ, которая, судя по всему, имела преобладание.

В июле 1937 г. губернатор Кастельона отправил в Алькала-де-Чиверт штурмовых гвардейцев. Поощряемые стоявшей неподалёку коммунистической милицией, «реакционеры» захватили продовольственный склад коллектива и штаб-квартиру «Либертарной молодёжи». Четыре ведущих члена НКТ были арестованы. В посёлке впервые была образована ячейка Коммунистической партии, по-видимому ухэтистами26.

Распространение коллективов в Леванте

Независимо от того, какими мотивами первоначально руководствовали крестьяне, вступая в коллективы, остаётся фактом, что число коллективов в Левантийском регионе продолжало расти бо́льшую часть Гражданской войны. Это подтверждается практически всеми источниками, разногласия возникают лишь по поводу того, сколько именно коллективов было организовано в регионе.

Самую высокую оценку привёл автору Рафаэль Эстебан, бо́льшую часть войны занимавший должность секретаря по статистике и контролю Региональной федерации крестьян Леванта, который утверждал, что в пяти провинциях региона насчитывалось 922 или 932 коллектива27.

Гастон Леваль, лично посетивший многие коллективы Леванта, заявлял в своей книге «Либертарные коллективы в Испании» (1972), что в регионе было 900 коллективов28. Однако в своей более ранней работе «Ни Франко, ни Сталина» (1969) он писал: «На конгрессе Федерации крестьян Леванта (21–23 ноября 1937 г.) были представлены 430 организованных коллективов. Через пять месяцев их стало 500». Он добавляет, что коллективы имелись в 43% «поселений» Левантийского региона29.

Ограничиваясь тремя валенсийскими провинциями, доктор Боск Санчес подчитала, что в регионе было 264 сельских коллектива НКТ. Кроме того, было 69 коллективов, контролировавшихся ВСТ, и ещё 20 совместно организованных НКТ и ВСТ30.

Известно, что количество сельских коллективов увеличивалось с весны 1937 г. до конца этого года, несмотря на то, что в этот период они подвергались нападкам (о которых мы будем говорить далее) со стороны Коммунистической партии и испытывали на себе враждебное отношение правительства доктора Негрина. Этот факт, по-видимому, свидетельствует о добровольном характере большинства коллективов, сложившихся к концу 1937 г.

Согласно доктору Боск Санчес, если в марте 1937 г. РФКЛ насчитывала в своём составе 84 коллектива, то к августу она сообщала о 180 зарегистрированных коллективах, 130 проходивших процедуру регистрации и ещё 230 находившихся «в процессе формирования» во всём Левантийском регионе; в ноябре же, по сообщениям РФКЛ, в ней было 340 зарегистрированных коллективов и ещё 75 ожидавших регистрации. Также в Валенсийском регионе произошло увеличение числа коллективов, связанных с ВСТ31.

По данным Теренса М. Смита, в марте 1937 г. в Федерации крестьян состояло 84 коллектива, а к октябрю 1937 г. около 360 коллективов прошли регистрацию. К апрелю 1938 г. здесь насчитывалось 437 коллективов, 135 из которых ещё не были легализованы32.

Характеристика коллективов НКТ

Существовали большие различия в организации и функционировании аграрных коллективов НКТ Левантийского региона. Бернабе́ Эстебан, бывший секретарь провинциальной федерации РФКЛ в Аликанте, говорил мне, что среди них были хорошие и неважные, некоторыми из них руководили люди, не имевшие соответствующего образования, а некоторые даже эксплуатировались теми, кто их возглавлял. Однако в целом он приходил к выводу, что аграрные коллективы НКТ в Леванте действовали довольно успешно в тех сложных условиях33.

Вероятно, одним из наиболее выдающихся был коллектив Альфара-дель-Патриарки в провинции Валенсия. Местные крестьяне организовали коллектив одними из первых в регионе. Во время мятежа им посчастливилось схватить в посёлке одного высокопоставленного чиновника из армейской службы снабжения (интендантства). Он симпатизировал мятежникам, но тем не менее работал с руководителями коллектива, помогая им наладить делопроизводство. Он верно служил коллективу в течение всей войны, а после её окончания вновь занял должность в армии (франкистской).

С помощью этого офицера руководители коллектива Альфара-дель-Патриарки быстро создали разветвлённую систему учёта. Они разработали формуляры, позволявшие отчитываться о разных сторонах деятельности коллектива и в дальнейшем использовавшиеся многими другими коллективами региона34.

Противоположный пример представлял собой коллектив Алькоя в провинции Аликанте. Он управлялся комитетом, члены которого стали продавать урожай коллектива по собственному усмотрению; кроме того, у них образовалась большая задолженность перед Министерством сельского хозяйства, которую они не могли или не хотели погасить. Получив жалобы от членов коллектива Алькоя, секретарь Аликантийской федерации РФКЛ, вместе с местным представителем Института аграрной реформы, прибыл для расследования ситуации. На собрании членов коллектива секретарь федерации посоветовал всем сознательным сэнэтистам немедленно выйти из этого коллектива и сформировать другой. Когда это было сделано, новый коллектив НКТ вскоре смог выплатить свою часть долга министерству, и до конца войны он продолжал работать в более или менее нормальном порядке35.

Гастон Леваль обобщил наблюдения об организации коллективов в Леванте следующим образом:

«Почти всегда коллективы создавались по инициативе крестьянских союзов данной местности, но вскоре становились автономными организациями. Сохранялся лишь внешний контакт с союзом, который служил связующим звеном между коллективистами и индивидуалистами. Фактически последние приносили свои продукты для обмена на другие, так что на практике их изоляция размывалась в среде синдиката, который отныне должен был иметь организацию, соответствующую новой ситуации…

Внутри него [синдиката] создавались комиссии по рисоводству, апельсинам и овощеводству. Коллектив непосредственно также имел свой магазин и свои комиссии; но позднее это ненужное дублирование было устранено; магазины были объединены; комиссии объединяли как коллективистов, так и индивидуалистов, зарегистрированных в синдикате. Иногда создавались смешанные комиссии, например для приобретения машин, семян, удобрений, инсектицидов, ветеринарных препаратов и др. Все использовали одни и те же грузовики»36.

Сельские коллективы Леванта начинали с различных систем оплаты труда. Однако к концу войны общераспространённой стала оплата по количеству членов в семье. Это, разумеется, соответствовало идейным установкам НКТ37.

Поумистский лидер Вилебальдо Солано описал работу одного коллектива в провинции Валенсия, в котором участвовали его родители и который был добровольно организован группой мелких собственников. В коллективе, говорил он, фактически были отменены деньги для внутреннего использования, каждая семья обеспечивалась продовольствием и всем нужным для жизни, и ей давалось столько денег, сколько требовалось для покупки абсолютно необходимых товаров за пределами коллектива. Работу выполняли сообща, и коллектив продавал продукцию. По воспоминаниям Солано, коллектив был «счастливым», и когда он беседовал с женщинами, которым было по шестьдесят и больше, те решительно защищали недавно образованный коллектив, говоря, что при нём местное хозяйство поставлено лучше, ведётся успешнее, а доход делится более справедливо38. Согласно Вальтеру Бернеккеру, отмена республиканских денег получила широкое распространение в коллективах региона: «В значительной части левантийских коллективов… денежное обращение либо было отменено, либо стало играть второстепенную роль, вследствие введения местных денег или чеков с одновременным укреплением практики натурального обмена, или бартера. Менее чем в половине коллективов (31 из 75) обнаруживаются признаки того, что денежное обращение сохранилось»39.

РФКЛ требовала от своих коллективов принимать единообразные уставы. Так, секция консультации и статистики, докладывала в ноябре 1937 г. конгрессу РФКЛ:

«Чтобы не допустить беспорядка, вызванного разными уставами в каждом коллективе, что значительно затруднило бы сбор данных о развитии каждого из них и их нормах, вследствие их многообразия, не говоря уже, само собой, об угрозе того, что Министерство труда не утвердит их, возникла необходимость подготовить примерный Устав для всех коллективов. Этот Устав теперь имеют все создаваемые и все ожидающие регистрации коллективы; Устав не во всём совпадает с желаниями организации – к чему это отрицать? – но только он может получить одобрение в свете существующего социального закона, вдохновлённого исключительно марксистскими доктринами»40.

Вероятно, более или менее типичным был устав коллектива Алькорисы. Он включал десять статей, описывавших собственность коллектива, порядок её использования, членство в коллективе, процедуры вступления и выхода, роль административного совета, функции общего собрания, «права и обязанности коллективистов», условия роспуска коллектива (только если его численность станет меньше десяти членов) и то, как поступить с собственностью коллектива в случае его роспуска.

Следует прокомментировать некоторые положения устава. Новые члены принимались общим собранием после подачи заявления. Предусматривалось три способа выхода из коллектива: обоснованный добровольный, необоснованный добровольный и исключение; в последних двух случаях выходящий участник терял свою долю в имуществе коллектива. По поводу прав и обязанностей говорилось, что «член коллектива будет обязан отдавать все свои силы и способности на благо последнего» и что «члены коллектива будут иметь право получать от коллектива то, в чём они нуждаются, соответственно его возможностям»41.

При всём этом, отнюдь нельзя считать, что все сельские жители, входившие в НКТ в Левантийском регионе, хотели состоять в коллективах; некоторые делали выбор в пользу личной собственности. Франц Боркенау отмечал во время своей поездки по этим краям в августе 1936 г.:

«В посёлке Силья несколько членов местного комитета в моём присутствии начали спорить с моими компаньонами из региональной организации анархистов по этому поводу; они не только считали само собой разумеющимся то, что крестьянская земля должна остаться нетронутой, они считали, что даже экспроприированную землю казнённых фашистов следует не коллективизировать, а распределять между крестьянами…»42

Согласно д‑ру Боск Санчес, в этой ситуации у руководства РФКЛ «не было выбора, кроме как признать в августе 1937 г., что, наряду с коллективами, в крестьянском союзе имеются “общественные промысловые, производственные и потребительские кооперативы и кооперативные магазины, обслуживающие тех, кто ведут жизнь мелких собственников”». Позднее, на II конгрессе РФКЛ в ноябре 1937 г., была принята резолюция, предписывавшая «сформировать кооперативы, которые будут охватывать обе формы организации труда, хотя во многих случаях это просто подтверждение фактической ситуации». Д‑р Боск Санчес считает, что эта резолюция «представляла собой значительный шаг в сторону большей гибкости и реализма в организации НКТ, что нашло своё отражение во многих конкретных решениях, весьма далёких от либертарной ортодоксии»43.

Инициативы коллективов в области образования

Коллективы НКТ в Левантийском регионе получили особенную известность благодаря своим образовательным инициативам. Вальтер Бернеккер отмечает, что к 1938 г. все коллективы Леванта имели свои школы: «Программы общей и технической подготовки для юношей и взрослых способствовали повышению общего уровня образования сельского населения. Одновременно они добились максимально полного образования для детей»44.

Один человек, который ребёнком провёл бо́льшую часть войны в коллективе Торреагуэры в Мурсии, где его дедушка был секретарём, вспоминал о достижениях и проблемах местного образования. Все дети ходили в школу, тогда как до войны многие родители не могли позволить себе отказаться от той небольшой прибавки к семейному доходу, которую приносила работа детей. Когда коллектив гарантировал каждой семье соответствующее содержание, у них больше не было причин не пускать детей в школу.

Однако, по мере продолжения войны, коллектив столкнулся с серьёзной нехваткой рабочей силы, так как бо́льшая часть молодёжи ушла на военную службу. Поэтому возникла необходимость использовать детский труд во время сбора апельсинов и винограда. Их отправляли на работу по очереди, некоторые дети не ходили в школу, работая каждый день. Всем детям выдали равную зарплату, независимо от того, сколько времени они провели на работе45.

Озабоченность коллективистов образованием детей нашла отражение в уставе коллектива Ха́тивы в провинции Валенсия. Статья 21 гласила: «Ни один ребёнок не может быть отправлен на работу до достижения четырнадцати лет, и они будут обязаны ходить в школу с шести лет. Ответственность за отсутствующих будут нести родители или учителя, и за пропуск занятий без уважительной причины с них будет удерживаться дневная плата, то есть шесть песет»46.

Это положение неукоснительно соблюдалось на практике. В распоряжение школы были предоставлены три здания и ещё одно, где дети могли оставаться после занятий под наблюдением взрослых, пока их родители не вернутся с работы47.

Деятельность Региональной федерации крестьян Леванта

Региональная федерация крестьян Леванта, созданная через несколько недель после начала Гражданской войны, сыграла ведущую роль в аграрном коллективистском движении НКТ в Левантийском регионе. Она стремилась установить среди коллективов единообразные процедуры работы, а также предоставляла им широкий спектр услуг. Одновременно она занималась продажей и распределением продукции коллективов – и других крестьян, входивших в НКТ, – как внутри страны, так и за её пределами.

По плану, РФКЛ должна была находиться на вершине организационной пирамиды: в основе её лежали местные синдикаты и коллективы, которые объединялись в федерации в каждой комарке, далее в федерации в каждой из пяти провинций и, наконец, в региональную федерацию. Гастон Леваль говорит, что было создано 54 комаркальных федерации и пять провинциальных48.

Однако есть доказательства того, что формирование комаркальных федераций проходило не так гладко, как надеялась РФКЛ, что заставляет усомниться в сообщаемых Левалем цифрах. Резолюция регионального пленума крестьянских комаркальных организаций, состоявшегося в сентябре 1937 г., гласила: «Мы сказали, и это правда, что создано много крестьянских комаркальных групп, но также верно и то, что многие из этих групп работают с большой нерегулярностью, так как не произошло разделения функций между крестьянской организацией и остальной частью конфедерации… Там, где комаркальные крестьянские федерации ещё не созданы, их следует срочно организовать, и решения об их функционировании должны быть проведены на практике»49. Д‑р Боск Санчес утверждает, что ей удалось найти доказательства существования лишь четырёх комаркальных федераций, созданных в трёх валенсийских провинциях50.

Провинциальные федерации, с другой стороны, функционировали более или менее эффективно. Например, в Аликанте провинциальная федерация держала 20 бухгалтеров, которые следили за финансовой ситуацией в коллективах провинции51.

Предполагалось, что РФКЛ будет проводить конгрессы ежегодно, фактически их прошло два, в сентябре 1936 г. и ноябре 1937 г. На каждом из них избирался региональный комитет, который направлял деятельность федерации. Согласно Левалю, региональный комитет имел 26 технических секций, заведовавших производством основных продуктов региона, а также вопросами транспорта, техники, импорта и экспорта, строительства и здравоохранения и образования52.

В аппарате РФКЛ имелся большой штат бухгалтеров, которые обрабатывали финансовые отчёты коллективов НКТ. Федерация пыталась отслеживать работу коллективов, и если замечали, что какой-нибудь из них испытывает трудности, туда оправляли сотрудника для выяснения обстоятельств. Этот человек мог предложить изменения в организации коллектива или методах бухгалтерского учёта, мог предложить, чтобы федерация нашла для него нового бухгалтера. Однако функции федерации оставались строго консультативными. Согласно Рафаэлю Эстебану, она никогда не принуждала коллектив принять её предложения, поскольку это противоречило бы принципам НКТ53.

Федерация также стремилась помочь тем коллективам, которые были самыми слабыми в финансовом или экономическом отношении. РФКЛ ставила своей целью выровнять экономический уровень всех коллективов, насколько это было возможно. В рамках этой политики федерация первоначально предложила учредить синдикальный банк. Однако национальный и региональный комитеты НКТ отклонили эту идею, посчитав, что она идёт вразрез с принципами анархо-синдикализма. Вместо этого федерация создала Компенсационную кассу аграрных коллективов (Caja de Compensación de Colectividades Agrarias). Более обеспеченным коллективам полагалось сдавать свободные средства в эту кассу, из которой выдавались значительные суммы более бедным коллективам, на приобретение семенного материала, техники и покрытие других издержек. Эти ссуды обычно не возвращались, и фактически в большинстве случаев никто не ожидал, что они будут возвращены. Никаких процентов не взималось54.

Проявления солидарности были и среди самих коллективов. Однажды Рафаэль Эстебан, в качестве секретаря по статистике и контролю РФКЛ, посетил коллектив Полинья́-де-Ху́кара в провинции Валенсия, относительно преуспевающее объединение 800 семей. В то время в окрестностях создавались два новых коллектива, у которых земля была гораздо беднее и которым не хватало многих ресурсов для начала работы. Как вспоминал много лет спустя Эстебан, когда он сказал руководителям Полинья-де-Хукара, что федерация окажет новым коллективам финансовую помощь, те восприняли это чуть ли не как личное оскорбление и заявили, что они сами в состоянии помочь своим соседям. Федерация, конечно же, с радостью позволила им это сделать, и организация Полинья-де-Хукара действительно помогла наладить работу этих двух коллективов55.

Однако есть свидетельства того, что не все богатые коллективы демонстрировали такую же солидарность со своими соседями, что и в Полинья-де-Хукаре. Орасио Прието, выступая на экономическом конгрессе НКТ в Валенсии в январе 1938 г., критически отзывался о «постоянном эгоизме рабочих, управляющих коллективом». Также, валенсийская анархическая газета «Социальная кузница» в августе 1938 г. жаловалась, что «коллективы до настоящего времени, несмотря на их очевидный успех, были автономными экономическими образованиями, предоставленные каждый сам себе. Если земля была плодородна, коллектив был богат. Если, напротив, земля была бедной, коллектив существовал в условиях крайней нищеты»56.

Ещё одной задачей Региональной федерации крестьян Леванта было улучшение подготовки административных кадров, ведущих дела коллективов. Для этого РФКЛ образовала «институты» в каждой из пяти провинций, где секретари, бухгалтеры и другие специалисты проходили краткий курс подготовки57.

Первая из этих школ была создана в октябре 1937 г. в бывшем женском монастыре. Из 120 желающих в состав слушателей было зачислено 100. От них требовалось умение читать и писать, знание арифметики и основ культуры. Все студенты-мужчины должны были быть старше 30 лет и, таким образом, не попадать под призыв на военную службу. Эта школа могла дать слушателям достаточную подготовку, чтобы занимать должность секретаря коллектива, в течение одного месяца. Выпускники были нарасхват у коллективов федерации58.

Кроме того, было создано два «университета» для членов коллективов, один в Валенсии (университет Монеада), другой в Мадриде. Студенты отбирались из лучших выпускников институтов, и многие были детьми руководителей коллективов. Студенты посещали университет в течение года. В каждом университете одновременно обучалось по 200 человек обоих полов. Им преподавался обширный курс различных сельскохозяйственных предметов. Каждое утро они работали в опытном хозяйстве, прикреплённом к каждому университету, закрепляя полученные знания на практике. Днём у них были теоретические занятия в аудиториях. Хотя упор делался на изучении сельского хозяйства и бухгалтерского учёта, также давалось общекультурное образование. Эти университеты подготовили два выпуска, обучение третьего было прервано в связи с окончанием войны59.

В дополнение к программам подготовки бухгалтеров для синдикатов и коллективов, РФКЛ разработала типовую систему бухучёта и требовала, чтобы местные организации использовали её60. К ноябрю 1937 г. 60 из 340 коллективов, состоявших в федерации, приняли эту стандартизированную систему61.

В задачи РФКЛ также входило техническое и технологическое улучшение сельского хозяйства. В региональной и провинциальной организациях и в отдельных коллективах работали многие выдающиеся агрономы, ветеринары и сельскохозяйственные инженеры. Рафаэль Эстебан подтвердил, что эти люди в целом были лояльны и оказывали федерации всевозможное содействие.

Одной из заслуг агрономов федерации была организация опытных хозяйств. Когда агроном предлагал федерации создать экспериментальную ферму в каком-либо районе, РФКЛ обращалась к коллективу, земля которого должна была быть отведена под неё, и просила его о сотрудничестве. Хотя это требование не было обязательным, так как у федерации не было полномочий отдавать приказы, Рафаэль Эстебан говорил, что не было ни одного случая, когда местный коллектив отказался бы сотрудничать с агрономом62.

Леваль кратко охарактеризовал основные функции технических специалистов, работавших на разных уровнях коллективной организации:

«Агрономы предлагали необходимые и возможные мероприятия: планы полевых работ, смену культур, которые выращивались при частной собственности и не всегда были лучшим образом приспособлены к геологическим и климатическим условиям. Ветеринар организовывал животноводство на научной основе; в конечном счёте ему приходилось советоваться с агрономом по вопросам доступных ресурсов, и, по согласованию с крестьянскими комиссиями, они приводили земледелие в наилучшее возможное состояние при наличных условиях…

Но ветеринар также консультировался с архитектором и инженером при строительстве коллективных свинарников, конюшен и птичников… Благодаря инженерам было проведено множество каналов и артезианских скважин, которые позволяли улучшить орошение земель, нуждавшихся в этом».

Мероприятия по ирригации, как отмечает Леваль, особенно активно проводились в области Мурсии и Картахены63.

Ещё одним нововведением РФКЛ и входивших в неё групп было открытие предприятий для переработки некоторых главных видов сельскохозяйственной продукции региона, таких как апельсины, картофель, помидоры и другие овощи. Это начинание, по крайней мере отчасти, было вызвано возрастающими трудностями сбыта продукции за границей и сокращением рынков по мере продвижения армий Франко. Согласно Гастону Левалю, основные фабрики апельсиновых концентратов действовали в Оливе и Бурриане, а предприятия по производству овощных консервов были созданы в Мурсии, Альфафаре, Кастельоне и Патерне64.

Снабжение вооружённых сил

Региональная федерация крестьян Леванта и входившие в неё организации играли важную роль в обеспечении продовольствием вооружённых сил, особенно армии Центра, дислоцировавшейся в Мадриде, а также самих жителей Мадрида. Рафаэль Эстебан описал, как работала эта система снабжения. Полковник Касадо, командовавший силами Мадридского региона значительную часть войны, звонил Эстебану и говорил ему, к примеру, что он отправил 200 грузовиков забрать продовольствие из Леванта. В свою очередь, Эстебан, у которого была информация о доступных продуктах, сообщал Касадо, сколько грузовиков нужно отправить в определённые коллективы и сколько в Валенсию, где у РФКЛ были вместительные склады. Так водителям не приходилось тратить время и бензин на поездки туда, где запасов продовольствия не было.

Расчёт за продукты, полученные из Леванта, осуществлялся через Федерацию крестьян Центра, действовавшую в Кастилии. Каждый грузовик привозил с собой накладную, в которой указывалось, какие продукты и в каком количестве должны быть получены из такого-то коллектива. Местные коллективы пересылали эти накладные в Валенсию, где региональная федерация составляла на их основании единую ведомость, которую отправляла в Федерацию Центра. Эта организация получала от полковника Касадо деньги и передавала их РФКЛ, которая, в свою очередь, выплачивала стоимость продуктов, предоставленных каждым коллективом65.

Проблемы экспорта

Одним из самых интересных аспектов сельскохозяйственной деятельности НКТ Леванта было её участие в экспортных операциях, в годы Гражданской войны приносивших Республике значительную часть иностранной валюты. Основными экспортными продуктами были репчатый лук, цитрусовые и рис, хотя последний в основном сбывался внутри страны.

После краха государственной власти и дезорганизации большинства экономических институтов в первые недели войны регион немедленно столкнулся с кризисом лукового экспорта. Мятеж произошёл, когда урожай лука был уже почти собран и готов для вывоза. Однако в условиях воцарившегося хаоса действовавшие ранее каналы сбыта этого очень важного продукта были разрушены.

Это побудило НКТ и ВСТ в данном регионе заняться решением проблем, связанных со сбором и транспортировкой лука. Был образован Координационный комитет производителей-экспортёров лука НКТ–ВСТ (Comité de Enlace de Productores-Exportadores de Cebollas CNT–UGT)66. Он организовал вывоз лука при посредничестве некоторых старых торговых домов, которые долгие годы вели дела с Великобританией. Координационный комитет выплачивал людям, входившим в эти торговые дома, жалованье вместо комиссионных, и те на первых порах не возражали. Однако к концу года экспортные агенты стали требовать себе комиссионные, которые они получали до войны. Пока экспортом лука продолжал заниматься Координационный комитет, он отклонял эти требования67.

Теренс М. Смит приходит к выводу, что до вмешательства организации НКТ–ВСТ «первая экспортная кампания революционной Валенсии, луковая, складывалась не лучшим образом… Многочисленные недостатки – дефекты упаковки, смена установленных торговых марок… отсутствие контроля над прибылью, полученной за границей, – стали вескими доводами, которые выдвигали против своих оппонентов сторонники централизованного профсоюзного контроля и политического устранения традиционных экспортёров»68.

После смещения правительства Ларго Кабальеро новая администрация Негрина декретом от 12 июня 1937 г. создала Центр экспорта лука (Central de Exportación de Cebolla), заменивший собой Координационный комитет НКТ–ВСТ. Новая организация управлялась административным советом, куда входили три представителя правительства и по одному представителю от РФКЛ, Федерации земледельцев ВСТ и коммунистической Провинциальной крестьянской федерации (ПКФ). Хотя НКТ и ВСТ решительно возражали против создания центра и особенно против представительства в нём ПКФ, в рядах которой, по их словам, «было большинство собственников-эксплуататоров», они не могли ничего сделать, и экспорт лука в следующие два сезона контролировался республиканским правительством (и, в меньшей или большей степени, Коммунистической партией)69.

Однако более серьёзной проблемой был экспорт апельсинов, которые являлись главным продуктом региона и основным средством получения валюты. К началу Гражданской войны в этой отрасли существовали Синдикат работников экспортных и смежных предприятий ВСТ и Единый региональный синдикат экспорта фруктов НКТ. После долгих переговоров в конце октября 1936 г. этими двумя союзами был создан КЛУЭА – Объединённый Левантийский совет сельскохозяйственного экспорта (Consejo Levantino Unificado de Exportación Agrícola), как «орган, регулирующий экспорт апельсинов». Министерство промышленности и торговли официально делегировало ему полномочия в этой области.

Этот совет состоял из членов НКТ и ВСТ, представлявших все стадии апельсинового экспорта. В него входили четыре крестьянина, портовый рабочий, два административных служащих, два экспортных техника, банковский работник, два представителя провинциального секретариата, железнодорожный рабочий, водитель грузовика, комиссионер, работник морского транспорта и упаковщик. Председателем совета был делегат Комиссии по сельскому хозяйству, промышленности и торговле Валенсии70.

Именно КЛУЭА официально занимался экспортом апельсинов в течение сельскохозяйственного сезона 1936–37 гг. Однако, как отмечает д‑р Аурора Боск Санчес, «в апельсиновой кампании 1936–1937 гг. преобладали импровизации»71. Организовать процесс экспорта оказалось чрезвычайно сложно. Возникали серьёзные проблемы с местными организациями, которые собирали фрукты и готовили их к транспортировке, с заграничными агентами и с правительством. Также пришлось столкнуться с противодействием Коммунистической партии и её Провинциальной крестьянской федерации.

На некоторых иностранных наблюдателей КЛУЭА произвёл благоприятное впечатление. Так, Франц Боркенау писал в феврале 1937 г.: «С технической стороны, КЛУЭА работает довольно хорошо. Апельсины проданы и вывезены, частично морским путём, хотя, конечно же, не в таком количестве, как в обычные времена. Но КЛУЭА удаётся выполнять свои контракты по поставке апельсинов и расплачиваться наличными за свои собственные покупки за границей. Есть лишь некоторые жалобы по качеству фруктов»72.

Органами КЛУЭА на местах являлись КЛУЭФы – объединённые местные советы экспорта фруктов (consejos locales unificados de exportación de frutas), которые действовали в 275 населённых пунктах. Д‑р Боск Санчес пишет, что «владельцы апельсиновых рощ, коллективы, кооперативы передавали продукцию местному КЛУЭФу, который проводил обработку и упаковывал апельсины, а затем передавал их КЛУЭА для экспорта»73.

Между КЛУЭА и КЛУЭФами возникали серьёзные трения. Согласно д‑ру Боск Санчес: «Местные КЛУЭФы пользовались чрезмерной автономией, доходившей до конкуренции с самой экспортной организацией: они напрямую продавали свою продукцию за границу по более низким ценам, вызывая тем самым общее их снижение… Многие КЛУЭФы нанимали рабочих, не имевших опыта сортировки и обработки апельсинов, просто потому, что они были членами одной из двух профорганизаций; результаты были плачевными. Часто происходила путаница при упаковке, перемешивались разные виды апельсинов и различался их вес, на фруктах был наклеен один товарный знак, на коробке – другой»74.

В поселениях, где до войны не существовало профсоюзов, «они немедленно были созданы, чтобы взять в свои руки местную власть и контроль над КЛУЭФ». Как отмечает д‑р Боск Санчес, «таким образом, в них попадали лица, за которыми не осуществлялось никакого политического контроля. Однако КЛУЭФы нуждались в политически неблагонадёжных людях с правым прошлым… По существу, именно старые торговцы и экспортёры апельсинов стали руководить КЛУЭФами; если же этого не происходило, последствия могли быть плачевными»75.

КЛУЭА хорошо знал о недостатках КЛУЭФов. Весной 1937 г. он провёл исследование 53 из них. Выяснилось, что в половине населённых пунктов «аморальность одних членов КЛУЭФов, недостаток культуры и профессиональная несостоятельность других были главными причинами их неэффективной работы»76.

У КЛУЭА также имелись серьёзные проблемы на другом конце экспортной цепочки – в странах, где продавались апельсины. С началом Великой депрессии испанский экспорт апельсинов упал с 11 963 кинталей в 1930 г. до 9 098 кинталей в 1934 г.76a. Однако, несмотря на 50‑процентное снижение дохода от экспорта апельсинов в 1931–35 гг., они составляли 11,07% общей стоимости экспорта Испании77.

Когда началась Гражданская война, Германия, которая ранее была крупным рынком сбыта, оказалась закрыта для республиканской Испании, так как нацистский режим поддерживал Франко78. В то же время возникли проблемы с транспортировкой испанских апельсинов во Францию, а в Великобритании они сталкивались с растущей конкуренцией апельсинов из Палестины, Северной и Южной Африки79.

Необходимость импровизировать при продажах за границей, как и организация производства и сбора апельсинов в самой Испании, представляла собой серьёзную проблему. КЛУЭА был вынужден использовать в качестве своих агентов многих представителей старых экспортёров в Англии, Франции, Бельгии и Голландии. Очень часто оказывалось, что эти люди сочувствуют мятежникам либо работают недобросовестно и так или иначе наносят ущерб репутации КЛУЭА80.

У КЛУЭА также происходили конфликты с республиканским правительством. Оно согласилось выдавать КЛУЭА половину стоимости апельсинов после их погрузки, а вторую половину обещало выплачивать, когда они фактически будут проданы81. Но на деле правительство сильно задерживало выплату этой второй половины, в результате чего сам КЛУЭА очень поздно выплачивал местным КЛУЭФам компенсацию за предоставленные фрукты82.

Наконец, КЛУЭА пришлось столкнуться с серьёзной оппозицией Коммунистической партии и её крестьянской организации в Валенсийском регионе. Хесус Эрнандес в своих тирадах против испанских анархистов, написанных после войны, даёт типичные примеры нападок, которым подвергался КЛУЭА. Он обвиняет КЛУЭА в коррупции, эксплуатации крестьян, сотрудничестве с сочувствующими Франко, использовании средств организации для финансирования ФАИ и даже в продаже апельсинов на сторону Франко83.

Д‑р Боск Санчес говорит по поводу кампании коммунистов против КЛУЭА: «Провинциальная крестьянская федерация, поддерживавшая апельсиновые кооперативы, доказывала, что отмена контроля над экспортом и полная свобода торговых марок будут более выгодными экономически. Она также обвиняла КЛУЭА в ограблении крестьян, которым не выплачивалась полная стоимость экспортируемых апельсинов»84.

Незадолго до расформирования КЛУЭА, ПКФ выступала с его осуждением: «КЛУЭА и КЛУЭФы привели к случаям насилия, о которых мы все знаем. Естественно, мы не можем думать об использовании этой организации, поскольку фактически это труп»85.

Не ограничиваясь критикой КЛУЭА, крестьянская организация коммунистов стремилась подорвать его экономически. Теренс М. Смит отмечает: «Апельсиновые кооперативы, организованные Провинциальной крестьянской федерацией, выступали в качестве конкурентов КЛУЭА, и она пользовалась преимуществами при получении кредитов у Института аграрной реформы и Министерства сельского хозяйства»86. Министр сельского хозяйства, конечно, являлся коммунистом.

Но очевидно, что недовольство крестьян экспортным советом далеко не всегда исходило от коммунистической организации. Теренс Смит комментирует: «Враждебность крестьян из синдикатов НКТ по отношению к централизованной экспортной организации не прекращалась, и система, при которой КЛУЭА первоначально получал только 50% стоимости экспорта, была плохо понята и плохо воспринята»87.

Когда КЛУЭА готовился к своему второму экспортному сезону 1937–38 гг., он принял меры по преодолению трудностей и устранению ошибок, с которыми он столкнулся в первый год. Согласно д‑ру Боск Санчес, он планировал «прекратить конкуренцию между КЛУЭФами и их независимость, унифицировать торговые марки, введя единую национальную торговую марку, различающуюся по качеству, улучшить транспортировку, использовать более добротную упаковку и особенно проявить внимание к качеству апельсинов, предназначенных для экспорта»88.

Упразднение КЛУЭА

Однако КЛУЭА не суждено было провести второй экспортный сезон. 6 сентября 1937 г. правительство Негрина создало СЭА – Центр экспорта цитрусов (Central de Exportación de Agrios), находившийся в ведении Министерства финансов и экономики. В его функции, согласно декрету, входили «все проблемы сбора, обработки, транспортировки и продажи плодов цитрусовых, а также получаемых из них продуктов, если они предназначаются для экспорта».

Ни у НКТ, ни у ВСТ не было прямого представительства в административном совете СЭА. В него входили «представители производителей», избираемые местными сельскохозяйственными комитетами или, где их не было, муниципальными советами89. По-видимому, в их числе были сэнэтисты и ухэтисты, но, как отмечает Франк Минц, СЭА находился «под правительственным и коммунистическим контролем»90.

В результате учреждения СЭА прекратил свою работу КЛУЭА. Однако РФКЛ и Федерация земледельцев ВСТ «продолжали работать как ещё одна экспортная организация в рамках государственной структуры»91. Гастон Леваль утверждает, что синдикаты и коллективы НКТ в Леванте экспортировали 51% процент цитрусовых, вывезенных из региона в годы войны92. Это подтверждает и Вальтер Бернеккер93.

Доктор Боск Санчес подводит итоги упразднения КЛУЭА: «…Создание СЭА не только положило конец профсоюзной коллективизации апельсинового экспорта, но также включило в сферу государственного регулирования основные сельскохозяйственные продукты Валенсии и, самое главное, завершило стадию, когда профсоюзы доминировали в ключевых аспектах валенсийской экономики. Было очевидно, что и в области сельскохозяйственного экспорта победа в дискуссии “война-революция/революция-война” осталась за центральным правительством и Коммунистической партией»94.

Однако полем соперничества между сельскими группами анархистов и социалистов, с одной стороны, и коммунистов – с другой были не только экспортные культуры, лук и апельсины. То же происходило и с рисом, который по большей части потреблялся внутри Испании. Коммунистическая партия, как сообщали, контролировала 90% производства риса в регионе95. По словам Франка Минца: «Федерация рисовых синдикатов (Federación Sindical del Arroz) была прокоммунистической и пользовалась политическими привилегиями»96. На крестьянском пленуме НКТ Леванта секретарь Регионального комитета «выступал по вопросу риса и сообщил, что Военная комиссия, делая закупки по более высокой цене в Федерации рисовых синдикатов, не приобретала рис у нас, хотя мы предлагали более выгодные условия…» Противостояние зашло настолько далеко, что рисоводы в окрестностях Сильи отказались торговать с коллективом НКТ, который покупал рис по 60 песет за кинталь, и продали его Федерации рисовых синдикатов, которая платила 4097.

Некоторые синдикаты НКТ присоединились к рисовой федерации98. На втором пленуме региональной крестьянской федерации НКТ в декабре 1936 г. председательствующий говорил: «Невозможно понять, как могут члены НКТ состоять в организациях вроде Федерации рисоводческих синдикатов, нашего противника, который противостоит нам, распространяя пораженчество»99.

Отношения НКТ и ВСТ в сельском Леванте

В целом отношения между НКТ и ВСТ в сельских районах Левантийского региона оставались хорошими на протяжении большей части Гражданской войны. Как уже было отмечено, существовало много сельских коллективов, которые являлись совместными предприятиями НКТ–ВСТ, и в начале войны анархические профессиональные организации сотрудничали с социалистическими, создавая общерегиональные органы сельскохозяйственного экспорта.

Причина такого довольно тесного сотрудничества заключалась в том, что две организации в большей или меньшей степени разделяли одну и ту же точку зрения на войну. ВСТ в большинстве районов Леванта контролировалась социалистами, принадлежавшими к фракции Ларго Кабальеро, и они разделяли с анархистами убеждение, что победа в войне и победа революции неразделимы, что они не могут произойти одна без другой. Что касается аграрного вопроса, то Испанская федерация земледельцев (ФЭТТ) ВСТ, как и сельская федерация НКТ, была убеждённой сторонницей коллективизации сельского хозяйства, по крайней мере в перспективе. С другой стороны, им приходилось, тем или другим способом, находить компромисс между коллективами и теми крестьянами, в их собственных организациях и вне их, которые хотели остаться мелкими собственниками.

Конфликты между НКТ и ВСТ в сельском Леванте происходили в основном в тех населённых пунктах, где ВСТ находился в руках Коммунистической партии, хотя порой разногласия возникали и при других обстоятельствах.

Как и РФКЛ, социалистическая ФЭТТ столкнулась с проблемой того, что многие из её членов предпочитали оставаться мелкими землевладельцами, а не вступать в коллективы. В самом начале войны ФЭТТ перестроила свою структуру так, чтобы сделать это возможным, не раскалывая ряды организации.

Метод объединения единоличников и коллективистов в рамках одной федерации заключался в создании так называемых многоосновных кооперативов (cooperativas de base múltiple). Доктор Боск Санчес отмечает: «Многие синдикаты… в этот период не ограничивались созданием кооперативов, а шли дальше в осуществлении аграрной политики ФЭТТ, формируя секции коллективистов внутри многоосновных кооперативов или, в продолжение тенденции первых дней войны, создавая совместные коллективы с РФКЛ–НКТ…»100

Один из конфликтов между местными сельскими группами НКТ и ВСТ произошёл в Аликанте. В некоторых частях этой провинции ВСТ находился под влиянием коммунистов. Хотя они согласились объединиться с местными союзами НКТ, чтобы сформировать на захваченной земле совместные коллективы, они добились того, чтобы было заключено соглашение с представителями Института аграрной реформы на местах: в обмен на финансовую помощь, необходимую для начала работы, коллективы позволяли институту заниматься реализацией их урожая.

Однако, когда Бернабе Эстебан стал провинциальным секретарём РФКЛ Аликанте в июле 1937 г., он взял курс на выход сэнэтистов из совместных коллективов НКТ–ВСТ. Он потребовал от сторонников НКТ покинуть эти организации и, с помощью РФКЛ, нашёл средства для того, чтобы анархисты выплатили Институту аграрной реформы свою часть долга бывших совместных коллективов. В итоге у НКТ появилось около 60 коллективов в провинции Аликанте, из которых более 20 были образованы в результате разделения коллективов НКТ–ВСТ101.

Доктор Боск Санчес также упоминает два случая в провинции Валенсия, в городах Кульера и Каркахенте, когда крестьяне вышли из коллективов НКТ и создавали конкурирующие организации ВСТ. В обоих случаях крестьяне, имевшие относительно немного земли, были принуждены к вступлению в коллективы, и когда им представилась возможность, они ушли из последних, чтобы сформировать синдикаты ВСТ102. Теренс М. Смит также обращает внимание на плохие отношения между НКТ и ВСТ в городе Олива, той же провинции, которые он объясняет тем фактом, что «оба союза предлагали установить свою разновидность революционного социализма в контролируемых ими районах»103.

Эти случаи разногласий между местными группами НКТ и ВСТ являлись очевидными исключениями, подтверждающими правило. Сельские профессиональные организации анархистов и социалистов тесно сотрудничали в Левантийском легионе в течение всей Гражданской войны.

Отношения между сельскими и городскими организациями НКТ в Леванте

Отношения сельских союзов и коллективов НКТ Леванта с их городскими соратниками не всегда складывались гладко. Это имело несколько причин.

С одной стороны, крестьян возмущали меры, которые принимали анархисты и другие прореспубликанские элементы в городах, особенно в начале войны, чтобы обеспечить продовольственное снабжение городских районов. В течение тех двух недель, когда гарнизоны Валенсии и других городов оставались «нейтральными» и де-факто создавались новые революционные власти, нормальное функционирование экономики было нарушено. В связи с чрезвычайным положением новые революционные органы, в которых анархисты играли важную роль, конфисковывали склады и магазины с продовольствием, чтобы распределить его среди населения. Наряду с этим, НКТ и ВСТ отправили в близлежащие сельские районы отряды, которые реквизировали продовольствие, вместо платы оставляя своего рода расписки, где говорилось, что профсоюз, берущий продукты, со временем заплатит за них.

Подобные меры вызывали у многих крестьян негодование. Не довольствуясь этим, некоторые принципиальные анархисты стремились установить с помощью этих расписок систему бартерного обмена между крестьянскими и рабочими организациями, действующую на более или менее постоянной основе. Эта идея окончательно была отвергнута в сентябре 1936 г., когда местная НКТ в Валенсии осудила систему расписок как средство присвоения «продукта чужого труда»104.

Крестьяне высказывали и другие претензии. На октябрьском региональном крестьянском пленуме 1936 г. было предложено закрыть «излишние» предприятия, а их рабочих, вместе с безработными, отправить на работу в деревню105.

С другой стороны, у некоторых городских членов НКТ имелись поводы для недовольства своими сельскими товарищами. Выше уже был описан мрачный взгляд части городских профсоюзных лидеров на крайние меры по установлению либертарного коммунизма в ряде сельских сообществ.

У некоторых городских коллективов были более конкретные жалобы. К примеру, Синдикат газа, воды и электричества был недоволен тем, что многие крестьяне не платили по своим счётам, хотя для трудовых коллективов тарифы за услуги в этой сфере были снижены. В ноябре 1936 г. координационный комитет ВСТ–НКТ этого коллектива опубликовал заявление, где, в частности, говорилось: «Мы также выступаем с осуждением тех многочисленных деревень провинции, которые отказываются оплачивать свои счета за электричество и не позволяют комитетам устанавливать средства контроля, чтобы обеспечить надлежащее обслуживание»106.

Коммунисты и их Провинциальная крестьянская федерация

В течение всей Гражданской войны коммунисты вели нескончаемую кампанию против сельских коллективов, созданных анархистами и социалистами из фракции Ларго Кабальеро в Левантийском регионе. В этой кампании они использовали все ресурсы, имевшиеся в их распоряжении, включая аппарат Министерства сельского хозяйства, которое с 4 сентября 1936 г. и почти до самого конца войны возглавлялось коммунистом Висенте Урибе, своё растущее влияние в армии и полицейских силах Республики и неофициально поощряемое насилие.

В своей кампании против аграрного коллективизма в Леванте коммунисты могли опереться на значительную поддержку со стороны мелких собственников, которые выступали против коллективизации или боялись её. И действительно, хотя с теоретической точки зрения это может показаться нелогичным, коммунисты стали самыми рьяными защитниками частного землевладения в Левантийском регионе.

Конфликт между мелкими собственниками и коллективами имел реальное значение. Хотя лидеры НКТ недвусмысленно высказывались, что коллективизация мелких владений должна быть исключительно добровольной107, как уже было отмечено, в первые недели и месяцы войны наблюдались очевидные случаи их принудительной коллективизации.

Даже ведущие фигуры НКТ в регионе признавали важность «индивидуалистических» наклонностей многих крестьян и сельскохозяйственных рабочих. По словам одного из них, Ихинио Нохи Руиса, говорить с валенсийскими крестьянами о коллективизации было всё равно что «говорить с ними по-гречески». Он добавлял, что «планом большинства [наших] сторонников в Испанском Леванте был раздел» захваченной земли между крестьянами108.

В Леванте, как и в других частях республиканской Испании, коммунисты воспринимали декрет Висенте Урибе от 7 октября 1936 г. как инструмент защиты мелких и средних земельных собственников и стремились применять его соответствующим образом. По утверждению коммунистического крестьянского лидера Хулио Матеу, факты были таковы, что, «когда начался мятеж, в первые моменты смятения, ни одна организация, кроме Коммунистической партии, не отважилась провозгласить уважение к мелкому собственнику»109.

Вскоре после издания декрета от 7 октября 1936 г. Коммунистическая партия в Валенсии решила усилить свои позиции в сельской местности, организовав под своим началом Провинциальную крестьянскую федерацию (Federación Provincial Campesina). ПКФ объявила своей целью «объединить все общества, синдикаты, сельскохозяйственные кооперативы и организации бедных крестьян, арендаторов, издольщиков и мелких собственников, и вообще всех, кто обрабатывает землю своими руками и руками членов своей семьи»110.

Провинциальная крестьянская федерация была основана 18 октября 1936 г. активистами Коммунистической партии, но также пользовалась поддержкой республиканских партий региона, в значительной степени опиравшихся на мелких сельских хозяев. При учреждении ПКФ было объявлено, что в неё входят 68 крестьянских обществ. Через несколько месяцев ПКФ насчитывала 230 «крестьянских секций» наряду с 80 кооперативами, и в ней было более 50 000 членов111.

Организации, присоединившиеся к ПКФ, в общем шли не за коммунистами. До июля 1936 г. они по большей части входили в объединение католических сельскохозяйственных союзов, организованных падре Висенте. Они также были электоральным оплотом Валенсийской региональной правой партии112.

Бернетт Боллотен описал эту ситуацию:

«В богатой апельсинами и рисом провинции Валенсия… где фермеры процветали и до Гражданской войны поддерживали правые организации, по заявлениям официальных лиц, пятьдесят тысяч к марту 1937 г. вступили в Крестьянскую федерацию… “Коммунистическая партия, – жаловался один социалист, – занимается в деревнях собиранием худших остатков бывшей Автономистской партии, которые были не только реакционными, но и безнравственными, и организует этих мелких собственников в новый крестьянский союз, обещая им гарантировать их собственность на землю”. Обеспечивая своих членов удобрениями и семенами, а также кредитами от министерства сельского хозяйства – которое также контролировалось коммунистами, – Крестьянская федерация кроме того служила мощным тормозом сельской коллективизации, проводившейся сельскохозяйственными рабочими провинции. Понятно, что защита, предоставляемая этой организацией, должна была побуждать многих её членов подавать заявления о приёме в Коммунистическую партию»113.

Нью-йоркская анархическая газета «Испанская революция» отмечала в августе 1937 г.: «В Валенсии… бывший региональный секретарь партии Хиль-Роблеса, наряду с прочими, теперь является членом КП»114.

Само собой, коммунисты должны были обосновать и объяснить то, что их крестьянская организация создаётся на базе групп, которые до начала Гражданской войны были опорой правых в политике Левантийского региона. Висенте Урибе заявлял, что «крестьяне не виноваты в том, что их направляли не лучшим образом, подвергали реакционному влиянию, влиянию клерикализма, поднявшего оружие против Республики», и что коммунисты пытаются превратить их в «прогрессивную демократическую силу», верную республиканскому режиму115.

Лидер Провинциальной крестьянской федерации, коммунист Хулио Матеу, объяснил, что коммунисты, создавая ПКФ, преследовали две цели. С одной стороны, они стремились прекратить «экономическую войну между крестьянами». С другой – они пытались привлечь на сторону Республики «важнейший политический инструмент, который использовали лидеры Региональной правой, чтобы побеждать на выборах». Следовательно, ряды ПКФ должны были быть открыты «для любого крестьянина, работавшего на своей земле, независимо от его политических или религиозных убеждений»116.

Не приходится сомневаться в той важной экономической и политической роли, которую играла ПКФ в борьбе против сельских коллективов в Левантийском регионе. Мы уже отмечали, каким образом они помогали саботировать инициативу НКТ–ВСТ по централизации регионального экспорта апельсинов в рамках КЛУЭА, что в итоге привело к созданию правительственного (и контролируемого коммунистами) СЭА. Согласно д‑ру Боск Санчес, к концу зимы 1936/37 гг. НКТ и ВСТ стали рассматривать ПКФ как «главного врага их аграрной политики»117.

Применение насилия против коллективов Леванта

Коммунисты в своём противостоянии коллективизации в Леванте полагались не только на политический и экономический вес крестьян-единоличников, входивших в Провинциальную крестьянскую федерацию. Они использовали своё растущее влияние на испанское республиканское правительство, чтобы задействовать Штурмовую гвардию и другие полицейские силы – а впоследствии и армейские части, – наряду с вооружёнными группами гражданских, для нападений на многие коллективы.

В главе 8 говорилось об участии бойцов из Железной колонны НКТ в защите коллективов Виналесы, Монеады и Альфара-дель-Патриарки, которые были атакованы штурмовыми гвардейцами в начале марта 1937 г. Как отмечает д‑р Боск Санчес, эти случаи «были не единичными, и весной 1937 г. многие синдикаты и коллективы жаловались Национальному и Региональному комитетам НКТ на нападения полиции… Министерство внутренних дел, подозревая, что аналогичные выступления могут произойти и в других валенсийских населённых пунктах, где пользовалась влиянием НКТ, провело обыски в синдикатах и коллективах, разыскивая оружие и арестовывая активистов»118.

Гастон Леваль подчеркнул планомерный характер этих действий:

«Были запланированы нападения в разных местах. Операция была поручена карабинерам и штурмовым гвардейцам, которые, без сомнения, были тщательно отобраны… Нападение исходило из двух центров (Мурсии и Аликанте)…

Наши товарищи-крестьяне, которые были предупреждены, решили сопротивляться. У них не было бронемашин, но имелись винтовки, пистолеты и два противотанковых орудия, очевидно, предоставленные Железной колонной на Теруэльском фронте… Как и было задумано, звон церковных колоколов передавал предупреждение, и товарищи из сельских центров региона спешили на помощь атакованным городам. Ручных гранат не жалели; два батальона из Железной колонны и два из Конфедеральной колонны шли с Теруэльского фронта к Сегорбе. Комаркальные федерации Хативы, Каркахенте, Гандии и Суэки объединили свои силы и встали фронтом у Гандии, а федерации Катаррохи, Лирии, Монеады, Патерны и Буррианы встали у Виналесы».

После четырёх или более дней боёв вмешалось национальное руководство НКТ, которому удалось уладить конфликт. Большинство арестованных анархистов были освобождены. Леваль заключает: «Были убитые и раненые, но коллективы не были разрушены; напротив, их количество стало расти ускоренными темпами»119.

Д‑р Боск Санчес приводит некоторые примеры таких полицейских облав. В Каркахенте «22 марта прибывшие на двух грузовых и четырёх легковых автомобилях штурмовые гвардейцы установили пулемёт перед штаб-квартирой ФАИ, после чего блокировали все въезды в город, захватили телефон и телеграф и обыскали дома сэнэтистов, изъяв при этом 200 ружей… Через несколько дней, 26 марта 1937 г., практически то же самое произошло в Бенагуасиле, где Штурмовая гвардия, не найдя оружия в штаб-квартире НКТ, оставила в посёлке 50 или 60 своих человек, чтобы обеспечить организацию муниципального совета, согласно распоряжению губернатора и политических партий…»

В ответ на эти и подобные им события Региональная конфедерация труда Леванта осудила действия Министерства внутренних дел и полиции: «Они разыскивают тех товарищей, которые выполняли и выполняют эту социальную работу по перестройке экономики, и если не арестовывают, то досаждают им, нарушая тем самым нормальное функционирование новых организаций и стараясь вызвать их крах»120.

Нападения на коллективы усилились после Майских дней в Барселоне. Однако, как замечает д‑р Боск Санчес:

«В этой ситуации было очевидно, что незащищённость, беспорядок и деморализация, вызванные этими нападениями в широких слоях республиканского сельского населения, поставили сбор урожая под серьёзную угрозу…» В результате министр сельского хозяйства Висенте Урибе 8 июня 1937 г. издал Декрет о временной легализации сельскохозяйственных коллективов. Этот декрет обещал предоставить коллективам техническую и финансовую помощь, «чтобы они могли успешно и быстро, насколько это возможно, провести сельскохозяйственные работы, приходящиеся на время уборки урожая»121.

Хотя лидеры НКТ–ВСТ надеялись, что этот декрет даст сигнал по крайней мере к перемирию в войне с коллективами, факты не подтвердили их ожидания. Д‑р Боск Санчес отмечает: «Энтузиазм в профсоюзах длился недолго, так как, едва началось лето 37‑го, многие коллективы вновь стали жаловаться на аресты их членов и разорение их имущества»122. Нападения продолжались и в конце года, при участии не только полиции, но и неопознанных групп, забиравших урожай и уничтожавших постройки123.

То же самое происходило в 1938 г., хотя нападения в этот период, по выражению д‑ра Боск Санчес, стали «более спорадическими». Она также отмечает изменения в характере нападений на коллективы, говоря, что, за редкими исключениями, «коллективы больше не считали своими главными врагами муниципальные советы и Штурмовую гвардию, а видели угрозу своей революционной работе в армейских частях и беженцах, которые массово оседали в поселениях Валенсии»124.

Коллективы НКТ делали что могли, защищая себя от этих нападений. По крайней мере иногда они продолжали использовать церковные колокола, чтобы оповестить местных и соседних крестьян о приближении потенциально враждебных сил125.

Доктор Боск Санчес приходит к выводу, что «атмосфера преследования, описанная Секцией информации и статистики РКТЛ, действительно существовала». Хотя она не утверждает, что ей удалось установить все случаи насилия над коллективами, она располагает более или менее подробной информацией о 42 из них, с весны 1937 г. до конца 1938 г. Её данные относятся только к Валенсийскому региону и не распространяются на Мурсию и Альбасете126.

Вопрос о легализации коллективов

По понятным причинам, анархисты вначале не собирались добиваться официального признания своих аграрных коллективов в Леванте или где-либо ещё. С идеологической точки зрения, сама мысль о том, что эти группы должны просить государство о легализации, была для них табу – хотя для социалистов, поскольку коллективы ВСТ также были затронуты, это не было проблемой.

С другой стороны, в первый год Гражданской войны само правительство упорно сопротивлялось легализации коллективов НКТ. Это было видно уже в декрете 7 октября 1936 г., который давал в лучшем случае неопределённые указания по этому вопросу127.

Однако после июльского декрета 1937 г., временно признававшего законность сельских коллективов, отношение как правительства, так и НКТ к легализации коллективов стало меняться. Доктор Боск Санчес предполагает, что главными причинами, повлиявшими на изменение позиции коллективов, входивших в Региональную федерацию крестьян Леванта, стали «угроза неполучения экономической помощи и опасность того, что у них могут быть отобраны конфискованные земли».

Так или иначе, после июля 1937 г. РФКЛ приняла общее решение о том, чтобы состоящие в ней коллективы подали заявление на регистрацию. Ко второму конгрессу федерации в ноябре 1937 г., как сообщалось, 340 коллективов были официально зарегистрированы и ещё 75 находились в процессе регистрации128.

Однако если лидеры РФКЛ думали, что узаконение коллективов правительством даст им защиту от преследований коммунистов и прочих противников, они, конечно же, ошибались. Репрессии против них продолжались до самого окончания войны.

Кризис коллективов в конце войны

Последние месяцы Гражданской войны были отмечены растущими проблемами, разочарованием и во многих случаях распадом сельских коллективов НКТ в Леванте. Прежде всего, этот регион, которые в первые два года войны был надёжно укрыт в тылу, больше не находился в безопасности. 14 июня 1938 г. Кастельон, столица одной из валенсийских провинций, был взят силами Франко129. Кроме того, последующий раскол Республики на две части значительно увеличил нагрузку на экономику Центра, включая коллективные хозяйства.

Одной из главных проблем, с которыми столкнулись сельские коллективы на последнем этапе войны, была потеря более или менее квалифицированных кадров вследствие мобилизации в теснимую со всех сторон республиканскую армию. Так, совместный коллектив ВСТ–НКТ из Альдемуса в марте 1938 г. просил РФКЛ о помощи в освобождении его бухгалтера от призыва, «потому что, к сожалению, товарищи, которые остаются, неспособны занять его место, потому что они неграмотны». Аналогично, комаркальная федерация крестьян Алькоя в феврале 1938 г. информировала РФКЛ о том, что не может никого послать на курсы подготовки бухгалтеров, потому что «те, кто мог бы пойти, должны срочно отправляться на фронт, и ни один из тех, кто остаётся, не имеет малейшего понятия о счетоводстве»130. Согласно доктору Боск Санчес: «Такие проблемы, как отсутствие работников, нехватка удобрений, трудности с транспортом, которые начали возникать в конце 1937 г., в течение 1938 г. стали повседневной нормой для валенсийских коллективов»131.

Впервые за всё время войны не только прекратилось создание новых коллективов и кооперативов, но и многие созданные прекратили своё существование из-за экономических проблем и нехватки рабочей силы, оккупации их территории вражеской армией или прямого и косвенного саботажа со стороны тех, кто начиная с первых дней войны надеялся на победу Франко. Наметившая тенденция к упадку коллективистского движения резко усилилась в последние три месяца Гражданской войны132.

Заключение

Можно не сомневаться в том, что в сельских коллективах Левантийского региона происходил один из самых интересных социально-экономических экспериментов лоялистской Испании во время Гражданской войны. Анархическая Региональная федерация крестьян Леванта не только объединила несколько сотен сельских коллективов в регионе, но также стремилась усовершенствовать их организацию и функционирование, помогала обучать их руководителей и служащих, расширяла их техническое обслуживание. Совместно с организациями, входившими в Федерацию земледельцев ВСТ, анархисты проделали заслуживающую внимания работу по организации производства, транспортировки и продажи за границей главных экспортных продуктов региона.

Одной из принципиальных проблем, с которыми столкнулись анархисты, была поддержка большинством сельского населения – включая последователей самой НКТ – мелкой собственности, а не коллективного сельского хозяйства. Хотя внутри своей организации им удалось достичь приемлемого компромисса между единоличниками и коллективистами, эта проблема продолжала существовать в региональном масштабе, что позволило Коммунистической партии организовать значительную часть крестьянства против коллективов и НКТ как таковой. Коммунисты также пользовались тем, что бо́льшую часть войны должность министра сельского хозяйства занимал один из их общенациональных лидеров – Висенте Урибе. Кроме того, коммунисты использовали своё влияние в правительстве – и за его пределами – чтобы произвести нападения на десятки, если не сотни коллективов. Однако, в конечном счёте, только поражение в войне положило конец аграрному коллективистскому эксперименту анархистов в Леванте.

Франц Минц постарался подвести итоги сельской коллективизации в Леванте:

«Сложно делать какие-либо общие выводы… экспорт апельсинов и риса сталкивался с саботажем. Но разве это не является доказательством экономической жизнеспособности, возможности успеха профсоюзов, если бы те не подвергались постоянным нападениям? В сельской местности существовало в общей сложности четыреста пятьдесят коллективов, что определённо говорит об их важности в этом регионе, многолюдном и оживлённом»133.

Доктор Аурора Боск Санчес также попыталась оценить результаты этого эксперимента. Во-первых, говорит она, «мы знаем по сообщениям синдикатов, что одни коллективы поднимали новые земли, что другие пытались улучшить методы земледелия, что многие строили животноводческие фермы и что значительное большинство из них прилагали все усилия, чтобы поддерживать производство, до конца войны, несмотря на растущие экономические трудности, недостаток удобрений и семян и нехватку рабочей силы»134.

Во-вторых, тот же автор отмечает: «Тем слоям бедного валенсийского крестьянства, которые добровольно вступили в коллективы, и убеждённым синдикалистам коллективизация принесла существенные изменения в их жизни. Бесспорно то, что коллективы избавили их от крайней нищеты и вынужденной безработицы, возложили на них непривычную экономическую и политическую ответственность, дали им образование, досуг и те запретные земли, которые были поместьями богачей, и наконец, эти годы остались в их памяти как лучшие в их жизни»135.

Мне нечего добавить к этой оценке.

Часть III. Анархические сельскохозяйственные коллективы

15. Сельские коллективы в Кастилии, Андалусии и Эстремадуре

По своему характеру анархические аграрные коллективы, организованные в Кастилии, Андалусии и Эстремадуре, не имели фундаментальных отличий от аналогичных групп в восточных частях Испании. Однако условия, при которых они возникли, существенно отличались от каталонских, арагонских и левантийских.

Если в земельных отношениях средиземноморских регионов ключевую роль играли мелкие крестьяне-собственники и долгосрочные арендаторы, то Кастилия и Андалусия по преимуществу были регионами латифундий. Крупные поместья здесь имели давнюю историю. И всё же Франц Боркенау, посетивший Кастилию и Андалусию во второй месяц Гражданской войны, отмечал: «Мало сходства можно найти между засеянными пшеницей поместьями средних размеров Кастилии, очевидно феодального происхождения, работники которых несколько поколений назад были крепостными, и необъятными оливковыми латифундиями Андалусии, неизменными в своём укладе с карфагенских и римских времён, безземельный пролетариат которых происходит от рабов и до сих пор ещё сохраняет многие черты рабского населения, беззащитного перед своими хозяевами»1.

До войны наблюдались также значительные различия в политической и профсоюзной ориентации крестьянства двух регионов. В Кастилии социалисты долгое время пользовались влиянием среди крестьян, и Испанская федерация землевладельцев (ФЭТТ) задолго до 19 июля создала здесь разветвлённую организацию. Однако, как мы увидим, после начала войны в регионе быстро распространилось влияние НКТ.

Хотя бо́льшая часть Старой Кастилии сразу же была занята мятежниками, бо́льшая часть Новой Кастилии в течение войны оставалась под республиканским контролем. Гастон Леваль отмечает, что «две трети провинций Мадрид, Толедо и Сьюдад-Реаль… и вся провинция Куэнка» оставались в республиканской зоне2.

В отличие от Кастилии, Андалусия всегда была одним из главных регионов влияния анархистов в Испании. Джеральд Бренан говорил о распространении анархизма в этих краях в последние десятилетия XIX в.:

«В батрацких бараках, или ганьяни́ас, в уединённых сельских домах апостолы говорили увлечённым слушателям о свободе и равенстве. В городах и деревнях создавались небольшие кружки, которые открывали вечерние школы, где многие учились читать, вели антирелигиозную пропаганду и часто практиковали вегетарианство и трезвость. Даже табак и кофе некоторыми были объявлены под запретом… Но главной характеристикой андалусского анархизма был его наивный милленаризм. Каждое новое движение или стачка мыслилась как предвестник наступающего века изобилия, когда все – даже Гражданская гвардия и помещики – будут свободными и счастливыми. Теперь уже никто не скажет, когда это произойдёт. Помимо захвата земли (да и то не везде) и сожжения приходской церкви, не было никаких положительных предложений»3.

К несчастью для анархистов – и для Республики – значительная часть Андалусии в начале войны оказалась в руках мятежной армии генерала Кейпо де Льяно.

Захваты земли в феврале – июле 1936 г.

В предреволюционном бурлении, охватившем Испанию после победы Народного фронта на выборах в феврале 1936 г., в Кастилии, Андалусии и Эстремадуре происходили масштабные захваты земли крестьянами и последующая легализация этих захватов Институтом аграрной реформы (ИАР).

5 марта Институт аграрной реформы получил инструкции вернуть крестьянам в определённых провинциях всю землю, которая была отобрана у них в период реакционного правительства 1933–1936 гг. В течение недели, как сообщалось, были удовлетворены требования почти 40 тысяч крестьян. 20 марта ИАР был уполномочен конфисковывать любые поместья, если это было «в интересах общества».

Однако, как отмечает Вальтер Бернеккер: «Параллельно с этим во многих южных провинциях (Севилье, Ка́сересе, Бадахо́се), а также в Старой Кастилии, Саламанке и Толедо произошли сотни несанкционированных захватов земли под клич “Да здравствует Республика!”. Захваты эти по большей части были легализованы правительством Асаньи 28 марта…» Он добавляет: «Революционную окраску этой реформе придали не столько меры нового правительства, сколько инициативы крайне левых групп действия, не организованных под чьим-либо руководством… Сельскохозяйственные рабочие и крестьяне захватывали поместья по собственному усмотрению…»4

Первоначальное замешательство в сельской Кастилии

С началом Гражданской войны в кастильской сельской округе воцарилось смятение. Большинство крупных землевладельцев стояли на стороне мятежников, и они либо бежали, либо были казнены своими работниками. Их земля была захвачена арендаторами и батраками. Однако они колебались по поводу того, как следует организовать землевладение после исчезновения их хозяев.

Франц Боркенау, проезжавший по региону примерно через шесть недель после начала войны, сообщал:

«Вопрос о земле совершенно не решён, и наибольшую неуверенность испытывают насчёт того, как приступить к его решению. Где вся земля принадлежит одному-двум аристократам, которые ушли к мятежникам, задача относительно проста. Там земля автоматически была экспроприирована и остаётся в руках комитетов и профсоюзов, которые ничего не изменили в способе обработки. Те же руки работают на той же земле, сохраняются прежние границы поместий, выплачивается прежняя зарплата, и единственная разница в том, что она выплачивается уже не управляющим помещика, а комитетами и профсоюзами и что пшеница не продаётся торговцам, а так или иначе делится между деревнями и армией…»5

Гастон Леваль также засвидетельствовал это смятение:

«…Безотлагательно, во всех деревнях, где господствовала общественная организация прошлых веков, Народный фронт назначил администраторов, которые конфисковали не только землю, но также технику и рабочий скот. Одновременно Всеобщий союз трудящихся назначил административные комитеты, чтобы организовать эксплуатацию экспроприированной земли… Последствия этого наплыва администраторов, лишённых творческой инициативы, были плачевными… Но работа в этой области нуждалась в постоянной инициативе, чтобы соответствовать различным обстоятельствам, которые нельзя было предвидеть из кабинетов, и для крестьян было невыносимо подчиняться людям, ничего не знавшим об их работе. Вместо того чтобы напрячь силы, они сдерживали себя»6.

В сложившейся ситуации НКТ, у которой к началу войны было только 8 тысяч членов среди крестьян Кастилии, начала пропагандировать идею создания сельских коллективов. Многие анархисты из Мадрида, где у НКТ уже было крепкое ядро, отправились в сельскую местность, чтобы агитировать за такое решение проблемы, и около тысяч крестьян НКТ из Левантийского региона разошлись по Кастилии с тем же посланием7.

Активистов также разослала НКТ Куэки, где у анархистов была сильная организация. Много лет спустя Хуан де Куэнка писал, что «из 298 деревень… составлявших провинцию Куэнка, НКТ была известна лишь в полудюжине…» Напротив, ВСТ имел организации почти в 80 поселениях. Однако, отмечал Хуан де Куэнка, «мы пошли в провинцию, не пропуская ни одного села или деревни, чтобы своими делами и словами заронить либертарное семя, как обещание нового мира без рабов и хозяев»8.

В тех немногих кастильских деревнях, где уже существовала какая-то анархическая традиция, создание коллективов происходило быстрее, чем где-либо ещё в регионе. Так было в Мембрилье, в провинции Сьюдад-Реаль, где к началу войны только НКТ и «Левые республиканцы» имели сторонников.

В Мембрилье и её сельской округе, с общим населением около 8 000 человек, как только было получено сообщение о выступлении мятежников, анархистам удалось организовать всеобщую стачку и собрать рабочих в центре посёлка, где они вскоре одолели горстку фалангистов, пытавшихся захватить данный район. После этого мэр собрал «ответственных политических и профсоюзных деятелей поселения, чтобы обсудить, какое решение может быть найдено в этот неблагоприятный момент, который они переживают». В результате этой встречи действующие муниципальные власти «отказались от всей социально-экономической ответственности в пользу ответственных лиц из Национальной конфедерации труда, которые приняли её в сотрудничестве с “Левыми республиканцами”, поскольку других профсоюзных или партийных организаций не существовало».

Новые лидеры созвали общее народное собрание. В это время «первой необходимостью было продолжить уборку пшеницы и ячменя, которые уже поспели… и могли быть потеряны из-за любого изменения погоды». Собрание согласилось с этим и выбрало административный совет из десяти членов НКТ и пяти левых республиканцев. При совете были созданы четыре комиссии – сельского хозяйства, снабжения, жилищного хозяйства и здравоохранения, обороны, – которые организовали практически все стороны жизни поселения.

Так родился коллектив Мембрильи, который просуществовал до окончания войны в марте 1939 г.9.

Распространение коллективов в Кастилии

Хотя очевидно, что количество членов НКТ и коллективов быстро выросло в сельской Кастилии за первые недели войны, нет никаких однозначных данных о том, сколько сельскохозяйственных коллективов было в регионе. Гастон Леваль подсчитал, что через год после начала войны НКТ имела 100 000 членов среди сельского населения Кастилии и 200 аграрных коллективов. Он добавляет, что к концу 1937 г. количество коллективов увеличилось до 30010.

Однако Вальтер Бернеккер пришёл к выводу, что оценки Леваля сильно занижены. Он, по-видимому, принимает оценку в 340 коллективов «в обеих Кастилиях». Основываясь на неполных официальных данных, Бернеккер подсчитал, что в провинции Сьюдад-Реаль был 181 коллектив, из которого 112 контролировал ВСТ, 45 – НКТ, 24 были смешанными, и всего в них входило около 33 200 семей. В Куэнке было 102 коллектива, из которых было 37 ВСТ, 5 НКТ и 60 смешанных, с 4 620 семьями; в Гвадалахаре – около 205 коллективов, 195 из которых относились к ВСТ и только семь к НКТ; в провинции Мадрид было около 76 коллективов, из них 56 ВСТ, 15 НКТ и 5 смешанных; и в провинции Толедо было 100 коллективов, 77 ВСТ и 23 НКТ11.

Лидеры НКТ всегда утверждал, что сельские коллективы в Кастильском регионе были полностью добровольными. Так, Эухенио Криадо, генеральный секретарь Региональной федерации крестьян Центра НКТ, говорил в июле 1937 г.:

«В Кастилии у нас около двухсот тридцати коллективов. Мы не навязывали ни одного из них. Мы их пропагандировали. Мы направляли крестьян воззваниями, лекциями и митингами… Сами крестьяне, без какого-либо принуждения или навязывания, приходили и просили, чтобы мы ориентировали их и прислали активистов, чтобы помочь установить коллективы…»12

Сходным образом, писавший много лет спустя в эмигрантском анархическом издании Ф. Креспо отмечал, что, когда был организован коллектив Мембрильи, некрестьянам была предоставлена возможность выбора, присоединиться к нему или нет. Он увидел, что из 122 человек, которым было предложено членство, 86 согласились вступить в коллектив13.

Есть все основания считать, что, в противоположность Арагону и даже Леванту, давления НКТ в Кастильском регионе было недостаточно для создания сельских коллективов. В первые недели войны у НКТ было мало последователей в кастильской сельской местности, и её влияние в вооружённых силах здесь отнюдь не было преобладающим, так что в распоряжении анархистов было не так много сил, чтобы заставлять крестьян вступать в коллективы. По-видимому, следует признать, что распространение коллективов НКТ в регионе практически полностью являлось результатом распространения анархических идей среди крестьян и убеждённости последних в преимуществах коллективизация.

Внутренняя организация кастильских коллективов

Устройство коллективов Кастилии не имело заметных отличий от того, что было у коллективов восточных регионов. Гастон Леваль отмечает, что везде были «административная комиссия, избранная собранием всех жителей поселения или собранием коллектива и ответственная перед ним; группы производителей, составленные соответственно половым и возрастным различиям; делегаты групп регулярно собирались, чтобы составить план и скоординировать работу».

Как правило, в административной комиссии были члены, ответственные за определённые задачи, такие как «земледелие, скотоводство, образование, обмен, транспорт, здравоохранение». Однако, говорит Леваль:

«В маленьких деревнях и менее значительных коллективах один делегат часто принимал на себя разные функции, почти всегда без отрыва от работы…»14

Тот факт, что некоторые коллективы были созданы в весьма обширных поместьях, подразумевал, что у них должны быть несколько иная структура, чем в средиземноморских регионах страны. Так, «некоторые владения были столь велики, что со своим штатом работников они образовывали настоящие экономические единицы. Следовательно, отдельно взятый коллектив имел большое значение, а в некоторых муниципалитетах разрозненные коллективы объединялись посредством местного координационного комитета. В других случаях почти весь муниципалитет был коллективизирован и составлял единую организацию, работавшую по многим направлениям»15.

У анархических коллективов Кастильского региона была развитая иерархия (хотя это слово не понравилось бы анархистам) организаций выше местного или муниципального уровня. На уровне комарки создавалась комаркальная компенсационная касса. Её администраторы избирались общим собранием коллективных делегатов, и Гастон Леваль отмечал, что «каждый коллектив, выдав зарплату… закупив минеральные удобрения, семена, технику, оплатив издержки на школы и здравоохранение, посылал деньги, которые у него оставались» в кассу.

Главной задачей кассы было удовлетворять нужды менее благополучных коллективов. Леваль отмечал, что «ни одна коммуна, пострадавшая от града, засухи или мороза и получившая помощь для преодоления этих капризов природы, не должна была возмещать стоимость того, что было ею получено»16. Наряду с этим, касса выполняла функцию по распространению опыта. Леваль писал, что она, с помощью техников из комитета Федерации Центра, изучала положение «отдельных коллективов, которые регулярно и непреднамеренно оказывались в убытке», и выискивала способы «устранения этих трудностей, улучшения производительности сельского хозяйства и организации вспомогательных производств»17.

Каждая комаркальная касса была частью комаркальной крестьянской федерации. Та, в свою очередь, входила в одну из провинциальных крестьянских федераций, а вскоре была создана организация и в масштабах всего региона18.

Региональная федерация крестьян Центра НКТ

Быстрый рост числа крестьян в рядах НКТ в Кастильском регионе и распространение коллективов под руководством НКТ вскоре сделали необходимым объединение сельских организаций НКТ на региональном уровне. Как следствие, в апреле 1937 г. была образована Региональная федерация крестьян Центра (Federación Regional de Campesinos del Centro). На её учредительном конгрессе в Мадриде, согласно источникам, присутствовало около 480 делегатов, представлявших 87 895 членов.

Учредительный конгресс Региональной федерации выразил желание сотрудничать с Федерацией земледельцев ВСТ в регионе. Вальтер Бернеккер также отмечает:

«Из речей многочисленных участников конгресса было… ясно, что региональная федерация будет заниматься не только экономическими задачами, но и защитой интересов НКТ в борьбе против внутренних политических врагов». Они подчёркивали «полезность регионального объединения коллективов для создания сильной организации, способной к сопротивлению»19.

В конце октября 1937 г. было решено слить Региональную федерацию крестьян, насчитывавшую на тот момент 97 843 членов, и Синдикат распределения, насчитывавший 12 897 членов. Новая организация стала именоваться Региональной федерацией крестьян и продовольствия Центра (Federación Regional de Campesinos y Alimentación del Centro)20.

Согласно Вальтеру Бернеккеру, региональный комитет федерации «должен был координировать [сельскохозяйственную] экономику региона, собирать статистику производства и потребления и содействовать учреждению коллективов. Создание многочисленных секций на всех уровнях отражало желание федерации организовать коллективы – уважая их внутреннюю автономию – по экономическом критерию, в соответствии с новейшими техническими достижениями… Региональная федерация должна была скоординировать разнородный конгломерат коллективистских экспериментов и оставить врагов НКТ, постоянно говоривших о “хаосе” в коллективах, без каких-либо реальных аргументов»21.

Региональная федерация проводила различные мероприятия в своей области. Она создала лаборатории, которые изучали образцы почвы, присланные коллективами, и определяли, какие семена и культуры будут для них наиболее подходящими, какие удобрения следует использовать и как глубоко пахать землю. Секция удобрений федерации занималась приобретением минеральных удобрений, в которых нуждались коллективы.

Периодическое издание федерации «Свободная земля» (Campo Libre), помимо прочего, публиковало «точные указания о методах обработки земли и выращивания злаков, плодовых и овощных культур, винограда, фруктовых деревьев, в соответствии с их сортом, климатом и почвой. Публиковались инструкции о способах борьбы с болезнями, хранении продукции, породах животных, наиболее подходящих для каждого региона, их рациональном кормлении и т.д.»

Гастон Леваль делает вывод, что всё это «повышало техническое образование крестьян, и подобные усилия способствовали быстрой рационализации сельского хозяйства, которому наши инженеры, агрономы, химики и специалисты всех видов отдавали свой энтузиазм»22.

Другой задачей Региональной федерации была помощь коллективам, оказавшимся в неблагоприятных условиях. Так, в течение одного года она потратила 2 миллиона песет на обеспечение бедных коллективов минеральными удобрениями и техникой; эти деньги были выручены за счёт продажи продукции более обеспеченных коллективов23.

Региональная федерация крестьян, особенно после объединения с Синдикатом продовольственного распределения, была основной организацией, через которую распределялась продукция коллективов НКТ в Кастилии. Гастон Леваль пишет, что к концу 1937 г. людей, приезжавших из Каталонии или Леванта в коллективы НКТ в Кастилии, чтобы приобрести зерно и другие продукты, постоянно направляли в Региональную федерацию в Мадриде, которая занималась подобными вопросами; местные коллективы не желали продавать свою продукцию напрямую24.

Во время войны, по крайней мере некоторое время, член Мадридского городского совета от НКТ отвечал за снабжение города потребительскими товарами, в частности продовольствием. Совет контролировал рынки города, и именно туда коллективы региона отвозили продукты, предназначенные для жителей города25.

Разумеется, у федерации были свои трудности. Они перечислялись в одной из статей «Свободной земли» от 6 ноября 1937 г.:

«Проделанная работа была недостаточно производительной из-за недостаточного числа работников, вследствие того, что многие ушли в Народную армию. Хотя эта Федерация стала источником нашего благосостояния, она не получала помощи в необходимом размере. Пока у профсоюзов лежали деньги в банке, они считали, что Федерация должна сама решать свои проблемы. Местная организация НКТ Мадрида, несколько местных союзов и группы милиции помогли материально; но этого недостаточно. Хотя одни союзы богаты, другие бедны; всё ещё не существует достаточной солидарности, и Федерация практически неспособна помочь им… Следует также обратить внимание на препятствия, которые поставило государство на пути развития коллективов…»

Отношения с ВСТ

Отношения между сельскими союзами и коллективами НКТ и ВСТ в Кастильском регионе оставались дружественными в течение всей войны. Гастон Леваль отмечает:

«Федерация земледельцев, составлявшая часть ВСТ, также поддерживала коллективизацию»26. Говоря о провинции Куэнка, Хуан де Куэнка также писал: «Пакт между НКТ и ВСТ улаживал наши разногласия, позволял избежать конфликтов и поощрял коллективные эксперименты во многих деревнях провинции»27.

Пакт, о котором говорит Хуан де Куэнка, был подписан НКТ и ВСТ в этой провинции в марте 1937 г. Его преамбула гласила:

«Ввиду постоянных разногласий, которые возникали в деревнях между членами ВСТ и НКТ по поводу проблем, порождённых Революцией, ответственные лица обеих организаций в этой провинции, собравшиеся, чтобы рассмотреть и решить эти проблемы, согласились совместно принять следующие нормы для ведения работы и совместного существования в деревнях провинции, где обе организации имеют представителей и отделения».

Пакт включал в себя 21 пункт, определявший, как должны организовываться и управлять коллективы. Предусматривалось создание в каждом коллективе административного совета, «избираемого коллективом на собрании и с равным числом членов от каждой организации». Каждый коллектив должен быть организован в группы, согласно выполняемой работе, и каждая группа должна избирать делегата, который каждый день должен встречаться с административным советом, чтобы запланировать работу на следующий день.

Пакт провозглашал, что делегаты «будут стараться, используя все средства побуждения, чтобы работа была сделана с максимальной эффективностью, поддерживая единство и нравственность и обучая своих товарищей тем работам, к которым они не были подготовлены ранее». Делегаты не могут никого наказывать, а только выносят обвинения в неподобающем поведении на собрание, «и уже оно должно будет принять окончательное решение».

Соглашение предусматривало, что каждый рабочий «авансом» будет получать установленный размер заработной платы и ещё по 28 сентимо на каждого несовершеннолетнего ребёнка. Обмен продуктов на местах должен осуществляться через кооператив в каждом коллективе. Доходы, оставшиеся после погашения издержек и выплаты авансов, будут разделены «следующим образом: 25 процентов на образование, ещё 25 процентов на приобретение и улучшение рабочих материалов и оставшиеся 50 процентов останутся на пользу всех коллективистов, если они одобрят это на собрании».

Пункт 20 гласил:

«Взаимное уважение неизменно должно отличать отношения между коллективистами, ввиду того, что коллектив создан для совместной работы ради благосостояния всех. Следовательно, любой коллективист, который пытается оскорбить другого, даже если тот человек не коллективист, или пытается присвоить доходы, которые ему не причитаются, прежде всего будет наказан и, если это произойдёт снова, будет исключён, потеряет все права, которые он мог приобрести, и не сможет потребовать назад ничего, что он мог внести в коллектив…»28

Отношения с Институтом аграрной реформы

Многие из сельских коллективов НКТ в Кастильском регионе старались иметь как можно меньше дел с правительственным Институтом аграрной реформы (ИАР). Это было понятно, не только потому, что анархисты вообще испытывали неприязнь к отношениям с правительством, но и потому, что с сентября 1936 г. министром сельского хозяйства, в подчинении которого находился ИАР, был член ЦК коммунистов Висенте Урибе, враг крестьянских коллективов.

Хуан де Куэнка отмечал, что в провинции Куэнка коллективы ВСТ часто обращались к ИАР за финансовой помощью, необходимой им для сбора урожая и приобретения оборудования. В обеспечение кредитов, выданных институтом, коллективы должны были заложить свой урожай и даже в некоторых случаях передать ему контроль над землёй.

Коллективы НКТ стремились избежать этого. Согласно Хуану де Куэнке: «Ни один из наших коллективов или административных советов не нуждался в том, чтобы закладывать свой урожай или просить [Институт] аграрной реформы о чём-либо, что даст ему право совать свой нос в экономику коллектива. Совсем наоборот, они увеличивали и развивали земледельческое и скотоводческое богатство благодаря высокому духу труда и самопожертвования. Фронты питались молодёжью, в то время как старики, женщины и даже дети выполняли с энтузиазмом все задания, какими бы трудными они ни были»29.

Однако были случаи, когда и коллективы НКТ в Кастильском регионе получали помощь от Института аграрной реформы. К примеру, коллектив Торихи в провинции Гвадалахара, созданный в марте 1937 г., получил заём в 7 000 песет от НКТ и 25 000 песет от ИАР. К октябрю он вернул институту свой долг в виде 99 242 кг пшеницы, которые, как сообщали, стоили 33 590 песет30.

Примеры успешных коллективов НКТ

В Кастилии имелись коллективы НКТ, которые функционировали не очень хорошо и не добились успеха, и, как мы видели, одной из функций Федерации крестьян Центра было оказывать помощь таким коллективам.

Легко понять, что сэнэтисты не давали широкой огласки тем коллективам, которые были отстающими. Однако они, и в то время, и впоследствии, предоставляли подробную информацию о тех сельских коллективах, которые были преуспевающими. Стоит посмотреть на некоторые из них.

Выше уже упоминалось о создании коллектива Мембрильи в провинции Сьюдад-Реаль в самом начале войны. Это был один из крупнейших анархических коллективов Испании, в который изначально вошло около тысячи членов. Он также был одним из самых успешных, как в экономическом, так и в социальном плане.

Одним из первых решений коллектива Мембрильи было снести все изгороди, разделявшие частные землевладения. Имея тракторы, пять больших плугов и другой инвентарь, коллективисты стали сеять, выращивать и убирать различные культуры, в первую очередь пшеницу, ячмень, виноград и шафран. В коллективе также имелись гипсовые залежи, и около пятидесяти рабочих (вместо двенадцати в прошлом) занимались добычей и измельчением гипса. Он стал одним из важнейших продуктов для обмена.

Производство при коллективе значительно увеличилась. Вина в 1937 году было получено в полтора раза больше, чем в предыдущем. Также увеличился урожай злаковых и плодово-овощных культур. Но самое впечатляющее увеличение наблюдалось в производстве шафрана, который стал главным источником доходов коллектива.

Коллектив Мембрильи построил и модернизировал несколько промышленных предприятий. Была вновь открыта скотобойня, на которой в 1937 г. разделали тысячу овец. Были открыты фабрика альпаргатас (традиционные испанские сандалии) и сапожная мастерская. Начали работать установка по перегонке вина, ремонтная мастерская, мельница и завод по изготовлению шафрановой эссенции.

Коллектив Мембрильи обменивал излишки своих продуктов на товары извне, в которых он нуждался. После создания Федерации крестьян Центра НКТ эти операции проводились через неё.

Кроме того, коллектив Мембрильи разместил у себя значительное число беженцев из Андалусии и принял их в свои члены. Как сообщалось, лишь 32% из этих 2 000 беженцев были в трудоспособном возрасте.

Члены коллектива Мембрильи, вероятно, больше всего гордились своей культурной работой. Коллектив открыл не только общеобразовательную, но также художественную и профессиональную школы. Материалы для занятий были приобретены в Мадриде и Барселоне; учащиеся и преподаватели из Мадрида и Валенсии неоднократно приезжали посмотреть на работу этих школ, которые стали образцом для анархических учебных заведений. Помимо этого, действовал атеней, группа образования взрослых, где часто проводились лекции и дискуссии по политическим, экономическим и профсоюзным вопросам.

Печальным эпилогом к истории коллектива Мембрильи стало то, что после окончания войны 146 его членов были расстреляны победителями31.

Другой коллектив, которым гордились анархисты, находился в Бриуэге, которая оказалась в самом центре сражения за Гвадалахару в марте 1937 г. Коллектив Бриуэги пережил эти бои, в которых многие из его членов принимали участие.

Коллектив Бриуэги был создан в сентябре 1936 г. 125 семьями, общей численностью 600 человек. Он принял во владение крупные поместья, охватывающие 1 900 фанег (1 227 га) в муниципалитете Бриуэга, тогда как 1 400 фанег (904 га) осталось в руках мелких собственников, некоторые из которых бежали из Бриуэги вместе с отступающими итальянскими войсками в марте 1937 г. Коллектив производил пшеницу, ячмень, овёс, бобы, картофель, оливки, мёд, различные фрукты и орехи.

Вновь созданный коллектив испытывал недостаток в деньгах. Однако с экспроприированной земли вскоре был собран урожай пшеницы, который продали хлебопекарному кооперативу в Мадриде, управляемому совместно НКТ и ВСТ, что позволило коллективу приобрести первоначальный капитал.

Коллектив Бриуэги, очевидно, не стремился к установлению либертарного коммунизма. Членам продолжали платить «зарплату», пять песет в день супружеской паре и дополнительно 75 сентимо на каждого ребёнка (хотя большинство детей эвакуировали во время сражения при Гвадалахаре). Зарплата выплачивалась даже в те дни, когда не выполнялось никакой работы. Был организован муниципальный кооператив, где все жители – коллективисты и мелкие фермеры – покупали товары за деньги.

Коллектив Бриуэги имел мельницу, электростанцию, а также текстильную и шоколадную фабрики. Кроме того, у него вначале было три пресса для отжима оливкового масла, но они были уничтожены вражеской бомбардировкой.

Десять мест в муниципальном совете Бриуэги были поровну разделены между НКТ и ВСТ, который в этом районе контролировала Коммунистическая партия.

В селе также размещалась Комаркальная федерация крестьян Бриуэги. В неё, наряду с коллективом Бриуэги, входило ещё 13 коллективов комарки32.

Конечно, одним из самых успешных коллективов НКТ был тот, что возник в крупном поместье Миралькампо, ранее принадлежавшем графу Романонес, в провинции Гвадалахара. Он занимал площадь в 12 квадратных километров вдоль реки Энарес и выращивал зерновые, дыни, кормовые травы и виноград. В коллективе было около 600 человек.

Коллектив Миралькампо постоянно расширял свою деятельность. К концу войны он держал 41 молочную корову, 200 синей и большую пекарню, которая обеспечивала его членов хлебом. Когда стало невозможно получать мыло из Валенсии, как это обычно делалось, в коллективе Миралькампо было установлено оборудование для его производства.

Самым масштабным из осуществлённых проектов стал отвод русла реки Энарес, которая пересекала территорию коллектива и часто, выходя из берегов, затопляла ценные угодья. Эта работа была выполнена с помощью инженера, присланного Федерацией крестьян Центра и обошлась в полмиллиона песет; часть стоимости, очевидно, была оплачена федерацией.

В коллективе Миралькампо произошло значительное увеличение продукции. Например, производство пшеницы более чем удвоилось с 1936 по 1937 г., урожай ячменя увеличился в четыре раза, а вина в новом сезоне получили на 50% больше.

Доходы членов коллектива также заметно выросли. Зарплата повысилась с 4 песет в день до 15, «плюс право на жильё, освещение и топливо, лекарства и услуги врача». Наконец, в конце каждого года часть прибыли от операций коллектива поровну делилась между семьями.

Однако некоторые излишки средств коллектива были переданы Региональной федерации крестьян. Кроме того, коллектив Миралькампо регулярно снабжал больницы Мадрида бесплатными фруктами и прочим продовольствием, а также молоком. Время от времени он также делал дополнительные пожертвования, как, например, зимой 1937 г., когда в Мадриде не хватало хлеба и в течение двух дней и ночей грузовики из столицы приезжали за пшеницей в Миралькампо33.

Когда граф Романонес вернулся после окончания войны, он был удовлетворён тем, как вёл хозяйство коллектив, и заступился за некоторых его бывших членов, которые преследовались режимом Франко34.

Другой коллектив, который назывался Мадридским, был создан в предместьях столицы, куда ещё доходили трамваи, и бо́льшую часть войны находился недалеко от передовой. Этот коллектив включал в себя около 260 работников, которые провели обширную ирригационную систему, наполнив её водами реки, которая никогда ранее не использовалась для этого, что обошлось примерно в 100 тысяч песет. Члены коллектива также потратили 100 тысяч песет на семена и удобрения в сельскохозяйственный сезон 1937/38 гг.

Этот коллектив занимался выращиванием овощей. Бо́льшая часть продукции продавалась самим коллективом, куда приезжали закупаться солдаты с фронта и жители города. Коллектив также напрямую поставлял продукцию в коллективизированные рестораны столицы и Комитет по регулированию отелей.

Рабочие коллектива перед войной получали около 6 песет в день. Вскоре после создания коллектива ежедневный доход его членов поднялся до 8,5 песет и к декабрю 1937 г. составил 12 песет. Кроме того, коллектив на оптовой основе покупал рис, картофель, растительное масло и мыло, которые в равных пропорциях распределялись между его членами35.

Оппозиция коммунистов коллективам в Кастилии

Как и в других частях республиканской Испании, коммунисты были наиболее решительными и безжалостными противниками сельских коллективов в Кастильском регионе. В то же самое время, когда они предпринимали нападения на коллективы в Леванте, сталинисты стремились подорвать и разрушить их в Кастилии.

В апреле 1937 г. Мариано Васкес, национальный секретарь НКТ, публично обвинил коммунистов в том, что они «убили десятки анархо-синдикалистов в провинции Толедо». В июле того же года генеральный секретарь Федерации крестьян Центра утверждал: «Мы вели жестокие бои с коммунистами, особенно с бригадами и дивизиями под их контролем, которые убили наших лучших крестьянских активистов и беспощадно уничтожили наши коллективные хозяйства и наш урожай, выращенный с бесконечными жертвами»36.

Сесар Лоренсо описал некоторые детали операции коммунистических войск в Кастилии против коллективов: «Предводитель коммунистических партизан “Эль Кампесино” сеял террор в области Толедо и Сьюдад-Реаля. В свирепости он превосходил Листера; были истреблены сотни крестьян-коллективистов, опустошены поля, сожжены дома. НКТ была вынуждена пригрозить ему смертью и отправкой войск для противостояния ему, чтобы положить конец кровавым бесчинствам»37.

Бернетт Боллотен также прокомментировал эту ситуацию: «Эти нападения на коллективы неизбежно должны были оказать неблагоприятное воздействие на сельскую экономику и мораль, поскольку, хотя верно то, что в некоторых районах коллективизация была для большинства крестьян анафемой, не менее верно и то, что в других коллективные хозяйства были стихийно организованы основной массой крестьянского населения. В провинции Толедо, например, где ещё до войны существовали сельские коллективы, 83% крестьян, согласно близкому к коммунистам источнику, приняли решение в пользу коллективной обработки земли»38.

Распространение сельских коллективов в Андалусии

Частью Андалусии, которая оставалась под наиболее прочным контролем республиканцев в течение всей Гражданской войны, была провинция Хаэн, где до войны ведущей силой были скорее социалисты, а не анархо-синдикалисты. Бо́льшая часть Альмерии также оставалась в руках лоялистов, как и части провинций Гранада и Кордова. Однако западные области Андалусского региона (Кадис и Севилья), где влияние анархистов было наиболее сильным в течение длительного времени, быстро были захвачены войсками генералов Кейпо де Льяно и Франко.

Это, возможно, помогает объяснить, почему анархические авторы, как во время войны, так и впоследствии, уделяли в своих рассуждениях мало внимания коллективам НКТ в Андалусии, в противоположность подробным описаниям таких коллективов в Арагоне, Леванте, Кастилии и даже Каталонии.

Однако, несмотря на это молчание, в регионе, разумеется, существовало много сельских коллективов НКТ. Как и в других частях республиканской Испании, оценки количества коллективов и числа их членов сильно различаются. Как отмечает Вальтер Бернеккер, утверждение Антонио Росадо, секретаря Региональной федерации крестьян, о том, что в Андалусии было 600 коллективов, сделано «без указания источников этой цифры»39. Сам Бернеккер, основываясь на неполных официальных данных, подсчитал, что в провинции Кордова было 148 коллективов, все они были созданы совместными усилиями НКТ–ВСТ и включали 8 602 семьи. В Гранаде было 33 смешанных коллектива с 20 тысячами семей; в Хаэне – 760 смешанных коллективов с 33 тысячами семей40.

Однако есть причины считать, что по крайней мере некоторые из коллективов в андалусских провинциях были предприятиями исключительно НКТ. К примеру, отчёт в «Информационном бюллетене» НКТ–ФАИ конца 1937 г., говоря о шести сельских коллективах в комарке Грандия в Хаэне, называет их «нашими». С начала войны, говорилось в сообщении, эти коллективы особенно активно снабжали продовольствием фронт, находившийся недалеко41.

Характеристика андалусских коллективов

Как и в других частях лоялистской Испании, наблюдалось большое разнообразие в способах организации сельских коллективов Андалусии. Франц Боркенау даёт классическое описание коллектива Кастро-дель-Рио, недалеко от Пособланко, который он посетил в начале сентября 1936 г. (и который впоследствии был оккупирован войсками Франко)42:

«У местных анархистов было время, чтобы создать свой анархистский Эдем, который в большинстве пунктов очень напоминает тот, что был создан анабаптистами в Мюнстере в 1534 г. Выраженной особенностью анархистского режима в Кастро является отмена денег. Обмен упразднён; производство изменилось очень незначительно… Местный аюнтамьенто был не слит с комитетом, как повсюду в Андалусии, а распущен, комитет занял его место и создал нечто вроде советской системы. Комитет конфисковал поместья и управляет ими. Они даже не были объединены и обрабатываются раздельно, каждое руками тех, кто трудился на его землях прежде. Денежная заработная плата, конечно, была отменена. Но было бы неправильно сказать, что её заменили натуральной платой. Здесь вообще нет никакой платы; жители берут пропитание прямо из сельских магазинов»43.

Либертарно-коммунистическая организация коллектива Кастро-дель-Рио не произвела благоприятного впечатления на Боркенау:

«При этой системе обеспечение посёлка самое бедное; даже, рискну предположить, ещё более бедное, чем было раньше, в тех несчастных условиях, при которых привыкли жить андалусские подёнщики-брасерос… Я напрасно искал выпить кофе, вина или лимонада. Местный кабачок был закрыт как гнусное коммерческое заведение. Я осмотрел магазины. Их запасы были настолько скудными, словно возвещали о надвигающемся голоде. Но жители, казалось, гордились таким положением вещей. Они были рады, как они сами говорили нам, что закончилось распивание кофе; они, казалось, расценивали эту отмену бесполезных вещей как улучшение нравственности… Их ненависть к высшему классу в гораздо меньшей степени объяснялась экономическими причинами, чем моральными. Они не хотели жить сытой жизнью тех, кто был ими экспроприирован, они избавились от этой роскоши, которая казалась им столь порочной. Их представление о новом порядке, который должен быть построен, было всецело аскетичным»44.

Очевидно, были и другие коллективы, которые первоначально приняли либертарный коммунизм, но впоследствии модифицировали его. Так, опубликованный в то время отчёт анархистов о коллективе Иснальоса в Гранаде отмечал:

«Народный комитет самым естественным образом в мире изложил в последовательных декларациях всё социальное и экономическое содержание его развития, начавшегося в те дни с прекращения зарабатывания денег и передачи лучших торговых заведений в общественное пользование. На протяжении примерно двух месяцев – в высшей точке Революции – Иснальос жил в Либертарном Коммунизме. Экономика не испытала отрицательных последствий, и никто не выражал никакого протеста… В дальнейшем он, как и все деревни, пережил различные трансформации, которые заставили его принять дух умеренности, исходивший от власти, в своей экономической жизни…»45

Лусиано Суэро Санчес, который занимал должность секретаря в коллективе Торреперохиля провинции Хаэн с июня 1938 г. до конца войны, дал общую характеристику анархических коллективов в этой провинции:

«Имелись коллективы НКТ в Баэсе, Убеде, Торреперохиле, Касории и Пеаль-де-Бесерро, а также провинциальная крестьянская федерация в Хаэне… Коллективы во всех этих сёлах основывались на принципе обмена и, во многих случаях, на обращении денег при оплате дневной работы товарищей, которые составляли коллектив»46.

Суэро Санчес ранее был секретарём коллектива Дамьеля в Кастилии и, очевидно, был вызван Региональной федерацией крестьян Андалусии, чтобы помочь реорганизовать коллектив в Торреперохиле:

«С моим прибытием… товарищи немного изменили форму администрации коллектива, составили официальные документы о конфискации земли, ввели бухгалтерскую и складскую документацию и составили опись на всё, чем обладал коллектив, и, избрав на общем собрании административный комитет, отныне стали составлять ведомости и платить товарищам согласно спискам рабочих и информации от делегатов, избранных группами…

[Все члены коллектива], в равной мере, через Комитет снабжения обеспечивали продуктами войска на фронте, который находился у Андухара, города, до момента окончания войны страдавшего от многочисленных и весьма тяжёлых бомбардировок вражеской авиации и артиллерии»47.

Согласно источникам, большинство анархических коллективов в Хаэне продолжали использовать деньги, но доход от реализации урожая распределялся в соответствии с размерами семей членов коллективов, а не пропорционально проделанной работе. Однако в коллективе, созданном в крупнейшем из поместий провинции и занимавшем около 30 тысяч гектаров, использование денег было полностью отменено. Один человек как-то приехал в этот коллектив, чтобы кое-что купить, и предлагал деньги за то, что ему было нужно. Крестьяне отказались, говоря, что они хотят обменять свои продукты на те, что имеются у него. Человек продолжал настаивать на том, чтобы заплатить наличными, но крестьяне показали ему сумку и сказали, что если его интересуют деньги, то у них есть полная сумка, которая им без надобности, а в обмен на имеющиеся у них продукты они хотят получить товары48.

Антонио Росадо спустя много лет после войны говорил Рональду Фрейзеру:

«Мы не присваивали ничьей земли, создавая коллективы исключительно в поместьях, которые были брошены, и на той земле, которую мелкие собственники желали передать сами. В противном случае последних оставляли, позволяя им работать на собственной земле как прежде и продавать свою продукцию свободно». Он добавлял, что к концу Гражданской войны в лоялистской части Андалусии было 350 коллективов с 60 тысячами членов49.

Региональная федерация крестьян Андалусии

Как и в других частях республиканской Испании, крестьянские союзы и сельские коллективы Андалусии создали общерегиональную организацию – Региональную федерацию крестьян Андалусии (Federación Regional de Campesinos de Andalucía). Первый шаг в этом направлении был сделан на заседании Регионального комитета НКТ в Малаге в конце сентября 1936 г., на котором был создан Субкомитет развития, координации и защиты сельскохозяйственной экономики. Главой субкомитета был назначен Антонио Росадо, крестьянский лидер из провинции Севилья, который, когда его дом был захвачен войсками Кейпо де Льяно, смог добраться до Мадрида и оттуда прибыл в Малагу.

Основная задача Росадо заключалась в стимулировании организации сельских коллективов НКТ и обеспечении, насколько это было возможно, их рациональной организации. С этой целью он первым делом разработал стандартную систему бухгалтерского учёта, которая предоставляла всю необходимую информацию об экономическом и финансовом положении каждого коллектива и в то же время была достаточно простой, чтобы её могли применять крестьяне, имевшие хотя бы начальную грамотность.

После этого Росадо отправился в поездку по районам Андалусии, которые всё ещё контролировались Республикой. Он взял с собой копии составленной им формы и оставлял их в тех сельских союзах и коллективах, которые он посещал. Эта поездка впервые дала региональной НКТ более или менее полное представление о состоянии той части сельской экономики, которая контролировалась её членами50.

Хотя Росадо заболел и выбыл из строя на несколько месяцев, работа по созданию региональной крестьянской федерации, за которую он стоял с самого начала, продолжалась. Организация была, наконец, создана на конгрессе в июле 1937 г., где присутствовали представители 41 коллектива, из которого 23 полностью относились к НКТ, а 18 были объединёнными организациями НКТ–ВСТ51. На этом конгрессе в Гуадиксе присутствовали два представителя Национального комитета НКТ и «делегация от Национального комитета НКФ» (Национальной крестьянской федерации).

На учредительном конгрессе был принят устав Региональной федерации крестьян Андалусии (РФКА). Один анархический источник отмечал:

«Федерация образована с той же структурой, что и Региональная организация Конфедерации, то есть от синдиката к комаркальной федерации, от неё к провинциальному комитету и от последнего к Региональному комитету Федерации, и в дополнение, как нижестоящие, будут созданы необходимые технические органы, регулирующие сельскохозяйственную экономику в комарке, провинции и регионе, а также в тех зонах, где, в силу важности их продукции, необходимо создать транспортные артерии и т.п.».

Было решено, что каждая провинциальная федерация будет избирать двух делегатов в Региональный комитет. Генеральным секретарём Регионального комитета был избран Антонио Росадо. Региональный комитет РФКА также был уполномочен избрать, проконсультировавшись с Региональным комитетом НКТ, двух делегатов в руководящий орган Национальной крестьянской федерации.

Конгресс РФКА принял резолюцию, провозглашавшую «её нерушимую веру в победу в войне и также победу революции, ради которой она обещает мобилизовать все свои силы». Также было высказано намерение «углубить отношения с крестьянскими организациями ВСТ».

Гуадиксский конгресс решил «способствовать всеми средствами развитию коллективов и синдикатов, давая этим организациям социальное содержание, которое послужит гарантией триумфа революции»52.

Федерация, созданная на конгрессе в Гуадиксе, вобрала в себя организации значительной части южной Испании. Союзы и коллективы, входившие в неё, практически полностью покрывали провинции Хаэн и Альмерия и частично – Малагу, Гранаду и Кордову. Некоторые коллективы и союзы находились в той малой части региона Эстремадура, которая оставалась в руках лоялистов.

Сердцем федерации был её генсек Антонио Росадо. При нём были два секретаря-заместителя, а также молодой каталонский сэнэтист, отвечавший за бухгалтерию федерации. Значительную часть своего времени они проводили в поездках по организациям РФКА, следя за их развитием и помогая в решении частных проблем. Остальное время уходило главным образом на написание отчётов и обсуждение различных вопросов с региональными комитетами федерации и НКТ.

С Региональной федерацией крестьян был связан Региональный комитет экономики НКТ. Различие между этими двумя организациями было не вполне чётким, но Комитет экономики в основном отвечал за обмен продуктами между коллективами региона и организациями в других частях республиканской Испании.

Федерация имела множество функций. Прежде всего, она пыталась добиться некоторого единообразия в организации работы коллективов. Так, она требовала, чтобы коллективы составляли описи имущества и вводили у себя простую, но более или менее унифицированную систему бухучёта для записи текущих операций. Приветствовалась официальная регистрация коллективов. Федерация также добивалась, чтобы коллективы обращали внимание на качество своей продукции, особенно оливкового масла.

РФКА играла важную роль в товарообмене между входившими в неё коллективами и организациями НКТ в других местах, в частности в Леванте. Антонио Росадо часто лично договаривался о проведении такого обмена в более или менее крупном размере.

Федерация также занималась вопросами, связанными с получением финансовой помощи от Национальной службы кредита Министерства сельского хозяйства. В одном случае, например, федерация договорилась о займе в 3 миллиона песет для коллективов региона53.

Федерация оказывала помощь своим организациям в случае конфликтов с официальными властями. Вероятно, наиболее серьёзным среди них была попытка гражданского губернатора Альмерии взять в свои руки продажу всего винограда провинции. Антонио Росадо вмешался в ситуацию и договорился с военными властями, что они будут покупать виноград у НКТ. После этого губернатор Альмерии отступил, позволив РФКА заниматься реализацией урожая54.

Наконец, федерация добывала для коллективов материалы, в которых они нуждались. Сюда входили оборудование для отжима оливкового масла, пестициды, удобрения и многое другое. Во многих случаях РФКА удавалось договориться о получении этих материалов в обмен на продукцию коллективов региона55.

Антонио Росадо лично стал свидетелем тех трудностей, с которыми сталкивались коллективы Андалусии во время Гражданской войны. Одной из них был призыв в армию тех сравнительно немногочисленных руководителей, которые могли решать сложные бухгалтерские и административные задачи коллективов. РФКА иногда вмешивалась, чтобы добиться освобождения от призыва для важнейших специалистов коллективов. Другие проблемы, препятствовавшие их эффективной работе, включали в себя нехватку транспорта и плохое состояние складов для хранения продукции.

Однако некоторые из трудностей были связаны с самими коллективами. Росадо писал:

«Были коллективы, которые, заботясь только о нуждах своих участников, забывали о бойцах, и они вводили у себя систему, по которой продукты обрабатываемой ими земли делились между ними. У каждого в деревне, от старосты до кладбищенского смотрителя, была своя жирная свинья, в запасе имелись масло, зерно, живность и прочее, что они считали необходимым до нового урожая, и семенной материал, а остальное предназначалось для продажи или обмена на другие продукты, которые они не производили. Верно, что таких примеров было немного, но верно и то, что они всё-таки существовали… хотя этого не случалось в большинстве коллективов, которые вдохновлялись и контролировались людьми из анархо-синдикалистского движения»56.

Сельскохозяйственные коллективы в Эстремадуре

В Эстремадуре было очень мало сельскохозяйственных коллективов, по той простой причине, что бо́льшая часть этого региона оказалась в руках Франко в первые недели Гражданской войны. Однако на тех небольших территориях региона, которые более или менее длительный период оставались под контролем республиканцев, очевидно, были организованы некоторые коллективы.

Безусловно, в месяцы между победой Народного фронта и началом Гражданской войны в Эстремадурском регионе наблюдалось значительное недовольство среди крестьянства. Хью Томас отмечает: «В Эстремадуре сельские жители начали приходить в большие заброшенные поместья и размечать их согласно своим притязаниям, принимая во владение тот или иной участок, а по возвращении они собирались на сельской площади, крича: “Да здравствует Республика!” В селе Юсте, где император Карл V провёл свои последние дни в монастыре, произошло жестокое столкновение между Гражданской гвардией и крестьянами…»57

Томас также отмечает, что в эти же месяцы значительное количество земли в Эстремадуре было перераспределено легальным путём: «Правительство занялось осуществлением положений пакта Народного фронта. Институт аграрной реформы снова взялся за работу. Под его покровительством к концу марта от 50 до 75 тысяч крестьян (главным образом в Эстремадуре) были наделены собственной землёй»58.

Однако эстремадурская провинция Ка́серес оказалась захвачена силами мятежников почти в первый же день войны. Провинция Бадахос, напротив, осталась лояльной, но к концу августа бо́льшая её часть была потеряна.

В той небольшой части Эстремадуры, которая осталась в руках республиканцев, были инициативы по созданию сельских коллективов. Вальтер Бернеккер, на основе неполных официальных данных, подсчитал, что в провинции Бадахос было 23 коллектива, из которых 17 были созданы ВСТ, а остальные шесть являлись смешанными организациями ВСТ–НКТ. В целом, утверждает он, членами этих коллективов были 2 650 семей59.

Как мы уже отмечали, коллективы НКТ из Эстремадуры входили в Региональную федерацию крестьян Андалусии.

Заключение

В центральных и южных областях республиканской Испании сельские коллективы были широко распространены в годы Гражданской войны. Хотя в Кастилии и главной провинции Андалусии, остававшейся под республиканским контролем, а также в незначительной части Бадахоса в Эстремадуре, которая осталась за лоялистами, анархисты перед войной не пользовались в сельской местности таким же влиянием, как в средиземноморских регионах страны, сельские союзы и коллективы НКТ приобрели здесь заметное число последователей во время конфликта.

С помощью «миссионеров» НКТ, особенно из Леванта, идея создания сельских коллективов быстро распространялась в Кастилии и несколько медленнее – в андалусской провинции Хаэн. Через полтора года после начала конфликта здесь насчитывались сотни тысяч крестьян, живущих в коллективах, хотя, по-видимому, лишь меньшинство из них находилось в организациях НКТ и совместных НКТ–ВСТ.

По своему характеру анархические коллективы в центральной и южной Испании не слишком заметно отличись от тех, что располагались вдоль средиземноморского побережья. Они варьировались от тех, что установили либертарный коммунизм, до тех, что продолжали в полном объёме использовать республиканские деньги, оплачивая труд коллективистов и продавая товары в общественных магазинах. Вероятно, большинство из них применяли систему, при которой плата членов зависела от размера из семьи, а не от работы, которую они выполняли в коллективе. Практически все они стремились обеспечить образование детям своих членов (и в некоторых случаях самим взрослым членам), а также здравоохранение и другие блага современного общества.

Разумеется, в Кастилии, Андалусии и Эстремадуре имелись и хорошие, и плохие, и средние коллективы. Однако среди них наверняка было меньше коллективов, навязанных силой, чем в восточной части страны, и конечно, многие были успешными с экономической и социальной точки зрения.

Часть IV. Анархические коллективы в городах

Часть IV. Анархические коллективы в городах

16. Общий обзор

В дни, последовавшие за подавлением военного мятежа, рабочие большинства регионов республиканской Испании – Каталонии, Леванта, Новой Кастилии (Центра), Андалусии, Сантандера и Астурии – начали захватывать контроль над промышленными и торговыми предприятиями, на которых они работали. Единственным лоялистским регионом, где таких захватов не происходило, была Страна Басков. Баскские националисты, которые преобладали в региональном правительстве, не позволяли проводить подобные конфискации. Сын одного баскского промышленника, который в период правления Франко сам стал владельцем завода, рассказывал мне, что их семейная металлургическая компания во время войны оставалась под управлением человека, получившего доверенность от его отца, в то время как сами они находились во Франции1.

Стихийность коллективизации

Первое, что следует сказать о захватах предприятий их рабочими, – они совершались спонтанно, без какого-либо призыва или указания НКТ или любой другой высшей власти. Виктор Альба, который в то время был журналистом и лидером молодёжного движения Рабочей партии марксистского единства в Каталонии, подтверждает это.

Согласно Виктору Альбе, основной причиной создания того, что вскоре стали называть «коллективами», было оставление предприятий их законными владельцами: «Нужно подчеркнуть исключительность этого явления, которое было неожиданным и повторение которого было маловероятным… этого массового оставления предприятий владельцами фирм, имевших определённое значение, поскольку это помогает нам понять ситуацию, без которой коллективизация не произошла бы»2.

Энрике Марко Надаль, который во время Гражданской войны был лидером железнодорожных рабочих НКТ Валенсии, писал мне:

«Коллективы начинались со взятия (инкаутации) рабочими производств, брошенных теми собственниками, которые больше сочувствовали мятежникам, чем Республике, и поэтому бежали из неё, или теми, кто, не испытывая неприязни к Республике, были недобросовестны в отношениях со своими рабочими и также бежали, чтобы не стать жертвами репрессий»3.

Однако Виктор Альба, говоря, в частности, об исчезновении собственников в Барселоне, возражает:

«Собственники, лишённые руководства со стороны своих организаций, позволили себе поддаться страху и не разобрались в ситуации. Если бы они сделали это, большинство вернулось бы в свои фирмы, когда прекратилась стрельба на улицах, и хотя им пришлось бы пойти на многие уступки, им, возможно, удалось бы сохранить принцип частной собственности на предприятиях. Но они даже не попытались. Они ушли прежде, чем их попросили уйти. И ещё неизвестно, попросили ли бы их это сделать».

Альба утверждает, что если бы собственники вернулись, то они за короткий срок получили бы мощную поддержку. Многочисленный средний класс сплотился бы вокруг них, как только правительство было бы в определённой степени восстановлено. Однако, когда собственники бежали, никто уже не мог поддержать их4.

Марко Надаль и Виктор Альба согласны в том, что спустя недолгое время значительное число владельцев менее крупных фирм действительно вернулось назад, но процесс коллективизации уже шёл полным ходом. Марко Надаль, продолжая свой рассказ о появлении коллективов в Валенсийском регионе, отмечал:

«Другие [коллективные предприятия] возникали благодаря соглашениям между рабочими и собственниками… и рабочие, проявляя тактичность, в этих случаях оставляли собственнику те функции, какие он хотел, или делали его техническим советником при фабричном комитете, вместо того чтобы ставить его у станка…»5

Виктор Альба даёт сходный комментарий в отношении Каталонии: «Со временем часть владельцев, возможно до 30%, в фирмах среднего размера, но отнюдь не в крупных, вернулась, и их бывшие фирмы брали их на работу техниками, бухгалтерами и даже директорами, и в этом качестве они получали зарплату. Между этими нанятыми бывшими собственниками и их новыми товарищами по работе не было никаких значительных конфликтов»6.

В ряде случаев сами рабочие вызывали назад бывших владельцев, чтобы те управляли своими бывшими предприятиями под общим надзором рабочих комитетов. Так случилось на одном из главных литейных заводов в районе Барселоны, который был переоборудован для производства авиабомб7.

Виктор Альба также предположил, что существовала альтернатива конфискации фабрик, мастерских и торговых заведений рабочими. Этой альтернативой было вмешательство Хенералидада в работу предприятий в Каталонии и других правительств, включая республиканское, – в других частях лоялистской зоны8. Однако сразу после 19 июля ни одно правительство лоялистской Испании не имело достаточного авторитета и власти, чтобы предпринять подобный шаг, и даже если какое-либо из них рассматривало такое решение, прибегать к нему не стали. (Единственным исключением была национализация всех каталонских банков Хенералидадом через несколько дней после начала войны.)

Учитывая то, что промышленные и прочие предприятия были брошены владельцами, а правительства были неспособны немедленно предоставить замену предпринимателям, рабочие стали действовать по собственному усмотрению. Виктор Альба утверждает, что рабочих, по крайней мере отчасти, мотивировало беспокойство о том, как они получат свою зарплату в следующую субботу9. 19 июля приходилось на воскресенье, и через пару дней это стало проблемой, которая требовала решения.

Виктор Альба описал то, что происходило:

«Всё находилось в подвешенном состоянии. Обстановка выяснилась ко вторнику 21-го. В большинстве крупных фирм не было ни собственника, ни управляющего, иногда не было даже инженеров. Если бы предприятия перестали функционировать, что было бы тогда?

Двери были открыты, не благодаря собственнику или управляющему, пришедшему с ключами в руке, а благодаря какому-нибудь ночному сторожу… Люди были там. Они бродили повсюду, дезориентированные. Каждый был сам по себе. Некоторые фабрики начали работать, но чаще всего рабочие собирались небольшими группами и обсуждали то, что они услышали от тех, кто участвовал в уличных боях. Где-то в первой половине дня, после нескольких телефонных звонков или визитов в профсоюз, рабочие устраивали собрание на рабочем месте.

Инициативу иногда брал на себя профсоюзный делегат, в других случаях – рядовые члены. На этих собраниях, после пересказа известной информации (что собственника или управляющего нет дома и его местонахождение неизвестно), решали избрать комитет, который составит планы на текущий момент и вынесет их на следующее общее собрание… В этот же день прошли и другие собрания на многих предприятиях. На других они были проведены в начале следующего дня, среды 22-го… На всех этих собраниях – в Барселоне, на некоторых производствах Валенсии, в фабричных городах Каталонии… принималось решение, что рабочие должны взять на себя ответственность за предприятие, что управлять им будет выборный комитет и что будет поддерживаться контакт с профсоюзом»10.

Идеологический контекст движения по созданию коллективов

Очевидно, что национальные и региональные руководящие органы НКТ не играли никакой или почти никакой роли в принятии рабочими решений о конфискации предприятий. Действительно, по большей части даже с местным союзом в лучшем случае лишь консультировались, но он не направлял процесс, хотя были примеры, в Бадалоне и других провинциальных городах, когда синдикаты действительно брали на себя руководство.

Англоязычное издание Рабочей партии марксистского единства «Испанская революция» (The Spanish Revolution) критиковало недостаток централизованного руководства процессом коллективизации со стороны НКТ в это время: «НКТ, или анархистские профсоюзы, объединяющие наиболее радикальных рабочих, не смогли предоставить необходимого руководителя [так в тексте], чтобы решить проблемы революции. Столкнувшись с конкретными задачами, их утопизм показал свою несостоятельность. Отягощённые старыми концепциями и одновременно пытаясь решать реальные повседневные проблемы, они фактически оставляют принятие всех решений на усмотрение определённых товарищей и местных комитетов. Это привело к беспорядочности и выдвижению разрозненных инициатив, которые должны быть организованы»11.

Однако то, что анархо-синдикалистское руководство не направляло процесс коллективизации, не означает, что анархическая идеология Национальной конфедерация труда не имела никакого значения в этом процессе. Как говорил Виктор Альба, бегство работодателей «создало исключительную возможность осуществить давние стремления профсоюзов. Необходимо подчеркнуть… это. Без желания – иногда неосознанного – стать хозяевами, без живых коллективистских традиций в сельской местности, без стремления анархо-синдикалистов преобразовать общество посредством синдикатов и превратить последние в администраторов экономики – без всего этого рабочие, решая свои проблемы, выбрали бы одну из других возможных альтернатив, каждая из которых была более простой и менее обременительной, чем создание комитетов предприятий»12.

Интересно отметить, что по крайней мере некоторые из национальных лидеров анархистов не одобряли коллективизацию. К ним, в частности, относился Орасио Прието, который на момент начала войны был секретарём Национального комитета НКТ и находился в Стране Басков, где не было подобных захватов предприятий рабочими. После возвращения в Каталонию он испытал шок от того, что там происходило13.

Краткосрочное и долгосрочное значение коллективизации

Даже критики анархистов отдавали должное той роли, которую они сыграли в возобновлении работы экономики после подавления мятежа в тех частях Испании, где удержалась Республика. Например, Родольфо Льопис, социалистический лидер и главный помощник Франсиско Ларго Кабальеро во время его премьерства, отмечал, что после 19 июля государство фактически исчезло и, благодаря наличию сильного профсоюзного движения, профсоюзы смогли принять на себя управление производством, создать коллективы и наладить работу экономики. Он говорил, что анархисты внесли в это дело большой вклад. Однако у него оставались сомнения относительно того, было ли коллективов достаточно, чтобы вести войну14.

Луис Портела, во время войны бывший лидером Рабочей партии марксистского единства в Валенсии, также говорил, что коллективизация спасла экономику Республики в начале войны15.

Исследователи Гражданской войны из анархического лагеря соглашались с важностью коллективов для продолжения функционирования экономики республиканской Испании, однако они не разделяли сдержанности Родольфо Льописа по поводу их дальнейшей роли. Так, Гастон Леваль утверждал: «Индустриальная коллективизация, синдикализация промышленности и коммунальных служб, аграрная социализация, которые позволили нам сопротивляться почти три года и без которых Франко восторжествовал бы в течение нескольких недель, были делом рук либертариев, которые создавали и организовывали, не обращая внимания на министров и министерства»16.

Отношение анархистов к средним слоям

Некоторые наблюдатели, которые в основном положительно оценивали революцию, осуществлённую на начальных стадиях Гражданской войны анархистами и их левосоциалистическими и поумистскими союзниками, и которые впоследствии много о ней писали, полагали, что революционеры допустили роковую ошибку в своём отношении к среднему классу. Можно привести мнения двух таких авторов.

Бернетт Боллотен был корреспондентом «United Press» в лоялистской Испании в 1936–38 гг., посвятил значительную часть своей жизни собиранию материалов о войне и революции и написал две книги по этой теме, затрагивающие, в частности, борьбу между анархистами и сталинистами во время конфликта. Он говорит:

«К ужасу тысяч ремесленников, мелких фабрикантов и торговцев, их контракты и их оборудование экспроприировались профсоюзами анархо-синдикалистской НКТ и часто – несколько менее радикальными профсоюзами социалистического ВСТ… Одним словом, профсоюзы посягали на интересы среднего класса почти во всех областях. Лавочники, парикмахеры и пекари, сапожники и столяры, модистки и портные, кирпичники и строительные подрядчики – вот лишь некоторые из профессий, неумолимо захваченных коллективизационным движением в бесчисленных городах и сёлах.

Неудивительно, что во время первой волны этих революционных потрясений мелкие предприниматели и дельцы считали себя разорёнными, поскольку, даже когда анархо-синдикалисты проявляли уважение к собственности маленького человека, некоторые среди них поясняли, что это лишь временная снисходительность, пока продолжается война»17.

Виктор Альба во время войны был журналистом Рабочей партии марксистского единства (ПОУМ) и имел возможность лично наблюдать процессе коллективизации. Он написал две объёмных рукописи, рассматривающих этот процесс с сочувственной точки зрения. Однако он соглашается с Боллотеном и разъясняет последствия такого отношения анархистов к среднему классу.

Альба пишет, что это было фундаментальной ошибкой анархистов – «не привлечь на свою сторону средний класс. Без поддержки среднего класса кампания коммунистов против коллективизации не нашла бы отклика, им не удалось бы убедить Негрина (поскольку он не видел бы в этом выгоды для себя) отправить золото в Москву, и у них не было бы кадров и средств, чтобы навязывать советскую политику».

Альба доказывает, что у анархистов была возможность проводить

«политику привлечения среднего класса. Им следовало поступить так – это было вполне возможно без ущерба для интересов рабочих и даже с выгодой для них. Они могли бы включить в свои ряды добрую часть среднего класса, чтобы установить постоянные отношения между частными предприятиями – мелкой и средней категории – и коллективизированной экономикой, используя услуги профессионалов.

В итоге они этого не сделали, возможно потому, что они отождествляли средний класс с худшими элементами в политике, и потому, что именно находившийся у власти средний класс – по многим причинам – преследовал рабочее движение в период Республики»18.

Анархисты, конечно, не оставляли попыток получить поддержку низшего среднего класса. Джон Лэнгдон-Дэвис, британский журналист, процитировал в связи с этим обращение НКТ к мелкой буржуазии, изданное в начале августа 1936 г.:

«Необъясним тот страх, который испытывает по отношению к нам мелкая и умеренная буржуазия, – то, что капиталисты, миллионеры, плутократы, помещики боятся нас, логично, поскольку они воплощают собой несправедливость и представляют привилегированные классы. Но скромные буржуа, мелкие дельцы и мелкие промышленники, ясно должны видеть, что мы им не враги… В Каталонии мелкая буржуазия составляет значительную долю общества. Мы не хотим недооценивать её социальную функцию. Мы верим, что в созидании нового общества, которое рождается на наших глазах, эта группа будет важнейшей деталью мощного механизма, который ковали рабочие начиная с того момента, как 19 июля капитализм ушёл в небытие…»19

Однако на практике анархисты слишком часто не уделяли внимания интересам и мнениям среднего класса, и это оказало негативное воздействие, особенно с политической точки зрения, на проведение преобразований, в которых они были заинтересованы.

Инновации в коллективах

Коллективами были произведены значительные технологические и организационные улучшения в производстве. Самым поразительным примером первых было быстрое создание военной промышленности, обеспечивавшей оружием и снаряжением милицию и новую республиканскую армию.

Организационные изменения, главным образом, принимали форму преобразования кустарных производств в фабричные, особенно в Каталонии. В течение нескольких месяцев в Каталонии возникло около 36 таких «больших» коллективов, сформированных путём объединения небольших мастерских в крупные предприятия, которые можно было организовать более эффективно. Среди них были организации деревообрабатывающей, молочной, овощной и мебельной промышленности. Эта политика временами вызывала сопротивление со стороны некоторых коллективов меньшего размера, созданных сразу после начала войны. Рабочие в коллективах, которые были преуспевающими в финансовом плане, иногда не хотели сливаться с теми, которые испытывали затруднения20.

Эта тенденция к консолидации и рационализации производства под рабочим контролем не ограничивалась одной Каталонией. В Валенсии профсоюзный пленум НКТ в декабре 1936 г. постановил: «Особенность большинства [частных] производителей, определённая недостатком технико-коммерческой подготовки, помешала им осуществить последний эксперимент – группировку крупных предприятий для достижения лучшей технологии и более рациональной эксплуатации. Поэтому… социализация, предложенная нами, должна исправить дефекты системы и организаций в пределах каждой отрасли…»21

Внутренняя структура коллективов

Хотя от одного коллектива к другому наблюдались некоторые различия, вскоре сложилась более или менее общая схема их внутренней организации. Виктор Альба описывал её на примере Каталонии:

«Собрание всех рабочих и служащих предприятия выбирало контрольный комитет или комитет предприятия, от пяти до десяти человек. Теоретически обе центральные профсоюзные организации были представлены в комитете пропорционально численности своих членов на предприятии. Но на большинстве предприятий до мая 1937 г. не было членов ВСТ, или их было так мало, что они не создавали отделение своего профсоюза. Положение изменилось после майских событий 1937 г., когда, благодаря победе на улицах противников НКТ, ВСТ достиг успеха в формировании на многих предприятиях неких подобий профсоюзного отделения, состоявших из более робких или менее политизированных рабочих, которые до войны были индифферентными или прихвостнями работодателей».

В этом отношении ситуация в Левантийском регионе существенно отличалась. ВСТ к началу войны был здесь намного сильнее, чем в Каталонии, и бо́льшая его часть находилась под контролем социалистов фракции Ларго Кабальеро. Как мы увидим в следующих главах, ВСТ в этом регионе часто с энтузиазмом сотрудничал с НКТ в создании коллективов.

Возвращаемся к организационной структуре коллективов в изложении Виктора Альбы:

«В комитетах должны были быть представлены все подразделения предприятий: администрация, склад, различные производственные сектора, цеха и т.д. Синдикаты настаивали на этом, не только потому, что видели в этом способ заинтересовать в профсоюзной жизни элементы, ранее ею не охваченные – в первую очередь служащих, – но и потому, что среди этих элементов были люди, благодаря своим знаниям незаменимые в комитете предприятия, такие как бухгалтеры и техники. В результате большинство во многих комитетах составляли новоиспечённые или не слишком ревностные сэнэтисты, однако согласующей силой и “душой” комитета были старые профсоюзные активисты.

В комитетах вообще было мало людей моложе 30 лет; молодёжь скоро оказалась на фронте. Вместе с ней со многих предприятий ушли воображение, воодушевление и самоотверженность молодости».

Комитет выбирал директора предприятия. Этот человек, однако, работал под пристальным надзором комитета предприятия и должен был передавать все важнейшие решения на его рассмотрение.

Выбор директора часто был трудным делом, потому что те, кто занимали руководящие посты раньше, не всегда пользовались доверием рабочих. Однако там, где отношения между рабочими и администрацией были хорошими, на эту должность мог быть избран прежний управляющий и даже, в ряде случаев, бывший собственник. Также часто избирались служащие, бухгалтеры и другие сотрудники, имевшие необходимые знания и опыт22.

Альба завершает своё описание внутренней организации коллективов замечанием:

«Управление на большинстве предприятий было не очень сложным, благодаря их небольшому размеру. Рабочие, получившие определённый опыт руководства в своих профсоюзах, вполне логично заключали, что они смогут управлять и предприятием, на котором они работают»23.

Сиприано Дамиано, журналист НКТ времён Гражданской войны, хорошо знакомый с коллективами Барселоны, отмечал, что все важные решения принимались общими собраниями рабочих, которые проводились регулярно и при широкой явке. Дамиано говорил, что если бы управляющий сделал то, на что не был уполномочен собранием, его, скорее всего, сместили бы на следующем собрании. Он добавлял, что синдикаты по-прежнему существовали и управляющие советовались с ними24.

Коллективы и проблемы военного времени

Анархические городские коллективы сталкивались со множеством проблем, порождённых теми исключительными обстоятельствами, которые существовали после 19 июля 1936 г. Были и другие трудности, возникшие в процессе самой коллективизации.

Одной из главных проблем, которые стояли перед коллективизированной промышленностью лоялистской Испании, было то, что к началу Гражданской войны страна ещё не оправилась от Великой депрессии. Одним из наиболее очевидных её последствий, с которыми приходилось иметь дело рабочим коллективам, была безработица. Гастон Леваль подсчитал, что в одной только Каталонии было по меньшей мере 200 тысяч безработных рабочих25. Как мы увидим в последующих главах, коллективам удалось вернуть значительное число из них к работе, вновь открыв остановившиеся предприятия или цеха. Но во многих других случаях, следуя эгалитарным принципам, коллективы считали себя обязанными выдавать обычную зарплату своим товарищам, даже если те не работали.

Гастон Леваль привёл в качестве примера рабочих-строителей Барселоны. В результате Гражданской войны в этой отрасли была низкая занятость. Но правительство Каталонии решило, что строителям будут выдавать зарплату, даже если они не работают. Когда строительный профсоюз НКТ решил, что это следует прекратить, и попытался найти своим членам другое занятие, сталинистский Всеобщий союз трудящихся создал собственный профсоюз строителей и пообещал, что его члены продолжат получать свою зарплату, не будучи обязанными работать. Таким образом, попытка профсоюза НКТ решить эту проблему провалилась, по крайней мере в этот раз26.

Жозеп Мария Брикаль отмечает, что в Каталонии «проблема борьбы с безработицей утратила важность к концу 1937 г., вследствие декретов о мобилизации». В сентябре и октябре 1937 г. каталонское правительство – куда больше не входили анархисты и где было заметным влияние сталинистов – издало декреты, гласившие, что рабочие промышленности и торговли, до сих пор получавшие установленное пособие по безработице от Бюро регулирования выплаты зарплат, подлежат «гражданской мобилизации по распоряжению президента Хенералидада». Они должны были быть направлены «на те работы, для которых они были квалифицированы, в особенности на возведение укреплений и прочие военные цели». Те, кто уклонялся от мобилизации, лишались пособия27.

Другая трудность, поставленная ситуацией, в которой оказались новообразованные коллективы, то есть Гражданской войной, заключалась в необходимости переоборудовать многие предприятия лоялистской Испании для военного производства. Диего Абад де Сантильян комментировал: «Необходимость решать задачи… войны, которая с каждым днём приобретала всё большее значение и которую обслуживала бо́льшая часть производства, полностью поглощала энергию большинства сознательных и квалифицированных представителей пролетариата»28.

Связанной проблемой была нехватка сырья, которая вскоре возникла в республиканской Испании. Она возникла из-за относительной бедности республиканской зоны ресурсами и усиливающейся блокады лоялистской Испании, не только испанским флотом, который удалось захватить силам Франко, но и флотами фашистской Италии и нацистской Германии.

Лидер анархистов Диего Абад де Сантильян описывал эту проблему: «Мы с первого же дня столкнулись с тревожной нехваткой сырья в регионе, который не был богат им. У нас, например, совсем не было угля для промышленности и транспорта. Нормальное потребление для Каталонии составляло пять или шесть тысяч тонн в день, а те немногие шахты низкосортного угля, которые у нас эксплуатировались, даже с интенсификацией добычи давали только триста тонн»29.

Ещё одной проблемой, с которой столкнулись коллективизированные производства, была узость рынков. В начале Гражданской войны в руках Республики остались наиболее индустриализованные части Испании. До 19 июля 1936 г. рынок сбыта промышленности включал в себя всю нацию. Однако после того, как силы мятежников захватили контроль примерно над половиной страны, промышленность Каталонии и Леванта оказалась отрезана от рынка, где сбывалась значительная часть продукции её предприятий. Снижение занятости и финансовые проблемы – вот лишь два из осложнений, к которым привела эта ситуация для коллективов.

И ещё одной проблемой, выросшей из войны, было физическое уничтожение части экономики республиканской Испании. Воздушные силы Франко, состоявшие главным образом из итальянских и немецких машин и лётчиков, совершали массированные налёты на Барселону, Валенсию и другие лоялистские города. Некоторые из этих налётов наносили значительный ущерб промышленным предприятиям, а также железнодорожным узлам и жилым районам.

Уже в январе 1937 г. член Национального комитета НКТ Мариано Кардона Росель отмечал масштабы этих разрушений: «В различных зонах страны находятся сотни фабрик, мастерских, магазинов и т.д., которые полностью или частично разрушены после вражеской бомбардировки. И на этих фабриках и прочих рабочие получают свою зарплату, не работая. Примите во внимание тот факт, что затронуты сотни и тысячи рабочих»30.

Общая экономическая ситуация республиканской Испании ухудшалась по мере продолжения Гражданской войны. Раскол страны на две части привёл к нехватке всего на свете, не только сырья и рынков сбыта, но также и продовольствия. Результатами этого стали увеличение инфляции, обесценивание республиканских денег (что ещё больше усиливало инфляцию, поскольку дело касалось импортированных товаров) и рост чёрного рынка. Рональд Фрейзер отмечает, что цены в Каталонии выросли на 47% в первые полгода войны и ещё на 49% в следующие полгода31. Эти проблемы приходилось решать коллективам и непосредственно НКТ.

Проблемы, связанные с коллективизацией

Кроме этих проблем, являвшихся результатом войны и общей экономической ситуации в стране, бесчисленные трудности возникли в самом процессе коллективизации. Сюда входили неподготовленность НКТ, с точки зрения её организации, к внезапному возникновению тысяч коллективов, созданных её рядовыми членами; рост того, что мы условно назовём «фабричным патриотизмом»; проблемы дисциплины труда; нехватка подготовленных кадров; недостаточность источников финансирования коллективов; проблема отношений коллективизированной части экономики с частным и государственным сектором. Ещё один серьёзный вопрос был связан со статусом предприятий, принадлежавших иностранному капиталу. Наконец, коллективы сталкивались с постоянной и нарастающей оппозицией противников анархистов, в первую очередь сталинистов, за которыми следовали некоторые элементы из Социалистической партии и ВСТ, а также партии и организации среднего класса.

Несоответствие организационной структуры НКТ

Как мы видели, внезапное появление коллективов, сформированных рядовыми сэнэтистами, которые взяли в свои руки большинство крупных заводов и значительную часть торговли и других видов экономической деятельности, оказалось полной неожиданностью для национального и регионального руководства Национальной конфедерации труда. Что ещё более важно, существовавшая на тот момент организационная структура НКТ совершенно не подходила для этой ситуации.

Большинство организаций НКТ создавались на местной, региональной или национальной основе. Самой мелкой единицей была группа рабочих на фабрике, в торговой фирме или ремесленной мастерской. Рабочие одной отрасли или вида деятельности объединялись в местный союз, или синдикат. Эти синдикаты формировали местную федерацию.

В некоторых случаях местные федерации объединялись в комаркальную федерацию, в других – следующей ступенью иерархии была провинциальная федерация. Провинциальные и комаркальные федерации соединялись в региональные конфедерации, которые, вместе взятые, образовывали Национальную конфедерацию труда.

Недостающим звеном этой структуры, которое позволило бы справиться с внезапным возникновением коллективов, была серия национальных отраслевых федераций. Создание подобных организаций больше полутора десятилетий было предметом долгих и порой горячих дискуссий в рядах анархистов.

Первая попытка образовать национальные федерации потерпела неудачу на конгрессе НКТ в начале 1920-х. И хотя конгресс 1931 года одобрил эту идею, к началу Гражданской войны мало что было сделано для проведения этого решения на практике.

Если бы существовала система национальных отраслевых федераций, объединяющих на национальном уровне все местные союзы определённой промышленной или иной отрасли, можно было бы в сравнительно короткий срок образовать местные, региональные и национальные организации коллективов, созданных членами этих федераций. Однако, ввиду отсутствия национальных отраслевых союзов, каждый коллектив был вынужден действовать по собственному усмотрению, за исключением тех случаев, когда местные союзы осуществляли координацию коллективов. Насколько мне известно, не было ни одного случая, когда городские коллективы объединялись на региональной основе, за возможным исключением Астурии.

Руководство НКТ вскоре остро почувствовало эту организационную слабость своего движения. К примеру, в январе 1937 г. М. Кардона Росель, выступая в Барселоне, заявил: «Коллективизация – это вынужденный шаг, начало социализации; и теперь пролетариат в больших и малых городах занят большой и сложной задачей по созданию в законченном виде своих отраслевых федераций, на региональной и национальной основе. Отраслевые федерации, безусловно, являются необходимым шагом, обязательной мерой для достижения социализации… Сейчас крайне необходимо создать отраслевые федерации… Этого требует Революция, а все нужды Революции являются неотложными»32.

В марте 1937 г. Региональный конгресс НКТ Каталонии принял резолюцию о создании отраслевых союзов на региональном уровне. Предусматривалось создание двенадцати таких организаций33. Мы увидим в последней главе этой части, что Национальный экономический пленум НКТ, прошедший в Валенсии в январе 1938 г., в итоге принял план объединения коллективов под началом национальных отраслевых союзов. К тому времени, однако, было уже слишком поздно.

Фабричный патриотизм

Одним из результатов отсутствия местной, региональной и национальной координации коллективов стало быстрое развитие фабричного патриотизма. Это явление описывали и анархисты, и неанархисты.

Виктор Альба отмечал в октябре 1937 г.: «Мы можем видеть, что в некоторых группах рабочих коллективизировать фабрику или отрасль – означает лишь присвоить её себе, не принимая во внимание ни нужды войны и общую организацию производства, ни то, нуждаются ли другие отрасли в сырье, которым они обладают. Были синдикаты, которые поверили в то, что коллективизация сводится к присвоению предприятия, находящегося в частной собственности… Конфискация или социализация производства всегда должна проводиться не в пользу синдиката или одной группы рабочих, но в пользу всего пролетариата»34.

Французский анархист Гастон Леваль отмечал тот же феномен. Он писал: «Много раз, в Барселоне и Валенсии, рабочие того или иного предприятия принимали во владение фабрику, рабочие помещения, машины, материалы и, пользуясь тем, что при поддержке правительства продолжала существовать денежная и товарная экономика капиталистической системы, организовывали производство к собственной выгоде, получая прибыль от продажи своей продукции… Такая практика приносила не подлинную социализацию, а некий вид рабочего неокапитализма…»35

М. Кардона Росель отмечал два других аспекта этой проблемы, которые он назвал «профессиональным пониманием» и «местническим подходом». Он говорил, что некоторые рабочие были склонны смотреть на всё с точки зрения того, что было хорошо для их собственной отрасли, игнорируя экономику в целом. Также была тенденция, когда рабочие одной части страны думали преимущественно, если не исключительно о том, что было хорошо для их региона, а не об общем благосостоянии республиканской Испании или об интересах всего рабочего класса36.

Орасио Прието, бывший национальный секретарь НКТ, ещё более резко критиковал то, что мы обозначили как «фабричный патриотизм». В январе 1938 г. он говорил: «Коллективизм, которым мы живём в Испании, – это не анархический коллективизм, это создание нового капитализма, более неорганичного, чем прежняя капиталистическая система, которую мы разрушили… Богатые коллективы отказываются признавать какую бы то ни было ответственность, обязанности или солидарность по отношению к бедным коллективам… Никто не понимает сложности экономики, зависимости одной отрасли от другой»37.

Ясно, что проблема фабричного патриотизма усугублялась отсутствием внутри НКТ механизма для координации действий разрозненных коллективов. Кроме того, в одних секторах экономики указанная проблема проявлялась больше, чем в других. В ряде случаев местным профсоюзам удавалось если не устранить, то по крайней мере ограничить это явление, как, по-видимому, произошло в текстильной промышленности Бадалоны.

Проблема дисциплины труда

Перед рабочими, избранными в руководство коллективов, неизбежно вставала проблема дисциплины труда. После того, как с предприятий исчезли собственники и старые управляющие, а также их методы поддержания дисциплины, у некоторых рабочих-членов коллективов возникал соблазн делать то, что они пожелают, не думая о последствиях этого для благосостояния своих товарищей по работе и коллектива в целом. С другой стороны, принимая во внимание традиционный аргумент анархистов, что солидарности вполне достаточно, чтобы гарантировать, что в послереволюционном обществе не будет никаких проблем с дисциплиной труда, некоторые рабочие, отвечавшие за координацию и управление в коллективах, испытывали понятное нежелание вводить какие-либо правила и инструкции – и наказания – для своих товарищей.

Виктор Альба отмечал, что, по крайней мере в первые несколько недель, изначальный энтузиазм рабочих в отношении коллективизации и их убеждённость в том, что они строят новое общество, сводили проблему дисциплины труда к минимуму. Однако, когда этот период миновал, встал вопрос: «Как поддерживать дисциплину без снижения энтузиазма, чтобы рабочие не стали в итоге говорить, что они только сменили хозяев?..» Альба объясняет происходившее:

«Использовались разные методы, согласно подходу каждого комитета и в соответствии с сознательностью комитета в данном вопросе. Были и те, кого это не волновало, и те, кто фактически действовали как новые собственники; таких было меньшинство, и рабочие иногда отзывали их, если видели что пары́ накрыли их с головой или что они пожертвовали всем ради эффективности.

Наиболее распространённым решением было созывать частые собрания, чтобы рассказать рабочим о ситуации, выслушать их предложения и обсудить с ними проблемы и их возможные решения. Самые активные и молодые работники каждого предприятия ушли на фронт. После этого остались старые активисты… и неактивное большинство. Влияние старых активистов, понятное дело, было решающим».

Альба заметил, что было сложно предугадать, сохранят ли такие собрания свою эффективность, если война закончится победой Республики и больше не будет чрезвычайных условий, подкрепляющих призыв к добровольной дисциплине труда38.

Рональд Фрейзер приводит интересный случай, о котором ему рассказал Луис Сантакана, лидер текстильного коллектива «Эспанья Индустриаль» в Каталонии. Один рабочий был пойман на краже гаечного ключа, и Сантакана провёл с ним воспитательную беседу, говоря, что теперь он ворует не у хозяина, а у своих же товарищей. Однако через пару недель тот же самый человек украл другой ключ, и, как говорил Сантакана: «Коллектив… не стал бы его выгонять, потому что у него были дети и ему нужна была его недельная зарплата. Вместо этого мы решили перевести его на новое место, в отдел очистки. Но об этом требовалось дать публичное уведомление».

Сантакана сказал рабочему:

«Ты напишешь на доске своё полное имя, а под ним – что ты украл два гаечных ключа и это причина твоего перевода на участок, где у тебя больше не будет возможности воровать». Хотя рабочий протестовал против такого, как он считал, унижения, он был вынужден сделать так, как требовал Сантакана. После этого, по словам Сантаканы: «Больше не было случаев нарушения дисциплины; угроза доски была достаточной»39.

В заключительной главе мы увидим, что на Национальном экономическом пленуме НКТ в январе 1938 г. проблеме дисциплины труда было уделено большое внимание, и пленум вынес по этой проблеме более суровые решения, чем можно было ожидать от анархической организации.

Нехватка квалифицированного персонала

Одно из препятствий, в некоторых отраслях более серьёзное, чем в других, представляло собой отсутствие достаточного числа управленческих и технических кадров. Причина этого заключалась не только в том, что исчезли бывшие работодатели, но и в том, что во многих случаях технические кадры высшего звена на заводах, захваченных рабочими, не хотели участвовать в коллективах.

Гастон Леваль писал: «По нашему впечатлению – принимая во внимание характер работы в металлургии, где технологические проблемы гораздо более важны и гораздо чаще возникают, чем в других отраслях (деревообработке, например), – здесь ощущалась нехватка инженеров и специалистов, способных нести ответственность за производственный организм. Компетентных специалистов недоставало в военной промышленности, в машиностроении. Пролетарский энтузиазм не мог восполнить незнание математики»40. Жозеп М. Брикаль также отмечает: «“Рабочая солидарность” публиковала непрерывные мольбы о техниках, из-за недостатка в них, который начала испытывать каталонская промышленность»41.

В некоторых случаях проблему решали, оставляя бывшего владельца управляющим коллектива. Это особенно часто происходило в относительно небольших фирмах. Рональд Фрейзер процитировал Жоана Феррера, секретаря союза работников торговли НКТ в Барселоне, который посетил множество рабочих собраний, убеждая их взять на себя заботу о предприятиях: «Очень часто владелец также обращался к собранию и едва не доводил всех до слёз рассказом о тех жертвах, на которые ему пришлось пойти, чтобы построить фирму, – только для того, чтобы теперь видеть её находящейся под угрозой коллективизации. В таких случаях я всегда предлагал собранию сделать его управляющим директором, так как рабочий совет в любом случае должен был кого-то назначить. Моя идея заключалась в том, что бывший владелец был наиболее подходящим человеком, потому что он, с его капиталистическим эгоизмом, будет следить за предприятием и удостоверится, что всё работает так хорошо, как только можно; он, вне всякого сомнения, будет надеяться, что однажды вернёт свою собственность. Моё предложение почти всегда принималось»42.

Этот вопрос также привлёк определённое внимание на Национальном экономическом пленуме НКТ. Были приняты различные предложения по созданию школ технической подготовки.

Политика в отношении заработной платы

Одной из проблем, с которыми пришлось столкнуться коллективам, был порядок оплаты труда их членов. Анархические профсоюзы были априорно настроены на то, что заработная плата должна зависеть от размера семьи работника и выплачиваться всем на равных основаниях. Однако, как мы увидим в последующих главах, широко была распространена тенденция оставлять без значительных изменений те различия в зарплатах, которые существовали до 19 июля 1936 г. Коллективы посчитали это необходимым, чтобы склонить к сотрудничеству техников и служащих.

В Каталонии Хенералидад, возможно чтобы завоевать симпатии анархистов, бесспорно господствовавших в регионе, в конце июля 1936 г. издал декреты, устанавливавшие 40-часовую рабочую неделю и на 15% повышавшие зарплату всем, чей доход был ниже 6 000 песет в год43. Однако далеко не все анархисты одобряли подобные меры. Хуан Пейро в газете «Свобода» (Llibertat), издававшейся в Матаро́, в номере от 9 августа 1936 г. заявил, что сокращение рабочего времени «не могло бы быть более несвоевременным»44. Со своей стороны, барселонская федерация НКТ «рекомендовала увеличить производство и не домогаться нового повышения зарплаты или сокращения рабочего дня, поскольку нужно было думать не о том, как достичь частичных улучшений, а как взяться за решение основной проблемы через социализацию собственности». Жозеп Мария Брикаль отмечает, что многие профсоюзы аннулировали эти декреты – в первую очередь тот, что касался сокращения рабочего времени45.

После устранения анархистов из каталонского правительства, в октябре 1937 г., была создана Комиссия по регулированию зарплат, подчинённая главе Департамента экономики Хуану Коморере. Она должна была определять минимальный и максимальный уровень заработной платы, а также устанавливать систему дифференциации ставок46. Тем не менее не совсем ясно, до какой степени каталонское правительство могло влиять на оплату труда в рабочих коллективах.

Отсутствие источников финансирования

Одна из наиболее серьёзных проблем, стоявших перед коллективами, вытекала непосредственно из идеологии анархистов. Это было отсутствие сети финансовых учреждений, обслуживавших их.

Испанские анархисты перед Гражданской войной, безусловно, воспринимали банки и кредитное дело как капиталистический институт, неприемлемый для либертарной экономики. Поэтому они мало внимания уделяли организации банковских служащих и не имели никаких планов относительно банков и их роли в послереволюционной экономике. В начале войны единственный профсоюз банковских работников входил в ВСТ, и Бернетт Боллотен охарактеризовал его как «вотчину левого социалиста Амаро дель Росаля, сторонника коммунистов»47. Хотя НКТ впоследствии организовала собственный профсоюз банковских работников, было уже поздно.

Такое отношение анархистов сохранялось некоторое время и после начала Гражданской войны. Так, М. Кардона Росель, выступая в январе 1937 г., утверждал:

«В какой степени осознана социализация и отвергнут капиталистический порядок, в такой же степени институты, которые являются фундаментально капиталистическими, подвергнутся замене или полному преобразованию, и на смену им должны прийти иные организмы»48.

В Каталонии, где анархисты, через свои профсоюзы и Совет милиции, контролировали бо́льшую часть экономики в первый период войны, банковская система осталась в руках правительства. Меньше чем через неделю после начала войны Хенералидад издал декрет о регулировании работы всех банков. Контроль над ними был поручен правительственному Генеральному комиссариату банков и Федерации банковских работников ВСТ49. Рональд Фрейзер комментирует эту проблему:

«В своём революционном броске на завоевание средств производства… каталонские либертарии упустили один весьма “материальный” компонент власти – финансы. Хенералидад не утратил контроля над банковскими и финансовыми институтами Каталонии, которые оставались под надзором профсоюза банковских служащих ВСТ. Хенералидад сразу же назначил, по согласованию с профсоюзом, своих представителей в каждом банке, чтобы контролировать операции и предотвратить утечку капитала. Профсоюз с буквальной точностью выполнял все инструкции, изданные советником по финансам Хенералидада и центральным правительством…»

Перефразируя мнение Жоана Грихальбо, видного члена профсоюза банковских работников ВСТ во время войны, Фрейзер отмечает:

«“Упущение” каталонских либертариев, возможно, было не таким значительным, как это часто предполагалось. Довоенной Каталонии никогда не удавалось “обналичить” свой индустриальный вес и направлять политику испанского государства; буржуазии для этого не хватало одного атрибута – банков и финансового капитала. Теперь, почти по той же самой причине, каталонская революция не могла “обналичить” свой особый вес; она не контролировала финансовые ресурсы страны – это делал Мадрид. Тем не менее это “упущение” открывает нам некую двойственность либертарной революции; золото банков для капитализма является тем же, чем является организованное принуждение, полиция, суд и армия, для государства – высшей властью. Республика на время потеряла возможность использовать второе, но удержала первое. Либертарная революция не получила ни того, ни другого»50.

Практически с самого начала некоторые из коллективов столкнулись с финансовыми проблемами. Немалое число предприятий, захваченных рабочими, уже находилось в состоянии банкротства, или близком к нему, из-за депрессии. Другие вскоре начали испытывать трудности с финансами, по разным причинам, и нуждались в получении кредита из банка или другого источника. Если бы существовали общая координация коллективов и некий финансовый институт в структуре НКТ, эти проблемы не представляли бы никакой угрозы ни для отдельных коллективов, ни для коллективной системы в целом. Однако их отсутствие ставило под угрозу весь эксперимент с коллективизацией.

Те, кто был настроен против коллективов, использовали отсутствие у НКТ учреждений для их финансирования, чтобы подорвать или разрушить контролируемые рабочими предприятия. Среди этих врагов коллективов первое место занимал Хуан Негрин, который, и в качестве министра финансов в правительстве Франсиско Ларго Кабальеро, и качестве преемника Ларго Кабальеро на посту премьер-министра, прилагал все усилия, чтобы помешать им успешно функционировать и, если возможно, уничтожить их.

Виктор Альба говорит относительно работы Негрина против коллективов:

«Нет сомнений в том, что Министерство финансов… могло бы установить монополию внешней торговли, не вопреки коллективам, а в согласии с ними, приобретая таким образом иностранную валюту для страны, поощряя рабочих к увеличению производства и вызывая у них чувство, что они работают на себя и на страну, а не на собственников. Оно могло попытаться сделать то, что сделал Хенералидад своим декретом о коллективизации 1936 г., то есть скоординировать коллективы, отвести синдикатам определённую роль в этой координации и в то же время оставить за государством некоторые руководящие функции. Оно могло обеспечить коллективам кредит… Но Негрин вовсе не был в этом заинтересован… он был заинтересован в разрушении всего, чего достигли рабочие…»51

Этот финансовый саботаж Негрина усилился после того, как республиканское правительство перебралось в Барселону в октябре 1937 г. Он заставил не слишком сопротивлявшееся правительство Каталонии, которое к тому времени в значительной степени контролировалось сталинистами, передать республиканскому правительству те фонды от прибыли каталонских коллективов, которые были размещены в Кассе промышленного и торгового кредита, созданной каталонским декретом о коллективизации. Согласно декрету, эти фонды должны были использоваться для инвестиций в коллективы52.

Эта проблема также рассматривалась Национальным экономическим пленумом НКТ в январе 1938 г. На нём была одобрена идея о создании под эгидой НКТ Иберийского синдикального банка (Banco Sindical Ibérico) для финансирования коллективов. Но это решение, опять же, было запоздалым.

Отношения с частным сектором

Хотя рабочие взяли под свой контроль существенную долю городской экономики республиканской Испании, важная её часть оставалась в руках частных фирм. Виктор Альба приводит оценки, согласно которым даже в Каталонии, где больше всего были распространены городские коллективы, почти половина рабочих продолжала трудиться на частных предприятиях53.

Рабочие, которые захватили многие промышленные и другие экономические организации, должны были продолжать деловые отношения с существующими частными фирмами. Во многих случаях частные фирмы являлись либо покупателями продукции коллективов, либо поставщиками материалов и товаров для них.

Контакты с частным сектором имели определённую важность и в другом разрезе. По мере роста экономических трудностей в Республике расширялся чёрный рынок, и коллективы иногда выступали на нём как продавцы либо как покупатели.

Национальный экономический пленум НКТ не оставил без внимания и проблему чёрного рынка. Он постановил организовать в больших и малых городах Республики распределительные центры, чтобы сдерживать инфляцию и бороться со спекуляцией. Но оставалось слишком мало времени для того, чтобы эти решения возымели действие.

Проблема иностранных предприятий

Захват рабочими фирм, принадлежавших испанцам, не создавал особых проблем в международных отношениях Республики. Однако в случае с коллективами, которые были созданы после 19 июля на предприятиях, принадлежавших иностранным фирмам или инвесторам, дело обстояло иначе.

Конфискация таких компаний рабочими влекла за собой по крайней мере две проблемы для Республики. С одной стороны, подобные действия приводили к тому, что иностранные фирмы, испанские филиалы которых были захвачены их рабочими, мобилизовывали свои силы против республиканского дела в Гражданской войне.

Более непосредственную угрозу республиканской экономике создавала вероятность того, что любая продукция конфискованных иностранных фирм, отправляемая для продажи за границу, могла стать предметом судебных исков. «Материнская компания» в Великобритании, Франции или любой другой стране могла утверждать, что продукция коллектива фактически принадлежит ей. Подобные случаи рассматриваются в последующих главах.

Лидеры НКТ не собирались игнорировать проблему конфискации иностранных фирм. Действительно, уже 28 июля 1936 г. «Рабочая солидарность» опубликовала список британских фирм в Барселоне, призывая их рабочих не совершать конфискаций54. Несколько месяцев спустя М. Кардона Росель, в своей речи, произнесённой в январе 1937 г., предложил, чтобы в случае, если рабочие всё же захватили иностранную фирму, бывшим собственникам была выплачена компенсация за их инвестиции в Испании55.

Однако НКТ не придерживалась какого-то общего принципа в отношении этой проблемы. Как правило, рабочие НКТ не провозглашали полную конфискацию предприятий, принадлежавших иностранцам, а вместо этого избирали комитет, чтобы «контролировать» операции фирмы. Тем не менее, как будет отмечено в следующих главах, в которых случаях иностранные предприятия были полностью захвачены рабочими, даже если первоначально это не входило в их намерения.

Оппоненты коллективизации

Наконец, существовали препятствия, поставленные на пути коллективов теми элементами в Республике, которые полностью отвергали идею рабочего контроля на предприятиях. Мы уже отметили усилия Хуана Негрина, как министра финансов и премьер-министра, направленные на подрыв и уничтожение коллективов. Однако Хуан Негрин был лишь одним звеном в оппозиции, сложившейся против рабочих предприятиях НКТ.

Сталинисты из Коммунистической партии Испании (КПИ) и Объединённой социалистической партии Каталонии (ОСПК) были категорически против коллективизации анархистами значительной части экономики. Они ясно давали понять это, не только своими делами, но часто и словами. Возможно, типичный образец нападок на городские коллективы содержался в докладе Долорес Ибаррури на пленуме Коммунистической партии в мае 1938 г. Признав вначале, что «случившееся в промышленности было необходимостью для рабочих в условиях, когда собственники бросили все предприятия», Ибаррури продолжала:

«Испанский пролетариат проявил удивительный дух инициативы и организации, беря в свои руки фабрики и заставляя их продолжать работу… Опыт показал, что коллективы, плохо ориентируемые, разжигающие партикуляризм, делают более трудным для самих рабочих осознание общих интересов их собственного класса. На основе существующих коллективов невозможно построить прочный экономический порядок или новую форму государства. Под непосредственным руководством государства, при демократическом режиме, текущая ситуация должна быть исправлена и изменена множеством способов: национализацией одной части производства, централизацией и координацией другой, а также, если это необходимо, возвратом части его в частные руки…»56

Каталонская сталинистская партия – ОСПК с самого её основания в конце июля 1936 г. проявляла непреклонную оппозицию по отношению к захватам фабрик и других рабочих мест. Один из первых документов ОСПК, опубликованный 6 сентября 1936 г., провозглашал: «Мы требуем, чтобы экономика была свободна от влияния или давления столь многих новоявленных комитетов, проявлений того псевдореволюционного наплыва, который душит великую жизненную силу Каталонии…»57

Хуан Коморера, глава ОСПК, также ясно выразил эту оппозицию рабочему контролю экономики. В своём приветствии первой национальной конференции ОСПК, состоявшейся через несколько недель после формирования правительства Негрина, он говорил:

«Наша партия полагает, что в новой ситуации войны и революции синдикаты имеют и выполняют следующие основные обязанности: 1. Улучшение положения рабочего класса и помощь рабочим в организации своей жизни на лучших началах. Предоставление рабочим всех материальных благ, не противоречащих интересам войны; борьба со спекуляцией и сокрытием предметов первой необходимости; воспитание новой культуры рабочих. 2. Сотрудничество с правительством в деле лучшей организации и рационализации производства…

Мы верим, что синдикаты имеют огромное значение в нашей общей борьбе, но мы считаем ошибкой утверждение, что синдикаты должны направлять экономическую и политическую жизнь страны…»58

Со сталинистами, в ВСТ и общей политике, было связано правое крыло Социалистической партии (ИСРП), хотя левые социалисты и ухэтисты, особенно в Леванте и Астурии, сотрудничали с анархистами. По понятным причинам, различные национальные и региональные республиканские партии, основу электората которых составлял средний класс, включая владельцев мелких промышленных предприятий, ремесленных мастерских и семейных ферм, также в общем выступали против анархических коллективов, как городских, так и сельских.

Единственной партией, присоединившейся к НКТ и поддержавшей создание коллективов, была Рабочая партия марксистского единства – диссидентская марксистско-ленинская партия, которая имела наибольшее число своих сторонников в Каталонии. Члены этой партии не считали коллективизацию лучшим способом построить социализм, но рассматривали коллективы как первый шаг в данном направлении и, в таком качестве, поддерживали их59.

Гастон Леваль отмечал важность антиколлективистской политики Хуана Комореры, главы сталинистов в Каталонии, после того как тот вошёл в правительство региона и стал ответственным за экономику:

«Как сильно бы он этого ни желал, невозможно было искоренить во всех отраслях, на всех фабриках организационное влияние и превосходство наших синдикатов. Попытаться сделать это – означало бы парализовать производство… В итоге он пустил в ход две процедуры, которые были взаимосвязаны. С одной стороны, он оставлял фабрики без сырья или устраивал так, чтобы они получали его с опозданием, после чего обрушивался на них с критикой, в особенности на те, что действовали в военной промышленности. С другой – он задерживал платежи за полученные товары, что отражалось на материальной жизни рабочих, которые, поскольку зарплата выдавалась под контролем профсоюза, обращали своё недовольство против активистов и делегатов НКТ и в итоге против НКТ как таковой»60.

С самого начала Гражданской войны сталинисты противостояли рабочим коллективам. В тех частях Испании, где они контролировали Всеобщий союз трудящихся, они мобилизовали его против коллективов. Это особенно было заметно в Каталонии, где они полностью контролировали конкурента НКТ. Как вспоминал много лет спустя лидер НКТ Фелипе Ала́ис, ВСТ «объявил в своём манифесте, что он предлагает организовать брошенные производства как кооперативы и установить “рабочий контроль” в остальной части крупной промышленности, а мелкая промышленность и торговля должны быть защищены от конфискации»61.

Являлись ли коллективы экономически успешными?

Не приходится сомневаться в том, что после конфискации рабочими большей части промышленности, коммунальных служб и многих торговых предприятий экономика республиканской Испании начала функционировать нормально, насколько позволяли условия военного времени, уже через несколько дней после подавления мятежа. Также очевидно, что рабочие коллективы довольно быстро создали военную промышленность там, где её раньше не было, и эта промышленность смогла дать существенную долю вооружения, транспорта и военного оборудования, которые использовались вооружёнными силами лоялистов во время войны. В то же время многие потребительские товары, такие как ткани, оставались в наличии благодаря фабрикам, управляемым коллективами. Во всех этих смыслах коллективы были экономически успешны.

Виктор Альба доказывал: «…Испанская коллективизация в таком виде, недолговечная и обусловленная войной, представляет собой урок, в том смысле, что она доказала, что рабочие могут управлять средствами производства так же, как частные собственники, или лучше них»62.

В другом месте Альба говорит: «Коллективы 1936 года не просто избежали неудачи – они добились успеха. При данных обстоятельствах они наглядно продемонстрировали принцип, гласивший, что рабочие могут управлять предприятиями и без своих хозяев, с равной или большей эффективностью». Он отмечает, что этот результат был достигнут «не только благодаря их желанию стать владельцами предприятий, но и благодаря традиции образования, профсоюзному обучению, боевому духу, которые принесло рабочее движение. Рабочие 1936 года не только хотели стать хозяевами, но и были подготовлены к этому».

Однако Виктор Альба не собирался заходить дальше, строя догадки. Неизвестно, говорит он, пожелали ли бы рабочие остаться владельцами предприятий, если бы Гражданская война была выиграна Республикой, и не вспыхнули ли бы внутри коллективов конфликты, которые подавлялись войной в период 1936–39 гг.63.

Другой наблюдатель коллективов, Рамон Триас Фаргас, который к началу 1960-х гг. стал профессором экономики в юридической школе Барселонского университета, также вынес в целом благоприятное впечатление о функционировании коллективов. По его заключению, многие из них преуспели, и он знал немало собственников, которые, вернувшись после победы Франко в войне, нашли свои фирмы в хорошем состоянии. Некоторые из этих заводов имели в наличии сырьё, на их складах хранились товары, и были произведены улучшения в оборудовании.

К сходным выводам пришёл сэнэтист Жеронимо Гарсия, который в первый год Гражданской войны был заместителем главы отдела военного транспорта Департамента обороны Каталонии и имел возможность наблюдать как военно-транспортную систему, контролируемую НКТ, так и гражданский коллектив, организованный профсоюзом транспортных рабочих НКТ. Он утверждал, что, по крайней мере в каталонском транспортном секторе, коллективизация была успешной и опыт показал, что профсоюзы могут управлять экономическими организациями, и управлять эффективно64.

Однако не все из тех, кто поддерживал коллективы во время их существования, впоследствии считали их успешными. Хосе Марин Сальто, бывший член Национального комитета НКТ, с которым мы беседовали в 1951 г., полагал, что коллективы были полностью провальными или почти провальными. Отчасти это объяснялось тем, что слишком много технически образованных людей покинуло предприятия. Он считал, что их преемники могли справляться с работой в чисто административных вопросах, но не в технических, где рабочим не хватало знаний. Однако он отмечал, что были некоторые заводы, представлявшие собой исключения, на которых имелись способные управленцы и которые находились в хорошем состоянии после окончания войны65.

Собственники и менеджеры, с которыми я разговаривал спустя годы после Гражданской войны, имели разные мнения насчёт коллективов. Один из них, работавший инженером на заводе, переоборудованном под военное производство, на основании увиденного им заключал, что предприятие при рабочем контроле было «катастрофой»66.

Другой человек, который отвечал за коллективные переговоры в одной из барселонских текстильных фирм перед Гражданской войной, бежал вскоре после начала войны, а к 1960 г. был менеджером в той же самой фирме, высказывался не столь однозначно. Он говорил, что положение на коллективизированных предприятиях к концу войны сильно различалось от случая к случаю. Он отмечал, что в некоторых коллективах фабричным комитетом руководили люди, лояльные к бывшим владельцам, проявлявшие заботу о собственности и оставившие после себя значительный запас товаров. На других предприятиях, включая его собственное, не осталось ничего. Однако, как он отмечал, в большинстве случаев техника сохранилась в хорошем состоянии, даже на тех заводах, где склады были пусты, – главное исключение представляли собой заводы, пострадавшие от бомбардировок67.

Директор другой барселонской текстильной фирмы утверждал, что фабрики, возвращённые первоначальным владельцам, по большей части выглядели неважно. После трёх лет войны почти не осталось сырья и не хватало квалифицированных рабочих. Он признавал, что было несколько примеров, когда рабочие проделали хорошую работу, управляя производствами, и те были возвращены владельцам в довольно неплохом состоянии. Однако, добавлял он, за военный период выдвинулось очень мало хороших администраторов68.

Человек, который недолгое время был представителем техников в контрольном комитете барселонской фабрики, производившей турбины, но ушёл оттуда, потому что, как он говорил, увидел, что рабочий контроль ведёт к катастрофе, и позднее был служащим в организации работодателей в профсоюзной системе франкистского режима, – этот человек утверждал, что люди в комитетах были выбраны не за свою компетентность, а за личную популярность. Он добавлял: у рабочих была идея, что любой может управлять фабрикой, хотя на самом деле это не так69.

Наконец, даже официальные франкистские источники признавали, что по крайней мере некоторые из коллективов функционировали эффективно. Фалангистское издание «Синдикализм» в 1965 г. опубликовало статью, где говорилось: «Со своей стороны, я собрал непосредственные свидетельства тех лиц (инженеров, администраторов и рабочих), которые участвовали в управлении коллективизированными фирмами, такими как Трамвайная компания Мадрида; “Менхемор”, производившая и распределявшая электроэнергию; всё ещё существующая “Материаль и Конструксьонес”, выпускавшая локомотивы, вагоны и т.п. в Валенсии. Эти три фирмы, согласно версиям, изложенным достойными людьми, хорошо управлялись, на них поддерживалась дисциплина труда, их интересы были защищены, и даже были сделаны улучшения, которые позднее принесли выгоду старым владельцам, когда те в полной мере восстановили свои права»70.

Заключение

Во время Гражданской войны в республиканской Испании проводился уникальный эксперимент по установлению рабочего контроля на значительном большинстве крупных предприятий, а также на многих средних и мелких. Этими предприятиями управляли комитеты, избранные рабочими и в большинстве случаев подотчётные регулярно проводившимся общим собраниям.

Этими коллективами, возникшими в результате спонтанных действий занятых на них рабочих, было сделано многое. Они организовали военный сектор экономики, который предоставлял значительную часть оружия и снаряжения, использовавшегося республиканской армией во время конфликта. Они обеспечивали поставки большинства промышленных товаров, необходимых гражданскому населению, во время войны.

Рабочие коллективы столкнулись с бесчисленными трудностями, некоторые из которых были связаны с последствиями Великой депрессии, а другие – с Гражданской войной. Кроме того, некоторые проблемы возникали вследствие самого факта, что рабочие брали под свой контроль предприятия, ранее принадлежавшие частным владельцам.

Вопрос о том, насколько эффективно управляли своими предприятиями коллективы, остаётся открытым. В этом отношении между ними существовали большие различия. Однако мы можем с уверенностью утверждать, что война была проиграна Республикой отнюдь не из-за создания революционных рабочих коллективов в городах. Разумеется, во многих случаях коллективы вносили заметный вклад в военную и политическую борьбу. Они давали рабочим стимул трудиться ради победы республиканского дела. Есть причины считать, что нападения сталинистов и прочих врагов анархистов на коллективы подрывали мораль рабочих и тем самым – дело Республики, и после Майских дней в Каталонии анархистам пришлось вести настоящую битву в защиту коллективов и других элементов, составлявших их силу в республиканской Испании.

Часть IV. Анархические коллективы в городах

17. Каталонский Совет экономики и декрет о коллективизации

В течение периода, когда влияние анархистов было в правительстве Каталонии преобладающим, это правительство стало единственным в лоялистской Испании, которое не только признало экспроприацию рабочими заводов, коммунальных служб и других предприятий, но и стремилось распространить этот процесс на весь регион. Средствами достижения этого служили Совет экономики и декрет о коллективизации, принятый 24 октября 1936 г.

Стихийная коллективизация в Каталонии после 19 июля

Сесар Лоренсо описал, как, сразу после подавления выступления военных 19–20 июля, проходил процесс захвата предприятий рабочими:

«В течение трёх недель, последовавших за 19 июля, началось, и затем необыкновенно развилось, широкое движение по принятию шахт… карьеров, мастерских, фабрик, железных дорог и вообще средств транспорта… коммунальных служб… во владение самих рабочих… Общие собрания рабочих, рабочие советы, контрольные комитеты, комитеты предприятий, технико-административные комиссии, местные промышленные комитеты, секционные комитеты, координационные комитеты, центральные управляющие комитеты, профсоюзы и отраслевые федерации стали новыми органами, которые принимали на себя руководство направлениями деятельности… Это происходило не только в Барселоне, но и, например, в Оспиталет-де-Льобрегате, Таррасе, Бланесе, Гранольерсе…»1

Лоренсо подчёркивал спонтанность этого движения:

«Нужно подчеркнуть, что всё это не было навязано какой-либо организацией, а стало плодом стихийного действия масс, движимых революционным энтузиазмом. Фактически капитализм был свергнут и внедрена социалистическая экономика, основанная на рабочем самоуправлении». Он подытоживает: «Эта социальная революция, возможно самая радикальная за всё время… произошла независимо от НКТ… хотя позднее НКТ страстно защищала её от всех тех, кто хотел её подавить»2.

Лоренсо также отметил, что некоторые из лидеров НКТ были потрясены случившимся. Его отец Орасио Прието, в то время национальный секретарь НКТ, которого начало войны застигло в Бильбао, позднее писал, что, когда он получил новости о произошедшем в Каталонии, он «был ошеломлён… Хотя по этому можно было судить о том, какая сила была у [нашего] движения в Каталонии, я не мог удержаться, чтобы не воскликнуть: это невозможно! – вы зашли слишком далеко, и нам дорого придётся заплатить за это…»3

Хосе Пейратс подтверждает стихийность рабочего движения по установлению контроля над экономикой: «Очевидно, что конструктивный революционный импульс исходил от народа, от синдикатов НКТ и рядовых борцов. Полоса реквизиций, конфискаций и коллективизаций была свершившимся фактом, с которым пришлось столкнуться комитетам…»4

Восстановление работы каталонской экономики

По понятным причинам, нормальная экономическая деятельность в Каталонии прекратилась 19–20 июля. В Барселоне и многих других городах не только произошли масштабные вооружённые столкновения, но и была объявлена всеобщая стачка в знак протеста против попытки военного переворота.

Как только мятеж был подавлен, профсоюзы постановили, чтобы их члены вернулись к работе5. Но экономика региона столкнулась с серьёзным кризисом, грозившим катастрофическими последствиями. Механизм, снабжавший население продовольствием и потребительскими товарами, разладился.

Буклет, изданный НКТ в 1937 г. и несколько раз переиздававшийся в эмиграции, описывал то, что происходило после 19 июля:

«Профсоюзы в первую очередь приступили к решению наиболее неотложной проблемы – обеспечить население продовольствием. Народные столовые были открыты во всех городских районах, в профсоюзных центрах. Комитеты по снабжению, созданные для этой цели, получали продовольствие с оптовых складов города, а также из сельской местности. Оплата производилась чеками, которые были гарантированы профсоюзами. Все члены профсоюзов, женщины и дети милиционеров и население в целом получали еду бесплатно… Безденежная антифашистская экономика сохранялась на протяжении примерно двух недель. Когда работа была возобновлена и экономическая жизнь восстановилась, произошёл возврат к денежной экономике»6.

Однако новая революционная власть, Центральный комитет милиции Каталонии, стремилась упорядочить это дело. С этой целью был создан Комитет снабжения (Comité de Abastos), включавший представителей всех партий и профсоюзных групп, сформировавших Комитет милиции. Хосе Доменек из НКТ был секретарём и фактическим руководителем Комитета снабжения. Позднее, когда НКТ вошла в каталонское региональное правительство, Доменек стал советником по снабжению Хенералидада.

Много лет спустя Хосе Доменек вспоминал, что он был совершенно неподготовлен к этой должности. У него не было ни малейшего представления о том, как снабжается большой город, откуда он берёт яйца, кур и всё прочее. Однако, как он говорил, он очень быстро всему научился. Он консультировался с торговцами и другими людьми, имевшими опыт в этих делах, и вскоре понял, как работают обычные каналы снабжения.

Один из первых приказов, изданных Комитетом снабжения, гласил:

1. Розничные продовольственные магазины обязаны восполнить свои запасы, существовавшие до фашистского выступления. Им следует обращаться на Виа-Лаетана, 16, чтобы на их запросах поставили печать Комитета снабжения. Магазины должны снабжаться.

2. Ответственные товарищи антифашистских организаций не должны заниматься снабжением населения, которое должно быть организовано обычным порядком, заботясь лишь о том, как накормить милицию.

3. Необходимо, чтобы организаторы всех коллективных столовых для милиции или групп, действующих под контролем антифашистских организаций, проинформировали Комитет снабжения… о количестве порций, которые они выдают и могут выдавать.

4. Продовольственные склады, мукомольные заводы и хранилища угля должны быть открыты и работать. Комитет снабжения в понедельник [27 июля] конфискует те из них, которые не подчинятся данному приказу7. Некоторое количество продовольствия для Каталонии было получено из-за границы. Доменек делегировал одного из членов комитета в Нидерланды, чтобы закупить яйца и цыплят, которые обычно поступали оттуда. Другой член комитета, коммунист, был отправлен в Советский Союз с грузом апельсинов, лимонов, лука и прочих товаров, и в Одессе он обменял их на продовольствие, в котором нуждалась Каталония.

Внутри Каталонии возникали и частные проблемы снабжения. Каждый новый аграрный коллектив, каждый муниципалитет создавал свой собственный комитет по снабжению, и после 19 июля эти органы пытались, в основном через бартер, получить товары, в которых они нуждались. Некоторые даже отправляли грузовики с товарами во Францию. Результатом этого была полная неразбериха.

В итоге Доменек провёл совещание глав всех советов снабжения населённых пунктов Каталонии. Объяснив необходимость централизации обмена и снабжения, он потребовал, чтобы с мест обращались за всеми требуемыми товарами в общекаталонский Комитет снабжения и чтобы туда же передавали всё, что было у них для продажи или обмена. Так как большинство глав местных комитетов снабжения были сэнэтистами, а республиканское меньшинство одобрило централизованную систему снабжения в принципе, Доменеку вскоре удалось наладить работу этой системы8.

Валерио Мас, представитель НКТ в Комитете снабжения, сказал мне, что в течение месяца система снабжения в Каталонском регионе была поставлена на прочную основу. Оставались некоторые организации, действовавшие помимо комитета, но большинство нужд региона удовлетворялось через неё9.

Доменек организовывал несколько больших центральных складов в Барселоне. Один должен был обеспечивать гражданское население, и торговцы, кооператоры и прочие приезжали туда, чтобы получить необходимые продукты – за деньги. Второй предназначался для вооружённых сил, и Доменек старался, чтобы на нём имелся ещё более широкий ассортимент товаров, чем тот, что был доступен гражданским. За них также платили. Третий центральный склад был отведён для социальных учреждений, таких как больницы и приюты, которые получали всё необходимое бесплатно. Все три склада хранили не только продовольствие, но и одежду и прочие потребительские товары.

Когда был создан Комитет снабжения, Хенералидад предоставил денежную сумму, которая была нужна для его работы. Впоследствии Доменеу удалось сделать этот орган самофинансируемым, за счёт небольшой наценки за пользование его услугами.

Одним из мероприятий Комитета снабжения, которым Доменек гордился больше всего, был эксперимент по межрегиональному бартеру, в соответствии с принципами анархизма. Он распространил уведомление, что Каталония имеет определённые товары в избытке и готова обменять их на другие товары из других регионов. За то время, пока он возглавлял комитет, последний наменял товаров на 300 миллионов песет10.

Одна из проблем в розничной торговле этого периода была решена при непосредственном участии НКТ. Речь идёт о внезапном увеличении числа уличных торговцев вскоре после 19 июля. Многие из них были безработными. Источник НКТ отмечал: «Они распространились как эпидемия. Столица была наводнена товарами, продававшимися на тротуарах и даже посреди улицы. Весь город приобрёл новый вид…» Многие владельцы магазинов, столкнувшись с конкуренцией, нанимали своих собственных уличных торговцев.

НКТ, в состав которой входил союз уличных торговцев, вначале пыталась ограничить их число, не допуская в дело новых членов; результатом стало то, что ВСТ организовал для них свой союз. В конце концов барселонская муниципальная федерация НКТ приняла решение, «имевшее силу декрета», об ограничении числа торговцев и отведении им особых мест для продажи11.

Одной из целей системы снабжения, организованной Доменеком, было ограничение роста цен. Источник НКТ, который я уже цитировал, отмечал: «Оптовая торговля перешла в руки профсоюзов. Розничники получали товары от синдиката. Для торговцев были установлены фиксированные розничные цены… Во главе “монополии” стоял Департамент снабжения… Единые цены были установлены в коллективизированных коммунах, в профсоюзах рыбаков и других пищевых отраслях в договоре с распределительными органами. Целью, к которой стремилась эта экономическая политика, было предотвратить рост цен на продовольствие. Следовало покончить со спекуляцией и рвачеством»12.

Согласно Жозепу Марии Брикалю: «Можно сказать, что начиная с создания департамента и до середины декабря 1936 г. политика в области снабжения заключалась в установлении административной монополии на внутреннюю торговлю, определении максимальных цен на продовольствие, передаче распределения в ведение синдикатов или их представителей и замене частных предпринимателей рабочими комитетами». Он также отметил, что 13 октября Хенералидад декретировал введение карточной системы в Барселоне, хотя фактически она начала действовать лишь после того, как пост советника по снабжению перешёл от анархистов к ОСПК13.

Иногда профсоюзы НКТ напрямую вмешивались в этот процесс. Так, вскоре после начала войны в Барселоне возник дефицит яиц, и цена на них резко выросла. Секция яичного снабжения Синдиката продовольственных рабочих НКТ провела общее собрание своих членов, на которое были вызваны все оптовые и крупные розничные торговцы. На этом собрании «был выработан детальный план рабочего контроля… и при данных обстоятельствах собственникам не оставалось ничего иного, кроме как принять его».

После этого профсоюз провёл «масштабную закупочную кампанию, поддержанную финансовыми ресурсами торговцев. Результаты появились немедленно. Цены снизились…»14

В течение всей Гражданской войны серьёзной проблемой в Каталонии, как и во всей Республике, оставалась инфляция. Согласно Центральной службе статистики Хенералидада, индекс цен на продовольствие, одежду и жильё в Барселоне вырос со 100 в июле 1936 г. до 453,3 в октябре 1938 г.15.

Жозеп Мария Брикаль отметил три фактора, связанных с этой инфляционной спиралью. Одним из них было вытеснение товаров всё более низкокачественными заменителями, из-за нужд войны и общего ухудшения экономической ситуации. Вторым было увеличившееся использование бартера вместо покупки и продажи товаров за наличные. Брикаль пишет об этом: «Накопление определённых продуктов некоторыми функционерами службы снабжения, а также крестьянами, которые скрывали часть своего урожая, не сообщая о ней, давало начало бартеру, который в значительной степени заменил собой механизм цен и продаж».

Третьим фактором, согласно Брикалю, был рост чёрного рынка. Естественно, официальная статистика цен не принимала в расчёт товары, продававшиеся на нём16.

Контроль НКТ над каталонской системой снабжения продолжался лишь до середины декабря 1936 г. Тогда, в связи с кризисом в каталонском кабинете, региональный комитет НКТ на заседании, на котором Доменек не смог присутствовать, решил обменять его пост на должности советников по обороне и общественным службам. Хотя Доменек пришёл в ярость и доказывал, что для НКТ контролировать путь к желудкам людей – это даже важнее, чем контролировать вооружённые силы региона, он был вынужден подчиниться этому решению. Его пост был передан Хуану Коморере, главному лидеру сталинистской Объединённой социалистической партии Каталонии.

Совет экономики

Менее чем через месяц после подавления военного мятежа в Каталонии Центральный комитет милиции создал орган для общей реорганизации региональной экономики. Диего Абад де Сантильян объяснял:

«По мере того как Комитет милиции, которые вначале обязан был во всём разбираться и всё решать, всё больше и больше превращался в военное ведомство военного времени, чтобы выполнять функции, которые могли помешать его основной работе, мы создали Комитет экономики Каталонии, чьи решения не могли быть отменены советником Департамента экономики. Комитет работал под председательством советника, возглавлявшего данное ведомство Хенералидада, и состоял из представителей всех партий и организаций. От него во время войны и революции исходило всё законодательство экономического характера в автономном регионе…»17

Этот Совет экономики (Consejo de Economía) официально был образован декретом Хенералидада, датированным 13 августа 1936 г. После преамбулы, подчёркивавшей неотложную потребность в подобном учреждении, декрет провозглашал, что Совет распространит свою «компетенцию по всей Каталонии и будет представлять собой управляющий орган каталонской экономической жизни». Он был уполномочен «после получения консультаций, которые он считает необходимыми», принимать соответствующие меры «для установления нормального экономического состояния на всей территории Каталонии».

Декрет поручал Совету подготовить план социалистического преобразования страны, который должен был включать одиннадцать пунктов:

1. Регулирование производства в соответствии с нуждами потребления.

2. Монополия внешней торговли.

3. Коллективизация крупной земельной собственности и обязательное объединение индивидуальных крестьян в союзы.

4. Снижение стоимости городской собственности посредством налогов и уменьшения арендных плат. Коллективизация крупных промышленных предприятий, коммунальных служб и общественного транспорта.

5. Конфискация и коллективизация брошенных предприятий.

6. Расширение кооперации в области распределения продуктов.

7. Рабочий контроль над банковскими операциями, ведущий к национализации банков.

8. Профсоюзный контроль на частных предприятиях.

9. Срочное трудоустройство безработных.

10. Отмена косвенных налогов и введение единого налога.

Жозеп Мария Брикаль отмечает:

«Правительство, приступившее к исполнению обязанностей 26 сентября, использовало эту программу как отправную точку революционного законодательства»18.

В заявлении НКТ–ФАИ, извещавшем о формировании Совета экономики, говорилось:

«Чтобы добиться торжества революции, необходимо энергично и безотлагательно создать ряд основополагающих учреждений. Важнейшим среди них, вне всякого сомнения, является то, что контролирует экономический фактор. Без него, в эти трудные моменты, жизнь города была бы невозможной»19.

Оговорив, что председателем нового органа будет советник по экономике и общественным службам Хенералидада, декрет перечислял других членов Совета. Три из них были от «Левых республиканцев Каталонии», один – от «Каталонского республиканского действия», три – от НКТ, два – от ФАИ, три – от ВСТ и по одному – от Союза рабасайрес, ПОУМ и ОСПК20. Среди тех, кто в течение того или иного периода играл важную роль в Совете экономики, были Марин Баррера из «Левых республиканцев Каталонии», Рамон Пейпок из «Каталонского республиканского действия», Хуан П. Фа́брегас и Андрес Капдевила из НКТ, Диего Абад де Сантильян из ФАИ, Андрес Нин из ПОУМ и Эстанислау Руис Понсетти из ОСПК.

Не все анархисты были довольны созданием Совета экономики. Итальянец Камилло Бернери, который тогда работал с НКТ–ФАИ в Барселоне, писал 5 ноября 1936 г.:

«Совет экономики в основе своей ничем не отличается от “Экономического комитета”, учреждённого французским правительством. Мне не кажется, что это достаточная компенсация за министериализм НКТ и ФАИ…»21

Одно время входивший в НКТ Альберт Перес Баро́, который возглавлял главный субкомитет Совета экономики бо́льшую часть Гражданской войны, критиковал то, каким образом анархисты участвовали в работе Совета и Департамента экономики Хенералидада:

«В течение девяти месяцев после 26 сентября именно НКТ контролировала Департамент экономики, и этот пост занимали Хуан П. Фабрегас, Абад де Сантильян, Х. Х. Доменек, Андрес Капдевила и Валерио Мас… Очевидно, что представители НКТ были добросовестными… но постоянная смена людей, конечно, была непродуктивной»22.

Вскоре после того, как в сентябре 1936 г. анархисты вошли в правительство Каталонии и сэнэтист Хуан П. Фабрегас стал советником по экономике, Региональная конфедерация труда Каталонии НКТ избрала Андреса Капдевилу, ранее входившего в совет текстильной фабрики «Фабра и Коутс», на должность председателя Совета экономики. (Он выступал от имени Фабрегаса, который по закону должен был либо председательствовать в Совете сам, либо назначить своего представителя.) Капдевила оставил воспоминания о первых заседаниях Совета, на которых он присутствовал и которые позволяют судить о круге решавшихся им вопросов.

О своём первом появлении в качестве делегата-председателя Капдевила, выразив сомнения относительно своей пригодности к этой работе, пишет:

«Восстановив своё душевное равновесие в семь вечера, я пришёл в зал заседаний Экономического совета, сопровождаемый советником по экономике, который официально представил меня… Протокол предыдущего заседания был зачитан и одобрен; несколько промышленных групп, представленных членами, отвечавшими за строительство и пищевую промышленность, были утверждены без обсуждения. Остальная часть заседания была посвящена серьёзному обсуждению вопросов, представленных докладчиком по сельскому хозяйству в связи с аграрной проблемой в Каталонии. Когда заседание закончилось в девять тридцать вечера, у меня осталось благоприятное впечатление, и, дав волю своим надеждам, я поверил, что все политические партии и ВСТ, представленные в Совете… готовы верно и честно работать ради организации коллективной экономики, рождённой в пылу революции.

У нас прошло несколько заседаний, на которых не обсуждалось никаких важных проектов и не происходило никаких изменений в хороших отношениях между партиями и организациями, образовывавшими Совет. Однако я с нетерпением ждал, когда начнётся обсуждение Декрета о коллективизации, подготовку которого заканчивала комиссия, чтобы представить его президенту, а затем передать для обсуждения и утверждения в Совет экономики»23.

Тем временем, в ожидании декрета, Андресу Капдевиле приходилось решать некоторые неотложные проблемы. Одной из них была внешняя торговля Каталонии. Капдевила нашёл, что ситуация во внешней торговле, которой занимались Совет экономики, Совет снабжения и непосредственно НКТ, была беспорядочной. Многим удавалось использовать это к собственной выгоде, и иностранная валюта, полученная за счёт экспорта, не была централизована в одном фонде, чтобы её можно было использовать в интересах экономики в целом. Капдевиле удалось сосредоточить бо́льшую часть каталонской внешней торговли в руках Департамента экономики, и с центральным правительством в Валенсии было заключено соглашение, согласно которому признавалась автономия Каталонии во внешней торговле, но вся иностранная валюта, полученная от каталонского экспорта, должна была передаваться ведомству республиканского правительства, занимавшемуся внешней торговлей24.

Разработка декрета о коллективизации

Безусловно, важнейшими мероприятиями Совета экономики Каталонии в первый период Гражданской войны были утверждение декрета о коллективизации от 24 октября 1936 г., его применение и внесение изменений в него. Это была не первая попытка правительства Хенералидада вмешаться в процесс коллективизации предприятий их рабочими. Хотя Жозеп Мария Брикаль отмечает, что «первоначально позиция правительства Хенералидада сводилась к принятию фактов, ожиданию и наблюдению»25, это отношение вскоре изменилось. Советник по экономике Хосе Таррадельяс в течение августа издал множество декретов. Они, с одной стороны, по большей части легализовывали конфискации, произведённые рабочими, а с другой – пытались отвести представителям Хенералидада ключевую роль на коллективизированных предприятиях. Согласно этим декретам, в контрольные комитеты коллективов должны были входить «делегаты-интервенторы», представляющие правительство.

По словам Брикаля, эти интервенторы должны были, помимо прочего, «контролировать пополнение и расход фондов и документацию, утверждать ежедневный отчёт о доходах и затратах, контролировать техническую консультацию, обеспечивать взаимодействие между официальными органами и рабочим контрольным комитетом… еженедельно информировать советника по экономике о развитии предприятия…»26

Полномочия правительственных интервенторов поначалу если и соблюдались, то почти наверняка в виде исключения. Однако в конце сентября, после реорганизации каталонского правительства и вхождения в него НКТ, стали прилагаться серьёзные усилия по легализации работы коллективов на постоянной основе. Результатом этих усилий стал декрет о коллективизации, по поводу происхождения которого существуют значительные разногласия.

Франк Минц утверждает:

«Декрет был работой сэнэтиста, Хуана П. Фабрегаса, “знаменитого своей неизвестностью, даже среди старых активистов, до 19 июля”». Минц добавляет: «Его [декрет] представляли как победу рабочих, хотя всё было в точности наоборот»27. Гастон Леваль делает почти такое утверждение относительно Фабрегаса28.

Хотя на декрете о коллективизации, конечно, стояла подпись Хуана П. Фабрегаса как советника по экономике Хенералидада Каталонии, его участие в разработке декрета было в лучшем случае второстепенным. Детали документа были согласованы в Совете экономики представителями различных политических тенденций.

Согласно Хосе Пейратсу, в ходе обсуждения декрета о коллективизации в Совете экономики обозначились три основных позиции. Сталинисты из ОСПК выступали за прямую национализацию большинства промышленных предприятий региона и их организацию и координацию в централизованной общенациональной плановой структуре. Представители НКТ–ФАИ, с другой стороны, высказывались за коллективизацию отдельных предприятий рабочими и их координацию через федеративную систему, организованную по отраслям и географическим регионам. В-третьих, представители республиканских партий среднего класса стремились в возможно большей степени защитить права мелких и средних предпринимателей на владение и управление своими предприятиями29. Пейратс далее отмечает, что декрет прошёл «мучительный процесс проработки, в котором представителям рабочих организаций, марксистских партий и мелкой буржуазии пришлось противостоять друг другу, с бо́льшим или меньшим ожесточением, в недрах каталонского правительства»30.

Андрес Капдевила, который председательствовал в ходе этого процесса, рассказал, как была составлена окончательная редакция декрета о коллективизации:

«Наконец, 22 октября 1936 года, в семь вечера… я вынес на обсуждение Совета исторический Декрет о коллективизации, который так будоражил испанское и иностранное общественное мнение. Обсуждение преамбулы и статей декрета было трудным, представители политических партий и ВСТ отчаянно боролись, чтобы свести число коллективизированных предприятий к минимуму. Представители НКТ и ФАИ энергично защищали самые радикальные положения из возможных, направленные на обязательную коллективизацию предприятий.

В три утра, после жарких дискуссий и взаимных уступок, был окончательно одобрен долго обсуждавшийся Декрет о коллективизации, который передали советнику по экономике, чтобы он мог в тот же день представить его на утверждение правительства Хенералидада… В знак исторического значения этого заседания все политические и профсоюзные секторы, составлявшие Совет, торжественно обещали уважать и быть верными духу и букве Декрета о коллективизации, который был одобрен правительством Каталонии и обнародован в “Официальном бюллетене Хенералидада” от 24 октября 1936 г.»31.

Альберт Перес Баро также подчёркивал, что декрет о коллективизации в его окончательном виде представлял собой компромисс, достигнутый между всеми политическими и профсоюзными элементами, представленными в Совете экономики. Это был «общий знаменатель различных программ действия разных партий и профсоюзных организаций, которые стихийно установили общий фронт после 19 июля», и декрет являлся «коллективной работой Совета экономики»32.

Даже после того, как декрет о коллективизации был наконец принят и начал приводиться в исполнение каталонским правительством, важные фигуры среди анархистов продолжали оставаться в оппозиции к нему. Так, Диего Абад де Сантильян, который на недолгое время сменил Хуана П. Фабрегаса на посту советника по экономике, писал Альберт Перес Баро в 1971 г.:

«Я, однако, должен ясно дать понять, что я был противником декрета, поскольку считал его преждевременным. Ты знаешь, что меня тогда днём и ночью поглощала милиция и её проблемы и я не следил за тем, что происходило в других сферах деятельности… Когда я пришёл в Департамент экономики, это было не для того, чтобы выполнить декрет, а чтобы игнорировать его и не брать во внимание, или позволить нашему великому народу работать согласно своему вдохновению и здравому смыслу; было бы достаточно времени, чтобы однажды превратить необходимые правила в закон»33. Однако Абад де Сантильян оставался на посту советника недостаточно долго, чтобы внести какие-либо существенные изменения в применении декрета.

Содержание декрета о коллективизации

39-статейный Декрет о коллективизации и рабочем контроле (Decreto de Colectivización y Control Obrero) состоял из нескольких частей. Вначале шла пространная и «революционная» преамбула, далее – раздел, определявший, какие составляющие каталонской экономики подлежат обязательной коллективизации и как должны быть организованы вовлечённые в это предприятия. Другой раздел декрета разъяснял роль «рабочих контрольных комитетов» на тех предприятиях, которые оставались в частном владении, далее шёл порядок координации коллективизированных и частных предприятий на региональном и отраслевом уровне, и заключительный раздел был посвящён различным аспектам применения декрета.

Преамбула декрета, после замечания о том, что подавление военного мятежа 19 июля «вызвало глубокие экономико-социальные преобразования» в Каталонии, провозглашала: «Накопление богатства в руках всё меньшего количества людей сопровождалось нарастанием нищеты в рабочем классе, и первые, чтобы сохранить свои привилегии, не колеблясь развязали жестокую войну, в которой победа народа будет равнозначна смерти капитализма».

Преамбула продолжала:

«Необходимо организовать производство, ориентировать его так, чтобы единственным получателем выгоды был коллектив, работник, которому при новом социальном порядке будет отведена руководящая функция. Понятие дохода, который не связан с работой, будет устранено».

После этого документ формулировал основной принцип, на котором должна была базироваться перестройка каталонской экономики:

«Замена частной собственности коллективной будет достигнута Советом Хенералидада посредством коллективизации собственности крупного предпринимательства, иначе говоря, капитала, в то время как допускается сохранение частной собственности на потребительские товары и мелкую промышленность».

Наконец, преамбула предусматривала учреждение особого банка для финансирования коллективизированного сектора экономики. В ней говорилось, что «Совету экономики поручено рассмотреть основные нормы для учреждения Кассы промышленного и коммерческого кредита (Caja de Crédito Industrial y Comercial), которая предоставит финансовую помощь коллективным предприятиям и позволит придать нашей промышленности бо́льшую концентрацию, что обеспечит более высокий доход и сделает возможным увеличение объёмов нашей внешней торговли».

Первая статья декрета определяла, что будут существовать «коллективизированные предприятия, управление которыми будет возложено на работников, составляющих их персонал, представленных советом предприятия (consejo de empresa)», и «частные предприятия, на которых управление находится в руках собственника или управляющего, при содействии и ревизионном надзоре со стороны рабочего контрольного комитета (comité obrero de control)».

Статья вторая определяла, что все предприятия, которые на 30 июня 1936 г. имели 100 и более сотрудников, подлежат обязательной коллективизации, равно как и все предприятия с меньшим числом работников, владельцы которых были квалифицированы народными судами как мятежники. Прочие фирмы, имевшие меньше 100 сотрудников, также могли быть коллективизированы по взаимному согласию большинства работников и работодателя, а в случае фирм, где было от 50 до 100 работников, коллективизация проводилась, если за неё проголосовало три четверти персонала.

Статьи 10–20 декрета были посвящены советам предприятий. Они должны были избираться общими собраниями работников коллективизированных предприятий и должны были иметь не меньше пяти и не больше пятнадцати членов. В советы должны были входить представители производственных секторов, администрации, служб техники и сбыта, а также двух региональных профсоюзных организаций (НКТ и ВСТ), пропорционально числу их членов на предприятии.

Советы предприятий наделялись всеми управленческими полномочиями, хотя они должны были придерживаться общей политики генерального отраслевого совета (consejo general de industria), созданного в их отрасли экономики. Совет предприятия назначал директора, которому частично или полностью передоверял свои полномочия. Однако на предприятиях, которые имели более 500 работников, или капитал свыше миллиона песет, или относились к военной промышленности, директор должен был утверждаться Советом экономики Каталонии.

На каждом из коллективизированных предприятий также вводилась должность интервентора Хенералидада, который входил в состав совета предприятия и назначался Советом экономики «по согласованию с работниками».

Советы предприятий обязаны были вести протоколы своих заседаний и информировать соответствующий генеральный отраслевой совет о любых принятых ими решениях.

Наконец, члены советов предприятий, которые обычно избирались на два года и могли быть переизбраны, могли быть отстранены общим собранием работников или решением генерального отраслевого совета «в случае явной некомпетентности или сопротивления распоряжениям» генерального отраслевого совета. Если рабочие были против отстранения директора генеральным отраслевым советом, они могли обратиться в Совет экономики Каталонии, решение которого было окончательным.

Статьи 21–23 декрета были посвящены контрольным комитетам на частных предприятиях. Подобные комитеты требовалось создать во всех частных фирмах. Число их членов определялось работниками, но они должны были включать в себя представителей всех категорий работников предприятия, а также главных профсоюзных организаций пропорционально количеству их участников на предприятии. Комитеты рабочего контроля осуществляли надзор во всех вопросах трудовых отношений и следили за выполнением трудового законодательства на предприятиях. Им также полагалось осуществлять «административный контроль, а именно следить за всеми доходами и расходами, как наличными, так и через банки, чтобы удостовериться, что они соответствуют деловым нуждам…» Работодатель был обязан предоставлять контрольному комитету копию годового отчёта фирмы. Комитет также должен был «контролировать производство, что значит тесно сотрудничать с собственником в деле усовершенствования производственного процесса». Кроме того, предполагалось, что контрольный комитет «будет стремиться поддерживать возможно лучшие отношения с техниками, чтобы обеспечить безостановочную работу».

Статьи 24–28 были посвящены генеральным отраслевым советам, которые предполагалось ввести, а статьи 29–31 описывали процесс распределения секторов каталонской экономики между различными советами. Каждый член Совета экономики должен был председательствовать в одном или нескольких генеральных отраслевых советах.

Каждый генеральный совет должен был состоять из трёх категорий людей. Во-первых, в нём должны были быть четыре представителя от различных советов предприятий, «избранных таким способом, который будет определён как наиболее подходящий». Во-вторых, было восемь представителей главных профсоюзных организаций, «пропорционально отделениям каждой из них… как определено общим соглашением». Наконец, четыре члена каждого генсовета являлись «техниками, назначенными Советом экономики».

Генеральные советы в соответствии с декретом наделялись широкими полномочиями. Согласно статье 25, они «будут составлять планы работы соответствующей отрасли в целом, ориентируя советы предприятий в их функциях, и будут отвечать за: регулирование полной продукции отрасли; объединение затрат, насколько это возможно, с целью предотвращения конкуренции; изучение общих потребностей отрасли; изучение потребностей потребителей её продуктов; исследование возможностей полуостровного и иностранных рынков…» Советы также могли «предлагать закрытие фабрик или их расширение, в соответствии с нуждами отрасли и потребителей, а также слияние определённых фабрик; предлагать изменение определённых методов работы, кредита и обращения продуктов; предлагать изменения тарифов и коммерческих договоров». Они были уполномочены создавать исследовательские учреждения, вести статистику производства и потребления и «рассматривать и принимать меры, которые они считают необходимыми и полезными для лучшего выполнения задач, порученных им».

Совету экономики Каталонии было предписано в течение 15 дней после выхода декрета выработать классификацию, согласно которой предприятия будут распределены между генеральными советами. Как мы увидим, это предписание не было выполнено.

Заключительные статьи декрета рассматривали в основном возможность выплаты компенсации, в определённых случаях, тем собственникам, чьи предприятия были конфискованы. Однако критерии выплаты оставались неопределёнными34.

Альберт Перес Баро указал, что одно из положений, принятое Советом экономики, отсутствовало в окончательном тексте декрета, одобренном Хенералидадом. Оно касалось проблемы фирм, частично или полностью находившихся в собственности иностранцев, которые могли быть коллективизированы, и возможной компенсации за эти фирмы: «Нам не удалось выяснить местонахождение того проекта декрета, который вышел из Совета экономики, но мы можем, не ошибаясь, сказать по памяти, что неопубликованная часть относилась к признанию ликвидационной стоимости, определяемой из технических соображений, бизнеса, который передавался коллективизированным предприятиям добровольно; к признанию Хенералидадом того, что Касса промышленного кредита, через особые долговые обязательства, погасит [эту стоимость] за счёт части той прибыли, которую коллективизированные предприятия должны будут передавать в её фонд». Он приписывает исключение этой части декрета представителям анархистов и ПОУМ в Хенералидаде35, и это подтверждается Виктором Альбой36.

Применение Декрета о коллективизации и рабочем контроле

В течение двух с лишним лет после его принятия каталонский декрет о коллективизации реализовывался, модифицировался и саботировался различными элементами в региональном правительстве, политическом спектре и профессиональном движении. Говоря в общем, анархисты и их соратники защищали декрет и стремились усилить и расширить его положения, а коммунисты и их республиканские союзники пытались препятствовать его осуществлению.

Реализация декрета была возложена на Комиссию по применению Декрета о коллективизации (Comisión para la Aplicación del Decreto de Colectivización), состоявшую из анархиста, сталиниста и республиканца. Альберт Перес Баро, одно время входивший в НКТ и всё ещё сочувствовавший анархистам, был секретарём этой комиссии бо́льшую часть времени её работы.

Перес-Баро так описал эту комиссию и её роль:

«Задача этого органа, который был своего рода постоянным комитетом Совета экономики, созывавшегося его председателем дважды в неделю, сводилась к двум функциям: во-первых, представлять своё мнение, иногда устно, иногда письменно, по проблемам, поставленным предприятиями, которые были затронуты декретом, и, во-вторых, предлагать Совету экономики решение или решения тех проблем, которые могли затронуть различные предприятия или сказаться на применении и развитии того, что было предусмотрено декретом». Он отметил, что комиссия рассмотрела 1 400 вопросов, касающихся отдельных предприятий, и около 50 случаев «общего или группового характера…»37

Перес-Баро даёт множество примеров тех вопросов, с которыми приходилось иметь дело комиссии. По этим примерам можно судить об их диапазоне.

На одном из первых её заседаний комиссии был задан вопрос:

«Каковы полномочия интервенторов Хенералидада на коллективизированных предприятиях?» – на который был дан ответ: «В настоящий момент, и пока практика не покажет иное, следует понимать так, что интервентор должен быть тем, кто обеспечивает строгое выполнение декрета и дополнительных предписаний к нему, а также распоряжений генерального отраслевого совета, обеспечивая связь между коллективизированным предприятием и официальными органами… и осуществляет право вето на решения, противоречащие этим распоряжениям, которые могут быть приняты советом предприятия»38.

Другой вопрос, который был поставлен перед комиссией:

«Может ли совет предприятия назначить одного из своих членов директором? И наоборот, может ли директор присутствовать на заседаниях совета предприятия? В любом случае, пользуется он на заседаниях решающим голосом или только совещательным?» Ответ на это был: «Директор может быть членом совета предприятия или нет; в первом случае у него будет решающий голос, во втором – только совещательный. Во всех случаях он должен присутствовать на заседаниях совета»39.

В другой раз комиссию спросили: «Может ли контрольный комитет быть организован в государственных учреждениях?» Ответ был:

«Функционеры Хенералидада не имеет права организовывать контрольные комитеты. Согласно духу Декрета о коллективизации, его положения применяются к промышленным и торговым предприятиям, что косвенно указывает на то, что государственные учреждения исключаются. Кроме того, функционеры Хенералидада имеют собственные классовые организации, полностью признанные законом и правительственными органами»40.

Комиссия, в частности, столкнулась с проблемами иностранных фирм и инвесторов, чьи предприятия были коллективизированы по декрету от 24 октября. Примерно 103 иностранных компании официально подали жалобу на коллективизацию своих активов в Каталонии. Почти половина из них были французскими, остальные были из Великобритании, Аргентины, Соединённых Штатов, Швейцарии, Кубы, Австрии, Бельгии, Дании, Швеции и Нидерландов41.

Альберт Перес Баро, который постоянно сталкивался с этой проблемой, чувствовал, что исключение компенсации для иностранных фирм (в той или иной форме) из первоначального проекта декрета о коллективизации было серьёзной ошибкой. Как он вспоминает, комиссия была вынуждена обещать иностранным фирмам, что будет издан дополнительный декрет, посвящённый этой проблеме, – чего так и не произошло. Многие иностранные фирмы не удовлетворялись этими обещаниями и при случае подавали иски в суды в других странах, куда экспортировались товары их бывших испанских филиалов, предъявляя свои права на них.

Другой проблемой, с которой часто сталкивалась комиссия, было поведение контрольных комитетов на предприятиях, остававшихся частными. Комиссия придерживалась общего мнения, что контрольный комитет должен ограничиваться наблюдением за тем, чтобы соблюдались законы и не было утечки капитала. Но во многих случаях члены профсоюзов, особенно из НКТ, фактически вели себя так, будто фирма была коллективизирована42.

Однако были и другие виды проблем, встававших перед теми, кто пытался воплотить в жизнь декрет о коллективизации и рабочем контроле. В то время как многие, если не большинство предприятий, подлежавших коллективизации, уже были конфискованы своими рабочими, когда вышел декрет, генеральные отраслевые советы и Кассу промышленного и торгового кредита ещё предстояло создать.

Хотя предполагалось, что Совет экономики разграничит секторы каталонской экономики, которые будут организованы под началом генеральных отраслевых советов, в течение двух недель, лишь 26 декабря 1936 г. был принят декрет, перечислявший четырнадцать отраслей экономики, для которых следовало создать эти учреждения43. И лишь 9 июля 1937 г. вышел новый декрет, разъяснявший детали организации генеральных отраслевых советов, причём остаётся неясным, сколько из этих советов было создано на самом деле.

Выполнение положений декрета о коллективизации, предусматривавших образование Кассы промышленного и торгового кредита как банка, обслуживающего коллективизированных предприятия, заняло больше года. Однако декрет Совета экономики от 30 января 1937 г., устанавливавший примерный устав для коллективизированных предприятий, гласил, что 50% их прибыли должны были размещаться в Кассе промышленного и торгового кредита (которой ещё не существовало) и идти на финансирование слабых и вновь создаваемых предприятий44.

Согласно Альберту Пересу Баро:

«Вся экономическая жизнь коллективной организации, направляющей новую коллективную экономику, фактически зависела от создания и деятельности Кассы промышленного и торгового кредита, но её создание всё откладывалось и откладывалось»45.

Только 10 ноября 1937 г. был наконец издан декрет, учреждавший Кассу промышленного и торгового кредита46. Она возглавлялась управляющим советом, который состоял из председателя, назначаемого советником по экономике или его представителем; заместителя председателя, назначаемого советником по финансам; двух «технических делегатов», назначаемых каждым из указанных советников; четырёх представителей генеральных отраслевых советов, по выбору Совета экономики, из которых по крайней мере двое должны были быть членами советов коллективных предприятий; двух банковских специалистов, от ВСТ и НКТ; представителя Постоянного комитета промышленности, назначаемого советником по экономике, и представителя Высшего кооперативного совета47.

Однако, как комментирует Перес-Баро, к тому времени «начался упадок революционного духа, вдохновившего коллективизацию»48. К моменту создания кассы общее руководство каталонской экономикой находилось в руках советника по экономике Хуана Комореры, главы сталинистской ОСПК, который был настроен помешать выполнению первоначальных целей декрета о коллективизации. Вследствие этого, а также того, что удача в войне отвернулась от Республики, кассе так и не удалось осуществить свою роль главного банка коллективизированного сектора экономики, которая изначально ей отводилась.

Слияние коллективизированных предприятий

Одной из важных особенностей декрета о коллективизации были положения, легализующие слияние коллективов в крупные предприятия, называемые по-каталански агрупаментами. Мы отметим, при обсуждении конкретных коллективов, некоторые примеры организаций этого типа. Жозеп Мария Брикаль пишет: «Если подвести итог, количество утверждённых агрупаментов было довольно велико. Агрупаменты стремились способствовать переоснащению включённых в них производственных участков, и некоторые из них добивались экономии за счёт укрупнения производства, ликвидируя убыточные производственные единицы и сосредотачиваясь на более успешных…»49

В первые месяцы после принятия декрета о коллективизации было легализовано значительно число таких укрупнённых предприятий. Так, с 16 по 30 декабря 1936 г. было утверждено 14 слияний, а в январе 1937 г. – 3550.

Эти объединённые предприятия действовали в разных отраслях и разных частях региона. Металлургические агрупаменты были распространены по всей Каталонии. Строительный коллектив Каталонии включал в себя 30 тысяч рабочих; барселонский коллектив отбеливания, набивки и окраски включал в себя 70 филиалов с общим персоналом свыше восьми тысяч рабочих и капиталом 150 миллионов песет51. Многие объединённые предприятия, созданные рабочими НКТ, не получали признания со стороны каталонского правительства до самого окончания войны в регионе. Эта проблемы рассматривалась на нескольких заседаниях Совета экономики в августе 1938 г. После долгих и, по-видимому, ожесточённых прений, было принято предложение члена Совета от НКТ Андреса Капдевилы: позволить этим объединениям продолжать работу и рассмотреть возможность предоставления им временной легализации52.

Саботирование декрета о коллективизации Хуаном Коморерой и другими

В результате длительного каталонского правительственного кризиса, последовавшего за Майскими днями 1937 г., Хуан Коморера стал советником по экономике в новом кабинете, где больше не были представлены анархисты. Он использовал этот пост, чтобы не только сорвать выполнение декрета о коллективизации, но и подорвать рабочие коллективы как таковые.

В первые месяцы войны сталинисты не выступали против декрета о коллективизации открыто. Так, англоязычный новостной бюллетень Объединённой социалистической партии Каталонии в феврале 1937 г. писал:

«В соответствии с декретом Генералитета Каталонии, контрольный комитет был избран на каждой фабрике или предприятии. Пятеро из числа рабочих избираются демократическим путём и составляют контрольный комитет. Один занимается вопросами работы, другой в технической секции, третий в торговом отделе, четвёртый в экономическом и пятый решает социальные вопросы… Контрольный комитет наделён значительной властью, но без одобрения персонала он не может принимать никаких важных коммерческих или социальных решений»53.

Однако происки оппонентов НКТ–ФАИ, стремившихся помешать выполнению декрета о коллективизации, начались задолго до того, как Коморера стал советником по экономике. Это было особенно очевидно в работе Совета экономики, по крайней мере в вопросе легализации коллективов. Закон о коллективизации и последующие нормативные акты предусматривали, что коллектив должен будет обратиться за легализацией в Совет, который поручит одному из своих членов, ведающему той отраслью экономики, к которой относится данный коллектив, ответить на этот запрос. Однако члены Совета от ОСПК, ВСТ и буржуазных партий очень скоро стали затягивать рассмотрение запросов о легализации, которые находились в сфере их ответственности.

Аналогичным образом, не только создание новых коллективов, но и объединение старых в более крупные экономические образования должно было получить официальное одобрение Совета экономики. И опять же, члены Совета, не относившиеся к НКТ–ФАИ, применяли тактику отсрочек по отношению к подобным слияниям54. (Но, несмотря на эту волокиту, в первый год революции было создано около 36 объединённых коллективов55.)

Сталинисты и их союзники использовали своё положение в структуре, созданной декретом о коллективизации, чтобы саботировать, а не поддерживать процесс коллективизации. Х. Эсперанса, который был членом от НКТ в Генеральном совете химической промышленности, много лет спустя описывал их действия. Совету отводилось несколько функций. Одной из них было равномерное распределение сырья по предприятиям химической промышленности. Однако, чтобы участвовать в этом распределении, коллектив должен был пройти регистрацию в совете. По словам Эсперансы, четыре представителя ВСТ (члены ОСПК) и представитель «Каталонского действия», занимавший должность председателя, постоянно проводили решения об отказе в регистрации, вопреки решительным, но бесплодным протестам четырёх членов от НКТ.

Другой функцией совета было определить сравнительную численность НКТ и ВСТ среди рабочих химической промышленности Каталонии. Собрав подобную статистику, предполагалось изменить состав самого совета в соответствии с влиянием обеих организаций. Однако большинство из пяти членов совета позаботилось о том, чтобы профсоюзная перепись не была проведена56.

Но лишь когда Хуан Коморера, на волне майских событий, стал каталонским советником по экономике, с членом ОСПК Руисом Понсетти в качестве его «серого кардинала», каталонским правительством была развязана широкая кампания по извращению декрета о коллективизации, достигшая кульминации, как раз перед вторжением в Каталонию сил Франко, в попытке полной его отмены. Коморера начал эту кампанию с полного изменения характера и функций Совета экономики.

До прихода Комореры Совет экономики действовал в соответствии с декретом, которым он был учреждён. Согласно Валерио Масу, непосредственному предшественнику Комореры и анархисту, влияние НКТ в Совете экономики до этого времени было преобладающим57.

Первоначально, при его создании в августе 1936 г., Совет экономики был наделён исполнительной властью – его решения служили основой для декретов Хенералидада. 14 августа 1937 г. Коморера утвердил порядок работы Совета, который полностью изменял его отношения с каталонским правительством.

Этот документ определял Совет экономики как «высший консультативный орган Правительства Хенералидада в экономических вопросах». Таким образом, он лишался своих властных функций и становился полностью подчинённым правительству, в котором больше не была представлена главная профессиональная организация региона – НКТ.

Но «порядок» Комореры шёл ещё дальше. Он лишал рабочие организации (НКТ, ФАИ, ВСТ, ОСПК) формального большинства, которое принадлежало им ранее в Совете экономики, вводя дополнительно пятерых представителей от правительственных департаментов и по одному – от Союза рабасайрес и Конфедерации кооперативов.

Альберт Перес Баро подчеркнул последствия этой перемены: «Именно с этого момента начался упадок революционного движения». Он продолжает:

«Уже неоднократно одобренные решения Совета экономики о группировке предприятий были окончательно забыты; создание, в соответствии с положениями декрета, генеральных отраслевых советов было отложено; весь план был фальсифицирован, а его исполнение затягивалось до бесконечности, насколько это касалось Кассы промышленного и торгового кредита, которая должна была стать настоящим краеугольным камнем здания коллективизма».

Но процесс на этом не остановился. После 14 августа «вновь и вновь, при общем молчаливом согласии, вносились проекты, искажавшие основные нормы, одобренные в октябре 1936 г., что в итоге закончилось проектом Руиса Посетти о преобразовании коллективизированных предприятий в кооперативы… Представителям НКТ приходилось бороться, чтобы сохранить декрет в том виде, в каком он был принят…»58

Андрес Капдевила указал другие действия Комореры, направленные на подрыв коллективизации: «Пользуясь тем, что было множество бывших владельцев и техников, которых, за их заигрывания с фашистами, рабочие не допустили на коллективизированные предприятия, советник по экономике Хуан Коморере, игнорируя полномочия Совета, ссылаясь на сбои в работе предприятий, ежедневно публиковал в “Официальном бюллетене Хенералидада” приказы, назначая собственной властью интервенторов с сомнительным политическим прошлым, при условии, что те вступают в Партию. Эта политика, противоречившая интересам рабочих и морали антифашистского дела, вызывала протест и недовольство среди рабочих коллективизированных предприятий».

Коморера также предложил новые правила, регулирующие создание новых предприятий, «которые должны были управляться в советском стиле – административно-техническим советом, состоявшим из представителей, назначенных советником по экономике, советником по финансам и Кассой промышленного и торгового кредита. Рабочие могли иметь контрольный комитет, без какой-либо роли в техническом и административном руководстве предприятиями». Капдевила отмечает, что членам Совета экономики от НКТ и ФАИ удалось предотвратить принятие этого проекта.

Однако, как он мог видеть:

«Стараниями советника по экономике, без ведома Совета, в “Официальном бюллетене Хенералидада” был помещён декрет о создании технических советов предприятий, органов, которые были уполномочены проверять кандидатуры директоров и интервенторов, предложенные рабочими предприятий, на предмет их знаний и способностей».

Он добавляет:

«Директора и интервенторы, предложенные рабочими предприятия техническому совету… если они были членами ОСПК–ВСТ, утверждались немедленно. Напротив, если они заявляли о своей принадлежности НКТ, их подвергали столь строгой проверке, что ни один из них не проходил».

В некоторых случаях, как, например, на калиевых рудниках Сурии и в коллективе общественных зрелищ Барселоны, где контролируемая коммунистами ОСПК имела незначительное меньшинство, Коморера издавал приказы о роспуске избранных советов предприятий и замене их административно-техническими советами, назначенными им лично59.

Со своей стороны, республиканское правительство при премьер-министре Хуане Негрине внесло также внесло вклад в подрыв каталонских коллективов. Так, Министерство финансов угрожало наложить штрафы на коллективизированные фирмы, если они не будут платить гербовые сборы, взимаемые с корпораций, – в этом случае Комиссия по применению Декрета о коллективизации советовала коллективам уплатить гербовый сбор, одновременно подав формальный протест как в республиканское Министерство финансов, так и в Хенералидад, на основании того, что они не являются корпорациями с точки зрения налогового права.

Министерство финансов также стремилось распространить на валовую прибыль коллективизированных предприятий республиканский налог на сверхприбыль, введённый в связи с войной. Поскольку декрет о коллективизации предусматривал, что 50% валовой прибыли должны были отчисляться в Кассу промышленного и торгового кредита, а республиканский налог составлял 80%, это означало, что отчислять в кассу было практически нечего и, таким образом, она лишалась ресурсов.

Наконец, республиканское правительство интерпретировало ранее изданный декрет, предусматривавший конфискацию в его пользу недвижимости мятежников, таким образом, что он позволял конфисковывать собственность каталонских коллективов, которые полностью или частично были созданы на основе фирм, принадлежавших мятежникам. Многие коллективы серьёзно пострадали в результате этого манёвра60.

Однако коммунисты и их союзники не ограничивались в своих нападениях на коллективы юридическими или административными мерами. Согласно Перес-Баро:

«[Началась] кампания в прессе, возлагавшая на советы предприятий и контрольные комитеты ответственность за рост расходов на проживание, особенно яростная со стороны газет, контролировавшихся коммунистами…

Вспомним также, что на III конгрессе ВСТ Каталонии в ноябре 1937 г. в Лериде Союз банковских работников Барселоны… и Союз конторских служащих Лериды внесли проект резолюции, объявлявший о провале коллективизации, несмотря на то, что этому опыту был всего один год, и требовавший возврата к единоличному руководству предприятиями. Эти делегаты оспаривали способность и право своих товарищей управлять экономикой, приписывая им все беды, естественные в любой революционной ситуации, и прежде всего во время гражданской войны»61.

Политика в отношении банков и финансов в Каталонии

Ключевым сектором каталонской экономики, в котором анархисты имели мало влияния, были банковское дело и финансы. Это недостаточное присутствие в значительной степени было отражением идеологической позиции анархистов. В своих довоенных схемах реорганизации испанской экономики они отводили мало места банкам и даже деньгам так таковым. Хотя ближе к концу войны, как мы увидим в дальнейшем, они выдвинули идею о создании профсоюзного банка, чтобы координировать коллективизированный НКТ сектор испанской экономики, к тому времени было слишком поздно приводить этот план в исполнение.

Одним из результатов такого отношения анархистов к вопросу было то, что к началу войны только у ВСТ была федерация банковских работников в Каталонии. Как следствие, ячейки этой федерации взяли под свой контроль банки региона и продолжали управлять ими на низовом уровне в течение всей Гражданской войны.

Но в масштабах региона контроль над банками и финансами осуществляло правительство Каталонии. Точнее говоря, этот сектор каталонской экономики находился в ведении Хосе Таррадельяса, из партии «Левые республиканцы Каталонии», который бо́льшую часть войны был советником по финансам и также одно время являлся премьер-советником Хенералидада. После марта 1938 г. Таррадельяс был в значительной степени отодвинут на задний план республиканским правительством Хуана Негрина, которое к тому времени обосновалось в Барселоне.

Главным препятствием, стоявшим перед Таррадельясом, было отсутствие в Каталонии центрального банка. Однако вскоре после начала войны каталонское правительство «интервенировало» все отделения Банка Испании (центрального банка Республики) в Каталонии, а также взяло под свой контроль органы испанского казначейства в регионе. С этих пор Барселонское отделение Банка Испании стало выполнять некоторые функции центрального банка, по крайней мере в учёте и переучёте ценных бумаг из других каталонских банков. Однако в марте 1938 г. правительство Негрина отменило «интервенции» Хенералидада в Банке Испании и республиканском казначействе.

Принимая в своё ведение каталонские отделения Банка Испании, каталонское правительство одновременно захватило их золотой запас. В течение нескольких месяцев это золото удовлетворяло потребность Каталонии в иностранной валюте, на которую за границей покупались сырьё, оборудование для новых военных предприятий и прочее. Однако, когда эти запасы были исчерпаны, у каталонского правительства возникли большие трудности с получением субвенций в золоте или иностранной валюте на указанные цели от республиканского режима. (Непонятно, было ли Таррадельясу и другим известно о том, что бо́льшая часть испанского золота была отправлена в Советский Союз.) Каталонское правительство также создало собственное ведомство внешней торговли.

Хенералидад создал несколько финансовых учреждений, которые по большей части финансировались, по крайней мере на первых порах, из казначейства Хенералидада. К ним относилось Бюро регулирования выплаты заработных плат. В течение войны, по крайней мере в первую её половину, это учреждение выдавало «займы», фактически дотации, коллективам и другим предприятиям, финансовое положение которых не позволяло им выплатить зарплату всем своим работникам. Оно также де-факто представляло услуги страхования по безработице, выплачивая пособия рабочим, которые из-за нехватки сырья или по другим причинам были полностью или частично незанятыми.

Другими важными новыми учреждениями были Государственный фонд дисконта и ипотеки, Фонд депозитов и консигнации и Фонд ремонта и помощи. Первые два позволяли поддерживать ликвидность частных банков и предоставлять средства для инвестиций. Третий был специальным фондом, который помогал восстанавливать здания, пострадавшие от налётов вражеской авиации, и оказывал помощь раненным и оставшимся без крова в результате этих налётов.

Другой финансовой проблемой, с которой столкнулся каталонский режим, была нехватка денежных знаков низшего достоинства – они были представлены в основном монетами, которые с началом войны исчезли из обращения. Каталонское правительство само стало выпускать деньги мелких номиналов, как и многие муниципалитеты региона. Помимо этого, многочисленные негосударственные организации издавали бумажные и другие заменители, использовавшиеся в качестве денег, по крайней мере на местном уровне. Добрую их долю составляли разного вида жетоны и чеки, выпускавшиеся анархическими коллективами, как сельскими, так и городскими. Спустя время каталонское правительство попыталось отозвать значительную часть этих «денег», а после марта 1938 г. республиканское правительство «запретило» их, хотя неясно, насколько соблюдались эти меры на практике.

Эта эмиссия валюты и, что более важно, широкое распространение кредита – благодаря новым финансовым институтам каталонского правительства – были важными факторами, стимулировавшими инфляцию, которая стала характерной особенностью военной Каталонии. Конечно, растущий дефицит сырья, разрушение системы снабжения Хуаном Коморерой в первые месяцы 1937 г. и продолжавшийся сталинистский саботаж рабочих и крестьянских коллективов также были важными факторами, способствовавшими инфляции62.

Сопротивление анархистов отмене декрета о коллективизации

Незадолго по падения Каталонии перед силами Франко анархистам пришлось выступить против попытки полной отмены декрета о коллективизации. За несколько месяцев до этого им уже удалось помешать манёвру, который мог положить конец действию этого закона.

Этот более ранний конфликт произошёл в мае 1937 г., когда Совет экономики обсуждал вопрос о внесении зарегистрированных рабочих коллективов в торговый реестр, в который ранее были включены их частные предшественники. Большинство Совета предварительно согласилось с предложением, согласно которому следовало сделать официальный запрос в республиканское правительство о том, имеет ли Каталония право, в соответствии со своим Уставом автономии, принимать закон, подобный декрету о коллективизации, и является ли декрет как таковой конституционным.

Сэнэтист Валерио Мас, который в то время был советником по экономике Хенералидада, отверг идею подобного обращения к республиканскому режиму. В своём письме Совету экономики, датированном 21 мая 1937 г., он говорил:

«Очевидно, что Декрет о коллективизации вышел за рамки тех прав, которые Хенералидад имел согласно Уставу, и, возможно, положений Конституции, но это ни для кого не новость и это было сделано с полным пониманием, по той причине, что это – революционная работа. Может быть, кому-то неизвестно, что в Каталонии произошла революция? Может быть, предполагается, что центральное правительство попросят обсудить всё сделанное Хенералидадом, что выходит на рамки его Устава?» Он напоминал своим читателям печальный прецедент подобного обращения со стороны «самой что ни на есть каталонской» Каталонской лиги – консервативной группы, добившейся в 1934 г. того, что республиканский Трибунал конституционных гарантий признал неконституционным принятый Хенералидадом закон о защите крестьян-арендаторов».

Мас продолжал:

«Так что не будем обманывать себя. У нас есть Декрет о коллективизации. Он вступил в силу, и теперь почти все предприятия выполняют его предписания. Это работа Хенералидада, и мы обязаны продвигать её вперёд, исправлять её недостатки, если это желательно, но всегда оставаясь в своём доме. Мы не можем и не должны обращаться к кому бы то ни было, если мы хотим сохранить достоинство и уважение»63.

В результате настойчивости Валерио Маса идея подать запрос в республиканское правительство по поводу декрета о коллективизации была оставлена64.

Однако наиболее откровенная попытка отмены декрета о коллективизации была предпринята неанархистами, входившими в Совет экономики, за считаные недели перед падением Каталонии. Валерио Мас, который был членом Совета экономики бо́льшую часть его существования, оставил воспоминания об этом. Они достаточно важны для нас, чтобы остановиться на них подробнее:

«В середине октября… представитель “Каталонского действия” вынес на обсуждение Совета проекты трёх декретов, которые попросту сводили на нет Декрет о коллективизации и дополняющие его постановления. Обосновывая внесение трёх упомянутых проектов, представитель “Каталонского действия” заявил: “Очевидным фактом является враждебность демократических наций по отношению к республиканскому делу. Она усиливается тем, что мы слишком далеко зашли в экономическом законодательстве коллективно-социального характера, так что, ввиду крайне неблагоприятного поворота военных операций, реализм побуждает нас сделать шаг назад, отменив Декрет о коллективизации и сохранив то, что мы можем сохранить, не вызывая опасений и сомнений в странах с либеральными режимами…”»

Мас отметил позицию других групп, входивших в Совет:

«Представители “Левых республиканцев [Каталонии]” сказали, что они полностью присоединяются к заявлению представителя “Каталонского действия” и что они поддерживают внесённые им проекты декретов. Представители ОСПК и ВСТ выдвинули некоторые возражения, оглядываясь на галёрку, но в основном выразили своё согласие с выступлением представителя “Каталонского действия” и с необходимостью обсуждения проектов, представленных им».

Реакция представителей НКТ была совершенно иной:

«Когда мы одобрили Декрет о коллективизации, мы торжественно пообещали быть верными его духу и букве; мы все признали, что социальные приобретения рабочих не были благотворительными пожертвованиями от государства, но были завоёваны на улицах, в сражениях с преступным фашизмом и его основным приспешником, капиталом, и вот теперь, под предлогом враждебности демократий к этим социальным приобретениям, завоёванным испанскими рабочими, нам предлагают отказаться от всего, забыв о борьбе, о жертвах и о крови, пролитой испанским пролетариатом. Правительства демократических стран, находящиеся под контролем капиталистических монополий, не заботит то, какие решения мы принимаем, они не собираются оказывать нам какую-либо помощь для победы над фалангистским фашизмом и итало-германскими захватчиками».

Делегация НКТ–ФАИ закончила свои возражения следующим образом: «По изложенным нами причинам, представители НКТ и ФАИ протестуют и полностью отклоняют представленные проекты, и если другие делегации будут настаивать на их обсуждении, то мы будем вынуждены удалиться из Совета. Мы выполним свой долг на общественных собраниях, сообщив рабочим о предательстве, жертвами которого их пытаются сделать».

В результате такой позиции НКТ–ФАИ проекты резолюций были отозваны, и был назначен субкомитет для их доработки. На следующий день члены НКТ–ФАИ в Совете экономики встретились в Региональном комитете НКТ и решили, что по данному вопросу не может быть никаких уступок. После этого переговоры в субкомитете Совета продолжались ещё шесть недель, но к соглашению так и не пришли.

Андрес Капдевила сообщает об исходе переговоров:

«Последнее заседание субкомитета проходило в самый разгар наступления мятежников на Каталонском фронте. Представитель “Каталонского республиканского действия”, при поддержке других политических групп и ВСТ, энергично настаивал на том, что субкомитету пора определиться с решением…

Представители НКТ в ответ возразили:

“Печально, что партийный интерес и желание уничтожить промышленные коллективы, стоившие рабочим стольких жертв и усилий, так затуманивают ваш мозг, что вы даже не обращаете внимания на тот трагический момент, который мы переживаем. Мятежная армия… стремительно продвигается по землям Каталонии, и вероятно, уже через несколько дней наёмники Франко триумфально вступят в Барселону”.

Неужели для нас ничего не значит та ответственность, которую мы несём перед испанским народом и перед историей, если накануне поражения в войне мы отменяем Декрет о коллективизации? Если так, тогда генерал-предатель и его сообщники могут сказать рабочим коллективизированных предприятий:

“Это не мы возвращаем предприятия старым и законным владельцам; это ваши, красные, перед бегством за границу декретировали роспуск коллективов. Мы ничего не сделали кроме того, что привели эти декреты в исполнение”».

Делегаты НКТ–ФАИ добились своего. Капдевила отмечает:

«Благодаря решительной и отчётливой позиции представителей НКТ и ФАИ в Совете экономики Каталонии мы смогли избежать позора, которым покрыл бы себя перед всем миром Каталонский регион, если бы он отменил Декрет о коллективизации за несколько дней до вступления войск Франко в Барселону»65.

Заключение

Принятие и применение Декрета о коллективизации и рабочем контроле было одним из наиболее интересных анархических экспериментов в ходе испанской Гражданской войны, как с практической, так и с теоретической точки зрения. Это был практически единственный случай, когда правительство юридически признало рабочие конфискации городских предприятий и их организацию в самоуправляемые коллективы. С другой стороны, это ставило теоретические вопросы о том, насколько это соответствовало анархической доктрине.

Очевидно, что декрет о коллективизации был законодательным актом правительства, хотя и такого правительства, в котором были представлены анархисты и в котором их влияние, по-видимому, ещё было преобладающим. Как законодательный акт, принятый правительством, декрет определённо не соответствовал ортодоксальным антигосударственным идеям и философии анархистов.

Однако принятие декрета и его поддержка анархистами не вызывали значительных противоречий и оппозиции среди них, ни в то время, ни впоследствии, равно как и их вхождение в правительства Каталонии и Испанской республики. Критика, которая высказывалась по этому поводу, была достаточно приглушённой.

Гастон Леваль, у которого был большой опыт наблюдения за испанским анархическим движением и участия в нём, был одним из тех, кто выражал сомнения по поводу декрета о коллективизации, «призванного поставить ситуацию под контроль и связать обязательствами будущее»66. Далее, отметив, что после июльских революционных действий рабочих средний класс стремился «вернуть утраченные позиции», Леваль говорит:

«Нельзя утверждать, что барселонский декрет о коллективизации (он затрагивал только Каталонию) был сознательным первым шагом в этом направлении. Но с этой инициативой, санкционированной и облечённой в закон, государство наложило свою руку на экономику и присвоило себе право направлять её, раньше или позже, по собственному усмотрению»67.

Однако, несмотря на государственное вмешательство в этот процесс, анархисты могли чувствовать облегчение оттого, что, в условиях войны и необходимости работать с другими антифранкистскими силами, им удалось очертить рамки будущей экономики и общества, которые (в случае победы в войне) могли быть организованы более или менее в соответствии с их философией и идеалами. Основой было предприятие, которое управлялось людьми, выбранными рабочими. Предприятия, в свою очередь, «федерировались» генеральными отраслевыми советами, контролировавшимися преимущественно делегатами от рабочих коллективов. На вершине региональной экономической организации стоял Совет экономики, также состоявший (в первый год) в основном из делегатов от рабочих организаций. Даже банковский институт – который, как настаивал Перес-Баро, был сердцем этой структуры, хотя и не слишком хорошо согласовывался с традиционными идеями анархистов – должен был управляться рабочими делегатами (если бы он был создан таким, как первоначально было задумано).

Диего Абад де Сантильян подтверждает эту интерпретацию взгляда каталонских анархистов на Совет экономики и декрет о коллективизации.

«Совет экономики придавал законную форму новым экономическим творениям и выстраивал координирующую структуру предприятий по их отраслям. Идеалом было преобразование каждого производства, на региональном и национальном уровне, в крупное предприятие, управляемое рабочими и техниками. Этот процесс шёл слишком медленно. Испанские рабочие не были достаточно подготовлены для того, чтобы осуществлять его без колебаний и уклонов, и нам приходилось энергично сражаться с собственническими чувствами контрольных комитетов, которые считали себя выполнившими свою революционную миссию только потому, что они вступили во владение предприятиями своих бывших хозяев»68.

Конечно, Совет экономики и выработанный им Декрет о коллективизации и рабочем контроле иллюстрируют то затруднительное положение, в котором находились испанские анархисты в течение всей Гражданской войны. С одной стороны, вследствие войны и необходимости сотрудничать с другими политическими и профсоюзными группами, находившимися на «их стороне» в этом конфликте, анархисты были вынуждены серьёзно поступиться чистотой своих идей, как при создании Совета, так и в принятии его главного декрета. С другой стороны, они пытались использовать своё влияние в Совете и в процессе принятия и применения его главного декрета, чтобы, насколько позволяли обстоятельства военного времени, заложить основы будущей организации экономики, общества и политического строя в соответствии со своими философскими и идейными принципами.

Часть IV. Анархические коллективы в городах

18. Проблема военной промышленности

Одним из главных достижений анархистов времён Гражданской войны в Испании было создание и поддержание работы обширной военной промышленности в Каталонии, Валенсии, Мадриде и других частях Республики. Однако, как и многие другие аспекты участия анархистов в Гражданской войне, это упускалось или отрицалось теми, кто писал о ней.

Возможно, типичными являются выводы Дэвида Каттелла, изучавшего историю Коммунистической партии в Гражданской войне:

«Анархисты в своём стремлении коллективизировать и делать революцию потерпели неудачу в том, чтобы наладить какое-либо производство оружия и боеприпасов в Каталонии»1. Каттелл идёт ещё дальше и приписывает коммунистам, а не анархистам, все заслуги по созданию военной промышленности в Каталонском регионе: «Давление коммунистов, особенно со стороны “дружественных советников”, как называли русских техников, было всего лишь стимулом, необходимым для перевода промышленности на военные рельсы. Увеличение военного производства сложно выразить в точных цифрах, но экономика, которая в 1936 г. производила ничтожное количества оружия, обеспечивала стабильный приток боеприпасов»2.

То, что фактически происходило в Каталонии и других частях Республики, заметно отличалось от того, что предполагает Дэвид Каттелл.

Ситуация в начале войны

На начало Гражданской войны основным центром тяжёлой промышленности в Испании был Баскский регион, окружавший Бильбао. В другой важнейшей промышленной области, Каталонии, преобладавшей отраслью производства была текстильная, предприятия металлургии и химической промышленности, которые должны были стать ядром республиканского военного производства, имели вторичное значение. Кроме того, разрозненные металлургические заводы и мастерские были в Леванте, в Астурии, в Мадриде и вокруг него. Наконец, испанская армия имела свои собственные, довольно скромные оружейные производства, и в первые месяцы войны одно из них, находившееся в Толедо, оставалось в руках лоялистов.

Как только началась война, одной из самых срочных задач для лоялистов стало развёртывание промышленности, которая могла предоставить республиканским вооружённым силам необходимые материалы. Оружие и боеприпасы, взятые у разгромленных подразделений мятежников, скоро закончились, и хотя вначале ещё было возможно приобретать военное снаряжение во Франции, это становилось всё более трудным. Значительные военные поставки из Советского Союза начали прибывать лишь в октябре 1936 г., и они, как мы видели, распределялись исходя из узкопартийных интересов. Значительная часть республиканских вооружённых сил должна была обеспечиваться за счёт собственных ресурсов республиканской зоны.

Толедо вскоре был потерян. Металлургические заводы Страны Басков могли быть переоборудованы и дать значительную часть того, что требовалось, но, поскольку этот регион был отрезан от остальной лоялистской Испании, восточным и центральным частям Республики было сложно получать оттуда оружие и боеприпасы. Баскское оружие главным образом шло на Северный фронт, а через год после войны начала даже этот источник был потерян, когда силы Франко заняли баскские земли.

Таким образом, задача по производству отечественного оружия и боеприпасов для республиканских сил ложилась на Каталонию и, во вторую очередь, на Левант и Мадрид. Хотя за выполнение этой задачи немедленно взялись рабочие, захватившие промышленные предприятия Каталонии в конце июля 1936 г., на пути у них стояли не только экономические факторы, такие как нехватка сырья и оборудования, но и политические конфликты.

Эта политическая борьба сосредотачивалась вокруг по меньшей мере двух проблем. Одной из них были попытки коммунистов и других вырвать из рук анархистов контроль над большей частью военной промышленности. Второй – тот факт, что в первый год войны, и даже некоторое время после, государственный контроль, насколько он был возможен в каталонской военной промышленности, осуществляло каталонское, а не республиканское правительство; это вызывало негодование республиканских властей в Мадриде (позднее в Валенсии, ещё позднее в Барселоне), которые два года или больше пытались перехватить этот контроль у каталонского Хенералидада.

Первоначальная организация каталонского военного производства

Спустя много лет после Гражданской войны сталинистская историография утверждала: «Не уделяя никакого внимания первоочередным нуждам антифашистской войны, анархисты не сделали ничего существенного, чтобы создать военную промышленность; неизмеримые возможности, которые существовали, не были использованы»3. Однако истинная ситуация была совершенно иной.

Когда на улицах Барселоны ещё продолжались перестрелки с мятежниками, уже началась работа по переоборудованию промышленных предприятий под военное производство. Несколько месяцев спустя «Рабочая солидарность» описывала этот процесс:

«21 июля Синдикат металлургии, по согласованию с Гарсией Оливером, выбрал [Эухенио] Вальехо для организации фабрик военных материалов. Начиная с 19 июля различные фабрики Барселоны стихийно приступили к строительству танков, имея больше доброй воли, чем техники. Вальехо объехал все районы города, чтобы набрать товарищей, пригодных для этой задачи. В течение шести дней несколько танков уже были предоставлены Комитету милиции. Не хватало оборудования всех видов и особенно чертежей, поскольку военные материалы никогда не производились в Каталонии…

В начале войны нам не хватало техников и чертежей. Гарсия Оливер прислал Вальехо двух техников, которые работали на фабриках Овьедо. В то же время мы получили ценную помощь от полковника артиллерии Хименеса [де] ла Верасы, бывшего директора оружейного завода в Овьедо… Мы захватили некоторые чертежи, а также специализированные машины, которые были спрятаны на одной фабрике в Барселоне. Первым делом мы централизовали деятельность “Испано-Суисы”, как важнейшей в Каталонии и имевшей лучшие материалы и персонал. Она и семь-восемь других заводов в первую очередь занимались решением наиболее срочных производственных проблем»4.

В Барселоне было много небольших металлургических мастерских, на которых трудилось около 10–15 рабочих. Союз рабочих по металлу НКТ объединил многие из них в пятьдесят крупных фабрик, по 500–2 000 рабочих каждая. Некоторые лидеры металлистов не одобряли этого, опасаясь, что это лишит рабочих прямого контроля над их заводами, однако запросы войны делали такой шаг необходимым5.

Каталонский президент Луис Компанис объяснял различную специализацию мастерских, существовавших до тех пор: к ним относились «фабрики канцелярских приспособлений, фабрики электроматериалов и металлических деталей для средств связи, которые были приспособлены для производства форм для отливки пуль»6. Всего, согласно Жозепу Марии Брикалю, насчитывалось «около восьмисот фабрик и мастерских, имевших определённое значение», в металлургической отрасли, а также действовали химические заводы, выпускавшие «удобрения, минеральные кислоты, красители, синтетический аммиак, хлор, соду, взрывчатку для горных работ и т.п.». Но, добавляет он, «эта промышленность не была готова столкнуться с такой ситуацией»7.

На начальном этапе развития каталонской военной индустрии, по словам главы Федерации рабочих по металлу Каталонии, стимулировалось производство и поощрялись рационализация и инновации. Он приводил пример: производство одной из деталей маузера состояло из семи операций, но их число было снижено до пяти благодаря изменениям, предложенным рабочими. Он добавлял, что вообще коллективизация промышленности сильно подстегнула инициативу рабочих и многие рабочие знали свою работу и производство достаточно хорошо, чтобы внести вклад в его улучшение8.

Организационная структура каталонской военной промышленности

«Каса Ривьера», вероятно, представляет собой хороший пример того, как проходила организация военного производства рабочими в Барселоне. Это было предприятие, состоявшее из трёх фабрик и центральной конторы. Предприятием владели шесть братьев, пять из которых бежали во Францию и затем на территорию Франко, а младший, которому было только девятнадцать, был схвачен и предан рабочему «суду», но был освобождён по настоянию одного из членов контрольного комитета.

С подавлением мятежа в Барселоне предприятие временно перешло в ведение контрольного комитета, избранного Синдикатом рабочих по металлу Барселоны. Все сотрудники должны были присоединиться либо к НКТ, либо к ВСТ; большинство рабочих уже состояли в НКТ, а служащие в значительном большинстве решили вступить в ВСТ.

Через несколько недель после 19 июля прошло первое общее собрание сотрудников предприятия, рабочих и служащих. На нём был избран комитет предприятия, чтобы осуществлять управление на постоянной основе. Этот комитет избрал своим председателем человека, который до революции был секретарём заведующего кадрами. Другой служащий был избран секретарём комитета предприятия, и оба они занимали свои должности в течение всей войны.

Каждая из четырёх частей предприятия проводила свои общие собрания не менее одного раза в неделю. На них обсуждались различные вопросы, от самых важных до самых мелких.

Вначале предприятие работало на средства, размещённые на его банковском счёте. Хенералидад почти сразу же издал предписание, чтобы банки принимали чеки, подписанные членами контрольного комитета. Немного позже Хенералидад выделил на это производство кредиты на выгодных условиях, чтобы обеспечить его нормальное функционирование.

Через несколько месяцев Синдикат рабочих по металлу Барселоны захотел установить прямой контроль над этим предприятием. Однако на общем собрании работников предприятия, проходившем достаточно шумно, это предложение было отклонено.

Возможно, в одном отношении предприятие «Каса Ривьера» было не совсем типичным. Во время войны его финансовое состояние оставалось благополучным, возможно благодаря способностям председателя комитета предприятия. Оно расплатилось по всем долгам, сделанным до 19 июля, и приобрело новое оборудование, так что к моменту взятия Барселоны его техническая оснащённость была не хуже, чем перед войной9.

Другим коллективизированным металлургическим заводом в Барселоне была фабрика «Торрес Пуэбло Нуэво». На ней работало около 800 человек, из которых 40% на начало войны состояли в НКТ, и за время войны их доля увеличилась до 80%; остальные входили в ВСТ.

Фабрика была коллективизирована, как только началась Гражданская война. Был избран контрольный совет, которому подчинялась производственная комиссия, руководившая текущими операциями предприятия. Также действовала синдикальная комиссия, которая выполняла обычные профсоюзные функции, рассматривая жалобы рабочих. Большинство техников, инженеров и бывших начальников остались на работе. Рабочие лидеры объяснили им, что служащие такие же сотрудники, как и рабочие, и что теперь, когда хозяин ушёл (и в нём нет надобности), сотрудники должны взять на себя управление заводом. Судя по всему, между техниками и рабочими, избранными в контрольный совет, не происходило никаких значительных конфликтов.

Коллектив, по крайней мере вначале, продолжал платить своим членам, ушедшим в армию, полную зарплату, которую получали их жёны и другие иждивенцы. Также было введено полное медицинское страхование для всех работников; больных отправляли в госпиталь НКТ.

На фабрике «Торрес Пуэбло Нуэво» сохранилась система оплаты труда, существовавшая до войны. Зарплаты в течение нескольких месяцев повысились примерно на 30%. Лидеры НКТ предпочли бы определять зарплату исходя из размера семьи работника, но они понимали, что не могут этого сделать, поскольку не-сэнэтисты, работавшие на заводе, были против такой системы10.

Некоторые небольшие металлургические заводы в Барселоне не были конфискованы своими рабочими. Один из них принадлежал еврею из Чехии, который всю войну оставался на своём месте. На заводе работали 29 человек, 20 из которых состояли в НКТ, а остальные – в ВСТ. Ячейку НКТ возглавляла молодая женщина.

Во время войны на заводе, путём коллективных переговоров, поддерживались более или менее нормальные отношения. Однажды, когда собственник проявил особенное упорство в вопросе повышения зарплаты, молодая лидер НКТ объявила стачку, которая продолжалась три дня и была успешной.

Однако в других случаях профсоюз НКТ приходил на помощь работодателю. У последнего были большие трудности с получением необходимой стали. Заводской лидер НКТ связалась с Синдикатом рабочих по металлу НКТ Барселоны и получила через него сталь, в которой нуждался завод, но при условии, что они перейдут с изготовления застёжек-молний на производство военных материалов11.

В противоположность тому, что происходило в то время в барселонской текстильной промышленности, металлургический синдикат НКТ Барселоны почти сразу же взял на себя координацию заводов и мастерских, конфискованных его членами. Согласно Гастону Левалю:

«…Профсоюзу удалось установить строгий административный контроль над работой фирм, комитеты которых приняли административную дисциплину, дисциплину, которая укрепляла дух и практику используемых методов. Каталонское правительство требовало установления этой дисциплины, которая могла быть привнесена лишь благодаря традиционным организациям рабочих».

Леваль попросил профсоюз подготовить план «синдикализации» барселонской металлургии. Эта просьба была выполнена, однако политические сложности не позволили провести на практике полную реорганизацию отрасли под началом Синдиката рабочих по металлу12.

Конечно, не все коллективы в области военной промышленности работали успешно и в техническом, и в финансовом смысле. Это, по-видимому, не относилось к «Ла Макиниста», которая до войны была крупнейшим локомотивостроительным заводом Испании.

Тридцать пять лет спустя Жоан Роч, каталонский националист, который был заместителем управляющего коллективизированным заводом, писал:

«Рабочий комитет и позднее производственный совет так и не смогли наладить эффективное управление производством; первоначальные члены, с первым председателем-рабочим – великим оратором в стиле НКТ, – не имели технической квалификации, чтобы управлять фабрикой, не говоря о том, чтобы перевести её на военное производство. Слишком многое оставляли на удачу, слишком многое зависело от индивидуальной воли нескольких человек, а не от соединённых усилий всей рабочей силы. Большинство техников не сочувствовали коллективизации… Говоря в целом, я не думаю, что производство когда-нибудь достигало 50% своего потенциала…

Более того, фабрика никогда не получала заказов на те виды военной продукции, для производства которых она больше всего подходила, – тяжёлые танки, например. Не устанавливали никакого нового оборудования; имевшиеся на фабрике штамповочный пресс, фрезерные и токарные станки не были приспособлены для изготовления снарядов, гранат и противолодочных глубинных бомб…»

«Ла Макиниста» не добилась и финансового успеха. Как отметил Роч, после возвращения завода его прежнему владельцу было подсчитано, что убытки составили 9 миллионов песет, почти половину акционерного капитала фирмы13.

Общее состояние и производительность каталонской военной промышленности

7 августа 1936 г. правительство Каталонии создало Комиссию по военной промышленности (Comisión de Industrias de Guerra). Этот орган состоял из представителей советников по обороне, экономике, финансам и внутренней безопасности, председателем его был премьер-советник Хосе Таррадельяс, в качестве советника по финансам. Прямых представителей от профсоюзов или политпартий не было. Первое время после своего создания комиссия включала лишь двух анархистов, Франсиско Исглеаса от обороны и Диего Абада де Сантильяна от экономики14. Комиссия назначила сэнэтиста Эухенио Вальехо своим делегатом, чтобы координировать создание новых военных производств в регионе и руководство ими15. Хосе Пейратс отметил «тесное сотрудничество и солидарность между ЭРК и НКТ» в делах комиссии16.

Диего Абад де Сантильян говорил относительно этой комиссии, что «в неё входили техники, такие как Хименес де ла Переса, предприимчивые люди, такие как Хосе Таррадельяс, члены Комитета милиции, выдающиеся рабочие, такие как Эухенио Вальехо от металлургии и [Мануэль] Марти от химической промышленности».

Абад де Сантильян добавлял, что под руководством комиссии «сотни металлургических и химических заводов выполняли своё предназначение – производить упорядоченным способом самые необходимые материалы, артиллерийские орудия, авиабомбы, пули, противогазы, санитарный транспорт, бронеавтомобили и т.д., и т.п.»17. В середине сентября 1936 г. в ведении комиссии находились 24 фабрики и мастерских, к июлю 1937 г. их число выросло до 29018, а к октябрю 1937 г. в отрасли действовали 500 фабрик с 50 тысячами рабочих, и ещё 30 тысяч рабочих на «вспомогательных предприятиях»19.

Это вмешательство каталонского Хенералидада вызвало некоторое сопротивление со стороны рабочих НКТ, опасавшихся, что это ослабит рабочий контроль над сектором военной промышленности. Президент Компанис разъяснил ситуацию:

«[Учреждение комиссии] встретило определённое сопротивление, до некоторой степени понятное, со стороны комитетов, которые в самом начале конфисковали фабрики и искренне верили в то, что только они могут наладить выпуск военных материалов. Однако, несмотря на все эти трудности, порой серьёзные, Хенералидад координировал эти великие усилия… и работа, на которую вначале смотрели с подозрением, завоевала доверие рабочих масс нашего народа и техников. Это позволило нам создать промышленность, и если она не достигла таких размеров, каких мы хотели, то мы, по крайней мере, можем с удовлетворением сказать, что мы получили то, в чём нуждались Каталония и Республика, при тех средствах и возможностях, которые у нас имелись»20.

Полковник Хименес де ла Вераса20a возглавлял инспекцию Комиссии по военной промышленности. Его подчинённые регулярно посещали военные заводы и часто вносили в местные контрольные комитеты предложения по улучшению методов производства. Согласно Хуану Мануэлю Молине, который, будучи с ноября 1936 г. по май 1937 г. заместителем советника по обороне в правительстве Каталонии, работал в тесном контакте с Комиссией по военной промышленности, разногласия между контрольными комитетами и комиссией в этот период если и возникали, то были незначительными21.

Президент Компанис в письме министру национальной обороны Индалесио Прието, датированном 13 декабря 1937 г., перечислил достигнутое в военной промышленности Каталонии. Его информация основывалась преимущественно на октябрьском отчёте Комиссии по военной промышленности. Оба документа были опубликованы после окончания войны.

В своём письме Луис Компанис подвёл некоторые итоги работы каталонской военной индустрии:

«Мы смогли, например, отправить на фронты более двух миллионов ручных гранат; 30 миллионов метров колючей проволоки; 71 619 авиабомб; отремонтировать в наших мастерских, наряду с автобусами и грузовиками, 3 200 транспортных средств; предоставить запчасти для неизмеримого количества вооружений, используемых нашей армией… Я хочу подчеркнуть, что почти всё оборудование, на котором была проделана эта работа, было произведено в Каталонии; достаточно сказать, в качестве одного из многих примеров, что под нашим руководством были выпущены 119 прессов и 214 токарных станков, многие из которых никогда не производились в Испании, фрезерные станки, перфорационные машины… Бессчётное количество малых и больших машин, которые необходимо было сконструировать, в том числе вся техника, комплектная к оборудованию по производству патронов, приобретённому во Франции, были изготовлены в наших мастерских и литейных»22.

Отчёт Комиссии по военной промышленности содержал существенные подробности не только о продукции каждого из 15 крупных заводов, но и о материалах, которые были произведены впервые в Каталонии и во всей Испании. Среди них были боеприпасы для морской и сухопутной артиллерии, карабины «маузер» образца 1937 г., детали для пулемётов «гочкисс» и «кольт» и советских винтовок23.

Наряду с оружием были необходимы различные взрывчатые вещества. Президент Компанис писал, что, столкнувшись с угрозой нехватки пороха зимой 1936/37 гг.,

«Каталония сделала возможным… переоборудование завода Мурсии для большего производства, в короткий срок предоставив технику, необходимую для его расширения… Но завода Мурсии оказалось недостаточно, и мы решили, что мы можем решить эту проблему, срочно создав на месте пороховой завод». Хотя ощущалась нехватка техников и ещё нужно было сконструировать необходимое оборудование, к июлю 1937 г. завод был пущен. Компанис добавлял, что в следующие месяцы завод выдал только 30 тонн пороха, хотя его производственная мощность составляла тонну в день; как он говорил Прието, низкие объёмы продукции объяснялись тем, что «лицо, занимающее важный ответственный пост в вашем ведомстве, три месяца назад уведомило нас, что нам нет необходимости производить порох, поскольку Субсекретариат вооружения и боеприпасов имеет более чем достаточное его количество… Однако каталонцы в больших количествах выпускали натамит и взрыватели»24.

Одним из крупнейших проектов, предпринятых Комиссией по военной промышленности, было восстановление Артиллерийского парка Барселоны, который занимался хранением боеприпасов и ремонтом орудий. Президент Компанис отмечал, что персонал парка с июля 1936 г. по август 1937 г. (когда он перешёл в ведение республиканского правительства) увеличился с 30 до 1 000 человек, и добавлял, что «Хенералидад Каталонии обеспечил парк всей техникой и оборудованием, необходимым, чтобы эти тысяча рабочих могли выполнять работу, доверенную им».

Парк 19 июля подвергся нападению и был наполовину разрушен. Таким образом, первой задачей было «восстановить его, приспособить к работе и приступить к изготовлению специальных машин для изготовления патронов и наполнения их порохом, машин для снаряжения патронных лент, установке машин для наполнения артиллерийских снарядов и добавления взрывателей и т.д.». Также в казармах Каталонии собрали около 6 миллионов пустых гильз и вновь использовали их в производстве25.

Хотя Компанис и Таррадельяс, кажется, не упоминали этот факт, британец Франк Еллинек, не слишком симпатизировавший анархистам, в 1937 г. утверждал: «К марту 1937 г. каталонские заводы выпускали по три самолёта в день»26.

И президент Компанис, и премьер-советник Таррадельяс отдавали должное роли, которую играли рабочие в создании и поддержании военной промышленности Каталонии в тот период, когда она находилась под общим надзором и управлением Хенералидада. Компанис писал Прието, что у них есть причины гордиться «дисциплиной на наших заводах и в мастерских в то время, когда мы вмешались в их работу. Энтузиазм и самоотречение всех рабочих и техников были необыкновенными, в этом нельзя сомневаться, и нужно понимать, что если некоторые заводы иногда останавливались, то это происходило не из-за отсутствия воли к работе, а из-за отсутствия сырья или проблем технического порядка… Доказательством этого служит тот факт, что за то время, когда мы контролировали 300 с лишним мастерских и заводов, занимающихся производством военных материалов, здесь не возникло ни одного конфликта или проблемы, ни социального характера, ни производственного…»27

Компанис также отмечал: «Рабочие массы Каталонии всегда прилагали величайшие усилия без какого-либо торга, большинство рабочих трудились по 56 часов в неделю, другие работали сверхурочно, ничего не получая за это, а третьи, заслуживающие величайшего уважения, – как те рабочие заводов “Гриона”, “Ривьера”, “Элисальде”, наряду с прочими, – несмотря на бомбардировки и жертвы, вызванные ими на заводах, продолжали работать со своим обычным энтузиазмом»28.

Хуан Андраде, поумистский лидер, в начале 1937 г. описывал условия труда в каталонской военном производстве:

«Рабочие военной промышленности по сути являются безымянными героями нашей гражданской войны. Они отдают работе всё, что могут… Они работают семь дней в неделю, и профсоюзная организация, понимая исключительную тяжесть момента, который мы переживаем, вводит для них строгий режим труда. Малейшая провинность сурово наказывается. Необходимо поддерживать сильную трудовую мораль. С другой стороны, поскольку военная промышленность напрямую зависит от государства и ему приходится нести огромные издержки, порождающие невероятные экономические трудности, в основном из-за обременительной и ненадёжной бюрократии, оплата труда рабочих не может быть улучшена. Эти рабочие, почти безвестно, выполняют работу чрезвычайной важности, до сих пор не получив выгод от той революции, которую мы переживаем. Например, после изнурительного рабочего дня им приходится возвращаться в нездоровые домашние условия, тогда как буржуазия всё ещё занимает великолепные здания»29.

Даже советский журналист Илья Эренбург был впечатлён интенсивностью работы в каталонской военной промышленности, которую ему довелось видеть в начале конфликта:

«Рабочие Барселоны привыкли работать без большой спешки. Теперь они вошли в новый ритм. Никто не давит на них, никто не воодушевляет их. Сквозь шум машин они слышат шаги марокканцев, подходящих к предместьям Мадрида. Этот топот заставил их освоить стандарт, которого никогда не знали рабочие Испании»30.

Эренбург также похвалил рабочих коллектива «Дженерал Моторс» за изобретательность:

«На заводе “Дженерал Моторс” прежде только собирали машины. Взяв в свои руки предприятие, рабочие решили к первому апреля выпустить первую тысячу грузовиков “марафон”. Проект грузовика одобрили инженеры Барселоны. Сделал его старый рабочий Караско [Карреро]… Сто сорок пять заводов и мастерских [с 12 тысячами рабочих] изготавливают отдельные части для грузовиков “марафон”»31.

Однако по большей части коммунисты были склонны принижать усилия каталонских рабочих, возглавляемых анархистами, по созданию военной промышленности.

Более типичным для их позиции был комментарий коммунистического лидера из США Стива Нельсона в его мемуарах о службе в интербригаде:

«Синдикалисты… игнорировали центральный, имевший первостепенную важность факт войны. Они управляли фабриками “в интересах рабочих этих фабрик”. Они продолжали производить товары для экспорта, а не для армий, сражавшихся с фашистами. На заводе “Испано-Суиса”, выпускавшем грузовые и легковые автомобили в Барселоне, они установили односменный шестичасовой рабочий день; коммунисты, выступавшие за три смены, были застрелены»32.

Со своей стороны, Хосе Таррадельяс во вводной части октябрьского (1937 г.) отчёта Комиссии по военной промышленности отмечал:

«Каталонская промышленность за эти четырнадцать месяцев выполнила действительно эпохальную работу рук и напряжённого разума, и Каталония всегда будет благодарна всем этим рабочим, которые, с энтузиазмом, не жалея сил и много раз жертвуя своими жизнями, работали, чтобы помочь нашим братьям, борющимся на фронте, чтобы сделать возможной победу, которой желает и заслуживает наш народ. Всем им – наша признательность и наше почтение»33.

В упомянутый Таррадельясом период военная промышленность Каталонии в значительной степени оставалась под контролем своих рабочих, хотя работала под общим руководством Комиссии по военной промышленности Хенералидада, при посредничестве которой заключались контракты с правительством Каталонии либо Республики34.

Жозеп Мария Брикаль приводит индексы производства металлургической и химической промышленности Каталонии, двух основных отраслей, связанных с военным производством. Они указывают на большие колебания от месяца к месяцу в 1936 и 1937 гг., но с общей тенденцией на снижение продукции, особенно после апреля 1937 г. Однако не уточняется, отразился ли этот упадок на той части промышленности, которая была переведена на военное производство, или же эти цифры в первую очередь говорят о свёртывании выпуска гражданской продукции35.

Военная промышленность за пределами Каталонии

Хотя основные предприятия республиканской военной промышленности находились в Каталонии, заводы большей или меньшей важности действовали и в других частях республиканской зоны. Как и в Каталонии, в большинстве случаев, по крайней мере первый год войны, они находились под контролем своих рабочих. Заметным исключением, конечно, был Баскский регион, единственная часть лоялистской Испании, где в начале Гражданской войны не произошла масштабная социальная революция.

Лоренсо И́ньиго, представлявший «Либертарную молодёжь» в Совете обороны Мадрида, был назначен ответственным за военную промышленность города. Техническим секретарём при нём был другой анархист, Франсиско Кальвильо Пинеда, лидер городского союза рабочих-металлистов НКТ36.

В это время Мадрид был не самым важным индустриальным городом Испании. «Информационный бюллетень» НКТ–ФАИ отмечал: «Состояние металлургии в Мадриде до 19 июля было более чем рудиментарным, примитивным. Её производственные возможности были до крайности скудными; существовало лишь несколько заводов относительной важности… на которых выпускались металлические конструкции и производился ремонт; да были ещё небольшие мастерские, занимавшиеся изготовлением труб, ламп и отопительного оборудования»37.

Одним из более или менее значительных предприятий в категории военной промышленности был завод «Стандард Электрика». Существовавший на нём комитет НКТ был расширен за счёт включения членов ВСТ и взял под свой контроль предприятие. Они уволили управляющего и поставили на его место помощника. Остальной административный персонал остался. Завод в основном продолжал работать как раньше, за исключением того, что контроль над ним осуществлял комитет НКТ–ВСТ и он был преобразован в военное производство38.

Большинство металлургических заводов и мастерских, которые могли иметь военное значение, были малого размера и по большей части принадлежали людям республиканских и социалистических симпатий. Иньиго и его советники хотели создать крупное производство, собрав оборудование и рабочих с разных заводов в одном месте. После продолжительных консультаций с промышленниками большинство из них согласились на его предложение, а он, в свою очередь, пообещал вернуть каждому из них полный набор машин, предоставленных ими. Впоследствии Иньиго гордился тем, что ни один из затронутых промышленников не выдвигал против него обвинений, хотя правительство Франко подстрекало их.

В городе, охваченном фронтами, очевидной проблемой было найти достаточно просторное и безопасное место, чтобы запустить производство, намеченное Иньиго. Он узнал о существовании длинного туннеля, проходящего вдоль бульвара Ла-Кастельяна в центре города, который прокладывался для линии метро, но так и не был закончен. С помощью Синдиката строительных рабочих НКТ туннель вскоре осушили и сделали водонепроницаемым39.

Рональд Фрейзер говорит о военном производстве Мадрида: «“Туннель” находился под техническим и административным контролем департамента Иньиго, который также выдавал зарплату рабочим. “Своего рода самоуправление сверху”. Согласно Педро Гомесу, токарю из ВСТ, работа в “туннеле” была похожа на работу на государственном заводе. Нормы выработки устанавливались сверху, цеховым комитетом и техниками. Условия труда были превосходными. Различия в зарплате существовали, но были небольшими. Стачек не было. После того, как производство было организовано, работа продолжалась круглосуточно в три смены».

Фрейзер цитирует Педро Гомеса: «Нормы не нужно было увеличивать. Если ночная смена производила 300 снарядов, дневная прикладывала все силы, чтобы её превзойти. Нам никогда не приходилось останавливать работу из-за нехватки материалов или отключения электричества, хотя шла война. Над нами было шесть метров земли; мы не боялись бомбёжек и обстрелов. Была только одна проблема – не хватало единства наверху. Мы в цехах были достаточно сплочёнными, между рабочими из ВСТ и из НКТ не было больших проблем. Но кому-то нужно было прекратить все эти споры и раздоры наверху, чтобы мы могли выиграть войну…»40

В феврале 1937 г. генерал Миаха, который поддержал и профинансировал проект Иньиго, неожиданно отказался подписать поручение на выплату зарплаты, сказав, что валенсийское правительство распорядилось свернуть военное производство в Мадриде. Лоренсо Иньиго срочно отправился в Валенсию, где встретился с Индалесио Прието, который заверил Иньиго, что правительство не отдавало такого распоряжения, и проследил за тем, чтобы выдача зарплаты возобновилась. Однако министр отказался передать в Мадрид оборудование, необходимое для изготовления снарядов, так как всё ещё опасался, что город будет взят41.

Этот завод в туннеле продолжал работать до конца Гражданской войны. Он выпускал большое количество снарядов и пуль разного вида, а также другие изделия для войск, которые сражались на улицах, проходивших над заводом42.

В Валенсии также имелась военная промышленность. С началом войны рабочие под руководством НКТ создали металлургический коллектив. На первом этапе конфликта этот коллектив состоял из шести или семи заводов, один из которых произвёл первые пулемёты для республиканской армии, а другие – винтовки, гранаты, боеприпасы и прочее43. Согласно Стэнли Пейну, производство боеприпасов на заводах Валенсийского региона в отдельных категориях превосходило каталонское44.

У нас имеется информация о социализированном предприятии «Торрас» (Industria Socializada Torras CM), которое находилось в предместьях Валенсии и на котором работало 103 человека. С начала войны оно совместно управлялось НКТ и ВСТ. Сотрудники избирали комитет из 12 человек, включавший двух административных работников, двух техников и восемь рабочих из разных подразделений предприятия. Этот орган избирал исполнительных комитет из четырёх человек, который контролировал ежедневные операции.

По крайней мере в первый год войны, социализированное предприятие «Торрас» было финансово успешным. Об этом свидетельствует тот факт, что стоимость капитала предприятия увеличилась с 1 157 000 песет, когда оно было конфисковано, до 1 195 000 песет к концу 1936 г. и 1 265 000 к концу марта 1937 г. Одновременно предприятие продолжало производить амортизационные отчисления на машины и прочее оборудование, погасило крупные долги и значительно увеличило зарплату.

На этом коллективизированном предприятии, как и на многих других, работники, избранные в руководство, проявляли особую заботу об условиях труда и жизни членов коллектива. Были построены новые туалеты и душевые, создана библиотека. После окончания рабочего дня рабочим предоставлялось полное медицинское обслуживание; кроме того, сделали так, что воду из бассейна впоследствии могли использовать соседние фермеры-овощеводы для поливки своих полей45.

В Левантийском регионе были и другие более или менее важные военные промышленные предприятия. Например, бывшая фирма Андреу Матеу, коллективизированная НКТ, производила винтовочные патроны по заказу министерства обороны. Но, наряду с этим, директивно-административный комитет коллектива по собственной инициативе наладил выпуск пистолета-пулемёта на основе американского «томпсона», модифицированного коллективом для предотвращения перегрева. Это оружие получило название «наранхеро» («апельсинщик»), в честь валенсийских апельсиновых плантаций. Коллектив также выпустил два первых испанских танка, которые были отправлены на Теруэльский фронт.

Бывший завод Мигеля Дэвиса, выпускавший локомотивы, также стал коллективом НКТ и был приспособлен для производства снарядов. Бывшая «Макиниста Валенсиана», до войны изготавливавшая промышленные машины, была переоборудована под производство винтовок. Когда фирма Мигеля Дэвиса вернулась к прежнему владельцу после окончания войны, ему «нужны были квалифицированные рабочие, а не те ничего не смыслившие фалангисты, которые были рекомендованы властями». Поэтому он согласился нанять рабочих из депо Североиспанской железной дороги в Валенсии, которые были уволены режимом Франко, и «было достаточно легко получить работу на “Каса Дэвис”… когда кто-нибудь был уволен с железной дороги».

«Альтос Орнос де Сагунта», единственная доменная печь в республиканской Испании за пределами Баскского региона, с 6 000 рабочих, также была коллективизирована. Она выпускала броню для поездов и прочего транспорта46.

В Астурийском регионе также было несколько военных предприятий, о которых Рамон Альварес писал: «В нашем распоряжении был только завод “Санта-Барбара” в Трубии (возле Овьедо). Это было предприятие тяжёлой промышленности, выпускавшее в основном пушки. Этот завод был полностью милитаризован, хотя находился под рабочим контролем ВСТ–НКТ. Также существовало металлургическое производство, особенно в Хихоне и Ла-Фельгере, которое могло рассматриваться как имеющее военное значение и которое изготавливало бронеавтомобили и боеприпасы для фронта, но оно, в строгом смысле слова, не являлось военной промышленностью»47.

Начало саботирования каталонской военной промышленности республиканским правительством

Несмотря на стратегическое значение новых военных производств Каталонии, они получали от правительства Республики мало помощи или поддержки. Одной из причин этого было рано достигнутое и стремительно растущее влияние в республиканских вооружённых силах коммунистов, которые больше были заинтересованы в подрыве контроля НКТ над каталонской металлургической и химической промышленностью, чем в сохранении этой промышленности для обеспечения Республики оружием. Во-вторых, даже при правительстве Франсиско Ларго Кабальеро республиканский режим не желал усиливать позиции автономного каталонского правительства, которое, по общему признанию, приняло на себя полномочия, далеко выходившие за пределы тех, что были дарованы ему относительно умеренным Уставом автономии Каталонии.

Одним из первых примеров нежелания республиканского правительства помогать развитию каталонской военной промышленности стал отказ эвакуировать в Каталонию оборудование патронных заводов Толедо, несмотря на то, что с первых недель войны способность Республики удержать этот город под контролем была под вопросом. Диего Абад де Сантильян говорил по поводу этого инцидента:

«У государства в этом городе было три завода. Два их них работали; третий бездействовал в течение нескольких лет, потому что он обветшал и его производственная мощность была ограниченной… Мы не просили ни одной из фабрик, которые ещё работали, хотя мы видели, что они в опасности, и хотя они стали бы более производительными в случае их перемещения, вместе со специалистами и техниками, в место наподобие Каталонии; мы просили лишь ту, которая не была задействована. Ненависть и зависть к Каталонии оказались так велики, что нам категорически отказали в выполнении этой просьбы, и несколькими неделями спустя Кейпо де Льяно мог похвастаться, что заводы, которые не захотели передавать в Каталонию, производят патроны для мятежников»48.

Говоря в более общем виде, Хосе Пейратс отмечал: «Хенералидад с первых мгновений испытал на себе последствия финансовой политики Мадрида, которая заключалась в блокировании внутреннего оборота иностранной валюты, что лишало Каталонию возможности позаботиться о своих нуждах»49. Пейратс подытоживал: «Непонимание центрального правительства, его недоверие к добрым и искренним намерениям лидирующего сектора Каталонии привело к пустой растрате военных и промышленных ресурсов этого важного региона, что серьёзно повлияло на ход войны»50. «Лидирующий сектор Каталонии», о котором говорит Пейратс, – это, конечно, анархисты.

Луис Компанис также жаловался на нежелание республиканского правительства сотрудничать с каталонским в строительстве военной промышленности региона. Он писал Индалесио Прието:

«Мы всегда испытывали великую иллюзию веры в то, что усилия Каталонии будут поняты и Правительство Республики, отложив в сторону политические вопросы и неэффективный централистский критерий, который часто показывал свою несостоятельность, предоставит Каталонии средства для приведения её промышленности в соответствие с нуждами войны. Но, хотя я говорю не о Вас, а о другом лице, я не могу удержаться и не напомнить Вам, что в сентябре 1936 г. мы предлагали прежнему председателю Совета Министров и военному министру всё, что сделала и что могла сделать промышленность Каталонии. На наше обращение ответили отказом, вспоминая о котором, мы теперь сожалеем вдвойне, поскольку это предложение было сделано со всей искренностью, со всей преданностью… Никто никогда не сможет доказать, что Каталония отклонила любой, какой бы то ни было, самый незначительный из запросов, самое незначительное из предложений, которые к ней поступали…»51

Одной из проблем, с которыми сталкивались военные предприятия по всей республиканской зоне, был призыв молодых рабочих в вооружённые силы, после того как была введена всеобщая воинская обязанность. В ноябре 1937 г. эта проблема была изложена в обращении Национальной федерации чёрной металлургии НКТ:

«Мы все согласны, что важнейшее условие для развития промышленности – это когда у неё есть хорошие рабочие-производственники. Как, в таком случае, можно понять то, что квалифицированных рабочих отправляют на фронт, в то время как в авторемонтных мастерских остаются молодые люди 25–30 лет, которые носят громкое название учеников? Случалось и так, что некоторые рабочие, для которых мы регулярно подавали запросы об освобождении от призыва и которые не получали его, обращались к влиянию некой политической партии и после этого добивались того, чего хотели… Политические партии лучше нас знакомы с навыками тех рабочих?»52

Со своей стороны, сталинисты из Коммунистической партии Испании и Объединённой социалистической партии Каталонии упорно продолжали нападать на каталонскую военную промышленность. Образ их действий можно понять, основываясь на ответе «Рабочей солидарности» генеральному секретарю «Объединённой социалистической молодёжи». Последний заявил, что в регионе «существуют великолепно оборудованные военные заводы, которые используются только для изготовления капсюлей к пистолетным патронам». «Рабочая солидарность» говорила:

«Во-первых, есть советник, который подтверждает что-то, о чём ничего не знает, и, когда ему предъявляют возражения и предлагают доказать то, что он говорит, не даёт ответа. Далее, есть подполковник, служащий на Арагонском фронте, который берётся утверждать, что военные материалы, произведённые в Каталонии, вызвали больше жертв, чем пули фашистов. Ему предлагают доказать это, и человек слова и долга не даёт никакого ответа. Позднее, ввиду тех же самых обвинений, материалы возвращают с фронта, и комиссия, составленная из военных техников и гражданских, подписывает документ, в котором говорится, что эти возвращённые материалы находятся в отличном состоянии. Ещё одна партия, и ещё одна, все из одного и того же места и с тем же результатом… Затем появляется заметка в периодическом издании, защищающем единство, которая говорит о добросовестности в военной промышленности и профсоюзной компетентности…»53

Хуан Коморера, выступая на первой национальной конференции ОСПК через несколько недель после формирования правительства Негрина, чётко обозначил цели сталинистов в отношении военной промышленности:

«Предприятия военной промышленности должны быть переданы под контроль республиканского правительства. Естественно, в непосредственной организации каталонской военной промышленности Женералитат не может быть устранён. Существует, следовательно, необходимость реорганизации военной промышленности, снизу доверху. Эта реорганизация будет осуществлена на принципах профессионализма и дисциплины: с производственным планом, со знанием основных материалов, с ответственностью за количество и качество продукции, с единой руководящей и технической администрацией, и никаких заводских комитетов. В первую очередь всё это будет означать централизацию военной промышленности и милитаризацию заводов и транспортных служб…

Одновременно мы должны будем обратить внимание на безопасность всей нашей промышленности. На реорганизацию экономической жизни нашей страны, разрушенной комитетами и прежде всего “неконтролируемыми”…»54

Тем самым он ясно дал понять своё намерение ликвидировать рабочий контроль в военной промышленности.

Индалесио Прието и каталонская военная промышленность

С падением правительства Франсиско Ларго Кабальеро и назначением правого социалиста Индалесио Прието министром обороны в последующем правительстве Хуана Негрина республиканское правительство стало утверждать свой контроль над военной промышленностью Каталонии. Прието предлагал создать отдельное республиканское министерство военной промышленности, ещё когда был членом кабинета Ларго Кабальеро, но премьер-министр отклонил его предложение55.

Хотя Прието в дальнейшем не возвращался к этой идее, он образовал Субсекретариат боеприпасов и вооружения (Subsecretaría de Municiones y Armamento) внутри Министерства национальной обороны. Именно этот орган начал распространять свой контроль на оборонную промышленность Каталонии.

Не стоит забывать, что правительство Негрина пришло к власти после Майских дней, жестоких столкновений между анархистами и поумистами с одной стороны и коммунистами и полицией – с другой в первую неделю мая 1937 г. Эти события существенно ослабили как правительство Каталонии, так и НКТ–ФАИ. Первое было вынуждено уступить республиканскому правительству контроль над полицейскими и военными силами региона. Анархисты были устранены из каталонского и республиканского правительств, и до самого конца Гражданской войны им приходилось всеми силами защищать свои позиции. Эти факты облегчили переход каталонской военной промышленности в руки республиканского правительства.

Одно из главных каталонских военных предприятий, моторный завод «Элисальде», уже было национализировано правительством Ларго Кабальеро в феврале 1937 г. В августе Субсекретариат боеприпасов и вооружения также национализировал завод «Испано-Суиса» и Артиллерийский парк56.

Первым шагом Субсекретариата боеприпасов и вооружения было назначение «делегаций» в каждой части Республики, где производились военные материалы. Однако это система лишь вызвала беспорядок в военной промышленности Каталонии. Как впоследствии объяснял субсекретарю боеприпасов и вооружения Эухенио Вальехо: «Чтобы обосновать приём на работу определённого числа лиц без технической подготовки, эти люди ограничились тем, что надавили на заводы, контролируемые комиссией и испытывавшие нехватку сырья, сказав, что если бы те работали на Валенсию, то им заплатили бы наличными при подписании контракта и предоставили бы все необходимые материалы, которых они не получат, пока работают на Комиссию по военной промышленности»57.

Позднее субсекретарь предложил каталонской Комиссии по военной промышленности прислать кого-нибудь в Валенсию, чтобы обсудить координацию каталонского сектора с остальной промышленностью вооружений республиканской Испании. Эухенио Вальехо, отправленный с этим поручением, прибыл в Валенсию 1 сентября 1937 г. Первая встреча прошла гладко. Вальехо предоставил субсекретарю подробный отчёт о состоянии военного производства в регионе, а субсекретарь в ответ признал, что «военная промышленность Каталонии сделала в десять раз больше, чем вся прочая промышленность Испании», и согласился с тем, что «это производство начиная с сентября могло бы быть увеличено ещё в десять раз, если бы Каталонии предоставили средства, необходимые для приобретения сырья, недоступного на испанской территории»58.

На встрече была затронута одна откровенно политическая проблема. Глава ОСПК Хуан Коморера, став каталонским советником по экономике, отправил в отставку пятерых членов Комиссии по военной промышленности, занимавших свои должности с начала войны. Было решено, что назначенные Коморерой члены останутся на своих местах, но Хосе Таррадельяс, как советник по финансам, назначит от себя пять других – и он назначил тех, кто был отправлен в отставку Коморерой59.

На встрече в Валенсии было достигнуто соглашение о том, что генеральный штаб будет составлять перечень необходимых материалов, который будет передаваться в каталонскую Комиссию по военной промышленности через субсекретариат. Со своей стороны, субсекретариат обещал, что будет консультироваться с комиссией при заключении договоров с каталонскими военными предприятиями, а после подписания договора будет обеспечивать их сырьём. В то же время было решено, что Комиссия по военной промышленности не будет заключать никаких контрактов с каталонскими предприятиями без одобрения субсекретариата60.

Однако на следующем совещании субсекретаря с членами каталонской комиссии, проходившем уже в Барселоне, дела обстояли не так хорошо. Субсекретарь прибыл в сопровождении своих сотрудников, среди которых были не только испанцы, но и «русский специалист по вооружениям, Самптерс; трое других русских, которые назвались техниками, и ещё двое или трое, которые работали в аппарате субсекретаря». На первом из трёх заседаний, продолжавшемся больше двух дней, субсекретарь представил перечень вооружений, которые должна была выпустить для Главного штаба каталонская промышленность. Хотя этот список был длинным, Комиссия по военной промышленности приняла его.

Однако после второго заседания «русские сопровождающие начали посещать заводы военных материалов и использовать в своих интересах внимание, которое оказывали люди, хотевшие достичь определённых договорённостей и не думавшие, что кто-то будет злоупотреблять этим обстоятельством. Во время своих визитов эти лица ограничивались выяснением профсоюзного членства большинства рабочих на указанных заводах, и в особенности в комитетах, и беззастенчиво спрашивали, не предпочтут ли они работать на Валенсию вместо того, чтобы работать на Комиссию по военной промышленности»61.

На третьем заседании субсекретарь, который, очевидно, находился под сильным давлением сталинистов, в дополнение к достигнутым в Валенсии соглашениям, предложил назначить своего делегата, чтобы вести дела Комиссии по военной промышленности. Он должен был пользоваться равными правами с Эухенио Вальехо, членом НКТ. Субсекретарь предложил на этот новый пост некоего коммуниста по имени Искьердо. Вальехо резко возражал, доказывая, что это нарушит работу комиссии и вызовет разногласия, так как предприятия, контролируемые НКТ, будут стараться работать с ним, а меньшинство заводов и рабочих, находящееся под контролем ОСПК, будет пытаться действовать через Искьердо.

Отказываясь разделить свои полномочия в комиссии с подобранным для него коммунистическим коллегой, Вальехо в качестве альтернативы предложил, чтобы Субсекретариат боеприпасов и вооружения ведал всеми делами каталонской военной промышленности: «подписывал контракты, предоставлял сырьё, выдавал зарплату, занимался хранением продукции, проверял её качество и отправлял её на фронт. Иначе говоря, Комиссия по военной промышленности была бы упразднена».

Однако «это предложение, которое заключало в себе уступку всего, было решительно отвергнуто субсекретарём, который заявил, что ему не нужна наша промышленность, поскольку ни он, ни окружающие его люди не готовы взять на себя ответственность за управление отраслью в целом…»62

После этого третьего заседания, на котором переговоры зашли в тупик, субсекретарь несколько раз встречался с Хосе Таррадельясом, главой Комиссии по военной промышленности, но безрезультатно. Он также долго советовался с Хуаном Коморерой. Наконец, когда субсекретаря спросили, почему он не достиг соглашения с Комиссией по военной промышленности, он ответил: «Мне не позволят это сделать»63.

Хотя субсекретарь покинул Барселону, пообещав, что вскоре вернётся и установит полный контроль над военной промышленностью Каталонии, он этого не сделал. Чтобы полностью поглотить каталонское производство военных материалов, нужно было дождаться очередного поворота колеса политики.

Тем временем Национальная федерация чёрной металлургии НКТ выступила с протестом против происходящего. Одно из типичных заявлений федерации, существенно отредактированное правительственными цензорами, было опубликовано в «Информационном бюллетене» НКТ–ФАИ от 4 ноября 1937 г. Осудив то, что квалифицированные рабочие не могут получить освобождение от призыва по профсоюзным рекомендациям, обращение указывало, что в некоторых мастерских «на ответственные должности были назначены люди, которые ничего не смыслят в металлургии, тогда как у нас в профсоюзах есть кадры, весьма компетентные в управлении этим производством, что было доказано в то время, когда мастерские находились под их руководством».

В своём заявлении федерация обещала «с энтузиазмом сотрудничать» с правительством «ради достижения победы над фашизмом» и заявляла, что «соглашается с правительственным контролем над военной промышленностью», но требовала упразднить Субсекретариат вооружения и заменить его Национальным советом военной промышленности, состоящим из представителей НКТ, ВСТ и правительства64.

Полный контроль над военной промышленностью при правительстве Негрина

Только 11 августа 1938 г. кабинет Хуана Негрина издал декрет о «милитаризации» всей республиканской военной промышленности (включая каталонскую). Этот декрет, вероятно, имел скорее политическое, чем экономическое или военное значение, так как он не был осуществлён в полной мере, и, в большей или меньшей степени, контролируемые НКТ военные предприятия оставались в руках рабочих до конца войны. В тот же день были выпущены два других декрета, которые «милитаризовали» порты и реорганизовали политический комиссариат.

Декреты 11 августа принимались кабинетом, в котором, после года отсутствия в республиканском правительстве, вновь были представлены анархисты – астурийский лидер НКТ Сегундо Бланко стал министром образования. Декреты и реакция на них рядовых членов профсоюзов НКТ отражали усиливающийся раскол в рядах анархистов (который мы подробно обсудим в главе 34).

Другим политическим следствием декретов 11 августа 1938 г. стал серьёзный кризис в правительстве. Хайме Айгуаде́ и Мануэль де Ирухо, представлявшие, соответственно, каталонских и баскских националистов в кабинете Негрина, ушли со своих постов в знак протеста65. Несмотря на номинальное участие НКТ в правительстве Негрина, выход из него двух регионалистских партий значительно сужал политическую базу режима.

Рабочие, которые непосредственно были затронуты декретом о «милитаризации» военной промышленности, резко обозначили свою оппозицию ему. Хотя Исполнительная комиссия ВСТ, к тому времени состоявшая в основном из прокоммунистических социалистов и открытых сталинистов, почти сразу же выпустила обращение в поддержку декретов 11 августа, а Национальный комитет НКТ, очевидно, не имел официальной позиции по данному вопросу, профсоюзы рабочих металлургической и химической промышленности повели себя иначе.

Один из первых откликов дали рабочие военной промышленности Мадрида, которая в значительной степени контролировалась НКТ. Когда, вскоре после подписания декретов 11 августа, Мадридская делегация Субсекретариата боеприпасов и вооружения попыталась вступить в управление местным военным производством, «рабочие не обратили никакого внимания на приказы и документы и публично заявили, что отказываются передавать свои мастерские до тех пор, пока не получат гарантию в виде создания Национального совета военной промышленности»66.

27 августа 1938 г. прошло собрание рабочих-металлистов НКТ Мадрида. Протокол собрания гласил: «Было объявлено, что синдикат предпринял шаги для защиты своих интересов перед лицом декрета и, наряду с другими мерами, которые могут быть осуществлены и к которым ведутся приготовления, было опубликовано воззвание о том, что он признаёт принцип милитаризации, но требует профсоюзного вмешательства и уважения к [социальным] завоеваниям, достигнутым за время войны. Собрание единогласно одобрило позицию синдиката и высказалось за продолжение шагов по сопротивлению применению декрета»67.

Хосе Пейратс не указывает, предпринимало ли правительство в дальнейшем попытки национализировать военную промышленность в Мадриде, однако анархист Лоренсо Иньиго, отвечавший за эту отрасль, отмечал, что НКТ продолжала контролировать местное военное производство до конца Гражданской войны68.

Проект создания Национального совета военной промышленности, который уже выдвигался НКТ–ФАИ, официально был одобрен на пленуме региональных организаций либертарного движения в начале сентября 1938 г. Пленум принял резолюцию, призывавшую к учреждению Министерства военной промышленности и созданию при нём Высшего совета военной промышленности: «По всем вопросам, относящимся к военному производству в лоялистской Испании, давать консультации и принимать решения будет этот Совет, состоящий из профсоюзных и технических представителей следующих отраслевых федераций: электричества и света, топлива, химикатов, железа и стали, транспорта и строительства НКТ и ВСТ»69.

В середине ноября Субсекретариат боеприпасов и вооружения приказал Валенсийской делегации взять под своё управление контролируемые НКТ военные предприятия. Хосе Пейратс пишет: «21-го делегаты субсекретариата попытались выполнить приказ о конфискации завода “шмайссеров”, против чего выступили рабочие и другие ответственные люди. Спустя несколько дней на собрании рабочих-металлистов НКТ и ВСТ Валенсии было решено не передавать ни одной социализированной мастерской до тех пор, пока правительство не национализирует частные мастерские и, в особенности, пока не будет создан Национальный совет военной промышленности»70.

Споры по поводу национализации военной промышленности в центрально-южной части лоялистской Испании (к тому времени республиканская зона оказалась разделена на две части) продолжалось до последнего наступления мятежников в Каталонии. В конце ноября 1938 г. на заседании Объединённого металлургического субкомитета НКТ–ВСТ Паскуаль Томас «заявил, что он осуждает применение декрета как нападение на рабочих и разрушение военного производство, но им получено от Исполнительной комиссии ВСТ распоряжение произвести передачу заводов и мастерских без каких-либо условий». Он повторил эту позицию на следующем заседании 3 декабря.

Тем временем 2 декабря, на совместном заседании Металлургического субкомитета и Национального субкомитета НКТ по Центрально-Южному региону, было решено официально обратиться к делегату субсекретариата с просьбой о приостановке национализации до тех пор, пока не будут получены «конкретные инструкции» от правительства, находящегося в Барселоне. И, ввиду того, что обращения по данному вопросу в Национальный комитет НКТ, также находившийся в Барселоне, остались без ответа, было решено отправить делегата в Барселону для встречи с членами Национального комитета и министром Сегундо Бланко.

В то время как ВСТ продолжал настаивать на безусловной передаче военных предприятий Центра–Юга субсекретариату, НКТ была несогласна с этим. Обращение Центрально-Южного субкомитета НКТ, очевидно последнее перед началом битвы за Каталонию, отмечало:

«Рабочим нужны максимальные гарантии того, что после передачи предприятий, за функционирование которых они раньше отвечали самостоятельно, в революции не наступит застой…

НКТ во всех своих решениях ставит войну прежде любых других соображений, не забывая о том, что любая материальная или моральная уступка нуждается в гарантиях, которые стимулируют рабочих продолжать своё участие с тем же энтузиазмом, который был у них до уступки, и, поступая так, мы чувствуем, что выполнили свой долг, и перед войной, и перед самими собой».

Согласно Хосе Пейратсу: «Вопрос остановился на этой точке накануне последнего и самого трагического этапа революции и войны»71.

Как мы видели, национализация каталонских военных предприятий республиканским правительством началась ещё в первой половине 1937 г. Она несколько расширилась в период, когда Индалесио Прието был министром национальной обороны. Неясно, внёс ли существенные изменения в эту ситуацию декрет от 11 августа 1938 г. Диего Абад де Сантильян в своих записях о каталонской военной промышленности вообще не упоминает декрет. Однако он говорит: «Чтобы избежать конфликтов и удовлетворить амбиции командования и правительства, Каталония уступила свои военные заводы, за исключением новых, основанных Хенералидадом, хотя и некоторые из них были переданы субсекретариату вооружения…»72

Сомнительно, что у республиканского правительства, от 11 августа 1938 г. и до начала вторжения Франко в декабре, было время, чтобы установить контроль над всей военной промышленностью Каталонии. Ясно, что во многих случаях рабочие продолжали управлять заводами, независимо от того, какое ведомство имело на них формальное право.

Также ясно, что непрерывная кампания сталинистов против рабочего контроля в военной промышленности не получила никакой поддержки среди рабочих данной отрасли. В мае 1938 г. Долорес Ибаррури сообщала на пленуме Коммунистической партии: «У нас очень мало товарищей на заводах военной промышленности, и провинциальные комитеты партии мало работают над этой ситуацией, которая должна быть исправлена»73.

Последствия поглощения военной промышленности правительством

Преимуществами, которые, как предполагалось, давала централизация управления военной промышленностью в руках республиканского правительства, были координация, упрощение и рационализация. В теории, высшие военные власти, которые лучше всего знали, какие оружие и боеприпасы необходимы их силам в первую очередь, могли передавать эту информацию гражданским органам, которые контролировали все предприятия республиканской Испании, производившие и распределявшие эту продукцию. Достигнув централизации заказов, снабжения сырьём и финансирования, это ведомство, предположительно, могло передавать заказы на те заводы, которые лучше всего подходили для производства определённых видов оружия или материалов. Это позволило бы избежать двойной работы, которая, несомненно, имела место, когда различные военные органы требовали производить на определённых заводах то, что им было нужно, игнорируя возможности других подобных заводов или мастерских. Кроме того, специализация заводов на выпуске определённой продукции могла дать экономию средств и повысить качество управленческих и технических решений.

Однако в длительной борьбе за контроль над республиканской военной промышленностью эти преимущества едва ли были достигнуты. Даже если оставить в стороне дезорганизацию, которая была вызвана попытками правительства Негрина отобрать у рабочих контроль над военными предприятиями и сопротивлением рабочих этим попыткам, лишь немногие из разрекламированных выгод централизованного контроля проявились в тех сегментах военной промышленности, которые, раньше или позже, перешли под управление Субсекретариата боеприпасов и вооружения – или непосредственно военных органов.

Вместо продукции часто увеличивалась бюрократия. Во многих случаях партийность при назначении управленческих кадров была важнее технической или административной компетентности. По крайней мере в некоторых случаях «милитаризация» заводов приводила к введению новым руководством драконовской системы «дисциплины труда». Практически всеобщей была деморализация рабочих – отчасти вызванная, как это признавалось всеми, растущими трудностями войны, шедшей к поражению, но значительно усиленная убеждённостью рабочих в том, что предприятия, которые первую половину войны были «их собственными», теперь принадлежат «им», недосягаемым правительственным бюрократам или аппаратчикам Коммунистической партии.

Объём этой книги позволяет привести лишь несколько примеров подобного воздействия «милитаризации» военной промышленности. Но не может быть сомнения в том, что это лишь частные случаи явлений, широко распространённых в республиканской Испании.

В письме министру национальной обороны Индалесио Прието Луис Компанис говорил, что при Комиссии по военной промышленности они «имели возможности вести свою работу в условиях строгой экономии, без бюрократии и без размножения директоров, инспекторов и интервенторов, стараниями которых часто душится то, что стремились оживить»74. Однако после того, как контроль перешёл к республиканскому субсекретариату, началось то самое разрастание бюрократического аппарата и бумажной работы, которого, по словам Компаниса, удавалось избежать каталонской военной промышленности.

В декабре 1937 г. НКТ выпустила протест против «оравы бюрократических паразитов, которые свалились на нас и цепляются за свои привилегии, как моллюски за скалу»75. Имеются и более подробные сведения о бюрократизации в тех частях военной промышленности, которые были национализированы центральным правительством.

Рабочие завода «Элисальде», одного из первых каталонских предприятий, перешедшего к республиканским властям, 10 апреля 1938 г. направили в секцию обороны Национального комитета НКТ доклад о состоянии завода. В этом докладе говорилось:

«Чтобы удовлетворить каждую из потребностей завода, требуется пройти столько шагов, получить столько “одобрений”, что нужное никогда не приходит вовремя. Это верно даже в тех случаях, когда вопрос срочный. “Следование инструкциям” ставится превыше всего. Господа, которые никогда не стояли рядом с фабрикой, должны одобрить выделение нам того или другого материала, машины, ассигнований, комплектующих или смазки, в которых возникла необходимость. И эти одобрения занимают три, четыре и даже шесть месяцев. К этому нужно добавить время, необходимое, чтобы фактически их получить»76.

Рабочие другого завода, контролируемого республиканским правительством, также обратились к национальному руководству НКТ в марте 1938 г. У них были похожие жалобы на бюрократизацию предприятия. Они приводили пример:

«Нам нужны электродвигатели. Они есть в наличии. Один из них предназначен для машины Келлема–Бартгерта… Мы подали заявку в начале января и не знаем, была ли она одобрена. При прямых переговорах их можно было бы получить на следующий день»77.

Документ НКТ, служивший введением к отчёту каталонской Комиссии по военной промышленности от октября 1937 г. и опубликованный после войны в Буэнос-Айресе, комментировал политизацию управления военной промышленностью, перешедшей к субсекретариату. На вопрос: «Каковы результаты вмешательства центральной власти?» – давался ответ:

«Назначения политического характера на технические должности с большой ответственностью; создание бюрократии интервенторов, инспекторов, директоров и т.д., наиболее выдающейся заслугой которых была их принадлежность к определённой партии или абсолютное подчинение ей… пагубное влияние так называемого “прозелитизма”, а именно – “искусства” продвигать элементы, лояльные партии, или принуждать слабых и менее добросовестных, отличающихся только поверхностным антифашизмом, вступать в партию; “искусство” это также заключалось в устранении любыми способами рабочих и техников, не приверженных партии и не манипулируемых ею»78.

Хотя условия труда на заводах, принятых республиканским правительством, несомненно, значительно различались, в некоторых случаях рабочие подвергались притеснению в самых худших формах. Одну из них демонстрирует приказ, изданный генеральным политкомиссаром Субсекретариата авиации, о дисциплине на заводах, находящихся в ведении военно-воздушных сил, датированный 11 августа 1938 г.

Опираясь на циркуляр субсекретаря авиации от 30 мая 1937 г., «милитаризовавший» весь персонал на заводах в пределах его юрисдикции, генеральный политкомиссар устанавливал, что нарушения трудовой дисциплины, как со стороны мужчин, «милитаризованных» этим циркуляром, так и со стороны сотрудников-женщин, не охваченных им, будут делиться на «лёгкие» и «тяжёлые». К первым относились:

«Халатность или небрежность в обращении с инструментами и техникой; неисполнение трудовых обязанностей, возложенных на указанных работников; признаки недовольства или равнодушия в отношении службы; необдуманные или неуважительные ответы в разговоре с начальством; временное отсутствие, равнозначное тяжёлому нарушению или преступлению; нарушение трудовых норм и режима управления на военных заводах и всё остальное, что не подлежит наказанию по другим пунктам, как тяжёлое нарушение или преступление, но препятствует надлежащему функционированию или производительности упомянутых заводов…»

Наказания за подобные «лёгкие» нарушения включали в себя следующее: «Частный выговор; публичный выговор; лишение на срок до пяти дней половины выплат любого рода, получаемых милитаризованными работниками; …увольнение с завода с последующим назначением, в случае, если работник не достиг 45 лет, на строительство укреплений».

Виновные в «тяжёлых» нарушениях дисциплины немедленно отдавались под трибунал в соответствии с военно-уголовным кодексом. Этот безжалостный приказ завершался иронией, которую сам генеральный комиссар, возможно, не осознавал:

«Я должен подчеркнуть важность всего вышеизложенного, поскольку это будет способствовать укреплению трудовой дисциплины, в то время как первоочередной обязанностью комиссаров является обеспечение правосудия и применения установленных норм»79.

Не стоит сомневаться в том, что республиканская национализация контролируемых рабочими оборонных заводов значительно снизила мораль этих рабочих. Это отчётливо видно в случае завода САФ («Элисальде») в Барселоне. Как сообщали НКТ рабочие этого завода, «по собственной воле и после работы по восемь часов в день и 56 в неделю, помимо своих обычных смен, мы отрабатывали перед реквизицией, без надежды на вознаграждение, определённое количество часов, которое различалось соответственно возможностям каждого». Доклад приводил в качестве примера один случайно выбранный цех завода, где 58 рабочих за пять недель, с 15 августа по 18 сентября 1936 г., отработали в общей сложности 2 688 сверхурочных часов, в среднем 9,2 часа на одного рабочего в неделю.

Однако доклад отмечал:

«После реквизиции производственный энтузиазм снизился настолько, что никто – за немногими исключениями – не работал больше нормального рабочего дня. Напротив – и это печально, – работа обыкновенно заканчивается за несколько минут до установленного часа…»

Упадок морали у рабочих, как указывалось далее, выразился в том, что «среднее увеличение времени, затрачиваемого на изготовление определённой детали, составило 21,33%»80.

Заключение

Очевидно, что проблема военной промышленности в республиканской Испании была в большей степени политической, нежели экономической. Рабочие в Каталонии, как и в некоторых частях Леванта и в Мадриде, конфисковав металлургические и химические заводы, создали военную промышленность, которой раньше не существовало. В течение года она производила широкий набор стрелкового оружия, танки, орудия, воздушные и морские бомбы, ручные гранаты и даже самолёты, а также множество других военных материалов. Наряду с этим, рабочие и сотрудничавшие с ними техники проявили невиданную инициативность и изобретательность, не только в выпуске снаряжения для вооружённых сил, но и в производстве оборудования, которое требовалось для изготовления оружия и боеприпасов.

При более широком доступе к сырью, при лучших технических навыках военные предприятия, управляемые рабочими – преимущественно из НКТ, – могли бы сделать ещё больше. Возможно, организационная структура каталонской Комиссии по военной промышленности и заводов и мастерских, работавших под её наблюдением, со временем была бы улучшена.

Однако главной «проблемой» республиканской военной промышленности в тот год, когда она создавалась, было то, что на низовом уровне практически по всей лоялистской Испании она вдохновлялась и контролировалась рабочими из Национальной конфедерации труда и что тем правительством, которое по большей части координировало её работу, было каталонское, а не мадридское (позднее валенсийское). Следовательно, для многих политиков, возглавлявших Испанскую республику, – и это было особенно верно для коммунистов, как испанских, так и каталонских, – гораздо важнее было ликвидировать рабочий контроль на заводах и разрушить военно-промышленное управление каталонского Хенералидада, а не создать в Испании оружейную промышленность, которая снизила бы зависимость Республики от иностранных ресурсов. Конечно, если бы эта последняя задача была выполнена, основы влияния коммунистов в Республике были бы серьёзно подорваны. Также оказались бы ослаблены позиции тех социалистических и республиканских политиков, которые в большей или меньшей степени являлись союзниками – если не слугами – коммунистов.

Часть IV. Анархические коллективы в городах

19. Коллективизация транспорта, связи и коммунального хозяйства

Бо́льшая часть инфраструктуры лоялистской Испании во время Гражданской войны в той или иной степени была коллективизирована профсоюзами. Инициатива исходила преимущественно от НКТ, хотя обычно с ней сотрудничал, порой с энтузиазмом, Всеобщий союз трудящихся.

Мало того что железные дороги были конфискованы и по большей части управлялись профсоюзами, то же самое происходило в муниципальном транспорте – трамвайных, автобусных линиях, метро – в Барселоне, Валенсии и других крупных городах. Кроме того, в разных частях страны в различной степени был коллективизирован пассажирский и грузовой автотранспорт. Специфические обстоятельства, порождённые войной, сделали этот процесс более трудным в морском транспорте. Наконец, коммунальные предприятия, такие как службы газа, электричества и водоснабжения, также были в широком масштабе коллективизированы рабочими организациями.

Коллективизация железных дорог

Хотя железнодорожная система лоялистской Испании немедленно была взята под контроль союзами железнодорожных рабочих в соответствующих регионах, прошло время, прежде чем был создан Национальный железнодорожный совет (Consejo Nacional de Ferrocarriles). Он включал шесть представителей от республиканского правительства, трёх от Национального железнодорожного синдиката ВСТ и трёх от Национальной федерации железнодорожной отрасли НКТ. Этот совет должен был осуществлять общее наблюдение и координацию работы железных дорог в тех частях страны, которые остались под контролем Республики.

Одним из итогов работы совета стало создание единой железнодорожной службы вместо значительного числа частных компаний, многие из которых были иностранными, существовавших до 19 июля. Эта единая система сохранялась и при режиме Франко, под названием Национальная сеть железных дорог Испании (РЕНФЕ).

Национальный железнодорожный совет имел четыре секции, занимавшиеся коммерческими вопросами, кадрами, бухгалтерским учётом и технической частью соответственно. Каждая из этих секций управлялась субкомитетом, состоявшим из председателя – представителя правительства, секретаря – от одного из профсоюзов и третьего члена – от другого профсоюза.

Влияние анархистов до определённой степени отразилось на работе кадрового субкомитета Железнодорожного совета, секретарём которого являлся Франсиско Дьесандино, в начале войны возглавлявший НФЖО НКТ. Субкомитет пытался, и в целом успешно, стандартизировать оплату труда железнодорожников по всей стране, чтобы рабочие одной категории получали одинаковую зарплату, обычно по высшей ставке. Кроме того, были введены оплачиваемые отпуска для всех рабочих и установлено правило, по которому фактические супруги железнодорожных рабочих имели те же права на социальные выплаты – по старости и в случае потери кормильца, – что и законные жёны.

Некоторые из наиболее сложных проблем Национального железнодорожного совета были связаны с заграницей. Прежде всего, железные дороги республиканской Испании во многом зависели от импорта угля из Великобритании, поскольку электрификация была сравнительно ограниченной, а бо́льшая часть угольных шахт страны вскоре оказалась в руках Франко. Совет видел, что его усилия по получения угля в значительной степени саботируются британской стороной. Сообщения часто искажались, британцы по ничтожным поводам отказывались обналичивать чеки совета, и, наконец, они не продавали угля, не получив предварительно полную плату. Однако, когда Национальный железнодорожный совет переключился на Советский Союз в качестве источника угля, оказалось, что его поставки также нужно было оплачивать предварительно.

Трудности другого рода отражает случай, произошедший в апреле 1937 г. Совет направил миссию в Голландию, чтобы договориться о доставке вагонов, которые были заказаны на венгерском заводе через голландскую фирму до начала Гражданской войны. Правительство, сформированное генералом Франко, предъявило свои права на эти вагоны, но миссии Национального железнодорожного совета удалось доставить их в лоялистскую Испанию1.

Некоторые проблемы были связаны с тем, что 17 из конфискованных железнодорожных предприятий принадлежали иностранным фирмам. Одним из них была Центральная железная дорога Арагона, которой владели бельгийцы. Министр иностранных дел Бельгии Поль Спаак, социалист, заявил официальный протест против конфискации этого предприятия и потребовал от премьер-министра Испании Франсиско Ларго Кабальеро, также социалиста, выплатить компенсацию за конфискованное имущество. Ларго Кабальеро ответил, что дорога была реквизирована на военные нужны и вопрос о компенсации может быть обсуждён после окончания войны. Когда Франко выиграл войну, он не выплатил бельгийской компании никакой компенсации, и линия осталась частью централизованной железнодорожной системы, сохранённой режимом Франко.

Национальный железнодорожный совет также сталкивался с внутриполитическими проблемами. Коммунисты выступили против консолидации железных дорог, утверждая, что такие решения должны приниматься собраниями рабочих, а не Национальным железнодорожным советом. Однако эта попытка демагогически использовать анархо-синдикалистские лозунги не помешала совету создать единую железнодорожную систему, так как влияние коммунистов среди железнодорожных рабочих было минимальным2.

Железнодорожники-анархисты, очевидно, рассматривали военные меры по организации их отрасли и управлению ею как временные, которые после войны должны быть заменены полностью коллективной формой организации. Национальный пленум Федерации железнодорожной отрасли в марте 1937 г. принял резолюцию, детализировавшую предложения НКТ по переходу к рабочему контролю на железных дорогах страны.

Эта резолюция включала в себя 24 статьи, озаглавленные «Основные принципы коллективизации». Первая из них провозглашала: «Все железные дороги Испании должны войти в состав единого Коллектива, организация и администрация которого должны быть определены самими рабочими». Статья 2 гласила: «К Коллективу перейдут все активы и пассивы бывших частных фирм, но финансовые обязательства, такие как долги со времени до 19 июля перед неколлективизированными фирмами, будут аннулированы, хотя международные транспортные соглашения будут соблюдаться».

Большинство остальных статей относились к внутренней организации железнодорожного коллектива. Высшим руководящим органом должен был стать Национальный комитет Федерации, избранный Национальным пленумом, а ниже его стояли региональные комитеты, избираемые региональными пленумами. На каждом уровне, кроме того, следовало создать «профессиональные комитеты» (назначение которых не было чётко оговорено), члены которых входили в региональные и национальный комитеты с совещательным голосом. В состав Национального профессионального комитета также включались три делегата с совещательным голосом от «органа, регулирующего жизнь нации» (по-видимому, правительства), по одному от «департаментов промышленности и торговли, финансов и общественных работ».

Резолюция предусматривала, что прибыльные сектора национальной железнодорожной системы будут финансировать убыточные, и, если железнодорожная система в целом окажется в дефиците, «орган, регулирующий жизнь нации, будет обязан восполнить дефицит». Вся прибыль, которая могла быть получена от работы железных дорог, должна была идти «на улучшение железнодорожных услуг и материалов». Предусматривалась «полная унификация тарифов, правил, сигналов, прав и обязанностей и проч., и проч.».

В традиционном для анархистов стиле резолюция объявляла: «Каждый товарищ, вступающий в Коллектив, будет назначен на работу, к которой он проявляет предпочтение и способности, чтобы его энергия была наилучшим образом использована к выгоде Коллектива».

Железнодорожный коллектив также должен был работать над созданием координированной общенациональной транспортной системы, включающей железнодорожный, автомобильный, морской и воздушный транспорт3.

Через несколько лет после Гражданской войны Фернандо де лос Риос, социалист, во время конфликта бывший послом Республики в США, говорил, что общее регулирование железных дорог профсоюзами было успешным: «Эксплуатация железных дорог была поручена комитету, в котором профсоюзы были преобладающей силой. Учитывая все обстоятельства и трудности управления, результат был благоприятным»4.

Каталонские железные дороги при рабочем контроле

Несмотря на формальное объединение железных дорог республиканской Испании, союзы железнодорожников в разных регионах страны сохраняли широкую автономию в управлении железнодорожной системой. Это особенно относилось к Каталонии, Арагону и Леванту.

Один из первых выпусков «Информационного бюллетеня» НКТ–ФАИ описывал меры, принятые каталонскими рабочими в отношении железных дорог региона. В понедельник 21 июля рабочие конфисковали линии МСА (Мадрид – Сарагоса – Аликанте) и «Север»:

«Они создали революционные комитеты и организовали для защиты станций охрану с винтовками и пулемётами. На МСА товарищи из НКТ были первыми, кто занялся реорганизацией отрасли. Однако места в революционном комитете станций были разделены с ВСТ поровну. На линии “Север” инициативу в этом деле также взяли на себя синдикаты НКТ, позднее разделившие ответственность с ВСТ на равных началах…

Через железнодорожный телеграф на все станции передали, что синдикат НКТ конфисковал фирму. Эти новости повсюду были встречены с удовлетворением. Был избран станционный комитет НКТ, которому были подчинены полиция и все вспомогательные службы. Далее циркуляром, ратифицировавшим распоряжения, переданные в первый момент, были назначены революционные субкомитеты на важнейших станциях: Сабадель, Терраса, Манреса, Гранольерс, Вик и Риполь. Была установлена связь с Леридой, где товарищи образовали комитет».

В той же статье отмечалось, что железнодорожные мастерские в Сан-Андресе покрыли бронёй два локомотива и два автомобиля, которые почти сразу же были использованы для переброски милиционеров на Арагонский фронт. Кроме того, по требованию Центрального комитета милиции был подготовлен санитарный поезд5.

В то время, пока на местах предпринимались действия по установлению на железнодорожных станциях контроля НКТ (и позднее НКТ–ВСТ), в Барселоне происходила организация общерегионального управления железными дорогами. Гастон Леваль описывает, как происходил этот процесс на предприятии «Мадрид – Сарагоса – Аликанте»:

«20 июля, когда бои ещё продолжались, был собран руководящий персонал компании. Переговоры, которые проходили в комнате административного совета, имели драматическую окраску. Рабочие делегаты много раз бывали в этой комнате, чтобы изложить проблемы от имени своих товарищей. Администраторы принимали их с высокомерием, даже не предлагая сесть. Теперь же здесь собралось около тридцати техников и администраторов, которые стояли, неспособные поверить в то, что они видели. Трое рабочих – три члена синдиката – сидели в креслах, до того предназначавшихся для руководства, в то время как группа рабочих, вооружённых винтовками, ждала в коридоре, и уверенно говорили: “Мы вызвали вас, чтобы потребовать вашей отставки, а также отказа от всех прав, которые вы могли приобрести в компании”.

Эмоции захлестнули тех, кто раньше были надменными хозяевами. Некоторые начали плакать, особенно когда директор, который как всегда опаздывал, появился и увидел ситуацию. Они были вынуждены уйти в отставку и поставить свою подпись. Рабочие приняли на себя руководство железнодорожной сетью»6.

Через несколько дней был официально санкционирован переход к рабочим контроля над каталонскими железными дорогами. 31 июля вышло обращение «Ко всему персоналу», подписанное советником по внутренним делам Хенералидада и представителями железнодорожных организаций НКТ и ВСТ, которое уведомляло об этом. В обращении говорилось, что профсоюзные организации «проинформировали Хенералидад Каталонии» об установлении своего контроля на железных дорогах и Хенералидад, «приняв это во внимание, не выдвинул никаких возражений и признаёт факт конфискации» при соблюдении четырёх условий. Эти условия были следующими: в течение четырёх дней составить реестр конфискованного имущества; учесть денежные средства, хранившиеся в сейфах фирм; всё прочее, что могло принадлежать конфискованным фирмам, также следует инвентаризировать; Хенералидад «оставляет за собой право на интервенцию». Эта «интервенция» должна была осуществляться через «делегата… чья задача будет состоять исключительно в том, чтобы наблюдать за эксплуатацией и доходами, получаемыми с каждой из её стадий, с основной целью, что последние будут расходоваться на оплату труда и улучшения, а также следить за издержками на эксплуатацию и амортизацию, причём следует понимать, что обязательства, касающиеся прежних прав держателей акций и облигаций, ни в коем случае не будут сюда включены».

И наконец, документ объявлял, что Хенералидад Каталонии «признаёт право вышеупомянутых профсоюзных организаций организовать все виды работ, технические и производственные, равно как и бюрократические, тем способом, который, по их мнению, является наиболее подходящим», в то же время обещая предоставить «все консультации, которые он считает полезными в техническом аспекте, когда это потребуется»7.

Первые недели после начала Гражданской войны на каталонских железных дорогах наблюдалась некоторая сумятица, которую я испытал на себе. Прибыв в Портбоу примерно через месяц после начала конфликта, я спросил у членов местного комитета милиции – после того как получил разрешение отправиться в Барселону, – сколько стоит билет до каталонской столицы. К моему удивлению (и удовольствию), мне сообщили, что теперь поездки по каталонским железным дорогам бесплатны. Так было, по крайней мере на линии Портбоу–Барселона, в августе 1936 г.

Гастон Леваль подтверждает, что каталонская железнодорожная система в первые месяцы войны отличалась децентрализацией и импровизациями: «До середины 1937 г. центральный комитет в Барселоне не давал никаких директив. С одной стороны, рабочие, входившие в него, не могли сразу же заменить собой бывших администраторов, а с другой – такая замена не была необходимой. Работа просто шла, как и всегда. Персонал каждого отделения просто продолжал выполнять свои рабочие обязанности. Члены Центрального комитета довольствовались наблюдением за общей деятельностью и координацией линий. Они медленно объединяли части организма и подготавливали большее единство в будущем»8.

Был создан региональный центральный комитет, который отвечал за все железнодорожные пути сообщения в Каталонии. Он состоял из председателя, секретаря, одного представителя от каждого из трёх подразделений системы – движения, технической службы и администрации – и одного от субсекций, занимавшихся различными вопросами работы предприятия9. В центральном комитете были поровну представлены железнодорожные союзы НКТ и ВСТ10.

Рабочий контроль действовал на всех уровнях каталонской железнодорожной системы. Согласно Левалю:

«Все комитеты подразделений были составлены из равного числа представителей НКТ и ВСТ. Для организации движения выделены демаркационные зоны со своими комитетами, члены которых, представляющие службы, выполняют свою работу, а после рабочего дня собираются на заседание. Они контролируют общую деятельность и передают в комитеты подразделений свои отчёты и предложения. Они либо избраны напрямую рабочими этих зон, либо назначены центральным комитетом с одобрения соответствующих подразделений. Каждый демаркационный комитет выбирает человека, ответственного за административную функцию на местном уровне.

В каждой вспомогательной службе, станции, мастерской или бригаде рабочие свободно избирают ответственного делегата, ответственного за руководство и координацию служб. Отделения каждой линии, которые считают это необходимым, создают контрольный комитет. В населённых пунктах, где существуют отделения разных линий, создаётся координационный комитет…»11

Рабочий (и особенно сэнэтистский) контроль на железнодорожных линиях Каталонии был ослаблен после Майских дней 1937 г. и переезда через несколько месяцев национального правительства в Барселону. Спустя некоторое время Рафаэль Эрнандес, социалист-железнодорожник из Астурии, которому удалось бежать в Барселону, был назначен «комендантом Барселонской транспортной комиссии». Он, по прошествии нескольких десятилетий, рассказывал Рональду Фрейзеру, что каталонские железные дороги на тот момент работали неважно, потому что «никто за них не отвечал». Он добавлял:

«Начальники больше не отвечали за свои станции. Вместо них был станционный комитет, состоявший из охранников и представителей прочего железнодорожного персонала, и комитет машинистов. Если последний отклонял решение первого, чтобы поезд направили, например, к границе, поезд не отправлялся».

В итоге, согласно Фрейзеру, Эрнандес «собрал начальников станций и их заместителей и объявил им, что их задача – направлять работу железнодорожной службы, находящейся в их подчинении, согласно расписанию. Любой, кто выступает против них, будет заключён в тюрьму. Если они окажутся не в состоянии выполнять свои обязанности, они будут отвечать своей головой…»12

Каталонские железные дороги испытывали серьёзные проблемы в связи с войной. Одной из них были трудности с получением угля. Хотя некоторое его количество поступало из Астурийского региона, а также из Великобритании, прилагались усилия по разработке ресурсов Каталонии. Существующие шахты, дававшие энергетически бедный уголь, были расширены. Вдобавок, по инициативе местных жителей в одном из городов, примерно в 60 километрах от Барселоны, началась разработка залежей низкосортного угля. Железнодорожные рабочие сами добывали его, хотя это было очень сложно, так как среди них не было шахтёров и отсутствовало нужное оборудование.

Чтобы противостоять дефициту угля, те, кто отвечал за каталонские железные дороги, разрабатывали планы по электрификации путей сообщения в регионе13. Хотя условия войны сделали осуществление этих планов по большей части невозможным, Жозеп М. Брикаль отмечает, что каталонское правительство выделило около 480 тысяч песет на электрификацию железных дорог14.

Кроме того, после захвата Бильбао силами Франко железные дороги Каталонии остались без железных и стальных деталей, в которых они нуждались, особенно для замены вагонных осей, которые были повреждены или изношены. Это заставляло рабочих заниматься «вредительством»: снимать оси, которые были ещё пригодны, со списанных вагонов и устанавливать их на те вагоны, что были на ходу15.

Железные дороги в части Арагона, отвоёванной лоялистскими силами, также контролировались каталонским региональным центральным комитетом. Здесь рабочие линии МСА, «при участии коллективов некоторых арагонских деревень и энергичном руководстве товарища инженера Вилы, в рекордный срок построили железнодорожную ветку от Пуэбла-де-Хи́хара к угольным шахтам Утрильяса».

Одной из наиболее серьёзных проблем, с которыми столкнулась профсоюзная администрация каталонских железных дорог, было значительное неравенство в зарплате между разными группами рабочих. Те, кто были наняты финансово слабыми фирмами, получали зарплату, которой едва хватало на жизнь. Было решено установить для всех рабочих системы заработную плату 10 песет в день.

Кроме того, проблемой было наличие большого числа временных рабочих, особенно занятых обслуживанием железнодорожных путей. Много лет спустя анархическая эмигрантская газета «НКТ» писала:

«Чтобы они не перестали быть временными, что не позволяло им выдвигать требования и получать мелкие уступки, которые делались постоянным рабочим, начальникам было предписано увольнять их через три месяца, и, что интересно, сегодня их рассчитывали, а завтра снова брали на работу».

Было решено, что все они станут постоянными рабочими на синдикализированных железных дорогах. Каталонские железнодорожники из НКТ также потребовали, чтобы то же самое было сделано в отношении временных рабочих на железных дорогах в других частях республиканской Испании. К их удивлению, в республиканской железнодорожной администрации не только представители правительства, но и представители ВСТ поначалу выступили против этого. Тем не менее спустя некоторое время на всех железных дорогах Республики временные рабочие получили постоянный статус16.

Валенсийские железные дороги при рабочем контроле

Утром 18 июля 1936 г. секретарь валенсийского отделения железнодорожной федерации НКТ получил звонок из Мадрида и узнал, что в столице начался военный мятеж, что там объявлена всеобщая стачка и что НКТ приняла решение конфисковать железные дороги, чтобы помешать перемещениям армии. Ему поручили собрать местный комитет железнодорожных рабочих, обойти все станции и депо в городе и уволить начальников, заподозренных в нелояльности. Глава местного союза железнодорожных рабочих ВСТ, со своей стороны, проинформировал лидера НКТ, что получил аналогичное сообщение из мадридской штаб-квартиры ВСТ. Они совместными силами отстранили сомнительных управленцев.

Одним из таких служащих оказался баск-католик, сеньор Санарту, который возглавлял службу пути и занимал крайне консервативные политические позиции. Однако, когда рабочие его подразделения поручились за него, профсоюзные руководители согласились оставить его на посту. Впоследствии местный лидер НКТ одобрил его вступление в профсоюз НКТ, когда был принят декрет, согласно которому все работавшие на железной дороге должны были состоять в НКТ или ВСТ. В конечном итоге большинство уволенных управленцев были восстановлены в прежней должности, но оставались под постоянным наблюдением профсоюзных лидеров.

Валенсийским железнодорожникам пришлось решать одну специфическую проблему, связанную с железнодорожными рабочими, которые бежали из районов, захваченных Франко, и которые, согласно заключённым ранее коллективным договорам, имели право на трудоустройство в Валенсийском регионе и на особые выплаты для переведённых. Эта двойная плата железнодорожникам из других областей вызвала серьёзные протесты среди валенсийских рабочих. Местным лидерам железнодорожных рабочих НКТ в итоге удалось найти компромисс по этому вопросу: двойная плата выдавалась лишь до тех пор, пока вынужденно переведённые не найдут работу и жильё на новом месте. Это было одним из аспектов более широкой проблемы наплыва беженцев, который продолжался по мере продвижения армий Франко.

При рабочем контроле были предприняты шаги по снижению неравенства в оплате труда между работниками железнодорожного транспорта Валенсии. До 19 июля самая низкооплачиваемая категория рабочих, вахтёры, получала лишь 2,5 песеты в час, тогда как машинисты зарабатывали 1 000 в месяц. Минимальная зарплата для всех рабочих была повышена до 10 песет в час, что соответствовало жалованью солдат Народной армии17.

Железные дороги и прочий транспорт в северных регионах

Как и в других частях лоялистской Испании, в Астурии ранее существовавшие железнодорожные компании были слиты в единую систему в январе 1937 г. по решению новой лоялистской администрации этого региона – Межпровинциального совета Астурии и Леона. В следующем месяце Совет предложил властям Сантандера и Страны Басков создать единую железнодорожную систему в трёх республиканских регионах Севера. Но лишь в июле, когда уже полным ходом шла кампания сил Франко по ликвидации северной группировки республиканских войск, Национальный железнодорожный совет официально одобрил создание такой объединённой системы.

Декрет Национального железнодорожного совета предусматривал объединение железнодорожной системы на Севере в рамках общей схемы создания единой железнодорожной сети для всей страны. Управление железными дорогами на Севере возлагалось на орган, в котором должны были быть представлены профсоюзы НКТ и ВСТ. Хотя у нас отсутствует конкретная информация о том, как во время войны были организованы железные дороги Севера, можно предположить, что фактическое управление ими, особенно в Астурии, находилось в руках этих двух профсоюзов.

Более трудной, по сравнению с железными дорогами, была на Севере проблема автомобильного транспорта. В начале войны местные ревкомы реквизировали автобусы, грузовики и даже личные автомобили. Провинциальный комитет Астурии издал приказ, согласно которому местные комитеты должны были передать все транспортные средства в распоряжение провинциального департамента транспорта, но очевидно, что эта мера вызвала значительное сопротивление.

В начале октября Провинциальный комитет конфисковал крупнейшую автотранспортную компанию Астурии – «Аутомо́вилес Луарка СА», которая занималась автобусными перевозками и доставкой почты. Она была реорганизована под названием «Омнибус АЛЬСА» и стала управляться комитетом, состоявшим преимущественно из представителей профсоюзов НКТ и ВСТ, непосредственно избранных рабочими и служащими18.

Коллективы городского транспорта в Барселоне

Одна из инициатив по коллективизации, которыми анархисты гордились больше всего, была предпринята в городском транспорте Барселоны и её окрестностей. Во всех отношениях, важнейшей частью этой транспортной системы являлись трамвайные линии, общим числом около 60, с 7 000 рабочих, из которых 6 500 входили в Синдикат транспорта и связи НКТ. Кроме того, имелись меньшие по численности секции метро, автобусов и такси19.

Трамвайная сеть Барселоны пострадала от боёв 19–20 июля, когда на улицах строились баррикады и были повалены десятки столбов, несущих контактные провода. Если верить статье в «Рабочей солидарности», посвящённой трамвайному коллективу, рабочие ещё до полного окончания боёв очистили улицы и поставили столбы на место20. 20 июля, когда в Барселоне ещё продолжались перестрелки, трамвайная секция профсоюза отправила делегацию из семи человек, чтобы захватить контору трамвайной компании. Затем этот комитет собрал делегатов всех подразделений, включая электростанцию, ремонтную мастерскую, диспетчерскую и другие, и на этом собрании было решено реорганизовать трамвайное предприятие.

На следующий день весь персонал, рабочие и техники, явился на общее собрание, где было ратифицировано решение об установлении контроля над трамвайной системой. Через пять дней после окончания вооружённой борьбы трамваи вновь начали ходить по городу, окрашенные в красный и чёрный цвета и с надписью «CNT–FAI»21.

Даже неанархисты были впечатлены той скоростью и эффективностью, с которой рабочие возобновили работу общественного транспорта. Андрес Нин, лидер ПОУМ, сравнивал медленное восстановление общественного транспорта после большевистской революции в России, затянувшееся на месяцы, со стремительным выполнением той же задачи анархическими рабочими в Барселоне.

Гастон Леваль описал организацию контролируемого рабочими предприятия:

«Каждое подразделение возглавляли инженер, назначенный по согласованию с профсоюзом, и представитель рабочих. На втором уровне выборные делегаты составляли местный общий комитет. Секции проводили отдельные собрания, когда они обсуждали свои особые мероприятия. А когда затрагивались проблемы общего характера, все рабочие всех категорий приходили на общее собрание. Организация была федеративной снизу доверху…»22

В тот период, когда трамвайная система находилась под контролем рабочих, в ней было сделано множество усовершенствований. Были установлены новые конструкции для подвески контактных проводов, что позволило убрать многие, если не большинство металлических столбов, часто служивших причиной несчастных случаев на узких улицах Барселоны. Кроме того, в сотрудничестве с Синдикатом воды, газа и электричества, были «более рационально» размещены многие трансформаторы, которые раньше заставляли трамваи делать резкие повороты и также вызывали происшествия.

Оборудование мастерских было значительно улучшено. Во Франции был приобретён новый токарный станок, разработанный в США, за 200 000 песет. Также закупили два сверлильных станка стоимостью 80 000 песет, электропечь, используемую для изготовления опорных подшипников, и прочие разнообразные машины23.

В результате этого переоснащения предприятие стало более самодостаточным. В марте 1938 г. «Рабочая солидарность» писала, что трамвайные мастерские обеспечены 98% оборудования, необходимого для ремонта трамваев, по сравнению с 2% перед тем, как предприятие было конфисковано рабочими. Говорилось, что единственной вещью, которую не могли производить мастерские предприятия, были литые изделия24.

С точки зрения оказываемых услуг и даже с финансовой точки зрения трамвайный рабочий коллектив был успешным. «Рабочая солидарность» в марте 1938 г. отмечала, что если трамваи перевезли 97 937 748 пассажиров с 1 января по июль 1936 г. и 85 605 516 с 24 июля по 31 декабря, при общем итоге 183 543 361 за весь год, то в 1937 г. они перевезли 233 557 508, то есть увеличение составило более 50 млн пассажиров.

Эта же статья описывала, с какими финансовыми трудностями столкнулся рабочий контрольный комитет, когда он принял предприятие, и как они были преодолены. Первый день выплаты пришёлся на 20 июля, и нужно было единовременно выплатить 259 535,65 песет по заработной плате, а также оплатить счета за материалы, которые остались от старой компании, на общую сумму 1 272 322,18 песет. Комитет не только погасил эти срочные задолженности, но и сохранил к концу 1936 г. остаток в 3 313 594,70 песет. «Рабочая солидарность» заключала:

«Триумф воли и разума был достигнут. Тот бухгалтерский баланс, который в последние дни июля 1936 г., казалось, предвещал финансовый крах из-за нехватки средств, вызванной очевидной ненормальностью работы в подобных исключительных обстоятельствах, был исправлен без какой бы то ни было государственной помощи и к удовлетворению всех: публики, которой было обеспечено функционирование трамвая и других городских транспортных служб, столь важных для жизни города, благодаря творчеству и организаторским способностям самих рабочих; и рабочих, которые удостоверились, что их усилия окупились превосходными результатами и естественным удовлетворением от исполненного долга»25.

Система оплаты проезда на трамвае была упрощена. До 19 июля цена билета варьировалась от 10 до 40 сентесимо, в зависимости от длины маршрута. Теперь для всех поездок была установлена стоимость в 20 сентесимо, которая не менялась почти два года26. В конце декабря 1937 г. контрольный комитет объявил, что с 1 января 1938 г. всем школьникам до 15 лет включительно будет предоставлен бесплатный проезд до школы и обратно27.

Барселонский коллектив городского транспорта был легализован, в соответствии с декретом о коллективизации Хенералидада Каталонии, 28 июня 1937 г. С этих пор, согласно Вальтеру Бернеккеру, в коллективе стали расширяться полномочия руководящих органов синдиката в отношении контрольных комитетов подразделений. Но ещё до этого синдикат распоряжался большей частью прибыли предприятия, которая использовалась для субсидирования финансово слабых линий и для выплаты налогов Хенералидаду. После создания в конце 1937 г. Кассы промышленного и торгового кредита бо́льшая часть прибыли коллектива стала уходить в неё28.

Трамвай был лишь частью, хотя и самой крупной, барселонской транспортной системы. Рост его пассажирооборота, конечно, отчасти объяснялся растущей сложностью получения бензина для автомобильного транспорта, в особенности такси, но также и автобусов.

К счастью для нас, сохранились записки о коллективе, организованном рабочими бывшего АО «Генеральная автобусная компания Барселоны», который действовал под названием «Автобусы-Г» и, безусловно, являлся крупнейшим автобусным рабочим коллективом в Барселоне. Записки эти оставил Х. Баркони, член контрольного комитета коллектива. Он указывает, что компания была конфискована автобусной секцией Синдиката транспорта и связи ещё до того, как полностью завершились бои на улицах Барселоны.

Группа из шести рабочих составила временный контрольный комитет предприятия, очевидно утверждённый общим собранием. Когда они взяли документы прежнего руководства, они нашли там, среди прочего, списки «опасных» и «весьма опасных», с его точки зрения, профсоюзных лидеров, а также списки шпионов компании.

Хотя высшие должностные лица фирмы бежали, бо́льшая часть технического персонала осталась. Новые рабочие лидеры коллектива предложили им продолжить работу, уволив лишь трёх, заподозренных в нелояльности новому режиму. Согласно Баркони, техники с энтузиазмом участвовали в работе коллектива, так как им предоставили гораздо больше свободы действия, чем было прежде, и их предложения по улучшению работы предприятия серьёзно рассматривались рабочим руководством.

Конторские служащие «Автобусов-Г» были собраны в одном большом офисе, где они находились в тесном контакте, могли работать более эффективно и в атмосфере общительности.

На предприятии вскоре было установлено новое оборудование, и ремонтные мастерские были объединены. Коллектив впервые начал выпускать собственные автобусы, а впоследствии – и военную продукцию29.

Очевидно, ремонтные мастерские автобусной системы какое-то время являлись показательным производственным участком НКТ. Когда я был в Барселоне, примерно через месяц после начала Гражданской войны, меня взяли на экскурсию в эти мастерские, после того как я попросил, чтобы мне показали одно из контролируемых рабочими предприятий в каталонской столице. Теперь, более полувека спустя, единственное, что я помню об этом посещении, – это утверждение рабочих, что им удалось значительно увеличить производительность ремонтных мастерских, включая сборку новых автобусов.

Примерно в это же время Франц Боркенау также осмотрел мастерскую барселонского транспортного коллектива:

«Спустя только три недели после начала гражданской войны, спустя две недели после окончания всеобщей стачки, она работает так гладко, что кажется, будто ничего и не происходило. Я видел людей, стоящих за станками. Помещение выглядело чистым, работа выполнялась обычным порядком. После социализации эта мастерская отремонтировала два автобуса, закончила сборку ещё одного и собрала один новый. Последний носил надпись “Выпущено при рабочем контроле”. Он был собран, как утверждали руководители, за пять дней, тогда как при прежнем руководстве требовалось в среднем семь дней…

Мастерской не могли нарочно придать привлекательный вид, чтобы произвести впечатление на посетителя: неразбериха действительно была страшной. Также я не думаю, что делались какие-либо приготовления к моему визиту. И всё же из этого наблюдения, конечно, не стоит делать общих выводов»30.

Коллективом «Автобусы-Г» были внесены различные изменения в оказываемых услугах. Были введены новые автобусные маршруты, и ими были охвачены новые районы. Бесплатный проезд был предоставлен членам коллектива, а также школьникам (которым в школах выдавались особые значки), солдатам и инвалидам. Кроме того, те, кому приходилось стоять на передней площадке автобуса, также могли ездить бесплатно.

Были внесены и некоторые изменения в условиях труда. Кондукторам и водителям каждый год выдавалось по три комплекта спецодежды. Рабочим мастерских, выполнявшим самую тяжёлую работу, регулярно выдавалось молоко. Различия в заработной плате сохранялись, но количество её категорий значительно сократилось. Кроме того, вследствие необходимости войны, женщины на предприятии всё больше занимали место мужчин, которые уходили в вооружённые силы.

Также произошли изменения в социальном обеспечении. Пенсии для вдов служащих были отменены (так как их не получали и вдовы рабочих), но женщинам взамен предлагали работу в коллективе. Предоставлялась денежная помощь всем детям членов коллектива, которые продолжали своё обучение в школе. Коллектив содержал больницу для заболевших и выздоравливающих членов.

Вначале шесть членов контрольной комиссии часто проводили встречи со своими коллегами в других коллективах транспортного синдиката. Впоследствии был создан орган, состоявший из двух делегатов от каждого коллектива. Однако Баркони настаивал, что это была «федеративная» организация, в которой сохранялась автономия различных коллективов.

Когда Хуана Коморера из сталинистской Объединённой социалистической партии Каталонии стал советником по экономике в правительстве Каталонии, он начал наступление на все коллективы НКТ, включая «Автобусы-Г». Пытаясь подорвать этот коллектив, он без согласования предоставил право бесплатного проезда полицейским, которые заполонили автобусы. Коморера отказался предоставить коллективу иностранную валюту для импорта оборудования, необходимого в мастерских. Однажды ночью был совершён налёт на контору коллектива, и находившиеся там бумаги были разбросаны. Наконец, члены муниципального совета от ОСПК попытались протолкнуть решение о «муниципализации» городской системы общественного транспорта, очевидно, чтобы передать контроль над ней от НКТ сталинистам. Однако пленум барселонской НКТ единогласно отклонил эту идею, и после этого не предпринималось никаких посягательств на имущество транспортных коллективов НКТ, вплоть до взятия города силами Франко31.

Ещё одним сектором транспорта, подвергшимся коллективизации, были грузовые автомобили. Этот сектор делился на две части, военную и гражданскую, и обе они контролировались НКТ, по крайней мере в первый год Гражданской войны. НКТ конфисковала все фирмы, занимавшиеся автомобильными перевозками, и организовала их в коллектив, обслуживавший нужды гражданского населения.

Наряду с этим, Департамент обороны Хенералидада имел собственную военно-транспортную службу. По крайней мере до устранения анархистов из каталонского правительства, она также возглавлялась представителями профсоюза транспортных рабочих НКТ, которые тесно сотрудничали с гражданским коллективом.

Время от времени военно-транспортная система каталонского правительства бывала вынуждена использовать грузовики из гражданского коллектива. По крайней мере в первый год войны, коллектив обычно предоставлял необходимые грузовики во временное пользование Департаменту обороны, вместо того чтобы сдавать их в аренду правительству32.

Коллективизация городского транспорта в Валенсии

В Валенсии муниципальная транспортная система также была коллективизирована. Возник Объединённый авто-трамвайный синдикат, в который вошли 1 300 работников из Трамвайной и железнодорожной компании Валенсии и 214 из Валенсийской автобусной компании. Значительное большинство рабочих перед началом войны входило в НКТ, и на общем собрании было решено провести голосование, по итогам которого профсоюз, получивший большинство, включит в свой состав тех, кто принадлежит к другой организации. Таким образом, все рабочие присоединились к НКТ.

Рабочий совет Объединённого авто-трамвайного синдиката состоял из семи членов, пяти от трамваев и двух от автобусов. Каждая секция синдиката имела свои подразделения: диспетчерскую, мастерские, путевую, техническую и административную службы. В каждом подразделении был свой совет, избранный работниками, который решал его специфические проблемы.

Одной из первых трудностей, с которыми столкнулся рабочий коллектив, было то, что значительное большинство пассажиров, как на трамваях, так и на автобусах, отказывались платить за проезд. Рабочий совет, управлявший предприятием, заручился поддержкой всех значимых профсоюзных и политических организаций в регионе, и к концу 1936 г. за проезд взималась регулярная плата.

Рабочее предприятие расширило мастерскую трамвайной системы. Также были выделены средства на обеспечение беженцев с территорий, занятых Франко, и на строительство нескольких школ и санатория. Наконец, коллектив создал фонд для выплаты пенсий по старости и пособий по болезни своим членам и их семьям.

Средняя зарплата работников коллектива увеличилась с 10 песет в день до 13,5–14,5. Одновременно 200 тысяч песет было выделено для 100 членов коллектива, которые сражались в силах милиции на разных фронтах33.

Другая часть транспортной системы Валенсии была конфискована и организована Синдикатом транспорта Леванта НКТ. Этот коллектив включал 2 350 грузчиков, работавших в гавани, 1 700 грузчиков, работавших на железнодорожных станциях, в порту и на складах, 1 300 извозчиков, у которых было 800 лошадей и 1 500 повозок, 200 автобусных водителей и кондукторов, 425 водителей такси, имевших 315 машин, и разные группы подсобных рабочих.

Общее собрание синдиката избирало комитет, руководивший его работой. Действовал центральный секретариат, в котором были представлены все секции синдиката и который координировал транспорт в городе и его окрестностях. Была организована специальная железнодорожная служба, «чтобы перевозить все виды товаров в столице и за её пределами… что существенно облегчило работу, устранив препятствия в этом классе услуг… которые строго контролировались, ничто не терялось и не шло по неправильному маршруту». Водители такси создали аварийную службу, работавшую ночью и днём. Одним словом, коллектив следил за тем, чтобы его службы функционировали семь дней в неделю34.

Коллективизация прочего наземного транспорта

На большей части республиканской Испании профсоюзы, в частности входившие в НКТ, взяли под свой контроль другие виды наземного транспорта, такие как междугородные автобусные линии и предприятия грузового автотранспорта. У нас нет точных цифр относительно масштабов этой коллективизации, хотя по некоторым признакам можно судить, что она была широко распространённой.

В северном регионе Сантандера социалистический Всеобщий союз трудящихся конфисковал местную трамвайную систему, находившуюся в частной собственности. Председатель союза трамвайных рабочих ВСТ стал председателем коллектива, а другие члены исполнительного органа союза стали директорами предприятия. Трамвайная система, как сообщали, хорошо работала под профсоюзным контролем и получала большой доход. Одной из причин этого было устранение конкуренции со стороны мелких семейных автобусных фирм, водители которых не входили ни в какой профсоюз. Как только началась война, автобусы были реквизированы и отправлены с милиционерами на фронт35.

Многие, если не большинство сельских коллективов в разных частях страны имели в своём распоряжении по крайней мере несколько грузовиков, как и некоторые коллективизированные городские промышленные предприятия. В главе 27 я расскажу, как контролируемый анархистами Совет Арагона организовал автобусное сообщение от одного края региона до другого. Но, помимо всего перечисленного, местные синдикаты и комаркальные и региональные федерации транспортных союзов создавали свои собственные коллективы.

В сельскохозяйственных районах и в городах транспортные союзы НКТ стремились не только обеспечивать нужды вооружённых сил и обслуживать гражданское население, но и организовать свой сектор экономики на долгосрочной основе, в таком соответствии с анархическими идеями, какое было возможно при данных обстоятельствах. Это нашло своё отражение в резолюциях, принятых региональным пленумом транспортных союзов Центра, который прошёл в Мадриде в середине марта 1937 г.:

«Чтобы структурировать социализированную экономику транспортной отрасли, будут созданы экономические советы, занимающиеся регулированием контрактации предоставляемых услуг и одновременно удовлетворением нужд отрасли, таких как хранение материалов, определение и выплата зарплаты тем, кто участвует в социализации, и, наконец, непрерывное развитие, в котором нуждается отрасль, чтобы расти с каждым днём. Эти советы, в региональной, провинциальной и комаркальной федерации и в синдикатах, будут поддерживать близкие взаимоотношения, чтобы знать потребности друг друга, так что, когда одна из организаций нуждается в поддержке, она сможет получить её от тех, которые находятся в лучшей ситуации».

Пленум также предпринял шаги по обеспечению равенства между разными группами, входящими в региональную транспортную федерацию. Хотя пленум не пытался в один момент установить полное равенство в заработной плате членов, было решено работать над продвижением к такому равенству. Также было предусмотрено, что прибыль, полученная более успешными синдикатами или местными и комаркальными федерациями, должна передаваться региональной федерации, которая будет использовать её, чтобы помочь менее обеспеченным организациям. Аналогично, было принято решение, что местные группы, которые имеют больше грузовиков или автобусов, чем им необходимо, предоставят их тем, у которых не хватает подвижного состава, – хотя было оговорено, что группы, получившие в пользование транспортные средства других частей региональной федерации, должны будут сами нести расходы по их обслуживанию36.

Проблема милитаризации транспорта

Одной из проблем, встававших перед транспортными коллективами НКТ, была угроза «милитаризации» транспорта республиканским правительством. НКТ решительно выступала против этого, хотя демонстрировала полную готовность предоставить транспортные средства вооружённым силам в чрезвычайных ситуациях.

Национальный комитет транспортных синдикатов Испании, представлявший региональные федерации Центра, Леванта и Каталонии, в июне 1937 г. выпустил обращение «К антифашистскому и революционному народу», в котором он возражал против милитаризации транспорта:

«Вот уже некоторое время ведётся разговор о милитаризации транспорта, но без достаточных оснований, без твёрдых аргументов, которые могли бы убедить нас. Гражданский транспорт имеет задачу, отличную от задачи военного транспорта; хотя между ними есть некоторая взаимосвязь, её недостаточно для того, чтобы отобрать у синдикатов то, что по логике принадлежит им. Милитаризация гражданского транспорта равнозначна созданию военного корпуса, в котором рабочие будут простыми функционерами государства, находящимися на службе и обязанными лишь подчиняться, без права высказывать своё мнение. Если государство возьмёт на себя эксплуатацию этой отрасли, рабочие полностью утратят свою личность, будучи подчинёнными суровой дисциплине, будучи низведёнными до состояния автоматов…

Милитаризация транспорта – очередной манёвр тех людей, которые воплощают и защищают авторитарный централизм и тем самым полностью уничтожают человека как ведущий элемент производства и потребления и как основной фактор в экономическом развитии государства…

Региональные транспортные федерации, подписывающие это обращение совместно с Национальным комитетом, не потерпят милитаризации гражданского транспорта, поскольку они верят, что компетентностью для эксплуатации этих служб обладают только синдикаты, а не Министерство общественных работ или любой другой официальный орган»37.

К ноябрю 1937 г. союзы транспортных рабочих НКТ в значительной степени изменили своё отношение. Пленум транспортных федераций Леванта, Центра и Каталонии, прошедший в этом месяце, принял резолюцию, где, помимо прочего, говорилось:

«Синдикаты НКТ, действующие в различных частях транспортной отрасли и особенно в гужевом и автомобильном транспорте, не будут, до тех пор пока уважается их индивидуальность, оказывать какого-либо сопротивления реквизиции материалов, гаражей и проч., но лишь при условии, что персонал этих предприятий будет нанят правительством, которое будет выплачивать ему положенную зарплату…

Транспортные синдикаты, следуя декретам, изданным Министерством национальном обороны, обязуются предоставить в распоряжение антифашистского дела персонал, который по своему физическому состоянию и технической компетентности окажется пригодным для того, чтобы выполнять возложенную на него работу».

Резолюция заканчивалась на почти жалобной ноте: региональные федерации обещали «защитить, насколько мы в состоянии, коллективы, которые уже созданы и которые могут быть созданы, но лишь при условии, что это не создаёт препятствий для экономики и не вредит военным задачам»38.

Рабочий контроль на морском транспорте

Рабочий контроль на испанском республиканском торговом флоте был во всех отношениях менее развит, чем в наземной экономической деятельности. Хотя профсоюзы, в первые дни и недели после подавления военного мятежа на значительной части прибрежной Испании, стали занимать управления важнейших судоходных линий страны, республиканское правительство также поспешило установить контроль над возможно большей частью торгового флота. Кроме того, почти с самого начала войны торговые суда лоялистов подверглись нападениям не только тех единиц испанского военного флота, которые были захвачены мятежниками, но и иностранных, в частности итальянских, кораблей и субмарин. Как следствие, острой необходимостью стало поддержание дисциплины на судах и сохранение на службе опытных офицеров торгового флота.

В этих условиях на судах и даже в портах, по-видимому, преобладала несколько видоизменённая система коллективных договоров, на доиюльских принципах. Она была дополнена введением профсоюзных делегатов, которые помогали обеспечивать эффективность судоходства и следили за капитанами и другими офицерами, чья лояльность вызывала сомнения. На национальном уровне морские союзы НКТ и ВСТ пытались оказывать влияние на работу торгового флота, насколько это позволяли военные условия.

В барселонском порту главным изменением, произошедшим после 19 июля, было устранение трудовых подрядчиков и других посредников, которые процветали здесь прежде. Аугустин Сухи описывал эту ситуацию:

«За счёт низкой зарплаты и плохих условий труда для портовых грузчиков, берег до 19 июля находился во власти вымогателей. От берега разило взяточничеством, растратами и воровством. Мошенники и судовые агенты, капитаны судов и начальники грузчиков – все они были в сговоре…»

Далее Сухи описывает изменения: «После 19 июля портовые и морские профсоюзы избавились от вымогателей и их агентов. Они решили напрямую, без посредников, вести переговоры с капитанами судов и судоходными компаниями. Это привело к передаче всех рабочих операций вновь созданному коллективу портовых рабочих. Хотя контракты, уже заключённые между иностранными судоходными компаниями и их агентами, не могли быть отменены, профсоюзы пристально следили за финансовыми операциями испанских агентов иностранных компаний»39.

Издание НКТ того периода писало о соглашении между профсоюзом НКТ и фирмами, действовавшими в порту:

«Административная хунта [профсоюза] будет получать плату за погрузку и разгрузку в соответствии с существующими расценками, она организует группы рабочих и будет выдавать им зарплату. Склады, судовладельцы и агенты не будут признавать никакой иной организации, кроме Единого синдиката транспорта НКТ. Этим фактом Конфедерация, в дополнение к предпринятым большим шагам в направлении социализации собственности, устанавливает абсолютный контроль…

Благодаря этому коллективному договору станет известно движение в барселонском порту: приход и отход судов, тоннаж и виды товаров и т.п., поскольку контроль полностью переходит в руки Синдиката транспорта»40.

Сухи отмечал: «Эти изменения принесли намного более высокую зарплату и лучшие условия труда для портовых грузчиков. Наряду с определённой суммой с каждой разгруженной или погруженной тонны, была обеспечена защита от безработицы, болезней и несчастных случаев и другие льготы»41.

Управление Трансатлантической компании в Барселоне, одной из основных испанских океанических судоходных линий, вначале было занято членами ВСТ. Однако вскоре был создан совместный центральный комитет ВСТ–НКТ, включавший трёх членов от каждого профсоюза, а также представителей каталонского и республиканского правительств. К комитету перешли не только суда компании, но и её наличные средства и банковские счета.

Центральный комитет уволил всех высших должностных лиц компании, однако все техники остались на своих местах.

Рабочий комитет согласился предоставить каталонскому Центральному комитету милиции два судна для использования в качестве тюрем и одно в качестве плавучего госпиталя. Остальные суда вернулись к обычной работе. Было зафиксировано, что «прежние судовые комитеты продолжат осуществлять свои функции, в качестве технических комитетов, находясь в подчинении центрального комитета». По крайней мере поначалу, матросы отказались принять 40-часовую рабочую неделю, установленную Хенералидадом Каталонии, и продолжали работать 48 часов. Они также отказались от 15-процентного повышения зарплаты, декретированного Хенералидадом42.

В период широкой каталонской автономии, с июля 1936 г. по май 1937 г., суда и катера, выходившие из каталонских портов, находились в ведении Департамента общественных служб регионального правительства. Как сообщает сэнэтист Хуан Доменек, когда он возглавлял этот департамент, в портах каталонских городов работали шесть больших судов, водоизмещением 16 тысяч тонн и более, и «сотни» судов от 180 до 300 тонн, при общем тоннаже около 600 тысяч43.

Хотя имеется сравнительно мало информации об организации той части республиканского торгового флота, которая в первый год войны действовала в северных регионах Бискайи, Сантандера и Астурии, у нас есть декларация, выпущенная работниками морского транспорта этой части Республики в мае 1937 г., незадолго до начала генерального наступления армии Франко на Северном фронте. Декларация извещала о создании Межрегионального комитета морского транспорта «организациями ВСТ и НКТ из Бильбао, Сантандера и Хихона и “Баскской [рабочей] солидарностью” из Бильбао». Последняя группа была профсоюзной организацией, связанной с Баскской националистической партией.

Это воззвание особенно подчёркивало, что моряки, верные Республике в борьбе с испанским, итальянским, германским и португальским фашизмом, должны продолжать судоходство, несмотря на угрозу от вражеских военно-морских сил, и наблюдать в своих собственных рядах за теми, чья лояльность может оказаться сомнительной:

«Мы всё теснее и теснее сплачиваем наш союз; мы пожертвуем всем, чем должны пожертвовать, чтобы сокрушить в Испании международный фашизм, который пытается завоевать нашу страну. На руинах Испании мы построим общество, о котором мы мечтали, где не существует эксплуататоров и эксплуатируемых»44.

В конце 1937 г., после падения Бискайи, Сантандера и Астурии, Национальная федерация транспорта, рыболовства и морской отрасли НКТ и Национальный синдикат морского транспорта ВСТ создали координационный комитет, «исполнительного характера» и с равным представительством обеих профсоюзов. Прокламация о создании этого органа гласила:

«Обе профсоюзные организации признают, в качестве первого шага на пути к социализации морского транспорта, а также для лучшей и скорейшей реорганизации экономики в целом и ради высочайшей эффективности в использовании для военных задач, полный переход отрасли в ведение правительства Республики».

Далее обещалось, что обе организации «будут поддерживать и содействовать очищению и реорганизации Главного управления торгового флота… организуя своё руководство в соответствии с… нуждами национальной экономики». Предлагалось создать орган для рассмотрения этого вопроса и разработки проекта реорганизации.

Документ содержит любопытные указания на то, как был организован и функционировал торговый флот в то время: говорилось, что сохранится «существующая» структура судовых комитетов и что «во время пребывания судна в море или в порту функции комитета будут ограничиваться внутренними вопросами: 1. контроль над администрацией и сотрудничество в судовых работах; 2. моральная и интеллектуальная подготовка личного состава с помощью газет, книг, лекций…»

Далее говорилось, что члены профсоюзов на каждом судне будут избирать «профсоюзного делегата», который будет служить посредником между командой и профсоюзами, после каждого рейса информируя профсоюзе обо всём произошедшем во время плавания. Кроме того, «в случае, если возникают трудности в море, они должны быть известны профсоюзному делегату».

В общих чертах была обрисована ситуация на судах республиканского торгового флота: «Организация работы на судах будет находиться под ответственностью капитана, при условии, что его сочувствие [антифашистскому] делу было доказано…» Капитан мог передать свои полномочия «первому помощнику – на палубе и старшему машинисту – в машинном отделении… Политические комиссары, действующие на судах на основании декрета от 12 июня, будут избираться по выдвижению морских профсоюзных организаций, с равным представительством ВСТ и НКТ».

Последний раздел документа говорил о «судовых премиях», которые должны были выплачиваться тем, кто выходил в море перед лицом угрозы вражеского нападения45.

Как мы видим, на торговом флоте не было всеобщей коллективизации наподобие той, что имела место в национальной железнодорожной системе и в различных отраслях промышленности республиканской Испании. Тем не менее торговый флот не обошла стороной революционная волна, поднявшаяся в Республике в начале Гражданской войны.

Коллективизация каталонских предприятий коммунального обслуживания

Предприятия коммунальной сферы – службы газа, электричества и водоснабжения – в той или иной степени были коллективизированы рабочими республиканской Испании. Как и в других частях республиканской экономики, в этих экспериментах по рабочему контролю наблюдалось значительное разнообразие.

Поумистский лидер Хуан Андраде, рассматривая рабочие коллективы начала 1937 г., отмечал, что в области коммунального хозяйства преобладала организация на основе профсоюза, а не местной мастерской: «Синдикализация в этих отраслях прошла сравнительно легко. Можно сказать, что рабочие синдикализированных предприятий коммунального хозяйства сегодня пользуются привилегированным положением, в смысле гарантированности дохода и, следовательно, получения зарплаты. Так как им удалось не только сохранить свою зарплату, но и во многих случаях увеличить её, они по достоинству оценили выгоды от изменения ситуации. По мере поступления доходов стало возможно трудоустроить всех тех, кто раньше были безработными, тогда как в других сферах безработица не только не снижалась, но и росла. Отсутствие конкуренции позволяет регулировать цены»46.

В Каталонии с 1927 г. действовал профсоюз НКТ, объединявший рабочих электросетей, газоснабжения и водоснабжения в регионе. Именно эта организация взяла на себя управление коммунальным хозяйством, когда военный мятеж был подавлен.

20 июля 1936 г., когда на улицах Барселоны всё ещё шла вооружённая борьба, группа рабочих собралась, чтобы принять меры по обеспечению работы этих трёх служб после окончания боёв. Вскоре состоялось общее собрание работников, на котором было решено какое-то время продолжать работу так, как это делалось до 19 июля. Лишь в конце августа НКТ и ВСТ официально решили социализировать электричество, газ и воду по всему региону, и Хенералидад Каталонии спустя недолгое время санкционировал их действия.

В Каталонии насчитывалось 610 электротехнических сооружений, от больших гидроэлектростанций в Тремпе и Камарасе до многочисленных одиночных трансформаторов и других установок. Многие из них до революции были организованы как отдельные компании. Через шесть месяцев после начала войны 70% фирм, дававших 99% электроэнергии, были слиты в единое предприятие.

После того, как анархисты были удалены из правительства Каталонии и советником по экономике был назначен глава ОСПК Хуан Коморера, контролируемая НКТ Объединённая служба электричества Каталонии была интервенирована Хенералидадом: в октябре 1937 г. во главе её были поставлены комиссия «из трёх делегатов Хенералидада и консультативный орган, состоящий из рабочих и выполняющий роль контрольного комитета». Затем, в апреле 1938 г., республиканское правительство учредило Генеральный комиссариат электричества и подчинило ему каталонскую энергетическую систему. Это было сделано «по предложению министра национальной обороны», одновременно бывшего премьер-министром, Хуана Негрина.

Коллектив газовщиков также перешёл в подчинение каталонского правительства в октябре 1937 г., по-видимому на тех же условиях, что и электросети47. Аналогично тому, что происходило в службе электричества, дореволюционные предприятия газовой отрасли были объединены в одно. Напротив, водоснабжение к началу конфликта по большей части находилось в руках одной частной испанской фирмы и в таком виде было социализировано.

Большинство занятых в этих трёх отраслях были квалифицированными рабочими. В ходе профсоюзной реорганизации самой мелкой единицей стала секция, состоявшая из 15 или более рабочих определённой квалификации. Если к специальности относилось меньшее число рабочих, секция формировалась из двух или нескольких близких друг к другу специальностей. Каждая секция избирала двух делегатов, одного технического и другого – чтобы направлять работу секции.

Эти делегаты секций избирали «комитет объекта», который ведал обслуживанием местного сооружения. Обычно этот комитет состоял из рабочего, техника и административного служащего, иногда вводили ещё одного члена, чтобы сохранить равновесие между НКТ и ВСТ. Первый делегат занимался проблемами, которые возникали в разных секциях, и принимал предложения рабочих по найму и увольнению персонала. Он также «служил посредником между низами и генеральным отраслевым советом и созывал периодические общие собрания секций».

Делегат техников контролировал работу секций, изыскивая способы повысить их производительность, осматривал линии электропередачи и вёл производственную статистику. Административный делегат отвечал за документооборот, хранение материалов и переписку.

Третью ступень в иерархии составляли три отраслевых совета: электричества, газа и воды. Каждый совет состоял из восьми членов, четырёх от НКТ и четырёх от ВСТ; половина из них избиралась общими собраниями членов НКТ и ВСТ в данной отрасли, другая половина избиралась делегатами технических секций, что позволяло включить в совет людей с соответствующей подготовкой.

На вершине иерархии находился Генеральный совет электричества, газа и воды, также из восьми членов, поровну разделённых между НКТ и ВСТ. Согласно Гастону Левалю:

«Этот совет координирует деятельность всех трёх отраслей, упорядочивая распределение продукции и сырья с региональной, национальной и международной точек зрения; говоря в общем, он принимает и применяет все инициативы, переданные ему производителями как группой, для производства и иных нужд. Но он всегда должен вести свою работу под контролем профсоюзных собраний»48.

В коммунальном хозяйстве были произведены различные изменения. Были введены единообразные цены на электричество, газ и воду, тогда как раньше они различались по районам. Кроме того, была отменена плата за аренду счётчиков. Адольфо Буэсо утверждает, что коллектив барселонского водоснабжения «удвоил свой капитал, полностью обновил все сооружения, а также построил дешёвое жильё для персонала»49.

Как и железные дороги, газовая отрасль Каталонии страдала от нехватки угля, вследствие того, что силы Франко контролировали большинство угольных шахт страны. Основным источником угля для газификации была Великобритания, поставки осуществлялись транзитом через Оран (Алжир)50.

Регулярное обслуживание коммунальных сетей продолжалось с начала Гражданской войны до захвата Каталонии войсками Франко. Даже бомбардировки с воздуха вызывали лишь временное прекращение подачи электричества и газа51.

Одним из наиболее известных коммунальных предприятий в Барселоне, коллективизированных рабочими, была телефонная сеть, которая принадлежала Национальной телефонной компании Испании – дочерней компании Международной телефонной и телеграфной корпорации (ITT). Бернетт Боллотен отмечает, что она «была поставлена под контроль объединённого комитета НКТ–ВСТ, вследствие чего – по свидетельству анархо-синдикалистов, влияние которых в этом органе было преобладающим, – у руководства не осталось практически никакой иной функции, кроме учёта доходов и расходов, и оно не могло распоряжаться средствами без согласия комитета»52.

И конечно же, именно попытка полиции, находившейся под командованием сталинистов, захватить «Ла Телефонику» открыла собой Майские дни 1937 г. в Барселоне. После фактической капитуляции анархистов в конце Майских дней контроль над телефонной сетью в Барселоне и по всей Каталонии перешёл от рабочих к правительству.

Рабочий контроль в коммунальном хозяйстве Валенсии

Как и в Барселоне, в Валенсии имелся региональный союз НКТ, охватывавший водную, газовую или электрическую отрасли, который был создан в 1930 г., в конце диктатуры Примо де Риверы. После 19 июля он принял коммунальные предприятия Валенсии и близлежащих районов, важнейшими из которых были «Электра Валенсьяна», «Энерхи́я Эле́ктрика де Михарес», «Динамис», «Гас Леблон», «Агуас Потаблес» и «Гас Валенсия».

Правление союза было преобразовано в синдикальный совет. В его подчинении был создан ряд субсекретариатов, включая технико-производственный, технико-административный, профсоюзный, юридический, культуры и образования, занимавшихся различными сторонами деятельности коллектива.

НКТ в своём «Информационном бюллетене» отмечала: «Синдикальный совет является всем, после общего собрания, и имеет, в качестве делегированных административных органов отрасли, технико-административные советы для каждой из специальностей… Также были созданы комитеты на каждом предприятии, в каждом населённом пункте и на каждом объекте…»

Профсоюзная администрация валенсийского коммунального хозяйства, в течение года с лишним после коллективизации, удерживала цены на его услуги на том же уровне, что был до 19 июля. Это делалось несмотря на то, что производственные затраты значительно и в некоторых случаях резко повысились. Это в особенности относилось к углю, который был основным сырьём для газовых заводов, но также было верным в отношении транспортных расходов – и профсоюзная администрация жаловалась на то, что профсоюзы НКТ, контролировавшие перевозки в регионе, удвоили свои цены за первый год революции.

Некоторые предприятия коммунального хозяйства, очевидно, приносили существенную прибыль при рабочем управлении. Профсоюз пожертвовал значительную часть этой прибыли на организацию военно-медицинской службы и, кроме того, выделил 406 тысяч песет на отправку нескольких десятков грузовиков с продовольствием во время битвы за Мадрид53.

Газовая секция коллектива во время войны приносила особенно большой доход. Часть её прибыли передали секции электричества, чтобы помочь ей расширить услуги на некоторые малонаселённые районы провинции.

Коллектив старался использовать технический персонал старых фирм. Так, глава контрольного комитета газовой секции настоял, вопреки оппозиции некоторых своих коллег, чтобы главного инженера оставили на своём посту. Однако позднее у главы контрольного комитета появились основания полагать, что главный инженер добавляет в газ примеси. Когда последний попытался сбежать, он был заключён в тюрьму – и после победы Франко полиция нового режима приняла его за бывшего главу контрольного комитета54.

Деятельность НКТ в отрасли связи

В отличие от большинства других предприятий инфраструктуры в довоенной Испании, предприятия связи за пределами Каталонии по большей части контролировались правительством. Это существенно ограничивало возможность создания профсоюзных коллективов в данной отрасли. Участие НКТ сводилось, главным образом, к коллективным переговорам и лоббированию.

Это отразилось в решениях I Национального пленума синдикатов связи НКТ в январе 1937 г. Единственный отрывок главной резолюции этого пленума, имевший отношение к политике коллективизации, гласил: «Следует учредить Национальный совет связи, под председательством представителя правительства и с равным количеством членов от двух профсоюзных организаций, который в срочном порядке рассмотрит и предложит наиболее безотлагательные реформы в оказании услуг и организационном преобразовании корпораций, контролирующих общественные функции национальных коммуникаций. Также следует добиваться создания, с аналогичными задачами и составом, региональных и провинциальных советов связи».

Большинство остальных пунктов резолюции были посвящены коллективным договорам, а не организации рабочего контроля или администрации. Они предусматривали увеличение зарплаты для работников отрасли и расширение их прав на ведение переговоров с властями, контролировавшими различные предприятия данной отрасли55.

Заключение

Значительная часть инфраструктуры испанской республиканской экономики, так же как и сельскохозяйственный и промышленный секторы, была коллективизирована профсоюзами, в особенности входившими в Национальную конфедерацию труда, после частичного подавления военного мятежа 18–19 июля 1936 г. Имеются многочисленные указания на то, что при рабочем контроле эти предприятия управлялись успешно, на них были введены различные улучшения и, конечно, были улучшены условия труда их работников.

Часть IV. Анархические коллективы в городах

20. Коллективизация текстильной промышленности

На начало Гражданской войны крупнейшей отраслью промышленности в лоялистской Испании было производство тканей и одежды. Оно в значительной степени было сконцентрировано в Каталонии, где за несколько лет до войны в этой отрасли было занято 56,5% промышленных рабочих1, однако текстильные фабрики также имелись в Леванте и были рассеяны по другим частям Республики. Во время войны это была одна из наиболее коллективизированных частей экономики республиканской Испании.

Общие особенности довоенной текстильной промышленности

Текстильное производство средиземноморской Испании и особенно Каталонии имеет долгую историю, начавшуюся в Средние века. Однако современная промышленность зародилась в первые десятилетия XIX века. Эдуардо Комин Коломер отмечает, что уже в декабре 1836 г. в Барселоне была создана первая организация текстильщиков – Взаимная ассоциация рабочих хлопчатобумажной промышленности (Asociación Mutua de Obreros de la Industria Algodonera), и это событие он рассматривает как начало современного рабочего движения в Испании2.

Промышленность, развивавшаяся в течение столетия, имела определённые особенности. Она росла под опекой правительства, ограждённая от иностранной конкуренции высокой стеной ввозных пошлин. Первые каталонские автономисты из Каталонской лиги, возникшей в начале XX века, сосредоточили свои усилия на защите текстильной промышленности региона. Как отмечает Вальтер Бернеккер, протекционистские тарифы, принятые под давлением каталонских производителей текстиля, «почти полностью зарезервировали испанский рынок для каталонской промышленности»3.

Однако, хотя испанская текстильная промышленность была относительно развитой, она далеко не соответствовала современным стандартам. Согласно Бернеккеру: «Из-за устаревшего оборудования и неэффективной организации менеджмента текстильная промышленность до Гражданской войны давала в основном продукцию невысокого качества; из-за использования самых разнообразных исходных материалов и чрезвычайной распылённости производства разновидности выпускаемых ею товаров множились до бесконечности. Неблагоприятная структура фирм в текстильной отрасли, приводившая к росту издержек производства, износ машин и технологическая отсталость делали испанский текстиль неконкурентоспособным на международном уровне…»4

Производство хлопковых тканей преобладало. Незадолго до Гражданской войны, согласно источникам, в Каталонии было 266 хлопкопрядильных предприятий и 632 хлопкоткацких, на которых, вместе взятых, было занято 115 000 рабочих. Производство шерстяных тканей включало в себя 133 прядильных и 175 ткацких фабрик, с общим числом 26 850 рабочих. Значительно меньшее число фабрик производило льняные, пеньковые, джутовые и шёлковые изделия. В общей сложности в каталонской текстильной промышленности было занято не менее 174 850 рабочих5.

Текстильная промышленность серьёзно пострадала от Великой депрессии. К концу 1935 г., как сообщалось, была закрыта четверть прядильных фабрик и треть ткацких6.

Ещё до Гражданской войны текстильщики имели сильную профсоюзную организацию, а через несколько месяцев после начала конфликта текстильный союз Барселоны НКТ указывал в своём отчёте, что в нём состоит 40 000 членов. В том же отчёте говорилось, что 70% текстильных рабочих Каталонии являются членами НКТ и 30% – членами ВСТ7.

Удивительно не то, что НКТ преобладала, а то, что ВСТ привлёк в свои ряды почти треть текстильных рабочих. Возможно, это объясняется тем фактом, что, согласно декрету каталонского правительства, принятому сразу после начала войны, все рабочие должны были входить либо в НКТ, либо в ВСТ; после издания этого декрета ранее неорганизованные служащие, как правило, вступали в ВСТ. В конкретном случае текстильной промышленности, этот же декрет заставлял профсоюзы, контролируемые Рабочей партией марксистского единства, присоединяться к ВСТ, и, по крайней мере на начало 1937 г., в союзах текстильных рабочих ВСТ сохранялось сильное влияние ПОУМ.

Общий характер коллективизации в текстильной промышленности

Вскоре после начала войны текстильная промышленность в Каталонии и по всей стране почти полностью оказалась в руках рабочих. Главной причиной этого было исчезновение подавляющего большинства собственников. Согласно данным Текстильного синдиката Барселоны НКТ, около 40% из них были «устранены с общественной сцены», а 50% бежали за границу или скрывались. Только 10% собственников «остались на своих фабриках в качестве обычных сотрудников»8.

Многие текстильные фирмы принадлежали иностранным компаниям. Их рабочие колебались по поводу того, следует ли объявлять эти предприятия «конфискованными» и «коллективизированными». Однако даже в таких случаях, как мы увидим в одном из нижеприведённых примеров, рабочие иногда брали предприятия в свои руки.

Одним из главных исключений в процессе всеобщей коллективизации являлись три текстильных фабрики в приграничном каталонском городе Пучсерда́ в Пиренеях. Их рабочие решили установить на них свой контроль, но оставили фабрики в собственности прежних владельцев. Бернеккер объясняет это тем фактом, что местные рабочие входили в ВСТ и находились под контролем ОСПК, которая крайне враждебно относилась к коллективизации9.

Основные проблемы текстильной промышленности

Текстильная отрасль, независимо от возможных последствий её перехода в собственность рабочих, особенно сильно страдала от проблем, связанных с военной обстановкой. Как мы видели, текстильные фабрики Каталонии и Леванта выпускали продукцию для всей Испании. Но в самом начале войны они потеряли почти половину своего рынка, которая оказалась во власти Франко. Эта ситуация ухудшалась по мере того, как силы мятежников захватывали новые территории.

Результатом всего этого стало то, что значительная часть продукции текстильных фирм отправлялась на хранение, а не на продажу. Один из первых примеров такого рода был отмечен на крупной фабрике «Эспанья Индустриаль» в Барселоне, где, согласно отчёту административного комитета общему собранию от 25 октября 1936 г., с 8 августа по 24 октября количество материи на складах увеличилось с 48 213 до 50 321 рулона10.

В некоторых случаях вопросы сбыта отчасти решались за счёт заказов министерства обороны. Однако в гражданском секторе сокращение рынка оставалось серьёзной проблемой до конца войны.

Совершенно иную проблему представлял собой недостаток сырья. Бо́льшая часть хлопка, используемого испанской текстильной промышленностью, традиционно поставлялась из Соединённых Штатов, и ещё некоторое количество – из Индии и Египта11. Но с началом войны импорт хлопка начал становиться всё более трудным, в первую очередь из-за усиливающейся блокады, осуществляемой мятежным флотом при поддержке итальянских и германских кораблей.

Помимо этого, особенно на начальных этапах войны, ситуация осложнялась борьбой между центральным правительством и правительством Каталонии за контроль над иностранной валютой. В частности, министр финансов Хуан Негрин упорно отказывался предоставить иностранную валюту для Каталонии, и хотя, пока министром промышленности оставался сэнэтист Хуан Пейро, ему удавалось выбивать кредиты для каталонской текстильной промышленности, недостаток финансирования всё больше осложнял работу рабочих коллективов в этой отрасли, особенной в той её части, которая работала на гражданский рынок. Эта проблема ещё больше обострялась, по мере военных поражений Республики, падением курса республиканской песеты на международных фондовых биржах12.

Также возникали значительные трудности с получением других видов сырья. Хотя шерсть, используемая текстильной промышленностью, была отечественной, значительная часть регионов Андалусии, Эстремадуры и Кастилии, где овцеводство было наиболее развито, вскоре попала в руки Франко13. Привычные источники угля также оказались отрезаны из-за войны. Таким образом, одной из главных задач рабочих коллективов в текстильной промышленности стало изыскание новых видов и источников сырья и других производственных материалов. В ряде случае, как мы увидим на примере текстильных коллективов Бадалоны, рабочим удалось добиться определённого успеха.

Наконец, нужно отметить, что война создавала и непосредственные угрозы. Уже с 1937 г. Барселона и её окрестности стали подвергаться массированным бомбардировкам. Иногда бомбы падали на текстильные фабрики, иногда – нарушали подачу электричества на них.

Сокращение рынков сбыта и перекрытие каналов снабжения, наложившись друг на друга, создали в коллективизированной текстильной промышленности несколько неестественную для военного времени ситуацию, когда происходило снижение производства и значительное увеличение безработицы. Бернеккер приводит цифры, показывающие, что производство шерстяных тканей к концу 1936 г. составляло 65,3% от уровня января 1936 г., к июлю 1937 г. – 47,92% и к концу 1937 г. – 53,71%. Общая продукция текстильной промышленности Каталонии за 1937 г. снизилась больше чем наполовину14.

По мере того как падало производство, всё более значительное число текстильных рабочих становились безработными. Но во многих случаях они продолжали приходить на свои фабрики и получать зарплату. Конечно, это существенно увеличивало производственные затраты.

Однако в некотором смысле продолжающееся сокращение территории, находящейся под контролем Республики, как ни странно, смягчало последствия спада в текстильной промышленности, насколько это касалось экономики в целом и потребительских нужд. Этот эффект отмечал лидер коллектива фабрики «Эспанья Индустриаль» в Барселоне, когда он говорил Виктору Альбе: «…На самом деле, на рынке никогда не ощущалось нехватки текстильной продукции. Возможно, уже не было прежнего разнообразия или изобилия, но если кто-то хотел сшить костюм или платье, он всегда мог найти ткань для него»15.

Проблемы коллективизации в текстильной промышленности

Наряду с трудностями, которые вызывала в текстильной промышленности военная ситуация, существовали проблемы, связанные с коллективизацией отрасли. Безусловно, главной из них был недостаток координации в региональном или даже городском масштабе. Хотя барселонский Текстильный синдикат создал комитет, которому полагалось распределять сырьё, размещать заказы на товары исходя из производственной мощности предприятий, трудоустраивать рабочих и координировать финансирование, чтобы прибыль успешных предприятий можно было использовать для помощи менее обеспеченным16, есть много указаний на то, что этот орган был очень далёк от выполнения поставленных перед ним задач.

Отмечалась тенденция, когда у рабочих коллективизированных предприятий развивался своего рода «фабричный патриотизм». Коллективы, особенно те, что были более удачливыми и/или богатыми, не только боролись с противниками коллективизации (что было ожидаемо), но и нередко сопротивлялись попыткам своих коллег, работавших в других коллективах, получить помощь в виде сырья, финансов и прочего, тем самым показывая, что им не хватает той солидарности, которой обычно гордились анархисты17.

Хуан Андраде, второй по важности лидер ПОУМ во время Гражданской войны, который в целом сочувствовал коллективам, описывал эту ситуацию:

«Многие коллективы фактически превратились в частные предприятия рабочих. Так как они не были вовлечены в общий экономический процесс, это был естественный исход. Они функционируют сами по себе и на свой собственный риск, и в большинстве случаев лишены связи с другими коллективизированными фабриками или мастерскими той же отрасли. Именно по этой причине среди самих рабочих возникли различные категории, которые существуют исключительно на резервные фонды, которые принадлежали владельцам коллективизированных фирмы, или благодаря большей или меньшей востребованности их изделий во время войны. В качестве примера мы можем отметить текстильную промышленность.

С началом революции рабочие приступили к коллективизации фабрик. Внутренняя экономическая ситуация на них весьма различалась, как характерно при капитализме. Владельцы некоторых из них имели внушительные счета в банках, над которыми рабочие естественным образом установили свой контроль. Некоторые, когда революция началась, имели больше сырья, чем другие, и больше товаров на своих складах. То же самое можно сказать и в отношении техники, поскольку на одних фабриках она сильно устарела, а на других была вполне современной и высокопроизводительной. Но все они одинаково были коллективизированы соответствующими рабочими организациями…

По этим обстоятельствам, в текстильной промышленности существуют, в самый разгар революции, большие различия в уровне жизни между различными группами рабочих, в зависимости от экономического положения их бывших хозяев… Постоянным явлением в этой системе коллективизации будут раздражающее неравенство и новые категории рабочих. Фактически создаётся новая модель частной собственности, которая принадлежит социальным группам, а не отдельным лицам»18.

НКТ и ВСТ, начиная с февраля 1937 г., прилагали большие усилия, чтобы наладить координацию отрасли в Каталонии. Однако, как мы увидим далее, эти попытки оказались безрезультатными.

В ряде случаев была достигнута координация текстильной промышленности на городском уровне. Как представляется, особенно успешной она была в Бадалоне и Алькое.

С проблемой координации была связана проблема финансов. Если бы существовала действительная координация работы текстильных коллективов, можно было бы общими усилиями улучшить положение финансово слабых предприятий данной отрасли. Однако, в её отсутствие, довольно многие коллективы, испытывавшие нехватку денежных средств, были вынуждены обращаться за помощью к правительству Каталонии. Хенералидад, особенно на первых порах, довольно охотно предоставлял подобную помощь. Однако, хотя это и приносило краткосрочную выгоду, это в длительной перспективе создавало трудности для коллективов. Это давало Хенералидаду, особенно после того, как он подпал под контроль сталинистской ОСПК, возможность использовать финансовые рычаги для подрыва коллективов.

Во многих отдельно взятых текстильных коллективах имелись также внутренние проблемы. Одной из них была оппозиция квалифицированного технического и управленческого персонала, продолжавшего свою работу, той «уравниловке», за которую выступали общие собрания.

Конечно же, были случаи, когда подобного рода разногласия приобретали политическую окраску. Сталинисты, которые стремились сделать своей опорой средний класс в Каталонии и во всей Испании, не замедлили встать на защиту тех, кто был недоволен эгалитаризмом анархических рабочих.

Также стоял вопрос дисциплины труда. Находились рабочие, которые считали, что рабочий контроль даёт им право расслабиться, если не хуже. Однако источники не говорят о том, что это было большой проблемой в текстильных коллективах, особенно на начальных этапах войны, когда общая мораль рабочих была высока.

Примеры текстильных коллективов в Барселоне

Не существует данных, на основании которых можно было бы проанализировать работу текстильных коллективов по каждому предприятию. И даже если бы они существовали, подобное исследование не соответствовало бы замыслу книги. Однако у нас имеется более или менее подробная информация по ограниченному числу фабрик, конфискованных рабочими. Вероятно, их обзор логичнее всего начать с Барселоны, крупнейшего центра текстильной промышленности. Три фабрики, которые мы рассмотрим, входили в число крупнейших в стране, остальные были более скромными по своему размеру и значению.

Компания «Илатурас Фабра и Коутс», занимавшаяся производством хлопчатобумажной пряжи, имела четыре фабрики в Каталонии: две в Барселоне, одну в Бадалоне и ещё одну в Торельо́. Крупнейшая из них, находившаяся в баррио Сан-Андрес-де-Паломар в Барселоне, насчитывала 2 000 рабочих обоих полов. Компания была основана в 1905 г. каталонским семейством Фабра, главными фигурами которого были маркиз Алелья и маркиз Масноу, но позднее объединилась с филиалом британской фирмы «Коутс», и к началу Гражданской войны 70% акций принадлежало британцам. Её фабрики имели современное оборудование и технологию и придерживались относительно прогрессивной социальной политики, предоставив своим рабочим ясли, определённое медицинское обслуживание и пенсии для тех, кто проработал 45 лет.

Поскольку это была по большей части британская фирма, рабочие не стали сразу её коллективизировать. По предложению руководства, они избрали контрольный комитет и стали сотрудничать с управленцами. Однако через несколько недель большинство служащих-британцев вернулись на свою родину.

Первые три месяца работа контрольного комитета в основном сводилась к рассмотрению жалоб. Тем не менее ему удалось провести одно значительное изменение в условиях труда – отменить сдельную работу, чего давно добивалась НКТ. Обсуждая этот вопрос с руководством, контрольный комитет признал, что отмена сдельщины, вероятно, приведёт к снижению объёма продукции, и они договорились, что приемлемым будет 25-процентное снижение. Но к концу первой недели продукция упала на 40%. Тогда контрольный комитет созвал общее собрание рабочих четырёх фабрик и объяснил им ситуацию, настаивая, что ради революции необходимо увеличить производство. В результате, как много лет спустя писал Андрес Капдевила, в то время игравший главную роль в контрольном комитете, «за две недели нам удалось пробудить у наших товарищей по работе чувство ответственности, без какого-либо принуждения или применения санкций, и стабилизировать производство на нормальном уровне, который был нами установлен».

По окончании трёх месяцев фирма столкнулась с финансовым кризисом. Продажи, которые перед войной составляли в среднем 4 миллиона песет в месяц, упали до 2,5 миллионов из-за потери рынков на территориях, захваченных Франко. Как следствие, руководство предложило сократить рабочее время до трёх дней в неделю, с соответствующим понижением зарплаты, от чего контрольный комитет «категорически отказался».

По просьбе контрольного комитета руководство филиала устроило в Марселе встречу представителей британской фирмы с делегацией рабочих. На ней контрольный комитет представил четыре возможных решения:

«Первое: рабочие четырёх фабрик… будут работать три дня и получать плату за целую неделю. Второе: они работают полную неделю, и излишек продукции будет складироваться. Третье: они будут работать всю неделю, и излишек будет отправляться в Британию. Четвёртое: компания примет любое из трёх предыдущих предложений, чтобы обеспечить рабочим полную недельную плату, пока в Испании сохраняются ненормальные условия».

Представители фирмы «Коутс» отклонили все предложения рабочих. Много лет спустя Капдевила спросил одного из директоров «Коутс», почему они заняли такую позицию, которая стала непосредственной причиной коллективизации фабрик, и тот ответил:

«Руководство компании “Коутс” признавало обоснованность предложений, представленных на его рассмотрение контрольным комитетом. Но, в свете революционных событий в Испании, оно считало, что это представляет собой не просто спор между рабочими и компанией, а вопрос жизни и смерти мирового капитализма. Компания, которая, таким образом, присоединилась к соглашению, заключённому крупнейшими монополиями всех стран, чтобы вызвать поражение Испанской революции, была верной политике бойкота “красной зоны” и безусловной поддержки Франко, олицетворявшего собой непрерывность капиталистического строя».

Когда делегация рабочих вернулась в Барселону, контрольному комитету пришлось выбирать, уступить руководству или провести коллективизацию «Фабра и Коутс». Он выбрал последнее и созвал общее собрание рабочих четырёх фабрик, на котором решение о коллективизации предприятия было одобрено практически единогласно.

Андрес Капдевила подытожил результаты коллективизации следующим образом:

«Контрольный комитет, обладая достаточной свободой действий, прекратил выплату дивидендов, покончил с ненужной работой и, используя эффективные методы, быстро восстановил финансовое положение предприятия, обеспечив тем самым недельную зарплату рабочих. Была организована библиотека с выдачей на дом, издавалось “Ежемесячное обозрение”, были организованы курсы по грамматике, арифметике, геометрии; одним словом, социальная и культурная организация, которую мы давали фабрикам предприятия, приносила превосходные результаты, и каждый день мы становились немного ближе к осуществлению наших заветных идеалов. Следует отметить, что, несмотря на нехватку сырья и электричества в последние месяцы нашего сопротивления фашизму, зарплата рабочих всегда была гарантирована»19.

Другим крупным текстильным предприятием Барселоны и Каталонии была «Эспанья Индустриаль». Это была прядильная и ткацкая фабрика с 2 000 рабочих, 1 500 из которых были женщинами20.

После окончания боёв в Барселоне «управляющие и значительная часть административного персонала не подавали признаков жизни». Сэнэтисты, работавшие на фабрике, созвали общее собрание рабочих, на котором присутствовали практически все. На этом собрании было решено коллективизировать фабрику и избрать комитет из 12 человек, включая рабочих, техников и административный персонал, для управления ею21.

Комитет предприятия управлял фабрикой «Эспанья Индустриаль» до захвата Каталонии войсками Франко в начале 1939 г. После принятия каталонским правительством декрета о коллективизации на фабрику также был назначен делегат-инспектор, представлявший каталонский Совет экономики, который в данном случае оказался членом НКТ. Хотя по декрету он имел право получать самую высокую для данной фирмы зарплату, делегат-инспектор отказался от него и получал столько же, сколько и до войны. Так же поступили и члены комитета предприятия. Кроме того, лишь четверо из двенадцати членов комитета предприятия проводили в нём всё своё рабочее время, остальные продолжали выполнять свою обычную работу и только после её окончания занимались делами комитета22.

В каждом подразделении предприятия был свой заведующий, который избирался рабочими данного подразделения23. Кроме того, в трёх случаях, когда необходимо было заменить одного из членов комитета предприятия, выборы проводились на общем собрании всех работников предприятия24.

Бывший член комитета предприятия, у которого спустя 40 лет брал интервью Виктор Альба, так отвечал на вопрос о практике избрания руководителей и заведующих:

«Товарищи сознавали свою ответственность за жизнь, которую они делили с теми, кто их избрал, сознавали, что должны отвечать за свои действия перед теми, кто их избрал. Если бы глава подразделения назначался комитетом предприятия, то у него не было бы достаточного авторитета. Но он избирался своими товарищами, и этим фактом избрания они обязывались уважать его решения и поддерживать его»25.

Этот человек утверждал, что выборы управленческих кадров самими рабочими не вызывали каких-либо проблем в области дисциплины труда:

«Избранные люди могли поддерживать дисциплину, организовывать работу и т.д. лучше, чем когда они назначались сверху. Людей, особенно рабочих, могут заставить действовать либо принуждение – даже если оно сводится лишь к необходимости зарабатывать на жизнь, – либо стимулы, которые можно назвать духовными. Мы считаем, что эти последние стимулы побуждают человека работать и соблюдать дисциплину больше, чем страх, принуждение. Факты доказали нашу правоту»26.

Хотя и в ограниченной мере, на «Эспанья Индустриаль» применялись эгалитарные принципы анархистов. Это видно уже из того, что выборные руководители продолжали получать ту зарплату, которую они получали, работая в цеху или офисе. Это также отразилось в решениях общего собрания рабочих, которое отменило рождественские премии, прежде выдававшиеся директорам и техникам, и в стремлении снизить наиболее высокие оклады управленческого и технического персонала. Но, как отмечал бывший член комитета предприятия:

«Очень высокие зарплаты, выдававшиеся некоторым, были уменьшены, хотя было сильное сопротивление и, чтобы успокоить их, поскольку мы нуждались в них, уменьшение составило только 20%»27.

Любопытно, однако, что анархический эгалитаризм не распространялся на различия в заработной плате между рабочими и работницами. Интервьюируемый Виктором Альбой говорил, что «неравенство в зарплате между мужчинами и женщинами сохранялось. Некоторые из женщин просили уравнять зарплату, но ничего не смогли сделать, несмотря на то, что на собрании у них было большинство». Он приводит несколько неуклюжее оправдание, что «это зависело от Совета экономики и от НКТ. Это должна была быть общая мера, а не решение отдельного предприятия»28.

Техники и бывшие начальники, очевидно, создавали некоторые трудности для рабочих, избранных на руководящие посты. Интервьюируемый Виктором Альбой отмечал:

«Хотя управляющий бежал, все специалисты остались, включая начальников. У нас не было необходимости заменять кого-либо из них, так как комитет предприятия занял место управляющего. Единственное, и это очень важно, техники были лишены права отдавать распоряжения персоналу и сохранили только свои технические функции»29. Этот член комитета предприятия признавал, что техники и начальники «не были удовлетворены. Я думаю, что больше всего их возмущала утрата их привилегий, не только экономических… но и управленческих. Им нравилось командовать, и они не простили нас за то, что мы им этого не позволяли. Но они понимали, что ничего не могут сделать, что они не могут изменить положение вещей, и они приспособились».

Тем не менее они с помощью разных мелочей выражали своё недовольство. «Например, комитет вызывал одного из них, и он опаздывал, или его приходилось вызывать несколько раз. Или он терял бумаги и находил их тогда, когда в них больше не было надобности. Всё это ребячество не доходило до саботажа, но показывало нам их раздражение»30.

Коллектив «Эспанья Индустриаль» сталкивался и с общими проблемами, вызванными войной. Он испытывал нехватку хлопка, красителей (ранее получавшихся из Германии), астурийского угля (что порой заставляло использовать вместо него дрова)31. Нехватка была особенно острой в производстве гражданской продукции. При выполнении заказов министерства обороны оно обычно предоставляло необходимое сырьё32.

Однако, как говорил Виктору Альбе бывший член комитета предприятия: «В итоге, какое-то сырьё удавалось достать из-за границы, какое-то заменили отечественным, было налажено изготовление красителей, использовался уголь с шахт республиканской зоны. Можно сказать, что за три года войны ни один рабочий не остался без зарплаты»33.

И всё же бывали времена, когда из-за нехватки сырья фактически приходилось закрывать фабрику. В некоторых случаях текстильная организация НКТ договаривалась с министерством обороны об отправке рабочих, физически пригодных к этому, на строительство укреплений и бомбоубежищ в близлежащих районах34.

Условия труда на фабрике были улучшены коллективом. Рабочие сами построили новые душевые, туалеты, гардеробные. Рабочим старше 65 лет позволили выйти на пенсию35.

Однако уже цитировавшийся член комитета предприятия признавал:

«Нехватка сырья привела к тому, что прибыли не было, и уровень жизни рабочих не слишком улучшился в материальном смысле, хотя улучшился в моральном, потому что к ним было хорошее отношение, их предложения учитывались при организации работы и предприятие предоставляло им культурные материалы»36.

Третьим крупным текстильным предприятием Барселоны была ткацкая «Фабрика де Техидос Касакуберта». «Рабочая солидарность», ежедневная барселонская газета НКТ, сообщала о её посещении мексиканским послом в начале 1938 г. Предприятие состояло из пяти отдельных производственных единиц с общим числом 2 000 рабочих, самая большая из них имела 600 рабочих. Во время визита эта единица работала в три смены, и послу сообщили, что она производит значительно больше продукции, чем перед войной.

Коллектив «Касакуберта» создал свою школу с двумя учителями. При школе действовала абонементная библиотека с 700 книгами, в которой было записано 300 рабочих.

Мексиканский посол посетил также «Тальерес Конфедералес де Састери́я» – предприятие, созданное НКТ после начала войны и производившее одежду, главным образом для вооружённых сил. На нём было 950 рабочих, которые работали 44 часа в неделю. В начале 1938 г. оно выпускало около 2 000 единиц продукции в день, хотя его мощность была рассчитана на 4 00037.

Наконец, мы можем отметить опыт коллективизации на гораздо меньшем предприятии в Барселоне. Это была небольшая фабрика, где трудилось около 50–60 рабочих. После 19 июля она была коллективизирована, хотя её собственник не бежал и не скрывался. Избранный рабочими административный совет попросил бывшего владельца стать председателем совета, и он оставался на этой должности до окончания войны в Каталонии. Почти 25 лет спустя сын этого собственника вспоминал опыт коллективизации как более или менее благоприятный. Насколько распространена была практика, когда рабочие предлагали бывшему собственнику возглавить управление коллективизированным предприятием – или, по крайней мере, участвовать в нём, – остаётся неизвестным. Однако следует предположить, что это был не единичный случай, особенно на мелких предприятиях, где отношения между владельцем и рабочими до войны были более или менее дружественными.

Коллективизация текстильной промышленности в Бадалоне

Подход к коллективизации текстильной отрасли в Бадалоне, городе к северу от Барселоны, был иным, чем в каталонской столице. Рабочие каждого отдельного взятого предприятия здесь действовали не по своему усмотрению, весь процесс проходил под руководством местного синдиката текстильщиков НКТ и более или менее контролировался им. В течение всей войны сохранялась сравнительно высокая степень координации коллективизированных текстильных фабрик города.

В Бадалоне к началу Гражданской войны было 37 текстильных предприятий, на которых было занято около 8 000 рабочих. Около половины из них входило в НКТ. Вскоре после начала войны был также сформирован профсоюз ВСТ. Однако в течение всего конфликта организация НКТ имела значительный перевес, её конкурент никогда не собирал больше 1 500–1 600 рабочих в своих рядах38.

В профсоюз ВСТ вошли рабочие, которые ранее были членами НКТ, но состояли в одной из партий, сформировавших Объединённую социалистическую партию Каталонии через несколько дней после начала войны. Тем не менее в профсоюзе НКТ оставались, и иногда занимали руководящие должности, многие другие рабочие, которые принадлежали к каталонскому отделению Социалистической партии либо являлись членами Рабочей партии марксистского единства39.

19 июля в Бадалоне практически не было борьбы. Сэнэтисты немедленно заняли муниципалитет и приняли участие в успешной атаке на казармы, располагавшиеся в нескольких милях от города. Полиция даже не появлялась на улицах. По причине всеобщей стачки были закрыты даже те заведения, которые обычно работали по воскресеньям40.

22 июля профсоюз (Синдикат фабричных, текстильных, швейных и смежных производств Бадалоны и её окрестностей) издал обращение, подписанное его председателем Рамоном Мартинесом Гонсалесом и секретарём Хосе Костой Фонтом, призывая текстильщиков вернуться к работе. Также было объявлено, что вскоре состоится общее собрание профсоюза41.

Профсоюзные лидеры незамедлительно провели в здании городского совета собрание, на которые были приглашён весь технический и административный персонал отрасли. Большинство заинтересованных лиц присутствовали на этом собрании. Профсоюзные руководители сообщили им, что рабочие в настоящее время берут под свой контроль промышленность города. Техников и прежних администраторов призвали вернуться к исполнению своих обязанностей, заверив их, что к ним будут относиться по-товарищески и что они получат возможность продолжать работу, но под наблюдением представителей, избранных рабочими. Им дали 24 часа на размышления, и большинство из них вернулись к работе на следующий день42.

Через неделю после возобновления работы центральная хунта профсоюза выпустила другое обращение, призывая рабочих всех текстильных фабрик города избрать контрольные комитеты. Воспринимая захват фабрик лишь как временную меру на период войны, которая, как им казалось, продлится недолго, профсоюз вначале не планировал организовывать систему рабочего контроля на постоянной основе. Только в конце декабря, через два месяца после выхода каталонского декрета о коллективизации, профсоюз решил, что рабочие должны официально вступить во владение предприятиями. Контрольные комитеты, в соответствии с декретом, были переименованы в советы предприятий43.

Было сделано три исключения из этой всеобщей коллективизации. Двумя из них были иностранные предприятия, которые остались «под контролем синдиката». Третьим была фирма, в которой большинство рабочих принадлежало к ВСТ и решило сохранить контрольный комитет, вместо того чтобы проводить коллективизацию44.

Позднее текстильный профсоюз НКТ предложил полностью консолидировать текстильные фабрики в Бадалоне, фактически сделав их единым самоуправляемым предприятием. Однако они не довели этот план до завершения из-за сильной оппозиции городского профсоюза ВСТ, очевидно следовавшего указаниям сталинистов из ОСПК45.

Обязанности контрольных комитетов были изложены в обращении, которое призывало к их выборам и было датировано 29 июля 1936 г. Предполагалось, что они будут следить за всеми операциями предприятия, за его материальными, коммерческими, финансовыми и налоговыми обязательствами и докладывать о них профсоюзу. Помимо этого, контрольные комитеты должны были еженедельно составлять для профсоюза отчёты о деятельности предприятия.

В обращении говорилось:

«Когда эти инструкции будут выполнены и первый этап завершится, контрольные комитеты будут осуществлять технические и административные функции, возложенные на них, и, совместно с администрацией, будут организовывать и направлять работу, решая, какие производственные процессы являются наиболее подходящими для коллектива в данное время».

Это же обращение предусматривало создание на каждом предприятии двух других выборных органов: фабричного комитета и делегата по взносам. Фабричные комитеты соответствовали профсоюзным комитетам по жалобам, существовавшим до 19 июля, и их задачи остались прежними, за исключением того, что они теперь должны были «поддерживать порядок на фабриках, следя за тем, чтобы все рабочие выполняли свои обязанности». Член фабричного комитета должен был присутствовать на заседаниях контрольного комитета. Делегаты по взносам должны были собирать профсоюзные взносы со всех рабочих предприятия46.

Одними из первых мер профсоюза были отмена сдельной работы и введение 40-часовой рабочей недели. Вскоре, из-за нехватки сырья и других трудностей, произошло дальнейшее сокращение рабочей недели до 32 часов47.

Профсоюз также учредил Совет по контролю и экономике промышленности текстиля и производных продуктов (Consejo de Control y Economía de la Industria Textil y Derivados). Обращение от 29 июля гласило, что этот совет, «в соответствии с общей линией, обозначенной синдикатом… будет наделён всеми полномочиями по организации контроля на текстильных предприятиях зоны, обеспечивая наилучшие возможные условия, и возьмёт на себя задачу координации различных контрольных органов всех фабрик и мастерских. Этот совет будет консультироваться с контрольным комитетом каждого предприятия и обеспечивать его всеми предметами, которые потребуются»48.

Коста Фонт и Мартинес Гонсалес так описывали роль Совета по контролю и экономике: «Наряду с работой по выяснению условий, в которых мы работали, его основной задачей была ориентация… с целью осуществления более или менее конкретной программы, которая заключалась в поддержании промышленного производства, соответствующего нуждам войны, и удовлетворении, насколько было возможно, растущего спроса на текстильную продукцию»49.

Одной из функций совета было перераспределение финансовых ресурсов от тех предприятий, что были относительно прибыльными, к тем, что находились в убытке. Прибыль предприятий перечислялась на счёт совета в местном банке и затем распределялась им так, как требовалось50. Кроме того, совет «заключал контракты с Министерством национальной обороны и проводил политику коммерческого обмена и бартера… сплачивая профсоюзные ряды и укрепляя дух солидарности среди рабочих»51.

Сразу же после 19 июля НКТ распорядилась заморозить все банковские счета в Бадалоне, чтобы предотвратить утечку капитала. Они договорились с Синдикатом банковских работников о проведении этой меры52. Насколько это касалось текстильной отрасли, Совет по контролю и экономике был уполномочен следить за тем, чтобы контрольные комитеты предприятий снимали со своих счетов ровно столько, столько было необходимо для деловых расходов53.

Профсоюзный Совет по контролю и экономике занялся реорганизацией текстильной промышленности в Бадалоне. Она проводилась на основе обзоров, подготовленных по просьбе профсоюза контрольными комитетами всех предприятий. Коста Фонт и Мартинес Гонсалес пишут:

«В наших руках была полная статистика, в том числе по квалифицированным рабочим и техникам, машинам, потребностям в смазке, электроэнергии, сырью, красителям, экономическому положению от предприятия к предприятию, а также возможностям сбыта и спросу на продукты. Это была поразительная работа, которая вдохнула энтузиазм в тех, кто её выполнял… которая расширила наши перспективы, дав возможность узнать, какие моря нам предстоит переплыть»54.

Совет по контролю и экономике стремился сделать текстильную промышленность в Бадалоне более эффективной. Он закрыл некоторые небольшие и относительно малопроизводительные фабрики и перевёл их оборудование, техников и некоторых рабочих на более эффективные предприятия. Те рабочие закрытых фабрик, для которых не нашлось места, получили работу в других отраслях местной экономики. Коста Фонт и Мартинес Гонсалес утверждают:

«Безработица вскоре была полностью ликвидирована, по крайней мере в текстильной промышленности. Мы имели немного, но распределяли это немногое по справедливости»55.

У швейной промышленности, которая также входила в сферу деятельности текстильного синдиката, вскоре возникли специфические трудности. Она была организована на базе мелких кустарных мастерских и особенно страдала от нехватки сырья. Совет по контролю и экономике организовал этих кустарей в кооператив, приспособив для этой цели фабрику, закрытую до войны. Кооператив финансировался профсоюзом, и Совет по контролю и экономике обеспечивал его производственными материалами56.

Совет также стремился преодолеть недостаток сырья по отрасли в целом. Одним из частных решений было заключение контрактов с министерством обороны на поставку обмундирования и других изделий, необходимых вооружённым силам; министерство при этом обязывалось предоставлять сырьё, необходимое для выполнения контрактов57. Профсоюз, кроме того, провёл много экспериментов с заменителями сырья, и хотя для массового производства их было недостаточно, они отчасти заменяли импортные материалы, получение которых было затруднено.

Коста Фонт и Мартинес Гонсалес приводят следующий пример:

«Эксперимент заключался в переработке конопли из Аликанте, всегда имевшей высокое качество, в волокна, которые затем отбеливались и использовались для прядения и тканья на тех же самых машинах вместо хлопка. Из этих нитей создавались основа и уток; было соткано несколько метров, и полученная материя была подвергнута испытаниям на прочность и качество, которые показали, что она полностью подходит для обычной одежды, хотя и даёт усадку немного больше, чем сделанная из хлопка»58.

По согласованию с текстильными союзами НКТ и ВСТ Бадалоны, совет 2 ноября 1936 г. ввёл новую систему ставок для текстильных рабочих города и его окрестностей, с равной оплатой труда для мужчин и женщин. Этот же документ устанавливал, что работницы должны получать два месяца отпуска до и после рождения ребёнка, с оплатой в размере 75% их обычной зарплаты, и что, пока они кормят своего ребёнка грудью, им полагается два получасовых перерыва в день59.

22 апреля 1937 г. текстильный профсоюз НКТ внёс дальнейшие изменения в систему ставок для местных рабочих данной отрасли. Хотя профсоюз ВСТ был недоволен этим, он не пытался препятствовать60.

Совет по контролю и экономике также создал собственную систему социальной защиты для текстильщиков Бадалоны. Прежде всего, уволенным рабочим было разрешено вернуться на свои фабрики, где, если они желали, они могли получить работу в соответствии со своими способностями. В любом случае, они должны были получать ту же зарплату, что была у них до увольнения. Ранее они вообще не получали никаких выплат61.

Также было установлено, что семьи текстильных рабочих, которые вступили в милицию и ушли на фронт, должны получать ту же зарплату, какую получали бы милиционеры, если бы они продолжали работать на предприятии. В милицию после 19 июля записалось около 500 текстильщиков из Бадалоны во главе с председателем профсоюза Рамоном Мартинесом Гонсалесом, который впоследствии вернулся62. Совет обложил военным налогом богатые предприятия, находившиеся под его контролем; на полученные средства у местных розничных торговцев приобретали текстильные изделия, не находившие сбыта, и отправляли их членам профсоюза на фронт63. Однако, когда с течением войны милиция стала превращаться в более или менее регулярную армию, текстильщики Бадалоны больше не могли поддерживать такого рода прямые контакты со своими товарищами на фронте64.

Одним из достижений коллективизации, которым текстильные рабочие Бадалоны гордились больше всего, была система здравоохранения, созданная Советом по контролю и экономике профсоюза НКТ. Когда она была организована, профсоюзу ВСТ предложили участвовать в ней, и был создан объединённый комитет по здравоохранению НКТ–ВСТ65.

В основе системы лежали договоры, заключённые между текстильным союзом НКТ Бадалоны и двумя секциями, врачей и фармацевтов, союза работников здравоохранения НКТ того же города. Под началом центральной хунты текстильного профсоюза была создана специальная комиссия, занимавшаяся вопросами здравоохранения. Каждый рабочий получал идентификационную карточку, которую он или она предъявляли вместе с профсоюзным билетом, чтобы получить необходимое медицинское обслуживание66.

Ядром системы были две крупных поликлиники, расположенных в Бадалоне. Рабочие могли посещать любую из них по своему желанию67.

Услуги здравоохранения были бесплатными как для рабочих, так и для их семей. Кроме того, рабочие, которые были прикованы к постели, получали, вдобавок к расходам на лечение, свою полную зарплату в течение первого месяца госпитализации, 75% в следующие три месяца и 50% в дальнейшем. Инструкции стремились не допустить того, чтобы рабочие злоупотребляли этой системой68.

Система здравоохранения финансировалась из двух источников: во-первых, средства выделялись каждым текстильным предприятием, во-вторых, на неё перечислялась часть профсоюзных взносов69.

Другие примеры коллективизации в текстильной отрасли

Во многих населённых пунктах, помимо Барселоны и Бадалоны, существовали коллективы текстильной и швейной промышленности, и наблюдалось большое разнообразие в методах их организации и работы.

Одним из крупнейших коллективов НКТ был коллектив швейников Валенсии. Он был создан сразу после начала войны, когда на одном предприятии были объединены оборудование и 3 тысячи или около того рабочих – 80% из них были женщинами – многочисленных мелких мастерских. Коллективу удалось приобрести электрические швейные машинки, которые тогда были новшеством в швейном производстве Валенсии, где по большей части использовались ножные машинки. Он производил одежду как для вооружённых сил, так и для гражданских лиц.

У Валенсийского швейного коллектива был свой кооператив, где размещались товары, полученные в результате обмена с другими промышленными коллективами и с сельскохозяйственными коллективами. Продукты из кооперативного магазина предоставляли всем членам коллектива в соответствии с их потребностями, то есть пропорционально количеству членов в их семье. Также выдавалась зарплата, и у рабочего был выбор, получать свой заработок деньгами, натурой или в комбинации. Профсоюз активно занимался организацией курсов и других мероприятий для членов коллектива70.

Бо́льшая часть текстильных предприятий Леванта находилась в провинции Аликанте. Энрике Марко Надаль писал: «Во время существования милиции они чередовали производство товаров для гражданского населения и голубой ткани, из которой работницы швейного коллектива потом шили комбинезоны для милиционеров; после милитаризации милиции её сменила ткань цвета хаки, использовавшаяся для пошива формы, которую носили солдаты»71.

Довольно необычным был пример текстильной фабрики «Родер де Тер» возле Вика, в Каталонии. Она была закрыта из-за депрессии за год до начала войны. После 19 июля рабочие открыли её, расчистили и вернули в работу. Первые три месяца они решили работать бесплатно, а следующие восемь месяцев – за половинную плату. Как сообщалось, они достигли большого успеха, управляя предприятием. В 1936 г. дефицит предприятия составлял 10 млн песет, но к концу войны у коллектива были запас товаров общей стоимостью 14 млн песет и крупная сумма в банке72.

В Оспиталет-де-Льобрегате, близ Барселоны, инициативы текстильных рабочих по коллективизации страдали теми же недостатками, что и в каталонской столице. Здесь каждая фабрика была коллективизирована в индивидуальном порядке, и городской текстильный синдикат НКТ лишь в малой степени контролировал их функционирование. Как следствие, среди различных фабричных коллективов разгорелась конкуренция, и сотрудничество между ними было незначительным73.

Однако в Каталонии и Леванте были и другие города, где модель коллективизации в текстильной промышленности была ближе к бадалонской, чем к барселонской. Одним из таких городов была Игуалада в провинции Барселона. Текстильное производство было здесь основной отраслью, и все фабрики были конфискованы рабочими. В рядах НКТ состояло около двух третей рабочих и ещё треть – в ВСТ. Эти два профсоюза создали координационный комитет, включавший представителей всех фабрик города и возглавлявшийся сэнэтистом Хайме Касельясом. Этот орган наблюдал за работой всех предприятий, и, по словам Касельяса, в Игуаладе не возникало никакого «фабричного патриотизма». Сырьё распределялось через координационный комитет. Также была установлена общая для всех фабрик тарифная система ставок, и хотя в ней различия в оплате труда были до некоторой степени сглажены, квалифицированные рабочие и начальники продолжали получать более высокую зарплату, чем обычные рабочие. За работы одной категории на всех предприятиях выдавалась одинаковая зарплата.

Те собственники и управляющие, которые не были физически устранены или не исчезли иным образом, получили предложение участвовать в коллективизации текстильной промышленности Игуалады. Их часто вводили в состав комитетов предприятий, которые были созданы на каждой фабрике. На крупных предприятиях эти комитеты состояли из рабочих, избранных каждым подразделением; на меньших они избирались «в общей массе».

Согласно Хайме Касельясу, рабочие к концу войны оставили большинство фабрик Игуалады в лучшем состоянии, чем на момент конфискации. Очевидная забота рабочих по отношению к их фабрикам побуждала многих бывших управленцев сотрудничать с коллективами. Один из них настолько сроднился со своим коллективом, что был брошен в тюрьму сторонниками Франко, когда те захватили Каталонию74.

Координация коллективизированных текстильных фабрик получила наибольшее развитие в Алькое, втором по размеру городе провинции Аликанте. Гастон Леваль называл Алькой «наиболее законченным примером “синдикализации производства” во всей Испании». Практически вся экономическая деятельность Алькоя, одного из первых центров анархического движения в Испании, перешла под контроль местного профсоюза НКТ. Шесть с половиной тысяч текстильных рабочих НКТ в Алькое вначале создали контрольные комитеты на каждой фабрике. Затем, 14 сентября 1936 г., текстильный союз официально принял во владение «41 текстильное предприятие, 10 прядильных, 4 красильных, 5 отделочных, 24 полотняных и 11 чесальных». После этого контрольная комиссия профсоюза стала «органом общей администрации текстильной промышленности в Алькое».

Каждая текстильная фабрика была разделена на пять секций, и рабочие каждой секции выбирали представителя в фабричный комитет. Члены фабричных комитетов, вместе с равным числом избранных общим собранием профсоюза, образовывали орган, отвечавший за управление текстильным производством Алькоя.

Гастон Леваль так отзывался об этой структуре коллективизированной текстильной отрасли в Алькое: «Мы, следовательно, имеем дело не с административной диктатурой, а скорее с функциональной демократией, при которой все рабочие-специалисты выполняют свои роли, установленные после общего рассмотрения вопросов на собрании…»75

Наконец, хотя в большинстве случаев инициатива коллективизации текстильной промышленности исходила от профсоюзов НКТ, очевидно, было по крайней мере несколько примеров, когда коллективы организовывались и управлялись большинством рабочих, принадлежавшим к ВСТ. По-видимому, именно это произошло на двух фабриках в городе Вальс в каталонской провинции Таррагона. О них сообщал в декабре 1937 г. «Информационный бюллетень» НКТ.

Одной из них была небольшая швейная фабрика «Эмпреса Испано Колективисада». В то время она имела 2 рабочих и 30 работниц, которые трудились на самой фабрике, и ещё 30, которые работали на дому. Рабочие коллективизировали это предприятие в июле 1936 г., когда его владелец бежал, бросив обанкротившуюся фирму. Текстильные профсоюзы НКТ одолжили коллективу деньги, необходимые для возобновления работы, и впоследствии предприятие смогло заработать достаточно средств, чтобы выплатить зарплату рабочим и приобрести сырьё. Оно управлялось комитетом предприятия из 12 рабочих, избранных общим собранием, и постоянным комитетом из трёх человек76.

Вторым подобным примером являлась фабрика «Иладос и Техидос Эстеве, Колективисада». Это было небольшое прядильно-ткацкое предприятие с тремя корпусами, на котором работало около 100 человек, почти все женщины. Оно было коллективизировано рабочими в начале января 1937 г. и зарегистрировано, согласно каталонскому декрету о коллективизации, в июле того же года. Эта фабрика также находилась в финансовой яме, когда рабочие конфисковали её, но к концу года им, во всяком случае, удалось добиться безубыточности, хотя из-за сложной экономической ситуации работа продолжалась лишь три дня в неделю. Коллектив отменил сдельную работу и установил зарплату 36 песет в неделю для всех членов. В сообщении подчёркивалось, что на предприятии «все решения принимаются большинством голосов на собраниях»77.

Попытки координации коллективизированной текстильной промышленности

Итак, существовали по крайней мере две альтернативных модели коллективизации текстильной отрасли. Одна из них преобладала в Барселоне, где каждая коллективизированная фабрика действовала самостоятельно, с относительно небольшой степенью координации отрасли в целом; другая была характерна для Бадалоны и Алькоя, где местный текстильный союз брал на себя общую координацию фабрик, коллективизированных их рабочими.

Коста Фонт и Мартинес Гонсалес так описывали первую ситуацию: «В Барселоне коллективизация проводилась по предприятиям. Советы на них были независимыми один от другого. Здесь не существовало профсоюзного экономического органа, объединяющего предприятия для совместной работы. Одни функционировали хорошо, другие – с огромными трудностями, и большинство из них должны были отдавать в залог правительству Хенералидада Каталонии своё имущество, чтобы получить средства, необходимые для выплаты заработной платы. Профсоюз ограничивался вмешательством в проблемы, возникавшие между рабочими отдельно взятого предприятия или между разными советами».

Авторы отмечают, что существовала комиссия по связям, которая, как предполагалось, помогала координировать текстильные коллективы Барселоны. Она пыталась получить сырьё для предприятий, испытывавших в нём недостаток. Однако, как заключают Коста Фонт и Мартинес Гонсалес: «Наш Текстильный синдикат Барселоны был морально готов к поддержанию солидарности в классовой борьбе, но не в другой, экономической, вызванной переходом средств производства в наши руки»78.

Через несколько месяцев после начала войны комиссия по связям Текстильного синдиката Барселоны попыталась упорядочить сложившуюся ситуацию. Она приняла детальный план создания координационных комитетов на общегородском и даже общекаталонском уровне, а также определила организацию и задачи отделов, на которые должны были быть разделены эти комитеты79.

Однако эта инициатива закончилась провалом. Как отмечают Коста Фонт и Мартинес Гонсалес: «Эта комиссия набросала проект, по которому следовало собрать общую статистику средств производства и попытаться их контролировать; она издала анкеты, но ни одна из них не была заполнена; каждое предприятие работало само по себе и само для себя»80.

В феврале 1937 г. другая, ещё более амбициозная попытка наладить координацию каталонской текстильной промышленности была предпринята на конференции, проводившейся в штаб-квартире текстильных профсоюзов НКТ Барселоны. На этой конференции присутствовали каталонские текстильщики как из НКТ, так и из ВСТ. В то время ПОУМ всё ещё пользовалась значительным влиянием в текстильных профсоюзах ВСТ, и несколько ключевых участников совещания были членами этой партии.

Конференция призвала к полной реорганизации текстильной промышленности в Каталонском регионе. Предлагалось незамедлительно создать Генеральный совет текстильной промышленности, ответственный за её реорганизацию и координацию. Этот совет должен был сосредоточить производство на сравнительно небольшом числе крупных предприятий, где можно было бы более эффективно использовать технику и персонал. Следовало стандартизировать продукцию, одновременно определив, какие её виды востребованы потребителями. Следовало создать исследовательские лаборатории, чтобы найти новые виды сырья, и установить отношения с крестьянскими коллективами и другими сельскохозяйственными производителями, чтобы стимулировать отечественное разведение технических культур. Наконец, следовало централизовать распределение текстильной продукции, чтобы повысить его эффективность и устранить посредников-эксплуататоров81.

Однако практические итоги февральской конференции 1937 г. сводились к нулю. Как объяснялось в отчёте о конференции, предоставленном Виктору Альбе: «Все предложенные планы, которые мы достаточно подробно изложили, остались на бумаге. Правда заключается в том, что не было предпринято ни одной попытки осуществить их на практике… Глубокие политические разногласия, которые существовали в те дни среди сил, сопротивлявшихся военному мятежу, не могли иметь никакого иного результата, кроме выхолащивания всех инициатив»82.

Заключение

Во время Гражданской войны текстильная промышленность была одним из наиболее коллективизированных секторов производства в республиканской Испании. Она также была одним из сегментов экономики, которые больше всего пострадали от войны – из-за потери рынков, а также растущих трудностей получения сырья.

Примеры рабочего контроля в текстильной отрасли, как с социальной, так и с экономической точки зрения, настолько разнообразны, что на основании них сложно делать общие выводы. Текстильные коллективы продемонстрировали слабые и сильные стороны анархического эксперимента с рабочим контролем в различных сегментах национальной экономики. С одной стороны, в тех районах, где местный профсоюз не играл координирующей роли, часто развивался своего рода «фабричный патриотизм» или «рабочий капитализм», несовместимый с классовой солидарностью, в которую верили анархисты. С другой стороны, таких местах, как Бадалона и Алькой, где местные профсоюзы предпринимали серьёзные усилия по координации текстильных рабочих коллективов, как представляется, были достигнуты положительные результаты в смысле экономической эффективности и социальной солидарности.

Помимо всего прочего, опыт текстильных коллективов свидетельствует о тех трудностях, с которыми столкнулись рабочие НКТ, когда им внезапно пришлось взять на себя управление предприятиями, и которые вытекали из незавершённости структуры самой НКТ. До начала Гражданской войны не существовало национальной федерации текстильных рабочих, а во многих частях страны не было даже достаточно сильных местных текстильных профсоюзов. Если бы подобные структуры уже имелись в наличии, то текстильные союзы НКТ, местные, региональные и национальный, могли бы воспользоваться возможностью и организовать всю текстильную отрасль республиканской Испании на началах прямого контроля, осуществляемого на каждом предприятии выборными представителями рабочих и дополненного авторитетными координирующими органами, также состоящими из представителей, прямо или косвенно делегированных рабочими отдельных предприятий. Подобная система бо́льше соответствовала бы анархическому идеалу местной автономии, соединённой с солидарностью автономных рабочих коллективов, чем та, которая сложилась в действительности.

Отсутствие в текстильном секторе НКТ соответствующей структуры, кроме того, ослабляло позиции рабочих-анархистов и их организаций перед лицом тех элементов лоялистской Испании, которые отвергали саму идею рабочего контроля. Поскольку в их распоряжении не было ресурсов, позволяющих преодолеть финансовые трудности, с которыми столкнулись многие текстильные коллективы, последние часто бывали вынуждены обращаться к правительству – в частности правительству Каталонии – за денежной помощью. Хотя ситуация значительно различалась от случая к случаю, за подобную помощь от каталонского правительства, особенно после того, как в нём стали преобладать сталинисты, приходилось расплачиваться подчинением коллективов государству и уродованием эксперимента по рабочему контролю.

Догматизм чистых анархистов и их сопротивление созданию отраслевых союзов в период до Гражданской войны, таким образом, сослужили плохую службу анархическому движению после 19 июля, когда оно получило возможность провести в жизнь свои идеи.

Часть IV. Анархические коллективы в городах

21. Прочие городские коллективы

Коллективизация городских предприятий их рабочими во время испанской Гражданской войны вовсе не ограничивалась транспортом, коммунальными службами, военным производством и текстильной и швейной промышленностью. Действительно, как подсчитали Хосе Коста Фонт и Рамон Мартинес Гонсалес, рабочими были взяты под управление около 80% предприятий в Каталонии, 60% – в Леванте и 30% – в Мадриде1.

Коллективы создавались в самых разных сферах экономической деятельности, от торговых и развлекательных заведений, до целого ряда производящих отраслей. Даже парикмахерские в Барселоне были коллективизированы. В этой главе я рассмотрю немногие примеры весьма разнообразных экспериментов по рабочему контролю.

В большинстве случаев инициатива исходила от рабочих, состоявших в НКТ. Однако в других случаях, в особенности в Валенсийском регионе, где социалисты по большей части поддерживали фракцию Ларго Кабальеро, ВСТ был полноправным участником этих экспериментов.

Коллективы в деревообрабатывающей промышленности

Одним из коллективизированных производств, о которых много говорили анархисты, была деревообрабатывающая промышленность Барселоны. Она включала в себя столярные, мебельные, лесопильные и строительные предприятия. В городе было несколько относительно крупных деревообрабатывающих предприятий и большое число мелких. Последние вскоре после начала войны стали испытывать финансовые трудности и одолжили значительные суммы денег у каталонского правительства, но это мало помогло в решении их проблем.

Крупные деревообрабатывающие предприятия были коллективизированы после 19 июля. В течение войны они оставались под управлением выборных контрольных или фабричных комитетов, и по-видимому, Синдикат деревообработки НКТ осуществлял некоторую координацию.

Но главным нововведением в деревообрабатывающей отрасли Барселоны стало объединение по инициативе профсоюза всех собственников и рабочих мелких, по большей части разорившихся, мастерских. После того, как общее собрание профсоюза одобрило этот курс, работникам этих мелких фирм, первоначально не попадавших под каталонский декрет о коллективизации, было объявлено о том, что все они будут объединены в одно предприятие. Это предприятие состояло из нескольких заводов, каждый из которых был рассчитан на 200 или больше рабочих, и всё оборудование и персонал (включая бывших работодателей) мелких фирм были перемещены на эти новые заводы.

Объединённое деревообрабатывающее предприятие НКТ насчитывало 12 000 рабочих и называлось «Мадера Сосьялисада». Им управляли три органа. Общий надзор осуществлял экономический совет во главе с Мануэлем Эрнандесом Родригесом, который много лет возглавлял Единый синдикат деревообработки Барселоны. Техническая комиссия, в которой было столько же членов, сколько специальностей насчитывалось в отрасли, собиралась дважды в неделю, чтобы «изучить потребности всех существующих специальностей». Также была административная комиссия, отвечавшая за финансовые и административные вопросы на предприятии.

Как и многие другие коллективы, «Мадера Сосьялисада» испытывала трудности в получении сырья. Экономическому совету предприятия удалось использовать местную древесину вместо той, которая ранее импортировалась.

На заводах «Мадера Сосьялисада» были устроены места для отдыха и бассейны, куда рабочие могли пойти после работы. Также действовали библиотеки, курсы профессиональной подготовки и общеобразовательные школы2.

Гастон Леваль описывал результат такой скорее даже не коллективизации, а синдикализации барселонской деревообрабатывающей промышленности: «Власть синдиката, а точнее говоря, собраний, решения которых были окончательными, применялась в полной мере. Если где-то были лишние рабочие, их направляли на другие предприятия, которые выпускали изделия, более полезные в новой обстановке, например простую мебель вместо дорогой. Использование сырья было рационализировано, и, насколько позволяли условия войны, были возвращены методы, отличавшие наше профсоюзное движение»3.

«Мадера Сосьялисада» была относительно обеспеченной. Кроме того, у её рабочих было сильное чувство солидарности. Так, однажды предприятие одолжило значительную сумму трамвайному коллективу Барселоны, когда тот испытывал финансовые трудности4.

В соседнем Оспиталет-де-Льобрегате деревообрабатывающая промышленность также была коллективизирована. Коллектив контролировался синдикатом рабочих по дереву НКТ, который объединил мелкие мастерские, преобладавшие в этой отрасли, и сосредоточил всё наличное оборудование на нескольких крупных предприятиях. Деревообрабатывающий коллектив Оспиталета, как сообщалось, был успешным и процветающим5.

В Валенсии существовал деревообрабатывающий коллектив несколько иного рода. Это было совместное предприятие НКТ и ВСТ, производившее ящики и контейнеры для цитрусов. После 19 июля профсоюзы НКТ и ВСТ создали объединённый регулирующий комитет для реорганизации этого производства, в котором было занято 1,5 тысячи рабочих провинции.

До начала войны здесь наблюдалась ситуация, которую НКТ описывала как «хаотическую», многие фирмы находились на грани банкротства. Регулирующий комитет взял управление всеми предприятиями в свои руки, унифицировал цены, зарплаты и продолжительность рабочего дня по всей провинции и приобрёл новое оборудование. Вся имевшая в наличии техника была распределена так, чтобы, по мысли членов комитета, давать наиболее эффективный результат для отрасли в целом.

Как и на большинстве коллективизированных предприятий, предоставлялись услуги здравоохранения для всех членов коллектива и их семей и пенсии по старости. Также были сделаны некоторые, точно не оговорённые в источниках, улучшения в области культуры.

В конце 1937 г. основной проблемой, с которой столкнулся регулирующий комитет, была транспортировка древесины из других частей Испании, и для разрешения этой проблемы он должен был обратиться к Министерству транспорта6.

Бумажный коллектив Урхеля

В каталонском провинциальном городе Сео-де-Урхель были две бумажных фабрики, которые до Гражданской войны принадлежали АО «Ла Форесталь де Урхель». Некоторое время они субсидировались правительством, но незадолго до начала войны они были закрыты, очевидно вследствие забастовки.

Вскоре после поражения мятежников в Каталонии рабочие этих двух фабрик в Урхеле решили открыть их, ввиду угрозы дефицита бумаги в регионе. Финансовое положение нового коллектива было незавидным. В одном из его отчётов в конце 1937 г. говорилось: «У нас было 19 000 песет в банке и огромный долг. Нужно было оплатить пять недель забастовки. Коллектив приложил величайшие усилия, чтобы нормализовать положение. В течение трёх месяцев мы выплатили зарплату за эти пять недель, а долг в течение года был уменьшен на 70%. В настоящее время имеются достаточные средства, чтобы удовлетворить все наши потребности».

С января по сентябрь 1937 г. урхельские фабрики выпустили 5 600 тонн бумаги. Можно взять для сравнения сопоставимый период перед закрытием фабрик в 1936 г., когда они выпустили 4 800 тонн7.

Коллективизация жилья

В первые дни и недели Гражданской войны значительная доля жилищного фонда была конфискована различными организациями, участвовавшими в революции. Согласно анархисту Ласарильо де Тормесу:

«В дополнение к объектам первоочередной важности, таким как автомобили, дворцы и промышленные предприятия, народ также конфисковал дома, владельцы которых бежали за границу или были сочтены фашистами. Эти конфискованные здания освободили людей от жизни в нездоровых трущобах и позволили им начать жить по-человечески. Впоследствии они послужили приютом для многих бежавших с территорий, захваченных мятежниками… Семьи тех, кто сражался в траншеях, и другие, кого фашистское варварство заставило бежать к нам в поисках помощи, имели полное право на заселение и особое право – на заселение в дома, принадлежавшие врагу. Нет необходимости говорить, что это жильё было совершенно бесплатным»8.

Нет информации о том, как и кем распределялось это жильё среди тех, кто, предположительно, нуждался в нём. Однако ясно, что по мере того, как государство восстанавливало свою власть, оно стремилось взять конфискованные дома под контроль. Правительство Негрина постановило, что, начиная с 1 августа 1937 г., государству должна выплачиваться арендная плата за размещение в этих захваченных зданиях. Это относилось не только к жилым помещениям, но и к тем зданиям, которые были конфискованы различными партиями и профсоюзами. Как прокомментировал Ласарильо де Тормес, «не уточнили лишь одну маленькую деталь: согласятся ли люди платить…»9У нас нет данных относительно того, насколько преуспело правительство в собирании арендной платы.

Шахтёрские коллективы

Бо́льшая часть горнодобывающей промышленности Испании находилась в Бискайе (Стране Басков) и Астурии, которые в первый период Гражданской войны были отрезаны от Республики, и в Леоне и западной Андалусии, которые вскоре оказались в руках мятежников. Однако месторождения некоторых видов минерального сырья имелись также в Каталонии и Леванте. На двух из них опыт коллективизации принёс противоположные результаты, не столько по экономическим, сколько по политическим причинам.

Более успешным из этих двух предприятий были пиритовые шахты в окрестностях города Ла-Уньон, на расстоянии около девяти километров от Картахены, в провинции Мурсия Левантийского региона. Эти шахты были закрыты ещё до начала войны, из-за депрессии, и большинство шахтёров осталось без работы. Однако здесь продолжали действовать профсоюзы НКТ и ВСТ.

С началом войны рабочие взяли шахты под свой контроль и занялись восстановлением их работы, при участии обоих профсоюзов. Вначале каждая шахта была коллективизирована по отдельности.

Однако вскоре НКТ предложила, чтобы все шахты были «социализированы», то есть организованы как единое коллективное предприятие. Она столкнулась с упорным сопротивлением ВСТ, который в этом районе контролировался Коммунистической партией. В итоге, на шести шахтах, где НКТ имела большинство, шахтёры решили самостоятельно провести социализацию.

Они сразу же столкнулись с финансовыми проблемами. Новое социализированное предприятие не имело достаточных средств, чтобы модернизировать оборудование, и поэтому обратилось за помощью к Синдикату рабочих химической промышленности НКТ Бадалоны в Каталонии. Синдикат ответил согласием, при условии, что шахты будут поставлять свою продукцию химическим коллективам Бадалоны. На 50 000 песет, полученных в результате этого соглашения, были приобретены новые машины и оборудование для промывки руды. Шахтёры также решили проблему нехватки транспорта, проложив длинную подвесную дорогу, по которой можно было быстро спускать большие контейнеры, загруженные пиритом, с холмов, где находились шахты, к погрузочному пункту10.

Коллективу, сформированному добытчиками калия в Сальенте, в Каталонии, повезло меньше. Эти шахты принадлежали иностранной компании, штаб-квартира которой находилась в Париже, но незадолго до начала войны иностранные менеджеры и техники покинули Испанию. После 19 июля рабочие завладели шахтами и избрали контрольный комитет, который пригласил Хуана Фарре, лидера Синдиката работников торговли НКТ Барселоны, на должность управляющего предприятия.

Дела, казалось, шли хорошо, пока коллектив не начал отправлять свою продукцию за границу. До войны 90% добычи шло на экспорт, и Испания давала около 30% калия, продававшегося на мировом рынке. Но теперь, как только продукт оказался на французской территории, акционерное общество «Потасас Иберикас» подало иск в суд, утверждая, что минерал принадлежит ему.

Последовало несколько подобных исков. Ознакомившись с требованиями французской компании, адвокаты рабочего коллектива заявили, что всё её имущество являлось концессией от испанского правительства, позволившего ей добывать калий; и когда компания отказалась от этой концессии, что фактически произошло, когда её представители покинули Испанию, она утратила свои права. По крайней мере некоторые французские суды согласились принять этот аргумент, при условии, что испанское правительство официально объявит о расторжении концессии и передаст шахты рабочему коллективу.

Рабочие обратились к Хуану Пейро, лидеру НКТ, который в то время был министром промышленности, и он внёс это предложение в кабинет Ларго Кабальеро. Министр финансов Хуан Негрин решительно выступил против, говоря, что это вызовет «международные проблемы», и тогда премьер-министр предложил Пейро оформить передачу концессии приказом по своему министерству, не требующим одобрения кабинета. Пейро составил такой приказ, и он появился в «Официальных ведомостях» за несколько дней до отставки правительства Ларго Кабальеро.

Когда вскоре после этого Хуан Негрин стал премьер-министром, одним из его первых дел на новом посту была отмена приказа Пейро. Тогда рабочие шахт провели общее собрание и выдвинули условия, на которых французская компания вернулась бы в Испанию и они вновь стали бы работать на неё. В Париж была отправлена делегация для ведения переговоров. Состоялись две встречи с представителями компании, и рабочим прямо было сказано, что компания не намерена возвращаться в Испанию, пока не будут созданы «условия личной и правовой безопасности». Представители акционерного общества добавили, что они могут позволить себе подождать два года, которые, как они рассчитывали, потребуются Франко, чтобы выиграть войну и восстановить подобные условия.

В сложившейся ситуации у рабочих не было иного выхода, кроме как закрыть шахты. Небольшую группу рабочих оставили поддерживать шахты в таком состоянии, чтобы вновь открыть их, как только представится возможность, остальные либо ушли в армию, либо были направлены правительством Каталонии на близлежащие объекты общественных работ.

Хуан Фарре завершил свой рассказ о судьбе сальентского шахтёрского коллектива следующими словами: «…Война закончилась, шахты были в отличном состоянии, и компания по возвращении могла сразу же начать их эксплуатировать»11.

Нефтеочистительный коллектив КАМПСА в Каталонии

До Гражданской войны очистка нефти и поставка нефтепродуктов были монополией фирмы, сокращённо называвшейся КАМПСА, основная доля акций в которой принадлежала правительству. Хотя этого не произошло на всей республиканской территории, в Каталонии КАМПСА с началом войны была конфискована рабочими. На общем собрании был избран центральный комитет из шести человек, а рабочие шести секций, осуществлявших различные операции с нефтью – помимо очистки, – избрали своих собственных представителей, чтобы контролировать эти части предприятия. Очевидно, пять очистительных заводов в регионе были по раздельности конфискованы Региональным синдикатом нефти НКТ12.

Много лет спустя социалист Мартинес Перера, который был секретарём нефтяного совета республиканского правительства, говорил мне, что у него сложилось не слишком благоприятное впечатление об анархо-синдикалистском контроле в каталонской нефтяной промышленности. Он утверждал, что, по крайней мере в первые месяцы войны, коллективы очистительных заводов продавали продукты переработки нефти, но не платили национальному правительству за сырую нефть, которую оно поставляло, и также были должны за многое другое.

В конце концов, вскоре после Майских дней, Мартинес Перера отправился к каталонским нефтяникам с инспекцией. Когда он прибыл на очистительный завод в Сабаделе, производивший авиационный бензин, навстречу ему вышли рабочие, вооружённые автоматами. Лишь после долгих уговоров они разрешили ему войти, чтобы встретиться с главой рабочего совета, управлявшего заводом. Однако он признал, что глава совета оказался «довольно разумным человеком»13.

Коллективы в отрасли общественного питания

Одним из самых больших коллективов, сформированных во время Гражданской войны, был тот, что действовал в сфере гостиничного и ресторанного обслуживания Барселоны. 114 различных заведений были организованы как одно предприятие, которое стало называться Объединением гастрономической отрасли (АИГ). Это предприятие контролировало 30 отелей и пансионов, три элитных ресторана и пять «второй категории», пять больших кафе-ресторанов и брассери, 52 кафе-бара и множество других мест. В коллективе трудилось около 3 000 мужчин и 1 000 женщин.

АИГ добился многих нововведений. Было создано пять крупных складов: два для продуктов питания, два для посуды и столовых приборов и один холодильный. Также действовали колбасный завод, фабрика мороженого и ещё одна по производству «консервов вообще». При фабрике была открыта теплица, где проводились эксперименты по выращиванию некоторых продуктов, используемых в производстве.

В начале ноября 1937 г. АИГ открыл большое количество «народных столовых», которые предоставляли дешёвое питание. К концу месяца они подавали по 6 тысяч порций в день.

Как и большинство коллективов, АИГ стремился улучшить условия труда своих членов. Сообщалось, что «большинство кухонь подлежат изменению», с целью сделать их более здоровыми, и для работников многих заведений были установлены души.

Гастрономический коллектив Барселоны также занимался вопросами социальной защиты своих членов. Те, кто был болен, получали полную зарплату; те, кто ушёл на пенсию по старости или инвалидности, получали 50% своей прежней зарплаты; женщины получали пятинедельный отпуск с полной оплатой, когда им приходилось рожать. Действовала поликлиника, в которой различные специалисты лечили членов АИГ.

Коллектив управлялся советником-делегатом, постоянным комитетом и советом предприятия – все они избирались общим собранием работников. В каждом заведении АИГ были директор-делегат, назначенный советом предприятия, и два советника-делегата, избранных работниками заведения.

АИГ был совместным предприятием ВСТ и НКТ, на котором первому принадлежало большинство. Этот факт отразился на формировании совета предприятия, который состоял из интервентора каталонского правительства, десяти членов от ВСТ и пяти – от НКТ14.

В соседнем городе Оспиталет-де-Льобрегат значительная часть заведений общественного питания также была конфискована рабочими. Действовавший здесь Синдикат продовольствия НКТ взял в свои руки всю торговлю пищевыми продуктами, за исключением трёх кооперативов, которым после жарких споров позволили существовать отдельно. Он также взял под своё управление многие бары и рестораны в городе. Однако держателей мелких баров и ресторанов, не желавших вступать в коллектив, не принуждали к этому, а тем, кто вступил, позволили остаться в своих заведениях в качестве управляющих синдиката.

У Оспиталет-де-Льобрегата, где во время войны преобладала НКТ, был собственный секретариат снабжения, с молодым сэнэтистом Хинесом Алонсо во главе. У него были проблемы с Синдикатом продовольствия, особенно по вопросу регулирования цен. Несколько раз ему приходилось вести трудные переговоры с лидерами синдиката, чтобы добиться снижения цен на товары до приемлемого уровня15.

В Валенсии к гастрономическому синдикату перешли почти все гостиницы, кафе и бары города, в большинстве случаев – по соглашению между бывшими владельцами и работниками. Кроме того, синдикат открыл (как в Барселоне) «общественные столовые», чтобы обслуживать беженцев, наводнивших Валенсию.

Одним из заведений, коллективизированных по договорённости между собственником и работниками, был бар «Баланса», где бывший владелец продолжал работать в качестве кассира коллектива. Позднее власти Франко вернули ему заведение, но когда он отказался назвать активных членов коллектива, его приговорили к 30 годам тюрьмы за «сотрудничество с красными»16.

Ещё одним коллективом, связанным с продовольствием, являлись «Социализированные мукомольные заводы Валенсии и провинции» (Fabricas de Harina Socializadas de Valencia y Provincia). Они были образованы 1 октября 1936 г. Возглавлял их рабочий совет, состоявший из членов НКТ и ВСТ. В подчинении совета находились несколько секций, занимавшихся приобретением зерна, распределением муки и общим управлением.

Агенты заготовительной секции ездили по сельской округе в поисках запасов пшеницы, и, если верить Гастону Левалю, порой они даже пробирались в районы, контролировавшиеся войсками Франко.

Распределительная секция ежедневно собирала заказы от всех пекарен региона, после чего распределяла и продавала муку, основываясь на «потребностях каждого пекаря и жителей, справедливо и поровну».

С течением войны производить достаточное количество муки становилось всё более сложно. С одной стороны, по мере того как становилось меньше других видов пищи, спрос на хлеб увеличивался. С другой, население Валенсии значительно выросло за счёт прибытия беженцев из других частей страны.

Вдобавок «Социализированные мукомольные заводы» столкнулись с враждебным отношением министра сельского хозяйства, коммуниста Висенте Урибе. Гастон Леваль утверждает: «…Имевшаяся в наличии пшеница скоро была монополизирована министром сельского хозяйства… который должен был рассчитать и предвидеть ситуацию, но, с другой стороны, надолго затянул заключение соглашения с “Социализированными мукомольнями”: убей революцию, если не можешь взять над ней верх…»

В ноябре 1937 г. валенсийский мукомольный коллектив направил министру сельского хозяйства меморандум, предлагая четыре шага: «1. Государственная монополия на пшеницу, имеющуюся на лояльной территории Республики. 2. Справедливое её распределение между провинциями, в соответствии с нуждами каждой из них. 3. Установление максимальной цены на пшеницу в размере сорока четырёх песет за метрический центнер… 4. Немедленный импорт государством пшеницы из других стран (Россия, Аргентина и др.) для удовлетворения нынешних потребностей».

Согласно Левалю, на эти предложения «правительство ответило молчанием… Для него было достаточно ежедневно печатать прокламации, возвещавшие о неизбежном поражении фашизма. Наконец, наступил момент, когда пшеницы и муки стало не хватать». Он добавляет: «Но если в Валенсии всё ещё возможно было выпекать хлеб, то народ был обязан этим “Социализированным [мукомольным] заводам”»17.

Коллектив общественных зрелищ Барселоны

Как и бо́льшая часть экономики Барселоны, индустрия развлечений была коллективизирована, вначале стихийно, работниками каждой части данного сектора, а затем решением общего собрания Синдиката общественных зрелищ НКТ. Коллективизация охватила кинозалы, драматический театр, музыку (включая оперу), корриду, цирк, корты для игры в баскский мяч (хай-алай) и собачьи бега.

Сразу же после начала войны перед профсоюзом НКТ встала моральная проблема: стоит ли продолжать те зрелищные мероприятия, на которые делаются ставки, – собачьи бега и хай-алай. Наконец, было решено их продолжить, отчасти чтобы сохранить рабочие места, отчасти вследствие общественного спроса. Правительство Каталонии также поощряло их проведение, так как получало значительный доход по налогам на ставки.

Общественные развлечения на первом этапе войны координировались экономическим комитетом синдиката. Он отвечал за перераспределение средств от тех секторов, которые были преуспевающими, к тем, которые имели дефицит. Постоянно процветающими сегментами были кинотеатры и зрелищные мероприятия, связанные с денежными ставками. Заработанные ими средства использовались для субсидирования драматического театра, музыкальных и оперных представлений и цирка, которые обнаруживали тенденцию к дефициту.

Синдикат стремился сделать театр и музыку более доступными для широкой публики. Решения о том, какие ставить пьесы, исполнять концерты и давать оперы, не основывались на том, окупятся ли подобные представления.

Возглавлявший секцию собачьих бегов синдиката Хосе Робустер, который описывал коллектив общественных зрелищ Виктору Альбе, обрисовал механизм принятия решений: «Экономический комитет получал предложение, создавалась комиссия из актёров, музыкантов, авторов, которая докладывала о работе или проекте, и если доклад был благоприятным, изыскивались средства для финансирования, даже когда предвиделся дефицит. Авторские отчисления продолжали платить как обычно…» Робустер также настаивал, что идеологические и политические соображения на влияли на эти решения и что «военные пьесы» никогда не предлагались.

Перед войной, из-за последствий депрессии, наблюдалась обширная безработица среди актёров, музыкантов и других творческих лиц. Однако в течение войны она стала незначительной либо вовсе исчезла.

Одним из наиболее спорных было решение, принятое общим собранием в самом начале войны, что каждый работник в сфере общественных развлечений должен получать установленную плату, 15 песет в день – на пять песет больше, чем довольствие республиканского милиционера на фронте. Хотя она была больше, чем самая низкая зарплата в этой сфере перед войной, она также была далека от самой высокой.

Больше всего уравнительной системой оплаты труда были недовольны актёры, музыканты и тореадоры. Хотя большинство актёров и музыкантов состояло в НКТ, когда была объявлена обязательная синдикализация, меньшинство актёров сформировало профсоюз ВСТ. Кроме того, работники кортов, которые в большинстве своём приехали из Мадрида, где они принадлежали к ВСТ, остались членами ВСТ и в Барселоне.

Тореадоры представляли собой особый случай. Во время войны устраивалось мало коррид, но их участники, как и все в индустрии развлечений, получали свои 15 песет в день. И всё же однажды, когда пришла пора проводить бой быков, они потребовали себе гораздо более высокую зарплату, чем та, к которой они привыкли, – но не получили её.

Лишь немногие работодатели, действовавшие в этой области, бежали, скрывались или исчезли. Остальные были включены в коллектив и получали ту же зарплату, что и все. В некоторых случаях они продолжали управлять тем заведением, которое принадлежало им до революции, в других – им давали иную работу.

В каждом из заведений продолжал действовать профсоюзный комитет по жалобам, функции которого остались без значительных изменений. Если между комитетом по жалобам и работниками, избранными на руководящие должности, возникали разногласия, вопрос выносился на рассмотрение исполнительного комитета синдиката, а не экономического комитета, который в некотором роде выступал в роли работодателя.

После майских событий в Барселоне правительство Каталонии, под влиянием сталинистов из ОСПК, назначило экономический комитет общественных зрелищ, который должен был занять место экономического комитета синдиката. Хотя профсоюз резко возражал против этого, в конце концов он уступил после уговоров каталонского регионального комитета НКТ18.

Коллективизация в стекольной промышленности

Стекольная промышленность Барселоны и её окрестностей также была коллективизирована. С началом войны отдельные предприятия перешли в руки рабочих. Однако данная отрасль состояла главным образом из небольших кустарных мастерских, и для задач военного производства необходимы были более крупные и более эффективные предприятия. Поэтому Синдикат стеклоделов на общем собрании решил, что все предприятия, кроме двух или трёх самых крупных, должны быть закрыты, а их оборудование и персонал перемещены. Последнее слово по вопросу закрытия оставалось за собраниями рабочих каждого отдельного завода, и очевидно, ни один коллектив не проголосовал против реорганизации.

На каждом заводе стекольной промышленности регулярно проходили собрания рабочих. Синдикат также проводил свои общие собрания один раз в три месяца или чаще, если это требовалось. Но кроме того, каждое заводское собрание избирало своего делегата в синдикат, и когда синдикат должен был принять какое-либо решение – например, о закрытии завода, – исполнительный орган синдиката обсуждал его с делегатами соответствующих заводов. После этого, если было необходимо, созывались собрания завода и синдиката, чтобы принять окончательное решение по вопросу.

Рабочие стекольной промышленности ввели множество улучшений в период коллективного владения. Так, секретарь синдиката, вернувшись на свой завод после окончания боёв в Барселоне в июле 1936 г., узнал, что рабочие уже решили перейти с производства парфюмерных флаконов на изготовление небольших бутылок для напитков, предназначавшихся милиционерам на фронте. Много лет спустя секретарь говорил, что изменения такого рода были вполне в духе рабочих.

Бывали случаи, когда бывший владелец оставался на должности управляющего после того, как завод переходил к рабочим. Так произошло на заводе «Уньон Видриера № 7» в Сан-Висенте-дель-Сольсе, которым управлял, по описанию экс-секретаря профсоюза НКТ, «ревностный католик, но при всём этом вполне порядочный человек», и до войны хорошо относившийся к своим рабочим. (Его внуки, 45 с лишним лет спустя, всё ещё управляли предприятием19.)

Одной из частей стекольной промышленности, получившей некоторую известность благодаря пропаганде НКТ, было производство оптического стекла. Рабочие в этом производстве, очевидно, не были объединены в профсоюз к началу войны, но единогласно решили вступить в Синдикат стеклоделов НКТ. В данном сегменте было занято почти 4 000 рабочих.

Коллективизация в производстве оптического стекла произошла не сразу. Вначале были созданы контрольные комитеты на каждом из предприятий и комитет по связям оптической секции, с целью «унифицировать цены, наладить распределение фондов и разрешить возникшие трудности и конфликты».

В начале ноября состоялась встреча представителей рабочих и собственников, на которой были выработаны условия коллективизации, и 6 ноября 1936 г. эти условия были приняты на отдельной встрече работодателей. Был создан центральный комитет распределения, предположительно находившийся в подчинении оптической секции Синдиката стеклоделов, чтобы осуществлять планирование по всей отрасли в районе Барселоны.

Среди нововведений коллектива были открытие мастерских по производству кожаных и целлулоидных футляров для очков и установка стеклоплавильной печи для изготовления линз для очков.

К инновациям подталкивало то обстоятельство, что до войны бо́льшая часть сырья для производства стекла ввозилась из-за границы. Необходимо было попытаться заменить экспортные материалы отечественными везде, где это было возможно. Но, даже с учётом этого, промышленность страдала от нехватки сырья в течение всей войны.

До войны зарплата находилась в пределах 70–80 песет в неделю для рабочих и 350–500 песет в месяц для служащих, а отдельные управленцы получали 700–800 песет в месяц. Кроме того, на некоторых предприятиях были долгий рабочий день и сдельная оплата труда. Сразу после начала войны для работников была установлена заработная плата 400 песет в месяц, как для мужчин, так и для женщин, с надбавкой на каждого члена семьи, находящегося у них на содержании. К январю 1938 г. месячная зарплата увеличилась до 700 песет. Сдельщина была отменена20.

Профсоюз стеклоделов НКТ в Валенсии также «социализировал» свою отрасль в апреле 1937 г. Это было сделано, как сообщала НКТ–ФАИ, путём заключения «пакта» с работодателями. Здесь было два сравнительно крупных завода и множество небольших. Эти мелкие предприятия, считавшиеся неэкономичными, были закрыты, их оборудование описали и передали на другие промышленные объекты, а бывшим владельцам была выплачена компенсация. Всего на этих заводах было около 230 рабочих, и ещё 100 во время социализации находились на фронте.

При рабочем контроле высшим органом являлось общее собрание. Также действовали рабочий совет, бухгалтерский комитет, технический комитет и местные комитеты на каждом предприятии. За первые шесть месяцев работы в социализированной отрасли были сделаны усовершенствования, которые повысили стоимость её капиталов со 100 до 225 тысяч песет. Одновременно были погашены все долги, числившиеся за прежними владельцами.

Недельная зарплата существенно увеличилась, с 65 до 90 песет в среднем. Кроме того, рабочим, уволившимся по старости, стали выплачиваться пенсии. Наконец, ранее, «как и на многих других социализированных предприятиях… наблюдалось самое плачевное состояние в области гигиены, рабочие не имели помещений, где можно было бы переодеться и удовлетворить другие потребности. Сегодня у этих товарищей есть великолепные душевые, индивидуальные шкафы для одежды и места для переодевания, а также аптечки скорой помощи в каждом цеху, мастерской или секции…»21

Коллективизация поставок молока в Барселоне

Среди коллективов, которыми НКТ гордилась больше всего, был и тот, что занимался поставками молока в Барселоне. До войны это дело было организовано достаточно примитивно. Фирмы, продававшие молоко, обычно отправляли грузовики, чтобы забрать бидоны у фермеров, обращая мало внимания на санитарные условия. Ко времени начала войны эти компании были должны фермерам плату за три месяца.

После 19 июля молочная секция Синдиката продовольственной отрасли НКТ взяла в свои руки значительную часть молочных поставок. Профсоюз построил в Каталонии семь молокоприёмных пунктов с охладителями, куда окрестные крестьяне каждый день привозили своё молоко. К концу 1937 г. один из этих пунктов, находившийся во Франкесасе, регулярно получал молоко от 600 крестьян и собирал около 25 тысяч литров в день.

Профсоюз также решил проблему транспортировки молока с этих приёмных пунктов в Барселону, для пастеризации и последующего распределения. Он приобрёл 16 новых шасси, на основе которых были собраны рефрижераторы вместимостью 3, 5 и 6 тысяч литров. Когда молоко попадало в Барселону, его привозили на один из девяти молокозаводов – до войны их было 60, – где оно пастеризовалось, разливалось по бутылкам, которые закупоривались автоматически, и затем вновь охлаждалось.

С этих заводов молоко распределялось по пунктам выдачи, которые были устроены профсоюзом по всему городу и имели собственные холодильники. Молоко, предоставляемое синдикатом, предназначалось в первую очередь для больных и детей младше двух лет. Профсоюз ежедневно распределял около 45 тысяч литров молока, но помимо этого ещё 10 тысяч литров продавалось частными фирмами, которые работали на довоенных условиях.

Частью коллектива молочников был завод в Пучсерда, в северной Каталонии, производивший главным образом сгущённое молоко. Однако во время войны у него возникли трудности с получением сахара, и в результате он перешёл на изготовление сливочного масла и сыра, в основном для нужд армии.

НКТ утверждала, что детская смертность значительно снизилась за время войны – благодаря улучшению молочного снабжения коллективом НКТ22.

Система доставки, обработки и распределения молока, организованная в Барселоне, по большей части продолжала действовать и после окончания конфликта, но, естественно, уже без участия НКТ23.

Кооператив шоколадников в Торренте

Ещё один коллективный проект, широко освещавшийся анархистами, был осуществлён изготовителями шоколада в Торренте, небольшом городе в провинции Валенсия. До войны здесь было 45 небольших предприятий, по нескольку работников на каждом, производивших шоколадные продукты разных видов. 1 сентября 1936 г. местная НКТ провела собрание работников и работодателей этой мелкой промышленности, где единогласно было решено образовать Кооператив шоколадников Торренте. Новая организация немедленно приступила к строительству единой большой фабрики, недалеко от железной дороги. Было установлено сорок аппаратов, одни из которых были переданы бывшими владельцами, а другие – приобретены кооперативом. На новой фабрике они давали значительно больше продукции по сравнению с тем, что раньше могли производить мелкие разрозненные мастерские, и контроль качества был гораздо более тщательным, чем в прошлом. Были выпущены новые серии продуктов.

На общем собрании кооператива, вскоре после открытия фабрики, кем-то было предложено значительно увеличить заработную плату. Однако подавляющее большинство присутствующих посчитало это неразумным, по крайней мере до тех пор, пока кооператив не начнёт приносить прибыль.

Шоколадный кооператив управлялся трудовым советом из шести членов, избранных на общем собрании всех членов организации24.

Коллективы обувщиков и кожевников

Кожевенная и обувная промышленность была важной частью экономики средиземноморских районов Испании, в особенности Леванта. Депрессия в годы, предшествовавшие Гражданской войне, стала для неё тяжёлым ударом.

Вероятно, крупнейшим центром кожевенного и обувного производства был город Эльда (25 тысяч жителей) в провинции Аликанте. Кроме самой Эльды, где насчитывалось 7,5 тысяч обувщиков (из которых 4,5 тысячи были в НКТ), обувные и кожевенные фабрики находились в близлежащих городах Петрель, Моновар, Новельда и Сакс. В первом из них было 3,5 тысячи рабочих, а в трёх остальных, вместе взятых, – 2 тысячи.

Во время войны НКТ и ВСТ работали сообща, и наблюдалось два разных подхода к коллективизации кожевенно-обувной промышленности Эльды и её окрестностей. С одной стороны, в самой Эльде было 12 фабрик с 2,8 тысячами рабочих, которые были полностью коллективизированы. Каждой из них управлял комитет из шести человек, избранный общим собранием её рабочих. Профсоюз НКТ собирал статистику по этим 12 фабрикам и занимался распределением продукции. Эти фабрики работали, главным образом, по заказам Министерства обороны.

С другой стороны, остальные 80 обувных и кожевенных фабрик района с 12,5 рабочих внешне оставались в руках своих владельцев, и на каждой из них существовал контрольный комитет, наблюдавший за деятельностью руководства. Но эти фабрики 1 августа 1936 г. были объединены в Синдикат обувной промышленности Эльды и Петреля (СИСЭП). Он был сформирован по инициативе частных владельцев, но профсоюзы НКТ и ВСТ вскоре потребовали для себя 60-процентного представительства в этой организации, и, согласно Гастону Левалю, в ней фактически стали преобладать рабочие.

СИСЭП координировал обувное производство Эльды и окрестностей, он приобретал и распределял сырьё, продавал продукцию, создав широкую сеть сбыта, не только в обоих сегментах лоялистской Испании, но также в Алжире и Французском Марокко. Его операции первоначально финансировались за счёт займов (под залог недвижимости частных фабрик), полученных в местных банках, и семимиллионного кредита, предоставленного сэнэтистом Хуаном Пейро, который тогда занимал пост министра промышленности25.

Примерно таким же образом поступили обувщики и кожевники Валенсии, которых было около тысячи на 30 фабриках. Профсоюзы НКТ и ВСТ в этом городе не стали коллективизировать отрасль, а вместо этого провели интервенцию, создав Местный совет обувной и кожевенной промышленности. Совет координировал работу отрасли, отвечая за приобретение и распределение сырья, а также сбыт продукции, в то время как формально предприятия продолжали принадлежать частным владельцам.

Хотя в кожевенно-обувной промышленности Валенсии полная или частичная безработица приобрела значительные размеры, через 15 месяцев после начала войны сообщалось, что все рабочие были трудоустроены. Зарплата по сравнению с 19 июля повысилась в полтора раза, и условия труда были улучшены во многих отношениях, включая устройство душевых и шкафов для одежды26.

Одна из обувных фабрик Валенсии была коллективизирована по соглашению между собственником и рабочими, и её прежний владелец, Эрнесто Феррер, стал советником при директивно-административном комитете коллектива. Позже он был включён в состав делегации, направленной фабричным комитетом с деловой целью в Париж, и, находясь там, сообщил остальным членам делегации, что не будет возвращаться в Испанию. После войны он, будучи уже функционером Фаланги, вернулся, однако не стал отдавать под суд или увольнять кого-либо из рабочих. Тем не менее он посоветовал некоторым из них, игравшим главную роль в коллективе, «затаиться», чтобы защитить себя. Когда какой-нибудь фалангист приходил на фабрику, интересуясь тем или иным работником, Феррер держал гостя у себя в кабинете, пока помощник «искал» этого человека, и всякий раз оказывалось, что в этот день он не вышел на работу27.

Вскоре после начала Гражданской войны профсоюз кожевников НКТ в Барселоне на общем собрании решил полностью коллективизировать отрасль в городе, включая крупные, средние и мелкие предприятия. Работодателей собрали и проинформировали об этом решении. Это был первый коллектив, зарегистрированный в соответствии с каталонским декретом о коллективизации.

Рабочие решили слить мелкие мастерские в более крупные предприятия. Около 40 мелких предприятий было, таким образом, ликвидировано, и осталось 27 фабрик под контролем коллектива. Кроме того, имелось шесть складов для сырья и готовой продукции. Один из секторов коллектива отвечал за оптовую и розничную продажу, и была введена подробная система бухгалтерского учёта, позволявшая отслеживать потребности в материалах и реализацию продукции коллектива.

На протяжении значительной части войны коллективу удавалось приобретать во Франции сырьё, которое дополняло то, что можно было найти в лоялистской Испании. Однако в конце концов правительство Негрина наложило на это запрет, следуя своей политике по разрушению коллективов28.

Коллективное обувное предприятие гораздо меньшего размера находилось в каталонском городе Лерида. Сразу после начала войны группа рабочих, вместе с владельцем небольшой мастерской и его сыном, создала Коллектив сапожников Лериды. К концу 1937 г. в нём было 38 рабочих, большинство из которых работали в одном помещении. Коллективом управлял комитет из шести членов, трёх от НКТ и трёх от ФАИ, избранных собранием рабочих.

Перед войной практически вся работа выполнялась будущими членами коллектива вручную. Но к ноябрю 1937 г. коллектив имел уже 23 машинки, четыре из которых арендовались, а остальные принадлежали ему. Однажды в конце этого года коллектив за три недели изготовил около 500 пар обуви. Кроме того, бойко шёл ремонт обуви.

В начале ноября 1937 г. Лерида подверглась бомбардировке с воздуха. Это заставило закрыть фабрику на две недели, но рабочие в этот период продолжали получать зарплату.

Устанавливая размер заработной платы в леридском коллективе, анархисты не стали применять на практике свои эгалитарные идеи. Тарифная сетка предусматривала выплату 90 песет в неделю рабочим, от 45 до 65 песет работницам и 20 песет ученикам.

Бо́льшую часть продукции леридского коллектива составляли солдатские ботинки, которые покупало каталонское правительство. Однако, по словам Гастона Леваля, незадолго до исчезновения коллектива каталонский советник по экономике, сталинист Хуан Коморера, отказался заплатить за обувь, полученную правительством. Рабочие коллектива были вынуждены жить за счёт ограниченных продаж на гражданском рынке и продуктов со своих огородов. Вскоре после этого Франко захватил Лериду, что привело к окончательной ликвидации коллектива29.

Судостроительный коллектив «Уньон Наваль де Леванте»

Верфь «Уньон Наваль де Леванте» занималась строительством и ремонтом кораблей в Валенсии, и на ней работало 1 400 человек, приблизительно поровну разделённых между НКТ и ВСТ. Она была конфискована рабочими вскоре после начала войны. Был избран комитет верфи, включавший по два представителя от каждой из 21 секций, на которые делилось предприятие. Этот орган выбрал рабочий комитет из семи человек, которые, наряду с двумя администраторами, отвечали за текущую работу «Уньон Наваль».

Во время конфискации верфи на ней строились три судна: мексиканская канонерская лодка и два нефтяных танкера для КАМПСА. Канонерка, которая была уже почти завершена, была передана мексиканским властям в августе 1936 г. Строительство танкеров было приостановлено, и верфь сосредоточилась на ремонте и на строительстве малых судов.

«Уньон Наваль» к тому времени, когда её захватили рабочие, несла значительные убытки. К концу второго полугодия рабочего контроля она приносила небольшую, но ощутимую прибыль. Кроме того, за этот период коллективу удалось заменить многие изношенные машины и другое оборудование.

Условия труда заметно улучшились, в частности, для рабочих были устроены душевые и гардеробы. Коллектив также открыл поликлинику с двумя докторами, где рабочие могли получить необходимое лечение, включая операционное30.

Коллективизация торговли в Валенсии

Единый синдикат торговли НКТ коллективизировал немалую долю торговли в Валенсии. Профсоюз был разделён на секции, которые осуществляли продажу значительного числа различных товаров. Кроме того, Единый синдикат торговли, совместно с отделениями ВСТ, реорганизовал главный продовольственный рынок города.

Продовольственная секция синдиката, которая состояла преимущественно из владельцев небольших овощных магазинов, в большинстве своём не имевших наёмных работников, решила коллективизировать эти заведения. Через год после начала войны этот коллектив контролировал более 80% продуктовых магазинов. 70 магазинов были признаны антисанитарными и закрыты, но в то же время, с целью удовлетворения потребностей населения, коллектив открыл 29 новых торговых точек в разных частях города. Как свидетельствовала НКТ, новые магазины «не только отвечали всем нуждам, для которых они были предназначены, но и были оснащены всем современным оборудованием». Эта секция Единого синдиката включала 950 членов, все они получали зарплату от коллектива.

75 членов мясной секции профсоюза также сформировали коллектив. Источники НКТ подчёркивали, что, когда рабочие этой секции стали получать регулярную плату, у них убавилось желание обманывать своих покупателей. Другими группами, сформировавшими коллективы, были секция торговцев яйцами и курами и секция продавцов чеснока и лаймов31.

Важной секцией Единого синдиката торговли была угольная. Собрание её членов в конце сентября 1936 г. решило социализировать распределение и продажу угля в городе. Как и во многих других сферах деятельности, члены НКТ стремились рационализировать поставки угля. Во-первых, мелких торговцев, для которых продажа угля была второстепенным занятием, попросили выбрать, на каком деле они хотят сосредоточиться, и если это будет доставка угля – стать частью коллектива; если же что-то иное – передать коллективу свой угольный бизнес. Во-вторых, многие нерентабельные торговые пункты были закрыты, и на смену им пришли более крупные и, как предполагалось, более эффективные. Кроме того, коллектив обратил особое внимание на доставку угля в отдалённые районы города, где она раньше была в лучшем случае эпизодической, используя для этого небольшой парк собственных транспортных средств.

Коллектив создал центральный распределительный пункт, на который первоначально поступал уголь. В разных концах города были обустроены помещения, где угольщики в рабочее время оставляли свою уличную одежду и где они могли помыться, когда была закончена их дневная смена на этой довольно грязной работе.

Спустя год с лишним после создания угольного коллектива наибольшую гордость у его участников вызывал тот факт, что цена на уголь, распространявшийся в Валенсии, не выросла за время войны. Это резко контрастировало с ситуацией в Барселоне, Мадриде и других больших лоялистских городах32.

Наконец, 1 февраля 1937 г. Федерация работников распределения (Federación de los Trabajadores de la Distribución) приняла под своё управление основной оптовый продовольственный рынок Валенсии. В этой новой федерации участвовали городские профсоюзы работников торговли и транспорта НКТ и ВСТ, а также региональные федерации сельского хозяйства обеих профорганизаций. Согласно источникам НКТ, рабочая администрация уделяла особое внимание борьбе с наценками розничных торговцев, приобретавших здесь товары, защите от общеизвестных методов мошенничества и поддержанию чистоты на рынке. НКТ утверждала, что цены на профсоюзном рынке оставались значительно ниже тех, что существовали на конкурирующем частном оптовом рынке, который был меньше по размеру, но всё ещё действовал.

Федерация работников распределения также улучшила условия труда для членов коллектива. Были построены новые и более современные конторы, установлены новые души и туалеты для работников33.

Консервный коллектив Лорки

Одним из коллективов, которые анархисты приводили как образцовый пример рабочего контроля, было консервное предприятие в Лорки́, посёлке примерно в 30 километрах от города Мурсия. Этот завод ранее принадлежал графу ла Сьерва, который прославился своими плохими отношениями с рабочими и реакционной политикой. В 1934 г. он закрыл предприятие из-за депрессии.

В начале войны рабочие из НКТ и ВСТ заняли завод и приступили к его восстановлению. В окрестностях выращивалось достаточное количество фруктов и овощей, а первоначальная нехватка сахара и консервных банок, по-видимому, была преодолена коллективом. К февралю 1938 г. завод выпустил 80 тысяч ящиков консервированных томатов и 40 тысяч ящиков апельсиновой мякоти и других фруктов.

Хотя правительство официально интервенировало этот завод, фактически он оставался под управлением контрольного комитета, избранного рабочими. Коллектив являлся совместным предприятием НКТ и ВСТ34.

Коллективизация в издательском деле

По крайней мере некоторые издательства в Барселоне были захвачены рабочими. Так произошло, например, с «Графика Риэссе», принадлежавшим французу. Когда издательство было конфисковано, бывший владелец явился туда, одетый как рабочий. Однако новый контрольный комитет отказался признать его полномочия и отправил его обратно в Тулузу, где у него была другая типография. Контрольный комитет также уволил управляющего, который был непопулярен среди рабочих.

Одной из первых мер коллектива было резкое снижение зарплаты работникам администрации, и, как следовало ожидать, это не привлекло их симпатии на сторону революции. Коллектив решил сохранить неравенство в оплате труда мужчин и женщин, хотя Антония Фонтанильяс, дочь редактора анархической газеты «Рабочая солидарность», стала лидером работниц и добилась для них существенного повышения зарплаты. Далее, обсуждался вопрос о том, следует ли установить единую зарплату для всех рабочих, но в итоге этого не сделали, в частности сохранились различия в зависимости от стажа. Сеньорита Фонтанильяс, кроме того, стала представителем издательства в барселонском профсоюзе издательского дела НКТ.

В издательстве «Рабочей солидарности» после начала войны было решено ввести одинаковую зарплату для всех, от редактора до самого неквалифицированного рабочего. До войны зарплата редакторов и других административных работников была значительно выше, чем у обычных рабочих35.

Парикмахерский коллектив Барселоны

В то время существовали коллективы, которые кто-то считал нелепыми, но которыми сама НКТ весьма гордилась, и одним из них был коллектив парикмахеров Барселоны. К 19 июля в городе было около 1 100 парикмахерских, многие из которых работали в антисанитарных условиях и очень мало платили своим работникам. Значительное число парикмахеров были безработными.

На общем собрании союза парикмахеров НКТ, прошедшем вскоре после начала войны, было решено коллективизировать парикмахерское дело. Мнения владельцев не спрашивали, и очевидно, некоторые из них были резко против. В то же время многие из них стали членами коллектива.

В отрасли была проведена рационализация. Число парикмахерских сократилось с 1 100 до 235, и принадлежности закрытых заведений были использованы для расширения обслуживания в оставшихся или для замены в них износившихся инструментов.

При новом режиме парикмахерские были открыты с восьми утра до девяти вечера и работали в две смены по шесть с половиной часов. В каждой парикмахерской были два делегата, которые относили дневную выручку в профсоюз и каждую субботу в полдень забирали зарплату для всех работников своего заведения.

Значительная экономия на арендной плате, освещении и других затратах, за счёт закрытых парикмахерских, позволила увеличить зарплату. Она была одинаковой для всех членов коллектива.

Коллектив ликвидировал безработицу среди барселонских парикмахеров. В его состав вошли не только бывшие наёмные работники, но также бывшие владельцы и вдовы членов профсоюза, которые получили работу в разных парикмахерских36.

Британец Франк Еллинек в августе 1937 г. писал, что даже публичные дома в Барселоне были коллективизированы, ссылаясь на Эдуардо Барриоберо, адвоката НКТ, занимавшегося реорганизацией каталонской юстиции в первые недели Гражданской войны. Еллинек отмечал, что анархисты первым делом начали кампанию против проституции, которая включала в себя размещение «ужасающих антивенерических плакатов», изданных «Свободными женщинами». По его наблюдению, анархисты пытались подойти к проблеме с двух сторон: «преобразование общества, которое породило проституток и сделало их отверженными, и “психо-терапевтическое перевоспитание” самих проституток».

Однако далее Еллинек говорит: «Бордели фактически были коллективизированы. Эдуардо Барриоберо объяснил, как это произошло. Однажды ночью Хенералидад отправил к нему комиссию девушек, которые попросили его установить приемлемые расценки. “Любовь, – ответил он, – не может быть товаром, подлежащим оценке. Давайте поступим более практично. Давайте создадим профсоюз любви, и тогда вы сможете экспроприировать своё дело и выгнать мадам вон”. – “Как ни странно, – отмечает Барриоберо, – такие профсоюзы были организованы на полном серьёзе – Синдикатом устроителей банкетов!”»37

Некоторые примеры коммунализации

В некоторых местах лоялистской Испании, особенно в небольших городах и посёлках, анархистам удалось не только коллективизировать отдельные отрасли, но и установить планирование и координацию всей местной экономики через организации трудящихся. В этих случаях им удавалось ближе, чем в крупных городах, подойти к своему идеалу: профсоюз как основа реорганизации экономики и местная коммуна как основа устройства революционного общества.

Неизвестно, столько таких экспериментов было предпринято за время Гражданской войны. Однако, как я указывал в главе 13, они в первый год войны были довольно широко распространены в тех частях Арагона, которые контролировались анархистами. В данном разделе я рассмотрю один пример в Каталонии и два в Левантийском регионе.

В каталонском посёлке Росас коллективизация была всеобщей. Основным занятием жителей была рыбная ловля, и коллектив рыбаков был создан одним из первых. В него вошли как наёмные работники, так и собственники, последние – не всегда добровольно. На окраине посёлка располагался сельскохозяйственный коллектив, включавший в себя всех местных крестьян. И в рыболовном, и в сельскохозяйственном коллективе каждый член получал одинаковый базовый доход, с доплатой на каждого члена семьи, находящегося у него на содержании.

В дополнение к этим двум были созданы коллективы пекарей, механиков, плотников и другие. Все коллективы были представлены в экономическом совете, который координировал экономику всего посёлка и оказывал помощь финансово слабым коллективам на средства тех, что находились в лучших условиях.

Все коллективы были созданы членами НКТ. Представители НКТ и «Левых республиканцев Каталонии», единственных значимых политических групп в посёлке, составляли муниципальный совет, который отвечал за снабжение. Он закрыл все частные магазины и создал кооперативные распределительные пункты, где работники покупали товары за особые купоны. Часть зарплаты выдавалась в этих купонах, а часть – в деньгах38.

Сходным образом развивались события в городе Вильена-де-Валенсия, с населением около 25–30 тысяч человек. Здесь была создана коммуна, охватывавшая целую комарку, центром которой была Вильена-де-Валенсия. Когда началась война, ВСТ преобладал среди местных сельских тружеников, а НКТ – среди городских рабочих.

Большинство помещиков бежали с началом войны, и на их землях были организованы коллективы, хотя мелких землевладельцев, которые остались на своих участках и не хотели вступать в коллективы, не принуждали к этому. Кроме сельскохозяйственных, согласно источникам, было организовано 14 городских коллективов. Они занимались обработкой дерева, металла, кожи, хлебопечением, изготовлением вина и алкогольных напитков и текстильным производством. Все коллективы были представлены в Регулирующем совете экономики (Consejo Regulador de Economía), совместно созданном НКТ и ВСТ. Этот орган контролировал всю местную экономику. Он имел исключительное право продавать за пределы комарки товары, произведённые в ней. Зарплата всем работникам во всех отраслях выплачивалась советом; вся прибыль передавалась совету.

Состояние экономики было выравнено. Совет использовал прибыль от тех отраслей, которые работали успешно, чтобы помочь тем, у кого дела шли плохо; зарплата для всех была одинаковой – вначале приравненная к жалованью солдата на фронте, позже она была значительно увеличена.

Значительное большинство предприятий в данном районе, как сообщалось, преуспевали в финансовом и экономическом отношении. В деревообрабатывающей промышленности, к примеру, все фирмы к началу войны испытывали трудности; у большинства из них были серьёзные долги. Коллектив погасил эти долги, и к концу войны все мастерские были в лучшем состоянии, чем на её начало.

В большинстве случаев бывшие собственники были включены в состав коллективов на правах работников. В той же деревообработке председателем коллектива был член НКТ, секретарём – бывший собственник, казначеем – член ВСТ, и было четверо других членов выборного исполнительного органа, три из которых являлись бывшими собственниками.

Собственник, который стал секретарём деревообрабатывающего коллектива, спустя годы рассказывал такую историю: у него была хилая кошка, которую кто-то украл. Вор хорошо откормил эту кошку, а потом вернул её. Он был благодарен за то, что кошка раздобрела, но всё же не мог забыть, что она была украдена. Под кошкой, естественно, подразумевалась его фирма.

В Вильена-де-Валенсии не предпринимались попытки рационализировать производство, как происходило во многих других местах. Тем не менее в местной текстильной отрасли, которая к началу войны имела небольшие объёмы, фабрики значительно увеличились в размере. Они изготавливали рубашки и нижнее бельё для армии39.

Коммунизация, которой сторонники НКТ больше всего гордились и о которой они впоследствии много писали, произошла в Алькое, с населением 45 000, втором по размеру городе провинции Аликанте.

Хотя здесь существовали профсоюзы ВСТ, с общим числом членов около 3 000, в основном среди гражданских служащих и мелких торговцев, именно НКТ, с 6 500 членов, «контролировала самые существенные экономические функции, необходимые для общественной жизни». Профсоюзы НКТ включали в себя работников пищевой и бумажно-картонной промышленности, строительства (включая архитекторов), гигиены, транспорта, коммунальных служб, ремонта и чистки обуви, текстильного и швейного производства, металлургии, интеллектуального труда (учителя, художники, писатели) и овощеводов в окрестностях города.

Именно профсоюзы НКТ начали коллективизацию, каждый в своей отрасли местной экономики. Гастон Леваль подчёркивал анархо-синдикалистскую и антибюрократическую природу экономических организаций в Алькое в годы Гражданской войны: «Всё контролировалось синдикатами. Но не стоит исходя из этого предполагать, что несколько высших бюрократических комитетов принимали все решения, не советуясь с рядовыми членами профсоюза. Здесь также практиковалась либертарная демократия. Как и во всей НКТ, здесь существовала двойная взаимно-обратная связь: от основания, от масс рабочих, членов профсоюзов и активистов – вверх и в другом направлении – влияние федерации на эти местные единицы, идущее вниз через все уровни. От начала и обратно к началу…» На каждом уровне действовали администраторы, избранные соответствующим общим собранием трудящихся.

На вершине экономической структуры Алькоя находился Синдикальный административный комитет. Каждая отрасль имела в нём своих представителей. Леваль описывал его функции:

«Когда секция сбыта получала заказ, она передавала его в производственную секцию, в задачу которой входило решить, какие мастерские лучше всего оснащены для производства требуемых товаров. Уладив этот вопрос, она заказывала сырьё из соответствующей секции. Последняя передавала указания на склады, которые предоставляли материалы, и наконец, детали об операции приходили в секцию закупок, которая, таким образом, могла восполнить израсходованный материал»40.

Городские коллективы в Астурии

О коллективах, созданных в Астурийском регионе, писали мало. Тем не менее очевидно, что в первые дни и недели Гражданской войны здесь в широком масштабе происходили захваты промышленных и торговых предприятий рабочими. НКТ предпочитала рассматривать этот процесс как временный, ожидая, что после успешного завершения войны будет принято окончательное решение.

Рональд Фрейзер отмечает:

«В… городе стали – Ла Фельгере, традиционном оплоте НКТ, анархо-синдикалисты не предпринимали попыток коллективизировать сталелитейную компанию “Дуро-Фельгера”, в которой работало около 4 000 человек. Как и в октябре 1934 г., был создан рабочий контрольный комитет, полностью состоявший из активистов НКТ, которые вскоре обнаружили, что производству препятствовала потеря инженеров, многие из которых бежали или скрывались. Двух политически надёжных инженеров компании отыскали на заводах Бильбао, и они вернулись, когда их попросили войти в рабочий комитет, который не осуществлял техническое руководство работами, но оказывал значительное влияние на тех, кто этим занимался»41.

Постфранкистская региональная газета НКТ «Либертарное действие» сообщала:

«НКТ стремилась подчинить профессиональной и экономической администрации синдиката те предприятия, которые первоначально были захвачены; она предложила, чтобы организация трудящихся позаботилась о промышленных предприятиях, магазинах, кафе, ресторанах и т.д. до конца боевых действий, отложив до этого момента решение проблемы в соответствии с законодательными нормами, установленными для всей страны»42.

Рамон Альварес отмечал, что «управление производством было централизовано в Департаменте промышленности, с Сегундо Бланко во главе»43. Бланко отдал распоряжение объединить мелкие предприятия в более крупные и эффективные. Он рекомендовал, чтобы собственники, которых это затрагивало, включались в производственный процесс и им предоставлялись те же права и средства к существованию, что и остальным работникам44.

Региональный конгресс НКТ в мае 1937 г. призвал создать структуру локальных, региональных и национальных экономических советов, согласно принципам НКТ. Эти советы выполняли бы различные задачи по координации экономической деятельности в пределах своей компетенции: «В общих словах: развивать и поощрять все инициативы, обеспечивающие лучшее знание потребностей страны и рациональный контроль в обширной области производственных мероприятий»45. Развязка войны наступила в Астурии всего через несколько месяцев после регионального конгресса НКТ, так что было мало шансов осуществить его резолюции.

Рамон Альварес кратко изложил организацию продовольственного дела во время войны:

«…Рабочий контроль раньше всего был установлен в рыбной промышленности, после того как она была конфискована и возвращена к работе; были заключены контракты, чтобы обеспечить снабжение изолированной зоны. Мы должны были организовать сеть распределительных пунктов в городских районах. Нами был создан Главный кооперативный совет и затем введены семейные карточки, которые предъявлялись на распределительных пунктах. Был создан Департамент торговли и рыболовства (я был его советником), который занимался снабжением гражданского населения и армии»46.

В Астурийском регионе получила широкое распространение «синдикализация» отраслей. Лидер НКТ Сегундо Бланко, занимавший пост советника по промышленности в Межпровинциальном совете Астурии и Леона, издал декрет, гласивший:

«…Когда социальная революция восторжествует, все предприятия с их оборудованием будут переданы соответствующим синдикатам, которые будут управлять ими как собственностью рабочих». Официальная сталинистская история Гражданской войны утверждала: «Каждый синдикат делал предприятия, которые он контролировал, своей вотчиной и препятствовал попыткам установить общий план военного производства». Однако, в противоречие этому утверждению, то же издание отмечает: «…Основные металлургические заводы, “Трубия”, “Мореда”, “Лавиана”, “Металес Лугонес”, “Дуро-Фельгера” и другие, начали производить, хотя и в малых объёмах, артиллерийские снаряды, орудия и бронеавтомобили, а также наладили выпуск винтовочных патронов»47.

Рыболовство, имевшее большое значение для Астурии, было коллективизировано по инициативе рыбацких профсоюзов. В этот коллектив также были включены консервные заводы и рыбные рынки. Согласно Хосе Пейратсу:

«В первые месяцы эксперимента деньги не имели хождения среди рыбаков. Семья обеспечивалась всем необходимым по предъявлении карточки производителя и потребителя. Рыбаки отдавали свой улов, получая взамен эти карточки»48.

Очевидно, что многие предприятия не были конфискованы своими синдикатами. Для тех фирм, которые не были коллективизированы, была введена система рабочих контрольных комитетов. Они создавались совместно НКТ и ВСТ, и членами контрольных комитетов должны были быть те, кто состоял в той или иной профсоюзной организации до 19 июля 1936 г.

Роль контрольного комитета была определена в документе, изданном региональными отделениями НКТ и ВСТ в январе 1937 г.:

«Контрольный комитет – это именно контрольный комитет. НКТ и ВСТ обязуются популяризовать среди своих организаций миссию этих контрольных комитетов, которая заключается не в управлении или поглощении функций технических административных органов. Их основной задачей является сотрудничество с руководством: содействовать администрации в инициативах и предложениях любого рода; работать для точного выполнения планов производства, относительно организации которого они должны оставаться информированными; указывать администрации на аномалии и дефекты, чтобы устранить их и улучшить условия труда и производства. Дирекция, администрация и технические органы будут нести по отношению к контрольным комитетам те же самые обязательства»49.

Заключение

Во время Гражданской войны в лоялистской Испании наблюдалось большое разнообразие экспериментов по рабочему контролю в различных секторах городской экономики. Инициатива обычно исходила от рабочих, состоявших в НКТ или, по крайней мере, испытавших влияние анархической пропаганды. Однако во многих случаях, особенно в Леванте и Астурии, рабочие ВСТ также принимали участие в этих экспериментах.

Чаще всего рабочий контроль был организован на основе отдельно взятых предприятий. Однако были случаи, когда определённый профсоюз стремился координировать все контролируемые рабочими фабрики и заводы в пределах своей юрисдикции. Наконец, было проведено неустановленное число экспериментов с профсоюзным регулированием всей местной экономики, несколько примеров которых мы видели. Лишь в Астурийском регионе, по-видимому, была предпринята попытка координировать коллективы в региональном масштабе, которая осуществлялась под эгидой двух членов НКТ, входивших в правительство Астурии.

Часть IV. Анархические коллективы в городах

22. Инициативы анархистов в образовании, здравоохранении и социальном обеспечении

В предыдущих главах мы отмечали, что анархические сельские коллективы времён войны имели обыкновение открывать или расширять школы в своих районах. Мы также видели, что для городских коллективов практически универсальной тенденцией было предоставлять своим членам медицинские услуги и пенсии по старости. В этой главе мы рассмотрим мероприятия более общего характера в образовании, медицине и связанных областях, которые проводились анархистами во время Гражданской войны и не относились к какому-либо отдельно взятому коллективу.

Традиционное отношение испанских анархистов к образованию

Для испанских анархистов было характерно двойственное отношение к образованию. Если говорить кратко, хотя, может быть, и упрощённо, они страстно верили в необходимость образования и в то же время были склонны с подозрением относиться к образованным.

Джеральд Бренан, говоря о первых десятилетиях двадцатого века, описывал тягу к образованию среди рядовых анархистов:

«Движение по созданию анархистских школ… набирало силу в разных частях страны. В Барселоне Франсиско Феррером была основана Современная школа (Escuela Moderna). В ней детей учили верить в свободу, социальное равенство и тому подобное и, прежде всего остального, ненавидеть церковь, проповедующую ложные и “извращённые” доктрины. Были также вечерние школы для взрослых и печатный станок, из-под которого непрерывным потоком выходили анархистские книги и брошюры… Другие школы были открыты в Андалусии. Там рабочих людей учили читать и отрекаться от религии, порока и алкоголизма…»1

Гастон Леваль как-то подсчитал, что к началу Гражданской войны было от 50 до 60 таких анархических школ в разных частях Испании2. В другом месте он указывает большее число – от 50 до 1003. «Чтобы поддержать эту школу, как я видел в одном селе в провинции Валенсия, крестьяне лишали себя единственного удовольствия, табака, чтобы сберечь дуро (пять песет) в месяц. Учителем всегда был товарищ-самоучка, который, несмотря на отсутствие диплома, был намного компетентнее, чем значительное большинство профессиональных учителей»4.

Даже некоторые критики анархистов отдавали должное их образовательным стремлениям. Например, Габриэль Прадель, который после войны был редактором эмигрантской газеты «El Socialista», отмечал, что большинство сэнэтистов были работниками физического труда, но многие из них по-настоящему желали учиться, были вдумчивыми, хотя и не всегда дисциплинированными читателями и имели познания во многих областях5.

Жерминаль Эсглеас, неофициальный муж Федерики Монсень и национальный секретарь НКТ в эмиграции, который много лет преподавал в анархической, или, как её называли, «рационалистической», школе, находившейся в Матаро, описал это учреждение. Он отметил различия между «рационалистической» школой и Современной школой Франсиско Феррера. В то время как школа Феррера стремилась привить своим ученикам идеи анархизма, рационалистическая школа принципиально отказывалась от индоктринации каких-либо идей. Вместо этого учителя пытались предоставить ученикам всю информацию и материалы, которые были нужны им для того, чтобы определиться со своими взглядами.

В школе, где преподавал Эсглеас, было пять учителей, и из них только один был учителем в государственной школе. Остальные четыре не имели официальной учительской квалификации. Они обучали от 250 до 300 детей в возрасте от шести до шестнадцати. Эсглеас говорил, что их школа была оборудована так же хорошо, как и государственные школы в их время. В ней преподавались такие общие дисциплины, как чтение, письмо, арифметика, география, история, литература, математика, вплоть до алгебры, которую изучали все ученики, а также другие, более сложные предметы для специально отобранных учеников.

Эсглеас говорил, что у НКТ были такие рационалистические школы в большинстве каталонских городов, где у неё было сколько-нибудь значительное число последователей. Их считали важными не только потому, что они способствовали развитию любознательности у молодёжи, но и из-за низкого качества преподавания в прочих школах, церковных и государственных6.

Другая сторона отношения анархистов к образованию подтверждается многими их лидерами, с которыми мы беседовали годы спустя после Гражданской войны. К примеру, Фидель Миро, во время войны возглавлявший «Либертарную молодёжь», отмечал, что последователи анархистов в Андалусии и Мурсии по большей части были неграмотными, но даже и в Каталонии, где неграмотность была распространена меньше, большинство рабочих-анархистов являлись самоучками и их представления были «несколько сумбурными». Он говорил, что многие из этих рабочих-самоучек были антиинтеллектуальными. С другой стороны, чрезвычайно развитый дух равенства анархистов, выражавшийся в использовании ими обращения «ты» (tu) вместо «вы» (usted) даже по отношению к незнакомым, задевал «достоинство» многих людей с университетским образованием.

Фидель Миро добавлял, что некоторых идеалистически настроенных интеллектуалов привлекало анархическое движение и они становились его частью. Однако он пришёл к выводу, что, за рядом важных исключений, анархистам не повезло с теми интеллектуалами, которые присоединились к их рядам7.

Хавьер Эльбайлье, лидер НКТ в эмиграции, также подчёркивал подозрительность анархистов в отношении интеллектуалов, считавшихся «буржуазией». Он отмечал, что одним из последствий этого стала нехватка в НКТ подготовленных кадров для административной работы, которая дала о себе знать, когда с началом Гражданской войны в руки анархо-синдикалистов перешла значительная часть экономики8.

Сальвадор Гурручарри, лидер «Либертарной молодёжи» в эмиграции, соглашался с такой оценкой. Однако он также отметил, что во время Гражданской войны «замечательная» группа интеллектуалов, которые никогда не состояли в организации, тесно сотрудничала с НКТ в различных аспектах её работы9.

Некоторые лидеры анархистов признавали тот недостаток, который представляла собой ограниченная численность интеллигенции в их рядах. Например, Габриэль Сесма, глава федерации металлистов Каталонии до и во время войны, предлагал, чтобы дети из семей анархистов отправлялись в университеты за счёт НКТ и получали там образование, которое будет полезным после революции. Это предложение было отклонено НКТ из опасения, что обученные таким образом молодые люди станут «буржуа». Сесма впоследствии отмечал, что во время войны в НКТ заметно ощущался недостаток людей, имевших необходимое образование10.

Подозрительность НКТ по отношению к людям с высшим образованием, возможно, нашла своё отражение в том факте, что организация всё ещё не имела национальной федерации учителей, когда Гражданская война уже была в самом разгаре. Только в июле 1937 г. была создана Национальная федерация преподавательских синдикатов (Federación Nacional de Sindicatos de la Enseñanza). Она была учреждена по инициативе союза учителей Мадрида, который ещё в сентябре 1936 г. предлагал образовать подобную организацию. Их предложение получило мощную поддержку со стороны учительских федераций в Валенсийском регионе и Каталонии. На момент создания национальная федерация включала в себя 22 300 членов, крупнейшим отделением было барселонское, с 9 228 членами, следом шёл Мадрид, с 2 284. Федерации в Леванте, Андалусии, Арагоне и Эстремадуре также вошли в состав национальной федерации. Согласно Ф. Кардоне Роселю, секретарю Региональной федерации преподавательских синдикатов Центра, мадридское отделение было лучше всего организованной группой национальной федерации, и его филиалы имелись в каждой провинции Кастилии11.

Совет объединённой новой школы в Каталонии

Если не считать Арагона, который в первый год войны почти полностью контролировался анархистами, их влияние в области образования было наиболее заметным в Каталонии. 27 июля 1936 г., через неделю после подавления мятежа, был издан декрет о создании СЭНУ – Совета объединённой новой школы (Consejo de la Escuela Nueva Unificada), продолжавшего свою работу до окончания боевых действий в Каталонии.

Диего Абад де Сантильян следующим образом описывал достижения совета:

«Усилия СЭНУ принесли чудесные плоды, за несколько месяцев была проделана работа, которую Республике не удалось провести за пять лет её существования. Детей, посещавших официальные школы в Барселоне, до 19 июля было 34 000; через пять месяцев после начала революционного движения было 54 758 ходивших в школу. Создание школ проходило темпами, никогда ранее не виданными. Число школьников в Каталонии почти утроилось, не говоря уже об улучшении материалов и педагогической ориентации»12.

Влияние анархистов в СЭНУ было огромным, хотя и не исключительным. Совет состоял из равного числа представителей НКТ и ВСТ, а также правительственных назначенцев13. Председательствовал в нём профессор-анархист Хуан Пуч Эли́ас, который, приступив к работе, немедленно организовал трёхмесячные курсы для подготовки учителей к новому школьному году. За шесть месяцев СЭНУ назначил 4 707 новых учителей14. Эмма Гольдман, русско-американская анархистка, писала Пучу Элиасу, что он является «одним из самых выдающихся современных педагогов в мире, человеком широкой культуры, глубоким психологом, понимающим жизнь ребёнка»15.

В совете относительно редкими были конфликты между сэнэтистами и их оппонентами. Единственным серьёзным противником анархистов была представительница ВСТ, некогда состоявшая в НКТ. Однако после майских событий 1937-го один из членов совета от ВСТ, который входил в ПОУМ, был убит сталинистами16.

Наряду с членами, представлявшими НКТ, ВСТ и каталонское правительство, в СЭНУ также входили представители Барселонского университета, Промышленного университета и региональной Комиссии изящных искусств17.

Мигель Кабра, во время войны бывший секретарём учительской секции Синдиката свободных профессий НКТ в Барселоне, отмечал, что, хотя совет стремился ввести общую программу для всех школ региона, одним из его основных принципов был широкий простор для экспериментов в методах преподавания. Ближайшей целью совета было обеспечить учебными помещениями и учителями всех каталонских детей школьного возраста к октябрю, когда должен был начаться школьный год. Кабра говорил, что, хотя эта цель и не была достигнута по всему региону, её по большей части удалось осуществить в Барселоне. В конце 1936 г. в Барселоне было открыто восемьсот новых классов; из этой суммы следует вычесть закрытые церковные и частные школы18. Согласно Гастону Левалю, если до войны в Оспиталете лишь 4 из 8 тысяч детей школьного возраста посещали школу, то с началом 1936/37 академического года в классах занималось 6,5 тысяч19.

СЭНУ пополнял учительский состав из нескольких источников. Во-первых, трудоустроили всех безработных учителей, которых было немало. Кроме того, в школы совета были переведены преподаватели из частных школ, а также учителя-миряне из церковных школ. Учительницы-монахини, которые были готовы работать при новых условиях, также получили места, хотя, конечно же, им не разрешалось приходить на работу в своём монашеском облачении или преподавать основы религии.

Существующие анархические школы были включены в новую систему. К тому времени в Барселоне их было семь: Современная школа, основанная Франсиско Феррером и всё ещё работавшая под эгидой профсоюза фабричных рабочих НКТ, школа профсоюза металлистов, а также районные школы в баррио Оспиталет, Кармело, Барселонета, Санта-Колома и Сан-Андрес20. Феликс Карраскер указывал, что за время войны 20 новых школ в Барселоне были организованы непосредственно анархистами21.

В рамках новой системы образования действовали некоторые специализированные учреждения. Было создано четыре или пять школ-интернатов для детей милиционеров, о которых не могли заботиться их семьи.

Детский дом Рибас также был включён в систему СЭНУ. До 19 июля его воспитанники должны были носить униформу, а их жизнь подчинялась строгому режиму. При Мигеле Кабре униформа была отменена; школа была разделена на начальную, которая находилась в здании детского дома, и старшую, которая разместилась неподалёку в конфискованной церкви. Учителя старались преодолеть конфликты между воспитанниками детского дома и детьми из близлежащего района, которые посещали как начальную, так и старшую школу.

Когда Кабра возглавил детский дом Рибас, в нём находилось 70 детей. Впоследствии численность учащихся увеличилась до 300 постоянно проживающих, 500 приходящих и 50 взрослых в вечерней школе22.

Вообще говоря, каталонские школы во время войны пытались удовлетворять потребности в образовании как детей младшего и старшего школьного возраста, так и взрослых, которые хотели учиться читать и писать или изучать более сложные предметы. Занятия для этих взрослых проводились по вечерам, когда дети уходили домой.

Феликс Карраскер, член Полуостровного комитета ФАИ, преподававший в одной из анархических школ, описывал применявшиеся в них методы. По его словам, эти школы были построены на либертарных принципах, и их основной идеей было то, что дети сами должны направлять своё обучение; оно не должно было навязываться. Их наследниками являются инициативные школы.

Карраскер говорил, что многие из принятых учеников уже умели читать и писать, и их поощряли читать хорошую литературу разного рода. В школах не было учебников, но у детей был широкий выбор доступных книг, которые они могли прочесть по своему желанию.

Если дети ещё не умели читать, учитель просил их сказать какую-нибудь простую фразу, первое, что приходило на ум, и затем записывал её на доске. Детям давали печатный шрифт, чтобы они подобрали буквы, а потом отводили их к молодому человеку, который управлял небольшим печатным станком, он печатал то, что они набрали, и они с гордостью относили это домой.

Даже арифметика, для которой требовался более структурированный подход, была привязана к обучению детей на их собственном опыте. Их поощряли самостоятельно задавать вопросы о сложении и вычитании, и учителя избегали принуждения.

Карраскер утверждал, что эта ориентация на добровольность обучения, основанная на желании детей узнавать, на их понимании необходимости знания, а не на принуждении их к чему-либо, отражалась и на отношениях самих учеников. Среди них, как он говорил, жил дух сотрудничества, а не соревнования, и среди детей никогда не было ссор; эгоизм, который является причиной ссор, не проявлялся в этих школах23.

Вероятно, большее распространение, чем либертарный подход к образованию в анархических школах, получили некоторые другие реформы в системе образования, осуществлённые СЭНУ. Были открыты школы в посёлках и сёлах, удалённых от центров провинций, во многих из них – впервые. В каталонских школах повсеместно было введено совместное обучение. Прилагались усилия для того, что создать библиотеки в каждой школе, что до войны было сравнительно редко. Часто эти библиотеки складывались их книг, пожертвованных местными жителями24.

В Барселоне и нескольких провинциальных городах также были организованы «народные университеты». Барселонский университет не мог нормально функционировать во время войны, и НКТ создала Народный университет в зданиях бывшей семинарии. В нём работали многие преподаватели из Барселонского университета, а также из школ, которыми до (и во время) войны руководили анархисты. Народный университет предлагал широкий набор курсов по естественным, общественным и гуманитарным наукам. Особый акцент делался на экономике.

Народные университеты не пытались пропагандировать анархизм. Хуан Пинтадо, которые позднее стал лидером НКТ в эмиграции, вспоминал, что, будучи студентом в Народном университете Барселоны, он не слышал ни одной лекции по анархизму, хотя «слышал много разговоров о свободе». Был даже курс сравнительного религиоведения.

Посещать занятия в Народном университете Барселоны мог любой учащийся, рекомендованный преподавателем. За обучение не взималось никакой платы, более того, если посещение занятий создавало финансовые трудности для семьи студента, ему выплачивалась небольшая стипендия25.

Специализированные школы

По инициативе анархистов во время войны были организованы различные специализированные школы. Одна из них была создана в родильном доме в Барселоне, директором которого в течение шести месяцев был анархист Феликс Карраскер. Он пригласил молодых мужчин и женщин – в основном, как он говорил, социалистов, – которые после обеда вели занятия для медсестёр и будущих (или уже нынешних) матерей, «посвящённые заботе о детях, природе революции, развитию войны и другим вещам».

Школа также готовила новых медсестёр. В учреждении проживала группа малолетних, которых называли «детьми палаты». Это были девочки, которые в десять лет вместо того, чтобы уйти в детский дом, остались в родильном доме помогать медсёстрам. Карраскер организовал курсы для подготовки этих девочек к работе медсестёр, и хотя он покинул учреждение до того, как их обучение было закончено, ему сообщили, что все слушательницы курсов стали медсёстрами.

Карраскер также участвовал в работе ещё одной специальной школы, которая была открыта в Бинефаре, Арагон. Это учебное заведение было организовано им для НКТ, «чтобы готовить людей с адекватной социальной этикой на должности администраторов коллективов, в которых была большая необходимость, и секретарей муниципалитетов…» Школа вначале обслуживала только комарку Бинефара, но впоследствии была повышена до регионального учреждения НКТ и охватила весь республиканский Арагон. Каждое местное сообщество посылало в школу двух или трёх молодых людей в возрасте от 15 лет.

Каждый день проходило три или четыре теоретических урока, которые давал сам Карраскер, поскольку «молодёжь ничего не знала из грамматики, почти ничего из арифметики и ничего из географии, истории или счетоводства». Кроме того, три часа в день ученики работали в пришкольном хозяйстве, которое давало основную часть денег для содержания школы.

Карраскер находился под сильным влиянием идей Джона Дьюи и Селестена Френе. Следуя рекомендациям последнего, Карраскер сформировал добровольные группы учащихся, изучавшие физику, агрохимию, социологию и фотографию. В школе была библиотека. Учащиеся занимались в группах самостоятельно, Карраскер выступал в роли консультанта, если они сталкивались с проблемами, которые не могли решить.

Карраскер говорил Виктору Альбе, что молодёжь очень положительно реагировала на учебную программу, которую предлагала школа. По его словам, после зачисления большинство из них «были больше настроены на драки и болтовню, чем на учёбу, но, оказавшись в школе нового типа, они ответили таким энтузиазмом, что в десять вечера мне приходилось весьма настойчиво просить их идти спать».

Через восемь месяцев школа начала выпускать секретарей коллективов и муниципалитетов. Однако, когда был объявлен военный призыв для молодёжи, многих учащихся забрали в армию.

Когда Совет Арагона был распущен правительством Негрина и на арагонские коллективы двинулись войска коммунистов, новый губернатор Арагона, Мантекон, распорядился закрыть школу. Однако фактически она была переведена в район Каспе, где негласно продолжала работать, пока Арагон не был захвачен войсками Франко в 1938 г. После этого она переехала в Каталонию и действовала ещё несколько месяцев, пока этот регион также не оказался под контролем Франко26.

Местная федерация единых синдикатов Барселоны НКТ открыла техническую школу, необходимость в которой возникла после прихода на фабрики и заводы множества женщин, так как мужчин всё чаще призывали на военную службу. Она называлась Школой профессиональной адаптации для женщин, и её целью было позволить «работницам получить необходимую подготовку, чтобы быть в состоянии заменить тех, кто, продолжая дело пролетариата, сменил своё орудие, чтобы дать решительный бой фашизму». Организация этой школы и управление ею возлагались на «Свободных женщин».

Когда влияние сталинистов в каталонском правительстве стало преобладающим, Хенералидад решил создать Институт профессиональной адаптации, чтобы выполнять практически ту же самую работу. НКТ заявила, что у неё нет возражений против этой идеи, но для достижения цели, поставленной каталонским правительством, достаточно всего лишь включить представителей ВСТ в руководство школы, которая уже работает под эгидой «Свободных женщин»27.

Одна из специализированных школ, созданных НКТ во время войны, школа для подготовки активистов Конфедерации, по словам Хуана Гарсии Оливера, потерпела неудачу, хотя он не говорит в подробностях, в чём выражалась эта неудача. Школа была создана в региональной штаб-квартире НКТ в Барселоне во время существования Комитета милиции и имела обширный учебный план, включавший как теоретические, так и практические занятия.

Среди предметов, вошедших в этот план, были: изучение различных школ интерпретации истории; эволюция профсоюзного движения от средневековых гильдий до «революционного синдикализма»; ораторское искусство; теории социализма, как анархические, так и марксистские; развитие анархических идей; структура и функционирование НКТ и её профсоюзов28. Эта школа подготовки активистов, очевидно, не получила широкой известности, и причины и обстоятельства её закрытия остаются неясными.

НКТ и ФАИ Каталонии провели 8 октября 1936 г. совместную конференцию, посвящённую вопросам и проблемам образования29.

Врачи и другой медицинский персонал в анархическом движении

Наряду с развитием образовательных учреждений анархисты во время войны также активно занимались расширением медицинского обслуживания. Среди интеллектуалов, относившихся к анархическому движению перед Гражданской войной, было несколько выдающихся врачей. Гастон Леваль упоминает пятерых из них. Педро Вальина был, вероятно, самым выдающимся лидером анархистов в Андалусском регионе, и Леваль описывает его как «воплощение анархического апостола и героического бойца, чьё влияние распространялось на всю Андалусию». Исаак Пуэнте «пользовался огромным влиянием в регионах Арагона, Риохи и Наварры, будучи одной из активнейших личностей, журналистом в нашей прессе, автором превосходных научно-популярных брошюр и секретарём ФАИ». Ампаро Пок-и-Гаскон была «самой культурной женщиной нашего движения». Роберто Ремартинес описывается Левалем как «обладатель энциклопедической культуры, один из мэтров либертарного поколения, блиставшего во время революции». Наконец, Феликс Марти́ Ибаньес был «лицом группы врачей-социологов, появившейся в те годы, гуманистом, специалистом в сексуальных и психоаналитических проблемах, превосходным писателем»30.

В годы, предшествовавшие Гражданской войне, анархисты сами создали несколько организаций в области здравоохранения. Самой известной из них было Общество взаимной помощи Леванта (Sociedad de Socorros Mutuos de Levante). Согласно Левалю, в нём «было много врачей и специалистов. Это было больше чем общество взаимопомощи в традиционном понимании, это была ассоциация, распространявшаяся по всему Леванту…» (Общество пережило Гражданскую войну и всё ещё существовало в начале 1970-х31.)

Во время войны НКТ дала описание Общества взаимной помощи Леванта. В его распоряжении было 50 врачей. Проводилось специальное лечение при несчастных случаях, а также процедуры хирургии, рентгенологии, педиатрии, гинекологии и многих других направлений. Услуги «Мутуа» предоставлялись рабочим, входившим в него, и членам их семей32.

Тем не менее в области здравоохранения, как и во многих других, была очевидной незавершённость довоенной организационной структуры НКТ. В Барселоне – и, по-видимому, в других местах – не было даже отдельного профсоюза медицинских работников, а только секция Синдиката свободных профессий33. Лишь в сентябре 1936 г. сэнэтистами был организован Синдикат здравоохранения, очевидно охватывавший всю Каталонию.

В феврале 1937 г. новый профсоюз насчитывал 7 000 членов, включая 1 020 врачей, 3 206 медсестёр, 330 акушерок, 603 дантиста, 220 ветеринаров и представителей других специальностей34. Каталонский ВСТ также организовал профсоюз медицинских работников, но он был гораздо меньше профсоюза НКТ, и, по оценке Гастона Леваля, в его рядах было меньше 100 врачей35.

Национальная федерация единых синдикатов здравоохранения НКТ (Federación National de los Sindicatos Únicos de Sanidad) появилась лишь в феврале 1937 г. Она разрабатывала обширные планы, собираясь после окончания гражданской войны реорганизовать медицинскую службу по всей стране36.

Реорганизация здравоохранения в Каталонии

В Каталонии бо́льшую часть первого года Гражданской войны работа анархистов в области здравоохранения велась на двух уровнях: напрямую через профсоюзы и через региональное правительство. Когда анархисты в сентябре 1936 г. вошли в правительство Каталонии, они, помимо прочего, получили пост советника по здравоохранению, который занял Антонио Гарсия Бирлан, ещё один выдающийся врач в анархическом движении. Гарсия Бирлан назначил Феликса Марти Ибаньеса генеральным директором здравоохранения и социального обеспечения. С этих пор и до окончательного устранения анархистов из регионального правительства, через несколько месяцев после Майских дней, вопросами здравоохранения в правительстве Каталонии занимались анархисты37.

Однако ещё до вхождения в каталонское правительство анархисты участвовали в управлении региональной системой здравоохранения и её расширении. Подобное вмешательство – как и создание промышленных и прочих коллективов – часто было результатом особенных обстоятельств, сложившихся в первые недели и месяцы Гражданской войны.

Одним из таких случаев был уже упоминавшийся барселонский родильный дом. Через несколько недель после начала войны Феликс Карраскер был срочно вызван сюда товарищами-анархистами, проживавшими поблизости, которые просили его о помощи.

Проблема заключалась в том, что каталонское правительство внезапно приказало монахиням, которые заведовали роддомом, покинуть заведение и прислало грузовик со штурмовыми гвардейцами, чтобы их выпроводить. Если бы это было исполнено, о женщинах и их детях некому было бы позаботиться. Прибыв на место с несколькими вооружёнными милиционерами, Карраскер приказал гвардейцам вернуться обратно, после того как попросил монахинь, которые уже сидели в грузовике, вернуться к своей работе.

Карраскер немедленно взял на себя руководство роддомом. Через несколько дней он был утверждён на этом посту барселонским местным комитетом НКТ, а каталонское правительство назначило его заместителя. Карраскер оставался директором роддома в течение шести месяцев.

Это учреждение принимало в основном женщин, не состоявших в браке. Обычно они выписывались через несколько дней после родов, часто оставляя здесь своих детей, которые воспитывались здесь до десяти лет, а потом отдавались в приют. Карраскер стремился изменить этот порядок. Он распорядился, чтобы ни одна мать не покидала роддом, пока её ребёнок не будет отнят от груди. Во время пребывания здесь женщины посещали занятия по заботе о детях, и в здании были созданы две мастерские, где женщины, как надеялись, могли изучить какую-либо профессию, в которой они смогут работать после выхода из учреждения.

Карраскер надеялся, что, получив опыт заботы о детях, матери не станут их оставлять, когда сами выйдут из роддома. Он говорил Виктору Альбе, что, действительно, ни одна мать не оставила своего ребёнка за те шесть месяцев, когда он руководил учреждением.

Монахиням Карраскер сказал, что им охотно позволят остаться, если же они хотят уйти, то они могут это сделать, но только когда им найдётся замена. Он ввёл программу обучения, чтобы ознакомить выросших в роддоме девочек с основами ухода за матерями и детьми, и со временем они заняли места большинства монахинь.

Карраскер во время пребывания в роддоме следовал своим эгалитарным анархическим принципам. Хотя было принято, чтобы директор ел вместе с докторами, которым подавали лучшую еду, чем медсёстрам, матерям и детям, он быстро отказался от этого. Он стал есть с детьми, чтобы самому видеть, как они питаются и как к ним относятся.

Кроме того, Карраскер, будучи директором, отказался получать какую-либо зарплату. Когда правительство прислало ему форму, где он должен был написать, какую зарплату он хочет получать, Карраскер ответил, что он не женат, живёт и питается в учреждении и поэтому не нуждается в зарплате38.

Тем временем Синдикат здравоохранения НКТ реорганизовал и значительно расширил медицинскую службу по всей Каталонии. Регион был разделён на девять субрегионов, на втором уровне находилось ещё 26 центров. Гастон Леваль пишет: «Вместе взятые, эти 35 важнейших центров охватывали все четыре провинции, так что ни один город, ни одна деревня, затерянная в горах, или удалённая ферма, ни один мужчина, ни одна женщина, ни один ребёнок не были оставлены без заботы о здоровье, без медицинской помощи».

В каждом из центров действовали поликлиники, где оказывалась помощь в большинстве случаев. Интенсивная терапия и специализированное лечение предоставлялись в Барселоне, куда пациентов отвозили на санитарном автомобиле.

В первый год войны в Барселоне было открыто шесть новых больниц. Одновременно в других частях Каталонии было построено шесть санаториев. К июню 1937 г. в Барселоне под управлением Синдиката здравоохранения находились 18 больниц, включая шесть вновь открытых, а также 22 поликлиники, шесть психиатрических лечебниц, родильный дом и другие учреждения.

Те, кто занимал руководящие посты на разных уровнях системы, избирались соответствующими общими собраниями работников. Каждую неделю центральный комитет синдиката встречался с делегатами девяти подразделений первого уровня, чтобы скоординировать мероприятия.

Синдикат стремился преодолеть тенденцию к концентрации медицинского персонала в Барселоне и других крупных городах. Когда синдикат получал запрос о присылке доктора, центральный комитет, учитывая потребности населения и квалификацию персонала, находил подходящего врача и предлагал ему принять это место. Гастон Леваль замечает: «Чтобы отказаться от предложенной должности, выбранное лицо должно было иметь весьма веские основания».

Синдикат не имел собственных финансовых средств, чтобы поддерживать эту систему. Значительная часть денег поступала от муниципальных органов, которые обычно финансировали поликлиники в своих районах, и от правительства Каталонии.

Врачам, работавшим в системе, платили 500 песет в месяц при трёхчасовом рабочем дне – в сравнении с 350–400 песетами в месяц (при рабочем дне 8 часов), которые получал средний рабочий Каталонии в этот период. Частная медицинская практика не была отменена, но плата за услуги врачей, ведущих её, регулировалась синдикатом, и довольно строго39.

Больницы, созданные анархистами

В различных частях лоялистской Испании анархистами во время войны были организованы новые больницы. Одной из них была Конфедеральная модельная больница, созданная федерацией железнодорожных рабочих НКТ, которая позднее стала военным госпиталем № 20.

Когда началась война, это учреждение существовало лишь в проекте. Однако профсоюз избрал ответственного, Педро Родригеса, и выделил ему несколько сотен тысяч песет, чтобы открыть и оборудовать больницу. За короткое время был приобретён широкий набор операционных и прочих инструментов, а палаты сделали светлыми и жизнерадостными, насколько это было возможно.

Согласно источникам НКТ–ФАИ, персонал больницы был исключительно предан своему делу. Многие из медсестёр и других работников были набраны из числа железнодорожных рабочих и членов их семей. Приводился пример доктора Франко, рентгенолога, который продолжал работать даже после того, как на нём начало сказываться негативное воздействие от облучения аппаратами.

Большинство пациентов, лежавших в этой больнице, были раненными в ходе боевых действий, преимущественно в районе Мадрида. Однако она также лечила значительное число гражданских пациентов. Даже когда больница официально перешла в ведение вооружённых сил, железнодорожник Педро Родригес остался её руководителем40.

Выводы о работе НКТ в здравоохранении во время войны

Доступная нам информация о работе анархистов в области медицины и здравоохранения в период Гражданской войны относится в основном к Каталонии. Однако Гастон Леваль пишет:

«Повсюду, где нам удалось изучить посёлки и небольшие города, преображённые революцией, больницы, клиники, поликлиники и прочие медицинские учреждения были муниципализированы, укрупнены, модернизированы, поставлены под защиту коллектива. А там, где их не было, они были устроены. Социализация медицины была работой на пользу всех. Она составляет одно из самых замечательных достижений испанской революции…»41

«Именно профсоюзы занялись – совместно со специалистами армии – организацией больниц экстренной помощи за линией фронта. Именно они заставляли фашистских и полуфашистских фармацевтов открывать свои аптеки или принимали их, когда собственники их бросали. Именно синдикаты НКТ, далее, организовали, совместно с соответствующими подразделениями военного аппарата, эвакуацию большого количества пожилых, женщин и детей, подвергавшихся опасности в боевых зонах. Именно они организовали бригады противохимической защиты и, в сотрудничестве с муниципалитетами, участвовали в строительстве бомбоубежищ. И мы знаем, хотя у нас нет статистики по данному вопросу, что благодаря им множество больниц, амбулаторий, клиник и домов инвалидов было создано в Леванте, Кастилии, Астурии и других местах»42.

Детские дома НКТ

Другим направлением социальной деятельности НКТ во время Гражданской войны было открытие приютов для детей, который были вынуждены бежать от надвигавшихся сил Франко. Подобных учреждений было много, но я располагаю информацией лишь о трёх из них.

Первым из них является колония для детей-беженцев «Спартак», созданная федерацией железнодорожников НКТ в Арнусе, в муниципалитете Архентона, в 30 километрах к северу от Барселоны. Колония разместилась в хорошо обустроенном поместье одного банкира, сеньора Гари, который бежал с началом войны, и финансировалась за счёт добровольных пожертвований железнодорожных рабочих со всей республиканской Испании.

Эта колония была создана в октябре 1936 г. для детей в возрасте от трёх до двенадцати лет, эвакуированных из Мадрида. Она была организована за десять дней, и железнодорожники изготовили мебель и другие необходимые для неё предметы.

Дети размещались в комнатах по шесть-десять кроватей в каждой. Имелись помещения для купания. В учреждении были своя столовая, различные мастерские и медпункт. Также работала школа с тремя учителями, и присутствовали воспитатели для детей дошкольного возраста. Работа всех сотрудников колонии оплачивалась43.

Другим аналогичным учреждением НКТ была школа-ферма в провинциальном каталонском городе Сабадель. Она была открыта местным Синдикатом свободных профессий НКТ и также предназначалась для размещения детей-беженцев, в особенности из Мадрида.

В сабадельском интернате работала рационалистическая школа, которая не только преподавала основные предметы, но и поощряла собственные исследования детей в интересующих их предметах и областях. Имелась библиотека с 500 книгами. Ученики также занимались различными видами спорта, включая футбол, плавание и теннис. Здесь были плотницкая и электротехническая мастерские, а также курятник и крольчатник, где дети «изучали это дело теоретически и практически: справляясь с книгами, обмениваясь идеями, готовя корм, изучая формулы, заботясь о животных, собирая яйца…»

Дети регулярно проходили медицинский осмотр. Большое внимание уделялось их физическому и психологическому состоянию44.

Эмма Гольдман сообщала о своём визите в ещё один детский дом, созданный анархистами, – колонию имени Дуррути – Аскасо возле Фигераса, в Каталонии. По её словам, в колонии имелось всё необходимое для 200 детей, размещённых в ней, большинство из которых были беженцами из Мадрида. Питание она посчитала «обильным и полезным», а жилые помещения её «поразили своим пространством, воздухом и солнечным светом».

Анархисты организовали в детском доме школу, в соответствии со своими представлениями об образовании, и хотя, когда она посетила учреждение в декабре 1937 г., эта школа официально была включена в систему образования каталонского правительства, она говорила, что правительству «пока не удалось изменить великолепные учебные планы» анархистов. В школе работали только три учителя, но, как сообщала Эмма Гольдман, «самым отрадным было то, что дети чувствуют себя спокойно и непринуждённо и что у них нет раболепия перед старшими. Прекрасные дружеские отношения преобладали среди наших товарищей, возглавлявших колонию, учителей и детей…»45

Заключение

Анархисты не только приняли в своё ведение значительную часть сельской и городской экономики республиканской Испании, они также оказывали большое влияние на систему образования и учреждения социального обеспечения лоялистской половины страны. В первый год Гражданской войны они направляли образовательные мероприятия каталонского правительства, при этом продолжая управлять школами, которые были организованы ими до войны, и открывая много новых школ под прямым контролем их профсоюзов. Даже после того, как сталинисты начали распространять свою власть по Испанской республике, анархистам удалось удержать существенную часть республиканской системы образования под своим контролем.

Подход анархистов к образованию довольно заметно отличался от подходов церковных и государственных школ до войны. Они находились под сильным влиянием учений Джона Дьюи и других реформаторов образования и проводили их идеи в жизнь, когда значительная часть системы образования оказалась в их руках.

Анархисты также сыграли важную роль в создании системы социальной защиты в лоялистской Испании. Их инициативы были наиболее заметными в Каталонии, где они создали общерегиональную систему здравоохранения для всего населения. Однако, в более частном аспекте, они также взяли на себя здравоохранение и обеспечение пожилых людей в других частях контролируемой ими экономики.

Наконец, анархисты осуществили много специальных проектов для помощи тем элементам населения республиканской Испании, положение которых было наиболее тяжёлым и уязвимым. Особенно выдающейся была их забота о детях, ставших жертвами войны.

Многие из нововведений анархистов в образовательной и социальной сферах были вызваны необычностью той ситуации, с которой они столкнулись после краха правительственной и практически всей прочей власти с началом Гражданской войны. Однако то, что они сделали – за исключением их сотрудничества в восстановлении правительства, – в целом укладывалось в рамки их философии. Кроме того, на особом экономическом пленуме Национальной конфедерации труда в Валенсии в январе 1938 г. они попытались заложить основы более органической и долгосрочной структуры того общества, которое, как они надеялись, им удастся создать после окончания войны.

Часть IV. Анархические коллективы в городах

23. Экономический пленум НКТ

Анархические коллективы, как сельские, так и городские, созданные в начале Гражданской войны, практически во всех отношениях представляли собой стихийное явление. Их возникновение объяснялось рядом обстоятельств: бегством помещиков, владельцев заводов, торговых фирм и других предприятий в первые дни и недели войны; тем, что в значительной степени усилиями рабочих, в частности анархистов, были подавлены выступления регулярной армии; повсеместным крушением правительственной власти в республиканской Испании в начале войны.

Не было никакого централизованного руководства движением по созданию коллективов со стороны Национальной конфедерации труда. В ряде случаев местные профсоюзы брали на себя инициативу организации промышленности в своём районе, как было в текстильном производстве Бадалоны; в то же время в Алькое и некоторых других городах и посёлках местная НКТ организовывала всю экономическую деятельность в пределах своей юрисдикции.

Однако прошло полтора года с начала Гражданской войны, прежде чем НКТ разработала план общенациональной структуры тех частей экономики, которые перешли под её контроль. Это было сделано на Национальном экономическом пленуме организации, который прошёл в Валенсии в январе 1938 г.

Общая характеристика экономического пленума

Хосе Пейратс отмечал, что идея проведения национального пленума с целью координации экономической работы НКТ была выдвинута в конце 1937 г. Вначале он был намечен на начало января 1938 г., но затем отложен до середины месяца:

«Таким образом, предлагалось провести всестороннюю дискуссию по экономическим проблемам, относящимся к компетенции Конфедерации… Перед пленумом стоял ряд основных задач: продемонстрировать зрелость, достигнутую организацией за 18 месяцев благодаря конструктивному опыту в экономической области (производстве, технике и администрации) и решению, “точному, ясному и положительному”, возникших здесь проблем; показать, что рабочие способны решать проблемы, поставленные текущей ситуацией, принося необходимые жертвы и преодолевая существующие лишения; ориентировать коллективные интересы рабочего класса на проблемы, которые затрагивают его существенным образом; изучить, независимо от политики и войны, экономическую ситуацию и наиболее подходящие и рациональные решения для неё»1.

Этот пленум являлся ближайшим аналогом национального конгресса, проведённым НКТ во время Гражданской войны. Согласно Пейратсу, около 800 делегатов собралось в театре Серрано в Валенсии. Делегаты представляли местные и комаркальные федерации НКТ, а также региональные комитеты Каталонии, Центра, Андалусии, Леванта и Эстремадуры. Хосе Пейратс отмечал, что национальные отраслевые федерации не были напрямую представлены на этом пленуме2.

Голоса делегатов были дифференцированными, в зависимости от размера организации, которую он или она представляли. С одной стороны, представитель организации, в которой было 500 или меньше членов, имел один голос; с другой стороны, делегат от группы с 200 тысячами членов имел 20 голосов.

Пейратс отметил одну особенность экономического пленума: Национальный комитет НКТ представил проекты резолюций по каждому из пунктов в повестке дня. На всех предшествующих форумах НКТ проекты резолюций разрабатывались комитетами в самом процессе работы3.

В данном случае все резолюции, кроме трёх, внесённые Национальным комитетом, были приняты практически единогласно. Одна была отклонена, и вместо неё было одобрено предложение, выдвинутое участниками пленума; другие две были приняты, но при заметной оппозиции4.

Экономический пленум отразил изменения, которые произошли за время войны в отношениях НКТ и национальной экономики, а также изменения в самой профессиональной организации анархистов. Была изложена программа реорганизации экономики под эгидой НКТ. Одним из наиболее примечательных признаков перемен в Конфедерации было почти полное отсутствие дискуссий об автономии её составных частей.

Резолюции, принятые экономическим пленумом, могут быть разделены на две категории. Первые относились к текущим проблемам, вызванным теми событиями, которые произошли с начала Гражданской войны. Вторые включали в себя наброски послевоенной и послереволюционной структуры национальной экономики, которую надеялись создать анархисты. Тем не менее между резолюциями этих двух видов существовала неизбежная взаимосвязь.

Опыт войны и революции в резолюциях пленума

Те решения экономического пленума, которые давали ответ на проблемы, возникшие в результате войны и революции, носили различный характер. Некоторые были вызваны кризисными ситуациями во время войны. Другие, хотя и вытекали из опыта НКТ после 19 июля 1936 г., имели долгосрочное значение, отражая как традиционную идеологию испанских анархистов, так и их взгляды в январе 1938-го на природу реорганизации испанского общества, которую они хотели осуществить

Две резолюции имели отчётливо политическую окраску. Одна из них передавала приветствие «антифашистским заключённым», находившимся тогда в тюрьмах Республики, и обещала, что НКТ сделает всё возможное для их освобождения5. В другой содержалось обращение к премьер-министру Хуану Негрину с требованием немедленного освобождения таких заключённых6.

К ним примыкали обращения, направленные различным иностранным профессиональным организациям, включая Международную федерацию профсоюзов (находившуюся под влиянием социалистов), британский Конгресс тред-юнионов и французскую Всеобщую конфедерацию труда. Анархо-синдикалистской Международной ассоциации трудящихся не было отправлено никаких обращений, хотя одно было адресовано САК – шведской секции МАТ7.

Две резолюции были, по крайней мере отчасти, продиктованы скорее войной, чем революцией. Они относились к созданию распределительных центров НКТ для потребительских товаров, с целью воспрепятствовать чёрному рынку и наценкам, и к сокращению количества публикаций НКТ.

Другие резолюции пленума основывались на опыте работы сельских и городских коллективов НКТ после 19 июля, а не на военной ситуации так таковой. Сюда относились документы о создании системы трудовых инспекторов, об установлении дифференциальной системы оплаты труда, об обосновании и характере мер по поддержанию дисциплины среди работников коллективов, об учреждении Иберийского синдикального банка, о проблемах социальной защиты и страхования и несколько кратких постановлений о создании школ подготовки квалифицированных кадров для коллективов.

Наконец, обсуждался вопрос о том, сколько национальных отраслевых федераций должна иметь НКТ, по крайней мере на данный момент.

Резолюция о распределительных центрах НКТ

Ко времени проведения Национального экономического пленума ситуация в экономике республиканской Испании становилась всё более тяжёлой, росли инфляция, дефицит товаров, в частности продовольствия, и безработица. Чилийский посол Агустин Эдвардс в октябре 1937 г. сообщал президенту Артуро Алессандри о том, что, по словам лидера одного барселонского профсоюза, конфисковавшего британскую компанию, «в Барселоне уже три месяца не было мяса; последнего мула съели давным-давно. Здесь нет хлеба ни одного сорта, и все поставки продовольствия свелись к небольшому количеству овощей с ферм Валенсии, рису и батату».

Тот же профсоюзный лидер говорил: «Каталонская промышленность умирает из-за отсутствия рынков; на всей территории, оккупированной генералом Франко, каталонские продукты, которые раньше продавались без каких-либо трудностей, были заменены немецкими и итальянскими товарами»8.

Хотя экономический пленум НКТ не мог ничего сделать с территориальными потерями, он принял резолюцию, призванную ввести более справедливое распределение продовольствия, имеющегося в лоялистской зоне: «Распределительные секции синдикатов совместно с местными и комаркальными организациями немедленно приступят к созданию во всех населённых центрах крупных товарных складов…» Каждый местный, комаркальный и региональный совет экономики НКТ должен был осуществить следующее: «Ежедневно собирать статистику о товарах, имеющихся на складах, для равномерного распределения между поселениями в соответствии с их нуждами… Вмешиваться в операции оптового рынка… Устанавливать, принимая во внимание общие издержки, транспорт и проч., и проч., отпускные цены, которые будут изменяться в соответствии с местом происхождения товаров и особенностями местности, в которой они продаются… При создании этих распределительных складов необходимо исходить из того, что эта служба будет предназначаться для народа в целом». Наконец, все заграничные закупки должны были осуществляться национальным органом НКТ9.

Сокращение публикаций НКТ

Удивительным решением экономического пленума НКТ стал призыв к резкому сокращению количества изданий самой НКТ и коллективов и других учреждений, находившихся под её контролем. У этого могли быть как политические, так и экономические основания.

В брошюре, излагавшей резолюции пленума, руководство НКТ отмечало, что с начала войны объёмы публикаций всех организаций и партий увеличились многократно, несмотря на трудность получения бумаги: «И здесь НКТ также выпадает честь поставить себя в авангарде и разработать план, которым она налагает на саму себя ограничения… Огромное количество публикаций исчезнет с принятием этого решения: десятки периодических изданий, множество бюллетеней, большое число обозрений, добровольно прекращённых, чтобы сохранить бумагу»10.

Фактически резолюция, призывавшая к сокращению изданий НКТ, указывала три причины для данной меры. Первой из них была нехватка бумаги. Второй – «необходимость поручить каждую публикацию товарищу совершенно надёжному, из числа старых борцов движения, и в то же время обладающему компетентностью, необходимой для качественного издания», и недостаток подобных людей.

В качестве третьей причины называлась «необходимость придать нашим публикациям однородную ориентацию – единственный способ получить результат от применения такого мощного оружия, каким является пресса. Необходимо положить конец открытым противоречиям в движении».

К началу 1938 г. в рядах анархистов начало проявляться значительное недовольство теми уступками, на которые пошла НКТ в отношении своих основных принципов, принятых до 19 июля 1936 г. Это недовольство спустя несколько месяцев привело к фактическому разрыву между лидерами НКТ и лидерами ФАИ. Следует полагать, что многие издания, которые осуждались в резолюции, были органами, критиковавшими линию Национального комитета НКТ.

Так или иначе, резолюция предписывала, что в Барселоне, Валенсии и Мадриде должно выходить по две анархических газеты, одна утром и одна вечером; другие ежедневные газеты должны были выпускаться в каталонских городах Хероне, Лериде, Таррагоне и в левантийских городах Кастельоне, Альбасете, Аликанте и Мурсии либо Картахене (с закрытием газеты в одной из них). В Андалусии газеты должны были издаваться в Альмерии и, на выбор, Убеде, Хаэне или Васе; в Эстремадуре – только в Кабеса-дель-Буэе; в Центре – только в Куэнке, Толедо и Сьюдад-Либре (бывшем Сьюдад-Реале). В Арагоне единственный ежедневник должен был выходить в Альканьисе.

Бюллетени всех видов также размножились после 19 июля. Резолюция гласила, что впредь они будут выпускаться только национальными отраслевыми федерациями и что «бюллетень будет предназначен для исключительного пользования синдикатов и вообще не будет затрагивать политических или военных вопросов, которые станут исключительной областью ежедневных газет».

Обозрения точно так же должны были выпускаться лишь национальными отраслевыми федерациями, и они должны были быть ежеквартальными, кроме издания Крестьянской федерации, которое должно было выходить каждый месяц. Резолюция гласила: «Обозрения ограничат своё содержание техническим исследованием и ориентацией, совершенно оставляя в стороне политическую и профсоюзную ориентацию, которая отныне входит в исключительную компетенцию прессы в первом случае и бюллетеней – во втором»11.

Все признаки, казалось бы, говорили о том, что желание Национального комитета отстоять свою концепцию дисциплины в рядах организации сказалось на данной резолюции не меньше, чем нехватка бумаги. Но, как ни удивительно, этот проект не встретил возражений со стороны участников и был принят единогласно.

Энрике Марко Надаль, лидер НКТ в Валенсии во время Гражданской войны и одна из главных фигур в подпольном руководстве НКТ после Второй мировой войны, настаивал, что резолюция о публикациях была принята отнюдь не «с намерением устранить оппозицию, которая исходила от них по отношению к Национальному комитету… а чтобы прекратить смятение внутри организации, вызванное пропагандой личных точек зрения, которые можно было беспрепятственно выражать на общих собраниях, проводившихся после созыва каждого пленума или конгресса»12.

Резолюция о создании системы трудовых инспекторов

Хотя имеющиеся источники не дают информации о том, что́ говорилось на дебатах по различным резолюциям экономического пленума, из голосования по предложению о создании трудовой инспекции можно заключить, что оппозиция этой идее была значительной. Предложение было принято 516 голосами при 120 против и 82 воздержавшихся13.

Вводный текст к этой резолюции, составленный Национальным комитетом НКТ, говорит о случившемся более красноречиво, чем сама резолюция. «Война заставляет нас рассматривать трудовой фронт как дополнение боевого фронта. Исходя из этого, дисциплина, обязательная в окопах, должна иметь своё продолжение в центрах производства».

Национальный комитет продолжал: «Нам отлично известно, что огромное большинство рабочих и активистов выполнило свой долг после 19 июля, всеми способами стараясь увеличить производство. Однако обнаружилось меньшинство, которое, будучи полностью безответственным и несознательным, не выдало в тылу той продукции, на которую следовало рассчитывать».

Поэтому Национальный комитет (а за ним и пленум) принял решение «ввести должности технических делегатов, которые будут инспектировать и ориентировать экономические единицы, находящиеся в их юрисдикции, и, если этого потребуют обстоятельства, будут подвергать наказаниям рабочих и советы предприятий или технико-административные советы, которые неспособны справиться с ситуацией и саботируют, из-за своего отсутствия опыта, неумения или нежелания, нормальный процесс производства»14.

Очевидно, что положения этой резолюции не были выполнены на практике. Энрике Марко Надаль отмечал: «Должности трудовых инспекторов в анархо-синдикалистских коллективах не были введены… поскольку считалось, что никто не мог осуществлять подобный надзор лучше, чем их управляющие комитеты, состоящие из представителей каждого цеха или секции фабрики…»15

Резолюция о дифференциации заработной платы

Ещё одна резолюция экономического пленума, которая существенно отличалась от традиционной позиции испанских анархистов, носила название «Форма вознаграждения за труд». Национальный комитет НКТ объяснял: «Безусловно важной была проблема, которая существовала и существует у испанского пролетариата в связи с оплатой труда. Разные сетки, различающиеся типы, множественные системы. В одном виде работ и в одном населённом пункте присутствуют различия внутри специальностей»16.

Сама резолюция гласила, что пленум не собирается «отрицать основные принципы, на которых всегда стояла наша организация, и, признавая, что посемейный тип оплаты труда больше согласуется с этими принципами, мы предлагаем принять эту процедуру выплат, с процентным соотношением и формой, установленными настоящей резолюцией, в отраслях, национальных федерациях и проч., которые не могут применять другую систему посемейной оплаты на более широкой основе».

Далее резолюция определяла дифференциацию заработной платы, которая должна была являться стандартом для контролируемых НКТ предприятий. Независимо от того, каким был базовый размер зарплаты на предприятии или в отрасли, квалифицированные категории рабочих и управленческий персонал должны были получать надбавку от 20 до 100 процентов к минимуму.

Вместе с тем делались некоторые уступки анархическому принципу – платить рабочим в соответствии с размером семьи, находящейся у них на содержании. Резолюция гласила, что каждое предприятие НКТ должно создать фонды семейной компенсации и что каждая национальная отраслевая федерация должна решить, на какой основе будет происходить распределение средств из этих фондов между работниками17.

Очевидно, что данная резолюция представляла собой серьёзный компромисс по сравнению с идеей посемейной оплаты. Как мы видели в предыдущих главах, многие сельские и некоторые городские коллективы уже приняли этот принцип. Резолюция экономического пленума НКТ, казалось, была призвана прекратить эту практику, однако она вряд ли успела оказать значительное воздействие на существующие коллективы. Я не встречал ни одного случая, когда вышестоящая организация НКТ пыталась бы навязать эту систему коллективу.

Резолюция о дисциплине труда

Следующая резолюция экономического пленума, которая определённо не могла быть принята довоенной НКТ, была озаглавлена «Общие нормы труда» и фактически относилась к проблеме дисциплины. Она также прошла без возражений и отразила собой идейную эволюцию многих анархистов под влиянием войны и того обстоятельства, что на них фактически легла ответственность за управление значительной частью экономики Испании.

В своём объяснении по поводу резолюции Национальный комитет НКТ отмечал:

«НКТ ответственна за определение трудовых норм, за выработку предписаний, которые указывают каждому его права и обязанности. Совершенно ясно, что при установлении прав и обязанностей невозможно исключить санкции, поскольку все и каждый должны делать всё возможное для той совместной великой работы, в которой мы участвуем, ведя войну и восстанавливая экономику, разрушенную в результате конфликта…

[Однако] НКТ не продолжает применять старые буржуазные нормы, вместо этого санкции, согласно нашим принципам морального воздействия на индивида, рассчитаны на перевоспитание производителя или исправление его недостатков и пороков»18.

Читатели сами могут судить о том, насколько нормы НКТ отличались от норм буржуазного общества.

В довольно пространной преамбуле резолюции говорилось:

«Либертарное движение никогда не было врагом организации… Другие передовые школы стремились: одни – передать все богатства под контроль государства, чтобы через него, пользуясь его всепоглощающей природой, монополизировать средства производства и сбыта; а другие, отрицая всякую объединительную тенденцию, – предоставить импровизации и инстинкту общительности свободно распоряжаться ресурсами труда и обмена. Ни одна социологическая школа не сформулировала, какой должна быть организация управления, либо потому, что пролетариат представлялся ей неспособным к методическому созиданию и поэтому нуждающимся в единой направляющей мысли и голосе; либо потому, что она рассматривала это как поспешное воссоздание прежних норм, влекущее за собой тиранию, и считала необходимым оставить всё в хаосе, из которого, благодаря всевышней свободной воле революционных масс, волшебным образом родится порядок…

Либертарный идеал Конфедерации противопоставляет этим ложным системам… формулу ОТВЕТСТВЕННОЙ ОРГАНИЗАЦИИ, действующей в каждый исторический период, в каждой стране, в соответствии с возможностями и с добровольно признаваемой и принимаемой дисциплиной. Эта концепция, которая является антигосударственной и враждебной всякому индивидуализму, представляет собой реальное применение демократии во всей общественной жизни людей».

Основная часть резолюции начиналась с положения, согласно которому технико-административные комитеты на каждом коллективизированном предприятии и экономические советы НКТ в населённых пунктах, регионах и национальных отраслевых федерациях «будут органами, отвечающими за ведение работы. Они будут планировать, устанавливать контакты, направлять и осуществлять работу, движение средств производства, приобретение материалов, финансовое управление и т.д., назначая и расширяя советы предприятий по соглашению с работниками производственных единиц».

В пределах каждого предприятия каждая профессиональная группа будет иметь своего «распределителя заданий», и этот человек «будет отвечать за объёмы и качество и за поведение рабочих». Над этими людьми на каждом предприятии должен был стоять сотрудник, ответственный перед технико-административным комитетом и «пользующийся властью, которая может быть ограничена только советом предприятия или контрольным комитетом синдиката».

На этих должностных лиц и возлагалось поддержание дисциплины труда. Вопреки порядку, принятому во многих городских коллективах, не было никаких упоминаний о том, что эти лица должны избираться самими работниками.

Резолюция перечисляет множество нарушений трудовой дисциплины, которые могли послужить основанием для санкций. К ним относились «отсутствие без уважительной причины, постоянные опоздания, неспособность выполнять порученные производственные операции, проявление пораженческих настроений в форме конфронтации с распределителями заданий…» Дисциплинарная мера могла быть обжалована работником в местном профсоюзном комитете, к которому относился данный коллектив. Местный комитет, после консультации с технико-административным комитетом коллектива, должен был вынести окончательное решение.

Высшим наказанием за нарушение дисциплины, предусмотренным в резолюции, было увольнение. Однако, если работник подвергался наказанию в первый раз, местный профсоюзный комитет был обязан найти ему работу в другом коллективе муниципалитета. В случае повторного нарушения профсоюзный комитет должен был найти для работника место в другом населённом пункте. После третьего раза в трудовой книжке рабочего делалась запись о нарушении, и профсоюз мог по своему выбору временно отстранить его от работы либо окончательно уволить.

Вероятно, самым нехарактерным положением данной резолюции, с традиционной для анархистов точки зрения, было относящееся к ведению трудовых книжек. Оно гласило: «Поскольку о трудовой деятельности всего персонала будет сообщаться технико-административному совету синдиката, каждый работник будет иметь документ, в котором перечисляются главные профессиональные и социальные характеристики его личности. Технико-административный совет будет получать персональную информацию от соответствующих секций синдиката, и они будут удостоверять моральные и профессиональные качества» работника.

Далее резолюция устанавливала, что на каждом предприятии должен существовать профсоюзный контрольный комитет. Согласно резолюции, он «будет содействовать совету предприятия и следить за точным выполнением работы. Он будет сотрудничать и постоянно стремиться помогать в совершенствовании методов работы, для количественного и качественного улучшения. Контрольный комитет будет держать синдикат в курсе всех событий на предприятии. Он будет способствовать раскрытию негативных элементов, осуждая выявленные случаи некомпетентности. Он будет стремиться улучшить материальные условия работника…»

Контрольному комитету и главному специалисту по труду вменялось в обязанности расследовать все несчастные случаи на производстве. Если они обнаруживали, что травма, полученная работником, в действительности является симуляцией или членовредительством, они должны были доложить об этом технико-административному комитету. В ином случае пострадавший работник должен был получить полную зарплату и необходимое лечение за счёт коллектива.

Заключительный параграф резолюции заявлял: «Конфедеральная организация во всех случаях наделяется абсолютными полномочиями по определению норм, санкций, изменений всех видов и разрешению всех споров, возникающих между главными специалистами по труду, технико-административными советами и местными советами экономики»19.

Очевидно, что эта резолюция по большей части оставалась мёртвой буквой. Марко Надаль писал: «…Не было установлено никакой дисциплины труда… Это было бы оскорблением для тех, кто составлял рабочую силу каждой мастерской или фабрики; благодаря энтузиазму и серьёзности, с которыми все они выполняли свою работу, рабочий день у всех проходил так же, как и раньше, и то, что было установлено во времена буржуазии, не подвергалось изменению»20.

Резолюция об Иберийском синдикальном банке

Одним из наиболее поразительных решений экономического пленума НКТ, знаменующих разрыв с прошлым, был проект создания собственного центрального банка, под названием «Банко Синдикаль Иберико». Резолюция, одобрявшая эту меру, очевидно, была одной из тех, что вызвали больше всего споров на заседаниях. Она также была одной из трёх резолюций, по которым проводился подсчёт голосов. В итоге она была принята голосами 581 делегата при 60 голосовавших против и 74 воздержавшихся21.

В прошлом испанские анархисты уделяли мало внимания банкам и проблеме кредита в целом. Перед Гражданской войной они определённо не видели для банков места в послереволюционном обществе, которое они надеялись создать; и если будет существовать необходимость в кредите, то, по их мнению, он будет осуществляться на основе солидарности между разными частями послереволюционной экономики.

Сесар Лоренсо отмечал это непонимание банковской системы, или безразличие к ней, существовавшее накануне Гражданской войны:

«Либертарии не понимали важности банковской системы и её долгосрочного воздействия на социализацию; поэтому они оставили без внимания этот фундаментальный сектор экономики».

Лоренсо приводит слова немецкого анархиста Сухи по тому же поводу:

«Коллективизация не должна была оставаться частичной, она должна была охватить всю экономическую жизнь. Процесс коллективизации можно было сравнить со строительством группы зданий: из разных мест приносились камни, и из них складывались небольшие отдельные дома. Благодаря коллективизации банков их строительство можно было бы осуществить в соответствии с общим архитектурным планом. К сожалению, по этому пути не пошли, и время было упущено»22.

Сесар Лоренсо также заметил, что, когда анархисты в сентябре 1936 г. вошли в каталонское правительство, они заняли большинство ключевых постов, но не пост советника по финансам:

«Факт важный, поскольку он свидетельствует о политической неискушённости людей из НКТ или, если угодно, их романтизме; чувствуя себя неуютно в низких денежных вопросах, они ставили на первое место революционную чистоту и не проявляли интереса к финансовой системе, контролировать которую им было бы трудно из-за отсутствия технического опыта (мы уже говорили, что банковские служащие, недружелюбные, если не враждебные к либертарным идеям, входили в состав ВСТ)»23.

Однако после полутора лет гражданской войны лидеры анархистов получили отчётливое представление о значении банковского дела в национальной экономике и о той опасности, которую создавало для коллективов, в особенности городских, отсутствие у них какого-либо значимого влияния в этой сфере. Мы уже отмечали в предыдущих главах, что многие коллективы были вынуждены обращаться за финансовой помощью к каталонскому и республиканскому правительствам. Пока Хосе Таррадельяс был советником по финансам в Хенералидаде Каталонии, а Хуан Пейро – министром промышленности в правительстве Ларго Кабальеро, такая помощь оказывалась, по крайней мере в некоторых случаях, и условия оставались приемлемыми.

Однако, как только анархисты были вытеснены из каталонского и республиканского правительств, а заклятые враги коллективов, сталинистов, приобрели огромное, если не преобладающее влияние в обоих режимах, эта финансовая помощь прекратилась; более того, сталинисты и их союзники использовали задолженность многих из коллективов как предлог для передачи контроля над ними от рабочих государству.

Коллективы могли в незначительной степени решать эту проблему стихийным способом, когда финансово сильные предприятия оказывали помощь предприятиям, испытывавшим проблемы. Мы уже упоминали о ссуде, которую коллектив химической промышленности Бадалоны предоставил шахтёрскому коллективу Ла-Уньона. Но подобные сиюминутные решения далеко не являлись адекватным ответом на проблему. Выход должна была указать резолюция экономического пленума.

Национальный комитет объяснял её принятие следующими соображениями:

«Операции, которые сможет осуществлять ИСБ, станут эффективным стимулом для бесконечного множества предприятий, неустойчивое развитие которых ведёт к краху. Крестьянство также сможет в соответствующий момент получать через ИСБ займы, которые спасут его в трудные времена…

Если подвести итог, движение капитала, размещённого в ИСБ, не только обеспечит преимущества для синдикальных организаций, но и – что самое важное – позволит увеличить производство, поможет осуществить на практике рациональное планирование промышленности; оно обеспечит поступательное развитие экономической реконструкции, предоставив на честных условиях экономические средства, которых коллективы и отрасли в настоящий момент лишены»24.

Сама резолюция призывала к созданию Иберийского синдикального банка как совместного предприятия НКТ и ВСТ – но оговаривала, что участие ВСТ не является обязательным для открытия банка. Предусматривалось создание особой комиссии, которая назначала бы председателя, заместителя председателя и главного управляющего банка, а также определялся размер необходимого капитала и расписывалась роль, которую должны были играть в банке профсоюзы НКТ на всех уровнях, от местных отделений до национальной организации банка. Все эти решения должны были быть ратифицированы Национальным пленумом региональных организаций НКТ.

Особая комиссия должна была состоять из секретаря Национального комитета НКТ, который председательствовал в ней, экономического секретаря Национального комитета, секретаря банковской субсекции Национальной федерации работников банков, страхования и смежных профессий НКТ, секретаря Экономического комитета НКТ Барселоны и одного делегата от каждой из региональных конфедераций НКТ (Каталонии, Центра, Леванта, Андалусии, Арагона и Эстремадуры).

Наконец, резолюция предусматривала, что организации НКТ, действующие в тех местах, где должны быть созданы банк и его первые отделения, обязаны будут предоставить для них капитал25. Это решение НКТ о создании собственного банка, безусловно, было принято слишком поздно для того, чтобы оказать какой-либо эффект. Потеря Арагона всего через несколько недель после экономического пленума, прорыв сил Франко к Средиземному морю, расколовший Республику на две части, последнее крупное наступление республиканцев на Эбро, ухудшающееся экономическое положение на лоялистской территории, растущее влияние сталинистов в режиме Негрина – всё ополчилось против планов по созданию банка НКТ для финансирования коллективов.

Резолюция о страховании

Страхование было ещё одним аспектом экономики, на который анархисты обращали мало внимания. Как и банковское дело, оно казалось им капиталистическим по своей сути и поэтому совершенно ненужным в той социально-экономической системе, которую они надеялись создать.

Тем не менее к январю 1938 г. военные условия и необходимость защитить анархические коллективы заставили НКТ всерьёз заинтересоваться проблемой страхования. Результатом этого стала следующая резолюция экономического пленума.

В предисловии к ней Национальный комитет НКТ говорил:

«Создание в нашей среде таких органов, выполняющих нелёгкую и весьма полезную работу по координации, инспектированию, ориентированию и, когда необходимо, контролю различных обществ взаимопомощи, созданных рабочими для защиты от рисков болезни, временной или постоянной нетрудоспособности вследствие несчастных случаев, старости или увольнения и т.п., нельзя откладывать, так как эти функции социальной защиты не могут осуществляться организациями, которые, несмотря на их благие намерения, не имеют необходимых средств и технического и административного обеспечения, без которых невозможно получить наилучшие результаты и поставить обслуживание на высочайший уровень…»26

В этой длинной преамбуле отмечалось, что в прошлом НКТ не проявляла особого интереса к проблемам социальной защиты и страхования. Считалось само собой разумеющимся, что достигнутая в либертарном обществе «защищённость сделает страхование ненужным»27.

Резолюция предусматривала создание Административного синдикального агентства страхования, которому поручалось множество различных задач.

Хотя большинство коллективов НКТ предоставляли своим членам гораздо более широкую социальную защиту, чем правительственные учреждения социального обеспечения, которые выдавали только скромные компенсации при несчастных случаях, уходе на пенсию или рождении ребёнка, на многие коллективы подавались иски за отказ выплачивать взносы на социальное страхование, предусмотренные законом. Таким образом, одной из главных задач нового агентства было проведение переговоров с правительством по поводу отзыва этих исков. Ему также было поручено добиться освобождения коллективов от действия правовых актов, вводящих государственное социальное страхование.

Предполагалось, что агентство постарается в максимально возможной степени стандартизировать услуги социального обеспечения в коллективах НКТ. Кроме того, через него следовало вести любые переговоры коллективов как с правительственными учреждениями социального обеспечения, так и с частными страховыми компаниями, чтобы добиться определённого единообразия в подобных соглашениях.

Резолюция о национальных отраслевых федерациях

Последняя резолюция пленума, относившаяся к специфическим проблемам, поставленным гражданской войной и революцией, устанавливала количество национальных отраслевых союзов, или федераций, которые должна была иметь НКТ. Это была ещё одна резолюция, по которой проводился подсчёт голосов.

И это был единственный случай, когда проект резолюции, внесённый Национальным комитетом НКТ, был отклонён пленумом. Альтернативная резолюция, внесённая участниками пленума, прошла при 352 голосах «за», 266 «против» и 115 воздержавшихся. Однако, поскольку она не получила абсолютного большинства, вопрос должен был быть передан на решение членов НКТ. У нас нет информации о том, был ли проведён подобный референдум, и если да, то каковы были его результаты.

Создание национальных отраслевых федераций долгое время было предметом разногласий внутри анархического движения. Впервые это предложение было внесено в начале 1920-х гг., но лишь на конгрессе НКТ 1931 г. эта идея была одобрена. Однако вскоре в НКТ произошёл раскол между фаистами и трейнтистами. Сторонники ФАИ, которые удержали контроль над большей частью организации, были настроены против национальных отраслевых федераций и предпринимали мало усилий для их создания. Сесар Лоренсо отмечает, что к началу Гражданской войны существовало лишь четыре отраслевых организации28.

После того, как началась война, были созданы новые национальные отраслевые федерации. Согласно Хосе Пейратсу, всего ко времени проведения Национального экономического пленума их было тринадцать: сельского хозяйства, рыболовства и продовольствия; чёрной металлургии; транспорта; здравоохранения и гигиены; строительства и деревообработки; воды, газа, электричества и топлива; общественных зрелищ; банковского и страхового дела; образования; связи; бумажной промышленности и графических искусств; химической промышленности; общественных, административных и судебных служащих.

Проект резолюции, вынесенный на пленум Национальным комитетом НКТ, предлагал создать ещё семь отраслевых федераций путём разделения уже существующих. Встречное предложение, выдвинутое региональными делегациями Каталонии и Центра, предусматривало сохранение тринадцати национальных федераций. Как мы уже сказали, обсуждение этого вопроса выявило расхождение во мнениях, и его решение следовало передать на референдум29.

Резолюция об организации экономики, контролируемой НКТ

Резолюция экономического пленума, которая, если бы лоялисты выиграли Гражданскую войну, имела бы долгосрочное значение величайшей важности, излагала планы анархистов по организации той части республиканской экономики, которая находилась под их контролем. Предлагавшаяся структура должна была охватить не только те экономические учреждения и предприятия, над которыми анархисты осуществляли полный контроль, но и те, где они разделяли контроль с ВСТ.

Вероятно, наиболее поразительным в этом плане, утверждённом экономическим пленумом, было то, что он совершенно не был связан с резолюцией о послереволюционном устройстве общества, которая была принята на Сарагосском конгрессе НКТ за два с небольшим месяца до начала Гражданской войны. События войны и революции, которые неожиданно обрушились на анархистов вскоре после возвращения их делегатов из Сарагосы, казалось, убедили их в утопичности принятых там предложений.

В главе 2 я кратко обрисовал некоторые идеи по реорганизации испанской экономики и общества, которые были выдвинуты в десятилетие, предшествовавшее Гражданской войне, испанскими анархическими мыслителями и Гастоном Левалем, французом, долгое время работавшим с НКТ. Определённые элементы их теорий вошли в документ, принятый экономическим пленумом. Безусловно, представление некоторых из них о ключевой роли национальных отраслевых федераций в послереволюционной экономике явно присутствует в валенсийском документе. Также заметен левалевский отход от традиционного акцента на преувеличенной автономии. Модель экономики, одобренная в Валенсии в январе 1938 г., кроме того, обнаруживает большое сходство с планом организации послереволюционной экономики, который был поколением ранее принят «Индустриальными рабочими мира» в США.

Предисловие Национального комитета НКТ к этому документу, приведённое в брошюре об экономическом пленуме, описывает исторический фон резолюции:

«Много было рабочих, которые 19 июля заняли свои производственные площадки в результате бегства своих прежних хозяев. И много среди них было тех, кто думал, что это было всего лишь изменение формы собственности. Так они и работали, когда предприятия были процветающими, пользуясь абсолютной независимостью…

Однако становилось необходимым и теперь ещё необходимо заставить их понять, что 19 июля победу одержали не единицы, а коллективные силы пролетариата, и поэтому недопустимо, чтобы все выгоды сосредотачивались вокруг небольшого ядра. Общее усилие для того, чтобы бороться и побеждать; общая выгода, которую приносит победа; выгода, позволяющая улучшить благосостояние народа. Кроме того, НКТ осознала, что не может быть процветающей, с коллективной точки зрения, экономики без контроля и централизованной координации административного характера»30.

Основой плана НКТ была организация контролируемой ею части национальной экономики по образцу организационной структуры самой НКТ. Сюда входили группы рабочих на отдельных заводах; местные синдикаты, объединяющие рабочих определённой отрасли в одном населённом пункте; провинциальные, региональные и национальные отраслевые федерации. Также существовали местные федерации всех синдикатов НКТ в одном населённом пункте и аналогичные объединения на провинциальном и региональном уровне, с Национальной конфедерацией труда во главе. К этой базовой структуре следовало добавить некоторые новые институты, предусмотренные в данной резолюции экономического пленума.

Этот документ носил название «Административная централизация экономики НКТ», и его основное содержание описывалось следующим образом: «1. Экономические органы, которые будет иметь национальная отраслевая федерации, и 2. Экономические советы».

На каждом уровне должны были создаваться технико-административные и статистические (ТАС) советы. На каждом предприятии общее собрание каждой профессиональной группы должно было избрать такой орган; в данном населённом пункте общее собрание каждой профессиональной группы работников всех предприятий данной отрасли также должно было избрать такой совет; и на общем собрании всех работников данной отрасли в населённом пункте также следовало избрать секретаря, казначея и техника, которые, вместе с представителями технико-административного и статистического совета каждой профессиональной группы в местной отрасли, составляли ТАС-совет местного синдиката.

Выше местного уровня должны были проводиться пленумы представителей ТАС-советов каждой зоны (очевидно, имелись в виду провинции), которые избирали бы членов зонального комитета, и то же самое происходило бы на региональном уровне. Пленум региональных представителей должен был избрать ТАС-совет национальной отраслевой федерации.

Функции этих технико-административных и статистических советов были не до конца ясными. Естественно, они должны были собирать статистику о работе коллективов на каждом уровне, но кроме того, они, по крайней мере на низших уровнях, должны были «направлять ход работы во всех аспектах» и «постоянно стремиться к хорошей технической ориентации».

Наряду с ними должны были действовать экономические советы. ТАС-советы каждой отрасли в населённом пункте, собравшись вместе, должны были избрать двух членов постоянной комиссии местного экономического совета. Они, вместе с двумя представителями от каждой местной отрасли и одним представителем от местной федерации отраслевых синдикатов, образовывали местный экономический совет. Данные органы должны были исполнять обязанности, «делегированные им вышестоящей организацией».

Такие же экономические советы следовало создать в каждом регионе: Каталонии, Леванте и т.д. И наконец, все национальные ТАС-советы должны были избрать по восемь делегатов каждый, и эти делегаты составили бы Национальный экономический совет НКТ. Он «будет осуществлять технико-административный и статистический контроль над всеми отраслями производства, центрами торговли и кооперативами, относящимися к НКТ, а также над банковскими учреждениями, Административным синдикальным агентством страхования, Фондом семейной компенсации» и прочими организациями, которые существовали или могли быть созданы в области экономики.

Резолюция оговаривала, что все члены постоянных комиссий должны были утверждаться профсоюзными федерациями на местном, региональном и национальном уровнях. Кроме того, «профсоюзные комитеты, параллельные местным, региональным и национальному экономическим органам, будут назначать товарища, который будет выполнять функции секретаря экономического совета»31.

С самого начала Гражданской войны НКТ призывала к созданию национального экономического совета с участием НКТ, ВСТ и соответствующих правительственных групп. Так, например, Хуан Фабрегас, первый анархический советник по экономике в каталонском правительстве, писал в начале апреля 1937 г.:

«…Если для того, чтобы победить в войне и революции, нас неустанно просят ввести военную мобилизацию и единое командование, то мы считаем, что для победы в нашей войне и нашей революции не менее важно мобилизовать тыл и установить единое руководство на экономическом фронте; иначе говоря, должны быть мозг, который обдумывает и решает, и другие, которые подчиняются и выполняют его директивы и лозунги с максимальной ответственностью… Без скоординированной работы, без обеих мобилизаций, проведённых одновременно, поражение будет неизбежно…»32

Член Национального комитета НКТ М. Кардона Росель в своей речи, произнесённой в Барселоне в январе 1937 г., более подробно рассказал о том национальном экономическом совете, за создание которого выступала НКТ. Он описал его как орган, в котором НКТ и ВСТ вместе взятые будут иметь большинство, а остальные члены будут представлять различные экономические учреждения национального и региональных правительств. Он также обрисовал, каким образом этот совет должен был быть организован и функционировать33.

Однако ни кабинет Ларго Кабальеро, ни кабинет Негрина не пошли на создание такого экономического совета, в котором две главных профсоюзных организации имели бы большинство голосов. Как следствие, НКТ на своём Национальном экономическом пленуме решила создать подобный орган для той части экономики, которая находилась под её контролем, и выработать общую форму организации, которой должен был следовать данный сектор экономики.

Общие выводы по Национальному экономическому пленуму

Некоторые уроки, вынесенные руководством НКТ из опыта полутора лет, прошедших после стихийного захвата рабочими крестьянами значительной части экономики, достаточно ясны. Оно, очевидно, пришло к выводу, что экономика НКТ нуждается в некотором общем управлении и планировании. Оно заключило, что необходимы финансовые учреждения, находящиеся под контролем НКТ, чтобы обеспечивать несколько тысяч коллективов необходимыми средствами. Оно посчитало, что во внутренней и внешней среде коллективов должны существовать инструменты для укрепления дисциплины труда. Оно решило, что необходимо стандартизировать нормы социальной защиты в системе коллективов, и, насколько это возможно, без вмешательства государства.

Из резолюций экономического пленума исчезли некоторые традиционные представления испанских анархистов. Исчезло настойчивое требование полной автономии для каждой единицы либертарной экономики. Исчезла вера в стихийную солидарность, и среди рабочих каждого коллектива, и между коллективами, как достаточную гарантию слаженной работы системы в целом.

Решения январского экономического пленума 1938 г., если бы Гражданская война была выиграна и анархисты получили возможность их осуществить, почти наверняка привели бы к определённой бюрократизации экономики, которая всегда вызывала у анархистов отвращение и которой они всегда пытались избежать в довоенной практике НКТ и входивших в её состав организаций. Можно лишь размышлять о том, являлись ли подобные изменения в анархической доктрине неизбежными при попытках управлять крупным сектором современной экономики или же они стали следствием того, что определённая группа людей впервые в жизни получила значительную власть и, привыкнув к ней, стремилась её расширить.

Часть V. Роль анархистов в политике республиканской Испании

Часть V. Роль анархистов в политике республиканской Испании

24. Общий обзор

Революция, стихийно вспыхнувшая вслед за подавлением военного мятежа более чем на половине территории Испании, поставила перед анархистами первую проблему из тех, с которыми им пришлось столкнуться во время Гражданской войны. Они могли полностью захватить власть в Каталонии и Арагоне и, возможно, в некоторых других частях лоялистской зоны. Но они не могли выиграть Гражданскую войну в одиночку.

Предложение установить «анархическую диктатуру» было отклонено в Каталонии, а следовательно, и в остальной Республике. Им необходимо было сотрудничать с социалистами, коммунистами, ПОУМ, республиканскими партиями и Всеобщим союзом трудящихся (ВСТ), чтобы победить Франко. Поэтому анархисты приняли фундаментальное решение разделить власть, которое стало первым компромиссом в отношении основных принципов их философии.

Тем не менее анархистам в значительной степени удалось установить контроль над городской экономикой лоялистской Испании, особенно в Каталонии. То же произошло в сельской экономике той части Арагона, которую их войска отвоевали у мятежных сил. В других регионах, прежде всего в Леванте и Астурии, они сотрудничали с левыми социалистами, осуществляя контроль над экономикой и местной администрацией.

В первые недели после начала Гражданской войны анархисты столкнулись ещё с одной большой проблемой, с необходимостью пересмотреть свой фундаментальный принцип – отрицание участия в любом создаваемом правительстве. Конечно, с момента подавления мятежа в лоялистской Испании анархисты участвовали в органах власти, де-факто созданных на местном и региональном уровне. Но они могли сказать, что это – революционные учреждения, которые в действительности передают власть в руки рабочих и крестьян и помогают проложить путь к либертарному коммунизму.

Участие анархистов в официальных местных, региональных органах и, в конечном счёте, национальном правительстве являлось чем-то новым. Тем не менее через два с небольшим месяца после начала войны они согласились войти в правительство Каталонии и положить конец режиму Совета милиции, де-факто установленному 21 июля. Спустя полтора месяца они также согласились войти в республиканское правительство премьер-министра Франсиско Ларго Кабальеро, где они оставались в течение семи с половиной месяцев. Даже после того, как их исключили из национального и каталонского правительств, они продолжали отстаивать своё право на участие и отчасти добились этого в апреле 1938 г., когда астурийский лидер НКТ Сегундо Бланко стал министром образования в кабинете премьер-министра Хуана Негрина.

На местном уровне анархисты также участвовали в деятельности законных органов власти. Они занимали должности алькальдов (мэров) в таких городах, как Валенсия и Хихон, а также членов муниципальных советов во многих городах, посёлках и сёлах.

Советское вмешательство в Гражданскую войну

Анархисты вскоре столкнулись с ещё более серьёзной проблемой – стремительным усилением власти сталинистов. Коммунисты вначале были немногочисленной партией в коалиции, поддерживавшей Республику в Гражданской войне. Но, благодаря их дисциплине, готовности принять логику войны и обращению к антиреволюционным элементам в республиканском лагере, их влияние быстро стало расти.

Однако решающим фактором возвышения сталинистов в лоялистской Испании стало то обстоятельство, что сталинский Советский Союз был единственной державой, оказывавшей материальную помощь Республике во время Гражданской войны. Мексика была ещё одной страной, которая открыто поддержала лоялистские силы и по мере возможности была готова помочь им в приобретении оружия. Однако есть указания на то, что лоялистское правительство не воспользовалось преимуществом, которое оно могло получить, используя Мексику в качестве канала для получения оружия.

Гордон Орда́с, испанский посол в Мексике в начале Гражданской войны (и годы спустя председатель республиканского правительства в изгнании), подтвердил, что в первые месяцы войны он получал конкретные предложения о поставках оружия от фирм Соединённых Штатов, Канады и Японии, но когда он передавал эти предложения республиканскому правительству, он либо не получал ответа, либо на это отказывались выделить деньги. В эти предложения входили бомбардировщики, гидросамолёты, пулемёты, винтовки и прочее вооружение1. Андрес Суарес предполагает, что отказ правительства Ларго Кабальеро от предложений, переданных послом, объяснялся тем фактом, что в это были вовлечены министры Хулио Альварес дель Вайо и Хуан Негрин, попутчики сталинистов, которые не стремились к тому, чтобы Республика перестала зависеть от СССР как зарубежного источника оружия2.

Западные демократии начали разыгрывать позорный фарс невмешательства меньше чем через месяц после начала Гражданской войны. Формально провозглашённая правительством Народного фронта во Франции, во главе с социалистом Леоном Блюмом, политика невмешательства, вне всякого сомнения, проводилась в интересах консервативного правительства Великобритании премьер-министра Стэнли Болдуина и при попустительстве СССР.

Можно было ожидать, и имеются некоторые указания на это, что французское правительство Народного фронта готово было помочь своим испанским коллегам. Э. Х. Карр отмечает: «Хираль обратил взор к Парижу. Он сделал звонок Блюму 20 июля 1936 г., прося помощи в получении оружия и самолётов из Франции, и получил сочувственный ответ»3.

Хулиан Горкин записал беседу, состоявшуюся у него в то время с Жюлем Моком, лидером социалистов, который тогда был государственным субсекретарём в правительстве Блюма. Мок сказал Горкину:

«Мы убеждены в том, что наше вмешательство в испанский конфликт вызовет войну с Германией. И при каких условиях? Нас оставили в изоляции. Французское правительство поинтересовалось у англичан и русских, каким будет их отношение в случае, если мы окажем правительству Мадрида действительную помощь. Лондон ответил: “Британское правительство рассматривает фашистов и коммунистов как своих врагов. Если в какой-либо стране они ведут войну друг с другом, мы оставляем их на произвол судьбы. Мы не станем вмешиваться”. Ответ Москвы был ещё более проницательным. Вкратце он гласил: “Франко-советский пакт 1935 года обязывает нас оказать помощь в случае, если одна из наших стран подвергнется нападению третьей державы, но не в случае войны, вызванной вмешательством одной из наших стран в дела третьей”»4.

Следуя соглашению о невмешательстве, практически все страны Европы решили не оказывать помощи ни одной из сторон в испанской Гражданской войне. Однако нацистское правительство Германии и фашистский режим Италии с самого начала игнорировали соглашение, которое они подписали, и можно не сомневаться в том, что оружие и транспорт, которые они предоставили для переброски марокканских войск и Иностранного легиона Франко в южную Испанию, как и действия германских и итальянских морских и воздушных сил, помешавших лоялистскому флоту сорвать эту переброску, спасли мятежников в первые недели войны, когда они стояли на грани полного поражения5.

Великобритания и Франция, со своей стороны, блокировали большинство попыток Республики получить оружие из Западной Европы. Хотя Луис Фишер упоминает, что французский министр авиации Пьер Кот оправил Испанской республике 100 самолётов6, правительство Блюма вскоре наложило эмбарго на поставки оружия, которое отнюдь не было полным, но тем не менее оказало значительный эффект. Французское правительство перехватило груз оружия, который каталонцы отправили через Францию, чтобы помочь осаждённым лоялистским силам в Ируне и Сан-Себастьяне (см. главу 8). Правительство Блюма зашло настолько далеко, что арестовало золото, хранившееся на счетах испанского правительства во французских банках7. Всё это противоречило договорам между Францией и Испанской республикой, которые, как предполагалось, гарантировали право Республики на получение оружия и даже обязывали Францию помочь Республике в случае мятежа против неё.

Хотя США не участвовали в соглашении о невмешательстве, администрация Рузвельта фактически поддерживала его. Она препятствовала попыткам Республики приобрести оружие в Соединённых Штатах и даже оказывала давление на мексиканское правительство, чтобы предотвратить транзит некоторых материалов, которые Республика могла получить из США через Мексику. В этом вопросе Рузвельт уступил сильному давлению со стороны католической церкви в США, которая на протяжении всей войны рьяно отстаивала дело Франко8.

Гэбриел Джексон показал, что, несмотря на предполагаемый нейтралитет Соединённых Штатов во время испанской Гражданской войны, крупные американские компании активно поддерживали Франко. Он приводит в качестве примера действия Международной телефонной и телеграфной корпорации, которая предоставила военным выделенные линии связи на последних стадиях заговора, и компании «Тексако», которая в течение войны продавала мятежникам нефть в кредит9.

Советский Союз формально также придерживался пакта о невмешательстве. 28 августа 1936 г. нарком иностранных дел издал распоряжение, которым запрещался «экспорт, реэкспорт или транзит в Испанию всех видов вооружений, боеприпасов, военных материалов, самолётов и кораблей». Это распоряжение повергло в ужас испанских коммунистов, поэтому Пальмиро Тольятти и Жак Дюкло срочно отправились в Испанию, чтобы объяснить ситуацию своим товарищам. Тольятти изложил их аргументы: «СССР должен прежде всего заботиться о своей безопасности. Необдуманные действия могли нарушить равновесие и спровоцировать войну на Востоке»10.

Коммунистическая история Гражданской войны более подробно обосновывала первоначальное присоединение Сталина к невмешательству. Признавая, что оно было официально провозглашено французским правительством Народного фронта и вначале даже принято республиканским правительством Хираля, авторы утверждали:

«Таким образом, создались политические условия, в которых категорический отказ СССР от предложения французского правительства мог иметь последствия, неблагоприятные для дела испанского народа…

Фактически, если бы советское правительство в этой ситуации открыто отвергло французское предложение, то это настроило бы против него не только реакционные и фашистские силы, но и социалистические партии и другие влиятельные демократические группы, которые обвинили бы его в том, что оно, во-первых, желает вмешаться в дела Испании даже вопреки позиции испанского республиканского правительства; во-вторых, предоставляет оправдание Гитлеру и Муссолини, помогающим Франко; в-третьих, срывает план, разработанный Леоном Блюмом, чтобы положить конец итало-германской интервенции в Испании…

Также нужно помнить о том, что в 1936 г. в мире существовала лишь одна социалистическая страна – СССР, который находился далеко от Испании… Было недостаточно, чтобы СССР согласился отправлять оружие испанцам, сражающимся с фашизмом. Необходимо было ещё создать минимальные дипломатические и политические условия для того, чтобы это оружие попало в Испанию».

Наконец, авторы доказывали, что, если бы политика невмешательства при участии Советского Союза возымела действие, это «создало бы новую ситуацию с двумя возможными исходами: первый – отступление фашистских диктаторов… и второй – возвращение спустя весьма непродолжительный срок Испанской республике её права на приобретение оружия». В любом случае, заключали они, советское участие разоблачило «истинные намерения Англии и Франции, предложивших политику “невмешательства”»11.

Испанские коммунисты не сообщили о том, насколько усердно СССР в начале Гражданской войны соблюдал принцип невмешательства. Много лет спустя республиканец Клаудио Санчес-Альборно́с в издании «Indice» от 1 ноября 1972 г. писал: «Новости о русской помощи. Мы слышали от Гордо́на Орда́са в Буэнос-Айресе историю о том, как он приобрёл североамериканские самолёты для правительства Республики в первый период гражданской войны и как ему удалось, с огромными стараниями и трудностями, отправить их из Мексики в Европу через Архангельск. Гордон Ордас в конце своего рассказа заявил, что эти самолёты не прибыли в Испанию: русские задержали их и отправили такое же количество старых машин»12.

После двух месяцев колебаний, Сталин всё-таки решил вмешаться, более или менее скрытно, в Гражданскую войну на стороне республиканцев. Однако он не предпринимал никаких действий, чтобы помочь Республике, пока не убедился, что получит бо́льшую часть её золотого запаса, в то время одного из самых крупных в мире.

Сталинистская история Гражданской войны отмечает:

«Что касается Банка Испании… то он на практике был преобразован в орган, управляемый и контролируемый Министерством финансов Республики. Правительство, таким образом, могло поставить золото, хранившееся в Банке, на службу войне, на службу высшим национальным интересам Испании»13.

Авторы доказывают, цитируя мемуары нескольких членов правительства Ларго Кабальеро (но не давая никаких комментариев от себя), что золото Испанской республики передали Советскому Союзу для того, чтобы оно не попало в руки Франко14.

Индалесио Прието писал, что во время этой операции первая партия испанского золота, отправленная в Одессу, включала 13 тысяч ящиков, «весивших восемьсот пятьдесят одну с половиной тонну – круглое число, если не считать тары… Остальные триста сорок с половиной тонн были разделены на две равные партии: первая, ещё до одесской, была отправлена в Марсель, а вторая, намного позже, в Барселону. Эти суммы, вместе с депозитом в Мон-де-Марсане – депозитом, захваченным Франко, – который был размещён в 1931 г., чтобы покрыть кредит Банка Франции Банку Испании, представляли собой все золотые резервы последнего»15. Жозеп Мария Брикаль подсчитал, что в Советском Союзе было «депонировано» золото на сумму 1 592 млн песет, из общей суммы золотого запаса 2 202 млн песет в начале Гражданской войны16.

Так или иначе, вследствие полной зависимости Республики от Советского Союза в плане вооружений, в частности самолётов, танков и другой военной техники, советские дипломаты, военные, сотрудники госбезопасности и другие официальные лица, а также представители Коммунистического Интернационала, подчинявшиеся руководству ВКП(б) и советскому правительству, смогли приобрести огромное влияние на испанское республиканское правительство, особенно после отстранения премьер-министра Франсиско Ларго Кабальеро и назначения на его место попутчика коммунистов в Социалистической партии Хуана Негрина, после Майских дней 1937 г. в Каталонии.

Стремление сталинистов к абсолютной власти

Хосе Бульехос, некогда бывший генеральным секретарём испанской Коммунистической партии, так оценивал её роль во время Гражданской войны:

«Действия Коммунистической партии были направлены на то, чтобы установить её полную гегемонию в правительстве и республиканской армии; в отношениях с Социалистической партии она стремилась к её поглощению, вдохновляясь недавним завоеванием “Социалистической молодёжи”. Ларго Кабальеро и его друзья, прежде чем объединиться с коммунистами, отреагировали на их манёвр, и в этот момент началась ожесточённая борьба между социалистами и анархистами с одной стороны и коммунистами с другой, борьба, которая, набирая обороты с каждым днём, продолжалась в течение всей войны»17.

Конечно, сталинисты рассматривали анархистов как главное препятствие на пути к завоеванию власти в Республике. Это недвусмысленно обозначил Пальмиро Тольятти, важнейший представитель Коминтерна в Испании во время Гражданской войны:

«Идеология и практика этих анархо-синдикалистских организаций часто мешала принципам пролетарской организации и пролетарской дисциплины проникнуть в ряды рабочего класса.

Испанский анархизм является исключительным явлением, отражением экономической отсталости страны, отсталости её политической структуры, разъединённости её пролетариата, существования многочисленной группы деклассированных элементов и, наконец, специфического партикуляризма – всех отличительных признаков стран с сильными пережитками феодализма. В настоящее время, когда испанский народ прилагает все силы, чтобы отразить яростное нападение зверского фашизма, когда рабочие-анархисты храбро сражаются на фронтах, есть немало людей, которые, прикрываясь принципами анархизма, подрывают солидарность и единство Народного фронта несвоевременными проектами обязательной “коллективизации”, “отмены денег”, пропагандой “организованной недисциплинированности” и т.п.»18.

Безусловно, намерениям сталинистов способствовало то, что Бернетт Боллотен назвал «попустительством, беспечной доверчивостью и глупостью других». Он процитировал в связи с этим статью военачальника Валентина Гонсалеса (Эль Кампесино), опубликованную в анархическом эмигрантском издании после его выхода из рядов коммунистов:

«За немногими исключениями, особенно в начале войны, ско́лько было испанских политиков и военных, которые не приветствовали коммунистических агентов с распростёртыми объятиями и отказывались играть в их игру? Я‑то, по крайней мере, был убеждённым коммунистом, и моя позиция имела определённую логику; но какая логика была в позиции, занятой остальными? Без этого непонимания и соучастия, которое было почти всеобщим, было ли бы возможно для партии столь малочисленной, как Коммунистическая партия, за несколько месяцев наводнить – и едва ли не подчинить – весь государственный аппарат?..»19

Джеральд Бренан дал хорошую картину неустанного стремления коммунистов к власти внутри Республики и его последствий:

«Они пострадали из-за непоколебимой веры в превосходство их собственных знаний и способностей. Они были неспособны на рациональное обсуждение. Каждой по́рой они источали жёсткий тоталитарный дух. Их жажда власти была ненасытной, и они были совершенно беззастенчивыми. Для них выиграть войну означало выиграть её для Коммунистической партии, и они всегда были готовы пожертвовать военным преимуществом, чтобы не позволить какой-либо соперничающей партии на их стороне усилить свои позиции. Так, они оставили Арагонский фронт безоружным, чтобы досадить анархистам, и не позволили провести весьма многообещающее наступление в Эстремадуре, потому что в случае его успеха слава могла достаться Кабальеро…

Но возможно, ещё более серьёзным, чем это, в конечном счёте было отсутствие у них моральной или политической целостности. Их оппортунизм распространялся на всё. Казалось, в их программе не было ничего, что нельзя было бы перевернуть, если это сулило им какое-либо преимущество, и они готовы были точно так же использовать средний класс против пролетариата, как и пролетариат против среднего класса… В итоге, они не только с неодобрением относились даже к таким сельским и промышленным коллективам, которые возникли стихийно, не только наводнили страну полицией, которая, подобно русской ОГПУ, получала приказы не столько от Министерства внутренних дел, сколько от своей партии, но и своими бесконечными интригами и махинациями иссушили живую ткань партий Народного фронта и двух крупнейших профсоюзных организаций, от прочности и солидарности которых зависела мораль республиканских сил»20.

Очевидно, что анархисты стали жертвами этого оппортунизма сталинистов. По словам Хосе Пейратса, «благодаря своим ловким манёврам коммунисты постоянно брали верх над неумелым оппортунизмом анархистов, которые лишь недавно занялись хитросплетениями политки»21.

Конечно, во время Гражданской войны и в дальнейшем сталинисты и их попутчики категорически отрицали, что они стремились полностью захватить власть в Республике. Типичные образцы их аргументации можно найти в работах Луиса Фишера, который во время войны был зарубежным корреспондентом «The Nation» и близким союзником коммунистов, хотя впоследствии он обратился против них.

В брошюре, опубликованной в 1937 г., Фишер писал о советском вмешательстве в Гражданскую войну:

«…Большевики не верят в то, что революцию можно экспортировать. Они настаивают, что необходимость революции вызревает на национальной почве. Они убеждены, что в конечном счёте Испания станет коммунистической. Но они не хотят вмешиваться во внутренние испанские дела, потому что они знают, какое глубокое негодование вызвало бы это у испанцев…»22

В отношении испанских же коммунистов Фишер писал:

«Лозунг демократии означает, что у коммунистов нет никакого желания установить в Испании диктатуру одной партии, как в России. Коммунисты не хотят подавлять анархистов, социалистов, левых республиканцев или любую другую антифашистскую группу…»23

Это было написано уже после того, как они добились объявления вне закона и преследования ПОУМ.

Однако, возможно невольно (а возможно нет), сталинистская история Гражданской войны, опубликованная через 30 лет после начала конфликта, приоткрыла истинные намерения испанских коммунистов и их советских хозяев, которым препятствовали анархисты: «И если эти положения анархистов противоречили нуждам антифашистской войны, то не в меньшей степени они противоречили и развитию революции, консолидации в Испании народной демократии»24. В 1966 г., и в течение предыдущих 20 лет, «народная демократия» была любимым определением коммунистов, которое использовалось для описания режимов, установленных Сталиным в Восточной Европе после Второй мировой войны.

Даже во время самой Гражданской войны лидеры испанских коммунистов делали заявления, указывавшие на цели их стремления к власти. Вскоре после формирования правительства Негрина коммунист Хесус Эрнандес, министр образования, заявил на митинге в Барселоне:

«Кто не принимает наших лозунгов, тот агент фашизма и контрреволюционер». Ла Пасионария, со своей стороны, примерно в это же время обещала «разоблачать, безо всяких колебаний и сентиментальности, всех, кто, по нашему мнению, испытывает подозрительное недовольство нашим режимом…»25

Отношения между испанскими коммунистами и сталинским руководством

Во время Гражданской войны в Испании было четыре основных сталинистских организации. Первой была Коммунистическая партия Испании (КПИ), которая действовала на всей лоялистской территории, кроме Каталонии и Страны Басков. Второй была Объединённая социалистическая партия Каталонии (ОСПК), которая была сформирована в этом регионе через несколько дней после начала войны, путём объединения каталонских отделений Коммунистической и Социалистической партий и двух небольших региональных организаций. И КПИ, и ОСПК входили в состав Коммунистического Интернационала. Третьей была Коммунистическая партия Страны Басков, которая, очевидно, имела организацию, формально независимую от КПИ26.

Четвёртой организацией сталинистов, пользовавшейся значительным влиянием, была «Объединённая социалистическая молодёжь» (ОСМ), которая была создана в апреле 1936 г. путём объединения Федерации социалистической молодёжи (до того находившейся под влиянием фракции Социалистической партии, возглавлявшейся Франсиско Ларго Кабальеро) и Союза коммунистической молодёжи. После своего создания ОСМ присоединилась к Коммунистическому интернационалу молодёжи, и до окончания войны большинство её высших руководителей (хотя далеко не все региональные и местные) вступили в КПИ.

Испанские коммунисты издавна следовали указаниям Москвы. Благодаря непосредственному вмешательству одного из секретарей раннего Коминтерна, швейцарца Жюля Эмбер-Дро, произошло объединение двух разных коммунистических партий, которые первоначально были сформированы в Испании. Впоследствии, в начале 1930-х гг., он стал постоянным представителем Коминтерна в Испании27.

Коминтерн по крайней мере дважды требовал сменить руководство Коммунистической партии Испании. Группа, возглавлявшая партию к моменту начала Гражданской войны, – в которую входили Хосе Диас (генеральный секретарь), Хесус Эрнандес, Висенте Урибе, Долорес Ибаррури (во время войны ставшая известной как «Ла Пасионария») и прочие – была выдвинута Коминтерном28.

К началу Гражданской войны постоянным представителем Коминтерна в Испании являлся италоаргентинец Викторио Кодовилья, долгое время бывший генеральным секретарём Коммунистической партии Аргентины. Энрике Кастро Дельгадо, один из главных коммунистических военачальников во время войны, отмечал фактическую роль Кодовильи в руководстве партии: «Политическое бюро заседало за большим прямоугольным столом. Во главе Хосе Диас, далее остальные члены Политбюро. И напротив них – Кодовилья, действительный глава Партии в качестве делегата Коммунистического Интернационала»29.

К Кодовилье вскоре присоединились остальные: Борис Степанов, которого называли то болгарином, то русским и который в действительности носил имя Стоян Минев; венгр Эрнё Герё, курировавший Объединённую социалистическую партию Каталонии; и Франц Далем, член Центрального комитета Коммунистической партии Германии, который с декабря 1936 г. входил в политическую комиссию, руководившую интернациональными бригадами30.

Пальмиро Тольятти, в то время и до самой своей смерти возглавлявший Коммунистическую партию Италии, являлся главным коминтерновским «советником» испанских коммунистов во время Гражданской войны. Бернетт Боллотен говорит, что, сменив Кодовилью, «он стал фактическим главой партии, вырабатывавшим стратегию и писавшим многие речи Хосе Диаса и Ла Пасионарии. Действуя под псевдонимами Эрколе Эрколи и Альфредо, Тольятти оставался в Испании вместе со Степановым до конца Гражданской войны».

Боллотен также процитировал Джона Гейтса, коммуниста из США и главного комиссара XV Интернациональной бригады, который говорил, что «Тольятти был самой влиятельной фигурой коммунистов в Испании. Вся политика испанских коммунистов находилась под его ответственностью…»31

Среди тех, кто писал о деятельности Тольятти в Испании, имеются разногласия по поводу того, когда он туда прибыл. Как мы увидим с одной из следующих глав, Хесус Эрнандес, член испанского Политбюро, много лет спустя рассказывал об участии Тольятти в заседаниях Политбюро весной 1937 г., на которых была предрешена отставка премьер-министра Ларго Кабальеро. С другой стороны, Паоло Сприано, редактор книги, в которой были собраны сообщения Тольятти Коминтерну, писал, что он прибыл в Испанию «в конце июля 1937 г.»32.

Кажется маловероятным, чтобы Эрнандес не знал Тольятти и не знал, когда последний присутствовал на заседаниях Политбюро. Но верно и то, что первый из отчётов Тольятти, опубликованных синьором Сприано, очевидно, был написан в Париже в начале июля 1937 г., а первый, непосредственно затрагивающий испанские дела, датирован 30 августа. Единственное разумное объяснение, которое можно предложить: Тольятти находился здесь не позднее первых месяцев 1937 г., выехал для участия в совещании по испанскому вопросу между представителями Коммунистического Интернационала и Социалистического Рабочего Интернационала, о котором он сообщает в своём меморандуме Коминтерну от 8 июля 1937 г., и затем вернулся в Испанию, где пробыл значительную часть оставшегося периода войны.

В своих докладах Коминтерну Тольятти часто критиковал других коминтерновских представителей в Испании. Кодовилья, Герё, Степанов и Далем – все они в то или иное время давали Тольятти поводы для жалоб33.

Прямое советское вмешательство в дела лоялистской Испании

Однако делегаты Коминтерна были не единственными представителями сталинского режима, которым подчинялись «лидеры» Коммунистической партии Испании. Более широкий перечень советников, к которым они должны были прислушиваться, приводится Хесусом Эрнандесом, тогда министром образования в правительстве Ларго Кабальеро, в описании заседания Политбюро КПИ в марте 1937 г.: «Присутствовали все делегаты от Москвы: Степанов, Кодовилья, Герё, Тольятти, Марти – в роли организатора интернациональных бригад – и, первый раз, также Орлов из ГПУ и Гайкинс [Гайкис], советник советского посольства»34.

Но не одни коммунисты получали указания от представителей сталинского режима в Испании. Советский посол Марсель Розенберг и генконсул в Барселоне Владимир Антонов-Овсеенко в первый год войны неоднократно, в частном порядке, а иногда даже публично, указывали, какой политике должны были следовать правительства, при которых они были аккредитованы, и какие действия им следовало предпринимать. Премьер-министр Ларго Кабальеро однажды был настолько возмущён этим, что буквально выставил посла Розенберга из своего кабинета.

Было два других вида открытого вмешательства советских должностных лиц, при котором они действовали совершенно независимо от испанских властей. Мы видели в первых частях этой книги, что советские офицеры осуществляли широкие командные функции в Народной армии, не обладая формальным правом на это; что советские военные отвечали за распределение оружия и военных материалов, прибывавших из СССР, поддерживая при этом части, контролируемые коммунистами, и не обеспечивая в достаточной мере части, находившиеся под командованием их противников.

Кроме того, всё более масштабным становилось вмешательство советской секретной полиции – ГПУ34a. Вальтер Кривицкий писал, что, когда в начале сентября 1936 г. Сталин решил отправить в Испанскую республику оружие и продовольствие, он одновременно приказал Ягоде, главе ГПУ, создать агентуру в Испании. На совещании 14 сентября в штаб-квартире ГПУ на Лубянке было объявлено, что это задание поручено Александру Орлову.

Кривицкий говорит:

«Это совещание на Лубянке также передало советской секретной полиции руководство действиями Коминтерна в Испании. Было решено “координировать” работу Коммунистической партии Испании с работой ОГПУ»35.

Кривицкий прокомментировал действия ГПУ в Испании. Он говорит, что в самом начале 1937 г. «с неумолимой серьёзностью была начата работа по сталинизации Испании. Отвечало за неё ОГПУ… Были арестованы тысячи человек, включая многих иностранных добровольцев, которые приехали сражаться с Франко. Любая критика методов, любой нелестный отзыв о сталинской диктатуре в России, любая связь с людьми еретических политических взглядов – становились предательством. ОГПУ применяло все известные в Москве методы выбивания признаний и массовых казней…»36

Цели Сталина в Испании

Хотя очевидно, что Сталин, прямо и косвенно, играл важную роль во внутренней политике Испанской республики во время Гражданской войны, знание этого факта ещё не даёт нам ответа на вопрос о том, к чему он стремился в данной роли. Сейчас, спустя 60 лет после описываемых событий, вероятно, не осталось никого, кто мог бы ответить на этот вопрос с уверенностью. Однако поведение Советов по отношению к Республике, как и поведение испанских сталинистов, позволяет сделать некоторые предположения.

Я думаю, для начала мы можем принять заключение Хесуса Эрнандеса, вынесенное им после ухода из рядов сталинистов: «В испанской войне Москва играла за Москву. Ни больше ни меньше. Дело нашего народа было для них всего лишь пешкой на игровой доске их расчётов. Если бы можно было выиграть игру благодаря нашей победе, они не раздумывая направили бы нас к победе… Не было ни ненависти, ни симпатии к испанскому народу, ни сентиментальности, ни принципов, ни сомнений. Для Сталина все эти слова не имели никакого значения или содержания»37.

Вальтер Кривицкий выразил своё понимание того, чего пытался достичь в Испании Сталин:

«После начала мятежа Франко Сталин обратил свой взор на Испанию. Он торопился не спеша, как всегда. Прошёл период осторожного выжидания, тайного зондирования. Сталин хотел вначале убедиться, что у Франко не будет быстрой и лёгкой победы. После этого он вмешался в войну в Испании…

Его идеей было – и об этом знали все мы, кто служил ему, – включить Испанию в сферу влияния Кремля. Господство над ней укрепило бы его связи с Парижем и Лондоном и тем самым усилило бы, с другой стороны, его позицию на переговорах с Берлином. Если бы он стал хозяином испанского правительства – имеющего жизненно важное стратегическое значение для Франции и Великобритании, – он получил бы то, к чему стремился. Он стал бы силой, с которой считаются, желанным союзником…»38

Испанский историк Сальвадор де Мадарьяга, который во время Гражданской войны придерживался «нейтральной» позиции, в целом согласен с анализом Кривицкого. Он пишет, что целью Сталина было «приобрести, в обмен на свою помощь, аванпост на Западе для защиты от угроз, которые, разрастаясь, маячили на европейском горизонте». И для этого:

«Следовательно, Сталину было необходимо выиграть время, чтобы обеспечить дальнейшее развитие Испанской революции, что для него могло означать только одно – постепенное пожирание всех других голов гидры ортодоксальной коммунистической головой. Тем временем он подготовился бы и к надвигающейся войне, если таковая должна была начаться, и к переговорам с Гитлером, которые позволили бы ему либо раз и навсегда предотвратить советско-германскую войну, либо выиграть ещё больше времени для своих танков и самолётов. Применительно к Испании, это означало затягивать испанскую войну насколько возможно, одновременно усиливая здесь свои позиции, пока продолжается война. Первое добавляло ему времени для переговоров с Гитлером; второе увеличивало его вес на переговорах»39.

Кривицкий подчёркивал осторожность Сталина в испанской ситуации:

«Сталин, в отличие от Муссолини, избегал в Испании рискованных действий. Не собираясь выставлять напоказ своё вмешательство, он скромно преуменьшал, а вначале даже совсем скрывал его. Советское вмешательство в определённые моменты могло бы оказаться решающим, если бы Сталин на стороне республиканцев рисковал так же, как рисковал Муссолини на стороне Франко. Но Сталин не шёл на риск. Прежде чем что-либо предпринимать, он удостоверился, что в Банке Испании есть достаточно золота, чтобы с лихвой покрыть стоимость его материальной помощи. Он избегал любой возможности вовлечения Советского Союза в большую войну. Он осуществлял вмешательство под лозунгом: “Держись вне зоны артобстрела!” Этот лозунг был и оставался для нас руководящим в течение всей испанской операции»40.

Кривицкий также обратил внимание на контекст, в котором Сталин рассматривал Гражданскую войну в Испании:

«Сталин утверждал, что старая Испания ушла и новая Испания не может оставаться в одиночестве. Она должна присоединиться либо к лагерю Италии и Германии, либо к лагерю их противников. Сталин говорил, что ни Франция, ни Великобритания не допустят, чтобы Испания, в руках которой находился вход в Средиземноморье, контролировалась Римом и Берлином. Дружественная Испания была жизненно необходима для Парижа и Лондона. Не вмешиваясь открыто, но ловко используя своё положение военного поставщика, Сталин считал, что сможет создать в Испании подконтрольный ему режим. Сделав это, он смог бы внушить уважение Франции и Англии, добиться от них предложения о реальном союзе и либо принять его, либо, используя его в качестве козырной карты, достичь своей скрытой долгосрочной цели – соглашения с Германией»41.

Советский историк Рой Медведев в основном подтверждает выводы Кривицкого:

«Явное равнодушие Сталина к судьбе и нуждам испанской революции нужно связать в первую очередь с внутренними событиями в СССР. Сталин был слишком “занят” в 1937–1938 гг. организацией массовых репрессий в нашей стране. Именно в это время в Советском Союзе был значительно расширен аппарат НКВД, и миллионы людей оказались в тюрьмах и лагерях. Но можно предположить, что Сталин и не хотел втягиваться в испанские дела, он не хотел победы испанского народа над фашизмом, достигнутой при максимальной поддержке Советского Союза, так как это затруднило бы впоследствии соглашения с фашистской Германией, мысль о которых могла зародиться у Сталина ещё задолго до 1939 г.»42.

Бернетт Боллотен подчёркивает, что для достижения целей, поставленных Сталиным, было необходимо принижать и даже отрицать революцию, которая началась после подавления июльского мятежа военных на большей части Испании. Было необходимо свести Гражданскую войну в Испании к борьбе между «демократией» с одной стороны и «фашизмом» с другой. Признание каких бы то ни было революционных трансформаций в испанской республиканской экономике, произошедших после начала Гражданской войны, оттолкнуло бы влиятельные экономические круги Франции, Великобритании и других демократических стран, которые продолжали бы поддерживать политику «невмешательства», что на практике означало эмбарго на поставки оружия Республике43.

Виктор Альба предполагает, что отношение Сталина к Гражданской войне в Испании менялось по мере того, как победа Франко становилась всё более очевидной: «После Мюнхенской конференции Сталин хотел провести переговоры с Гитлером. Он считал, что отказ от Испании будет воспринят в Берлине как доказательство добрых намерений. В результате русские военные советники навязали сражение на Эбро, которое за два месяца поглотило 70 000 солдат Республики и все материальные резервы правительства»44.

Антиреволюционная политика испанских сталинистов

Испанские сталинисты – члены Коммунистической партии, каталонские социалисты и «Объединённая социалистическая молодежь» – с самого начала Гражданской войны придерживались политики, целью которой было ослабить и, если возможно, убить революцию, развернувшуюся после подавления военного путча 19 июля 1936 г.

Нигде об этом не говорилось более явно, чем в сообщении о мартовском пленуме КПИ 1937 г., опубликованном в англоязычном бюллетене ОСПК:

«Народный фронт был той силой, которая сокрушила фашистский мятеж… Поэтому Коммунистическая партия Испании и Объединённая социалистическая партия Каталонии признали, что Испанская республика, и только она, должна быть правительством, в котором представлены все силы, борющиеся против фашизма. Борьба может закончиться лишь со становлением нового вида демократического и парламентского правительства с высокой социальной сознательностью, где реакция и фашизм должны быть окончательно повержены. Не отказываясь от своей программы социализации, Партия заняла позицию энергичного и серьёзного сопротивления всем скороспелым начинаниям псевдореволюционеров…»45

Хуан Коморера в своём выступлении на том же пленуме отмечал:

«Ещё до того, как посыпались советы от некоторых людей, идеей которых было осуществить революцию прежде всего остального, Объединённая социалистическая партия Каталонии с самого своего основания заявляла, что важнейшей задачей является победа в войне. Спустя семь месяцев мы начинаем исправлять грубые ошибки, допущенные нами»46.

Эта политика испанских сталинистов имела по крайней мере две причины. Прежде всего, антиреволюционная позиция коммунистов полностью соответствовала стратегии самого Сталина в испанской Гражданской войне. Но у испанских сталинистов определённо имелись и иные мотивы. Правда заключалась в том, что они не играли практически никакой роли в революции, которая началась вместе с войной. Эта революция по большей части была делом рабочих и крестьянских союзов, на которые сталинисты в начале конфликта имели мало влияния. НКТ была всецело анархо-синдикалистской, и коммунистам не удавалось в неё проникнуть.

Всеобщий союз трудящихся почти повсеместно контролировался фракцией Ларго Кабальеро из Социалистической партии, и хотя коммунисты не так давно распустили свою профсоюзную конфедерацию и позволили её организациям влиться в ВСТ, к началу войны они не добились больших успехов в распространении своего влияния в нём.

Поэтому в ситуации, когда они не могли контролировать революцию, они были решительно настроены против неё. Ещё в 1930 г. Дмитрий Мануильский, тогда глава Коминтерна, предвосхищал эту позицию своих испанских товарищей. Он говорил, что «частная стачка (в любой стране) имела бы для международного рабочего класса бо́льшую важность, чем такая “революция” в испанском стиле, осуществлённая без Коммунистической партии и пролетариата, выполняющих руководящую функцию»47.

Ясно, что в представлении сталинистов целью революции было установление «диктатуры пролетариата», то есть диктатуры Коммунистической партии. Конечно, это была отнюдь не та революция, что происходила после 19 июля 1936 г.

Коминтерн рано обозначил свою оппозицию по отношению к революции в лоялистской Испании. Согласно Э. Х. Карру, его Исполнительный комитет 19 октября 1936 г. выпустил заявление, «осуждавшее “манию” искусственных проектов, тенденций по “созданию нового общества”, которые угрожали разрушить Народный фронт»48.

Коммунисты, как им было положено, обосновали свою позицию с теоретической точки зрения. Вероятно, наиболее авторитетно это сделал Пальмиро Тольятти:

«Испанский народ решает задачи буржуазно-демократической революции… Это означает, что, в интересах экономического и политического развития страны, аграрный вопрос должен быть решён путём упразднения феодальных отношений, преобладающих в сельской местности. Это означает, что крестьяне, рабочие и трудящееся население в целом должны быть освобождены от невыносимого гнёта устаревшей экономической и административной системы. Это означает, что привилегии аристократии, церкви и религиозных орденов должны быть отменены и безграничное господство реакционных каст должно быть сломлено.

Испанский народ в новых условиях решает задачи буржуазно-демократической революции, которая соответствует исконным интересам широких народных масс. Во-первых, он решает их в обстановке гражданской войны, развязанной мятежниками. Во-вторых, он вынужден в интересах вооружённой борьбы против фашизма конфисковать собственность помещиков и капиталистов, участвующих в мятеже… В-третьих, он имеет возможность использовать исторический опыт русского пролетариата, который завершил буржуазно-демократическую революцию после того, как завоевал власть, и ради великой пролетарской революции блестяще осуществил, “попутно”, те самые цели, которые составляют основное содержание испанской революции на её нынешнем историческом этапе. Наконец, испанский рабочий класс стремится занять ведущую роль в революции, чтобы пролетарский характер запечатлелся в размахе её преобразований и формах её борьбы»49.

Сталинистская оппозиция революции принимала разные формы. Одной из них было отрицание революции как таковой. Франц Боркенау столкнулся с этим во время своей первой поездки по республиканской территории в августе 1936 г.:

«Ответственные члены ОСПК выражают мнение, что в Испании нет никакой революции, и эти люди (с которыми у меня была довольно продолжительная дискуссия) не старые каталонские социалисты, как вы могли бы предположить, а иностранные коммунисты. Испания, говорят они, столкнулась с уникальной ситуацией: правительство сражается против собственной армии. Для меня удивительно, что коммунисты, которые по всему миру пятнадцать лет находили революционные ситуации там, где их не было, и причинили этим немало вреда, не признают революцию теперь, когда, впервые в Европе после русской революции 1917 года, она действительно происходит»50.

Уже 29 июля 1936 г. Долорес Ибаррури утверждала:

«Наша страна сейчас проходит стадию демократически-буржуазной революции». Она добавляла: «Эта борьба есть демократическая революция, которая в других странах, таких как Франция, была совершена более века назад»51.

Типичным для позиции испанских сталинистов в то время является обращение, сделанное от их имени Французской коммунистической партией: «Центральный комитет Коммунистической партии Испании просил нас сообщить широкой общественности, в ответ на пристрастные и фантастические сообщения некоторых изданий, что испанский народ в своей борьбе против мятежников не стремится к установлению диктатуры пролетариата и имеет лишь одну цель: защита республиканского порядка и уважение к собственности»52.

В марте 1937 г. Хосе Диас, генеральный секретарь КПИ, заявил:

«Мы сражаемся за демократическую Республику, за демократическую и парламентскую республику нового типа и глубоко социального характера…»53

Атаки на революцию предпринимались сталинистами и с другой стороны: они выступали за национализацию предприятий вместо их коллективизации рабочими. Согласно Бернетту Боллотену:

«Коммунисты знали, что государственный капитализм или национализация в конечном счёте позволят центральной власти не только организовать производство в антифранкистском лагере в соответствии с нуждами войны, не только контролировать распределение продукции и военных материалов, которые часто передавались профсоюзами местным жителям или их собственным частям милиции, но и ослабить левое крыло революции, лишив его одного из основных источников его силы. Конечно, они не признавали политический мотив своего требования национализации открыто и выдвигали для этого только военные и экономические основания»54.

Характерные аргументы коммунистов приводились в заявлении Хосе Диаса в марте 1937 г. Он говорил о «преждевременных экспериментах по коллективизации и социализации», говорил, что «если вначале эти эксперименты оправдывались тем обстоятельством, что крупные промышленники и помещики оставили свои заводы и поместья и было необходимо продолжать производство, то позднее всё стало иначе… Сегодня, когда существует правительство Народного фронта, в котором представлены все силы, участвующие в борьбе против фашизма, подобные вещи не только нецелесообразны, но и оказывают эффект, противоположный ожидаемому. Сегодня мы должны как можно скорее скоординировать производство и интенсифицировать его под единым руководством, чтобы обеспечить фронт и тыл всем необходимым»55.

Коммунистический министр сельского хозяйства Висенте Урибе реализовал стремление коммунистов к национализации на практике, издав знаменитый декрет об аграрной реформе от 7 октября 1936 г. Этот закон провозглашал все земельные владения, принадлежавшие мятежникам, собственностью государства, хотя и предоставлял крестьянам право на пользование землёй, которую они обрабатывали, либо индивидуальное, либо коллективное56.

Сталинисты как защитники частной собственности

Главная тактика сталинистов, направленная на прекращение революции, заключалась в том, что они взяли на себя роль основных защитников мелких и средних собственников. Поступая так, они занимали нишу, освободившуюся на начальных этапах Гражданской войны.

Бернетт Боллотен подчеркнул неэффективность республиканских партий, которые были главными выразителями интересов мелкой буржуазии до начала Гражданской войны, после 19 июля: «Не могли они [собственники] обратиться и к либеральным республиканским партиям, таким как “Левые республиканцы”, Республиканский союз и “Левые республиканцы Каталонии”… сильнейшая партия среднего класса в том регионе, поскольку большинство их лидеров либо приспособились к радикализму ситуации, либо впали в инерцию от страха»57.

КПИ и ОСПК отреагировали на эту ситуацию. Их позицию выразило обращение, опубликованное в «Рабочем мире», мадридском ежедневнике КПИ:

«В капиталистическом обществе мелкие торговцы и промышленники составляют класс, имеющий много общих черт с пролетариатом. Он, разумеется, стоит на стороне демократической Республики и так же настроен против крупных капиталистов и главарей влиятельных фашистских компаний, как и рабочие. Так обстоит дело, и обязанность каждого – уважать собственность этих мелких торговцев и промышленников.

Поэтому мы решительно призываем членов нашей партии и милицию вообще, чтобы они требовали, а если потребуется, то и заставляли проявлять уважение к этим гражданам среднего класса, которые все являются трудящимися и потому не должны подвергаться нападкам. Их скромные интересы не должны нести ущерба от реквизиций и требований, превосходящих их ограниченные средства»58.

Большинство экономических организаций среднего класса исчезли с началом Гражданской войны, и сталинисты поспешили организовать новые. Вскоре после начала войны ОСПК организовала Каталонскую федерацию гильдий и предприятий мелких торговцев и промышленников (Federación Catalana de Gremios y Entidades de Pequeños Comerciantes e Industriales), в которую за которое время вошло 18 тысяч собственников59. Эта федерация стала частью каталонского ВСТ, который находился под контролем ОСПК60.

В главе 14 мы отмечали инициативу коммунистов по организации землевладельцев Валенсийского региона в новую крестьянскую федерацию. Она заменила собой довоенную крестьянскую организацию, контролировавшуюся правыми партиями, которые после 19 июля поддерживали мятежников, и включила в свой состав большинство членов этой организации.

Позиция сталинистов как защитников мелкой собственности вскоре отразилась и на составе КПИ и ОСПК. Франц Боркенау, повторно посетив Испанию в середине января 1937 г., увидел, что численность КПИ увеличилась с 3 тысяч перед мятежом до 220 тысяч. Однако он отмечал:

«С июля коммунисты не отвоевали, ни у анархистов, ни у социалистов, ни одной профсоюзной секции рабочих, ни одного крупного завода, ни одного промышленного района. Зато они завоевали государственные ведомства, союзы частных собственников и значительное число деревень и сельских округов». Боркенау добавлял, что изменений в политической ориентации рабочих, «похоже, произошло очень мало»61.

Вследствие того, что сталинистские партии быстро расширяли свои ряды, но не могли изменить политическую ориентацию рабочих, по наблюдению Боркенау, «Коммунистическая партия сегодня является, прежде всего, партией военных и административных кадров, во-вторых – партией мелкой буржуазии и некоторых зажиточных слоёв крестьянства, в-третьих – партией служащих (“белых воротничков”) и лишь в последнюю очередь – партией промышленных рабочих. Присоединившись к движению, она не имела практически никакой организации, и в ходе гражданской войны она привлекла к себе те элементы, взглядам и интересам которых отвечала её политика»62. Эта ситуация не менялась существенным образом до конца Гражданской войны.

Единственный обнаруженный мной пример, когда сталинистам удалось взять под контроль профсоюз, ранее входивший в НКТ, представляла собой оппозиционная организация НКТ в Сабаделе, в Каталонии. Местная оппозиция осталась в стороне во время воссоединения НКТ на майском конгрессе 1936 г. в Сарагосе. В одном из докладов на этом конгрессе отмечалось, что лидеры сабадельской группы «полностью продались Коммунистической партии и большевизированному ВСТ». В результате «для НКТ была потеряна некогда сильная федерация, насчитывавшая 12 тысяч членов»63.

Пальмиро Тольятти часто сообщал в Москву об отсутствии у испанских коммунистов опоры в рабочем классе и преобладании непролетарских элементов в их собственных рядах. Он, например, признавал, что ОСПК была «по преимуществу мелкобуржуазной»64.

В другом месте он отметил, что у КПИ «слаба связь с фабриками»65. Он также сообщал своему начальству в Коминтерне:

«Нельзя забывать… что связь с массами, особенно во внутренних районах, всегда была одной из слабейших сторон партии»66и что в Мадриде партия была «оторванной от масс, крайне сектантской… с весьма сильной тенденцией к бюрократизации»67. Наконец, Тольятти отмечал, что, в противоположность Социалистической партии, исполком которой в большинстве своём состоял из профсоюзных активистов, в политбюро КПИ не было профсоюзных работников68.

Особенно в этом отношении Тольятти критиковал руководство ОСПК. Он осуждал отказ этой партии бороться против легальных сельских синдикатов, которые должны были обладать монополией на продажу выращенных крестьянами продуктов и которые, по его утверждению, наживались на этих продуктах за счёт крестьян: «Многие местные руководители партии, бывшие члены реакционных организаций, спекулировали, как и все остальные. Так же поступали и в руководстве»69.

Говоря о ситуации на республиканской территории в центральной Испании, оставшейся после захвата Каталонии силами Франко, Тольятти отмечал, что «гонения» на коммунистов «подпитывались снизу вспышкой ненависти к нашей партии и мстительности со стороны кабальеристов, анархистов, провокаторов и прочих». Он вновь подчёркивал слабость партийных «контактов с массами»70.

Использование сталинистами силы против революции

Сталинисты с готовностью использовали против революции силу, когда для этого представлялся удобный случай. Их растущее влияние в военной иерархии и реорганизованных полицейских силах Республики, наряду с расширением агентуры ГПУ в лоялистской Испании, открывало для них много возможностей в этом плане.

В предыдущих главах мы рассматривали нападения на сельские коллективы, произведённые весной 1937 г. под руководством сталинистов военными и полицейскими частями в Леванте и Кастилии. Мы также говорили о разгоне коллективов в Арагоне коммунистическими войсками под командованием Листера, одновременно с отстранением от власти Совета Арагона.

Но сталинисты применяли силу против своих противников не только в сельских районах. После Майских дней в Барселоне прошла волна арестов, исчезновений, убийств и даже состоялся большой показательный процесс, организованный с подачи сталинистов. Методы, которые Сталин использовал в ходе Большой чистки в Советском Союзе, в заметной степени были перенесены на республиканскую Испанию и применялись всю оставшуюся часть Гражданской войны. Поумистский лидер Хулиан Горкин писал: «В течение тех полутора лет, которые мне пришлось провести в тюрьмах Мадрида, Валенсии и Барселоны… я столкнулся с тысячами левых социалистов, анархо-синдикалистов из НКТ и ФАИ, поумистов, бывших милиционеров и интербригадовцев. Иначе говоря, это были антифашисты и антисталинисты. В тюрьмах можно было воочию увидеть – лучше, чем на улицах, – хладнокровное убийство испанской революции…»71

Политическая борьба между сталинистами и их революционными оппонентами

В своём стремлении к абсолютной власти в Испанской республике сталинисты неизбежно должны были встретить сильное сопротивление. Против них выступали анархисты из НКТ–ФАИ, представлявшие собой наиболее многочисленный политический элемент на лоялистской территории; фракция Социалистической партии, возглавляемая Франсиско Ларго Кабальеро; Рабочая партия марксистского единства (ПОУМ), действовавшая в Каталонии, Валенсии и некоторых других местах. Коммунистам противостоял даже значительный сегмент правого крыла Социалистической партии, который если и не относился к революции положительно, то всё же не хотел установления просталинской диктатуры в Республике.

Сталинисты мудро решили в первую очередь атаковать самого слабого противника – ПОУМ. Вначале они развязали против неё яростную кампанию, в результате которой она в декабре 1936 г. была выведена из правительства Каталонии, а затем с ещё большей ожесточённостью продолжили своё наступление, стремясь поставить ПОУМ вне закона – чего им удалось добиться после Майских дней 1937 г. в Барселоне.

Следующей жертвой в борьбе сталинистов за власть стало левое крыло Социалистической партии во главе с Ларго Кабальеро. Вначале он был вынужден оставить должности премьер-министра и военного министра. Далее сталинистам удалось расколоть Всеобщий союз трудящихся и вновь воссоединить его уже под руководством противников Ларго Кабальеро. Сам «Старик» фактически оставался под домашним арестом до окончания Гражданской войны.

Затем пришла очередь Индалесио Прието и его сторонников в рядах Социалистической партии. Хотя он сотрудничал с коммунистами при отстранении Ларго Кабальеро и был за это награждён должностью министра обороны, он пытался ограничить влияние коммунистов – как испанских, так и советских – в республиканских вооружённых силах, что привело к его уходу из правительства в марте 1938 г. и фактической высылке из страны.

Даже основные регионалистские партии, баскские националисты и каталонские левые республиканцы, были вытеснены из республиканского правительства за несколько месяцев до окончания войны, в результате политики, навязанной сталинистами и их верным слугой, премьер-министром Хуаном Негрином.

Наконец, были анархисты. Они во всех отношениях оставались наиболее серьёзными соперниками сталинистов, и победа над ними оказалась далеко не такой полной, как над ПОУМ, социалистами Ларго Кабальеро и Прието и регионалистами. Открытой конфронтации с анархистами, как с другими антисталинскими группами, не происходило вплоть до последнего месяца войны. Как мы видели в предшествующих главах, анархистам удалось сохранить контроль над значительной частью сельской и городской экономики лоялистской Испании до окончания конфликта. Они продолжали контролировать значимую долю вооружённых сил Республики и оставались силой, с которой приходилось считаться, в политике Республики.

Конечно, в течение 32 месяцев Гражданской войны положение анархистов резко менялось от одного периода к другому. С июля по декабрь 1936 г. они были доминирующей силой в Каталонии, а также в Арагоне, где их преобладание сохранялось и после Майских дней 1937 г. Они разделяли с левыми социалистами власть в Леванте в первый год войны и в Астурии до окончания боевых действий. Они не участвовали во власти в Стране Басков, после создания здесь автономной республики, а в Мадриде их влияние было существенно слабее, чем у сталинистов и их союзников, в течение большей части войны, хотя в некоторых других районах Центра оно было более широким. Кроме того, с ноября 1936 г. по май 1937 г. они входили в республиканское правительство Франсиско Ларго Кабальеро и поддерживали премьера в его борьбе против растущего влияния сталинистов.

С декабря 1936 г. до Майских дней 1937 г. анархисты находились в обороне в Каталонии и подвергались усиливавшимся нападкам сталинистов по всей лоялистской Испании. После Майских дней они были выведены из республиканского и каталонского правительств, а в августе был уничтожен их режим в Арагоне. Можно сказать, что после Майских дней им пришлось вести отчаянную борьбу за сохранение хотя бы минимального влияния в политических делах и упорно защищать свой ослабевающий контроль над экономикой.

Тем не менее можно не сомневаться в том, что борьба между сталинистами и анархистами была важнейшим фактором во внутренней политике Испанской республики в период Гражданской войны. Герберт Мэттьюс, корреспондент «The New York Times» на лоялистской территории во время войны, подтвердил это ещё в августе 1937 г.:

«Важно то, что коммунисты здесь ведут мощную пропагандистскую кампанию против анархистов, а анархисты, после трёхмесячного затишья, теперь подают признаки сопротивления. Политическое развитие республиканской Испании можно почти полностью объяснить с точки зрения этого соперничества; даже исход гражданской войны может зависеть от её результатов»72.

Одним из наиболее пагубных – с точки зрения анархистов – последствий длительной борьбы со сталинистами был усиливающийся раскол в самом анархическом движении. Национальный комитет НКТ по-прежнему был готов идти на одну уступку за другой, очевидно, надеясь сохранить то, что можно было сохранить. Руководство Федерации анархистов Иберии и «Либертарной молодёжи», с другой стороны, к середине 1938 г. считало, что уступок уже достаточно, и призывало всеми силами сопротивляться наступлению коммунистов и премьер-министра Хуана Негрина. В итоге, хотя в рядах либертариев не произошло формального раскола, в последние месяцы войны внутри движения велась жаркая полемика.

Финальное столкновение между сталинистами и анархистами произошло в начале марта 1939 г., когда было свергнуто правительство Негрина и создан Национальный совет обороны. Именно анархические в своей основе войска защищали Совет от нападений коммунистических сил. Анархисты сыграли важную роль в планировании и осуществлении переворота, направленного на смещение Негрина и получившего поддержку практически всех остальных политических групп – социалистов, республиканцев и прочих, – а также многих оставшихся кадровых офицеров, включая генерала Миаху, одно время состоявшего в Коммунистической партии73.

Заключение

Анархисты были важными участниками политических событий в республиканской Испании во время Гражданской войны. На начальном этапе войны они де-факто обладали властью в Каталонии и Арагоне, а в Леванте и Астурии они делили её с социалистами. В этот же период они на местном уровне осуществляли власть и в других регионах Республики.

Решив в первые дни войны не пытаться осуществлять власть самостоятельно, проделав значительную переоценку ценностей, они в итоге решили войти в конституционные правительства на региональном и национальном уровнях. Этот шаг, без сомнения, представлял собой фундаментальный разрыв с основами их философии, но он стал необходимостью в условиях войны и стремления сталинистов к абсолютной власти в Республике. Мы уже рассматривали второй важнейший идейный компромисс, на который они пошли примерно в это же время, – превращение милиционеров в солдат новой регулярной армии.

Анархисты были самым значительным элементом среди тех, кто сопротивлялся продвижению сталинистов к установлению их собственной диктатуры в лоялистской Испании. Хотя действия сталинистов смогли вызвать разногласия в рядах анархистов, им не удалось окончательно сокрушить либертариев. Они продолжали вести арьергардные бои, чтобы защитить свои сельские и городские коллективы, своё (заведомо ограниченное) место в командовании вооружёнными силами и свой голос в национальной политике.

Можно лишь размышлять о том, как подействовал на окончательный исход Гражданской войны этот порыв сталинистов к власти, на отражение которого анархистам пришлось потратить столько сил и времени. Анархический автор Ласарильо де Тормес, писавший в конце 1937 г., так прокомментировал действия правительства Негрина:

«Упрямая борьба, которую продолжает это правительство, чтобы удержаться у власти, ущемляет общественное мнение и рабочие организации в их самых насущных интересах; либо оно, с невыносимым равнодушием, позволяет другим организациям, ещё более непопулярным, чем само правительство, поступать так же. Сначала оно противостоит международному мнению при похищении Нина; потом оно отталкивает от себя ВСТ в результате гнусной кампании против Ларго Кабальеро; и наконец, оно вызывает гнев НКТ уничтожением её коллективов и злоупотреблениями, творящимися на свободной территории Арагона. Непосредственным результатом всего этого является растущая враждебность в народе, против которой правительство принимает новые меры защиты, которые увеличивают его непопулярность и недовольство остальных, приводя лишь к порочному кругу… А война? Война… практически забыта в этом нагромождении споров»74.

Конечно, жестокие гонения сталинистов на сельские коллективы в Арагоне и их попытки сделать то же в Леванте и Кастилии неизбежно должны были дезориентировать крестьян – не говоря уже о том, что было сорвано выполнение ими задач по обеспечению Республики необходимым продовольствием. Аналогично, постоянные попытки сталинистов уничтожить, правительственными постановлениями, хитростью и иногда силой, городские коллективы, созданные рабочими в первые недели войны, не могли иметь другого результата, кроме снижения энтузиазма членов коллективов по отношению к республиканскому режиму и срыва выполнения экономических задач коллективов.

К концу 1938 г. помощь Республике со стороны Советского Союза – которая считалась главной заслугой сталинистов и которую они если не явно, то намёками угрожали прекратить, если их требования не будут выполняться, – уже почти не оказывалась. Во второй половине 1938 г. советские поставки сократились до тонкой струйки, интернациональные бригады, сформированные Коминтерном, были отозваны, и Испанской республике оставалось надеяться только на собственные ресурсы.

К тому времени Сталин утратил интерес к поддержке испанского республиканского дела. Он шёл к «соглашению» с гитлеровской Германией, которого наконец достиг на третьей неделе августа 1939 г. Однако даже на последнем этапе Гражданской войны, после захвата Каталонии войсками Франко, Сталин, действуя через Коминтерн и Коммунистическую партию Испании, продолжал затягивать эту, к тому времени безнадёжную, борьбу, ожидая, что Испанская республика ещё сможет послужить пешкой в той сложной игре, которую он вёл с Великобританией и Францией, с одной стороны, и Адольфом Гитлером – с другой.

Часть V. Роль анархистов в политике республиканской Испании

25. Анархисты в правительстве Каталонии (июль – декабрь 1936 г.)

Начиная с подавления военного мятежа в Каталонии 20 июля 1936 г. и до начала декабря того года политическое влияние НКТ–ФАИ в Каталонии было преобладающим. В первые несколько недель они занимали ведущее положение в Центральном комитете антифашистской милиции, который являлся действующим правительством региона, хотя Хенералидад Каталонии, возглавляемый президентом Луисом Компанисом, продолжал существовать в качестве теневого режима. В дальнейшем, после формального вхождения в правительство Хенералидада в конце сентября, анархисты продолжали господствовать в региональном правительстве до того, как оно было реорганизовано в декабре 1936 г. После этого анархистам пришлось перейти к обороне.

Первая встреча анархических лидеров с Компанисом

Едва затихли бои на улицах Барселоны, как, ближе к вечеру 20 июля, президент Каталонии Луис Компанис позвонил в региональную штаб-квартиру Национальной конфедерации труда и попросил прислать делегацию во дворец Хенералидада. Группа, состоявшая из Хосе Асенса из Регионального комитета, Аурелио Фернандеса, Буэнавентуры Дуррути, Хуана Гарсии Оливера и Диего Абада де Сантильяна, отправилась во дворец и встретилась с президентом.

В своих мемуарах Хуан Гарсия Оливер изложил содержание дискуссии между Компанисом и лидерами НКТ:

«Компанис признал, что мы, барселонские анархо-синдикалисты, в одиночку разгромили мятежную армию. Он заявил, что к нам никогда не относились так, как мы заслуживали, и что нас несправедливо преследовали. Что теперь, как хозяева города и Каталонии, мы можем решать, принять ли его предложение о сотрудничестве или отослать его домой. Но если мы думаем, что он всё же может оказаться полезным в борьбе, которая, даже если она определённо завершилась в городе, неизвестно когда и неизвестно как завершится в остальной Испании, то мы можем рассчитывать на него, на его верность как человека и политика, не сомневаясь в том, что унизительное прошлое закончилось и что он искренне желает, чтобы Каталония шествовала во главе наиболее социально развитых стран»1.

Они согласились, что он останется главой Хенералидада.

Далее Компанис сказал, что, если анархисты не возражают, он займётся созданием Комитета антифашистской милиции, «который возьмёт на себя руководство борьбой в Каталонии». Он добавил, что, имея в виду такую возможность, он уже пригласил к себе лидеров других партий и организаций, участвовавших в борьбе против мятежных войск 19–20 июля2.

По версии коммунистов, анархисты сами предложили создать этот комитет3. Это представляется весьма маловероятным, так как позднее многие в рядах НКТ говорили о нежелательности создания такого органа вместо официального провозглашения власти анархистов в Каталонии, фактически существовавшей на тот момент, причём сам Гарсия Оливер стоял во главе группы, выступавшей против Центрального комитета милиции. Версия, представленная Гарсией Оливером, который находился в центре событий, кажется более заслуживающей доверия, чем версия коммунистических лидеров, которых там не было.

После этого Компонис провёл лидеров НКТ в соседнюю комнату, где находились Хуан Коморера из Социалистического союза Каталонии, Рафаэль Видьелья из каталонского отделения Испанской социалистической рабочей партии, Вентура Гасоль из «Левых республиканцев Каталонии», Рамон Пейпок из «Каталонского республиканского действия», Андрес Нин из Рабочей партии марксистского единства (ПОУМ) и Хосе Кальвет из крестьянской организации – Союза рабасайрес4. Коммунистическая история Гражданской войны утверждает, что собравшиеся политики договорились о создании нового правительства Народного фронта в Каталонии, в котором должны были участвовать все представленные на встрече партии и организации5. Однако нет никаких указаний на то, что тогда анархическим лидерам было сделано такое предложение. Их встреча с собравшимися политиками свелась к рукопожатиям и обмену любезностями.

Затем анархические лидеры удалились и провели короткое совещание. После этого Гарсия Оливер от имени делегации сообщил Компанису, что они пришли только для того, чтобы выслушать его, а не чтобы вести какие-либо переговоры, поскольку они не имели представления о том, что́ он собирается предложить. Гарсия Оливер сказал президенту, что они вернутся в региональную штаб-квартиру НКТ и обсудят его предложения с Региональным комитетом.

После недолгого заседания Регионального комитета было решено телефонировать Компанису о том, «что учреждение Комитета антифашистской милиции Каталонии одобрено в принципе, если достигнуто соглашение о его составе, и что для окончательного ответа нужно дождаться решения Пленума местных и комаркальных организаций, который должен пройти 23-го…» Было решено, что Аурелио Фернандес, Буэнавентура Дуррути и Хуан Гарсия Оливер будут продолжать переговоры о характере создаваемого Комитета милиции с Компанисом и представителями различных партий и групп, пока НКТ не вынесет окончательное решение об участии или неучастии в нём6.

Пленум 23 июля 1936 года

Через три дня после встречи анархических лидеров с президентом Компанисом состоялся судьбоносный пленум анархистов. Это собрание делегатов от всех местных и комаркальных организаций НКТ и ФАИ в Каталонии приняло решение, определявшее направление и политику либертарного движения на протяжении следующих двух с половиной лет. По существу, практически все политические шаги движения вплоть до падения Республики вытекали из основополагающего решения, принятого на пленуме 23 июля 1936 г.

Заседание проходило в здании, которое анархисты конфисковали под свою барселонскую штаб-квартиру. Это был особняк ведущей каталонской организации собственников – «Развитие национального труда» (Fomento del Trabajo Nacional), располагавшийся на улице Лаетана, в полутора кварталах от кафедрального собора в центре города; теперь здесь разместились местные комитеты НКТ и ФАИ, их региональные комитеты, а также Полуостровной комитет ФАИ и комитеты «Либертарной молодёжи» и Союза свободных женщин.

Основной вопрос пленума сводился к тому, должны ли анархисты взять власть в Каталонии и установить либертарный коммунизм или им следует утвердить решение об участии в Комитете антифашистской милиции и тем самым согласиться разделить власть (в большей или меньшей степени, смотря по обстоятельствам) с другими организациями и партиями, объединившимися против военных мятежников и вставшими на защиту Республики. Безусловно, это был самый значительный вопрос из тех, что могли волновать каталонских – и испанских – анархистов.

Первой в пользу взятия власти высказалась комаркальная делегация Бахо-Льобрегата. Её представитель, как он сам заявил, «понял, что с Комитетом милиции продвижение к социальной революции будет остановлено… Он предложил отозвать делегатов НКТ и ФАИ и продолжать революцию вплоть до установления либертарного коммунизма, что соответствует решениям организации и её принципам и идеологическим целям».

Хуан Гарсия Оливер поддержал предложение делегации Бахо-Льобрегата, утверждая, что Компанис и другие партии и группы смотрят на Комитет антифашистской милиции как на «второсортный полицейский комиссариат». Он доказывал, что «ошибки могут и должны быть исправлены», и добавил:

«…Революционный процесс приобрёл такую глубину, что это обязывает НКТ весьма серьёзно задуматься, так как, будучи главным элементом в революционном лагере, она не может оставить революцию без контроля и руководства, поскольку это создаст обширный вакуум, как в России в 1917 г., которым воспользуются марксисты всех направлений, чтобы взять на себя руководство революцией и уничтожить нас».

В заключение Гарсия Оливер сказал: «Настал момент с полной ответственностью завершить то, что было начато 18 июля, отбросить Комитет милиции и подтолкнуть события, чтобы, впервые в истории, анархо-синдикалистские профсоюзы пошли до самого конца и построили либертарно-коммунистическую жизнь по всей Испании».

Федерика Монсень, Диего Абад де Сантильян, Мариано Васкес («Марианет») выступили против позиции Бахо-Льобрегата и Гарсии Оливера, каждый со своими аргументами. Монсень сказала, что «её совесть анархиста не позволит ей согласиться… идти до конца, как предложил Гарсия Оливер, поскольку это означало бы установление анархической диктатуры, которая не могла бы быть анархической именно потому, что это была бы диктатура».

Диего Абад де Сантильян утверждал, что любая попытка анархистов «пойти до конца» оказалась бы недолговечной. Он говорил, что зарубежные державы непременно организуют блокаду Каталонии, и упомянул о нахождении британских кораблей в гавани Барселоны, что указывало на возможность вооружённой интервенции. Он призвал продолжить сотрудничество в Комитете милиции, «воздержавшись на данный момент от осуществления либертарного коммунизма на практике».

Марианет также высказался за то, чтобы продолжать участие в Комитете милиции, «не прекращая фактического правления с улиц». Он сходным образом выступил против «компрометирования организации диктаторскими методами, как произойдёт в случае, если НКТ пойдёт до конца…»

Делегат из Бахо-Льобрегата и Гарсия Оливер, в свою очередь, ответили на аргументы Монсень, Абада де Сантильяна и Марианета. Однако они больше ни от кого не получили поддержки. Многие обратили внимание, что Буэнавентура Дуррути, который также присутствовал, не участвовал в дебатах ни на одной стороне, хотя до тех пор он был весьма близок к Гарсии Оливеру.

Наконец вопрос был поставлен на голосование. Единственной делегацией, которая проголосовала за предложение Бахо-Льобрегата выйти из Комитета милиции и немедленно приступить к установлению либертарного коммунизма, была сама делегация Бахо-Льобрегата. За предложение продолжить участие в Комитете милиции, внесённое затем Диего Абадом де Сантильяном, проголосовали все остальные делегации.

Однако драма июльского пленума на этом не закончилась. После его окончания члены группы «Мы» ФАИ, включавшей таких видных анархистов, как Гарсия Оливер, Дуррути, Грегорио Ховер, Рикардо Санс, Антонио Орти́с, Доминго и Хоакин Аскасо и Мигель Гарсия Виванкос, собрались в штаб-квартире Комитета милиции. На этом собрании Хуан Гарсия Оливер предложил, чтобы милиционеры, которых Дуррути был должен возглавить на следующий день, немедленно захватили главные правительственные здания и объекты инфраструктуры Барселоны и провозгласили либертарный коммунизм. Буэнавентура Дуррути выступил против, говоря, что до возвращения Сарагосы и установления анархического контроля над Арагоном это будет несвоевременным. Очевидно, никто из остальных присутствующих не поддержал предложение Гарсии Оливера, и возможность «идти до конца» более не рассматривалась.

Вероятно, лучше всего значение решения, принятого анархистами 23 июля 1936 г., выразил сам Гарсия Оливер:

«Между социальной революцией и Комитетом милиции организация выбрала Комитет милиции. Время должно было рассудить, кто был прав: большинство Пленума… или комарка Бахо-Льобрегат, которая вместе со мной настаивала на продолжении социальной революции в условиях как никогда многообещающих»7.

Безусловно, решение каталонских анархистов является лучшим опровержением утверждения некоторых их оппонентов, в особенности сталинистов, о том, что во время Гражданской войны анархисты стремились установить собственную диктатуру. Такие утверждения встречаются и в коммунистической истории Гражданской войны под редакцией Долорес Ибаррури и других: «Побуждаемые желанием осуществить свою “революцию”, анархисты, вместо того чтобы полностью включиться в войну против фашизма, готовились установить свою гегемонию над остальными рабочими и демократическими силами, накапливая и скрывая в тылу огромное количество оружия; там, где они могли установить диктатуру комитета ФАИ, они отказывались признавать Народный фронт и существование республиканского правительства». По словам Ла Пасионарии и её коллег, они стремились к «установлению анархической диктатуры по всей Испании»8.

Франк Еллинек, который в целом больше сочувствовал сталинистам, чем анархистам, опровергал это утверждение испанских коммунистов. Он писал в середине 1937 г.:

«У анархистов была власть. Они не стали её использовать. Они ещё стояли на распутье и, отказываясь от предложенной Компанисом ведущей роли в Хенералидаде, они тем не менее не стали уничтожать Хенералидад»9.

Учреждение Центрального комитета антифашистской милиции

Тем временем, прежде чем анархисты приняли окончательное решение об участии в Комитете антифашистской милиции, этот орган уже принял свою форму. Фактически его первое заседание состоялось поздним вечером 20 июля, и на нём, по-видимому, присутствовали Хуан Гарсия Оливер, Буэнавентура Дуррути и Аурелио Фернандес от НКТ, Хосе Таррадельяс, Артемио Айгуадер и Хайме Миравильес от «Левых республиканцев Каталонии» (ЭРК), Рамон Пейпок от «Каталонского республиканского действия», Хуан Коморера от Социалистического союза Каталонии, Рафаэль Видьелья от ВСТ и Испанской социалистической партии и Хулиан Горкин от Рабочей партии марксистского единства (ПОУМ). На этом заседании Хосе Таррадельяс предложил исключить из Комитета экстремистскую партию «Эстат Катала», поскольку её лидер Хосе Денка́с (который сыграл ведущую роль в восстании в октябре 1934 г.) проявил фашистские симпатии, найдя себе убежище в Риме. По предложению Гарсии Оливера было решено официально образовать Комитет милиции в составе трёх представителей НКТ, трёх – ВСТ, трёх – ЭРК, двух – ФАИ и по одному – от «Каталонского действия», ПОУМ, социалистов и крестьянской организации рабасайрес10.

Однако президент Луис Компанис, невзирая на то, что он говорил лидерам НКТ 20 июля, не собирался допустить, чтобы Комитет антифашистской милиции стал второй властью наряду с каталонским Хенералидадом. Это ясно давал понять декрет, опубликованный в официальном бюллетене Хенералидада 22 июля. Декрет провозгласил создание «гражданской милиции для защиты Республики», назначил Энрике Переса Фарраса командующим милицией, а Луиса Пруне́са – уполномоченным по обороне Каталонии и объявил, что «создаётся комитет гражданской милиции по координации и управлению, состоящий из делегата, назначенного советником по внутренним делам, другого делегата, назначенного генеральным комиссаром общественного порядка, и представителей профессиональных и политических организаций, участвующих в борьбе против фашизма»11. Очевидно, что в представлении Компаниса Комитет милиции должен был быть полностью подчинён правительству Хенералидада.

Однако анархисты были категорически несогласны с этим. Они ясно дали понять это на заседании Центрального комитета антифашистской милиции, которое прошло позднее в тот же день – и участники которого, за исключением анархистов, были более низкого ранга в своих организациях, чем те, кто присутствовал на первом заседании двумя днями ранее. Когда Луис Прунес попытался руководить ходом заседания, Гарсия Оливер незамедлительно бросил ему вызов:

«Я сухо оборвал его, сказав, что собравшиеся здесь пришли не для того, чтобы обсуждать гражданскую милицию, о которой мы ничего не знаем, а чтобы организовать Комитет антифашистской милиции Каталонии, что было в принципе решено после краткого обмена мнениями между представителями НКТ и президентом Хенералидада, с согласия лидеров остальных антифашистских секторов Каталонии».

После этого Гарсия Оливер представил проект декрета о Комитете антифашистской милиции, состоявший из семи пунктов. После продолжительного обсуждения этот декрет был принят делегатами. В первом пункте говорилось: «Устанавливается революционный порядок, поддерживать который обязуются все организации, входящие в этот комитет». Последующие пункты декрета определяли, какие революционные полицейские силы будут находиться в подчинении комитета, и уполномочивали все группы, участвующие в комитете, открыть «центры вербовки и обучения» милиционеров. Заключительный пункт гласил:

«Комитет надеется, что, принимая во внимание необходимость установить революционный порядок для противостояния фашистским формированиям, ему не потребуется прибегать к дисциплинарным мерам, чтобы добиться подчинения»12.

Когда эта резолюция была принята, собрание обратилось к другим текущим делам. Прежде всего, нескольким членам Комитета были поручены определённые функции. Хуан Гарсия Оливер был назначен главой Военного отдела; Аурелио Фернандес, также член НКТ, был назначен главой Отдела внутренней безопасности; Дуррути был назначен руководителем транспорта. Хайме Миравильеса из ЭРК назначили главой пропаганды; Хосе Торренса из Союза рабасайрес сделали ответственным за снабжение. Одновременно Хосе Ансенс из НКТ и Тома́с Фа́брегас из партии «Каталонское действие» были прикреплены к Отделу внутренней безопасности, а Диего Абад де Сантильян стал помощником в Военном отделе, отвечавшем за организацию милиции.

Затем перешли к обсуждению угрозы, которую создавал захват мятежниками большей части Арагона. Было решено, что первой военной задачей Комитета станет отправка колонны милиции в Арагон, для возвращения Сарагосы и Уэски. Буэнавентура Дуррути вызвался организовать и возглавить эту колонну, и Комитет согласился с этим, также назначив майора Энрике Переса Фарраса техническим советником колонны. Вследствие этого Региональный комитет НКТ должен был избрать на место Дуррути нового члена Комитета милиции, и он выбрал Маркоса Алькона из синдиката стекольной промышленности13.

Таким образом, по инициативе анархистов, входивших в него, Центральный комитет антифашистской милиции де-факто конституировался как действующее правительство Каталонии. Это положение сохранялось до 27 сентября 1936 г.

Характеристика Центрального комитета антифашистской милиции

Нет сомнений в том, что с 20 июля по 27 сентября реальная власть в Каталонии находилась в руках Центрального комитета милиции. Хотя правительство президента Компаниса продолжало действовать и издавать декреты, его решения не имели никакой силы, если не были утверждены Комитетом милиции.

Я лично убедился в этом при одном случае, который был незначительным, но тем не менее показательным. Примерно через месяц после начала Гражданской войны я несколько дней пробыл в Барселоне. У меня был небольшой ящичный фотоаппарат, и мы с моим гидом считали, что будет неплохо получить официальное разрешение на его использование. Вначале мы отправились за этим в городской совет Барселоны. Там нам сказали, что они не уполномочены давать такие разрешения, и посоветовали пойти в Хенералидад. Там нам также ответили, что у них нет соответствующих полномочий, и предложили обратиться в Центральный комитет милиции.

В Центральном комитете милиции ни секунды не сомневались в том, что у них есть полномочия разрешить мне использовать мою фотокамеру. После того, как я согласился передать им через своего гида использованную мной плёнку – которую они обещали отослать мне после проявки (и они выполнили это обещание), – я получил документ, подписанный Хайме Миравильесом как заведующим пропагандой Комитета милиции, дававший мне право использовать фотокамеру когда угодно.

Первые два месяца Гражданской войны именно Центральный комитет милиции выполнял практически все правительственные функции в Каталонии. Диего Абад де Сантильян говорил:

«Комитет милиции одновременно был военным министерством в условиях войны, министерством внутренних дел и министерством иностранным дел и вдохновлял аналогичные органы в экономическом и культурном секторах»14.

Именно Комитет организовывал и отправлял на фронт в Арагоне – а также Леванте и Мадриде – формирования милиции, обеспечивал их снабжение и стремился централизовать руководство ими. Именно Комитет взял на себя инициативу создания Совета экономики Каталонии, пытавшегося упорядочить экономическую жизнь региона и реорганизовать его школьную систему. В предыдущих главах мы рассматривали военный, экономический и образовательный аспекты деятельности Комитета антифашистской милиции, некоторые решения которого получили правовую основу в декретах Хенералидада Каталонии.

Другой первоочередной заботой Комитета было поддержание общественного порядка. Для анархистов это было особенно трудной задачей, в силу укоренившегося неприятия государственной власти, которую им фактически пришлось осуществлять.

Хотя Штурмовая и Гражданская гвардия бок о бок с рабочими боролась против мятежа 18–20 июля и некоторые её части сохранили свой личный состав, она в значительной степени была деморализована и дезорганизована. Полицейские функции в первые месяцы Гражданской войны в основном ложились на так называемые контрольные патрули (patrullas de control), созданные профсоюзами и политическими группами, участвовавшими в уличных боях15.

В этих патрулях находилось 700 человек, среди которых 325 были из НКТ, 145 – из ВСТ, 45 – из ПОУМ и 185 – из ЭРК. Они действовали под наблюдением 11 секционных делегатов (четырёх от НКТ и ЭРК и трёх от ВСТ), а Хосе Асенс из НКТ был генеральным секретарём организации. Контроль над работой патрулей осуществлял Аурелио Фернандес, член Комитета милиции, отвечавший за общественный порядок. Довольное долгое время существовали также полицейские отряды, сформированные различными партиями и профсоюзными группами.

Вскоре была организована и судебная система. В Барселоне были созданы Комитет юстиции Каталонии и Юридическое бюро, возглавляемые Эдуардо Барриоберо и Анхелем Самбланкой, двумя адвокатами, входившими в НКТ. В Таррагоне, Хероне и Ле́риде были учреждены революционные трибуналы, состоявшие из непрофессионалов, обычно рабочих. Сесар Лоренсо отмечает:

«Эти органы оформляли браки и разводы, рассматривали гражданские и коммерческие споры, призывали к ответу нарушителей и заведовали тюрьмами, судили мятежников, подозреваемых и безответственных людей и т.д.»16.

Аналогичным образом была организована охрана порядка на местах в остальной Каталонии, стараниями новых муниципальных властей, созданных после 20 июля. В том, что касалось полицейских функций, полномочия Комитета антифашистской милиции не выходили далеко за границы столичного города17.

В то время и впоследствии, стремясь дискредитировать анархистов и особенно их роль в Каталонии в первые месяцы войны, коммунисты рисовали работу этих патрулей самыми мрачными красками. Так, Хесус Эрнандес пишет о «зловещем окрике “стой!” контрольного патруля, арестах, тщательном поиске среди документов билета ОСПК или ВСТ с целью расправы», пишет, что «по утрам в предместьях города находили трупы убитых», и утверждает, что более 200 работников трамвая и автобусного транспорта были убиты патрульными18.

Сами анархисты опровергали подобные заявления. Диего Абад де Сантильян говорил об этой импровизированной полиции:

«Мы не защищаем институт патрулей, как не защищали мы гражданскую или штурмовую гвардию. Но они обладали чувством гуманности и ответственности, благодаря которому они оставались верны защите нового революционного порядка. Со временем они, возможно, стали бы всего лишь ещё одним полицейским корпусом, но клевета, которой они подвергались, была бездоказательной… Население, пережившее первые десять месяцев революции в Каталонии, подтвердит эту разницу в сравнении с репрессивными методами, которые стали применяться после, при “порядке”, установленном Прието, Негрином, Сугасагойтией, с пыточными камерами Коммунистической партии и Главного управления безопасности…»19

Абад де Сантильян настаивал, что Комитет милиции и, в частности, анархисты подвергали наказаниям тех патрульных, которые злоупотребляли своей властью. Он ссылается по крайней мере на два случая, когда анархисты, пользовавшиеся известностью на местах, были казнены за подобные злоупотребления20.

Влияние анархо-синдикалистов в Комитете милиции было всецело преобладающим. Франц Боркенау в своих дневниковых записях о первом посещении революционной Испании в августе 1936 г. отмечал:

«В Барселоне правит, кроме прежней региональной администрации каталонского Хенералидада, новый Центральный комитет милиции… составленный, на основе паритета, из представителей всех антифранкистских политических партий и профсоюзов, но фактически в нём преобладает влияние анархистов…»21

Разумеется, президент Компанис не был доволен тем, что Хенералидад был оттеснён на задний план Центральным комитетом милиции, что он и демонстрировал при случае. Хуан Гарсия Оливер вспоминал, как однажды Компанис без предупреждения явился на заседание Комитета и обвинил его в неспособности поддерживать общественный порядок:

«Я обязан заявить вам, что если вы неспособны восстановить порядок… то я сделаю это средствами, находящимися в моём распоряжении».

Как отмечает Гарсия Оливер, стоял вопрос: «…Кто отныне будет управлять, правительство Хенералидада со своими штурмовыми гвардейцами или Комитет милиции со своими милиционерами». Он сам, не вставая с места, ответил:

«Нам лучше сделать вид, что мы не слышали тебя, Компанис. У нас много работы. Враг у ворот Каталонии. Всего хорошего!» Компанис «стоял ошеломлённый. С этого момента было чётко установлено, что именно Комитет антифашистской милиции будет направлять судьбы Каталонии»22.

1 августа, с явной целью расколоть Комитет милиции, президент Компанис назначил новый кабинет во главе с Хуаном Казановасом, спикером каталонского парламента, включавший представителей вновь образованной Объединённой социалистической партии Каталонии, а также рабасайрес. Однако, хотя Мариано Васкес, региональный секретарь НКТ, дал предварительное согласие на эти изменения в каталонском правительстве, Хуан Гарсия Оливер и другие анархисты в Комитете милиции отреагировали крайне негативно. Они потребовали провести повторную реорганизацию кабинета, исключив из него членов ОСПК. Новое правительство, созданное 6 августа и действовавшее до 27 сентября, включало девять советников от «Левых республиканцев Каталонии», одного – от «Каталонского действия», одного – от Союза рабасайрес и одного военного, полковника Фелипе Диаса Сандино23.

В какой-то момент президент Компанис и другие лидеры его партии, очевидно, подумывали о возможности задействовать полицейские силы и вырвать контроль над Каталонией из рук анархистов. Согласно Рональду Фрейзеру:

«Обсуждалось предложение собрать все подразделения Гражданской гвардии, остававшиеся в сёлах. До анархистов дошли слухи об этом плане: Миравильес и Таррадельяс от имени Хенералидада встретились с Дуррути, Гарсией Оливером и Мариано Васкесом из НКТ; те пришли вооружёнными».

По словам Хайме Миравильеса, которые приводит Фрейзер, анархисты сказали на этой встрече: «Если вы попытаетесь собрать Гражданскую гвардию, мы немедленно объявим всеобщую забастовку; Хенералидаду и лидерам ЭРК устроят бойню». Миравильес добавил:

«Они хорошо понимали, что план направлен против них, что эти силы будут использованы для борьбы с ними, чтобы отнять у них контроль над ситуацией, и они были готовы выполнить свою угрозу. Естественно, приказ Гражданской гвардии не был отдан»24.

Эти политические манёвры подчёркивали проблему, которая сохранялась значительную часть войны: отношения между анархистами и каталонскими националистами. Противостояние достигло кульминации в первые дни мая 1937 г., когда во время вооружённого конфликта Компанис и его соратники поддержали сталинистов в их борьбе с НКТ, которая закончилась отстранением анархистов от контроля над региональной политикой. Но, по иронии судьбы, это же сделало лидеров ЭРК фактическими заложниками сталинистов и привело к почти полному уничтожению автономии каталонского режима, которая была самым заветным стремлением каталонских лидеров.

Местные власти в Каталонии

Пока в Барселоне создавался Комитет милиции, разумеется с расчётом на то, что его контроль будет распространяться на всю Каталонию, новые революционные власти фактически были организованы на местном уровне по всему региону. Согласно Виктору Альбе:

«19–20 июля были сформированы комитеты, которые фактически установили свой контроль на местах. Они почти всегда создавались в здании муниципалитета, реквизировали автомобили, проводили аресты, изымали оружие, занимали здания, выдавали разрешения на проезд, размещали вооружённые посты на дорогах.

В некоторых местах – на чём особенно настаивали поумисты – эти комитеты формировались исключительно из представителей рабочих организаций, без делегатов ЭРК или “Каталонского действия”. В других местах, где поумисты были менее влиятельными, сэнэтисты соглашались на участие представителей республиканских партий. В Лериде, где ПОУМ была тем же, чем НКТ была в Барселоне – основной силой, – комитет состоял из представителей НКТ, ПОУМ и ОСПК. Жозип Родес из ПОУМ был председателем и комиссаром общественного порядка»25.

Однако Лерида являлась исключением. Сесар Лоренсо отмечает: «В целом, революционные комитеты формировались из представителей всех политических и профсоюзных групп, но либертарное влияние было преобладающим». Он говорит, что в некоторых случаях комитет полностью состоял из членов НКТ, а иногда НКТ даже не была представлена.

В качестве примера Лоренсо приводит местные комитеты Вика, Вальса и Бадалоны. В первый из них входили два члена от НКТ, один от ФАИ, по одному от ЭРК, ВСТ, ПОУМ и Союза рабасайрес. В Вальсе было пять членов комитета от НКТ, по два от ЭРК и Социалистического союза Каталонии и по одному от ВСТ и ПОУМ. Наконец, в Бадалоне в комитет входили пять либертариев (два от НКТ, два от ФАИ и один от железнодорожного союза), по одному представителю от Социалистической партии, Коммунистической партии и ВСТ (фактически три коммуниста), по одному от Союза рабасайрес, «Каталонского действия», «Эстат Катала» и ПОУМ и двое от ЭРК26.

В теории предполагалось, что местные комитеты будут уведомлять о своих решениях комаркальные комитеты, которые, в свою очередь, будут уведомлять о них Центральный комитет милиции в Барселоне, а Центральный комитет аналогичным образом будет передавать свои распоряжения через комаркальные комитеты местным. Однако, как замечает Сесар Лоренсо: «На деле власть Центрального комитета милиции была не слишком прочной. Местные комитеты подчинялись лишь самим себе, отношения между ними и Центральным комитетом оставались весьма неопределёнными…»27

Народная юстиция в революционной Каталонии

Во время существования Центрального комитета милиции и впоследствии, по крайней мере до майских событий 1937 г., в Каталонии действовала система народной юстиции. Санкционированная каталонским правительством, она заменила собой доиюльскую судебную систему в регионе.

Французская анархистка Рене Ламбере описывала народный суд Таррагоны, под юрисдикцией которого находилась данная провинция. Председательствовало в нём лицо, назначенное Хенералидадом Каталонии, было двое заседателей (хурадо), а также два обвинителя при суде. Заседатели и обвинители «назначались НКТ и ВСТ и политическими партиями. После утверждения Хенералидадом члены суда приступали к исполнению обязанностей». Им помогали секретари старого провинциального суда.

Следствие начиналось с того, что обвинители допрашивали обвиняемого, после чего выносили своё заключение перед судом, и этот орган классифицировал дело как «серьёзное, срочное и т.д.». Затем информация передавалась в антифашистский комитет того места, откуда был обвиняемый, и «запрашивались детали о его политико-социальной деятельности». После этого обвинитель и секретарь отправлялись на место, проводили заседание антифашистского комитета, изучали детали, относящиеся к делу, и просили двух членов каждой организации, представленной в антифашистском комитете, дать письменное заключение по делу. Когда они возвращались в суд, проводилось слушание с участием адвоката, выбранного обвиняемым.

Ламбере приводит два дела, которые были рассмотрены Таррагонским народным судом. По первому проходили три священника, которые обвинялись в содействии организации мятежа в Таррагоне; они были приговорены к смерти, но позднее помилованы. Вторым было дело старика, который совершил вооружённое ограбление в одном из городов провинции и утверждал, что взятые им деньги принадлежали местным землевладельцам, которые организовали в своём селе синдикат и от его имени собирали оброк с крестьян; суд признал его невиновным28.

Образование Объединенной социалистической партии Каталонии

В период Центрального комитета милиции произошло одно политическое событие, которое в будущем должно было получить большое значение, – создание новой сталинистской партии, Объединённой социалистической партии Каталонии (ОСПК). Она возникла через несколько дней после 19 июля, в результате объединения каталонских отделений испанских Социалистической и Коммунистической партий и двух небольших региональных партий – Социалистического союза Каталонии (ССК) и Каталонской пролетарской партии (КПП).

Первые попытки объединить в одну организацию марксистские и полумарксистские партии Каталонии были предприняты уже в марте 1935 г., вслед за поражением октябрьского восстания 1934 г. Тогда Рабоче-крестьянский блок (РКБ) – диссидентская коммунистическая партия, более или менее тесно связанная с Международной правой оппозицией и возглавлявшаяся Хоакином Маурином, – провёл с этой целью конференцию. На встрече присутствовали не только четыре группы, которые в конечном счёте сформировали ОСПК, но также сам РКБ и «Левые коммунисты Испании» (ИСЭ), возглавлявшиеся Андресом Нином и незадолго до этого ставшие испанской секцией Международной левой оппозиции Льва Троцкого.

Виктор Альба говорил, что единственными участниками этой мартовской конференции 1935 г., которые действительно заслуживали названия партии, являлись РКБ и ССК. Остальные были «крошечными группами».

Эти первые переговоры об объединении закончились провалом. С одной стороны, Социалистический союз Каталонии, возглавляемый Хуаном Коморерой, поддерживал тесную связь с «Левыми республиканцами Каталонии» Луиса Компаниса – Коморера входил в кабинет Компаниса – и поэтому не хотел участвовать в объединении, которое могло составить серьёзную конкуренцию ЭРК. С другой стороны, сталинисты не собирались объединяться ни с Блоком, ни с «Левыми коммунистами», так как и тех, и других они считали «отступниками» и «предателями».

Как следствие, единственное, чего удалось достичь до начала Гражданской войны, было объединение в октябре 1935 г. РКБ и ИСЭ, сформировавших новую Рабочую партию марксистского единства (ПОУМ)29.

Переговоры между четырьмя другими партиями продолжались в довольно вялой манере. Главным камнем преткновения в этих дискуссиях, очевидно, являлась интернациональная ориентация создаваемой партии. По понятным причинам, Коммунистическая федерация Каталонии хотела, чтобы новая партия вступила в Коммунистический Интернационал, тогда как председатель Каталонской федерации Испанской социалистической рабочей партии Рафаэль Видьелья, в то время убеждённый сторонник Ларго Кабальеро, считал, что она должна присоединиться к Социалистическому Рабочему Интернационалу, куда входила ИСРП.

Хуан Коморера, основная фигура в ССК, выступал против присоединения новой каталонской партии к какому бы то ни было Интернационалу. В свете последующего поведения Комореры как главы ОСПК, довольно любопытно, что, согласно Бернетту Боллотену, он, «как утверждали, говорил членам исполнительного комитета своей партии, что важно помешать коммунистам захватить новую организацию».

Несколько факторов в итоге привели к прекращению споров и формальному объединению четырёх небольших каталонских партий. Бернетт Боллотен наверняка прав, когда пишет, что «под действием революции их различия стирались. Лидеры четырёх партий понимали, что превращение НКТ и ФАИ в хозяев положения оставляет им мало надежды на выживание, если они не объединят свои силы». Он добавляет: «После жарких дебатов Хуан Коморера и Рафаэль Видьелья… сняли свои возражения против вступления в Коммунистический Интернационал, и новая партия была создана»30.

Даже после сведения всех четырёх групп в одно целое ОСПК изначально не была крупной партией. Боллотен подсчитал, что ко времени слияния ССК имел от 1 200 до 1 500 членов, Каталонская федерация ИСРП – от 600 до 700, Коммунистическая партия – «менее 400» и КПП – всего около 80. Однако он добавляет, что, по словам Луиса Кабо Хиорлы, члена Центрального комитета, ОСПК при своём создании насчитывала 5 000 членов31.

Тем не менее после создания партии её ряды стали расти быстрыми темпами. К марту 1937 г. ОСПК утверждала, что в неё входит 50 тысяч членов, что, по заключению Бернетта Боллотена, «не представляется большим преувеличением»32. Хосе Пейратс отмечает, что среди первых новобранцев ОСПК были боевики военизированного крыла экстремистской партии «Эстат Катала», так называемые эскамотс, которые «вступили в блок» с новой партией33.

Было по крайней мере три причины стремительного роста ОСПК. Во-первых, свою роль, бесспорно, сыграло то, что в первые месяцы Гражданской войны все политические и профсоюзные организации, поддерживавшие Республику, переживали наплыв новых сторонников. Некоторые организации были более осторожными в отборе новых членов, тогда как другие (включая коммунистов) проявляли меньше щепетильности в этом вопросе.

Но другим фактором заметного роста ОСПК, конечно, стало то, что анархисты в начале войны допустили большую стратегическую ошибку. Следуя принципу «единства рабочих», анархисты были склонны относиться ко Всеобщему союзу трудящихся как к равноправному партнёру: и в Комитете милиции, и в новых революционных администрациях муниципалитетов, и в организации промышленных и других предприятий, конфискованных рабочими.

Хотя на большой части республиканской Испании такой паритет был полностью оправдан, так как существовало равновесие сил между двумя рабочими организациями, это определённо было не так в Каталонии, где НКТ после 19 июля пользовалась абсолютным превосходством в профсоюзном движении, а ВСТ, по словам Хосе Пейратса, «практически не существовало»34. «Великодушие» анархистов по отношению к ВСТ сослужило весьма хорошую службу сталинистам, позволив им быстро распространить своё влияние.

Перед тем, как была сформирована ОСПК, ВСТ в Каталонии контролировался Каталонской федерацией Испанской социалистической партии. С созданием новой партии ВСТ автоматически перешёл под её контроль, фактически превратившись в орудие сталинистов. Далее, вскоре после формирования ОСПК, Всеобщий союз рабочих синдикатов Каталонии (ВСРСК), который откололся от ВСТ в 1934 г. и находился под контролем ССК, вернулся в его состав. Кроме того, 2 августа Автономистский центр служащих торговли и промышленности (КАДСИ), профсоюз «белых воротничков», который контролировался КПП, также присоединился к ВСТ35.

11 августа 1936 г. НКТ и ФАИ усугубили свою ошибку, подписав соглашение с каталонским ВСТ и ОСПК о создании координационного комитета, включавшего по два представителя от НКТ и ВСТ и по одному от ОСПК и ФАИ. Этот комитет должен был «иметь своей задачей поиск точек соприкосновения, которые существуют между этими организациями, их обсуждение и согласование, чтобы в дальнейшем издавать ориентировки и публиковать лозунги». Пятый из девяти пунктов соглашения добавлял: «Данный комитет будет призывать входящие в него организации создавать на всех предприятиях фабричные комитеты, с пропорциональным представительством отделений НКТ и ВСТ». Шестой пункт провозглашал «взаимное уважение между профсоюзами обеих центральных организаций и свободное право для рабочих вступать в профсоюзы одной из двух центральных групп», а седьмой – «отказ от любых нападок и агрессивной критики…»36

Примечательно, что ПОУМ и контролируемая ею профсоюзная организация – Рабочая федерация синдикального единства (ФОУС) не были включены в состав комитета, несмотря на то, что в тот момент они были более многочисленными и более влиятельными, чем сталинистские организации. Этот факт отражал упрощённое представление анархистов о том, что рабочее движение делится на «либертариев» и «марксистов» и если представлена одна марксистская группа, то нет необходимости привлекать другую. Это был не последний раз, когда анархисты оказались неспособны понять, что их логическим союзником в Каталонии является ПОУМ, а не сталинисты.

25 октября 1936 г. между НКТ–ФАИ и ВСТ–ОСПК был подписан новый пакт. В нём провозглашалась цель обеспечить поддержку новому правительству – Совету Хенералидада и его решениям. Также были обещаны «коллективизация средств производства», при «уважении» к мелким собственникам; муниципализация жилья; формирование Народной армии; «контроль над внешней торговлей»; национализация банков; рабочий контроль на частных предприятиях, но без принуждения по отношению к мелкой промышленности; поддержка Объединённой новой школы; полное сотрудничество с республиканским правительством, поскольку анархисты стали его частью; отказ двух профсоюзных организаций от посягательств на права друг друга; и наконец, «совместные действия по устранению безответственных групп, которые могут, из-за недобросовестности или непонимания, поставить под угрозу выполнение этой программы»37.

Поумисты критически относились к соглашению НКТ–ФАИ–ВСТ–ОСПК. Их англоязычное периодическое издание «Испанская революция» сообщало:

«Нам кажется, что программа, которая принята ими, ставит своей целью усилить Совет Генералитета и привязать к нему решения и действия профсоюзных организаций… Проблемы новых органов власти и новой структуры социального порядка забыты. Пакт находится в вызывающем противоречии с позицией, которую занимала НКТ; с другой стороны, он напрямую согласуется со взглядами ОСП, суть которых в том, чтобы сдерживать революционные порывы рабочих масс в границах буржуазно-демократической республики»38.

Быстрый рост числа членов ОСПК и контролируемого ею ВСТ происходил не счёт перетягивания рабочих из НКТ. Лидер коммунистов Хесус Эрнандес в своей едко полемической книге, направленной против анархистов (которая была написана позднее в СССР по заданию Коминтерна), утверждал, что в первые месяцы войны «начался массовый выход из рядов НКТ, и ОСПК и ВСТ привлекли… огромные пролетарские контингенты в Барселоне и во всей Каталонии»39. В действительности ничего подобного не происходило.

Франц Боркенау примерно в середине января 1937 г. писал, что если задаться вопросом, не объясняется ли рост ОСПК и ВСТ переходом рабочих из НКТ, то «таких случаев, кажется, очень мало… Противоречие между числом членов и влиянием среди рабочих, по-видимому, объясняется тем, что Коммунистическая партия изменила свой социальный характер. Наиболее очевидно это в случае каталонской ОСПК… Немногие промышленные рабочие являются членами ОСПК, но тем не менее она насчитывает 46 тысяч членов, большинство которых составляют государственные и частные служащие, владельцы небольших заведений, торговцы, офицеры, сотрудники полицейских сил, интеллектуалы, как в городе, так и в деревне, и определённое количество крестьян»40.

Массовую опору ОСПК получила за счёт вербовки среднего класса и консервативных элементов. Согласно Бернетту Боллотену: «Чтобы защитить интересы городского среднего класса в этом регионе, коммунисты организовали восемнадцать тысяч мелких предпринимателей в Каталонскую федерацию гильдий и предприятий мелких торговцев и промышленников (сокращённо ХЭПСИ), некоторые члены которой, по выражению “Рабочей солидарности”, органа НКТ, являются “непримиримыми эксплуататорами, яростными врагами рабочих”, включая Гурри, бывшего председателя Ассоциации пошива одежды»41.

Что было верно для ОСПК, также было верно для ВСТ в Каталонии, который контролировали сталинисты. В брошюре НКТ, изданной по поводу майских событий 1937 г., отмечалось: «Рабочие в большинстве своём были организованы в синдикалистскую НКТ, мелкая буржуазия за месяцы, минувшие после 19 июля, организовалась в ВСТ… В ВСТ вступали не только рабочие, но и торговцы, владельцы мелких предприятий и заведений, продавцы на рынках и т.п.»42.

Поумистский лидер Хуан Андраде взглянул на этот факт с несколько иной стороны. Он сказал, что «НКТ была причиной» роста ОСПК. По его словам, она «насколько затерроризировала многих людей, что вызвала у них реакцию и заставила считать коммунистов партией порядка»43.

Бесспорным является тот факт, что ОСПК была сталинистской партией. Согласно Бернетту Боллотену:

«Следует помнить, что ОСПК состояла в Коммунистическом Интернационале со времени её создания. Коммунисты очень скоро стали в ней правящим ядром. Помимо того, что они контролировали её организационную работу, её печать и профсоюзную активность, они отвечали за внутрипартийный надзор, так как все архивы находились в руках Хоакина Оласо, возглавлявшего контрольную комиссию партии. “Педро” – делегат Коминтерна, чьё настоящее имя было Эрнё Герё, после Второй мировой войны ставший членом просоветского венгерского правительства, – стоял за спиной Комореры, и лидеры испанских коммунистов регулярно командировались в Барселону с директивами…

“Педро” руководил ОСПК из-за кулис, с невероятной энергией, тактом и эффективностью. Он следил за публикациями в “Труде” (Treball), партийном органе, и, пользуясь своим прекрасным знанием каталанского, сглаживал различия в правящих кругах партии, вызывавшиеся каталонским национализмом некоторых её лидеров и их нежеланием принять централизаторские цели испанских коммунистов».

Наконец, Боллотен отмечал прямую связь между ОСПК и КПИ: «В течение нескольких месяцев Коморера и Рафаэль Видьелья… укрепили свою связь с Коммунистической партией Испании, став членами её Центрального комитета»44.

Советы рабочих и солдат

В период Центрального комитета антифашистской милиции анархисты ввели ещё один институт, имевший большое значение в этот революционный период. Это был ряд советов рабочих и солдат, которые, согласно Хосе Пейратсу, «имели те же задачи, что и созданные в первой фазе Российской революции»45.

Основным вдохновителем этих советов был Хуан Гарсия Оливер, который, как представитель НКТ, отвечал за военные вопросы в Центральном комитете милиции. Существовали опасения, что офицеры Гражданской гвардии, Штурмовой гвардии и карабинеров, хотя и выступая на словах против мятежа Франко, могут тайно готовиться перейти на его сторону вместе со своими военизированными частями. Гарсия Оливер собирался помешать этому.

Прежде всего он вызвал к себе двух лидеров синдиката текстильщиков НКТ, Дионисио Эролеса и Альфонсо Мигеля. Как писал сам Гарсия Оливер много лет спустя:

«Я объяснил ситуацию: состояние скрытого мятежа среди некоторых офицеров Гражданской гвардии; необходимость положить этому конец без кровавых столкновений. Я доверил им двоим создание советов рабочих и солдат, своего рода синдикатов из гражданских гвардейцев, карабинеров и служащих Охранной и Штурмовой гвардии. Эти советы должны были быть смешанными, включающими представителей каждого из трёх корпусов сил общественного порядка и активистов из НКТ, для начала, а в ближайшее время также и из ВСТ…

Цель их заключалась в том, чтобы сломить дух корпорации и дисциплины и привнести новый революционный дух…»

Вскоре после этого Гарсия Оливер встретился с сержантом и двумя капралами Гражданской гвардии, присланными по его запросу майором Гуарнером, одним из его важнейших сотрудников среди кадровых военных. Он, не откладывая, повысил сержанта до майора, а капралов – до капитанов. Затем он спросил у них, верно ли то, что некоторые командующие Гражданской гвардии ведут скрытую подрывную деятельность, и они подтвердили это.

Тогда Гарсия Оливер сказал трём новоиспечённым офицерам:

«Это состояние мятежа немедленно должно быть прекращено. Вы сами положите ему конец, при содействии ответственных членов НКТ, товарищей Дионисио Эролеса и Альфонсо Мигеля, которые находятся здесь. Если у вас нет возражений, создавайте советы рабочих и солдат… и далее приступайте к созданию советов казарм, которые немедленно арестуют мятежных офицеров».

Когда вновь произведённый майор спросил, должны ли советы расстрелять этих офицеров, Гарсия Оливер ответил, что их следует отправить на тюремное судно «Уругвай», где они будут переданы в распоряжение военных трибуналов.

Гарсия Оливер подводит итог:

«Чистка в казармах Гражданской гвардии была полной. Но не многие из офицеров были отправлены на “Уругвай”. Не обостряя ситуацию, Центральный комитет Советов рабочих и солдат (Comité Central de los Consejos de Obreros y Soldados) предоставил самим офицерам решать, хотят ли они продолжать свою службу, признав советы, или быть отправленными в качестве арестованных на “Уругвай”».

Советы рабочих и солдат были упразднены в середине 1937 г., после того как к власти пришло правительство премьер-министра Хуана Негрина46.

Планы сотрудничества с марокканскими националистами

Анархисты, заседавшие в Центральном комитете милиции, также пытались разжечь восстание в тылу Франко в Испанском Марокко. Гарсии Оливеру и здесь принадлежала главная роль. Незадолго до начала Гражданской войны он опубликовал брошюру, где утверждал: «…Когда начнётся революция в Испании, следует попытаться, в качестве средства интернациональной защиты, вызвать восстание народов Северной Африки».

Гарсия Оливер вызвал к себе Хосе Мархели́, лидера Синдиката графических искусств НКТ, чтобы расспросить о некоем сеньоре Архиле, белом уроженце Египта, с которым Мархели познакомил его за пару месяцев до начала войны. Этот человек, как оказалось, представлял Панисламский комитет и имел контакты с марокканскими националистами. Архила предложил отправить каталонскую делегацию в Женеву для встречи с КАМ – Комитетом марокканского действия (Comité de Acción Marroquí).

Когда каталонская делегация вернулась из Женевы, с ней прибыли три члена КАМ. Каталонцы предложили оружие и другую помощь марокканским повстанцам, но их представители колебались, опасаясь вмешательства французов, контролировавших бо́льшую часть Марокко, в случае восстания в испанской зоне. Они хотели, чтобы республиканское правительство приняло участие в переговорах и постаралось получить от Франции согласие на действия в Испанском Марокко.

Гарсия Оливер и другие каталонские представители обещали, что, если КАМ подпишет соглашение с Центральным комитетом милиции, каталонцы обратятся к испанскому правительству и уговорят его обсудить этот вопрос с французами. Пакт, составленный в трёх экземплярах – для КАМ, для Центрального комитета и для испанского правительства, – был подписан в резиденции Центрального комитета. Когда Гарсия Оливер сообщил о соглашении премьер-министру Хосе Хиралю, тот отправил в Барселону одного из своих министров, Хулио Хуста, который подробно обсудил этот вопрос с каталонцами и забрал третий экземпляр пакта для передачи Хиралю. Но, как пишет Гарсия Оливер:

«Несколько дней спустя правительство, возглавляемое Хиралем, ушло в отставку, и я больше ничего не слышал о том, что случилось с пактом. Полагаю, они даже не решились поднять этот вопрос перед французским правительством»47.

Мне удалось выяснить, что Карлос де Барайбар, важная фигура в новом правительстве Франсиско Ларго Кабальеро, также интересовался возможностью восстания марокканских националистов, среди которых у него были друзья. Однако ему не удалось преодолеть опасения Ларго Кабальеро, что выступление в Марокко вызовет враждебную реакцию у Франции, которая, как всё ещё надеялся премьер-министр, могла бы помочь республиканскому правительству в Гражданской войне48.

Вхождение анархистов в каталонское правительство

Двоевластие Хенералидада и Центрального комитета милиции сохранялось в Каталонии больше двух месяцев. Коммунистическая история Гражданской войны верно отмечает: «Здесь существовало две власти: законная, официальная власть, которая принадлежала правительству… и реальная, действующая власть, которая принадлежала Комитету милиции и, фактически, анархистам»49. Это поразительно напоминало ситуацию в России с марта по октябрь 1917 г., когда Советы представляли собой вторую власть по отношению к Временному правительству, – о чём коммунисты не стали говорить в своём труде, поскольку на этот раз «реальная» власть не попала в их руки.

Такое положение сохранялось до 27 сентября 1936 г. В этот день НКТ и ФАИ, а также ОСПК и ПОУМ вошли в правительство Каталонии, и через несколько дней Комитет милиции был распущен.

Авторы давали разные объяснения этому радикальному разрыву анархистов с их идеологией и традицией. Сесар Лоренсо, чей отец Орасио Прието в то время был национальным секретарём НКТ, утверждал, что лидеры анархистов осознали необходимость прекратить беспорядочную ситуацию, существовавшую в Каталонии на протяжении первых двух месяцев войны, когда каждый революционный комитет осуществлял практически суверенную власть в своём населённом пункте и каждые партия и профсоюз имели свои собственные военные и полицейские силы50.

Диего Абад де Сантильян, с другой стороны, связывает решение каталонских анархистов с их растущей убеждённостью в том, что, пока Комитет милиции де-факто является правительством региона, республиканское правительство в Мадриде не станет предоставлять Каталонии финансовую помощь и военное снаряжение, необходимые для ведения войны в Арагоне; это же обстоятельство, как считалось, было одной из главных причин очевидной враждебности демократических государств, в особенности Великобритании и Франции, по отношению к республиканскому делу. Согласно Абаду де Сантильяну, анархические лидеры надеялись, что эти препятствия для продолжения войны и революции могут быть преодолены, если они создадут общекаталонское правительство, где будут представлены все антифашистские силы, и ликвидируют Комитет милиции51.

Со своей стороны, Хуан Гарсия Оливер объяснял решение анархистов не столь благородными побуждениями. Он утверждал, что руководство НКТ и ФАИ «бюрократизировалось». В ходе этого процесса «определённые, анархические на вид группы лишись сна, выискивая предлог покончить с Комитетом милиции и стремясь во что бы то ни стало взять на себя правительственные функции»52.

Официальное обращение Полуостровного комитета ФАИ и нескольких групп НКТ так объясняло вхождение анархистов в каталонское правительство:

«Это был первый шаг. Если бы организация не решилась на это, новое правительство было бы создано без НКТ, и сторонники Объединённой социалистической партии Каталонии… усилили бы свои позиции; фактически они уже использовали в своих интересах ожидаемую помощь из России и замышляли военные проекты, против которых нам пришлось выступить по идейным причинам… Мы оказались бы в невыгодном положении, если бы оставались вне правительства. Мы были хозяевами улиц, бо́льшая часть оружия находилась в наших руках. Но разве могли мы использовать это оружие преступным образом и развязать на этих улицах братоубийственное сражение, которое поставило бы под угрозу исход борьбы на фронте?..»53

Были каталонские и испанские анархисты, которые выступали против вхождения представителей их движения в каталонское правительство и впоследствии правительство Республики. Хосе Пейратс, в то время лидер «Либертарной молодёжи», который сам выступал против этих шагов, говорил:

«В начале периода правительственного соглашательства НКТ активисты из Бахо-Льобрегата, верные анархическому радикализму, составляли оппозицию против участия НКТ–ФАИ в правительствах и милитаризации милиции. В Оспиталет-де-Льобрегате они издавали “Идеи” (Ideas), в которых подвергали критике либертарный уклонизм»54.

Однако Пейратс также прокомментировал трудности, встававшие перед теми, кто выступал против этого фундаментального компромисса в отношении анархической теории и философии:

«По прошествии многих лет я думаю, что те из нас, кто последовательно выступал против правительственного тезиса, не могли предложить никакого решения проблем того времени, кроме стоического и героического жеста. Я также думаю, что тогда имело место негласное соучастие многих активистов, выступавших против сотрудничества, которые разражались праведным гневом и в то же время позволяли этому происходить. И всё же они были искренними в своей позиции, искренними в своём бессилии. Они не могли предложить иного выхода…»55

Независимо от того, какими были мотивы анархических лидеров, предложение войти в правительство, по всей видимости, поступило от президента Компаниса в конце августа. За этим приглашением последовал региональный пленум всех местных и комаркальных групп каталонских НКТ, ФАИ и «Либертарной молодёжи». Сесар Лоренсо в своём описании данного пленума (о котором Гарсия Оливер не упоминает в своих мемуарах) отмечает, что Гарсия Оливер решительно выступал за то, чтобы анархисты взяли всю власть в свои руки, упразднили Хенералидад и сделали Комитет милиции правительством региона. Однако пленум отклонил этот вариант и в принципе одобрил идею о вхождении НКТ в каталонское правительство. Любопытным образом, на том же пленуме было решено, что ФАИ как таковая не должна входить в правительство: это было до некоторой степени приемлемо для НКТ как профсоюзной организации, хотя и анархо-синдикалистской ориентации, однако неприемлемо для ФАИ, идейной анархической группы56.

Переговоры относительно формального вхождения НКТ в Хенералидад, очевидно, продолжались несколько недель. Наконец, 24–26 сентября состоялся региональный конгресс синдикатов НКТ, официально созванный для обсуждения экономической ситуации в регионе. На весьма нетипичном закрытом заседании конгресса было утверждено соглашение о передаче НКТ трёх постов в новом правительстве, которое стало называться Советом Хенералидада (Consejo de la Generalidad); изменение названия, как впоследствии признала ФАИ, было «детской уступкой чувствам анархистов»57.

Новыми министрами, представлявшими НКТ в кабинете, возглавляемом Хосе Таррадельясом из ЭРК, были Хуан П. Фа́брегас, советник по экономике; Хосе Х. Доменек, советник по снабжению; и Антонио Гарсия Бирлан, советник по здравоохранению и социальному обеспечению58. Интересно, что Гарсия Бирлан входил в ФАИ, но не являлся членом НКТ с 1917 г., а Фабрегас вступил в НКТ уже после начала Гражданской войны59.

Однако с объявлением о включении министров от НКТ процесс интеграции анархистов в правительство Каталонии ещё не был завершён. Резолюция регионального конгресса синдикатов НКТ, одобрившая вхождение этих трёх представителей в Хенералидад, не призывала к роспуску Комитета милиции, который продолжал существовать.

Четверо из пяти анархистов в Комитете милиции – Гарсия Оливер, Аурелио Фернандес, Маркос Алькон и Хосе Асенс – испытывали серьёзные сомнения по поводу вхождения в правительство. Особые подозрения вызывали у них те ведомства, которые были отведены НКТ и которые, по словам Гарсии Оливера, были «похожи на три департамента городского совета Барселоны». После оглашения состава нового кабинета эти четыре лидера встретились, чтобы обсудить дальнейшие действия.

Они решили, что, поскольку не было никакого официального постановления о роспуске Комитета милиции, следует продолжать каждый вечер проводить его заседания, как было принято. Только когда президент Компанис и премьер-советник Таррадельяс согласились ввести в департаментах обороны и внутренней безопасности должности генеральных секретарей, назначив на них, соответственно, Гарсию Оливера и Аурелио Фернандеса (которые занимались данными вопросами в Комитете милиции) и признав, что они «фактически будут управлять этими департаментами», – только после этого они согласились на упразднение Комитета милиции.

В соответствии с их решением, Комитет милиции заседал по вечерам с 27 по 30 сентября. Хотя на этих заседаниях не рассматривалось много вопросов, присутствовали все постоянные члены. Наконец, 30 сентября Артемио Айгуадер, член ЭРК и вновь назначенный советник по внутренней безопасности, посетил кабинет Аурелио Фернандеса, который всё ещё осуществлял обязанности заведующего внутренней безопасностью Комитета милиции, и предложил ему должность генерального секретаря в Департаменте внутренней безопасности, со всеми полномочиями по управлению им. Вскоре после этого полковник Фелипе Диас Сандино, новый советник по обороне, вместе с премьер-советником Таррадельясом посетил Гарсию Оливера и сделал ему аналогичное предложение.

Фернандес и Гарсия Оливер ответили согласием, и 1 октября 1936 г. об их назначениях было объявлено в официальном бюллетене каталонского правительства. В тот же вечер Комитет милиции провёл своё последнее официальное заседание. Гарсия Оливер, который фактически являлся его председателем, произнёс прощальную речь, подводя итоги работы Комитета милиции за два с небольшим месяца его существования. Было решено, что члены Комитета милиции продолжат регулярно проводить заседания в качестве совещательной коллегии при генеральном секретаре Департамента обороны60.

Роль анархистов в Хенералидаде (сентябрь – декабрь 1936 г.)

В предыдущих главах я обсуждал деятельность Хуана П. Фабрегаса на посту советника по экономике и Хосе Х. Доменека на посту советника по снабжению. Я также рассматривал руководство каталонскими вооружёнными силами при Хуане Гарсии Оливере (и позднее Хуане Мануэле Молине), как генеральном секретаре обороны, и полицейскими силами при Аурелио Фернандесе, как генеральном секретаре внутренней безопасности. Кроме того, мы отмечали ту важную роль, которую играли анархисты в реорганизации системы народного образования Каталонии.

Достаточно сказать, что начиная с их вхождения в Хенералидад и до правительственного кризиса в декабре 1936 г. анархисты осуществляли в каталонском кабинете ключевые функции. Вопросы экономики – связанные с распределением товаров между потребителями и легализацией коллективов, организованных рабочими в большинстве городов Каталонии, – по большей части оставались под контролем НКТ. Вооружённые силы каталонского режима, как в самой Каталонии, так и в Арагоне и других местах, где сражались каталонские войска, также в основном находились под ответственностью анархистов.

Аналогичным образом, поддержание общественного порядка осуществлялось контрольными патрулями под контролем анархистов. Однако в последние месяцы 1936 г. произошла значительная перегруппировка старых полицейских сил, Гражданской гвардии (которая теперь называлась Национальной республиканской гвардией) и Штурмовой гвардии, что впоследствии должно было вызвать большие проблемы для анархистов61.

Одной из мер Хенералидада, с которой согласились его члены от НКТ и которая в будущем также обернулась для анархистов неприятностями, был роспуск местных революционных комитетов, созданных по всему региону с началом Гражданской войны. Кампания против ревкомов направлялась ОСПК и в частности Хуаном Коморерой, который призывал «законную власть противостоять диктатуре комитетов». Премьер-советник Таррадельяс также требовал изменений в муниципальном управлении, утверждая, что если Комитет милиции на региональном уровне уступил место Совету Хенералидада, то и ныне действующие муниципальные органы должны уступить место законно созданным62.

В соответствии с новым декретом, аюнтамьенто (муниципальные советы) должны были заменить собой революционные комитеты. Места в каждом аюнтамьенто должны были распределяться между партиями и профсоюзами, представленными в правительстве Хенералидада. Каждая организация получала по три места в аюнтамьенто на каждое место в Совете Хенералидада63.

НКТ приняла эту договорённость. Как утверждает Виктор Альба, она поступила так потому, что это «давало ей в аюнтамьенто силу, которой ей недоставало на местах». Сопротивление данному нововведению оказывала в первую очередь ПОУМ, по крайней мере на местном уровне, особенно в Лериде, где партия полностью преобладала в революционном комитете64.

Виктор Альба указывает, что ОСПК больше всего выиграла от реорганизации муниципальных властей. До того ОСПК имела небольшое представительство в комитетах, и она смогла расширить его в новых аюнтамьенто65.

Эта реорганизация муниципалитетов предвещала возможное существенное ослабление политической власти анархистов в будущем. Пока у них были сильные позиции в правительстве Каталонии, они пользовались соответствующим влиянием и в местных органах. Но ситуация должна была измениться, как только они оказались бы за пределами Хенералидада.

Согласно Жозепу Марии Брикалю, «…роспуск комитетов не был мгновенным, новые советы создавались постепенно в соответствии с политикой нового режима, который, со своей стороны, предоставил им значительные преимущества и расширенные полномочия»66.

В целом, с 27 сентября до середины декабря 1936 г. в Совете Хенералидада три члена от НКТ и Андрес Нин от ПОУМ, как правило, находились на одной стороне, а представители ОСПК–ВСТ и каталонских республиканских партий – на другой. Иногда побеждала точка зрения НКТ–ПОУМ, но часто они терпели поражение.

Одним из проваленных предложений НКТ–ПОУМ было установление монополии во внешней торговле региона, что для регионального правительства было единственным практически осуществимым способом получить доступ к иностранной валюте, необходимой для приобретения оружия, техники для военной промышленности и сырья. Тем не менее сталинисты и каталонисты – несмотря на их предполагаемую горячую поддержку каталонской автономии – отклонили эту идею.

Другим вопросом, по которому столкнулись две стороны, был декрет, легализовавший каталонские рабочие коллективы. Когда он впервые был поставлен на обсуждение, Хуан Коморера от имени ОСПК предложил провести национализацию промышленности региона вместо её коллективизации. Только столкнувшись с угрозой отставки представителей НКТ и ПОУМ в Хенералидаде, ОСПК и каталонисты отозвали это предложение67. Как мы отмечали ранее, закон о коллективизации хотя и был далёк от совершенства по мнению анархистов, но в общем оказался для них приемлемым.

Жозеп Мария Брикаль обратил внимание на значение участия анархистов в правительстве для каталонской автономии:

«Можно сказать, что правительство Каталонии стало единственным обладателем политической власти… Лидеры сэнэтистов выразили намерение верно сотрудничать в Хенералидаде и в политике, проводившейся его правительством в этот период, которая была призвана необычайно усилить власть Хенералидада, перед лицом новой ситуации в отношениях между автономным регионом и центральным правительством, преодолеть проблемы общественного порядка и власти местных комитетов, установить контроль над новой экономикой через кредит и казначейство»68.

Анархисты и Антонов-Овсеенко

1 октября 1936 г. в Барселону прибыл назначенный сюда, впервые за всё время, советский генеральный консул. Им был Владимир Антонов-Овсеенко. Следующие несколько месяцев он играл весьма важную роль в политике Каталонии, стремясь, с одной стороны, усилить ОСПК, а с другой – ослабить (и затем уничтожить) ПОУМ и далее подорвать позиции анархистов.

Согласно Хулиану Горкину, Антонов-Овсеенко был «подлинный герой Октября, выдвинутый Троцким как председателем Петроградского Совета и Военно-революционного комитета… Верный друг и приверженец Троцкого с 1923 по 1927 год, в 1928 году он вынужден был написать, что признаёт свои прошлые ошибки…»69 Антонов-Овсеенко и Андрес Нин, глава ПОУМ к началу Гражданской войны в Испании, тесно сотрудничали в прошлом, будучи членами «левой оппозиции» в Советском Союзе70.

Иронично, ввиду последующих событий, что именно Андрес Нин приветствовал Антонова-Овсеенко от имени каталонского правительства на церемонии аккредитации, через несколько дней после прибытия генконсула. Причина была в том, что он являлся единственным членом каталонского правительства, который говорил по-русски71.

Советский историк Рой Медведев обрисовал значение миссии Антонова-Овсеенко в Каталонии:

«Наделённый чрезвычайными полномочиями, он должен был организовать ликвидацию анархистских групп в Каталонии, крайне левой организации ПОУМ, которую тогда называли “троцкистской” или “полутроцкистской” партией, и всех других “троцкистов”. И хотя анархисты и левые группы в Каталонии активно боролись против фашизма, их быстро ликвидировали не без участия Антонова-Овсеенко. А через год он сам был вызван в Москву и расстрелян как “троцкист”»72.

Вскоре почти всем стало ясно, что Антонов-Овсеенко был прислан в Барселону с политической задачей. Однако очевидно было и то, что Сталин и его соратники не слишком доверяли новому генконсулу. Бернетт Боллотен отмечает, что Эрнё Герё, агент Коминтерна и ГПУ, основной задачей которого было контролировать ОСПК, также «наблюдал за действиями В. А. Антонова-Овсеенко, советского генерального консула в Барселоне»73.

Генконсул, не теряя времени, включился в каталонскую политику. Вскоре после прибытия он встретился с региональными лидерами НКТ. Годы спустя Диего Абад де Сантильян сообщил Виктору Альбе:

«Я помню, как бедный Антонов начал свою дипломатию с того, что сказал нам, что присутствие Нина в Хенералидаде вызывает у Сталина великую печаль». Сантильян добавил: «Этого было достаточно, чтобы мы сдружились с ним (Нином)»74.

Хотя Антонов-Овсеенко и публично, и «конфиденциально» давал понять, что является непримиримым врагом ПОУМ, он не предпринимал открытых нападений на анархистов. Так, он был одним из ораторов на похоронах Буэнавентуры Дуррути 22 ноября, вместе с лидерами НКТ Хайме Магриньей и Хуаном Гарсией Оливером и президентом Компанисом75.

К концу ноября Антонов-Овсеенко вступил в открытую полемику с ПОУМ. Официальная нота генконсульства, опубликованная 22 ноября в ответ на передовицу в «Борьбе» (La Batalla), ежедневнике ПОУМ, гласила: «…Среди органов каталонской прессы есть листок, который взялся поддержать фашистскую кампанию. В своём номере от 13 ноября “Борьба” попыталась предоставить материал для фашистских инсинуаций. Генеральное консульство СССР в Барселоне с презрением отвергает прискорбные измышления этого листка»76.

После того, как 9 декабря президент Компанис призвал к «сильному правительству», фактически спровоцировав правительственный кризис, Антонов-Овсеенко 12 декабря провёл встречу с лидерами НКТ и затем с лидером ОСПК Хуаном Комомерой. Позднее, в этот же день, премьер-советник Хосе Таррадельяс также встретился с советским генконсулом, после чего сообщил журналистам: «Нет смысла отрицать, что возникла проблема общеполитического характера»77.

Однако, даже приложив руку к декабрьскому кризису в каталонском правительстве, Антонов-Овсеенко не стал демонстрировать свою враждебность, как представителя советского правительства, к каталонским анархистам. Более того, 22 декабря, по окончании кризиса, «Manchester Guardian» опубликовала интервью с ним, в котором он «выражал восхищение анархо-синдикалистами»78.

Гарсия Оливер утверждает, что Антонов-Овсеенко в течение своего пребывания Барселоне проявлял к испанским анархистам двойственное отношение. Он вспоминал последнюю встречу с советским генконсулом, незадолго до того, как Антонов-Овсеенко вернулся в Советский Союз, уверенный, что будет расстрелян по приказу Сталина. На том ужине они вели дискуссию на политико-философские темы, и Антонов-Овсеенко признал:

«…Я вспоминал сцены, пережитые мной в другое время, в начале революции в России. Три вещи особенно поразили меня, когда я приехал в Барселону, и все три были вашей работой: мобилизация военной промышленности, Совет рабочих и солдат и Народная военная школа»79.

Анархисты и декабрьский правительственный кризис 1936 г. в Каталонии

Бесспорно, хотя анархисты в течение нескольких месяцев после формального вхождения в правительство Каталонии продолжали контролировать основные источники власти в регионе – вооружённые силы, экономику и по крайней мере часть полиции, – можно не сомневаться в том, что их относительное влияние в этот период убывало. В то же время позиции сталинистов из ОСПК значительно усилились, благодаря тому, что их партия стала точкой притяжения мелкобуржуазных и консервативных элементов, боявшихся анархической революции, а также благодаря прямой поддержке со стороны советских и коминтерновских агентов, прибывших в регион после реорганизации каталонского правительства в сентябре 1936 г.

Общая расстановка сил в Каталонии пока не позволяла сталинистам вступить в открытую борьбу с НКТ–ФАИ (которая началась лишь в середине 1937 г.). Однако к середине ноября ОСПК почувствовала себя достаточно сильной для того, чтобы попытаться исключить из каталонского правительства диссидентскую коммунистическую партию ПОУМ, тем самым лишив анархистов потенциального союзника.

Франц Боркенау несколько месяцев спустя писал о ПОУМ: «Трудно сказать, чем в большей степени вызывалась ненависть к ней ОСПК, её антисталинизмом в русских делах или же её крайне левыми тенденциями в испанских вопросах»80. Пресса ПОУМ осудила Первый Московский процесс, прошедший в августе 1936 г., основными жертвами которого стали Григорий Зиновьев и Лев Каменев. Кроме того, незадолго до декабрьского кризиса Андрес Нин разговаривал с президентом Компанисом о возможности предоставления убежища Льву Троцкому, который под давлением советского правительства был вынужден покинуть Норвегию81. На местах ПОУМ стремилась сохранить новые революционные институты, созданные после 19 июля, и, как мы уже отметили, особенно сопротивлялась роспуску муниципальных революционных комитетов.

По-видимому, первым шагом ОСПК, направленным на устранение ПОУМ, стал документ, переданный 24 ноября членам кабинета от НКТ, в котором предлагалось исключить Нина и создать новое «полновластное» правительство. В следующие недели не только ОСПК, но и каталонисты, с президентом Компанисом во главе, призвали к «сильному правительству, наделённому всеми полномочиями и способному утвердить свою власть над каждым»82.

Бернетт Боллотен отмечает, что «более трёх недель анархо-синдикалистские лидеры решительно выступали против требований ОСПК»83. Франц Боркенау также писал, что лидеры НКТ «понимали, что их самих затрагивает это нападение», предпринятое ОСПК на ПОУМ84.

Однако есть причины считать, что лидеры анархистов не осознавали в полной мере долгосрочных последствий этой безжалостной атаки сталинистов. Они были склонны воспринимать конфликт ОСПК и ПОУМ как семейную ссору среди марксистов, которая напрямую не затрагивает интересы анархистов.

Это отношение было отражено в обращении Регионального комитета НКТ, изданном 13 декабря, в разгар правительственного кризиса. В нём проблема была обрисована как «текущий конфликт между двумя секторами ВСТ – ПОУМ и ОСПК, – представленными в Совете Хенералидада, борьба, обострённая попытками сместить или быть смещёнными с постов, которые они занимают в этом Совете».

Это обращение говорило, что НКТ останется верна своему «обещанию уважать договор, заключённый между всеми антифашистскими организациями при создании Совета Хенералидада Каталонии. Мы не требовали и не требуем представительства, которое соответствовало бы силе несомненного большинства». Однако не давалось никаких комментариев по поводу требования исключить ПОУМ из состава правительства85.

Виктор Альба прав, когда пишет:

«Лидеры НКТ и ФАИ не видели, что проблемой момента были не идеологические разногласия между марксистами и анархистами, а столкновение революции и контрреволюции. Если бы они осознали, что в реальности спор идёт не между либертариями и марксистами, а между революционерами и контрреволюционерами, тогда они поняли бы, что между НКТ и ПОУМ было гораздо больше общего, чем между НКТ и ВСТ, контролировавшимся коммунистами…»86

Но анархисты усвоили этот тяжёлый урок лишь тогда, когда было слишком поздно. «Всё время, пока они пользовались превосходством, анархисты довольно грубо обращались с ПОУМ», – отмечал Франц Боркенау87. Наиболее очевидно этот факт проявился в отношении сэнэтистов к проблеме профсоюзного движения в Каталонии.

В этом регионе существовало три профсоюзных организации, лояльных Республике, что контрастировало с ситуацией на большей части лоялистской Испании, где действовали только НКТ и контролируемый социалистами ВСТ. Под контролем ПОУМ находилась так называемая Рабочая федерация синдикального единства (ФОУС), созданная в начале 1936 г., которая пользовалась влиянием в Лериде и Хероне и имела значительное число сторонников в Таррагоне88. Как сообщают источники, ко времени начала Гражданской войны она была более крупным и значительным объединением, чем ВСТ в Каталонии89.

Анархисты, упрощённо делившие рабочее движение на либертарное и марксистское, не смогли найти в своей модели места для третьей центральной профсоюзной организации в Каталонии. Когда, при поддержке НКТ–ФАИ, каталонское правительство издало декрет, гласивший, что все работники должны состоять либо в профсоюзах НКТ, либо в профсоюзах ВСТ89a, ФОУС тем самым была обречена на исчезновение, без каких-либо возражений со стороны анархистов.

В этих обстоятельствах НКТ отказалась принимать профсоюзы ФОУС – или её членов – в свои ряды, на том основании, что они были марксистами. Вследствие этого ФОУС была вынуждена самораспуститься, а её организации вошли в состав ВСТ. Хотя в бывших профсоюзах ФОУС недолгое время сохранялись отголоски влияния ПОУМ, оно вскоре подошло к концу. По мере того, как происходило усиление и централизация каталонского ВСТ под руководством сталинистов, поумистские лидеры были вытеснены со всех ответственных постов в региональном ВСТ и его отделениях.

Игнасио Иглесиас, вероятно, прав, когда определяет решение анархистов в отношении профсоюзов ФОУС как одну из четырёх главных политических ошибок НКТ–ФАИ в первый год Гражданской войны90. Это решение означало разрушение профсоюзной базы ПОУМ, не к выгоде НКТ, а в интересах сталинистов.

Хотя с августа по декабрь 1936 г. каталонские анархисты, возможно, несколько изменили свой взгляд на реалии, стоявшие перед ними, они всё ещё не были готовы на большее, чем пассивное сопротивление исключению ПОУМ из Совета Хенералидада. Франц Боркенау говорит, что для того, чтобы переубедить анархистов и других несогласных с изменениями в каталонском правительстве, русские задержали некоторые поставки оружия и других материалов, которые должны были прийти по графику91. Бернетт Боллотен приписывает такое же утверждение Рудольфу Роккеру92. В конце концов НКТ–ФАИ пошла на компромисс, позволявший ей сохранить лицо. Было решено, что реорганизованное правительство будет непартийным. Официально из правительства исключалась не только ПОУМ, но и ОСПК. Однако Хуан Коморера и другие члены ОСПК из прежнего кабинета оставались на своих местах, теперь в качестве представителей ВСТ, что, конечно, не имело для них никакого значения93.

Лидерам НКТ ещё было чему поучиться, о чём можно было судить по передовой статье в «Рабочей солидарности»:

«При таком решении кризиса мы видим, что ни у кого нет причин для какого-либо недовольства или упрёков. Два соперника, ПОУМ и ОСПК, чей конфликт привёл нас к нынешним переменам, были исключены из Совета Хенералидада. Обе они представлены в ВСТ… обе вырастают из одной идеологической ветви, хотя их разделяют незначительные различия в позиции и тактике. По нашему мнению, ни одна из них не имеет права на крики протеста»94.

Однако ежедневная газета ПОУМ «Борьба» в своём отзыве на произошедшие события оказалась ближе к истине:

«Теперь, когда ОСПК решила свою первоочередную задачу, верит ли кто-нибудь в то, что она откажется от своих намерений?.. Устранив нас, она достигла своей предварительной цели. В настоящий момент она не чувствует себя достаточно сильной, чтобы идти дальше»95.

Должно было пройти ещё пять месяцев, прежде чем ОСПК почувствовала себя достаточно сильной, чтобы бросить вызов своему настоящему врагу, анархистам, и положить начало кровавым Майским дням 37-го. Тем временем советская «Правда» в номере от 17 декабря 1936 г. раскрыла их планы на будущее:

«В Каталонии чистка троцкистских и анархо-синдикалистских элементов уже началась, и она будет проводиться с той же энергией, что и в СССР»96.

Часть V. Роль анархистов в политике республиканской Испании

26. Анархисты в правительстве Каталонии (декабрь 1936 г. – май 1937 г.)

Хотя до декабрьского кризиса анархисты по большей части определяли политику каталонского правительства, контролируя его вооружённые силы, основную часть экономического аппарата и значительную часть полиции, после его реорганизации в декабре 1936 г. они очевидным образом перешли к обороне. Сталинисты получили значительный выигрыш от реорганизации Хенералидада, и в следующие месяцы они непреклонно и безжалостно продолжали двигаться к своей двойной цели: полному уничтожению ПОУМ и ликвидации анархического контроля над экономикой, войсками и полицией.

С исключением ПОУМ анархисты лишились союзника внутри регионального правительства. В то же время сталинистам всё более успешно удавалось настраивать каталонистские партии, в особенности «Левых республиканцев Каталонии» президента Луиса Компаниса, против НКТ–ФАИ.

Франц Боркенау во время своего второго визита в военную Испанию в январе – феврале 1937 г. отмечал:

«В действительности на каталонской политической остаётся только два действующих лица – анархисты и ОСПК. И именно ОСПК теперь делает очевидные успехи»1.

Хуан Коморера – советник по снабжению

Хуан Комомера, глава ОСПК и советник по снабжению после декабрьской реорганизации каталонского правительства, играл ведущую роль в атаке сталинистов на НКТ. Как мы отмечали в главе 17, сэнэтист Хуан Доменек, который был советником по снабжению до декабрьского кризиса, считал это серьёзной политической ошибкой НКТ – отдать сталинистам контроль над департаментом, отвечавшим за обеспечение потребителей Каталонии продовольствием и другими товарами.

Коморере не понадобилось много времени, чтобы доказать правоту Доменека. В своём первом интервью прессе после вступления в новую должность лидер ОСПК «публично заявил о некомпетентности его предшественника… одновременно с преувеличенным пафосом указав на тревожную ситуацию, возникшую в связи с дефицитом продовольствия. Коморера сделал вид, что нашёл продовольственные склады для населения совершенно пустыми»2. Хосе Пейратс подозревал, что Коморера намеренно скрывал продовольствие, чтобы создать дефицит, ответственность за который могла быть возложена на «ненадлежащее руководство» его предшественника-анархиста3.

Хотя пресса НКТ сразу же опровергла обвинения Комореры и указала, что Доменек договорился о поставках продовольствия из других частей лоялистской Испании, это не остановило кампанию против анархистов. Коморера начал разрушать то, что было создано его предшественником.

Он быстро заполнил высшие уровни своего ведомства членами ОСПК. Напротив, Хуан Доменек утверждал, что при подборе кадров руководствовался способностями людей, а не их политической ориентацией4. Комомера также приступил к демонтажу системы распределения, организованной Доменеком. Согласно Бернетту Боллотену, «в попытке восстановить свободу торговли Хуан Коморера… декретировал роспуск революционных комитетов, которые взяли на себя контроль над оптовой торговлей продовольствием в начале революции». Коморера доказывал, что они действовали «в ущерб интересам общества» и «были ответственны за чрезмерный рост цен на продукты питания». Хотя Боллотен указывает, что даже поумистская и анархическая пресса критиковала «тысячу и одно злоупотребление» некоторых из этих комитетов, он добавляет, что «на самом деле вопрос заключался не столько в злоупотреблениях, сколько в политической и экономической власти комитетов»5.

Одним из непосредственных эффектов этой политики стало то, что многие контролируемые анархистами коллективы и муниципалитеты, которые готовы были покупать, продавать и обменивать товары через Департамент снабжения, когда он возглавлялся сэнэтистом, не собирались делать это через организацию, подконтрольную сталинистам, и поэтому вернулись к прямой торговле и обмену друг с другом.

Даже в тех случаях, когда контролируемые анархистами муниципалитеты продолжали поддерживать отношения с Департаментом снабжения, Коморера пытался вмешиваться в налаженную работу системы снабжения. Но это ему не всегда удавалось. К примеру, человек, отвечавший за снабжение в городе Оспиталет-де-Льобрегат, имел возможность получать товары через департамент, потому что он был хорошо знаком с низшими служащими этого учреждения и те, как он сам говорил, часто предоставляли ему необходимые вещи даже вопреки приказам советника.

Снабженцы Оспиталета добились определённого успеха в получении товаров из Франции. Здесь также не обошлось без вмешательства Комореры. Однажды колонна из 40 грузовиков, направлявшаяся из Франции в Оспиталет, была по его требованию остановлена полицией Хенералидада. Утверждалось, что этот груз был ввезён в Испанию нелегально. Однако после того, как муниципальный совет направил протест президенту Компанису, колонне позволили продолжать свой путь до Оспиталета. Это был лишь один из случаев, когда Коморера пытался помешать Оспиталету делать закупки во Франции6.

Политические последствия борьбы между Коморерой и анархистами в этот период описаны Джоном Брадимасом. Отметив растущую нехватку пшеницы в Каталонии, он пишет: «Коморера немедленно обвинил своего предшественника… в том, что он создал данную ситуацию, и связал нехватку хлеба с коллективистской системой распределения, организованной в начале войны на основе крестьянских комитетов. Коморера приватизировал торговлю хлебопекарной продукцией, чем вызвал возмущение НКТ, которая напала в ответ, обвиняя его в дефиците, очередях и последующих беспорядках»7.

Один анархический источник говорит:

«Политика Комореры была направлена на то, чтобы сломить силу профсоюзов. С этой целью он стремился передать продовольственное дело кооперативам – в данном случае мелким собственникам, мелким торговцам и мелким арендаторам, которые обеспечивали себе большую прибыль, поднимая цены. Нехватка хлеба стала постоянной. Инфляция росла, а с ней и недовольство масс. Из-за этой коммерции и политики накапливался горючий материал, который готов был вспыхнуть общественным пожаром от искры демагогии»8.

Дальнейшие изменения, которые Коморера произвёл практически немедленно, должны были аннулировать решение Доменека о том, чтобы каталонские войска не имели собственной службы снабжения. Доменек опасался, что конкуренция с гражданским аппаратом снабжения приведёт к росту цен9.

Ещё один анархический источник комментирует:

«Коморера отменил монополию снабжения. Он вернул свободную торговлю. Этим был открыт путь к повышению цен. Процесс коллективизации в этом секторе был прерван. Своего рода НЭП в миниатюре»10.

Хосе Пейратс отметил роль, которую сыграло в продовольственной кампании сталинистов прибытие в Барселону советского судна снабжения в январе 1937 г.:

«Если принять во внимание прибытие в порт Барселоны около 20 января 1937 г. нового советского судна, груз которого, по официальным данным, состоял из 901 тонны пшеничной муки, 882 тонн сахара и 568 тонн сливочного масла – “дар русских рабочих и крестьян испанским антифашистам”, то можно спросить, не предназначалась ли кампания коммунистов по поводу дефицита продуктов для того, чтобы придать блеск этому событию или, иначе говоря, придать этой поставке судьбоносное значение… одновременно упрочив позиции Коммунистической партии…»11

Жозеп Мария Брикаль так прокомментировал действия Хуана Комореры на посту советника по снабжению:

«Основной его политикой было ограничение полномочий синдикатов в распределении, чтобы стимулировать создание распределительных кооперативов и до некоторой степени устранить контроль над ценами, установленный его предшественником»12.

При Коморере, в январе 1937 г., в Барселоне была введена карточная система. Первоначально по норме распределялись только картофель, хлеб, сахар и ещё один или два продукта. По мере продолжения войны в этот список добавилось много других пунктов. После выхода анархистов из каталонского правительства система нормирования в Каталонии перешла под контроль правительства Республики13. Наконец, в январе 1938 г. Департамент снабжения был упразднён, и его функции перешли к Национальной комиссии снабжения (Comisión Nacional de Abastos) республиканского правительства14.

Нападки сталинистов на коллективы НКТ

Сталинисты также начали полномасштабную пропагандистскую атаку на каталонские сельские коллективы. 23 января каталонский ВСТ провёл свой первый конгресс земледельцев, на котором присутствовало 40 делегатов, представлявших, как утверждалось, 30 000 крестьян. Перед залом заседаний был вывешен огромный транспарант:

«Меньше коллективистских экспериментов и больше продуктов!» Лидер ОСПК Виктор Коломе́ (в прошлом член ПОУМ) заявил конгрессу: «Необходимо как можно скорее прекратить беспорядочную – в некоторых районах хаотичную – ситуацию, которая существует сегодня в каталонской сельской местности, и это обязательное условие победы над фашизмом. Хотя верно то, что вы сами должны решать, проводить коллективизацию или нет, мы обязаны сказать вам, что мы не являемся её сторонниками, поскольку не считаем её своевременной»15.

Аналогичным образом, сталинисты повели мощную кампанию против контролируемых НКТ городских коллективов. Согласно Джону Брадимасу, сорвать промышленную коллективизацию было гораздо сложнее, и ОСПК воздерживалась от систематического вмешательства в неё до апреля – мая 1937 г. Однако ещё до этого ОСПК начала критиковать рабочие комитеты, управлявшие каталонским военным производством. Коммунисты настаивали, что необходимо подчинить их централизованному контролю республиканского правительства, чтобы сделать возможным общее экономическое планирование16.

В этот период ОСПК обращала значительное внимание на противодействие попыткам анархистов рационализировать промышленные производства, находящиеся под их контролем, создавая более крупные и, как они надеялись, более эффективные предприятия. Они взывали к бывшим владельцам небольших мастерских и фабрик, вступившим в коллективы в начале революции. Эти люди были напуганы тем, что после слияния предприятий у них не останется и следа того, что раньше являлось их собственностью17.

Решительная защита мелких капиталистов сторонниками ОСПК серьёзно подрывала позиции ЭРК – партии, которая до 19 июля была основным выразителем интересов среднего класса Каталонии. Это было вызвано той осторожной позицией, которую данная партия первоначально заняла перед лицом возглавляемой НКТ революции.

Бернетт Боллотен отмечает, что первой реакцией Луиса Компаниса и других лидеров ЭРК была попытка приспособиться к революции, наладить сотрудничество с анархистами и в конечном счёте интегрировать НКТ–ФАИ в правящий режим. Однако результатом этого стало отчуждение многих их сторонников, несколько лет поддерживавших ЭРК:

«Ни тонкие государственные соображения, ни ловкая обработка НКТ и ФАИ президентом Компанисом и премьером Таррадельясом не могли успокоить самых нетерпеливых членов среднего класса, перед которыми стояла угроза немедленного или постепенного разорения. Они уповали на скорый конец власти анархистов и видели в динамичном руководстве и агрессивной политике ОСПК единственную надежду на спасение хотя бы части своего имущества от поглощения революцией. Неудивительно, что они в возрастающем количестве продолжали стекаться в конкурирующую партию»18.

Доменек в Департаменте общественных служб

Экономическим органом большой важности, который анархисты продолжали контролировать с декабря 1936 г. по май 1937 г., был Департамент общественных служб (Consejería de Servicios Públicos), в ведении которого находились коммунальное хозяйство и железные дороги. Хосе Хуан Доменек в эти месяцы занимал должность его советника.

На этом посту Доменек посеял семена многих начинаний, которые принесли свои плоды позже. Он быстро обнаружил, что гидроэнергетическая система Каталонии была способна производить намного больше электроэнергии, чем она давала в то время. Поэтому он стремился заменить электричеством уголь, который был в дефиците. Он представил правительству проект по замене угольных и газовых плит на электрические во всех домах, где это было возможно. Кроме того, он добился определённого прогресса в электрификации региональной железнодорожной системы и смог приобрести некоторое количество новых электричек.

Он также пытался обеспечить Каталонию собственной нефтью. Рассказывая об этом много лет спустя, Доменек сказал, что правительство не снабжало и не собиралось снабжать очистительные заводы в Каталонии достаточным количеством нефти. Вследствие этого он провёл переговоры с представительством компании «Шелл» во Франции и заключил соглашение, полностью удовлетворявшее потребность Каталонии в нефти. «Шелл» пошла на это, надеясь проникнуть на испанский рынок нефтепродуктов, который до того был монополизирован государственной компанией КАМПСА. Доменек представил этот контракт на рассмотрение Совета Хенералидада, но прежде, чем он был утверждён, произошли майские события, а вскоре после них НКТ была вытеснена из правительства19.

Незадолго до того, как покинуть пост советника по общественным службам, Доменек опубликовал подробный отчёт о своей программе и деятельности. Кроме информации о расширении гидроэнергетической системы и увеличении использования электричества на железных дорогах и в других областях, здесь рассказывалось о проведённом в Реусе эксперименте по использованию метана, полученного из органического сырья, и о планах применения этого опыта в других частях региона. Кроме того, говорилось о расширении телефонной сети региона при содействии Доменека20.

Усилия сталинистов по получению контроля над полицией

Ещё более опасным, чем наступление в области экономики, с точки зрения анархистов, было стремление сталинистов получить исключительный контроль над полицейскими силами Каталонии. С первых недель революции они имели двойную структуру: с одной стороны, продолжали существовать силы Гражданской (теперь Национальной республиканской) гвардии и Штурмовой гвардии, подчинявшиеся советнику по внутренней безопасности Хенералидада, с другой – действовали контрольные патрули, находившиеся под руководством Хунты внутренней безопасности (Junta de Seguiridad Interior), возглавлявшейся анархистом Аурелио Фернандесом.

Сталинисты и их союзники пытались уменьшить влияние анархистов в «силах порядка» и увеличить своё собственное. Первым серьёзным шагом нового советника по внутренней безопасности Артемио Айгуадера, прокоммунистического лидера ЭРК, стало назначение Эусебио Родригеса Саласа комиссаром полиции, отвечающим за старые силы. Родригес Салас начинал в годы Первой мировой войны как анархист, и на этом этапе своей карьеры он потерял руку при налёте на Банк Таррагоны. В дальнейшем он вступил сначала в Рабоче-крестьянский блок Хоакина Маурина, затем в небольшое каталонское отделение Коммунистической партии, а после создания ОСПК стал в ней одной из ведущих фигур. Анархистам он решительно не нравился21.

Так же как Коморера пытался убедить всех и каждого в том, что анархисты за время своего господства привели в расстройство экономику Каталонии, Родригес Салас рисовал их творцами «ада, земли, наводнённой убийцами, где царит самый ужасный хаос». Однажды он выступил с осуждением «тайных тюрем и кладбищ» Барселоны22, естественно, не упоминая о тех, что были созданы испанскими сталинистами и тем более их советскими коллегами, о тех, что были неподконтрольны не только ни одному правительству в Испании, но и испанцам вообще.

Однако сталинисты не ограничивались словесными нападками на участие анархистов в поддержании общественного порядка. Виктор Альба отмечает, что для того, чтобы сталинисты получили контроль над полицией, «они должны были отобрать власть у представителей НКТ. С этой целью они, посредством закулисных манёвров, натравили штурмовых гвардейцев на контрольные патрули и тем самым добились поглощения последних». Он говорит, что Родригес Салас «организовывал демонстрации гвардейцев против Эролеса и прибегал к другим интригам». (Дионисио Эролес был представителем НКТ в комиссариате полиции23.)

Члены нового каталонского правительства от ВСТ (то есть от ОСПК) предложили объединить все полицейские силы – патрули, штурмовых гвардейцев и национальных республиканских гвардейцев. Анархисты резко возражали, говоря:

«Патрули следует не только сохранить, но и увеличить… Все эти атаки, предпринимаемые против них, направлены в самое сердце нашей революции».

Несмотря на эти возражения, правительством были приняты декреты о слиянии различных сил в новый корпус внутренней безопасности, «командные посты в котором… должны были занимать главным образом офицеры из числа расформированных штурмовых и национальных республиканских гвардейцев».

Эти декреты вызвали значительные разногласия в обществе, и, по сообщению НКТ, правительство согласилось отложить рассмотрение этого вопроса. Премьер-советник Таррадельяс в ответ заявил, что было отложено только назначение офицеров, а не создание нового полицейского корпуса. Согласно Бернетту Боллотену, «фактически, из-за возникшего ажиотажа, назначения, которые должны были ограничиваться главным образом служащими Штурмовой и Национальной республиканской гвардии, так и не были произведены, и закон упокоился на страницах “Официальных ведомостей”, оставив двойную полицейскую власть в регионе неизменной»24. Таким образом, к началу Майских дней анархисты сохраняли контроль над важным элементом полицейских сил Каталонии, хотя, как мы увидим, это принесло им мало пользы в Барселоне и других городах, где разгорелся конфликт в первые дни мая 1937 г.

Попытки сталинистов отстранить анархистов от руководства вооружённым силами

Наиболее серьёзной из всех, с точки зрения анархистов, была нарастающая кампания сталинистов с целью лишить анархистов контроля над каталонскими войсками. Бернетт Боллотен отмечает, что ещё до правительственного кризиса в декабре 1936 г. каталонское правительство официально одобрило мобилизацию резервистов призыва 1934–1935 гг., что было предметом непрекращающихся споров, но это решение фактически осталось мёртвой буквой. Анархисты утверждали: было бы «чистым ребячеством передать наши силы под неограниченный контроль правительства». Даже после декабрьского кризиса, когда к НКТ перешло каталонское министерство обороны, она продолжала настаивать на том, чтобы анархисты, призванные на службу, направлялись только в либертарные формирования милиции. ПОУМ в целом поддерживала позицию анархистов.

С другой стороны, ОСПК «добивалась переплавки милиции в регулярную армию на службе республиканского правительства – разумеется, имея в виду армию и правительство, подчинённые её воле…»

В рамках своей кампании сталинисты организовали Комитет за Народную армию и планировали в конце февраля провести масштабную демонстрацию в Барселоне. Анархисты потребовали распустить этот комитет, и советник по обороне, сэнэтист Франсиско Исглеас, угрожал подать в отставку. Однако в итоге был достигнут компромисс, и комитет был превращён во «вспомогательный орган Департамента обороны», с Луисом Компанисом в качестве его председателя и Исглеасом в качестве заместителя председателя, – изменение, которое, как настаивает Боллотен, «тем не менее являлось победой для ОСПК».

Республиканское правительство тем временем продолжало свою политику недоснабжения каталонских сил на Арагонском фронте оружием и военным снаряжением, одновременно оставляя каталонское правительство без финансовых средств, на которые оно могло бы приобрести военные материалы. Вследствие этого 18 марта, после долгих переговоров премьер-советника Таррадельяса и Франсиско Исглеаса с республиканским правительством, Хенералидад наконец согласился назначить даты мобилизации резервистов 1932–1935 гг. Но через день после того, как первые призывники стали являться на призывные пункты, анархисты вышли из Хенералидада, вызвав очередной правительственный кризис25.

В этой борьбе за контроль над каталонскими вооружёнными силами между анархистами и сталинистами сохранялось неустойчивое равновесие до начала майского кризиса. Значительное большинство каталонских частей на Арагонском фронте и в других районах боевых действий оставались анархическими и находились под командованием анархистов.

Восстановление муниципалитетов

Важным изменением в период декабря 1936 г. – мая 1937 г. было воссоздание муниципальных органов власти по всей Каталонии. Мы уже отмечали, что решение о замене комитетов, стихийно возникших после 19 июля, созданными на законных основаниях муниципальными советами было принято Хенералидадом в предшествующий период, но проводилось в жизнь медленно. Теперь этот процесс ускорился.

Изданные в январе 1937 г. декреты, согласно Жозепу Марии Брикалю,

«должны были заметно ограничить муниципальную власть новыми нормами, которые наделяли Хенералидад правом на инспектирование и новыми полномочиями, особенно в вопросах войны, борьбы с безработицей и социального обеспечения. Этими же декретами предусматривались муниципализация коммунальных служб и контроль Хенералидада, осуществляемый через департаменты внутренних дел, общественных служб и финансов. Одновременно вводилась система косвенных санкций против тех советов и комитетов, которые были созданы незаконным путём, – им не предоставлялся ряд преимуществ… оговорённых в декрете… принятом 9 января 1937 г.»26.

Этот процесс, насколько известно Брикалю, продолжался и после майских событий:

«На 31 мая 1937 г. двадцать важных советов Каталонии были лишены преимуществ, установленных этими декретами, и, следовательно, являлись незаконно созданными. К концу 1937 г. власть Хенералидада была полностью установлена. Хенералидад фактически отменял решения муниципальных органов, которые противоречили другим, принятым в соответствии с законом о муниципалитетах; Департамент финансов назначал инспекторов-делегатов в тех советах, которым были предоставлены займы, а правительство направляло муниципальных комиссаров, наделённых абсолютной властью, в те, которые были созданы незаконным путём»27.

Хотя события, описываемые Брикалем, произошли уже после того, как анархисты были полностью устранены из каталонского правительства, они сами помогли заложить основу этих изменений, согласившись на принятие декретов о реорганизации муниципальных властей во второй период своего участия в Хенералидаде.

Кампания сталинистов против ПОУМ

Стремясь подорвать позиции анархистов в каталонской экономике, полиции и вооружённых силах, сталинисты одновременно настойчиво шли к другой своей цели, уничтожению ПОУМ. Вытеснив её из каталонского Хенералидада, они начали массированную пропагандистскую кампанию, призванную в конечном счёте поставить её вне закона и ликвидировать.

Типичным образцом сталинистских нападок на ПОУМ была карикатура, опубликованная в газете дивизии ОСПК «Карл Маркс», где лидер ПОУМ Андрес Нин был изображён обнимающим Франко; её сопровождала статья, пояснявшая, что «Нин никогда не работал, потому что он всегда жил на деньги Гитлера»28.

В своей кампании против ПОУМ сталинисты не скрывали конечных целей. К примеру, в коммунистическом издании Валенсии «Красный фронт», в номере от 6 февраля 1937 г., на ПОУМ навешивался ярлык «троцкизма» и далее шла статья, где говорилось:

«День, когда нужно устроить суд над троцкистами в Испании – потому что мы, вместе с нашим братским органом “Рабочий мир”, просим Народный трибунал судить фашистских членов этой организации…»29

Меньше чем через месяц Хосе Диас, генсек Коммунистической партии Испании, говоря о том, что он считает необходимым для победы в войне, заявил:

«Нужно положить конец терпимости и попустительству определённых пролетарских организаций, которые идут на сотрудничество с контрреволюционным троцкизмом, с бандой из ПОУМ, считая её фракцией рабочего движения… Нужно бороться до тех пор, пока фашисты, троцкисты и “неконтролируемые” не будут устранены из политической жизни нашей страны»30.

ПОУМ осудила эту кампанию сталинистов против неё и потребовала, чтобы они предъявили независимому органу неоспоримые доказательства своих обвинений (что поумисты якобы сотрудничали с фашистами и замышляли убить Мануэля Асанью, Ларго Кабальеро, Долорес Ибаррури и Хосе Диаса). По предложению русского эмигранта Виктора Сержа партия призвала создать международную следственную комиссию для рассмотрения выдвинутых обвинений.

Согласно англоязычному изданию ПОУМ, данный орган должен был «включать представителей от каждой из следующих организаций: Коммунистического Интернационала, Социалистического Рабочего Интернационала, Четвёртого Интернационала, Международной ассоциации трудящихся и Международного бюро революционного социалистического единства. Эта комиссия должна провести независимое и свободное расследование конкретных обвинений, выдвинутых против ПОУМ. И оно, по нашему мнению, должно начаться с требования представить доказательства этих обвинений»31. Коммунисты, естественно, проигнорировали этот вызов.

Однако кампания против ПОУМ принимала не только форму массовой пропаганды. 23 февраля операция на Арагонском фронте, в ходе которой 29-я дивизия ПОУМ должна была взять город Вивель-дель-Рио при поддержке 27-й дивизии ОСПК на фланге, закончилась провалом из-за того, что 27-я дивизия отказалась поддержать 29-ю. Когда газета ПОУМ «Борьба» сообщила об этом инциденте, правительство по настоянию ОСПК приостановило её издание на четыре дня32.

Сталинистам также удалось лишить ПОУМ представительства в Совете экономики, вскоре после того, как она была исключена из каталонского кабинета33.

Отношение анархистов к соперничеству сталинистов и ПОУМ

Анархисты не скоро осознали, что агрессивное наступление сталинистов на ПОУМ было лишь первым шагом в кампании, целью которой было установление абсолютного контроля ОСПК над экономикой и политикой Каталонии и, конечно же, полное уничтожение НКТ–ФАИ. Некоторые анархисты, в частности молодёжь, пришли к этому выводу быстрее других.

Согласно Виктору Альбе, «ПОУМ четыре месяца пыталась разъяснить, что антипоумистская кампания является первым шагом к устранению НКТ. Сэнэтисты, введённые в заблуждение своей численностью, всё ещё настолько убеждены в своей силе, что с большим опозданием осознают действительность. Они в правительстве и не верят, что без них могут обойтись»34.

Альба отмечает, что ПОУМ часто отзывалась об анархистах в покровительственном тоне, что мешало последним понять нарастающую опасность их собственного положения. Типичной в этом отношении была статья, опубликованная 15 апреля Хуаном Андраде, одним из основных лидеров ПОУМ, в которой тот доказывал:

«Проблема в том, чтобы марксисты помогли НКТ–ФАИ преодолеть её предрассудки и дали ей ориентир»35.

Тем не менее в середине марта 1937 г. «Рабочая солидарность», ежедневная барселонская газета анархистов, уже заявила о том, что антипоумистская кампания «разделит антифашистский фронт». Этот комментарий вызвал яростную критику в «Правде», органе советской Коммунистической партии36.

Поумисты в этом период призывали к революционному фронту между ними и анархистами. В качестве примера можно привести статью Хуана Андраде, появившуюся в англоязычном издании ПОУМ в конце марта: «…Две тенденции, которые традиционно были несовместимыми, революционные марксисты (из ПОУМ) и бакунисты (из ФАИ) теперь придерживаются сходных идей по поводу надежд и перспектив революции… При существующих обстоятельствах неотложной необходимостью является образование Революционного фронта двумя наиболее передовыми рабочими организациями: ПОУМ и ФАИ… В Испании проблема Революционного фронта заключается не в простой перегруппировке всех рабочих в одну партию, а в создании единого фронта двух организаций, взгляды которых на текущие события, по сути, в значительной степени совпадают»37. Однако ФАИ оставила это обращение без ответа.

«Либертарная молодёжь», анархическое молодёжное движение, больше всего было расположено к тому, чтобы работать с поумистами и защищать их. Ещё в декабре 1936 г. были сделаны шаги к сотрудничеству между «Либертарной молодёжью» и молодёжным движением ПОУМ, и 11 февраля 1937 г. был сформирован Революционный молодёжный фронт (Frente de la Juventud Revolucionaria) с участием молодёжных групп анархистов и поумистов, а также кооперативной молодёжи, «Свободных женщин» и молодёжи малочисленной Синдикалистской партии. Три дня спустя «он представил себя массам на огромном митинге на Пласа-де-Каталунья».

Хотя в ретроспективе Фидель Миро́, секретарь «Либертарной молодёжи» времён войны, понимал, что этот фронт «не был большим делом», он добавлял, что им удалось провести многолюдные митинги в разных городах Республики. Кроме того, Виктор Альба отмечал, что в мае планировалось провести конференцию в Валенсии, чтобы организовать этот фронт на национальной основе, чему помешали майские события в Барселоне и последующий разгром молодёжной организации поумистов, как и самой ПОУМ38.

Виктор Альба хотя и подчёркивает, что анархисты не стали бросать все свои силы на защиту ПОУМ, когда партия подвергалась массированной пропагандистской атаке сталинистов весной 1937 г., но тем не менее признаёт: «Единственными, кто протестовал время от времени, были сэнэтисты». Он цитирует комментарий анархической молодёжной газеты «Путь», которая говорила:

«Мы не намерены заявлять о своей солидарности с теми, кто постыдным образом пытается погубить некоторых товарищей, просто чтобы удовлетворить политические амбиции, обрушивая на них гигантские волны клеветы и позора, прекрасно зная, что всё это ложь, как поступают с КМИ. Довольно! Нельзя ради удовлетворения нездоровых амбиций пытаться уничтожить организацию, которая боролась и продолжает бороться, вместе с другими, за победу испанской революции». (КМИ – Коммунистическая молодёжь Иберии была молодёжной организацией ПОУМ.)

Альба также отмечает, что итальянец Камилло Бернери, который в то время жил в Барселоне и был тесно связан с испанским анархическим движением, был «анархистом, лучше всех понимавшим позицию ПОУМ»39.

По крайней мере в некоторых случаях анархисты прямо вмешивались, чтобы защитить членов ПОУМ. Многие поумисты тогда под разными предлогами задерживались полицией, находившейся под контролем ОСПК. Однажды четверо поумистов из рабочего района Барселоны были арестованы и удерживались в штаб-квартире ОСПК – отеле «Колон» на Пласа-де-Каталунья. Анархисты этого района города отправили в отель делегацию из четырёх человек, чтобы добиться их освобождения. В данном случае им сопутствовал успех, поскольку сталинисты на тот момент не были готовы к открытому столкновению с анархистами40.

Инциденты в ходе борьбы сталинистов с анархистами

Сталинисты атаковали словом и делом не только ПОУМ. После декабрьского правительственного кризиса ОСПК почувствовала себя достаточно сильной, чтобы начать наносить удары анархистам, которые до тех пор безраздельно господствовали на каталонской сцене. Их отношения в этот период были отмечены серией значительных инцидентов.

Один из них произошёл в посёлке Ла-Фатарелья, в провинции Таррагона, где крестьяне, выступавшие против коллективизации, подняли восстание. Согласно Хосе Пейратсу, оно было «жестоко подавлено контрольными патрулями, своего рода мобильной полицией, сформированной всеми партиями и организациями в августе 1936 г. Карательная операция патрулей привела к гибели тридцати восставших и нескольким убитым и раненым среди репрессивных сил, в состав которых входили штурмовые гвардейцы Хенералидада Каталонии. Ответственность, следовательно, была коллективной; но лидеры ОСПК попытались переложить всю вину на НКТ и ПОУМ»41.

Были и другие столкновения между сталинистами и анархистами. Мануэль Круэльс отмечает:

«17 февраля рабочий из НКТ был убит в Барселоне; 29-го в Манресе произошла перестрелка между сторонниками двух профсоюзов, в которой один рабочий погиб. В это же время были случаи насилия со смертельными исходами в Сентельесе и Виланова-и-ла-Жельтру́. Специальный следователь, назначенный для расследования событий в Сентельесе, в заявлении для прессы сообщил, что вскрытие тел “показало, что труп председателя ‘Либертарной молодёжи’ был изувечен”»42.

Сталинисты начали пропагандистское наступление против Франсиско Исглеаса, анархиста, который был советником по обороне Хенералидада. «Его сделали ответственным за то, что на Арагонском фронте не проводилось наступательных операций… ощущалась нехватка оружия и, в частности, боеприпасов. Самонадеянные лидеры Коммунистической партии публично обвиняли анархических милиционеров в трусости»43.

Сталинисты также организовали кампанию против Дионисио Эролеса, возглавлявшего патрули военной полиции. Они провели демонстрацию полицейских против Эролеса, которая вызвала заявление Хенералидада:

«Правительство не может терпеть подобные инциденты, порождённые соперничеством организаций»44. ОСПК и сторонники ЭРК вели «интенсивную пропаганду» в рядах штурмовых гвардейцев и бывших гражданских гвардейцев, направленную против анархистов45.

Сталинисты, кроме того, повели мощную кампанию против каталонской военной промышленности, которая по большей части контролировалась анархистами. На конференции, прошедшей в начале апреля в Мадриде, Сантьяго Саррильо, глава «Объединённой социалистической молодёжи», «безосновательно заявил, что в Каталонии существуют великолепно оборудованные военные заводы, которые используются только для изготовления капсюлей к пистолетным патронам. Другие ораторы добавили, что на каталонских военных заводов вместо пулемётов и винтовок производятся предметы домашнего обихода. Эти пропагандистские заявления были подхвачены ежедневными газетами “Рабочий мир” (Валенсия) и “Труд” (Барселона), официальными органами КП и ОСПК»46.

Однако, несмотря на очернение каталонской военной промышленности, сталинисты не гнушались пытаться захватить для себя её продукцию. Это показал инцидент в начале марта, когда с военно-промышленного склада в Барселоне мистическим образом были «реквизированы» 12 танков, по документам, которые, как выяснилось, были поддельными. Расследование вскоре выявило, что они были взяты, без какого-либо разрешения каталонского Департамента обороны, высшими офицерами из Ворошиловских казарм, контролировавшихся ОСПК. Их заставили вернуть танки. 7 марта «Рабочая солидарность» прокомментировала:

«Если эти танки забирали не для того, чтобы отправить их на фронт, зачем проводилась такая блестящая операция? Мы усматриваем в ней очертания диктаторской попытки, против которой, как всем известно, мы выступим немедленно»47.

Возникновение «Друзей Дуррути»

В середине марта 1937 г. на анархической сцене Барселоны появилась новая группа, известная как «Друзья Дуррути» (Amigos de Durruti). Во главе её стояли Феликс Мартинес и Хайме Балиус, редактор газеты НКТ «Ночь» (La Noche). Группа объявила своей целью борьбу против «контрреволюционной» политики, проводимой руководством НКТ и ФАИ. Ей предстояло сыграть определённую роль в майских событиях.

«Друзья Дуррути» начали издавать брошюры, плакаты и другие материалы. Они оставались малочисленными и в той или иной степени сотрудничали с крошечной организацией троцкистов, созданной под эгидой Четвёртого Интернационала48.

Правительственный кризис в марте – апреле 1937 г.

В марте 1937 г. анархисты стали настолько обеспокоены успехами сталинистов, стремившихся подорвать их власть и подавить революцию, что решились вызвать серьёзный правительственный кризис в Каталонии. К тому времени, по словам Мануэля Круэльса, бывали моменты, когда атмосфера на заседаниях Совета Хенералидада становилась «удушающей» и грозила полностью парализовать его работу49.

Существуют некоторые разногласия по поводу того, какая именно проблема спровоцировала правительственный кризис. Бернетт Боллотен утверждает, что это было решение каталонского режима о проведении призыва на военную службу50. С другой стороны, Виктор Альба объясняет кризис несогласием анархистов с решением правительства создать единые полицейские силы путём слияния патрулей (которые контролировались анархистами) с Национальной республиканской и Штурмовой гвардией (где всё больше преобладало влияние сталинистов)51. Хосе Пейратс согласен с версией Виктора Альбы52, как и Мануэль Круэльс53.

Так или иначе, 27 марта анархисты объявили о своём выходе из Хенералидада, вызвав этим кризис, который продолжался почти месяц. Бернётт Боллотен пишет:

«ОСПК и НКТ теперь заходили в тупик по каждому важному вопросу. Либертарное движение пыталось отстоять независимость своих вооружённых сил, затягивая время или делая вид, что оно принимает решения правительства, но это притворство не могло продолжаться вечно, и открытый раскол в кабинете был неизбежным»54.

На переговорах, проходивших после отставки советников-анархистов, НКТ потребовала, чтобы декреты о полиции «были подвергнуты таким основательным изменениям, что от них остались бы одни названия». Со своей стороны, сталинисты настаивали на немедленном приведении в действие декретов о полиции и армии, и анархисты должны были подписать обязательство соблюдать их, на что НКТ ответила решительным отказом.

По описанию Боллотена, президент Компанис «выражал своё растущее нетерпение в отношении НКТ в начале кризиса», заявляя о необходимости «правительства, которое может править и навязывать свою волю тем, кто срывает его работу»55.

После того, как «промежуточное» правительство, состоявшее из двух членов ЭРК, двух – НКТ (Исглеас и Доменек) и по одному – ОСПК и Союза рабасайрес, было приведено к присяге 3 апреля, ОСПК огласила свой план победы, где повторялись положения о милитаризации милиции, призыве резервистов, объединении полиции и, кроме того, выдвигались требования «национализации основных военных предприятий и милитаризации транспорта» и «концентрации всего оружия в руках правительства»56.

Газета НКТ «Рабочая солидарность» не только отклонила эти требования ОСПК, но и заявила: «Мы сделали уже слишком много [уступок] и считаем, что пришло время закрыть вентиль». Позиция анархистов была поддержана ПОУМ57.

16 апреля президент Компанис назначил очередной кабинет, включавший трёх членов от ЭРК, трёх от сталинистов, четырёх от НКТ и неизменного Хосе Кальвета от рабасайрес, отвечавшего за сельское хозяйство. Советниками от НКТ были Исглеас – по обороне, Андрес Капдевила – по экономике, Доменек – по общественным службам и Аурелио Фернандес – по здравоохранению и социальному обеспечению.

Однако даже этот новый кабинет не разрешил кризиса. Боллотен комментирует:

«Как и временный кабинет, сформированный 3 апреля, новое правительство было мертворождённым. Его члены не могли выработать общую программу, и болезненные проблемы контроля над войсками и полицией сохранялись во всей их непреодолимой полноте»58. Виктор Альба отмечает: «29 апреля новое правительство… приостановило свои заседания, потому что, говорилось в сообщении для прессы, “оно не может продолжать свою работу в условиях давления, угрозы и беспорядка, вызванных существованием в некоторых частях Каталонии групп, которые пытаются насадить свою власть и скомпрометировать революцию и войну”»59.

Хосе Пейратс согласен с этими оценками: «Выход из кризиса был номинальным. Решение проблем, вызвавших его, отложили в надежде на более благоприятные обстоятельства. То, чего не смогли достичь реакционные декреты, тёмные элементы попытались осуществить путём провокации и применения силы»60. Пейратс, разумеется, имеет в виду майские события, которые вскоре должны были разыграться в Барселоне.

Преддверие майских событий

В последние недели апреля 1937 г. возникла напряжённость между каталонскими сталинистами и их союзниками с одной стороны и анархистами – с другой, которая непосредственно привела к столкновению в первую неделю мая. 25 апреля был убит лидер ОСПК Рольдан Кортада. Другой представитель ОСПК, Рафаэль Видьелья, обвинил в этом анархистов, и вскоре Луис Кано, лидер НКТ и муниципальный советник в Оспиталет-де-Льобрегате, был арестован по обвинению в убийстве Кортады. Однако 2 мая Кано был оправдан, поскольку судья посчитал, что нет никаких реальных доказательств его причастности к этому преступлению.

Через два дня после убийства Кортады полицейские, подчинявшиеся Эусебио Родригесу Саласу, напали на приграничный городок Пучсерда́, убив при этом мэра Антонио Марти́на и двух других анархистов61. Это было открытое нападение на власть анархистов в Каталонии.

После 19 июля анархисты установили свою власть в населённых пунктах на границе между республиканской Испанией и Францией. Это позволяло им наблюдать за импортом и экспортом Каталонии, укрепляя автономию региона и свой контроль над его экономикой.

Сразу после убийства Антонио Мартина министр финансов республиканского правительства Хуан Негрин отправил отряд карабинеров – пограничных служащих, подчинявшихся Министерству финансов, – чтобы установить контроль не только над Пучсерда, но и над остальными пограничными постами62. Карабинеры перед Гражданской войной были небольшим корпусом, насчитывавшим около 15 тысяч человек. Но после того, как Хуан Негрин стал министром финансов в правительстве Ларго Кабальеро, он занялся их преобразованием в крупную военизированную силу. К апрелю 1937 г., как сообщали, насчитывалось около 40 тысяч карабинеров, хотя протяжённость границ резко сократилась из-за того, что Франко контролировал португальскую и половину французской границы63.

Джеймс Минифи из «New York Herald Tribune» сообщал: «Анархисты уже обратили на это внимание и жаловались по поводу увеличения этих сил “в то время, когда, как все мы знаем, идёт достаточно мало движения через границы, сухопутные или морские”. Они понимают, что эти силы будут использованы против них»64. В апреле 1937 г. именно это и произошло.

Анархисты не оставили без ответа попытку захвата Пучсерда и других пограничных постов контролируемой ОСПК каталонской полицией и затем карабинерами. Они сосредоточили значительные силы на юге и отрезали пограничные города от остальной Каталонии и Арагона. После вмешательства Регионального комитета Каталонии НКТ было заключено «перемирие», но на таких условиях, что «силы порядка» оставили за собой контроль над пограничными постами65. Анархист Хуан Молина, занимавший должность субсекретаря обороны, срочно выехал в Пучсерда и находился там, когда начались Майские дни66.

Последним признаком напряжённой ситуации в Каталонии стало решение отменить все демонстрации на 1 мая и объявить его обычным рабочим днём67.

Заключение

В период, прошедший между реорганизацией каталонского правительства в декабре 1936 г. и вспышкой уличных боёв в Барселоне и других каталонских городах в первую неделю мая 1937 г., Каталония стала сценой согласованных попыток сталинистов подорвать и, если возможно, устранить влияние анархистов в экономике и политике региона. Одновременно ОСПК настойчиво вела кампанию, направленную на полное уничтожение ПОУМ.

Каталонские анархисты в этот период явно находились в обороне. Внутри правительства им приходилось бороться в одиночку. ЭРК, которые более или менее тесно сотрудничали с НКТ–ФАИ в первые месяцы войны, в декабре 1936 – мае 1937 г. всё больше склонялись на сторону её противников, отчасти из-за того, что они быстро уступали своё влияние в среднем классе сталинистам.

В начале рассматриваемого периода сталинисты ещё не были готовы к открытому полномасштабному столкновению с НКТ и ФАИ. Однако к апрелю они, благодаря поддержке некоторых элементов республиканского правительства, в частности министра финансов Хуана Негрина, чувствовали себя подготовленными к такому повороту.

Против анархистов обернулись их неопытность в «практической» политике и не до конца изжитые сомнения по поводу необходимости участия в ней. Это приводило к тому, что они преувеличивали свои силы при существующих обстоятельствах. Это мешало им приступить к поиску союзников, которых они могли обрести в лице ПОУМ, а возможно, и ЭРК. Они продолжали отделять себя, как «аполитичную» группу, от «политиков». Они продолжали мыслить старыми представлениями, противопоставлявшими либертариев и марксистов, и не понимали, что в действительности шла борьба за продолжение революции, начатой ими 19 июля 1936 г., – чего хотели и некоторые марксисты.

Последствия такого отношения анархисты окажутся пагубными для всех политических игроков Каталонии, кроме сталинистов. Рабочая партия марксистского единства практически прекратит своё существование. «Левые республиканцы Каталонии» лишатся самого дорогого для них – каталонской автономии. Сами анархисты будут продолжать роковую битву, единственными победителями в которой окажутся сталинисты – и в конечном счёте Франко.

Часть V. Роль анархистов в политике республиканской Испании

27. Взлёт и падение Совета Арагона

Как и на большей части лоялистской Испании, после разгрома мятежников в июле 1936 г. правительственные учреждения Арагона, существовавшие ранее, были разрушены, и их место заняли новые революционные органы. В первую неделю войны мятежники захватили практически весь Арагонский регион, гражданский губернатор Арагона был убит, и в большинстве посёлков и сёл военные власти и гражданские гвардейцы разогнали муниципальные советы, многие из которых контролировались партиями Народного фронта.

Когда три четверти Арагона были отвоёваны каталонскими милиционерами, в значительном большинстве анархистами, у них не было большого желания восстанавливать прежние правительственные институты. В качестве муниципальных органов власти были созданы революционные комитеты, иногда полностью состоявшие из членов НКТ, а в других случаях включавшие представителей других политических элементов, поддерживавших Республику, в частности «Левых республиканцев» Асаньи, которые были крупнейшей лоялистской партией в регионе.

Часть Арагона, отвоёванная милиционерами, была по преимуществу сельской. Три крупнейших города региона, Сарагоса, Уэска и Теруэль, оставались в руках мятежников (не считая кратковременного захвата Теруэля республиканскими силами в декабре 1937 г.). Как мы видели ранее, в значительном большинстве сёл и посёлков были созданы крестьянские коллективы, часто с участием сельских ремесленников, торговцев и интеллигенции. В подавляющем большинстве случаев эти коллективы находились под влиянием анархистов, хотя встречались и коллективы ВСТ. Зачастую административные комитеты коллективов дублировали функции муниципальных властей.

Таким образом, в первые недели Гражданской войны обстановка в республиканском тылу в Арагоне была хаотической. Вскоре стало очевидно, что необходимо создать некий орган, чтобы координировать действия коллективов и революционных комитетов, удовлетворять нужды региона в целом, а также пресекать случаи произвола по отношению к местным сообществам со стороны милиционеров, в частности из подразделений ОСПК (коммунистов). В силу того, что в это время в Арагоне преобладало влияние анархистов, именно НКТ–ФАИ взяла на себя инициативу организации региональной власти.

Создание Совета Арагона

Решение создать Совет Арагона0 было принято на чрезвычайном пленуме Региональной конфедерации труда Арагона НКТ, проведённом в Бухарало́се 6 октября 1936 г. На этом пленуме присутствовали делегаты от 139 местных организаций НКТ в данном регионе, а также от анархических частей милиции: «Культуры и действия», Красно-чёрной колонны и колонны Дуррути.

Основные дебаты на пленуме развернулись вокруг создания регионального органа власти для всего лоялистского Арагона, его компетенции и принципах организации. В ходе обсуждения делегаты из многих сельских коллективов жаловались на самоуправство милиционеров, стоявших в их местности, в частности на произвольное изъятие хлеба последними, и заявляли о необходимости органа, который регулировал бы отношения между гражданскими коллективами и добровольческими войсковыми частями.

Среди участников обсуждения был и Буэнавентура Дуррути. Он сообщил о переговорах, которые велись тогда по предложению НКТ премьер-министру Ларго Кабальеро о создании Национального совета обороны, из представителей НКТ, ВСТ и политических партий, вместо существующего республиканского правительства. В связи с этим Дуррути настойчиво призывал к созданию подобного же органа для Арагонского региона.

Больше всего споров вызвал вопрос о том, должен ли региональный совет контролировать лоялистские силы на Арагонском фронте или его полномочия должны ограничиваться экономическими, социальными и политическими делами в тылу. Хотя мнения среди них, по-видимому, разделились, большинство делегатов от войсковых частей выступили против наделения Совета военными функциями.

Один из фронтовых делегатов, указанный как представитель II колонны, привёл веский аргумент против передачи совету военной власти:

«Я выступаю за учреждение Совета Арагона, который будет вмешиваться во всякого рода деятельность в тылу, но я не согласен с мнением товарищей, который утверждают, что в Совете Арагона должен существовать Военный отдел. Нелепо настаивать на том, чтобы фронты Арагона подчинялись Военному отделу, который мы здесь создадим. Что мы, по моему суждению, можем сделать, так это послать в комитет, который существует в Барселоне, делегацию от Арагона, чтобы они вместе могли всё контролировать и ориентировать. У Совета есть много работы в других областях, выполнение которой принесёт большую пользу антифашистскому движению…»

Был избран комитет для составления проекта резолюции о создании Совета Арагона. Этот документ, принятый пленумом, гласил:

«Принимая во внимание революционные события, произошедшие в стране как следствие борьбы, спровоцированной фашизмом, и в соответствии с последними договорённостями региональных пленумов НКТ, решено сформировать Региональный совет обороны, который возьмёт на себя ответственность за всё политическое, социальное и экономическое развитие Арагона. Отделы Совета, которые будут сформированы, следующие: юстиции, общественных работ, промышленности и торговли, сельского хозяйства, информации и пропаганды, транспорта и связи, общественного порядка, гигиены и здравоохранения, народного образования, экономики и снабжения».

Эта резолюция также обрисовывала схему реорганизации экономики региона при новом Совете. Говорилось, что «все отделы разрабатывают план, который всегда будет подлежать рассмотрению и одобрению представленных организаций; но одобрив, они будут выполнять его в целом и во всех деталях. Все действия различных поселений будут направлены на выполнение экономического и социального плана переменными или устойчивыми методами, которых потребует новая структура общества. Больше не будет так, как бывало раньше, когда проекты и их выполнение часто противоречили друг другу».

Та же резолюция отмечала: «Мы посчитали нецелесообразным создание Военного отдела». Вместо этого было решено направить двух арагонских делегатов для участия в работе Департамента обороны Каталонии. Также предлагалось создать военный комитет, состоящий из делегатов от всех анархических колонн милиции в регионе и от Совета обороны Арагона.

Наконец, пленум решил, что новый Совет Арагона должен включать представителей не только НКТ, но и других политических групп. Предполагалось, что в него войдут семь анархистов, два представителя ВСТ и один от республиканских партий1.

Тем не менее предварительные переговоры о включении неанархистов в Совет Арагона оказались неудачными. Феликс Карраскер отметил, что беседы на эту тему с социалистами и республиканцами региона были проведены сразу же, но «не достигли благоприятных результатов».

«Республиканцы, хотя они и завили, что склонны согласиться, попросили времени на размышление, социалисты же ответили резким отказом и не скрывали своей враждебности и недоверия»2.

Вследствие этого Совет первоначально состоял из одних членов НКТ–ФАИ. В его первый состав вошли: Хоакин Аскасо – председатель, Адольфо Бальяно – заведующий юстицией и общественным порядком, Хосе Мавилья – сельским хозяйством, Мигель Хименес – информацией и пропагандой, Франсиско Понсан – транспортом и торговлей, Хосе Альберола – народным образованием, Адольфо Аснар – экономикой и снабжением и Мигель Чуэка – трудом3. Среди них были плотник, строитель, механик, типографский работник и три школьных учителя, но ни одного крестьянина4.

В течение всего существования Совета Арагона его наиболее выдающейся фигурой был Хоакин Аскасо. Он приходился кузеном Франсиско Аскасо, лидеру ФАИ, погибшему 20 июля во время боёв в Барселоне5. Он вырос в Сарагосе, где вступил в НКТ, ещё будучи подростком. В период диктатуры Примо де Риверы он был арестован и затем эмигрировал. Вернувшись в Сарагосу позднее, он стал лидером строителей НКТ, а также возглавил инициативу анархистов по организации безработных. Он участвовал в восстании анархистов в декабре 1933 г. и одно время, по-видимому, был секретарём Национального комитета НКТ6.

Первый манифест Совета Арагона

Сразу же после создания Совет Арагона выпустил свой первый манифест. Он имел отношение к неотложной проблеме – отношениям сёл и коллективов с милиционными частями на Арагонском фронте, в особенности находившимися под контролем коммунистов (ОСПК). Этим манифестом Совет пытался внести некоторый порядок в процесс получения колоннами милиции продовольствия и других поставок от крестьян.

Манифест начинался с заявления, что, подходя к этой проблеме, Совет ставит две цели:

«Избежать, первое, и это существенно, чтобы арагонский крестьянин, который сегодня гордится действенной поддержкой, оказанной его освобождению его антифашистскими братьями, утратил, в результате ошибочных действий политического характера, выражаемое к ним братское отношение. И, второе, Региональный совет обороны, обязанный оправдать ту поддержку, которую оказало ему значительное большинство арагонцев, не может смириться с тем, чтобы пренебрегали правами Арагона, который, как и другие братские регионы, обладает бесспорным правом устраивать собственные дела в соответствии со своими характеристиками, политическим темпераментом и экономическими особенностями, но ни на миг не забывая тех обязанностях, которые он должен выполнять в освободительной борьбе, ведущейся всеми антифашистами…

[Совет обвиняет] некоторых руководителей колонн из определённой политической фракции, действующих в нашем регионе так, будто они находятся на территории, завоёванной у внешнего и внутреннего врага; и, вследствие такого неправильного поведения, эти руководители навязывают политические и социальные нормы, полностью противоречащие желаниям нашего народа, который, с согласия всех живущих здесь, установил нормы жизни, выработанные, как мы готовы засвидетельствовать, в соответствии с теми социальными преобразованиями, начало которым положила антифашистская борьба в Испании».

Манифест Совета также обвинял некоторые колонны милиции в «реквизициях предметов и продуктов… на передовой и в тылу; с тем отягчающим обстоятельством, что эти реквизиции неограниченные, без какого-либо внимания к минимальным нуждам деревни, где они проводятся… Производили грабёж, не думая о нуждах завтрашнего дня, систематически разрушая деревни… оставляя отметины ненависти и боли, порождающей желание устранить то, что её вызвало».

Чтобы исправить это положение, говорилось в манифесте, Совет «рекомендует, и мы надеемся, что командиры колонн последуют этому», определённые процедуры. Предписывалось, что впредь любые реквизиции и поставки для колонн должны проводиться только через Совет, «который разумно осуществит их в соответствии с возможностями региона». Кроме того, говорилось, что «антифашистские колонны не должны и не могут вмешиваться в политическую и социальную жизнь деревни, которая изначально свободна и имеет собственный характер». Манифест также указывал, что деревни и коллективы не должны никому передавать оружие, находящееся в их распоряжении, без разрешения Совета и что они должны сопротивляться любым самовольным реквизициям милиционных колонн «всеми доступными средствами»7.

Оппозиция коммунистов Совету Арагона

Коммунистическая партия региона с самого начала резко выступала против Совета Арагона. В начале войны количество их сторонников в Арагоне было минимальным. Однако, как и в других частях республиканской Испании, они стремились сплотить вокруг себя тех крестьян и представителей других слоёв, которые были настроены против революционных изменений, произошедших после поражения мятежников.

Хосе Дуке, глава Коммунистической партии в Арагоне во время Гражданской войны, так описывал роль своей партии:

«Вопреки Совету, его террору и разыскным патрулям, коммунисты несли крестьянам веру и надежду на то, что это отчаянное положение было временным и преходящим. Правительство Республики издало важный декрет о сельском хозяйстве, который фактически доводил аграрную реформу до её полного завершения, передавая землю крупных собственников и всех, кто принял участие в мятеже, крестьянам и сельскохозяйственным рабочим… Это было мерой, политические последствия которой отвечали простой цели коммунистов – положить конец беспорядку и отчаянию, посеянному Советом».

В своей агрессивной кампании против Совета коммунисты вначале оставались одинокими. Как говорит Дуке:

«К сожалению, эта решительная позиция Коммунистической партии перед лицом хаоса, посеянного в регионе анархистами, не разделялась с той же твёрдостью республиканцами и социалистами. Оба этих сектора были против Совета, осознавали огромный ущерб для репутации Республики, вызывавшийся продолжением данной ситуации, но не чувствовали себя достаточно сильными для того, чтобы выступить против Совета, изолировать его от масс, решительно и ясно разъяснить народу Арагона, как начала делать Коммунистическая партия, истинную природу органа, задачей которого было поддерживать состояние недисциплинированности, дезорганизации и анархии, существовавшее с первого дня мятежа»8.

Коммунисты не ограничивали свои нападения на Совет Арагона одними словами. Феликс Карраскер вспоминал, что самолёты коммунистов «в декабре однажды “по ошибке” сбросили бомбы на старый дом, где только что обосновался недавно созданный орган» (т.е. Совет Арагона)9.

Реорганизация и легализация Совета Арагона

Первые два месяца Совет Арагона был правительством только де-факто, а не де-юре, по крайней мере когда речь шла о позиции республиканского правительства Испании. Однако Совет и анархические лидеры региона стремились получить официальное признание нового арагонского режима от республиканского правительства Франсиско Ларго Кабальеро.

Позиции Совета Арагона ослаблялись отношением правительства Каталонии и национального руководства НКТ. Согласно Сесару Лоренсо, Совет «ещё меньше мог понравиться Хенералиду, в котором уже сотрудничали все антифашистские секторы и который до тех пор управлял Арагоном, словно этот регион был всего лишь зависимой территорией или колонией…»

«Осуждение было настолько общим, что даже лидеры НКТ выразили своё недовольство. По их словам, создание этого совета не только затрудняло их попытки попасть в правительство, но и являлось неправомерным, так как решение об этом не было ни одобрено Национальном комитетом, ни утверждено каким-либо пленумом или регулярным конгрессом»10.

Бенито Пабон, лидер Синдикалистской партии Анхеля Пестаньи и «большой друг НКТ», должен был помочь Совету Арагона выйти из тупика. Он убедил его членов сделать первый шаг и обратиться к правительству Ларго Кабальеро за юридическим признанием.

«Он сослался на здравый смысл, на сложность международной обстановки», которая делала нежелательной «открытую демонстрацию превосходства крайне левых сил, и убедил их, что необходимо сохранить определённые проявления буржуазной демократии»11.

В итоге, в начале ноября делегация от Совета Арагона, состоявшая из Хоакина Аскасо и Мигеля Чуэки, вместе с Бенито Пабоном выехала в Барселону, где их строго отчитал каталонский президент Луис Компанис. Далее они отправились в Мадрид и встретились с премьер-министром Ларго Кабальеро. Согласно Лоренсо, «последний не возражал против создания автономного регионального правительства, но потребовал участия политических партий». Президент Республики Мануэль Асанья, с которым они также встретились, занял примерно такую же позицию12.

Делегация Совета Арагона привезла в Барселону и Мадрид документ, датированный 31 октября 1936 г., где обосновывалось создание данного органа и перечислялись полномочия, которые должно было передать ему республиканское правительство.

«Ненормальные обстоятельства, существовавшие в Арагонском регионе, сделали неотложной необходимостью создание органа для руководства социальными, экономическими и политическими действиями в этом секторе национальной территории. Исчезновение гражданского правительства, провинциальных палат депутатов и всех руководящих органов трёх арагонских провинций… положили начало хаотической ситуации, которая угрожала экономическим разрушением данной территории».

Далее, возможно не совсем искренне, документ говорил:

«Планировалось определить структуру Совета обороны в согласии со всеми партиями Народного фронта и профсоюзными организациями». Заявлялось, что Совет «полностью отождествляет себя с Правительством Республики и твёрдо намерен осуществить все распоряжения, исходящие от него».

После этого предлагалось:

«Члены совета будут назначены пропорционально численности членов политических партий и профсоюзных организаций в этом регионе. В сферу деятельности Совета будут входить: 1) те функции и полномочия, что относятся к компетенции гражданских губернаторов и провинциальных палат депутатов; 2) те, что будут делегированы центральным правительством; и 3) те, что вызваны чрезвычайными обстоятельствами в регионе, чтобы он мог выполнять стоящие перед ним задачи».

В конце документа излагались намеченные цели Совета:

«Во-первых, поддерживать общественный порядок, всеми средствами предотвращая злоупотребления и произвольные действия, которые здесь совершались, в особенности безответственными группами. Во-вторых, экономическая перестройка промышленности и сельского хозяйства по всей освобождённой зоне; и, в-третьих, содействие, всеми возможными способами, военному командованию для максимального повышения эффективности сил, которые борются за свободу испанских людей»13.

После поездки арагонской делегации в Мадрид Совет Арагона «был официально признан национальными властями, которые делегировали ему определённые гражданские и военные функции (в частности те, что принадлежали провинциальным палатам депутатов и губернаторам)…» Однако «его легализация в надлежащем виде» была закончена лишь к концу декабря14. Тогда Хоакин Аскасо был назначен республиканским правительством на должность генерал-губернатора Арагона15.

Переговоры о включении в Совет Арагона других политических групп были долгими. Особую проблему представляла собой Коммунистическая партия. Хосе Дуке отмечает: «Коммунистическая партия была приглашена республиканцами и социалистами к участию в переговорах с Советом. Она согласилась на это, не давая никаких обещаний, в ознакомительном порядке. Не отказываясь, равным образом, от продолжения своей политической борьбы против Совета и за восстановление власти правительства Республики»16. В конце концов, однако:

«[Перед коммунистами] встал выбор, продолжать бороться против Совета либо, ввиду позиции Ларго Кабальеро и остальных сил Народного фронта региона, согласиться на участие. Первое привело бы, раньше или позже, к вооружённому конфликту, полному опасностей из-за близости фронта. Второе давало возможность укрепить узы единства между всеми антифашистскими силами через Совет, нейтрализуя разлагающие действия анархистов и нормализуя жизнь региона путём укрепления власти правительства Республики… Поэтому Коммунистическая партия решила участвовать»17.

В итоге реорганизованный Совет включал семь членов, включая председателя, от НКТ, двух – от «Левых республиканцев», двух – от ВСТ, двух – от Коммунистической парии и одного – от Синдикалистской партии. Хоакин Аскасо оставался его председателем, другими членами от НКТ были Эваристо Виньюалес – по информации и пропаганде, Адольфо Бальяно – по общественному порядку, Адольфо Арналь – по сельскому хозяйству, Мигель Чуэка – по труду, Луис Монтолиу – по транспорту и связи и Эвелио Мартинес – по экономике и снабжению. Членами от «Левых республиканцев» были Хосе Игнасио Мантекон – по юстиции и Хесус Грасия – по финансам; представителями ВСТ были Мануэль Латорре – по культуре и Хосе Руис Борао – по общественным работам. Хосе Дуке, глава арагонской Коммунистической партии, стал советником по здравоохранению и социальному обеспечению, а его соратник Кустодио Пеньярроча – по промышленности и торговле. Наконец, Бенито Пабон из Синдикалистской партии стал генеральным секретарём Совета обороны Арагона18. Хосе Игнасио Мантекон так и не занял свою должность и был заменён Томасом Пельисером, также из «Левых республиканцев»19.

Деятельность Совета Арагона

В нашем распоряжении нет обобщающего исследования деятельности Совета обороны Арагона в течение десяти месяцев его существования. Однако мы можем получить некоторое представлением о том, что было достигнуто им в различных областях.

Следуя одной из целей, заявленных им накануне получения признания от республиканского правительства, Совет создал механизмы поддержания общественного порядка. После освобождения значительной части Арагона от сил Франко, в августе – сентябре 1936 г., милиционерами и местными жителями были созданы патрули в населённых пунктах региона. Совет Арагона, особенно после включения в него неанархистов, стремился объединить эти силы и навести некоторую дисциплину в них. В вопросах общественного порядка он полагался главным образом на милиционеров20.

Хосе Дуке сообщает, что на первом заседании переформированного Совета Арагона обсуждался вопрос закона и порядка:

«По поводу роспуска “разыскных патрулей” Аскасо сказал, что это “его самое большое желание”. Но поскольку правительство в данный момент не может направить в Арагон силы общественного порядка, необходимо сохранить патрули и попутно выполнить одну из договорённостей, достигнутых на встречах перед реорганизацией Совета, – держать тысячу агентов общественного порядка, пятьсот от НКТ и ещё пятьсот от других партий…

Это соглашение, если принимать во внимание только числа, укрепляло политические позиции анархистов, но если учесть, что командиров должно было прислать правительство, то это не имело решающего значения, тем более что эти силы, будучи организованы, зависели бы от Министерства внутренних дел и могли быть сняты и переведены из Арагона в другие районы Испании»21.

Сесар Лоренсо описывает работу Совета Арагона по организации региональных полицейских сил:

«Адольфо Бальяно и Франсиско Фойо, советник и генеральный делегат по общественному порядку соответственно, занялись организацией единых полицейских сил на службе Совета. Они объединили в своём прямом подчинении группы милиционеров, стихийно сформированные в каждом поселении, чтобы выявлять подозрительных лиц и саботажников и пресекать беспорядки и конфликты среди людей… В первую очередь положили конец бесчинствам, произвольным обвинениям, исчезновениям и массовым казням. Полицейские функции по всей территории Арагона теперь выполняли только отряды общественного порядка и розыска, заменившие старые силы, такие как Гражданская гвардия и Штурмовая гвардия, которые присоединились к мятежникам…

Новые полицейские, или жандармы, не имели на форме никаких регалий – таким образом хотели укрепить их связь с пролетариатом и сохранить их революционный характер. Преступников, реакционеров, нарушителей и подозрительных лиц судили народные суды, составленные из активистов НКТ, и в случае доказанности их вины они заключались в тюрьму или приговаривались к исправительным работам»22.

Сто агентов тайной полиции были направлены республиканским министром внутренних дел Анхелем Галарсой, чтобы помочь реорганизовать арагонские силы общественного порядка23.

Аугустин Сухи описал «концентрационный лагерь ФАИ» в Альканьи́се, провинция Теруэль, который он посетил в начале 1937 г. Он даёт следующую, возможно чересчур идиллическую, картину:

«У подножия холма возведены лагерные постройки. Бараки, помещения охраны, конюшни… Всё это было построено заключёнными, при помощи охранников. ФАИ управляет этим лагерем. Это не тюрьма. Ничто не напоминает о тюрьме или подневольном труде. Никаких заборов, никаких ограничений. Заключённые могут свободно передвигаться. Их охранники ведут ту же жизнь, что и они. Спят на одинаковых койках в этих неказистых помещениях. Обращаются друг к другу на “ты”. Заключённые и охранники – товарищи. Ни у тех, ни у других нет униформы, они неразличимы на вид…

Все заключённые могут по воскресеньям встречаться с членами своей семьи. Они выходят для прогулок в окрестные поля. Здесь нет того сексуального насилия, от которого столько страдают обитатели исправительных учреждений в других странах… Анархисты из ФАИ первыми провели эту гуманную реформу. Почему же здесь всё ещё сохраняются концентрационные лагеря? Борьба с фашизмом ещё не закончена. Анархисты должны защитить себя от фашистов»24.

Другой важной политической задачей реорганизованного Совета было наблюдение за восстановлением муниципальных советов в соответствии с декретом республиканского правительства от 4 января 1937 г. Новые советы не избирались, места в них распределялись пропорционально количеству сторонников различных политических течений в данном муниципалитете.

НКТ была представлена в 66 из 83 новых муниципальных советах и имела мэров в 23 из них. В 22 случаях новые советы состояли из одних анархистов. ВСТ был представлен 43 советах и имел мэров в 16; в шести советах он являлся единственным представленным элементом. «Левые республиканцы» имели своих представителей в 18 муниципальных советах, Социалистическая партия – только в пяти, Коммунистическая партия – в трёх, а Республиканский союз был представлен лишь в одном из воссозданных муниципальных советов25.

Отдел юстиции Совета, во главе которого после реорганизации стоял левый республиканец, также выполнял значительную работу. Интересы Совета часто затрагивались в делах, которые проходили через суды в других частях республиканской Испании, и Отдел юстиции должен был улаживать такие случаи26.

Немалая доля работы Совета, особенно до создания Региональной федерации коллективов в феврале 1937 г., относилась к области экономики, но даже когда эта федерация была создана, экономическая роль совета оставалась значительной. Согласно Вальтеру Бернеккеру, «после его легализации в декабре 1936 г. Региональный совет смог заняться восстановлением того, что было разрушено; в последующие месяцы он организовывал аграрные коллективы, наращивал торговлю с Францией, Чехословакией и Югославией, приобретал сельскохозяйственную технику на доходы от продажи шафрана и в феврале объединил все аграрные коллективы в региональную федерацию»27.

Луис Монтолиу, член Совета от НКТ после его реорганизации, также подчеркнул, что Отдел экономики и снабжения был одной из важнейших частей Совета. Коллективы, которым необходимо было приобрести товары за пределами Арагона, обращались за ними в Совет. Он в больших объёмах закупал товары на заводах и фабриках Каталонии и других регионов, расплачиваясь частично продукцией коллективов и частично деньгами. Деньги брались из фонда, созданного за счёт взносов от коллективов и других источников. Кроме того, Совету посчастливилось начать свою работу, имея значительный товарный и денежный запас28.

Доклад, представленный региональному пленуму НКТ после роспуска Совета Арагона, сообщал:

«Наша общая политика в области снабжения была направлена на освобождение производителя и потребителя от опеки посредника… Эта цель была успешно достигнута, так как с началом функционирования Отдела снабжения свободная торговля практически прекратилась, став убыточной для всех, кто занимался ею, поскольку мы приобретали для деревень то, в чём они нуждались, по самым низким из возможных цен; в этих условиях не осталось никакой необходимости в существовании частной торговли, и она исчезла»29.

Отдел снабжения часто сталкивался с трудностями, особенно за пределами региона.

«Мы могли бы привести много примеров конфискации наших продуктов полицией, когда наши грузовики приезжали в неарагонские районы; было конфисковано даже целое судно, перевозившее продовольствие, которое мы приобрели за границей; с другой стороны, возникали бесчисленные трудности при экспорте наших продуктов, некоторые люди заходили настолько далеко, что конфисковывали наш экспорт, утверждая, что это были краденые товары»30.

Монтолиу отмечал, что большое значение имел Отдел транспорта. Он прежде всего закупил грузовики, чтобы вывозить и ввозить товары для коллективов. Также была открытая автобусная линия, проходившая через весь Арагон, проезд по которой оплачивался наличными, так как основными её клиентами были милиционеры. Платы за проезд оказалось достаточно, чтобы окупить стоимость бензина и обслуживание автобусов. Бензин был тем товаром, за поставки которого Совет всегда требовал наличный расчёт31.

Дополнительные сведения о работе Отдела транспорта и связи Совета Арагона могут быть найдены в статье, опубликованной в единственном номере издания «Коммуникации», который был выпущен отделом до разгона Совета. Отметив, что до 19 июля многие города и сёла Арагона были изолированными, что затрудняло для них сообщение друг с другом и с остальной Испанией, автор статьи говорил:

«В настоящее время можно с уверенностью заявить, что освобождённые части трёх арагонских провинций имеют достаточные и весьма быстрые средства сообщения, которые не только связывают их деревни между собой, но и… соединяют их с другими регионами Испании».

Отмечалось, что наряду с автобусной линией, проходившей с юга на север практически по всей протяжённости Арагона (около 104 км от Каспе до Бине́фара), отдел открыл и другие линии, соединявшиеся с основной. Также была налажена быстрая доставка почты из Валенсии в большинство районов лоялистского Арагона – на обычных автомобилях, но также и на специальных лёгких грузовиках, приобретённых для этой службы, что было особенно важно не только для гражданского населения, но и для солдат на Арагонском фронте32.

Хосе Дуке писал о своей работе в качестве советника по здравоохранению и социальному обеспечению:

«В области здравоохранения Хосе Дуке удалось реорганизовать гражданские больницы и преодолеть огромные трудности в медицинском облуживании, возникшие из-за того, что многие врачи были мобилизованы, а многие, которые были фашистами, бежали или были убиты. Докторов направляли в сёла, где в них нуждались и где муниципалитет был готов им платить».

Однако у Дуке произошло много конфликтов с местными анархическими властями. Как он сам говорит, он «был врагом “коллективизации” врачей и не был склонен отправлять работников здравоохранения в муниципалитеты, которые расплачивались жетонами и заставляли доктора, по окончании его посещений и профессиональных обязанностей, собирать маслины и выполнять другие сельскохозяйственные работы»33.

Отдел образования Совета Арагона руководил, по крайней мере номинально, всеми школами, созданными в коллективах. Как мы видели выше, почти все коллективы открыли свои школы или расширили уже существовавшие34. Тем не менее не совсем ясно, в какой степени Совет оказывал влияние на местные школы, не считая помощи им в получении необходимых материалов.

Совет выпускал ежедневную газету «Новый Арагон» (Nuevo Aragón), а региональная организация НКТ – ещё один ежедневник, «Культура и действие» (Cultura y Acción). Лидер коммунистов Хосе Дуке утверждает, что «Новый Арагон» был «наиболее пристрастным изданием Арагона и вдобавок поднимал флаг антикоммунизма»35. Газета публиковала декреты и другие документы Совета.

Одно из обвинений, выдвигавшихся коммунистами и другими против Совета Арагона, заключалось в том, что его лидеры, или некоторые из них, были коррумпированными, жили слишком благополучно и накапливали личное имущество. Хоакин Аскасо и другие, арестованные по этим обвинениям после ликвидации Совета, были признаны невиновными и вскоре освобождены. Тем не менее много лет спустя, когда Рональд Фрейзёр брал интервью у Макарио Ройо, члена Национального комитета НКТ во время войны, тот сказал:

«Вокруг некоторых ведущих членов Совета возникла атмосфера безнравственности, которая была противна либертариям»36.

Идейное значение Совета Арагона

Вряд ли можно сомневаться в том, что существовали определённые противоречия между действиями арагонских анархистов, организовавших и поддерживавших Совет Арагона, и их первоначальными либертарными идеями. На это указывает Сесар Лоренсо:

«Нельзя отрицать, что арагонские анархо-синдикалисты были вынуждены (так и не осознав этого до конца) внедрить, в полном противоречии с их идеалом свободной ассоциации свободных производителей, экономическую систему, которая больше напоминала военный коммунизм, чем либертарный. Не менее резким был этот контраст в отношении юстиции и репрессий…»37

Вальтер Бернеккер отмечает то же самое:

«Создание Совета Арагона повлекло за собой решительный разрыв с прежней теорией и практикой анархизма. Совет с самого начала взял на себя все функции регионального правительства. Сами анархисты говорили о нём, что это было “своего рода правительство, равнозначное Хенералидаду Каталонии на арагонской территории”, но, в отличие от Хенералидада Каталонии, который получил легитимность в результате избрания Народного фронта в феврале 1936 г., Совет Арагона мог представлять собой лишь компромисс между партийными и профсоюзными аппаратами, утверждённый центральным правительством. У него не было демократической легитимации. Ни его создание, ни его состав не отвечали анархистским принципам…

Вопреки утверждению его председателя Х. Аскасо, его возникновение не было свободным выбором местных и комаркальных комитетов; на его создание в той или иной степени повлияли руководители анархистских центурий и колонн (прежде всего Буэнавентура Дуррути). И при этом в самой НКТ не было полного согласия относительно Совета Арагона…»38

Эта оценка представляется слишком суровой. Значительное большинство присутствовавших на пленуме, где первоначально было решено создать Совет Арагона, были представителями коллективов, возникших после освобождения части Арагона лоялистскими силами. Верно то, что там также присутствовало сравнительно небольшое меньшинство делегатов от колонн милиции, но доступные нам документы пленума указывают на то, что среди военных делегатов не наблюдалось полного согласия и, в то же время, не было значительных расхождений между делегатами крестьянских коллективов и делегатами милиции.

Кроме того, Совет с самого начала был открыт для вхождения других политических элементов региона, поддерживавших Республику. Со временем это вхождение состоялось, причём на таких условиях, которые, вероятно, дали этим элементам, в особенности коммунистам, большее представительство, чем то, на которое они могли рассчитывать с точки зрения электоральной поддержки.

Наконец, в источниках нет указаний на то, что при Совете Арагона коллективы и муниципалитеты подвергались сколько-нибудь заметному принуждению. Есть множество подтверждений того, что комаркальные федерации коллективов оказывали на их жизнь гораздо больше влияния, чем Совет Арагона.

С другой стороны, нельзя оспаривать тот факт, что Совет Арагона действительно был региональным правительством. Его создание отразило то затруднительное положение, в котором находились анархисты по всей лоялистской Испании. Придя к власти в разгар гражданской войны, они были вынуждены принять много решений, от которых они при более благоприятных, с их точки зрения, условиях отказались бы.

Кампания коммунистов против Совета Арагона

После Майских дней в Каталонии коммунисты и их союзники, одержавшие победу над анархистами в этом регионе, не могли допустить, чтобы господство НКТ–ФАИ в соседнем Арагоне продолжалось. Контроль анархистов над Арагоном и раньше был наиболее полным, по сравнению со всеми остальными регионами республиканской Испании, а после майских событий Арагон оставался единственной частью лоялистской Испании, где анархическое влияние было преобладающим.

Хосе Пейратс отмечал:

«В конце июля началось грандиозное политическое наступление. Оно было открыто ежедневником “Красный фронт” в Валенсии»39.

После рассмотрения деталей этого наступления Пейратс заключал:

«Теперь мы можем видеть, что все эти нападки были не чем иным, как дымовой завесой, которая должна была замаскировать последствия последующих событий. Мы можем сказать, что генеральное наступление было направлено против Совета обороны Арагона»40. Вальтер Бернеккер отмечает, что эта кампания, начатая прессой Коммунистической партии, «по своей агрессивности уступала лишь атакам, которые направлялись ею на ПОУМ в это же время»41.

Хосе Дуке прокомментировал эту кампанию против Совета Арагона:

«Центральная пресса, наиболее ответственные издания (“Политика”, “Социалист”, “Рабочий мир” и др.) начали в деталях заниматься тем, что происходило в Арагонском регионе, и требовать от правительства скорейшего решения ситуации, которая была оскорбительной и унизительной для всей страны…»

Дуке также отметил, что «параллельно кампании в прессе нарастали проявления недовольства среди арагонского населения. Ежедневно в Региональный комитет Народного фронта приходили резолюции местных организаций Народного фронта, высказывавшихся за роспуск Совета…»42

6–7 июля Коммунистическая партия Арагона провела свою вторую конференцию за время войны. Основным докладчиком был Хосе Дуке:

«Период “экспериментов” либертарного коммунизма, “комитетов”, “маленьких республик” и “княжеств” в Арагоне закончился. Отныне тем, кто управляет нашим регионом, должно быть правительство Республики… Если недавно заключённый пакт не будет выполнен, то Коммунистическая партия безотлагательно разоблачит перед массами Совет Арагона, как несостоятельный и вносящий смуту орган, заслуживающий немедленного роспуска».

В конце июля региональный комитет Коммунистической партии выпустил обращение, в котором говорилось: «Настало время распустить Совет Арагона, положив конец его неэффективному и беспорядочному правлению». Хосе Дуке отмечает:

«Это обращение было воспринято анархистами как объявление войны»43.

Наконец, в начале августа прошло собрание Народного фронта Арагона, которое, согласно Дуке, «решило судьбу Совета».

«В первые мгновения на собрании наблюдалась некоторая нерешительность. Никто не осмеливался открыто противостоять Совету и открыто выступать за его роспуск. Один представитель Социалистической партии сформулировал полутроцкистские положения, направленные на отделение рабочих сил от республиканцев и достижение соглашения с НКТ. Хосе Дуке, выступая от имени Коммунистической партии, представил вопрос со всей ясностью, заставив остальных занять одну-единственную позицию: Совет обороны Арагона должен быть как можно скорее распущен правительством Республики, безо всяких раздумий»44.

Тем временем в Арагоне коммунисты и их союзники вели кампанию, направленную на подрыв власти Совета. Народный фронт в этом регионе объявил, что все его соглашения с НКТ о поддержке Совета были заключены «безответственно» и не имеют силы. Попытки делегации арагонской НКТ объяснить ситуацию правительству Негрина в Валенсии оказались безрезультатными – по причинам, которые вскоре стали ясны45.

Оппозиция Совету Арагона, конечно, не ограничивалась одними коммунистами. Тот же президент Мануэль Асанья отмечает в своих мемуарах, что 4 июня он убеждал Негрина упразднить Совет Арагона46. Когда Совет был наконец ликвидирован, пишет он, «это было самое лучшее, что сделало это правительство в политической области»47.

Выступления анархистов в защиту Совета Арагона

Анархисты отнюдь не оставляли без внимания эти атаки на свою арагонскую цитадель. Явно находясь в ослабленном положении после майских событий, они стремились обеспечить поддержку Совету Арагона.

Одним из первых ответов анархистов на пропагандистскую и политическую кампанию была передовая статья, озаглавленная «Мы защищаем Совет Арагона» в «Информационном бюллетене» НКТ–ФАИ от 7 июля 1937 г. Эта статья начиналась со слов:

«Совет Арагона – это орган, созданный народной волей в пылу Революции и узаконенный правительством Республики. Он, следовательно, от рождения наделён всеми атрибутами, которые могут удовлетворить самые насущные требования политического права, и кроме того, его члены, которые с первого момента пользовались доверием людей, избравших их, знали, как действовать эффективно, компетентно и с уважением к принятым законам».

Статья отмечала «деструктивные манёвры» против Совета Арагона «с целью его полного отстранения от правительственных функций, делегированных ему». Достаточно любопытно, что единственной группой, которая была конкретно указана в статье как преследующая данную цель, была партия «Левые республиканцы».

Статья заканчивалась заявлением:

«Совет Арагона, который своим корректным поведением и своими административными и организаторскими способностями оправдал доверие, оказанное ему его избирателями, следует уважать и защищать всеми силами, во имя того согласия, которое должно быть установлено между всеми антифашистами, если мы действительно не хотим бесславного падения Испании и её превращения в страну, подчинённую чужестранцу»48.

Сам Хоакин Аскасо решительно и публично выступил в защиту Совета Арагона и революции, происходившей в регионе с начала Гражданской войны. В своей речи на радио Каспе в первую годовщину 19 июля он подчеркнул, что после мятежа простые люди Арагона должны были заботиться о себе сами, что политиков, во время выборов заявлявших о своей любви к региону, нигде нельзя было найти.

Вследствие этого, говорил Аскасо, народ создал собственные новые учреждения. Он особенно высоко оценил сельские коллективы региона, признав некоторые ошибки с их стороны, в частности принуждение некоторых крестьян к вступлению в них, но отметив, что эти ошибки исправляются. Он заявил, что за коллективами будущее49.

Аскасо защищал работу и самого Совета Арагона, говоря, что он «явил Испании и миру, объединив надежды крестьян, оставшихся в тылу, инструмент управления, экономического и политико-социального, доныне неизвестный, который отверг тоталитарный и всепоглощающий дух всех правительств, существовавших прежде, но в то же время не стремится к основанию независимой регионалистской зоны; его рождение в революционном пламени было вдохновлено новыми способами действия, которые несомненно создадут новую Испанию, освобождённую от реакции мощным усилием пролетариата»50.

Он утверждал, что Совет «был детищем Революции и вышел на свет сильным и здоровым; была рождена великая и братская идея, но лишённая духа исключительности, и, руководствуясь этим отношением, она искала, воодушевляла и приходила к тому, что в её крепких объятьях будут заключены… все идеи, устремлённые в новую эру». Он добавлял, что «те, кто стремятся уничтожить Совет, совершают то, что равносильно убийству его матери – Революции»51.

В защиту Совета Аскасо процитировал «пакт, соблюдать который обещал Антифашистский блок». Этот документ, дату которого он не привёл, был подписан представителями Коммунистической партии, Республиканского союза, Арагонской социалистической федерации, НКТ, ВСТ, «Объединённой социалистической молодёжью», «Левыми республиканцами» и им самим как главой Совета. Первый пункт этого пакта гласил, что «Совет Арагона может и должен продолжать существовать в той же форме, что и сейчас». Другие пункты документа определяли компетенцию Совета на условиях, согласованных с мадридским правительством, призывали к укреплению принципа «революционной власти», провозглашали право крестьян обрабатывать землю индивидуально или коллективно по своему выбору.

Восьмой и последний пункт документа, процитированный Аскасо, гласил:

«Совет Арагона, который должен быть ревностным и воодушевлённым соратником законного правительства Республики, увеличит производство в тылу, мобилизует все ресурсы региона для лучшего ведения войны, оживит антифашистский дух масс, чтобы они неустанно трудились и сражались в этой войне; с этой целью он проведёт глубокую чистку в освобождённых районах, устанавливая неукоснительный порядок и преследуя скрытых фашистов, пораженцев, спекулянтов и всех тех, кто совершает неоправданные действия и создаёт угрозу для нашего триумфа»52.

Аскасо закончил своё выступление, выразив «доверие к правительству Республики». «Я надеюсь и уверен, что правительство Республики по достоинству оценит жертвы, которые арагонский антифашизм приносит в этот тяжёлый момент; а также, игнорируя нетерпеливые голоса “славных” охотников лезть в чужие дела, оценит руководство, которое получает народ Арагона через свои ответственные органы, эту основу будущего мира в тылу. Если мы ошибаемся в этом доверии, которое мы испытываем к нашим правителям, то мы не будем ответственны за трагедию, которая неминуемо обрушится на наш регион и, как результат, на весь испанский антифашизм»53.

2 августа в Альканьисе был проведён пленум комаркальных организаций НКТ. Была принята резолюция, смысл которой сводился к тому, что

«НКТ, спокойно обдумав и обсудив нынешнюю ситуацию, подтверждает свою убеждённость в том, что антифашистский блок должен быть сохранён для блага войны и революции. Если бы эта надежда была разрушена другими организациями, которые имеют большее или меньшее численное представительство в Арагоне, НКТ больше нельзя было бы обвинить в безответственности, бесконтрольности или провокации»54.

«Резолюция подтвердила, что она [НКТ] не будет участвовать в грязных манёврах, которые усиливают любую другую партию в определённых регионах. НКТ, сознательно и с уверенностью в своей ответственности, заявляет: как она не желает, чтобы антифашистский фронт был разрушен политическими амбициями, так же она не изменит подписанному соглашению, на котором ещё не высохли чернила, и равным образом она не допустит, и она говорит об этом без всякого хвастовства, чтобы политические, социальные и экономические завоевания были уничтожены»55.

Наконец, 7 августа НКТ провела в Альканьисе митинг, на котором среди прочих выступала Федерика Монсень. Как отмечает Хосе Пейратс:

«Это была последняя из серии акций, проведённых в Арагоне с очевидной целью развеять негативную атмосферу, созданную здесь кампанией коммунистической прессы. Оратор резко напала на так называемый Народный фронт, ответственный, из-за своей неэффективности и политической слепоты, за 18 июля 1936 г. Этот Народный фронт теперь был возрождён – слишком поздно и в ущерб революционным завоеваниям, и кроме того, он нёс опасность для отношений между партиями и организациями, ранее объединившимся в Антифашистском фронте и Совете обороны. Она обратила особое внимание на тяжёлую политическую ситуацию, создавшуюся для Совета, федеративный характер которого она высоко оценивала. Возможно, обстоятельствами было продиктовано то, что оратор отзывалась о России с большим уважением и тактом»56.

Подготовка к ликвидации Совета Арагона

В своей кампании, направленной против Совета Арагона, коммунисты и их союзники не собирались ограничиваться нападками в прессе и на митингах. Правительство Хуана Негрина готовилось провести военную операцию в Арагоне силами коммунистических войск, чтобы ликвидировать Совет, а вместе с ним и власть анархистов.

Министр обороны в правительстве Негрина, правосоциалистический лидер Индалесио Прието, стремился сокрушить позиции анархистов в Арагоне не меньше, чем коммунисты. С этой целью он вызвал подполковника Энрике Листера, командующего 11-й дивизией, отпочковавшейся от коммунистического 5-го полка в первые месяцы войны. Сам Листер так описывал поручение, данное ему министром Прието:

«…Правительство решило распустить Арагонский совет, но опасается, что анархисты воспротивятся выполнению приказа…. Он предложил Совету министров отправить туда военные силы, способные обеспечить выполнение правительственного решения. Совет министров принял предложение Прието… Министр добавил, что я не получу никакого письменного приказа, касающегося этого задания… Речь, таким образом, идёт о государственной тайне, известной только правительству и мне. Я получал право без церемоний, бюрократических инстанций и законодательной волокиты покончить с любым человеком, которого сочту нужным убрать; мне дали понять, что я могу рассчитывать на поддержку всего правительства… Для всех дивизия отправлялась туда якобы на заслуженный отдых и переформирование…»57

Сесар Лоренсо комментирует приготовления правительства Негрина к ликвидации анархического влияния в Арагоне:

«Нельзя отрицать, что правительство Негрина действовало весьма искусно. Чтобы успокоить население, оно синхронизировало ликвидацию власти арагонской НКТ с подготовкой широкой военной операции… целью которой было ни много ни мало освободить Сарагосу или, по крайней мере, ослабить натиск мятежной армии на Сантандер и косвенно предотвратить неминуемое падение кантабрийского бастиона…»58

«Выбор Листера, несомненно, объяснялся тем фактом, что он уже показал себя в нападениях на коллективы Кастилии… Кроме того, дивизия Листера представляла собой монолитную группу, контролируемую КП, несмотря на присутствие в её рядах многочисленных скрытых либертариев, которые из предосторожности… вступили в партию»59.

Вторжение коммунистов в Арагон

В вооружённом нападении на анархистов и Совет Арагона участвовали три соединения: 11-я дивизия Листера, 27-я дивизия ОСПК (бывшая колонна «Карл Маркс») и 30-я дивизия ЭРК (бывшая колонна Масия – Компаниса)60.

11 августа правительство Негрина издало декрет о роспуске Совета Арагона:

«Моральные и материальные нужды войны настойчиво требуют концентрации власти в руках государства, чтобы иметь возможность действовать под единым руководством и с единой целью… Арагонский регион – способный, благодаря качествам его жителей, внести высочайший человеческий и экономический вклад в дело Республики – в большей степени, чем любой другой, страдает от распыления власти, которая наносит ущерб общим и идеологическим интересам…

Совет Арагона, какими бы ни были него усилия, не преуспел в том, чтобы исправить эту ситуацию. В то время как остальная часть Испании приняла новую дисциплину… Арагон остаётся вне этой централизующей тенденции, которой мы в значительной степени обязаны той победой, что нам обещана».

Нормативные статьи декрета распускали Совет Арагона, отстраняли Хоакина Аскасо от должности делегата правительства в Арагоне и предусматривали назначение генерал-губернатора Арагона. Второй декрет назначал Хосе Игнасио Мантекона на пост генерал-губернатора61. Мантекон официально входил в партию «Левые республиканцы», но был близким союзником коммунистов и позднее, в эмиграции, вступил в их партию62.

Декрет, распускавший Совет Арагона, стал сигналом для Листера и прочих антианархических сил начать действия. Хосе Пейратс описывает то, что произошло:

«Военные силы коммунистов вступили в Арагон как завоеватели… Захватчики достигли Каспе и ворвались в штаб-квартиры НКТ и ФАИ… К арестам должностных лиц нужно добавить арест редакторов органа Совета, “Нового Арагона”. Газета была закрыта, а точнее заменена коммунистическим изданием “День” (El Día). Другие силы 11-й дивизии триумфально вошли в Альканьис, где размещался Региональный комитет Арагона НКТ…»63

Сесар Лоренсо также дал описание этих событий:

«В момент публикации декрета 11-я дивизия под командованием коммуниста Энрике Листера пришла в действие, при поддержке 27-й дивизии (ОСПК) и 30-й (каталонисты). Они поставили нового генерал-губернатора Игнасио Мантекона, арестовали сотни либертарных активистов (в том числе Хоакина Аскасо и других советников-анархистов и членов Регионального комитета НКТ), выгнали либертариев из муниципальных советов и заменили их коммунистами, разгромили штаб-квартиры НКТ, напали на аграрные коллективы, конфисковали их инвентарь, опустошили их амбары, разогнали административные комитеты социализированных предприятий и раздали землю прежним владельцам»64.

Хоакин Аскасо был обвинён в краже драгоценностей во время пребывания на должности главы Совета. Однако, поскольку правительство Негрина не смогло предъявить никаких доказательств этого обвинения, Аскасо вскоре освободили65.

Президент Мануэль Асанья отметил в своих мемуарах, что, по словам экс-губернатора Мантекона, при разгоне Совета Арагона подполковник Листер предлагал ему (Мантекону) «отправить на прогулку», то есть убить, членов Совета. Асанья пишет:

«Игра была ясна, – сказал он мне. – Их застрелили бы, и затем он переложил бы вину на меня, выставив себя защитником пролетариев»66.

Реакция анархистов на ликвидацию Совета Арагона

Ответ анархистов на уничтожение их власти в Арагоне был на удивление сдержанным. Это объяснялось не только тем, что они осознавали слабость своей политической позиции на тот момент, но и внутренними разногласиями по поводу значения произошедших событий.

Сесар Лоренсо обратился к вопросу, почему анархические дивизии в данном регионе не оказывали сопротивления коммунистическим силам:

«Солдаты страстно желали это сделать, но Национальный комитет НКТ и Полуостровной комитет ФАИ вмешались, чтобы предотвратить это и избежать новой гражданской войны; они потребовали набраться терпения и ничего не предпринимать без согласия организации, потому что отчаянные поступки быстро привели бы к завоеванию области войсками Франко. Войска НКТ не сдвинулись с места»67.

После вторжения дивизии Листера и других войсковых частей Национальный комитет НКТ отправил к новому генерал-губернатору делегацию, чтобы обсудить освобождение более 300 арестованных анархистов68. Вальтер Бернеккер отмечает, что требования делегации НКТ были изложены «вежливым тоном»69.

Сесар Лоренсо предполагает, что «вежливое» поведение национальных анархических лидеров по отношению к захватчикам Арагона могло иметь под собой фракционные мотивы. Их «пассивное отношение было объяснимо в случае отсутствия у них заинтересованности в органе, который был учреждён без их одобрения и вопреки внутренней дисциплине… Необходимо также отметить, что сами арагонские анархисты отнюдь не выступали единым блоком: так, когда новый губернатор Игнасио Мантекон… провёл беседу с членами Совета, некоторые из них, как Монтолиу и Эвелио Мартинес, согласились помочь в его работе и передать себя в распоряжение правительства, другие же, как Мигель Чуэка, категорически отказались». В итоге, заключает он, «арагонские либертарии роковым образом позволили отстранить себя без сопротивления»70.

Заключение

Арагон был той частью республиканской Испании, где в течение года сохранялся наиболее полный контроль анархистов. Они организовали региональный аппарат управления, который во всех практических смыслах являлся правительством. Однако с ростом власти противников революции, в особенности коммунистов, дни Совета Арагона были сочтены. В августе 1937 г. он был ликвидирован военными силами коммунистов, при поддержке правых социалистов и других антиреволюционных элементов. Падение Совета Арагона стало заметным шагом на пути к поражению Испанской революции.

Часть V. Роль анархистов в политике республиканской Испании

28. Участие анархистов в других региональных и местных органах власти

Во время Гражданской войны анархисты участвовали в работе местных органов власти в различных частях республиканской Испании, помимо Каталонии и Арагона. Во многих случаях они продолжали играть важную роль в местных администрациях до самого поражения сил Республики.

НКТ–ФАИ в Астурийском регионе

До Гражданской войны социалисты были крупнейшей левой группировкой в Астурийском регионе, располагавшемся на побережье Бискайского залива, и их главная сила была сосредоточена среди горняков и рабочих столицы региона, Овьедо. После установления Республики НКТ смогла создать свой профсоюз горнорабочих, конкурировавший с большинством Всеобщего союза трудящихся, но коммунистам удалось вырвать его из-под контроля анархистов и вывести из состава НКТ. После этого местные рабочие, остававшиеся под влиянием анархо-синдикалистов, вышли из регионального профсоюза угольной промышленности и вступили непосредственно в астурийскую организацию Национальной конфедерации труда1.

Однако главными центрами силы НКТ были большой портовый город Хихон и город Ла-Фельгера, где находились основные сталелитейные заводы региона. В этих двух центрах превосходство НКТ было очевидным.

Хотя в целом число сторонников ВСТ и Социалистической партии в Астурийском регионе было значительно выше, чем у НКТ–ФАИ, значение этого факта существенно снижалось тем, что в первую неделю войны Овьедо оказался в руках мятежников. Многократные попытки вернуть город Республике оказались безуспешными. Таким образом, на большей части Астурии, которая в течение 15 месяцев оставалась за Республикой, силы социалистов и анархистов были примерно равными, даже если последние и не были более многочисленными. Согласно Рамону А́льваресу, количество членов НКТ в регионе выросло с 30 тысяч перед самой войной до 90 тысяч в момент наивысшего подъёма. (Он отмечает, что эти цифры не являются «точными и абсолютно надёжными»2.)

Отношения НКТ и ВСТ в Астурии во время войны

К началу Гражданской войны отношения между НКТ с одной стороны и ВСТ и Социалистической партией (ИСРП) с другой в Астурии были намного более дружественными, чем на большей части остальной Испании. В марте 1934 г. НКТ и ВСТ в этом регионе подписали соглашение о создании Революционного рабочего альянса (Alianza Obrera Revolucionaria); это был единственный пример в Испании, когда анархисты принимали участие в рабочих альянсах, сформированных ВСТ, социалистами и различными левыми меньшинствами. Шесть месяцев спустя этот альянс в Астурии возглавил единственное массовое восстание октября 1934 г., продолжавшееся две недели. Связь между двумя профсоюзными организациями сохранялась и впоследствии.

Рамон Альварес подчеркнул важность сотрудничества между анархистами и ВСТ во время Гражданской войны:

«Мы подтверждаем самым решительным образом, что в течение всей гражданской войны в Астурии и Леоне наблюдалось полное согласие, если не абсолютное единство, социалистов и либертариев в политических и военных вопросах, которые имели основное значение в борьбе, что не означало отсутствия разногласий в вопросах, которые, представляя определённый интерес, могли расцениваться как вторичные…

Во всех органах, созданных с начала вооружённой борьбы, Национальная конфедерация труда получила равное представительство с ВСТ – факт, бесспорно доказывающий сознательность и чувство солидарности сэнэтизма, если принять во внимание, что после падения Овьедо… Хихон, город с абсолютным превосходством либертариев, превратился в административный, политический и военный центр Астурии и Леона».

Альварес цитирует речь лидера ВСТ Иносенсио Бургоса на совместном митинге НКТ и ВСТ 1 мая 1937 г., которая указывает на совпадение взглядов двух организаций в Астурии. Бургос говорил: «Мы будем с уважением относиться ко всем, мы признаем за всеми права, которые принадлежат им; но никто не может пытаться отобрать у народа то, что он завоёвывает своей кровью. Рабочий класс был уверен в том, что революция, начатая в октябре [1934 г.], должна победить. Теперь, когда нам представилась эта возможность, мы не упустим её»3.

Революционный режим в Астурии

С началом Гражданской войны, после подавления мятежа на большей части Астурии, по всему региону были созданы местные революционные комитеты из представителей всех групп, лояльных Республике. Большинство из этих органов, де-факто осуществлявших власть на местах, заявили о своём подчинении Провинциальному комитету Астурии4.

Хотя Сесар Лоренсо пишет, что этот Провинциальный комитет Народного фронта (Comité Provincial del Frente Popular), если использовать его точное название, был создан «в конце июля или начале августа 1936 г.»5, Антонио Масип указывает, что «по всей очевидности, Провинциальный комитет полностью совпадает с органом, который был создан при гражданской администрации в начале мятежа Франко в Африке, чтобы консультировать нового губернатора. Из совещательного органа он, после объявления войны Арандой и ареста Лиарте Лаусина, стал представителем правительства Республики в Астурии»6. (Лиарте Лаусин был гражданским губернатором Астурии, арестованным мятежным полковником Арандой.)

Первоначально, согласно Масипу, Провинциальный комитет состоял из членов Социалистической партии, ВСТ и «Левых республиканцев». Однако 22 июля в него вошёл лидер коммунистов Хуан Амбоу, а к 24 июля два лидера НКТ со сталелитейного завода «Дуро» в Ла-Фельгере, Руфино Куарте и Эладио Фанхуль, также были включены в состав комитета.

Согласно Антонио Масипу:

«Заседания комитета вначале были непрерывными и неформальными. Присутствовали представители организаций, но их функции менялись по мере развития событий. Руководство фронтом войны, здравоохранением, снабжением, земледелием, общественным порядком было импровизированное…» Никаких протоколов его заседаний не сохранилось. Белармино Томас из ВСТ и Социалистической партии вскоре стал председателем комитета7.

В Хихоне, с другой стороны, был создан Военный комитет (Comité de Guerra) под председательством лидера НКТ Сегундо Бланко. Его юрисдикция простиралась от Авиле́са на западе до Вильявисьосы на востоке8. Первоначально он состоял из Авелино Г. Энтриальго от ФАИ и Орасио Аргельеса от Компартии, отвечавших за военную мобилизацию; Рамона Альвареса Паломо от НКТ, заведовавшего средствами сообщения; Эухенио Алонсо де ла Ривы от ВСТ в качестве казначея; Марселино Корбато от Социалистической партии, отвечавшего за здравоохранение; Рафаэля Эрнандеса от ВСТ, отвечавшего за труд; Хосе Гальярдо от Компартии, отвечавшего за безопасность; Эмилио Фернандеса от Компартии, заведовавшего распределением; Альберто Лары от «Левых республиканцев», заведовавшего жильём. Должность секретаря комитета делили Карлос Диас от НКТ и Рафаэль Эрнандес от ВСТ. Согласно Антонио Масипу, Мануэль Менендес из Социалистической партии, Эдуардо Васкес из ФАИ, Мануэль Иглесиас-и-Санхинес из «Левых республиканцев» или Федеральной партии также «относились к комитету», а мэр Хихона, Хайме Вальдес из «Левых республиканцев», «сотрудничал с новым органом».

Антонио Масип отмечает:

«Как в Саме, так и в Хихоне вся инициатива исходила от рабочих организаций, за исключением военных вопросов, которые решались совместно со специалистами – республиканцами и просто верными законному правительству»9.

Одной из самых неотложных задач Военного комитета в Хихоне было организовать систему снабжения, чтобы накормить гражданское население и милиционеров, больше месяца осаждавших казармы Симанкас. Согласно Рамону Альваресу, «одной из служб, которая с первого дня превосходно функционировала в Хихоне, благодаря компетентности Единого синдиката продовольственной отрасли, была служба снабжения; были созданы местные комитеты, которые должны были позаботиться об основной массе гражданского населения, накормить милицию в импровизированных казармах и обеспечить общественные столовые, открытые при “Экономичной кухне”, отеле “Комерсио”, ресторане “Мерседес”, заводе “Оруэта” и др.»10.

Другой главной задачей Военного комитета было поддержание общественного порядка и, насколько это было возможно, ограничение терроризма и личной мести против сторонников мятежа и прочих лиц. Преследуя эту цель, Рамон Альварес 25 сентября 1936 г. выступил от имени местной федерации НКТ на радио с речью, в которой «он осудил преступления, совершённые за пределами городских центров людьми, которые пытаются опозорить наше дело». Проблема особенно обострилась после того, как мятежные силы подвергли Хихон бомбардировке с воздуха в августе: собралась толпа, требовавшая расправы над людьми, которые содержались под стражей Военным комитетом. Члены комитета успешно противостояли этим требованиям11.

С 5 сентября, после переезда Провинциального комитета из Сама-де-Лангрео в Хихон, оба региональных органа власти работали в одном и том же городе, и это положение закончилось только после вхождения НКТ в республиканское правительство Ларго Кабальеро в начале ноября. Однако Сесар Лоренсо пишет: «Это двоевластие не порождало никаких конфликтов; отношения между этими двумя органами были превосходными». Он также отмечает, что с переездом Провинциального комитета в Хихон количество анархистов в его составе увеличилось с двух до четырёх. Это были Эдуардо Васкес, Эладио Фанхуль, Хосе Тоурман и Франсиско Гонсалес Беринансе, отвечавшие за рыболовство, социальное обеспечение, промышленность и связь соответственно12.

В Хихоне также был создан Народный суд Астурии, включавший представителей политических партий, ВСТ, ОСМ, НКТ, ФАИ и «Либертарной молодёжи». Сесар Лоренсо отмечает: «Он приговаривал мятежных военных, фалангистов и реакционные элементы к тюремному заключению, а многих из них – к смертной казни… В любом случае, революционная власть стремилась ограничить насилие и сдержать разгул страстей среди населения»13.

Примерно в первой половине ноября 1936 г. Военный комитет Хихона принял решение о самороспуске. Одновременно были созданы новые муниципальные советы в тех муниципалитетах, которые ранее находились под его властью, и некоторые полномочия упразднённого комитета перешли к этим советам14.

В самом Хихоне ближайшими союзниками анархистов в муниципальной политике, по-видимому, были две небольших республиканских партии: Партия федеральных левых и Федеральная демократическая республиканская партия. Согласно Хуану Карлосу Гарсии Миранде:

«Обе они отстаивали федеративную структуру государства… как союза “муниципальных республик”, и они видели в НКТ и ФАИ силы, способные создать подобную федерацию на основе рабочих республик, в которых синдикаты являются базовыми и преобразующими элементами…»15

В Сан-Мартин-дель-Рей-Аурелио мэром также был анархист, Хосе Варела из ФАИ16. Хотя данные по этому вопросу неполные, вероятно, было много других муниципалитетов, которые возглавлялись сэнэтистами или фаистами. Хуан Карлос Гарсия Миранда отмечает, что, по первоначальным инструкциям Провинциального комитета об организации новых муниципальных администраций в регионе, предполагалось включить в эти местные органы представителей НКТ, ФАИ и «Либертарной молодёжи», наряду с различными политическими партиями17.

Первый политический кризис астурийского режима

В середине декабря 1936 г. астурийский Провинциальный комитет пережил первый политический кризис, вызванный ФАИ и НКТ. Хавьер Р. Муньо́с отмечает, что этот кризис «начался в традиционной манере демократических правительств. С 19-го по 23-е число партии публиковали в прессе свои программы, и председатель Белармино Томас проводил консультации с их представителями»18.

Основным предметом споров был контроль Коммунистической партии, в лице Хуана Амбоу, над военным ведомством. Анархисты утверждали, что коммунисты используют этот пост для того, чтобы утвердить власть своей партии в вооружённых силах.

В официальном протесте НКТ и ФАИ говорилось:

«Мы не хотим допускать, и для этого мы сделаем всё возможное, чтобы тот, кто отправляется на войну, использовал свои командные полномочия для ведения политической кампании; нас не устраивают военачальники, посвящающие себя политической деятельности, поскольку мы считаем, что военные не должны иметь никаких политических пристрастий».

Как пишет Хуан Карлос Гарсия Миранда: «Решением, следовательно, должен был стать выход коммунистов из Военного департамента и их замена “действительно беспартийными лицами, которые будут относиться ко всем одинаково”. Они также потребовали, чтобы военным снабжением управляли гражданские…» Гарсия Миранда отмечает, что «в обвинениях анархистов было много правды (вербовка, партийные интересы и прочее)», но добавляет, что «это был не слишком подходящий момент, чтобы провоцировать кризис, и кроме того, работа Военного департамента выглядела далеко не самой предосудительной в контексте республиканской Астурии…»19

В конце концов, говорит Гарсия Миранда, «несмотря на несогласие коммунистов, кризис был разрешён 23 декабря, когда губернатор и председатель совета Белармино Томас возглавил Военный департамент, из которого ушёл Хуан Амбоу, ставший ответственным за народное образование».

Декабрьский кризис 1936 г. вызвал и другие изменения в астурийском режиме. В ходе реорганизации регионального правительства места в нём впервые получили ВСТ и «Либертарная молодёжь» – последняя, как сообщали, в качестве частичной замены двух представителей «Объединённой социалистической молодёжи», которые были выведены из правительства20. Кроме того, режим принял новое название – Межпровинциальный совет Астурии и Леона (Consejo Interprovincial de Asturias y León). Республиканское правительство скоро признало его законной властью в Астурии, а его глава Белармино Томас был назначен генерал-губернатором Астурии и Леона.

До сих пор не совсем ясно, как кризис декабря 1936 г. повлиял на общую расстановку политических сил в Астурийском регионе, в особенности анархистов и коммунистов. Тот факт, что коммунисты были единственными голосовавшими против реорганизации режима, по-видимому, говорит о том, что они предвидели ослабление своих позиций в результате неё.

Очевидно, что коммунисты потеряли ключевой пост в военном ведомстве, который перешёл в руки социалистов. Также ясно, что анархисты добились определённых преимуществ в результате кризиса. Сегундо Бланко стал первым заместителем председателя нового Совета, а коммунист Гонсало Лопес – вторым. Кроме того, представитель «Либертарной молодёжи» расширял представительство анархистов в правительстве; это в какой-то степени уравновешивалось тем, что новый представитель ВСТ, Акилино Фернандес Росес, являлся членом Коммунистической партии21.

Особенно интересной в этом кризисе и последующих событиях была роль «Объединённой социалистической молодёжи», которая в других частях республиканской Испании быстро подпала под контроль Компартии. По словам Хавьера Р. Муньоса, «ОСМ, несмотря на согласие с КПИ по многим вопросам, в этот раз не поддержала её»22.

Более того, генеральный секретарь астурийской ОСМ, входивший в региональное правительство до и после декабрьской реорганизации, был первым, кто осудил сотрудничество национального руководства ОСМ с Коммунистической партией23.

Согласно Гарсии Миранде: «В Астурии… явление поглощения или медленной интеграции “Объединённой социалистической молодёжи” в Коммунистическую партию, получившее широкое распространение в других частях страны, было не столь заметным и, по крайней мере на уровне руководства, весьма ограниченным. Из членов её провинциального исполкома только Эмилио Байон и Лусио Лоса перешли в Коммунистическую партию после окончания войны… Рафаэль Фернандес в течение всей войны был провинциальным секретарём ИСРП»24. Фернандес также отказался от места в Национальном комитете ОСМ, куда он был назначен Сантьяго Каррильо и другими коммунистическими или прокоммунистическими лидерами организации, – на том основании, что это назначение не было согласовано с астурийским отделением ОСМ25.

Хосе Баррейро, другой лидер ОСМ в Астурии времён войны, утверждал, что ещё до окончания боевых действий в регионе социалистическая и коммунистическая молодежь фактически выделились в две самостоятельных организации26. Стэнли Пейн пишет, что в марте 1937 г. Рафаэль Фернандес «вышел из Национального комитета ОСМ в знак протеста против политики Народного фронта и вскоре после этого подписал соглашение с астурийской анархистской молодёжью о создании объединённого социалистическо-анархистского Революционного молодёжного фронта в Астурии»27.

Так или иначе, влияние коммунистов в Астурии во время Гражданской войны было минимальным по сравнению с другими частями республиканской Испании. Энрике Кастро Дельгадо вспоминал инцидент, произошедший, по-видимому, в мае 1937 г., когда он посетил Хихон по настоятельной просьбе местных коммунистов. Социалистическая и анархическая милиция в этот момент окружила штаб-квартиры Коммунистической партии по всему Астурийскому региону и угрожала взять их штурмом. По словам Кастро Дельгадо, ему удалось нормализовать ситуацию и предотвратить полное уничтожение партии в регионе28.

В период Межпровинциального совета НКТ могла более или менее регулярно продолжать свою организационную работу. Так, Региональная конфедерация Астурии, Леона и Паленсии НКТ провела свой конгресс, открывшийся 31 мая 1937 г. По сообщениям источников, делегаты конгресса представляли 234 синдиката, объединённых в 31 сектор и насчитывавших 74 326 членов. Наибольшую численность имели организации крестьян, «разнорабочих», шахтёров, металлистов, рыболовов, строителей и работников пищевой отрасли. Заслушав длинный отчёт секретаря Сильверио Тунона о деятельности НКТ со времени последнего регионального конгресса 1932 г., собравшиеся приняли ряд резолюций об экономическом планировании, образовании, здравоохранении, коллективизации и социализации экономики29.

Совет делегатов Севера

После захвата силами Франко большей части баскской территории, 6 августа 1937 г., президент Республики провозгласил создание Совета делегатов Севера (Junta Delegada del Norte). Возглавил его генерал Гамир Улибарри, командующий республиканскими силами в Сантандере и Астурии, а членами стали Гильермо Торрихос от баскского режима, депутат-социалист Рамон Руис Ребольо от Сантандера и депутат-коммунист Хуан Хосе Мансо от Астурии. Несколько расплывчато определив полномочия этой хунты, декрет призвал правительства Астурии и Сантандера выполнять её решения. Согласно Хуану Карлосу Гарсии Миранде, это, «казалось бы, ставило её выше этих правительств».

НКТ не была представлена в Совете делегатов и решительно выступала против нового органа. Она заявила:

«Это не то учреждение, которое нужно Северу, во-первых, потому что председательство в нём отдано военному и, во-вторых, потому что в него не включены самые важные силы Севера – НКТ и ВСТ».

Астурийские социалисты также выступили против Совета делегатов. Их хихонская газета «Продвижение» (Avance) объявила о «согласии с нашим братским органом “НКТ” в том, что следует считать ошибкой, серьёзной ошибкой, невключение Национальной конфедерации труда в Совет делегатов Правительства… Этот Совет представляется нам ущербным».

Однако, как можно было ожидать, коммунисты горячо поддерживали создание Совета делегатов. По их мнению, исключение НКТ из данного органа было логичным ввиду того, что анархисты недавно покинули республиканское правительство, а Совет делегатов, по сути, являлся представителем валенсийского режима30.

Анархисты и Верховный совет Астурии и Леона

В любом случае, существование Совета делегатов оказалось недолгим. После скоротечного разгрома республиканских сил в Сантандере Астурия осталась в одиночестве на Северном фронте. Хавьер Родригес Муньос отмечает: «Приказ по войскам о занятии провинции Сантандер был издан 8 августа; националисты выполнили его меньше чем за две недели… “Даже на манёврах невозможно было бы идти быстрее”, – комментировал Асанье полковник Прада после потери Севера»31.

Город Сантандер пал 24 августа. В тот же день, в полночь, Межпровинциальный совет Астурии и Леона провозгласил себя «суверенным». Принятый им декрет, если опустить довольно длинную преамбулу, гласил:

«Статья 1. Межпровинциальный совет Астурии и Леона, по состоянию на дату и час принятия настоящего декрета, составляет собою Верховный совет Правительства на всей территории, входящей в его юрисдикцию, и в его подчинение переходят все гражданские и военные юрисдикции и органы, которые отныне и впредь функционируют на этой территории.

Статья 2. Верховный совет, в случае благоприятного развития войны, определит время, когда ему следует сложить суверенные полномочия, которые он сегодня принимает.

Статья 3. Правительство Республики будет проинформировано о настоящем декрете с целью его ратификации; но без предубеждения к его безоговорочному применению, вызванному обстоятельствами, с момента его опубликования»32.

Согласно источникам, идея декрета о суверенитете исходила от Амадора Фернандеса, социалистического лидера и близкого друга Индалесио Прието. В пределах Межпровинциального совета и в Астурийском регионе вообще он получил мощную поддержку со стороны социалистов и анархистов и несколько более сдержанную – со стороны «Левых республиканцев».

Хотя в Астурии декларация о «суверенитете» рассматривалась не как вызов Республике, а скорее как средство укрепления обороны того, что осталось от северного сегмента Республики, политические лидеры остальной части Испании смотрели на это иначе. Президент Мануэль Асанья в своих мемуарах назвал это «мятежом против правительства»33.

Декларация о суверенитете встретила в Астурии сильное противодействие со стороны Коммунистической партии и «Объединённой социалистической молодёжи». Во время принятия этого декрета только советники-коммунисты Хуан Амбоу и Гонсало Лопес, члены ОСМ Рафаэль Фернандес и Луис Рока де Альборнос и представитель ВСТ Акилино Фернандес Рокас (член Коммунистической партии) голосовали против.

Обсуждение декрета было «напряжённым и полным конфликтов»34. Один социалистический источник утверждает, что коммунисты угрожали восстанием против нового «суверенного» совета, но когда анархисты, социалисты и республиканцы дали понять, что подобное выступление будет немедленно подавлено, коммунисты отступили35. В дальнейшем представители КПИ и ОСМ продолжали участвовать в работе Верховного совета.

Провозглашение суверенитета имело несколько причин. Две из них были названы в самом декрете: «сложность, если не полная невозможность консультаций с высшей политической властью страны» и «безотлагательная необходимость поминутного решения вопросов»36. Среди других причин указывался тот факт, что многие офицеры регулярной армии, отступившие в Астурию из Страны Басков и Сантандера, отказывались подчиняться приказам Совета Астурии и Леона «до получения инструкций из Валенсии». Если бы астурийцы стали «суверенными» без возражений со стороны республиканского правительства, доказывали некоторые, эти офицеры автоматически перешли бы под командование Верховного совета Астурии и Леона37.

Белармино Томас в своих телеграммах валенсийскому правительству пояснял, что декларация о суверенитете не означает отделения от Республики:

«Правительство может быть уверено в том, что мы будем самым добросовестным образом исполнять любые его распоряжения. Я являюсь вашим представителем, и если мы предпринимаем какой-либо шаг прежде, чем уведомить вас, то вы можете быть уверены, что это делается для пользы войны и по причине большого расстояния, отделяющего нас от Правительства, но вы всегда свяжетесь с нами для окончательного решения»38.

Анархисты решительно поддержали «суверенное» начинание. Их хихонский ежедневник «НКТ» объявил:

«Мы заодно с Советом Астурии и Леона. Его решение – единственное, которое могло быть принято в ответ на чрезвычайные обстоятельства… Военная ситуация и события тяжёлой битвы, которую переживает Север, требуют таких мер. Нам нужна сильная власть. Сильная в действии, в руководстве. Сильная, прежде всего, в своей гражданской, общественной и военной юрисдикции. Это не может быть никакая иная власть кроме той, что теперь приняла на себя всю ответственность за войну и политико-экономическую организацию провинции»39.

Состав Совета остался тем же, что и до провозглашения суверенитета, хотя некоторые портфели были перераспределены. Кроме того, различные «министерства» были сгруппированы в пять комиссий. По словам Гарсии Миранды: «Особо стоит упомянуть о Военной комиссии, возможно единственной, которая функционировала в соответствии с принципами административной реорганизации, последовавшей за декларацией о суверенитете. Состоявшая из Хуана Амбоу, Онофре Гарсии, Сегундо Бланко, Белармино Томаса и Адольфо Прады, она в дальнейшем оказала большую помощь военному командованию, которое она поддерживала во всех выдвигаемых им инициативах»40. Двое из пяти членов этой комиссии, Онофре Гарсия и Сегундо Бланко, были сэнэтистами, Амбоу был главным лидером коммунистов, Белармино Томас являлся социалистом и председателем Совета, а Адольфо Прада, полковник старой армии, был назначен Советом на должность командующего астурийскими вооружёнными силами.

Под началом Верховного совета был создан Совет промышленности Астурии. Его основной задачей было попытаться рационально организовать заводы и другие предприятия, конфискованные профсоюзами, и до некоторой степени спланировать экономическую деятельность региона. Он возглавлялся Сегундо Бланко, и преобладали в нём по большей части анархисты41.

При Верховном совете были реорганизованы муниципальные администрации во всех городах Астурии, хотя значительных изменений в их характере, сохранявшемся с конца 1936 г., не произошло. Во многих из них анархисты продолжали играть важную, если не ведущую роль. В Хихоне городская администрация по-прежнему возглавлялась Авелино Г. Мальядой, одним из основных лидеров НКТ в регионе, который ранее был издателем ежедневной газеты «НКТ», основанной мадридскими анархистами вскоре после установления Республики. Администрация Мальяды занималась реконструкцией города, разбивала парки, выпрямляла и расширяла улицы и начала строительство кольцевой дороги вокруг города, чтобы отвести транспортный поток от центра Хихона42.

Верховный совет Астурии и Леона (Consejo Soberano de Asturias y León) должен был оставаться правительством республиканской части региона с 24 августа по 21 октября 1937 г. Он должен был организовать и возглавить героическое сопротивление непрерывно сокращающихся и плохо вооружённых республиканских сил региона, продолжавшееся почти два месяца.

Верховный совет отправил в Валенсию делегацию, возглавляемую лидером НКТ Сегундо Бланко, чтобы добиться военной помощи для последнего лоялистского региона на Севере. Хотя республиканское правительство формально согласилось выполнить все просьбы Бланко и его коллег, обещанная помощь прибыла лишь за день до падения Хихона, когда она уже не могла оказать никакого влияния на борьбу в Астурийском регионе43.

Незадолго до падения Хихона премьер-министр Негрин отправил Белармино Томасу сообщение, призывая совершить «чудо, подобное тому, что произошло при обороне Мадрида». Томас ответил, что они совершат такое чудо, если Негрин проложит дорогу на Валенсию, подобную той, что связывает с этот город с Мадридом, если Негрин предоставит оружие, которое было у защитников Мадрида, и если он пришлёт интернациональную бригаду наподобие тех, что участвовали в обороне Марида44.

21 октября 1937 г. силы Франко вошли в Хихон, закончив тем самым борьбу регулярных военных формирований. Большинству ведущих политических и профсоюзных лидеров удалось бежать на рыбацких шмаках и других небольших судах. Тем не менее партизанские действия нескольких тысяч милиционеров продолжались в горах Астурии ещё несколько месяцев45.

Анархисты в Межпровинциальном совете Сантандера – Бургоса – Паленсии

К востоку от Астурии находится Сантандерский регион. Силы, лояльные Республике, в начале Гражданской войны относительно легко установили контроль над этой областью, а также над некоторыми районами соседних Бургоса и Паленсии.

ВСТ в Сантандерском регионе превосходил по численности НКТ, хотя было много анархистов, участвовавших в работе ВСТ, и в обеих организациях были сильными настроения в поддержку профсоюзного единства социалистов и анархистов. Другой любопытной особенностью рабочего движения в регионе было то, что после принятия республиканским правительством декрета от 11 октября 1936 г., предписывавшего обязательное членство всех работников в НКТ либо ВСТ, большинство рабочих Сантандера, поддерживавших Федеральную партию и Республиканский союз – две основных республиканских партии региона, присоединились к Национальной конфедерации труда46. Крупнейшими в городе Сантандер были профсоюз портовых рабочих, возглавляемый сэнэтистом Хесусом Гонсалесом Мало, и профсоюз трамвайщиков, оба входили в состав ВСТ47.

После подавления мятежа власть в Сантандере перешла к комитету Народного фронта, расширенному за счёт включения представителей НКТ и ФАИ. Вскоре после того, как НКТ вошла в республиканское правительство, был сформирован Межпровинциальный совет Сантандера – Бургоса – Паленсии, узаконенный республиканским правительством в декрете от 23 декабря 1936 г. Этот совет возглавлялся гражданским губернатором, социалистом Хуаном Руисом Оласараном, и включал в себя девять социалистов, двух коммунистов, трёх республиканцев и трёх анархистов. Тимотео Чаперо Фернандес из НКТ ведал социальным обеспечением, Висенте дель Солар, также из НКТ, – народным кредитом, а Теодоро Кихано, представлявший ФАИ, – пропагандой. В составе Межпровинциального совета не происходило никаких изменений с января до 4 августа 1937 г., когда город Сантандер был захвачен войсками Франко.

Анархисты занимали и другие ответственные посты в администрации Сантандерского региона. Они присутствовали в большинстве местных органов власти, созданных здесь. Кроме того, анархист Хесус Гонсалес Мало стал преемником Бруно Алонсо в качестве генерального комиссара милиции Сантандера, когда последний был назначен в Картахену на должность генерального комиссара флота48.

Исключение анархистов из правительства Баскской республики

Правительство автономной Баскской республики48a было единственным правительством в северном секторе, которое не включало в себя представителей анархистов. Это произошло несмотря на то, что анархисты участвовали в работе провинциальных органов власти, де-факто созданных в первые недели войны, до провозглашения Баскской республики.

Ситуация в данном регионе, безусловно, была уникальной для республиканской Испании. Он состоял из трёх провинций: А́лавы, Гипу́скоа и Бискайи. Наиболее влиятельной во всех трёх провинциях была Баскская националистическая партия – консервативная в социальном отношении, католическая группа, основной целью которой было создание в регионе автономного (или даже независимого) государственного образования.

Провинция Алава, граничащая с Наваррой, где превосходство карлистов, или традиционалистов, было неоспоримым, почти сразу же оказалась захвачена мятежными силами под командованием генерала Эмилио Молы. В этой провинции баскские националисты поддержали мятежников и пытались повлиять на своих партийных коллег в двух других баскских провинциях, чтобы они поступили так же49.

Однако население Гипускоа и Бискайи в подавляющем большинстве было настроено в пользу Республики. Сесар Лоренсо, сын баскского лидера НКТ Орасио Прието, отмечает, что даже священники здесь «оставались лояльными Республике»50. Баскские националисты в этих двух провинциях участвовали в работе новых органов власти, созданных де-факто, которые должны были организовать гражданскую администрацию и вооружённое сопротивление мятежникам.

В Бискайе комитет Народного фронта, возглавляемый гражданским губернатором Хосе Эчеварри́ей Новоа из «Левых республиканцев», взял на себя инициативу в организации нового режима. Приблизительно в конце июля был создан Комиссариат обороны Бискайи, в котором были представлены НКТ и БНП, не участвовавшие в Народном фронте. Орасио Прието, всё ещё остававшийся секретарём Национального комитета НКТ, стал комиссаром здравоохранения51.

Вскоре комиссариат и комитет Народного фронта были распущены, и их место занял Совет обороны Бискайи (Junta de Defensa de Vizcaya). Также возглавлявшийся Хосе Эчеверрией Новоа, он включал двух представителей от «Левых республиканцев», одного от Республиканского союза, одного от Социалистической партии, одного коммуниста, трёх членов Баскской националистической партии, одного из более левого «Баскского националистического действия» и Пабло Валье из НКТ, отвечавшего за социальное обеспечение. Это правительство оставалось у власти до официального провозглашения Баскской республики 7 октября 1936 г.52.

Тем временем в Гипускоа, где, как мы видели в главе 4, сэнэтисты возглавили отпор мятежникам в Ируне и Сан-Себастьяне, происходили сходные политические процессы. Комитет Народного фронта, возглавляемый гражданским губернатором левым республиканцем Хесусом де Артолой, 19 июля взял власть в провинции. Через несколько дней был образован Совет обороны Гипускоа во главе с Мигелем де Амилибией, также с участием баскских националистов и НКТ. Мигель Гонсалес Инесталь из НКТ стал комиссаром связи и транспорта, а комиссариат труда, хотя и возглавлялся социалистом, включал представителей НКТ и националистической профсоюзной организации – «Баскской рабочей солидарности»53.

Но, несмотря на участие в действующих провинциальных правительствах Бискайи и Гипускоа, позиция баскских националистов оставалась несколько неоднозначной до создания Баскской республики. В частности, Франсиско Ларго Кабальеро, став 4 сентября премьер-министром, предлагал им место в своём кабинете, но лишь 25 сентября они наконец позволили Мануэлю де Ирухо войти туда в качестве министра без портфеля54.

Когда кортесы собрались на заседание 1 октября, чтобы официально утвердить назначение правительства Ларго Кабальеро, они также приняли Устав автономии Страны Басков. В этом уставе провозглашалось создание автономного регионального правительства, формально для всех трёх баскских провинций, хотя фактически его юрисдикция должна была ограничиваться провинцией Бискайя. Алава, как мы уже сказали, сразу была захвачена мятежниками, а в Гиспускоа из-за давления баскских националистов, которые (по словам Сесара Лоренсо) опасались влияния анархистов в Ируне и Сан-Себастьяне, республиканские силы не смогли обеспечить надёжную оборону, и концу сентября эта провинция также оказалась в руках мятежников55.

После торжественной присяги в древней столице басков Гернике президент новой Баскской республики Хосе Антонио Агирре назначил свой кабинет. Он включал членов его собственной Баскской националистической партии, а также социалистов, одного коммуниста и по одному представителю от «Левых республиканцев», Республиканского союза и «Баскского националистического действия». Однако анархистов в нём не было56.

В последующие месяцы анархисты, как на баскской территории, так и в других частях республиканской Испании, продолжали требовать, чтобы их включили в правительство Баскской республики. Эти требования стали особенно настойчивыми после того, как НКТ вошла в кабинет Франсиско Ларго Кабальеро. Тогда Агирре объяснил, что баскское правительство включает представителей только от политических партий, и поэтому он не станет допускать в него НКТ. Вместо этого он предложил портфель советника ФАИ, которую он расценивал как политическую организацию, выполняющую по отношению к НКТ ту же роль, что и Социалистическая партия по отношению к ВСТ.

По словам Сесара Лоренсо, анархисты в других частях республиканской зоны были недовольны отказом баскской ФАИ участвовать в региональном правительстве. Национальный комитет НКТ отправил Антонио Морено Толедано для переговоров с Агирре, и он сообщил о результатах своей поездки в барселонской «Рабочей солидарности» от 20 ноября 1936 г.:

«Правительство Басконии, сказал нам Агирре, внимательно изучило вопрос о том, будет ли уместно согласиться на участие рабочих организаций, но, полагая, что оно формируется на основе политических партий, а не социальных классов, он не посчитал возможным вхождение НКТ. Он отметил, что, если бы ФАИ хотела этого, он не видел бы никаких сложностей в работе с ней»57.

Несмотря на отказ включить представителей НКТ в региональное правительство, президент Агирре при случае использовал их как посредников на переговорах с правительством Ларго Кабальеро. Одним из самых важных вопросов было требование валенсийского правительства, чтобы баскский режим передал ему часть золотого запаса Банка Испании, хранившуюся в Бильбао. Министры от НКТ убедили республиканское правительство оставить это золото в Стране Басков, чтобы она могла приобретать необходимые ей военные материалы58

Тем не менее НКТ продолжала оказывать на Агирре давление с целью получить место в правительстве. Опасаясь недовольства в войсках анархистов, защищавших фронт Бильбао, президент в конце концов согласился назначить члена НКТ советником. Однако, когда в мае 1937 г. состоялось совещание Агирре с региональными лидерами НКТ и командирами её частей, один из последних, Ривера, неожиданно занял догматичную анархическую позицию, сводившуюся к тому, что НКТ не должна участвовать в каком-либо правительстве. Прежде чем возобновление переговоров стало возможным, мятежники начали наступление на Бильбао, и в результате анархисты так и не смогли войти в правительство Баскской республики59.

Анархисты в региональной и местных администрациях Леванта

Как и на большей части остальной территории Испании, которая осталась лояльна Республике, в пяти провинциях Леванта (Кастельоне, Валенсии, Аликанте, Мурсии и Альбасете) в начале Гражданской войны были созданы де-факто новые органы власти с участием различных партий и профсоюзных групп. Почти на протяжении двух недель положение в регионе осложнялось «нейтралитетом» гарнизона Валенсии.

20 июля партиями Народного фронта в Валенсии был создан революционный комитет. На следующий день был сформирован объединённый всеобщий стачечный комитет НКТ–ВСТ, который взял на себя снабжение гражданского населения и организацию милиции для противостояния «нейтральным» солдатам. Вскоре эти два комитета были слиты и образовали Народный исполнительный комитет Леванта.

Ситуация, однако, осложнялась тем фактом, что мадридское правительство назначило хунту делегатов, во главе с Диего Мартинесом Баррио, чтобы установить контроль над администрацией в Леванте и провести переговоры с «нейтральными» офицерами. Народный исполком отказался признавать власть Мартинеса Баррио и его коллег. Вследствие этого, когда военные наконец были вынуждены сдаться 31 июля, Народный исполком являлся единственной действующей властью в Валенсийском регионе. Его глава в итоге был назначен гражданским губернатором Валенсии.

Народный исполнительный комитет приобрёл следующий состав: Хуан Лопес и Хуан Риполь от НКТ, Эванхелиста Кампос от ФАИ, два представителя от ВСТ и по одному от Социалистической партии, Рабочей партии марксистского единства, Коммунистической партии, «Левых республиканцев», Республиканского союза, «Левых валенсийцев», Валенсианистской партии и Синдикалистской партии. Председателем стал полковник Арин60.

Луис Портела, основной лидер ПОУМ в Валенсийском регионе во время Гражданской войны, отмечал, что внутри Народного исполкома с самого начала существовало разделение на левое и правое крыло. Справа стояли коммунисты, «Левые республиканцы», Валенсианистская партия и Всеобщий союз трудящихся. Слева были НКТ, ФАИ, «Левые валенсийцы», Синдикалистская партия и Республиканский союз Диего Мартинеса Баррио, значительно более левый в Валенсии, чем в остальной Испании. ПОУМ также присоединилась к левому крылу, хотя, по крайней мере поначалу, социалисты и коммунисты уговаривали её сотрудничать с ними, на том основании, что все они были «марксистами»61.

В первые недели войны новые революционные власти были созданы в каждом населённом пункте Леванта. В каждом случае их состав отражал относительное влияние на местах НКТ, социалистов, коммунистов, республиканцев и других элементов, поддерживающих Республику62.

Однако Народный исполком считался высшим органом власти всего Левантийского региона. 2 ноября 1936 г. комитет решил создать Совет экономики, «отвечающий за планирование производства по всей зоне Леванта». Он состоял только из представителей НКТ и ВСТ63.

Региональная автономия Леванта, и в особенности Валенсии, была серьёзно урезана в результате переноса республиканской столицы в Валенсию в ноябре 1936 г. К началу декабря Народный исполком исчез, и вместо него были созданы провинциальные советы в Кастельоне, Валенсии, Аликанте, Мурсии и Альбасете. В каждом из них имелись представители НКТ и ФАИ.

В Валенсии и других городах региона были созданы новые муниципальные органы. Городской совет Валенсии возглавлялся лидером НКТ Доминго Торресом, и Сесар Лоренсо отмечает, что число членов НКТ и ФАИ в совете было «значительным». Анархисты также имели заметное представительство в других муниципальных советах региона64.

Провинция Мурсия представляла собой особый случай. Даже в момент наибольшего усиления Народного исполкома она не следовала его распоряжениям. В это провинции было два главных центра: портовый город Картахена, имевший значительную численность рабочих в самом порту, а также на кораблестроительных, ремонтных и других предприятиях, и город Мурсия, который по большей части являлся торговым центром для окружающих сельских районов.

Анархисты преобладали в Картахене и близлежащих городах и посёлках. Они занимали должности мэров и муниципальных советников, хотя другие республиканские элементы также были представлены. Напротив, в городе Мурсия преобладало влияние социалистов. Влияние анархистов в этом городе основывалось на их профсоюзах меньшинства и на поддержке со стороны Федеральной партии, второй по значению после социалистов, многие члены которой, очевидно, состояли в НКТ. Как мы отмечали в предыдущих главах, социальная и экономическая революция приобрела большой размах как в городской, так и в сельской части Мурсии65.

Анархисты в органах власти Андалусии

Значительная часть Андалусии была захвачена мятежными войсками «радиогенерала» Гонсало Кейпо де Льяно в первые недели Гражданской войны. В неё входили основная территория провинций Кадис, Кордова и Севилья, а также город Гранада. Однако провинции Малага, Альмерия и Хаэн, а также бо́льшая часть провинции Гранада оставались в руках республиканцев.

В отличие от большинства территорий республиканской Испании, в Андалусии не возникло никакой революционной власти. Сесар Лоренсо пишет:

«Каждая деревня стала независимой, не была возможна никакая централизация, никакие скоординированные действия. В противоположность другим крупным регионам Испании, не было создано органа, который подчинил бы или, по крайней мере, попытался бы подчинить бесчисленные местные власти. Например, только в конце ноября 1936 г. в провинции Гранада был сформирован Антифашистский народный фронт, центральный орган под председательством гражданского губернатора Антонио де Грасии, состоявший из представителей всех идеологических секторов. Лишь тогда появились новые муниципальные советы с участием НКТ, а всемогущие комитеты исчезли»66.

Возможно, типичным с точки зрения многих местных администраций в Андалусии был случай Ронда-ла-Вьехи в провинции Малага. Эмигрантская анархическая газета «НКТ» в номере от 14–21 февраля 1954 г. описывала сложившуюся там ситуацию:

«Профсоюзы взяли на себя ответственность за управление экономической и социальной жизнью в различных населённых пунктах… Здесь прошло первое общее народное собрание, которое единогласно высказалось за полную коллективизацию собственности… На другом общем собрании были установлены нормы и правила работы. Деньги были упразднены. Каждый брал то, в чём он нуждался, пока продуктов было достаточно. Те вещи, которые были в избытке, раздавались поровну. Одновременно была организована система обмена между соседними коллективами, которая позволяла каждому из них более или менее устроить свою жизнь»67.

Город Малага долгое время был оплотом анархистов. Однако в период перед началом Гражданской войны влияние НКТ снизилось, а ВСТ и социалистов – возросло. Социалисты имели крупнейшую фракцию в довоенном городском совете. Кроме того, определённое значение в городе приобрела Коммунистическая партия, которая на выборах 1933 г. провела здесь своего первого депутата в кортесы68.

Тем не менее с началом Гражданской войны влияние анархистов в Малаге вновь стало преобладающим, поскольку НКТ организовала бо́льшую часть милиции и контролировала местную экономику. Революционная власть находилась в руках Комитета общественного спасения (Comité de Salud Pública), который включал четырёх анархистов – двух от НКТ, по одному от ФАИ и «Либертарной молодёжи», – по одному представителю от Федеральной партии, Республиканского союза, «Левых республиканцев», «Объединённой социалистической молодёжи» и по два от Коммунистической и Социалистической партий и от ВСТ.

Хотя Комитет общественного спасения стремился распространить свой контроль на всю провинцию, фактически его распоряжения не выходили далеко за границы Малаги. Ни Постоянный центральный комитет Мотрила, к востоку от провинциальной столицы, ни Комитет обороны Ронды на западе не желали уступать свою власть69.

Анархическое влияние в Малаге явно раздражало республиканское правительство в Мадриде и затем в Валенсии. Это недовольство отчасти объясняет упорное нежелание республиканских властей предоставлять оружие и другую помощь, необходимую для защиты Малаги (что мы отмечали в главе 8), когда войска Франко атаковали провинцию в феврале 1937 г.

Анархисты в органах власти Эстремадуры

Эстремадура состоит из двух провинций – Ка́серес и Бадахо́с. Первая, где традиционно были сильны правые элементы, почти сразу же была захвачена мятежниками. 14 августа город Бадахос также был занят войсками полковника Ягуэ, как и Ме́рида несколькими днями ранее. Однако около трети провинции Бадахос на протяжении войны оставалось на лоялистской территории.

Хотя социалисты и ВСТ до 19 июля 1936 г. преобладали в провинции Бадахос, их вскоре потеснили анархисты и коммунисты. Сесар Лоренсо описывал этот процесс:

«Во многих сёлах народные дома (центры социалистов) полностью перешли к НКТ, а коммунисты захватили руководство над ВСТ. В последующие дни социалисты ещё больше уступили свои позиции крайне левым: с одной стороны, инициативы либертариев в экономической сфере (коллективизация средств производства) вдохновили крестьян и рабочих, входивших в ВСТ, которые, выйдя за границы умеренных лозунгов своих вождей, связали себя с революционными начинаниями; с другой стороны, военная активность сталинистов позволила им принять руководство над большей частью милиции»70.

Политическая власть в разных частях провинции также оказалась разделена между анархистами и коммунистами. В Мериде и её окрестностях НКТ образовала Комитет обороны, который управлял городом до его захвата мятежниками. Напротив, в самом Бадахосе и нескольких других городах, где ВСТ (под контролем сталинистов) оставался доминирующей силой, анархисты не получили постов в новых революционных администрациях71.

Как только Эстремадурский фронт стабилизировался, в той части провинции Бадахос, которая осталась в руках республиканцев, была установлена более формальная власть. Её осуществлял Провинциальный совет Бадахоса, созданный в ноябре 1936 г. Он возглавлялся социалистом Касадо, который был назначен гражданским губернатором, и включал представителей НКТ, ФАИ и «Либертарной молодёжи», как и политических партий, поддерживавших Республику. Одновременно были созданы новые муниципальные советы, в каждом из которых участвовали анархисты72.

Анархисты в правительстве Мадрида

Сесар Лоренсо пишет, что после капитуляции мятежников в Мадриде в июле 1936 г. столица представляла собой сцену «неописуемого беспорядка». Он продолжает:

«Каждый идеологический сектор образовывал государство в государстве, каждый имел свою милицию, свои трибуналы, свои чека, свои тюрьмы, свою собственность, свои запасы продовольствия и боеприпасов, каждый вёл войну по своему усмотрению, заботясь только о собственных нуждах».

В этой ситуации, с которой неспособно было справиться правительство, коммунисты к концу сентября выдвинулись в качестве ведущей силы, в значительной степени благодаря дисциплинированному 5-му полку, стоявшему в городе. Однако анархисты отреагировали на это решительно. Как отмечает Лоренсо:

«Комитет обороны Центра НКТ… который продолжал существовать до 1939 г., смог централизовать деятельность и администрацию Конфедерации, подчинить своим приказам нижестоящие комитеты, установить дисциплину и проводить политику, способную сдержать безостановочное продвижение коммунизма. Он стал своего рода революционным генеральным штабом, всемогущим в пределах НКТ…»73

Вследствие этих действий Комитета обороны, НКТ стала точкой притяжения для всех в столице, кто был недоволен превосходством сталинистов, будь то левые социалисты, республиканцы или беспартийные. Таким образом, НКТ удалось не допустить полного преобладания коммунистов в столице74.

Когда правительство покинуло Мадрид, гражданская власть в столице была передана Совету обороны Мадрида во главе с генералом Миахой. В этой хунте было представлено большинство политических и профсоюзных групп, поддерживавших Республику. Единственной крупной партией, не вошедшей в неё, была ПОУМ – барселонская газета «Борьба» объясняла этот факт вмешательством советского посла. Данное заявление повлекло за собой открытый протест советского консула Антонова-Овсеенко, который был направлен им во все барселонские газеты с просьбой перепечатать его75. Этот протест стал прологом к последующему требованию Антонова-Овсеенко исключить ПОУМ из каталонского правительства.

Из десяти членов Совета обороны Мадрида двое были анархистами – один представлял НКТ, другой «Либертарную молодёжь». ФАИ как таковая не была представлена. Хотя состав Совета менялся несколько раз, он оставался у власти – несмотря на серьёзные сомнения премьер-министра Франсиско Ларго Кабальеро по поводу готовности генерала Миахи и Совета выполнять предписания валенсийского правительства – до 21 апреля 1937 г. Группа британских парламентариев, посетивших Мадрид во время первого этапа битвы за него, прокомментировала:

«Гражданское правительство, очевидно, в основном находится руках молодых людей, иногда едва достигших совершеннолетия. Это по большей части энтузиасты, парни из рабочего класса, которые, судя по всему, добросовестно и энергично пытаются сделать всё, что в их силах»76.

Во время существования Совета обороны между коммунистами и сэнэтистами продолжалась борьба. Она часто принимала насильственный характер, и иногда требовалось вмешательство самого Совета в конфликт. Один такой случай произошёл вскоре после создания Совета. Им был издан приказ о том, что никто не должен выезжать из Мадрида, и когда член Совета от ВСТ попытался это сделать, он был арестован милиционерами НКТ. После этого лидер ОСМ Сантьяго Каррильо, который был советником по общественному порядку, в свою очередь, арестовал милиционеров и на следующем заседании потребовал, чтобы Совет немедленно провёл суд над ними. Член Совета от «Либертарной молодёжи» потребовал двухчасового перерыва, узнал о том, что произошло, и послал в тюрьму милиционеров НКТ, чтобы те освободили своих товарищей. Когда заседание возобновилось, делегат от «Либертарной молодёжи» не только привёл доводы против того, чтобы исполнительный орган наподобие Совета превращал себя в трибунал, но и добился поддержки всего Совета, за исключением представителя ОСМ и коммуниста. Не сумев переубедить остальных членов Совета, Каррильо подал в отставку, и его место занял другой представитель «Объединённой социалистической молодежи».

В другом случае, в начале января 1937 г., на улицах нашли пять мёртвых членов НКТ с профсоюзными билетами во ртах. Следующей ночью сэнэтисты убили 12 коммунистов и так же оставили их тела на улице с партбилетами во ртах. Когда региональный секретарь Компартии позвонил в «Либертарную молодёжь» и предложил «совместную операцию против пятой колонны», ему ответили, что за каждого анархиста, убитого коммунистами, будут убиты десять коммунистов, начиная с него самого. После этого убийства анархистов прекратились, по крайней мере на время.

Член Совета от ОСМ, отвечавший за общественный порядок, издал декрет, гласивший, что все милиционеры должны иметь разрешение на ношение оружия за его подписью. Вскоре были разоружены от 40 до 50 милиционеров НКТ, после чего отряды НКТ разоружили такое же число штурмовых гвардейцев. Когда вопрос был вынесен на рассмотрение Совета, анархисты оспорили распоряжение представителя ОСМ, утверждая, что все разоружённые милиционеры имели мандаты, выданные Комитетом обороны НКТ. Совет в этом вопросе встал на сторону анархистов77.

Хосе Касорла, который сменил Сантьяго Каррильо на посту заведующего общественным порядком, вызывал особенную неприязнь у анархистов и других некоммунистических членов Совета. Рональд Фрейзер описывает инцидент, который привёл к его падению и, как оказалось, упразднению Совета обороны Мадрида:

«Наконец, в апреле 1937 г. анархист Мельчор Родригес, управлявший тюрьмами Мадрида, предал огласке подробные сведения о пытках, проводившихся в незаконных тюрьмах коммунистов в столице, и обвинил Хосе Касорлу…»

Это вызвало большой скандал78.

Франсиско Ларго Кабальеро, который с самого начала был недоволен поведением генерала Миахи и Совета обороны, использовал злоупотребления Касорлы как предлог для роспуска Совета. 21 апреля 1937 г., когда битва за Мадрид была окончательно выиграна, он издан декрет о его ликвидации. Вместо него был создан новый муниципальный совет из 31 члена, пять из которых представляли НКТ, один – ФАИ и ещё один – «Либертарную молодёжь»79.

Заключение

Во всех частях республиканской Испании, за исключением Баскской республики, анархисты участвовали в региональных, провинциальных и муниципальных органах власти, организованных после начала Гражданской войны. Зачастую этими новыми органами становились революционные комитеты, и во многих из них преобладание анархистов было более или менее очевидным. Даже в Стране Басков НКТ была представлена в них до того, как была провозглашена Баскская республика. По мере того, как восстанавливался «порядок» и создавалась более регулярная административная иерархия, до определённой степени легализованная правительством Республики, анархисты в большинстве случаев входили в состав новых региональных, провинциальных и муниципальных органов.

Наблюдались различия в отношении того, какие части либертарного движения получали представительство. Хотя нередко участвовали все три организации – НКТ, ФАИ и «Либертарная молодёжь», – это отнюдь не было общим правилом.

В большинстве случае Национальная конфедерация труда находилась в необычном положении, как профсоюзная организация, по существу выполняющая функции политической партии. Но часто эта особенность не ограничивалась одной НКТ, ВСТ также включался в состав различных органов власти.

Безусловно, это была не единственная аномалия. В течение всей Гражданской войны Федерация анархистов Иберии, строго говоря, являлась «нелегальной» организацией. Она не была официально признанной политической партией, а скорее представляла собой организацию, которая, по крайней мере до начала Гражданской войны, по большей части оставалась конспиративной. Однако, как было очевидно, неанархисты – а всё чаще и сами либертарии – считали, что ФАИ выступает по отношению к НКТ как контролирующая политическая сила, какой была Социалистическая партия для Всеобщего союза трудящихся.

Баскский президент Хосе Антонио Агирре явно обозначил эту позицию, когда предложил включить в региональное правительство ФАИ, воспринимаемую им в качестве эквивалента политической партии, вместо НКТ, которая, по его мнению, не имела права участвовать в правительстве. Хотя в то время анархисты категорически отклонили то определение ФАИ, которое дал ей президент Агирре, эта проблема и дальше продолжала их беспокоить. Впоследствии в самом движении были выдвинуты предложения по преобразованию ФАИ из «особой организации» в политическую партию, и этот вопрос не был окончательно решён к концу Гражданской войны.

Так или иначе, во время Гражданской войны анархистам по всей республиканской Испании приходилось считаться с тем, что произошедшие события буквально навязали им политическую власть и участие в правительствах. Они, разумеется, не были к этому готовы, и это стало вызовом для их основополагающих идеологических убеждений. Будучи антигосударственниками в принципе, они должны были заниматься организацией государственной власти или, по крайней мере, участвовать в её организации на всех уровнях общественной и политической жизни республиканской Испании.

Часть V. Роль анархистов в политике республиканской Испании

29. Участие анархистов в правительстве Ларго Кабальеро

Возможно, наиболее резко отход анархистов от их традиционной философии и практики во время Гражданской войны проявился в их участии в кабинете премьер-министра Франсиско Ларго Кабальеро с ноября 1936 г. по май 1937 г. Когда обсуждалось их участие в Хенералидаде Каталонии, они ещё пытались прикрыться фиговым листком, переименовав региональный кабинет в совет и тем самым смутно дав понять, что он является продолжением Центрального совета милиции. Однако в случае участия анархистов в республиканском правительстве не было даже такой оговорки. Четыре ведущих представителя НКТ стали министрами в кабинете Ларго Кабальеро.

Правильность решения о вступлении в республиканское правительство уже тогда обсуждалась в рядах анархистов, хотя представляется очевидным, что большинство рядовых членов поддерживало данную идею. И это оставалось предметом споров не одного поколения анархистов после того, как опыт подошёл к концу.

Переговоры о вхождении анархистов в республиканское правительство

С того момента, как Франсиско Ларго Кабальеро, лидер левого крыла Социалистической партии и глава Всеобщего союза трудящихся, занял должность премьер-министра 4 сентября 1936 г., он ясно давал понять, что желает включить Национальную конфедерацию труда в свой кабинет. Однако потребовалось два месяца переговоров, прежде чем это произошло.

По-видимому, первым открытым указанием на то, что анархисты готовы в той или иной форме участвовать в республиканском правительстве, была статья в «Рабочей солидарности» от 28 августа. Она призывала к созданию национального Центрального комитета антифашистской милиции, по образцу каталонского, в котором была бы представлена и НКТ.

В это время уже предпринимались шаги по отстранению правительства Хосе Хираля, находившегося на должности премьер-министра с 20 июля. Национальный комитет НКТ и Исполнительная комиссия ВСТ провели встречу и решили, что Хираля необходимо сместить, при этом обсуждалось, очевидно без каких-либо окончательных решений, участие НКТ в новом кабинете1.

Новым премьером был избран Ларго Кабальеро. По его собственному свидетельству, его кандидатуру в первую очередь поддерживали ВСТ, НКТ и коммунисты, тогда как республиканские партии (и, по-видимому, правые социалисты) склонялись в пользу Индалесио Прието, его главного соперника внутри Социалистической партии.

Ларго Кабальеро говорит: «Я принял это поручение, осознавая всю его сложность, но с условием, что у правительства не будет какой-либо единой политической ориентации и что в нём будут представлены элементы, сражающиеся на фронтах за Республику, без предубеждения к какой бы то ни было политической или общественной тенденции»2. Тогда он предложил НКТ одно место в кабинете без какого-либо определённого портфеля. Хотя Национальный комитет НКТ вначале дал согласие и выдвинул кандидатуру Антонио Морено Толедо, исполняющий обязанности национального секретаря Давид Антона настоял на том, чтобы этот вопрос был передан на решение пленума региональных организаций НКТ3.

Пленум НКТ прошёл в Мадриде 3 сентября. Согласно Сесару Лоренсо, предложение об одном министре без портфеля было «в корне отвергнуто» пленумом:

«Принцип участия был одобрен… и наконец, на данный момент, НКТ ограничилась тем, что представила публике проект изменения структуры правительства и государства. Принятая резолюция имела три основных пункта: 1. Полная поддержка нового правительства со стороны НКТ; 2. Создание в каждом министерстве вспомогательной комиссии, состоящей из представителей НКТ, ВСТ, Народного фронта и делегата правительства; 3. Невмешательство государства в дела предприятий, коллективизированных рабочими»4.

Правительство Ларго Кабальеро приступило к исполнению обязанностей 4 сентября, и на следующий день Антонио Морено, Федерика Монсень и ещё один представитель НКТ передали резолюцию пленума новому премьеру, который пообещал рассмотреть её и обсудить с партиями Народного фронта. 8 сентября он сообщил Давиду Антоне, что предложения НКТ были отклонены5.

Тем временем национальный секретарь НКТ Орасио Прието вернулся из Страны Басков, где его застигло начало войны. Он встретился с группой лидеров НКТ из Леванта и, в ходе подготовки к следующему пленуму регионалов, проведение которого намечалось в Мадриде 15 сентября, составил документ для рассмотрения. По словам Сесара Лоренсо, его отец Орасио Прието был основным автором внесённой резолюции, которая «содержала целую политическую программу, включая милитаризацию милиции, объединение командования, судебную реформу, международные отношения и т.п. Но прежде всего, она предусматривала создание Национального совета экономики, состоящего из представителей НКТ и ВСТ и планирующего производство в соответствии с принципами демократии»6.

Однако документ, принятый на пленуме 15 сентября, значительно отличался от проекта Прието, который был одобрен днём ранее на пленуме НКТ Леванта. Согласно Сесару Лоренсо, на заседании в Мадриде обозначились три течения. Делегаты Леванта высказались за немедленное вхождение в правительство Ларго Кабальеро, делегаты Каталонии (Франсиско Исглеас, Федерика Монсень и Мариано Васкес) решительно возражали, а делегаты Астурии заняли неопределённую позицию7.

Как следствие этой ситуации, на пленуме 15 сентября было принято компромиссное решение. Длинная резолюция, подписанная Хуаном Лопесом от Леванта, Федерикой Монсень от Каталонии и Аурелио Альваресом от Астурии, предлагала:

«Учреждение в Мадриде Национального совета обороны, составленного из представителей всех политических секторов, сражающихся против фашизма, в следующем соотношении: пять делегатов от ВСТ (марксисты), пять от НКТ и четыре республиканца. Председатель Национального совета обороны – Ларго Кабальеро. Учреждение Национального совета предполагает сохранение президентства Республики в лице человека, ныне занимающего эту должность…»

Резолюция также призывала к созданию аналогичных советов обороны во всех регионах и установлению «местного, провинциального, регионального и национального федерализма». Предлагалось преобразовать министерства в департаменты, создать «единую народную милицию» и установить «контроль над милицией со стороны советов рабочих и милиционеров, избранных смешанными комиссиями НКТ и ВСТ». Также предлагалось создание Народного трибунала и нижестоящих народных судов.

Наконец, резолюция предусматривала социализацию «имуществ церкви, помещиков, крупной промышленности, крупной торговли, транспорта вообще… право рабочих синдикатов на пользование средствами производства и обмена, которые будут социализированы…»8

НКТ провела массовые митинги в Валенсии, Мадриде, Малаге и Барселоне, чтобы популяризовать лозунг Совета обороны. Хосе Пейратс, который в то время выступал против участия НКТ в республиканском правительстве, много лет спустя писал: «Национальный совет обороны, хотя он в основе своей являлся не чем иным, как правительством с другим названием, – а возможно именно поэтому, – рухнул под собственной тяжестью. НКТ хотела участвовать в правительстве, но смягчить эффект от взрывоподобного изменения её принципов. Это обстоятельство, конечно, не ускользнуло от политиков и партий. Пробный шар не мог обмануть Ларго Кабальеро»9.

Национальный секретарь Орасио Прието не участвовал в пленуме 15 сентября, так как был «задержан в Валенсии некоторыми незавершёнными делами». Но он был недоволен резолюцией, принятой в Мадриде, и когда следующий пленум региональных федераций – запланированный на пленуме 15 сентября – собрался на заседание 25 сентября, Прието упорно боролся за то, чтобы было вынесено решение о прямом вхождении в правительство Ларго Кабальеро. Однако он потерпел неудачу, и на пленуме было принято очередное компромиссное предложение10.

Орасио Прието всё ещё был полон решимости добиться вхождения НКТ в правительство. С этой целью он провёл новый пленум региональных федераций НКТ 18 октября. Согласно его сыну:

«На этот раз его точка зрения восторжествовала, правительственное сотрудничество было одобрено. Только каталонцы отнеслись к этому сдержанно и не полностью поддерживали решение большинства. Так или иначе, Пленум уполномочил генерального секретаря провести переговоры, необходимые для вхождения НКТ в правительство».

Согласно Сесару Лоренсо, единственным сообщением о результатах пленума 18 октября было заявление Доминго Торреса, лидера левантийской региональной организации НКТ, на следующий день:

«На последнем Пленуме НКТ вопрос о сотрудничестве уже был решён. Мы оставили наше желание сформировать Национальный совет обороны и согласились с названием правительства… Мы не делаем наше сотрудничество вопросом названия»11.

Причины вхождения анархистов в республиканское правительство

Много лет спустя Федерика Монсень рассказала мне о причинах, которые в итоге убедили анархических лидеров в том, что НКТ должна войти в правительство. Она отметила, что Ларго Кабальеро, отклоняя предложение анархистов о создании хунты национальной обороны вместо регулярного кабинета, аргументировал это тем, что такая хунта слишком напоминала бы военную хунту, через которую Франко управлял тогда своей частью Испании, и что её создание оттолкнуло бы общественное мнение в демократических странах, у которых лоялисты искали помощи. Лидеры анархистов посчитали, что в этих аргументах есть смысл.

Монсень также добавила, что лидеры НКТ осознавали тот факт, что любые посты в лоялистской Испании, которые НКТ оставит вакантными, в правительстве, вооружённых силах, промышленных и аграрных коллективах или где-либо ещё, с большой вероятностью будут заняты коммунистами. Они очень скоро увидели, говорила она, угрозу того, что коммунисты попытаются захватить всю власть в свои руки и, опираясь на поддержку Советского Союза, добьются этого.

Наконец, говорила Федерика Монсень, лидеры анархистов считали, что революцию нельзя совершать из правительства, но то, что уже было достигнуто, лучше всего можно было защитить, находясь в правительстве. Коммунистам и другим противникам революции было бы труднее нападать на группу, представленную правительстве12.

Порядок принятия решения о вхождении в правительство

В источниках мало указаний на то, что в тот момент среди анархистов наблюдалась сколько-нибудь широкая оппозиция вхождению НКТ в правительство Ларго Кабальеро. Однако те, кто выступал против этого шага тогда или пришёл к выводу о его ошибочности впоследствии, обращали внимание на то, каким образом было принято решение о вхождении в республиканское правительство.

Этот аргумент в июне 1948 г. приводился в органе радикальной фракции НКТ в эмиграции:

«Участие НКТ в делах государства было более или менее эффективным; но если быть честными, никто не может сказать, что это участие осуществлялось в соответствии с волей большинства. Вопреки самой элементарной практике Конфедерации, с пренебрежением к федералистской природе Конфедерации, решение об участии в правительстве было принято комитетами, а не синдикатами. Нарушение принципов было навязано сверху, и это должно устыдить нас, а не предоставить аргументы в чью-либо пользу. Даже если отбросить благородный идеализм, это равносильно признанию того, что мы оказались не на высоте положения или что мы позволили себе поддаться сентиментализму, который политики, в то время находившиеся в меньшинстве, умело эксплуатировали»13.

Министерства и министры НКТ

Как только решение о вхождении НКТ в правительство было принято, встал вопрос о том, сколько министерских постов должны получить анархисты и кто должен их замещать. По воспоминаниям Ларго Кабальеро, «дискуссия вращалась вокруг того, сколько министров должно быть у них в правительстве, шесть или четыре»14. «Торг закончился уступкой со стороны Национальной конфедерации труда. Она получила четырёх министров…»15

Версии этих переговоров, приводимые Ларго Кабальеро и сыном Орасио Прието, существенно различаются. Согласно Сесару Лоренсо, Ларго Кабальеро продолжал настаивать, чтобы анархисты согласились на принятие одной должности министра без портфеля. Тогда Прието отправился в Барселону, куда переехал президент Мануэль Асанья, и потребовал для НКТ более адекватного представительства в кабинете. Он и три других лидера НКТ встретились с двумя министрами без портфеля в правительстве Ларго Кабальеро, баскским националистом Мануэлем Ирухо и экс-премьером Хосе Хиралем, которые были уполномочены Асаньей вести переговоры с Прието и его коллегами.

В ходе этого обсуждения Ирухо, как сообщалось, в принципе был против вхождения НКТ в республиканский кабинет. Однако Хосе Хираль, человек, политически и лично близкий к Асанье, признал справедливость требований Прието и пообещал сэнэстистам, что он договорится с президентом о предоставлении анархистам четырёх министерств. Когда Асанья дал своё согласие, Прието вернулся в Мадрид.

Согласно Сесару Лоренсо, во время очередного обсуждения вопроса с Ларго Кабальеро «Прието попросил премьер-министра оставить идею о том, что НКТ должна удовольствоваться одним министром без портфеля, поскольку президент Республики пришёл к соглашению с Конфедерацией и обещал достойное сотрудничество». Лоренсо добавляет: «Ларго Кабальеро, поначалу ошеломлённый, заявил, что не имеет возражений, и согласился переформировать свой кабинет…»16

Версия Ларго Кабальеро по поводу вмешательства президента Асаньи в заключительные переговоры с НКТ значительно отличается от версии Сесара Лоренсо (и, предположительно, Орасио Прието). Он пишет:

«Президент отказывался подписывать декреты, поскольку ему претило иметь в правительстве четырёх анархистов… Другой руководитель государства увидел бы политическое и историческое значение этого события; Асанья видел лишь то, что дон Мануэль Асанья своей подписью утвердил назначение четырёх человек, чьи идеи были осуждены им и многими людьми… он не видел тех изменений, которые знаменовал собой этот политический акт, и не понимал, какое значение для будущего имеет переход испанского анархизма от терроризма и прямого действия к сотрудничеству и разделению ответственности за власть, его вхождение в правительство, в котором представлены все политические тенденции. Я объявил о своей отставке в случае, если он не подпишет декреты, и он скрепя сердце подписал их. Событие свершилось. Испанский анархизм отказался от аполитичности и прямого действия»17.

Ещё одну версию переговоров между Ларго Кабальеро и президентом Асаньей дал Родольфо Льопис, который был генеральным секретарём правительства при Ларго Кабальеро. Он сообщил, что Асанья особенно возражал против кандидатуры Гарсии Оливера, из-за его криминального досье, и Федерики Монсень, по другим причинам. Однако Ларго Кабальеро заявил, что он предоставил НКТ самой выбрать своих представителей в правительстве и он поддерживает её выбор. По словам Льописа, только угроза отставки Ларго Кабальеро заставила президента подписать декреты о назначении министров-анархистов18.

Независимо от того, какая из этих версий ближе к истине, очевидно, что президент Асанья относился к назначению анархистов крайне отрицательно. В своих мемуарах он пишет:

«…Не только вопреки моему мнению, но и несмотря на мой громкий протест, была навязана ноябрьская перестановка в правительстве, с включением НКТ и анархистов, которая самим республиканцам казалась желательной, неизбежной и полезной»19.

Уступки Ларго Кабальеро по отношению к анархистам до некоторой степени были показными. Как пишет Хуан Гарсия Оливер, обсуждая своё назначение министром, он говорил Орасио Прието:

«Такой же типичной операцией социалистов является выбор четырёх министерств, переданных вам, из которых только юстиция в действительности представляет собой министерство; остальные три – главные управления. Ни одно из этих четырёх министерств не имеет секретных фондов, средства которых могут использоваться без отчёта перед кем бы то ни было. Все министерства с секретными фондами заняты уважаемыми членами ИСРП»20.

Гарсия Оливер был недалёк от истины. Только Министерство юстиции имело устойчивое положение в кабинете до того, как в него вошли анархисты. Существовавшее ранее Министерство промышленности и торговли было разделено на два самостоятельных министерства, а Главное управление здравоохранения было преобразовано в Министерство здравоохранения и социального обеспечения21. Это и были посты, которые Ларго Кабальеро предложил Прието и которые тот согласился принять от имени НКТ.

После того, как министерства, которыми должны были руководить анархисты, были определены, следовало решить, какие лидеры НКТ займут эти должности. По словам Сесара Лоренсо, их выбирал Орасио Прието, хотя кандидатуры были утверждены Национальным комитетом НКТ. Лоренсо пишет:

«Он [Прието] назвал имена Гарсии Оливера, Федерики Монсень, Хуана Пейро́ и Хуана Лопеса. Он фактически настаивал на том, что обе тенденции анархо-синдикализма, революционная и реформистская, должны быть представлены, чтобы все разделили новую ответственность. Он стремился, как он сам говорил, выбрать ведущих представителей обоих секторов – отсюда имена Хуана Лопеса (выдвинуть Пестанью было невозможно) и Хуана Пейро, бывших трейнтистов, с одной стороны; Гарсии Оливера и Федерики Монсень, членов ФАИ… с другой»22.

Когда кандидаты были согласованы с Национальным комитетом, перед Орасио Прието встала задача получить их согласие на занятие министерских постов. У него не возникло проблем с Хуаном Лопесом и Хуаном Пейро, которые согласились сразу же. С фаистами оказалось сложнее. Сесар Лоренсо пишет, что Федерика Монсень «отказалась категорически. Она, дочь Федерико Уралеса и Соледад Густаво, она, с младенчества пропитанная анархическим идеалом, она, принадлежавшая лишь ФАИ, никогда не будет отвергать своё прошлое и свои убеждения». Прието сказал ей, что в таком случае ему придётся найти другую анархистку, которая согласится работать в правительстве. После этого Монсень «изменила своё мнение. Женщина-министр в Испании, какое событие! И притом анархистка! Весьма взволнованная, Федерика Монсень попросила времени на размышление. Орасио Прието дал ей сутки. На следующий день она согласилась, её отец (Федерико Уралес) настоятельно советовал ей войти в правительство»23.

Убедить Гарсию Оливера было ещё труднее. Как говорили, он ответил, что его квалификация в области юстиции определяется тем, насколько часто ему доводилось оказываться в тюрьме24.

По его собственному свидетельству, Гарсия Оливер сказал Прието:

«Я приведу тебе три серьёзных возражения. Во-первых, становясь частью мадридского правительства, НКТ окончательно отказывается от своих принципов и целей социальной революции; во-вторых, это демонстрирует полное пренебрежение тем, что НКТ является федеративным объединением региональных организаций, если в правительство отправляют четырёх каталонских министров, при непростительном игнорировании региональной организации Центра; в-третьих, снять меня с генерального секретариата каталонского Департамента обороны – означает разрушить антифашистское равновесие в Каталонии. Если меня не будет здесь, все ограничения будут сняты и спустя недолгое время Каталония скатится в хаос».

Однако Прието настойчиво убеждал Гарсию Оливера в необходимости его присутствия в новом правительстве. Как вспоминает Гарсия Оливер, Прието говорил ему:

«Я считаю, что без тебя наше вхождение в правительство закончится провалом. Только ты можешь иметь дело с парламентскими акулами»25.

По-видимому, более убедительными оказались доводы его товарищей из Регионального комитета Каталонии НКТ, куда Прието отправился после кабинета Гарсии Оливера. Прието удалось убедить каталонское руководство НКТ в важности назначения Гарсии Оливера одним из новых республиканских министров, и комитет принял меры, чтобы Хуан Молина стал его преемником в секретариате обороны. Мариано Васкес, в то время секретарь каталонской НКТ, связался с Гарсией Оливером, сообщив о решении регионального руководства, и тот наконец согласился стать министром26.

В результате переговоров Орасио Прието с премьер-министром и с людьми, выбранными, чтобы представлять НКТ в кабинете Ларго Кабальеро, анархисты официально вошли в республиканское правительство 5 ноября 1936 г. Много лет спустя Хуан Лопес, один из четырёх анархистов в кабинете министров, говорил мне, что сэнэтисты собирались не просто участвовать в республиканском правительстве на общих основаниях, а скорее принести революцию в это правительство27. Однако им не потребовалось много времени, чтобы понять, что консервативное большинство в правительстве не позволит им использовать своё присутствие в кабинете для того, чтобы легализовать революцию, которая фактически произошла после 19 июля.

Решение об эвакуации правительства из Мадрида

Несколько важных решений, касавшихся будущего войны и революции, были приняты прежде, чем НКТ вошла в правительство, – в частности, решение отправить бо́льшую часть золотого запаса страны «на хранение» в Советский Союз. Министр финансов Хуан Негрин отсутствовал на первых нескольких заседаниях кабинета с участием анархистов, так как в это время он наблюдал за погрузкой золота на суда28. Это подтверждается свидетельством адмирала Н. Кузнецова, военного советника на испанском республиканском флоте, который также участвовал в этой операции. Он отмечает, что погрузка испанского золота, предназначенного для отправки в СССР, началась во второй половине октября 1936 г. и руководил ею Хуан Негрин29.

Тем не менее на первом заседании нового правительства в Мадриде министрам-анархистам пришлось участвовать в принятии кардинального решения о переносе республиканской столицы в Валенсию. Войска Франко подходили к предместьям Мадрида, и будущее города вызывало серьёзные опасения. Смена столицы, таким образом, стала проблемой первостепенной важности.

Однако это был не первый раз, когда поднимался вопрос о переносе столицы. Сесар Лоренсо пишет, что 17 или 18 сентября его отец Орасио Прието, как национальный секретарь НКТ, был вызван к военному министру наряду с представителями других организаций Народного фронта.

Премьер-министр и военный министр Франсиско Ларго Кабальеро объяснил это совещание тем, «что война идёт неважно, враг делает успехи во многих пунктах, но это совершенно естественно, учитывая эффект неожиданности, и ситуация скоро изменится. Тем временем, так как Мадрид находится в опасности и фактически не имеет какого-либо стратегического или экономического значения (Мадрид, сказал он, всего лишь брюхо), правительство предлагает эвакуировать столицу. Они спокойно проведут эвакуацию детей, стариков, больных и женщин, а затем переведут организации и само правительство в другой регион, чтобы избежать опасных неожиданностей или поспешных мер».

Премьер-министр попросил, чтобы все присутствующие, начиная с самого правого и заканчивая Орасио Прието из НКТ, высказали своё мнение. Все, кто предшествовал Прието, одобрительно отозвались об этом предложении. Однако, когда настала его очередь, Прието сказал:

«Я очень рад находиться среди вас и видеть такое единодушие… но я должен изложить моё личное мнение. Я против эвакуации Мадрида – из-за того психологического шока, который вызовет эта мера среди населения, из-за сомнений, пессимизма, разлада, которые вытеснят царящий сегодня энтузиазм, принесут крайне отрицательные результаты и причинят больше вреда, чем все военные и экономические последствия, которые может иметь отказ от Мадрида…»

Ларго Кабальеро был чрезвычайно раздражён, услышав позицию Прието, и в ответ поставил под сомнение боевые качества анархических войск в Арагоне. Прието промолчал, но, когда совещание закончилось, представители ВСТ и Синдикалистской партии подошли к нему, и сказали, что его позиция была правильной. «И больше никто не говорил об эвакуации Мадрида», – пишет Лоренсо30.

Однако к тому времени, когда анархисты вошли в правительство в начале ноября, положение Мадрида стало угрожающим, и многим казалось, что он обречён. Армии Франко были на рубежах города, который бомбардировался вражеской авиацией и артиллерией, а коммунисты из 5-го полка вели снайперский огонь в различных частях столицы.

Сразу после падения Толедо Комитет обороны Центра НКТ был проинформирован о том, что советские советники предложили правительству покинуть столицу31.

На первом заседании нового кабинета с участием четырёх министров-анархистов единственным пунктом в повестке был вопрос об эвакуации правительства из столицы. Позднее Ларго Кабальеро писал о позиции, занятой анархистами:

«На первом заседании Совета [министров], где они присутствовали, был рассмотрен и согласован выезд из Мадрида, и это был вопрос не из приятных. Они и два коммуниста в первые моменты выступили против этого, полагая, что это серьёзно ослабит народный дух и может вызвать некоторые волнения. То, чего они боялись, могло произойти, но ещё более опасно было то, что президент Республики и правительство могли оказаться во власти мятежников, поскольку это означало бы конец войны, которая, с другой стороны, шла не только в Мадриде, но и по всей Испании. Из другой столицы можно было бы позаботиться о нуждах всех фронтов. Наконец, их удалось убедить, и решение было принято единогласно»32.

Стоит заметить, что коммунистическая историография не упоминает об оппозиции двух министров-коммунистов переносу столицы33.

Воспоминания Гарсия Оливера о цепи событий, которая привела к решению о переезде правительства, значительно отличаются от изложения бывшего премьер-министра. Хотя он немного путает даты, анархический экс-министр говорит, что прошло два заседания кабинета, прежде чем это решение было принято.

На первом заседании, которое, по-видимому, прошло 5 ноября, Орасио Прието представил министров-анархистов премьер-министру Ларго Кабальеро, который затем представил их остальным членам кабинета. После этого Ларго Кабальеро внёс предложение о переезде правительства и, по словам Гарсии Оливера, все министры, кроме сэнэтистов, согласились с этим предложением. Когда пришла пора высказаться анархистам, Гарсия Оливер попросил перерыва на несколько минут, чтобы они могли обсудить ситуацию. Четыре министра НКТ договорились, что они будут голосовать против переезда из Мадрида, даже если это вызовет кризис в правительстве и вынудит их уйти в отставку.

Гарсия Оливер от их имени выразил несогласие. Ларго Кабальеро не стал провоцировать кризис, а вместо этого отложил обсуждение, сказав, что позже соберёт членов кабинета на чрезвычайное заседание для окончательного решения34.

Четыре министра от НКТ отправились в штаб-квартиру анархистов, чтобы посовещаться с Орасио Прието. Когда они спросили его, должны ли они вызвать правительственный кризис, чтобы не позволить правительству покинуть Мадрид, он ответил, что они не должны этого делать, но им следует как можно дольше затягивать обсуждение35.

Чрезвычайное заседание было назначено на четыре часа дня 6 ноября (хотя Гарсия Оливер говорит, что оно было 7 ноября). Ларго Кабальеро заявил, что правительство должно выехать из Мадрида этим же вечером, добавив, что он предлагает оставить хунту во главе с генералом Миахой для управления городом. И снова все министры, кроме четырёх анархистов, согласились с предложением премьер-министра. Тогда, по требованию анархистов, заседание прервали на полчаса, чтобы дать им принять окончательное решение по поводу своей позиции.

Четыре анархиста пытались созвониться с Орасио Прието и получить от него указания относительно того, стоит им идти на правительственный кризис или нет. Когда им не удалось связаться с ним, они начали совещаться друг с другом.

Согласно изложению Гарсии Оливера, он сказал своим коллегам:

«Это кризис, и мы не уполномочены его вызвать. У меня сложилось впечатление, что все остальные министры уже собрали чемоданы. Нам придётся сбежать вместе с ними и оставить город. По моему мнению, мы должны взять на себя ответственность и согласиться на отъезд правительства. Следующие часы будут встречены бойцами при оружии, а четыре бывших министра из НКТ не защитят город. Если вы считаете по-другому – решайте сами».

В конце концов трое остальных согласились с позицией Гарсии Оливера и предоставили ему говорить с кабинетом от их имени. Когда заседание возобновилось, Гарсия Оливер объявил об их согласии, и решение покинуть Мадрид стало единогласным. После этого члены кабинета разошлись, чтобы в следующий раз встретиться в Валенсии, не оговаривая заранее дату36.

Версия Орасио Прието о том, как было принято это решение, полностью отличается от версии Гарсии Оливера. Сесар Лоренсо пишет:

«Четыре либертарных министра согласились на переезд, не консультируясь с Национальным комитетом или его секретарём, даже не оповестив их по телефону, поставив НКТ перед свершившимся фактом. В этих трагических обстоятельствах Орасио Прието не мог потребовать смещения четырёх министров за их неподобающее поведение и тем самым вызвать правительственный кризис».

Многие лидеры анархистов пришли к выводу, что НКТ была включена в кабинет именно в это время для того, чтобы «прикрыть» правительство, уезжающее из Мадрида. Так, Гарсия Оливер в отчёте о своей деятельности в качестве министра юстиции, с которым он выступал перед членами НКТ вскоре после выхода анархистов из правительства, говорил:

«…НКТ призвали, если оставить в стороне причины правительственного и политического значения, для того чтобы правительство могло оставить Мадрид. Если бы правительство того времени оставило Мадрид, не разделив ответственность за это с НКТ, оно было бы мёртвым правительством».

Тогда Гарсия Оливер оправдывал это решение:

«Необходимо сказать, чтобы не возникало сомнений, что решение правительства оставить Мадрид – не говоря о том, что ему следовало сделать это месяцем ранее, – было решением хорошего правительства, поскольку правительство в Мадриде не было правительством; это было ещё одно собрание общественности, сосредоточенное на одной проблеме войны, Мадридском фронте, и полностью игнорирующее проблемы войны в остальной Испании, общие проблемы страны… Правительство, ставшее узником обстоятельств, находившееся под давлением бомбардировок и запутанных новостей, не отдавало распоряжений, не формировало армию, не организовывало ни медицинских служб, ни социального обеспечения, ни снабжения. Оно было всего лишь незначительным гражданским правительством отдалённой провинции Мадрид»37.

Однако, как отмечает Сесар Лоренсо:

«Отъезд в Валенсию правительства, за которым последовал и Национальный комитет, вызвал возмущение активистов НКТ. Они возложили ответственность на Орасио Прието, обвиняя его в слабости и называя “ликвидатором”. В этих условиях, после того как решение покинуть Мадрид было принято вопреки ему, Орасио Прието оставил свой пост секретаря НК»38.

Участие министров-анархистов в восстановлении власти правительства

Бернетт Боллотен подчёркивает важную роль анархистов, как полномочных членов кабинета Ларго Кабальеро, в восстановлении государственной власти, которая была практически сметена в революции, сопровождавшей начало Гражданской войны.

Правительство Хираля приняло некоторые шаги по воссозданию правительственного аппарата. Оно издало декрет об очищении государственной службы, полицейских сил и дипломатического корпуса от сочувствующих мятежникам. Оно утвердило создание «народных судов», которые уже действовали де-факто. Оно декретировало, что держатели банковских счетов не могут снимать с них больше тысячи песет в месяц, и официально конфисковало предприятия, брошенные сторонниками мятежа. Оно также разрешило рабочим комитетам, которые приняли фирмы, брошенные своими собственниками, использовать средства с банковских счетов этих фирм для выдачи зарплаты и других целей39.

Однако меры, принятые в это время, либо носили символический характер, либо представляли собой приспособление правительства к той революции, которая произошла после 19 июля. На местном и региональном уровне власть в лоялистской Испании всё ещё оставалась в руках тех, кто захватил её после поражения мятежников в соответствующих районах; контроль над городской и сельской экономикой продолжали осуществлять рабочие и крестьяне, захватившие его в начале войны.

Задача восстановления государственной власти перешла к правительству Ларго Кабальеро. Одним из аспектов этого процесса была замена бесчисленных комитетов, которые стихийно были созданы партиями и профсоюзами по всей лоялистской Испании в первые дни и недели войны и которые контролировались главным образом анархистами, левыми социалистами и поумистами. Согласно Боллотену:

«…Правительство, включив в свой состав членов НКТ, приняло декреты, которые, вместо того чтобы дать комитетам законный статус, как надеялась НКТ при вхождении в кабинет, предусматривали их роспуск и замену регулярными провинциальными и муниципальными советами, в которых должны были быть представлены все партии, поддерживающие Народный фронт, а также профсоюзные организации. Наряду с этим был издан декрет, лишавший местные комитеты и партийные и профсоюзные организации контроля над автомобильными дорогами и над въездами в деревни – их функции передавались полицейским силам, подчинённым Министерству внутренних дел. Все эти меры, безусловно, поставили под угрозу преобладание анархо-синдикалистов во множестве малых городов и сёл и до крайности обострили оппозицию в отношении руководства НКТ и ФАИ…»40

«Из-за раскола в либертарном движении, вызванного вопросом о роспуске комитетов, между публикацией этих декретов и их применением на практике пролегала пропасть, и в большом количестве населённых пунктов, где превосходство анархо-синдикалистов было бесспорным, и даже в некоторых, где преобладал менее радикальный ВСТ, комитеты сохранялись, несмотря на противодействие правительства»41.

Боллотен цитирует письмо ему от Федерики Монсень, в котором она объяснила, как анархистов убедили участвовать в ликвидации революционных институтов и их замене более традиционными правительственными учреждениями:

«Аргументы коммунистов, социалистов и республиканцев всегда были одни и те же: важно дать Испанской республике видимость законности, чтобы успокоить страхи британцев, французов и американцев. Как следствие, государство возвращало себе утраченные позиции, и мы, революционеры, составлявшие часть государства, помогали ему это сделать. Для этого нас и привели в правительство. Хотя мы входили в него не с таким намерением, мы были в нём, и поэтому у нас не было иного выхода, кроме как оставаться заключёнными в этот порочный круг. Но я могу положительно заявить, что, хотя мы и проиграли в конце, мы боролись за каждый дюйм земли и никогда не голосовали за то, что ограничивало завоевания революции, предварительно не согласовав это с Национальным комитетом НКТ, в который входил постоянный представитель ФАИ»42.

Вторым этапом в восстановлении государственной власти стала организация регулярных правоохранительных сил вместо иррегулярных полицейских формирований, которые были созданы в начале Гражданской войны и значительная часть которых контролировалась НКТ–ФАИ. Боллотен отмечает реорганизацию и расширение Гражданской гвардии (переименованной в Национальную республиканскую гвардию) и Штурмовой гвардии. Он также подчёркивает важность увеличения численности карабинеров, пограничного патрульного корпуса, подчинявшегося министру финансов Хуану Негрина, о чём мы уже упоминали.

Правительство Ларго Кабальеро, кроме того, пыталось поставить иррегулярную полицию под контроль регулярных полицейских сил. Все милиционеры, которые несли полицейскую службу, были включены в состав новой гражданской милиции, подчинявшейся Министерству внутренних дел. Боллотен пишет: «Этот декрет, как вскоре оказалось, был лишь подготовкой к объединению команд и патрулей рабочих организаций в государственную силовую структуру». Если коммунисты, социалисты и республиканцы быстро присоединись к новому формированию, то «анархо-синдикалисты медлили и во многих местах цепко держались за собственные полицейские отряды и патрули, бросая вызов правительству»43, за который им впоследствии пришлось дорого заплатить.

«Во время постепенной перестройки регулярных полицейских сил, – продолжает Боллотен, – коммунисты применили все свои навыки вербовки, очернения и инфильтрации, чтобы обеспечить себе господствующее положение. Среди должностей, которые им достались, были шеф полиции Мадрида, начальник и заместитель начальника оперативного отдела Министерства внутренних дел и генеральный комиссар Управления безопасности, отвечавший за назначения, переводы и дисциплину в полиции». Боллотен считает особенно важным тот факт, что коммунист возглавил школу, готовившую кадры для тайной полиции.

Боллотен комментирует: «Со времени своего создания этот корпус, в конечном счёте более важный, чем любые носившие форму силы общественного порядка, стал простым орудием советской тайной полиции, которая по причине того, что Испания занимала теперь видное место в советской внешней политике, обосновалась в левом лагере в самом начале войны»44.

Советская тайная полиция, ОГПУ, работала совершенно независимо от полицейских сил республиканского правительства. Вальтер Кривицкий, в то время шеф советской разведки в Западной Европе, посетил Барселону в конце 1936 г. и несколько лет спустя написал:

«ОГПУ внесло свою лепту. Уже в декабре 1936 г. террор охватил Мадрид, Барселону и Валенсию. ОГПУ имело собственные спецтюрьмы. Его агенты занимались убийствами и похищениями. Они заполняли потайные темницы и совершали рейды. Они функционировали, разумеется, независимо от лоялистского правительства. Министерство юстиции не имело никакой власти над ОГПУ, которое было империей внутри империи. Это была сила, перед которой трепетали даже высшие лица правительства Кабальеро»45.

Министры от НКТ и национальное руководство НКТ

Четыре министра от НКТ в правительстве Ларго Кабальеро работали в тесном контакте с национальным руководством своей организации. Они регулярно приходили, обычно раз в неделю, на пленум Национального комитета НКТ, чтобы рассказать о том, что было ими сделано и как идут дела в правительстве, а также чтобы ответить на критические замечания товарищей. На этих заседаниях случались довольно жаркие споры.

Один член Национального комитета времён войны спустя много лет говорил, что задачей министров было охладить революционный пыл некоторых сэнэтистов, заставить их понять, что поражение в войне означало бы поражение революции и поэтому было важно добиться победы. Министры и Национальный комитет, говорил он, были полностью согласны насчёт этого. Иногда резкая критика исходила снизу, и их называли «пожарными», которые тушили огонь революции46.

Хуан Гарсия Оливер как министр юстиции

Безусловно, Гарсия Оливер был самым успешным из четырёх министров-анархистов, работавших в правительстве Ларго Кабальеро. Не только потому, что его министерство уже было полностью сформировавшимся, когда он возглавил его, но и благодаря его динамичности и близким отношениям с премьер-министром.

В своих мемуарах Гарсия Оливер изложил свои цели и политику на посту министра юстиции:

«Я собирался продемонстрировать, что можно одновременно быть анархистом и министром… Не переставая быть убеждённым анархо-синдикалистом… я хотел оставить в истории революций свидетельство службы анархо-синдикалиста в качестве главы Министерства юстиции; и хотя обычно оно воспринимается как министерство цепей, решёток и тюрем, не стоит забывать о том, что оно также является источником Права и что в конечном счёте все высшие концепции социализма, анархические или марксистские, могут быть выражены только через Право…

Чтобы выполнить работу, которая оставила бы глубокий след, мне следовало стать министром на деле, не позволив себе быть запуганным или стеснённым какими-либо влияниями или комплексами… Насколько было возможно, я собирался продвигать работу, которая до сих пор не была сделана. Но для начала я должен был ясно дать понять, что правосудие находится в моих руках. И не допускать за пределами нашей организации ночного правосудия на скорую руку, которое абсолютно безнаказанно вершилось теми, кто при свете дня представал перед Испанией и международным мнением как воплощение Невинности, позволяя другим говорить: “Когда министр юстиции анархист, неудивительно, что его личные агенты после своих ночных прогулок оставляют непогребёнными тех, кого они приговаривают”»47.

Гарсия Оливер был единственным из министров-анархистов, имевшим некоторое влияние на ход войны. В главе 9 мы отмечали его роль в организации школ подготовки офицеров для новой Народной армии, которые должны были не только предоставить республиканским вооружённым силам достойное руководство, но и не дать коммунистам монополизировать власть в военных вопросах.

Но кроме этого Гарсия Оливер входил в состав Высшего военного совета (Consejo Superior de Guerra), созданного Советом министров по его инициативе. Перед первым заседанием кабинета в Валенсии четыре министра-анархиста встретились с Орасио Прието, который тогда ещё был национальным секретарём НКТ, и договорились по возможности добиваться создания внутри правительства военного совета, в котором они были бы представлены.

На заседании 13 ноября 1936 г. Гарсия Оливер предложил Совету министров образовать Высший военный совет, включающий военного министра/премьер-министра, министра флота и авиации (Индалесио Прието), генерального политкомиссара (Хулио Альвареса дель Вайо), министра юстиции (в силу его опыта по руководству каталонскими вооружёнными силами), представителей автономных каталонского и баскского правительств и представителя Коммунистической партии. Ларго Кабальеро немедленно поддержал эту идею, но, когда были выдвинуты возражения, он дал министрам 48 часов, чтобы проконсультироваться со своими партиями. Два дня спустя кабинет решил сформировать Высший военный совет48.

Этот совет, по-видимому, регулярно проводил свои заседания в течение оставшегося срока работы правительства Ларго Кабальеро. Он обсуждал назначения на ключевые военные посты, военную стратегию и тому подобные вопросы, хотя очевидно, что он скорее являлся совещанием при военном министре Ларго Кабальеро, чем исполнительным органом.

Гарсия Оливер оказался самым способным политиком среди четырёх министров-анархистов. Ему гораздо чаще удавалось получить одобрение для тех проектов, которые он выносил на рассмотрение кабинета.

В своих мемуарах Гарсия Оливер вспоминает беседу с Федерикой Монсень, которая говорила о том, с каким успехом ему удавалось проводить свои инициативы через Совет министров, тогда как ей бывало трудно даже внести интересующие её предложения. Он ответил Монсень: «Это легко. Я заметил, что большинство министров не обращали внимания на то, что мы делали… Зная, что они не читали ни один из проектов декретов, которые были им отравлены, я, когда подходила моя очередь представлять вопросы Совету, доставал свои предложения одно за другим и передавал их председателю, говоря: “Я направил этот проект декрета всем министрам и думаю, что они ознакомились с ним. Нет необходимости зачитывать его или излагать его содержание”. Министры, чтобы не признаваться, что ни один из них не читал проект, хранили молчание, и председатель, пользуясь этим, говорил: “Возражений нет? Одобрено…”»49

Одной из первых целей Гарсии Оливера на посту министра юстиции стало прекращение практики самосудов, известных в народе как «прогулки» (paseos), которые всё ещё имели место спустя три с половиной месяца после начала Гражданской войны. Ещё до того, как правительство уехало из Мадрида, у него состоялась встреча с Маргаритой Нелькен, прокоммунистическим депутатом от Социалистической партии, которая «во главе комитета “Объединённой социалистической молодёжи” приняла на себя функции исполнения правосудия в Мадриде»50. Он попросил её «отойти от всего, что имеет отношение к осуществлению правосудия. Отныне выполнять эти обязанности буду я. И только со своими людьми»51. Депутат Нелькен, по-видимому, выполнила это требование.

Гарсия Оливер столкнулся с той же самой проблемой в Валенсии. Как он пишет в своих мемуарах:

«…Каждую ночь на верхнем этаже окружного суда (аудиенсии) собирался так называемый “Кровавый трибунал”. Его члены – их было около двадцати – относились к юридическому, полицейскому и политическому аппарату всех антифашистских партий и организаций города… Каждую ночь по его распоряжению арестовывали людей, заподозренных в фашизме. Их судили и, если их приговаривали к смерти, казнили. Всё это проводилось за одну ночь. Тела казнённых оставляли за городом, в полях и садах».

Гарсия Оливер встретился с членами этой коллегии и потребовал от них «больше не собираться в качестве так называемого “Кровавого трибунала”. Вы должны позволить народным судам заниматься своим делом». Были возражения, и кое-кто полушутя сказал, что, возможно, им придётся судить самого министра юстиции. Гарсия Оливер ответил на это:

«Товарищи, вы знаете, кто я такой. Я охотно отвечу на ваши вопросы, но я могу сделать это и с пулемётом в руках. Я притворюсь, что не слышал вас, при условии, что вы больше не действуете как “Кровавый трибунал”»52.

Особенно серьёзной разновидностью «прогулок» в первые месяцы войны были действия политических групп, особенно коммунистов, которые приходили в тюрьмы, забирали из них заключённых и расстреливали. Были случаи, когда начальников тюрем избивали или убивали за отказ выдать заключённых. Когда во главе Министерства юстиции встал анархист, подобные процедуры больше не допускались53.

Гарсия Оливер говорил в своей речи о пребывании на должности министра юстиции, сразу после отставки:

«Я могу сказать вам, что если 5 ноября мы встретили с правительством в катастрофическом состоянии и с хаосом в правовой жизни нашей страны, то полтора месяца спустя, к 1 января 1937 г., по всей Испании была организована народная юстиция, “прогулки” прекратились и отправление правосудия в каждом регионе стало реальностью»54.

Одним из первых действий министра юстиции стало уничтожение всех старых дел, хранившихся в министерстве в Мадриде. Когда ему сообщили, что министерство пострадало от вражеской бомбардировки и многие дела были разбросаны и пришли в беспорядок, он приказал сжечь те, что остались55.

Спустя некоторое время Гарсия Оливер, в дополнение к уничтожению уголовных дел, заставил кабинет объявить общую амнистию по всем преступлениям, совершённым до 15 июля 1936 г. Покинув должность, он говорил, что «криминальное прошлое стоит клеймом на этой и всех остальных странах мира… и этим декретом мы стираем всякого рода предрассудки буржуазного общества и ставим всех, кто раньше считались правонарушителями, в одинаковые условия с остальными… чтобы они могли стать достойными гражданами и заново построить свою жизнь в обществе…»56

По предложению Орасио Прието, Гарсия Оливер назначил своим заместителем адвоката Мариано Санчеса Року, сочувствовавшего НКТ57. Он также создал юридическую консультативную комиссию, которая разрабатывала законопроекты, вносившиеся министром в кабинет. Председателем комиссии был Санчес Рока, а в её состав входили Лопес де Гойкоэчеа, республиканец и член Верховного суда; Абель Велилья, председатель регионального суда из Федеральной партии; Бенито Павон, депутат из Синдикалистской партии; и коммунист-адвокат Каетано Боливар58.

Гарсия Оливер внёс несколько существенных изменений в порядок работы Министерства юстиции и судов. Одним из них было прекращение системы, при которой судебные служащие не получали регулярного жалования, и их заработок зависел от того, какое количество документов проходило через их руки. Это приводило к увеличению бюрократизма и волокиты при рассмотрении и решении дел. Гарсия Оливер ввёл регулярную оплату труда для всех служащих59.

Другим важным изменением в министерстве стал декрет, который предоставлял его служащим право свободно вступать в профсоюзы НКТ либо ВСТ. Эта мера вызвала протесты некоторых министров на следующем заседании кабинета, но министр-анархист получил в этом вопросе мощную поддержку премьер-министра Франсиско Ларго Кабальеро, который сам являлся генеральным секретарём ВСТ60.

После ухода из министерства Гарсия Оливер утверждал, что он никогда не использовал свою должность, чтобы приобрести новых сторонников для НКТ: «Абсолютно никто, ни один заседатель в Испании, ни один окружной прокурор в Испании, ни один председатель суда в Испании, не может сказать, что получал от министра юстиции предложение вступить в НКТ или ФАИ, чтобы получить привилегированное положение». Он отмечал, что в начале войны НКТ добровольно отказалась от безраздельной власти, которую она могла захватить, и спрашивал:

«Сделаем ли мы НКТ сильной, разлагая заседателей, подкупая окружных прокуроров или председателей судов, перемещая их с одного места на другое? Нет!»61

При содействии юридической консультативной комиссии, Гарсия Оливер внёс в кабинет много важных законопроектов. Один из них позволял подсудимым отказаться от услуг адвоката:

«Когда идёт суд, для ответчика всегда лучше, когда он, хорошо ли, плохо ли, может защитить себя сам и может отказаться от своих показаний по собственной инициативе, чем когда он вынужден полагаться на адвоката, которому не доверяет…»62

Декрет-закон от 4 февраля 1937 г. предоставлял женщинам полные гражданские права:

«Подумайте о противоречивости и нелепости ситуации, когда замужняя женщина может быть избрана мэром, депутатом, министром, может принимать законы, но, с другой стороны, не может распоряжаться собой или своим имуществом. Она не может покинуть дом и переехать в другое место без разрешения мужа. Если она хочет отправиться в путешествие, она не может этого сделать. Если она хочет получить паспорт, она не может этого сделать. Она фактически была рабыней, даже при том, что Республика дала ей право голосовать и быть избранной…»63

Декрет-закон, принятый в апреле 1937 г., позволял усыновлять детей людям, которые не являлись их кровными родственниками. Другой декрет, изданный в тот же день, признавал неофициальные браки милиционеров и солдат и тем самым предоставлял их вдовам права, которыми пользовались наследники военнослужащих, погибших при исполнении обязанностей64.

Последний декрет-закон, внесённый Гарсией Оливером и принятый кабинетом всего за несколько дней до ухода в отставку, предусматривал распространение юрисдикции гражданских (народных) судов на личный состав вооружённых сил, кроме «преступлений, совершённых исключительно и непосредственно военнослужащими во время несения службы. Все прочие дела переходят в единую юрисдикцию – гражданскую»65.

Народные суды (tribunales populares) были созданы сразу после начала Гражданской войны. Они включали в себя как профессиональных судей, так и непрофессионалов, и их развитие несколько по-разному протекало в различных частях республиканской территории. Однако декрет-закон, предложенный Гарсией Оливером и одобренный кабинетом 7 мая 1937 г., состоявший из 130 статей, кодифицировал порядок работы этих новых учреждений66.

Как министр юстиции, Гарсия Оливер вынашивал собственные идеи о природе и задачах исправительных учреждений, как в отношении виновных в политических преступлениях против Республики, так и в отношении обычных уголовных преступников. Но пересмотр системы наказаний для политических заключённых остался на начальном этапе, а проекты по изменению положения уголовных заключённых остались простыми пожеланиями.

Политических заключённых Гарсия Оливер предлагал помещать в трудовые лагеря, а не в тюрьмы. Он считал, что те, кто попытался свергнуть Республику и тем самым способствовал развязыванию гражданской войны, должны внести свой вклад в восстановление страны, выполняя работу в период своего заключения. Однако вместе с тем он предлагал, чтобы заключённые в трудовых лагерях получали небольшую зарплату за каждый отработанный день и чтобы их срок заключения сокращался на один день за каждую неделю, проведённую без нарушения правил. Кроме того, если заключенный демонстрировал хорошее поведение в течение года, его срок следовало сократить ещё на один год.

Гарсия Оливер признавал возможное сходство между трудовыми лагерями, которые он предлагал, и концентрационными лагерями фашистских стран. Однако он настаивал, что это сравнение было неоправданным, учитывая возможность сокращения срока и категорический запрет на применение насилия к заключённым67. Один такой лагерь действительно был организован во время пребывания Гарсии Оливера на посту министра юстиции68.

Гарсия Оливер изложил свои идеи о том, как должны быть изменены места заключения для обычных преступников, в речи, произнесённой на церемонии открытия судебного года, в присутствии всех членов Верховного суда, а также представителей правительства и дипломатического корпуса. Министр юстиции предлагал создать так называемые «исправительные города» (ciudades penitenciarias), которые он описывал следующим образом: «Наказания? Мы не будем никого наказывать. У них будет свой суд, они будут учиться быть судьями, они будут учиться самоуправлению. У них будет корпоративная организация, и для каждого направления работы будет избран делегат; будет сформирован совет исправительного города; они примут свои законы, свои кодексы; они будут осуществлять собственное правосудие; они будут принимать решения и распоряжаться… О чём ещё можно просить? Назовёт ли кто-то плохим то, что человек эффективно перевоспитывается, чтобы он мог вернуться в общество?»69 Однако у него не было возможности создать подобный город.

Хуан Пейро как министр промышленности

Можно было предположить, что Хуан Пейро как министр промышленности станет самым влиятельным среди министров-анархистов, ввиду того факта, что значительная доля промышленных предприятий в республиканской Испании была конфискована НКТ. Однако этого не произошло.

Введение к речи Пейро о пребывании на посту министра промышленности, которая была произнесена вскоре после его отставки и издана НКТ в виде брошюры, отражает его неудовлетворённость итогами работы: «Описание министерского опыта Пейро в промышленном ведомстве не может быть ничем иным, кроме рассказа о череде неудач. Он ничего, или почти ничего, не мог сделать. Ему отказывали в деньгах, его декреты отклонялись, против него постоянно выступал сплочённый блок республиканцев, коммунистов и правых социалистов. Только иногда некоторые его предложения проходили, после долгих дебатов и благодаря поддержке председателя [правительства], который чувствовал свою ответственность революционера»70.

В своём открытом отчёте о пребывании в Министерстве промышленности Хуан Пейро перечислял поставленные им цели и неудачи при попытках их достижения. Особое внимание он обращал на военную промышленность, добычу полезных ископаемых и электроэнергетику, и его успехи во всех этих отраслях были весьма скромными.

Первым предложением Пейро в отношении промышленного производства и, в частности, военной промышленности было принятие декрета о проведении коллективизации на испанских предприятиях и интервенции – на иностранных. Интервенция представляла собой временную передачу контроля над предприятиями правительству. Коллективизация означала легализацию рабочего самоуправления.

Премьер-министр Ларго Кабальеро отверг эту идею. Он утверждал, что подобный декрет усложнит отношения испанского республиканского правительства с Великобританией, Францией, Бельгией и другими демократическими странами, граждане которых имели значительные капиталы в Испании. Ларго Кабальеро и Пейро согласились на компромиссный декрет, который предусматривал «реквизицию» (incautación) предприятий правительством, и Пейро внёс этот проект в кабинет71.

Пейро докладывал:

«Я должен сказать, что в проекте декрета ясно была поставлена цель коллективизации. Он охватывал все отрасли и пытался установить порядок, при котором преуспевающие предприятия своими излишками покрывают расходы нуждающихся предприятий. Это очевидным образом требовало создания Промышленного банка… который выполнял бы функции, необходимые в трагических экономических, промышленных или политических и социальных обстоятельствах, в которых оказалась Испания…»72

Однако Прието не удалось протолкнуть этот декрет. Как он говорил позднее, когда он представил проект кабинету, «началась голгофа». Его оппоненты потребовали, чтобы эта мера была передана на рассмотрение межведомственной комиссии, включавшей, наряду с прочими, министра финансов Хуана Негрина и министра сельского хозяйства Висенте Урибе. Когда проект вышел из этой комиссии, по словам Пейро, «от него остался один лишь голый скелет»73. Хотя Пейро удалось включить некоторые свои предложения в изданные им инструкции по применению декрета, его проблемы на этом отнюдь не закончились. Декрет мог принести пользу только в случае, если будут предоставлены средства для финансирования его главных положений. Один из пунктов декрета предусматривал, что Министерству промышленности будет выделен кредит в 30 миллионов песет и оно, совместно с Министерством финансов, определит порядок их расходования74.

Министр финансов, правый социалист Хуан Негрин, вначале отказался даже встретиться с Пейро, чтобы обсудить это ассигнование, а затем отправил ему проект, согласно которому предполагалось выделить 24 миллиона, вместо 30, через существующий Банк промышленного кредита, но только в качестве кредита со ставкой 6%. Пейро отклонил это предложение, но Негрин не спешил прийти с ним к соглашению, перекладывая ответственность за неисполнение февральского декрета на министра-анархиста.

На последнем заседании кабинета Ларго Кабальеро, во время которого разразился правительственный кризис, Пейро отвечал на обвинения Негрина:

«Нет, товарищ Негрин. Это не вина министра промышленности. Было решено, что нормы должны быть выработаны вами и мной по общему соглашению. После этого пришёл проект, который, как вы вынуждены были признать, был составлен Банком промышленного кредита, о котором мне нечего сказать, но когда я попросил вас назначить день и час для нашей встречи, чтобы выработать нормы, несколько часов назад вы сказали мне: “Сделайте это сами, напишите проект инструкции, затем я рассмотрю её и, если буду согласен, подпишу”. И кризис начался именно в тот момент, когда разрабатывались нормы по использованию этих 30 миллионов песет…»75

Хотя Пейро не сказал об этом открыто, представляется очевидным, что Негрин приложил все силы, чтобы заблокировать проект министра-анархиста, и в итоге добился этого.

Пейро пришёл к выводу, что целью Негрина и остальных, кто выступал против этой меры, было помешать рабочим, взявшим в свои руки значительную часть промышленности страны, научиться эффективно ею управлять. Признав, что многие контролируемые рабочими предприятия находились в плохом состоянии, он отмечает:

«В декрете о реквизиции и интервенции в промышленности было неявно выражено, что Министерство промышленности должно не принуждать контрольные комитеты и советы предприятий, а содействовать им в выполнении социальной задачи, которая лежит на них в данный момент; и очевидно, что спустя недолгое время, если у этих рабочих, сегодня дезориентированных, появится тот, кто указывает им путь, которым они должны следовать в управлении предприятиями… то рабочие будут в состоянии обойтись без опеки, не только капиталистической, но и государственной. Именно это, по моему суждению, они и пытались предотвратить»76.

Опыт Пейро в горнодобывающей отрасли также оказался разочаровывающим и неудовлетворительным. Так, Пейро получил письменное доказательство того, что иностранные инженеры горнодобывающего концерна «Пеньярройя» состояли в сговоре со своими коллегами, которые управляли шахтами той же компании на территории Франко, и подрывали производство на лоялистской территории. После этого он реквизировал имущество фирмы, однако доктор Негрин отменил его решение, как только было смещено правительство Ларго Кабальеро77.

Неудачной оказалась также попытка конфискации калиевых шахт в Каталонии (см. главу 21)78.

Столкнувшись с тем, что частный консорциум по добыче свинца манипулирует ценами, Пейро добился принятия декрета о создании национальной комиссии по свинцу, «в которой были представлены все стороны отрасли и в которой участвовали рабочие», для регулирования сбыта в стране и за границей. Однако, несмотря на одобрение кабинета, комиссия так и не начала свою работу, поскольку министр Хуан Нейгрин отказался обсуждать с Пейро её финансирование, предусмотренное декретом79.

Наконец, свои проблемы имелись и в электроэнергетике. Как сообщал Пейро в своей валенсийской речи после ухода с поста:

«Отрасль с самого начала была интервенирована Министерством промышленности, но в такой мягкой манере, что, мы можем вас уверить, это вмешательство ни на что не влияло. Управление имуществом отрасли постоянно находилось в руках профсоюзных организаций, но поскольку она является одной из немногих преуспевающих отраслей, оставшихся в Испании, её процветание привлекло к себе внимание не только муниципалитетов, но и гражданских губернаторов – а у НКТ нет своего губернатора, – которые хотели провинциализировать и муниципализировать электрические сети, тогда как по справедливости их следовало национализировать.

Поэтому, чтобы предотвратить назревавший конфликт между профсоюзными организациями, муниципальными советами и гражданскими губернаторами, я должен был в последние дни моего пребывания на посту министра издать приказ, гласивший, что эти электрические сети останутся в руках профсоюзных организаций, поскольку до сих пор они доказывали свою способность управлять этими предприятиями. То, что я собирался провести, было не чем иным, как национализацией электроэнергетической отрасли – национализацией в единственной форме, которую могли принять рабочие»80.

Пейро подводил итог своей деятельности:

«Я могу сказать вам, что каждое предложение министра промышленности встречало самый искренний саботаж, весьма любезный, но тем не менее саботаж. Многие дела остались невыполненными, потому что у нас не было средств, необходимых для их осуществления»81.

Хуан Лопес как министр торговли

Хуан Негрин был главным противником не только для министра промышленности Хуана Пейро, но и для министра торговли Хуана Лопеса. Как отмечает введение к отчёту Лопеса, опубликованному после его ухода с должности министра:

«Нашему товарищу поручили… руководить восстановлением внешней торговли Испании… но его действия полностью зависели от финансов Республики. И Министерство финансов, управляемое социалистом из правого крыла партии – д‑ром Негрином, нынешним главой правительства, – не предоставило абсолютно никаких средств, чтобы восстановить торговлю нашей страны в соответствии с новыми ориентирами в жизни Испании»82.

В своей речи Лопес охарактеризовал мероприятия, которые он собирался провести во внешней торговле страны:

«Мы, отвечая духу испанской революции… хотели ввести монополию на внешнюю торговлю, установив через государственную организацию, через государство, необходимый контроль, чтобы гарантировать, что эта политика монополии на внешнюю торговлю не будет осуществляться к исключительной выгоде одного сектора рабочего класса. Но в то же время мы стояли на той точке зрения, что если государство действительно должно управлять всей этой организацией, то профсоюзы должны наблюдать за функционированием монополии; она должна находиться в руках тех, кому принадлежат все инструменты производственного аппарата и полномочия по руководству им…»

Однако Лопес дал понять, что ему не удалось осуществить цели НКТ в отношении внешней торговли:

«Несмотря на нашу готовность пойти на компромисс, принцип, выдвинутый нами в качестве основы для объединения испанской экономики, не смог завоевать поддержку правительства… Оппозиция всем проектам, все инициативам, которые могли быть реализованы в экономике, согласованно и систематически оказывалась теми элементами, которые представляли интересы, направленные против рабочего класса, и ставили себя на службу высшим интересам капитализма»83.

Далее в своей речи он указал, хотя и не называя по имени, на коммунистов, сыгравших особую роль в саботировании работы министров-анархистов:

«Есть в Испании партия, которая не имеет местного происхождения, которая является делегацией из другой страны, и партия эта – агент, активно оказывающий услуги интересам, враждебным рабочему классу»84.

По крайней мере в одном случае Лопесу удалось оказать неофициальную поддержку внешнеэкономической деятельности профсоюзов. Это произошло с КЛУЭА – организацией, которая была создана НКТ и ВСТ в Леванте для контроля над экспортом цитрусовых (см. главу 14). В течение сельскохозяйственного сезона 1936–37 гг. КЛУЭА выступал в качестве основного экспортёра цитрусовых из данного региона, при поддержке министерства Лопеса. Однако, когда министр обратился к кабинету с предложением официально признать монополию КЛУЭА, он натолкнулся на сильное противодействие консервативных элементов в правительстве, и предложенный им проект декрета был направлен на «дальнейшее изучение». Это «изучение» оставалось незаконченным, когда правительство Ларго Кабальеро ушло в отставку.

Но не все проблемы, с которыми сталкивался Хуан Лопес на посту министра торговли, создавались оппонентами НКТ в кабинете. Серьёзные трудности возникали в отношениях с автономными правительствами Страны Басков и Каталонии. Как говорил мне спустя много лет сам Лопес, в испанских посольствах были люди, представлявшие эти регионы, и часто он обнаруживал, что они конкурировали с представителями национального правительства. Это было особенно заметно в вопросах импорта, когда они пытались перехватить товары, в которых нуждалось национальное правительство.

Каталония, родной регион Лопеса, представляла особенно серьёзную проблему. В период 1936–37 гг. она фактически вела торговлю как независимая страна. Каталонское правительство конфисковало фонды Банка Испании, находившиеся в Каталонии, и использовало их для закупок. Лопес пытался координировать действия каталонцев с остальной частью республиканской Испании, но это было сопряжено с большими трудностями.

Ещё одной задачей Лопеса было заключение соглашений с основными торговыми партнёрами страны. Ему удалось прийти к некоторому соглашению с французами и британцами, однако переговоры с советским торговым атташе оказались малоуспешными. Этот атташе, который в действительности являлся видной фигурой в ГПУ, использовал переговоры как повод обвинить испанцев: он утверждал, что они обманывают русских и что Советский Союз продаёт Испании значительно больше, чем Испанцы должны продавать Советскому Союзу. На самом же деле русские к тому времени получили в свои руки бо́льшую часть золотого запаса Испании, в результате договорённости советского атташе с министром финансов Хуаном Негрином85.

Федерика Монсень как министр здравоохранения и социального обеспечения

Четвёртый член кабинета Ларго Кабальеро от НКТ, Федерика Монсень, возглавляла министерство, «которого не существовало». Как она отмечала в отчёте о пребывании на министерском посту, после своего ухода в отставку, «оно [министерство] было собрано из остатков – часть от труда, другая часть от внутренних дел… Вся проблема в том, что было создано Министерство здравоохранения и социального обеспечения, которого раньше не существовало»86.

Одна была одним из министров, которые были задержаны милиционерами НКТ по пути в Валенсию, после того как кабинет принял решение покинуть Мадрид. Возможно чувствуя свою ответственность, она почти сразу же после прибытия в Валенсию вернулась в Мадрид и провела там две недели, прежде чем приступить к организации своего министерства во временной столице.

В любом случае, опыт Монсени оказался лишь немного менее разочаровывающим, чем у остальных министров от НКТ. Прежде всего, её министерство выполняло множество разнородных функций, что заставляло её обращать больше внимания на мелкие детали, чем на общеполитические вопросы. Среди задач, которые ей приходилось решать, были следующие: детские дома; приюты для бывших проституток; перепись беженцев с территорий, оккупированных Франко, и организация их размещения; создание реабилитационных центров для инвалидов войны и труда; создание домов отдыха для контуженных солдат; хранение и распределение медицинских препаратов; борьба с эпидемиями; управление гражданскими больницами.

Монсень организовала работу министерства под началом двух советов, здравоохранения и социального обеспечения, каждый из которых состоял из представителя НКТ, представителя ВСТ и генерального секретаря. В феврале 1937 г. бывший совет по делам беженцев был слит с советом социального обеспечения. Она стремилась сократить бюрократический аппарат министерства, оставив лишь то, что было абсолютно необходимо, и впоследствии отмечала:

«Я упразднила почти все высокие должности»87.

Министр Монсень, по-видимому, внесла в кабинет меньше предложений, чем остальные министры НКТ. Она упоминает один из немногих проектов, для которых она смогла добиться одобрения кабинета: он предусматривал включение в структуру совета социального обеспечения всех частных благотворительных и социальных организаций в Республике88.

Как и другие министры от НКТ, она сталкивалась с сильным сопротивлением других элементов в правительстве:

«У меня не было декретов для рассмотрения; мне предстояло сделать множество вещей, которые не носили политического характера, которые не ущемляли ничьих интересов, которые не преобразовывали концепцию экономики, которые не революционизировали законы или юриспруденцию Испании. И всё же, несмотря на это, моей работе систематически противодействовали. Если у меня можно было отобрать здание, его отбирали; если можно было лишить меня права на что-либо, меня лишали; если для меня можно было создать препятствие, его создавали. Это была систематическая и постоянная оппозиция»89.

Как и у её коллег из НКТ, у неё возникли особые проблемы с министром финансов Хуаном Негрином, который не предоставлял ей достаточных средств. К примеру, он выделил только 5 миллионов песет на нужды 1,5 миллионов беженцев:

«На эти пять миллионов мы должны были их заселить, накормить, создать на пустом месте организацию, включить их в местную и провинциальную жизнь…»90 Негрин отказался даже выделить 25 тысяч франков двум делегатам её министерства, которые занимались размещением испанских детей, эвакуированных во Францию91.

У Монсень возникали проблемы и с другими недружественными министрами. Так, министр образования коммунист Хесус Эрнандес отказался предоставить школы для организованных ею объединений детских домов92.

Много лет спустя Федерика Монсень говорила мне, что, хотя она не смогла сделать многое как министр, она думает, что кое-что всё же было достигнуто. Она особенно отмечала совместную работу своего ведомства с военным министерством по устройству госпиталей, проведённую ею реорганизацию системы детских домов и создание учреждений для бездомных и проституток, где им давали профессиональную подготовку и помогали найти работу93.

Министры от НКТ и Ларго Кабальеро

Одним из самых примечательных аспектов участия анархистов в республиканском правительстве было укрепляющееся сотрудничество четырёх членов кабинета от НКТ с премьер-министром и несколькими социалистическими министрами и заместителями министров, верными ему. К началу 1937 г. внутри правительства обозначилось чёткое разделение на анархистов и социалистов фракции Ларго Кабальеро, с одной стороны, и коммунистов, правых социалистов и республиканцев – с другой.

С исторической точки зрения альянс между НКТ и кабальеристами мог показаться странным. Фактически с 1917 г. Ларго Кабальеро являлся ярым противником НКТ. В годы диктатуры Примо де Риверы он был членом Государственного совета, тогда как НКТ находилась в глубоком подполье. В первые два года Республики Ларго Кабальеро использовал своё положение министра труда, чтобы поощрять свой собственный Всеобщий союз трудящихся в ущерб интересам НКТ. В месяцы, предшествовавшие Гражданской войне, он, казалось, был фаворитом коммунистов, которые прозвали его «испанским Лениным».

Тяготение Ларго Кабальеро к министрам от НКТ, вероятно, в первую очередь объяснялось его растущей неприязнью как к испанским коммунистам, так и к советским военным, дипломатическим и прочим представителям, которые начали играть активную роль после его прихода к власти, одновременно с первыми поступлениями советской военной помощи. Как мы увидим далее, эта неприязнь предопределила его судьбу в качестве премьер-министра.

Хуан Гарсия Оливер в своих мемуарах затрагивает это сближение между сэнэтистами и Франсиско Ларго Кабальеро. Хотя ещё в конце 1936 г. премьер-министр в отдельных вопросах поддерживал позицию НКТ, Гарсия Оливер говорит, что он впервые заметил общее изменение курса Ларго Кабальеро на встрече с ним в самом начале 1937 г. На этой встрече обсуждалась проблема назначения политкомиссаров в народные военные школы, организованные Гарсией Оливером; подробности этого инцидента я освещал в одной из предыдущих глав. Гарсия Оливер пишет:

«Мы попрощались друг с другом, чувствуя симпатию, которой раньше не было. Я ощущал необыкновенное волнение, я думал, что Ларго Кабальеро показал мне начало важных изменений, выразил желание стать ближе к анархо-синдикалистам, которое подразумевало его отход от коммунистов и Советов.

Находясь под этим впечатлением, я отправился в Национальный комитет. Я рассказал Марианету [М. Васкесу], что произошло. Мы решили составить конфиденциальную записку о мотивах сближения Ларго Кабальеро и ВСТ с нами и их отхода от Коммунистической партии и Советов. Поскольку, если бы это получило развитие, мы могли достичь эффективного профсоюзного соглашения, гарантирующего, что испанские интересы будут стоять выше иностранного вмешательства»94.

Приблизительно в это же время Хуан Лопес наладил отношения с другими прокабальеровскими лидерами социалистами. Гарсия Оливер отмечает, что к февралю 1937 г. «Хуан Лопес, благодаря своим контактам с Барайбаром и другими социалистами-кабальеристами, имел близкое отношение к работе по сближению с Ларго Кабальеро, которую я тогда вёл»95.

Сам Хуан Лопес рассказывал мне, что Карлос де Барайбар, получив назначение на должность замминистра обороны, стал искать сближения с ним, с целью достичь соглашения между кабальеристами и сэнэтистами. Они вместе выработали основы пакта между НКТ и ВСТ, который в конечном счёте должен был привести к объединению этих двух организаций. Кроме того, планируемое соглашение НКТ и ВСТ должно было стать противовесом соглашению, незадолго до этого заключённому между правыми элементами Социалистической партии и лидерами Коммунистической партии, с перспективой слияния двух партий. Однако детали соглашения НКТ и ВСТ не были окончательно согласованы до Майских дней 1937 г., которые ускорили падение правительства Ларго Кабальеро96.

В феврале 1937 г. лидеры анархистов узнали о том, что Ларго Кабальеро собрал на встречу многих своих сторонников из Социалистической партии, включая Анхеля Галарсу, министра внутренних дел, Родольфо Льописа, секретаря премьер-министра, и Карлоса де Барайбара, субсекретаря Военного министерства. Они собрались, чтобы обсудить «железное кольцо Коммунистической партии и Советов». Согласно Гарсии Оливеру, Ларго Кабальеро предполагал даже, что ему придётся уйти в отставку и его должность перейдёт к Гарсии Оливеру как «человеку, способному сдерживать коммунистов, интербригадовцев и комиссаров…» Однако сам Гарсия Оливер сомневался в том, что Ларго Кабальеро и его сторонники всерьёз рассматривали такую возможность, так как «они не посмели бы выступить против других секторов ИСРП и ВСТ»97.

В любом случае, очевидно, что в последние четыре с половиной месяца правительства Ларго Кабальеро главными союзниками премьера, помимо сокращающейся фракции кабальеристов в Социалистической партии и ВСТ, были анархисты. После того, как его правительство было смещено, Ларго Кабальеро лично присутствовал на открытом отчёте Федерики Монсень о её пребывании в кабинете, что стало символическим подтверждением их альянса98.

Советские предложения министрам-анархистам

В течение своего пребывания на должности министры-анархисты неоднократно ощущали на себе внимание советских представителей, стремившихся повлиять на их поведение и, возможно, даже их идеи. Много лет спустя Федерика Монсень писала Бернетту Боллотену:

«Совет, который они давали нам, всегда был один и тот же: в Испании необходимо установить “контролируемую демократию” (благозвучное обозначение диктатуры); нежелательно создавать впечатление, что здесь происходит глубокая революция; нам не следует возбуждать подозрения у демократических держав.

Я никогда не слышала от них ни слова угрозы… Когда я в январе – феврале 1937 г. уезжала в Женеву, чтобы участвовать в конгрессе по гигиене, советский посол Розенберг убеждал меня посетить Россию, говоря:

“Товарищ Сталин будет рад встретиться с вами. Приезжайте к нам, Федерика! Вам устроят королевский приём”. Русские никогда не делали конкретных предложений, которые заставили бы меня разорвать с ними отношения. Для этого они были слишком тонкими. Но несколько раз Розенберг предлагал, чтобы я отправила свою дочь в Валенсию, жить с его женой и детьми на вилле, которая была у них в предместьях. Когда я слышала эти предложения, кровь застывала в моих жилах»99.

Посол Розенберг особенно усердно добивался дружбы с Хуаном Гарсией Оливером и по меньшей мере четыре раза устраивал для него ужин. Предмет их бесед был намного более серьёзным, чем предложения Федерике Монсень (я подробнее остановлюсь на этом позднее). Последняя из этих ночных бесед проходила накануне возвращения Розенберга в Москву, после которого ему было суждено стать жертвой сталинской чистки. Гарсия Оливер чувствовал обречённость в настроении Розенберга100.

Нападки сталинистов на анархистов

Однако заигрывания советских дипломатов с министрами-анархистами вовсе не мешали сталинистам наращивать кампанию против анархистов. Разумеется, одной из причин вхождения анархистов в правительство было их желание защититься от коммунистов и их союзников, однако этот ход оказался успешным лишь отчасти.

Это ясно выразила статья в «Рабочей солидарности» от 30 апреля 1937 г.:

«Почему конфедеральная пресса вызывает к себе такую враждебность? То, что происходит с анархической и конфедеральной прессой, необъяснимо. Она преследуется и постоянно притесняется так же, как и в добрые монархические времена. Невероятно, но факт. В настоящий момент издание двух наших ежедневников приостановлено, и мы даже не знаем истинной причины этого. Эти газеты – “НКТ Севера” в Бильбао и “Мы” в Валенсии. Чего они пытаются добиться этими запретами?.. Мы вынуждены сделать вывод, что эта пресса вызывает враждебность именно потому, что она революционна.

На митинге коммунистов говорилось о хаосе в каталонской экономике, который вызван, исключительно и непосредственно, преждевременными попытками социализации; эти слова, произнесённые одним из ведущих членов партии, которая организовала митинг, являются контрреволюционными и помогают врагу, который выжидает в засаде…»

Далее статья выступала в защиту коллективов101.

Очевидно, хотя время для открытого столкновения с анархистами, входившими в республиканское правительство, ещё не пришло, сталинисты и их союзники готовились к наступлению, которое было начато после Майских дней в Барселоне.

Итоги участия НКТ в правительстве Ларго Кабальеро

В то время и десятилетия спустя внутри НКТ и за её пределами велись споры о том, насколько целесообразно и эффективно было участие анархистов в республиканском правительстве. Вскоре после ухода из кабинета Хуан Лопес говорил, что при вхождении в него сэнэтисты преследовали две основных цели: образовать Народную армию, способную противостоять силам Франко; «достичь единства экономики и полностью поставить её на службу войне, чтобы выиграть её, не поставив под сомнение революционные завоевания рабочего класса». Он считал, что министры от НКТ выполнили первую задачу, но они не могли быть довольны результатами «в том, что касается единства испанской экономики, поставленной на службу войне и гарантирующей революционные завоевания пролетариата»102.

Даже Федерика Монсень, которая в эмиграции возглавляла ортодоксальную, или радикальную, фракцию испанских анархистов, оценивала участие НКТ в правительстве положительно. Она говорила мне, что иногда это участие казалось ей ошибкой, но в итоге она пришла к выводу, оно было оправданным. Она говорила, что политика НКТ – быть везде, в армии, в экономических организациях, в правительстве, безусловно, помогала продолжать войну и сохранять у людей веру в её цели103.

Если не брать анархистов, то социалист Родольфо Льопис, генеральный секретарь правительства при Ларго Кабальеро, говорил мне, что министры от НКТ «показали себя очень хорошо». Он считал их лояльными Ларго Кабальеро, сознательными, отмечал, что они вели себя «очень по-министерски» и «вполне консервативно». Поясняя последний эпитет, Льопис сказал мне, что четыре министра-анархиста первыми предложили премьер-министру «милитаризовать» милицию, признав, что милиционные колонны не подходили для той войны, которую вела Республика104.

Возможно, лучшую оценку достижениям анархистов в республиканском правительстве дал Сесар Лоренсо:

«Не только республиканцы, коммунисты и правые социалисты расстраивали планы НКТ – либертарии тоже расстраивали их планы; они не позволяли привести в исполнение реакционные законы и декреты. И именно эта работа по обструкции оказалась действительно положительной. Даже если они не смогли многое сделать в своих ведомствах, их вес в Совете министров был огромным. Они систематично защищали революционные завоевания пролетариата; они отклоняли все меры по возвращению его собственности бывшим финансистам и промышленникам; они не позволяли нападать на сельскохозяйственные коллективы и власть профсоюзов, на социальную демократию и рабочее самоуправление…»105

Часть V. Роль анархистов в политике республиканской Испании

30. Майские дни в Барселоне

В первую неделю мая 1937 г. в Барселоне и других каталонских городах прошла малая гражданская война в ходе общенациональной гражданской войны. Эти Майские дни стали кульминацией первого этапа борьбы сталинистов за власть над Испанской республикой.

Испанский анархист Мануэль Круэльс безусловно прав, когда пишет:

«Майские события в Барселоне представляют собой жестокое и кровопролитное столкновение между двумя разными идеологическими концепциями пролетариата – коммунизмом и анархизмом. Все остальные участники, хотя они и мелькали в пропаганде, были в этом противоборстве актёрами второго плана…»1

Последствия событий первой майской недели были далеко идущими. Нет сомнения, что они серьёзно подорвали власть, авторитет и единство анархистов. Так же очевидно, что они дали республиканскому правительству возможность свернуть автономию каталонского Хенералидада. Что ещё более важно, майские события позволили коммунистам осуществить свои давние планы, сместив Франсиско Ларго Кабальеро с поста премьер-министра и заменив его лояльным попутчиком, который заискивал перед ними до конца войны и даже после неё.

В ходе министерских перестановок коммунистам удалось устранить из правительств Республики и Каталонии не только анархистов, но и других своих политических соперников. Наконец, коммунисты использовали Майские дни как предлог для того, чтобы поставить вне закона Рабочую партию марксистского единства (ПОУМ) и запустить масштабную кампанию запугивания, цензуры, преследования и даже физического устранения анархистов, кабальеристов и других элементов, стоявших на пути к их полному господству в республиканской Испании.

Однако, как мы увидим в следующих главах, несмотря на все их ресурсы и усилия, сталинисты не смогли ни устранить анархистов как самый популярный и самый многочисленный политический элемент в лоялистской Испании, ни лишить их контроля над значительной частью экономики и ключевыми войсковыми соединениями. Более того, Майские дни могли указать коммунистам на опасность открытой конфронтации с НКТ–ФАИ, и они решились повторить свою попытку лишь за несколько недель до конца Гражданской войны.

События Майских дней вплоть до наших дней вызывают горячие споры. Фактическая сторона событий относительно ясна, однако истинные мотивы и цели каждой из участвовавших групп остаются менее очевидными.

События на улицах Барселоны2

Анархист Мануэль Круэльс отмечает напряжённость, предшествовавшую Майским дням:

«1 и 2 мая в Барселоне все политические и профсоюзные организации “были при оружии”, как если бы они стояли на передовой, каждая в своей траншее, ожидая приказа атаковать. В штаб-квартирах каждой из них были приняты особые меры предосторожности, и все они усилили свои вооружённые отряды. Все следили за передвижениями друг друга и возможной концентрацией людей и снаряжения…»3

Джордж Оруэлл, который находился в отпуске в Барселоне после нескольких месяцев, проведённых на Арагонском фронте в 29-й дивизии ПОУМ, позже сообщал о том, что он видел в начале Майских дней:

«3 мая, примерно в полдень, приятель, которого встретил в холле гостиницы, бросил небрежно: “Говорят, была потасовка на телефонной станции”. Я не обратил внимания на его слова.

В этот же день, часа в три или четыре пополудни, идя по Рамблас, я услышал за собой несколько винтовочных выстрелов. Обернувшись, я увидел несколько молодых ребят с винтовками в руках и красно-чёрными анархистскими платками на шее, кравшихся по боковой улице, шедшей от Рамблас на север. Они, видимо, перестреливались с кем-то, засевшим в высокой восьмиугольной башне (кажется, это была церковь), возвышавшейся над боковой улицей. Я сразу же подумал: “Началось!” И мысль эта совсем меня не удивила. Уже много дней все ожидали, что вот-вот “начнётся”»4.

Всё действительно «началось» около трёх часов дня, когда три грузовика с полицейскими под командованием Эусебио Родригеса Саласа, директора общественной безопасности Каталонии и члена ОСПК, прибыли к телефонной станции на Пласа-де-Каталунья, в центре города. Родригес Салас предъявил приказ, подписанный советником по внутренним делам Артемио Айгуадером из партии ЭРК, и потребовал, чтобы рабочие передали ему контроль над телефонной станцией.

Как и другие коммунальные предприятия города и региона, телефонная компания с июля 1936 г. находилась в руках рабочих. К началу Майских дней ею управлял рабочий контрольный комитет, большинство в котором принадлежало НКТ (что отражало её влияние среди рабочих), с меньшинством ВСТ и председателем, назначенным каталонским правительством, в соответствии с декретом о коллективизации. Поэтому предъявленный Родригесом Саласом приказ о передаче телефонной станции был из ряда вон выходящим.

Родригес Салас приказал своим людям войти в здание и разоружить находящихся в нём рабочих. Здесь, как и во всех учреждениях и коммунальных предприятиях города, держали некоторое количество оружия, «чтобы защищаться от фашистов». Полицейские смогли разоружить рабочих на первом этаже «Ла Телефоники».

Однако, когда рабочие на верхних этажах поняли, что́ происходит внизу, они оказали полиции сопротивление. Имея по крайней мере один пулемёт, они смогли отразить нападение, и полицейские прекратили свои попытки захватить верхние этажи телефонной станции, которые несколько дней оставались в руках рабочих5.

Согласно изложению Рудольфа Роккера, когда произошло нападение на «Ла Телефонику», на соседние улицы почти сразу же «высыпали бойцы ОСПК, которые начали быстро возводить баррикады»6. Хотя никто из тех, к кому я обращался, не подтвердил эту информацию, все источники согласны с тем, что полицейский рейд на «Ла Телефонику» и последовавшая перестрелка в здании стали той искрой, которая вызвала пожар народного возмущения по всему городу.

Аугустин Сухи описывал то, что произошло, когда новости о нападении на телефонную станцию распространились по Барселоне:

«В каждом районе города сновали взволнованные рабочие и полицейские. Профсоюзные помещения были полны народа. Все хотели оружия. Все хотели быть готовыми, чтобы защитить от подобных атак другие здания… Остановить негодование масс было невозможно.

Спустя несколько часов вся Барселона была вооружена. Рабочие заняли многие дома у площади Каталонии, но вскоре ушли. Полиция собралась возле префектуры. Каталонский министр внутренних дел Артемио Айгуаде [он же Айгуадер] находился среди полиции и руководил всеми действиями. С ним были полчища вооружённых каталонских националистов (“Эстат Катала”) и бойцов ОСПК…»

Тем временем местные анархические группы в разных частях города вступили в бой. Аугустин Сухи писал вскоре после этих событий: «Начиная с мрачных времён диктатуры и до нынешнего дня НКТ и ФАИ имели свои комитеты обороны. Эти комитеты немедленно начали действовать, их члены взялись за оружие»7. Однако Мануэль Круэльс отмечает, что большинство анархистов были вооружены пистолетами и ручными гранатами, и, несмотря на утверждения сталинистов о том, что НКТ прячет винтовки, к началу майских событий в наличии было сравнительно небольшое их количество8.

Диего Абад де Сантильян описывал ситуацию через несколько часов после начала конфликта:

«Либертарные народные силы преобладали на окраинах, а сопротивление коммунистов и ЭРК сосредотачивалось в основном центре на улице Клариса и Диагонали, в разрозненных зданиях на Пасео-де-Грасия и Пласа-де-Каталунья, на Пуэрта-дель-Анхель и в резиденции каталонского правительства»9.

Коммунисты также удерживали казармы имени Карла Маркса. Человек, в то время бывший секретарём «Либертарной молодёжи» в Каталонии и участвовавший в осаде этих казарм, спустя годы рассказывал, что коммунисты, вооружённые одними дробовиками, были окружены анархистами, у которых имелись пулемёт и даже пушка. Он утверждал, что анархисты легко могли захватить казармы имени Карла Маркса, но они получили от своих лидеров приказ не стрелять в коммунистов – хотя те время от времени обстреливали баррикады. В итоге, также по приказу лидеров, анархисты через несколько дней оставили баррикады10.

Аугустин Сухи описывал то, что происходило в рабочих районах на окраинах города:

«В Саррии несколько сотен рабочих вооружились, построили баррикады и разоружили гражданских гвардейцев с их согласия. Кровь не пролилась. Рабочие были хозяевами положения.

В районе Сантс… рабочие, преимущественно из “Либертарной молодёжи”, собрались в своём атенее и открыли убежища в своих зданиях. Но борьбы не было. В районе Остафранкс рабочие в ночь на 4 мая возвели баррикады. Арена для боя быков, находившая поблизости, была занята милиционерами, находившимися в отпуске в Барселоне. На улице Лерида 300 гражданских гвардейцев сдали своё оружие рабочим»11.

«Во внешних районах города не происходило столкновений, отчасти потому, что полиция была стороне рабочих, отчасти же потому, что рабочие находились в абсолютном большинстве и любое сопротивление казалось бессмысленным»12.

ПОУМ настаивала, что с протестом выступили не только рабочие НКТ. В брошюре, изданной в 1938 г., поумисты говорили: «Многие рабочие из ВСТ стояли на майских баррикадах вместе с другими рабочими… Стачка была единодушно поддержана, и ни в одной организации не возникало мысли сорвать её»13.

Однако бурление охватило не только рабочие районы, отдалённые или даже близкие. Во многих местах в центре города также раздавали оружие и строили баррикады, чтобы не допустить захвата зданий полицией.

Джордж Оруэлл описывал ситуацию в конце дня и вечером 3 мая на Рамблас – широкой улице, тянувшейся вниз от Пласа-де-Каталунья к портовой зоне. Он писал, что, когда он шёл вниз по Рамблас к отелю «Фалькон», который был «чем-то вроде общежития ПОУМ, где обычно останавливались ополченцы, приехавшие в отпуск», мимо него «в обратном направлении промчался грузовик, набитый анархистами с винтовками в руках. На кабине, вцепившись в ручки лёгкого пулемёта, лежал на горке матрасов растрёпанный паренёк. Когда мы добрались до гостиницы “Фалькон”, находившейся в нижнем конце Рамблас, в холле уже толпилось много людей. Никто толком не знал, что нужно делать, и ни у кого, за исключением бойцов ударного батальона, охранявших здание, не было оружия». Оруэлл «перешёл улицу и поднялся в помещение местного комитета ПОУМ. На верхнем этаже, где ополченцы обычно получали жалованье, тоже гудела возбуждённая толпа. Высокий мужчина лет тридцати с бледным и красивым лицом, одетый в гражданское, пытался навести порядок; он раздавал ремни и пачки патронов, сваленные в кучу в углу комнаты. Винтовок ещё не было… Потом из внутренних помещений высокий мужчина и другие люди стали приносить охапки винтовок»14.

Через несколько часов, когда Оруэлл вернулся с ужина, он увидел:

«У каждого окна были выставлены вооружённые часовые, возле дома на улице дежурила небольшая группа бойцов ударного батальона, проверявших документы случайных прохожих. Проехала, щетинясь стволами винтовок, патрульная машина анархистов»15.

Вряд ли можно сомневаться в том, что реакция рядовых анархистов и поумистов Барселоны на попытку захвата «Ла Телефоники» была стихийной. Чтобы убедиться, что это выступление не было заранее спланировано лидерами ПОУМ и НКТ, достаточно отметить тот факт, что их газеты, поумовская «Борьба» и анархо-синдикалистская «Рабочая солидарность», издавались в районах, которые не контролировались рабочими силами, и не было принято никаких мер, чтобы защитить их или переместить, прежде чем начались столкновения16.

Тем не менее Хуан Гарсия Оливер много лет спустя в своих мемуарах задавался вопросом: не могли ли сэнэтисты на баррикадах получать, по крайней мере в первый день боёв, поддержку и даже указания от Хулиана Мерино, лидера профсоюза портовых рабочих НКТ. Гарсия Оливер пишет, что вскоре после его прибытия в Барселону 4 мая, когда он хотел воспользоваться таксофоном в региональной штаб-квартире НКТ–ФАИ, аппарат был занят Мерино, который вёл долгие переговоры с разными людьми. Однако руководители региональной организации сказали Гарсии Оливеру, что Мерино не получал никакого официального назначения и что они до сих пор не могут установить постоянную связь с баррикадами и другими центрами сопротивления анархистов17.

В то же время ясно, что члены «Либертарной молодёжи» играли особую роль в этом выступлении, начавшемся после нападения на «Ла Телефонику». Много лет спустя Фидель Миро, который в мае 1937 г. возглавлял «Либертарную молодёжь», говорил, что они являлись «ядром» анархического сопротивления на большей части Барселоны. Он отмечал, что подростки, состоявшие в ЛМ, активно патрулировали городские районы с самодельными бомбами на поясе, которые оказывались весьма эффективными в уличных схватках с бойцами ОСПК и полицией18.

Через несколько часов после начала противостояния региональное и национальное руководство НКТ–ФАИ начало переговоры с каталонским правительством и ОСПК. Лидеры НКТ–ФАИ ежечасно призывали своих сторонников сложить оружие, однако конфликт, то затухая, то вновь разгораясь, продолжался больше трёх дней.

Аугустин Сухи писал, что 4 мая «в первые часы утра началась стрельба в центре города. Дворец юстиции был занят полицией. Бои вспыхивали повсюду. Несколько штаб-квартир НКТ были захвачены полицией»19. Кроме того, согласно Сухи, «около 5 часов дня произошёл исключительно жестокий и кровавый инцидент на Виа-Дуррути [бывшая Виа-Лаетана], недалеко от Дома НКТ–ФАИ, где располагался Региональный комитет этих двух организаций. Два автомобиля ехали в Региональный комитет со стороны доков. Примерно в 300 метрах от Дома была баррикада, которую занимали каталонские полицейские и члены ОСПК с красными повязками на рукавах. Когда автомобили подъехали к баррикаде, находившимся в них людям приказали остановиться и сдать оружие. Когда они вышли из автомобилей, чтобы выполнить этот приказ, их расстреляли из винтовок…»20

Региональное руководство НКТ–ФАИ находилось в самом центре основного района, контролировавшегося силами полиции и ОСПК, между Пласа-де-Каталунья и Пуэрта-дель-Анхель. Было ясно, что Дом НКТ является наиболее вероятной целью нападения этих сил. Сухи комментировал:

«Поскольку стало очевидно, что полиция не только не собирается прекратить нападения, но и готовится напасть на расположение самого Регионального комитета, Комитет обороны решил вызвать с военных заводов два бронеавтомобиля для защиты Дома и находившихся в нём людей. Они прибыли вечером и находились в боевой готовности в течение всего периода столкновений»21.

Джордж Оруэлл также описал события 4 мая, второго дня борьбы, которые застали его в районе Рамблас. Он видел, как отряд из 20–30 гражданских гвардейцев захватил кафе «Мокка» рядом со штаб-квартирой ПОУМ и забаррикадировался там. После небольшой перестрелки между ними и поумистами было заключено своеобразное перемирие22.

Вскоре после этого Жорж Копп, бельгийский милиционер из дивизии ПОУМ, который, как и сам Оруэлл, приехал с фронта в отпуск, разъяснил ему положение:

«Если здание ПОУМ подвергнется нападению, наша задача его защищать, но руководители ПОУМ разослали инструкцию, в которой предлагали держаться оборонительной тактики и не открывать огня, если этого можно избежать»23.

Бойцы ПОУМ отправились через улицу в кинотеатр «Полиорама», над которым находилась «маленькая обсерватория с двойным куполом. Купол возвышался над улицей, и несколько бойцов с винтовками могли сорвать любую атаку на здания ПОУМ… Что касается гвардейцев в кафе “Мокка”, то с ними хлопот не будет. Они драться не хотят и никого не тронут, лишь бы их не трогали». Оруэлл добавляет: «Следующие три дня и три ночи я просидел на крыше “Полиорамы”. Слезал я с неё ненадолго, только чтобы забежать в гостиницу и наскоро поесть»24.

Оруэлл также дал красочное описание общей ситуации в центре города, не только 4 мая, но и до самого конца боёв:

«Весь этот огромный город с его миллионным населением застыл в судороге, в кошмаре звуков, рождение которых не сопровождалось ни малейшим движением. На залитых солнцем улицах было пусто. Ничего не происходило. Только баррикады и окна, заложенные мешками с песком, изрыгали дождь пуль. На улице не было ни одной машины. Виднелись неподвижные трамваи, брошенные на Рамблас вагоновожатыми, убежавшими, как только началась стрельба. И всё это время, не прекращаясь ни на минуту, как тропический ливень, на город обрушивался шквал огня, глухим эхом отдававшийся в тысячах каменных домов. Та-та, та-та-та, бух! Иногда огонь затихал, чтобы потом снова взорваться оглушительной канонадой. Так продолжалось целый день до наступления ночи, и на рассвете начиналось снова»25.

5 мая, несмотря на ведущиеся переговоры, борьба продолжалась. Аугустин Сухи отмечал:

«Утром в 9:30 штурмовые гвардейцы совершили новую провокацию. Они напали на расположение Синдиката медицинских работников на площади Санта-Ана, в центре города. Одновременно они атаковали, ещё более яростно, штаб-квартиру Местной федерации “Либертарной молодёжи”. Молодёжь защищалась героически. Шесть молодых анархистов были убиты во время обороны их штаба…

Днём, поскольку бои продолжались, Комитет обороны решил вызвать ещё три броневика, чтобы защитить профсоюзные штаб-квартиры. Они прибыли к Дому НКТ–ФАИ через несколько часов. Их задействовали лишь для того, чтобы поддержать профсоюзы и товарищей, находившихся в опасности…»26

5 мая произошло также одно из самых громких убийств анархистов за время Майских дней. Жертвами убийства стали Камилло Бернери и его соратник Франческо Барбьери. Бернери, самый известный итальянский анархист того времени, приехал в Испанию после 19 июля, что участвовать в организации интернационального подразделения милиции НКТ–ФАИ. Он издавал в Барселоне газету «Классовая борьба» (Guerra di Classe), в которой резко выступал против уступок, сделанных НКТ–ФАИ в первые месяцы Гражданской войны. Одновременно он осуждал политический шантаж, в котором участвовали советские представители, пытавшиеся получить выгоду за счёт военной помощи Республике27.

Аугустин Сухи описывал обстоятельства «ареста» Бернери и Барбьери и их последующего убийства:

«Когда начались столкновения, Бернери находился у себя дома со своим другом Барбьери, также известным анархистом. С ними были жена Барбьери и Тоска Пантини, вдова итальянского милиционера, павшего на Арагонском фронте. Дом итальянцев был окружён каталонскими полицейскими и членами ОСПК, носившими на рукаве красные повязки с эмблемой своей партии. Во вторник, 4 мая, утром полицейские и коммунисты пришли в дом и сказали итальянским анархистам быть осторожными, поскольку в округе ведётся сильная стрельба. Днём они явились ещё раз, чтобы взять дом на учёт и изъять оружие, принадлежавшее итальянским милиционерам, которые были в отпуске в Барселоне. На следующий день, в среду 5 мая, около 5 часов дня Бернери и Барбьери были уведены двенадцатью вооружёнными людьми, половина из которых относилась к городской полиции, а половина – к членам ОСПК, о чём говорили их красные повязки… Оба они были расстреляны этой же ночью, из пулемётов, как показало вскрытие. Это было хладнокровное убийство, так как оба они были безоружными. Убийство было совершено возле Дворца Хенералидада. Вскоре тела двух анархистов доставили в морг Клинической больницы. Из списков видно, что Красный Крест нашёл оба тела возле Хенералидада»28.

Жилище Бернери находилось всего в двух или трёх кварталах от Хенералидада, где были обнаружены их тела.

6 мая столкновения продолжались. В этот день произошло два важных события: уход сэнэтистов с телефонной станции и нападение полиции и милиционеров ОСПК на главную железнодорожную станцию города, до тех пор находившуюся в руках анархистов.

Хотя местные федерации НКТ и ВСТ выпустили обращения с призывом вернуться к работе, «работа нигде не возобновлялась. Полиция ночью продолжала совершать нападения и укреплять свои позиции, с очевидным намерением расширить борьбу… В четверг утром улицы предстали более спокойными. Центр старого города всё ещё напоминал крепость. На главных улицах уже появлялись повозки, и можно было заметить случайных пешеходов. Трамвайные пути, разрушенные во время боёв, восстанавливались»29.

Однако мир в каталонскую столицу ещё не вернулся. Аугустин Сухи описывал события на «Ла Телефонике»:

«Внутри телефонной станции сложилась довольно необычная обстановка. Рабочие на верхних этажах и штурмовые гвардейцы заключили перемирие. Рабочим позволили получать еду, начиная с понедельника. Среди рабочих, принадлежавших к НКТ и ВСТ, продолжались споры. Чтобы положить конец разногласиям и продемонстрировать свою готовность восстановить мир, члены НКТ согласились покинуть здание в 3 часа дня. Предполагалось, что Штурмовая гвардия также уйдёт. Однако, вместо того чтобы оставить ту часть здания, которую они заняли в начале недели, штурмовые гвардейцы заняли остальную часть здания и привели сюда членов ВСТ, чтобы те заняли место рабочих НКТ. Члены НКТ увидели, что их предали, и немедленно сообщили об этом Региональному комитету. Комитет обратился в правительство… Через полчаса Хенералидад ответил: то, что сделано, отменить нельзя…»30

Сухи также рассказал о нападении на Французский вокзал. Он отметил, что оно началось через час после ухода сэнэтистов с «Телефоники»; штурмовые гвардейцы напали с одной стороны, члены ОСПК из казарм имени Карла Маркса – с другой. «Рабочие больше не могли рассчитывать на телефон. Атмосфера в центре города стала напряжённой. Взрывались бомбы. Винтовки и пулемёты нарушали тишину города»31.

Джордж Оруэлл отметил одну особенность ситуации, сложившейся к 6 мая, которая, возможно, стала важным фактором прекращения борьбы. Это была острая нехватка продовольствия. Говоря об отеле «Континенталь», где оставалась его жена и где он иногда обедал в дни кризиса, Оруэлл писал:

«…Есть, по существу, было нечего. В этот четверг главным блюдом за обедом были сардины – по одной сардинке на человека. Уже несколько дней в гостинице не было хлеба, иссякал даже запас вина, поэтому мы пили всё более и более старые вина, по всё более и более высокой цене. Недостаток продовольствия ощущался и несколько дней после окончания боёв»32.

Столкновения закончились 7 мая:

«…Барселона почти полностью преобразилась. Выполняя своё обещание, рабочие оставили баррикады. Во многих местах баррикады уже были разобраны… Но они сохранили своё оружие»33.

Оруэлл так описывал ситуацию 7 мая:

«…На следующий день всё выглядело так, как если бы бои действительно кончились… К вечеру улицы приобрели почти совсем нормальный вид, хотя покинутые баррикады всё ещё оставались на своих местах. На Рамблас было полно народу, почти все магазины открылись, и – что самое утешительное – дёрнулись и покатились по улицам казавшиеся замёрзшими трамваи»34.

События в других частях Каталонии

Майские события отнюдь не ограничивались одной Барселоной. Как только новости о начале противостояния достигли провинциальных городов, анархисты и поумисты приняли «упреждающие» меры. В других местах борьба началась на третий день конфликта, в основном по тем же причинам, что и в Барселоне.

Согласно Виктору Альбе:

«В провинциальных городах стихийно возникло единство действия. В Таррагоне и Хероне, к примеру, активисты НКТ и ПОУМ, действуя на опережение, заняли штаб-квартиры “Эстат Катала” и ОСПК. В Лериде они взяли под контроль город»35. Он добавляет, что позднее «в Хероне и Лериде, где ПОУМ преобладала, ничего не происходило. Членов ОСПК нигде не было видно, и полиция оставалась в своих казармах»36.

6 мая произошёл один примечательный случай: Региональный комитет НКТ получил сообщение о том, что каталонские националисты и ОСПК захватили село Сан-Хуан, недалеко от Барселоны. После этого, согласно Аугустину Сухи, «вооружённые рабочие НКТ и ФАИ вошли в село, освободили своих товарищей и разоружили противников, после чего их вывели на площадь и заставили держать ответ за свои действия. Их предупредили, чтобы они больше не поднимали оружие против народа. И затем анархисты отпустили своих противников»37.

В других городах события Майских дней приняли более серьёзный оборот с точки зрения анархистов. По словам Карлоса Семпрун-Мауры: «Кровавые столкновения в Таррагоне и Тортосе начались в то же время, что и в Барселоне. 5 мая в восемь утра полиция появилась в отделениях “Ла Телефоники” в обоих городах, которые, как и в Барселоне, управлялись контрольным комитетом НКТ–ВСТ. Захват зданий телефонной компании полицией стал сигналом к борьбе». Заняв телефонную станцию в Таррагоне, полиция отключила телефоны НКТ и ФАИ.

Через четыре часа после захвата таррагонской телефонной станции представитель связистов встретился с подполковником, командовавшим местными войсками. Они договорились, что полиция отступит в вестибюль, оставив остальные помещения телефонной станции рабочим, но начальник полиции отклонил эти условия. Тем временем в штаб-квартирах ЭРК и ОСПК раздавалось оружие.

Утром 6 мая было совершено нападение на таррагонский штаб «Либертарной молодёжи», но оно было отбито. Позднее, в шесть вечера, молодёжная организация вновь была атакована, на этот раз успешно.

Тем временем местный делегат центрального правительства, капитан авиации Барбета, потребовал, чтобы таррагонские анархисты сдали всё своё оружие. После долгих споров они всё же сделали это. На следующее утро, в три часа, полиция ворвалась в местный офис каталонского советника по обороне, за этим последовала широкая облава на анархистов, и около 15 из них были убиты.

Обо всех этих событиях несколько дней спустя сообщила «Рабочая солидарность», хотя её статья подверглась суровой цензуре38.

В Тортосе после захвата телефонной станции начались ожесточённые уличные бои. Анархисты одержали победу, но колонна Штурмовой гвардии, отправленная центральным правительством в Барселону, задержалась в Тортосе, чтобы «восстановить порядок». В ходе этого были совершены рейды на штаб-квартиры НКТ и ФАИ, многие местные лидеры анархистов были арестованы, и их тела потом обнаружили лежащими на шоссе39.

Похожие случаи происходили и в других местах. Так, 200 штурмовых гвардейцев захватили посёлок Ла-Сения в провинции Таррагона. Они разгромили штаб-квартиры НКТ и «Либертарной молодёжи» и арестовали восемь лидеров анархистов. Впоследствии, как сообщала НКТ: «Коллективизированные предприятия были распущены, их помещения были заняты войсками при содействии республиканско-буржуазных элементов и активистов ОСПК. Действия были направлены против экономических завоеваний пролетариата». Сорок анархистов были арестованы и увезены в Тортосу. Многие из них были захвачены у себя дома во время рейдов.

События, подобные этим, происходили во время Майских дней во многих других городах и посёлках, включая Амелья-дель-Мар, Вильяталан, Ампосту, Бехию и Вик40.

Роль анархических лидеров в событиях Майских дней

Почти сразу же, как только начались столкновения в Барселоне днём 3 мая, городские и региональные лидеры анархического движения попытались вступить в переговоры с каталонским президентом Луисом Компанисом и лидерами ЭРК и ОСПК, чтобы прекратить конфликт. В следующие два дня к ним присоединились национальные лидеры НКТ и ФАИ, и переговоры продолжались до утра 7 мая, когда наконец было достигнуто «соглашение». Всё это время лидеры анархистов неоднократно обращались к своим сторонникам – а также к другой стороне – с призывом прекратить огонь.

По-видимому, первым шагом анархических лидеров было отправить на телефонную станцию «председателя полиции товарища Эролеса, генерального секретаря патрулей товарища Асенса и товарища Диаса», чтобы уговорить штурмовых гвардейцев оставить здание. Однако, как отмечает Аугустин Сухи: «Усилия наших товарищей ни к чему не привели».

После этого Валерио Мас, в то время секретарь Регионального комитета НКТ, отправился с делегацией к премьер-советнику Хосе Таррадельясу и советнику по внутренним делам Артемио Айгуадеру и попросил их вывести полицию с «Ла Телефоники». По словам Аугустина Сухи, «Таррадельяс, как и Айгуаде, заверил их, что ему ничего неизвестно о происшествии на телефонной станции. Но впоследствии выяснилось, что Айгуаде лично отдал приказ о её захвате».

Мануэль Муньос Диас, входивший в эту делегацию, много лет спустя сообщал:

«Между НКТ и каталонским правительством было достигнуто соглашение: либертарное движение останется на тех позициях, с которых его попытались вытеснить…» Однако, добавлял он, «те, кто был заинтересован в продолжении конфликта, не обращали внимания на распоряжения Хенералидада, и борьба охватила весь город»41.

Хосе Пейратс отмечал, что члены каталонского правительства от НКТ потребовали отправить в отставку Артемио Айгуадера и уволить из полиции Родригеса Саласа за незаконные действия в отношении «Ла Телефоники», но президент Компанис категорически отказался выполнить это требование. Мануэль Круэльс спустя годы писал:

«Моё расследование подтвердило версию Пейратса… Если бы президент Компанис в этот момент энергично вмешался, как он делал в других случаях, и отправил в отставку советника по внутренним делам и генерального комиссара общественного порядка, как ему следовало сделать по логике вещей, этой кровавой недели в Барселоне не было бы. Конечно, коммунисты, которые затеяли это, хотели конфликта, но они, скорее всего, подчинились бы воле президента Компаниса, неохотно, но всё же подчинились бы. В тот момент выступать против него было не в их интересах»42.

Вскоре после беседы Валерио Маса с Таррадельясом и Айгуадером Региональный комитет НКТ «объявил по радио, что он сделает всё возможное, чтобы заставить полицию покинуть здание [телефонной станции]. Рабочих призвали сохранять спокойствие и достоинство»43.

Следующим утром в девять часов прошло заседание республиканского кабинета в Валенсии, на котором обсуждался барселонский конфликт. Министрам доложили, что НКТ контролирует бо́льшую часть города, но нет точной информации о том, «затронуло ли осложнение Арагонский фронт». Гарсия Оливер пишет в своих мемуарах, что «если бы это произошло, то крах рубежей обороны, от Пиренеев до Эстремадуры, не заставил бы себя ждать, наступил бы кровавый хаос, который мог вызвать иностранную интервенцию».

Двое министров-анархистов, Федерика Монсень и Хуан Пейро, предложили отправить в Барселону «сильную делегацию» НКТ и ВСТ, чтобы урегулировать ситуацию. Все согласились с этим, и в итоге было решено, что министр юстиции Хуан Гарсия Оливер и национальный секретарь Мариано Васкес (Марианет) поедут от НКТ, а Паскуаль Томас и Карлос Эрнандес Санкахо – от национального руководства ВСТ44.

Эта делегация прибыла в барселонскую штаб-квартиру НКТ–ФАИ после пяти часов вечера45. Региональный комитет НКТ в это время проводил заседание. Было решено, что Гарсия Оливер, Марианет и представители ВСТ отправятся на правительственную радиостанцию и призовут своих сторонников прекратить борьбу. Они связались с Луисом Компанисом, и тот, посовещавшись с кем-то, разрешил им прийти.

Как ранее, от аэропорта до центра города, так и теперь, от штаб-квартиры НКТ–ФАИ до Дворца Хенералидада (хотя они находились в нескольких кварталах друг от друга), валенсийским представителям пришлось идти под сильным огнём, особенно со стороны штаб-квартиры ОСПК, находившейся в одном или двух кварталах от Хенералидада.

В каталонском правительстве, говорит Гарсия Оливер, «мы были весьма холодно приняты Компанисом, и к нам холодно относились все, кто нам встречался». Тем не менее делегатам НКТ и ВСТ разрешили обратиться по радио к людям, сражавшимся по всему городу.

Гарсия Оливер в своих мемуарах описывает, как он воспринимал свою роль и роль своих коллег в тот момент:

«Это была История, которую мы творили. Это была История, в которой мы жили. Мы должны были спасти как можно больше человеческих жизней. Мог наступить день, когда мы сами подняли бы движение, но не то, которое мы сейчас пытались остановить. Когда это случится, наше движение будет тщательно спланировано нами, и инициатива будет нашей. Не как в эти моменты, когда оно спланировано против нас чуждыми нам элементам»46.

Гарсия Оливер начал своё выступление с обращения:

«Трудящиеся Каталонии! Мы говорим из Дворца Хенералидада». Вспомнив речь, с которой он выступал на той же станции вскоре после 19 июля, он сказал: «Над нами тяготеет библейское проклятие Каина и Авеля. Я не знаю, кто из нас здесь Каин и кто Авель… но можете ли вы, товарищи, поверить в то, что в антифашистской семье, среди антифашистских братьев может повториться библейская история Каина…»

Выразив потрясение, которое он испытал, пересекая город, охваченный оружейным огнём, Гарсия Оливер призвал:

«Каждый из вас, каждая группа в районе, на улице, оградите себя от всех провокаций, прекратите огонь, товарищи…»

Пообещав, что проблемы, вызвавшие выступление, будут решены на переговорах, он взывал к своим слушателям:

«Не создавайте в эти мгновения, когда нужно прекратить огонь, культ мёртвых. Не позволяйте мёртвым, страстям мёртвых, ваших братьев, ваших павших друзей, помешать в этот момент прекращению огня».

Зная, что некоторые анархисты будут потрясены его мольбой и подумают, будто его вынудили это сказать, Гарсия Оливер добавил:

«Вы понимаете меня, вы знаете меня достаточно хорошо, чтобы понимать, что в такие моменты я говорю только в силу побуждения моей доброй воли; вы знаете меня достаточно хорошо, чтобы быть уверенными, что никогда, ни раньше, ни сейчас, ни в будущем, никто не сможет вырвать из моих уст неискреннего заявления».

Гарсия Оливер закончил свою речь словами, за которые его впоследствии особенно критиковали анархисты:

«Все, кто погиб сегодня, – мои братья, я склоняюсь перед ними и целую их. Они – жертвы антифашистской борьбы, и я целую их всех без различия»47.

Мариано Васкес выступил с подобным же обращением. Он сказал: «Товарищи! Братья! Люди Барселоны и всей Каталонии! Мы должны прекратить то, что здесь происходит; мы должны прекратить это, чтобы наши товарищи на фронте знали, что мы понимаем действительность настоящего момента. Чтобы они могли обратить всё своё внимание на врага, не боясь, что мы создадим больше трудностей, больше конфликтов… Прекратите огонь, товарищи!»48

Тем временем, в течение 4 марта, НКТ–ФАИ передала несколько обращений по своей радиостанции. Одно было адресовано полиции:

«Вы хорошо знаете, и у вас есть доказательства этого, что НКТ–ФАИ не против вас, ни как отдельные лица, ни как организация. Предложите своё оружие народу и займите место на его стороне, как вы сделали 19 июля. Ни НКТ, ни ФАИ не хотят устанавливать диктатуру. Но они и не потерпят диктатуру других, пока жив хотя бы один из их членов…»

Другое радиообращение было передано региональными комитетами НКТ и ФАИ жителям Барселоны:

«НКТ и ФАИ обращаются к вам теперь, чтобы сказать вам, что они не хотят проливать кровь братьев-рабочих на улицах Барселоны. Но мы не потерпим провокаций со стороны тех, кто, злоупотребляя своими должностями, хотят уничтожить права рабочих НКТ и ВСТ, как произошло вчера, когда они силой попытались захватить телефонную станцию».

Вскоре после этого было передано ещё одно обращение НКТ к рабочим Барселоны:

«Мы не несём ответственности за то, что происходит сейчас. Мы не нападаем. Мы лишь защищаемся. Не мы это начали, не мы это спровоцировали… Рабочие НКТ и ВСТ! Вспомните путь, пройденный нами вместе… Сложите своё оружие! Обнимитесь как братья! Мы победим, если объединимся. Если же мы сражаемся сами между собой, мы неминуемо придём к поражению. Подумайте! Мы протягиваем нашу руку, и она безоружна. Сделайте то же самое, и всё будет забыто»49. Копии этого обращения раздавались на многих баррикадах50.

Диего Абад де Сантильян описывал усилия, которые прилагали он и другие лидеры НКТ–ФАИ 4 и 5 мая, пытаясь положить конец конфликту:

«Пока другие говорили с населением по радио, единодушно призывая прекратить огонь, мы продолжали поддерживать контакт с районными комитетами и с элементами, которые, как мы знали, пользовались влиянием среди сражающихся. Через несколько часов начал ощущаться эффект нашего вмешательства. Мы обещали не оставлять наш пост ни днём, ни ночью, пока все не сложат своё оружие. И мы оставались в Хенералидаде, на телефонах двое суток подряд, пока не было сформировано новое правительство и огонь не прекратился»51.

Однако лидеры анархистов не находили понимания со стороны президента Компаниса и поддерживавших его республиканских и социалистических лидеров. Сантильян вспоминает, как однажды Компанис пригрозил им, что если восемь полицейских, которые были схвачены анархистами, не будут освобождены, то «он не может отвечать за дисциплину» всей каталонской полиции.

Лидеры анархистов, находившиеся Хенералидаде, приняли решительные меры, чтобы обезопасить себя. Они позвонили на береговые батареи НКТ в Монтжуике и приказали:

«Не стреляйте – мы здесь. Но звоните нам каждые десять минут. Если мы не ответим на ваш звонок, поступайте по своему усмотрению».

Сантильян продолжает:

«Мы попросили провести чрезвычайное заседание с участием Компаниса, Комореры, Видьельи, Таррадельяса, Кальвета и всех бывших советников Хенералидада, чтобы принять решение… Мы объяснили, что береговые батареи нацелены на Хенералидад и одного их выстрела будет достаточно, чтобы все были погребены под обломками здания, что все мы разделим одну судьбу… Прицел береговых батарей оказал изумительный успокаивающий эффект. Пока мы продолжали обсуждение, нам перезвонил артиллерист, и мы повторили приказ. Мы добились нового правительства…»52

Новое правительство состояло из четырёх советников, подчинявшихся президенту Луису Компанису. Это были Карлос Марти́ Фесед от «Левых республиканцев Каталонии»; Валерио Мас, секретарь Регионального комитета НКТ; Антонио Сезе́, генеральный секретарь каталонского ВСТ и давний сталинист; и Хоакин Поу от Союза рабасайрес53.

К сожалению, новое правительство было разрушено прежде, чем смогло собраться, так как Антонио Сезе был убит по пути в Хенералидад. Как отмечает Бернетт Боллотен: «Кто совершил это убийство, так и не выяснили, хотя в обвинениях недостатка не было»54.

Анархисты настояли, чтобы немедленно была назначена замена Сезе. Предложили Рафаэля Видьелью, его кандидатура была принята, и новое правительство официально было сформировано55 – хотя в тот момент его реальная власть распространялась лишь на несколько кварталов вокруг площади, на которой располагался дворец Хенералидада.

5 мая в 17:00 Региональный комитет НКТ предложил прекратить огонь.

«Каждая партия сохранит свои позиции. Полицию и гражданских, сражающихся на её стороне, особенно попросят прекратить стрельбу. Ответственные комитеты должны быть сразу же проинформированы, если соглашение где-либо будет нарушено. Защитники профсоюзных штабов должны сохранять спокойствие и ожидать дальнейших сообщений».

Аугустин Сухи писал:

«Предложение перемирия было принято правительством, но вооружённые силы, которые, как предполагалось, действовали в защиту этого правительства, не обратили на него внимания. В течение дня они попытались окружить штаб Регионального комитета – Дом НКТ–ФАИ»56.

Тем временем, также 5 мая, Гарсия Оливер вернулся в Валенсию. Мариано Васкес остался в Барселоне, и в этот же день к нему присоединилась Федерика Монсень. Много лет спустя Монсень говорила мне, что она не знает, то ли потому, что боевой пыл к тому времени начал угасать, то ли потому, что рабочие-анархисты верили ей больше, чем многим другим лидерам, но ей удалось прекратить огонь57. Можно усомниться в том, что влияние Монсень оказалось решающим, как ей виделось впоследствии, но ясно, что она сыграла важную роль в прекращении конфликта.

Одним из первых действий Федерики Монсень, после прибытия во Дворец Хенералидада и встречи с президентом Луисом Компанисом, стало взятие ею под контроль, от имени республиканского правительства, телефонного узла дворца. Хосе Пейратс поясняет:

«Телефонный узел Хенералидада, хотя и контролировался Компанисом, оставался в распоряжении воинственных советников, которые по телефону вызывали огонь и отдавали приказы о нападении марксистским центрам и “Эстат Катала”. Личное вмешательство министра, взявшего эту линию связи под контроль, немало способствовало умиротворению обстановки»58.

В ночь на 6 мая НКТ и ВСТ совместно призвали своих членов вернуться к работе. Их воззвание заканчивалось словами: «Местные федерации НКТ и ВСТ просят, чтобы их члены воздержались от любых проявлений враждебности. Взаимопонимание и солидарность – вот требования текущего часа. Профсоюзные билеты обеих организаций должны уважаться каждым, и рабочие комитеты обязаны уважать всех работников без различия. За работу, товарищи из НКТ и ВСТ!» Однако, хотя это обращение было передано по радио и появилось в газетах, оно не было услышано59.

6 мая баррикады оставались на своих местах, и в течение всего дня продолжалась эпизодическая стрельба. В 18:45 региональные комитеты НКТ и ФАИ совместно «отправили очередную делегацию к правительству, чтобы выяснить, что́ оно собирается делать»60. Примерно через три часа «НКТ и ФАИ внесли новые предложения по прекращению столкновений. Эти предложения были следующими: все партии и группы обязаны отозвать свои вооружённые отряды и патрули с баррикад; все арестованные с обеих сторон должны быть немедленно освобождены; не должно быть никаких репрессий. Ответа требовали в течение двух часов»61.

Тем временем по телетайпу проходили консультации между Мариано Васкесом и Федерикой Монсень в Барселоне, с одной стороны, и Гарсией Оливером и министром внутренним дел Анхелем Галарсой, близким другом премьер-министра Ларго Кабальеро, в Валенсии – другой. В ходе разговора Васкес и Монсень ясно дали понять, что нахождение на посту комиссара Эусебио Родригеса Саласа, под руководством которого полиция продолжала преследовать и убивать сэнэтистов, является главным препятствием для окончания конфликта. Гарсия Оливер договорился, что Галарса, который накануне взял на себя руководство силами общественного порядка в Каталонии, немедленно уволит Родригеса Саласа и заменит его кадровым полицейским. Галарса подтвердил это распоряжение перед Васкесом и Монсень.

Они также договорились, что на следующий день, в пятницу 7 мая, в Барселоне попытаются установить перемирие по крайней мере на три часа, с 6–9 часов утра. Монсень и Васкес пообещали, что постараются уговорить хотя бы часть своих сторонников оставить баррикады ещё до того, как наступит официальный срок перемирия62.

Как позднее сообщал Аугустин Сухи, 7 мая в 5:15 утра каталонское правительство наконец приняло предложение о перемирии, сделанное НКТ накануне вечером. «Они согласились на перемирие. Все партии должны оставить баррикады. Патрули и вооружённые отряды возвращаются в свои штаб-квартиры, профсоюзы и укреплённые посты. Обе стороны должны освободить задержанных. Патрульные должны вернуться к своим обязанностям»63.

Бернетт Боллотен описывает финал Майских дней и его влияние на отношения между рядовыми анархистами и их лидерами:

«В Барселоне, за несколько часов до рассвета, в пятницу 7 мая появились признаки того, что анархо-синдикалисты наконец растратили свой пыл. Осознание того, что продолжать борьбу вопреки воле их лидеров будет бессмысленно, ошеломило их, и среди них распространилось разочарование. Многие уходили с баррикад и растворялись в темноте…»64

Роль анархических и поумистских частей во время Майских дней

Решающим фактором, определившим исход майских событий, стало то обстоятельство, что вооружённые силы Каталонии и Арагона не участвовали в борьбе – за исключением некоторых солдат с Арагонского фронта (таких как Джордж Оруэлл), которые в то время проводили свой отпуск в Барселоне. Положение армии имеет два аспекта, о которых стоит упомянуть: позиция и действия войск, размещавшихся в самой Каталонии, и поведение войск, противостоявших врагу в Арагоне.

Хуан Мануэль Молина (также известный как Хуанель), лидер НКТ, который исполнял обязанности советника по обороне Каталонии во время Майских дней, описал свои действия:

«Я занял место отсутствующего советника [анархиста Франсиско Исглеаса] и собрал офицеров Главного штаба, среди которых, как мне помнится, были полковники Аурелио Матилья, Висенте Гуарнер, Боск и майоры Висьедо и Мартинес Англада. Я сказал им примерно следующее: “В отсутствие советника по обороне, начиная с этого момента, я принимаю его пост, как субсекретарь департамента, и я надеюсь, что вы не будете выполнять ничьих приказов, кроме моих”».

Члены Главного штаба выразили своё согласие, и он попросил, чтобы для него наладили телефонную связь с командующими и комиссарами всех дивизий на фронте и в казармах Барселоны. Эти офицеры также обещали подчиняться приказам Хуанеля. Как писал он сам:

«Держа под контролем военную ситуацию в Каталонии, мы выиграли сражение, которое начали против нас коммунисты». Вслед за этим он вступил в контакт с вышестоящими властями и комитетами либертарного движения и «предложил оказать свою помощь во всём, что было необходимо»65.

Относительно общей ситуации в войсках, размещённых в Барселоне и возле неё, Молина писал:

«Было очень трудно сдерживать тех, кто находились на больших батареях на горе Монтжуик, – они давили на меня, чтобы я отдал приказ бомбардировать цели. Силы во всех казармах Барселоны, кроме казарм имени Карла Маркса, осаждённых толпой, также ждали предписания выйти на улицы»66.

Узнав о переговорах в Хенералидаде между лидерами анархистов и сторонниками президента Компаниса, Молина позвонил Педро Эррере и Диего Абаду де Сантильяну, двум лидерам ФАИ, и сказал им:

«Как это ни парадоксально, мы выиграли сражение, дав сигнал к отступлению. Помимо прочего, у нас есть все вооружённые силы региона, которые ждут моих указаний. Вы находитесь в выгодной ситуации, чтобы добиться решений, дающих гарантии нашим организациям и народу. Не идите на сделку!»

«Что решила организация, нам теперь известно. Прекращение огня и полукапитуляция», – добавляет Молина. Однако, будучи дисциплинированным членом НКТ, Молина согласился с решениями руководства. Самым важным было то, что он, после консультации с Национальным комитетом НКТ, согласился не препятствовать передвижениям штурмовых гвардейцев и карабинеров, отправленных республиканским правительством из Валенсии. Запрашивая указания у лидеров НКТ, он проинформировал их, что может помешать этим полицейским силам пересечь реку Эбро и войти в Каталонию67. Однако лидеры заверили его в том, что это «дружественные» силы68.

Хотя противники позднее обвиняли анархистов в «дезертирстве с фронта», в этих словах было мало правды. Действительно, как отмечает Виктор Альба, некоторые группы сэнэтистов в Лериде готовились идти на подмогу своим товарищам в Барселоне. Но они отказались от этой идеи, услышав речь Гарсии Оливера.

Далее Альба отмечает:

«В Барбастро некоторые контингенты Красно-чёрной колонны и 29-й дивизии собрались, чтобы следить за передвижениями 27-й дивизии ОСПК; они опасались, что это соединение оставит фронт, чтобы сражаться против сил НКТ и ПОУМ. Но ни один участок на фронте, занимаемом сэнэтистами и поумистами, не оставался незащищённым, и, вопреки тому, что позднее утверждали коммунисты, никакие силы с Арагонского фронта не двинулись в сторону Барселоны»69.

Рудольф Роккер, немецкий анархист, который пробыл в Барселоне значительную часть войны, также прокомментировал позицию солдат-анархистов в Арагоне во время Майских дней:

«Когда милиция НКТ на Арагонском фронте получила вести о событиях в Каталонии, она без задержки отправила одного из своих лучших бойцов, Ховера, в Барселону. Они были готовы немедленно идти на помощь своим братьям, ставшим жертвами гнусного предательства. Национальный комитет НКТ не допустил этого…»70

Хуан Мануэль Молина писал о том, что, вероятно, было самой серьёзной угрозой – что солдаты-анархисты с Арагонского фронта могли вмешаться в борьбу в Каталонии:

«Некоторые части на фронте… обеспокоенные событиями в Барселоне, готовились отправить силы в столицу. Командир 127-й бригады Максимо Франко, самый горячий, уже прошёл через Монсон во главе батальона, с соответствующим снаряжением, несколькими пушками и пулемётами. Я предупредил организацию [НКТ] в Бинефаре, чтобы она встретила колонну и заставила Максимо Франко связаться со мной по телефону. Он позвонил мне, и когда я заверил его, что я остаюсь во главе Департамента обороны и что в Барселоне у нас более чем достаточно сил, чтобы взять верх над коммунистами, он вернулся со своим подразделением на фронт. Несмотря на то, что командующий Красно-чёрной [колонной] перераспределил свои силы на фронте, чтобы обеспечить его защиту, мы не могли дать нашим противникам оправдание в глазах общественности – тем, что боевое подразделение оставило фронт»71.

Наконец, Мануэль Салас, который в то время служил в 25-й дивизии, много лет спустя рассказывал мне, что, когда до них дошли известия о майских событиях, они отобрали несколько рот дивизии, вооружили их до зубов и отправили в Барселону. Однако, говорил он, когда эти подразделения добрались до Лериды, там их ждал приказ о возвращении на фронт, который они выполнили72.

Роль «Друзей Дуррути»

С точки зрения испанского анархического движения одним из самых тревожных аспектов майских событий стал выход на сцену радикальной группы, которая бросила открытый вызов руководству НКТ и ФАИ. Хотя после 19 июля 1936 г. некоторые элементы этих организаций уже выражали сомнение в политике руководства и выступали против определённых его решений, «Друзья Дуррути», по-видимому, стали первой группой, которая призвала рядовых сэнэтистов и фаистов перестать следовать политике своих лидеров.

5 мая о существовании «Друзей Дуррути» стало известно в широких массах. На баррикадах и в городских районах распространялась листовка, озаглавленная «НКТ–ФАИ: Группа друзей Дуррути». Её текст, или по крайней мере отрывок из текста, гласил:

«Рабочие, требуйте вместе с нами: революционного руководства, наказания виновных, разоружения всех отрядов, участвовавших в агрессии; роспуска политических партий, которые поднялись против рабочего класса. Мы не уйдём с улиц: революция превыше всего».

Впоследствии «Друзья Дуррути» выпустили второе воззвание, когда бои всё ещё продолжались. В нём выдвигались два лозунга: «Революционная хунта» и «Вся власть пролетариату!». Грандисо Мунис, который во время майских событий был главой крайне малочисленной официальной троцкистской группы в Испании, позднее писал, что эта вторая листовка «полностью совпадала, хотя и не в терминологии, с другой, троцкистской листовкой…»73

Карлос Семпрун-Маура отмечал по поводу «Друзей Дуррути», что «они в разгар сражений выдвинули идею создания революционной хунты, существование которой, кажется, было чисто теоретическим. По их мнению, эта хунта должна была заменить Хенералидад, так как они выступали за доведение борьбы до логического завершения – захвата власти революционными организациями. Они заявляли, что “все элементы, ответственные за подрывную попытку, которые совершают свои манёвры под покровительством правительства, должны быть расстреляны. ПОУМ нужно допустить в революционную хунту, поскольку она встала на сторону рабочих”»74.

«Друзья Дуррути» начали подпольно издавать газету «Друг народа» (El Amigo del Pueblo), что было очевидной отсылкой к Французской революции. Она продолжала выходить некоторое время после окончания Майских дней75.

Конечно, «Друзья Дуррути» не имели никакого отношения к майским событиям. Не удалось им и убедить анархистов остаться на баррикадах, когда было заключено «соглашение» между руководством НКТ–ФАИ и сторонниками правительства. Однако, тогда и впоследствии, они привлекали к себе много внимания, как типичные «неконтролируемые» анархисты, на которых (вместе с ПОУМ) коммунисты и остальные переложили вину за то, что произошло в первую неделю мая в Барселоне76. Поэтому будет небезынтересным определить, насколько это возможно, что же представляли собой «Друзья Дуррути».

Наиболее подробные сведения о трёх главных лидерах «Друзей Дуррути» мы находим в мемуарах Хуана Гарсии Оливера, который относился к ним с явной неприязнью. Его описание проливает некоторый свет на происхождение тех, кто организовал «Друзей Дуррути» и руководил ими в непродолжительный период существования группы.

Этими людьми были Карреньо, Хайме Балиус и Пабло Руис, и, по словам Гарсии Оливера, ни один из них не являлся членом ФАИ.

Карреньо был «анархистом из Аргентины». Когда Дуррути вернулся из Аргентины после провозглашения Республики, вместе с ним приехал и Карреньо. Когда Дуррути в июле 1936 г. собирал свою колонну милиции, он сделал Карреньо главой военного комитета колонны. Но Гарсия Оливер отмечает, что Дуррути не взял Карреньо с собой на Мадридский фронт.

Хайме Балиус, согласно комментарию Гарсии Оливера, «не был ни анархистом, ни синдикалистом. Он был фанатичным каталонским сепаратистом, который порвал с Масия и Компанисом, когда они, отказавшись от идеи каталонского государства, предпочли создать Хенералидад Каталонии». Гарсия Оливер утверждает, что Балиус был «каким-то образом» приведён в НКТ Либерто Кальехасом, «который в своих богемных странствиях по Барселоне заводил знакомства с самыми странными, часто подозрительными, людьми». Когда Кальехас стал издавать «НКТ», мадридскую газету организации, он начал печатать и статьи Балиуса, которые Гарсия Оливер описывает как «крайне радикальные, ни анархические, ни синдикалистские, ни сепаратистские; только неистово радикальные по содержанию, почти нигилистские». Кальехас не обращал внимания на протесты Гарсии Оливера против публикации этих статей.

О последнем Гарсия Оливер говорит:

«Каким был Пабло Руис, если не считать того, что я всегда смотрел на него с подозрением? Я знал его с 1923 г. Тогда он обыкновенно заходил во второй половине дня в местный Синдикат деревообработки на улице Сан-Пабло. В этом здании, где было кафе, собирались самые известные группы действия. Пабло Руис, который не принадлежал ни к какой группе, ни действия, ни пропаганды, всегда приходил со связкой лоскутков – он был портным по профессии – и присматривался то тут, то там. Наконец, наступал день, когда товарищи прекращали говорить, и тогда появлялся он…»77

Кеми бы ни были эти три лидера и остальные члены группы, Национальный комитет НКТ немедленно отмежевался от листовок «Друзей Дуррути», объявив их «провокациями». Позднее «Друзья Дуррути» были официально исключены из НКТ78.

Роль ПОУМ в майских событиях

Коммунистическая пропаганда впоследствии возлагала основную ответственность за Майские дни на ПОУМ. Однако Мануэль Круэльс совершенно прав, когда говорит:

«Очевидно, что ПОУМ не была основным инициатором, несмотря на то, что она стала основной жертвой. Ясно, что ПОУМ не положила начало майским событиям и не спровоцировала их. Майские события, важно это отметить, были вызваны с намерением отделить НКТ от власти и, если возможно, уничтожить её. Это бесспорный факт»79.

Лидеры ПОУМ были удивлены и потрясены началом масштабных уличных столкновений в Барселоне 3–4 мая не меньше, чем лидеры анархистов. Действительно, в своём первомайском воззвании они предупреждали своих сторонников:

«Не начинайте стихийных и необдуманных выступлений! Не поддавайтесь на провокации! Будьте бдительны!»80

Первым шагом лидеров ПОУМ, в ответ на события днём 3 мая, была консультация с региональными лидерами анархистов. Хулиан Горкин пишет:

«Этим же вечером, по инициативе Исполнительного комитета ПОУМ, Андрес Нин, Педро Бонет и я пришли на пленарное заседание Регионального комитета НКТ, ФАИ и “Либертарной молодёжи”. Мы изложили проблему с полной ясностью: “Ни вы, ни мы не поднимали рабочие массы на это выступление. Это была стихийная реакция на провокацию сталинистов… Мы полагаем, что вы, так же как и мы, чувствуете значение момента, как для судьбы революции, так и для войны непосредственно. Либо мы встаём во главе движения, чтобы выполнить чётко и ответственно сформулированные цели и нейтрализовать внутреннего врага, либо мы обрекаем движение на провал и этот враг, осмелев, возьмёт всех нас в оборот. Решение следует принять, не теряя ни секунды”».

Горкин далее говорит, что, когда поумисты увидели «сдержанность и нерешительность» анархических лидеров, они внесли другое предложение: «Мы должны немедленно отправить делегацию в Валенсию, чтобы объяснить Ларго Кабальеро и его министрам, что движение направлено не против центрального правительства, а против сталинских провокаторов. Мы не встретили понимания»81. Как объяснил мне много лет спустя сам Горкин, лидеры анархистов, отклоняя предложения поумистов, заявили, что, поскольку они входят в каталонское правительство, они смогут справиться с коммунистами без каких-либо чрезвычайных мер82.

Горкин утверждает, что на первые обращения Гарсии Оливера, Монсень и других анархических лидеров с призывом прекратить огонь «ответ был дан районными комитетами – которые шли главным образом за “Либертарной молодёжью”, “Друзьями Дуррути”, образовавшими бескомпромиссную фракцию внутри НКТ, и ПОУМ с её молодёжью, – потребовавшими создать правительство НКТ–ФАИ–ПОУМ. Этим комитетам принадлежала власть на улицах, и их предложение определённо не имело никакого отношения к нашему Исполнительному комитету»83.

5 мая, когда в Барселоне стало известно, что подразделения из дивизий НКТ и 29-й дивизии ПОУМ на Арагонском фронте сосредоточились в Барбастро и выдвигаются к Барселоне, лидеры ПОУМ, как и лидеры НКТ, поспешили их остановить. Горкин пишет:

«Комитеты НКТ и ПОУМ, не сговариваясь, одновременно отправили своих делегатов, чтобы встретить бойцов и передать им приказ вернуться и защищать фронты. Этот приказ был выполнен с безупречной дисциплиной».

Днём 6 мая исполком каталонского ВСТ провёл чрезвычайное заседание по вопросу об исключении из организации сторонников ПОУМ. Его резолюция гласила:

«Считая, что Рабочая партия марксистского единства была организацией, стоявшей за контрреволюционным выступлением этих дней… и принимая во внимание, что ПОУМ не встала на сторону законного правительства Хенералидада и не отмежевалась от своих активистов, участвовавших в подрывном движении, Комитет Каталонии ВСТ единогласно постановляет, что все лидеры ПОУМ должны быть немедленно исключены из профсоюзной организации…»84

Руководство ПОУМ, естественно, не пыталось продолжить конфликт после того, как лидеры анархистов посчитали, что они достигли соглашения со своими оппонентами. Согласно Хулиану Горкину:

«Хотя мы полностью – и со всеми вытекающими последствиями – поддерживали народное движение, ПОУМ 6-го числа призывала к прекращению борьбы, одновременно убеждая рабочий класс сохранять бдительность, не распускать районные комитеты и охранять оружие»85.

Роль Луиса Компаниса и «Левых республиканцев Каталонии»

Мнения анархистов о том, какую роль в Майские дни сыграли каталонский президент Луис Компанис и его ближайшие сподвижники, значительно различались, тогда и в дальнейшем. Некоторые лидеры анархистов, в первую очередь Хуан Гарсия Оливер, считали его участником широкого заговора с целью исключить анархистов из правительства Каталонии и, возможно, полностью уничтожить их как политическую силу. Другие, включая Хосе Хуана Доменека, оценивали его роль во время майских событий более сдержанно.

Отношения Компаниса с анархистами имели давнюю и непростую историю. В тяжёлый период 1919–23 гг. он был адвокатом НКТ. С провозглашением Республики 14 апреля 1931 г. анархисты привели его в здание гражданской администрации и провозгласили его гражданским губернатором Каталонии, что впоследствии было утверждено республиканским правительством86. С другой стороны, будучи президентом Каталонии, он часто одобрял насильственные меры против стачек и других действий НКТ.

Гарсия Оливер в мемуарах приводит несколько причин для своих подозрений в том, что Компанис был участником разветвлённого антианархического заговора. Первый случай, на который он обратил внимание, произошёл, когда Валерио Мас, региональный секретарь НКТ, позвонил Компанису в Хенералидад, чтобы сообщить о прибытии Гарсии Оливера из Валенсии и о необходимости срочно встретиться с ним для подготовки радиовыступления. Гарсия Оливер вспоминает: «Компанис немного задержался с ответом. Конечно, он консультировался. Кто знает – с кем!»87

Как мы упоминали ранее, подозрения Гарсии Оливера усилились, когда он был принят Компанисом.

«Мы были весьма холодно приняты Компанисом, и к нам холодно относились все, кто нам встречался. Было ясно, что мы встали у них на пути. Наша миротворческая миссия полностью противоречила той роли подстрекателей, которую взяли на себя Компанис и его люди. Они мечтали, чтобы откуда-нибудь, с небес или из ада, явились силы, которые помогли бы им предать смерти каждого, у кого имелся билет НКТ или ФАИ…»88

Наконец, Гарсия Оливер вспоминает, с небольшим вступлением, случай в ночь на 5 мая:

«Холодный приём. Грубое обращение. Вот что мы видели с нашего прибытия в Хенералидад. “Принцу” больше не приходилось скучать: для него настало время совершить свою месть. Маленькую месть. Ожидая сообщений о развитии событий, постоянно поддерживая по телефону связь с Местным и Региональным комитетами, мы приготовились провести ночь, растянувшись в креслах. Сидели в потёмках. Нам ничего не предлагали. Когда кто-то попросил еды, нам с неохотой принесли засохший хлеб и немного ветчины. Если кто-нибудь из нас просил пить, ему давали стакан воды…

Мы должны были думать, что эти бедные люди, от президента Хенералидада до последнего полицейского, были застигнуты врасплох неожиданным восстанием масс. Застигнуты без еды. В определённых обстоятельствах у меня всегда проявлялась скверная привычка подозревать, высматривать и перещупывать. Я поднялся, несколько раз обошёл тёмную комнату, где нас оставили, и мне показалось, что я услышал странные звуки. Я вышел в вестибюль и остановился у двери, из-под которой пробивалась полоска света. Я толкнул дверь и увидел небольшую освещённую комнату с длинным столом, где на белой скатерти искрились бокалы из прекраснейшего хрусталя, наполненные белыми и красными винами. Перед моими глазами до сих пор встают довольные улыбки тех, на кого упал мой взгляд… Улыбки, которые исчезли, когда они увидели меня в приоткрытой двери. Там были Компанис со своей женой, Антонов-Овсеенко, Коморера, Видьелья, Таррадельяс… Остальных я не разглядел»89.

Хосе Хуан Доменек, который был министром от НКТ в правительстве Компаниса, смотрел на роль каталонского президента в майских событиях совершенно иначе. Говоря об этом около пятнадцати лет спустя, он утверждал, что Компанис в то время ближе всех стоял к НКТ и до тех пор добросовестно сотрудничал с ней. Однако Компанис в первую очередь был предан идее самоуправления Каталонии, которое в его представлении выходило далеко за рамки республиканского Устава автономии и выражалось в фактической независимости Каталонии в рамках Испанской федерации.

Из-за этого, согласно Доменеку, Компанис был нетерпим ко всему, в чём он видел вызов власти каталонского Хенералидада. С этой точки зрения выступление анархистов, начавшееся 3 мая, безусловно, представлялось восстанием против каталонского правительства – даже при том, что сами анархисты были представлены в этом правительстве. Компанис, кроме того, был весьма обеспокоен той угрозой, которую создавала ситуация в Барселоне для общей военной стратегии лоялистов. Поэтому, согласно Доменеку, Компанис считал, что ему следует остаться в стороне и позволить «наказать» НКТ, если не физически, то морально90.

Анархист Мануэль Круэльс, с другой стороны, говорит, что Луис Компанис определённо не хотел вооружённого конфликта с анархистами, но Артемио Айгуадер, советник по внутренним делам и член партии Компаниса, сознательно пошёл на обострение. Он утверждает, что в ночь на 3 мая Айгуадер и его ближайшие соратники решили, что настало время выяснить отношения, и для этого они подготовили нападение на телефонную станцию, удерживаемую НКТ91.

Президент Мануэль Асанья, очевидно, считал, что Луис Компанис был, по крайней мере отчасти, ответственным за Майские дни. В своих мемуарах он пишет, что «Компанис вёл глупые и безумные разговоры о борьбе с анархистами»92. Асанья также отмечает, что премьер-советник Хосе Таррадельяс в беседе с ним «резко критиковал Айгуадера, начавшего сражение без подготовки, и Компаниса, который столько говорил об этом, что заставил анархистов насторожиться»93.

Довольно иронично, что, независимо от намерений Компаниса в отношении анархистов, майские события и его собственные действия во время них привели к резкому ограничению каталонской автономии. До мая 1937 г. Каталония фактически имела своё министерство обороны и официально контролировала все силы региона, обязанные поддерживать закон и порядок. Она пользовалась широкой самостоятельностью в экономических делах. Последствия Майских дней привели к тому, что правительство Каталонии полностью было отстранено от командования военными и правоохранительными силами и был открыт путь к серьёзному ослаблению его контроля над экономикой региона.

У Бернетта Боллотена приводится последовательность, в которой каталонский режим утрачивал военную и полицейскую власть. Этот процесс начался 3 мая после 20:30, когда Артемио Айгуадер попросил республиканского министра внутренних дел Анхеля Галарсу о «немедленной отправке 1 500 гвардейцев, необходимых для подавления восстания»94.

На следующее утро премьер-министр Франсиско Ларго Кабальеро встретился с министрами от НКТ и сказал им, что он не будет отправлять 1 500 штурмовых гвардейцев, «так как это означало бы передачу сил в распоряжение человека, который может быть причастным к конфликту. Прежде чем согласиться, он должен будет взять на себя поддержание общественного порядка, как предусмотрено в конституции»95. Когда вскоре после этого собрался кабинет, министр флота и авиации Индалесио Прието, социалист и противник Кабальеро, вместе с левыми республиканцами и коммунистами настаивал на том, чтобы республиканское правительство немедленно взяло каталонские вооружённые силы и полицию под свой контроль. Ларго Кабальеро в итоге согласился сделать это, «если ситуация не улучшится к вечеру»96.

Ларго Кабальеро сообщил Луису Компанису о решении кабинета и добавил:

«Скажите мне, если у вас есть возражения». Компанис, со своей стороны, вначале повторил просьбу о срочной отправке 1 500 штурмовых гвардейцев, но затем уступил: «Ввиду опасности… правительство Республики может принять меры, которые считает необходимыми»97.

Республиканский кабинет продолжал заседать бо́льшую часть дня 4 мая. Бернетт Боллотен отмечает:

«Внутри кабинета дебаты приняли бешеный тон». Он цитирует официальное сообщение НКТ, появившееся несколько дней спустя в «Социальной кузнице» и гласившее: «Товарищ Федерика Монсень в течение четырёх часов возглавляла оппозицию коммунистам и республиканцам, которые поддерживали взятие контроля над общественным порядком и обороной. Прошли шумные дебаты, которые, как оказалось по итогам голосования, мы проиграли»98.

Ларго Кабальеро не спешил объявлять о решении правительства, надеясь, что в его применении не возникнет необходимости, если усилия Гарсии Оливера и Мариано Васкеса по нормализации ситуации в Барселоне увенчаются успехом. Однако после того, как утром 5 мая борьба продолжилась и даже усилилась, в полдень прошло ещё одно короткое заседание кабинета, и вскоре было сделано официальное заявление о том, что республиканское правительство берёт на себя управление войсками и полицией Каталонии. В заявлении говорилось, что полковник Антонио Эскобар из Национальной республиканской (бывшей Гражданской) гвардии назначается командующим каталонскими силами общественного порядка, а генерал Себастьян Посас – командующим лоялистскими вооружёнными силами в Каталонии и Арагоне99.

Тем временем, во второй половине дня 5 мая, два республиканских корабля, «Лепанто» и «Санчес Барка́йстеги», вошли в барселонскую гавань. Их командиры передали себя в распоряжение президента Компаниса. Как отмечает Мануэль Круэльс:

«Несмотря на этот акт поддержки автономного каталонского правительства, прибытие кораблей в порт Барселоны знаменовало собой начало вмешательства центрального правительства в конфликт»100.

Мы уже отмечали в главе 6, что Хуан Мануэль Молина, исполнявший обязанности советника по обороне Каталонии, передал управление войсками генералу Посасу, только получив письменные распоряжения от президента Компаниса и руководства НКТ–ФАИ. Процесс передачи каталонских сил общественного порядка в ведение республиканских властей оказался ещё более трудным. Полковник Эскобар был тяжело ранен после своего прибытия в Барселону, и республиканское правительство назначило на его место подполковника Альберто Аррандо101.

Интерпретация Майских дней коммунистами

Само собой разумеется, у коммунистов имелась своя версия того, что произошло в первую неделю мая в Барселоне. Их объяснение было настолько неправдоподобным, что его вряд ли бы стоило воспринимать всерьёз, если бы не тот факт, что оно широко разошлось среди некоммунистов, которым следовало лучше знать положение вещей, и до наших дней остаётся «распространённой точкой зрения» по данному вопросу.

Когда в Барселоне всё ещё продолжалась борьба, «Красный фронт», официальная вечерняя газета коммунистов в Валенсии, уже начал развивать эту версию событий:

«Долгое время мы имели обыкновение приписывать все происшествия бандам, которые эвфемистически назывались “неконтролируемыми”. Теперь мы увидели, что они превосходно контролируются – но врагом…»102

Джордж Оруэлл дал много примеров того, как коммунисты объясняли майские события после их окончания. Достаточно привести один. Лондонский «Рабочий ежедневник» (Daily Worker) от 11 мая 1937 г. утверждал, что тогда «готовилась обстановка, которая позволила бы германскому и итальянскому правительствам высадить свою морскую пехоту на каталонском побережье “с целью обеспечения порядка”… Немцы и итальянцы имели для выполнения этого задания подходящее оружие – троцкистскую организацию, известную под названием ПОУМ. ПОУМ, действуя рука об руку с уголовными элементами и некоторыми обманутыми анархистами, запланировала, организовала и руководила мятежом в тылу, точно скоординированным с наступлением фашистов на Бильбао…»103

Роберт Майнор, лидер американских коммунистов, заявлял:

«Мятеж был начат троцкистской ПОУМ и “неконтролируемыми” из числа анархистов, под руководством пятой колонны Франко и итальянских и нацистских секретных агентов… Эти люди попытались нанести сокрушительный удар по правительству, помешать Каталонии отдать всю свою энергию войне…»104

К сожалению, сталинистская интерпретация майских событий полностью или частично повторялась людьми, которым следовало бы быть более осведомлёнными. Достаточно будет указать один пример – Клода Бауэрса, который в то время был послом США в Испании (республиканской). В своих мемуарах, изданных в 1954 г., спустя долгое время после публикации свидетельства Джорджа Оруэлла, Бауэрс повторяет версию коммунистов, внося от себя некоторые нюансы:

«Инакомыслящим элементам на территории Франко ни в чём не уступали таковые на лоялистской территории, где анархисты были худшими возмутителями солидарности и дисциплины. В начале мая лоялистские правительство обнажило против них оружие. Кризис был спровоцирован анархистами и ПОУМ (Объединённой рабочей марксисткой партией), которая состояла из коммунистов Троцкого. По общему мнению, многие из них являлись агентами Франко. На фабриках они призывали к захвату частной собственности и проводили стачки, замедляя производство в разгар войны. В армии Арагона многие анархисты, которые братались с фашистами, дезертировали и поспешили в Барселону, чтобы присоединиться к выступлению против правительства…»105

Нелепость этих обвинений очевидна.

Несколько своеобразное истолкование версии коммунистов, которое, возможно, имело хождение среди республиканцев, предложила Виктория Кент, бывший депутат испанского парламента от Радикально-социалистической партии. Спустя более чем 15 лет она утверждала, что анархисты выступали против войны, были «трусами на фронте», а их восстание в мае 1937 г. являлось попыткой вывести Каталонию из войны106.

Являлся ли захват «Телефоники» преднамеренной провокацией?

Не подлежит сомнению, что начиная с 19 июля 1936 г. сталинисты пытались всеми доступными средствами – а средства эти были весьма велики после того, как начали прибывать советское военное снаряжение и «советники», – подорвать и в конечном счёте уничтожить то влияние, которое анархисты приобрели с началом гражданской войны и революции и которое мешало им установить собственную диктатуру в республиканской Испании. Также ясно, что майские события были неразрывно связаны с этим стремлением сталинистов.

Наконец, очевидно, что захват «Ла Телефоники» днём 3 мая 1937 г. спровоцировал собой майские события. Тогда и впоследствии обсуждался вопрос о том, был ли этот захват предпринят сталинистами и их союзниками с сознательным намерением спровоцировать выступление анархистов, чтобы раз и навсегда покончить с ними.

Некоторые основания для такого предположения даёт свидетельство Вальтера Кривицкого, который в то время являлся шефом советской военной разведки в Западной Европе:

«Серьёзную помеху на этом пути представляла собой Каталония. Каталонцы были антисталинистами, и они были одной из главных опор правительства Кабальеро. Чтобы получить полный контроль, Сталин сначала должен был поставить Каталонию под свою власть и выгнать Кабальеро.

Это подчёркивалось в докладе, который направил мне один из лидеров русской анархистской группы в Париже, являвшийся тайным агентом ОГПУ. Он был направлен в Барселону, где он, как видный анархист, пользовался доверием анархо-синдикалистов в местном правительстве. В своей миссии он должен был действовать как провокатор, подбивая каталонцев на необдуманные поступки, которые стали бы оправданием для ввода армии, якобы с целью подавить восстание в тылу…»107

Хотя многие поверили в то, что Майские дни были вызваны «определёнными неконтролируемыми элементами, которым удалось проникнуть в крайнее крыло анархистского движения, чтобы спровоцировать беспорядки в интересах врагов республики», Кривицкий утверждает, что «в действительности в Каталонии значительное большинство рабочих были ярыми антисталинистами. Сталин знал, что столкновение было неизбежным, но он также знал, что оппозиционные силы можно разделить и перебить, если действовать быстро и смело. ОГПУ раздуло пожар и натравило друг на друга синдикалистов, анархистов и социалистов. После пяти дней кровопролития, во время которого пятьсот человек было убито и больше тысячи ранено, Каталония стала проблемой, которая должна была определить судьбу правительства Кабальеро»108.

Анализ Кривицкого подкрепляется словами некоторых коммунистических лидеров того времени. Хуан Коморера, глава ОСПК, известен своим высказыванием: «Прежде чем взять Сарагосу, нужно взять Барселону»109. А Пер Риба, член ОСПК и близкий соратник Хуана Комореры, много лет спустя отмечал, что решение о захвате «Телефоники» было принято исполкомом ОСПК за несколько дней до того, как это произошло110.

Разумеется, некоторые анархические лидеры также считали, что рейд на «Ла Телефонику» был сознательной попыткой спровоцировать выступление анархистов, чтобы разбить их. Одним из тех, кто усиленно развивал тему заговора, был Хуан Гарсия Оливер.

Однако, по его мнению, в этом заговоре были замешаны не только каталонские коммунисты, генконсул Антонов-Овсеенко и другие советские агенты, но также каталонские националисты из партий ЭРК и «Эстат Катала» – возможно, включая самого Луиса Компаниса, – а также баскские националисты и итальянское фашистское правительство. Он даже предполагал возможность участия в заговоре определённых третичных элементов НКТ.

Гарсия Оливер считал:

«В майских событиях руководящая роль принадлежала заговорщикам, находившимся в Париже и советском посольстве. Все остальные, случайные актёры, агенты Родригеса Саласа, провокаторы ОСПК, фашисты, замаскированные под коммунистов – их были тысячи, – выступали лишь марионетками, участвовавшими в перестрелке»111.

«Парижскими заговорщиками» Гарсия Оливер называет каталонских политиков, которые в начале войны – некоторые из них тогда были советниками в правительстве Компаниса – отправились в добровольное издание. О них он говорит следующее:

«В Париже те, кто плёл заговоры против Республики, были весьма активны. Заговор имел свои ответвления в правительствах Каталонии, Страны Басков и Республики. Было два центра заговора: в Париже, где его ось образовывали каталонские сепаратисты, явно направляемые Вентурой Гасолем, и баскские националисты во главе с Агирре в Бильбао, которые давали указания Мануэлю де Ирухо, министру без портфеля в республиканском правительстве. Они сговаривались с монархистами всех оттенков, но в первую очередь со сторонниками Альфонсо, которыми руководил из Португалии Хиль-Роблес. Чего добивались заговорщики? Восстановления монархии в Испании, прекращения гражданской войны и сохранения уставов Каталонии и Страны Басков»112.

Похожая версия событий изложена в официальном обращении НКТ по поводу Майских дней, относящемся к июню 1937 г.113. Хотя другие лидеры анархистов, возможно, не верили в тот разветвлённый заговор, существование которого предполагал Гарсия Оливер, многие из них считали, что выступление в Барселоне было сознательно вызвано врагами анархистов. Диего Абад де Сантильян позднее писал:

«…У нас складывалось впечатление, час за часом, что эти события были искусно спровоцированы, что определённые секторы и определённые люди недовольны нашей способностью вести за собой массы»114.

В другом месте Сантильян писал: «За несколько недель до трагических событий в Барселоне… испанский посол в Бельгии, Оссорио-и-Гальярдо, с удовлетворением объявил перед небольшой группой журналистов, собравшихся в испанском посольстве в Брюсселе, что великая опасность, нависшая над Испанией, господство НКТ и ФАИ, скоро будет устранена. Посол уверял, что мы лишились превосходства в Мадриде и Валенсии и что нам готовятся дать решающее сражение в самой столице Каталонии»115.

По-видимому, Мариано Васкес в то время также был убеждён, что коммунисты намеренно пытались спровоцировать анархистов. В меморандуме, составленном вскоре после событий, он писал:

«Мы видим приготовления за границей. С момента, когда раздались первые выстрелы, пресса по всему миру начала разнузданную кампанию против каталонского анархизма. Пропаганда велась с такой скоростью и размахом, что она не могла основываться на знании событий. Отсюда легко вывести, что она была подготовлена заранее… Имеется важная деталь, которая показывает существование заговора за рубежом. Делегат Национального комитета перехватил в Барселоне телеграмму, направленную одним видным членом ЭРК и сепаратистом во Францию, в которой дословно говорилось: “Estic be. Tot marxa”. (“Я в порядке. Всё идёт”.) Эта телеграмма была отправлена в среду днём, когда борьба на улицах Барселоны усиливалась»116.

В разговоре со мной Хосе Хуан Доменек утверждал, что коммунисты «очень умело провоцировали» НКТ, а «более безответственные элементы» в НКТ позволили себя спровоцировать117. А Федерика Монсень, также в разговоре со мной, говорила: министры-анархисты узнали о том, что лидеры ОСПК и «Эстат Катала» проводят в Бордо и Париже встречи с русскими и другими иностранцами, поэтому они заподозрили, что планируется какая-то провокация, чтобы оправдать репрессии против ПОУМ и НКТ, и предупредили остальных лидеров НКТ118.

Остаётся неясным, планировали ли каталонские коммунисты, по указанию советских руководителей или без него, сами или в сговоре с другими антианархическими элементами в Каталонии, захват «Ла Телефоники» как сознательный шаг с целью вызвать ответную реакцию анархистов. Ясно лишь то, что этот шаг действительно вызвал такую реакцию.

Следовало ли каталонским анархистам захватить власть?

Но даже если коммунисты и их националистические союзники сознательно вызвали анархистов на вооружённое выступление, они, разумеется, не ожидали, что это выступление приобретёт подавляющий масштаб. Они, конечно, не ожидали, что за несколько часов практически вся Барселона и большинство провинциальных центров и городов Каталонии окажутся в руках анархистов и ПОУМ.

Мы уже подчёркивали, что реакция рядовых сэнэтистов и поумистов была стихийной. Ясно, что майские события не являлись результатом попытки захватить власть, предпринятой анархическими лидерами. Все без исключения лидеры НКТ–ФАИ в дни 3–7 мая направили свои силы на то, чтобы добиться прекращения огня «без победителей и побеждённых», как говорили в то время. Однако остаётся вопрос: следовало ли им, поскольку их сторонники фактически преобладали в Барселоне и большинстве других городов Каталонии, закончить начатое, подавив очаги сопротивления полиции, ОСПК и каталонских националистов и организовав новое региональное правительство.

В ретроспективе многие лидеры анархистов пришли к выводу, что так им и следовало поступить. Хуан Мануэль Молина 35 лет спустя писал:

«Не будет преувеличением сказать, что всего за несколько часов преобладание НКТ в Каталонии стало абсолютным», – и затем высказывался по поводу позиции лидеров НКТ: «По правде говоря, я считаю, что это была большая ошибка, за которую мы дорого заплатили. В мае существовала возможность положить конец позорному вмешательству Сталина, с его агентами, шпионами и палачами, в дела Испании. Если коммунисты своей сектантской и преступной политикой поглощения ежедневно ставили Республику под угрозу, то НКТ когда-нибудь должна была это сделать, чтобы прекратить ту политику, навязанную Испании Советским Союзом и Коммунистической партией»119.

Диего Абад де Сантильян также впоследствии считал, что действия его самого и других лидеров НКТ–ФАИ были ошибкой. На встрече с Мариано Васкесом и Гарсией Оливером, вскоре после окончания Майских дней, он и его товарищи, как писал позднее Сантильян, «вынесли своё суждение о событиях мая. Эти события были провокацией международного происхождения, и наш народ оказался втянут в злосчастную борьбу; но раз уж мы вышли на улицы, наша ошибка заключалась в том, что мы прекратили огонь, не решив назревших проблем. Мы, со своей стороны, сожалели о том, что сделали…»120

Более фантастическую оценку того, что произошло в те дни и что следовало сделать анархическим лидерам, дают троцкистские источники. В качестве примера можно взять мнение Феликса Морроу из Социалистической рабочей партии США:

«…Специфическое стечение обстоятельств в мае 1937 г. было достаточно благоприятным, чтобы позволить рабочей Испании установить свой режим внутри страны и организовать сопротивление империализму, распространив революцию на Францию и затем начав революционную войну против Германии и Италии, в условиях, которые ускорили бы революцию в фашистских странах»121.

Конечно, ни один из испанских анархических лидеров не разделял подобное представление о возможностях, которые предоставил бы им захват власти в Каталонии. Они отвергли идею установления собственной диктатуры сразу после 19 июля, и они вновь отвергли её в мае 1937 г., опасаясь вызвать ещё одну гражданскую войну в лоялистском тылу и тем самым проложить путь к быстрой победе Франко.

К тому же Мануэль Круэльс, который сам пережил Майские дни, много лет спустя выражал сомнение в том, что анархисты могли захватить власть:

«Лидеры анархистов пытались остановить борьбу, совершенно верно полагая, что добиться полной победы было невозможно. Поэтому они должны были спасти свою организацию и избежать истребления, которое неизбежно произошло бы»122.

Заключение

Бернетт Боллотен делает недвусмысленный вывод о последствиях Майских дней для испанских анархистов:

«Власть анархо-синдикалистов в Каталонии, цитадели испанского либертарного движения, теперь была сломлена. То, что показалось бы немыслимым несколькими месяцами ранее, в расцвете НКТ и ФАИ, теперь стало реальностью и самой значительной победой коммунистов с начала революции»123.

Мне не кажется, что воздействие Майских дней на анархистов было таким катастрофическим и бесповоротным, как представляет Боллотен. Однако верно то, что события первой недели мая 1937 года стали для анархистов тяжёлым поражением, привели к их устранению из каталонского и республиканского правительств и позволили сделать влияние коммунистов в обоих режимах преобладающим. С мая 1937 г. борьба либертарного движения в лоялистской Испании велась исключительно в оборонительных целях, чтобы вопреки всем превратностям сохранить, насколько это было возможно, революционные завоевания первых недель Гражданской войны.

Часть V. Роль анархистов в политике республиканской Испании

31. Устранение анархистов из республиканского и каталонского правительств

Майские дни в Барселоне предоставили коммунистам, правым социалистам и республиканцам возможность отправить в отставку премьер-министра и военного министра Франсиско Ларго Кабальеро, одновременно исключив анархистов из республиканского правительства. Примерно месяц спустя Объединённая социалистическая партия Каталонии и «Левые республиканцы Каталонии» подобным же образом устранили НКТ из правительства Каталонии. Наряду с роспуском Совета Арагона, который мы рассматривали в главе 27, эти события практически завершили эксперимент с участием анархистов в национальном и региональных правительствах Республики.

Первые попытки смещения Ларго Кабальеро

Советские и испанские коммунисты и их союзники долго разрабатывали планы по отстранению Ларго Кабальеро от руководства республиканским правительством. Вскоре после того, как он вступил в должность, была начата подготовка к его смещению. По мере того как в Испании росло влияние советских представителей, сопровождавшее крупномасштабную военную помощь Республике, по мере того как увеличивалась численность КПИ и ОСПК и усиливалось их проникновение в гражданский и военный аппарат правительства, стремление избавиться от бывшего «испанского Ленина» становилось всё более выраженным. Наконец, конфликт в Каталонии в начале мая 1937 г. дал разнородной антикабальеровской коалиции повод открыто добиваться отставки премьер-министра.

Вальтер Кривицкий отмечает, что уже в ноябре 1936 г. ему сообщили о планах заменить Ларго Кабальеро Хуаном Негрином. Его информатором был Артур Сташевский, которого он называет «главным сталинским политкомиссаром в Испании»1. «После разговоров со Сташевским в Барселоне в ноябре мне стали ясны дальнейшие шаги Сталина в Испании. Сташевский не скрывал от меня, что Хуан Негрин будет следующим главой мадридского правительства. В то время Кабальеро воспринимался всеми как фаворит Кремля, но Сташевский уже указал на его преемника»2.

Франц Боркенау также оставил свидетельство о первых попытках коммунистов избавиться от Ларго Кабальеро и о роли анархистов в срыве этих попыток. В записках о его втором визите в военную Испанию, в январе – феврале 1937 г., говорится:

«Коммунисты решили, что Кабальеро должен уйти. Они считают неудобным и в критические моменты почти невыносимым то, что группа, которая в действительности заправляет делами, не может официально и публично находиться у руля. Если замышляется резкий поворот вправо, в сторону от социальной революции – а это без сомнения так, – то его невозможно совершить, пока Кабальеро занимает высшую должность. Среди кандидатов в премьеры упоминались разные имена, в том числе Мартинес Баррио, Прието и Негрин, социалистический министр финансов. Начиная, по меньшей мере, с последней недели января хорошо осведомлённые люди говорят о кризисе в кабинете…

До сих пор из этого ничего не выходило. И это, главным образом, за счёт сопротивления анархистов. В кабинете с Прието на месте премьера или в лидирующей позиции, на месте военного министра, их участие либо стало бы невозможным, либо превратилось бы в официальное отречение от их революционной веры»3.

Джеральд Бренан подводил итоги этого кризиса в правительстве Ларго Кабальеро:

«Первый кризис наступил в январе. Давление коммунистов на правительство стало весьма велико, и в какой-то момент казалось, что неизбежен государственный переворот и что интернациональная бригада может двинуться на Валенсию. Но произошло объединение всех остальных партий против них, и они отступили»4.

Некоторые из лидеров анархистов в это время были хорошо осведомлены о намерениях коммунистов и их союзников устранить Ларго Кабальеро. Хуан Гарсия Оливер в своих мемуарах упоминает разговор, по-видимому состоявшийся в конце января или начале февраля, во время которого он сказал Ларго Кабальеро:

«Теперь они готовы на всё, чтобы избавиться от нас; точнее говоря, от вас, кабальеристов в партии и профсоюзной организации, и от нас, НКТ и анархо-синдикалистов. Я не знаю ни о том, какие методы они будут использовать, ни о том, с какой стороны будут направлены удары. Но вероятно, что они попытаются использовать элементы из нашего лагеря и из вашего, в качестве провокаторов…»5

Перед этим Гарсия Оливер упоминает любопытный разговор на ужине, на который пригласил его советский посол Марсель Розенберг незадолго до своего возвращения на родину и расстрела. Очевидно, когда они уже закончили с едой, Розенберг беззастенчиво спросил его: «Разве вы не думаете, что вы могли бы справиться гораздо лучше Ларго Кабальеро как глава правительства и военный министр?» На что Гарсия Оливер ответил:

«Говоря вам, я также говорю и Москве. Я прошу вас передать, что если бы в этот момент произошло изменение, которое вы предлагаете, то антифашистское единство разбилось бы, как хрусталь… Проблема, по моему мнению, не в том, кем заменить Ларго Кабальеро, а в том, как сохранить антифашистское единство. Не исключено, что изменение в руководстве правительства могло бы немного исправить ситуацию, но только если оно будет произведено по решению всех секторов, которые теперь входят в него… Я, однако, считаю, что для этого уже слишком поздно. Если бы меня поставили во главе, когда НКТ вошла в правительство или ещё когда республиканцы отказались от своего руководства, могло быть по-другому. Теперь нет. Теперь это стало бы началом катастрофы».

Гарсия Оливер размышлял по этому поводу:

«Означал ли мой отказ его провал в каком-то задании, данном Москвой? Возможно, самим Сталиным? Могли ли он и Антонов-Овсеенко попасть в тюрьму и получить пулю в затылок за то, что им не удалось привлечь меня на свою сторону? Могла ли эта неудача усилить подозрение в том, что они сами были привлечены на сторону испанского анархо-синдикализма?»6

Переписка Ларго Кабальеро со Сталиным

Однако в дела правительства Ларго Кабальеро вмешивались не только официальные и неофициальные представители сталинского режима в Испании. Это делал и сам Сталин.

21 декабря 1936 г. Сталин, глава советского правительства Молотов и нарком обороны Ворошилов отправили в советское посольство в Валенсии письмо, адресованное «товарищу Кабальеро». В этом письме они предполагали, что между Российской революцией 1917 года и Испанской революцией существуют важные различия и, исходя из этого, делали вывод:

«Весьма возможно, что парламентский путь более эффективен для революционного развития в Испании, чем в России».

Однако затем Сталин, Молотов и Ворошилов предлагали:

«В целом, мы считаем, что наш опыт, в частности опыт нашей гражданской войны, правильно соотнесённый с особыми условиями испанской революционной борьбы, может иметь значительную ценность для Испании. Ввиду этого и в свете ваших настоятельных просьб, которые передал нам товарищ Розенберг, мы решили предоставить в ваше распоряжение группу военных специалистов, которым мы поручили давать консультации в военной области тем испанским офицерам, которых вы определите».

Большой иронией, если вспомнить о том, как на самом деле вели себя эти советники, звучат слова Сталина и его соратников:

«Им было чётко разъяснено, что они не должны забывать о том, что… советский специалист, являясь в Испании иностранцем, может быть действительно полезным не иначе, как строго придерживаясь роли советника и только советника».

Три советских лидера просили Ларго Кабальеро сообщить им, доволен ли он той ролью, которую выполняют военные советники и посол Марсель Розенберг.

В заключение Сталин и его коллеги давали испанскому премьер-министру четыре «дружеских совета». Ему рекомендовали обращать особое внимание на проблемы крестьян, прилагать все усилия для привлечения поддержки «городской мелкой и средней буржуазии», полностью включить республиканские партии в работу правительства и, наконец, «как только представится случай, заявить в прессе, что правительство Испании не потерпит никаких покушений на собственность и законные интересы в Испании иностранцев – граждан стран, которые не поддерживают мятежников».

Ларго Кабальеро направил свой ответ «товарищам Сталину, Молотову и Ворошилову» 12 января 1937 г. Он выражал, от своего имени и от имени правительства, благодарность за советскую помощь, а также с большим удовлетворением отзывался о работе советских военных советников и посла Розенберга. Далее он говорил, что правительство полностью осознаёт важность крестьянства в определении исхода войны, что они «уважали и неоднократно подтверждали право на жизнь и развитие» мелкой буржуазии. По поводу республиканских партий он заявлял, что «абсолютно согласен с советскими руководителями». Наконец, «интересы и собственность иностранцев, граждан стран, которые не помогают мятежникам… признаны и взяты под защиту правительством»7.

Падение Малаги и положение Ларго Кабальеро

Коммунисты использовали взятие Малаги мятежниками 8 февраля 1937 г. как предлог, чтобы начать мощную кампанию, направленную, хотя и косвенно, против Франсиско Ларго Кабальеро. Мы отмечали в главе 8 ту настойчивость, с которой они добивались отставки его главного военного советника, генерала Хосе Асенсио. Энрике Кастро Дельгадо, однако, указывает, что истинными целями атаки коммунистов являлись Ларго Кабальеро и анархисты.

Описав шок, который испытало республиканское общественное мнение от падения Малаги и трагического перехода беженцев до Альмерии под бомбардировкой с моря и воздуха, Кастро Дельгадо пишет:

«Подметив возбуждённое состояние публики, Коммунистическая партия повела свою атаку. Тонко, как и всегда. Не называя имён, но обрисовывая лица. Говоря о потере Малаги как о результате не вражеского превосходства, а некомпетентности Ларго Кабальеро и предательства генерала Асенсио. И возлагая на анархистов с Марото во главе вину за всю подрывную работу, которая велась в моменты, когда итальянские силы атаковали небольшой и красивый средиземноморский город. Партия понимала, что это военное поражение Республики приближает час её “гегемонии”. И она начала своё нападение с критики, лозунгов, народных демонстраций в важнейших городах республиканской зоны»8.

Ниже Кастро Дельгадо приводит разговор, в ходе которого Педро Чека, второе по важности лицо в Коммунистической партии, объяснил ему, какие сложности были связаны с отстранением Ларго Кабальеро.

«Устранение Кабальеро зависит не только от воли Партии, но и от разыскиваемых Партией союзников внутри Испанской рабочей социалистической партии и Всеобщего союза трудящихся, которые хотят избавиться от Старика. И не только: НКТ, без сомнения, будет его защищать. И поэтому будет необходимо если не убедить, то хотя бы сманеврировать НКТ, чтобы она не противодействовала всеми своими силами реорганизации или созданию нового правительства»9.

Интересной особенностью этой кампании против генерала Асенсио после падения Малаги было то, что к ней присоединились по крайней мере некоторые анархические издания. Так, передовая статья в «Рабочей солидарности» говорила:

«Никому так и не удалось понять, почему этот военачальник, который в прошлом был монархистом и человеком Лерруса, получил пост с такой высокой ответственностью в самый разгар социальной революции… Едва генерал Асенсио начал вмешиваться в ход войны, как одно за другим последовали военные поражения загадочного характера. С формированием правительства “победы” Ларго Кабальеро эти поражения начали превращаться в подлинные бедствия. Последовательно были потеряны Ирун, Сан-Себастьян, Талавера и Толедо. Катастрофа под Малагой до предела обострила чувство тревоги, пронизывающее общественное мнение страны.

С самых дней 19 июля Военное министерство находилось в руках некомпетентных людей, а на фронтах – измена была тесно связана с международным фашизмом»10.

Почему коммунисты хотели сместить Ларго Кабальеро

Очевидно, что во время пребывания Ларго Кабальеро на постах премьер-министра и военного министра влияние коммунистов широко распространилось не только в вооружённых силах, но и в различных гражданских ведомствах. Премьеру не удалось предотвратить развёртывание тайной агентуры ГПУ, полностью находившейся вне контроля республиканского правительства. Он также должен был уступить в защите генерала Асенсио и во многих других вопросах, ощущая на себе давление со стороны не только испанских коммунистов, но и их советских хозяев.

Однако испанским и советским коммунистам вскоре стало ясно, что Ларго Кабальеро не собирается быть их марионеткой. Был по крайней мере один случай, когда он приказал советскому послу Розенбергу покинуть его рабочий кабинет. Это произошло во время кампании коммунистов с требованием отставки военного субсекретаря генерала Хосе Асенсио; по словам самого Ларго Кабальеро, главной её причиной был отказ Асенсио вступить в Коммунистическую партию11.

Ларго Кабальеро описывал этот инцидент так:

«На следующий день не кто иной, как посол России, сеньор Розенберг, сопровождаемый Альваресом дель Вайо, явился ко мне, чтобы повторить требование комитета [Коммунистической] партии. Это было для меня слишком. Я встал со своего кресла и недипломатичным тоном попросил его уйти и больше не приходить разговаривать со мной на эту тему».

Экс-премьер сообщает ещё одну существенную деталь об этом инциденте:

«Я остался наедине с Альваресом дель Вайо. Я упрекнул его за то, что он идёт на поводу у коммунистов в такой момент и в таком серьёзном вопросе, как обвинение генерала в предательстве без каких-либо доказательств… Он ответил мне, что раз уж об этом начали говорить, то, даже если это несправедливо, генерала нужно отстранить. Хорошая теория! Но что за люди говорили об этом? Коммунисты, и больше никто»12.

Когда Ларго Кабальеро в конце концов был вынужден согласиться на отставку Асенсио с должности военного субсекретаря, он не назначил на его место человека, готового служить интересам коммунистов. Напротив, он назначил Карлоса де Барайбара, одного из своих ближайших соратников по Социалистической партии.

Барайбар стремился, насколько было возможно, ограничить влияние коммунистов внутри нового военного аппарата. Одним из его первых действий было снятие с должности главы военно-медицинской службы – его давнего друга, кадрового полковника и коммуниста. Барайбар обнаружил, что под его руководством госпитали, которые не контролировались коммунистами, не получали достаточного количества бинтов, препаратов и прочих материалов. Когда Барайбар указал полковнику на это обстоятельство, тот ответил, что всего лишь выполнял предписания Компартии. Вскоре он получил назначение на новую должность, где от него было меньше вреда.

Позднее де Барайбар также уволил главу службы снабжения армии. Это произошло в результате инцидента во время выступления коммунистического лидера Долорес Ибаррури на заводе, который поставлял армии копчёные окорока и другие мясные продукты. В то время как она выступала с речью перед рабочими, её товарищи по партии вынесли через заднюю дверь около 4 тысяч окороков. Когда Карлос де Барайбар решил выяснить этот вопрос, глава снабжения, консервативно-республиканский кадровый полковник, сказал ему, что коммунисты пригрозили убить его, если он не позволит им совершить этот набег13.

Как министр войны, сам Ларго Кабальеро принял несколько важных мер, направленных на ограничение влияния коммунистов в вооружённых силах, накануне своего отстранения:

«Я издал циркуляры и направил их генералам и командующим армейскими корпусами, чтобы помешать их участию в политике во время войны и указать, что все они должны ограничиваться исполнением своих военных обязанностей; что звания и повышения не имеют законной силы, если они не утверждены военным министром и не опубликованы в “Официальных ведомостях”; и что госпитали не должны включать личных имён в свои названия, а должны именоваться “Национальный госпиталь номер такой-то”, и назначение их персонала должно производиться в соответствии с требованиями войны. Если эти распоряжения не будут выполнены, они лишатся всех субсидий и субвенций».

Ещё большее потенциальное значение для ограничения влияния коммунистов в армии имела попытка Ларго Кабальеро провести чистку корпуса политкомиссаров. Эта мера вызвала бурный спор с Хулио Альваресом дель Вайо, о котором Ларго Кабальеро пишет:

«Он называл себя социалистом, но безоговорочно служил Коммунистической партии и содействовал всем её манёврам – без сомнения, надеясь удовлетворить свои личные амбиции».

Ларго Кабальеро описывает свою конфронтацию с генеральным политкомиссаром:

«Я вызвал Альвареса дель Вайо; я осудил его за его поведение и за двести с лишним назначений в интересах коммунистов, произведённых без моего ведома и согласия. Слушая меня, он побледнел… он ответил, что это были назначения на должности ротных комиссаров и что он произвёл их, полагая, что они входят в его компетенцию. Я показал ему закон, где говорилось, что нет никаких исключений и все приказы о назначении должны быть подписаны министром»14.

Ларго Кабальеро не упоминает о том, что он выпустил приказ, датированный 17 апреля, который гласил, что все назначения на должности политкомиссаров должны иметь его подпись и что все предыдущие назначения, которые не будут утверждены им к 15 мая, станут недействительными15.

Разумеется, сталинисты хорошо понимали смысл этого приказа. Это видно из комментариев американского коммуниста-интербригадовца Джо Даллета, который во время обучения в школе политкомиссаров писал своей жене:

«Школа становится особенно важной величиной ввиду нынешней политической ситуации, когда Кабальеро склоняется вправо и требует отстранения всех политических комиссаров, кроме назначенных им самим. Это, конечно, явный выпад против нашей партии. Правые элементы в правительстве боятся нашего влияния в армии, которое растёт стремительными темпами».

Безусловно, постоянные стычки Ларго Кабальеро и его единомышленников с коммунистами (испанскими и советскими) убеждали последних в том, что Ларго Кабальеро является серьёзным препятствием на пути к полному контролю над испанским республиканским правительством. Другим фактором были укрепляющиеся связи между премьер-министром и анархистами, входившими в его кабинет. В одной из предыдущих глав мы отмечали тесное сотрудничество между Франсиско Ларго Кабальеро и Хуаном Гарсией Оливером, а также между Карлосом де Барайбаром и Хуаном Лопесом. Ларго Кабальеро совместно с Гарсией Оливером удалось предотвратить назначение коммунистических политкомиссаров в школы подготовки офицеров, за работой которых наблюдал министр юстиции. Также мы отмечали договорённость между военным министром и НКТ, согласно которой, когда анархические соединения милиции преобразовывались в бригады и дивизии регулярной армии, они оставались под командованием анархических офицеров.

Однако существовали и другие причины, которые заставляли коммунистов добиваться смещения Ларго Кабальеро. Одной из них было то, что Ларго Кабальеро и его сторонники в Социалистической партии и ВСТ, как и анархисты, считали, что победа в гражданской войне неразрывно связана с победой революции, которая началась в лоялистской Испании после 19 июля 1936 г. Хотя во время своего пребывания на посту премьер-министра Ларго Кабальеро пытался, и успешно, восстановить власть государства, он также принял важные меры для защиты революции, такие как легализация Совета Арагона и совместная работа с министрами-анархистами по оказанию некоторой помощи рабочим коллективам в различных частях Республики.

Позиция фракции Ларго Кабальеро, возможно, лучше всего была сформулирована Карлосом де Барайбаром на совместном митинге ВСТ и НКТ в Валенсии 1 мая 1937 г.:

«Часто кто-нибудь пытается отвлечь внимание пролетариата, говоря ему, что он должен сосредоточиться исключительно на победе в войне, поскольку она станет путём к победе революции. Это неверно, потому что может случиться так, что мы выиграем в войне и затем проиграем в революции…»16

Такого рода позиция, конечно, полностью противоречила позиции сталинистов, которые изначально были настроены на подавление революции.

Наконец, коммунист Хесус Эрнандес, который был министром образования в правительстве Ларго Кабальеро, в своих мемуарах, написанных через несколько лет после его отхода от сталинистов, утверждает, что причиной смещения испанского премьер-министра было его тайное согласие на британо-французское предложение по возможному прекращению Гражданской войны.

Не называя точной даты (хотя по некоторым признакам можно судить, что это было в январе или феврале 1937 г.), Эрнандес говорит, что британцы и французы хотели предложить Гитлеру и Муссолини, чтобы те перестали поддерживать Франко и рекомендовали ему заключить мир с Республикой – в обмен на то, что Испания разделит с Италией контроль над своей частью Марокко, а Германии будет возвращена её бывшая колония в Камеруне. Британцы и французы изложили это предложение Луису Аракистайну, испанскому послу во Франции, а также другу и политическому сподвижнику Ларго Кабальеро, и тот передал его премьер-министру. Согласно Эрнандесу, Ларго Кабальеро согласился в пробном порядке принять эту идею к осуществлению17. Сальвадор де Мадарьяга подтверждает согласие правительства Ларго Кабальеро пойти на эти уступки, данное Франции и Британии18.

Если верить Хесусу Эрнандесу, слухи о намечавшемся предложении вскоре дошли до советского правительства, и Сталин был в ярости. Он боялся, что прекращение испанской Гражданской войны и раздел влияния в Средиземноморье со странами Оси устранят главные проблемы, которые могли вызвать войну между Союзниками и Осью, и что это развяжет Гитлеру руки для нападения на СССР. По словам Эрнандеса, именно в этот момент Сталин передал испанским коммунистам, что «Ларго Кабальеро должен покинуть правительство»19.

Одна из иностранных газет, «Écho de Paris» в номере от 17 мая, называла ещё одну цель плана сталинистов по устранению Ларго Кабальеро – вывод анархистов из республиканского правительства.

«Директивы из Москвы предписывают удалить четырёх министров-анархистов, Гарсию Оливера, Хуана Пейро, Федерику Монсень и Ф. Лопеса [так в тексте], из правительства. Это, по-видимому, основной мотив кризиса. Если это будет достигнуто, можно будет сказать, что Москва получила то, чего она хотела…»20

Луис Аракистайн утверждает, что в недели, предшествовавшие отставке Ларго Кабальеро, советское правительство оказывало на него давление, сокращая объемы поставок в Испанию, и так же оно поступило годом позднее, чтобы сместить министра обороны Индалесио Прието, – в обоих случаях советская помощь значительно увеличилась, когда цель коммунистов была достигнута21.

Сроки смещения Ларго Кабальеро

Существовала ещё одна проблема, которая побудила коммунистов вызвать отставку Ларго Кабальеро именно в это время. Это было предложение провести крупное наступление республиканских сил в Эстремадуре, которое в случае успеха сделало бы положение премьер-министра практически непоколебимым.

Ларго Кабальеро так описывает это наступление, которое планировалось начать 16 мая 1937 г.: «Операцию следовало открыть атакой на Пеньярройю, захватить железную дорогу от Кордовы до Эстремадуры и войти в этот регион, перерезав коммуникации с провинцией Мадрид. В это же время другое наступление по направлению на Гуадалупе должно было перерезать шоссе возле Мадрида». Он говорит, что в операции должно было участвовать 40 тысяч человек.

Бывший премьер пишет, что, когда он передал это предложение советским специалистам, «которые каждый день приходили поговорить о войне», те не выдвинули никаких возражений. Вместо этого они предложили имена командующих бригадами, одних коммунистов, которые должны были руководить наступлением. «…Главный штаб и я уже назначили людей на эти командные посты…»22

Ввиду последующего отношения советских военных, можно задаться вопросом: было ли осуществимо наступление, запланированное Ларго Кабальеро. Однако Бернетт Боллотен ссылается на профранкистского историка республиканской Народной армии Рамона Саласа Ларраса́баля (по данным которого в наступлении должно было участвовать 100 тысяч человек, а не 40), оценивавшего вероятность успеха как «весьма высокую»23. Хуан Лопес, член кабинета Ларго Кабальеро от НКТ, подтверждает, что республиканские военачальники возлагали на это наступление большие надежды24.

Так или иначе, в итоге советские специалисты решительно выступили против наступления в Эстремадуре. Хесус Эрнандес описал совещание в Алькала-де-Энаресе у генерала Г. Кулика, военного советника на Центральном фронте, во время которого было принято это решение. Присутствовали не только советские офицеры, но и двое коммунистов – членов кабинета Ларго Кабальеро, а также представители Коминтерна Пальмиро Тольятти и Викторио Кодовилья25.

После застолья Кулик сказал собравшимся, что, прежде чем приступить к делу, они должны дождаться пакета из советского посольства в Валенсии. Когда курьер доставил пакет и находившееся в нём сообщение было расшифровано, Кулик объявил:

«Москва уведомляет нас о том, что операция в Эстремадуре не может быть проведена».

За этим последовало продолжительное обсуждение, во время которого, по словам Эрнандеса, он и Висенте Урибе выступили в поддержку предложенного наступления, на том основании, что войска Франко в этой области были слабыми и наиболее уязвимыми и республиканская армия могла рассчитывать на значительную поддержку со стороны местного населения. Одновременно Эрнандес утверждал, что наступление на Брунете, под Мадридом, предложенное в качестве альтернативы генералом Куликом, поставит республиканские силы в невыгодное положение, поскольку им придётся штурмовать основательно укреплённые позиции и, даже если они одержат победу, они не смогут коренным образом изменить ситуацию на фронте.

Эти доводы, естественно, не подействовали на Кулика и представителей Коминтерна. Эрнандес говорит: «Гибель “Плана Кабальеро” была предрешена». Тольятти заявил, что, если Ларго Кабальеро будет настаивать на выполнении своего плана, «всегда найдутся способы заставить его отказаться от этого»26.

Эрнандес утверждает, что возможность успеха данного наступления не повлияла на решение коммунистов, советских и испанских, сместить Ларго Кабальеро – это решение уже было принято. Однако ясно, что советские специалисты действительно упорно противились этому наступлению и что отставка правительства Ларго Кабальеро предотвратила его проведение.

Ещё до начала правительственного кризиса коммунисты прилагали все усилия, чтобы сорвать наступление в Эстремадуре. С одной стороны, они действовали через генерала Миаху, который к тому времени если и не вступил в их партию, то во всяком случае полностью находился под их влиянием. Он категорически отказывался снять с Мадридского фронта две закалённых бригады (и заменить их двумя другими, с менее опытным составом), как приказал ему военный министр, и уступил лишь тогда, когда Ларго Кабальеро на заседании кабинета пригрозил отправить его в отставку. Затем, когда Ларго Кабальеро отправил «фактическому командующему авиацией» письменный запрос о том, какое количество самолётов будет предоставлено для наступления, тот ответил ему, что может выделить только десять машин – смехотворная цифра, учитывая масштаб планируемого наступления27.

Ларго Кабальеро объясняет, в чём заключалась роль «фактического командующего» испанскими воздушными силами:

«Авиацией руководил русский командующий, хотя официально на это место был поставлен испанец. Республика платила за материалы, и русские считали, что у них есть право наблюдать за набором и обучением пилотов и даже решать, выполнять или нет приказы об отправке авиации на какой-либо фронт… Главный штаб приказывал отправить авиацию… Прието передавал это официальному командующему авиацией, а тот – русскому командующему, и было не счесть случаев, когда воздушные силы не предоставлялись»28.

Возможно, наиболее исчерпывающее объяснение того, почему коммунисты взяли курс на смещение главы правительства, дал Энрике Кастро Дельгадо:

«Ларго Кабальеро – это была битва и неизбежная победа, чтобы не только выиграть войну, но и быть уверенными в её исходе; это была цель, о которой коммунисты не говорили, но которая была ясна каждому из них: похоронить Вторую республику и положить начало новой республике, характер которой был определён классиками марксизма»29.

Окончательное решение об отстранении Ларго Кабальеро

Согласно Хесусу Эрнандесу, официальное решение о необходимости отставки Ларго Кабальеро было принято на заседании Политбюро Коммунистической партии Испании в Валенсии в начале марта 1937 г. На этом заседании присутствовали члены Политбюро: генеральный секретарь Хосе Диас, сам Хесус Эрнандес, Долорес Ибаррури, Висенте Урибе, Антонио Михе и Педро Чека; не было лишь Педро Мартинеса Картона, который находился на фронте в Эстремадуре. Кроме того, присутствовали коминтерновские делегаты Борис Степанов, Викторио Кодовилья, Эрнё Герё, Пальмиро Тольятти и Андре Марти, советник и поверенный в делах советского посольства Гайкис и ещё один советский представитель, в котором Эрнандес узнал Александра Орлова. Таким образом, иностранцев на этом заседании было больше, чем испанцев. (Орлов отрицал своё участие в этом заседании. Бернетт Боллотен предположил, что в действительности это мог быть не Орлов, глава ГПУ в Испании, а его заместитель Беляев30.)

Заседание Политбюро проходило бурно. Согласно Эрнандесу, он и Хосе Диас решительно выступили против любых попыток смещения Ларго Кабальеро, указывая, что при его правительстве партия добилась больших успехов, что его отставка вызовет раскол «антифашистского фронта» и что подобная попытка может привести к изоляции коммунистов. Дело едва не дошло до драки между Хосе Диасом и Андре Марти.

Пока говорили представители Коминтерна и СССР, ни один из членов испанского Политбюро не решался высказаться. Степанов нападал на премьера и военного министра, говоря, что он вызывает «катастрофу за катастрофой». Гайкис, по-видимому, обозначил истинную причину этого политического хода, сказав:

«Кабальеро выходит из-под советского влияния. Несколько дней назад он чуть ли не вышвырнул Розенберга из кабинета премьера… Розенберг настоятельно просил закрыть “Борьбу”… запретить ПОУМ, но он не обратил на это никакого внимания…»

Когда стало ясно желание коминтерновской и советской делегаций, всё испанское Политбюро согласилось с этой «линией». Диас и Эрнандес сказали, что подчинятся решению партии, но дали понять, что по-прежнему считают его ошибочным. Пальмиро Тольятти, «тяжёлая артиллерия делегации», ответил им двоим:

«Не стоит тратить время на сомнения, выраженные Диасом и Эрнандесом в отношении “Дома” [Кремля]. Это значило бы признать, что здесь могли быть серьёзные основания для дискуссии, а такое недопустимо. Я думаю, что остальным всё предельно ясно. Предлагаю немедленно начать кампанию по ослаблению позиций Кабальеро». Затем, с непередаваемой иронией, Тольятти добавил: «Мы должны начать с большого митинга в Валенсии, где товарищ Эрнандес выступит с речью. Это произведёт огромный политический эффект – то, что министр Кабальеро выступает против премьера»31.

Эрнандес склонился перед партийной дисциплиной и через несколько дней произнёс яростную речь против Ларго Кабальеро. Премьер-министр отправил министра образования в отставку, но когда он попросил Политбюро Коммунистической партии выбрать нового министра, оно отказалось, и Ларго Кабальеро был вынужден оставить Эрнандеса на посту. Эрнандес отмечает:

«После этой уступки партийный агитпроп заработал в полную силу. Нескольких недель оказалось достаточно, чтобы этот политический колосс был разорван в клочья, чтобы его убрали из власти, как убирают на чердак ненужный предмет мебели. Кабальеро был повержен»32.

Начало правительственного кризиса

Президенту Мануэлю Асанье сообщили о грядущем смещении Ларго Кабальеро незадолго до того, как оно произошло. Когда он прибыл в Валенсию из Барселоны после Майских дней, его ждали представители «Левых республиканцев», правых социалистов и коммунистов, которые сказали ему, что они сыты по горло политикой Ларго Кабальеро и что коммунисты собираются вызвать кризис на следующем заседании кабинета, потребовав ухода Ларго Кабальеро с поста военного министра33.

Крушение кабинета Ларго Кабальеро – а вместе с ним и устранение анархистов из республиканского правительства – началось 13 мая 1937 г. На заседании кабинета, проходившем в этот день, Ларго Кабальеро вначале дал отчёт о «разрешении» кризиса в Барселоне. Затем, по свидетельству Ларго Кабальеро, министры-коммунисты «предложили распустить Национальную конфедерацию труда и Партию марксистского единства (ПОУМ) – троцкистов, которые объединились с синдикалистами, чтобы напасть на Объединённую социалистическую партию (коммунистов)».

Ларго Кабальеро далее отмечает: «Я ответил, что это невозможно сделать по закону; что до тех пор, пока я являюсь председателем правительства, этого не случится, поскольку я пятьдесят лет боролся за политические и профсоюзные свободы не для того, чтобы теперь запятнать свою биографию правительственным распоряжением о роспуске какой-либо организации, анархистской, коммунистической или социалистической, республиканской или любой другой тенденции; что если суды решат, что было совершено преступление, заслуживающее роспуска, то они вынесут такое постановление, но никак не правительство». После этого, согласно Ларго Кабальеро, министры-коммунисты, «те, у кого на устах всегда было слово “демократия”, возмутились и подали в отставку, поднялись и ушли». Премьер-министр закрыл заседание34.

Согласно воспоминаниям Ларго Кабальеро, он отправился к президенту Мануэлю Асанье и подал прошение об отставке. На следующее утро Асанья предложил ему отменить свою отставку и продолжать подготовку наступления в Эстремадуре. Но когда Ларго Кабальеро согласился и уже собирался выехать на фронт, три министра-социалиста, Рамон Ламонеда, Хуан Негрин и Анастасио де Грасия, пришли к нему, чтобы сообщить, что, ввиду отставки двух министров-коммунистов, Исполнительная комиссия Социалистической партии дала им указание также подать в отставку, что они и сделали35. Таким образом, смена правительства стала неизбежной, как и отсрочка – фактически отмена – эстремадурского наступления.

Хосе Пейратс даёт несколько иное описание того, как начался кризис. Отметив отказ премьер-министра принять меры против ПОУМ и НКТ и уход двух министров-коммунистов, Пейратс пишет, что Ларго Кабальеро объявил: «Заседание Совета министров продолжается». «И тогда случилась престранная вещь: один за другим большинство министров, включая Прието, Негрина, Альвареса дель Вайо, Хираля и Ирухо, поднялись и вышли. На своих местах остались лишь председатель Совета, Анастасио де Грасия, Анхель Галарса и четверо министров от НКТ».

После этого, согласно Пейратсу, Кабальеро заявил: «В данной ситуации мы стоим перед кризисом». Министры от НКТ предложили перейти к делам, стоявшим в повестке, на что Ларго Кабальеро ответил: «Это была бы диктатура. Я не хочу быть диктатором»36. Хуан Лопес и Федерика Монсень, которые присутствовали на заседании 13 мая, излагают ту же версию событий37.

Анархисты и правительственный кризис

Независимо от того, когда официально начался кризис, 13 или 14 мая, на второй день четыре сэнэтиста, входивших в кабинет Ларго Кабальеро, уже не были министрами. В этот день они пришли на заседание Национального комитета НКТ, чтобы выработать предложения для президента Асаньи (который, следуя парламентскому обычаю, проводил консультации со всеми группами, участвовавшими в предыдущем кабинете). На заседании решили, что следует убедить президента вновь поручить Ларго Кабальеро сформировать правительство. Вскоре президент сделал это38.

НКТ обещала Ларго Кабальеро свою поддержку. Мариано Васкес, национальный секретарь НКТ, призывал создать «правительство на профсоюзной основе, председателем которого, безусловно, должен быть Ларго Кабальеро». Ежедневник НКТ «Социальная кузница» в Валенсии опубликовал его биографию и портрет с подписью: «Ларго Кабальеро, ведущая фигура иберийской революции, с действиями которого, как главы правительства и военного министра, НКТ солидарна»39.

15 мая Ларго Кабальеро представил своё предложение по новому кабинету, в котором три портфеля получал ВСТ (включая премьерство и национальную оборону) и по два портфеля – Коммунистическая партия, Социалистическая партия, Республиканский союз, «Левые республиканцы» и НКТ40. Очевидно, Ларго Кабальеро не консультировался ни с коммунистами, ни с НКТ по поводу этого предложения.

Гарсия Оливер в своих мемуарах утверждает, что НКТ согласилась на сокращение своих мест в кабинете с четырёх до двух41. Однако Бернетт Боллотен цитирует статью в «Социальной кузнице», которая показывает, что, хотя НКТ не стремилась увеличить своё представительство в правительстве, она определённо не могла смириться с его сокращением, тем более что это уравнивало её с Коммунистической партией – виновницей кризиса42. Хосе Пейратс отмечает, что НКТ (так же как Коммунистическая и Социалистическая партии) «решительно отказалась участвовать»43.

В итоге Ларго Кабальеро не удалось сформировать новый кабинет. Пальмиро Тольятти, сообщая руководству Коминтерна об отставке левосоциалистического премьер-министра, называл её «победой Коммунистической партии»44.

Выдвижение Хуана Негрина

Когда Франсиско Ларго Кабальеро потерпел неудачу при попытке организовать новый кабинет, президент Мануэль Асанья обратился с этим поручением к Хуану Негрину, который почти сразу же добился успеха. Новое правительство включало в себя правых социалистов, коммунистов и членов «Левых республиканцев», Республиканского союза, Баскской националистической партии и «Левых республиканцев Каталонии». Ни ВСТ, ни НКТ не были представлены в правительстве Негрина45.

Нет сомнений в том, что Хуан Негрин прежде всего был ставленником Коммунистической партии (и её советских и коминтерновских наставников). Мы отмечали, что ещё в ноябре 1936 г. его называли преемником Ларго Кабальеро. Однако окончательный выбор в пользу Негрина, по-видимому, был сделан на мартовском заседании Политбюро КПИ, где решался вопрос об отставке Ларго Кабальеро.

Хесус Эрнандес приводит слова Тольятти на этом заседании:

«Существует практическая проблема относительно преемника Кабальеро, над которой я предлагаю поразмыслить товарищам. Я думаю, его следует выбрать методом исключения. Прието? Вайо? Негрин? Из этих троих можно оставить Негрина. Он не антикоммунист, как Прието, и не так глуп, как Вайо»46.

Далее Эрнандес отмечает:

«Предполагаю, из чистой формальности (выбор был сделан без каких-либо консультаций с нами), мне поручили переговорить с доном Хуаном Негрином, чтобы предложить ему нашу поддержку, если он согласится занять председательский пост в новом правительстве». Эрнандес пригласил Негрина к себе в Министерство образования. Обсудив с Негрином правительственный кризис, Эрнандес сказал ему: «Политическое бюро моей партии хочет предложить президенту вашу кандидатуру на пост премьер-министра».

Вначале Негрин сослался на то, что он не был популярен. Затем он сказал Эрнандесу: «Я не коммунист». Эрнандес ответил: «Тем лучше. Если бы вы были коммунистом, мы не могли бы предложить вас на место председателя Совета [министров]. Мы хотим председателя, который является другом коммунистов… не больше, но и не меньше…»

Когда Негрин заявил Эрнандесу, что он не хотел бы, чтобы его изображали «подставным лицом» коммунистов, Эрнандес уверил его в том, что их «поддержка будет настолько же осмотрительной, насколько она решительна и полна уважения». Но он добавил: «Одного нельзя избежать – вас будут называть “попутчиком коммунистов”». Этого особенно следовало ожидать в случае, если Негрин согласен с военной политикой коммунистов, на что Негрин ответил: «В целом я солидарен с ней»47.

Негрину суждено было оставаться верным союзником коммунистов до самого конца.

Отношение анархистов к формированию правительства Негрина

В те дни, когда Ларго Кабальеро пытался найти способ сохранить свой пост, анархисты ясно дали понять, что они не станут участвовать в правительстве, которое не будет возглавляться Ларго Кабальеро как премьер-министром и военным министром. Поэтому они отказались войти в правительство Хуана Негрина.

Как только стал известен состав нового правительства, НКТ публично объявила о своём отказе от какого-либо сотрудничества с ним. Её обращение от 18 мая гласило:

«Так как правительство Негрина составлено без нашего участия, соответствующего нашему положению, мы не будем предлагать ему никакого сотрудничества. В этот момент мы лишь даём знать пролетариату, организованному в НКТ, что теперь больше, чем когда бы то ни было, он должен обращать внимание на лозунги ответственных комитетов. Только согласованными действиями мы сможем остановить контрреволюцию… Товарищи, будьте внимательны к лозунгам ответственных комитетов! Не позволяйте никому поддаваться на уловки провокаторов! Спокойствие! Твёрдость и единство! Да здравствует союз профессиональных организаций!»48

Однако, как писал много лет спустя сын Орасио Прието:

«Многие лидеры были несогласны с этим решением. Они настаивали на том, что нельзя вредить интересам НКТ из-за гордости, при полном отсутствии политического реализма, защищая старого лидера ВСТ, который всю свою жизнь таил враждебность к анархо-синдикализму и который показал свою неблагодарность, предложив Конфедерации, оказывавшей ему сильнейшую поддержку против Индалесио Прието и коммунистов, только два министерства. Зачем, говорили они, подвергать риску свободу действий, приобретённую с таким трудом? Зачем уступать поле боя злейшим врагам НКТ?»49

Очевидно, Орасио Прието был одним из тех, кто считал неучастие НКТ в правительстве Негрина серьёзной ошибкой. Позднее он писал:

«Новый председатель Совета [министров] предложил НКТ три министерства, которые с политической точки зрения были более важными, чем четыре принадлежавших им ранее; но личность председателя пришлась НКТ не по душе, и она отказалась сотрудничать. Через год она участвовала в том же самом правительстве, с одним-единственным министерским местом и с председателем, нисколько не изменившим своих прежних привычек»50.

Некоторые признаки указывают на то, что элементы внутри анархического движения рассматривали возможность переворота с целью свержения правительства Негрина. Согласно Теренсу М. Смиту:

«Где-то в 1937 г., вероятно после Майских дней, внутренняя организация либертарного движения составила план государственного переворота, включавший оценку их сил в большинстве важных городов в тылу… Недостаток информации об Альмерии и Абасете заставляет думать, что, хотя это была работа национального секретаря по статистке, она выполнялась не через официальную НКТ»51.

Со своей стороны, Пальмиро Тольятти сообщал московским руководителям Коминтерна 15 сентября 1937 г.: «…В эти дни ходили слухи о подготовке анархистского путча… Несколько дней назад мы получили конфиденциальную информацию о том, что анархисты, совместно с элементами V колонны, готовят восстание на 14-е и 15-е числа месяца… В действительности произошло нечто очень странное. Похоже, что в то же самое время, когда нас предупредили о надвигающемся восстании анархистов, анархисты получили информацию, что коммунисты запланировали выступление, также в ночь с 14-го на 15-е. Они также приняли меры предосторожности…»52

Анархисты во временном правительстве Каталонии

За устранением анархистов из республиканского правительства вскоре последовало их исчезновение из правительства Каталонии. В разгар вооружённого конфликта в Барселоне и других каталонских городах, 5 мая 1937 г., действующее правительство Хенералидада Каталонии ушло в отставку. Его место заняло временное правительство, которое должно было исполнять обязанности, как пишет Сесар Лоренсо, «до восстановления нормального течения общественной и политической жизни» в регионе53.

По первоначальному замыслу, правительство (названное Исполнительным советом Хенералидада) должно было возглавляться президентом Луисом Компанисом и включать в себя региональных секретарей НКТ, ОСПК, Союза рабасайрес и ЭРК. Однако, как мы отмечали, секретарь ОСПК Антонио Сезе был убит на улицах Барселоны вскоре после назначения, и его место занял Рафаэль Видьелья.

Трое из четырёх членов Исполнительного совета имели по несколько портфелей. Секретарь НКТ Валерио Мас отвечал за экономику, общественные службы и здравоохранение; Рафаэль Видьелья контролировал общественный порядок, юстицию и труд; а Хоакин Поу из Союза рабасайрес получил департаменты снабжения и сельского хозяйства. Только Карлос Марти Фесед из «Левых республиканцев Каталонии» имел один портфель – советника по финансам54.

У Валерио Маса основные проблемы возникли в области экономики. Больше всего его беспокоил недостаток сырья в каталонской промышленности. Однажды два крупнейших химических завода, производивших сырьё, подверглись бомбардировке; один из них не подлежал восстановлению, на другом рабочие не хотели приступать к ремонту, так как боялись, что после открытия завод снова попадёт под бомбардировку. Однако Масу удалось вернуть завод в работу.

В течение полутора месяцев работы в правительстве Мас сотрудничал с Советом экономики, и их отношения в целом складывались благоприятно. В этот период Совет всё ещё следовал общим принципам политики НКТ55.

Однако, независимо от успехов Валерио Маса в руководстве каталонской экономикой и защите рабочего контроля, НКТ в последние полтора месяца своего участия в каталонском правительстве понесла тяжёлые потери в политической сфере. Бернетт Боллотен отмечает, что 4 июня советник по общественной безопасности официально распустил контрольные патрули, созданные после 19 июля 1936 г. и по большей части находившиеся под влиянием НКТ56.

Боллотен продолжает:

«Если роспуск патрулей был тяжелым ударом по НКТ и ФАИ, то не меньшим ударом оказалась утрата ими власти в многочисленных посёлках и сёлах. 15 мая революционные комитеты – которые до тех пор существовали вопреки декрету Хенералидада от 9 октября 1936 г., предусматривавшему их замену муниципальными советами, где места между различными организациями распределялись пропорционально их представительству в кабинете, – были объявлены незаконными каталонским правительством. В действительности многие из этих комитетов были разогнаны вновь прибывшими гвардейцами и карабинерами ещё до того, как они были поставлены вне закона в середине мая»57.

Уход анархистов из каталонского правительства

26 июня с общего согласия всех элементов, представленных в каталонском кабинете, был объявлен «правительственный кризис» – иначе говоря, было решено, что правительство должно быть реорганизовано. В следующие несколько дней проходили переговоры между Луисом Компанисом и различными политическими и профсоюзными группами.

Через день после отставки кабинета из четырёх человек «Рабочая солидарность» опубликовала передовую статью следующего содержания:

«Необходимо срочно составить Совет Хенералидада, но не нарушая законных прав ни одной из сторон. НКТ известно о попытках задеть её, уменьшив количество представителей, и она с сознанием своего долга и тревогой напоминает о том, что это не лучший способ укрепить основы, на которых должен покоиться новый правительственный курс взаимного уважения, если мы действительно желаем выиграть войну»58.

На переговорах предварительно было решено, что в новый кабинет должны входить три представителя от НКТ, три от ОСПК, три от ЭРК и один от Союза рабасайрес и что им должен руководить президент Луис Компанис, без назначения премьера. Также было решено, что советниками от НКТ станут Роберто Альфонсо Видаль – по здравоохранению и социальному обеспечению, Хуан Гарсия Оливер – по общественным службам и Жерминаль Эсглеас – по экономике. Видаль был выдвинут вместо Хосе Шены, сравнительно неизвестного члена ФАИ, против кандидатуры которого возражал президент Компанис.

Во время переговоров президент Компанис предложил назначить одиннадцатого члена кабинета – Педро Боска Жимперу из партии «Каталонское действие». Представители НКТ выступили против, хотя национальный секретарь Мариано Васкес рекомендовал им не занимать непримиримую позицию по данному вопросу, и поскольку Компанис не стал настаивать, они решили, что он отказался от этой идеи.

Наконец, 29 июня был опубликован список членов нового каталонского кабинета. Он содержал десять имён, которые были согласованы на переговорах, но также включал доктора Боска Жимперу в качестве советника без портфеля. Решение о его назначении было принято президентом Компанисом без согласия НКТ.

НКТ резко возражала против включения Боска Жимперы в кабинет. В обращении, изданном 30 июня, Региональный комитет отмечал:

«Когда казалось, что политическая проблема решена, и когда Региональная конфедерация труда Каталонии назвала имена людей, которые должны были представлять её в Совете Хенералидада, конфедеральная организация Каталонии была поставлена перед свершившимся фактом – списком нового правительства, в котором есть советник без портфеля, на что наша организация не давала своего согласия, а напротив, выступала против такого состава с первой минуты переговоров по поводу кризиса…»

Далее в обращении говорилось:

«Поскольку это выглядело как манёвр, акт нелояльности, Региональная конфедерация труда Каталонии ясно выразила президенту Хенералидада своё категорическое несогласие с этим назначением, но президент Хенералидада объявил, что не отменит его…»59

Лидеры НКТ подкрепили свои протесты тем, что три их советника в новом кабинете отказались приступать к исполнению обязанностей. Как следствие, через пять дней президент Компанис объявил о формировании другого кабинета, без участия НКТ.

Это правительство оставалось у власти вплоть до захвата Каталонии силами Франко60.

По некоторым признакам можно заключить, что президент Компанис сознательно предпринял этот манёвр, чтобы заставить анархистов отказаться от продолжения работы в его правительстве. Ещё до того, как начались переговоры о новом кабинете, «Бюллетень НКТ–ФАИ» опубликовал отрывки «тайного политического доклада» ОСПК, который предсказывал правительственный кризис и говорил:

«При этом участие НКТ в правительстве будет допущено, но на таких условиях, что сама НКТ посчитает себя обязанной отказаться от сотрудничества, и таким образом, мы предстанем перед общественным мнением как единственные, кто желает сотрудничать со всеми секторами. Если в этой ситуации кто-то проявит упорство, то это будем не мы, а те, кто в других случаях придерживался такой же позиции»61.

Сесар Лоренсо раскрывает значение выхода анархистов из каталонского правительства:

«Либертарии поняли, что каталонисты и коммунисты решили отстранить их от власти и, испытывая отвращение к политическим махинациям, вышли из Совета Хенералидада… Говоря начистоту, они не только устали от бесчисленных интриг и коварных уловок, к которым их вряд ли подготовили их идеология и привычки революционных бойцов, но и осознавали, что каталонское правительство было не больше чем фасадом, что единственной реальной властью было правительство Негрина…

Все эти интриги с бо́льшим или меньшим количеством министерских портфелей были лишь внешним, поверхностным проявлением крайне тяжёлой борьбы. Это был конфликт между анархистами и коммунистами, тот конфликт, который был главным фактом внутренней истории Республики в течение всей Гражданской войны. Отстранив от власти элементы, наименее враждебные к НКТ (левых социалистов и, в Каталонии, антисталинских марксистов), устранив саму НКТ из центрального правительства, сталинисты поставили ещё одну точку над “i”: вытеснили либертариев из Хенералидада. ОСПК теперь была хозяйкой в Каталонии, а КП – в остальной Испании, но лишь в той степени, в какой эти партии контролировали государственный механизм и значительную часть ВСТ. Им ещё предстояло искоренить анархо-синдикализм там, где он по-прежнему имел внушительные силы: на улицах, на фабриках и заводах, в аграрных коллективах и на фронте»62.

Часть V. Роль анархистов в политике республиканской Испании

32. Сопротивление анархистов

После Майских дней в Барселоне и последующего удаления из правительств Каталонии и Республики анархисты были отброшены в оборону. Задача расширения революции больше не стояла, пришло время отчаянного сопротивления в попытке отстоять завоевания первых недель и месяцев Гражданской войны и защитить существование анархических организаций и жизни их членов.

Тем временем их главные противники, сталинисты, неуклонно продвигались к установлению абсолютной власти над Республикой. Через много лет после окончания войны испанские коммунисты «признали», что в их поведении были «ошибки». Как отмечает Хулиан Горкин, это произошло на совещании представителей восьмидесяти одной коммунистической партии, которое проходило в Москве в ноябре – декабре 1960 г.:

«При всей этой таинственности, окружавшей Московское совещание, через Варшаву пропустили кое-что – без сомнения, намеренно – касательно вызвавшей овации самокритики, с которой выступила “Пасионария” от имени Коммунистической партии Испании – а в действительности по решению сверху. Сообщение было простым: “Долорес Ибаррури сказала, что в ходе гражданской войны Коммунистическая партия Испании допустила серьёзные ошибки, отрицая на практике искреннее и глубокое сотрудничество с другими народными силами, которые поднялись против фашизма”. Это неожиданное заявление, встреченное с восторгом и очевидным энтузиазмом, было сделано в поддержку критики “сектантства”, которая была одной из главных тем на Московском совещании»1.

Сталинисты убирали со своего пути одну оппозиционную группу за другой. Прежде всего, они полностью разгромили ПОУМ. Одновременно они уничтожили опору Франсиско Ларго Кабальеро во Всеобщем союзе трудящихся и фактически поместили его самого под домашний арест2. Затем пришёл черёд бывшего союзника коммунистов Индалесио Прието, который за попытку оспорить превосходство коммунистов в вооружённых силах был не только устранён из правительства, но и полностью лишён политического влияния. После того, как сталинисты избавились от более опасных противников, политическая роль испанских республиканских партий и «Левых республиканцев Каталонии» практически свелась к нулю.

В последние месяцы войны у сталинистов оставался лишь один серьёзный противник – анархическое движение, которому приходилось постоянно терпеть преследования и переносить поражения. Его сопротивление сталинистам и их союзнику премьер-министру Негрину ослабевало, и в рядах либертариев наметился раскол. Когда было уже слишком поздно, анархисты наконец дали отпор и приняли участие в перевороте, свергнувшем Негрина, и в создании Национального совета обороны, пришедшего к власти в результате этого переворота, менее чем за месяц до окончания войны.

К расколу в рядах анархистов и к их участию в Национальном совете обороны мы обратимся в следующих главах. Здесь мы остановим наше внимание на том, как коммунисты достигли власти, как реагировали на это анархисты и как они от этого пострадали.

Кампания анархистов по возвращению в правительство

С того момента, как они оказались устранены из республиканского правительства, анархисты начали требовать, чтобы их вновь включили в его состав. Хесус Эрнандес в своей книге, направленной против анархистов, цитирует письмо Мариано Васкеса, национального секретаря НКТ, от 3 июня 1937 г., в котором предлагалось ввести НКТ в правительство; Негрин ответил на него отказом3.

На митинге, организованном Национальным комитетом НКТ в июле 1937 г. в Валенсии, где главным оратором был Мариано Васкес, была принята резолюция, призывавшая, помимо прочего, к «созданию правительства с пропорциональным представительством всех антифашистских сил…»4

Три недели спустя Хоакин Кортес, выступая от имени НК НКТ на митинге в Каспе, Арагон, заявил:

«…Хотя нас выбросили из правительства, НКТ не говорила, что не хочет участвовать в нём. НКТ лишь говорила и говорит, что она не собирается входить в правительство, чтобы вести бесчестный торг, как делали все до сих пор. Мы хотим вступить в правительство, чтобы вести войну и также чтобы осуществлять революцию… Я спрашиваю вас, анархисты, социалисты, республиканцы, беспартийные товарищи: разве мы боремся на фронте и на работе, на передовой и в тылу для того, чтобы, остановив фашизм, позволить какой-нибудь партии установить свою диктатуру, уничтожив все остальные антифашистские организации?»5

18 июля Региональный конгресс Леванта НКТ потребовал для НКТ «участия в определении политики Испании, во всех органах, имеющих отношение к ведению войны, юридической организации, политико-административной организации и контролю над экономикой». Конгресс требовал для НКТ «участия во власти» и «пропорционального представительства в правительстве и его представительных и исполнительных органах»6.

Однако имеются доказательства того, что Негрин и Индалесио Прието не собирались допускать анархистов в правительстве, пока не произойдёт решительное сокращение их силы. Луис Фишер писал:

«Негрин сказал мне, что не хочет анархистов в своём правительстве. Они могут войти позднее, когда научатся сотрудничать. Прието был того же мнения. Он объяснил мне свою позицию: “Мы – коалиционное правительство. Каждый министр приносит правительству поддержку своей партии. Но анархистский министр не делает этого; его партия – неорганизованное сборище; часть идёт в одном направлении, часть в другом. Анархистские лидеры не имеют на своих людей никакого влияния…”»7

Кампания за включение анархистов в правительство продолжалась. В конце декабря 1937 г. передовая статья в «Бюллетене НКТ–ФАИ» говорила:

«Необходимо понять ценность, для будущего и для движения, того сотрудничества, которое могут оказать рабочие в правительстве… Чем быстрее НКТ и ВСТ начнут сотрудничать в правительстве, тем быстрее придёт победа, и революция продолжит свой торжествующий путь…»8

Другая передовица, опубликованная через две недели в том же издании, утверждала, что в правительстве должны быть «все три антифашистских ядра и, в первую очередь, два крупных рабочих центра, которые заключают в себе и представляют избранных из числа испанского народа…»9

Лидеры НКТ выдвинули требование своего возвращения в республиканское правительство в ходе переговоров с ВСТ по заключению пакта о единстве действий. Как следствие, документ, подписанный в марте 1938 г. двумя центральными профсоюзными организациями, гласил: «ВСТ объявляет, что не будет препятствовать включению НКТ в исполнение функций правительства»10.

Позднее, 2 апреля, на заседании Национального координационного комитета (Comité Nacional de Enlace), созданного в соответствии с мартовским соглашением НКТ и ВСТ, было составлено официальное письмо, требовавшее участия НКТ и ВСТ в кабинете. На следующий день пленум региональных федераций НКТ официально одобрил вхождение НКТ в правительство Негрина11.

Сегундо Бланко в правительстве Негрина

Приблизительно через месяц после подписания пакта НКТ–ВСТ премьер-министр Негрин наконец согласился включить члена НКТ в свой кабинет. Однако он сделал это на собственных условиях. Во-первых, он предложил НКТ только одно министерство, не имевшее большого влияния на ход войны. Во-вторых, Негрин хотел сам выбрать члена своего кабинета от НКТ.

По словам Мануэля Муньоса Диеса, биографа Мариано Васкеса, Негрин решил предоставить НКТ и ВСТ по крайней мере символическое представительство и вначале предложил, чтобы национальные секретари обеих организаций заняли места в его кабинете. Ваксес отказался от этой идеи и не стал передавать её на рассмотрение Национального комитета12.

И всё же Негрин не хотел оставлять НКТ свободу выбора. Согласно Хосе Пейратсу, «сеньор Негрин попросил НКТ назвать три имени, из которых он выберет будущего министра. Это унизительное предложение обсуждалось на совещании Либертарного движения, и возникла вполне ожидаемая оппозиция. И вновь Мариано Р. Васкесу и Орасио М. Прието удалось добиться положительного решения. Представленный список включал имена Орасио М. Прието, Гарсии Оливера и Сегундо Бланко. Негрин выбрал последнего из них…»13 (Гарсия Оливер говорит, что в списке НКТ были Хуан Лопес, Орасио Прието и Бланко14.)

Хуан Гарсия Оливер отмечает, что среди рядовых членов НКТ наблюдалось большое недовольство возвращением анархистов в правительство.

«Сегундо Бланко и Пуч Эли́ас не рассматривались как плохие кандидаты на должности министра и замминистра. Они являлись частью команды Негрина, и этого было достаточно, чтобы на них смотрели с презрением. Когда стало известно о том, что Сегундо Бланко, выдающийся активист в Астурии, но совершенно неизвестный в Каталонии, кандидат на место в правительстве, был выбран Негрином как самая спелая дыня из кучи, активисты синдикатов НКТ почувствовали не возмущение или гнев, а отвращение и презрение. Не только к министру, а ко всем представителям и руководителям НКТ, ФАИ и ФИХЛ»15.

Таким образом, 6 апреля 1938 г. Сегундо Бланко стал единственным членом кабинета Негрина от НКТ на должности министра образования. Мнения тех, кто впоследствии оценивал роль Бланко на министерском посту, резко разделились. Так, Бернетт Боллотен, отметив, что партии баскских и каталонских националистов получили в апрельском кабинете незначительные посты, пишет:

«Столь же тривиальной была роль Сегундо Бланко из НКТ, назначенного министром образования в качестве подачки либертарному движению…»16

Со своей стороны, Бруэ и Темим называют Бланко представителем Негрина в либертарном движении17. Их суждение совпадает с мнением Хосе Пейратса, по словам которого Бланко спустя некоторое время стал «просто ещё одним негринистом»18.

Хуан Лопес, который сам был министром в правительстве Ларго Кабальеро, много лет спустя говорил, что тогда, в апреле 1938 г., он считал большой ошибкой вхождение НКТ в правительство, контролировавшееся коммунистами. Он утверждал, что у Бланко не было совершенно никакой власти19.

Однако Рамон Альварес, давний коллега Сегундо Бланко по либертарному движению в Астурии и его личный секретарь во время пребывания в правительстве, был несогласен с этими оценками:

«Я могу сказать – и я беседовал об этом с Сантильяном перед его смертью, – что несправедливо говорить так, как говорят против Сегундо Бланко… поскольку каждый должен знать, что политика, проводившаяся Сегундо Бланко в кабинете, была продиктована Национальным комитетом, который он неукоснительно информировал обо всём. Я могу дать неопровержимое подтверждение этого»20.

Однако Альварес также отметил: что касается «возможности защитить анархистов от преследований коммунистов, поддержанных самим Хуаном Негрином, я не думаю, что Сегундо многого добился. Разве что его присутствие в правительстве заставляло Негрина и коммунистов действовать более осторожно, чтобы быть уверенными, что Сегундо Бланко остаётся в неведении относительно преследования и даже убийств, совершённых последователями Сталина по приказу из Москвы, чтобы уничтожить Либертарное движение – практически невыполнимая операция, если учесть нашу мощную поддержку в Испании»21.

Сесар Лоренсо также доказывает, что присутствие Сегундо Бланко в кабинете Негрина имело для НКТ большое значение. Он ссылается на утверждение своего отца, что Негрин «нуждался в участии НКТ»22.

С точки зрения анархистов, пишет Лоренсо:

«Истинной причиной участия НКТ в правительстве доктора Негрина была необходимость положить конец действиям Коммунистической партии и её продвижению, предотвратить захват ею власти и бороться против неё всем тем оружием, которое она использовала… Теперь необходимо было действовать, чтобы избежать открытого и полного уничтожения и спасти жизни активистов движения»23.

Лоренсо также утверждает, что Национальный комитет Народного фронта, в который НКТ вошла 29 марта, а ФАИ – 31 мая 1938 г., «являлся своего рода вторым правительством, решения которого часто влияли на дебаты в Совете министров». Он добавляет, что Мариано Васкес и Орасио Прието были выбраны делегатами Конфедерации в указанном комитете, а Сантильян и Жерминал де Соуза представляли в нём ФАИ24.

Однако Диего Абад де Сантильян не считал, что Национальный комитет Народного фронта, даже с участием анархистов, мог как-либо повлиять на позицию и действия правительства Негрина. Через год после окончания войны он писал:

«Задачей Народного фронта было повиноваться и, сохраняя молчание, следовать распоряжениям правительства, а не рассматривать и критиковать их»25.

Будучи министром образования и здравоохранения, Сегундо Бланко назначил анархистов на ключевые должности в ведомстве, включая субсекретаря (заместителя министра) по народному образованию, субсекретаря по здравоохранению и генеральных директоров (начальников главных управлений) начального образования и здравоохранения26. Однако, как свидетельствовал много лет спустя Хосе Консуэгра – один из анархистов, работавших при нём в министерстве, Сегундо Бланко не проводил чистку в аппарате, за исключением этих высших постов.

Этот же источник отметил, что произошли изменения в работе культурной милиции Министерства образования, которая изначально замышлялась как средство распространения общего образования и культуры среди солдат, но при Хесусе Эрнандесе, предшественнике Бланко, сосредоточилась на ведении коммунистической пропаганды в войсках. По словам Консуэгры, это прекратилось, когда должность министра занял Сегундо Бланко27.

Сесар Лоренсо утверждает: «После вхождения НКТ в правительство положение либертариев значительно улучшилось. Преследования на фронтах и в тылу прекратились, цензура прессы стала менее ощутимой». Он также считал, что НКТ выиграла от создания Совета труда, в составе шести членов НКТ, шести членов ВСТ, 12 представителей групп работодателей и семи правительственных функционеров, «для разрешения возможных конфликтов между работодателями и рабочими»; а также от создания Национального совета военной промышленности, включавшего по двое делегатов от НКТ, ВСТ и правительства. Наконец, Лоренсо видит прогресс в том, что Диего Абаду де Сантильяну, М. Кардоне Роселю и Орасио Прието было поручено составить проект постановления о Национальном совете экономики, к созданию которого давно стремилась НКТ28.

Можно заметить, что Сесар Лоренсо слишком оптимистичен по поводу прекращения репрессий против активистов НКТ, что участие в Совете труда представляло собой очередной значительный отход от традиционной позиции анархистов и что возможность создания Национального совета экономики начали «рассматривать» в декабре 1938 г. – слишком поздно для того, чтобы это имело какие-либо практические результаты. Присутствие анархиста в правительстве Негрина, безусловно, влекло за собой ослабление критики в адрес этого правительства и его сторонников-коммунистов. Кроме того, это способствовало усилению разногласий внутри либертарного движения.

Любопытно, что НКТ не предпринимала попыток вернуться в правительство Каталонии, в котором влияние сталинистов также было сильным, если не подавляющим. Гарсия Оливер объясняет эту позицию:

«Тогда НКТ Каталонии не была заинтересована в том, чтобы вновь стать частью правительства Хенералидада. Чем было это правительство после событий мая? Оно было не чем иным, как декоративной фигурой, совершенно бесполезной из-за подавляющего и всепоглощающего присутствия центрального правительства…

Но да, мы, люди из НКТ, хотели покончить с тем моральным господством, которое Коморера имел над президентом Компанисом. И мы были заинтересованы в создании ситуации, насколько возможно близкой к той, что существовала в начале революционного периода: правительство Хенералидада без советников от ОСПК…»29

Ликвидация ПОУМ

За время, прошедшее между Майскими днями 1937 г. и возвращением НКТ в республиканское правительство, коммунистам и их союзникам удалось устранить всех своих основных оппонентов, кроме анархистов. Первой жертвой сталинистов стала Рабочая партия марксистского единства.

С декабря 1936 г., когда ПОУМ была вытеснена из каталонского правительства, и до мая 1937 г. сталинисты вели против неё яростную пропагандистскую кампанию. Сразу после создания правительства Негрина информационная служба советского консульства в Барселоне выпустила «секретный циркуляр», требуя запрещения ПОУМ. ОСПК широко распространила этот «секретный» документ, и лидеры ПОУМ в ответ потребовали создать международный суд социалистических и коммунистических интернационалов, который рассмотрел бы выдвинутые против них обвинения. В другой раз Андрес Нин и Хулиан Горкин на митингах, проходивших в Барселоне и Валенсии соответственно, потребовали создать в Испании специальный трибунал из представителей всех антифашистских организаций, чтобы рассмотреть обвинения сталинистов в адрес ПОУМ. Оба они согласились с тем, что, если эти обвинения окажутся верными, лидеров ПОУМ нужно будет расстрелять; если же они окажутся ложными, точно так же следует поступить с обвинителями. Естественно, сталинисты оставили это предложение без ответа30.

Типичным примером сталинистских нападок на ПОУМ в этот период была статья, появившаяся в валенсийской газете «Красный фронт» 6 февраля 1937 г. Она начиналась словами:

«Фашистская троцкистская партия должна быть распущена и отдана под суд как фашистская. Подонки из ПОУМ теперь стали отчаянными, оттого что их бесчестье было разоблачено, и развязали демагогическую кампанию против твердыни антифашистского единства по приказу своих зарубежных господ… Здесь стоит вопрос не идеологических разногласий и даже не физического отвращения к партии предателей, а нечто более глубокое и более важное. Это вопрос дистанции между теми, кто идёт в авангарде нашего народа, и агентами гестапо. Это вопрос группы бандитов, которых оставил среди нас фашизм»31.

Некоторые иностранные социалисты довольно рано осознали значение ПОУМ в борьбе анархистов и сталинистов. Чарльз Орр из Социалистической партии Америки в декабре 1936 г. писал национальному секретарю партии Кларенсу Сениору:

«Замысел сталинистов, кажется, состоит в том, чтобы льстить анархистам и поддаваться им, пока они не смогут устранить ПОУМ, затем завоевать себе поддержку среднего класса, которую могут получить анархисты, тем самым расколоть их и сокрушить остатки революционных сил»32.

Всё это предвещало дальнейшую судьбу ПОУМ. Топор начал опускаться рано утром 3 июня 1937 г., когда полиции было приказано закрыть партийную газету «Борьба» и задержать её редактора Хулиана Горкина. Приказ был подписан генеральным делегатом Республики в Каталонии, назначенным Негрином33. 16 июня Исполком ПОУМ собрался на заседание и принял меры по организации подпольного руководства, ввиду ожидаемого запрета партии. Вечером этого дня и утром следующего большинство высших руководителей ПОУМ, а также члены их семей были арестованы34. По словам Хулиана Горкина, полицейские, которые арестовали его, пришли в сопровождении двух иностранцев – как он подозревал, агентов ГПУ35.

Хесус Эрнандес, в то время член Политбюро Коммунистической партии и министр образования, в книге, написанной после его ухода из КПИ, утверждает, что арест лидеров ПОУМ был осуществлён по прямому распоряжению ГПУ, а не испанского правительства. Он отмечает, что это обвинение выдвинул на заседании кабинета министр внутренних дел Хулиан Сугасагойтия, который должен был знать положение дел36.

Андрес Нин, генеральный секретарь ПОУМ, «исчез» и, по-видимому, был убит. Что именно с ним произошло – официально никогда не раскрывалось. Хесус Эрнандес пишет, что Нин был перевезён из Барселоны в Валенсию, а оттуда – в тюрьму ГПУ в Алькала-де-Энаресе, возле Мадрида. Здесь, согласно Эрнандесу, его варварски пытали, очевидно добиваясь от него «признаний», как делали с жертвами Московских процессов. Но мучителям не удалось сломить Нина, и в конце концов он был убит. Эрнандес называет генерала Орлова, шефа ГПУ в Испании, и Витторио Видали (известного в Испании и Мексике как Карлос Контрерас), после Второй мировой войны ставшего ведущей фигурой в Итальянской коммунистической партии, непосредственно ответственными за смерть Нина37.

И Орлов, и Видали впоследствии отрицали свою причастность к исчезновению и убийству Нина. Биограф Нина, Франсеск Бонамуса, отмечает, что многие подробности этого дела остаются тайной, и подводит итог:

«Тем не менее основные обстоятельства похищения и последующего убийства Андре Нина ясны. Нин был задержан служащими полиции, прибывшими в Барселону из Мадрида, а не из Валенсии, где располагалось правительство Республики. Он был перевезён сначала в Валенсию, а затем в Мадрид… Доставив в Мадрид, его наверняка передали контрразведывательной службе НКВД, которая привезла его в одно из своих отделений в Алькала-де-Энаресе или Эль-Пардо. По этим причинам, и поскольку Нин не находился ни в одной из официальных тюрем правительства, министры юстиции Мануэль де Ирухо и внутренних дел Хулиан Сугасагойтия не могли получить информацию о местонахождении бывшего советника по юстиции Хенералидада»38.

22 июня правительство объявило о создании особого Трибунала по делам о шпионаже39. Поумистский лидер Хулиан Горкин так комментирует деятельность этого органа:

«К концу 1937 года – шестьдесят два приговорённых к смерти в Карсель-Модело. Создан адский круг, который будет расширяться месяц за месяцем, в то время как поражения, беспорядок и деморализация усиливаются: СИМ [Служба военной информации] арестовывает и пытает, Трибунал по делам о шпионаже приговаривает. Последний приобрёл дурную славу: теперь его называют Кровавым трибуналом. Министр юстиции, который, несомненно, осознаёт это, проявляет очевидные колебания при исполнении приговоров»40.

Тем временем преследования поумистов продолжались. Согласно Виктору Альбе:

«17 июня 1937 г. для активиста ПОУМ начинается новая эпоха, которая продлится до конца гражданской войны и которая не имеет прецедентов. Если он попадёт в руки врага – ему придётся пострадать, если он попадёт в руки “друга” – ему придётся пострадать и вдобавок он будет опорочен. Если война будет проиграна – его будут преследовать, если она будет выиграна – преследование, которое уже начато, будет продолжаться…»41

Преследование ПОУМ обеспокоило многих политических лидеров, которые не испытывали большой симпатии к этой партии. Президент Мануэль Асанья предостерегал на этот счёт премьер-министра Негрина. Он пишет в своих мемуарах:

«Учитывая сильную склонность коммунистов к подражанию, мы не можем перенимать московские методы, каждые три-четыре месяца раскрывая заговор и расстреливая разных политических противников… Я не расположен к тому, чтобы партии яростно набрасывались друг на друга; чтобы завтра расстреляли членов ПОУМ, а на следующий день – других»42.

Альба отмечает, что новый подпольный Исполком ПОУМ был создан сразу после ареста главных лидеров партии. Он состоял из «членов, которые избежали ареста, и некоторых активистов, вызванных в Барселону… Состав этого комитета менялся, поскольку некоторые из его членов были арестованы… Таким образом, ПОУМ никогда не оставалась обезглавленной»43. Адольфо Буэсо, в то время ведущий профсоюзный активист ПОУМ, отмечает, что для подпольной ПОУМ оказалась «весьма полезной организация, называвшаяся “Друзья Мексики”, и её отделения… Собрания руководителей проходили в самом мексиканском консульстве… По прошествии времени, теперь (1961) трудно поверить в то, что в 1937 г. коммунистическая полиция не знала о роли, которую играли эти центры “Друзей Мексики”»44.

В октябре 1938 г. руководители ПОУМ наконец предстали перед Трибуналом по делам о шпионаже и государственной измене, который был создан 15 месяцами ранее. Обвинения, выдвинутые против них, включали в себя контакты с представителями нацистов и Франко, а также борьбу с правительствами Ларго Кабальеро и Негрина.

Не приходится сомневаться в том, что сталинисты надеялись устроить над поумистами показательный суд: Хулиан Горкин называл его «Московским процессом в Барселоне». Англоязычный бюллетень ОСПК раскрыл суть «преступлений», в которых собирались обвинить лидеров ПОУМ, вскоре после их ареста:

«Все помещения ПОУМ подверглись обыску, и было обнаружено множество документов, которые полностью доказывают участие Нина в заговоре, так как найдены его письма к Франко… Документы доказывают, что троцкистские шпионы находились в прямом контакте с разведывательными службами фашистских государств, в первую очередь Германии. Весь этот материал показывает роль, которую германский и итальянский фашизм играл в троцкистском мятеже в мае. Эта барселонская находка стала большим успехом республиканской полиции и поражением германского гестапо и итальянской ОВРА, которые с помощью троцкистов вели свою работу в республиканском тылу»45.

Суд над лидерами ПОУМ проходил под сильным давлением со стороны правительства, которое добивалось их осуждения и казни. Шумную кампанию с этой целью вела не только коммунистическая пресса внутри Испании и за её пределами, но и сам глава правительства. Хулиан Горкин описывает совещание в рабочем кабинете Негрина с участием министра юстиции Рамона Гонсалеса Пеньи, председателя Верховного суда Мариано Гомеса, председателя Трибунала по делам о шпионаже Иглесиаса Порталя и генерального прокурора Хосе Гомиса, на котором премьер-министр заявил:

«Сеньоры, армия требует смертной казни для тех из ПОУМ, кто предстанет перед судом… Я считаю необходимым удовлетворить требование армии».

Согласно Горкину, когда председатель Верховного суда стал возражать, говоря, что приговор должен быть основан на доказательствах, Негрин ответил:

«Мне нужно, чтобы этих людей осудили! Если необходимо, я сам встану во главе армии и заставлю суд поменять своё мнение».

Гонсалес Пенья, министр юстиции и социалистический профсоюзный активист из Астурии, также возражал против самоуправства Негрина. Он утверждал, что письма военнослужащих с требованием казни были написаны по принуждению коммунистов и предложил председателю Верховного суда выбросить их46.

На суде помимо самих обвиняемых – Хулиана Горкина, Энрике Адроэра (Жиронельи), Педро Бонета, Жорди Аркера, Хосе Эскудера, Хуана Андраде и Давида Рея – присутствовали в качестве свидетелей защиты Франсиско Ларго Кабальеро, Федерика Монсень, бывший посол во Франции (и один из главных соратников Ларго Кабальеро) Луис Аракистайн и троцкистский лидер Фернандес Грандисо (Мунис), а также бывшие министр юстиции Мануэль де Ирухо (баскский националист) и министр внутренних дел Хулиан Сугасагойтия (социалист и сторонник Индалесио Прието).

Вероятно, наиболее болезненный удар обвинению нанесли показания Хулиана Сугасагойтии, возглавлявшего МВД во время ареста лидеров ПОУМ. Он заявил:

«Правительству ничего не было известно об аресте этих людей. Это было сделано в обход правительства и против его воли»47.

Виктор Альба указывает на затруднительное положение, в котором оказались судьи:

«Они представляли собой политическую коллегию… так же как и юридическую. Ни одно из обвинений не было доказано. Но освободить обвиняемых – было всё равно что позволить коммунистам ликвидировать их и потом сказать, что они бежали в Берлин, и в результате правительство снова оказалось бы в неловкой ситуации, такой как в случае с Нином. Лучше всего было осудить их, но признать то, что, как продемонстрировали обвиняемые, было для них дороже всего: их революционную честь»48.

Согласно Горкину, после осуждения обвиняемым предложили сделку, в соответствии с которой они были бы реабилитированы, но должны были отправиться в эмиграцию, а ПОУМ оставалась бы под запретом. Горкин говорит, что они отклонили эти условия49.

Окончательный приговор признавал Давида Рея невиновным; Жорди Аркер приговаривался к 11 годам заключения, остальные – к 1550.

Сталинисты, очевидно, были разочарованы итогами процесса лидеров ПОУМ. Пальмиро Тольятти в докладе своим московским руководителям писал о «скандальных результатах суда над ПОУМ, закончившегося без каких-либо серьёзных наказаний»51.

Неспособность сталинистов предоставить убедительные доказательства своих обвинений в адрес ПОУМ не мешала им повторять свои наветы долгие годы после окончания Гражданской войны. Так, Стив Нельсон, американский коммунист и бывший интербригадовский политкомиссар, в своих воспоминаниях, изданных в начале 50-х, писал о «троцкистах, закоренелых предателях и агентах нацистов и фашистов-чернорубашечников. Их организацией была ПОУМ…»52

Иностранные антисталинисты, поддерживавшие республиканское дело, внимательно следили за процессом лидеров ПОУМ. Это показывает открытое письмо испанскому министру юстиции Рамону Гонсалесу Пенье, направленное Норманом Томасом и Девером Алленом от имени Социалистической партии Америки и перепечатанное в виде брошюры.

Томас и Аллен испытывали очевидное облегчение от результатов суда:

«Ход процесса был особенно обнадёживающим для друзей лоялистской Испании в Америке… На суде обвиняемых представлял компетентный адвокат; многие свидетели, включая бывших и нынешних высших лиц правительства, свидетельствовали в их пользу… Мы с особенным удовлетворением отмечаем, что само обвинение рекомендовало снять с подсудимых нелепые обвинения в шпионаже в пользу “пятой колонны”…»53

«Мы убеждены, что процесс ознаменует собой конец тех нарушений в области юстиции, которые, к сожалению, происходили в течение нескольких месяцев войны. Мы знаем, что его итоги многое сделают для укрепления и усиления единства, столь необходимого для победы в войне, – единства, которое должно включать все рабочие силы в Испании»54.

Даже после того, как сталинисты поставили ПОУМ на грань уничтожения (предварительно навесив на неё ярлык «троцкизма»), они продолжали использовать её в качестве козла отпущения. Так, Долорес Ибаррури, выступая на пленуме Коммунистической партии 23 мая 1938 г., почти через год после запрета ПОУМ, произнесла против неё длинную обличительную речь. Среди прочего, она говорила:

«Троцкистские преступники были теми, кто всеми средствами пытался помешать Каталонии с её обширными ресурсами включиться в решение военных задач… Они были теми, кто братался на Восточном фронте с элементами фашистской армии… Они были теми, кто фигурировал в руководстве большинства фашистских шпионских организаций, разоблачённых к настоящему времени…»55

Отношение анархистов к преследованию ПОУМ

Анархисты решительно выступали против внесудебного и судебного преследования ПОУМ и её лидеров. Пока им не мешала контролируемая сталинистами цензура, они во всеуслышание заявляли о своём несогласии.

Федерика Монсень утверждала, что она была первой, кто открыто задал вопрос о том, что́ произошло с Андресом Нином56. В ежедневном «Бюллетене» НКТ–ФАИ от 4 августа 1937 г. вверху третьей страницы заглавными буквами было напечатано:

«Где Нин? Что сделали с лидером рабочих после того, как Главное управление безопасности опубликовало в прессе сообщение о его аресте?»57

Мариано Васкес в начале июля на митинге в Валенсии протестовал против преследования ПОУМ. Его речь примечательна тем, что он, по-видимому, продолжал воспринимать конфликт между ПОУМ и сталинистами как семейную ссору среди марксистов, а не часть общего наступления сталинистов на всех своих оппонентов и на революцию, начавшуюся после 19 июля 1936 г.

Васкес начал своё выступление по проблеме ПОУМ с комментария:

«Какое нам дело до того, две фракции в марксизме или двадцать? Единственное, что мы можем сказать: с точки зрения интересов пролетариата было бы удобно, если бы разные течения марксизма были преобразованы в одно…»

Однако далее Васкес сказал: «Это недопустимо, когда на организацию нападают с обвинением, что те, кто принадлежит к ней, находятся в контакте с Франко, и ещё не знаю сколькими обвинениями. Хорошо. Заводите дело против тех, кто виновен, наказывайте кого нужно, подвергайте санкциям тех, кто их заслуживает… но между этим и истреблением организации существует огромная пропасть».

Васкес особенно защищал Андреса Нина: «Чего никто не может понять, чего не может понять народ, так это того, что они говорят, что Нин был в контакте с Франко и что Нин фашист. Это должно быть вынесено на суд и предъявлено народу, потому что для народа Нин является революционером. Он – человек, который с малых лет был в революционной организации и движении, и народ не может согласиться с обвинением, что он находится в контакте с Франко…»58

Диего Абад де Сантильян лучше, чем Васкес, понял значение атаки сталинистов на ПОУМ. Он писал в своей первой книге о Гражданской войне, написанной (и изданной за границей) в 1937 г.:

«…Мы должны были всеми средствами, даже с оружием в руках, препятствовать совершению преступлений наподобие того, жертвой которого стал Андрес Нин… Они начали с ПОУМ, потому что она была сравнительно слабой партией; но эта лёгкая победа придала смелости претендентам на новую диктатуру, чтобы противостоять нам…»59 Хуан Лопес также подчёркивал важность для НКТ репрессий против ПОУМ. В одной статье он спрашивал, не является ли это «первым счётом, выставленным за советскую помощь»60.

Анархист Ласарильо де Тормес в конце 1937 г. выпустил книгу, в которой он посвятил две главы разоблачению гонений на ПОУМ. В этой книге приводились примеры истеричных выпадов коммунистов против самой партии и почти таких же яростных нападок на две международные миссии, состоявшие из лидеров партий Социалистического Интернационала и так называемого Лондонского бюро, которые прибыли в Испанию для расследования обвинений в адрес ПОУМ; и ПОУМ, и иностранные делегаты брались автором под защиту61.

После Майских дней некоторые из анархистов осознали действительную расстановку сил, существовавшую в Каталонии до мая 1937 г. Так, одна анархическая брошюра, посвящённая майским событиям, подводила итоги 1936 г.:

«Прошло шесть месяцев после поражения фашистского мятежа; шесть месяцев революционного развития, которое логически должно было привести к социализации. Но со стороны определённых партий наблюдалось стремление поставить препятствия на пути этого развития. Вместо социальной революции они хотели войну национального характера. Против лозунга войны и революции, выдвинутого НКТ и ФАИ, а также ПОУМ, был выдвинут лозунг всех остальных организаций и партий, который гласил: “Прежде всего – выиграть войну”»62.

Кроме того, в начале июля 1937 г. Васкес от имени Национального комитета НКТ направил официальное обращение, адресованное «президенту Республики, кортесам, Совету министров, министрам внутренних дел и юстиции и национальным комитетам всех партий и организаций фронта антифашистской борьбы»:

«Несколько месяцев назад, в Каталонии с декабря, в Испании началось преследование антифашистского сектора, который участвовал в борьбе на улицах в июльские дни и который решительно действовал на фронте… Этот сектор, Рабочая партия марксистского единства, представлял одну из сторон марксисткой тенденции, направленную против политики, навязанной Сталиным в российском государстве и его друзьями и сторонниками в Коммунистическом Интернационале. Но нас всё это не касается. Мы полностью отстранились от этой внутренней вражды, принесшей такие кровавые итоги в СССР…

Что действительно волнует нас… так это путь, на который мы встали: чрезмерная услужливость, с полной утратой собственной самостоятельности, правительства Республики и апатия, с которой остальные секторы антифашистской борьбы смотрят на факт, по нашему мнению серьёзный, устранения партии, более или менее влиятельной и более или менее играющей роль в политической жизни Испании…

Мы ничего не стали бы говорить, если бы были начаты судебные процессы в отношении отдельных лиц, на которых была бы гарантирована доказанность обвинений. Но устранение ПОУМ, которое началось в Каталонии в декабре и систематически продолжалось в дальнейшем, началось не с привлечения к ответственности определённых людей, скрывавшихся в ней, агентов фашизма. Эта процедура, которая вполне могла быть умело использованным предлогом – подозрительная последовательность действий заставляет нас опасаться этого, – была начата только сейчас, когда ПОУМ как партия уже исключена из всей антифашистской политики… После событий мая преследование стало открытым. Не отдельных людей, а целой партии…

Пусть они решают свои проблемы в СССР как могут и как подсказывают им обстоятельства. Но нельзя переносить эту борьбу в Испанию, устраивая неистовую травлю на международном уровне, средствами прессы, и здесь, средствами закона, используя в качестве оружия недостойный моральный шантаж, в отношении оппозиционной партии или диссидентского сектора идеологии и политики…

В качестве обобщения и конкретизации сказанного, мы требуем во имя Правосудия, конституционной законности и права всех граждан, защищаемых и представляемых демократией, чтобы политическое преследование ПОУМ было прекращено…»63

Впоследствии, насколько позволяла цензура, анархические издания продолжали протестовать против того, что происходило с ПОУМ. Согласно Виктору Альбе:

«Анархисты и некоторые кабальеристы протестовали. Федерика Монсень на митинге беспощадно атаковала коммунистов, заявив: “Они создали тиранию Сталина, когда русский народ освободился от тирании царей”, – а Хуан Лопес спрашивал в своей статье, не является ли суд “первым счётом, который Россия выставила для оплаты”. Хуан Пейро хотел опубликовать в ежедневном издании “Каталония” (Catalunya), которое он редактировал, статью о суде, однако она была удалена цензором. СИА (Международная антифашистская солидарность), созданная НКТ для помощи её заключённым, издавала обращения о сборе средств в пользу заключённых-поумистов»64.

Анархисты попросили одного из своих адвокатов – Бенито Пабона, депутата парламента от малочисленной Синдикалистской партии, заняться защитой лидеров ПОУМ, представших перед судом в октябре 1938 г.65. Он взял это дело, однако в итоге был вынужден оставить страну, поскольку сталинисты угрожали его убить. Его место было занято Висенте Родригесом Ревильей, которому НКТ предложила вооружённую охрану66. Как мы уже упоминали, Федерика Монсень являлась одним из основных свидетелей защиты на этом процессе.

Анархисты также пытались поддержать поумистов в вооружённых силах. После запрещения ПОУМ 29-я дивизия, её главное военное соединение на Арагонском фронте, была расформирована; командование дивизии арестовали, но министр обороны Индалесио Прието распорядился освободить их67. В Барселоне был создан штаб по расформированию дивизии. На переговорах с Индалесио Прието было оговорено, что командиры младшего и среднего звена сохранят свои звания, а подразделения и личный состав дивизии будут распределены между некоммунистическими соединениями армии68. Согласно Хуану М. Молине, руководившему каталонскими и арагонскими войсками до майских событий, соединения НКТ особенно старались привлечь в свой состав солдат бывшей 29-й дивизии69.

Политическое уничтожение Ларго Кабальеро

Пока продолжалась кампания по ликвидации ПОУМ, сталинисты также приступили к уничтожению, по крайней мере политическому, Франсиско Ларго Кабальеро, отстранённого от руководства республиканским правительством. Этот процесс включал в себя несколько этапов.

Даже выведенный из правительства, Ларго Кабальеро, казалось, сохранял прочные позиции. Он оставался генеральным секретарём ВСТ, и хотя национальное руководство Социалистической партии находилось в руках его противников, на его стороне стояли ключевые региональные отделения партии, особенно в Мадриде и Валенсии. Он также имел мощную поддержку со стороны анархистов.

Сам Ларго Кабальеро описывал своё положение в то время.

«Мои обязанности следующие: вести дела в секретариате Всеобщего союза [трудящихся] и по воскресеньям приезжать в Мадрид из Валенсии, чтобы присутствовать на заседаниях комитета Мадридской социалистической группы, председателем которой я являюсь… Исполнительная комиссия партии хочет, чтобы группа подчинялась её глупой политике, не может этого добиться. Мадрид не подчинился бы тирании»70.

Ларго Кабальеро предпринял по крайней мере два шага, чтобы упрочить свои позиции. По его инициативе Исполнительная комиссия ВСТ провела пленум Национального комитета, на котором он выступил с шестичасовым отчётом о своём пребывании на постах премьер-министра и военного министра71. Ларго Кабальеро описывал это заседание:

«Было решено провести пленум Национального комитета [ВСТ], но без участия организаций, которые не уплатили взносов… Состоялось заседание Национального комитета, и все вопросы в повестке дня были обсуждены без происшествий. Это вызвало раздражение у коммунистов и их попутчиков. Они заявили, что пленум был недействительным и следует провести ещё один, с участием тех, у кого имелась задолженность по взносам»72.

Вторым шагом стало соглашение между Исполнительной комиссией ВСТ и Национальным комитетом НКТ. По существу, это был «пакт о ненападении», который обязывал обе организации воздержаться от публичных действий друг против друга и создать координационный комитет для рассмотрения проблем, которые могли возникнуть в отношениях между ними73. Коммунисты и их социалистические союзники внутри ВСТ впоследствии резко критиковали это соглашение на основании того, что данный документ должен был быть подписан Национальным комитетом ВСТ, а не его Исполнительной комиссией – хотя подобные прецеденты имели почти двадцатилетнюю историю74.

Пакт НКТ–ВСТ вызвал значительный энтузиазм в НКТ. В течение нескольких недель после его заключения Национальный комитет НКТ получал многочисленные заявления о поддержке от местных профсоюзных групп в различных частях страны75.

Сталинисты и их союзники из Социалистической партии, не теряя времени, начали кампанию по политическому уничтожению Ларго Кабальеро. В конце июля национальная Исполнительная комиссия Социалистической партии «приостановила» работу Валенсийской региональной федерации партии и конфисковала её периодическое издание «Вперёд» (Adelante). Когда редакторы газеты отказались передать её, ссылаясь на то, что она не является официально зарегистрированной собственностью партии, министр внутренних дел социалист Хулиан Сугасагойтия, союзник Индалесио Прието, отправил для захвата редакции штурмовых гвардейцев76. В это же время полиция захватила прокабальеровскую газету «Свет» (Claridad) в Мадриде и передала её противникам Ларго Кабальеро внутри Социалистической партии, несмотря на то, что официально она принадлежала двум его ближайшим друзьям и соратникам, Луису Аракистайну и Карлосу де Барайбару77.

Степень утраты сторонниками Ларго Кабальеро влияния внутри Социалистической партии и степень усиления в ней тех, кто готов был следовать политике коммунистов, была отражена в совместной программе действий, опубликованной координационным комитетом Социалистической и Коммунистической партий. Один из её отрывков гласил:

«Социалистическая и Коммунистическая партия не станут жалеть сил в борьбе против врагов СССР, будут публично клеймить их и останавливать их позорные кампании, будь то открытые или замаскированные. Они будут работать для того, чтобы всячески укрепить отношения между испанским народом и Советским Союзом»78.

В конце ноября 1937 г. последнее периодическое издание, поддерживавшее Ларго Кабальеро, было конфисковано и передано его противникам. Это была «Корреспонденция Валенсии» (La Correspondencia de Valencia), орган кабальеровской фракции ВСТ. После конфискации редактором «Корреспонденции» был назначен Сальвадор Чадин, ранее издававший валенсийский орган Коммунистической партии.

«Испанские рабочие новости» (Spanish Labor News), издававшиеся Социалистической партией Америки, комментировали: «Показательно, что сегодня есть газеты Республиканского союза, газеты “Левых республиканцев”, газеты правых социалистов, газеты коммунистов и полностью выхолощенные газеты Синдикалистской партии и анархо-синдикалистов. Только революционные социалисты не имеют легального органа. ПОУМ до сих пор нелегально издаёт “Борьбу”, но она уменьшилась до четырёх небольших страниц…»79

Через четыре с половиной месяца после ухода Ларго Кабальеро из правительства его оппоненты решили снять его с руководящей должности в ВСТ, его основной политической опоре. 25 сентября 1937 г. лидеры антикабальеровской фракции ВСТ потребовали немедленно созвать пленум Национального комитета. Исполнительная комиссия вскоре ответила, что может провести пленум только в соответствии с уставом ВСТ – то есть организации, не уплатившие своих взносов, не будут допущены к участию в нём. Оппозиционеры потребовали от Исполнительной комиссии в течение 48 часов созвать пленум с участием всех групп, принадлежавших к ВСТ. Не дожидаясь ответа, они объявили о проведении пленума 1 октября в штаб-квартире Исполнительной комиссии.

Однако, когда оппозиционеры прибыли на пленум, им не позволили войти в помещение; полицейские, сопровождавшие делегатов, не решились применить силу, так как Ларго Кабальеро сказал им, что в состав Исполнительной комиссии входят депутаты кортесов. Тогда оппозиционеры решили провести пленум Национального комитета прямо на лестнице – отсюда название «лестничный комитет». Они решили сместить действующую Исполнительную комиссию и избрать новую и объявили недействительной приостановку членства 14 федераций за неуплату взносов80.

Пленум сторонников Ларго Кабальеро, прошедший в Валенсии 26 октября, решил созвать в начале декабря чрезвычайный общенациональный съезд ВСТ, чтобы преодолеть раскол в организации81. Однако этому съезду не суждено было состояться.

Дэвид Каттелл отмечает, что «четырнадцать федераций, которые поддерживали Кабальеро, были по преимуществу массовыми профсоюзами со многими тысячами членов, тогда как оппозиция состояла главным образом из федераций специалистов и квалифицированных рабочих, насчитывавших лишь несколько тысяч человек. Масса членов федерации, поддерживавшая Ларго Кабальеро, имела особенное значение и потому, что она включала в себя значительную долю рабочих военной промышленности»82.

Координационный комитет Социалистической и Коммунистической партий 7 октября поддержал раскольников ВСТ83. Однако прокабальеровская Федерация земледельцев приступила к организации посреднического комитета с целью воссоединить ВСТ84.

Правительство Негрина также открыто встало на сторону антикабальеровской фракции ВСТ. Оно распорядилось, чтобы Банк Испании не принимал платёжных поручений фракции Ларго Кабальеро и чтобы все банковские счета ВСТ были переданы оппозиции85.

Антикабальеровская фракция критиковала НКТ, которая оставалась верной пакту, заключённому с Ларго Кабальеро перед расколом ВСТ. «Рабочая солидарность» отвечала:

«Мы утверждали и продолжаем утверждать, что для того, чтобы заключить соглашение о совместных действиях или альянсе между двумя профсоюзами, в каждом из них должно существовать полное внутреннее единство. Следовательно, всё, что может рассматриваться как провокация раскола внутри одной из организаций, закономерно становится препятствием к объединению… Во имя этого необходимого соглашения, превосходящего все фракционные толкования и любые интересы политически-партийного характера, мы попросили товарищей из ВСТ серьёзно поразмыслить, как они могут преуспеть в том, чтобы не дать этому конфликту затянуться и привести к окончательному расколу…»86

Как мало коммунистов и их правосоциалистических союзников беспокоило «антифашистское единство», о котором они столько говорили, видно из того, что произошло в Антифашистском народном фронте, сформированном вскоре после раскола в ВСТ. Когда встал вопрос, какая из фракций ВСТ должна быть представлена во фронте, было решено, что ни одна из них не будет допущена, пока единство ВСТ не будет восстановлено.

Однако, как сообщало американское социалистическое издание «Испанские рабочие новости», это не устранило проблему:

«На этом же заседании были выбраны лица, отвечающие за выполнение практических задач организации… Вскоре после этого провели ещё одно заседание, чтобы выработать основы работы комитета. Было решено, что все решения должны быть единогласными, но если единое мнение не будет достигнуто, дискуссию следует возобновить. Если в течение трёх дней голосование не даст единого мнения, будет считаться принятым решение большинства. Любая организация, не выполняющая этих решений, будет исключена из комитета… Наконец, 29 октября Пленум Антифашистского народного фронта собрался вновь. Коммунистическая партия не приняла решения по предыдущему вопросу, но объявила о полном выходе из комитета. Причиной было названо то, что Коммунистическая партия чувствует себя связанной с ВСТ [Гонсалеса] Пеньи и что она не желает оставаться единственной “марксистской партией” в Антифашистском народном фронте…»

Передовица валенсийской анархической газеты «Социальная кузница» высказалась по этому поводу:

«Каким образом это послужит единству? Ответ, данный Антифашистским народным фронтом, правилен. Требование, чтобы все антифашисты принимали участие во внутренних спорах ВСТ, неуместно, и к тому же оно нисколько не способствует его воссоединению. Создаётся впечатление, что ВСТ, представленный в Антифашистском фронте Валенсии, не является антифашистской силой, поскольку к нему относятся так, будто он фашистский. И мало того что допускается подобный абсурд, ещё и предпринимается попытка втянуть в этот абсурд политические и профсоюзные группы»87.

«Урегулирование» конфликта внутри ВСТ произошло в январе 1938 г. Обе стороны обратились к Международной федерации профсоюзов, в которую входил ВСТ. Социалист Леон Жуо, глава французской Всеобщей конфедерации труда, который в то время более или менее тесно сотрудничал с коммунистами, прибыл в Валенсию в качестве посредника.

При его посредничестве было решено, что четыре представителя фракции Ларго Кабальеро – Карлос Эрнандес Санкахо, Рикардо Сабальса, Паскуаль Томас и Диас Алор – войдут в Исполнительную комиссию, избранную оппозицией, в качестве простых членов, тогда как посты председателя, генерального секретаря и их заместителей останутся в руках оппозиционеров, включая, впервые за всё время, коммунистов. Историк НКТ Хосе Пейратс пишет по этому поводу:

«Отсутствие Кабальеро Ларго в новой Исполнительной комиссии было наиболее красноречивой характеристикой этого решения. Попутчики коммунистов выиграли»88.

К этой оценке присоединяется Пальмиро Тольятти:

«С начала 1938 г. наша точка зрения побеждала практически во всех вопросах. Наше меньшинство, поддержанное небольшой группой социалистов… в действительности было группой, вдохновлявшей политику ВСТ. Кабальеристы были изолированы…»89

Протесты Ларго Кабальеро

17 октября 1937 г. в Мадриде Ларго Кабальеро впервые выступил на публике после своего смещения с поста премьер-министра. Сэм Бэрон, американский журналист-социалист, сообщал, что «четыре театра в Мадриде были переполнены людьми, которые пришли, чтобы услышать Кабальеро, и ещё тысячи слушали его речь на улицах, передававшуюся через громкоговорители»90.

В этой речи Ларго Кабальеро вначале обсудил причины его смещения с должности премьер-министра, которое он объяснял его нежеланием поддаваться шантажу советских властей и испанских коммунистов. Он также обсудил кампанию коммунистов по расколу ВСТ и непрекращающиеся нападки на него сталинистов и их союзников. На обвинения в том, что он стал анархо-синдикалистом и пытается объединить ВСТ и НКТ, Ларго Кабальеро ответил, что, хотя он сам не является анархо-синдикалистом, он не считает это чем-то постыдным91.

Мадридская речь планировалось как первое из серии выступлений. Однако, когда Ларго Кабальеро выезжал из Валенсии в Аликанте, чтобы произнести свою вторую речь, полиция «по приказу сверху» не дала ему покинуть город92. Однако Сэм Бэрон сообщал:

«В то время, когда он собирался выступать в Аликанте и был остановлен властями, огромные толпы выстроились вдоль шоссе, чтобы приветствовать его. Сам город был увешан флагами в его честь… Влияние ведущего профсоюзного деятеля Испании в очередной раз признано – тем, что его противники бояться позволить ему говорить»93.

Но каким бы популярным ни оставался Ларго Кабальеро, он был политически бессилен после того, как его полностью отстранили от руководства ВСТ. Хотя за несколько месяцев до конца войны были опубликованы (во всяком случае, за границей) написанные им критические обзоры режима Негрина94, после января 1938 г. он не играл никакой существенной роли в испанской политике. Коммунисты и их союзники «похоронили» его, устранив важное препятствие на своём пути к абсолютной власти.

Часть V. Роль анархистов в политике республиканской Испании

33. Сопротивление анархистов (окончание)

Борьба сталинистов за власть не закончилась с устранением Франсиско Ларго Кабальеро. У них оставались другие соперники, в первую очередь анархисты. Против НКТ–ФАИ сталинисты использовали как лозунг «единства рабочего класса», так и правительственные и неправительственные силы, пытавшиеся уничтожить либертариев организационно и индивидуально.

Пакт о единстве НКТ–ВСТ 1938 года

Как ни странно, только когда прежний союзник анархистов Ларго Кабальеро был отстранён от руководства ВСТ сталинистами и их попутчиками, НКТ наконец утвердила «программу единства» с ВСТ. Этот совместный документ представлял собой большую уступку со стороны анархистов и демонстрировал, как далеко они ушли от своих основополагающих убеждений.

НКТ стремилась заключить пакт с ВСТ ещё до начала Гражданской войны. Резолюция Сарагосского конгресса 1936 г. призывала к созданию «революционного рабочего альянса» с ВСТ и предлагала сформировать комитет по взаимодействию двух организаций, чтобы выработать условия подобного соглашения1.

Очевидно, что в первые месяцы Гражданской войны и анархисты, и фракция Ларго Кабальеро в ВСТ стремились к единству действий двух профсоюзных центров и даже задумывались о возможном объединении двух организаций в ближайшем будущем. Это стало основной темой совместного первомайского митинга в Валенсии в 1937 г., на котором выступали Карлос де Барайбар и два других представителя ВСТ и Мариано Васкес, Федерика Монсень и Хуан Пейро от НКТ2.

Выше мы отмечали, что после отставки правительства Ларго Кабальеро было заключено предварительное соглашение между ВСТ, всё ещё контролировавшимся Ларго Кабальеро, и НКТ, которое очевидно преследовало не только профсоюзные, но политические цели – формирование рабочей оппозиции правительству Негрина. Раскол ВСТ в последние месяцы 1937 г., вызванный коммунистами и антикабальеровскими социалистами, на время сделал невозможным какое-либо эффективное сотрудничество между НКТ и ВСТ. Однако под давлением обстоятельств, возникших после наступления Франко в Арагоне и прорыва мятежных сил к Средиземному морю, в марте 1938 г. было подписано новое соглашение.

Хосе Пейратс, историк НКТ времён Гражданской войны, охарактеризовал предложения, как от ВСТ, так и от НКТ, по этой «программе единства», которая охватывала широкий диапазон проблем, стоявших перед рабочим движением и Республикой. Он также изложил содержание итогового документа, принятого в марте 1938 г. Согласно Пейратсу:

«В военной сфере НКТ согласилась с предложением о создании мощной армии, подчинённой государству и в дополнение к естественным, или внутренним, атрибутам армии наделённой внешними атрибутами милитаристского происхождения, без каких-либо гарантий для народа, кроме предоставленных комиссарами, также подчинёнными государству… В военном производстве НКТ согласилась ограничиться участием профсоюзов в работе совета, также подчиняющегося государству или его ведомству, Субсекретариату вооружений…

НКТ согласилась на национализацию основных отраслей промышленности и на то, что эта национализация будет проходить на условиях, определённых государством. Это ставит государство на вершину социальной пирамиды. То же самое произошло с национализацией банков, которую НКТ дополнила созданием Иберийского синдикального банка».

Рассматривая роль муниципалитетов, Пейратс пишет:

«В вопросе местного самоуправления НКТ окончательно убрала из своих лозунгов классическое представление о свободном муниципалитете… В пакте НКТ–ВСТ муниципалитет остаётся обычным администратором недвижимого имущества милитаристского государства, централизующего и эксплуатирующего…

Лучшее доказательства централистской ориентации пакта даёт нам экономический раздел. Высший экономический совет, орган государства, состоящий из его представителей и делегатов профсоюзных организаций, монополизирует всё…

Государство, распоряжающееся армией, промышленностью, муниципалитетами и всей экономикой, также является собственником национализированной земли. Крестьяне же – всего лишь арендаторы… В соглашении НКТ и ВСТ закрепляют за государством… возможность издавать законодательство о коллективах и исключительное право вмешиваться в их дела. А также право определять, какие из них должны остаться, а какие – исчезнуть. Только те, что подстроились под законодательство, будут получать помощь от государства».

Наконец, Пейратс отметил, что, с точки зрения традиционной оппозиции анархистов государству как таковому, в этом пакте НКТ «начинает с того, что меняет своё неизменно непримиримое отношение к государству на обычное определение формы правления. Она выступает только против тоталитарной формы государства и забывает урок, который говорит, что всякое правительство является оплотом тоталитаризма…»3

Единственной существенной уступкой со стороны ВСТ в этом документе было заявление, что он не будет возражать против возвращения НКТ в республиканское правительство. Как мы видели, значение этой уступки оказалось сомнительным.

Если подвести итог, анархическая рабочая организация сдала многие свои позиции в этом пакте, заключённом с другой главной профсоюзной организацией, которая к тому времени находилась под влиянием сталинистов и их попутчиков. Этот пакт отводил защите коллективов, созданных на начальном этапе Гражданской войне, и профсоюзному контролю второе место, делая упор на государственном регулировании ключевых компонентов экономики, как на республиканском, так и на муниципальном уровне. Этот документ несомненно ослаблял положение НКТ в попытках защитить контроль, установленный её членами над значительной долей экономики. За возвращение в республиканское правительство с второстепенной ролью, за ограниченное влияние на общий ход войны и революции НКТ пришлось заплатить высокую цену, обозначенную в этом «соглашении» с ВСТ.

Политическое уничтожение Индалесио Прието

Меньше чем через месяц после заключения пакта НКТ–ВСТ последовало устранение из правительства последнего крупного политика, выступавшего против неограниченной власти сталинистов, – министра обороны Индалесио Прието. Несмотря на свою длительную оппозицию Прието, анархисты пытались предотвратить его отставку, которая была предопределена практически с того момента, когда он способствовал падению Ларго Кабальеро и был награждён за это Министерством обороны.

Почти полтора десятилетия Индалесио Прието объединял вокруг себя тех членов Социалистической партии, которые были недовольны Франсиско Ларго Кабальеро. В месяцы накануне Гражданской войны, когда Ларго Кабальеро говорил о возможности объединения Социалистической и Коммунистической партий, Прието, контролировавший партийный аппарат, решительно выступал против этой идеи и в целом против заигрывания кабальеристов с коммунистами.

Однако после начала Гражданской войны, и особенно после создания правительства Ларго Кабальеро, Прието объединил свои силы с коммунистами, которые быстро стали главными противниками начавшейся революции анархистов и левых социалистов. Прието также испытывал к ней мало симпатии – в отличие от Ларго Кабальеро. Когда министры-коммунисты покинули кабинет в мае 1937 г., поддержка со стороны Прието сыграла решающую роль в отставке Ларго Кабальеро и назначении на его место Хуана Негрина.

Сразу после смещения правительства Ларго Кабальеро Коммунистическая партия Испании и национальное руководство социалистов – в котором преобладали сторонники Прието – заключили «пакт об альянсе». Это было соглашение из 16 пунктов, составленное в несколько расплывчатых выражениях и предусматривавшее создание координационного комитета для объединения действий двух партий4.

Коммунисты определённо рассматривали этот пакт как шаг к образованию единой партии пролетариата, которая продолжит курс ОСПК и «Объединённой социалистической молодёжи».

Однако союз Прието с коммунистами оказался недолговечным. Желания уступать коммунистам и их коминтерновским и советским покровителям полный контроль над республиканской Испанией у него было не больше, чем у Ларго Кабальеро. И тем более он не собирался допустить доминирования коммунистов в республиканских вооружённых силах.

Индалесио Прието выступил с отчётом о своём пребывании в правительстве Негрина на пленуме Национального комитета Социалистической партии в августе 1938 г. Позднее его доклад был издан под названием «Как и почему я покинул Министерство обороны». Здесь подробно описываются его попытки предотвратить триумф сталинистов в Республике и последствия его сопротивления.

Прието говорит, что перед одним из первых заседаний правительства Негрина, на которых он участвовал в качестве министра обороны, два министра-коммуниста, Висенте Урибе и Хесус Эрнандес, пришли к нему в кабинет и сказали, что хотели бы встречаться с ним каждый день, чтобы сообщать ему позицию Политбюро Коммунистической партии по текущим вопросам. Прието ответил им:

«Вы ошибаетесь, если думаете, что сможете продолжать со мной борьбу, которую вы вели с Ларго Кабальеро… Вам не удастся управлять мной, и я не допущу таких пререканий, какие были у вас с Ларго Кабальеро на злополучных заседаниях кабинета»5.

Одной из первых проблем, по которым Прието столкнулся с коммунистами, было их преобладающее влияние в комиссарском составе вооружённых сил. Чтобы исправить ситуацию, он предложил в Высшем военном совете назначить на комиссарские должности значительное число некоммунистов, но член совета от коммунистов при поддержке Негрина заблокировал это предложение6.

Прието утверждал, что вскоре после встречи с Урибе и Эрнандесом коммунисты начали кампанию, требуя его отставки с поста министра обороны. К марту 1938 г. их атаки стали открытыми. Хесус Эрнандес, писавший в коммунистическом издании «Frente Rojo» и в барселонской газете «La Vanguardia» под псевдонимом Хуан Вентура, подвергал министра обороны резкой критике.

Когда Прието поднял этот вопрос перед Исполнительной комиссией Социалистической партии и фактически потребовал отставки Эрнандеса за нарушение правила, согласно которому члены кабинета не должны были критиковать друг друга на публике, вмешался Хуан Негрин. «Я не могу обойтись без коммунистов, – сказал он, – потому что они представляют весьма значительный фактор в международной политике и потому что отстранить их от власти было бы нецелесообразно по внутренней обстановке; я не могу обойтись без них, потому что их единомышленники за границей – единственные, кто оказывает нам действенную помощь, и потому что мы рискуем лишиться помощи от СССР, нашей единственной реальной поддержки в получении военных материалов. Но точно так же, как я не могу обойтись без коммунистов, я заявляю, что ни минуты не смогу оставаться премьер-министром, если Прието не будет министром обороны»7. Это было 26 марта, за полторы недели до того, как Негрин переформировал правительство, исключив из него Прието.

Прието вспоминал свои конфликты с советскими специалистами в различных родах войск. Он особенно отмечал случаи, когда советские офицеры отменяли данные им приказы, в частности на флоте и в воздушных силах8.

Давление сталинистов с целью устранения Индалесио Прието из правительства продолжалось значительное время. Сальвадор де Мадарьяга утверждал, что за несколько недель до отставки Прието «поставки из Москвы начали истощаться, что окончательно прояснило вопрос». После его ухода, «с точностью часового механизма, поставки вновь начали поступать… через несколько недель после изгнания дона Индалесио Прието из кабинета Барселона, беззащитная перед недавними германскими налётами, лицезрела впечатляющий полёт русских самолётов»9.

Прието описал визит лидеров НКТ, пришедших выразить ему поддержку, когда правительственный кризис, который привёл к его отставке, уже начался. Гало Диес, Орасио Прието и Сегундо Бланко пришли к нему поздно ночью. По их словам, они направили Негрину заявление, в котором говорилось, что хотя они и желают быть представленными в правительстве, но, ввиду продолжающихся поражений республиканцев в Арагоне, они считают любые изменения в правительстве нежелательными и поддерживают Прието на должности министра обороны. Они также сообщили, что республиканские партии выразили ему свою поддержку. Прието ответил, что Исполнительная комиссия Социалистической партии только что одобрила его пребывание в министерстве; оставались только коммунисты, которые требовали его отставки10.

Прието утверждает, что Негрин не проинформировал его о том, что он был отправлен в отставку, и он узнал об этом из газет11.

Прието цитирует обращение социалиста, командира 61-й бригады резервной амии, направленное в Министерство обороны и Исполнительную комиссию партии, где давалась характеристика тому, как поступили с Прието. Подполковник Франсиско Гарсия Лавид писал:

«Те самые элементы (коммунисты), которые до вчерашнего дня превозносили вас, товарищ Прието, даже больше, чем мы, перешли к нападению на вас… Те люди, которые ранее возвысили фигуру Ларго Кабальеро, а потом сбросили его и оклеветали; те же самые восхваляли Прието, а потом приписывали ему такие вещи, на которые был неспособен не только наш товарищ, но и вообще никто…»12

Удаление Индалесио Прието из правительства Негрина означало устранение последнего влиятельного политика, который сдерживал рвавшихся к власти коммунистов. Пальмиро Тольятти, основной представитель Коминтерна в Испании, отмечал «сектантскую» позицию многих коммунистов того времени, настаивавших на том, чтобы Коммунистическая партия полностью взяла под контроль Министерство обороны. Тольятти утверждал, что он не позволил осуществить эту идею13.

Однако усомниться в «умеренности» Тольятти нас заставляет один факт, на который указывает Сальвадор де Мадарьяга: после того, как Прието был отправлен в отставку и пост министра обороны перешёл к самому Негрину, последний поставил «во главе трёх департаментов – военного, флота и авиации – субсекретарей-коммунистов; он передал Министерство иностранных дел сеньору Альваресу дель Вайо, который назначил себе заместителя-коммуниста и вообще уступил коммунистам руководство министерством; и хотя он потерпел неудачу в своём намерении назначить коммуниста Хесуса Эрнандеса на место генерального комиссара [Народной] армии, он сделал его генеральным комиссаром армии Центра, составлявшей около четырёх пятых от целого»14.

Устранение республиканцев и регионалистов

Вскоре даже менее значительные противники сталинистов должны были покинуть правительство Негрина. Пятым элементом в республиканской политике времён Гражданской войны – наряду с анархистами, коммунистами, правыми и левыми социалистами – были республиканцы всех видов и оттенков. К ним относились общенациональные партии «Левые республиканцы» (ЛР) и Республиканский союз (РС) и каталонские и баскские националисты на региональном уровне. Эти группы по большей части были отстранены сталинистами от решения политических вопросов к концу второго года Гражданской войны.

Сам факт того, что в начале Гражданской войны «спасителями» республиканского дела на значительной части Испании стали профсоюзные группы и связанные с ними политические партии, резко снизил политическое влияние общенациональных республиканских партий, ЛР и РС. Хотя Мануэль Асанья из «Левых республиканцев» оставался президентом Республики почти до конца войны, а Диего Мартинес Баррио из РС продолжал оставаться председателем кортесов даже после окончания конфликта, их партии не шли ни в какое сравнение с профсоюзными и политическими организациями, за которыми шли рабочие и крестьяне.

Позиции каталонских и баскских националистических партий были значительно более сильными, по крайней мере в первый год Гражданской войны. Баскская националистическая партия (БНП), как мы уже упоминали, занимала ведущее положение в региональном правительстве, созданном в начале войны. «Левые республиканцы Каталонии» (ЭРК) также какое-то время сохраняли влияние среди среднего класса своего региона.

Однако в итоге влияние регионалистских партий также было подорвано. Приблизительно через год после начала Гражданской войны Страна Басков была завоёвана силами Франко, в результате чего значение баскских националистов, бежавших на другие лоялистские территории, стало скорее символическим, чем реальным.

С другой стороны, «Левым республиканцам Каталонии» серьёзно вредило то, что сталинистская ОСПК страстно выступила в защиту городского среднего класса и мелких сельских собственников, которые прежде являлись основной социальной базой Луиса Компаниса и его сторонников. Кроме того, после Майских дней, когда к правительству Республики перешёл контроль над войсками и силами общественного порядка Каталонии, власть каталонского регионального правительства оказалась существенно ограничена. А через некоторое время, когда НКТ была вытеснена из этого правительства, у власти осталась коалиция ЭРК и ОСПК – коалиция, в которой власть каталонских республиканцев неуклонно ослабевала до самого окончания войны в Каталонии.

Гомес Касас, говоря о времени после майских событий, отмечал:

«Парадокс теперь стал очевидным. Автономное правительство Каталонии было связано с существованием сильного федералистского движения, такого как анархисты (НКТ), в Каталонии. С другой стороны, преобладание сталинизма создало объективные условия для разрушения автономных регионов. Нейтрализация каталонской автономии внесла свой вклад в разложение, которое предшествовало катастрофическому краху сопротивления перед лицом наступления националистов в конце 1938 г.»15.

Мануэль Круэльс отмечает, что ЭРК «последовательно утратили своё влияние на каталонское общество тогда же, когда они, во время Майских дней, потеряли свой единственный политический шанс в условиях войны. Этот шанс для них заключался в том, чтобы оставаться арбитром между анархистами и людьми из III Интернационала»16.

Адольфо Буэсо относит упадок каталонского регионального правительства, а следовательно и влияния каталонских регионалистских партий, ко времени переезда республиканского правительства в Барселону в конце 1937 г.:

«Вместе с правительством и его аппаратом сюда, естественно, прибыли и многочисленные силы общественного порядка, которые буквально подавили силы Хенералидада. Присутствие центрального правительства по сути сокрушило правительство Хенералидада. Русские отдавали приказы правительству Негрина, и оно мстило, лишив власти правительство Компаниса»17.

Ещё в феврале 1937 г. Франц Боркенау предвидел возможность поглощения республиканских партий сталинистами:

«В настоящее время нет, и не было с начала гражданской войны, совершенно никаких различий между “Левыми республиканцами”, партией несоциалистических республиканцев, и коммунистами… Сегодня к объединению коммунистов с “Левыми республиканцами” могло бы быть даже меньше препятствий, чем к их объединению с социалистами»18.

Хотя подобного объединения партии Асаньи со сталинистами не произошло, ортодоксальные республиканские партии среднего класса постоянно теряли свои позиции в политике лоялистской Испании. Анархист Ласарильо де Тормес в конце 1937 г. дал верный анализ положения республиканских партий: «Делая, как обычно, ошибку, партии, представляющие мелкую буржуазию, объединили свои действия с коммунистами, потому что они приняли начавшееся движение последних в сторону государства за признак лояльного правительственного сотрудничества. Они не увидели, и до сих пор не видят, что в действительности это было завоевание»19.

Однако этот же автор отмечает, что после создания правительства Негрина республиканские партии проявили беспокойство по поводу усиления коммунистов за их счёт.

«Издание “Политика”, официальный орган Партии левых республиканцев, в последние дни много говорит о том, что их партия стоит в первых рядах тех, кто выступает против любых пыток диктатуры. Другие партии и особенно другие издания, которые если и не являются полуофициальными органами какой-либо политической и профсоюзной организации, то представляют широкое общественное мнение, высказались в том же смысле…»20

Эту утрату влияния всеми партиями, кроме коммунистов, остро ощущал президент Мануэль Асанья, основатель и воплощение партии «Левых республиканцы». В его мемуарах есть следующий отрывок, относящийся к 12 мая 1938 г.:

«…Президент Республики не имеет возможности изменить политику, если он считает это целесообразным, поскольку все командные должности заняты коммунистами, и они будут сопротивляться. Назначения делаются из списка, который даётся Негрину и который включает неизвестных Негрину людей…» Асанья отказался назначить Индалесио Прието, недавно потерявшего пост министра обороны, послом в Мексике, объяснив ему: «Вы нужны здесь. Я не могу оставаться узником Негрина… Я думаю, что Негрин принял для себя меры предосторожности. Распоряжения, без подписи, о передаче средств, размещённых в русском банке…»21

Позднее, в августе 1938 г., Асанья протестовал против казней, совершённых правительством Негрина без его согласия. 12 августа он узнал только о 58 таких казнях, прочитав о них в прессе22.

Похожим образом складывались отношения сталинистов с «Левыми республиканцами Каталонии». Уже в июле 1937 г. нью-йоркская анархическая газета «Испанская революция» отмечала: «Граница, разделяющая ЭРК и Коммунистическую партию Каталонии, очень тонка. Даже Брейлсфорд, прокоммунистический корреспондент “New Republic”, был вынужден признать, что “значительная доля членов этой партии пришла из ЭРК”. И эта граница должна будет исчезнуть в той или иной форме тоталитарного слияния двух партий, которого требует экономика государственного капитализма»23. Такого слияния не произошло, но с каждым месяцем войны позиции ЭРК ослабевали, к выгоде ОСПК.

Окончательное поражение каталонских и баскских региональных партий наступило в августе 1938 г. Премьер-министр Хуан Негрин провёл через кабинет три декрета, против которых решительно выступали министры-националисты. Как пишет Хосе Пейратс: «Пресса упоминала три декрета, один о национализации военной промышленности, другой о милитаризации портов и третий о реформе комиссариата»24. Мануэль де Ирухо, министр без портфеля от БНП, и его коллега Хайме Айгуаде, министр труда и социального обеспечения от ЭРК, подали в отставку в знак протеста против этих декретов, уничтожавших, по их словам, последние остатки региональной автономии25.

Негрин хотел сохранить видимость того, что каталонские и баскские регионалисты представлены в его правительстве. Он назначил на место каталонского представителя Хосе Моша, члена ОСПК, тем самым увеличив фактическое представительство сталинистов. Взамен Ирухо Негрин назначил Томаса Бильбао из малочисленной партии «Баскское националистическое действие», которого Пейратс называет «негринистом»26.

Баскский националист Хесус де Галиндес утверждал, что во время правительственного кризиса в августе 1938 г. коммунисты совершили настоящий государственный переворот. Он говорил, что в Барселону, где размещалось республиканское правительство, отправили танки, чтобы взять город под контроль и припугнуть анархистов. В это время, по его словам, за границей ходили слухи о предстоящей попытке сместить правительство Негрина. «La Vanguardia» опубликовала статью, где приводился состав нового кабинета во главе с Хулианом Бестейро, правым социалистом и антисталинистом. Галиндес утверждал, что коммунистические войска, пришедшие в Барселону с фронта, помешали новому правительству прийти к власти27.

Однако сразу после августовского правительственного кризиса состоялось политическое мероприятие, которое в дальнейшем повлияло на ход последних месяцев Гражданской войны, – пленум Национального комитета Социалистической партии. На нём прошли дебаты между премьер-министром Негрином и смещённым министром обороны Индалесио Прието, и, согласно Пальмиро Тольятти, в состав высшего руководства партии были включены сторонники Прието и Кабальеро, а также Хулиан Бестейро, которые немедленно «сформировали общий фронт враждебности к Негрину»28.

Цензура анархической прессы

Сталинисты не обошли вниманием анархистов в своей борьбе за абсолютную власть над Республикой. Как мы уже видели, анархисты были вытеснены из республиканского, а затем и из каталонского правительства, и когда они вновь были допущены в республиканский кабинет, их присутствие было скорее декоративным, чем дающим реальную власть.

После того, как анархисты были устранены из правительств, сталинисты больше не шли на открытую конфронтацию с НКТ–ФАИ, но им удалось серьёзно подточить позиции анархистов в экономике и подорвать их опору среди рабочего класса и крестьянства республиканской Испании. Нигде это не было более заметно, чем в цензуре, которой подвергалась анархическая пресса.

Бруэ и Темим комментируют политику правительства Негрина в отношении печати:

«Эта репрессивная политика, однако, не становилась достоянием гласности. Как и до революции, профсоюзные митинги должны были проводиться с разрешения делегата по общественному порядку, по запросу, поданному по крайней мере за три дня. Как и до революции, цензура, вначале оправдывавшаяся военной необходимостью, теперь применялась по политическим мотивам. 18 мая “Вперёд” впервые вышла с пустой первой страницей, под заголовком “Да здравствует Кабальеро!”. 18 июня правительство ввело монополию на радиотрансляции и конфисковало передатчики в различных организациях. 7 августа «Рабочая солидарность» была приостановлена на пять дней за то, что, в нарушение цензурных предписаний, оставляла пробелы в местах, подвергнутых цензуре: цензура работала и требовала, чтобы от её действий не оставалось никакого следа. 14 августа циркуляр запретил любую критику русского правительства. В нём говорилось: “С настойчивостью, предполагающей план, намеренно разработанный для оскорбления единственной дружественной нации, создавая трудности для правительства, различные газеты высказывались об СССР в такой манере, которая непозволительна… Это в высшей степени предосудительное своеволие не может быть допущено Советом цензоров… Любая газета, не выполняющая данное условие, будет приостановлена на неопределённый срок, даже если она прошла цензуру, и в последнем случае цензор предстанет перед особым трибуналом, рассматривающим дела о саботаже”. Цензура, так же как полиция и радио, сыграла активную роль в расколе ВСТ, систематически “вырезая” заявления исполкома Кабальеро или статьи НКТ, посвящённые этому вопросу»29.

Цензура анархических публикаций облегчалась тем, что все анархисты были устранены из цензурного аппарата, в котором они участвовали, пока он работал лишь для защиты военных тайн. Гельмут Рюдигер в конце 1937 г. писал:

«7 августа последний из наших товарищей, на которых мы могли полагаться в цензуре, был уволен…»30

Задолго до создания правительства Негрина коммунисты доминировали в цензурном аппарате республиканского правительства. Дэвид Каттелл, историк коммунистов в Гражданской войне, имеющий определённую склонность оправдывать их действия, подтверждает это:

«Результатом коммунистического контроля над цензурой было то, что изменой и помощью Франко стало считаться всё, что говорилось в прессе против коммунистов и русских. Коммунисты, с другой стороны, могли печатать оскорбления в адрес любых групп и лиц, каких хотели, и они свободно делали это в отношении ПОУМ, анархистов и различных министров, утративших их благосклонность»31.

Характер цензуры анархических публикаций отчётливее всего проявлялся в мимеографированном «Информационном бюллетене» (Boletín de Información), который практически ежедневно издавался НКТ и ФАИ в Барселоне. Первый выпуск этого издания, на котором стояла пометка «Этот номер прошёл проверку цензурой», появился 25 сентября 1937 г. После этой даты содержание «Бюллетеня» примечательным образом меняется.

С мая по сентябрь в нём велась резкая критика Коммунистической партии и ОСПК, некоторые статьи критиковали правительство Негрина. Была опубликована статья, выступавшая против цензуры иных анархических изданий (№ 302, 6 июля 1937 г.); решительно защищалась Железная колонна НКТ на Теруэльском фронте, подвергавшаяся нападкам коммунистов (№ 330, 7 августа 1937 г.); высказывались бурные протесты против разгона Совета Арагона режимом Негрина.

После наложения цензуры из «Бюллетеня» полностью исчезла критика в адрес сталинистов и правительства Негрина. № 389 от 16 октября 1937 г. включал статью, в которой подчёркивалась необходимость осуществлять революцию «медленно».

С изданием стали происходить странные вещи, отражавшие давление цензоров, которое должны были испытывать редакторы. Печатались неискренние статьи, восхвалявшие Советский Союз, каких раньше здесь никогда не было. Была напечатана статья, сравнивавшая революции в России и Испании, с робкой попыткой поставить испанскую революцию выше большевистской (№ 458, 5 января 1938 г.). Была напечатана странная статья, предсказывавшая раздел мира между Соединёнными Штатами, СССР и Японией (№ 445, 18 декабря 1937 г.).

После введения цензуры было много случаев, когда цензоры явно запрещали материал, неприемлемый для них по политическим соображениям. В одном случае исчезла целая страница (№ 408, 8 ноября 1937 г.).

Хотя «Бюллетень» продолжал публиковать благоприятные отзывы о городских и сельских коллективах, было очевидно, что цензоры не позволяли публиковать в этом анархическом издании какой-либо политический материал, содержащий критику сталинистов или правительств, находившихся тогда у власти в Республике и Каталонии.

По-видимому, какое-то время у анархистов ещё оставались нелегальные издания, выходившие без одобрения официальной цензуры. Гельмут Рюдигер в конце 1937 г. упоминал два из них: «Анархия» и «Свобода».

«Они… использовали более честный язык и вообще выражали всё то, что они чувствовали и думали на самом деле, но не могли опубликовать из-за цензуры, особенно разоблачения и критику коммунистов, а также более или менее скандальные откровения о некоторых лидерах той партии…»32

Наступление правительства и сталинистов на коллективы

Разумеется, правительство Негрина не скрывало того, что оно категорически несогласно с захватами земли крестьянами и городских предприятий рабочими, которые произошли после 19 июля 1936 г. Одним из фронтов, на которых анархистам пришлось особенно упорно сражаться после исключения из республиканского и каталонского правительств, была защита экономической революции, совершённой рабочими и крестьянами на начальном этапе Гражданской войны.

Правительство Хираля в самом начале войны издало декрет о «национализации» всех предприятий, брошенных сочувствующими мятежникам33. Конечно, в то время эта мера практически не имела значения, поскольку в действительности предприятия уже были захвачены рабочими. Однако правительство Негрина собиралось установить реальный государственный контроль над промышленными предприятиями и другими компонентами экономики.

Для этого Хуану Негрину необходимо было подавить рабочие коллективы. Беседуя с Луисом Фишером вскоре после вступления в должность премьер-министра, Негрин отмечал тяжёлое финансовое положение многих коллективов:

«Они приходят ко мне, чтобы покрыть расходы и получить сырьё. Мы пользуемся их трудностями, чтобы получить контроль над заводами. Каталонская промышленность находится в хаосе, и, как результат, нам приходится во многом зависеть от импортных товаров, которые, как вы знаете, дорогие, даже когда мы можем получить их»34.

Премьер-министр Негрин открыто выражал свою оппозицию коллективам. На интервью иностранным корреспондентам 31 марта 1938 г. он сказал:

«Если правительство ничего не сделало и не приняло никакого постановления в отношении коллективов, как оно может повлиять на их работу? Понятие частной собственности никто не отменял, насколько мне известно»35.

Диего Абад де Сантильян отмечает два декрета правительства Негрина, которые ясно свидетельствовали о его негативном отношении к сельским и городским коллективам. Первым был декрет Главного управления промышленности Министерства финансов, датированный 17 марта 1938 г.

«Только правительство имеет право проводить конфискацию собственности; следовательно, все захваты, которые были произведены без его согласия, не имеют силы, и предприятия должны быть возвращены их прежним владельцам, если они не мятежники, в каковом случае они будут переданы Кассе репараций»36.

Второй декрет, изданный тем же управлением, гласил:

«Первым шагом вмешательства (интервенции) на каком-либо предприятии должен быть вызов законного собственника фирмы. Если это лицо является лично или отправляет законного представителя, интервентор добывающего, промышленного, торгового, сельскохозяйственного, продовольственного или иного предприятия не имеет иного выбора, кроме как признать его… До сих пор ни в одном случае не были признаны действительными какой-либо документ или какой-либо право собственности кроме тех, что существовали до 19 июля 1936 г. Если такая собственность принадлежит мятежнику, она переходит к Кассе репараций»37.

После того, как правительство Негрина переехало в Барселону в октябре 1937 г., оно начало проводить на практике политику, выраженную в этих двух декретах. Оно начало национализацию некоторых коллективов, которые были созданы рабочими, чьи бывшие хозяева примкнули к мятежникам. Коллективы на этих предприятиях были легализованы каталонским правительством, принявшим декрет о коллективизации, и комиссия по применению этого декрета официально протестовала против мер республиканского правительства как нарушающих каталонскую автономию38.

Правительство Негрина повело на коллективы, особенно в Каталонии, атаки и другого рода. Оно оштрафовало многие из них на том основании, что они не уплатили гербовый сбор, установленный республиканским законом для всех корпораций. Орган, отвечавший за проведение каталонского закона о коллективизации, вновь выразил протест, указывая на то, что коллективы являются новой формой экономической организации и не должны облагаться гербовым сбором с корпораций (см. главу 17)39.

Хосе Пейратс говорил по поводу экономической политики правительства Негрина:

«Инициатива правительства по национализации промышленности должна интерпретироваться как естественная реакционная тенденция государства, которое даже в высшей точке революции всегда оставляет за собой последнее слово. В Испании эта государственническая тенденция сохранялась и после 19 июля. После мая 1937 г. она приобрела признаки настоящей мести. Начались конфискации и реквизиции под предлогом централизации предприятий, связанных с военным производством, или необходимости осуществлять строгую и постоянную координацию военной промышленности. В действительности это наступление вдохновлялось желанием аннулировать или отобрать завоевания рабочих. С этой же целью очернению подвергались коллективы, синдикаты, комитеты фабрик и предприятий, которые обвинялись во всевозможных пороках, от некомпетентности и лени до умышленного саботажа, в которых на самом деле были повинны одни лишь интервенционисты-представители правительства. Официальный саботаж был непременным условием, призванным оправдать желаемую и наступавшую впоследствии интервенцию…»

В главе 18 я рассматривал борьбу в связи с ликвидацией правительством рабочего контроля на «военных предприятиях». Однако данный процесс вовсе не остановился на этих, наиболее важных предприятиях.

Сразу после майских событий в Барселоне ОСПК начала кампанию, требуя: «Коммунальные службы и транспорт должны управляться муниципалитетами, а не профсоюзами… Общий интерес всего городского населения стоит выше частных интересов рабочих союзов». «Рабочая солидарность» выступила с предостережением по поводу этой кампании, которая не принесла немедленного успеха, но несомненно предвещала наступление сталинистов на рабочий контроль в каталонской экономике40.

Переехав из Валенсии в Барселону, правительство Негрина оказалось в более выгодном положении для того, чтобы срывать работу коллективов и разрушать их. Анархист Андрес Капдевила, председательствовавший в Совете экономики Каталонии до Майских дней, отмечал, что, задолго до окончательной национализации военной промышленности правительством, Субсекретариат снабжения Министерства национальной обороны использовал военные закупки как средство ослабления коллективов. Если предприятие принадлежало частному собственнику, субсекретариат был готов предложить ему контракт на выгодных условиях. Если же оно было коллективным, чиновники субсекретариата находили всевозможные предлоги отказать ему в контракте и часто доходили до оскорбления выборных руководителей таких предприятий, говоря, что не будут иметь дела с ворами, присвоившими чужую собственность.

Одновременно глава ОСПК Хуан Коморера, ставший советником по экономике после ухода анархистов из каталонского правительства, нашёл собственные способы саботировать коллективы. Одним из важных шагов в этом направлении стало резкое понижение статуса Совета экономики. Порядок работы, утверждённый Коморерой 14 августа 1937 г., объявлял Совет «совещательным органом, подчинённым советнику по экономике». Новый состав Совета должен был подчеркнуть эту тенденцию: он включал пять представителей правительства, от департаментов финансов, экономики, сельского хозяйства, снабжения, общественных работ и труда, трёх членов ЭРК, трёх – НКТ, трёх – ВСТ, двух – ФАИ и по одному – «Каталонского действия», Союза рабасайрес и Конфедерации кооперативов Каталонии; ПОУМ была лишена своего представительства41.

Нападение на коллективы шло в русле общей экономической политики, которая навязывалась Коморерой и его партией. Мартин Круэльс говорит по поводу этой политики:

«Совпадая с этим ускоренным ритмом политической централизации… в Каталонии начала развиваться спекулятивная частная экономика…

Вернулись старые спекулянты, раньше маскировавшиеся под пролетариев, и появились другие, рождённые новой политической ситуацией, которая выставила напоказ традиционное неравенство между нуворишами и бедняками… Это неравенство постепенно становилось раздражающим, по мере того как начинала ощущаться нехватка самых необходимых продуктов питания…

Это разделение на привилегированных и непривилегированных после Майских дней начало, в свою очередь, влиять на ОСПК, которая возглавляла новый курс или, по крайней мере, допускала его, как арбитр каталонской политики в тот период. Его следствием стало то, что каталонские коммунисты… несмотря на их попытки планировать сопротивление и ход войны, привыкли проводить политику, терпимую по отношению к спекулянтам и вообще к среднему классу…»42

Однако притеснение каталонских коллективов не ограничивалось этими общими аспектами экономической политики, которую навязывали региону Коморера и ОСПК. Согласно каталонскому декрету о коллективизации, и управляющие коллективизированных предприятий, и интервенторы, представлявшие на таких предприятиях каталонское правительство, должны были избираться общим собранием коллектива и затем утверждаться советником по экономике. Коморера много раз отказывался утверждать избранных лиц и иногда пытался назначить тех, кого выбрал он сам, особенно в случае интервенторов. По словам Андреса Капдевилы, многие из этих людей подозревались в нелояльности республиканскому делу, но укрепили своё положение, вступив в ОСПК. Кроме того, Коморера отступил от декрета о муниципализации всего жилого фонда, принятого каталонским правительством в начале войны, и начал возвращать дома их прежним владельцам43.

Коморера перешёл в наступление на коллективы и в том секторе, который определённо был далёк от военной промышленности. Хосе Пейратс отмечает: «19 января 1938 г. в “Официальных ведомостях” Хенералидада был опубликован личный приказ (как подчёркивала “Рабочая солидарность”) советника по экономике автономного правительства. Согласно ему, зрелищные заведения в Каталонии должны были быть конфискованы, кроме тех, что уже подверглись муниципализации». Рабочие, которых затронула эта мера, немедленно объявили забастовку; конфликт был «разрешён» 1 февраля, когда Комореро назначил комиссию по интервенции из четырёх человек – трёх сэнэтистов и одного члена ОСПК. Как пишет Пейратс, анархисты всё ещё сохраняли контроль над зрелищными заведениями региона, но теперь в качестве делегатов правительства44. Работники были лишены права выбирать своих руководителей.

Наступлению Комореры на коллективы содействовал декрет о специальных интервенциях, изданный Хенералидадом 20 ноября 1937 г. Он позволял советнику по экономике назначать «интервенторов-делегатов», чьи полномочия, согласно Жозепу Марии Брикалю, включали в себя

«не только ревизии и официальный надзор, но и фактическое руководство экономической деятельностью»45.

«После принятия декрета, вводившего эту должность, долго ждать интервенций не пришлось: к концу первого квартала 1938 г. более пятнадцати крупных предприятий и секторов экономики были интервенированы. С продолжением войны интервенции становились всё более многочисленными…»46

«Стремительное введение специальных интервенций в промышленности придало каталонской экономике новую, более жёсткую организацию, очевидно в централизованной форме… В некоторых случаях совет предприятия распускался и специальная интервенция принимала абсолютную форму – руководство предприятием полностью переходило к специальному интервентору»47.

Эти нападения на позиции анархистов в экономике вовсе не ограничивались одной Каталонией. В декабре 1937 г. мадридский ежедневник НКТ «Свободная Кастилия» (Castilla Libre), сообщал, что НКТ ранее была вынуждена передать правительству много недвижимого имущества, которое было захвачено ею в начале войны, после того как оно было брошено своими владельцами. Теперь, говорила газета, это имущество возвращают старым хозяевам, которые продолжают взимать с него арендную плату, как до Гражданской войны48.

Когда республиканское правительство перебралось в Барселону, оно присоединилось к нападениям на рабочие коллективы в Каталонии. Гомес Касас отмечает наиболее важный шаг:

«15 апреля 1938 г. правительство Негрина опубликовало декрет о создании Генерального комиссариата электричества. Индалесио Прието предложил должность комиссара этого учреждения Хуану Пейро, который, с согласия Национального комитета НКТ, принял это назначение. К сожалению, правительство, в попытке нейтрализовать и разрушить творения революции, одновременно расформировало Объединённую службу электричества Каталонии. Новый комиссариат был вынужден назначить государственных контролёров в каждой компании, которая после этого автоматически возвращалась к своей прежней форме собственности – акционерное общество (sociedad anónima), а также распустить комитеты компаний и рабочие контрольные комитеты»49.

Правительство использовало различные уловки, чтобы задушить коллектив рабочих-кожевников Каталонии. Через десять с лишним лет после окончания войны Х. Эсперанса описывал этот процесс:

«Определённые учреждения постоянно донимали нас формами и опросниками, которые не служили никакой цели, кроме того что выводили работников из себя, поскольку требовать от нас заполнить всё это – значило загубить наши старания работать свободно и добросовестно… Считая, что для нас достаточно было работать, выполнять наши обязательства по снабжению фронта и в максимальной степени развивать деятельность наших организаций, мы отталкивали от себя эту бумажную работу, которую навязывала нам вечно требовательная и нервная бюрократия государства».

Некоторые лидеры коллектива сталкивались с личными угрозами. Наконец, «они потребовали, чтобы мы распустили свой коллектив, уступив наши права государству, от чего мы вновь отказались. Тогда власти решили реквизировать кожи и дубильные экстракты, которые мы держали на границе, и другое сырьё, которое нельзя было достать в Испании, – всё это украли у нас, тем самым вызвав кризис в работе наших фабрик… Лишённые возможности работать, наши товарищи были неприятно удивлены присутствием войск на каждой из наших 27 фабрик и 6 складов. В течение пяти недель в наших зданиях днём и ночью размещался целый батальон, который должен был осуществить реквизицию». Войска конфисковали со складов коллектива всю готовую гражданскую продукцию, «что, конечно, не служило делу народа, но зато позволило разрушить наш коллектив»50.

Преследование анархистов и других гражданских лиц

После мая 1937 г. анархистам приходилось думать не только о том, как защитить свои позиции в экономике и политике, но и том, как обеспечить себе личную безопасность. Начиная с середины 1937 г. они и другие оппоненты сталинистов стали жертвами масштабных репрессий. Их преследовала полиция, тысячи были арестованы, значительное число из них подверглось пыткам, и некоторые были убиты.

Интересная статистика процессов, происходивших после майских событий, представлена Жозепом Марией Брикалем. Он подсчитал, что с мая по декабрь 1937 г. каталонское правительство (в котором с конца июня преобладали сталинисты) потратило на тюрьмы и суды 3 074 037 песет, в сравнении с 395 454 песетами, потраченными по этой же статье с ноября 1936 г. по апрель 1937 г.51.

Иностранные анархисты преследовались особенно свирепо. Гельмут Рюдигер в своём докладе на декабрьском конгрессе Международной ассоциации трудящихся 1937 г. сообщал:

«Преследование иностранных антифашистов в Испании началось с возмутительной кампании против ПОУМ, в рядах которой находилось значительное число иностранцев. Если в первые месяцы народного движения иностранному товарищу было достаточно иметь поручительство иностранной антифашистской организации… то после майских событий власти стали требовать официальные документы из стран происхождения иностранцев. Таким образом, гитлеровский паспорт или паспорт, выданный итальянскими фашистами, приобрёл бо́льшую ценность, чем лучшая документация от НКТ или ФАИ…

После Майских дней сотни иностранцев были помещены под стражу или оставлены на произвол судьбы, без какого-либо внимания правительства к их делам. Говоря в целом, тех, кто был связан с ОСПК – коммунистами, – оставляли в покое, а неорганизованных и сочувствующих НКТ депортировали, без причины или как “фашистов”. Ситуация этих иностранных товарищей была особенно тяжёлой, чему, по моему мнению, испанские товарищи никогда не придавали значения. Иностранные товарищи, которые приехали в Испанию, этим поступком сделали себя нежелательными лицами в своих “собственных” странах, не говоря уже об эмигрантах из фашистских стран, которые думали, что нашли в Испании приют, а теперь, после повторной депортации, остались бездомными скитальцами, стоящими в эмиграции перед лицом ещё бо́льших трудностей, чем когда они уехали в Испанию…»52

Это преследование облегчалось тем обстоятельством, что вскоре после Майских дней были окончательно распущены контрольные патрули – революционная полиция, созданная после 19 июля 1936 г. Это произошло 6 июня, и, как пишет Мануэль Круэльс, «тогда исчезли последние остатки революционных сил»53. Поддержание общественного порядка возлагалось исключительно на регулярную полицию: Национальную республиканскую гвардию (бывшую Гражданскую гвардию), Штурмовую гвардию, карабинеров и, в Каталонии, региональную полицию – мосос-д’эскуадра.

После их устранения из правительств Республики и Каталонии анархисты утратили практически всякое влияние, не говоря уже о контроле, в полицейских силах. Это резко контрастировало с ситуацией в первые месяцы Гражданской войны, когда у анархистов имелись не только патрули, но и важные посты в регулярной полиции. С июля 1936 г. по май 1937 г. член НКТ являлся, по крайней мере номинально, командующим Гражданской гвардии в Каталонии54. Другой сэнэтист в этот же период возглавлял тайную полицию в Валенсии55.

Служба военной информации (СИМ)

Наряду с этим, анархисты были полностью исключены из новой организации, которая была создана вскоре после назначения правительства Негрина и которая быстро стала самой могущественной и жестокой из всех сил «общественного порядка». Это была Служба военной информации (Servicio de Información Militar), или СИМ, которая почти полностью находилась в руках сталинистов, испанских и иностранных.

Служба военной информации была создана в августе 1937 г. министром обороны Индалесио Прието, по предложению «некоторых советских специалистов». Они представили ему проект декрета о создании СИМ, который он переписал, среди прочего потребовав, чтобы все назначения в службе производились им, как министром. Когда коммунист Дуран, назначенный главой СИМ в Мадридском регионе по рекомендации всё тех же советских «техников», от своего лица назначил агентами несколько сотен коммунистов, Прието отстранил его и отправил обратно командовать дивизией. Когда советский военный специалист пришёл протестовать и требовать возвращения Дурана в СИМ, Прието отказал ему.

Однако Прието не повезло с главой СИМ. Вначале он назначил на этот пост своего личного друга, которому эта работа не понравилась, и вскоре он оставил её. Затем Прието назначил подполковника-социалиста Урибарри, который вскоре сообщил министру, что получил от советского «техника» предложение «непосредственно и постоянно работать с ним, за вашей спиной». Хотя Урибарри сказал, что ответил отказом, Прието отмечает, что вскоре он «изменил своё поведение, не знаю, по чьему совету». После этого, пишет Прието:

«Я понял, что СИМ больше не подчиняется моим приказам»56.

СИМ была не первым органом «безопасности», перешедшим под контроль сталинистов. Хосе Пейратс описывает случай Главного управления безопасности (Dirección General de Seguridad). Вначале предполагалось, что оно будет действовать под руководством Национального совета безопасности, «с прямым представительством антифашистских сил». Однако коммунист полковник Ортега, назначенный генеральным директором безопасности, вскоре добился роспуска этого совета, получив полный контроль над организацией.

Результатом, по словам Пейратса, стало то, что «главное управление было превращено в штаб “Партии”». В его залах и кабинетах на видных местах висели портреты Ленина, Сталина и «других великих людей из коммунистического сонма святых». При полковнике Ортеге в управлении работали многие агенты старой полиции, которые перед самым 19 июля находились под следствием как нелояльные Республике57.

Хотя официально СИМ являлась «военным» учреждением, вскоре она стала всеохватывающим репрессивным органом. Пейратс перечисляет её тринадцать отделов: иностранный, авиации, сухопутных сил, флота, общественных работ, вооружения, экономический, юстиции, транспорта и связи, образования и зрелищ, политических партий и профсоюзных организаций, гражданского населения и Специальная бригада58.

Пейратс пишет, что Специальная бригада СИМ «занималась арестами, допросами и пытками арестованных». Отмечая, что СИМ удалось устранить некоторых фалангистов, он добавляет:

«Нужно отметить, что это было сделано с помощью пыток. И те же самые методы применялись к антифашистским элементам, навлёкшим на себя гнев тех, кто вдохновлял работу Спецбригады. Террор и мучение безоружных людей во всех без исключения случаях являются чудовищной бесчеловечностью, достойной проклятия»59.

Хосе Пейратс и Диего Абад де Сантильян приводят многочисленные примеры пыток, которым СИМ подвергала своих жертв. Сантильян называет центры, в которых действовала СИМ: «В отеле “Колон” – барселонском штабе ОСПК, в Доме Карла Маркса, на Пуэрта-дель-Анхель, 24 и на Вилламайор, 5 в Барселоне, а также в монастыре Санта-Урсула в Валенсии, в замке Кастельдефельс, в Чинчилье и т.д., и т.д. совершались преступления, которые не имеют аналогов в истории испанской инквизиции…»60 Пейратс комментирует:

«СИМ также использовалась как инструмент политического шантажа. Её агенты изучали частную жизнь лиц, которых она хотела контролировать или нейтрализовать. Если расследование выявляло какие-либо изъяны в моральном облике данного лица, ему угрожали сделать его личные слабости достоянием общественности, если он не выполнит определённых требований. СИМ также собирала государственные секреты в области дипломатии, промышленности и вооружений. Такого рода служба шла на пользу только Советскому Союзу…»61

«У СИМ имелись собственные концентрационные лагеря. Режим в этих исправительных лагерях был жестоким: скудная и малопитательная еда, работа, которая была не просто непосильной – изнурительной. К заключённым не допускались посетители…

Эти наказания применялись без разбора к фашистским заключённым и к антифашистским, к фалангистам и пятой колонне и к активистам ПОУМ и Либертарного движения…»62

Весь этот аппарат находился в руках сталинистов, говорит Пейратс. «Начальник, его секретари, руководители службы и администрация контролировались партией Сталина. Коммунистические агенты преобладали в наиболее важных отделах…»63

Таким образом, после вытеснения анархистов из республиканского и каталонского правительств сталинисты получили практически полный контроль над репрессивным аппаратом Испанской республики. Более того, эти органы использовались сталинистами для подавления всех, кто выступал против их доминирования в лоялистской Испании, будь то поумисты, левые социалисты или анархисты.

Абад де Сантильян писал от имени Федерации анархистов Иберии:

«Мы осудили эту идею, заявив, что таким путём мы не можем прийти ни к чему, кроме победы Франко, потому что это лишает нас поддержки народа. И мы не ошиблись. Если становилось известно что-либо конкретное об этих методах, это было только благодаря нам. Остальные партии и организации, хотя и возмущались, хранили молчание, потому что, говорили они, этого требовала война. Мы поняли, что война требовала обратного: прекращения этих ужасов, подготовленных и организованных русскими коммунистами, и строгого наказания тех, кто, на руководящих постах или в качестве простых орудий, посвящали себя делам, позорящим нашу войну и нашу революцию»64.

Преследование анархистов и других элементов в вооружённых силах

Коммунисты были особенно заинтересованы в том, чтобы получить полный контроль над вооружёнными силами Республики. Они понимали, что от этого в конечном счёте будет зависеть возможность установить в лоялистской Испании просталинский режим. Как следствие, преследование анархистов и других антисталинистов в вооружённых силах было ещё более ожесточённым, чем в гражданской жизни.

При этом сталинистами применялись различные методы. В главе 10 мы отмечали, что они, используя своё влияние в высших эшелонах Министерства обороны, пытались переводить офицеров из частей НКТ, ставить на их место коммунистов, а затем изолировать переведённых офицеров НКТ в политически враждебных частях – и эти усилия дали разные результаты в 26-й дивизии (бывшая колонна Дуррути) и 153-й бригаде (прежняя колонна «Земля и свобода»).

Однако там, где переводов оказывалось недостаточно, оппозиционные офицеры и солдаты часто сталкивались с угрозами, и эти угрозы нередко воплощались в жизнь. Согласно докладу Полуостровного комитета ФАИ, составленному в октябре 1938 г.:

«…В настоящее время мы можем указать случаи, когда наши товарищи, оставшиеся без защиты со стороны нашей организации, окружённые на своих передовых позициях, соглашались присоединиться к Коммунистической партии… У наших товарищей сложилось впечатление, что гнусная политика Коммунистической партии получила полную свободу действий. Речь идёт не о нескольких случаях – тысячи и тысячи товарищей признавались, что они больше боятся быть убитыми противником, который рядом с ними, чем погибнуть в бою с врагом, который находится по ту сторону фронта»65.

И Ларго Кабальеро, и Индалесио Прието, когда они руководили обороной, запрещали вербовку политических сторонников в вооружённых силах. Но сталинисты не обращали это внимания. К вышеупомянутому докладу ФАИ прилагался протокол совещания коммунистических офицеров на Арагонском фронте в марте 1938 г., на котором обсуждалось, насколько успешно продвигается набор новых членов партии в войсковых частях и как избавиться от офицеров, препятствующих этому. В конце совещания старший из присутствующих офицеров, А. Мерино, начальник штаба 142-й бригады, «вновь предложил формулу устранения, заявив: “Всё, что было сказано, очень хорошо, но я думаю, что выразился предельно ясно. Тот, кто стоит на пути, идёт в траншеи, раздаётся случайный выстрел, и в него попадают. Или его отводят к колючей проволоке, четыре выстрела, обвинение в дезертирстве, и мы можем быть уверены, что об этом никто не узнает”»66.

Форма «вербовки», которую защищал Мерино, широко практиковалась коммунистами в республиканской армии. Тот же доклад Полуостровного комитета ФАИ приводил много подобных случаев. К примеру, говорилось, что «25 июня 1938 г. комиссар 43-й дивизии Максимо де Грасия направил министру обороны и генеральному комиссару армии обширный рапорт о работе коммунистов в той дивизии, когда она стояла в Пиренеях, связывая с этими манёврами итоговое поражение. В этом рапорте описывались убийства, угрозы убийства некоммунистических офицеров и солдат, вскрытие корреспонденции, аморальное поведение и т.п., и т.д. До сих пор ничего не было сделано, чтобы найти ответственных»67.

Эти методы «вербовки» использовались сталинистами не только против анархистов. Один ветеран-социалист рассказывал мне много лет спустя о капитане, его однопартийце, который назначил своими помощниками двух молодых людей, не поинтересовавшись их политическими убеждениями. Спустя некоторое время этот капитан вызвал недовольство у некоторых коммунистов в его подразделении, которые приказали двум помощникам убить его. Вместо этого они пришли к нему, рассказали о своём членстве в партии и о полученном задании и предложили ему собрать вещи и уехать, чтобы они могли сказать, что не нашли его. Капитан так и поступил68.

В армии было широко известно о том, как действуют сталинисты. Их методы запугивания, применявшиеся во многих частях, подрывали, а то и вовсе уничтожали мораль в войсках. Они также отвлекали некоммунистических офицеров и солдат от выполнения обычных воинских обязанностей. Один ветеран из анархической колонны Ортиса (25-я дивизия), например, рассказывал мне, что, когда командующим одной из бригад дивизии был назначен коммунист, он и другой офицер-анархист спали по очереди, чтобы постоянно следить за любым подозрительным шагом, который мог предпринять комбриг69.

В период между битвой на Эбро и последним наступлением мятежников на Каталонию в республиканской армии участились случаи дезертирства. Адольфо Буэсо, профсоюзный активист ПОУМ, пытаясь выяснить причины этого, опросил многих солдат, которые покинули фронт, или были в отпуске в Барселоне, или лежали здесь в госпиталях. Среди названных ими причин, сообщал он, было явное предпочтение в снабжении не только оружием, но также униформой и мылом, которое отдавалось коммунистическим войскам перед другими. «Ещё одним поводом для недовольства была та наглость, с которой “хорошие задания” отдавались тем, кто имел билеты КП; но что вызывало наибольшее отчаяние, заставлявшее людей “возвращаться домой”, так это ужасное преследование и хладнокровные убийства коммунистами тех, кто не хотел служить их замыслам или имел поумистское или сэнэтистское прошлое…»70

Хосе Пейратс обращал особое внимание на ситуацию в госпиталях. Отметив несколько случаев злоупотреблений, совершённых коммунистическими врачами и медицинским персоналом, он цитирует записку Полуостровного комитета ФАИ от 18 июля 1938 г., в которой, помимо прочего, говорилось:

«С ранеными обращаются так, как пожелают врачи, и если персонал госпиталя настроен против них, их не лечат. Наши профсоюзные делегаты в военном госпитале Валькарки поведали нам о действительно чудовищных случаях. Раненых оставляли без лечения один день, другой, третий, и их ранения заканчивались гангреной… За этот госпиталь отвечает коммунистическая ячейка во главе с доктором Линаресом, одним из “храбрецов”, который во время наступления в Арагоне бросил оборудование и сломя голову бежал в Барселону. Но сказанное о Валькарке относится ко всем, абсолютно всем военным госпиталям. Врач, медсестра, пациент и директор, если они не коммунисты, терпят всевозможные унижения и угрозы и, хуже того, рискуют попасть в подлую ловушку, которая похоронит их в могилах Монтжуика…»71

Заключение

После событий в Барселоне в мае 1937 г. анархистам пришлось вести ожесточённую борьбу на многих фронтах, чтобы защитить революционные завоевания первого этапа Гражданской войны. Они должны были бороться, чтобы сохранить как можно больше сельских и городских коллективов, поддержать своё влияние в вооружённых силах и оставаться значимой силой сопротивления в республиканской политике.

Они испытали на себе решимость и напор высокодисциплинированных испанских сталинистов, которых поддерживали, поощряли и направляли агенты – дипломатические, коминтерновские, экономические и военные – советского режима. Где было возможно, сталинисты действовали с официальных должностей, полученных ими в аппарате республиканского государства; где это не было возможно, они действовали помимо него, используя свою тайную полицию, секретные ячейки в войсках, негласное и явное давление множества «советников» на чиновников и офицеров Республики.

В любое время и по любому вопросу сталинистам удавалось мобилизовать против анархистов поддержку других политических, социальных и экономических групп Республики. Однако, когда эти элементы послужили своей цели, они также пали жертвами сталинистов, рвавшихся к власти. Как мы уже отмечали, к концу 1938 г. коммунистам удалось устранить политически – или даже физически – все важные оппозиционные политические силы, кроме анархистов.

Сопротивление анархистов постепенно превращалось в борьбу за выживание. Сталинисты, вначале через агентуру ГПУ, работавшую независимо от правительства, затем в основном через Службу военной информации, проводили политику физического устранения своих противников на фронте и в тылу, когда прочие методы не срабатывали.

Вряд ли можно сомневаться в том, что это настойчивое стремление насадить в республиканской Испании порядки сталинского Советского Союза серьёзно подрывало мораль тех, кто сражался и трудился ради республиканского дела. Ситуация, когда многие республиканские военнослужащие боялись сталинистов, находившихся в их среде, больше, чем солдат Франко по ту сторону фронта, безусловно, не вдохновляла на продолжение борьбы против мятежников. Поскольку большинство в республиканских силах составляли рабочие и крестьяне, которые в той или иной степени участвовали в революции на начальной стадии войны – или имели родственников или друзей, участвовавших в ней, – попытки сталинистов подавить эту революцию также негативно влияли на боеспособность республиканцев. Кроме того, эти попытки всё чаще заставляли рабочих и крестьян в тылу задаваться вопросом: есть ли ещё какой-то смысл в их жертвах ради продолжения борьбы.

Все эти наблюдения в первую очередь относятся к анархистам. Именно они взяли на себя основную роль в революции – поддержанные поумистами и социалистами Ларго Кабальеро. Для них борьба за революцию и победа в войне были неразделимы. Поэтому остаётся лишь удивляться тому, что солдаты-анархисты, составлявшие наиболее многочисленный элемент в войсках, продолжали так же стойко сражаться на фронте, как они сражались раньше, а анархисты в тылу продолжали трудиться с таким же упорством, как раньше.

Итоги борьбы анархистов и сталинистов во время Гражданской войны в Испании, вероятно, лучше всего выразил один иностранный автор вскоре после окончания Второй мировой войны. Гэбриел Явсикас писал:

«В конечном итоге коммунистам не удалось ликвидировать анархистов и социалистов, которые оказались весьма непокладистой публикой. НКТ в особенности доказала, что если её не смогли сломить постоянные репрессии сменявших друг друга испанских правительств, то у Москвы было немногим больше шансов. Как следствие, русские – реалисты до глубины души – наконец сдались и вышли из гражданской войны летом 1938 г., за девять месяцев до того, как республиканское правительство сложило оружие»72.

Часть V. Роль анархистов в политике республиканской Испании

34. Разногласия в рядах либертариев

Было очевидно, что с начала Гражданской войны анархистам пришлось совершить идеологическое отступление. Этот процесс начался с фундаментального решения каталонской НКТ – не провозглашать официально либертарный коммунизм сразу после 19 июля, хотя власть фактически находилась в её руках, а вместо этого сотрудничать с другими силами, поддерживавшими дело Республики. Затем были приняты решения о вхождении анархистов в правительства Каталонии и Республики. Однако в либертарном движении не происходило каких-либо значительных расколов из-за этих компромиссов по отношению к его традиционной идеологии и политике.

Только после Майских дней и изгнания анархистов из каталонского и республиканского правительств эти разногласия начали приобретать заметный масштаб. Чрезвычайное давление, которое испытывали анархисты на последующих этапах Гражданской войны, оказало своё влияние и на внутреннюю жизнь движения. Различные группы по-разному реагировали на давление сталинистов и их союзников и на отношения либертариев с правительством Негрина. Эти различия подходов и мнений в конечном счёте привели к публичному выражению конфликтующих позиций по поводу роли анархического движения в Республике в последний год её борьбы против сил Франсиско Франко.

Одна из тактик сталинистов заключалась в том, чтобы попытаться проникнуть в ряды анархистов. Диего Абад де Сантильян отмечал, что они пытались «расчленить» либертарное движение и что Национальный комитет НКТ осудил эти попытки, но утверждал, что НКТ сделала это «лишь на словах», стараясь не слишком отдаляться от правительства Негрина и поддерживавших его политических сил1. Нет никаких признаков того, что сталинистам удалось добиться какой-либо поддержки для своих приверженцев внутри либертарных организаций.

Однако не подлежит сомнению, что сталинисты обдумывали возможность раскола в рядах анархистов. Так, Пальмиро Тольятти сообщал своему руководству в Москве 25 ноября 1937 г.:

«В пределах НКТ обозначается расхождение между легалистским крылом, которое желает сотрудничать с нами и с правительством, и террористическим крылом. Идёт обсуждение раскола… Будущее покажет, насколько целесообразно заключение пакта между КП и НКТ. Моё мнение благоприятно… Необходимо не допустить, чтобы НКТ, в массе, встала на путь авантюр, и в то же время необходимо установить связь со здоровой частью НКТ…»2

Споры по поводу участия в правительствах

Хотя серьёзные разногласия внутри анархического движения стали очевидными в последний год Гражданской войны, начались они гораздо раньше. Несмотря на то, что решение каталонской НКТ не устанавливать формально свою власть после 19 июля было (как мы отмечали ранее) практически единодушным, в рядах либертариев возникли разногласия, когда они решили войти в правительства Каталонии и Республики.

Вхождение анархистов в правительства получило поддержку значительного большинства членов движения, и оппозиция ему была довольно ограниченной. Хосе Пейратс, который сам выступал против данного шага, подтверждает это. Изложив официальные доводы лидеров НКТ в пользу вхождения в правительство Ларго Кабальеро, он продолжает: «Все ли активисты думали так? Получила ли новая позиция НКТ поддержку международного анархизма и анархо-синдикализма? Печальная истина заключалась в том, что, за исключением течений меньшинства, оглашавших свои протесты в собственных изданиях, в комитетах, на митингах, пленумах и собраниях, значительное большинство активистов поддалось определённому фатализму – прямому результату трагических реалий войны»3.

Тем не менее оппозиция против участия анархистов, хотя бы и временного, в «государственных» делах действительно существовала. Мануэль Салас, участник войны и член НКТ, годы спустя отмечал, что вхождение анархистов в каталонское правительство в конце сентября 1936 г. вызвало мало споров, однако серьёзная дискуссия развернулась по поводу того, должна ли НКТ–ФАИ войти в правительство Ларго Кабальеро4.

Жерминаль Грасия, военачальник из «Либертарной молодёжи», спустя много лет говорил мне, что он редактировал газету «Кихот» (El Quijote), которая высказывалась против вхождения в кабинет Ларго Кабальеро, и что еженедельная газета ЛМ занимала такую же позицию. Он отмечал, что вопрос о присоединении НКТ к режиму Ларго Кабальеро не был вынесен на рассмотрение рядовых членов организации, и утверждал, что многие из них чувствовали себя обманутыми этим ходом и выступали против него.

Одним из принципиальных противников вхождения НКТ в республиканское правительство был Хосе Пейратс, который во время войны был лидером «Либертарной молодёжи» в Лериде и редактировал местную анархическую газету «Акратия» (Acracia). Он утверждал, что министры от НКТ будут бессильны в правительстве и что для НКТ было бы лучше защищать революцию с помощью экономических организаций. После Майских дней в Барселоне он был вынужден оставить должность редактора «Акратии» по причине своей оппозиции5.

Однако Фидель Миро, который был главой «Либертарной молодёжи» бо́льшую часть Гражданской войны, утверждал, что газета Пейратса была единственным изданием ЛМ, которое высказывалось против назначения министров от НКТ, и что на каталонском региональном пленуме организации только делегации из Лериды, Оспиталета и ещё одного центра выступили против участия в правительстве6.

Начало разногласий с ФАИ

В первый год Гражданской войны в глазах широкой публики – и даже членов либертарного движения – было мало различий в политике и позициях Национальной конфедерации труда и Федерации анархистов Иберии. Буквы «НКТ–ФАИ» были видны повсюду в Барселоне и других городах, посёлках и сёлах Республики, словно это была одна организация. То, что НКТ и ФАИ обе были представлены в региональных и местных органах и других общественных учреждениях, позволяло расширить общее представительство либертариев и не было следствием программных разногласий между этими двумя организациями. По всей видимости, в этот период между НКТ и ФАИ не было существенных расхождений. Действительно, Гомес Касас отмечает, что ФАИ «до некоторой степени забыла себя» в начале Гражданской войны и революции. «Практически до самого сентября ФАИ не подавала признаков жизни как полуостровная организация»7.

Однако после Майских дней и устранения анархистов из республиканского и каталонского правительств эта ситуация начала меняться. Мнения лидеров НКТ и ФАИ о том, как противостоять сталинистам и особенно как вести себя по отношению к правительству Негрина, стали значительно различаться.

Диего Абад де Сантильян, один из лидеров ФАИ, цитирует меморандум ФАИ, составленный в сентябре 1938 г., где это объяснялось следующим образом:

«Полуостровной комитет ФАИ, начиная с лета 1937 г., стал высказывать Национальному комитету НКТ своё братское мнение, что, поскольку мы оставили Конфедерации инициативу в политических делах, необходимо пойти на изменение, чтобы защитить нашу собственную индивидуальность, чтобы остановить, насколько это возможно, резкое падение революционной Испании. Мы должны сказать, что наши усилия не увенчались успехом, и разногласия в ежедневных дискуссиях о нашем коллективном поведении обострились до такой степени, что стало невозможно иметь единую ориентацию, одинаковые представления и одинаковые решения по различным проблемам войны, экономики, национальной и международной политики и т.д.»8.

Сантильян проследил, как развивались противоречия между руководством ФАИ (которое до некоторой степени поддерживала Федерация либертарной молодёжи – ФИХЛ) и Национальным комитетом НКТ. Вначале НКТ решительно отказалась вступить в правительство Негрина, когда оно было сформировано, и Национальный комитет НКТ выпустил по этому поводу воззвание:

«Активистам ФАИ нечего было возразить на эту принципиальную и ясную позицию. Она была обоснованной…

Но вот те из нас, кто был лучше информирован, придали этому иное значение, и мы усомнились, что те слова, которые для огромной массы Конфедерации были единственной приемлемой линией, имели такую же ценность для импровизированных лидеров великой организации. Вопреки духу, интересам и чаяниям масс рабочих и бойцов, эти лидеры, ранее публично поддерживавшие политику Ларго Кабальеро, вошли в контакт с Прието, чтобы теперь выразить свою поддержку ему, а когда, несмотря на эту поддержку, Прието также был выброшен из правительства, они связали себя с Негрином до самого поражения».

Сантильян отмечает, что после взятия Бильбао силами Франко «Свободная молодёжь», орган ФИХЛ, опубликовала статью под заголовком «Падение Бильбао означает провал правительства Негрина». В статье говорилось:

«По всей лоялистской Испании, по всем сёлам и городам проносится один призыв, один клич: Долой правительство Негрина! Долой Коммунистическую партию, причину всех поражений!»9

Согласно Сантильяну:

«В обращении Национального комитета НКТ к председателю Совета министров от 10 августа 1937 г. продолжалась славная линия мая. Возможно, оно грешило излишней сдержанностью, терпимостью, систематическим уходом от ответа, которого заслуживали провокаторы, стремившиеся уничтожить нашу работу и наших людей. Но этот документ всё ещё, в некотором роде, представлял собой образец достоинства»10.

Позднее в 1937 г. Национальный комитет НКТ, при содействии ФАИ, представил правительству критический анализ военных операций, проводившихся после отставки правительства Ларго Кабальеро. В данном документе делалось заключение, что невозможность провести запланированное Ларго Кабальеро наступление в Эстремадуре, вследствие отказа русских обеспечить ему воздушную поддержку, «является причиной падения Бильбао». Авторы также критиковали неэффективность руководства незначительными наступлениями республиканцев, предпринятыми в Центре и Арагоне, и доказывали:

«“Операция у Брунете была исключительно политической, она не отвечала задачам победы над фашизмом, а служила интересам Коммунистической партии в ущерб остальным организациям.

Необходимо решительно изменить военную политику, чтобы избежать катастрофы, к которой мы придём, если будем продолжать в том же духе”.

Напрасно мы добивались каких-либо корректив в военной политике, когда министром национальной обороны был Прието или когда его сменил Негрин, корректив, которые могли бы оправдать отказ руководящей бюрократии НКТ от всяких возражений, замечаний и критических суждений»11.

Сантильян пишет по поводу Национального комитета НКТ:

«Правда заключалась в том, что он прекратил всякую критику, он дал Негрину, после многих усилий и унижений, министра, выбранного им самим, и в течение почти всего 1938 года, в преддверии краха, звучал лишь наш голос, личный и Полуостровного комитета ФАИ»12.

К тому времени, когда Полуостровной комитет ФАИ стал возражать против всё более тесного сотрудничества руководства НКТ с Хуаном Негрином, возможность ФАИ апеллировать к анархическим массам была резко ограничена. Диего Абад де Сантильян позднее писал:

«Мы не могли обратиться к широким массам, чтобы они тысячами способов оказали давление на правительство. Попытка, которую годом ранее предпринял Ларго Кабальеро, сделала его узником в собственном доме. Дело было не в том, что мы боялись этого или чего-то ещё худшего, но в сложившейся ситуации даже личное самопожертвование не принесло бы никакого результата. Не один раз правительственная, да и практически вся пресса намекала, что и по менее значительным поводам, чем подавали мы, многие были брошены в тюрьму либо расстреляны. Сам факт, что мы могли ходить по улице, приписывался великодушию правительства. Действительно, многие достойные испанцы были арестованы или расстреляны и за меньшее. И мы также заявляли, что это было одной из многих причин судить и казнить это правительство, худшее, какое Испания знала за многие столетия.

Что мы говорили в своих изданиях, что мы сообщали нашим активистам, что мы обсуждали среди друзей – то же мы открыто высказывали и самому правительству»13.

НКТ, ФАИ и «13 пунктов» Негрина

Первый открытый конфликт между руководством НКТ и ФАИ, по-видимому, произошёл, когда премьер-министр Хуан Негрин огласил свои цели в войне, названные «13 пунктов». Они были изложены перед кабинетом 1 мая 1938 г. В них провозглашалось, что Гражданская война является борьбой за национальную независимость, были обещаны региональная автономия в послевоенной Испании, свобода вероисповедания и армия «на службе нации». Среди этих «13 пунктов» было три, которые имели особую важность с точки зрения анархистов.

Пункт 3 гласил, что борьба ведётся за «народную Республику, представляемую активным государством, основанным на принципах чистой демократии и осуществляющим свою деятельность через Правительство, которое будет наделено всеми полномочиями, переданными ему голосами граждан, и станет символом твёрдой исполнительной власти, всегда следующей предписаниям и желаниям испанского народа».

Пункт 7 указывал:

«Государство гарантирует право собственности, приобретённой законным порядком и на законных основаниях, при соблюдении высших национальных интересов и защиты производителей. Не вмешиваясь в личную инициативу, оно будет препятствовать накоплению богатства, порождающему эксплуатацию граждан и порабощение общества и уменьшающему контролирующую роль государства в экономической и социальной жизни. С этой целью оно будет способствовать развитию мелкой собственности, гарантирует семейное наследование и будет стимулировать все средства экономического, нравственного и расового улучшения производительных классов. Собственность и законные интересы иностранцев, которые не содействовали мятежу, будут уважаемы, и будет исследован, для выплаты соответствующей компенсации, ущерб, непреднамеренно причинённый войной. Для рассмотрения этого ущерба Правительство Республики уже создало Комиссию по иностранным жалобам».

Пункт 8 предусматривал преобразования в сельском хозяйстве:

«Коренная аграрная реформа, ликвидирующая старую и аристократическую полуфеодальную собственность, которая, лишённая всякого гуманного, национального и патриотического чувства, всегда была главным препятствием для раскрытия великих возможностей страны. Создание новой Испании на основе широкой и прочной демократии крестьян, собственников земли, которую они обрабатывают».

Наконец, пункт 13, хотя и не затрагивал напрямую позицию анархистов, вызывал серьёзные сомнения у них и других сил, поддерживавших республиканское дело:

«Полная амнистия для всех испанцев, желающих сотрудничать в обширной работе по восстановлению и возвеличению Испании. После такой жестокой борьбы как та, что заливает кровью нашу землю, на которой возродились древние добродетели героизма и верность идеалам расы, было бы предательством по отношению к судьбе нашего Отечества не подавить и не похоронить все мысли о мести и преследовании, ради общего дела самопожертвования и труда, совершить которое обязаны все сыны Испании для её будущего»14.

Реакция лидеров НКТ и ФАИ на принятие «13 пунктов» сильно различалась. 10 мая Национальный координационный комитет НКТ–ВСТ выпустил совместное обращение этих двух организаций, в котором говорилось:

«Наше правительство Народного фронта в своей недавней программе, изложенной в 13 пунктах, сформулировало основные цели нашей борьбы: целостная и полная национальная независимость; защита перед всем миром, и в авангардной позиции, настоящего и будущего цивилизованного человечества, без ограничения усилий и жертв, чтобы завоевать для нашей родины достойное место в сообществе наций и защитить коллективные интересы; право распоряжаться судьбами нашей страны и воля нации, устанавливающая для Республики правовой и социальный строй общежития, который посчитают гуманным и справедливым»15.

«Эти цели создают условия и силы, чтобы не сдавать позиций, пока не будет достигнута победа нашего дела. И поскольку борьба до конца, до победы – это выражение на словах твёрдой решимости всего пролетариата, который мы представляем, Национальный координационный комитет НКТ–ВСТ присоединяется к нашему правительству Народного фронта и подтверждает и рассматривает как свою собственную эту декларацию»16.

В этот же день Национальный комитет НКТ издал циркуляр, в котором обязывался защищать каждый из «13 пунктов» Негрина, чтобы показать, что они открывают «широкий простор для прогрессивных свершений», и опровергнуть «пессимистические измышления пораженцев».

По поводу 3-го пункта Национальный комитет заявлял:

«На пленуме в сентябре 1937 г. было решено сделать нашим и отстаивать тезис выборов под эгидой “демократической и федеративной социалистической республики”. В основные принципы, представленные нами ВСТ и принятые Национальным пленумом региональных организаций, мы включили пункт, излагающий сентябрьское решение. Декларация правительства меняет формулировку и говорит о народной республике, что не противоречит нашему тезису»17.

Циркуляр НКТ придавал пункту 7 «революционное значение, поскольку он относится к вопросам экономики и собственности. Мы хотели бы иметь декларацию о социализации, коллективизации и т.п.», но, говорила НКТ, это было невозможно для правительственного документа, рассчитанного главным образом на иностранную аудиторию. Утверждалось, что НКТ сама поддерживала мелкую собственность и предлагала компенсацию за конфискованные иностранные предприятия. Национальный комитет заявлял, что находит в пункте 7 «множество совпадений с нашими стремлениями, которые также сводятся, теоретически и практически, к постоянному улучшению положения производительных масс».

Что касается пункта 8, относящегося к аграрной реформе, то НК НКТ считал, что положение о «демократии крестьян, собственников земли, которую они обрабатывают» вполне удовлетворительно, поскольку в нём не говорится, «должен ли крестьянин быть собственником земли… индивидуально или в коллективе, и поэтому в сельской местности могут существовать коллективные организации, которые предполагают, что крестьяне, формирующие их, являются собственниками земли, которую они обрабатывают».

Наконец, НК НКТ защищал пункт 13, обещавший полную амнистию тем, кто участвовал в мятеже против Республики. Утверждалось, что этот призыв имеет «важность для внешнего мира… и важность в зоне мятежников, как пробуждение надежды среди тех, кто ежедневно наблюдает итало-германское вторжение»18.

Взгляд руководства ФАИ на «13 пунктов» полностью отличался от взгляда Национального комитета НКТ. В циркуляре, который был направлен Полуостровным комитетом ФАИ всем региональным группам, говорилось:

«Опубликованная правительством нота относительно целей, к которым стремится Республика в этой войне, представляет собой важнейший документ, в котором оно намечает курс, практически знаменующий возврат к режиму, существовавшему до 19 июля, со всеми последствиями, какие это может иметь для пролетариата»19.

Следующий циркуляр Полуостровного комитета ФАИ, датированный 6 мая, гласил:

«От третьего пункта, который устанавливает парламентский режим, до тринадцатого, который обещает амнистию сторонникам Франко, всё её содержание яростно сталкивается не только с нашими идеями (отражения которых в правительственном документе мы и не ожидали), но и с реалиями, создавшимися в антифашистской Испании после 19 июля. Самым существенным в этом документе является то, что в нём отсутствует. Мы не находим в нём никакого, даже самого острожного упоминания о 19 июля, о контрреволюционных силах, которые тогда с оружием в руках поднялись против народа и были решительно устранены из общественной жизни; мы не находим в нём положения, которое гарантировало бы завоевания крестьянского и рабочего класса; пра́ва на коллективное пользование [землёй] и рабочий контроль в производстве. Напротив, государство обещает гарантировать [частную] собственность, индивидуальную инициативу, свободное отправление религиозных культов, стимулировать развитие мелкой собственности, возместить убытки иностранному капиталу и т.д., и т.д.»20.

Столкновение между лидерами НКТ и ФАИ достигло кульминации, когда встал вопрос, будет ли ФАИ подписывать декларацию Народного фронта, одобряющую «13 пунктов». Каталонская региональная организация ФАИ, следовавшая решениям Исполнительного комитета Либертарного движения в той части Республики, настойчиво убеждала Полуостровной комитет ФАИ подписать этот документ, и её поддержал Региональный комитет Астурии, хотя комитет Арагона присоединился к возражениям Полуостровного комитета. В итоге Полуостровной комитет ФАИ согласился подписать декларацию «против воли»21.

Правительственный кризис в августе 1938 г.

Второй серьёзный конфликт между Полуостровным комитетом ФАИ и Национальным комитетом НКТ, очевидно, произошёл во время правительственного кризиса в августе 1938 г., который был вызван отставкой каталонского и баскского министров, несогласных с принятием правительством Негрина трёх декретов, в том числе о национализации военной промышленности страны. Диего Абад де Сантильян объясняет случившееся следующим образом:

«Усилия, которые мы прилагали в дни кризиса в попытке повлиять на руководящие комитеты либертарного движения, стремившиеся сохранить бессильного министра в правительстве Негрина – министра, выбранного самим Негрином, без консультации, министра, не дававшего нам никакой информации по вопросам жизненной важности, – не поддаются описанию. Множество доказательств, отчётов, данных, которые мы представили для понимания того, насколько пагубным было наше участие в таком правительстве и насколько вредным оно было для достойного завершения войны, – всё это должно было заставить немного задуматься даже тех, кто не был склонен к размышлениям. И всё же мы ничего не добились. НКТ, или предполагаемые её представители, оставалась неизменной в своей позиции, несмотря на все унижения, которым она подвергалась, даже непосредственно во время кризиса, а остальные партии и организации были запуганы аппаратом, созданным для репрессий…»22

Хосе Пейратс описывает различную реакцию лидеров НКТ и ФАИ на августовский кризис:

«НКТ не прерывала своего молчания. ФАИ, со своей стороны, выразила свою позицию в документе, содержание которого может быть суммировано в следующих двух пунктах… 1. Декреты, одобренные Советом министров 11-го числа этого месяца, представляют собой посягательство на права и свободы испанского народа. 2. Мы призываем все партии и организации, которые ставят общие интересы выше собственных частных амбиций, заявить о своём несогласии с политикой, обозначенной в этих декретах»23.

Меморандум ФАИ о ведении войны в августе 1938 г.

Следующим открытым разрывом Полуостровного комитета ФАИ с позицией руководства НКТ, выражавшейся в полной и некритической поддержке Хуана Негрина и всех аспектов его руководства войной – военного, экономического и политического, – был меморандум о военной ситуации. Этот документ был отправлен не только правительству, но и «бывшим военным министрам, военачальникам, партиям и организациям, поддерживающим правительство». Сантильян отмечает: «Несмотря на молчание большинства, наши аргументы и критика были настолько неопровержимыми, что многие люди ждали скорого введения изменений, предложенных нами». Среди тех, кто сообщил Полуостровному комитету о своей поддержке меморандума (полной или частичной), были Ларго Кабальеро, Индалесио Прието, генерал Висенте Рохо (начальник генштаба), Луис Аракистайн, полковники Диас Сандино, Хименес де ла Вераса, Эмилио Торрес и генерал Хосе Асенсио24.

В документе указывалось, что в течение двух лет войны лоялистские силы бо́льшую часть времени находились в отступлении. «Несомненной истиной является то, что руководство кампанией с нашей стороны страдает серьёзными дефектами, а наша народная армия и её командиры, недостаточно компетентные и значительно ослабленные партийной политикой, также имеют недостатки»25.

Первой причиной «столь сложной военной ситуации» в меморандуме называлось «нелепое и губительное влияние политики на войну». Вначале все республиканские фракции считали, что война быстро будет выиграна. Как следствие, «политика партийной гегемонии в тылу поощряла тех, кто боролся в защиту так называемых завоеваний революции, игнорируя то, что было самым существенным, то есть войну, войну неизбежно революционную. Партии и организации занимались накоплением оружия в тылу, чтобы добиться преобладания в послевоенный период, который, как они думали, скорого наступит, удерживая это оружие вдали от слабых фронтов, малоорганизованных и испытывающих недостаток во многих вещах».

Когда этот начальный период закончился, то, по словам ФАИ, «в первых рядах появляется политическая партия, недостаточно сильная в народе, но поддерживаемая политикой иностранной державы, которая, после усиленной пропаганды в рядах армии и учреждениях общественного порядка, приманивая к себе повышениями и постами новобранцев с не очень ясным антифашистским прошлым и небезукоризненной моралью, во многих случаях выдавая им членские билеты, датированные 1933 годом, безо всяких ограничений начинает превращать народную армию в творение партии»26.

Второй слабостью Народной армии, отмеченной Полуостровным комитетом, была система военных комиссаров.

«Когда начался военный мятеж и мы неожиданно получили в свои руки организацию войны и военных ресурсов, не зная, кому из профессиональных элементов доверить наши колонны, мы прибегли к назначению политических руководителей, или комиссаров, которые в сопровождении более или менее дружественных военных, которым мы доверяли, направляли операции.

Это было единственным возможным решением при тех обстоятельствах. Мы не могли поручить командование персоналу, который мы не знали, и были вынуждены оставить на постах только тех, кто объявил о своей поддержке вооружённого народа. Это была временная мера, пока не прояснится ситуация. Впоследствии из наших военных школ выпускались офицеры народного и революционного происхождения, а на самом фронте появились выдающиеся командующие из милиционеров, такие как Дуррути в Каталонии, Сиприано Мера в Центре, Ихинио Карросера в Астурии и др. Существование двойного аппарата, политического и военного, стало бессмысленным, если не вредным, не говоря уже об отравляющем влиянии политической вербовки, которой обеспечивал поддержку и средства этот аппарат»27.

Третьей проблемой, согласно Полуостровному комитету, были «военные советники СССР и применение авиации». Советские военные специалисты обвинялись в том, что они часто выходили за границы своих полномочий, осуществляя командные и контрольные функции. Это особенно относилось к авиационным силам, которые

«полностью находятся в руках офицеров СССР – крайность, вполне понятная ввиду особых условий в воздушных силах, отличающихся от армии, хотя мы и начали формировать многочисленные контингенты великолепных испанских пилотов и еженедельно собирать на наших заводах различные самолёты. Однако авиация, которую мы имеем, используется неэффективно, поскольку не были созданы, возможно из-за недостаточных ресурсов, подразделения авиации, находящиеся во взаимодействии с армиями и армейскими корпусами. Мы можем заявить, что наша пехота никогда не бывает достаточно обеспечена поддержкой воздушных сил, которые не держат никакой связи с землёй, в противоположность тому, как действует авиация наших врагов. Нет по сути никакого наблюдения с воздуха или фотосъёмки… не отслеживается ежедневный прогресс вражеских укреплений и, говоря в целом, не выполняется настоящая работа, которая отводится воздушным силам в современной войне»28.

Далее ФАИ критиковала «ревнивое преследование военачальников». Данный раздел меморандума обвинял членов «определённой партии» в распространении негативных слухов о командирах и политкомиссарах, не принадлежавших к этой партии. «Аполитичный Наполеон Бонапарт, командующий соединением нашей народной армии, без сомнения, был бы повержен комиссаром и ячейкой определённой партии в главном штабе. С другой стороны, фабрикуется ложная воинская слава для безликих и невежественных людей, на основании их сопричастности ячейкам и комиссарам… В таких условиях был создан моральный климат, далёкий от здорового, благородного и образцового боевого товарищества, которое должно царить внутри верной группы офицеров, и в этом факте можно увидеть причину многих дезертирств, многих поражений и отсутствия хороших командующих»29.

Затем ФАИ обращалась к проблеме избытка вооружённого персонала в тылу:

«В мае 1937 г. у нас были огромные силы манёвра, настоящая резервная армия, которой мы сегодня, несмотря на пополнения в ходе призыва, не имеем… Освобождение от службы на фронте, по политическим причинам, так называемых ответственных лиц в гражданской администрации, а также работающих в военной промышленности и тех, кто подлежит призыву, но служит в карабинерах, корпусе безопасности и информации… и полиции, вызывает огромное недовольство среди бойцов и их семей. Всё это должно быть изменено сильным и беспристрастным руководством»30.

Наконец, ФАИ в своём меморандуме критиковала отказ правительства организовать партизанские силы для действий в тылу врага и посвящала несколько слов тому, как это могло быть сделано31. Затем предлагались четыре «неотложных предварительных меры». Первая из них звучала следующим образом:

«Полное изменение в руководстве операциями вооружённых сил и военной политике. Пока не будет осуществлён отзыв добровольцев, предложенный Комитетом по невмешательству, испанские офицеры должны быть назначены для контроля над интернациональными бригадами. Ни один иностранец не может занимать должности, связанные с командованием и ответственностью, в армии, авиации и флоте. Русские советники прекратят свои независимые операции и будут членами главных штабов, подчинёнными испанским командующим. Переводчиков будет предоставлять правительство».

Вторым изменением, рекомендуемым ФАИ, было: «Восстановление дисциплины во всей её чистоте. Незаконные действия и некомпетентность командующих повлекут за собой строгое наказание, независимо от поручительства той или иной политической партии». Третьим было: «Отведение военным комиссарам только таких функций, которые не могут нанести ущерба правам и обязанностям военачальников». Наконец, ФАИ призывала к «радикальной реформе СИМ»32.

Естественно, сталинисты были весьма раздражены этим меморандумом. Впоследствии Пальмиро Тольятти утверждал, что «он содержал практически все элементы платформы антикоммунистического блока капитулянтов и предателей»33.

Октябрьский пленум 1938 г. Либертарного движения

Последнее крупное столкновение между соглашателями из Национального комитета НКТ и более радикальным Полуостровным комитетом ФАИ произошло на пленуме Либертарного движения 16–30 октября 1938 г. Это было собрание делегатов от региональных организаций всех трёх частей движения: Национальной конфедерации труда, Федерации анархистов Иберии и Федерации либертарной молодёжи. «Свободные женщины» участвовали только в дискуссии о «вспомогательных организациях Либертарного движения», и запрос о признании их четвёртой полноправной составляющей движения был отклонён34.

Споры на этом пленуме недвусмысленно отразили разногласия, раздиравшие Либертарное движение изнутри. Но в то же время они проиллюстрировали противоречия, с которыми движение сталкивалось в течение всей Гражданской войны, между его давними принципами и необходимостью идти на компромисс, чтобы выиграть войну и защитить свои организации.

В ходе подготовки к пленуму Полуостровной комитет ФАИ составил 17-страничный меморандум. В нём резюмировались жалобы, которые организация направила правительству и избранным деятелям двумя месяцами ранее, с добавлением значительного материала о терроре в отношении анархистов и других военнослужащих и гражданских лиц35. ФАИ также представила другой документ, озаглавленный «Доклад о необходимости подтвердить нашу революционную ориентацию и отказаться от участия в правительстве, ведущем войну и революцию к неминуемому поражению». Он содержал, главным образом, личные обвинения в адрес премьер-министра Хуана Негрина36.

Во время этого долгого двухнедельного пленума происходили острые конфликты между Национальным комитетом НКТ и Полуостровным комитетом ФАИ, которые отражены в записях, оставленных одним из членов последнего. Согласно этим записям, Мариано Васкес, национальный секретарь НКТ, полностью раскритиковал революционные действия анархистов в первой части Гражданской войны.

Васкес нападал на излишнюю привязанность анархистов к их традиционной идеологии и объяснял их слабые позиции в вооружённых силах их сопротивлением милитаризации. Он критиковал городские коллективы за отказ от «официальной опеки» и правительственного финансирования. Он критиковал поведение Гарсии Оливера в правительстве Ларго Кабальеро. Он осудил контрольные патрули анархистов. Он говорил о «донкихотской позиции» Совета Арагона. Он защищал национализацию и муниципализацию городских коллективов. Наконец, он защищал участие НКТ в правительстве Негрина и само это правительство. Он резко раскритиковал, как «ребяческий», августовский меморандум ФАИ о военных проблемах37.

Васкесу отвечали два члена Полуостровного комитета ФАИ, Жерминал де Соуза и Педро Эррера. Первый возражал против оценки военного меморандума ФАИ как «ребяческого», говоря, что «это не отражает мнение политических и военных руководителей»38.

Педро Эррера, очевидно, был более резким в своём ответе, чем его коллега. Согласно записям об этом заседании, он сказал:

«Необходимо отстранить тех, кто осуждает наши принципы. Тот, у кого нет идей, не должен стоять во главе нашего движения, которое нужно защищать как целое. Мы совершенно не можем обвинять себя в том, что случилось. “Доктринальный багаж” и “устаревшая литература” не могут быть отброшены анархистами, так как они всё ещё нуждаются в них. Потому что мы те, кто мы есть. Если кто-то отвергает наше учение по той причине, что оно не даёт нам быть неразборчивыми, пусть он покинет наши ряды. Нас нельзя обвинить ни в том, что произошло в Арагоне, ни в конфискации коллективизированных предприятий правительством. Тенденция оправдывать всё, что делается, и обвинять нас самих порочна и ставит нас в неприглядное положение».

Эррера также призывал говорить анархическим массам правду, чтобы избежать ошибок в будущем. По поводу поражений на фронте он сказал:

«В своих письменных докладах мы указали множество их причин, за которые мы не можем сделать себя ответственными, поскольку мы не имели к ним никакого отношения, что ясно продемонстрировал сам Национальный комитет НКТ…

Наши борцы не испытывали недостатка в активности, возможности или быстроте. Мы не можем и не должны советовать им опускаться до приёмов двуличности, лицемерия, запугивания и обмана, отличающих так называемую умелую политику коммунистов, которых мы сравнили с Обществом Иисуса. Для нашего движения этика – не предмет роскоши, а нечто совершенно необходимое, что отличает нас от других секторов…

Анархические идеи не делают невозможным, а наоборот, облегчают понимание проблем, о которых мы говорили, и их решение. Мы обязаны восстановить нашу необъятную силу, работая внутри нашей организации и рассматривая правительственные действия как временную меру, какой они и должны быть. Нам не следует забывать ни на один момент наши подлинные революционные цели. Либертарное движение должно излечиться. И для этой цели мы здесь должны указать на решения. Мы – комитет анархической организации, и мы знаем, в чём наша задача. Мы зависим от наших активистов, и мы не те, кто отдаёт приказы…»39

Орасио Прието был одним из тех, кто отвечал Полуостровному комитету. «Мы стоим на грани раскола. Я был бы счастлив, если бы можно было доказать обратное, и я прошу, чтобы мне это доказали. Никто не может присвоить себе исключительное право определять линию поведения и идеи»40.

На последующем заседании Федерика Монсень осудила Негрина. Она утверждала, что он «возглавляет абсолютистскую диктатуру с ликвидаторскими тенденциями». Она осудила дальнейшее сотрудничество анархистов с режимом Негрина и подвергла критике различные аспекты политики правительства41.

Хосе Пейратс называет этот пленум «грубой перепалкой»42. Тем не менее на нём были приняты важные решения, в том числе о создании координационного комитета Либертарного движения43. Конфликтная атмосфера, ощущавшаяся на заседаниях, подчёркивается в записях члена Полуостровного комитета ФАИ, которые цитируются Пейратсом (и мной).

«Под закрытие пленума Национальный комитет НКТ поднял вопрос о своей несовместимости с Полуостровным комитетом ФАИ. Последний в ответ выразил своё недоумение, заявив, что не чувствует со своей стороны несовместимости с каким-либо органом, поскольку, осознавая свою ответственность, в подобной ситуации он сразу же подал бы в отставку»44.

Хосе Пейратс так характеризует ситуацию внутри Либертарного движения в конце 1938 г.:

«Либертарное движение в 1938 году всё ещё сохраняло значительную часть своего потенциала и влияния на события в стране. Но, как мы только что видели, оно оказалось разделено на две основных тенденции. Одна, которую представлял Национальный комитет НКТ, была до крайности фаталистичной; другая, Полуостровного комитета ФАИ, представляла собой запоздалую реакцию против этого фатализма. Но между фатализмом НКТ и строгой ортодоксией ФАИ находилась ещё одна тенденция, не временная, а постоянная, в пользу открытого пересмотра тактики и принципов, представителем которой был Орасио Прието. Эта тенденция, выступавшая за превращение ФАИ в политическую партию, на которую возлагалась бы обязанность представлять Либертарное движение в правительстве, государственных органах и избирательных кампаниях, стала плодом всех тех идеологических компромиссов, на которые пошли начиная с 19 июля как НКТ, так и ФАИ»45.

Споры по поводу централизации Либертарного движения

Развитие самого анархического движения также породило спорные вопросы в последний год Гражданской войны. Одним из них была возросшая централизация и ужесточение дисциплины внутри движения.

На первых стадиях Гражданской войны в целом сохранялись традиционные демократические процедуры и участие рядовых членов в принятии решений, отличавшие испанский анархизм. Однако уже в марте 1937 г. поумистское издание «Испанская революция» сообщало о документе, принятом Национальным комитетом НКТ с согласия руководящих органов ФАИ и ФИХЛ, где «заявляется, что только региональные комитеты могут объявлять мобилизации, издавать распоряжения и т.д. Региональные комитеты являются единственными органами, уполномоченными действовать в политических вопросах… Отраслевые федерации и комитеты различных отраслей промышленности больше не имеют права принимать лозунги – только центральный руководящий орган, региональный комитет, может это делать. Все, кто не действует в соответствии с этими правилами и решениями, будут публично исключены из организаций». Издание ПОУМ комментировало:

«Эти шаги значительны, поскольку они указывают, в какой степени НКТ изменяет свою организацию и теорию перед лицом текущей ситуации»46.

Национальная конфедерация труда сообщала в декабре 1937 г. на конгрессе Международной ассоциации трудящихся (МАТ), что с 19 июля 1936 г. по 26 ноября 1937 г. НКТ провела 17 национальных пленумов региональных федераций. Этот доклад описывал процедуру проведения пленумов следующим образом:

«Национальный комитет созывает их циркуляром, с приложением повестки и отчёта. Региональные комитеты передают циркуляр местным и комаркальным федерациям или синдикатам, в зависимости от вопросов, перечисленных в повестке. Они созывают общие собрания членов, на которых обсуждается повестка и принимаются резолюции, которые впоследствии защищаются на региональных пленумах местных и комаркальных организаций, и решения этих пленумов защищаются делегациями региональных комитетов на национальных пленумах региональных организаций. В такой форме, и всегда с опорой на принципы анархо-синдикализма и волю большинства, резолюции принимаются по результатам дискуссии и при участии членов в обсуждении всех проблем»47.

Хосе Пейратс утверждает, что этот доклад изображал прямо противоположное тому, как в действительности поступало руководство НКТ:

«Этот избыток циркуляров, рассылаемых синдикатам Национальным комитетом, показывает, что последний стал машиной лозунгов. Для высшего комитета не нормально напрямую и с такой частотой обращаться к низовым организациям, используя промежуточные комитеты как пересылочные пункты. То же самое можно сказать по поводу избытка национальных пленумов, и прежде всего когда они начинаются с основной группы – собрания членов. Национальный комитет созывает эти пленумы циркуляром с повесткой. Если это должно значить, что повестку составляет Национальный комитет, то мы скажем, что такая процедура антифедералистская. Повестка обычно составляется на основе предложений, вносимых синдикатами».

Пейратс указывает, что даже рассылка извещений о пленумах проводилась избирательно. Как он говорит, сам Национальный комитет признал, что извещения отправлялись «местным и комаркальным федерациям или синдикатам, в зависимости от сложности повестки». Иначе говоря, «если повестка оказывается “сложной”, то циркуляр не доходит до синдикатов».

Пейратс подвёл итоги своих наблюдений о нехарактерной централизации власти в НКТ так:

«Можно с уверенностью сказать, что обстоятельства времени требовали от нашего движения скорости в организационной работе и что было необходимо принять предосторожности, чтобы избежать некоторого неуместного вмешательства. Но утверждение, что эти обстоятельства требуют отставить в сторону старый федерализм, доводит нас до конца пути»48.

Демократические процедуры стали ограничиваться, и начали применяться определённые дисциплинарные меры, которые не были характерными для движения. В докладе НКТ декабрьскому конгрессу МАТ, который мы цитировали выше, отмечалось:

«Национальный пленум региональных организаций, прошедший в Валенсии 6 февраля 1937 г., по третьему пункту повестки… объявил обязательной нормой поддержку всеми членами, синдикатами и комитетами решений организации, и в случаях, когда речь идёт об общенациональных решениях, и в случаях, когда эти решения региональные или местные. Нельзя было, чтобы каждый пользовался неправильно понятой свободой для подрыва организационного развития анархо-синдикализма. И нельзя было ставить в ложное положение комитеты и товарищей, участвовавших в правительстве»49.

Ранее мы отмечали тенденцию к подавлению оппозиционных голосов внутри Либертарного движения, включая отстранение Хосе Пейратса от редактирования анархической газеты «Акратия» в Лериде и резолюцию Национального экономического пленума НКТ о значительном сокращении числа периодических изданий. От имени Либертарного движения всё чаще выступали национальный и региональные комитеты, а рядовые анархисты оказывали всё меньше влияния на его позицию.

Кульминацией этого процесса стало принятое в апреле 1938 г. решение каталонских анархистов о создании «исполкома». Согласно Хосе Пейратсу, «Исполнительный комитет Либертарного движения был создан на пленуме анархических групп, делегатов синдикатов, активистов и комитетов трёх организаций, НКТ, ФАИ и ФИХЛ, 2 апреля в Барселоне… Гарсия Оливер дал драматическое описание военной ситуации, результатом чего стал Исполнительный комитет, полностью несовместимый с традиционным учением и практикой в особой и конфедеральной организациях»50.

Тем не менее существовала оппозиция такому развитию движения. Когда, после поражения лоялистов в битве на Эбро, Хуан Гарсия Оливер начал в прессе НКТ кампанию в поддержку создания исполкома, «Либертарная молодёжь» Каталонии наиболее решительно возражала против этого предложения, называя его апофеозом неверной политической линии, начало которой было положено при вхождении НКТ в правительство. Она говорила, что в итоге это приведёт к полному преобразованию НКТ в организацию, совершенно отличную от той, какой она традиционно являлась. Федерация либертарной молодёжи выпустила в ответ на статьи Гарсии Оливера обращение, которое было опубликовано в Испании и за границей, критикуя идею исполнительного комитета51.

Но, несмотря на это, Исполнительный комитет Либертарного движения Каталонии всё же был создан. Фидель Миро, главный лидер «Либертарной молодёжи» в Испании, был избран его секретарём. Комитет стремился установить в движении строгую дисциплину. Согласно резолюции о его создании, Исполнительный комитет, «с согласия комитетов движения», мог исключать отдельных лиц, группы, синдикаты, федерации и комитеты, которые не следовали общим резолюциям движения и своими действиями наносили ущерб их выполнению52.

Этот Исполнительный комитет Либертарного движения Каталонии, безусловно, представлял собой такую степень централизации власти, которая была неслыханной в испанском анархизме до Гражданской войны. По одному из его решений несколько инакомыслящих должны были быть наказаны за свою оппозицию отправкой на фронт53. Мы уже видели, что Исполнительный комитет Либертарного движения поддержал Национальный комитет НКТ в его споре с Полуостровным комитетом ФАИ по поводу «13 пунктов»54.

Разногласия внутри НКТ

Внутри самой НКТ существовала оппозиция тому, что воспринималось как рабское служение Национального комитета Хуану Негрину и его правительству. Эта оппозиция была особенно заметной в Каталонии.

Хуан Гарсия Оливер вспоминает о конфликте между руководством НКТ в Каталонии и Национальным комитетом:

«НКТ в Каталонии по капле накопила в себе обиды рабочего класса и приготовилась поднять общее выступление, в ходе которого ей предстояло свергнуть Негрина и коммунистов, не рискуя разорвать общий боевой фронт. Это произошло, когда она разорвала отношения с Национальным комитетом организации, из-за чрезмерных уступок последнего Негрину, из-за его сотрудничества с мифическим ВСТ негринистов и с Народным фронтом коммунистов.

Разрыв отношений с Национальным комитетом продолжался несколько месяцев, пока НКТ не созвала Национальный пленум региональных организаций. Печально, но большинство региональных организаций, с Центральной во главе, поддержали Национальный комитет и даже усилили его пронегриновскую позицию. Подобное отношение, которое подразумевало отречение от тех из нас в Каталонии, кто был против Негрина и выступал за полный пересмотр коллаборационистской линии НКТ, продолжалось до отставки Асаньи с поста президента Республики»55.

Каталонские анархисты рассматривали возможность политического переворота, направленного против Негрина. Гарсия Оливер провёл неофициальное совещание в своём доме в Барселоне, чтобы обсудить эту идею. Там присутствовали Хосе Хуан Доменек – глава каталонской НКТ, Хуан Пейро, Федерика Монсень, Франсиско Исглеас и Жерминаль Эсглеас. Они решили попытаться получить поддержку Диего Мартинеса Баррио из Республиканского союза, а также Луиса Компаниса и даже президента Асаньи.

Однако переговоры не дали результата. Когда обратились к Мартинесу Баррио, тот ответил: «Весьма интересная инициатива. Но уже слишком поздно». Президент Асанья дал похожий ответ:

«То, что вы предлагаете мне, очень интересно. Я думал о таком решении. Но у нас не осталось времени для его осуществления»56.

Отстранение Негрина произошло лишь после краха Каталонского фронта и открыло собой завершающие события Гражданской войны в Испании.

Часть V. Роль анархистов в политике республиканской Испании

35. Анархисты и Национальный совет обороны

Участие анархистов в испанской Гражданской войне закончилось их сотрудничеством в создании и вооружённой защите Национального совета обороны (Consejo Nacional de Defensa), отстранившего от власти правительство Хуана Негрина в начале марта 1937 г. Этот Совет положил конец преобладанию коммунистов в армии и правительстве Республики и безуспешно попытался достичь «почётного» мира с генералом Франко.

Участие анархистов было для Совета решающим. Вооружённое выступление получило политическую поддержку либертариев, и разумеется, без содействия возглавляемых анархистами войск, особенно IV армейского корпуса Сиприано Меры, Совет никогда не пришёл бы к власти. Тем не менее сотрудничество НКТ–ФАИ с полковником Сехисмундо Касадо, военным лидером Совета, и другими политическими группами, поддержавшими его, остаётся одним из наиболее неоднозначных аспектов роли анархистов в Гражданской войне.

Предыстория Национального совета обороны

Выступление в начале марта 1939 г., которое свергло правительство Хуана Негрина, началось не на пустом месте. Ранее уже были попытки, предполагаемые или более определённые, отстранить Негрина и коммунистов от контроля над Республикой.

Хесус Эрнандес в своей книге об испанских анархистах, написанной во время его пребывания в Коммунистической партии, утверждал, что лидер социалистов Хулиан Бестейро, занимавший важное место в хунте, уже некоторое время готовил свержение правительства Негрина. Перед началом Гражданской войны Бестейро был лидером правого крыла Социалистической партии, в то время как Ларго Кабальеро был главой левого крыла, а Индалесио Прието – предводителем партийного центра. Во время Гражданской войны Бестейро не играл значительной роли в национальной политике.

Согласно Эрнандесу, в июне 1938 г. Бестейро отправился в Барселону, где размещалось правительство Республики. По словам Эрнандеса, там были «визиты, банкеты, речи, тайные списки нового правительства; сеньор Бестейро – “новый спаситель” Испании»1.

Эрнандес также утверждал, что после Мюнхенского соглашения, заключённого в сентябре 1938 г., Бестейро явился в аэропорт Лос-Льянос и потребовал доставить его в Барселону как нового «главу правительства», на что офицер ответил отказом. Когда Бестейро добрался до Барселоны другими путями, он, говорит Эрнандес, не увидел там комитета по встрече, который, как ожидал Бестейро, должен был приветствовать его в качестве преемника Негрина2.

Эрнандес не приводил никаких доказательств или источников своих обвинений в адрес Бестейро. Однако имеются убедительные свидетельства того, что во время кризиса, сопровождавшего последнее наступление Франко в Каталонии, ФАИ предприняла по крайней мере две попытки свергнуть Негрина.

В начале декабря 1938 г., перед началом Каталонской кампании Франко, делегация ФАИ, состоявшая из Диего Абада де Сантильяна, Антонио Гарсии Бирлана и Федерики Монсень, посетила президента Мануэля Асанью. Они предложили ему «сформировать правительство испанской направленности, которое не будет, подобно нынешнему, символом зависимости от России, состоящее из людей, не несущих никаких ответственности за бездумную и пагубную политику, которая характеризует нынешнее правительство».

Согласно Сантильяну, Асанья мог всерьёз задуматься об отстранении Негрина. Однако, опять же по словам Сантильяна, Негрин пригрозил Асанье, что если его отправят в отставку, то он сам совершит переворот против президента Республики «во главе движения масс и армии, которые на его стороне»3. Луис Аракистайн подтвердил это свидетельство, заявив, что он и Мартинес Баррио слышали об этом от самого Асаньи4. Так или иначе, Асанья не принял предложение ФАИ.

Позднее, в начале битвы за Каталонию, ФАИ на совещании организаций Либертарного движения предложила, чтобы анархисты самостоятельно образовали хунту национальной обороны. Она доказывала, что анархистам удастся мобилизовать массы и большинство республиканской армии в Каталонии на защиту региона так, как не смогло бы правительство Негрина. Однако Либертарное движения отклонило это предложение, решив продолжать поддерживать существующее правительство5.

Обстановка после падения Каталонии

После захвата Каталонии силами Франко в начале февраля 1939 г. республиканская Испания сохраняла лишь центральные и южные районы. На бумаге у лоялистов ещё оставалось достаточно ресурсов, чтобы оказывать длительное сопротивление. Хесус Эрнандес утверждал, что у центрально-южного региона была «армия численностью около миллиона человек, с артиллерией, танками и авиацией; с флотом, превосходящим вражеский; с территорией, которая включала треть страны и насчитывала восемь миллионов жителей…»6

Однако другие участники Гражданской войны оспаривают оптимистические оценки Эрнандеса. Игнасио Иглесиас, который был главным лидером ПОУМ в Астурии, отмечает:

«…Армия Центра, лучше всего вооружённая, имела лишь 95 000 винтовок, 1 600 автоматов, 1 400 пулемётов, 150 артиллерийских орудий, 50 миномётов, 10 танков и 40 самолётов, тогда как у генерала Франко было тридцать две дивизии к югу от Мадрида, с огромным количеством артиллерии, танков и по крайней мере 600 самолётами»7.

Но главной вещью, которой не хватало республиканским силам, была решимость продолжать борьбу. В течение последних двух месяцев войны для оставшейся части республиканской Испании первоочередное значение имели три проблемы, и все они предвещали скорое окончание конфликта. Это были возможные условия «почётного мира» с силами Франко; поиск способов бегства из остатков лоялистской Испании; и окончательное решение Негрина передать почти полный контроль над остатками республиканской армии коммунистам – шаг, ускоривший его падение.

Сам Негрин рассматривал возможность «заключения» мира ещё до потери Каталонии. В 1938 г. он несколько раз встречался с представителями германских нацистов, чтобы обсудить этот вопрос8.

На последнем заседании республиканских кортесов на испанской земле, проходившем в Фигерасе 1 февраля 1939 г., Негрин представил свои условия для прекращения войны. Бруэ и Темим говорят по этому поводу:

«С разгромленной армией и в состоянии распада, не могло больше идти никакой речи о переговорах на равных… Было лишь три пункта, которые он [Негрин] продолжал считать условиями мира: гарантия независимости и национальной целостности; гарантия права испанского народа свободно определять свою судьбу; гарантия того, что политика властей остановит преследования после войны»9.

Однако Негрин быстро дал понять, что он готов пересмотреть и эти условия ради окончания войны. Признав во время консультаций с британскими и французскими дипломатами, что Франко вряд ли примет первые два пункта, он согласился ограничиться третьим, сформулировав его так: «Никаких репрессий». Как отмечают Бруэ и Темим: «Было бы трудно вести себя более примирительно»10.

Поиск способов выйти из войны, покинув страну, начался среди лоялистов с поражением республиканских сил в Каталонии. Большинство лидеров Республики, бежавших из Каталонии перед её захватом, не вернулись на республиканскую территорию. Президент Мануэль Асанья оставил свой пост, и большинство оставшихся в живых депутатов кортесов остались во Франции.

Возвращение Негрина в республиканскую Испанию

Премьер-министр Хуан Негрин в итоге вернулся в центрально-южную Испанию, вместе с министром иностранных дел Хулио Альваресом дель Вайо и некоторыми лидерами Коммунистической партии. Однако преемник Асаньи в качестве президента, Диего Мартинес Баррио, не только отказался возвращаться, но и заявил, что больше не признаёт Негрина главой правительства.

После приземления в аэропорту Лос-Льянос, возле Альбасете, Негрин встретился с ведущими военачальниками. Выяснилось, что практически все профессиональные военные, командующие республиканской армией, за исключением генерала Хосе Миахи, считают, что «теперь сопротивление невозможно; они должны вступить в переговоры, чтобы избежать катастрофы»11.

Однако Негрин не согласился с их доводами. Он сообщил своим военачальникам, что он сосредоточил во Франции обширный запас вооружений, включая 10 000 пулемётов, 500 артиллерийских орудий и 600 самолётов, и заверил их, что с этими материалами лоялистские силы Центра–Юга смогут успешно сопротивляться силам Франко. Он добавил, что после того, как его попытки начать переговоры с Франко, чтобы вырвать у вождя мятежников какие-либо уступки, закончились провалом, у республиканцев не остаётся иного выбора, кроме как сопротивляться12.

Кабинет Негрина – вернее, те его члены, которые вернулись с премьером в Испанию, – провёл заседание в Мадриде 12 февраля. Он выпустил обращение, призывая продолжать упорное сопротивление силам Франко. Этот призыв в течение следующих нескольких дней повторялся в коммунистической прессе13.

Согласно Пальмиро Тольятти, отношения Негрина с коммунистами были в тот момент довольно прохладными. Однако положение быстро поменялось: Негрин, говорит Тольятти, «дал нам больше, чем мы просили», и именно Тольятти написал для премьера речь, с которой тот планировал выступить 6 марта, но не смог из-за переворота Касадо14.

Однако, как отмечал Хесус Эрнандес, «Негрин недостаточно быстро организовывал правительственный аппарат и принимал неотложные… меры»15. По словам того же Эрнандеса, Негрин «совершил страшную ошибку, установив резиденцию правительства в Эльде (Аликанте), месте, удалённом от жизненных центров страны и от фронтов… Из вооружённых сил в наличии были лишь 80 герильяс, охранявших импровизированные помещения правительства…»16

Игнасио Иглесиас подчёркивает, что предполагаемое «правительство» Негрина фактически не контролировало области, которые всё ещё оставались у Республики:

«Члены этого курьёзного правительства, которое не правило, переезжали из города в город, из села в село, не имея возможности что-либо сделать, не участвуя ни в чём, не зная, что́ предложил Негрин, которого они яростно критиковали в частных разговорах, хотя и сохраняли молчание в его присутствии…»17

В течение нескольких недель после падения Каталонии в центрально-южном регионе не велись активные боевые действия. Одной из причин было то, что силам Франко необходимо было перегруппироваться и подготовиться к своему финальному наступлению на Республику. Однако также вероятно, что Франко и его приверженцы выжидали, чтобы увидеть, как будут развиваться события на оставшейся республиканской территории, надеясь завладеть ею без каких-либо крупных сражений – как и произошло в действительности.

Мера, Касадо и Негрин накануне переворота

Когда разбитые республиканские войска в Каталонии переходили границу с Францией, полковник Касадо, командующий армией Центра, вызвал в свою мадридскую ставку анархиста Сиприано Меру, командовавшего IV армейским корпусом. Они обсудили альтернативы, стоявшие перед республиканскими вооружёнными силами в Центре–Юге.

Оба они согласились, что захват Мадрида силами Франко практически неизбежен. Однако у них были разные мнения о том, как поступить в данной ситуации. Полковник Касадо предложил сосредоточить 80 тысяч лоялистских солдат в районе Картахены, где базировался флот, который мог служить «средством эвакуации наиболее скомпрометированных людей». Он сказал, что такое количество бойцов можно было бы хорошо обеспечить оружием с оставшихся складов и что они, вероятно, могли бы продолжать сопротивление в течение значительного времени, пока начало общеевропейской войны не изменит ситуацию в Испании.

У Сиприано Меры было другое предложение. Он утверждал: «Надо сосредоточить все наши резервы в одной зоне, скорее всего на Юге, напротив Эстремадуры, чтобы атаковать и посмотреть, присоединится ли население той области к нашим войскам… На случай, если это проникновение удастся, мы должны быть готовы в этот момент разрушить остальные фронты и превратить организованную армию в крупные партизанские отряды»18. Ни одно из этих предложений тогда не было принято.

11 февраля полковник Касадо был вызван к Хуану Негрину, который только что вернулся в Испанию. Когда Касадо объяснил Негрину обстановку на Центральном фронте, премьер-министр признался, что он пытался вступить в переговоры с Франко, но его усилия оказались тщетными, и теперь им остаётся только сопротивляться до конца. Он повторил Касадо свою историю о новых запасах оружия во Франции, ожидающих перевозки в республиканскую зону. Касадо убедил Негрина провести совещание всех главных военачальников, чтобы объяснить им его позицию и получить совет о том, как действовать дальше. Через день или два после этого состоялось совещание Негрина с командующими армии, о котором мы уже упоминали.

Негрин также встретился с лидерами политических и профсоюзных организаций Народного фронта, а затем провёл в Валенсии встречу с руководством Либертарного движения. Однако из этих совещаний премьер-министра не стали известны какая-либо новая информация или конкретные планы. Сиприано Мера много лет спустя писал:

«Когда я узнал обо всём этом, моё отчаяние было безмерным. Не было сомнения в том, что Негрин не собирается ни перед кем раскрывать свои манёвры и истинные намерения. Следовательно, он не заслуживал ни малейшего доверия с нашей стороны»19.

Сиприано Мера провёл совещание с тремя из четырёх дивизионных командиров его корпуса – коммуниста Кинито Вальверде19a на него приглашать не стали. Мера предложил, чтобы они пригласили на встречу Негрина и разъяснили ему, что на нём, как на премьер-министре, лежит обязанность начать переговоры с Франко. В крайнем случае Негрина следовало схватить, доставить на самолёте в Бургос, ставку Франко, и потребовать переговоров. Даже если бы Негрин и командующие IV армейского корпуса были расстреляны Франко, они продемонстрировали бы всему миру своё желание почётного мира.

Согласовав этот план, Мера представил его Касадо, который быстро согласился. Однако Мера рассказал о своих намерениях Комитету обороны НКТ, а от Комитета обороны о них узнал Национальный субкомитет Либертарного движения, который запретил Мере дальнейшие действия, сообщив ему, что уже осуществляется план по отстранению Негрина.

Тем не менее Мера и Касадо всё же провели запланированную встречу с Негрином в штабе IV армейского корпуса. Мера вначале предупредил Негрина о том, что Коммунистическая партия предпринимает очевидные попытки захватить полный контроль над остатками вооружённых сил Республики. Затем он сказал премьер-министру, что считает «серьёзной ошибкой» продолжать говорить об организации сопротивления, особенно в свете того факта, что многие лица, громче всех призывающие к сопротивлению, отправляют свои семьи во Францию и готовятся уехать сами.

После этого Мера обрисовал Негрину альтернативные планы сопротивления, которые обсуждали он и полковник Касадо. Он добавил, что если Негрин не готов принять ни один из них, ни какой-либо ещё, то четвёртой альтернативой «для правительства будет взять на себя ответственность переговоров с врагом, чтобы положить конец войне и с честью сохранить все те жизни, которые могут оказаться в опасности в случае победы противника».

Когда Негрин ещё раз сказал об оружии, приготовленном во Франции, Мера спросил его: «Вы действительно думаете, что сможете доставить его в Мадрид?» Негрин ответил: «Я думаю, да». На что Мера возразил: «Вы говорите “я думаю”, значит, вы не уверены»20.

Впоследствии Негрин начал предпринимать шаги по отстранению ведущих военачальников-некоммунистов от командования. Он вызвал полковника Касадо в свою резиденцию в Юсте, приказав ему передать свой пост полковнику Ортеге, командующему III армейским корпусом и коммунисту. Касадо отправился в Юсте, но начальник его штаба остался командовать Центральным фронтом вместо полковника Ортеги. Касадо и генералу Матальяне, который также был вызван, стало ясно, что Негрин готовится передать коммунистам полный контроль над вооружёнными силами. Как следствие, отмечает Сиприано Меро, «некоммунистические военачальники и различные представители республиканских, социалистических и либертарных организаций решили не допустить исполнения планов, намеченных сумасбродным доктором и его сталинскими союзниками»21.

Аппаратный переворот коммунистов

2 марта 1939 г. «Ведомости» Министерства обороны сообщили о кадровых перестановках в военном аппарате, которые стали роковыми для правительства Негрина. Как пишет Хесус Эрнандес: «Среди них фигурировали назначение Миахи генерал-инспектором морских, сухопутных и воздушных сил, лишавшее его полномочий главнокомандующего сухопутными силами; расформирование группы армий [Центра] и перевод на другие места членов её Главного штаба… “Ведомости” сообщали о возведении в генеральские звания ряда известных полковников-коммунистов, об отстранении крупных военачальников, неприемлемых для коммунистов по политическим соображениям, и назначении на их должности различных других коммунистов. Кроме того, был смещён командир морской базы в Картахене, и на его место был назначен коммунист»22. Сиприано Мера приводит дополнительные сведения об этих приказах:

«Все военачальники-коммунисты получили повышения, им передали самые важные командные посты, тогда как другим оставили просто почётные должности, ожидая времени, когда можно будет их арестовать. Модесто и [Антонио] Кордон, например, стали генералами, а [Энрике] Листер, Франсиско Галан, [Луис] Барсело́, Мануэль Маркес и некоторые другие – полковниками. Что касается назначений, то Кордон стал генеральным секретарём национальной обороны, а Галан принял командование морской базой в Картахене; одновременно комендантами гарнизонов в Аликанте, Мурсии и Альбасете были назначены Этельвино Вега, Леокадио Мендиола и Иносенсио Курто соответственно… Говорили, что в следующем выпуске ОВ (“Официальных ведомостей”) будет объявлено о назначении Модесто командующим армией Центра, Листера – армией Леванта и Кампесино – армией Эстремадуры»23.

Согласно Хесусу Эрнандесу, решения Негрина (как министра обороны) были приняты «по требованию Политбюро, которое, в свою очередь, выполняло приказы Тольятти и Степанова», двух последних «делегатов» Коминтерна в республиканской Испании24. Сиприано Мера, безусловно, прав, когда пишет, что эти постановления «были направлены на превращение Народной армии в послушный инструмент Коммунистической партии…»25

Однако наиболее меткое определение постановлениям 2 марта 1939 г. дал Хесус Эрнандес. По его словам, они представляли собой «настоящий государственный переворот Коммунистической партии»26.

Пальмиро Тольятти прокомментировал значение этих изменений в командовании с точки зрения коммунистов:

«Негрин не согласился назначить Модесто командующим армией Мадрида и отстранить и арестовать Касадо. Он решил перевести Касадо в Главный штаб и назначить командующим армией Мадрида коммуниста, подполковника [Эмилио] Буэно… Что касается Леванта, он дал нам самое важное (Альбасете, Мурсия, Картахена, Аликанте). Модесто было поручено командование манёвренной армией (формирующейся). Листеру – Андалусский фронт. Если бы все запоздалые меры Негрина были проведены на практике, государственный переворот Касадо стал бы невозможным»27.

Тольятти критически оценивал то, каким образом был совершён этот «коммунистический переворот»:

«Все решения, принятые Негрином, были обнародованы во внеочередном выпуске “Официальных ведомостей”. Выпуск состоял почти исключительно из постановлений о повышении в звании и назначении коммунистов, начиная с возведения Модесто и Кордона… в звание генерала, Листера – в звание полковника и т.д. Если они предназначались для провокации, то они выполнили эту задачу как нельзя лучше. Публикация были использована врагами как доказательство того, что коммунисты, в сговоре с Негрином, готовятся захватить всю власть»28.

Однако многие военачальники-коммунисты сами помешали Негрину поставить армию под полный контроль Коммунистической партии. Согласно Тольятти:

«Подполковник Буэно отказался принять командование армией Центра; таким образом, мы лишились того, что должно было сыграть ключевую роль в наших превентивных действиях. Мендиола, назначенный комендантом Мурсии, отказался. Курто, назначенный комендантом Альбасете, отказался… Вега, назначенный комендантом Аликанте, принял свой пост, но не принял серьёзных предосторожностей и был арестован днём 6-го числа небольшой группой штурмовых гвардейцев».

Тольятти объяснял эти действия коммунистических офицеров «связью, прямой или косвенной, вероятно масонского типа, с военачальниками, готовившими государственный переворот»29.

Бегство лоялистского флота

Когда Хуан Негрин назначил коммуниста Франсиско Галана комендантом Картахены, главной базы лоялистского флота, командующий флотом и офицеры местного гарнизона решили не передавать ему командование. По каким-то причинам офицеры базы не выполнили это решение. Однако адмирал Буиса приказал кораблям республиканского флота выйти в море, чтобы не подпасть под контроль коммунистов.

Примерно в то же время в порту вспыхнул мятеж фалангистов. Республиканский полковник Арментия сдался им, после чего покончил с собой. Вскоре в порт были направлены войска коммунистов, которым удалось подавить фашистский мятеж.

Тем не менее флот не вернулся в Картахену. Его офицеры приняли предложение французского военно-морского командования и укрылись в тунисском порту Бизерта; тем самым республиканский флот фактически был выведен из боевых действий. Это бегство в дальнейшем имело катастрофические последствия, поскольку лоялисты оказались лишены главного средства эвакуации из Испании, когда Республика была окончательно повержена три недели спустя30.

Создание Национального совета обороны

Хотя аппаратный переворот 2 марта послужил непосредственным поводом к созданию Национального совета обороны и свержению правительства Негрина, обсуждение такой возможности, конечно, уже велось в течение некоторого времени. К примеру, полковник Сехисмундо Касадо определённо поддерживал связь с мистером Коуэном, британским дипломатическим или консульским представителем в Мадриде, очевидно надеясь при его посредничестве получить от генерала Франко условия капитуляции. Единственным практическим результатом этих контактов, по-видимому, был обмен находившегося в тюрьме Мигеля Примо де Риверы, сына бывшего диктатора и брата основателя Фаланги, на сына генерала Миахи31.

Также можно сказать с уверенностью, что накануне создания Совета полковник Касадо действовал в тесном контакте с анархистами, в частности с Комитетом обороны Центра, возглавлявшимся Эдуардо Валем. Согласно Хосе Гарсии Прадасу:

«День и ночь… Комитет обороны готовил восстание. Валь и Сальгадо два или три раза в день сообщали Касадо о наших решениях, и в этих переговорах были согласованы мельчайшие детали предстоящего выступления… Сехисмундо устанавливал связь с военными элементами, которые были необходимы»32.

Сиприано Мера излагает подробности встречи, состоявшейся утром 4 марта в доме полковника Касадо, с участием самого Меры, начальника его штаба (Антонио Верардини) и членов Комитета обороны Валя и Сальгадо. Они обсудили с Касадо состав Национального совета обороны, который должен был заменить собой правительство Негрина, и определились с именами большинства из тех, кто в итоге вошёл в него. Они также договорились, что действовать необходимо быстро, поскольку было получено сообщение, что Негрин и коммунисты планируют собственный переворот на 6–7 марта.

Мера описывает чувства присутствовавших на этой встрече:

«Ситуация была ясна. С нами были ВСТ и политические партии, кроме коммунистов; против нас – Негрин, не представлявший никого, кроме самого себя, и получавший поддержку только от приспешников Сталина, да и те больше, чем поддерживали его, использовали его в своих планах по достижению гегемонии. В этих условиях мы чувствовали, что путь открыт. Было необходимо заполнить создавшийся вакуум»33.

На следующее утро, 5 марта в 8 часов, Мера и начальник его штаба вновь были вызваны на встречу с Касадо и Эдуардо Валем. На этой встрече им сообщили, что Национальный совет обороны будет провозглашён в тот же день в 10 часов вечера и перед этим 70-я бригада из корпуса Меры должна занять важнейшие пункты Мадрида. Касадо также приказал, чтобы Мера назначил кого-нибудь вместо себя командовать IV армейским корпусом, так как его присутствие потребуется в Мадриде.

Вернувшись к себе в штаб, Мера вызвал командиров трёх из четырёх своих дивизий, а также трёх бригад оставшейся дивизии (которая, как мы упоминали, находилась под командованием коммуниста Кинито Вальверды). Он рассказал им в общих чертах о предстоящих событиях и назначил Либерино Гонсалеса, командующего 12-й дивизией, своим временным заместителем. Он также приказал 70-й бригаде выдвинуться в Мадрид, как можно быстрее и неприметнее (чтобы не привлекать внимания частей, контролируемых коммунистами). К 9 вечера Мера снова был Мадриде, в здании Министерства финансов, где должна была разместиться новая хунта34.

Ровно в 10 вечера те, кто собрались в Министерстве финансов, вышли в эфир радиостанции «Уньон» и объявили о создании Национального совета обороны, который должен был сменить у власти правительство Хуана Негрина. Председателем Совета стал генерал Хосе Миаха, министром обороны – полковник Сехисмундо Касадо, министром иностранных дел – Хулиан Бестейро, министром внутренних дел – Венсеслао Каррильо, министром финансов и сельского хозяйства – Мануэль Гонсалес Марин, министром связи и общественных работ – Эдуардо Валь, министром юстиции – Мигель Сан-Андрес, министром образования – Хосе дель Рио, министром труда – Антонио Перес, секретарём Совета – Санчес Рекена35.

В хунте было представлено большинство партий и групп, поддерживавших Республику. Генерал Миаха и полковник Касадо были двумя из наиболее важных кадровых офицеров, командовавших республиканскими войсками. Хулиан Бестейро долгое время был лидером правого крыла Социалистической партии, а Венсеслао Каррильо был одним из главных сподвижников Франсиско Ларго Кабальеро, лидера левых социалистов. Эдуардо Валь в течение всей войны был руководителем Комитета обороны Центра НКТ, Гонсалес Марин был ещё одним лидером анархистов. Мигель Сан-Андрес был депутатом от «Левых республиканцев», а Хосе дель Рио – одним из лидеров Республиканского союза. Антонио Перес представлял ВСТ. Санчес Рекена был видной фигурой в малочисленной Синдикалистской партии Анхеля Пестаньи.

После официального провозглашения хунты по радио выступили некоторые из присутствующих: вначале Хулиан Бестейро, затем полковник Касадо, Сиприано Мера и два республиканца, Сан-Андрес и Хосе дель Рио. Они объявили о свержении режима Негрина, призвали народ Республики поддержать новое правительство и обозначили его целью (как выразился Мера) достижение «почётного мира, основанного на справедливости и братстве»36.

Новый министр юстиции, Мигель Сан-Андрес, зачитал официальный манифест о создании Совета, написанный Х. Гарсией Прадасом, редактором мадридской анархической газеты «НКТ». Он был адресован «Испанским трудящимся, антифашистскому народу!» и в нём говорилось, что правительство Негрина бездействует, будучи неспособно выполнить свои обещания, и что оно утратило всякие конституционные основания. Манифест призвал всех, кто находился в Республике, выполнять свой долг, пообещав, что каждый член Совета также будет выполнять свой, но о конкретных задачах, которые ставил перед собой Совет, говорилось довольно расплывчато37.

Негрин наверняка ожидал, что против него будет предпринято какое-то выступление при участии полковника Касадо. Хосе Пейратс пишет, что 3 марта премьер отправил к Касадо своего представителя, Росарио дель Ольмо, которая предъявила ему «декларацию о безоговорочной поддержке правительства» и попросила поставить под ней свою подпись. Как отмечает Пейратс, «Касадо прекрасно понимал, что это был ультиматум Негрина», и отказался подписывать декларацию38.

Когда был образован Совет национальной обороны, Хуан Негрин не оказал ему практически никакого сопротивления. По-видимому, среди оставшихся членов правительства Негрина шли долгие дискуссии о том, следует ли им что-либо предпринять и если да, то что именно. Но в итоге вечером 6 марта бывший премьер-министр вместе с бывшим министром иностранных дел Хулио Альваресом дель Вайо сели на самолёт и вылетели во Францию, где они благополучно приземлились39.

Действия коммунистических войск

Войска под командованием коммунистов, находившиеся в районе Мадрида, вскоре восстали против новой хунты. Это восстание было подавлено IV армейским корпусом Сиприано Меры только после недели боёв и двухтысячных потерь40.

Однако, прежде чем обратиться к подробностям этой борьбы, нужно отметить резкое противоречие между воинственностью коммунистических войск в Мадридском регионе и их пассивностью в других частях Республики, а также нежеланием национального руководства Коммунистической партии Испании и оставшихся коминтерновских и советских представителей всерьёз бросить вызов Совету Касадо. Позже мы вернёмся к вопросу о том, почему коммунистическое руководство так поступило.

Говоря о большей части коммунистических войск, находившихся вдалеке от Мадрида, Пьер Бруэ и Эмиль Темим отмечают: «Войска, возглавляемые коммунистами, ограничились самозащитой»41. Пальмиро Тольятти предложил объяснение этого странного поведения коммунистов.

Впоследствии, в своём отчете для московского руководства о произошедших событиях, Тольятти писал, что в дни, предшествовавшие перевороту Касадо, он обсуждал с лидерами испанской партии план действий и даже обратился за «советом» в Москву, но не получил ответа.

«Мы столкнулись бы с государственным аппаратом, гражданским и военным, мобилизованным против нас, враждебность и сопротивление которого можно было бы сломить только силой… Мы должны были бы захватить власть как партия… Всё руководство партии было против этого… Я был убеждён, зная, что́ имела партия и каково было соотношение сил в тот момент, что мы будем разбиты стремительно и бесповоротно, поскольку массы, дезориентированные и желавшие лишь мира, не последовали бы за нами и даже вооружённые силы, которыми командовали коммунисты, не поддержали бы нас с необходимой энергией и решительностью»42.

Однако далее в том же отчёте Коминтерну Тольятти отмечает:

«Падение Аликанте парализовало все действия, которые мы планировали… Более того, около пяти дня стало известно, что начальник Главного штаба воздушных сил (Алонсо, коммунист) присоединился к Касадо. С падением нашего основанного опорного пункта в Альбасете, на Мадридском шоссе, мы оказались в Эльде загнанными в своего рода крысиную нору»43.

Два ведущих военно-политических лидера коммунистов безуспешно пытались мобилизовать войска, чтобы противостоять Совету и, если возможно, свергнуть его. Это были Хесус Эрнандес, который до мартовских перестановок был политкомиссаром группы армий Центра, и Энрике Кастро Дельгадо, основатель 5-го полка.

Эрнандес, которому не удалось связаться с остальным руководством партии, приказал частям, находившимся под контролем коммунистов, перерезать коммуникации между Валенсией и Мадридом и готовиться к наступлению непосредственно на Мадрид. Некоторое время генерал Менендес, находившийся в Валенсии и предположительно бывший союзником Касадо, сотрудничал с валенсийскими коммунистами, освобождая тех из них, кто был арестован, и оставаясь более или менее «нейтральным» в конфликте внутри республиканского лагеря. Коммунисты из Валенсии не отправили войска, чтобы поддержать сопротивление своих товарищей перевороту Касадо в Мадриде, но, как отмечал Тольятти, «никто не говорил им, что они должны были это сделать»44.

Кастро Дельгадо, посовещавшись с Эрнандесом, отправился в Эльду, чтобы подтолкнуть руководство Коммунистической партии к действиям, но увидел, что оно не желает предпринимать никаких шагов, чтобы помешать Совету установить контроль над оставшейся республиканской Испанией. Вместо этого основные лидеры партии, как и их иностранные советники, были озабочены тем, как перебраться во Французскую Северную Африку либо непосредственно во Францию. В течение нескольких дней после создания Национального совета обороны практически все высшие руководители Коммунистической партии Испании и находившиеся при них коминтерновские и советские представители покинули страну45.

Вопреки нежеланию национального и международного коммунистического руководства предотвратить захват власти Советом, коммунистические войска в окрестностях Мадрида попытались оказать сопротивление. Сиприано Мера перед созданием Совета предупреждал полковника Касадо о таком развитии событий и предлагал отстранить трёх коммунистов, командовавших армейскими корпусами, которые, наряду с IV корпусом Меры, стояли в районе Мадрида. Однако Касадо ответил, что в этом нет необходимости, поскольку эти офицеры являются кадровыми военными и будут выполнять данный им приказ46.

Мера описывает обстановку в Мадридском регионе:

«Ситуация была отнюдь не благоприятной. Командующие I, II и III армейских корпусов вели себя уклончиво, несомненно ожидая конкретных приказов от Коммунистической партии. Бронетанковые силы, штурмовые гвардейцы и авиация, находившиеся в Центре, по большей части находились в руках коммунистов. То же относилось и к партизанской группе, располагавшейся Алькала-де-Энаресе, на пороге Мадрида. В действительности мы могли рассчитывать только на наш IV армейский корпус…»47

Не подлежит сомнению то, что войска, находившиеся под командованием Меры, в подавляющем большинстве были настроены против коммунистов. Это относилось как командирам младшего и среднего звена, так и к командующим дивизиями и бригадами (за исключением коммуниста, возглавлявшего одну из дивизий) и к самому Мере.

Причину этого объяснил мне много лет спустя один бывший офицер испанской морской пехоты и член НКТ, который находился на Мадридском фронте с февраля с 1937 г. до конца Гражданской войны. Как он говорил, во время войны сэнэтисты в Мадриде были зажаты между вражескими фашистскими силами впереди них и враждебными коммунистическими силами позади, и в марте 1937 г. «нужно было избавиться от коммунистов»48.

Однако не только анархические войска выступили против попытки Негрина полностью передать вооружённые силы под управление коммунистов. Лидер социалистов Трифон Гомес 5 марта писал Индалесио Прието:

«Мы сейчас заняли весьма решительную позицию… По соглашению с местными республиканскими элементами и с ВСТ и НКТ мы не дали нынешнему военному губернатору Альбасете уйти в отставку и не допустили на его место недавно назначенного преемника. Мы не станем позволять переворот через правительственную газету, который представляют собой эти назначения, и соглашаться в настоящий момент на передачу этих постов коммунистам. То же самое делают наши товарищи в провинции Мурсия…»49

В любом случае, как и предсказывал Мера, части II армейского корпуса подняли восстание утром 6 марта. Вскоре за ними последовали другие войска, контролируемые коммунистами. Вначале они действовали довольно успешно и даже заняли расположение Главного штаба, где солдаты полковника Барсело казнили «нескольких офицеров, включая полковников Гасоло и Отеро». Впоследствии полковник Касадо приказал в ответ казнить полковника Барсело, и это был единственный подобный случай после того, как анархические войска, поддерживавшие Совет, подавили выступление коммунистов50.

Штаб Сиприано Меры расположился в здании Морского министерства, находившемся под контролем Службы военной информации (СИМ), которую в Мадриде – что достаточно удивительно – возглавлял социалист Анхель Педреро и которая имела собственную телефонную связь. Другие телефонные линии оказались ненадёжными, но из Морского министерства, которое несколько раз подвергалось нападению, но было защищено войсками СИМ, Мере удавалось поддерживать постоянный контакт с частями своего IV армейского корпуса.

Хотя поначалу коммунистические войска смогли углубиться в Мадрид, а также занять Алькала-де-Энарес и часть Гвадалахары, после нескольких дней боёв они были отброшены назад. Части IV армейского корпуса были поддержаны авиацией полковника Гаскона, «республиканским соединением под командованием полковника Армандо Альвареса, составленным из разнородных сил», и анархической 83-й бригадой, которая прибыла из Леванта.

Коммунистические войска получили серьёзный моральный удар 8 марта, когда они узнали о бегстве бывшего премьер-министра Хуана Негрина и большинства высших руководителей Коммунистической партии. Через три дня сопротивление коммунистов продолжалось только в недостроенных министерских зданиях в конце бульвара Ла-Кастельяна в предместьях Мадрида. 11 марта эти здания были заняты войсками, лояльными Совету, и восстание коммунистов было подавлено. IV корпус и союзные ему соединения взяли около 20 тысяч пленных51.

В те дни, когда в лоялистском тылу шли бои, со стороны сил Франко могла проявляться какая-то незначительная активность, но они не пытались перейти в общее наступление на Мадридском фронте. Сиприано Мера пишет, что «враг наблюдал, надеясь, что коммунистическое восстание, вызвав резню среди антифашистов, преподнесёт им Мадрид на серебряном блюде»52.

Провал переговоров Совета с Франко

Совет не мог предпринимать никаких попыток начать переговоры с Франко, пока продолжалось восстание коммунистов, но к тому времени, когда оно было подавлено, исчезли все возможные шансы на достижение «почётного мира». По словам Сиприано Меры, «восстание коммунистов помешало Совету национальной обороны вступить в переговоры с врагом, находясь в выгодном или хотя бы менее рискованном положении». Он добавляет, что остатки правительства Негрина «были неспособны выговорить этот необходимый мир; у Совета было больше шансов добиться его, но для этого он должен был представлять единый фронт; мятеж коммунистов был ударом в спину»53.

Как только борьба с коммунистами была закончена, Совет представил Франко мирное предложение из восьми пунктов, включая полный отказ от политического преследования побеждённых; время на то, чтобы покинуть Испанию, для людей, которые хотели это сделать; и «уважение к жизням, правам и карьерам профессиональных военнослужащих»54.

Однако вскоре стало ясно, что Франко не намерен принимать условия Совета. Как пишут Бруэ и Темим, Совет «хотел переговоров; Франко хотел капитуляции. Он хотел подписать мирный договор; Франко не собирался ничего подписывать»55.

Хотя из Мадрида в Бургос были отправлены две делегации, с официальной миссией провести переговоры с людьми Франко, из этих переговоров ничего не вышло. В конце концов Франко прямо потребовал, чтобы республиканские войска подняли белый флаг и сдались его силам56.

Ввиду того, что попытка переговоров с Франко провалилось, хунта решила отвести войска с Мадридского фронта. Части, находившиеся под командованием Сиприано Меры, как предполагалось, должны были последними оставить свои позиции и отступить в Валенсийский регион 28 марта. Хотя Мера собирался оставаться со своими войсками, пока все они не будут выведены с позиций, полковник Касадо приказал ему и его основным подчинённым отправиться в Валенсию. Как писал спустя годы сам Мера:

«28 марта было, кажется, около 9:30, когда мы выехали. В этот час все фронты, кроме нашего, распались; я почувствовал облегчение и даже повод для гордости»57.

Однако вскоре наступило полное крушение Республики. Как пишут Бруэ и Темим: «В разных местах несколько сотен бойцов были убиты или покончили с собой. Несколько сотен тысяч оставили фронт, но огромное большинство из них было в итоге захвачено в плен»58. Следует полагать, что эти обобщения применимы к войскам IV армейского корпуса, по преимуществу анархическим, так же, как и к остальной республиканской армии.

Проблема эвакуации

Когда республиканское дело потерпело поражение, у тех, кто оставался в Центральном регионе (кроме высших руководителей правительства, партий и других организаций), было мало шансов бежать из страны. Хотя премьер-министр Негрин на словах обещал свою помощь в эвакуации, фактические возможности были невелики.

Игнасио Иглесиас комментирует эту проблему:

«Необходимо было привести в порты средиземноморского побережья, всё ещё остававшегося во власти республиканцев, как можно больше судов. Этого не было сделано. Негрин имел в своём распоряжении флот из двенадцати кораблей “Французской навигации”, компании, которая была создана на выделенные им деньги и управлялась французскими коммунистами; флот грузовместимостью более 150 тысяч тонн, принадлежавший “Среднеатлантической судоходной компании”, которая пользовалась полным доверием республиканского правительства… испанские торговые суда, стоявшие во французских портах, такие как “Дарро” (2 609 т) в Марселе, “Эсколано” (3 058 т) в Пор-Вандре, “Мотомайор” (5 724 т) в Гавре и “Сатурно” (3 450 т) в Касабланке, – все они были захвачены правительством генерала Франко. Другие корабли испанского торгового флота – принадлежавшие компаниям “Ибарра”, “Трасмедитерранеа”, “Навьера Пинильос”, “Сота и Аснар” и др. – вместо того, чтобы приказать им идти в средиземноморские порты, контролируемые Республикой, отправили в советские порты; таким образом, в конце Гражданской войны дюжина таких кораблей находилась в Ленинграде, несколько – в Мурманске и ещё некоторые – на Чёрном море. Позднее они сменили свои названия и стали частью советского торгового флота»59.

После распада республиканской армии оставалось мало судов, которые могли вывезти беженцев. В их число входили «Американ Трейдер», который забрал «несколько тысяч антифранкистов, и два других корабля, которые взяли больше полутысячи каждый». Иглесиас отмечает, в дополнение к этому, что «в последний момент прибыл “Стэнбрук”, приобретённый Советом обороны, который забрал 3,5 тысячи человек, и несколько судов меньшего размера, взявших ещё некоторое количество людей»60.

Либертарное движение накануне и во время Совета

Исполнительные органы анархического движения после падения Каталонии продолжали работать в центрально-южном регионе. Их заседания проходили почти до самой ликвидации Республики.

Сразу после возвращения Негрина на республиканскую территорию состоялось заседание Полуостровного субкомитета Федерации анархистов. На нём было решено, что, хотя «правительство является трупом, свергать Негрина нецелесообразно, а вместо этого следует поставить его действия под контроль организации»61.

Был создан координационный комитет Либертарного движения. В скором времени, 10–11 февраля, прошёл пленум Либертарного движения. На нём были зачитаны сообщения о консультациях анархических лидеров с различными военачальниками, в частности с генералом Миахой, который был назначен главнокомандующим сухопутными, морскими и воздушными силами. Были протесты против назначения Миахи, из-за его связей с коммунистами со времени битвы за Мадрид62.

Пленум также потребовал встречи с Негрином, на которой лидеры анархистов должны были изложить премьер-министру свои требования. 11 февраля эта встреча состоялась, однако Негрин поставил анархических лидеров в затруднительное положение, отказавшись говорить с аргентинцем Хосе Грунфельдом, который на тот момент являлся секретарём ФАИ, на том основании, что он был «иностранцем». По-видимому, в результате анархистам не удалось обсудить вопросы, которые они собирались поставить перед Негрином63.

15 февраля в Мадриде прошла ещё одна встреча лидеров ФАИ, НКТ и «Либертарной молодёжи». На ней обсуждались возвращение в республиканскую Испанию Сегундо Бланко, члена кабинета Негрина от НКТ, и его сообщение о том, что, хотя Негрин закупил большое количество советского оружия во время битвы за Каталонию, по некоторым причинам бо́льшая его часть не была доставлена, а то, что прибыло во Францию, было задержано французскими властями. Бланко также передал своим товарищам, находившимся в Испании, письмо от Педро Эрреры и Мариано Васкеса, секретарей ФАИ и НКТ соответственно, в котором они призывали вывезти из страны ключевых представителей анархического движения и обещали оказать в этом помощь из Франции64.

На следующий день, 16 февраля, прошло очередное заседание координационного комитета Либертарного движения, где, в частности, рассматривалась «позиция» Сиприано Меры, которая «могла иметь опасные и пагубные результаты для целей, к которым стремится организация». Хотя Мера в своих мемуарах не упоминает о том, что он встречался с руководством анархистов, очевидно, что на этом заседании его предложение – схватить Негрина и доставить его в Бургос, чтобы добиться мира от Франко, – было отклонено. Дискуссия на заседании, по всей видимости, была бурной, хотя Мера дал понять, что он является дисциплинированным участником движения и подчинится решению координационного комитета65. Как мы видели выше, Мера не стал реализовывать свой план по принуждению Негрина к переговорам.

На последних совместных заседаниях анархического руководства, предшествовавших образованию Национального совета обороны, было выдвинуто требование назначить полковника Касадо начальником Центрального главного штаба. На заседании 3 марта Сегундо Бланко последний раз сообщил руководству:

«Если говорить о возможности полной победы, то никто в здравом уме не может больше думать об этом»66. Таким образом, он открыто разошёлся с Хуаном Негрином, который продолжал призывать к отчаянному сопротивлению.

Руководство движения продолжало работать и после создания Национального совета обороны. Его встречи были отмечены продолжавшимся конфликтом между Национальной конфедерацией труда, с одной стороны, и Федерацией анархистов Иберии и Федерацией либертарной молодёжи – с другой, о котором мы говорили в предыдущей главе.

7 марта был сформирован новый Национальный комитет Либертарного движения, с Хуаном Лопесом из НКТ в качестве генерального секретаря и Хосе Грунфельдом из ФАИ в качестве вице-секретаря, включавший также Авелино Г. Энтриагло, Хосе Альмелу и Лоренсо И́ньиго. Этот комитет провёл заседания 11, 16, 17, 22 и 24 марта и ещё два заседания, очевидно последних, 27 марта. На заседаниях Национального комитета либертариев иногда присутствовали члены Национального совета обороны – Эдуардо Валь и Мануэль Гонсалес Марин.

22 марта Национальный комитет выпустил обращение «К бойцам и всем трудящимся», настаивая на том, что если добиться «почётного» мирного соглашения с генералиссимусом Франко окажется невозможно, то республиканские силы должны будут «сопротивляться до конца». Два анархических члена Совета обороны сообщили своим коллегам по НКТ–ФАИ–ФИХЛ, что они решительно выступают в Совете за сопротивление.

На заседании Национального комитета либертариев 22 марта также была принята резолюция, которая требовала от анархических лидеров, остававшихся во Франции после падения Каталонии, прибыть в центрально-южный регион Испании. Однако, независимо от того, какое развитие событий предпочли бы Эдуардо Валь, Гонсалес Марин и другие лидеры анархистов, ясно, что в последнюю неделю работы Национального комитета Либертарного движения дискуссии на его заседаниях сосредотачивались на необходимости и осуществимости эвакуации из Испании «скомпрометированных элементов» анархического движения и других республиканских элементов. Валь и Гонсалес Марин, поначалу встретившие эту идею в штыки, в конце концов согласились с решением Национального совета обороны о создании эвакуационных комитетов в каждой из оставшихся республиканских армий.

Однако, ввиду всеобщего краха лоялистской армии в последнюю неделю марта 1939 г. и почти полного отсутствия кораблей (которые, как предполагалось, Хуан Негрин законтрактовал во Франции) в Валенсии, Аликанте и других пунктах эвакуации, на спасение могла рассчитывать только горстка важнейших анархических лидеров. В этом отношении ситуация у анархистов не сильно отличалась от той, что сложилась в других партиях и группах, поддерживавших Республику. Эвакуированные исчислялись сотнями, а не десятками тысяч, как первоначально планировалось67. Бывший республиканский солдат Матиас Гонсалес 40 лет спустя красочно описывал хаос, царивший среди тех, кто безуспешно пытался покинуть страну в последние дни Республики68.

Почему лидеры коммунистов не сопротивлялись Совету?

Остаётся прояснить ещё один вопрос, связанный с Национальным советом обороны и участием в нём анархистов. Следует объяснить, почему Коммунистическая партия, контролировавшая значительную часть республиканской армии к марту 1939 г., не сопротивлялась приходу к власти Совета.

Мы можем лишь строить догадки на этот счёт. Тем не менее очевидно, что советский военный и гражданский персонал, остававшийся в республиканской Испании, а также агенты Коминтерна, которые всё ещё находились здесь, не предпринимали никаких серьёзных попыток организовать сопротивление. Более того, первые покинули страну при первой же возможности, а вскоре за ними последовало и большинство представителей Коминтерна.

Из этого можно сделать вывод, что сталинское руководство не было заинтересовано в продолжении испанской войны. Виктор Альба предполагает:

«После Мюнхенской конференции Сталин хотел провести переговоры с Гитлером. Он считал, что отказ от Испании будет воспринят в Берлине как доказательство добрых намерений… Москва была обеспокоена тем, как окончить войну в Испании, в качестве подарка Гитлеру, и при этом избежать ответственности за свою явную причастность к поражению»69.

Игнасио Иглесиас цитирует Мануэля Асанью, который утверждал, что за шесть-восемь месяцев, предшествовавших захвату Каталонии силами Франко, Республика не получила «ни килограмма русских материалов»70. Это, по-видимому, указывает на то, что Сталин полностью списал со счетов Испанскую республику.

По всей вероятности, тот же самый ход мыслей повлиял и на поведение испанских коммунистических лидеров. Зная, что Республика обречена, они были вполне довольны тем, что историческая ответственность за окончательное поражение лоялистского дела легла на кого-то другого.

Игнасио Иглесиас интерпретирует цели сталинистов сходным образом:

«Было очевидно, что для Коммунистической партии, для Интернационала и прежде всего для Сталина стоял вопрос не о продолжении борьбы, а выходе из испанской авантюры… Стояла задача не только сохранить лучшие кадры коммунистической организации, но и спровоцировать тем или иным образом другие антифранкистские секторы, в частности республиканскую армию, на выступление против призрачного правительства Негрина, чтобы на них легла непростительная вина за окончательную капитуляцию. В этом заключалось значение их заговора, а не в том, чтобы, как верят некоторые, попытаться вопреки всему продолжать сопротивление»71.

В пользу такой интерпретации свидетельствует коммунистический лидер Энрике Кастро Дельгадо, который, как мы видели, безрезультатно пытался заставить испанских и иностранных коммунистических лидеров организовать сопротивление Касадо и Совету. Много лет спустя он с иронией писал:

«Спасибо, большое спасибо вам, полковник. Без вашего мятежа теми, кому пришлось бы капитулировать, были бы мы. Это было бы тяжело. Но вы были великим человеком, вы спасли честь Партии настолько успешно, что мы сами не могли бы сделать этого лучше. Спасибо, большое спасибо вам, полковник»72.

Война была практически проиграна Республикой после падения Каталонии. У Хуана Негрина и его ближайших соратников ещё могла оставаться слабая надежда на то, что если гражданская война в Испании продлится до начала всеобщей войны в Европе, то Британия и Франция будут вынуждены начать в Испании действия против союзника Гитлера и Муссолини – Франсиско Франко. Однако подобная интервенция на стороне Республики, даже при указанных обстоятельствах, кажется маловероятной, по крайней мере в ретроспективе.

Пьер Бруэ и Эмиль Темим доказывают несбыточность надежд на вмешательство Запада в войну. Они отмечают, что во время Мюнхенского кризиса «дипломатические усилия националистической Испании были направлены на то, чтобы заставить западные державы сначала отделить испанские дела от надвигающейся европейской войны, а затем признать нейтралитет националистического правительства, что с их стороны было бы равнозначно окончательному отказу от поддержки Испанской республики… Британское и французское правительства удовлетворились обещаниями, которые были даны самим каудильо и переданы Парижу и Лондону…»73 Авторы добавляют:

«Отныне главной заботой великих держав фактически стало прекращение Гражданской войны»74.

Таким образом, после разгрома лоялистов в Каталонии в начале февраля 1939 г., вопрос был не в том, когда республиканское дело потерпит окончательное поражение, а в том, кто будет нести формальную ответственность за это поражение. Хотя коммунисты, во имя «сопротивления до конца», убедили Хуана Негрина передать им полный контроль над республиканскими вооружёнными силами, их поведение после переворота полковника Касадо, казалось, говорило о том, что они были рады переложить на своих противников в республиканском лагере ответственность перед историей за неизбежное поражение лоялистского дела.

Один из главных парадоксов Гражданской войны в Испании заключается в том, что анархисты разделили эту ответственность с полковником Касадо. Стремясь предотвратить полный контроль коммунистов над Республикой и её вооружёнными силами и (как они, вне всякого сомнения, предвидели) их собственное уничтожение руками сталинистов, анархисты решительно поддержали Национальный совет обороны. Более того, без их поддержки он не смог бы прийти к власти. Таким образом, либертарное движение, которое в июле 1936 г. сыграло главную роль в подавлении военного мятежа на большей части Испании, которое во время войны предоставило самый крупный контингент для лоялистской армии, приняло на себя ответственность за создание последнего правительства Республики, совершенно неспособного предотвратить окончательный крах республиканского дела.

Часть VI. Заключение

Часть VI. Заключение

36. Заключение

Испания времён Гражданской войны представляет собой единственный в истории пример, когда анархисты оказывали определяющее влияние на политику целой страны. Когда, благодаря их роли в подавлении мятежа 18–19 июля 1936 г., в руках испанских анархистов оказалась власть, они увидели, что их идеология и программа недостаточно подготовили их к подобной ситуации.

Лидеры и рядовые участники были более или менее знакомы с идеями Михаила Бакунина, Петра Кропоткина и других теоретиков международного анархизма, а также с утопическими набросками будущего либертарного общества, которые были разработаны испанскими анархическими мыслителями в десятилетия, предшествовавшие Гражданской войне. Однако у движения не было единого мнения о природе этого общества и общепризнанного проекта преобразования Испании, который оно могло бы осуществить, когда представится такая возможность.

Три четверти столетия, в течение которых испанские анархисты распространяли свои идеи, заложили основу для революции, начавшейся после 19 июля 1936 г. Эта революция исходила от широких масс анархического движения, а не от его руководства. Рядовые анархисты захватывали фабрики и поместья, устанавливали контроль над сёлами, посёлками и городами по всей территории, на которой рабочие и крестьяне разгромили военных мятежников и которая осталась за Республикой.

Но революция началась в условиях, которые анархисты не могли полностью контролировать. Им приходилось считаться с тем, что они участвуют в гражданской войне. Это означало, прежде всего, что они должны сотрудничать с другими политическими и общественными элементами, защищающими республиканское дело от сил Франко. Они признали необходимость этого сотрудничества уже через несколько дней после подавления мятежа, когда каталонские анархисты, в тот момент имевшие почти полную власть над регионом, 23 июля 1936 г. решили объединиться с другими прореспубликанскими силами для ведения войны. Их товарищи в других частях Республики приняли такое же решение, хотя и не столь драматичным образом.

Это решение довольно скоро заставило анархистов согласиться на участие в правительствах Республики, Каталонии и других испанских республиканских регионов. Когда это случилось, французский анархист Себастьян Фор указал на опасности, связанные с этим шагом: «Отойти, даже в чрезвычайных обстоятельствах и на короткое время, от линии поведения, обозначенной нашими принципами, – значит совершить ошибку и допустить опасную неосмотрительность. Упорствовать в этой ошибке – значит взять на себя вину за последствия, к которым она постепенно ведёт, вплоть до временного отказа от принципов и, после череды уступок, окончательного отказа от них…»1

История показывает, что Себастьян Фор, безусловно, был прав. Однако она не говорит нам, какая реальная альтернатива была у испанских анархистов в условиях гражданской войны.

Анархистам потребовалось немного больше времени, чтобы согласиться с тем, что для современной войны они должны организовать республиканскую армию на традиционных началах. Первоначально анархисты и другие политические группы республиканской Испании организовали милиционные части рабочих, которые имели опыт городских боёв, но мало знали о действиях современных высокомеханизированных войск. Однако вскоре стало очевидно, что этих частей милиции недостаточно, чтобы противостоять регулярной армии.

Традиционный антимилитаризм анархистов затруднял для них принятие идеи о необходимости создать регулярную армию, чтобы разбить старую испанскую армию, поддержанную итальянскими и германскими контингентами, в гражданской войне. Это промедление поставило их в невыгодное политическое положение по сравнению с их оппонентами в Республике, поскольку многие анархисты с большим сомнением относились к превращению их в «регулярных» офицеров республиканской Народной армии. В результате этого анархисты значительно уступали по численности в офицерском корпусе республиканской армии, несмотря на то, что они имели самую большую долю в рядовом составе вооружённых сил до самого конца войны.

Революция, начатая анархистами в экономике республиканской Испании, также пострадала от идеологических, программных и организационных недостатков движения. Главным препятствием была неспособность Национальной конфедерации труда создать перед войной законченную систему национальных отраслевых союзов, которые могла стать ядром, вокруг которой проходила бы реорганизация национальной экономики. Однако, поскольку учреждение таких национальных союзов (федераций) вызывало сильное неприятие у более ортодоксальных анархистов, лишь несколько из них существовали к началу Гражданской войны. Неимоверные усилия, которые прилагала НКТ для создания подобных организаций в её составе во время войны, оказались недостаточными для установления новой экономической структуры.

Однако, несмотря на пробелы в практической программе и организационной структуре, испанские анархисты (часто в сотрудничестве с левыми социалистами) осуществили поразительные преобразования в обществе, экономике и политике республиканской Испании в первые месяцы Гражданской войны. Почти по всей половине Арагона, освобождённой от сил Франко, и на широких территориях Каталонии, Леванта, Центра и тех частей Андалусии и Эстремадуры, которые сохранила Республика, анархические крестьяне создали собственные сельские коллективы. Хотя эти коллективы сильно различались по своей внутренней структуре и степени их «утопизма», большинство из них предоставили своим членам такой уровень жизни и чувство самоуважения, которых у них прежде не было. Многие из них значительно увеличили продукцию земли, находившейся в их владении.

В городах и посёлках лоялистской Испании рабочие захватили многие заводы, фабрики и крупные мастерские, где они работали, многие из которых были брошены своими владельцами, и возобновили их работу. Эти коллективизированные предприятия в течение Гражданской войны продолжали обеспечивать гражданское население текстилем, продуктами питания и другими потребительскими товарами; в Каталонии и других частях Республики они наладили военное производство, которого раньше не существовало и которое предоставляло значительную часть оружия, использовавшегося лоялистскими силами.

В политической области, после крушения практически всех существовавших ранее структур власти в начале войны, анархисты сыграли важную роль в восстановлении общественного порядка, положив конец личной мести и мародёрству, неизбежным в таких обстоятельствах. Они продемонстрировали готовность дисциплинировать тех своих сторонников, которые совершали недопустимые действия под прикрытием «революции».

Однако слабости анархистов особенно сказались в их конфликте со сталинистами внутри Испанской республики. Сталинисты чётко представляли себе общество, которое они хотели создать – по образу того, что осуществил их вождь и пример для подражания, Иосиф Сталин, в Советском Союзе. Они стремились к диктатуре собственной партии, которая организовала бы полностью национализированную и централизованно планируемую экономику. Их стратегия и тактика во время войны была нацелена на создание подобного режима и общества.

С самого начала коммунисты выступали против революции, начатой анархистами и левыми социалистами. Они делали это отчасти потому, что это была не их революция, отчасти же потому, что открытая социальная революция в Испании не отвечала замыслам сталинского руководства, которое изображало испанскую гражданскую войну как борьбу между фашизмом и демократией, надеясь обеспечить Республике поддержку Франции и Великобритании и усилить свои собственные связи с этими двумя западными державами.

Преследуя свои цели, Сталин (предварительно получив бо́льшую часть золотого запаса Испании, одного из крупнейших в мире на то время) поставлял в Республику военные материалы, которые позволяли ей продолжать – но не выигрывать – войну. Но наряду с этим он оказал мощную поддержку своим последователям в Испанской республике – в виде коминтерновских делегаций, военных и чекистских «советников» и прямого шантажа, с целью заставить республиканское правительство принять политику, угодную сталинистам и усиливавшую их позиции в лоялистской Испании.

Испанские сталинисты, выступая против революции, стремились заручиться поддержкой тех экономических и социальных групп, которые также были настроены против неё: мелких предпринимателей, крестьян-землевладельцев (и зажиточных сельских собственников), кадровых офицеров, правительственных чиновников и других. Эти элементы заполонили сталинистские партии в первые месяцы войны, двадцатикратно увеличив их численность. Они получили мало новобранцев из рабочего класса или безземельных крестьян, которые в основной массе поддерживали анархистов и социалистов Ларго Кабальеро.

Сталинисты также объединились с другими политическими группами, стремившимися подавить революцию, которую вызвали анархисты и левые социалисты в начале Гражданской войны, и с теми, кто традиционно представлял мелкую буржуазию страны. Сюда входили не только испанские республиканские партии, но и каталонские регионалистские партии и даже социально и религиозно консервативные баскские националисты. Это относилось также к правым социалистам, долгое время боровшимся против фракции Франсиско Ларго Кабальеро.

Как впоследствии осознали, к своему неудовольствию, все эти «союзники», целью сталинистов при сотрудничестве с ними было не только устранить сторонников революции, но и лишить их самих влияния. Как мы уже отмечали, коммунистам удалось политически уничтожить большинство сторонников революции и отстранить от власти бывших «союзников». Лишь в самом конце Гражданской войны, в марте 1939 г., практически все остальные республиканские фракции объединили свои силы, чтобы свергнуть власть сталинистов и их последних пособников из правительства Негрина, создав Национальный совет обороны.

На последнем этапе Гражданской войны единственной значительной силой, мешавшей сталинистам достичь абсолютной власти, оставалось Либертарное движение, анархисты. Но даже они испытывали всё больше трудностей в том, чтобы отстоять свой контроль над значительной частью экономики, сохранить влияние в вооружённых силах Республики и даже защитить жизни своих товарищей.

Движение также оказалось резко разделено в вопросе о том, какой тактики ему следует придерживаться, чтобы предотвратить получение сталинистами неограниченной власти и уничтожение их собственных организаций.

Сейчас, спустя 60 лет после окончания Гражданской войны в Испании, сложно сказать, какие уроки можно извлечь из опыта испанских анархистов в 1936–39 годах. Но периодически, начиная с того, как режим Тито в Югославии порвал со Сталиным в 1948 г. и формально попытался создать коллективные предприятия, в разных странах возникал интерес к идеям «рабочего контроля» и «рабочего самоуправления». Эти идеи были особенно распространены во время и после волнений 1968 года, по обе стороны Железного занавеса. Впоследствии эксперименты в этом направлении были проведены в Швеции и других странах, в том числе – в том или ином виде – в Соединённых Штатах.

Люди и группы, интересующиеся этими проектами, многому могут научиться на опыте испанских анархистов более чем полувековой давности. Этот опыт даёт примеры и успеха, и провала подобных начинаний. В любом случае, то, что осуществлялось в республиканской Испании во время Гражданской войны с подачи анархистов, безусловно, является одним из важнейших социальных экспериментов двадцатого столетия.

Часть VI. Заключение

37. Послесловие: Почему анархисты не вернулись после Франко?

После смерти диктатора Франсиско Франко в ноябре 1975 г. и последующего развития и укрепления демократии в Испании анархисты не выступили вновь как одна из главных, или просто значимых, действующих сил в профсоюзном движении, политике и общей жизни страны. Ввиду важности роли, которую анархисты играли во время Гражданской войны и в течение долгих лет подпольной борьбы против режима Франко, это довольно примечательное обстоятельство. Попытка объяснить этот факт станет послесловием к нашему исследованию истории анархизма во время Гражданской войны в Испании.

В первые годы после смерти диктатора Национальная конфедерация труда действительно возродилась как организация со значительным числом членов. В Каталонии и других регионах у многих рабочих старшего возраста остались положительные воспоминания о роли НКТ накануне и во время Гражданской войны, и когда у них появилась возможность, они вступили в её ряды. Многие молодые испанцы, без сомнения, слышали благоприятные отзывы старшего поколения об анархическом рабочем движении и также присоединились к нему.

Вряд ли можно найти надёжные данные о том, сколько рабочих вступило в НКТ в первые четыре-пять лет после смерти Франко. Однако источники НКТ дают нам оценки от 140 0001 до 350 000 рабочих в 40 национальных союзах2. Даже наибольшая из этих цифр существенно меньше числа членов НКТ в годы Гражданской войны, при том что численность рабочего класса значительно увеличилась за прошедшее время.

Но к 1984 г. влияние НКТ, расколовшейся на две соперничающие группы, ещё более резко сократилось. Даже если принять цифры, которые дают нам обе фракции – каждая утверждает, что насчитывает 25 тысяч членов, или чуть больше, – то анархическое рабочее движение стало маргинальной группой среди испанских рабочих, большинство из которых не состоит ни в одной профсоюзной конфедерации, а те, кто состоит, в основном являются членами контролируемых коммунистами Рабочих комиссий2a и социалистического Всеобщего союза трудящихся3.

Основные причины снижения влияния анархистов

Существовали две основных причины, по которым испанское анархическое движение не смогло снова стать важным элементом в рабочем движении и политике после смерти Франсиско Франко. Первой из них были коренные изменения, произошедшие при режиме Франко в экономике Испании и, следовательно, в её обществе. Второй была витающая тень Гражданской войны, которая отталкивала большинство политически активных граждан от крайних течений, как левых, так и правых. Были и другие, второстепенные факторы в развитии возродившегося анархического движения, которые сыграли свою роль в том, что анархисты не смогли сколько-нибудь приблизиться к масштабам деятельности, достигнутым ими к 1939 г.

После Второй мировой войны, и особенно после начала оказания помощи Соединёнными Штатами в начале 1950-х гг., режим Франко принял широкую программу индустриализации страны. Правительственный Национальный институт промышленности (ИНИ) финансировал широкий спектр производственных фирм. Были также привлечены значительные иностранные инвестиции, и появилось много новых частных испанских промышленных компаний.

К концу правления Франко Испания перестала быть по преимуществу сельской страной. Большинство населения жило в городах. Промышленность больше не ограничивалась по большей части Каталонией и Страной Басков; промышленные предприятия были распространены по всей стране, многие из них концентрировались в Мадриде и других больших городах. Даже сельское хозяйство подверглось значительным преобразованиям, связанным с механизацией и технической модернизацией.

Вследствие этих экономических изменений общество Испании также трансформировалось. Контраст между богатством и бедностью стал менее резким, появились новые многочисленные группы, экономически и социально занимающие среднее положение.

Эти перемены можно было увидеть на улицах испанских городов. Если во времена Гражданской войны рабочих можно было чётко отличить от служащих и представителей высшего класса по тому, как они одевались, то после Франко стало сложно, если вообще возможно, сказать по виду, что за люди гуляют по улицам Мадрида, Барселоны, Валенсии и как они зарабатывают на жизнь.

Значение таких изменений подметил Франц Боркенау ещё во время Гражданской войны. По его словам, «НКТ не смогла бы преуспеть, если бы испанский пролетариат подвергся тому обуржуазиванию, которое характеризует промышленный пролетариат во всём мире» 4. Он также писал, что «если бы нацию пропитал дух капитализма, то анархизму пришёл бы конец» 5.

К концу режима Франко произошло и то, и другое, о чём говорил мне в 1984 г. лидер постфранкистской НКТ, который назвал испанских рабочих «продавшимися». Когда его спросили, что́ он имеет в виду, он ответил, что у них теперь есть автомобили, телевизоры и, следовательно, у них нет «классового духа», который они когда-то имели6.

Наряду с изменениями в испанской экономике и обществе сказались также отголоски Гражданской войны. В постфранкистской Испании старались избегать всего, что могло спровоцировать какую-либо вспышку кровопролития наподобие того, что происходило с 1936 по 1939 г. Как следствие, основной силой на левом фланге стала Социалистическая партия, а не коммунисты или анархисты. Справа определяющим словом также была «умеренность». Хотя некоторые лидеры правых, такие как Мануэль де Фрага Ирабарне и Адольфо Суарес, были важными фигурами в заключительный период франкистского режима, они, в особенности Суарес, сыграли ключевую роль в переходе от диктатуры к демократии. Фаланга практически исчезла со сцены.

Позиция возрождённой НКТ в этой ситуации имела для неё неблагоприятные последствия. Организация отказалась от какого бы то ни было участия в механизме коллективных переговоров, который был создан при новом режиме. Вместо этого она сосредоточилась на проведении уличных демонстраций и других потенциально взрывоопасных действиях. Были случаи насилия, приписываемые НКТ, наиболее известным из которых был взрыв в народном театре в Барселоне, где погибли трое рабочих. Имела ли она какое-то отношение к этим инцидентам или нет, эти события быстро привели к отчуждению рабочих от НКТ7.

Кроме того, отказ НКТ от участия в системе коллективных переговоров заставил многих рабочих рассматривать профессиональную организацию анархистов как не имеющую значения. При системе, установленной в постфранкистской Испании, регулярно избирались советы предприятий, и местные отделения различных профессиональных групп – ВСТ, Рабочих комиссий и, в Стране Басков, «Баскской рабочей солидарности» – соревновались между собой за места в этих советах. В обязанности этих советов входило проведение коллективных переговоров с работодателями.

НКТ, которая не участвовала в этих выборах из-за своей традиционной оппозиции государственному вмешательству в трудовые отношения, играла незначительную роль в отношениях рабочих с их работодателями. Хотя некоторые местные группы НКТ смогли ввести для своих членов неофициальные процедуры рассмотрения жалоб, возможность их осуществления полностью зависела от согласия работодателей. Профсоюзы НКТ не имели законного права договариваться о чём-либо. Эта проблема, возможно, стала главной причиной расколов, которые произошли в НКТ после ликвидации франкистского режима.

Другие причины снижения влияния анархистов

Были и другие факторы, которые способствовали провалу анархического рабочего движения в его попытке вновь стать значимым элементом в испанской политике после смерти Франко. Одним из них, разумеется, было опустошение, произведённое в его рядах внутри Испании во франкистский период. С конца Гражданской войны и до начала – середины 1950-х анархистам удавалось сохранять значительную подпольную организацию. Однако режим Франко преследовал анархическое подполье особенно сурово. Пятнадцать или более национальных комитетов организации были арестованы один за другим, и один из анархистов подчитал, что начиная с 1939 г. режимом было убито от 160 до 180 тысяч сэнэтистов. Как следствие, в рядах анархистов оставалось сравнительно мало людей среднего и старшего поколений, когда движение могло вновь начать действовать открыто8.

После 1975 г. из-за границы вернулось мало членов и лидеров периода Гражданской войны. Многие умерли в эмиграции, другие состарились, а их потомки больше были французами, мексиканцами или британцами, чем испанцами, и поэтому они не приезжали в родную страну, кроме как для визитов. Даже Федерика Монсень, которая бо́льшую часть франкистского периода возглавляла одну из главных фракций НКТ в эмиграции, продолжала жить в Тулузе, лишь ненадолго возвращаясь в Испанию.

Конечно, другие дофранкистские политические группы во многом испытывали те же трудности, что и анархисты. Однако – если оставить в стороне то, что анархистов при Франко преследовали более безжалостно, чем другие оппозиционные группы, и нанесли им наибольший урон, – либертарии пострадали и от других факторов.

В отличие от социалистов и коммунистов, руководство анархистов в последние десятилетия диктатуры Франко по большей части действовало из-за границы. Напротив, когда 1960-е и начале 70-х произошло некоторое смягчение режима, было вновь образовано руководство Социалистической партии внутри Испании, причём подпольные лидеры совершили своеобразный переворот, отстранив тех, что находились в эмиграции, преимущественно во Франции. Коммунисты добились определённого успеха в проникновении в профсоюзные структуры франкистского режима и приобрели опору среди рабочих – для анархистов же такой образ действий был неприемлемым по самой своей природе.

Другая влиятельная, хотя и ограниченная одним регионом группа, баскские националисты, имела свои преимущества. Во время диктатуры Франко значительная часть духовенства в Стране Басков сохраняла верность Баскской националистической партии, несмотря на то, что на публике ему приходилось утверждать обратное. Это обстоятельство позволяло поддерживать баскское националистическое подполье в трудные времена и способствовало возрождению партии, когда представилась такая возможность.

Перед анархистами стояло ещё одно важное препятствие – отсутствие влиятельной международной организации. Почти все анархические рабочие движения, продолжавшие существовать в годы Гражданской войны в Испании, исчезли к середине 1970-х. Международная ассоциация трудящихся (МАТ) практически слилась с одной из эмигрантских фракций НКТ, которая даже добилась исключения шведской секции – единственной, помимо НКТ, которая имела сколько-нибудь значимое число сторонников.

Напротив, у социалистов и коммунистов имелись влиятельные друзья за рубежом. Социалистический Интернационал и промосковская фракция международного коммунизма оказывали значительную помощь своим испанским товарищам в тёмные годы франкистского режима и в переходный период, последовавший за смертью диктатора. Энрике Марко Надаль, железнодорожный рабочий НКТ Валенсии во время Гражданской войны и генсек тринадцатого подпольного Национального комитета НКТ, арестованного в 1947 г., особенно подчёркивал важность этого отсутствия поддержки извне, ослаблявшего анархистов в подполье и постфранкистскую эпоху9.

Другим негативным фактором для анархистов стали их внутренние конфликты. В эмиграции НКТ была расколота на две или больше соперничавших группы в течение более чем 30 лет, предшествовавших смерти Франко. Она оставалась разделённой и когда пришло время восстанавливать организацию внутри Испании10.

После возрождения на испанской почве внутренние разногласия продолжились или возобновились. Произошло разделение на чистых анархистов, которых издалека направляла Федерика Монсень, и тех, кто хотел приспособить НКТ к реалиям постфранкистского периода.

В результате этой борьбы произошло два раскола, в 1979–80 и 1983 гг. В обоих случаях оппозиционные элементы требовали, чтобы НКТ участвовала в выборах советов предприятий и в установленных процедурах коллективных переговоров11. Хотя обе оппозиционные группы объединили свои силы в начале 1984 г. и приобрели некоторую поддержку в Валенсии, Мадриде и других городах, они оставались маргинальным элементом в испанском рабочем движении и не имели практически никакого политического значения11a.

Испанское анархическое движение не достигло заметных масштабов после смерти Франсиско Франко и окончания диктатуры. Таким образом, опыт анархистов времён Гражданской войны остался достоянием истории, мало востребованным в современном испанском государстве. Хотя иностранцы, заинтригованные идеями «рабочего контроля» и тому подобными концепциями, могли извлекать уроки из того, что делали анархисты в Испании в 1936–39 гг., в самой Испании рабочие и крестьяне не проявляли особенного желания возобновить то, что происходило в эти бурные три года.

Приложения

Приложения

1. Анархический террор во время Гражданской войны

Обычная карикатура на анархиста – бородатый человек с бомбой в одной руке и винтовкой в другой. В воображении публики слово «анархист» больше столетия было почти синонимично слову «террорист».

Даже серьёзные исследователи часто были склонны подчёркивать склонность анархизма к насилию и террору. Так, покойная Барбара Такман в своей книге «Башня гордыни» начинает 50-страничную главу о европейских анархистах перед Первой мировой войной с фразы: «Картина безгосударственного общества, без правительства, без закона, без владения собственностью, где, как только прогнившие учреждения будут сметены, человек получит свободу быть добродетельным, каким и замышлял его Господь, оказалась настолько чарующей, что во имя этой цели шесть глав государств были убиты за двадцать лет, предшествовавших 1914 г.»1. Глава посвящена преимущественно актам насилия анархистов и ответным актам насилия против них.

Я надеюсь, настоящая книга доказывает, что это не является корректной характеристикой испанских анархистов. Тем не менее остаётся вопрос о том, в какой степени испанский анархизм – помимо того, что он был движением, стремившимся к глубоким социальным, экономическим и политическим преобразованиям, – применял террористические методы, в особенности в период Гражданской войны.

Традиции насилия в испанском анархизме

Не может быть сомнений в том, что в испанском анархическом движении существовала традиция насильственных действий и даже терроризма. По-видимому, она имеет два источника происхождения: один – в самой Испании, другой – в международном анархическом движении, возникшем во второй половине XIX века.

Франц Боркенау во время Гражданской войны высказывал следующее мнение:

«Восстание андалусского крепостного в восемнадцатом столетии приняло форму широкого и неискоренимого бандитизма, который привлекал самые активные элементы крестьянства и был в глазах масс не преступным, а напротив, завидным, почётным и даже вызывающим восхищение делом… В Испании эти элементы встречают не больше осуждения – которому они подверглись бы в странах, цивилизованных в западном понимании, – чем революционные банды в Китае или царской России. В представлении первобытного крестьянства существует глубокое различие между человеком, который преступными действиями нарушает солидарность самой крестьянской общины, и человеком, который, с помощью разбоя и убийства отстаивая собственные права перед богатыми и могущественными, помогает общему делу угнетённых. Первого, вора или душегуба, обокравшего или убившего крестьянина, без колебаний выдали бы полиции, или с ним расправились бы те, кто понёс из-за него потерю. Второго будут защищать бедняки по всей округе»2.

Однако был и другой аспект исторической традиции насилия в испанском анархическом движении. Это была идея «пропаганды действием», принятая в последние десятилетия XIX века частью международного анархизма. Она заключалась в том, что можно способствовать приближению революции, совершая вооружённые нападения на ключевые институты капиталистической системы, такие как банки, и устраняя важнейших представителей существующего режима.

Использование насилия и, в частности, террора было предметом частых споров между лидерами международного анархизма в течение пятидесяти лет, предшествовавших Гражданской войне в Испании. Одно из рассуждений по этому вопросу принадлежит итальянскому анархисту Луиджи Фаббри, писавшему в начале столетия. Его идеи представляли собой точку зрения значительной части анархических лидеров в разных странах:

«Можем ли мы заключить, что анархисты всегда неодобрительно относятся к насилию, если речь идёт не о защите, а об индивидуальном или коллективном нападении, единичном и случайном? Вовсе нет, и любой, кто захочет приписать нам подобную нелепую идею, будет глупцом и злоумышленником. Но также глупцом и злоумышленником будет тот, кто, с другой стороны, захочет утверждать, что мы выступаем за насилие всегда и невзирая на потери. Насилие, хотя оно само по себе находится в противоречии с анархической философией, поскольку всегда подразумевает боль и слёзы и так или иначе вызывает у нас печаль, может быть вызвано необходимостью, но если было бы непростительной слабостью осуждать его, когда оно необходимо, то его применение также было бы гнусным, когда оно неразумно, бесполезно или осуществляется способом, который противоречит предлагаемому нами».

Далее Фаббри указывал границы использования террористических методов:

«…В России все нападения на правительство и его представителей и приверженцев оправдываются даже нашими противниками или самыми умеренными сторонниками, даже когда от них временами страдают невинные люди; но, без сомнения, те же самые революционеры не одобрили бы нападений, если бы они были совершены вслепую на людей, проходящих по улице или безобидно сидящих в кафе или театре»3.

Использование террора имело своих сторонников и в анархическом движении Испании. Вероятно, наиболее известной группой, применявшей эту тактику в 1920-е гг., были «Мы» (первоначально известные как «Солидарные»), куда входили такие видные фигуры, как Буэнавентура Дуррути, Хуан Гарсия Оливер, Рикардо Санс, Франсиско и Доминго Аскасо, Грегорио Ховер, Мигель Гарсия Виванкос и Аурелио Эрнандес. Большинство из них впоследствии стали ведущими анархическими деятелями времён Гражданской войны.

В 20-е гг. группа «Мы» совершила несколько громких террористических актов. Одним из них было ограбление Банка Бильбао с целью получить средства для анархического подполья, совершённое Дуррути и Ховером. Другим было убийство Хуана Сольдевильи, кардинала-архиепископа Сарагосы.

Одним из самых значительных террористических действий испанских анархистов стало убийство премьер-министра Эдуардо Дато в апреле 1922 г. Дато был особенно ярым сторонником подавления анархического рабочего движения, НКТ.

Мотивы этих анархических элементов были определённо «политическими», а не личными. Когда они убивали полицейского или высокопоставленного правительственного или церковного сановника, это совершалось не ради личной мести, а скорее в качестве «урока» для тех лиц, которые, как считалось, с особенной жестокостью эксплуатировали трудящихся. Когда они грабили банк, они делали это не для себя, а для движения. Один испанский очевидец, долгое время знавший барселонских анархистов, включая людей, которые участвовали в такого рода мероприятиях, и не одобрявший их действий, говорил мне, что люди, укравшие полмиллиона песет из банка, продолжали жить скромно и очень бедно в своих рабочих районах4.

С падением монархии и установлением Второй Испанской республики крайние анархические элементы, в предыдущий период практиковавшие политические убийства и ограбления банков, перешли к другим методам работы. В первые годы Второй республики анархисты подняли несколько восстаний под лозунгом либертарного коммунизма в различных районах страны, особенно в Каталонии. Они больше не использовали тактику «пропаганды действием» как средство подрыва существующего режима.

В любом случае, те участники испанского анархического и анархо-синдикалистского движения, которые, даже в разгар подобной активности, занимались планированием и совершением ограблений, убийств и тому подобных предприятий, находились в незначительном меньшинстве, хотя это меньшинство включало многих наиболее выдающихся предводителей движения. Число практиковавших «пропаганду действием», вероятно, никогда не превышало нескольких сотен человек.

Значительное большинство либертариев в Каталонии, Леванте, Мадриде и Астурии были рабочими, которым часто приходилось вести упорную борьбу за улучшение своих условий труда и жизни. Их вдохновляла идея революции, которая привела бы их к обществу без репрессивных учреждений государства, без правящего класса, обществу, где сотрудничество заменит принуждение. Конечно, для анархистов такое новое общество выглядело гораздо более достижимым, чем те социальные изменения, которые предсказывались по преимуществу реформистскими социалистами.

В тех регионах Испании, где основные силы либертариев находились на селе, а не в больших и малых городах, включая Андалусию, Эстремадуру и часть Арагона, положение было несколько иным. Жестоко эксплуатируемые и живущие в нищете крестьяне и батраки, как и их городские собратья, вели непрекращающуюся борьбу против своих эксплуататоров, ростовщиков и местных политических заправил – касиков. Они, разумеется, не были предрасположены к насилию при любой возможности, но они допускали и время от времени практиковали один вид насилия – захват земли и деревень. Хотя эти выступления почти наверняка сопровождались бы – и в действительности так и происходило – убийством помещиков и их приспешников, они не были, в отличие от случаев «пропаганды действием», акциями, тщательно спланированными, чтобы побудить трудящихся к сопротивлению или восстанию. Они носили случайный характер, и основной их целью было получение контроля над своей жизненной средой.

Даже внутри групп единомышленников «чистые» анархисты, верившие в «пропаганду действием» и практиковавшие её, были в незначительном меньшинстве. Этот факт признавал даже Хесус Эрнандес, который, ещё будучи лидером Коммунистической партии, написал яростно полемическую книгу об анархистах:

«В этих группах можно было встретить кого угодно от динамитчиков до гандистов, включая нудистов, вегетарианцев, индивидуалистов, “коммунистов”, синдикалистов, антисиндикалистов, перипатетиков, ортодоксов, либертариев, коллаборационистов и прочих»5.

И конечно, вовсе не врождённая склонность анархистов к применению силы, террору и даже убийству объясняет то ужасное кровопролитие, которое происходило в тылу во время Гражданской войны в Испании.

Характер насилия и террора в республиканской и мятежной зонах

Нельзя отрицать, что наблюдалось огромное количество поджогов, убийств и других видов террористических действий с обеих сторон, особенно в первые месяцы Гражданской войны. Тем не менее существовало качественное различие между террором в республиканской зоне и в тех частях Испании, которые удерживались мятежниками.

На республиканской стороне (за исключением провинции Бискайя) в первые недели войны наблюдалось почти полное отсутствие государственной власти. По сути исчезла и армия; регулярные полицейские силы исчезли или были деморализованы и практически полностью утратили свой авторитет.

Напротив, на стороне мятежников армия не понесла ущерба и сохраняла контроль над ситуацией, усиленная военизированными формированиями Фаланги и карлистов, которые либо были включены в неё, либо действовали под её общим командованием. Почти во всех районах, контролируемых мятежниками, Гражданская и даже Штурмовая гвардия также сохранила свой личный состав и полномочия.

Различие ситуации в этих двух частях Испании привело к тому, что характер террора в них был разным. На республиканской стороне он был стихийным и вёлся в индивидуальном порядке, а не по приказу сверху. Напротив, на стороне мятежников насилие и террор действительно были организованы сверху и отражали сознательную политику тех, кто находился у власти.

Эту разницу засвидетельствовал Франсиско Порталеа, который в начале войны был прокурором Высшего суда Мадрида. Он был уволен правительством по подозрению в нелояльности и с помощью министра юстиции бежал во Францию, откуда через Гибралтар прибыл на территорию мятежников. Он провёл оставшуюся часть войны во владениях Франко. Порталеа рассказывал Рональду Фрейзеру:

«Позвольте мне говорить об этом откровенно. Я имел возможность видеть репрессии, которые проводились в обеих зонах. В националистической зоне они были спланированными, методичными, холодными. Власти не доверяли людям и навязывали свою волю через террор. Для этого они совершали злодеяния. В зоне Народного фронта также совершались злодеяния. В этом было сходство между ними; но различие заключалось в том, что в республиканской зоне преступления совершались возбуждёнными людьми, а не властями. Последние всегда пытались предотвратить преступления; мой случай, когда мне помогли бежать, является лишь одним из многих. В националистической зоне было не так. Здесь расстреляли больше людей, и расстрелы были научно организованы»6.

Франк Еллинек пересказывает «специальные инструкции», которые мятежные офицеры получили от генерала Кейпо де Льяно:

«Главным фактором победы, говорили эти инструкции, является подрыв морали врага. Чтобы добиться этого, при занятии города следует первым делом казнить всех людей, пользующихся известностью, которых смогли найти, или, если они успели бежать, членов их семей. Казни должны быть публичными и как можно более впечатляющими. Быстрее всего таких людей можно найти, спросив местного священника. Колебание при исполнении этих приказов должно сурово наказываться, а “избыток рвения лучше, чем гуманная мягкотелость”. Члены Испанской фаланги могут быть причислены к офицерам, чтобы следить за тем, не допускают ли войска ошибок при проведении казней, и разоблачать любые проявления нерешительности…»7

18 августа Кейпо де Льяно заявил:

«Восемьдесят процентов андалусских семей в трауре, и мы не замедлим прибегнуть к более строгим мерам»8.

Бруэ и Темим иллюстрируют это примерами того, что происходило на территории мятежников:

«Вступление националистов в Бадахос сопровождалось настоящей резнёй. Специальный представитель агентства “Havas” телеграфировал, что трупы лежат в соборе, даже у подножья алтаря, и что “тела сторонников правительства, казнённых скопом, выложены рядами перед собором на главной площади”. Корреспонденты “New York Herald” и “Le Temps” описывали эту бойню, которую офицеры-националисты пытались оправдать невозможностью содержания пленных. Колонна беженцев, направлявшихся к португальской границе, была приведена обратно в город и тут же расстреляна. Корреспондент “Le Temps” упоминает о 1 200 казнённых, о “тротуарах залитых кровью, в которой всё ещё покачивались каски”, в то время как расстрелы продолжались до самой главной площади… Террор был способом подавить сопротивление масс. По крайней мере, так считали предводители мятежа»9.

Сам генерал Франко также верил в террор, включая расстрелы, как средство утвердить свою власть и сокрушить её противников. Рональд Фрейзер ссылается на интервью с Эухенио Вегасом Латапье, редактором монархической газеты «Acción Española» во время Гражданской войны, который был настолько возмущён расстрелами без суда и следствия, проводившимися на его глазах, что обратился по этому поводу лично к генералу Франко. Он убеждал его провести суд над обвиняемыми и позволить им защищаться, утверждая, что текущее положение «серьёзно дискредитирует наше дело». Однако, говорил Вегас Латапье,

«Франко не обратил внимания на мои слова. Когда дело касалось репрессий, он хорошо знал обо всём происходившем и был чертовски спокоен. По информации, которую я предоставил позднее, Пеман поднял перед Франко вопрос о количестве людей, которых держали в заключении год или больше после вынесения смертного приговора. Франко объяснил, что это было необходимо, чтобы иметь возможность обменять их на заключённых, которые находились в таких же условиях в красной зоне. Но во время войны правительство Франко едва ли давало согласие на какие-либо обмены; и более того, когда война закончилась и даже этого оправдания больше не было, всё продолжалось так же, как и прежде, и людей после вынесения смертного приговора держали в заключении год, если не больше. Франко продемонстрировал ту неприкрытую, холодную жестокость, которой он славился ещё в Иностранном легионе»10.

Данный вид террора не ограничивался городами, которые были завоёваны наступавшими войсками мятежников. Это происходило и в тех местах, которые с самого начала подпали под их контроль. В Кордове, например, рабочих окружали на улицах и в мастерских и расстреливали без какой-либо причины, просто за то, что они были рабочими. Местные политические лидеры, лояльные Республике, также были убиты по приказам мятежных властей11.

Один ветеран армии Франко рассказывал о почти ежедневных облавах на политических «подозреваемых», проводившихся в Кордовском регионе, спустя долгое время после начала войны, его собственным подразделением. Он говорил, что многие аресты и казни были «в высшей степени произвольными»12.

Такой же официально санкционированный террор проводился в преимущественно сельской провинции Саморра в Старой Кастилии, которая изначально оказалась в руках мятежников. Практически все лидеры партий и организаций, поддерживавших Республику, были схвачены и казнены13. Подобные вещи, несомненно, происходили по всей мятежной Испании.

Гэбриел Джексон комментирует террор мятежников:

«…Ожесточение, с которым проводилась чистка в мятежной Испании, не может быть объяснено законами войны… Испанские мятежники сражались, чтобы сохранить традиционные привилегии армии, церкви и землевладельцев… Выступление военных 18 июля казалось им последним шансом сохранить Испанию, в которой их привилегии будут защищены… Казни в националистической Испании не были делом революционных толп, пользовавшихся распадом республиканского государства. Они проводились по приказу и согласию высших военных властей». Этот автор, проделавший большую работу по изучению данной темы, пришёл к выводу, что насчитывалось около 200 000 жертв «националистических “прогулок” и политических репрессий во время войны», по сравнению с 20 000 погибших в результате «“прогулок” и политических репрессий в республиканской зоне»14.

Первоначальный террор в Каталонии

После подавления мятежа в Каталонии анархисты почти полностью контролировали здесь ситуацию. В Леванте, к югу от Каталонии, они делили власть с социалистами Ларго Кабальеро. Поэтому то, что происходило в этих двух регионах, имеет самое непосредственное отношение к дискуссии о роли анархистов в насилии и терроре в республиканской Испании.

Можно не сомневаться, что в первые дни и недели Гражданской войны в Каталонии произошло много убийств. В предыдущих главах мы говорили об «исчезновении» владельцев крупных предприятий в Барселоне и крупных землевладельцев. Хотя многие их тех, кто исчез, бежали во Францию, столь же бесспорно то, что многие были убиты своими рабочими или кем-то ещё. Повсюду разыскивали фалангистов и других людей, поддерживавших мятежников, и многие из них также были убиты. И конечно, было много случаев личной мести.

После 19 июля политические заключённые были освобождены из тюрем, и с ними на свободу вышли многие уголовные преступники. Следует предположить, что некоторые из последних вернулись к своим старым занятиям, чему способствовало отсутствие закона и порядка после начала Гражданской войны.

«Прогулки» были обычным явлением в первый период войны. Так назывались действия небольших групп, которые ночами по собственному произволу забирали своих жертв и «прогуливались» с ними до места их смерти.

Джон Лэнгдон-Дэвис, английский журналист, сочувствовавший республиканскому делу, писал в 1937 г.:

«Очевидным фактом является то, что в июле, августе и, насколько я знаю, позднее каждую ночь пять или шесть человек в среднем поднимали с кровати, сажали в машину, увозили на безлюдную дорогу, окружённую соснами, позади Тидибальдо и расстреливали»15.

Посетив муниципальный морг в Барселоне, он узнал среднее число тел, доставлявшихся до 19 июля, и тел, доставлявшихся в течение месяца после 19 июля, и пришёл к выводу, что «террор в Барселоне за месяц унёс около 200 жизней…»16

Эти вещи не совершались по указанию анархических лидеров или при их подстрекательстве. И хотя рядовые анархисты участвовали в них, они не были единственными. Сесар Лоренсо ссылается на фалангистского историка войны в Каталонии, по утверждению которого «в преступных действиях были замешаны все партии пропорционально их численности»17.

Франц Боркенау, описывавший свои поездки в революционную Испанию в августе 1936 г. и январе – феврале 1937 г., писал о терроре в первые недели Гражданской войны, в частности в Каталонии:

«Я узнал, что терроризм в городе и деревне, безусловно, являлся важнейшим рычагом социальной революции. За расстрелами следовали экспроприации, и страх перед расстрелом заставлял оставшихся богачей подчиниться революционному режиму. Предположение, что анархисты в Каталонии обязаны своим превосходством исключительно террористическим методам, было неправильным; они пользовались бы преданностью значительного большинства рабочего класса и без терроризма. Но другое утверждение, что только терроризм позволил им сделать первые шаги в направлении социальной революции, было верным. Анархистский терроризм в эти первые дни был всего лишь наиболее безжалостным проявлением того террора, который вели все организации рабочего класса против врагов режима по всей Испании…»18

Боркенау подробно останавливался на этом вопросе: «Революционный терроризм июля, августа и сентября в Испании был тем, что называют “массовым террором” – понятие, которое имеет двоякое значение, как террор, осуществляемый самими массами, а не организованной полицейской силой, и охватывающий очень большое число, “массу” жертв». Он сравнивал это с ситуацией во Франции в 1792 г. и в России в 1918 г.: «Массы нападают не столько на людей, которые совершили или пытались совершить какое-либо действие против режима, сколько на людей, которые в силу своего общественного положения рассматриваются как естественные враги режима, защищаемого этими массами. В России, как в Испании и во Франции, аристократов убивали за то, что они аристократы, священников – за то, что они священники, и, в России и Испании, буржуа – за то, что они буржуа; во всех этих случаях убитые, кроме того, были известны как состоявшие в организациях, враждебных режиму…»19 Боркенау также отмечал: «Я рискну предположить, что, возможно, это не столько анархистская, сколько испанская привычка – уничтожать врагов поголовно»20. Однако во время своего второго визита в революционную Испанию он увидел, что применение анархистами силы в первый период войны подорвало их влияние в Каталонии: «Массовые экспроприации и массовые расстрелы до смерти напугали мелких собственников, которые являются весьма важным элементом в Барселоне»21.

Лидер каталонских анархистов Диего Абад де Сантильян, писавший во время войны, отмечал, что сразу после 19 июля 1936 г. в Барселоне было много тех, кто устраивал беспорядки и занимался мародёрством. Он говорил, что Центральный комитет милиции, в качестве одной из мер против этого, организовал упорядоченную реквизицию ценностей из церквей и домов тех людей, которые бежали, и поместил их в безопасные места22.

Сантильян писал:

«Возможно, что наша победа принесла насильственную смерть четырёх или пяти тысяч граждан Каталонии, которые числились среди правых и связывались с политической и церковной реакцией. Но революция имеет свои последствия… Когда происходили эти события, именно мы сделали больше всего для того, чтобы сдержать инстинкт мести у свободных людей»23.

Как только в Каталонии был образован Центральный комитет милиции, он занялся восстановлением закона и порядка. Эта задача была возложена на Отдел безопасности, возглавляемый анархистом Аурелио Фернандесом, и организованные им контрольные патрули, примерно наполовину состоявшие из членов НКТ.

Однако Сесар Лоренсо отмечает, что наряду с этими официальными патрулями «существовали полицейские силы, организованные каждой партийной или профсоюзной организацией и подчинявшиеся её руководителям: это были знаменитые чека, имевшие своих тайных агентов, свои частные тюрьмы, свои летучие отряды. Та, что была у НКТ, под руководством Мануэля Эскорсы, являлась самой важной и лучше всего организованной»24.

Согласно Диего Абаду де Сантильяну:

«Мы прилагали серьёзные усилия, чтобы пресечь любые эксцессы, и не стоит думать, что мы для кого-то делали исключение – мы расстреляли некоторых наших друзей и товарищей, превысивших свои полномочия. Так, Х. Гарденес лёг в могилу, и его не спасло раскаяние в тех поступках, которые, как он честно признался, он совершил, зная, что мы заявили о своей непоколебимости; также лёг в могилу председатель одного из крупнейших синдикатов Барселоны, пищевиков, который был обвинён в совершении личной мести и которого не спас его долгий стаж активиста»25.

Лидеры и значительная часть рядовых анархистов особенно боролись против попыток отдельных лиц использовать ситуацию в личных интересах. Франц Боркенау комментировал это во время своей первой поездки в революционную Испанию, меньше чем через три недели после начала Гражданской войны:

«Интересно слушать то, что эти марксисты говорят об анархистах. Непосредственно после разгрома военных, объясняют они, на Рамблас было много грабежей под видом анархистских действий. Тогда вмешалась НКТ, отрицая всякую причастность к этим деяниям; теперь первое, что бросается в глаза, – это большие плакаты анархистов на стенах зданий, угрожающие каждому грабителю расстрелом на месте. Но рассказывают и другие истории, ещё более удивительные. Во время разгрома и сожжения церквей милиция, естественно, захватила много денег и ценностей. Эту добычу следовало надлежащим образом передать НКТ, однако этого сделали; но сами рядовые анархисты предпочитали сжигать всё целиком, включая банкноты, чтобы отвести от себя обвинения в мародёрстве…»26

Ту же самую идею, что революция должна служить не отдельным людям, а рабочему классу в целом, выражало другое явление, которое Боркенау наблюдал во время своей первой поездки:

«Коммунисты… в первый день после победы выдвинули экономические требования, такие так пособия для вдов бойцов, погибших при защите Республики. Анархисты не сказали ни слова о пособиях, зарплате или рабочем дне. Они просто говорят, что все жертвы должны приноситься ради революции, без какой-либо награды…»27

Уже 30 июля анархисты приняли решительные меры против «прогулок». Барселонская газета «La Vanguardia» от 31 июля содержала на первой полосе две прокламации, датированные предыдущим днём. Одна из них была издана Местной федерацией единых синдикатов Барселоны и Региональной конфедерацией Каталонии НКТ:

«В Барселоне имела место серия обысков, сопровождавшихся произвольными арестами и последующими расстрелами, в большинстве случаев без какой-либо причины, оправдывающей подобные меры… Обыски домов по личной инициативе должны быть прекращены, и впредь они не могут проводиться без разрешения, данного Следственной комиссией Комитета антифашистской милиции… или Местной федерацией, Региональным комитетом и Региональной ФАИ совместно.

Поступившая к нам информация о том, что эти бесчинства совершались от имени нашей организации без ведома ответственных комитетов, заставила нас принять это решение, чтобы пробудить чувство ответственности, прекратив трусливые действия недобросовестных людей, которых мы должны энергично преследовать».

Вторая прокламация, которая была подписана «НКТ–ФАИ», без уточнения, и широко распространялась в городе, в том числе путём разбрасывания с самолётов, была ещё более категоричной:

«МЫ БУДЕМ КАРАТЬ РАССТРЕЛОМ ВСЕХ, кто уличён в совершении действий, нарушающих права людей, всех, кто присвоил себе полномочия, которые конфедеральная и особая организация передала [Следственной] комиссии, составленной элементами фронта антифашистской борьбы из числа беспристрастных и более серьёзных людей. Мы говорим, как мы будем поступать, и мы будем поступать, как мы говорим»28.

Суды и полиция анархистов

Руководимый анархистами Центральный комитет милиции вскоре занялся восстановлением легитимной судебной системы. Диего Абад де Сантильян отмечал:

«Дворец юстиции был открыт, и началась организация так называемого революционного правосудия. Были сформированы народные суды, чтобы рассматривать дела о мятеже и заговоре против Республики и против нового закона. Как только эта функция была признана, при первой возможности народные судьи были заменены старыми профессиональными судьями, которые имели больше опыта в своей работе, но впоследствии были поставлены на службу контрреволюции…»29

Хуан Гарсия Оливер в своих мемуарах отмечал:

«Мы оставили управление юстицией революционному комитету, который был создан в Барселонском суде и включал в себя видных юристов, таких как Эдуардо Барриоберо, Анхель Самбланкат, Хуан Розиньоль и другие, получавших помощь от представителей НКТ и ВСТ».

Однако военных, участвовавших в заговоре с целью свержения республиканского режима, судили другие военные, сохранившие верность Республике. Для этого были образованы соответствующие трибуналы30.

Диего Абад де Сантильян подчёркивал внутренний конфликт с совестью у анархистов, вовлечённых в создание регулярных полицейских сил и судов:

«Судьи, даже при том, что они были из ФАИ, полиция, даже при том, что она принадлежала к НКТ, были неприятны для нас; это были функции, вызывавшие у нас некоторое отвращение. Не сочувствовали мы и созданию так называемых контрольных патрулей. Мы хотели ликвидировать все институты принуждения в тылу и отправить их служащих на фронт…»31

«Патрули стали героями ужасной легенды. Большинство милиционеров были нашими товарищами, и они сами по себе являлись препятствием для возможных планов политического доминирования. Ставилась цель подавить эти силы, и прежде всего необходимо было дискредитировать их.

Возможно, что из полутора тысяч патрульных в Барселоне некоторые могли превышать свои полномочия и были виновны в поступках, достойных осуждения, но даже в подобном случае их было отнюдь не больше, чем обычно бывало в других репрессивных учреждениях. Мы не защищаем институт патрулей, как не защищали мы гражданскую или штурмовую гвардию. Но они обладали чувством гуманности и ответственности, благодаря которому они оставались верны защите нового революционного порядка. Со временем они, возможно, стали бы всего лишь ещё одним полицейским корпусом, но клевета, которой они подвергались, была бездоказательной. Она исходила в основном от коммунистов.

Во многих случаях нам приходилось вмешиваться, чтобы освободить людей, политический нейтралитет которых был для нас гарантирован, и мы могли видеть, что с этими задержанными обращаются так, как с нами самими никогда не обращались: как с людьми. В нашем тылу были заговорщики, и естественно, им не позволили бы разгуливать на свободе и причинять нам вред. Но население, пережившее первые десять месяцев революции в Каталонии, подтвердит эту разницу в сравнении с репрессивными методами, которые стали применяться после, при “порядке”, установленном Прието, Негрином, Сугасагойтией, с пыточными камерами Коммунистической партии или Главного управления безопасности, которые были одним и тем же, с ужасами СИМ, где совершались такие зверства, какие не смог бы вообразить даже гражданский гвардеец монархии»32.

Анархический террор в Леванте

В Валенсии, как и Каталонии, «прогулка» была обычным явлением в первые недели Гражданской войны. Хотя в Левантийском регионе, согласно декрету правительства Хираля, были созданы народные суды, в частности для рассмотрения дел об измене Республике, «прогулки» прекратились не сразу. Один человек, который в 1936 г. был судьёй в Валенсии, через много лет вспоминал, что каждое утро он должен был ходить по городу, удостоверяя смерть разных людей, убитых ночью. Он говорил, что эта ситуация продолжалась около трёх-четырёх месяцев33.

Когда анархист Хуан Гарсия Оливер в начале ноября 1936 г. занял свой кабинет в Валенсии как министр юстиции, он увидел, что одной из его первых задач является прекращение «прогулок». Он узнал, что главная группа, осуществлявшая незаконные аресты и расстрелы, была известна как «Кровавый трибунал» и состояла примерно из 20 человек, собранных со «всех антифашистских партий и организаций города».

В речи, произнесённой им на церемонии открытия судебного года вскоре после вступления в должность, Гарсия Оливер попытался объяснить происхождение «прогулок». Он пересказывает это объяснение в своих мемуарах:

«Ввиду того, что военный мятеж вызвал исчезновение всех социальных ограничений, поскольку он был поднят классами, исторически поддерживавшими общественный порядок, попытки восстановить состояние законности вызвали резкий возврат правосудия к его самому отдалённому и чистому источнику: народу, vox populi, suprema lex. И народ, пока продолжалось это расстройство, создал и применял свой закон и процедуру, то есть “прогулку”. Но нормальное положение, восстановленное созданием народных судов революционного состава, не оставило никаких оправданий для “прогулок”; подозреваемые должны передаваться народным судам, чтобы их дела рассматривались беспристрастно, с наказанием для виновного и немедленным освобождением для невинного».

Гарсия Оливер решительно боролся с бессудными расстрелами. Он вызвал к себе членов «Кровавого трибунала», и у них состоялся довольно бурный разговор, во время которого делались намёки на то, что сам Гарсия Оливер может отправиться на «прогулку».

Гарсия Оливер пишет, что эту удалось заставить «Кровавый трибунал» прекратить свою работу. Но через пару недель ночные убийства возобновились, и жертвы были оставлены у Народной военной школы, только что открытой Гарсией Оливером. Вскоре выяснилось, что эти расправы были совершены штурмовыми гвардейцами по приказу одного из чиновников Министерства внутренних дел. Гарсия Оливер не позволил продолжать эти возобновлённые «прогулки»34.

По мере продолжения войны характер террора на республиканской стороне резко изменился. Влияние сталинистов в воссозданных регулярных полицейских силах и армии росло, с помощью агентов советского ГПУ была создана тайная полиция сталинистов, совершенно независимая от правительства, и насилие, принуждение и террор стали осуществляться на более организованной основе. Разумеется, они применялись уже не анархистами, а против анархистов (и других несогласных со сталинской политикой).

Анархисты и террор в Арагоне

Есть много свидетельств о том, что, когда анархические колонны милиции вошли в Арагон и отвоевали примерно половину этого региона, они оказались замешаны в актах насилия на занимаемых ими территориях. Кроме того, анархические крестьяне в отвоёванных районах со значительным размахом вели террор против своих врагов.

Франц Боркенау, посетивший Арагон меньше чем через месяц после начала Гражданской войны, подтверждает это. Он пересказывает разговор в сельской таверне во Фраге:

«Большинство из них – анархисты. Один человек, красноречиво проведя пальцем по горлу, рассказывает нам, что они убили тридцать восемь “фашистов” в своём селе; это очевидно доставляло им огромное наслаждение. (В селе лишь около тысячи жителей.) Они не убивали женщин или детей, а всего-то священника, его наиболее активных приверженцев, адвоката с сыном, помещика и некоторое число богатых крестьян! Сначала я думал, что число тридцать восемь было хвастовством, но на следующее утро мне подтвердили это другие крестьяне, некоторым из которых эта резня пришлась совсем не по душе. От них я узнал подробности произошедшего. Расправу устроили не сами селяне, а колонна Дуррути, когда она впервые проходила через село. Её бойцы арестовали всех, кто подозревался в реакционных действиях, отвезли их в тюрьму на грузовике и расстреляли… В ответ на эту расправу богачи и католики в соседнем селе подняли восстание; алькальд выступил посредником, колонна милиции вошла в село и снова расстреляла двадцать четыре своих противника»35.

Часто арагонские крестьяне совершали казни с неохотой. Возможно, события в одной небольшой деревне являются типичным примером того, что происходило во многих остальных. Местный революционный комитет вначале никого не осудил, испытывая отвращение к расправе над своими земляками. Однако в итоге комитет, состоявший из пяти членов НКТ и пяти – ВСТ, пришёл к выводу, что если фашистов оставят в живых, то они убьют республиканцев при первой же возможности. Поэтому трёх главных фашистов деревни осудили и расстреляли36.

Лидеры некоторых анархических колонн, пришедших в Арагон, пытались предотвратить террор. Так поступил Сатурнино Карод, командир колонны, стоявшей напротив Бельчите. Много лет спустя он рассказывал Рональду Фрейзеру о том, как он собрал жителей села Каласейте, которые предали огню свою церковь, и упрекнул их:

«Вы сжигаете церкви, не думая о том горе, которое вы приносите вашим матерям, сёстрам, дочерям, родителям, в чьих жилах течёт христианская, католическая кровь. Не думайте, что, сжигая церкви, вы измените эту кровь и что назавтра каждый и каждая будет считать себя атеистом. Напротив! Чем больше вы ругаетесь над их совестью, тем сильнее они будут держаться церкви. Не говоря о том, что огромное большинство из вас в душе верующие».

Фрейзер добавляет: «Он потребовал, чтобы любую жизнь и любую собственность – не только церковную – уважали. Задачей колонны было сражаться с врагом в открытом бою, а не брать правосудие в свои руки»37.

Ситуация в Мадриде

Анархисты в начале Гражданской войны не имели в Мадриде такого преобладания, как в Каталонии и Арагоне. В это время республиканское правительство контролировало столицу лучше, чем любой из городов Испании. Однако даже здесь анархисты пользовались значительным влиянием и большой степенью самостоятельности в первые месяцы Гражданской войны. Как мы уже отмечали в главе 7, Комитет обороны Центра НКТ в течение всей войны сохранял влияние в анархических войсковых частях, действовавших на Центральном фронте.

Хесус де Галиндес, баскский националист, которому правительство поручило расследовать и пресечь «прогулки» в Мадриде, говорил, что в начале войны и у НКТ, и у коммунистов были свои чека. Их служащие приходили в тюрьмы и забирали оттуда людей в свои штаб-квартиры, чтобы рано или поздно покончить с ними.

Однако Галиндес отмечал, что анархическая чека и коммунистическая произвели на него разное впечатление. По его словам, анархисты забирали людей в порыве негодования или политических страстей, но когда он вмешивался и был готов поручиться за человека либо собирался вернуть его в тюрьму, они обычно верили ему и отпускали свою жертву. Коммунисты же работали планомерно и отрицали, что когда-либо видели разыскиваемого человека, даже если у Галиндеса были доказательства, что тот находился у них.

Ларго Кабальеро, узнав о происходящем, назначил анархиста Мельчора Родригеса начальником тюрем Мадрида. После этого, согласно Галиндесу, захваты заключённых прекратились.

Самым страшным массовым убийством в Мадриде стало нападение на тюрьму Карсель-Модело в начале ноября 1936 г., когда войска Франко собирались начать лобовую атаку на город. Хесус де Галиндес был убеждён, что это нападение, во время которого 600 заключённых хладнокровно убили, было сознательно организовано коммунистами38.

Террор в Астурии

В Астурии распад власти также спровоцировал масштабный террор против действительных и предполагаемых врагов республики и революции. Хавьер Р. Муньос пишет относительно этого региона:

«В первые месяцы войны было совершено наибольшее число убийств… Если верить источникам, репрессии и садизм стали теми ингредиентами, из которых готовился кровавый салат в эти месяцы».

Муньос отмечает, что после того, как в сентябре 1936 г. де-факто было создано правительство региона в Хихоне и при нём организован народный суд, «был положен конец предшествующим эксцессам… Основываясь на известных данных о казнях, для которых указана дата, можно убедиться, что 60 с небольшим процентов смертей приходится на июль – сентябрь 1936 г. В следующие месяцы совершалось меньше убийств, которые были делом настоящих “неконтролируемых”, до заключительных месяцев войны, сентября и октября 1937 г., когда возобновился террор, на который приходится около 20 процентов жертв».

Народный суд рассматривал много дел, в которых были замешаны «неконтролируемые». Муньос отмечает, по обвинениям в незаконных арестах суд приговорил трёх человек к смертной казни и одного к 30 годам заключения39.

Антиклерикализм анархистов

Особое внимание следует уделить террору анархистов, направленному против католической церкви, её священников, монахов и сторонников из числа мирян, особенно в первые несколько месяцев Гражданской войны. Хотя почти все политические группы, поддерживавшие Республику – кроме баскских националистов – являлись антиклерикальными, анархисты были наиболее воинственными из них, и есть серьёзные доказательства того, что они несли основную ответственность за нападения не только на церковные здания, но и на церковных служителей и тех, кто был с ними связан.

Прежде чем обратиться к фактам, важно изучить причины ярой враждебности анархистов по отношению к католической церкви. Именно это сильное и страстное чувство было побудительным мотивом их действий против церкви, её служителей и сторонников во время Гражданской войны.

Объяснение Джеральда Бренана получило значительную поддержку других исследователей. Хотя он говорил в основном об анархистах в сельских районах южной Испании, он отмечал, что к началу Гражданской войны многие каталонские рабочие были мигрантами из Андалусии в первом или втором поколении и, таким образом, его наблюдения были применимы и к ним:

«Фанатичная ненависть анархистов к церкви и чрезвычайная агрессивность их нападений на неё во время Гражданской войны – вещи, известные каждому… Я думаю, это можно истолковать только как ненависть еретиков к церкви, от которой они отпали»40.

«Я бы предположил, что гнев испанских анархистов по отношению к церкви – это гнев глубоко религиозных людей, которые чувствуют себя покинутыми и обманутыми. Священники и монахи оставили их в переломный момент их истории и перешли к богачам. Гуманные и просвещённые принципы великих богословов семнадцатого столетия были отброшены. Люди стали подозревать… что все слова церкви были лицемерными. Когда они начали борьбу за христианскую утопию, эта борьба, следовательно, велась против церкви, а не совместно с ней…»41

Доктор Семпрун Курреа, преподаватель Мадридского университета, консервативный политик и автор испанского католического обозрения «Cruz y Raya», по-видимому, подтверждает наблюдения Бренана в статье, опубликованной во французском издании «Esprit» в 1936 г.:

«Для любого, кто изучил этот вопрос на месте, ясно, что глубинным и потаённым корнем антиклерикализма в душе испанского народа было резкое осуждение духовенства – не за то, что оно носило сан, а за то, что оно не умело быть достойным его… Очень часто ненависть к священнику или религиозному человеку вызывается тем, что он недостаточно соответствует тому, к чему он сам призывает. Его не обвиняют в том, что он верит в Христа, его обвиняют потому, что он не подражает Христу; его обвиняют не за его обеты и правила, а за то, что он не выполняет их усердно; его оскорбляют не за проповедь последующей жизни и отречения от нынешней, а за нежелание отречься от этой, земной жизни и видимое забвение иной»42.

Профессор Хосе Санчес, историк церкви времён Гражданской войны, приводит мнения других испанских авторитетов, которые, как нам кажется, согласуются с анализом Джеральда Бренана. Он цитирует Мауриси Серраиму, каталонского адвоката и активного католического прихожанина и политического активиста, утверждавшего:

«Я всегда настаивал, что глубоко внутри эти поджоги ощущались как деяние веры. Иными словами, это был акт протеста против того, что церковь не была в глазах народа тем, чем она должна быть. Разочарование того, кто верит и любит и был предан. Оно вырастает из идеи, что церковь должна принимать сторону бедных – и не принимает…»43

Санчес также ссылается на Мануэля де Ирухо, баскского националиста и католика, занимавшего министерские посты в республиканских правительствах Ларго Кабальеро и Хуана Негрина. Ирухо говорил: «Поджоги церквей не имеют никакого отношения к антирелигиозным чувствам; это протест против государства и, если позволите, своего рода обращение к Богу против человеческой несправедливости»44. Сам Санчес отмечает:

«[Существовал] вопрос о социально-экономической роли духовенства в Испании. Эта роль стала оправданием насилия, получившего поддержку и сочувствие либералов и рабочих за границей… Восприятие было более важным, чем действительность. Священнослужители воспринимались и клеймились как социальные лицемеры. Сделать это было легко, особенно в стране с такими значительными социальными проблемами и с такой многочисленной и влиятельной в культуре церковной организацией… Испанское духовенство около ста лет до 1936 года подвергалось критике за его союз с богатыми в никогда не утихающей классовой войне… Также вероятно, что в развивающейся буржуазной экономике начала XX века, с её растущим классовым разделением и классовым созданием, духовенство стремилось угодить богатым, поскольку оно чувствовало себя более уютно среди тех, кто посещал его мессы и содействовал ему в проповеди Евангелия…»45

Поджоги церквей, конечно, начались не во время Гражданской войны 1936–1939 гг. Ими были отмечены многие восстания и гражданские конфликты XIX века, а также Трагическая неделя в Барселоне в 1909 г., когда было сожжено 17 церквей и 23 монастыря46.

Антиреспубликанская позиция церкви

В дополнение к давнему антиклерикализму анархистов и других сторонников республиканского дела существовала ещё одна, более непосредственная причина антицерковной враждебности во время Гражданской войны. Фактом было то, что церковные иерархи и бо́льшая часть духовенства – за исключением Страны Басков – более или менее открыто поддерживали дело мятежников.

Хосе Санчес отмечает:

«В большинстве случаев духовенство изображалось соучастником заговора военных и считалось, оно прятало в своих церквях и домах оружие, из которого вёлся огонь по врагам мятежа»47.

Для подобного представления о духовенстве имелись веские причины. Диего Абад де Сантильян писал о событиях 19–20 июля в Барселоне:

«Мы не препятствовали нападениям на церкви и монастыри в отместку за сопротивление, которое оказывали из них армия и служители божьи. Во всех из них мы нашли оружие или заставили сдаться силы, укрепившиеся там…»48

Безусловно, некоторые священнослужители, которые остались на республиканской территории и избежали ареста, сотрудничали с мятежными силами. Через двенадцать лет после окончания войны падре Бернардино Антон Ортис, который во время нашей встречи возглавлял церковный консультативный совет профсоюзной системы франкистского режима, рассказывал мне о своих действиях.

Его не было в приходе, когда в Мадриде начались бои, и поэтому он не попал в руки милиционеров, искавших его. Когда он вернулся домой, одна из прихожанок поселила его у себя в квартире, из которой она выехала, когда начались трудности. Он прожил там до конца войны; за это время ему довелось работать водителем грузовика, кладовщиком, а течение полугода он вёл собственный бизнес, изготавливая сувениры и продавая их республиканским солдатам. Одновременно он участвовал в работе антиреспубликанского подполья Мадрида, собирая информацию, которую ему удавалось передавать через фронт мятежникам, и подделывая документы, в том числе для самого себя. После окончания войны он был приравнен новым режимом к военнослужащим и получил медаль «Ветеран войны» от Франко49.

В той части Испании, которая удерживалась мятежниками, церковная иерархия и духовенство были убеждёнными сторонниками Франко. Хосе Санчес отмечает, что, официально провозгласив католическую Испанию, «националисты, хотя среди них были неверующие и антиклерикалы, позволили епископам осуществлять власть в образовательных, социальных и культурных вопросах, чтобы приобрести их поддержку и поддержку верующих католиков… Епископы, таким образом, оказались вовлечены в политику, хотели они того или нет. Эта роль, вероятно, давала им преувеличенное сознание собственной власти. Их приглашали председательствовать при исполнении военных и гражданских функций, проповедовать в войсках, работать в политических комитетах…»50

Наконец, в августе 1937 г. все иерархи испанской церкви, за исключением двух епископов, подписали коллективное письмо, «адресованное их сотоварищам епископам во всём мире»51. «Защищая мятеж как правое дело и утверждая, что революционеров направляют иностранные заговорщики… епископы объявляли о поддержке националистов, которые, как они говорили, представляют испанскую нацию, утвердили закон, порядок и правосудие и даже “излили свою любовь на отечество”… Что касается обвинений националистов в варварском обращении с пленными республиканцами, то письмо не оправдывало этих “эксцессов”, но говорило, что нет никакого сравнения между “произволом против законности” на республиканской стороне и упорядоченным отправлением правосудия националистами»52.

Епископы недвусмысленно заявляли о своём одобрении дела мятежников: «Мы утверждаем, что мятеж гражданских и военных имел под собой двойное основание в глубинах народного сознания, в патриотическом чувстве, которое увидело в нём единственное средство возвысить Испанию и предотвратить её окончательное падение; и в религиозном чувстве, которое рассматривало его как силу, необходимую, чтобы повергнуть врагов Господа, и как гарантию постоянства испанской веры и религиозной практики… В настоящий момент в Испании нет иной надежды на завоевание справедливости и мира и на благословение, происходящее из них, кроме победы националистического движения»53.

Масштабы террора против церкви

Хосе Санчес пишет:

«Антицерковное неистовство 1936 года имеет особый смысл и значение. Это было наиболее кровопролитное гонение на духовенство за всю историю христианской церкви. Ни одно другое потрясение в современную эпоху не сравнится с испанским конфликтом по числу убитых священнослужителей, или их проценту от общего числа жертв, или числу открыто затронутых за короткий промежуток времени»54.

«Неопровержимые факты, и они лучше всего задокументированы среди данных о погибших в испанской войне и связанном с ней терроре, говорят, что было убито около семи тысяч представителей духовенства, большинство из них – за шесть месяцев с июля по декабрь 1936 г.». Он цитирует Антонио Монтеро Морено, установившего, что «4 184 относились к белому духовенству (епархиальные священники), 2 365 относились к чёрному духовенству мужского пола (состоявшие в религиозных орденах и конгрегациях) и 283 были монахинями, всего 6 832»55. Было убито 13 епископов.

В это время белое духовенство насчитывало почти 30 000 священников и 3 500 семинаристов, из которых 12% были убиты. Религиозные ордены насчитывали около 20 000 рукоположенных служителей, монахов и послушников, из которых 11% были убиты.

Санчес приходит к выводу, что «было убито около четверти духовенства мужского пола в республиканском тылу… В дополнение к этим смертям, было убито огромное число мирян, известных либо как набожные люди, участники братств и благотворительных религиозных организаций, либо как отцы, матери, братья, сёстры и друзья клириков. Некоторые были убиты за то, что заявляли о своей вере с помощью какого-нибудь внешнего символа, например церковной медали или скапулярия…»56

Профессор Санчес продолжает:

«Вспышка гонений длилась около шести месяцев, вторую половину 1936 г.… Около 80% представителей духовенства погибло в первые два с половиной месяца войны, с начала мятежа в середине июля до 1 октября. Ещё 15% приходится на следующие три месяца до конца года. Таким образом, 95% всех убийств произошло в первые шесть месяцев войны. После этого убийства стали спорадическими…»57

Иногда существовали довольно специфические поводы для расправы над священниками. По словам Франца Боркенау, в каталонском селе Тосас «было два священника, один фанатичный и строгий, другой легкомысленный во всех отношениях – особенно в отношениях с сельскими девушками. Этого последнего село укрывало от ареста с начала революции, в то время как “добрый” пастырь, ненавидимый всем селом как союзник реакционеров, попытался бежать и сломал себе шею, упав со скалы»58.

Преследование духовенства обычно имело под собой «политические» или «антиклерикальные» мотивы, а не личные, что доказывается отношением к монахиням. Согласно Хосе Санчесу:

«Следует отметить, что, несмотря на все ужасные примеры пыток и жестокости, за весь период ни одна монахиня не подверглась сексуальному насилию по вине противников церкви. Монтеро Морено (для которого было бы естественно привести такие случаи, если бы они существовали) опровергает заявления националистов в первые месяцы войны о том, что монахинь заставляли голыми танцевать на публике или что республиканскими милиционерами устраивались массовые изнасилования. В своём исчерпывающем исследовании он говорит, что испанцы испытывают врождённое уважение к женщинам, особенно к девам, посвящённым Богу, поэтому, когда монахини арестовывались и подвергались сексуальному домогательству и, казалось, не было надежды на спасение, из числа членов солдатских комитетов появлялся стихийный заступник, который брал монахинь под защиту»59.

Этот вывод профессора Санчес опровергает утверждения сторонников Франко во время Гражданской войны. В частности, «Совместное письмо испанских епископов», высказывавшееся в поддержку дела Франко, говорило: «Честь женщин не уважали, даже тех, что посвятили себя Богу…»60

Через несколько месяцев действия толп, направленные против католической церкви и мирян, по большей части сменились формальными процессами в революционных судах. Джон Макговерн, член британского парламента от Независимой рабочей партии и католик, присутствовал на двух таких процессах. На одном из них судили пятерых членов католической молодёжной организации, которые обвинялись в участии в барселонском мятеже 19 июля. Макговерн сообщал, что они «все сознались в своём преступлении» и были признаны виновными. «Обвинитель требовал смертной казни. Суд состоял из юриста, бывшего председателем, и двенадцати заседателей от рабочих организаций. Они отклонили требование смертной казни и приговорили подсудимых к тридцати годам заключения».

На втором процессе рассматривалось дело четырёх монахов, которые установили на крыше своей небольшой обители пулемёт и обстреливали правительственные самолёты.

«Трое попытались сбежать, четвёртый сдался, заявляя о своей непричастности, и был освобождён до начала суда с согласия обвинителя. Для трёх остальных он потребовал смертной казни… Трое были признаны виновными и один – невиновным. Последний был освобождён; трое других были приговорены к тридцати годам заключения»61.

Убийство церковников и верных им мирян было не единственным аспектом террора против католической церкви на республиканской стороне во время Гражданской войны. Профессор Санчес не даёт оценки того, сколько церквей и других зданий религиозного назначения было разрушено. Но он отмечает:

«Тысячи церквей были сожжены, святыни подверглись осквернению, гробницы монахинь были открыты и их останки были выставлены на посмеяние, религиозные церемонии пародировались. Действительно, практически любой акт против церкви стал не только мыслимым, но и возможным»62.

Франц Боркенау описывал сожжение церкви в Барселоне во время его первого визита в революционную Испанию:

«По пути домой я увидел горящую церковь, и это также стало для меня большой неожиданностью. Я воображал себе торжество беснующейся толпы, а это оказалось деловой рутиной. Церковь стояла на углу широкой Пласа-де-Каталунья. Огонь быстро её пожирал. Небольшая группа зрителей стояла неподалёку (было около 11 вечера) и молча наблюдала, явно не сожалея о пожаре, но в то же время не испытывая особой радости. На месте работала пожарная команда, старательно удерживавшая огонь в пределах церкви и защищавшая окружающие здания; никому не разрешалось близко подходить к горящей церкви – во избежание несчастных случаев, – и люди подчинялись этому требованию с удивительным спокойствием»63.

Поджигатели церквей часто делали всё возможное, чтобы спасти то, что они считали произведениями искусства. Джон Лэнгдон-Дэвис посетил Управление работ в Барселоне, где были собраны подобные предметы:

«В здании… шла весьма оживлённая деятельность. В каждом углу были навалены груды святых и дев, распятий и икон, резных фигурок; мужчины, переносившие туда и сюда новые ящики реликвий, которые только что прибыли; женщины за столами, печатавшие перечни сокровищ, переданных на хранение правительству…»64

Не только церковные здания, но и другие объекты религиозного культа уничтожались на начальном этапе Гражданской войны. Боркенау рассказывал о том, что произошло в приморском каталонском посёлке Тосас:

«Здесь было проведено сожжение религиозных предметов…» Милиционерша из ПОУМ говорила Боркенау, что, «по её впечатлению, крестьянки неохотно отдавали свои священные предметы, но они уходили с убеждением, что теперь настал конец католицизма; она слышала, как они говорили вещи вроде: “Святой Иосиф мёртв”. На следующий день село само отказалось от прощания “адьос”, “с богом!”, – потому что Бога на небесах больше нет»65.

Страна Басков оставалась единственной частью республиканской Испании, где не было гонений на церковь. Баскские националисты, которых активно поддерживало католическое духовенство региона, были преобладающей политической силой режима. Пока в этой части Испании продолжалась война, священники могли свободно совершать богослужения и вести другие дела, хотя они старались не выходить на улицу в своём церковном облачении, в качестве простой предосторожности. В подразделениях лоялистской армии, находившихся под контролем Баскской националистической партии, были свои капелланы66.

Настоящее же преследование священнослужителей в Стране Басков развязали силы мятежников. По меньшей мере 14 священников были казнены сторонниками Франко после захвата провинции Гипускоа в начале войны, многие другие были арестованы ими здесь и позднее в Бискайе67.

Ответственность анархистов за антиклерикальный террор

Люди совершенно разных убеждений склонны соглашаться с тем, что анархисты в значительной степени были ответственны за антицерковный террор первых месяцев Гражданской войны. Так, Джеральд Бренан считает: «Можно сказать, не совершая большой ошибки, что все церкви, сожжённые в Испании за последнее время, были сожжены анархистами и что большинство убитых священников были убиты ими»68.

Со своей стороны, Хосе Санчес отмечает, что

«большинство источников указывает на анархистов как составлявших основную массу “неконтролируемых”»69. «Как в Арагоне, так и в Валенсии значительная часть убийств была совершена пришельцами – анархистскими бойцами военных частей, направлявшихся к фронту. Колонна Дуррути в Арагоне и Железная колонна в Валенсии нападали на местные церкви и их священников, которых пощадило местное население, или агитировали сельских жителей рассказами о заговоре в больших городах, или как-либо иначе убеждали их убивать священников как врагов Республики и революции»70.

Санчес добавляет: «Как только вспыхнул мятеж и началась революция, насилие стало обыденным, и анархистская пресса говорила о нём в самых смелых выражениях». Он цитирует отрывок из «Рабочей солидарности» от 15 августа 1936 г.:

«Церковь должна навсегда исчезнуть… Священник, монах, иезуит господствовали в Испании, и мы должны их искоренить… Религиозные ордены должны быть распущены, епископы и кардиналы должны быть расстреляны, и церковная собственность должна быть экспроприирована»71.

Учитывая почти полное преобладание анархистов в Каталонии и Арагоне и их широкое влияние в Леванте и Астурии в первый период Гражданской войны, когда поджоги церквей и убийства клириков и мирян были в самом разгаре, вряд ли стоит сомневаться в том, что анархисты несли главную ответственность за эти события в указанных частях республиканской Испании. Однако следует прояснить вопрос об отношении анархического руководства к преследованию духовенства.

Свидетельства одного из основных лидеров каталонской ФАИ, Диего Абада де Сантильяна, могут говорить о том, что это отношение было двойственным. В своей книге, вышедшей через год после окончания Гражданской войны, Сантильян писал:

«Июльский триумф лишил церковь её богатств и полномочий. Зачем же было преследовать её служителей? Монахини и монахи высказывали желание уехать за границу, и мы не видели никаких причин удерживать их против воли… Разве не было к лучшему, что они уезжали, вместо того чтобы оставаться здесь и постоянно плести заговоры? Сколько было людей, державших у себя дома родственников, священников, монахов или монахинь, которые не стали ставить нас в известность и просить у нас совета! Разве мы кому-нибудь из них выразили словом или жестом своё недовольство? Разве мы не гарантировали [священнослужителям] максимальное уважение до тех пор, пока они не вмешивались в дела нового революционного порядка?»

Однако далее, отметив два случая непосредственного участия священников в мятеже, Сантильян утверждает:

«Церковь, которая сражается таким образом за худшие идеи, не имеет никакого отношения к религии и не может быть защищена от народного гнева». Затем, возможно немного неискренне, он пишет: «…Революционная организация, какой являлась ФАИ, не считала, ни до, ни после 19 июля, что нужно предпринимать какие-либо действия против неё [церкви], когда она уже лишена своих инструментов духовного и материального подавления. Мы уважали убеждения каждого и требовали режима терпимости и мирного сосуществования всех религий и политических и социальных доктрин»72.

Конечно, далеко не все анархисты одобряли насилие над духовенством и уничтожение церковного имущества. Мы упоминали в главе 22 о том, что Феликс Карраскер, каталонский лидер ФАИ, будучи назначен директором роддома в Барселоне, предотвратил арест монахинь, которые работали в нём.

Британский парламентарий Джон Макговерн утверждал:

«…Лидеры рабочего класса защищают религиозных лидеров от физической расправы. Об этом свидетельствует случай римско-католического епископа Барселоны. Вокруг его резиденции собралась толпа в несколько десятков тысяч (некоторые говорят о 100 тысячах), требовавшая его жизни. Дуррути, анархистский лидер… явился на место с двадцатью вооружёнными людьми. Он обратился к толпе со ступеней дворца… Он вывел епископа, посадил его в автомобиль и передал правительству Каталонии, которое посадило его на итальянский военный корабль. Вместе с ним на борт поднялись пятьсот священников и монахов. Сотни монахинь были с охраной переведены через границу…»73

Были и другие случаи, когда местные анархические лидеры брали под защиту священнослужителей, в том числе высокопоставленных. Например, старый епископ каталонского города Сольсона был переведён через границу пятью членами революционного комитета, контролировавшегося анархистами. (Четверо из этих пяти были казнены мятежниками, когда те захватили регион74.)

В городе Бадалона, недалеко от Барселоны, как свидетельствовал его мэр времён войны, анархист Жоан Манен, двухтысячная толпа напала на местный монастырь, но НКТ не только отправила милиционеров, чтобы спасти монастырскую библиотеку от сожжения, но и постаралась не допустить убийства монахов.

По словам Манена:

«…Мы не смогли помешать толпе вывести тридцать восемь монахов, включая приора, в Бадалону, чтобы убить их. Двое были убиты и ещё двое ранены по дороге. Увидев людей с пиками, которые вели монахов, я невольно представил себе гильотину, поджидающую на площади, – настолько эта сцена напоминала Французскую революцию».

НКТ собрала на городской площади 200 вооружённых милиционеров, которые арестовали вожаков толпы и отвели монахов обратно в монастырь. Впоследствии НКТ договорилась с президентом Луисом Компанисом отправить монахов – многие из которых были иностранцами – за границу75.

Можно также отметить, как любопытный факт, неявную критику чрезмерного антиклерикализма со стороны Хуана Гарсии Оливера. Когда он обустраивал свою резиденцию как министр юстиции в Валенсии, в конфискованном доме аристократа, он не стал, в отличие от других министров, снимать со стен картины, многие из которых были на религиозные темы. Когда кентерберийский декан спросил его о причине, Гарсия Оливер ответил:

«Это легко объяснить… Мотивы картин могут быть разными. Живопись не раздражает меня, а наоборот, доставляет удовольствие, независимо от того, является она религиозной, портретной, батальной или пасторальной. И когда я чувствую себя измотанным физически и интеллектуально, я смотрю на картины, пытаясь понять чувства их персонажей, и постепенно ко мне приходит расслабление»76.

Только в декабре 1938 г., за четыре месяца до окончания войны, анархисты официально отказались от своей крайней антиклерикальной позиции. Правительство Негрина создало Комиссариат по делам культов, что «стало окончательным признанием религиозной свободы». После жарких дебатов Национальный комитет НКТ в итоге одобрил это решение правительства.

Сесар Лоренсо даёт комментарий по этому поводу:

«Страница была перевёрнута: анархисты, никогда не прекращавшие сражаться со священниками и епископами, с верой и теологией, с верующими и догматами… наконец поняли, что им необходимо скорректировать свою позицию, продиктованную скорее страстью и негодованием, чем революционной волей»77.

Заключение

Мы можем сделать несколько выводов относительно насилия и террора анархистов во время Гражданской войны.

Во-первых, черты насилия и даже терроризма, безусловно, были присущи традиции испанского анархизма. Отчасти они объяснялись социальной историей Испании, которая была отмечена многочисленными инцидентами с участием восставших крестьян и сельских бандитов, грабивших и даже убивавших землевладельцев, священников и касиков, при терпимом и даже одобрительном отношении местных жителей. С другой стороны, свой вклад внесла «пропаганда действием», поощрявшаяся определёнными элементами международного анархического движения в течение двух-трёх поколений перед началом Гражданской войны в Испании.

Во-вторых, за подавлением мятежа на значительной части Испании последовала стихийная вспышка насилия, во время которой рабочие убивали своих работодателей, крестьяне – помещиков, антиклерикалы – священнослужителей и верующих, сторонники Республики – членов политических групп, связанных с мятежниками; и рабочие-анархисты играли в этой вспышке важную роль. Это сопровождалось и более организованной разновидностью террора, так называемыми «прогулками», во время которых небольшие группы радикальных активистов, анархистов и других, определяли кандидатов на устранение и совершали их убийства.

Проблема террора, как стихийного, так и организованного, поставила анархическое руководство в затруднительное положение, которое сохранялось в течение всей войны. Они, первые враги всякого рода «власти», были вынуждены использовать свою власть для создания органов – патрулей и революционных судов, – которые могли прекратить несанкционированное насилие. И они прекратили его.

С восстановлением правительственных структур в различных регионах республиканской Испании были организованы народные суды, которые рассматривали дела обвиняемых в преступлениях против Республики. Одновременно анархические лидеры в различных региональных правительствах Республики лично вмешались в ситуацию, чтобы положить конец «прогулкам».

Четвёртый очевидный факт – то, что некоторые анархические подразделения милиции, особенно в Арагоне, занимались истреблением «фашистов» и других нежелательных для них лиц, сами или руками местных крестьян. Колонна Дуррути, пришедшая в Арагон из Каталонии, и Железная колонна, пришедшая под Теруэль из Валенсии, были особенно активными в этих действиях.

В-пятых, анархисты с особенным ожесточением преследовали католическую церковь, её духовенство и преданных прихожан. Как и другие акты террора, нападения на священнослужителей и церковные здания в основном приходились на первые недели гражданской войны/революции. Они отражали глубоко укоренившийся антиклерикализм испанского анархического движения и в большинстве случаев представляли собой стихийную реакцию на кризис правопорядка, дававший возможность излить свой гнев на церковь и её служителей, которых считали изменниками. Однако и в этом случае имели место антицерковные акции, которые проводились организаторами «прогулок» и некоторыми бойцами анархической милиции, даже когда прихожане не были склонны к расправе над священниками и разрушению церквей.

С другой стороны, было много анархистов, как рядовых, так и лидеров, которые выступали против столь агрессивных антиклерикальных мер. Отдельные анархисты вмешивались, иногда рискуя собой, чтобы остановить или по крайней мере смягчить подобные действия.

Также представляется очевидным, что и в терроре против собственников, помещиков и политических врагов Республики, и в терроре против церкви, его участники руководствовались главным образом идеологическими или политическими мотивами, а не личными. Хотя в подобные действия были вовлечены явно преступные группы, значительное большинство участников не было заинтересовано в получении материальной или иной личной выгоды. Лидеры анархистов упорно боролись с преступными действиями, имевшими под собой личные мотивы, и стремились прекратить их, когда получали соответствующие полномочия.

Наконец, следует отметить различие между теми событиями, которые мы только что обсудили, и двумя другими разновидностями террора, наблюдавшимися во время Гражданской войны. Первой из них является целенаправленное истребление лидеров и членов партий, профсоюзов и других организаций, поддерживавших Республику, по приказу высшего руководства мятежников на подконтрольных ему территориях. Эти действия, возможно с некоторыми исключениями, редко носили стихийный характер, так как у мятежников продолжали действовать военные и полицейские власти, что резко отличалось от ситуации на республиканской стороне.

Во-вторых, насилие и даже террор, которые происходили на республиканской территории в начале войны и в которых анархисты играли важную роль, следует отличать от другого террора, начавшегося после Майских дней в Барселоне.

Аресты, пытки, убийства и другие террористические действия, которые совершались сталинистами после мая 1937 г. – и даже до этой даты – не имели в себе ничего стихийного, не были связаны с испанскими традициями и никак не отражали реакцию испанского народа на прошлые репрессии и угнетение. Они составляли часть стратегии по уничтожению всех противников сталинистов, которые стремились получить абсолютный контроль над Испанской республикой и поставить её на службу интересам сталинского режима в Советском Союзе. Они были спланированы и организованы руководством Коммунистической партии Испании и Коминтерна и советскими агентами ГПУ, военными советниками и дипломатическими представителями в лоялистской Испании.

В отличие от сталинистов, испанские анархисты, как мы отмечали, в первые дни Гражданской войны приняли решение не устанавливать собственный режим в республиканской Испании. Какие бы ни существовали возможности для установления подобной «анархической диктатуры», анархисты очевидно не пытались это сделать в течение войны. И в каких бы террористических действиях анархисты ни участвовали, они не имели такой цели. Они были случайными и стихийными. Это не делает их менее ужасными, если вспомнить о судьбе их жертв, но в этом заключается реальное различие между террористической активностью анархистов и террором, который практиковали мятежники на другой стороне Испании и сталинисты внутри Республики.

Приложения

2. Испанские анархисты и международное движение в годы Гражданской войны

Одним из факторов, которые ставили испанских анархистов в невыгодное положение в их конфликте со сталинистами и их союзниками, было отсутствие у НКТ–ФАИ серьёзной поддержки со стороны международного движения. Хотя Национальная конфедерация труда входила в Международную ассоциацию трудящихся (МАТ), эта организация была чрезвычайно слаба по сравнению с Коммунистическом Интернационалом, у которого были секции во всех европейских странах, а также в большинстве американских, во многих азиатских и некоторых африканских, который направлялся и финансировался одной из крупнейших мировых держав – сталинским Советским Союзом.

Первоначально, когда в 1919 г. был образован Коммунистический Интернационал, НКТ решила присоединиться к нему, но впоследствии она пересмотрела это решение и стала одним из членов-учредителей Международной ассоциации трудящихся, созданной в 1922 г.0 После прихода нацистов к власти в Германии, единственной страной (помимо Испании), где анархисты оказывали влияние на сколько-нибудь значительную профсоюзную организацию, оставалась Швеция. Но даже в Швеции анархо-синдикалистское объединение составляло небольшой процент в рабочем движении страны.

Таким образом, испанские анархисты, в отличие от своих оппонентов сталинистов, не могли использовать информационные и материальные ресурсы своих зарубежных единомышленников. Ещё хуже, с точки зрения испанских анархистов, было то, что многие лидеры либертарных групп за пределами Испании весьма критично относились к их политике компромиссов и идейных уступок во время Гражданской войны. Это резко контрастировало с единодушной поддержкой, которую Коминтерн во всех вопросах оказывал испанским сталинистам и их иностранным советникам.

Приток иностранных анархистов в Испанию

Когда мятежники были разбиты в Каталонии, в основном усилиями анархистов, либертарии из других стран устремились в Барселону, чтобы вступить в милицию НКТ–ФАИ или иначе поддержать ведомую анархистами революцию. Одновременно с этим сочувствующие иностранцы, находившиеся в стране и за её пределами, стали предлагать НКТ и ФАИ свои услуги.

В моём распоряжении нет информации о том, сколько иностранных добровольцев было в милиции анархистов. Однако мне известно об итальянских антифашистах, которые вскоре после начала войны приехали в Испанию и вступили в колонну Аскасо. Их возглавлял политэмигрант-анархист Камилло Бернери:

«Вместе с анархистами прибыли члены Итальянской республиканской партии, “Социалистического республиканского действия”, Максималистской социалистической партии и группы “Справедливость и свобода”, которые, как говорил Бернери, “предпочитали нашу милицию всем остальным, признавая огромную роль испанского анархизма в борьбе против фашизма”. Они приняли крещение огнём в сражении у Монте-Пеладо, возле Уэски, 28 августа 1936 г., но к декабрю Итальянский легион реорганизовался в два батальона – “Маттеотти”, возглавлявшийся братьями Росселли и Луиджи Баттистелли, и Интернациональный батальон, сформированный анархистами вместе с другими добровольцами; оба они оставались частью колонны Аскасо»1.

17 августа был официально принят Акт о создании Итальянской колонны в Барселоне, подписанный Бернери от имени анархистов, Карло Росселли от «Справедливости и свободы» и Анджелони от Итальянской республиканской партии. Карлос Рама отмечает, основываясь на письмах Бернери, к тому времени ставшего делегатом итальянской анархической секции в Барселоне, своим товарищам на Уэскский фронт:

«Мы знаем… что он понимал не только необходимость принимать другие итальянские революционные группы, на принципах равенства и братства, в анархическую Итальянскую секцию, поддерживавшую Итальянскую колонну в колонне Аскасо, но и то, что это являлось своего рода гарантией против восстановления контрреволюционных сил в республиканском лагере…»2

Дэвид Портер предположил, что среди 5 тысяч иностранцев, которые, по данным Хью Томаса, вступили в каталонскую милицию, «без сомнения, большой процент составляли анархисты, особенно из Италии, Германии и Франции… Французские анархисты, например, сформировали центурию “Себастьян Фор” (подразделение примерно в 100 человек), как часть колонны Дуррути на Сарагосском фронте. Хотя неанархисты из интернациональных бригад действительно значительно превосходили их по численности… опыт и вклад этих добровольцев-анархистов несправедливо игнорировались…»3

Видные зарубежные анархисты с первых недель войны совершали визиты в Испанию, чтобы увидеть революцию, которую начали их испанские товарищи, часто чтобы дать им свой совет и, позднее, чтобы их раскритиковать. Среди тех, кто находился в Испании более или менее продолжительное время, были германские анархисты Аугустин Сухи и Рудольф Роккер, австриец Макс Неттлау, русско-американская анархистка Эмма Гольдман, французы Гастон Леваль и Пьер Бенар.

Хотя позднее мы поговорим о них подробнее, трое из этих иностранных анархистов заслуживают отдельного упоминания. Рудольф Роккер был одной из ведущих фигур в немецком анархическом движении и одним из основателей Международной ассоциацией трудящихся. Во время Гражданской войны Роккер много путешествовал по лоялистской Испании, особенно обращая внимание на сельские коллективы анархистов в Арагоне и других местах; во время войны и после неё он много писал о том, что наблюдал в этих коллективах. После окончания Гражданской войны в Испании Роккер переехал в Соединённые Штаты, где прожил остаток своей жизни.

Аугустин Сухи также являлся известным немецким анархистом. Он находился в Испании значительную часть Гражданской войны и много писал о сельских коллективах и майских событиях 1937 г. Много лет спустя, после смерти Франко, он вернулся в Испанию с германской съёмочной группой, чтобы сохранить память о событиях Гражданской войны.

Гастон Леваль имел давние связи с испанским анархизмом. Во время Первой мировой войны и сразу после неё он был одним из вторичных лидеров НКТ. Он сопровождал Анхеля Пестанью во время поездки в Москву для решения вопроса о вступлении НКТ во вновь созданный Красный интернационал профсоюзов (Профинтерн). Когда они вернулись в Испанию, они рекомендовали НКТ не присоединяться к Профинтерну, а вместо этого участвовать в конгрессе анархо-синдикалистских организаций в Берлине в 1922 г., на котором была создана Международная ассоциация трудящихся. Позднее, из-за преследований французской и испанской полиции, Леваль уехал в Аргентину, где он также активно участвовал в анархическом движении.

Леваль вновь приехал в Испанию через несколько месяцев после начала Гражданской войны. Как и Роккер, он много путешествовал по Республике, наблюдал сельские и городские коллективы и подробно писал о них. После окончания войны он вернулся во Францию, где продолжал рассказывать о том, что делали испанские анархисты4.

Многие иностранные анархисты и сочувствующие сотрудничали с информационным и пропагандистским аппаратом, созданным НКТ–ФАИ вскоре после начала Гражданской войны. Отдел иностранной пропаганды был создан в Барселоне 23 июля 1936 г. Он немедленно начал издавать бюллетени на разных языках и газету «Антифашистская Испания» (L’Espagne Antifasciste) в Париже5.

Деятельность МАТ в Барселоне

Пленум МАТ в ноябре 1936 г. решил, согласно Гельмуту Рюдигеру, что «пропаганда за НКТ–ФАИ должна контролироваться МАТ», и это «было принято с одобрения НКТ».

«Пропаганда, конечно, оставалась бы в руках НКТ–ФАИ и отвечала бы потребностям этих двух организаций. Но решение относилось к организованной пропаганде, приспособленной МАТ к условиям каждой страны. Мир должен был получить впечатление, что между НКТ и международным анархо-синдикализмом существует глубокое и реальное сотрудничество».

Во исполнение этого решения в январе 1937 г. Рюдигер создал в Барселоне Постоянную делегацию МАТ, «общий орган для всех представителей секций МАТ, находящихся в Испании»6. Делегация «состояла из одного делегата от польской секции, одного от французской (РСВКТ) и одного от шведской (САК) с мандатами, полученными напрямую от их организаций. Кроме того, участвовали представители подпольных движений, немцы и итальянцы, от соответствующих групп в Барселоне и, разумеется, один делегат от НКТ. Позднее у нас появилась возможность пополнить орган тремя-четырьмя дополнительными делегатами, но к тому времени было уже слишком поздно, поскольку НКТ–ФАИ уже сделала невыполнимой нашу идею о федералистской и коллективной организации её иностранной пропаганды»7.

Эта система сотрудничества между представителями МАТ и испанскими анархистами быстро потерпела неудачу. Гельмут Рюдигер позднее писал, что дела шли неважно не столько из-за позиции Национального комитета НКТ, сколько из-за «систематической работы по саботажу, которая была начата Полуостровным комитетом ФАИ с того самого дня, когда Аугустин Сухи стал членом этого комитета». Рюдигер добавлял: «Между прочим, было довольно неожиданно, что именно он станет советником анархической организации». (Между этими двумя анархистами были натянутые отношения ещё до Гражданской войны в Испании.)

Сухи был избран ответственным за иностранную пропаганду НКТ–ФАИ и, по словам Рюдигера, также принял «те функции, которые возлагались на МАТ. Он делал это с таким экстремизмом, что в НКТ распространилось убеждение, будто он является секретарём МАТ». Чтобы урегулировать эту ситуацию, представители МАТ предложили включить делегата от ФАИ в Постоянную делегацию МАТ. Однако «ФАИ отказалась, утверждая, что МАТ не должна захватывать контроль над её иностранной пропагандой. Под давлением Полуостровного комитета ФАИ Национальный комитет НКТ 10 апреля аннулировал свои прежние решения и принял новые».

Согласно новой договорённости, «представитель ФАИ Мартин Гуделл, помощниками которого стали делегат НКТ Кортес и секретарь МАТ, был назначен директором и секретарём иностранной пропаганды. Постоянная делегация оставалась просто редакционной коллегией бюллетеня, получавшей и исполнявшей распоряжения, а не органом аккредитованных товарищей из иностранных секций МАТ, каким она должна была являться… Это породило недоверие и затруднило всю работу»8.

Объяснение этой проблемы испанскими анархистами значительно отличалось. НКТ утверждала, что секретарь МАТ (видимо, Рюдигер) добивался своего назначения на должность секретаря по иностранной пропаганде НКТ–ФАИ, на что испанцы не согласились. В итоге испанские анархисты, по их словам, организовали секретариат иностранной пропаганды, состоявший из одного представителя НКТ, одного ФАИ и одного назначенного Испанским секретариатом МАТ9. К тому времени, из-за всё более острой критики в адрес испанских анархистов, НКТ прекратила финансирование газеты «Антифашистская Испания»10.

Те, кто работал в секретариате иностранной пропаганды, не всегда сами были анархистами. К примеру, молодой чешский инженер, владевший несколькими языками, который работал на одной из каталонских шахт с 1933 г., вскоре после начала войны пришёл работать в секретариат. Он поступил так из сочувствия к анархическому движению, несмотря на то, что он был уволен со своей шахты, когда члены НКТ захватили предприятие. Он прослушивал иностранные радиопередачи, читал немецкие, английские и итальянские газеты и составлял сводки того, что говорилось в них о Гражданской войне11.

Гельмут Рюдигер отмечал некоторые недостатки в иностранной пропаганде НКТ–ФАИ:

«Это пропаганда первых месяцев поддалась излишнему оптимизму, и сложность проблем, как социальных, так и военных, не была принята во внимание. Кроме того, информация ограничивалась почти исключительно Каталонией, где считали, что победа уже в кармане. Всё это заставляло иностранных товарищей думать, что социальная революция продвинулась гораздо дальше, чем было в действительности. Внутренняя пропаганда НКТ допускала ту же самую ошибку, за которую нам теперь приходится дорого расплачиваться»12.

Отношения с Пьером Бенаром

Уже в начале войны у лидера НКТ Хуана Гарсии Оливера произошёл неприятный инцидент с французом Пьером Бенаром, который являлся генеральным секретарём Международной ассоциации трудящихся. Первый раз он приехал в Барселону, когда во главе Каталонии стоял Комитет антифашистской милиции. Гарсия Оливер, отвечавший тогда за оборону, принял его как гостя, предоставил автомобиль и шофёра, поселил в одной из комнат штаб-квартиры Комитета милиции и обеспечил испанской валютой. Однако Бенар вернулся во Францию, так и не рассказав о цели своего визита.

Бенар вновь приехал в Барселону через пару месяцев, когда НКТ уже вошла в Каталонское правительство и Гарсия Оливер стал субсекретарём обороны Хенерадилада. Его сопровождал человек, которого он представил как представителя известного торговца оружием Василия Захароффа. Гарсия Оливер сообщил, что в данный момент каталонские войска больше всего нуждаются в бездымном порохе, и от лица каталонского правительства заявил, что с радостью оплатит наличными любое количество такого пороха, если его доставят на границу или в один из каталонских портов. Однако «представитель Захароффа», пишет Гарсия Оливер, «рассказал мне о большом количестве своего оружия, которое он мог предложить мне, от пистолетов до танков и кораблей. Вдобавок, он предлагал мне аппарат недавнего изобретения, который испускал некие лучи, останавливавшие двигатели самолётов в воздухе…»

Гарсия Оливер решил, что представитель Захароффа является мошенником. Бенар устроил этому человеку встречу с Дуррути, который привёл его к каталонскому премьер-советнику Таррадельясу, и тот назначил ещё одну встречу с участием Гарсии Оливера. Таррадельяс заявил, что готов оплатить поставку бездымного пороха наличными по получении, Бенар и Дуррути убеждали его согласиться с условиями представителя и выплатить треть авансом. Тогда Таррадельяс по-каталански спросил Гарсию Оливера: «Что нам делать?» – и тот ответил, также по-каталански: «Ни сантима».

По словам Гарсии Оливера, после окончания встречи Дуррути вернулся на фронт, а Пьер Бенар уехал во Францию, не прощаясь13.

Роль Гельмута Рюдигера

Особую роль в отношениях между испанскими анархистами и международным движением играл немецкий анархист Гельмут Рюдигер. Значительную часть войны он являлся помощником секретаря МАТ по испанским делам и провёл в Испании много времени. 1 мая 1937 г. он выступал с поздравлением на радио НКТ–ФАИ в Барселоне14. Он также присутствовал практически на всех пленумах Национального комитета НКТ «и на многих каталонских региональных». В мае 1937 г. он представил Национальному и Региональному комитету доклады о «нашем участии в международной пропаганде и о международном положении движения»15.

Рюдигер был решительным, хотя и критически настроенным, сторонником испанских анархистов. Он защищал их перед лицом тех элементов международного анархического движения, которые резко осуждали политику НКТ–ФАИ во время Гражданской войны. Однако в то же время он довольно критически относился к некоторым действиям и позициям испанцев.

Рюдигер выступил с обширным докладом на Чрезвычайном конгрессе МАТ в Париже в декабре 1937 г. Этот документ начинался с примечания: «Внимание: данная информация не предназначена для публикации, даже частично. Она служит лишь внутренним материалом для обсуждения движением». Тем не менее испанские анархисты вскоре издали в виде брошюры длинные выдержки из доклада Рюдигера, особенно те части, которые показывали их в благоприятном свете.

Рюдигер был особенно обеспокоен публичными нападками на испанских анархистов со стороны их иностранных товарищей:

«Критика НКТ иностранными секциями была явной на пленуме МАТ в ноябре прошлого года и также на последнем пленуме 11 июня этого года. Особенно она заметна со стороны французской секции МАТ, которая склоняется к экстремизму и ведёт публичную кампанию против лидеров НКТ, обвиняемых в предательстве революции. Они не видят, что НКТ ведёт неимоверную борьбу за жизнь и смерть, они всё ещё продолжают свою борьбу против НКТ, открытую глазам и ушам всего мира, что вредит авторитету нашего международного движения… Публичные дискуссии последних недель велись в язвительном тоне на таком низком уровне, с такой необъективностью и в таких личных выражениях, что настал момент, когда мы должны уяснить себе опасность и последствия, к которым мы придём, если продолжим следовать этим путём. Мы должны положить конец этим действиям везде, где они совершаются. Я считаю, что в них повинны обе стороны»16.

Документ Рюдигера очерчивал эволюцию НКТ в десятилетия, предшествовавшие Гражданской войне, и защищал решение испанских анархистов сотрудничать с другими элементами, защищавшими Республику от военных мятежников, которых возглавил генерал Франсиско Франко. Он замечал:

«Разумеется, движение могло предпринять попытку тотальной реализации своих целей, по крайней мере в Каталонии. Но это по сути стало бы двойным убийством: героическим самоубийством НКТ и передачей целого народа в руки головореза Франко»17.

Рюдигер особенно предостерегал против попыток чистых анархистов за границей расколоть испанских либертариев:

«Была дискуссия об оппозиции в НКТ, как будто это была организация, способная даже сформировать новую центральную профсоюзную группу, связанную с МАТ, в Испании, в случае, если НКТ отойдёт от МАТ. Эта деталь доказывает, что некоторые товарищи извне имеют совершенно ошибочное представление об испанских реалиях, а также о миссии МАТ в настоящее время. Фактически это выглядит так, словно определённые анархические элементы за рубежом хотят раскола НКТ и способствуют ему…»18

В своём докладе Рюдигер отмечает недостаток определённости в попытках НКТ реорганизовать экономику. Это было особенно верным в отношении проблемы мелкой буржуазии:

«Каковы будут экономические отношения между рабочим синдикатом, который управляет крупным производством и крупной торговлей, и тем сектором экономики, который находится в руках мелких собственников, у которых трудятся несколько работников или только члены их семьи? Какую конкретную форму примет экономическая система, основанная на этих двух факторах? Какие средства следует использовать, чтобы заставить мелкого буржуа работать при новом порядке, если он не делает этого добровольно или начинает саботировать?

Нужно сказать, что многие анархисты, пытаясь ответить на эти вопросы, рассуждают так, словно мир всё ещё пребывает в Средневековье… Мы откровенно говорим, что у НКТ нет программы на этот счёт; но мы с такой же откровенностью признаём, что во всех остальных секциях МАТ также не существует какой-либо ясности в этом отношении»19.

Большое раздражение у Рюдигера вызывало то, что он расценивал как безосновательную критику испанских анархистов:

«Для меня полностью непостижимо то, что в определённых изданиях МАТ пишут против НКТ и перечисляют, неделю за неделей, действительные или мнимые недостатки испанского движения, как будто настали счастливые времена и у нас нет других забот, кроме как выяснять, кто является идеологически наиболее чистым»20.

«Задача создания истинной и связной революционной теории международного анархо-синдикализма, в рамках которой все будут работать, в данных обстоятельствах весьма трудна, и работа такого рода требует крепкого товарищества, большого такта и добросовестного анализа окружающих нас реалий и испанского опыта. Как позорно в такие моменты выдвигать перед публикой обвинения против товарищей, которые вообще находятся в гораздо более опасной ситуации, чем автор статьи!..

Я думаю, что будет необходимо рассмотреть, совместно с НКТ, наши старые принципы, чтобы достичь согласия насчёт них и получить чёткое представление о позиции, которую занимает каждая из секций. Но после того, как мы наладим общие связи, в которых все могут и хотят работать, будет необходимо провести некоторые изменения в уставе МАТ, определив на дальнейшее время границы свободы в выборе тактических методов для каждой секции»21.

Рюдигер особенно негативно воспринимал то, что иностранные анархисты критиковали решение испанцев сотрудничать с другими политическими группами в революции и гражданской войне:

«В тот момент было только два пути: либо диктатура, либо сотрудничество… Многие товарищи, ослеплённые ненавистью к нашим противникам, желают устранить и уничтожить всех, кто не входит в нашу организацию и не подчиняется ей. Хотя это объяснимо как психологическая реакция на преследования, которым мы подвергаемся, чувства мести и ненависти не могут проложить дорогу к социальному преобразованию. Удовлетворение этих инстинктов превратило бы нас в диктаторов, не более того»22.

Рюдигер также защищал решение испанских анархистов о милитаризации милиции:

«Наш антимилитаризм был основан на вере, что вооружённое восстание будет носить более или менее партизанский характер и продолжаться сравнительно короткий период. Но в Испании антифашистская борьба переросла в войну. Современное вооружение имеет свою логику. Оно требует определённых форм организации, которые позволяют использовать его эффективно… Профсоюзная жизнь основана на решениях общих собраний, война – на командовании и подчинении… Милитаризация колонн была необходимой… Вместо слепого отрицания того, что неизбежно, мы должны сделать всё возможное в наших же собственных интересах…»23

Критика испанских анархистов Рюдигером

Однако, хотя в докладе на Чрезвычайном конгрессе МАТ Гельмут Рюдигер в целом поддержал позицию, занятую испанскими анархистами во время Гражданской войны, у него были собственные критические замечания по поводу их поведения, особенно в отношениях с иностранными товарищами. Некоторых из этих замечаний он включил в свой доклад.

Как мы уже отмечал, Рюдигер критически относился к нежеланию НКТ–ФАИ координировать через МАТ свою иностранную пропаганду. Он считал, что эти проблемы отражают общую изоляционистскую тенденцию среди испанских анархистов:

«В испанском движении есть небольшой избыток национальной исключительности, которая на деле нанесла большой вред. В других странах и движениях иностранных товарищей приветствовали с энтузиазмом… В Испании положение иностранных товарищей сильно отличалось»24.

В связи с этим Рюдигер отмечал желание части испанских анархистов доминировать в международном анархическом движении:

«Мы всегда боролись против III Интернационала, говоря, что его секции – не независимые революционные организации, а иностранные легионы Москвы, инструменты российской внешней политики. НКТ борется в Испании против партии, которая с каждым днём увеличивает своё влияние и пытается поставить иностранный штамп на политической жизни страны. НКТ правильно говорит, что это противоречит интересам испанского пролетариата.

Но возможно, НКТ хочет, чтобы МАТ не была ничем иным, кроме как иностранным инструментом для отстаивания интересов НКТ? Нет, МАТ должна состоять из автономных секций, каждая из которых делает всё что может, чтобы породить революционный дух в собственной стране… Пролетариат в этих странах тысячу раз был одурачен и разочарован империалистическим “интернационализмом” Москвы. Мы должны избежать того, чтобы это повторилось от имени НКТ…»

Немецкий анархист также упрекнул своих испанских товарищей за недостаточное информирование их заграничных коллег:

«Именно НКТ должна снабжать иностранных товарищей аргументами, материалами и документами… а также удостовериться в том, что товарищи располагают верной информацией. НКТ должна показать миру не только то, что она верна своей прежней позиции, но и то, что её тактика и действия преследуют цели, которые согласуются с нашими конечными целями»25.

Рюдигер критиковал ещё один аспект отношений испанских анархистов с неиспанскими – отсутствие поддержки тех иностранных товарищей, которые подверглись преследованию или высылке после Майских дней:

«Пока было время, ничего не сделали для того, чтобы дать этим товарищам испанское гражданство, и когда после Майских дней преследования резко усилились, они оказались полностью беззащитными и были оставлены в беде… Среди этих товарищей и среди иностранных товарищей вообще бытует мнение, что НКТ бросила своих заключённых – по крайней мере иностранных. Арестованные поумисты в Барселоне ежедневно получают еду от своей организации, тогда как арестованные из НКТ остались без какой-либо помощи. Зарубежные троцкисты используют этот факт в своей критике НКТ. НКТ должна понять, что при таком поведении ей будет сложно защитить свою репутацию в глазах мирового пролетариата»26.

Рюдигер также подвергал критике отношения, развившиеся между испанскими анархистами и неанархическими элементами в других странах:

«НКТ ищет моральную и материальную поддержку; следовательно, в интересах движения – устанавливать как можно больше контактов за рубежом и использовать их с этой целью. По моему мнению, это понятно и даже необходимо для НКТ, но я хочу указать на то, что испанское движение должно заниматься этим правильно, если она хочет получить реальную помощь из других стран. Эта помощь может прийти к НКТ только за счёт укрепления, развития и создания независимых анархо-синдикалистских движений во всех странах, в соответствии с принципами МАТ. НКТ не должна думать, что она может создать сеть международных связей за пределами МАТ и обойти существующий анархо-синдикалистский интернационал».

Рюдигер предупреждал об опасности контактов с троцкистами и другими марксистскими группами, оппозиционными Коммунистическому Интернационалу: «Некоторые марксистские партии в оппозиции проявляют интерес к НКТ по той простой причине, что они считают возможным изменить направление НКТ и сделать её носителем своих идей, более или менее большевистских. НКТ должна остерегаться дружбы с голландской троцкистской партией или английской Независимой рабочей партией. Искушённые марксистские вожди, руководящие этими партиями, гораздо более умные политики, чем НКТ! Это будет катастрофой для НКТ и нашего интернационального движения, если они приобретут влияние на НКТ и начнут её эксплуатировать»27.

Наконец, Рюдигер видел проблемы во внутрииспанской пропаганде, которая, по его мнению, не согласовывалась с либертарными идеями. Он осуждал «глупую и экзальтированную пропаганду за СССР, которую вела “Рабочая солидарность”, когда прибыло первое русское судно с продовольствием. Она продолжалась и зашла дальше, чем требует политическая ситуация. В “Морском ежедневнике” (Diaria de la Marina), газете портовых рабочих и моряков НКТ в Барселоне, 1 августа была опубликована статья “Мы должны помнить Ленина”. Эта статья не только нетерпима в свете идей, которые мы защищаем, но также идиотская во всех возможных отношениях».

Не одобрял он и отношение испанских анархистов к Мексике, единственной стране, кроме Советского Союза, которая помогала делу лоялистов. Он отмечал статью в «Рабочей солидарности», которая, по словам Рюдигера, изображала Мексику «идеальной демократией. Весь народ с энтузиазмом следует за своим лидером, генералом Карденасом. Национально-революционной партии принадлежит главная заслуга в этом чуде и т.д. Какое отношение этот идиотизм имеет к нашим идеям?.. Политическая ситуация не должна доводить нас до того, чтобы приносить в жертву свои взгляды, до идиотского прославления политических партий, одобрения авторитаризма и осквернения наших собственных идей»28.

Различия в позиции иностранных анархистов

Реакция иностранных анархистов на то, что происходило в Испании, существенно различалась от человека к человеку и от группы к группе. Оценки варьировались от почти полного одобрения того, что делала НКТ–ФАИ, до обвинения испанских анархистов в измене своим собственным идеям и международному анархическому движению.

Хуан Гарсия Оливер обрисовал ситуацию с заграничной критикой в их адрес:

«Ядовитая пропаганда против испанских анархо-синдикалистов… исходила не только от правых, которые действовали во Франции и яростно боролись против нас, но и от французских анархических, синдикалистских и анархо-синдикалистских групп и группок, которые беспощадно набрасывались на нас за наше участие в правительствах Каталонии и республиканской зоны. Только группа “Либертарий” (Le Libertaire), включавшая Себастьяна Фора, Лекуана, Одеона и некоторых других, не сражалась с нами. Они не были полностью согласны с нашей позицией. Они терпели её и соблюдали корректность в своих комментариях»29.

Алиса Уэкслер несколько иначе характеризует истоки и степень кампании иностранных анархистов против поведения НКТ–ФАИ в Гражданской войне: «Русские анархисты-эмигранты в Париже и другие элементы, связанные с МАТ, долгое время поддерживали шквал критики против НКТ–ФАИ за её политику сотрудничества с республиканским правительством… Кроме того, анархисты-антимилитаристы в Голландии осуждали применение испанцами оружия, хотя они оказывали гуманитарную помощь, а некоторые американские товарищи угрожали развязать кампанию против “отступничества” лидеров НКТ–ФАИ»30.

Однако были и другие иностранные анархисты, которые поддерживали своих испанских товарищей и их действия во время Гражданской войны. Мы уже отмечали поддержку, которую оказывал НКТ–ФАИ Гельмут Рюдигер в её спорах с оппонентами внутри МАТ.

Макс Неттлау, известный австрийский анархист, очевидно, был международным деятелем, оказывавшим самую некритическую поддержку своим испанским товарищам. Федерика Монсень спустя много лет вспоминала:

«Для Неттлау одолеть фашизм было чем-то настолько великим, настолько несравнимым в этом поверженном и трусливом мире, что только это одно было для него высшей ценностью. Он даже боялся за нас, боялся, что желание продвинуть революцию слишком далеко в конечном счёте окажется роковым для нас…»31

В другом месте Федерика Монсень писала о Неттлау: «Он был самый безоговорочный, самый страстный из наших друзей. Тот, кто никогда не спорил с нами, кто всегда защищал нас, даже когда мы делали вещи, заслуживавшие осуждения; кто на все критические замечания выдвигал один и тот же аргумент: “Мы не должны их критиковать, мы должны им помочь”»32.

Эмма Гольдман, русско-американская анархистка, которая сама была критическим сторонником испанских либертариев, испытывала сомнения насчёт степени поддержки, которую оказывал им Макс Неттлау. Она писала своему другу, британскому анархисту Тому Беллу:

«Что касается Неттлау, то, я боюсь, он немного не в себе; он просто не может выразить ни малейшей оппозиции лидерам НКТ–ФАИ. Когда-то он, так же как и ты, высказывался за абсолютную свободу, которую должны практиковать анархисты, и против любых компромиссов с нашей стороны. Сегодня он одобряет все компромиссы. Он превратился в настоящего ревнителя, который готов сжечь каждого еретика у позорного столба. Он ненавидит нас, потому что мы не на 100 процентов одобряем всё, что сделано Монсень и Оливером…»33

Наряду с Эммой Гольдман были другие критические сторонники – люди, которые не соглашались со всеми политическими решениями испанского анархического руководства, но тем не менее считали, что достижения испанской революции, необходимость выиграть гражданскую войну против сил Франко и принцип солидарности международного анархического движения достаточно важны, чтобы отказаться от открытой критики испанских анархистов, ослаблявшей их позиции во внутриполитической борьбе в Республике. Среди них был Гастон Леваль.

Некоторые иностранные анархисты оказывали своим испанским коллегам скромную материальную помощь. Это в первую очередь относилось к шведской секции МАТ. Эмма Гольдман отмечала, что САК, насчитывавшая только 32 тысячи членов, собрала для НКТ 200 тысяч шведских крон (приблизительно 90 740 долларов)34.

Роль Эммы Гольдман

После начала Гражданской войны НКТ–ФАИ создала отделения пропаганды в Париже, Лондоне и Нью-Йорке. Кроме того, она делегировала одного представителя в Мексику и одного в Уругвай, отправила трёх товарищей в пропагандистский тур по Центральной и Северной Америке и финансировала издательство в Аргентине35.

Именно Эмме Гольдман НКТ–ФАИ поручила открыть официальное отделение пропаганды в Лондоне, после её первой поездки в революционную Испанию в октябре – декабре 1936 г. Препятствием была небольшая численность анархического движения в Великобритании, которое, по данным Алисы Уэкслер, насчитывало, «возможно, две или три сотни активистов». Гольдман пыталась организовать в Лондоне анархо-синдикалистский союз, но, хотя его еженедельные собрания «часто привлекали большую толпу», в нём никогда не было больше двадцати членов.

Алиса Уэкслер описывает деятельность Эммы Гольдман:

«Ей удалось провести серию митингов, посвящённых Испании, в январе – феврале 1937 г., которые принесли на удивление большой успех, с точки зрения публичного освещения, количества присутствовавших и собранных средств. Она также выступала за пределами Лондона, совершив поездки в Южный Уэльс, Плимут, Бристоль и Глазго, чтобы создать местные комитеты поддержки НКТ–ФАИ. В течение войны её митинги привлекали большие восторженные толпы по семьсот-восемьсот человек… По британским меркам это был заметный успех. К концу февраля 1937 г. ей удалось собрать 1 175 фунтов – в то время эквивалент примерно 5 000 долларов – для женщин и детей, эвакуированных из Мадрида (многие из них оказались в Барселоне), и ещё около 100 фунтов за следующие несколько недель»36.

Эмма Гольдман также работала со студентом Верноном Ричардсом, издававшим двухнедельную газету «Испания и мир» (Spain and the World). Газета имела тираж около 2 000 экземпляров и «давала информацию об анархической Испании, которую трудно было получить откуда-либо ещё в Англии». Хотя её личные отношения с Ричардсом не всегда были гладкими, она писала статьи для его газеты, убедила Герберта Рида, анархического поэта и критика, делать то же самое и уговорила руководство НКТ–ФАИ субсидировать издание.

Помимо анархистов она тесно сотрудничала с лидерами Независимой рабочей партии (в то время являвшейся британским аналогом ПОУМ), особенно с её генсеком Феннером Брокуэем37.

Эмма Гольдман продолжала свою деятельность в поддержку испанских анархистов до конца 1938 г. Среди прочего, она устроила участие анархистов в первомайском параде 1938 г., выступала в Уголке ораторов Гайд-парка и организовала выставку рисунков каталонских детей. Она также пыталась создать в Великобритании отделение гуманитарной анархической организации «Международная антифашистская солидарность», однако, хотя ей удалось привлечь в качестве официальных сотрудников таких людей, как Джордж Оруэлл, Хэвлок Эллис, Ребекка Уэст, Лоренс Хаусмен и Джон Купер Поуис, работа продвигалась не слишком успешно38.

Через Эмму Гольдман испанские анархисты передавали свои сообщения англоязычному миру, когда представлялась такая возможность. Так, вскоре после Майских дней она написала длинное письмо в газету «The New York Times», которая называла анархистов ответственными за эти трагические события, и ясно дала понять, что барселонский кризис был спровоцирован «коммунистическим идолом и его приспешниками». Испанские анархисты опубликовали это письмо в полном объёме39.

Эмма Гольдман испытывала серьёзные сомнения по поводу некоторых действий испанских анархистов и считала, что они не оказывают достаточного отпора преследованиям коммунистов. Однажды она обменялась письмами с Мариано Васкесом, секретарём Национального комитета НКТ, и Педро Эррерой из ФАИ, которые возражали против некоторых её статей с осуждением сталинистов, считая такие статьи неуместными для официального представителя НКТ и ФАИ40. Однако она никогда не выражала своих сомнений в политике испанских анархистов на публике.

Гольдман присутствовала на конгрессе МАТ в Париже в декабре 1937 г., на котором обсуждался испанский вопрос. Она приехала на него, чтобы помочь испанским представителям изложить свою позицию перед движением. Выдержки из её выступления дают представление о поддержке, которую она оказывала испанским анархистам:

«Я склонна считать, что критики в наших рядах за пределами Испании были бы менее решительными в своих оценках, если бы они, как я, стояли ближе к этой смертельной борьбе НКТ–ФАИ, – но это не значит, что я несогласна с их критикой. Я думаю, что они на 95 процентов правы. Несмотря на всё, я настаиваю, что независимое мышление и право на критику всегда были для нас, анархистов, предметом величайшей гордости и, более того, оплотом анархизма. Проблема наших испанских товарищей в том, что они отличаются чувствительностью к критике или даже советам любого товарища из-за границы. Но здесь им следовало бы понять, что критика вызвана не злым умыслом, а глубоким беспокойством за судьбу НКТ–ФАИ»41.

Затем Эмма Гольдман высказала, по крайней мере косвенно, свои сомнения относительно политики испанских анархистов:

«Испанское анархо-синдикалистское и анархическое движение до недавнего времени выступало за самое смелое осуществление всех наших мечтаний и надежд. Поэтому я не могу винить тех наших товарищей, которые видят в компромиссах испанских анархистов отказ от всего, чего они придерживались почти семьдесят лет. Естественно, у некоторых товарищей возникли опасения, и они стали кричать о том, что НКТ–ФАИ ступает на скользкую дорожку. Я знаю этих товарищей долгие годы. Они входят в число моих самых дорогих друзей. Я знаю, что столь критичными их делает революционная последовательность, а не какой-то скрытый мотив. Если бы наши испанские товарищи смогли понять это, они не проявляли бы такого возмущения, считая критиков своими врагами».

Но ещё более настойчиво она убеждала критиков испанских анархистов:

«Однако я боюсь, что критики также сильно ошибаются. Они не менее догматичны, чем испанские товарищи. Они безоговорочно осуждают каждый шаг, предпринятый в Испании. В своём сектантском отношении они упускают из виду побудительные мотивы, которые в наше время принимаются во внимание даже буржуазными судами. И всё же остаётся фактом, что никто не может судить человеческие поступки, пока не установит стоящие за ними мотивы.

Когда я указывала на это нашим товарищам-критикам, они утверждали, что Ленин и его партия также руководствовались лучшими намерениями и “посмотрите, во что они превратили революцию”. Я не могу увидеть даже самого отдалённого сходства. Ленин созидал необъятную государственную машину, смертоносную диктатуру. С самого начала это обрекало на смерть Российскую революцию – в то время как НКТ–ФАИ не только стремилась к либертарным экономическим преобразованиям, но и фактически проводила их в жизнь. С того самого момента, когда они изгнали фашистов и милитаристов из Каталонии, эта геркулесова задача никогда не оставлялась без внимания. Проделанная работа, учитывая труднопреодолимые препятствия, была исключительной».

Наконец, Эмма Гольдман сделала особое обращение для русских анархистов:

«Довольно странно, что те самые товарищи, которые во время гражданской войны в России объясняли каждый шаг диктатуры “революционной необходимостью”, теперь являются самыми непреклонными оппонентами НКТ–ФАИ. “Мы извлекли урок из Российской революции”, – говорят они. Но поскольку никто ничему не учится на опыте других, мы должны, нравится это нам или нет, дать нашим испанским товарищам найти своё направление через свой собственный опыт. Очевидно, что наша плоть и кровь не меньше заслуживает той терпеливой помощи и солидарности, которую некоторые из нас великодушно оказывали нашим заклятым врагам, коммунистам»42.

Эмма Гольдман также присутствовала на Национальном пленуме региональных организаций Либертарного движения в Барселоне в октябре 1938 г., который фактически стал последним общенациональным форумом анархистов во время Гражданской войны. Хотя в личных беседах с участниками пленума она сочувствовала критике ФАИ в отношении Национального комитета НКТ, она не высказывалась по этому поводу публично43.

Поездка Гарсии Оливера и Монсень во Францию в июне 1937 г.

В конце июня 1937 г. представительство НКТ–ФАИ в Париже решило провести массовый митинг на спортивной арене «Вель д’Ив». Ставилась задача разъяснить позицию испанских анархистов не только широкой публике, но также французским и другим анархистам, находившимся в Париже. На митинг в качестве основных ораторов были приглашены Хуан Гарсия Оливер, Федерика Монсень, Бенито Павон и Давид Антона.

Если верить Гарсии Оливеру, выступление испанцев на этом митинге стало разочарованием. Прежде всего, двое из ораторов, Павон и Антона, не знали французского, и их речи на испанском, хотя и сопровождались «вежливыми аплодисментами», явно не были понятны большинству присутствующих.

Однако «Федерику и меня, говоривших по-французски – слишком плохо для полной уверенности, – пытались сбить с толку оскорбительными прерываниями. Им это не удалось, и мы оба в деталях рассказали о нехватке международной помощи, которую мы испытывали с начала борьбы в Испании. Мы не говорили ни о материальной помощи, ни о бойцах, только о полном отсутствии энергичных международных действий в поддержку испанского антифашистского дела, с митингами солидарности, демонстрациями протеста, стачками в портах и на транспорте. Хорошо ли, плохо ли, нам удалось сорвать планы тех, кто пришёл помешать митингу, и донести свой голос».

Гарсия Оливер характеризует отношение, с которым сталкивались испанские анархисты за границей: «Профашисты нападали на нас и оскорбляли нас. Прокоммунисты нападали на нас и оскорбляли нас. Поклонники буржуазного режима боролись против нас. И нас атаковали, оскорбляли, чернили члены великого множества анархических группок. Кто же защищал нас?»44

Вскоре после поездки Гарсии Оливера и Монсень в Париж Мариано Васкес, секретарь Национального комитета НКТ, выпустил обращение «Об отношении испанского анархизма к его недоброжелателям», предназначенное для иностранных анархистов – критиков НКТ–ФАИ. Помимо прочего, он писал:

«…Вы, кто говорит о наших компромиссах и нарушении принципов, должны раз и навсегда понять, что испанские анархисты не виноваты в том, что не существует международного анархического или анархо-синдикалистского движения, способного дать нам поддержку, в которой мы нуждаемся. Оставьте нас в покое, друзья, и позвольте нам идти своим путём. Проявите немного доверия к нам, кто был душой международного анархизма; кто вёл нескончаемую борьбу против государства; кто не может быть под подозрением, если вспомнить о нашей прошлой борьбе и жертвах»45.

Декабрьский конгресс МАТ 1937 года

Визит четырёх лидеров испанских анархистов в Париж в июне 1937 г. также должен был подготовить почву для конгресса Международной ассоциации трудящихся, прошедшего здесь же в декабре того же года. Испанский вопрос был главной темой в повестке этого конгресса.

Испанские анархисты подготовили для этого конгресса обширный доклад, который не только излагал историю испанского анархизма, но и подробно объяснял проблемы и политику испанского движения во время Гражданской войны.

Документ начинался с обсуждения Испанской региональной рабочей федерации, современницы Первого Интернационала, и затем рассматривал эволюцию испанского анархического движения вплоть до создания НКТ46. Далее прослеживалось развитие НКТ до начала Гражданской войны47.

Однако главное внимание в докладе НКТ было уделено объяснению и защите политики, которой следовали испанские анархисты во время Гражданской войны. Утверждалось, что в дни военного мятежа 18–19 июля «во всей свободной Испании НКТ проявила такой дух и опыт борьбы, к которым не могли приблизиться остальные антифашистские секторы. Без самопожертвования НКТ фашизм одержал бы полную победу в течение семидесяти двух часов по всей национальной территории. Там, где мятежники победили, это произошло потому, что НКТ осталась в одиночестве, и потому, что провинциальные и муниципальные власти и полицейские силы правительства либо заняли пассивную позицию, либо открыто перешли к мятежникам. Никто, кроме наших людей, не вышел на улицы, чтобы сражаться с армией, которая три года обучалась тактике государственного переворота…»48

Далее доклад НКТ описывал ситуацию, возникшую сразу после подавления первоначального мятежа в половине страны:

«В Каталонии НКТ была бесспорным хозяином региона. Фабрики, торговля, банковское дело, жильё, оружие, общественный порядок – всё было под её контролем. Она организовала колонны, которые открыли фронт в Арагоне, освободив половину Арагонского региона и заняв позиции в нескольких километрах от Сарагосы. Но НКТ, верная своим идеалам и своей чисто анархической природе, не нападала на учреждения государства и не пыталась открыто проникнуть в них или подчинить себе. Президент Хенералидада оставался на своём посту, и ни один из политических или юридических институтов не был упразднён. НКТ проявила вдумчивую сознательность, находясь перед непростым выбором: либо полностью разрушить государство в Каталонии, объявить войну мятежникам, правительству, иностранному капиталу и, таким образом, установить полный контроль над каталонским обществом; либо разделить ответственность за правительство с другими антифашистскими фракциями. В Леванте произошло нечто подобное, хотя здесь и не было такой исключительно сэнэтистской тенденции. В значительной части свободной Андалусии НКТ также была преобладающим элементом. В Гипускоа, Сантандере и Астурии была значительная масса бойцов, компетентность которых в совместных военных действиях никем не может оспариваться»49.

Доклад объяснял, почему анархисты решили сотрудничать, вместо того чтобы навязывать свою волю остальной Республике.

По поводу Каталонии говорилось:

«Мы были настолько грозной организованной силой и имели в своих руках такую полноту власти, что если бы мы пожелали, то мы могли бы установить анархический тоталитарный режим простым мановением пальца, но мы знали, что революция, находящаяся исключительно в наших руках, истощила бы свои силы и что за границей анархисты не предоставили бы нам необходимую помощь – и мы не могли ожидать подобной помощи. Мы, следовательно, столкнулись с выбором: либо самоубийство анархического движения, смерть революции и поражение в войне, либо разделение ответственности за революцию и войну с другими антифашистскими секторами, более умеренными, что означало создание правительства»50.

Доклад отмечал слабость анархистов в силу первоначального триумфа мятежников в ключевых пунктах:

«С политической, географической и военной точек зрения анархическое движение 19 июля понесло три важнейших потери, которые своей тяжестью давили на вопрос о значимости нашей роли. Севилья, фактическая столица Андалусии, пала перед фашизмом; Сарагоса, служившая столицей анархистов и НКТ и воротами на Север, также пала. Подобно им, была завоёвана и Галисия, и хотя её важность не кажется выдающейся, она имела значение как плацдарм для удушения Астурии и Севера. Если мы посмотрим на карту Испании, то мы увидим, насколько бы отличались условия борьбы против фашизма, если бы анархические и сэнэтистские регионы, такие как Андалусия, Арагон и Галисия, не уступили врагу. Мы сможем увидеть, что тогда было бы не так легко перебросить войска из Марокко; патронные и пороховые заводы Севильи, Кордовы и Гранады находились бы в нашей власти…»51

«Перед нами была нерадостная картина. Было невозможно установить либертарный коммунизм, потому что большинство населения не понимало его, и при этом у нас не было в изобилии продуктов, необходимых для справедливого распределения богатства. Кроме того, необходимость сосуществования с другими секторами, приверженными буржуазному мышлению или крайне робким социалистическим идеям, заставляла нас быть осторожными в проведении своей программы, которая несла угрозу новой гражданской войны»52.

Доклад НКТ отвергал утверждение некоторых иностранных анархистов, что примирительное отношение испанских анархистов было результатом проникновения коммунистов в НКТ:

«Говорят, что внедрившиеся коммунисты определили линию, которой следует НКТ. Мы достаточно прозрачны в своих отчётах и можем сказать во всеуслышание, что все секции, все делегаты, присутствующие на конгрессе, должны понимать, что Коммунистическая партия не имеет никакого влияния в НКТ, и даже думать об этом было бы оскорблением, если бы это не было настолько нелепо… Если НКТ и испанский анархизм придерживались всем известной линии, то это объяснялось обстоятельствами, в которых они оказались, а не влиянием других групп.

Спокойный анализ обстановки и здравый смысл наших активистов, которые не перестали быть анархистами, заставили нас сделать то, что мы могли, а не то, чего мы должны были хотеть, или то, о чём мечтали иностранные товарищи. Нам приходится работать в Испании, работать не с иллюзиями, теориями или рукописями, а с неприглядной и кровавой действительностью, которая определила, что мы сделали, и определит, что мы сможем продолжать делать. Поэтому отбросьте всякую мысль о том, что испанский анархизм и НКТ находились под влиянием теорий диктаторского марксизма. Мы делаем то, что мы можем. Но то, что мы сделали, является плодом твёрдых убеждений, пришедших в соприкосновение с атмосферой реальности»53.

Доклад также защищал участие анархистов в правительствах различного уровня:

«Весь народ горячо желал, что НКТ временно оставила свою идеологическую позицию и участвовала в правительстве. Фактически во всех городах и провинциальных центрах НКТ являлась частью официальных органов, в комитетах Народного фронта, в комитетах антифашистской милиции… в старых муниципалитетах и провинциальных администрациях, в судах, в управлении тюрьмами, в полицейских участках, в борьбе. Это явление было стихийным, неконтролируемым, превосходящим всякие желания пуританской изоляции, которые мы до недавнего времени разделяли. Революционные действия масс НКТ не сдерживались ни сомнениями, ни более или менее теоретическими аргументами… Вопрос был в том, как победить фашизм, используя все возможные средства, и мы действовали с такой живостью ума и удивительной интуицией, которые поразили остальных антифашистов. Нам не оставалось ничего, кроме как открыто участвовать в правительстве, и это было необходимо, чтобы поднять мораль бойцов и усилить борьбу и надежды на победу. Именно так понимала ситуацию наша организация, а также испанский народ, который радостно приветствовал наше временное вхождение в государство»54.

Наконец, испанские анархисты подчеркнули свою приверженность принципам международной солидарности. Они отметили, что двое португальских анархистов обратились в Национальный комитет НКТ в октябре 1936 г., а впоследствии несколько преследуемых португальских республиканцев заявили, что готовы сотрудничать с НКТ в подготовке восстания против режима Салазара, и НКТ оказала им экономическую помощь для этой цели. Представители Всеобщей конфедерации труда, подпольной португальской анархической профсоюзной группы, также попросили НКТ о поддержке, которую та согласилась предоставить55.

НКТ также отмечала, с начала Гражданской войны она обещала всячески поддерживать борьбу за независимость Испанского Марокко, как во время Гражданской войны, так и в случае победы лоялистов. Все каталонские организации – НКТ, ФАИ, «Левые республиканцы Каталонии», «Каталонское действие», Союз рабасайрес, ОСПК, ВСТ, ПОУМ – согласились признать независимость Марокко после войны. Этот документ также был подписан двумя арабскими представителями. НКТ имела своих подпольщиков в Танжере и других марокканских городах56.

Наконец, доклад НКТ жаловался на нападки иностранных анархистов. В нём отмечалось, что 16 августа 1937 г. Мариано Васкес направил секретарю МАТ протест против нападок на НКТ в иностранной анархической прессе и попросил остановить их. 15 октября Ваксес снова написал секретарю, протестуя против статьи в «Синдикалистской борьбе», официальном органе французской секции МАТ – Революционно-синдикалистской всеобщей конфедерации труда, которая утверждала, что представители НКТ вели переговоры с диссидентскими коммунистическими партиями о создании нового Интернационала. В очередной раз Васкес попросил секретаря сделать что-нибудь, «чтобы прекратить подобную безответственность и недобросовестность». Доклад повторял требование, чтобы РСВКТ перестала нападать на НКТ, и говорил, что МАТ является дисциплинированной организацией, которая следует решениям большинства, и поэтому должна призвать РСВКТ к ответственности57.

Дебаты на декабрьском конгрессе МАТ 1937 г. были весьма бурными. Тем не менее испанские анархисты добились многого из того, что они хотели. Одно из решений конгресса гласило:

«Предоставить НКТ свободу продолжать, в соответствии со своим планом и под собственной ответственностью, тот эксперимент, который сейчас идёт полным ходом. Как следствие этого решения, конгресс призывает все секции МАТ помогать НКТ в её миссии теми средствами, которые они считают наиболее подходящими для ситуации в их странах, чтобы обеспечить, так скоро, как только возможно, победу в антифашистской войне и победу Социальной Революции в Испании»58.

Другая резолюция, согласно Дэвиду Портеру, «предписывала прекратить всякую критику политики НКТ–ФАИ в публично распространяемых публикациях движения. Это решение было принято, несмотря на очень острую критику позиции НКТ со стороны различных делегатов конгресса… В результате газеты, которые ранее были критично настроены, такие как “Синдикалистская борьба” (Le Combat Syndicaliste) и “Новая Испания” (Espagne Nouvelle), резко сменили свой тон. Кроме того… критики, такие как Волин, Шапиро и Прюдоммо, весь следующий год хранили молчание на публике…»59

В 1938 г. прошёл ещё один конгресс МАТ, где были сделаны дальнейшие уступки испанцам. Конгресс внёс поправки в основные документы МАТ, признав за национальными секциями право использовать, не отказываясь от основных принципов и целей МАТ, тактику, которую они считают наилучшей в их специфической ситуации60. В частности, «дополнительная статья» Декларации принципов МАТ гласила:

«Верная своим федералистским традициям, МАТ предоставляет своим секциям широкую автономию борьбы за наши конечные цели. Методы могут меняться, но сущность и конечные цели должны быть теми же»61.

Заключение

Трудности, с которыми испанские анархисты сталкивались во время Гражданской войны, в защите революции, своих организаций и самих себя от сталинистов и их союзников внутри Испании, усугублялись тем фактом, что они не могли опереться на поддержку влиятельной международной организации, какую оказывали коммунистам Коминтерн и СССР. Таким образом, они были лишены средств для того, чтобы, с одной стороны, распространять информацию о революции, которую они осуществляли на начальном этапе Гражданской войны; и с другой – чтобы предать гласности притеснения, которым они подвергались со стороны коммунистов, особенно после Майских дней 1937 г. В целом, они не получали практически никакой материальной помощи от своих иностранных товарищей.

Однако ещё более досадным, с точки зрения испанских анархистов, был тот факт, что они не могли рассчитывать даже на солидарную морально-политическую поддержку международного анархического движения (хотя и малочисленного). Почти с самого начала Гражданской войны испанские анархисты страдали от критики и даже обвинений со стороны иностранных анархистов, которые не могли простить им то, что они поступились либертарными принципами ради интересов войны.

Испанские анархисты были правы, указывая, что их критикам в международном движении никогда не приходилось применять свои принципы на практике, а тем более в таких обстоятельствах, когда они осуществляли революцию в разгар гражданской войны и должны были сотрудничать с другими политическими группами, сражавшимися на одной стороне с ними. Однако в более широком смысле полемика между испанскими анархистами и многими их иностранными критиками подчёркивала то затруднительное положение, в котором оказалась организация анархистов, в принципе выступавшая против самого понятия власти, но получившая эту власть вследствие непредвиденных обстоятельств.

Приложения

3. Известные испанские анархисты периода Гражданской войны

Хотя революция в республиканской Испании в значительной степени была делом широких масс, некоторые выдающиеся лидеры анархистов играли важную роль в военном, экономическом и политическом аспектах войны и революции. Список, приведённый ниже, нельзя считать абсолютно полным, но он позволит читателю сориентироваться в тех именах, которые чаще всего появляются в этой книге.

Диего Абад де Сантильян

(Diego Abad de Santillán), настоящее имя Синесио Гарсия Фернандес (Sinesio García Fernández) — много лет прожил в Аргентине, где был активным участником анархического движения; вернулся в Испанию незадолго до начала Гражданской войны и стал одним из главных лидеров ФАИ. Некоторое время занимал должность советника по экономике в каталонском правительстве. Сыграл важную роль во время Майских дней 1937 г., уговаривая анархистов сложить оружие, хотя позднее сожалел об этом. Впоследствии на недолгое время отошёл от участия в политике и в этот период опубликовал книгу «Революция и война в Испании», где защищалась позиция анархистов и резко критиковались сталинисты и другие противники анархистов. (В другой своей книге «Почему мы проиграли войну» он удивлялся тому, что правительство Негрина не преследовало его за эту работу.) Был одной из ведущих фигур Полуостровного комитета ФАИ, неоднократно критиковавшего примирительное отношение руководства НКТ к правительству Негрина в 1938 г. В это же время являлся представителем ФАИ в Национальном комитете Народного фронта. После падения Республики вернулся в Аргентину, где более 30 лет успешно работал в качестве автора, редактора и издателя. Вернулся в Испанию незадолго до своей смерти в 1983 г.

Рамон Альварес

(Ramón Álvarez) — один из главных лидеров анархистов в Астурии; был членом Военного комитета, созданного анархистами в Хихоне после начала конфликта, и продолжал активно работать в правительстве Астурии и Леона до разгрома республиканских сил в этом регионе в октябре 1937 г. Впоследствии был основным помощником Сегундо Бланко, ставшего членом правительства Негрина в апреле 1938 г.

Доминго Аскасо

(Domingo Ascaso) — до начала Гражданской войны являлся членом анархической группы «Мы» вместе со своим братом Франсиско, который погиб во время боёв в Барселоне 20 июля 1936 г. Он организовал и возглавил одну из первых анархических колонн милиции, которая отправилась из Барселоны сразу после начала войны, чтобы отвоевать Арагон для Республики. В дальнейшем эта колонна стала 149-й бригадой Народной армии.

Хоакин Аскасо

(Joaquín Ascaso) — кузен Франсиско и Доминго Аскасо, довоенный лидер анархистов в Сарагосе; занимал должность главы Совета Арагона, созданного вскоре после начала Гражданской войны, вплоть до его роспуска правительством Негрина в июле 1937 г. После этого был арестован и обвинён в различных злоупотреблениях, однако обвинения вскоре были сняты, и он был освобождён.

Хайме Балиус

(Jaime Balius) — анархический журналист, который до майских событий 1937 г. в Барселоне был известен главным образом как автор радикальных статей в мадридской анархической газете «НКТ». Являлся главой группы «Друзья Дуррути» – диссидентского элемента НКТ, во время Майских дней призывавшего анархистов и ПОУМ захватить власть и продолжавшего издавать подпольную газету некоторое время после майского кризиса в Каталонии. «Друзья Дуррути» были осуждены НКТ и ФАИ и никогда не являлись значительной силой внутри анархического движения.

Сегундо Бланко

(Segundo Blanco) — наиболее выдающийся лидер астурийских анархистов. Он возглавлял Военный комитет, созданный ими в Хихоне сразу после начала войны, и впоследствии стал первым заместителем председателя Межпровинциального совета Астурии и Леона. Незадолго до падения Астурии он отправился в Валенсию, чтобы убедить правительство Негрина оказать помощь отрезанному республиканскому региону. В апреле 1938 г. он стал единственным представителем анархистов в правительстве Негрина, как министр образования и здравоохранения, и продолжал занимать этот пост до свержения режима Негрина в начале марта 1939 г.

Эдуардо Валь

(Eduardo Val) — в течение всей войны был главой Комитета обороны Центра НКТ. На начальном этапе конфликта занимался формированием анархической милиции, при участии которой были освобождены города в центральной части страны. В дальнейшем играл ключевую роль в обеспечении анархических войск на Мадридском фронте оружием и снаряжением, в организации медицинской и других тыловых служб, а также в политическом руководстве командирами-анархистами. В конце войны стал членом Национального совета обороны (который отстранил от власти правительство Негрина), ответственным за связь и общественные работы.

Эухенио Вальехо

(Eugenio Vallejo) — до начала Гражданской войны лидер рабочих-металлистов НКТ. С началом конфликта был назначен ответственным за создание военной промышленности в Каталонии. Работал в тесном сотрудничестве с премьер-советником Таррадельясом, который оценивал его работу по переводу заводов и мастерских на военное производство как исключительную. Он и Таррадельяс безуспешно пытались предотвратить переход контроля над каталонской войной промышленностью к республиканскому правительству Негрина.

Мариано Р. Васкес

(Mariano R. Vázquez), также известный как Марианет (Marianet) — к началу Гражданской войны был региональным секретарём НКТ Каталонии. Через несколько месяцев, после отставки Орасио Прието, был избран секретарём Национального комитета НКТ и оставался на этом посту до конца войны. Решительно поддерживал компромиссы НКТ с её соперниками внутри республиканского лагеря, в особенности участие в правительстве Хуана Негрина, за что подвергался критике со стороны лидеров ФАИ и оппонентов внутри НКТ. После падения Каталонии бежал во Францию. Через несколько месяцев после окончания войны утонул в результате несчастного случая, который вызывал подозрения у некоторых из его товарищей-анархистов.

Хуан Гарсия Оливер

(Juan García Oliver) — член группы «Мы»; на региональном пленуме 23 июля 1936 г. безуспешно призывал анархистов официально взять власть в Каталонии. Впоследствии стал членом Главного совета антифашистской милиции, ответственным за вооружённые силы, и фактически являлся председателем данного органа. Когда анархисты официально вошли в каталонское правительство, стал субсекретарём при советнике по обороне, сохранив за собой руководство каталонской милицией. Позднее, в начале ноября, стал одним из четырёх министров-анархистов в республиканском правительстве Франсиско Ларго Кабальеро, как министр юстиции и член малого Военного совета. Являлся одним из первых сторонников милитаризации милиции среди анархистов и, по всей видимости, вместе с Ларго Кабальеро выработал условия, на которых она должна была проводиться. Установил более близкие отношения с Ларго Кабальеро, чем другие министры-анархисты. Играл ключевую роль в попытках убедить рабочих Барселоны сложить оружие во время Майских дней 1937 г. В апреле 1938 г., когда Негрин предложил НКТ место в своём кабинете, Гарсия Оливер не позволил включить его имя в список из трёх кандидатов для рассмотрения премьер-министром. Согласно источникам, именно по его предложению был создан Исполнительный комитет Либертарного движения Каталонии. Дважды – в том числе во время конгресса МАТ в декабре 1937 г. – ездил в Париж, чтобы объяснить международному движению действия испанских анархистов и добиться их поддержки. В период диктатуры Франко являлся ведущей фигурой в испанской анархической эмигрантской группе в Мексике.

Хесус Гонсалес Мало

(Jesús González Malo) — до начала Гражданской войны был лидером портовых рабочих НКТ в Сантандере. Когда началась война, возглавил рабочих НКТ, которые совместно с гражданскими и штурмовыми гвардейцами подавили мятеж в этом регионе. Впоследствии стал основным командующим сантандерской милиции, сражавшимся против войск генерала Молы. В период диктатуры Франко был основным лидером испанских эмигрантов-анархистов в Нью-Йорке.

Хосе Хуан Доменек

(José Juan Domenech1) — организатор Комитета снабжения при Центральном комитете антифашистской милиции Каталонии; после вхождения анархистов в каталонский Хенералидад занял должность советника по снабжению. После кризиса в каталонском правительстве в декабре 1936 г. стал советником по общественным службам и находился на этом посту до Майских дней 1937 г.

Буэнавентура Дуррути

(Buenaventura Durruti) — до Гражданской войны член анархической группы «Мы»; организовал и возглавил первую каталонскую анархическую колонну милиции и отвоевал для Республики значительную часть южной половины Арагона, но потерпел неудачу при попытке вернуть Сарагосу. Когда в ноябре 1936 г. началась оборона Мадрида, он собрал и возглавил подкрепление из каталонской милиции, отправленное на помощь столице. Здесь он был смертельно ранен 19 ноября, и на его похороны в Барселоне, проходившие несколько дней спустя, явились выразить свою скорбь сотни тысяч человек.

Лоренсо Иньиго

(Lorenzo Íñigo) — в начале Гражданской войны лидер «Либертарной молодёжи» в Мадриде; стал её представителем в Совете обороны, организованном для управления гражданскими делами в Мадриде после отъезда республиканского правительства из города. Внёс большой вклад в организацию военной промышленности старой столицы.

Франсиско Исглеас

(Francisco Isgleas) — в начале войны организовал комиссариат береговой обороны в провинции Херона под началом Главного совета милиции Каталонии. После декабрьского кризиса 1936 г. в каталонском правительстве стал советником по обороне. Во время майских событий 1937 г. он отсутствовал, и каталонскими войсками руководил его заместитель, сэнэтист Хуан Молина. Перед захватом Каталонии силами Франко занимал должность регионального секретаря НКТ.

Андрес Капдевила

(Andrés Capdevila) — первый делегат-председатель Совета экономики; также занимал должность советника по экономике Хенералидада в течение нескольких месяцев перед Майскими днями. После этого он вернулся на пост делегата-председателя Совета экономики; позднее его место занял советник по экономике сталинист Хуан Коморера, однако он оставался членом Совета до окончания войны в Каталонии.

Ихинио Карросера

(Higinio Carrocera) — выдающийся военачальник-анархист в Астурии. Первоначально рабочий-металлист, он организовал одно из первых подразделений милиции в регионе. Стал бригадным командиром Народной армии, был награждён медалью Свободы за командование республиканскими войсками, сопротивлявшимися наступлению сил генерала Молы из Сантандера в Астурию. Диего Абад де Сантильян называл его «настоящим героем».

Хуан Лопес Санчес

(Juan López Sánchez) — член национального комитета трейнтистов, отколовшихся от НКТ в начале 1930-х; после воссоединения на Сарагосском конгрессе в мае 1936 г. стал важнейшим лидером НКТ в Валенсийском регионе. После начала Гражданской войны вошёл в состав Народного исполнительного комитета Валенсии. Когда анархисты вошли в правительство Франсиско Ларго Кабальеро, Лопес получил должность министра торговли. Во время своего пребывания на посту делал всё возможное, чтобы помочь анархическим коллективам получить сырьё из-за границы и поддержать организацию НКТ–ВСТ, которая занималась экспортом цитрусовых из Леванта. После ухода из правительства отправился в широкий пропагандистский тур по Америке, пытаясь добиться поддержки для испанских анархистов и республиканского дела в целом. После возвращения был последним национальным секретарём НКТ в центрально-южном регионе после падения Каталонии.

Авелино Г. Мальяда

(Avelino G. Mallada) — один из основных либертарных лидеров в Астурийском регионе. В период диктатуры Примо де Риверы некоторое время являлся секретарём Национального комитета НКТ, размещавшегося в Хихоне. Перед началом Гражданской войны был издателем газеты «НКТ» в Мадриде, но вскоре вернулся в родной регион. Бо́льшую часть войны на Севере был главой муниципалитета (алькальдом) в Хихоне, где начал реконструкцию отдельных частей города, впоследствии продолженную режимом Франко. После падения Северного фронта был отправлен в пропагандистскую поездку по США, где погиб в результате дорожного происшествия ещё до окончания Гражданской войны.

Франсиско Марото

(Francisco Maroto) — основной лидер анархистов в Малаге. В начале Гражданской войны организовал одну из главных частей милиции, действовавших в этом регионе. После взятия Малаги силами Франко был арестован, обвинялся в том, что поддерживал контакт с врагом и способствовал падению города. Его дело вызвало большой резонанс, как пример преследования анархического лидера сталинистами и их союзниками. В итоге был оправдан и освобождён.

Валерио Мас

(Valerio Mas) — до Гражданской войны лидер текстильных рабочих НКТ в Каталонии. После начала войны стал делегатом НКТ в Совете снабжения, который возглавлялся сэнэтистом Хуаном Доменеком и действовал под руководством Центрального комитета милиции. Позднее стал региональным секретарём НКТ Каталонии и занимал этот пост к началу Майских дней 1937 г. Во время кризиса вошёл в переходное каталонское правительство, где руководил департаментами экономики, общественных служб и здравоохранения; эта администрация сложила полномочия в конце июня 1937 г., после чего анархисты были вынуждены покинуть региональное правительство.

Сиприано Мера

(Cipriano Mera) — к началу войны был лидером профсоюза строителей НКТ в Мадриде и находился в тюрьме за участие в забастовке. После освобождения организовал колонну милиции, которая вернула Куэнку и её окрестности под контроль Республики. Впоследствии его соединение сыграло важную роль в обороне Мадрида, в особенности во время сражения при Гвадалахаре. Был решительным сторонников милитаризации милиции в рядах анархистов. К концу войны стал командующим IV армейского корпуса, дислоцированного в районе Мадрида. Участвовал в заговоре, который привёл к свержению просталинского правительства Хуана Негрина и созданию Национального совета обороны в начале марта 1939 г.; войска под его командованием подавили выступление коммунистов, пытавшихся помешать Совету взять власть.

Фидель Миро

(Fidel Miró) — главный лидер Иберийской федерации либертарной молодёжи (ФИХЛ) в течение большей части Гражданской войны. От имени ФИХЛ заключил пакт с молодёжной организацией ПОУМ, а затем – аналогичное соглашение со сталинистской «Объединённой социалистической молодёжью». В конце Гражданской войны являлся секретарём Исполнительного комитета Либертарного движения Каталонии. В период диктатуры Франко был одним из лидеров группы испанских анархистов в Мексике.

Хуан Мануэль Молина

(Juan Manuel Molina), также известный как Хуанель (Juanel) — ведущая фигура в ФАИ перед Гражданской войной, секретарь её Полуостровного комитета и редактор её газеты «Земля и свобода». В первые недели войны был агентом по закупкам каталонского правительства во Франции, где ему удалось приобрести для Республики некоторое количество оружия и военных материалов. После кризиса каталонского правительства в декабре 1936 г. стал субсекретарём при советнике по обороне Франсиско Исглеасе, также состоявшем в НКТ. Во время Майских дней в Барселоне руководил вооружёнными силами Каталонии, но по требованию республиканского правительства передал командование генералу Посасу, с согласия Регионального комитета НКТ. Позднее в течение года занимал должность регионального секретаря НКТ.

Федерика Монсень

(Federica Montseny) — дочь Федерико Уралеса и Соледад Густаво, ведущих анархических публицистов, редакторов и теоретиков. Являлась одним из основных лидеров ФАИ и имела репутацию хорошего оратора. Когда анархисты вошли в республиканское правительство Франсиско Ларго Кабальеро, стала одним из четырёх членов НКТ–ФАИ в его кабинете, как министр здравоохранения и социального обеспечения. Она и Хуан Гарсия Оливер (тогда министр юстиции) были отправлены кабинетом Ларго Кабальеро для прекращения гражданского конфликта во время Майских дней в Барселоне, где они решительно призывали своих товарищей сложить оружие. Во время суда над лидерами ПОУМ в конце 1938 г. выступала в качестве одного из свидетелей защиты. После захвата Каталонии силами Франко отправилась в эмиграцию, стала одним из лидеров радикальной (ортодоксальной) фракции анархистов, которая выступала против компромиссов с другими политическими элементами в испанском эмигрантском сообществе и ретроспективно критиковала компромиссы анархистов во время Гражданской войны.

Антонио Ортис

(Antonio Ortiz) — один из первых каталонских анархических лидеров, участвовавших в организации колонн милиции для возвращения Арагона. Оставался одним из главных военачальников в Арагоно-Каталонском регионе бо́льшую часть Гражданской войны.

Хосе Пейратс

(José Peirats) — лидер ФИХЛ в каталонском провинциальном городе Лерида во время Гражданской войны. Выпускал там периодическое издание, выступавшее против участия в республиканском правительстве и других принципиальных уступок анархистов. Хотя во время войны не являлся одним из главных лидеров анархистов, приобрёл большую известность как открытый оппонент «коллаборационистской» политики, которой придерживались анархисты во время конфликта. В эмиграции написал трёхтомный труд об участии НКТ в войне и ряд других работ по истории испанского анархизма.

Хуан Пейро

(Juan Peiró) — до Гражданской войны долгое время являлся руководителем кооперативного предприятия по производству изделий из стекла в Матаро, Каталония. Кроме того, был влиятельным лидером НКТ в 1920-е и начале 1930-х и важной фигурой в трейнтистской оппозиции в НКТ. Когда анархисты вошли в правительство Франсиско Ларго Кабальеро, был назначен министром промышленности. Главной его заслугой на этом посту были инициативы по финансированию некоторых городских коллективов, созданных анархистами в различных частях лоялистской Испании. После исключения анархистов из республиканского правительства вернулся к работе в стеклодельном кооперативе. После падения Каталонии бежал во Францию; был выдан франкистским властям вишистстким режимом и казнён после отказа работать в профсоюзной системе режима Франко.

Орасио М. Прието

(Horacio M. Prieto) — к началу Гражданской войны являлся секретарём Национального комитета НКТ. Был основным инициатором вхождения анархистов в правительство Франсиско Ларго Кабальеро, но ушёл со своего поста вскоре после того, как это произошло. Впоследствии стал одним из основных сторонников постоянного участия анархистов в государственных делах; выдвигал идею превращения ФАИ в политическую партию Либертарного движения, находящуюся в таких же отношениях с НКТ, как Социалистическая партия с ВСТ. В период диктатуры Франко стал министром республиканского правительства в изгнании Хосе Хираля, тем самым спровоцировав раскол в испанской анархической эмиграции.

Антонио Росадо

(Antonio Rosado) — довоенный лидер крестьян-анархистов в провинции Севилья; во время Гражданской войны организовал и возглавил Региональную федерацию крестьян Андалусии. Поощрял организацию крестьянских коллективов в южных районах республиканской Испании, пытался помочь им стандартизировать свою документацию и операции и получить юридическое признание. Организовал в значительных объёмах обмен продуктов андалусских коллективов на товары из других частей Испании. Вероятно, самый важный гражданский лидер анархистов в данной части Республики во время войны. Много лет спустя написал воспоминания о своём опыте военного времени.

Рикардо Санс

(Ricardo Sanz) — единственный член группы «Мы», остававшийся в Испании во время диктатуры Примо де Риверы. В начале Гражданской войны работал в Отделе обороны Центрального комитета милиции, затем в Департаменте обороны каталонского правительства. После гибели Буэнавентурры Дуррути в ноябре 1936 г. был выбран анархическим руководством в качестве нового командующего колонной Дуррути в Мадриде. Ему удалось поднять мораль бойцов, получить подкрепления из Каталонии, и колонна прошла под его командованием решающие моменты битвы за Мадрид. В начале 1937 г. контингент колонны Дуррути был возвращён на Арагонский фронт, и он стал командующим объединённой колонны. До конца войны сопротивлялся попыткам сталинистов проникнуть в его соединение, преобразованное в 26-ю дивизию Народной армии. Играл важную роль в Арагонской кампании и последней битве за Каталонию; после захвата Каталонии силами Франко перевёл, в полном порядке, остатки 26-й дивизии через границу во Францию, где его с почестями встретили французские военные.

Хуан П. Фабрегас

(Juan P. Fábregas) — вступил в НКТ лишь после начала Гражданской войны, но стал советником по экономике, как один из трёх представителей НКТ, когда анархисты официально вошли в каталонское правительство в конце сентября 1936 г. Внёс большой вклад в разработку и принятие законодательства, легализовавшего городские коллективы, созданные анархистами в Каталонии в начале Гражданской войны. После Майских дней, по-видимому, не играл значительной роли в НКТ и общественной жизни в целом.

Аурелио Фернандес

(Aurelio Fernández) — до Гражданской войны член анархической группы «Мы». После создания Главного совета милиции в Каталонии, в самом начале войны, был назначен ответственным за внутренний порядок. Когда анархисты вошли в каталонское правительство, стал субсекретарём при советнике по общественному порядку. Оказался не в силах предотвратить воссоздание регулярных полицейских сил, Гражданской и Штурмовой гвардии, хотя до майских событий 1937 г. ему удавалось сохранять контрольные патрули, созданные в начале войны и действовавшие параллельно старым полицейским силам. На последнем этапе войны входил в состав Исполнительного комитета Либертарного движения Каталонии, представляя ФАИ.

Грегорио Ховер

(Gregorio Jover) — до Гражданской войны член группы «Мы». Участвовал в организации одной из первых милиционных частей, отправленных из Каталонии для возвращения Арагона. Бо́льшую часть войны провёл на фронте. После победы Франко эмигрировал в Мексику, где стал одним из немногих испанских анархических лидеров, которые перешли к коммунистам.

Дионисио Эролес

(Dionisio Eroles) — до Гражданской войны входил в группу «Мы»; организовал каталонский Совет рабочих и солдат в период Центрального комитета милиции и возглавлял его на протяжении всего его существования. Являлся региональным секретарём НКТ в Каталонии непосредственно после майских событий 1937 г.

Педро Эррера

(Pedro Herrera) — был одним из основных лидеров ФАИ, хотя, очевидно, не занимал никаких правительственных постов во время Гражданской войны. Вначале являлся сторонником компромиссов в отношении анархической идеологии со стороны испанского движения, впоследствии стал инициатором усиливающейся критики ФАИ против сотрудничества Национального комитета НКТ с правительством Негрина.

Жерминаль Эсглеас

(Germinal Esgleas) — неофициальный муж Федерики Монсень; к началу Гражданской войны был второстепенным лидером каталонских анархистов (хотя и занимал непродолжительное время должность регионального секретаря НКТ), но во время конфликта его известность значительно выросла. Был избран в состав Исполнительного комитета Либертарного движения Каталонии, сформированного в конце войны. В период диктатуры Франко долгое время был генеральным секретарём НКТ в эмиграции.

Приложения

Источники и литература

Книги и брошюры

A Catholic Looks at Spain, Labour Publications Department, London, 1937.

Víctor Alba: El Marxisme a Catalunya 1919–1939, Volumen I: Historia del B.O.C., Editorial Portic, Barcelona, 1974.

— El Marxism a Catalunya 1919–1939, Volumen II: Historia del P.O.U.M., Editorial Portic, Barcelona 1974.

— Historia de la Segunda República Española, Libro Mex Editores, Mexico, 1960.

Robert J. Alexander: International Trotskyism 1929–1985: A Documented Analysis of the Movement, Duke University Press, Durham, 1991.

Ramón Álvarez: Avelino G. Mallada: Alcalde Anarquista, Historia Libertaria de Barcelona, 1986.

— Historia Negra de Una Crisis Libertaria, Editores Mexicanos, S.A., Mexico, 1982.

Julio Álvarez del Vayo: The Last Optimist, Viking Press, New York, 1950.

Juan Andrade: La Revolución Española Día a Día, Editorial Neuva Era, Barcelona, 1979.

Aportes a la Verdad en la Liquidación de la Guerra Española, Ediciones C.G.T., Santiago, Chile, n.d. (1939).

Luis Araquistáin: Sobre la Guerra Civil y en la Emigración, Espasa-Calpe, S.A., Madrid, 1983.

El Tebib Arrumi: Castilla por España y Cataluña Roja, Ediciones España, Madrid, 1940.

— En Gijón hubo un Simancas, Ediciones España, Madrid, 1940.

Joaquín Ascaso: Discurso del Presidente del Consejo de Aragón, Editora Nuevo, Caspe, 1937.

Paul Avrich: Anarchist Portraits, Princeton University Press, Princeton, 1988.

Manuel Azaña: Obras Completas, IV: Memorias Políticas y de Guerra, Ediciones Oasis, S.A., Mexico, 1968.

— Speech by His Excellency the President of the Spanish Republic, Press Department of the Spanish Embassy in London, n.d. (1937).

Bajo la Bandera de la España Republicana: Recuerdan los voluntarios soviéticos participantes en la guerra nacional-revolucionaria en España, Editorial Progreso, Moscú, n.d.

Walther Bernecker: Colectividades y Revolución Social: el Anarquismo en la Guerra Civil Expañola, 1936–1939, Editorial Crítica, Barcelona, 1982.

Camilo Berneri: Entre la Revolución y las Trincheras, Paris, 1976.

— Guerra de Clases en España, 1936–1937, (Edicion, prologo y notas de Carlos M. Rama), Tusquets Editores, Barcelona, 1977.

Burnett Bolloten: The Grand Camouflage: the Spanish Civil War and Revolution, 1936–1939, Frederick A. Praeger, New York, 1968.

— The Spanish Revolution: The Left and the Struggle for Power During the Civil War, The University of North Carolina Press, Chapel Hill, 1979.

Francesc Bonamusa: Andreu Nin y el Movimiento Comunista en España (1930–1937), Editorial Anagrama, Barcelona, 1977.

Franz Borkenau: The Spanish Cockpit, University of Michigan Press, Ann Arbor, 1963.

Aurora Bosch: Colectivistas (1936–1939), Almudín, Valencia, 1980.

Aurora Bosch Sánchez: Ugetistas y Libertarios: Guerra civil y Revolución en el País Valenciano, 1936–1939, Institución Alfons el Magnanim, Diputado Provincial de Valencia, Valencia, 1983.

Claude G. Bowers: My Mission to Spain: Watching the Rehearsal for World War II, Simon and Schuster, New York, 1954.

Gerald Brenan: The Spanish Labyrinth: An Account of the Social and Political Background of the Spanish Civil War, Cambridge University Press, Cambridge, 1982.

John Brademas: Anarcosindicalismo y Revolución en España 1930–1937, Editorial Ariel, Barcelona, 1974.

Josep María Bricall: Política Económica de la Generalitat (1936–1939): El Sistema Financer, Edicions 62, Barcelona, 1979

— Política Económica de la Generalitat (1936–1939): Evolución Industrial, Edicions 62, Barcelona, 1978.

Paul Frederick Brissenden: The IWW: A Study of American Syndicalism, Columbia University Press, New York, 1920.

Fenner Brockway: The Truth About Barcelona, Independent Labour Party, London, n.d. (1937).

Pierre Broué and Émile Témime: The Revolution and the Civil War in Spain, The MIT Press, Cambridge, 1970.

Buenaventura Durruti, Official Propaganda Services of the CNT-FAI, Barcelona, n.d.

Adolfo Bueso: Recuerdos de un Cenetista, Editorial Ariel, Volumen II, Barcelona 1978.

José Bullejos: España en la Segunda República, Ediciones Jucar, Madrid y Gijón, 1979.

Juan Caba Guijarro: 1936–1939: El Colectivismo en Membrilla (C. Real), Angama Industrias Graficas, Ciudad Real, 1981.

Emile Capouya and Keith Tompkins (editors): The Essential Kropotkin, Liveright, New York, 1975.

M. Cardona Rossell: Aspectos Económicos de Nuestra Revolución: Conferencia Pronunciada en el Cine Coliseum de Barcelona el Día 31 de Enero de 1937, CNT-FAI Oficinas de Propaganda, n.d. (1937).

E. H. Carr: The Comintern and The Spanish Civil War, Pantheon Books, New York, 1984.

Félix Carrasquer: Las Colectividades de Aragón: Un Vivir Autogestionado Promesa de Futuro, Editorial Laia, Barcelona, 1986.

Enrique Castro Delgado: Hombres Made in Moscú, Publicaciones Mañana, Mexico, 1960

— Mi Fe Se Perdió en Moscú, Editorial Horizontes, Mexico, 1951.

David T. Cattell: Communism and the Spanish Civil War, Russell & Russell, New York, 1965.

CNT Accords del Congres de Saragossa, Maig 1936, Textos de Formació Llibertaria, Barcelona, 1977.

Colectivizaciones: La Obra Constructiva de la Revolución Española, C.N.T. de España en el Exilio, Toulouse, 1973.

Robert Garland Colodny: The Struggle for Madrid: The Central Epic of the Spanish Conflict (1936–1937), Paine-Whitman Publishers, New York, 1958.

Eduardo Comín Colomer: Historia del Anarquismo Español, 1836–1948, Editorial R.A.D.A.R., S.L., Madrid, n.d. (1949).

Comarcal de Valderrobres (Teruel): Sus Luchas Sociales y Revolucionarias, Ediciones Cultura y Acción, Toulouse, 1971.

Confederación Nacional del Trajabo: Acuerdos del Pleno Económico Nacional Ampliado, Barcelona, n.d. (1938).

Confederación Regional del Trabajo: Estructuración de los Sindicatos de Industria, Barcelona, 1937.

Congresos anarcosindicalistas en España 1879–1936, Ediciones C.N.T., Toulouse, 1977.

Conselleria de Servéis Publics: Primer Butletti Extraordinari, Maig 1937, Barcelona, 1937.

Manuel Cruells: Els Fets de Maig, Barcelona 1937, Editorial Joventut, S.A., Barcelona, 1970.

Edward Lodge Curran: Franco: Who Is He? What does he fight for?, International Catholic Truth Society, Brooklyn, New York, 1937.

De Companys a Indalecio Prieto: Documentación Sobre las Industrias de Guerra en Cataluña, Ediciones del Servicio de Propaganda España, Buenos Aires, August 1939.

Eduardo de Guzmán: Madrid, Rojo y Negro, Milicias Confederales, Ediciones Vertice, Caracas, 1972.

Salvador de Madariaga: Spain: A Modern History, Frederick A. Praeger, New York, 1958.

Lazarillo de Tormes (Benigno Bejarano): España Cuña de la Libertad: La Revolución Española y sus Conflictos, Ediciones Ebro, Valencia, n.d. (1937).

Sam Dolgoff (editor): The Anarchist Collectives: Workers Self-Management in the Spanish Revolution 1936–1939, Free Life Editions, New York, 1974.

Ilya Ehrenburg: Corresponsal en la Guerra Civil Española, Ediciones Jucar, Madrid/Gijón, 1979.

El Congreso Confederal de Zaragoza, Ediciones C.N.T., Toulouse, 1955.

Epistolario Prieto y Negrín – Puntos de vista sobre el desarrollo y consecuencias de la guerra civil española, Imprimerie Nouvelle, Paris, 1939.

M. Ercoli (Palmiro Togliatti): The Spanish Revolution, Workers’ Library Publishers, New York, 1937.

Luigi Fabbri: Influencias Burguesas Sobre el Anarquismo, Fichas de Formación Libertaria, Barcelona, April 1977.

Louis Fischer: Men and Politics: An Autobiography, Duell, Sloane and Pearce, New York, 1941.

— The War in Spain, The Nation, New York, 1937.

Ronald Fraser: Blood of Spain: The Experience of Civil War, 1936–1939, Penguin Books Ltd, London, 1979.

Juan García Oliver: EI Eco de los Pasos: El Anarcosindicalismo en la calle, en el Comité de Milicias, en el gobierno, en el exilio, Ruedo Ibérico, Paris y Barcelona, 1978.

— Mi Gestión al Frente del Ministerio de Justicia, Ediciones de la Comisión de Propaganda y Prensa del Comité Nacional de la C.N.T., Valencia, 1937.

Juan Gómez Casas: Anarchist Organization: The History of the F.A.I., Black Rose Books, Montreal and Buffalo, 1986.

Matías Gonzalez: Sálvese Quien Pueda! Ultimos días de la Guerra Civil española, Editores Mexicanos Unidos, S.A., Mexico, 1981.

Valentín González and Julian Gorkin: El Campesino: Life and Death in Soviet Russia, G.P. Putnam’s Sons, New York, 1952.

Julian Gorkin: Caníbales Políticos: Hitler y Stalin en España, Ediciones Quetzal, Mexico, 1941.

— El Proceso de Moscú en Barcelona, Ayma, Sociedad Anónima Editora, Barcelona, 1973.

— España, Primer Ensayo de Democracia Popular, Asociación Argentina por la Libertad de la Cultura, Buenos Aires, n.d. (1961).

Hacía la Unidad de Acción de la Clase Obrera, Ediciones de la C.N.T., Valencia, n.d. (1937).

Ernest Hemingway: For Whom the Bell Tolls, C. Scribner’s Sons, New York, 1940.

Jesús Hernandez: Negro y Rojo: Los Anarquistas en la Revolución Española, La España Contemporánea, Mexico, D.F., 1946

— Yo Fui un Ministro de Stalin, Editorial América, Mexico, 1953.

Jules Humbert-Droz: Memoires de Jules Humbert-Droz: De Lenine a Staline, Dix Ans au Service de L’Internationale Communiste 1921–1931, A La Bagoniere, Neuchatel, 1971.

Dolores Ibárruri, Manuel Azcárate, Luis Balaguer, Antonio Cordón, Irene Falcón y José Sandoval: Guerra y Revolución en España 1936–1939, Editorial Progreso, Moscú, 1966, Volúmenes I y II.

— Unión de Todos los Españoles: Texto del informe pronunciado en el Pleno del Comité Central del Partido Comunista de España, celebrado en el día 23 de Mayo de 1938, Editorial Unidad, Montevideo, 1938.

Ignacio Iglesias: Leon Trotski y España (1930–1939), Ediciones Jucar, Madrid, 1977.

— La Fase Final de la Guerra Civil, Cuadernos de Frente Libertaria, París, 1975.

Lola Iturbe: La Mujer en la Lucha Social y en la Guerra Civil de España, Editores Mexicanos Unidos, S.A., Mexico, 1974.

Gabriel Jackson: The Spanish Republic and the Civil War 1931–1939, Princeton University Press, Princeton, N.J., 1965.

Frank Jellinek: The Civil War in Spain, Howard Fertig, New York, 1969.

Joint Letter of the Spanish Bishops to the Bishops of the Whole World: The War in Spain, The America Press, New York, 1937.

Justice Triumphs in Spain! A Letter About the Trial of the P.O.U.M., Socialist Party of the U.S., Chicago, n.d. (1939).

Robert W. Kern: Red Years/Black Years: A Political History of Spanish Anarchism 1911–1937, Institute for the Study of Human Issues, Philadelphia, 1978.

Mijaíl Koltsov: Diario de la Guerra de España, Ediciones Ruedo Ibérico, Paris, 1963.

W.G. Krivitsky: In Stalin’s Secret Service, Harper & Brothers, New York, 1939.

Peter Kropotkin: Mutual Aid, Pelican Books, London, 1939.

La Guerra Civil en Asturias, Ediciones Jucar, Gijón, 1986, Volúmenes I y II.

Harry Laidler: Social-Economic Movements, Thomas Y Crowell Company, New York, 1945.

Lambda: The Truth About the Barcelona Events (Introduction by Bertram D. Wolfe), Workers Age Publishers, New York, n.d. (1937).

John Langdon-Davies: Behind the Spanish Barricades, Martin Seeker & Warburg Ltd, London, 1937.

Francisco Largo Caballero: Correspondencia Secreta, Nos, Madrid, 1961.

Las Colectividades Campesinas 1936–1939, Tusquets Editor, Barcelona, 1977.

Letters from Spain by Joe Dallet, American Volunteer, to His Wife, Workers Library Publishers, New York City, 1938.

Gaston Leval: Colectividades Libertarias en España, Editorial Proyección, Buenos Aires, 1974, Volumen II.

— Agustin Souchy, R. Cano Ruiz: La Obra Constrictiva de la Revolución Española, Editorial Ideas, Mexico, 1982.

— Ne Franco Ne Stalin: Le Collecttivita Anarchiche Spagnole nella Lotta Con tro Franco e la Reazione Staliniana, Instituto Editorialc Italiano, Milan, n.d.

Los Libertarios Asturianos en la Guerra Civil – Replica a Juan Antonio Cabezas, Sub-Comité Regional de la C.N.T., Valencia, 1937.

Anselmo Lorenzo: El Proletariado Militante, Ediciones Vertice, Mexico, n.d., Volúmenes I y II.

César M. Lorenzo: Les Anarchistes Espagnols et le Pouvoir 1863–1969, Editions du Seuil, Paris, 1969.

Los Sucesos de Barcelona: Relación documental de tas trágicas jomadas de la semana de Mayo 1937, Ediciones Ebro, Valencia, Mayo 1937. (По-видимому, написано Аугустином Сухи, поскольку значительная часть дословно повторяется в двух его брошюрах, на испанском и английском, о майских событиях в Барселоне.)

Edward E. Malefakis: Agrarian Reform and Peasant Revolution in Spain: Origins of the Civil War, Yale University Press, New Haven, 1970.

Palmiro Marbá (Federico Fructidor): Origen, Desarrollo y Trascendencia del Movimiento Sindicalista Obrero, Ediciones Vertice, Mexico, n.d. (Издано в составе двухтомника Ансельмо Лоренсо).

Johan Matteo: Democracy or Revolution in Spain, Independent Labour Party, London n.d. (1937).

G.P. Maximoff (editor and compiler): The Political Philosophy of Bakunin: Scientific Anarchism, The Free Press, Glencoe, Illinois, 1953.

John McGovern: Why Bishops Back Franco – Report of Visit of Investigation to Spain, Independent Labour Party, London, n.d. (1937).

Roy Medvedev: Let History Judge: The Origins and Consequences of Stalinism, Columbia University Press, New York, 1989.

Memoria Congreso Regional de Campesinos de Cataluña, Septiembre 1936, Artes Graficas C.N.T., Barcelona, September 1936.

Cipriano Mera: Guerra, Exilio y Cárcel de un Anarcosindicalista, Ruedo Ibérico, Paris, 1976.

Frank Mintz: L’Autogestión dans l’Espagne révoluliannaire, Belibaste, Paris, 1970.

Jerome R. Mintz: The Anarchists of Casas Viejas, University of Chicago Press, Chicago, 1982.

Fidel Miró: Anarquismo y Anarquistas, Editores Mexicanos Unidos, Mexico, 1979.

Juan Manuel Molina: El Comunismo Totalitario, Editores Mexicanos Unidos, Mexico, 1982.

Federica Montseny: Mi Experiencia en el Ministerio de Sanidad y Asistencia Soctal, Ediciones de la Comisión de Propaganda y Prensa del Comité National de la C.N.T., Valencia, 1937.

Felix Morrow: Revolution and Counter-Revolution in Spain, 2nd Edition, Pathfinder Press, New York, 1974.

G. Munis: Jalones de Derrota: Promesa de Victoria (España 1930–39), Editorial Lucha Obrera, Mexico, 1948

— Las Jornadas de Mayo, Barcelona, 1976. (Перепечатка главы о майских событиях из «Jalones de Derrota».)

Manuel Monoz Diez: Marianet: Semblanza de Un Hombre, Ediciones CNT, Mexico, 1960.

Mary Nash: Mujer y Movimiento Obrero en España, 1931–1939, Editorial Fontamara, Barcelona, 1981.

Steve Nelson: The Volunteers: A Personal Narrative of the Fight Against Fascism in Spain, Masses and Mainstream, New York, 1953.

Pietro Nenni: La Guerre d’Espagne, Francois Maspero, Paris, 1959.

George Orwell: Homage to Catalonia, Harcourt, Brace Jovanovich Publishers, New York, 1980.

Xavier Paniagua: La Sociedad Libertaria: Agrarismo e industrialización en el anarquismo Español 1930–1939, Grupo Editorial Grijalbo, Barcelona, 1982.

Stanley G. Payne: The Spanish Revolution, W.W. Norton & Co., New York, 1970.

Abel Paz (Diego Camacho): Crónica de la Columna de Ferro, Editorial Hacer, Barcelona, 1984.

— Durruti: El Proletariado en Armas, Editorial Bruguera, S.A., Barcelona, 1978.

José Peirats: Breve Storia del Sindicalismo Libertario Spagnolo, Edizioni RL, Genova, 1962

— La C.N.T. en la Revolución Española, Ediciones CNT, Toulouse, 3 volúmenes, 1955, 1952, 1953.

— Los Anarquistas en la crisis política española, Ediciones Jucar, Madrid y Gijón, 1976.

Juan Peiró: De la Fabrica de Vidrio de Mataro al Ministerio de Industria, Ediciones de la Comisión de Propaganda y Prensa del Comité Nacional de la C.N.T., Valencia, 1937.

— Pensamiento de Juan Peiró, Ediciones CNT, Mexico, 1959.

Albert Pérez Baró: 30 Meses de Colectivismo en Cataluña (1936–1939), Editorial Ariel, Barcelona, 1974.

— Trenta Mesos de Col·lectivisme a Catalunya, Cinquanta Anys Després, Ediciones 62, Barcelona, 1986.

David Porter (editor): Vision on Fire: Emma Goldman on the Spanish Revolution, Commonground Press, New Paltz, NY, 1983.

Indalecio Prieto: Convulsiones de España: Pequeños Detalles de Grandes Sucesos, Ediciones Oasis, S.A., Mexico, 1968, Volumen II.

Carlos M. Rama: La Crisis Española del Siglo XX, Fundo de Cultura Económica, Mexico, 1960.

Gahriele Ranzato: Lucha de Clases y Lucha Política en la Guerra Civil Española, Editorial Anagrama, Barcelona, 1977.

Herbert Read: Kropotkin: Selections from his Writings, Freedom Press, London, 1942.

Realizaciones Revolucionarias y Estructuras Colectivistas de la Comarcal de Monzón (Huesca) con Notas Sobre la Represión Comunista, Ediciones Cultura y Acción, Esplugues de Llobregat, 1977.

Report on the visit by an All Party Group of Members of Parliament to Spain, Published by the Press Department of the Spanish Embassy in London, London, n.d.

Richard A.H. Robinson: The Origins of Franco Spain: The Right, the Republic and the Revolution, 1931–1936, University of Pittsburgh Press, Pittsburgh, 1970.

Rudolf Rocker: Anarcosindicalismo: Teoría y Práctica, Ediciones Picazo, Barcelona, 1978.

— Estranjeros en España, Ediciones Imán, Buenos Aires, 1938.

— The Tragedy of Spain, Freie Arbeiter Stimme, New York, 1987.

General Vicente Rojo: Así Fue la Defensa de Madrid, Ediciones Era, S.A., Mexico, 1967.

Antonio Rosado: Tierra y Libertad: Memorias de un Campesino Anarcosindicalista Andaluz, Editorial Critica, Barcelona, 1979.

Helmut Rüdiger: El Anarcosindicalismo en la Revolución Española, Comité Nacional de la Confederación Nacional del Trabajo de España, Barcelona, 1938.

José M. Sánchez: The Spanish Civil War as a Religious Tragedy, University of Notre Dame Press, Notre Dame, Indiana, 1987.

Diego Abad de Santillán: La Revolución y La Guerra en España – Notas Preliminares para su Historia, Ediciones Nervio, Buenos Aires, 1937.

— Por Qué Perdimos la Guerra, G. del Toro Editor, Madrid, 1975.

Ricardo Sanz: Los Que Fuimos a Madrid: Columna Durruti, 26 División, Imprimerie Dulaurier, Toulouse, 1969.

Carlos Semprun-Maura: Revolución y Contrarevolución en Cataluña 1936–1937, Tusquets Editor, Barcelona, 1978.

Ramón Sender: Counter-Attack in Spain, Houghton Mifflin Company, Boston, 1937.

Terence M. Smyth: La CNT al País Valencià 1936/1937, Series La Unitat, Num. 33, Valencia, 1977.

Agustín Souchy Bauer: Entre los Campesinos de Aragón: El comunismo libertario en las comarcas liberadas, Tusquets Editor, Barcelona, 1977.

Agustin Souchy: La Semana Trágica de Mayo en Barcelona, Editorial Esfuerzo, Montevideo, 1937.

— Spain: July 19, 1936 … July 19, 1937, Libertarian Publishers, New York, n.d. (1937).

— The Tragic Week in May, Oficina de Información Exterior de la CNT y FAI, Barcelona, 1937.

Andrés Suárez: El Proceso Contra el POUM: Un Episodio de la Revolución Española, Rudeo Ibérico, Paris, 1974.

Luciano Suero Sánchez: Memorias de un Campesino Andaluz en la Revolución Española, Quemada Ediciones, Madrid, 1982.

Hugh Thomas: The Spanish Civil War, Harper & Row, New York, 1961.

Palmiro Togliatti: Escritos sobre la guerra de España, Editorial Crítica, Barcelona, 1980.

Barbara W. Tuchman: The Proud Tower: A Portrait of the World Before the War, 1890–1914, The Macmillan Company, New York, 1965.

Manuel Villar: El Anarquismo en la Insurrección de Asturias, Ediciones Nervio, Buenos Aires, 1936.

Alice Wexler: Emma Goldman in Exile: from the Russian Revolution to the Spanish Civil War, Beacon Press, Boston, 1989.

Juan Zafón Bayo: El Consejo Revolucionario de Aragón, Editorial Planeta, Barcelona, 1979.

Анархические периодические издания

Acción, Валенсия, 1920-е.

Acción Libertaria, орган региональной организации Астурии и Леона НКТ, Хихон, постфранкистская эпоха.

Boletín de Información C.N.T., A.I.T., F.A.I., Барселона, во время Гражданской войны.

Campo Libre, орган Региональной федерации крестьян Центра, НКТ, Мадрид.

CÉNIT-CNT, эмигрантское издание НКТ в Тулузе, Франция.

CNT, газета радикальной фракции НКТ, Париж и Тулуза, 1940-е–1970-е.

Comunidad Ibérica (под ред. Фиделя Миро), Мехико, 1960-е и начало 1970-х.

Diario Confederal, Валенсия.

El Frente, издание 26-й дивизии.

El Rebelde, внутренний бюллетень региональной организации Андалусии–Эстремадуры НКТ в эмиграции, Тулуза.

Espoir, еженедельный орган VI Регионального союза НКТ Франции (фактически НКТ Испании в эмиграции), Тулуза.

Fragua Social, ежедневник НКТ, Валенсия, во время Гражданской войны.

Le Libertaire, французское анархическое издание, Париж.

Más Allá, издание колонны Аскасо.

Solidaridad Obrera, ежедневник НКТ, Барселона.

Spanish Revolution, бюллетень, издаваемый Объединёнными либертарными организациями, Нью-Йорк.

Tiempos Nuevos, Барселона.

Tierra y Libertad, орган ФАИ, Барселона.

Другие периодические издания

Acción Social, мексиканское социалистическое издание, Мехико.

Cuadernos de Historia Económica de Catalunya, Ajuntament de Barcelona, Instituto Municipal d’Historia (статья Albert Pérez Baró: ‘Recuperem la Nostra Historia Social Recent’, October 1980).

Current History.

España Libre, орган Конфедерации испанских обществ, Нью-Йорк.

Harper’s Monthly.

Ilustración Ibérica, Барселона.

Informaciones de España, мимеографированный бюллетень ОСПК, Барселона.

International Postwar Problems, Нью-Йорк.

La Vanguardia, барселонская ежедневная газета.

The New York Times.

Revista de Trabajo, Мадрид.

Revolutionary History, троцкистское обозрение, Лондон, 1980-е.

Socialist Review, «Официальный теоретический орган Социалистической партии Соединённых Штатов» в 1930-е, Нью-Йорк.

Spanish Labor News, издавались Трудовым исследовательским фронтом совместно с Социалистической партией Соединённых Штатов, Нью-Йорк.

The Spanish News Bulletin, англоязычное издание ОСПК, Барселона.

The Spanish Revolution, еженедельный англоязычный бюллетень ПОУМ, Барселона.

Диссертации и рукописи

‘Actas del Primer Congreso Extraordinario de Colectividades Celebrado en Caspe el 14 y 15 de Febrero de 1937’, Confederación Regional del Trabajo de Aragón, Rioja y Navarra, CNT-AIT (предоставлено Гастоном Левалем 23 июля 1960 г.).

Víctor Alba: ‘El Obrero Colectivizado’, n.d.

— ‘Los Colectivizadores Recuerdan…’ (1978).

Robert J. Alexander: ‘Observations on Congress of “Hard” Spanish CNT in Exile’, Limoges, France, August 13–14 1960.

Ramón Álvarez: ‘Relaciones CNT-UGT de Asturias Durante el Periodo de la Guerra Civil’.

J. Barconi: ‘Sindicato del Transporte y Comunicaciones (Sección Autobuses) de Barcelona Forma en que fue incautada la Compañía General de Autobuses S.A. de Barcelona: desarrollo y vida de lo que represento la incautación en la Guerra Civil Española’, (рукописный текст, без даты [1952]).

Adolfo Bueso: ‘La Fundación de la Confederación Nacional del Trabajo (C.N.T.): 1er Congreso Celebrado los dias 30 y 31 de Octubre y lo de Noviembre de 1910, en el Palacio de Bellas Artes, de Barcelona’ (мимеогр.).

Andrés Capdevila: ‘Hilaturas Fabra y Coats: Colectivización y Comentario’.

— Orientaciones para el Futuro – Las Lecciones de la Política’, n.d. (предоставлено Гастоном Левалем).

José Costa Font y Ramón Martínez González: ‘La Autogestión Practicada por la C.N.T.: Una Experiencia en la Industrial Textile (1936–1939)’.

‘Carta de Racionamiento Familiar’ de Federación Regional de Colectividades de Aragón.

José Duque: ‘La Situación de Aragón al Comienzo de la Guerra’, n.d.

George Esenwein: ‘Anarchist Ideology and the Working-class Movement in Spain (1868–1900): With Special Reference to the Ideas of Ricardo Mella’, PhD. Thesis at University of London.

‘Estatutos de la Colectividad del Pueblo de Alcorisa’, (предоставлено Гастоном Левалем).

‘Informe de la Delegación de la C.N.T. al Congreso Extraordinario de la A.I.T. y Resoluciones del Mismo, Diciembre de 1937’

Helmut Rüdiger: ‘Barcelonasekreterarens Information Infor IAA: Kongress i Paris den 7 December 1937’ (версия на шведском языке доклада главы Постоянной делегации МАТ в Барселоне, составленного для декабрьского конгресса МАТ 1937 г.).

‘Verbatim Report of Meeting of Political and Military Leaders on the Aragón Front in September 1937’ (хранится в Гуверовском институте).

Меморандум Национального комитета НКТ, подписанный Мариано Васкесом (Mariano Vazquez), Валенсия, 13 мая 1937 г. (мимеогр.).

Письмо Виктора Альбы (Víctor Alba), настоящее имя Педро Пахес (Pedro Pagés), бывшего молодёжного лидера ПОУМ и историка этой партии, автору от 21 апреля 1988 г.

Письма Рамона Альвареса (Ramón Álvarez), астурийского лидера НКТ, автору от 6 августа 1989 г., 19 ноября 1989 г., 1 января 1990 г. и 10 января 1990 г.

Письмо Агустина Эдвардса (Agustín Edwards), чилийского посла в Испании, президенту Артуро Алессандри от 20 октября 1937 г. (архив Артуро Алессандри, Сантьяго, Чили).

Письма Энрике Марко Надаля (Enrique Marco Nadal), лидера железнодорожников НКТ в Валенсии во время Гражданской войны, автору от 15 августа 1989 г., 25 сентября 1989 г. и 2 июня 1990 г.

Письмо Чарльза А. Орра (Charles A. Orr), направленное Кларенсу Сениору (Clarence Senior), национальному секретарю Социалистической партии Соединённых Штатов, 25 декабря 1938 г. (архив Нормана Томаса, Нью-Йоркская публичная библиотека).

Интервью

Эстебан Алонсо (Esteban Alonso), генеральный секретарь Региональной федерации Каталонии «ортодоксальной» фракции НКТ; Барселона, 16.07.1984.

Хинес Алонсо (Gines Alonso), лидер НКТ в Оспиталет-де-Льобрегате в годы Гражданской войны, национальный секретарь «умеренной» фракции НКТ в эмиграции; Тулуза, 08.08.1960.

Антонио Алорда (Antonio Alorda), во время войны лидер Синдиката швейников Валенсии НКТ; Лимож, 13.08.1960.

Рамон Альварес (Ramón Álvarez), бывший лидер НКТ–ФАИ в Астурии, лидер «умеренной» фракции НКТ в эмиграции; Париж, 24.07.1960.

Падре Бернардино Антон Ортис (Bernardino Antón Ortiz), глава церковного консультативного совета профсоюзной системы франкистского режима; Мадрид, 17.11.1951.

Агустин Ает Равентос (Agustín Ayet Raventos), технический советник вице-секретаря по экономическому порядку, член провинциального синдикального экономического комитета; Барселона, 20.08.1960.

Сеньор Бальеста (Ballesta), бывший солдат Красно-чёрной дивизии; Лимож, 13.08.1960.

Хосе Баррейро (José Barreiro), субсекретарь Социалистической партии в эмиграции, бывший лидер астурийских социалистов; Тулуза, 03.08.1960.

Мигель Кабра (Miguel Cabra), бывший секретарь преподавательской секции Синдиката свободных профессий Барселоны НКТ; Барселона, 02.08.1960

Франсиско Кальвильо Пинеда (Francisco Calvillo Pineda), бывший технический секретарь по военной промышленности Совета обороны Мадрида; Валенсия, 24.07.1984.

Диего Камачо (Diego Camacho), биограф Дуррути, писавший под псевдонимом Абель Пас (Abel Paz); Париж, 21.07.1960; Барселона, 28.07.1984.

Г. Камараса Гарсия (G. Camarasa García), во время войны лидер НКТ в Вильена-де-Валенсии; Барселона, 02.09.1960.

Андрес Капдевила (Andrés Capdevila), бывший член Совета экономики Каталонии от НКТ; Перпиньян, 08.09.1960.

Феликс Карраскер (Félix Carrasquer), бывший член Полуостровного комитета ФАИ; Париж, 22.07.1960; Барселона, 31.07.1984.

Хосе Касадо Мас (José Casado Mas), менеджер текстильной компании «Бертрам Серра»; Барселона, 03.09.1960.

Мариано Касасус Лакаста (Mariano Casasus Lacasta), бывший капитан 25-й дивизии; Барселона, 12.07.1984.

Висенте Каселья (Vicente Casella), бывший член сельскохозяйственного коллектива Куэвас-Порталь-Рубио (Арагон); Тулуза, 05.09.1960.

Хайме Касельяс (Jaime Casellas), во время войны лидер НКТ в Игуаладе (Каталония); Париж, 24.07.1960.

Мигель Сельма (Miguel Celma), бывший секретарь сельскохозяйственного коллектива Каланды (Арагон); Тулуза, 04.08.1960.

Хуан Коболья (Juan Cobolla), генеральный секретарь Валенсийской федерации «реформистской» фракции НКТ; Валенсия, 06.07.1984.

Хосе Консуэгра (José Consuegra), бывший лидер НКТ; Каракас, 14.09.1961

Хосе Коста Фонт (José Costa Font), во время войны секретарь Синдиката фабричных, текстильных, швейных и смежных производств Бадалоны и её окрестностей; Барселона, 15.07.1984

Антонио Куэнка Пучдельиволь (Antonio Cuenca Puigdellivol), адвокат, бывший член НКТ, защитник политических заключённых; Барселона, 22.08.1960.

Сиприано Дамьяно (Cipriano Damiano), бывший журналист НКТ; Барселона, 03.09.1960.

Карлос де Барайбар (Carlos de Baraibar), бывший субсекретарь военного министра в кабинете Франсиско Ларго Кабальеро; Сантьяго (Чили), 09.08.1956.

Хесус де Галиндес (Jesús de Galíndez), представитель баскского правительства в изгнании, служащий Министерства юстиции во время Гражданской войны; Нью-Йорк, 09.04.1952.

Франсиско Дьесандино (Francisco Diezhandino), бывший председатель Национальной федерации железнодорожной отрасли НКТ, член Национального комитета «умеренной» фракции НКТ в эмиграции; Тулуза, 07.08.1960.

Хосе Хуан Доменек (José Juan Domenech), бывший член правительства каталонского Хенералидада, лидер НКТ в течение долгого времени; Тулуза, 04.08.1960.

Луис Андрей Эдо (Luis Andrei Edo), лидер профсоюза работников издательского дела Барселоны «ортодоксальной» фракции НКТ; Барселона, 06.07.1984.

Бенито Эгурен (Benito Egurén), глава металлургической компании «Эгурен»; Бильбао, 21.11.1951.

Хавьер Эльбайлье (Javier Elbaille), лидер НКТ в эмиграции, в годы Гражданской войны служивший как в мятежной, так и в республиканской армии; Лимож, 14.08.1960.

Фернандо Эскриве (Fernando Escrivé), художник, судья в Валенсии во время Гражданской войны; Валенсия, 04.12.1951.

Жерминаль Эсглеас (Germinal Esgleas), неофициальный супруг Федерики Монсень, долгое время являлся генеральным секретарём «радикальной» фракции НКТ в эмиграции; Тулуза, 02.08.1960

Бернабе Эстебан (Bernabé Esteban), бывший секретарь Провинциальной федерации Аликанте Региональной федерации крестьян Леванта НКТ; Лимож, 13.08.1960; Париж, 08.09.1960.

Рафаэль Эстебан (Rafael Esteban), бывший секретарь по статистике и контролю Региональной федерации крестьян Леванта НКТ; Париж, 09.09.1960.

Сеньор Эстручер (Estrucher), во время войны глава контрольного комитета газовой отрасли в Валенсии; Париж, 23.07.1960.

Антония Фонтанильяс (Antonia Fontanillas), профсоюзная активистка и член «Либертарной молодёжи» времён Гражданской войны; Барселона, 17.07.1984.

Габриэль Франко (Gabriel Franco), левореспубликанский министр финансов после февральских выборов 1936 г.; Рио-Пьедрас (Пуэрто-Рико), 12.09.1955.

Жеронимо Гарсия (Gerónimo García), бывший помощник главы отдела военного транспорта Департамента обороны Каталонии, лидер «умеренной» фракции НКТ в эмиграции; Тулуза, 08.08.1960.

Антонио Гарсия Дуарте (Antonio García Duarte), секретарь-ассистент Социалистической партии в эмиграции, бывший лидер «Объединённой социалистической молодёжи» в Малаге; Тулуза, 01.08.1960.

Роберт Гладник (Robert Gladnick), организатор Международного союза рабочих по пошиву дамской одежды в Пуэрто-Рико, бывший боец батальона «Авраам Линкольн»; Сан-Хуан (Пуэрто-Рико), 12.07.1958.

Хосе Гонсалес Мало (José González Malo), лидер НКТ в Сантандере во время Гражданской войны; Нью-Йорк, 12.07.1960.

Хулиан Горкин (Julián Gorkin), лидер ПОУМ в течение долгого времени; Париж, 20.07.1960.

Жерминаль Грасия (Germinal Gracia), бывший лидер «Либертарной молодёжи», член аграрного коллектива Сервия́ (Каталония); Каракас, 24.07.1961.

Лирио Гирола (Lirio Guirola), лидер профсоюза строителей Барселоны «ортодоксальной» фракции НКТ; Барселона, 11.07.1984.

Сальвадор Гурручарри (Salvador Gurrucharri), лидер «Либертарной молодёжи» в эмиграции; Лондон, 13.09.1960.

Хинес Эрнандес Паган (Gines Hernández Pagan), номинальный командующий Гражданской гвардии Каталонии в первый год Гражданской войны, анархист; Тулуза, 04.08.1960.

Игнасио Иглесиас (Ignacio Iglesias), бывший лидер ПОУМ в Астурии; Париж, 18.07.1960.

Грегорио Иньиго (Gregorio Íñigo), во время Гражданской войны лидер профсоюза НКТ на мадридском заводе «Стандард Электрика»; Мадрид, 28.08.1960.

Лоренсо Иньиго (Lorenzo Íñigo), бывший представитель «Либертарной молодёжи» в Совете обороны Мадрида; Мадрид, 19.08.1960.

Лола Итурбе (Lola Iturbe), супруга Хуана М. Молины, во время войны лидер «Свободных женщин»; Париж, 24.07.1960.

Арсенио Химено (Arsenio Jimeno), бывший лидер «Объединённой социалистической молодёжи» в Сарагосе; Париж, 12.01.1952.

Виктория Кент (Victoria Kent), бывший депутат испанских кортесов от Радикально-социалистической партии; Нью-Йорк, 06.05.1953.

Касимиро Ларедо (Casimiro Laredo), бывший лидер ВСТ в Сантандере; Тулуза, 01.08.1960.

Антонио Леон (Antonio León), ветеран анархической колонны Ортиса (25-й дивизии); Лимож, 13.08.1960.

Гастон Леваль (Gaston Leval), французский анархический лидер; Нёйи, 23.07.1960.

Сеньор Льоп (Llop), помощник редактора газеты НКТ «Solidaridad Obrera» в эмиграции; Париж, 21.07.1960.

Родольфо Льопис (Rodolfo Llopis), эмигрантский социалистический лидер, генеральный секретарь правительства в кабинете Франсиско Ларго Кабальеро; Тулуза, 03.08.1960.

Эмилия Лоддинг (Emilia Lodding), во время войны лидер профсоюза НКТ на небольшом металлургическом заводе в Барселоне; Франклин-Парк (Нью-Джерси), 04.07.1960.

Уильям Лоддинг (William Lodding), бывший сотрудник службы иностранной пропаганды НКТ–ФАИ в Барселоне; Франклин-Парк (Нью-Джерси), 04.07.1960.

Хуан Лопес (Juan López), испанский консультант временной группы экономических исследований Администрации экономической кооперации, бывший фалангист; Мадрид, 10.12.1951.

Хуан Лопес Санчес (Juan López Sánchez), во время войны лидер НКТ в Валенсии, министр торговли в кабинете Франсиско Ларго Кабальеро; Мехико, 25.08.1963.

Энрике Марко Надаль (Enrique Marco Nadal), бывший секретарь профсоюза железнодорожников Валенсии НКТ; Валенсия, 25.07.1984.

Хосе Марин Сальто (José Marín Salto), бывший член Национального комитета НКТ; Барселона, 24.11.1951.

Сеньор Марсаль (Marsal), лидер «радикальной» фракции НКТ в эмиграции; Лимож, 13.08.1960.

Сеньор Мартинес Парера (Martínez Parera), во время войны секретарь нефтяного совета республиканского правительства, казначей Социалистической партии в эмиграции; Тулуза, 03.08.1980.

Элиас Марупе (Elías Marupe), лидер Социалистической партии в эмиграции; Тулуза, 05.09.1960.

Валерио Мас (Valerio Mas), бывший член Совета экономики Каталонии, сэнэтист; Париж, 08.09.1960.

Луи Мерсье (Louis Mercier), редактор «Preuves», уроженец Чили, французский анархист; Париж, 18.07.1960.

Фидель Миро (Fidel Miró), во время войны лидер «Либертарной молодёжи» Испании; Мехико, 22 и 25.08.1963; Барселона, 12.07.1984.

Рафаэль Молес Гильен (Rafael Moles Guillen), начальник поезда на маршруте Кордова – Севилья; 02.12.1951.

Хуан Мануэль Молина (Juan Manuel Molina), сэнэтист, бывший субсекретарь Департамента обороны Каталонии; Париж, 24.07.1960; Барселона, 18.07.1984.

Луис Монтелиу (Luis Monteliu), бывший член Совета Арагона; Каракас, 24.07.1961.

Федерика Монсень (Federica Montseny), лидер НКТ–ФАИ, министр здравоохранения и социального обеспечения в правительстве Франсиско Ларго Кабальеро; Тулуза, 31.07.1960.

Антонио Морено Толедо (Antonio Moreno Toledo), бывший секретарь-ассистент НКТ; Париж, 20.07.1960.

Хайме Нуаларт (Jaime Nualart), заведующий кадрами металлургической компании «Каса Ривьера»; Барселона, 23.08.1960.

Франсиско Олайя (Francisco Olaya), член Национального комитета «радикальной» фракции НКТ в эмиграции, бывший лидер НКТ в провинции Хаэн; Тулуза, 01.08.1960.

Мануэль Ортинес (Manuel Ortinez), советник-директор Торговой службы хлопчатобумажной промышленности; Барселона, 24.08.1960.

Хосе Пастор (José Pastor), лидер «радикальной» фракции НКТ в эмиграции, бывший матрос республиканского флота; Лимож, 14.08.1960.

Франсиско Педра (Francisco Pedra), во время войны секретарь профсоюза стеклоделов Барселоны НКТ; Барселона, 10.07.1984.

Хосе Пейратс (José Peirats), историк испанского анархизма; Тулуза, 01.08.1960.

Хуан Перес (Juan Pérez), пресс-секретарь «реформистской» фракции НКТ в Валенсии; Валенсия, 24.07.1984.

Альберт Перес Баро (Albert Pérez Baró), бывший секретарь Комиссии по применению Декрета о коллективизации; Барселона, 20.07.1984.

Падре Мигель Перес де Эредия (Miguel Pérez de Heredia), советник «Католической рабочей молодёжи»; Бильбао, 20.11.1951.

Хуан Пинтадо (Juan Pintado), член Национального комитета «радикальной» фракции НКТ в эмиграции; Тулуза, 01.08.1960.

Луис Портела (Luis Portela), во время войны лидер ПОУМ в Валенсии; Барселона, 21.08.1960.

Габриэль Прадаль (Gabriel Pradal), редактор эмигрантской социалистической газеты «El Socialista»; Тулуза, 04.08.1960.

Сеньор Рамирес (Ramírez), бывший командир батальона НКТ «Малатеста» в Стране Басков и Астурии; Тулуза, 07.08.1960.

А. Роа (A. Roa), во время войны лидер «Либертарной молодёжи» в Каталонии; Лондон, 13.09.1960.

Мельчор Родригес (Melchor Rodríguez), бывший лидер НКТ, бывший генеральный директор тюрем Мадрида; Мадрид, 30.08.1960.

Рафаэль Родригес Дельгадо (Rafael Rodríguez Delgado), испанец, сотрудник ООН; Нью-Йорк, 23.05.1963.

Альфонсо Родригес Лафонт (Alfonso Rodríguez Lafont), технический директор АО «Сангра»; Барселона, 22.11.1951.

Хосе Роче (José Roige), во время войны председатель сельскохозяйственного коллектива Оспиталета (Каталония); Барселона, 20.08.1960.

Франсиско Ромеро (Francisco Romero), административный секретарь «умеренной» фракции НКТ в эмиграции, бывший майор республиканской армии; Тулуза, 02.08.1960.

Рамон Рубио Наваррете (Ramón Rubio Navarrete), директор текстильной фабрики «Альмасенес Симеон»; Барселона, 25.11.1951.

Мануэль Салас (Manuel Salas), бывший солдат 25-й дивизии; Барселона, 12 и 16.07.1984.

Сеньор Санчес (Sánchez), делегат конгресса «радикальной» фракции НКТ в эмиграции, бывший ученик школы сельскохозяйственного коллектива Торреагуэры в провинции Мурсия; Лимож, 13.08.1960.

Хосе Санчес (José Sánchez), бывший член Революционно-военного комитета Валенсии НКТ; Тулуза, 05.08.1960.

Энрике Сантамарина (Enrique Santamarina), профессор Ратгерского университета, военнослужащий армии Франко во время Гражданской войны; Нью-Брансуик (Нью-Джерси), 01.01.1988.

Фульхенсио Санудо (Fulgencio Sanudo), подпольный лидер НКТ, член городского совета Мадрида во время Гражданской войны; Мадрид, 29.08.1960.

Рикардо Санс (Ricardo Sanz), бывший командующий 26-й дивизией (колонной Дуррути); Тулуза, 06.08.1960.

Рафаэль Сарда (Rafael Sarda), аграрный секретарь ПОУМ во время Гражданской войны; Барселона, 11.07.1984.

Либерто Саррау (Liberto Sarrau), лидер «радикальной» фракции НКТ в эмиграции; Париж, 21.07.1960.

Хуан Сеги (Juan Seguí, псевдоним), бывший член сельскохозяйственного коллектива Бальобар-дель-Синки (Арагон); Лимож, 13.08.1960.

Габриэль Сесма (Gabriel Sesma), председатель Федерации трудящихся-металлургов Каталонии во время Гражданской войны; Тулуза, 15.08.1960.

Вилебальдо Солано (Wilebaldo Solano), лидер ПОУМ в эмиграции; Фонтене-су-Буа, 19.07.1960.

Висенте Солер (Vicente Soler), бывший секретарь НКТ в Фигерасе (Каталония); Перпиньян, 04.09.1960.

Франсиско Субирате (Francisco Subirate), бывший солдат 26-й дивизии; Тулуза, 02.08.1984.

Хосе Торренте (José Torrente), эмигрантский социалистический лидер, ветеран республиканской разведки; Тулуза, 01.08.1960.

Рамон Триас Фаргас (Ramón Trías Fargas), профессор экономики в юридической школе Барселонского университета; Барселона, 19.08.1960.

А. Варгас (A. Vargas), лидер «радикальной» фракции НКТ в эмиграции, бывший член контрольного комитета рыболовного коллектива Адры в провинции Альмерия; Лимож, 14.08.1960.

Хуан Васкес (Juan Vázquez), бывший член секционного контрольного комитета железнодорожной федерации Каталонии НКТ, член Национального комитета «радикальной» фракции НКТ в эмиграции; Тулуза, 01.08.1960.

Хосе Вергара (José Vergara), начальник службы статистики Министерства сельского хозяйства, бывший сотрудник Института аграрной реформы; Мадрид, 30.10.1951.

Эмилио Вивас (Emilio Vivas), редактор «España Libre», органа «умеренной» фракции НКТ в эмиграции, во время войны редактор газеты «Fragua Social» в Валенсии; Тулуза, 03.08.1960.

Приложения

Указатель политических и профессиональных организаций

БНД — «Баскское националистическое действие» (исп. Acción Nacionalista Vasca, баск. Eusko Abertzale Ekintza). Левонационалистическая партия. Образовано в 1930 г., запрещено в 2008 г.

БНП — Баскская националистическая партия (исп. Partido Nacionalista Vasco, баск. Euzko Alderdi Jeltzalea). Образована в 1895 г. Несмотря на христианско-демократическую ориентацию, во время Гражданской войны содтрудничала с организациями Народного фронта; занимала ведущие позиции во Временном правительстве Страны Басков (1936–1937).

БРС — Баскская рабочая солидарность (исп. Solidaridad de Trabajadores Vascos, баск. Eusko Langileen Alkartasuna). Профсоюзная организация, находящаяся под влиянием БНП. Действует с 1911 г.

ВКТ — Всеобщая конфедерация труда (фр. Confédération générale du travail, порт. Confederação Geral do Trabalho). 1) Французское профессиональное объединение, созданное в 1895 г. До Первой мировой войны придерживалась идеологии и тактики революционного синдикализма; к концу 1930‑х гг. находилась под влиянием социал-демократов и коммунистов. 2) Португальское анархо-синдикалисткое профессиональное объединение. Образована в 1919 г.; в 1933 г. была запрещена режимом Салазара, окончательно прекратила деятельность в конце 1930‑х гг.

ВСРСК — Всеобщий союз рабочих синдикатов Каталонии (кат. Unió General de Sindicats Obrers de Catalunya). Профессиональное объединение, связанное с ССК. Отделился от ВСТ в 1934 г., вновь влился в его состав в 1936 г.

ВСТ — Всеобщий союз трудящихся (исп. Unión General de Trabajadores, разг. ухэтисты). Профсоюзное объединение, основанное в 1888 г. На протяжении своей истории находился преимущественно под влиянием ИСРП, но также включал сторонников других левых партий и течений.

ИВС — Испанский военный союз (исп. Unión Militar Española). Тайная антиреспубликанская организация испанских офицеров. Был создан в 1933 г., играл важнейшую роль в подготовке попытки государственного переворота в 1936 г., положившей начало Гражданской войне.

ИРМ — «Индустриальные рабочие мира» (англ. Industrial Workers of the World). Международное леворадикальное профсоюзное объединение, созданное в 1905 г. и по своей программе близкое к синдикализму. Основные организации действуют в США и других англоязычных странах.

ИРФ — Испанская региональная федерация (исп. Federación Regional Española). Испанская секция МТР, созданная в 1870 г. и поддерживавшая антиавторитарную фракцию Интернационала. С 1874 г. действовавала подпольно; в 1881 г. была преобразована в ФТИР.

ИСРП — Испанская социалистическая рабочая партия (исп. Partido Socialista Obrero Español). Социал-демократическая партия. Основана в 1879 г.; во время Гражданской войны являлась ведущей силой Народного фронта и возглавляла правительство Испанской республики, но была ослаблена межфракционной борьбой.

ИСЭ — «Левые коммунисты Испании» (исп. Izquierda Comunista de España). Троцкистская партия. Были образованы в 1932 г.; позднее вошли в состав ПОУМ, за исключением незначительного меньшинства, образовавшего Секцию большевиков-ленинцев (исп. Sección Bolchevique-Leninista).

КАДСИ — Автономистский центр служащих торговли и промышленности (кат. Centre Autonomista de Dependents del Comerç i de la Indústria). Каталонское профессиональное объединение служащих, занимающее левонационалистические позиции. Создан в 1903 г.; в период Второй республики поддерживал ЭРК и КПП; в 1936–1939 гг. входил в состав ВСТ, сохраняя свою внутреннюю структуру.

КЛ — Каталонская лига (кат. Lliga Catalana). Партия правых каталонских националистов. Образована в 1901 г. как Регионалистская лига (кат. Lliga Regionalista); в 1933 г. сменила название; после начала Гражданской войны подверглась репрессиям со стороны республиканского правительства и распалась.

КМИ — Коммунистическая молодёжь Иберии (исп. Juventud Comunista Ibérica). Молодёжная организация ПОУМ.

Коминтерн — Третий, или Коммунистический, Интернационал (англ. Communist International, исп. Internacional Comunista). Международное объединение коммунистических партий марксистско-ленинской, затем сталинской тенденции. Создан в 1919 г., распущен в 1943 г.

КПИ — Коммунистическая партия Испании (исп. Partido Comunista de España). Основана в 1921 г. Входила в Коминтерн; во время Гражданской войны была одной из главных сил Народного фронта, участвовала в правительствах Ф. Ларго Кабальеро и Х. Негрина.

КПП — Каталонская пролетарская партия (исп. Partido Catalán Proletario, кат. Partit Català Proletari). Националистическая каталонистская партия коммунистического толка. Откололась от «Эстат Катала» в 1932 г.; вошла в состав ОСПК в 1936 г.

КРД — «Каталонское республиканское действие» (кат. Acció Catalana Republicana). Националистическая каталонистская партия левореспубликанского толка. Существовало в 1922–1939 гг.

ЛД — Либертарное движение (исп. Movimiento Libertario). Обобщённое название анархо-синдикалистских организаций (НКТ, ФАИ и ФИХЛ), создавших ряд координирующих органов в Испании и за границей в 1938–1939 гг.

ЛМ — «Либертарная молодёжь» (исп. Juventudes Libertarias). Название молодёжной анархо-синдикалистской организации 1930‑х гг. в Каталонии; также использовалось как альтернативное название ФИХЛ.

Лондонское бюро — Международное бюро революционного социалистического единства (англ. International Bureau of Revolutionary Socialist Unity, исп. Buró Internacional de Unidad Socialista Revolucionaria), или Трёхсполовинный Интернационал. Международная политическая организация, объединявшая левых социалистов и коммунистов-оппозиционеров. Действовало под разными названиями в 1932–1940 гг.

ЛР — «Левые республиканцы» (исп. Izquierda Republicana). Республиканская партия, образованная в 1934 г. Являлись инициаторами создания Народного фронта и одной из его главных сил; возглавляли правительство Испанской республики в феврале – сентябре 1936 г., в дальнейшем участвовали в правительствах Ф. Ларго Кабальеро и Х. Негрина; в 1959 г. объединились с РС и ФРП, образовав партию «Испанское демократическое республиканское действие» (исп. Acción Republicana Democrática Española).

МАТ — Международная ассоциация трудящихся (англ. International Workingmen’s Association, позднее …Workers Association, исп. Asociación Internacional de Trabajadores, позднее …de los Trabajadores). Международное анархо-синдикалистское профессиональное объединение. Создана в 1922 г.

МНСЛ — Молодёжная народная социалистическая лига (англ. Young People’s Socialist League). Молодёжная организация СПА, существовавшая в 1907–1972 гг.

МТР — Международное товарищество рабочих (англ. International Working Men’s Association, исп. Asociación Internacional de Trabajadores), или Первый Интернационал. Международная социалистическая организация, созданная в 1864 г. Вследствие внутренних противоречий в 1872 г. раскололся на марксистский и антиавторитарный Интернационал, первый из которых был распущен в 1876 г., а второй фактически распался после 1877 г.

МФП — Международная федерация профсоюзов (англ. International Federation of Trade Unions, исп. Federación Sindical Internacional), или Амстердамский Интернационал. Объединение профсоюзов социал-демократической ориентации. Действовала в 1919–1945 гг.

НКАК — Национальная католическая аграрная конфедерация (исп. Confederación Nacional Católico-Agraria). Консервативная крестьянская организация, действовала в 1917–1940 гг.

НКТ — Национальная конфедерация труда (исп. Confederación Nacional del Trabajo, разг. сэнэтисты). Объединение профессиональных союзов анархо-синдикалистской ориентации, созданное в 1910 г. Была одной из крупнейших профессиональных организаций страны в 1930‑е гг.; во время Гражданской войны являлась одной из главных сил Народного фронта (хотя официально вступила в него лишь в марте 1938 г.), играла важную роль в местных и региональных революционных органах (и во многих случаях руководила их работой), позднее участвовала в правительстве автономной Каталонии (с сентября 1936 г. по июнь 1937 г.) и республиканских правительствах Ф. Ларго Кабальеро и Х. Негрина; в эмиграции и постфранкистскую эпоху пережила ряд расколов.

НОФ — национальные отраслевые федерации (исп. federaciones nacionales de industria). Отраслевые объединения профсоюзов в составе НКТ. В период Второй республики и Гражданской войны были образованы национальные федерации крестьян и производителей продовольствия (исп. Federación Nacional de Campesinos y de las Industrias de la Alimentación), чёрной металлургии (исп. Federación Nacional de las Industrias Sidero-Metalúrgicas), железнодорожной отрасли (исп. Federación Nacional de la Industria Ferroviaria) и другие.

НРП — Независимая рабочая партия (англ. Independent Labour Party). Левосоциалистическая партия Великобритании, существовавшая в 1893–1975 гг.; входила в Лондонское бюро.

НФ — Народный фронт (исп. Frente Popular). Коалиция республиканских, левых и регионалистских партий, образованная в конце 1935 г. Принял свою программу в январе 1936 г.; в следующем месяце, одержав победу на выборах, сформировал правительство Испанской республики. Во время Гражданской войны включил в свой состав все политические и профсоюзные организации сторонников Республики и стал называться Антифашистским народным фронтом (исп. Frente Popular Antifascista); после поражения в войне прекратил свою деятельность.

НФЗ — Национальная федерация земледельцев (исп. Federación Nacional de Trabajadores de la Tierra). Союз крестьян и сельскохозяйственных рабочих в составе ВСТ. Действовала с 1930 г. под разными названиями; в 2001 г. была преобразована в Агропродовольственную федерацию (FTA–UGT), которая в 2016 г. году вошла в Федерацию промышленности, строительства и сельского хозяйства (FICA–UGT).

ОС — «Оппозиционные синдикаты» (исп. Sindicatos de la Oposición). Профессиональное объединение, находившееся под влиянием умеренных анархо-синдикалистов (трейнтистов). Созданы в 1933 г., воссоединились с НКТ в 1936 г.

ОСМ — «Объединённая социалистическая молодёжь» (исп. Juventudes Socialistas Unificadas). Объединённая молодёжная организация КПИ и ИСРП, образованная в 1936 г. Социалисты вышли из её состава в 1945 г., однако название продолжало использоваться до 1961 г.

ОСПК — Объединённая социалистическая партия Каталонии (исп. Partido Socialista Unificado de Cataluña, кат. Partit Socialista Unificat de Catalunya). Образована в 1936 г. в результате слияния каталонских организаций КПИ и ИСРП, ССК, КПП и меньшинства РКБ; входила в Коминтерн (с 1939 г. на правах секции). Участвовала в правительстве автономной Каталонии (Хенералидаде) с сентября 1936 г. по февраль 1939 г.; после падения режима Франко трансформировалась в экосоциалистическую партию и стала называться «Инициатива за Каталонию» (кат. Iniciativa per Catalunya).

ПОУМ — Рабочая партия марксистского единства (исп. Partido Obrero de Unificación Marxista). Антисталинская коммунистическая партия, созданная в 1935 г. в результате объединения РКБ и ИСЭ; входила в Лондонское бюро; в 1937–1938 гг. подверглась репрессиям со стороны республиканского правительства и агентов НКВД в Испании. Окончательно прекратила свою деятельность в 1980 г.

Профинтерн — Красный интернационал профсоюзов (англ. Red International of Labor Unions, исп. Internacional Sindical Roja). Международное объединение прокоммунистических профсоюзов. Создан в 1921 г., распущен в 1937 г.

ПУРА — Партия автономистского республиканского союза (исп. Partido de Unión Republicana Autonomista, кат. Partit d’Unió Republicana Autonomista). Валенсийская республиканская партия. Образована в 1908 г., по программе была близка к РРП, но в отличие от неё выступала за региональную автономию; прекратила свою деятельность после начала Гражданской войны.

РАВС — Республиканский антифашистский военный союз (исп. Unión Militar Republicana Antifascista). Организация испанских офицеров, разделявших республиканские и левые взгляды. Действовал в 1934–1939 гг.

РКБ — Рабоче-крестьянский блок (исп. Bloque Obrero y Campesino). Коммунистическая партия, состоявшая из представителей «правой оппозиции» и действовавшая преимущественно в Каталонии и Валенсии. Был образован в 1931 г.; позднее большинство блока вошло в состав ПОУМ, меньшинство – в состав ОСПК.

РКТ — региональные конфедерации труда (исп. confederaciónes regionales del trabajo). Региональные профсоюзные объединения в составе НКТ. Первоначально, в соответствии с решением конгресса 1919 г., предполагалось создать семь региональных конфедераций, к началу Гражданской войны их было десять: Андалусии, Эстремадуры и Африки; Арагона, Риохи и Наварры; Астурии, Леона и Паленсии; Балеарских островов; Галисии; Каталонии; Канарских островов; Леванта; Севера; Центра.

РРП — Радикальная республиканская партия (исп. Partido Republicano Radical). Была образована в 1908 г. и первоначально занимала левоцентристские позиции; после провозглашения Второй республики пошла на сближение с консервативными и монархическими элементами; потерпев поражение на выборах 1936 г., перестала играть какую-либо политическую роль.

РС — Республиканский союз (исп. Unión Republicana). Республиканская партия, образованная в 1934 г. Во время Гражданской войны являлся одной из влиятельных сил Народного фронта, участвовал в правительстве Испанской республики; по программе был близок к ЛР, с которыми объединился в 1959 г.

РСВКТ — Революционно-синдикалистская всеобщая конфедерация труда (фр. Confédération générale du travail – Syndicaliste révolutionnaire). Французское профессиональное объединение анархо-синдикалистской ориентации, действовавшее в 1926–1939 гг.

САК — Центральная организация шведских рабочих (швед. Sveriges Arbetares Centralorganisation). Анархо-синдикалистская профсоюзная организация. Образована в 1910 г.

«Свободные женщины» (исп. Mujeres Libres), или Национальная федерация свободных женщин (исп. Federación Nacional de Mujeres Libres). Анархо-феминистская организация, созданная в 1936 г.

СИА — «Международная антифашистская солидарность» (исп. Solidaridad Internacional Antifascista). Гуманитарная анархо-синдикалистская организация периода Гражданской войны и эмиграции.

Союз рабасайрес — Союз виноградарей и прочих земледельцев Каталонии (кат. Unió de Rabassaires i Altres Cultivadors del Camp de Catalunya). Союз крестьян-арендаторов, созданный в 1922 г. Активно поддерживал ЭРК в 1930‑е гг.; являлся ведущей организацией Федерации сельскохозяйственных синдикатов Каталонии (кат. Federació de Sindicats Agrícoles de Catalunya), действовавшей в 1936–1939 гг.; прекратил свою деятельность в 1948 г.

СП — Синдикалистская партия (исп. Partido Sindicalista). Партия, образованная частью умеренных анархо-синдикалистов (трейнтистов) в 1934 г. в противовес ФАИ. Прекратила деятельность в 1985 г.

СПА — Социалистическая партия Америки (англ. Socialist Party of America). Политическая партия США, объединявшая представителей различных левых течений; действовала в 1901–1972 гг.

СРИ — Социалистический Рабочий Интернационал (англ. Labour and Socialist International, исп. Internacional Obrera y Socialista). Международное объединение социал-демократических партий, действовавшее в 1923–1940 гг.

ССК — Социалистический союз Каталонии (исп. Unión Socialista de Cataluña, кат. Unió Socialista de Catalunya). Националистическая каталонистская партия умеренно-социалистического толка. Откололся от ИСРП в 1923 г.; вошёл в состав ОСПК в 1936 г.

СЭДА — Испанская конфедерация независимых правых (исп. Confederación Española de Derechas Autónomas). Блок монархических и консервативных партий, действовавший в 1933–1937 гг.

УВКТ — Унитарная всеобщая конфедерация труда (исп. Confederación General del Trabajo Unitaria). Профсоюзное объединение, находившееся под влиянием КПИ. Образована в 1932 г., по влиянию заметно уступала ВСТ и НКТ; объединилась с ВСТ в 1935 г.

ФАИ — Федерация анархистов Иберии (исп. Federación Anarquista Ibérica). Политическая организация анархо-синдикалистов. Образована в 1927 г.

Фаланга — Испанская фаланга традиционалистов и комитетов национал-синдикалистского наступления (исп. Falange Española Tradicionalista y de las Juntas de Ofensiva Nacional Sindicalista). Образована в 1933 г. как небольшая фашистская группа; в 1937 г. была объединена с другими правыми организациями и стала единственной легальной партией франкистской Испании; распущена королевским декретом в 1977 г.

ФАУД — Свободный рабочий союз Германии (нем. Freie Arbeiter-Union Deutschlands). Анархо-синдикалистская профсоюзная организация. Образован в 1919 г., распался после 1933 г.

ФИХЛ — Иберийская федерация либертарной молодёжи (исп. Federación Ibérica de Juventudes Libertarias). Молодёжное анархо-синдикалистское движение. Образована в 1932 г.

ФОРЭ — Испанская региональная рабочая федерация (исп. Federación Obrera Regional Española). Второе название ИРФ.

ФОУС — Рабочая федерация синдикального единства (исп. Federación Obrera de Unidad Sindical). Профессиональное объединение, связанное с ПОУМ. Действовала в течение нескольких месяцев 1936 г., позднее основная масса её членов вошла в ВСТ.

ФРП — Федеральная республиканская партия (исп. Partido Republicano Federal). Левореспубликанская федералистская партия, образованная в 1930 г.; преемница Федеральной демократической республиканской партии (исп. Partido Republicano Democrático Federal), существовавшей в 1868–1912 гг. Делилась на несколько фракций; объединилась с ЛР в 1959 г.

ФТИР — Федерация трудящихся Испанского региона (исп. Federación de Trabajadores de la Región Española). Анархическая федерация, созданная в 1881 г. на базе ИРФ; в 1888 г. разделилась на Пакт союза и солидарности (исп. Pacto de Unión y Solidaridad) и Анархическую организацию Испанского региона (исп. Organización Anarquista de la Región Española), представлявшие, соответственно, профсоюзное и революционное крыло движения. В 1900 г. была предпринята попытка возродить организацию под названием Федерация обществ сопротивления Испанского региона (исп. Federación de Sociedades de Resistencia de la Región Española), однако спустя несколько лет она вновь распалась.

ФЭТТ — Испанская федерация земледельцев (исп. Federación Española de Trabajadores de la Tierra). Второе название НФЗ.

ЭРК — «Левые республиканцы Каталонии» (исп. Izquierda Republicana de Cataluña, кат. Esquerra Republicana de Catalunya). Партия, придерживающаяся принципов социального либерализма и каталонского национализма. Образованы в 1931 г.; формально руководили правительством автономной Каталонии (Хенералидадом) с марта 1936 г. по февраль 1939 г.

«Эстат Катала» — «Каталонское государство» (кат. Estat Català). Националистическая каталонистская партия. «Э.К.» был образован в 1922 г.; в 1931–1936 гг. входил в состав ЭРК; во время Гражданской войны боролся на стороне республиканцев, но выступал против революционных преобразований и за провозглашение независимости Каталонии.

Примечания

Введение

1 Victor Alba: 'El Obrero Colectivizado', page 6.

2 Xavier Paniagua: La Sociedad Libertaria: Agrarismo e industrialización en el anarquismo Español 1930-1939, Grupo Editorial Grijalbo, Barcelona, 1982, page 63.

2a В Валенсии с ноября 1936 г. по октябрь 1937 г. находился Совет министров Испанской республики. – Примеч. пер.

3 Socialist Review, September 1937, page 7.

4 Manuel Azaña: Speech by His Excellency the President of the Spanish Republic, Press Department of the Spanish Embassy in London, n.d. (1937), page 18.

5 Dolores Ibárruri, Manuel Azcárate, Luis Balaguer, Antonio Cordón, Irene Falcón y José Sandoval: Guerra y Revolución en España 1936-1939, Editorial Progreso, Moscú, 1966, Volume II, page 14.

5a См.: Томас Х. Гражданская война в Испании. 1931–1939 гг. М.: Центрполиграф, 2003. 573 с. Из оригинальной литературы на русском языке подробный обзор деятельности анархистов во время Гражданской войны в Испании содержат: Дамье В. [В.] Забытый Интернационал: Международное анархо-синдикалистское движение между двумя мировыми войнами. М.: НЛО, 2006–2007. Т. 2. С. 313–413; Шубин А. В. Анархистский социальный эксперимент: Украина и Испания. 1917–1939 гг. М.: ИВИ РАН, 1998. С. 152–223. – Примеч. пер.

5b Перевод на русский Е. Д. Калашниковой.

6 Ibárruri et al., op. cit., pages 11-12.

7 Joint Letter of the Spanish Bishops to the Bishops of the Whole World: The War in Spain, The America Press, New York, 1937, page 9.

8 Ibid., page 11.

9 Ibid., page 12.

10 Edward Lodge Curran: Franco: Who Is He? What does he fight for?, International Catholic Truth Society, Brooklyn, N.Y., 1937, page 8.

11 Ibid., page 10.

12 Ibid., page 11.

13 Ronald Fraser: Blood of Spain: The Experience of Civil War, 1936-1939, Penguin Books Ltd, London, 1979, page 183.

14 Ibid., pages 186-7.

Глава 1

1 Emile Capouya and Keitha Tompkins (editors); The Essential Kropotkin, Liveright, New York, 1975, pages 110-11; Rudolf Rocker: Anarcosindicalismo: Teoría y Practica, Ediciones Picazo, Barcelona, 1978, page 16.

2 Capouya and Tompkins, op. cit., page 111.

3 Rocker, op. cit., page 17.

4 Rocker, op. cit., page 17 and Capouya and Tompkins, op cit., page 111.

5 Peter Kropotkin: Mutual Aid, Pelican Books, London, 1939, pages 148-9. [Кропоткин П. А. Взаимная помощь среди животных и людей как двигатель прогресса. Пг.: Голос труда, 1922. С. 178–179.]

6 G.P. Maximoff (editor and compiler): The Political Philosophy of Bakunin: Scientific Anarchism, The Free Press, Glencoe, Illinois, 1953, page 273. [Бакунин М. А. Избранные сочинения. Пг. – М.: Голос труда, 1919–1921. Т. V. С. 192.]

7 Capouya and Tompkins, op. cit., page 67. [Кропоткин П. А. Хлеб и воля. Современная наука и анархия. М.: Правда, 1990. С. 292.]

8 Ibid., pages 112-13.

9 Rocker, op. cit., page 20.

10 Harry Laidler: Social-Economic Movements, Thomas Y. Crowell Company, New York, 1945, page 66.

11 Maximoff, op. cit., page 279. [Бакунин М. А. Избр. соч. III, 142.]

12 Carlos M. Rama: La Crisis Española del Siglo XX, Fundo de Cultura Económica, Mexico, 1960, page 70.

13 Ibid., page 71.

14 George Esenwein: 'Anarchist Ideology and the Working-class Movement in Spain (1868-1900): With Special Reference to the Ideas of Ricardo Mella,' PhD Thesis at University of London, n.d., page 179.

15 Helmut Rüdiger: 'Barcelonasekreterarens Information Infor IAA: Kongress i Paris den 7 December 1937,' page 15.

16 Anselmo Lorenzo: El Proletariado Militante, Ediciones Verticc, Mexico, n.d., Volume II, page 322.

17 Cited by Rama, op. cit., page 71; also see Pi y Margall, defense of Spanish anarcho-syndicalism in the Spanish parliament, in Anselmo Lorenzo, op. cit., Volume I, pages 211-14.

18 Maximoff, op. cit., page 47.

19 See Esenwein, op. cit., for information on Bakunin’s correspondence with Spanish Anarchists.

20 Preface to Maximoff, op. cit., page 13.

21 See Max Nettlau's biographical sketch in Maximoff, op. cit., page 19-48.

22 See Anselmo Lorenzo, op. cit., Volume I, for these contacts.

23 Maximoff, op. cit., page 145. [Бакунин М. А. Избр. соч. II, 270.]

24 Ibid., page 207. [Там же. IV, 258.]

25 Ibid., page 179. [Там же. II, 230.]

26 Ibid., page 208. [Там же. IV, 90.]

27 Ibid., page 211. [Там же. I, 83–84.]

28 Ibid., page 212. [Там же. II, 34.]

29 Anselmo Lorenzo, op. cit., Volume 1, page 87.

30 Eduardo Comín Colomer: Historia del Anarquismo Español 1836-1948, Editorial R.A.D.A.R.S.L., Madrid, n.d. (1949), page 222.

31 Maximoff, op. cit., pages 213-14. [Бакунин М. А. Избр. соч. V, 20.]

32 Ibid., pages 215-16. [Там же. IV, 20.]

33 Ibid., page 218. [Там же. III, 22.]

34 Anselmo Lorenzo, op. cit., Volume I, page 102.

35 Ibid., Volume II, page 395. [Резолюция, цитируемая Александером, в действительности была принята на последнем конгрессе антиавторитарного крыла Первого Интернационала (МТР). См. также: Стеклов Ю. М. Интернационал (1864-1914 гг.). Пг.: Изд-во Петрогр. совета, 1918. Ч. 2. С. 70. – Примеч. пер.]

36 See John Brademas: Anarcosindicalismo y Revolución en España 1930-1937, Editorial Ariel, Barcelona, 1974, pages 47-57.

37 Ibid., pages 69-60.

38 Maximoff, op. cit., page 185.

39 Ibid., pages 75 and 358.

40 Ibid., pages 182-5 and 1196.

41 Ibid., page 184.

42 Ibid., pages 185 and 387.

43 Ibid., page 189-90.

44 Ibid., page 375. [Бакунин М. А. Избр. соч. I, 114; III, 144; IV, 213.]

45 Ibid., page 307. [Там же. V, 32–33.]

46 Ibid., page 309. [Там же. V, 41.]

47 Ibid., pages 201-2. [Бакунин М. А. Всесветный революционный союз социальной демократии. Берлин: Изд-во Гуго Штейница, 1904. С. 65–67.]

48 Esenwein, op. cit., page 28.

49 Paul Avrich: Anarchist Portraits, Princeton University Press, Princeton, 1988, pages 12-13.

50 Esenwein, op. cit., pages 127-8.

51 Maximoff, op. cit., pages 305-8. [Бакунин М. А. Избр. соч. V, 30–33.]

52 Comin Colomer, op. cit., page 222.

53 Anselmo Lorenzo, op. cit., Volume II, pages 424-5.

54 Palmiro Marba (Federico Fructidor): Origen, Desarrollo y Trascendencia del Movimiento Sindicalista Obrero, Ediciones Vértice, Mexico, n.d., pages 575-6.

55 Bradcmas, op. cit., page 67.

56 Maximoff, op. cit., page 316. [Бакунин М. А. Избр. соч. IV, 13.]

57 Marba, op. cit., pages 589-90.

58 Maximoff, op. cit., page 57.

59 Anselmlo Lorenzo, op. cit., Volume II, page 247.

60 Marba, op. cit., page 518.

61 Juan Peiró: Pensamiento de Juan Peiró, Ediciones CNT, Mexico, 1959, page 68.

62 Ibid., page 75.

63 Ibid., page 69.

64 Maximoff, op. cit., pages 384-5. [Бакунин М. А. Всесветный революционный союз… С. 79–80, 86.]

65 Ibid., page 383.

66 Cited in Esenwein, op. cit., page 105.

67 Marba, op. cit., page 591.

68 Stanley G. Payne: The Spanish Revolution, W.W. Norton & Co., New York, 1970, page 34; see also Comin Colomer, op. cit., pages 145-6.

69 Maximoff, op. cit., page 410. [Бакунин М. А. Избр. соч. V, 197–198, 201.]

70 Ibid., page 247. [Там же. III, 96–97.]

71 Ibid., page 343. [Бакунин М. А. Анархия и Порядок. М.: Эксмо-Пресс, 2000. С. 315.]

72 Anselmo Lorenzo, op. cit., Volume II, page 266.

73 Marba, op. cit., page 596.

74 Ibid., pages 607-8.

75 See Paul Brissenden: The IWW: A Study of American Syndicalism, Columbia University Press, New York, 1920.

76 Interview with Jose Peirats, Toulouse, August 1 1960.

77 Xavier Paniagua: La Sociedad Libertaria: Agrarismo e industrialización en el anarquismo Español 1930-1939, Grupo Editorial Grijalbo, Barcelona, 1982, pages 199-237.

78 Maximoff, op. cit., page 398. [Бакунин М. А. Избр. соч. IV, 177.]

79 Ibid., page 399. [Там же. IV, 178.]

80 Ibid., page 403. [Там же. IV, 186–187.]

81 Ibid., page 407. [Там же. IV, 189.]

82 Fidel Miró: Anarquismo y Anarquistas, Editores Mexicanos Unidos, Mexico, 1979, page 28.

83 Herbert Read: Kropotkin: Selections from his Writings, Freedom Press, London, 1942, pages 12-14.

84 Ibid., page 14.

85 Ibid., page 15.

86 Kropotkin, op. cit., page 12. [Кропоткин П. А. Взаимная помощь… С. 1.]

87 Ibid., pages 13-14. [Там же. С. 3.]

88 Ibid., page 24. [Там же. С. 17.]

89 Ibid., page 16. [Там же. С. 7. Последнее предложение в русском тексте отсутствует.]

90 Ibid., page 6.

91 «The future revolutions in France and Spain will be communalist – not centralist». From 'Modern Science and Anarchism', quoted in Capouya and Tompkins, op. cit., page 87.

92 Ibid., page 70. [Кропоткин П. А. Хлеб и воля. Современная наука и анархия. С. 317–318.]

93 Quoted in Read, op. cit., page 102. [Кропоткин П. А. Поля, фабрики и мастерские. М.: Посредник, 1908. С. 162.]

94 Quoted in Read, op. cit., page 104. [Там же. С. 164.]

95 Ibid., page 106. [Там же. С. 165.]

96 Capouya and Tompkins, op. cit., pages 271-2.

97 From The Conquest of Bread, cited in Read, op. cit., page 92. [Кропоткин П. А. Хлеб и воля. Современная наука и анархия. С. 182.]

98 Ibid., page 93. [Там же. С. 183–184.]

99 Capouya and Tompkins, page 96. [Там же. С. 173]

100 Ibid., page 97. [Там же. С. 175.]

101 Ibid., page 98. [Там же. С. 176.]

102 Esenwein, op. cit., pages 113-14.

103 Interview with José Peirats, op. cit., August 1 1960; see also Esenwein, op. cit., pages 188-205, 216-18.

104 César M. Lorenzo: Les Anarchistes Espagnols et le Pouvoir 1863-1969, Editions Seuil, Paris, 1969, page 119 (Footnote No. 30).

105 Luigi Fabbri: Influencias Burguesas Sobre el Anarquismo, Fichas de Formación Libertaria, Barcelona, 1977, page 24.

Глава 2

1 Juan Gómez Casas: Anarchist Organization: The History of the F.A.I., Black Rose Book, Montreal and Buffalo, 1986, page 157.

2 Xavier Paniagua: La Sociedad Libertaria: Agrarismo e industrialización en el anarquismo Español 1930-1939, Grupo Editorial Grijalbo, Barcelona, 1982, pages 43, 93, 271.

3 Ibid., page 96.

4 Ibid., page 28, (Footnote No. 62).

5 George Esenwein: 'Anarchist Ideology and the Working-class Movement in Spain (1868-1900)', PhD Thesis at University of London, n.d. page 250.

6 Ibid., page 261.

7 Ibid., pages 263-4.

8 Acción, Valencia, No. 5-6, December 1926, pages 25-9.

9 Reprinted in Revista de Trabajo, Madrid, No. 55, 4th Quarter 1976, pages 397-435.

10 Ibid., page 256.

11 Ibid., page 262.

12 Ibid., pages 263-4.

13 Ibid., page 269.

14 Ibid., pages 269-70.

15 Ibid., page 271.

16 Ibid., page 273.

17 Ibid., page 310.

18 Ibid., page 310.

19 Ibid., page 323.

20 Ibid., pages 316-17.

21 Ibid., page 321.

22 Ibid., page 322.

23 Ibid., pages 310-11.

24 Ibid., page 311.

25 Paniagua, op. cit., pages 199-204.

26 Revista de Trabajo, op. cit., pages 370-1.

27 Ibid., page 373.

28 Ibid., pages 376-7.

29 Ibid., pages 383-4.

30 Ibid., pages 385-6.

31 Ibid., pages 389-90.

32 Ibid., page 391; see Paniagua, op. cit., pages 213-37 for extensive discussion of Gaston Leval's ideas of the libertarian communist society.

33 Gomez Casas, op. cit., pages 162-3; see also Paniagua, op. cit., pages 250-64.

34 César M. Lorenzo: Les Anarchistes Espagnols et le Pouvoir 1863-1969, Editions Seuil, Paris, 1969, page 96.

34a Здесь и далее перевод на русский В. В. Дамье. См.: Концепция либертарного коммунизма. URL: http://aitrus.narod.ru/zaragosprogram.htm.

35 Максимов отмечает, что это положение, фактически вводящее запрет на организованную религию, идёт вразрез с рекомендациями Михаила Бакунина. Maximoff, op. cit., pages 395-6. [Бакунин М. А. Избр. соч. IV, 174–176.]

36 The Zaragoza document is to be found in Josée Peirats: La C.N.T. en la Revolución Español, Ediciones CNT, Toulouse, 1953, Volume I, pages 125-34; and El Congreso Confederal de Zaragoza, Ediciones CNT, Toulouse, 1955, pages 188-202.

37 César Lorenzo, op. cit., page 92.

38 Fidel Miró: Anarquismo y Anarquistas, Editores Mexicanos Unidos, Mexico, 1979, page 97.

39 Ibid., page 98.

40 Juan Peiró: Pensamiento de Juan Peiró, Ediciones CNT, Mexico, 1959, page 30.

41 Ibid., pages 56-7.

42 Ibid., page 67.

43 Eduardo Comín Colomer: Historia del Anarquismo Español 1936-1949, Editorial R.A.D.A.R.S.L., Madrid, n.d. (1949), page 373.

Глава 3

1 Eduardo Comín Colomer: Historia del Anarquismo Español 1836-1948, Editorial R.A.D.A.R.S.L., Madrid, n.d. (1949), pages 13-15; César M. Lorenzo: Les Anarchistes Españols et le PLouvoir 1863-1969, Editions du Seuil, Paris, 1969, page 15.

2 Ibid., pages 24-5; see also Anselmo Lorenzo: El Proletariado Militante, Ediciones Vertice, Mexico, n.d.

3 Comin Colomer, op. cit., pages 46-57.

4 Ibid., page 70; see Gaston Leval: Ne Franco, Ne Stalin; La Colíettivita Anarchiche Spagnole nella Lotta Con tro Franco e la Reazione Statiniana, Instituto Editor iale Italiano, Milan, n.d., for statement of principles adopted at January 1872 Conference. The most extensive account of the early Spanish anarchist movement is to be found in Anselmo Lorenzo, op. cit.

5 Leval, op. cit., page 45.

6 César M. Lorenzo: Les Anarchistes espagnols et le pouvoir 1863-1969, Editions du Seuil, Paris, 1969, page 28.

7 Ibid., pages 21-7.

8 Ibid., page 32; Comin Colomer, op. cit., page 87; José Peirats: Los Anarquistas en la crisis política española, Ediciones Jucar, Madrid and Gijón, 1976, pages 7-8.

9 César Lorenzo, op. cit., pages 30-2.

10 Comin Colomer, pages 78-9.

11 Ibid., page 81.

12 César Lorenzo, op. cit., pages 30-5; see also George Esenwein: 'Anarchist Ideology and the Working-class Movement in Spain (1868-1900): With Special Reference to the Ideas of Ricardo Mella,' PhD Thesis at Universiry of London, n.d., pages 176209.

13 Juan Gómez Casas: Anarchist Organization: The History of the F.A.I. Black Rose Books, Montreal and Buffalo, 1986, page 44; see also Comin Colomer, op. cil., pages 87-8 and Esenwein, op. cit., page 216.

14 César Lorenzo, op. cit., page 43.

15 Comin Colomer, op. cit., pages 127-41.

16 Adolfo Bueso: 'La Fundación de la Confederación Nacional del Trabajo (C.N.T.): 1er Congreso Celebrado los dias 30 y 31 de Octubre y lo de Noviembre de 1910, en el Palacio de Bellas Artes de Barcelona' (mimeographed), pages 5 and 1720.

17 Ibid., pages 62-5.

18 Ibid., page 52.

19 Ibid., pages 20-4.

20 Ibid., page 56.

21 Ibid., page 25.

22 Ibid., pages 32 and 35-6.

23 Ibid., pages 54-5.

24 Ibid., pages 28-9.

25 Robert W. Kern: Red Years/Black Years: A Political History of Spanish Anarchism 1911-1937, Institute for the Study of Human Issues, Philadelphia, 1978, page 31.

26 Ibid., page 114.

27 José Peirats, op. cit., page 90.

28 Ibid., pages 98-9.

29 Ibid., page 30.

30 Cited in Gómez Casas, op. cit., page 60.

31 José Peirats, op. cit., page 51; see also José Peirats: La C.N.T. en la Revolución Española, Ediciones CNT, Toulouse, 1955, Volume I, page 35 and Gerald Brenan: The Spanish Labyrinth: An Account of the Social and Political Background of the Spanish Civil War, Cambridge University Press, Cambridge, 1982, page 184.

32 Gómez Casas, op. cit., page 87.

33 Sec José Peirats: La C.N.T. etc., op. cit., Volume I, pages 55-8 for the Proclamation of Los Treinta.

34 Exposition of CNT and Oppositionist explanations of this split can be found in Congresos anarcosindicalistas en España 1870-1936, Ediciones C.N.T., Toulouse, 1977.

35 Frank Mintz: L'Autogestión dans l'Espagne revolutionnaire, Belibastc, Paris, 1970, page 40.

36 See Ricardo Sanz: Los Que Fuimos la Madrid: Columna Durruti 26 División, Imprimcric Dulauricr, Toulouse, 1969, pages 44-5.

37 More detailed information on history of the CNT can be found in Comín Colomer, op. cit., Kern, op. cit., and Peirats; La C.N.T., etc., op. cit., Volume I as well as in Abel Paz: Durruti: El Proletariado en Armas, Editorial Brugucra S.A., Barcelona, 1978 and Juan Garcia Oliver: El Eco de los Pasos: El Anarcosindicalismo en la calle, en el Comité de Milicias, en el gobierno, en el exilio, Ruedo Ibérico, Paris and Barcelona, 1978.

38 César Lorenzo, op. cit., page 84, footnote No. 54.

39 Kern, op. cit., pages 100-01 and José Peirats: La C.N.T. etc., op. cit., Volume I, pages 48-52.

40 Kern, op. cit., page 102.

41 Anselmo Lorenzo, op. cit., Volume II, page 425.

42 José Peirats: Los Anarquistas en la crisis política española, op. cit., page 69.

43 Robert J. Alexander: 'Observations on Congress of "Hard" Spanish CNT in Exile,' Limoges France, August 13-14, 1960; further information on how a CNT congress was conducted can be gotten from El Congreso de Zaragoza, Ediciones C.N.T., Toulouse, 1955.

44 Esenwein, op. cit., pages 233-4.

45 See García Oliver, op. cit., pages 123-36; Abel Paz, op. cit., pages 22-96; and César Lorenzo, op. cit., page 39.

46 José Peirats: Los Anarquistas en la crisis política española, op. cit., page 72.

47 Gómez Casas, op. cit., page 131.

48 Ibid., page 137.

49 Juan Peiró: Pensamiento de Juan Peiró, Ediciones CNT, Mexico, 1959, page 145.

50 Ibid., pages 147-8.

51 Gómez Casas op. cit., pages 56 and 62.

52 Ibid., page 66.

53 Ibid., pages 77, 94-7.

54 Kern, op. cit., page 81.

55 Gómez Casas, op. cit., page 108. This author deals extensively with the founding conference of the FAI, pages 107-15. José Peirats, in an appendix to his book Los Anarquistas etc., op. cit., presents excerpts from minutes of the founding conference of the FAI, pages 368-73.

56 Gómez Casas, op. cit., pages 138-45 and 163-79.

57 José Peirats: Los Anarquistas etc., op. cit., page 98.

58 Brenan, op. cit., page 184.

59 José Peirats: La C.N.T. etc., op. cit., Volume II, page 315.

60 Gómez Casas, op. cit., page 178.

61 Ibid., page 118.

62 Ibid., pages 152-3.

63 Ibid., page 186.

64 Jose Peirats: Los Anarquistas etc., page 258.

65 Ibid., pages 25-9, and Gómez Casas, op. cit., page 197.

66 Tierra y Libertad, Barcelona, July 17 1937.

67 Jose Peirats: La C.N.T. etc., op. cit., Volume II, page 320.

68 Ibid., page 319.

69 Ibid., page 302.

70 Tierra y Libertad, July 17 1937; and Peirats: La C.N.T. etc., op. cit., Volume II, page 321.

71 Cesar Lorenzo, op. cit., page 68.

72 Tierra y Libertad, July 17 1937; Peirats, La C.N.T. etc., op. cit., Volume II, pages 321-7; see Kern, op. cit., pages 251-8 and Gómez Casas, op. cit., pages 218-23 for statutes of reorganized FAI.

73 Gómez Casas, op. cit., page 225.

74 José Peirats: La C.N.T. etc., op. cit., Volume II, pages 328-32.

75 Dolores Ibarruri, Manuel Azcarate, Luis Balagucr, Antonio Cordón, Irene Falcon and José Sandoval: Guerra y Revolución en España 1936-1939, Editorial Progreso, Moscú, 1966, Volume I, page 264.

76 Ibid., page 265.

77 José Peirats: La C.N.T. etc., op. cit., Volume III, page 69.

78 José Peirats: Los Anarquistas etc., op. cit., page 281.

79 Garcia Oliver, op. cit., page 477.

80 Interview with Fidel Miró, in Mexico City, August 22 1963.

81 José Peirats: La C.N.T. etc., op. cit., Volume II, page 121.

82 Jose Peirats: Los Anarquistas etc., op. cit., pages 281-2.

83 Ibid., page 283.

84 Boletín de Informacón C.N.T., A.I.T., F.A.I., Barcelona, No. 277, June 7 1937, page 4.

85 Interview with Fidel Miró, in Mexico City, August 22 1963.

86 Garcia Oliver, op. cit., pages 259-65.

87 Interviews with Fidel Miró, in Mexico City, August 22 1963, and Barcelona, July 12 1984; Adolfo Bueso: Recuerdos de un Genetista, Editorial Ariel, 1978, Volume II, page 302, confirms this action of the Libertarian Youth; he was a member of POUM.

88 Boletín de Información C.N.T., A.I.T., F.A.I., Barcelona, No. 327, August 4 1937, page 2.

89 Interview with Fidel Miró, in Mexico City, August 25 1963.

90 José Peirats: La C.N.T. etcop. cit., Volume 111, page 69.

91 Interviews with Fidel Miró in Barcelona, July 12 1984 and A. Roa, London, September 13 1960.

92 José Peirats: Los Anarquistas etc., op. cit., pages 284-5.

93 Victor Alba: EI Marxisme a Catalunya 1919-1939, Volume II: Historia del P.O.U.M., Editorial Portic, Barcelona, 1974, page 180.

94 José Peirats: Los Anarquistas etc., op. cit., page 285.

95 Garcia Oliver, op. cit., pages 489-90.

96 Interview with Fidel Miró, in Barcelona, July 12 1984.

97 Interview with A. Roa, in London, September 13 1960.

98 Garcia Oliver, op. cit., pages 501-2.

99 Mary Nash: Mujer y Movimiento Obrero en España, 1931-1939, Editorial Fontamara, Barcelona, 1981, pages 85-6.

100 Ibid., page 87.

101 Lola Iturbe: La Mujer en la Lucha Social y en la Guerra Civil de España, Editores Mexicanos Unidos, S.A., Mexico, 1974, page 135.

102 Nash, op. cit., pages 89-91 for the statutes of Mujeres Libres.

103 Iturbe, op. cit., pages 135-6.

104 Ibid., pages 132-3.

105 Nash, op. cit., page 101.

106 Interview with Antonia Fontanillas, in Barcelona, July 17 1984.

107 Nash, op. cit., pages 103-4.

108 José Peirats: La C.N.T. etc., op. cit., Volume III, page 316.

109 Nash, op. cit., pages 102-3.

110 Ibid., pages 248-9.

111 Ibid., pages 252-3.

112 CNT, Toulouse, November 24 1957, page 3.

113 Esenwein, op. cit., pages 220-1.

114 Ibid., pages 228-9.

115 Ibid., pages 229-30.

116 José Peirats: La C.N.T. etc., op. cit., Volume I, page 22.

117 Kern, op. cit., page 49.

118 Francesc Bonamusa: Andreu Nin y el movimiento comunista en España (1930–1937), Editorial Anagrama, Barcelona, 1977, pages 13-14; and José Peirats: Los Anarquistas etc., op. cit., page 33.

119 José Peirats: Los Anarquistas etc., op. cit., page 33.

120 Ibid., page 35; and García Oliver, op. cit., page 68.

Глава 4

1 José Bullejos: España en la Segunda República, Ediciones Jucar, Madrid and Gijón, 1979, pages 39-40.

2 Ibid., page 42.

3 Frank Jellinck: The Civil War in Spain, Howard Fertig, New York, 1969, page 186.

4 David T. Cattell: Communism and the Spanish Civil War, Russell & Russell, New York, 1965, page 11. See also Gabriel Jackson: The Spanish Republic and the Civil War, 1931-1939, Princeton University Press, Princeton, N.J., 1965, page 120.

5 Bullejos, op. cit., page 95.

6 José Peirats: Los Anarquistas en la crisis política Española, Ediciones Jucar, Madrid and Gijón, 1976, page 67.

7 See Jerome R. Mintz: The Anarchists of Casas Viejas, University of Chicago Press, Chicago, 1982, has the story of the Casas Viejas incident and its political impact.

8 Bullejos, op. cit., page 101.

9 Gabriel Jackson: The Spanish Republic and the Civil War 1931-1939, Princeton University Press, Princeton, N.J., 1965, page 132.

10 Dolores Ibarruri, Manuel Azcaratc, Luis Balaguer, Antonio Cordon, Irene Falcon and José Sandoval: Guerra y Revolución en España 1936-1939, Editorial Progreso Moscú, 1966, Volume I, page 36.

11 Bullejos, op. cit., page 105.

12 Adolfo Bueso: Recuerdos de un Genetista, Editorial Ariel, Barcelona, 1978, Volume II, pages 101-2.

13 Ibarruri et al., op. cit., page 63; an anarchist account of the October 1934 revolt in Asturias is Manuel Villar: El Anarquismo en la Insurrección de Asturias, Ediciones Nervio, Buenos Aires, 1936.

14 Burnett Bolloten: The Spanish Revolution: The Left and the Struggle for Power During the Civil War, The University of North Carolina Press, Chapel Hill, 1979, page 4.

15 Bullejos, op. cit., page 103.

16 Bolloten, op. cit., page 4.

17 A very good presentation of this second phase of the Republic is to be found in Richard A.H. Robinson: The Origins of Franco Spain: The Right, the Republic and the Revolution, 1931–1936, University of Pittsburgh Press, Pittsburgh, 1970.

18 Juan Gómez Casas: Anarchist Organization: The History of the F.A.I., Black Rose Books, Montreal and Buffalo, 1986, page 179.

19 Víctor Alba: Historia de la Segunda República Española, Libro Mex Editores, Mexico, 1960, pages 176-7.

20 Jellinek, op. cit., Chapter 11 of Part III, has a very descriptive account of the pre-revolutionary atmosphere of this period.

21 Peirats, op. cit., page 205.

22 Bolloten, op. cit., page 29; see also David T. Cattell: Communism and the Spanish Civil War, Russell & Russell, New York, 1965, pages 33 and 220 (footnote No. 5), and Jackson, page 311.

23 Luis Araquistáin: Sobre la Guerra Civil y en la Emigración, Espasa-Calpe S.A., Madrid, 1983, page 211.

24 Ibarruri et al., op. cit., Volume 1, page 87.

25 Cattell, op. cit., page 33.

26 Araquistáin, op. cit., pages 213-14.

27 Palmiro Togliatti: Escritos sobre la Guerra de España, Editorial Critica, Barcelona, 1980, page 149.

28 Ibid., page 241.

29 Cartell, op. cit., page 184.

30 Bolloten, op. cit., page 32-3 has a particularly good picture of the Split in the Socialist Party.

31 Jackson, op. cit., page 221.

32 For the best discussion of these developments, see Robinson, op. cit.

33 Stanley G. Payne: The Spanish Revolution, W.W. Norton &: Co., New York, 1970, page 208.

34 Ronald Fraser: Blood of Spain: The Experience of Civil War, 1936-1939, Penguin Books Ltd., London, 1979, page 99.

35 Edward E. Malefakis: Agrarian Reform and Peasant Revolution in Spain: Origins of the Civil War, Yale University Press, New Haven, 1970, page 377.

36 Ibid., page 371.

37 Bolloten, ibid., pages 7-8; see also Payne, op. cit., pages 2068.

38 See Cipriano Mera: Guerra, Exilio y Cárcel de un Anarcosindicalista, Ruedo Ibérico, Paris, 1976.

39 Bullcjos, op. cit., page 116.

40 Ibarruri et al., Volume I, page 69.

41 Ibid., Volume I, pages 81-2; see also Jackson, op. cit., page 195.

42 Ibarruri et al., op. cit., Volume I, page 90.

43 Bullejos, op. cit., page 122; see also Ibarruri et al., op. cit., Volume I, page 89.

44 Interview with Gabriel Franco, in Rio Piedras, Puerto Rico, September 12 1955.

45 Ibrarruri et al., op. cit., Volume I, page 33.

46 Ibid., page 65.

47 Bueso, op. cit., page 129.

48 Salvador de Madariaga: Spain: A Modern History, Frederick A. Praeger, New York, 1958, page 487.

49 Jose Costa Font and Ramón Martinez González: 'La Autogestión Practicada por la C.N.T.; Una Experiencia en la Industrial Textile (1936-1939)', pages 16-17.

50 Payne, op. cit., page 316; see also Jackson, op. cit., for a general discussion of the military uprising, pages 223-30.

51 Pierre Broué and Emile Temime: The Revolution and the Civil War in Spain, The MIT Press, Cambridge, USA, 1970, pages 98-102.

52 Payne, op. cit., pages 219-20.

53 F. Crespo, 'Evocando hechos y exaltaltando una epopeya', Espoir, Toulouse, July 22, 1962, page 7.

54 Gómez Casas, op. cit., page 184.

55 Ibid., page 184.

56 Jellinek, op. cit., page 268.

57 El Tebib Arrumi: Castilla por España y Cataluña Roja, Ediciones España, Madrid, 1940, pages 39-40.

58 Diego Abad de Santillán: Por Qué Perdimos la Guerra, C. del Toro Editor, Madrid, 1975, pages 59-70; also Juan García Oliver: El Eco de los Pasos: En Anarcosindicalismo en la calle, en el Comité de Milicias, en el gobierno, en el exilio, Mundo Ibérico, París and Barcelona, 1978, pages 171-5.

59 La Vanguardia, Barcelona, July 24, 1936, page 1.

60 Manuel Pérez, 'Aquellos días emotivos de Julio', CNT, Toulouse, July 26 1953, page 2.

61 Interview with Gabriel Franco, in Rio Piedras, Puerto Rico, September 12 1955.

62 Broué and Temime, op. cit., page 113.

63 Gómez Casas, op. cit., page 186.

64 Pedro Carrillo, La CNT en Madrid en la Revolucion del 19 de Julio', in CNT, Toulouse, July 26 1953, page 2.

65 Broué and Temime, op. cit., pages 113-15.

66 Ibarruri et al., op. cit., Volume I, page 273.

67 Ronald Eraser: Blood of Spain: The Experience of Civil War, 1936-1939, Penguin Books Ltd., London, 1979, page 107.

68 Ibid., page 57.

69 Ibid., pages 50-1.

70 Broué and Temime, op. cit., page 116.

71 Ibarruri et al., op. cit., Volume 1, page 159.

72 La Guerra Civil en Asturias, Ediciones Jucar, Gijón, 1988, Volume 1 for extensive discussion of the siege of Oviedo.

73 El Tebib Arrumi: En Girón hubo un Simancas, Ediciones España, Madrid, 1940.

74 Ibarruri et al., op. cit., Volume 1, pages 162-7.

75 Broué and Temime, op. cit., pages 106-7.

76 Interview with Arsenio Jiméno, in Paris, January 12 1952.

77 Broué and Temime, op. cit., pages 104–5.

78 Ibid., pages 115-16.

79 Pedro Vallina, 'Ciudad Real, La Sublevación Popular', in CNT, Toulouse, September 2 1950, page 2.

80 Pedro Vallina, 'Almadén en la Revolución', in CNT, Toulouse, September 10 1950, page 3.

81 Terence M. Smyth: La CNT al País Valencia 1936/1937, Series La Unitat, Num. 33, Valencia, 1977, pages 23-4.

82 Ibid., page 24.

83 Ibid., page 7.

84 Garcia Oliver, op. cit., pages 203–4.

85 Smyth, op. cit., pages 28-9.

86 Arrumi: Castilla por España y Cataluña Roja, op. cit., pages 37-8.

87 Broué and Temime, op. cit., pages 116-18; for a general description of the Valencia situation, see Smyth, op cit., pages 24-5, page 30.

Глава 5

1 Louis Fischer: Men and Politics: An Autobiography, Duell, Sloane and Pearce, New York, 1941, pages 393, 396.

2 Ibid., page 428.

2a Так у автора. По всей видимости, речь идёт о наступлении на Брунете. – Примеч. пер.

3 Dolores Ibarruri, Manuel Azcarate, Luis Balaguer, Antonio Cordon, Irene Falcon and José Sandoval: Guerra y Revolución en España 1936-1939, Editorial Progreso, Moscú, 1966, Volume II, page 87.

3a Сам генерал Мола погиб в авиакатастрофе во время Бискайской кампании. – Примеч. пер.

4 Adolfo Buesco: Recuerdos de un Cenetista, Editorial Ariel, Barcelona, 1978, Volume II, pages 298-9.

5 Burnett Bolloten: The Spanish Revolution: The Left and the Struggle for Power During the Civil War, The University of North Carolina Press, Chapel Hill, 1979, page 125.

6 David T. Cattell: Communism and the Spanish Civil War, Russell & Russell, New York, 1965, page 88.

7 Palmiro Togliatti: Escritos sobre la guerra de España, Editorial Crítica, Barcelona, 1980, page 267.

8 Ibid., page 303.

9 Bollotten, op. cit., page 153.

Глава 6

0 Так у автора. В других источниках называется Центральным комитетом антифашистской милиции Каталонии (Comité Central de Milicias Antifascistas de Cataluña). – Примеч. пер.

1 Juan Garcia Oliver: El Eco de los Pasos: En Anarcosindalismo en la calle, en el Comité de Milicias, en el gobierno, en el exilio, Ruedo Ibérico, Paris and Barcelona, 1978, page 196.

2 Diego Abad de Santillán: Porqué Perdimos la Guerra, G. del Toro Editor, Madrid, 1975, page 84.

3 Abel Paz: Durruti: El Proletariado en Armas, Editorial Bruguera S.A., Barcelona, 1978, page 397.

4 Santillán, op. cit., page 84.

5 Paz, op. cit., page 397.

6 García Oliver, op. cit., page 195.

7 Interview with Louis Mercier, Paris, July 18 1960.

8 La Vanguardia, Barcelona, July 24 1936, page 3.

9 Santillán, op. cit., page 85.

10 Lola Iturbe: La Mujer en la Lucha Social y en la Guerra Civil de España, Editores Mexicanos Unidos, S.A., Mexico, 1974, page 122.

11 García Oliver, op. cit., pages 198-9.

12 Ibid., page 199.

13 La Vanguardia, Barcelona, July 26 1936, page 2.

14 Paz, op. cit., page 402.

15 Franz Borkenau: The Spanish Cockpit, University of Michigan Press, Ann Arbor, 1963, page 73.

16 Paz, op. cit., pages 402-3; this is confirmed in interview with Ricardo Sanz, in Toulouse, August 6 1960.

17 Paz, op. cit., page 404.

18 Jesús Hernandez: Negro y Rojo: Los Anarquistas en la Revolución Española, La España Contemporánea, Mexico, D.F., 1946, pages 266-7.

19 Borkenau, op. cit., page 107.

20 Ibid., page 94.

21 Ibid., page 85.

22 Paz, op. cit., page 405.

23 Ricardo Sanz: Los Qué Fuimos a Madrid: Columna Durruti 26 Division, Imprimerie Dulaurier, Toulouse, 1969, page 84.

24 Ibid., page 84.

25 Garcia Oliver, pages 238-46.

26 Ibid., page 285.

27 Ibid., page 292.

28 ‘Verbatim Report of Meeting of Political and Military Leaders on the Aragón Front in September 1937’.

29 César M. Lorenzo: Les Anarchistes Espagnols et le Pouvoir1863-1969, Editions du Seuil, Paris, 1969, page 238.

30 Diego Abad de Santillán: La Revolución y La Guerra enEspaña - Notas Preliminares para su Historia, Ediciones Nervio, Buenos Aires, 1937, pages 125-6.

31 Interview with José Peirats, in Toulouse, August 1 1960.

32 Buenaventura Durruti, Official Propaganda Services of the CNT-FAI, Barcelona, n.d., page 26.

33 Interview with Ricardo Sanz, in Toulouse, August 6 1980.

34 Interview with Diego Camacho, in Barcelona, July 28 1984.

35 Interview with Mariano Casasus Lacasta, in Barcelona, July 12 1984.

35a Согласно другим источникам, это название носила 127-я бригада 28-й дивизии, организованная на основе Красно-чёрной колонны милиции (Columna Roja y Negra). – Примеч. пер.

36 Interview with Sr Ballesta, in Limoges, France, August 13 1960.

37 Interview with Miguel Celma, in Toulouse, August 4 1960.

38 Interview with José Torrente, in Toulouse, August 1 1960.

39 Interview with Mariano Casasus Lacasta, in Barcelona, July 12 1984.

40 Interview with Francisco Subirate, in Toulouse, August 2 1984.

41 Interview with Manuel Salas, in Barcelona, July 16 1984.

42 César Lorenzo, op. cit., page 306.

43 Hernández, op. cit., page 259.

44 Lazarillo de Tormes: España Cuña de la Libertad: La Revolución Española y sus Conflictos, Ediciones Ebro, Valencia, n.d. (1937), page 86.

45 ‘Informe de la Delegación de la C.N.T. al Congreso Extraordinario de la A.I.T. y Resoluciones del Mismo, Diciembre de 1937,’ page 80.

46 José Peirats: La C.N.T. en la Revolución Española, Ediciones CNT, Toulouse, 1955, Volume 1, page 214.

47 Santillán: Porqué Perdimos la Guerra, op. cit., page 138.

48 Ibid., page 140.

49 Spanish News Bulletin, Barcelona, April 1937, page 2.

50 Interview with Juan Manuel Molina, in Pans, July 24 1960.

51 ‘Revolution Only Beginning in Spain’, Spanish Revolution, New York, February 8 1937, page 4.

52 Paz, op. cit., page 452.

53 Ibid., page 456.

54 Santillán: Porqué Perdimos la Guerra, op. cit., pages 141-2.

55 Ibid., pages 140-1; Paz, op. cit., pages 451-2.

56 Gaston Leval: Colectividades Libertarias en España, Editors Proyección, Buenos Aires, 1974, Volume 2, pages 163-4.

57 George Orwell: Homage to Catalonia, Harcourt, Brace Jovanovich Publishers, New York, 1980, pages 33-5. [Переводчик неизвестен. Здесь и далее приводится по: Оруэлл Дж. Памяти Каталонии. Париж: Editions de la Seine, [1950]. URL: http://orwell.ru/library/novels/Homage_to_Catalonia/russian/r_htc.]

58 Ibid., page 54.

59 Ibid., page 68.

60 Ibid., pages 39-41.

61 Paz, op. cit., page 412.

62 Interview with Manuel Salas, in Barcelona, July 12 1984.

63 El Frente, Bujaralóz, October 11 1937.

64 Ibid., November 20 1937.

65 Mas Allá, May 10 1937.

66 Ibid., August 11 1937.

67 Juan Manuel Molina: El Comunismo Totalitario, Editores Mexicanos Unidos, Mexico, 1982, pages 18-22.

68 José Peirats: Los Anarquistas en la crisis política española, Ediciones Jucar, Madrid and Gijón, 1976, page 230.

69 Pierre Broué and Emile Temime: The Revolution and the CivilWar in Spain, The MIT Press, Cambridge, 1970, pages 462-464.

70 Sanz, op. cit., page 168.

71 Broué and Temime, op. cit., page 468.

72 José Peirats: La C.N.T. en la Revolución Española, Ediciones CNT, Toulouse, 1953, Volume III, page 80.

73 Valentín González and Julian Gorkin: El Campesino: Life andDeath in Soviet Russia, G.P. Putnam’s Sons, New York, 1952, pages 25-6.

74 Bajo la Bandera de la España Republicana: Recuerdan los voluntarios soviéticos participantes en la guerra nacional-revolucionaria en España, Editorial Progreso, Moscow, n.d., page 50. [Под знаменем Испанской республики. 1936–1939: Воспоминания советских добровольцев-участников национально-революционной войны в Испании. М.: Наука, 1965. С. 180.]

75 Ibid., pages 49, 58. [Там же. С. 179, 188.]

76 Sanz, op. cit., page 207.

77 Ibid., page 213.

78 Ibid., page 222; Sanz’s description of the Aragón campaign, pages 169-230.

79 Ibid., page 234.

80 Ibid , pages 236-8.

81 Ibid., page 258.

82 Ibid., page 239.

83 Josip Maria Bricall: Política Económica de la Generalitat (1936-1939): El Sistema Financer, Edicions 62, Barcelona, 1979, pages 92-3.

84 Ibid., page 93.

85 Ibid., page 96.

86 Sanz, op. cii., page 247.

87 Enrique Castro Delgado: Hombres Made inMoscu, Publicaciones Mañana, Mexico, 1960, page 678.

88 Sanz, op. cit., pages 249-50.

89 Ibid., pages 257 and 266.

90 Ibid., page 274.

91 Gabriel Jackson: The Spanish Republic and the Civil War1931-1939, Princeton University Press, Princeton, N.J., 1965, page 463.

92 Ibid., page 274.

93 Santillán: Porgué Perdimos la Guerra, op. cit., pages 346-8.

94 Martin Gudell in Aportes a la Verdad en la Liquidación de laGuerra Española, Ediciones, C.G.T., Santiago, Chile, n.d. (1939), page 22.

95 Santillán: Porqué Perdimos la Guerra, op. cit., pages 346-8.

96 Ibid., page 25.

97 Sanz, op. cit., page 285; Sanz’s account of the battle of Catalonia, pages 262-5.

Глава 7

1 Ramón Sender: Counter-Attack in Spain, Houghton Mifflin Company, Boston, 1937, page 252.

2 Eduardo de Guzman: Madrid, Rojo y Negro, Milicias Confederates, Ediciones Venice, Caracas, 1972, page 107.

3 Ibid., page 40.

4 Jesús Hernández: Negro y Rojo: Los Anarquistas en ta Revolución Expañola, La España Contemporánea, Mexico, D.F., 1946, page 260 (footnote).

5 Eduardo de Guzmán: Madrid, Rojo y Negro, Milicias Confederales, Ediciones Vertice, Caracas, 1972; see also Robert Garland Colodny: TheStruggle for Madrid: The Central Epic of theSpanish Conflict (1936-37), Paine-Whitman Publishers, New York, 1958, page 149.

6 de Guzman, op. cit., page 93-8.

7 Robert Garland Colodny: The Struggle for Madrid: The CentralEpic of the Spanish Conflict(1936-37), Paine-Whitman Publishers, New York, 1958 page 36.

8 Ibid., pages 20 and 24.

9 General Vicente Rojo: Así Fué la Defensade Madrid, Ediciones Era, S.A., Mexico, 1967, page 24.

10 Enrique Castro Delgado: Hombres Made inMoscú, Publicaciones Mañana, Mexico, 1960, page 431.

11 Hernández, op. cit., page 281.

12 Rojo, op. cit., page 25. Книга Рохо является лучшим источником, содержащим детали битвы за Мадрид. Официальная коммунистическая история Гражданской войны, написанная Долорес Ибаррури и её коллегами, также даёт развёрнутое описание обороны Мадрида, естественно, выдвигая на первый план роль коммунистов (Ibarruri et al., pages 120-291). Наконец, исследование Роберта Колодни также содержит ценные подробности относительно различных фаз битвы.

13 Mikhail Koltsov: Diario de la Guerra de España, Ediciones Ruedo Ibérico, Paris, 1963. [Кольцов М. Е. Испания в огне. М.: Политиздат, 1987. Т. 1. С. 211.]

14 Rojo, op. cit., pages 29-30.

15 Koltsov, op. cit., page 275. [Кольцов М. Е. Указ. соч. С. 312.]

16 Rojo, op cit., page 73.

17 Abel Paz: Durruti: el Proletariado en Armas, Editorial Bruguera S.A., Barcelona, 1978, page 481.

18 Rojo, op cit., page 30.

19 Colodny, op. cit., pages 50-1.

20 Rojo, op. cit., pages 30-1.

21 Ibid., pages 69-70.

22 Burnett Bolloten: The Grand Camouflage: the Spanish Civil War and Revolution, 1936-39, Frederick A. Praeger, New York, 1968, page 239.

23 Louis Fischer: Men and Politics: An Autobiography, Duell, Sloan and Pearce, New York, 1941, page 398.

24 Rojo, op. cit., page 31. [В советских вооружённых силах до 1940 г. отсутствовали генеральские звания. В. Е. Горев носил звание комбрига; Висенте Рохо в своих мемуарах называет его полковником. – Примеч. пер.]

25 Pietro Nenni: La Guerre d’Espagne, Francois Maspero, Paris, 1959, page 53.

26 Louis Fischer: The War in Spain, The Nation, New York, 1937, page 27.

27 Bajo la Bandera de la España Republicana: Recuerdan los Voluntarios soviéticos participantes en la guerra nacional-revolucionaria en España, Editorial Progreso, Moscú, n.d., page 187. [Под знаменем Испанской республики. 1936–1939: Воспоминания советских добровольцев-участников национально-революционной войны в Испании. М.: Наука, 1965. С. 246.]

28 Hugh Thomas: The Spanish Civil War, Harper & Row, New York, 1961, pages 323-4.

29 Ibid., page 325.

30 George Orwell: Homage to Catalonia, Harcourt, Brace Jovanovich Publishers, New York, 1980, page 63.

31 Rojo, op. cit., page 222.

32 Gabriel Jackson: The Spanish Republic and the Civil War 1931-1939, Princeton University Pres, Princeton, N.J., 1965, page 327; and Koltsov, op. cit., page 205-6. [Кольцов М. Е. Указ. соч. С. 236.] Джексон и Кольцов утверждают, что интернациональная бригада заступила на позиции 8 ноября, что опровергается Рохо.

33 Rojo, op cit., pages 222-3.

34 Ibid., page 220.

35 de Guzman, op. cit., page 118.

36 Ibid., page 34.

37 Ibid., pages 34-44.

38 Ricardo Sanz: Los Qué Fuimos a Madrid: Columna Durruti 26 División, Imprimerie Dulaurier, Toulouse, 1969, page 107.

39 de Guzman, op. cit., page 24.

40 Ibid., page 74; see also Bolloten, op. cit., page 219.

41 Ibid., page 50.

42 Ibid., page 59.

43 Ibid., page 50.

44 Ibid., pages 56-9.

45 Bolloten, op. cit., page 253, footnote No. 29.

46 Paz, page 486.

47 Juan Garcia Oliver: El Eco de tos Pasos: En Anarcosindicalismo en la calle, en el Comité de Milicias, en et gobierno, en el exilio, Ruedo Ibérico, Paris and Barcelona, 1978, pages 315, 321.

48 Ibid., pages 314-15 and 321.

49 Ibid., pages 315 and 321.

50 Ibid., pages 323-5.

51 Paz, op. cit., page 489.

52 Ibid., pages 489-90.

53 Garcia Oliver, op. cit., pages 326-7.

54 Ibid., page 321.

55 Ibid., pages 330-1.

55a Советником Дуррути был назначен Х.‑У. Д. Мамсуров, известный в Испании как Ксанти. См.: Кольцов М. Е. Указ. соч. С. 259–260. – Примеч. пер.

56 Ibid., pages 333-5.

57 Paz, op. cit., pages 489-91.

58 Ibid., pages 492-3.

59 Colodny, op. cit., page 197.

60 Thomas, op. cit., page 327; Jesús Hernández, op. cit., pages 318-19 repeats much the same story, as does Louis Fischer: Men and Politics, op. cit., page 395.

61 Paz, op. cit., page 487.

62 Rojo, op. cit., pages 89-90.

63 Dolores Ibarruri, Manuel Azcarate, Luis Balaguer, Antonio Cordon, Irene Falcon and José Sandoval; Guerra y Revoluciónen España 1936-1939, Editorial Progreso, Moscú, 1966, Volume II, page 175.

64 Paz, op. cit., pages 494-501.

65 Colodny, op. cit., page 197, footnote No. 215.

66 Paz, op. cit., pages 494-502.

67 Ibid., page 497.

68 See Hernández, op. cit., pages 320-1.

69 Fischer: Men and Politics, op. cit., page 395.

70 Paz, op. cit., page 556.

71 Report on the visit by an All Party Group of Members of Parliament to Spain, Published by The Press Department of the Spanish Embassy in London, London, n.d., page 5.

72 Buenaventura Durruti, Official Propaganda Services of the CNT-FAI, Barcelona, n.d., page 20.

73 Sanz, op. cit., page 122.

74 Ibid., page 123.

75 Paz, op. cit., page 145.

76 Sanz, op cit., page 73.

77 Ibid., page 121.

78 Ibid., page 12.

79 Ibid., pages 13-17.

80 Ibid., page 15.

81 Interview with Ricardo Sanz, Toulouse, August 8, 1960.

82 Pierre Broué and Emile Temime: The Revolution and the Civil War in Spain, The MIT Press, Cambridge, 1970, page 94-5.

83 Ibid., page 115.

84 España Libre, New York City, December 1975, page 5.

85 Garcia Oliver, op. cit., page 323.

86 Sender, op. cit., pages 270-1.

87 Paz, op. cit., pages 479-81; see also Prieto cited in Burnett Bolloten: The Spanish Revolution: The Left and the Struggle for Power During the Civil War, The University of North Carolina Press, Chapel Hill, 1979, page 192.

88 Thomas, op. cit., page 321.

89 Julio Alvarez del Vayo: The Last Optimist, Viking Press, New York, 1950, page 282.

90 Colodny, op. cit., page 171, footnote No. 25.

91 de Guzmán, op. cit., page 140.

92 Ibid., pages 145-7.

93 Bajo la Bandera de la España Republicana: Recuerdan los voluntarios soviéticos participantes en la guerra nacional-revolucionaria en España, Editorial Progreso, Moscow, n.d., pages 28-9. [Под знаменем Испанской республики. С. 159. Речь идёт о командире танковых войск М. П. Петрове. – Примеч. пер.]

94 Rojo, op. cit., page 186.

95 Thomas, op. at., page 385.

96 Rojo, op. cit., page 184.

97 Thomas, op. cit., pages 385-8.

98 Franz Borkenau: The Spanish Cockpit, University of Michigan Press, Ann Arbor, 1963, pages 268-9.

99 Castro Delgado, op. cit., pages 493-4. См. также воспоминания маршала Р. Малиновского и генерала А. Родимцева о сражении при Гвадалахаре (Bajo la Bandera etc., op. cit.).

100 Thomas, op. cit., page 348.

101 Ibid., page 587.

102 Ibid., page 596.

103 Fischer: Men and Politics, op. cit., pages 373, 375; and Colodny, op. cit., pages 24-6.

104 Hernández, op. cit., pages 284-5.

105 de Guzman, op. cit., pages 120-1.

106 Rojo, op. cit., page 247.

107 Jackson, op. cit., page 332.

Глава 8

1 Abel Paz: Crónica de la Columna de Hierro, Editorial Hacer, Barcelona, 1984, pages 33-4.

2 Lawrence Fernsworth: ‘With the Spanish Anarchists’, in Current History, July 1937, page 73.

3 Interview with José Sánchez, in Toulouse, August 5, 1960.

4 Cited in Paz, op. cit., page 35.

5 Cited in Paz, op. cit., page 36.

6 Terence M. Smyth: La CNT al Pais Valencia 1936/1937, Series La Unit at. Num. 33, Valencia, 1977, page 44.

7 Cited in Paz, op. cit., page 36.

8 Burnett Bolloten: The Spanish Revolution: The Left and theStruggle for Power During the Civil War, The University of North Carolina Press, Chapel Hill, 1979, pages 314-15.

9 Jesús Hernández: Negro y Rojo: Los Anarquistas en laRevolución Española, La España Contemporánea, Mexico, D.F., 1946, pages 230-2; and Dolores Ibarruri, Manuel Aícarate, Luis Balaguer, Antonio Cordon, Irene Falcon and José Sandoval: Guerra y Revolución en España 1936-1939, Editorial Progreso, Moscú, 1966, Volume I, page 173.

10 Paz, op. cit., page 37.

11 Ibid., page 45.

12 Fernsworth, op. cit., pages 73-4.

13 Paz, op. cit., pages 36-45.

14 Ibid., pages 51 and 58.

15 Ibid., pages 54-5.

16 Ibid., page 60.

17 Smyth, page 42.

18 Ibid., page 48.

19 Ibid., page 61.

20 Ibid., page 170.

21 Ibid., page 169.

22 Paz, op. cit., page 227; and Smyth, op. cit., page 64.

23 Cited by Paz, op. cit., page 227.

24 Julio Alvarez del Vayo: The Last Optimist, Viking Press, New York, 1950, page 282.

25 Paz, op. cit., pages 75-6.

26 Pierre Broue and Emile Temime: The Revolution and the Civil War in Spain, The MIT Press, Cambridge, 1970, page 227; and see also, Smyth, op. cit., page 52.

27 Paz, op. cit., page 76.

28 Smyth, op. cit., page 54.

29 Ibid., page 62.

30 Paz, op. cit., pages 92-6; see Hernandez, op. cit., page 243-6 for the Communist version of this incident.

31 Paz, op. cit., pages 185-6 and Smyth, op. cit., pages 63 and 67-8.

32 Smyth, op. cit., page 59.

33 Ibid., page 60.

34 Ibid., page 62.

35 César M. Lorenzo: Les anarchistes Espagnols et le Pouvoir 1863-1969, Editions du Seuil, Paris, 1969, page 199.

36 Ibid., page 200.

37 Bolloten, ibid., page 324.

38 Hugh Thomas: The Spanish Civil War, Harper & Row, New York, 1961, page 372.

39 Bolloten, ibid., pages 323-4.

40 Franz Borkenau: The Spanish Cockpit, University of Michigan Press, Ann Arbor, 1963, page 226.

41 Lorenzo, op. cit., page 200.

42 Hernandez, op. cit., page 403.

43 Juan Carcia Oliver: El Eco de los Pasos: El Anarcosindicalismo en la calle, en el Comité de Milicias, en el gobierno, en el exilio, Ruedo Ibérico, Paris and Barcelona, 1978, page 486.

44 Lorenzo, op. cit., page 200.

45 Bolloten, op. cit., page 324.

46 Garcia Oliver, op. cit., page 511.

47 Borkenau, op. cit., pages 225-6.

48 Lorenzo, op. cit., page 199.

49 Thomas, op. cit., page 373.

50 Francisco Largo Caballero: Correspondencia Secreta, No, Madrid, 1961, page 239.

51 Broué and Tcmime, op. cit., page ?????.

52 Bolloten, page 340.

53 Largo Caballero, op. cit., pages 315-6.

54 Broué and Temime, page 179.

55 Garcia Oliver, op. cit., pages 404-5.

56 Boletín de Información C.N.T., A.I.T., F.A.I., Barcelona, No. 346, August 26 1937, page 2.

57 Interview with Francisco Romero, in Toulouse, August 2 1960.

58 Borkenau, op. cit., pages 164-5.

59 José Peirats: La C.N.T. en la Revolución Española, Ediciones CNT, Toulouse, 1953, Volume III, pages 231-2.

60 Interview with Sr Ramirez, in Toulouse, August 7 1960.

61 Diego Abad de Santillán, Porqué Perdimos la Guerra, G. del Toro Editor, Madrid, 1975, page 137.

62 Lorenzo, op. cit., page 162.

63 Santillán, op. cit., page 137.

64 Ibid., pages 137-8.

65 Thomas op. cit., page 250.

66 Broué and Temime, op. cit., page 180.

67 Thomas, op. cit., page 251.

68 Lorenzo, op. cit., page 162.

69 Ibid., pages 166-71.

70 Thomas, op. cit., page 447 and Broué and Temime, page 397.

71 Lorenzo, op. cit., page 179-80.

72 Thomas, op. cit., pages 468-70.

73 La Guerra Civil en Asturias, Ediciones Juncar, Gijón, 1983, Volume I, page 48.

74 Santillán, op. cit., page 186.

75 La Guerra Civil en Asturias, op cit., Volume I, page 1 88.

76 Lorenzo, op. cit., page 174.

77 Ibid., page 177.

78 Cited by Burnett Bolloten: The Grand Camouflage: the Spanish Civil War and Revolution, 1936-39, Frederick A. Praeger, New York, 1968, page 253 (footnote No. 29).

79 La Guerra Civil en Asturias, op. cit., Volume II, page 158.

80 Acción Libertaria, Gijón, May-August 1986, page 2.

81 La Guerra Civil en Asturias, op. cit., Volume II, page 360.

82 Ibid., Volume II, page 365.

83 Ibid., Volume II, page 458.

84 The two volumes of La Guerra Civil en Asturias, op. cit., present extensive details on the War in the north.

85 Lorenzo, op. cit., pages 173-4.

86 Thomas, op. cit., page 480.

87 Santillán, op. cit., page 237.

88 Interview with José Pastor, in Limoges, August 14 1960.

89 Bajo la Bandera de la España Republicana: Recuerdan los voluntarios soviéticos participantes en la guerra nacional-revolucionaria en España, Editorial Progreso, Moscow, n.d., page 141. [Под знаменем Испанской республики. 1936–1939: Воспоминания советских добровольцев-участников национально-революционной войны в Испании. М.: Наука, 1965. С. 202–203.]

90 Santillán, op. cit., page 237.

91 Interview with José Pastor, Limoges, France, August 14 1960.

92 Bajo La Bandera etc., op. cit., page 141. [Под знаменем Испанской республики. С. 202.]

93 Santillán, op. cit., page 238.

94 Ibid., page 240.

95 See account of N. Kuznetsov in Bajo la Bandera etc., op. cit., pages 131-215. [Под знаменем Испанской республики. С. 191–274.]

96 Cited in Bolloten, The Spanish Revolution etc., op. cit., page 296.

Глава 9

1 Stanley C. Payne: The Spanish Revolution, W.W. Norton & Co., New York, 1970, page 317.

2 Ibid., page 320.

3 Interview with José González Malo, in New York City, July 12 1960.

4 Abel Paz: Durruti: El Proletariado en Armas, Editorial Bruguera S.A., Barcelona, 1978, pages 405-7.

5 Ibid., page 407.

6 Ibid., page 408.

7 General Vicente Rojo: Así Fué la Defensa de Madrid, Ediciones Era, S.A., Mexico, 1967, pages 98-9.

8 George Orwell: Homage to Catalonia, Harcourt, Brace Jovanovich Publishers, New York, 1980, pages 28-9.

9 Ibid., page 55.

10 Burnett Bolloten: The Spanish Revolution: The Left and the Struggle for Power During the Civil War, The University of North Carolina Press, Chapel Hill, 1979, pages 245-50.

11 Paz, op. cit., pages 407 and 409.

12 Ricardo Sanz: Los Qué Fuimos a Madrid: Columna Durruti 26 Division, Imprimerie Dulaurier, Toulouse, 1969, page 15.

13 Cipriano Mera: Guerra, Exilio y Cárcel de un Anarcosindicalista, Ruedo Ibérico, Paris, 1976, page 108.

14 Ramón Alvarez: Historia Negra de Una Crisis Libertaria, Editores Mexicanos, S.A., Madrid, 1983.

15 La Guerra Civil en Asturias, Ediciones Jucar, Gijón, 1938, Volume I, page 147.

16 Ibid., Volume I, page 157.

17 Ibid., Volume I, pages 159-60.

18 Acción Libertaria, Gijón, May-August 1986, page 3.

19 Dolores Ibarruri, Manuel Azcarate, Luis Balaguer, Antonio Cordón, Irene Falcon and José Sandoval: Guerra y Revolución en España 1936-1939, Editorial Progreso, Moscú, 1966, Volume II, page 24.

20 Mera, op. cit., pages 107-8.

21 Ibid., pages 108-9.

22 Rojo, op. cit., pages 116-17.

23 Tierra y Libertad, Barcelona, February 20, 1937, page 7.

24 Sanz, op. cit., page 126.

25 Eduardo de Guímán: Madrid, Rojo y Negro, Milicias Confederales, Ediciones Vertice, Caracas, 1972, page 141.

26 Juan García Oliver: El Eco de los Pasos: En Anarcosindicalismo en la calle, en el Comité de Milicias, en el gobierno, en el exilio, Ruedo Ibérico, Paris and Barcelona, 1978, pages 409-10.

27 César M. Lorenzo: Les Anarchistes Espagnols et le Pouvoir1863-1969, Editiions du Seuil, Paris, 1969, page 131.

28 García Oliver, op. cit., pages 220-1.

29 Ibid., page 222.

30 Ibid., pages 222-3.

31 Ibid., page 325.

32 Ibid., page 327.

33 Ibid., page 345.

34 Ibid., pages 372-3.

35 Ibid., pages 395-6.

36 Ibid., op. cit., pages 352. [Первым из названных лиц был майор госбезопасности А. М. Орлов, вторым, возможно, комдив К. А. Мерецков, служивший в Испании под псевдонимом Петрович. – Примеч. пер.]

37 Ibid., pages 376-7.

38 Cited in ibid., page 377 (footnote).

39 Ibid., page 326.

40 Ibid., page 328.

41 José Peirats: Los Anarquistas en la crisis política española, Ediciones Jucar, Madrid and Gijón, 1946, page 166.

42 Ibid., page 169.

43 Bolloten, op. cit., page 309.

43a Намёк на Советско-финскую войну 1939–1940 гг. – Примеч. пер.

44 Deigo Abad de Santillán: Porqué Perdimos la Guerra, G. del Toro Editor, Madrid, 1975, page 180.

45 Ibid., page 208.

46 Camilo Berneri: Entre la Revolución y las Trincheras, Paris, 1976, page 16.

47 Burnett Bolloten: The Grand Camouflage: The Spanish Civil War and Revolution, 1936-39, Frederick A. Praeger, New York, 1968, page 217.

48 Abel Paz: Crónica de la Columna de Hierro, Editorial Hacer, Barcelona, 1984, page 150.

49 Ibid., page 171.

50 Ibid., page 159.

51 Ibid., pages 161-5.

52 Ibid., page 192.

53 Jose Peirats: La C.N.T. en la Revolución Española, Ediciones CNT, Toulouse, 1952, Volume II, page 38.

54 Paz: Crónica de la Columna de Ferro, Editorial Hacer, Barcelona, 1984 Volume II, page 38.

55 Bolloten: The Spanish Revolution etc., op. cit., page 311.

56 Ibid., page 312.

57 Franz Borkenau: The Spanish Cockpit, University of Michigan Press, Ann Arbor, 1963, page 187.

58 Interview with Francisco Romero, in Toulouse, August 2 1960.

59 Borkcnau, op. cit., pages 174-5.

60 José Peirats: La C.N.T. en la Revolución Española, op, cit., Volume II, page 38.

61 de Guzman, op. cit., page 144.

62 Ibid., page 152. [Согласно другим источникам, колонна Аскасо составила основу 28-й дивизии, куда входили 125-я, 126-я и 127-я бригады. – Примеч. пер.]

63 Bolloten: The Spanish Revolution etc., pages 261-2.

64 Ibid., page 263; See also Bolloten: The Grand Camouflage etc.,op. cir., page 231, footnote No. 30; see Ibarruri et al., op. cit., for the Communist rationalization for the political commissars, page 298.

65 Letters from Spain by Joe Dallet, American Volunteer, to His Wife, Workers Library Publishers, New York City, 1938, page 42.

66 Garcia Oliver, op. cit., page 373.

67 Ibid., pages 373-4.

68 Ibid., pages 483-9.

69 Santillan, op. cit., pages 185-6.

70 Ibid., pages 191-2.

71 Mera, op. cit., page 193.

72 Palmiro Togliatti: Escritos sobre la guerra de España, Editorial Critica, Barcelona, 1980, page 301.

Глава 10

1 Dolores Ibarruri, Manuel Azcarate, Luis Balaguer, Antonio Cordón, Irene Falcon and José Sandoval: Guerra y Revolución en España 1936-1939, Editorial Progreso, Moscú, 1966, Volume I, pages 65-6.

2 Ibid., pages 177-8.

3 Stanley G. Payne: The Spanish Revolution, W.W. Norton & Co., New York, 1970, pages 204-5.

4 Roy Medvedev: Let History Judge: The Origins and Consequences of Stalinism, Columbia University Press, New York, 1989, pages 724-5. [Медведев Р. А. К суду истории: О Сталине и сталинизме. М.: Время, 2011. С. 515.]

5 Burnett Bolloten: The Spanish Revolution: The Left and the Struggle for Power During the Civil War, The University of North Carolina Press, Chapel Hill, 1979, page 260-1; see also Burnett Bolloten: The Grand Camouflage: The Spanish Civil War and Revolution 1936-39, Frederick A. Praeger, Nedw York, 1968, pages 227-8.

6 Bolloten: The Spanish Revolution etc., page 262, and Bolloten: The Grand Camouflage etc., op. cit., pages 230-1.

7 Franz Borkenau: The Spanish Cockpit, University oí Michigan Press, Ann Arbor, 1963, page 81.

8 Enrique Castro Delgado: Hombres Made in Moscú, Publicaciones Mañana, Mexico, 1960, pages 268-78.

9 Ibid., pages 277-9; See Ibrarruri et al., op. cit., pages 296-304 for Communist account of Fifth Regiment. Also, Ramón Sender: Counter-Attack in Spain, Houghton Mifflin Company, Boston, 1937, has an extensive description of the functioning of the Fifth Regiment in the early months of the war, and of his participation in it.

10 Gabriel Jackson: The Spanish Republic and the Civil War 1931-1939, Princeton University Press, Princeton, 1965, page 313.

11 Borkenau, op. cit., page 132.

12 Bolloten: The Grand Camouflage etc., op. cit., page 224.

13 Valentin Gonzalez and Julian Gorkin: El Campesino: Life and Death in Soviet Russia, G.P. Putnam’s Sons, New York, 1952, page 20.

14 Pierre Broué and Emile Temime: The Revolution and the Civil War in Spain, The MIT Press, Cambridge, 1970, page 233.

15 Bolloten: The Spanish Revolution etc., op. cit., page 260; see also Bolloten: The Grand Camouflage etc., op. cit., page 111.

16 Castro Delgado, op. cit., page 449.

17 Hugh Thomas: The Spanish Civil War, Harper & Row, New York, 1961, page 346.

18 Bolloten: The Grand Camouflage, op. cit., page 223, footnote No. 9.

19 Broué and Temime, op. cit., page ?????.

20 Bolloten: The Spanish Revolution etc., page 257.

21 Ibarruri et al., op. cit., pages 297-8.

22 La Guerra Civil en Asturias, Ediciones Jucar, Gijón, 1983, Volume 1, page 156.

23 Ibid., page 154.

24 Castro Delgado, op. cit., page 450.

25 José Peirats: Los Anarquistas en la crisis política española, Ediciones Jucar, Madrid and Gijón, 1976, page 210.

26 Bolloten: The Spanish Revolution etc., op. cit., page 265.

27 Interview with Robert Gladnick, in San Juan, Puerto Rico, July 12 1958.

28 Borkenau, op. cit., page 193.

29 Juan Garcia Oliver: El Eco de los Pasos: En Anarcosindicalismo en la calle, en el Comité de Milicias, en el gobierno, en el exilio, Ruedo Ibérico, Paris and Barcelona, 1978, page 478.

30 Peirats, op. cit., pages 326-7.

31 Interview with Ricardo Sanz, in Toulouse, August 6 1960.

32 José Peirats: La C.N.T. en la Revolución Española, Ediciones CNT, Toulouse, 1953, Volume III, pages 270-4.

33 Palmiro Togliatti: Escritos sobre la guerra de España, Editorial Critica, Barcelona, 1980, page 156.

34 Peirars: La C.N.T. en la Revolución Española, op. cit., Volume III, pages 228-9.

35 Ibid., page 231.

36 Ibid., page 232.

37 Ibid., page 234.

38 Peirats: Los Anarquistas etc., op. cit., page 324.

38a Намёк на «Сто тысяч сыновей святого Людовика» – французских интервентов, вторгшихся в Испанию в 1823 г., чтобы поддержать короля Фернандо VII и восстановить абсолютную монархию. – Примеч. пер.

39 Ibid., page 325.

Глава 11

1 For more extensive review of the situation in different parts of Spain see Gerald Brenan: The Spanish Labyrinth: An Account of the Social and Political Background of the Spanish Civil War, Cambridge University Press, Cambridge, 1982, pages 87-130.

2 Gaston Leval: Né Franco Né Stalin: La Collettivita Anarchiche Spagnola nella Lotta Contro Franco e la Reazione Staliniana, Instituto Editoriale Italiano, Milan, n.d., pages 17-26.

3 Walther Bernecker: Colectividades y Revolución Social: El Anarquismo en la Guerra Civil Española, 1936-1939, Editorial Crítica, Barcelona, 1982, pages 93-4; see also Leval, op. cit., pages 40-1.

4 Brenan, op. cit., page 174; see also Leval, op. cit., page 53. [Слова, выделенные курсивом, в оригинале написаны по-испански. – Примеч. пер.]

5 Brenan, page 188.

6 Ibid., page 194. [Слова, выделенные курсивом, в оригинале написаны по-испански. – Примеч. пер.]

7 Ibid., page 194.

8 Burnett Bolloten: The Spanish Revolution: The Left and the Struggle for Power During the Civil War, The University of North Carolina Press, Chapel Hill, 1979, page 68.

9 Juan Zafón Bayó: El Consejo Revolucionario de Aragón, Editorial Planeta, Barcelona, 1979, pages 12-16; see also José Peirats: La C.N.T. en la Revolución Española, Ediciiones CNT, Toulouse, 1955, Volume I, pages 123-4.

10 José Peirats: Los anarquistas en la crisis política española, Ediciones Jucar, Madrid and Gijón, 1976, page 137.

11 Richard A.H. Robinson: The Origins of Franco Spain: The Right, the Republic and the Revolution, 1931-1936, University of Pittsburgh Press, Pittsburgh, 1970, page 214.

12 Ibid., page 25.

13 Ibid., page 363, footnote No. 118.

14 Bernecker, op. cit., page 104, footnote No. 26.

15 Ibid., page 56.

16 Bolloten, op. cit., page 69.

17 Bernecker, op. cit., pages 142-3, footnote No. 104.

18 Boletín de Información C.N.T., A.I.T., T.A.I., Barcelona, No. 294, June 26 1937.

19 Ibid, No. 294, June 26 1937 and No. 295, June 28 1937; see also Peirats, La CNT en la Revolución Española etc., op. cit., Volume II, pages 297-304.

20 Bernecker, op. cit., page 130.

21 Ibid., page 133.

22 Boletín de Información C.N.T., A.I.T., F.A.I., Barcelona, No. 455, January 1 1938.

23 Ibid., No. 404, November 3 1937.

24 Brcnan, op. cit., page 243.

25 Interview with José Vergara, in Madrid, October 30 1951.

26 Bernecker, op. cit., page 103.

27 Brcnan, op. cit., page 245.

28 Interview with José Vergara, in Madrid, October 30 1951.

29 Bernecker, op. cit., page 104.

30 Leval, op. cit., page 59; see also Edward E. Malefakis: Agrarian Reform and Peasant Revolution in Spain: Origins of the Civil War, Yale University Press, New Haven, 1970, pages 1 86-285.

31 Dolores Ibarruri, Manuel Azcaratc, Luis Balaguer, Antonio Cordon, Irene Falcon and José Sandoval: Guerra y Revolución en España 1936-1939, Editorial Progreso, Moscú, 1966, Volume 1, page 24.

32 Brcnan, op. cit., pages 245-6.

33 See Malefakis, op. cit., pages 343-63.

34 For an account of the Casas Viejas incident see Jerome R. Mintz: The Anarchists of Casas Viejas, University of Chicago Press, Chicago, 1982.

35 Aurora Bosch Sánchez: Ugetistas y Libertarios: Guerra Civil y Revolución en el Patas Valenciano, 1936-1939, Institución Alfons el Magnanim, Diputado Provincial de Valencia, Valencia, 1983, page 62.

36 Peirats: Los Anarquistas etc., op. cit., page 154.

37 Bolloten: Thhe Spanish Revolution etc., op. cit., page 223; see also Ibarruri et al., op. cit., Volume II, pages 64-6 for text of Octobcr 7 decree; see also Bernecker, op. cit., page 146.

38 Bosch Sánchez, op. cit., page 1 36.

39 Bernecker, op. cit., page 146.

40 Both cited in Bolloten, The Spanish Revolution etc., op. cit., page 223.

41 José Duque: 'La Situación de Aragón al Comienzo de la Guerra', n.d. (manuscript).

42 Bolloten, op. cit., pages 223-4; see also José Peirats: Los Anarquistas etc., page 154.

43 Bosch Sánchez, op. cit., page 1 36.

44 Leval, op. cit., page 303.

45 Bosch Sánchez, op. cit., page 137.

46 Ibid., pages 167-8.

47 Bernecker, op. cit., page 145.

48 Bolloten: The Spanish Revolution, op. cit., pages 229-30. [Цитата дополнена по изданию, на которое ссылается автор. – Примеч. пер.]

49 Ibid., page 225.

50 Ibid., page 228.

51 Ibid., page 71.

52 Leval, op. cit., page 318.

53 Bernecker, op. cit., page 109-10.

54 Ibid., pages 110-11.

55 Malefakis, op. cit., page 386.

56 Letter to author from Ramón Alvarez, August 6 1989; see also Ronald Fraser: Blood of Spain: The Experience of Civil War, 1936-1939, Penguin Books Ltd, London, 1979, page 243.

57 Letter to author from Ramón Alvarez, January 1 1990.

58 Bolloten, op. cit., page 78.

59 Peirats: Los Anarquistas, etc., op. cit., pages 150-1.

60 Ilya Ehrcnburg: Corresponsal en la Guerra Civil Española, Ediciones Jucar, Madrid and Gijón, 1979, page 57.

61 Leval, op. cit., page 236.

62 Ibid., pages 313-14.

63 Peirats: Los Anarquistas, op. cit., pages 149-50.

64 Leval, op. cit., page 240.

Глава 12

1 Interview with Gaston Leal, in Neuilly, France, July 23 1960.

2 Colectivizaciones: La Obra Constructiva de la Revolución Española, C.N.T. de España en el Exilio, Toulouse, 1973, pages 132-3.

3 Walther Bernecker: Colectividades y Revolución Social: El Anarquismo en la Guerra Civil Española, 1936-1939, Editorial Crítica, Barcelona, 1982, pages 152-4.

4 Ibid., page 155.

5 Ibid., page 155-7; see also Josep Maria Bricall: Política Economics de la Generalitat (1936-1939): El Sistema Financer, Edicions 62, Barcelona, 1979, pages 145-7.

6 Jose Peirats: La C.N.T. en la Revolución Española, Ediciones CNT, Toulouse, 1952 Volume 2, pages 47-8.

7 Ibid., pages 45-6.

8 Bricall, op. cit., page 148.

9 Carlos Scmprún-Maura: Revolución y Contrarrevolución en Cataluña (1936-1937) Tusquets Editor, Barcelona, 1978, page 138.

10 Bernecker, op. cit., pages 160-1.

11 Ibid., pages 159-60.

12 Ibid., page 165.

13 Solidaridad Obrera, Barcelona, November 4 1937.

14 Gabriele Ranzato: Lucha de Clases y Lucha Política en la Guerra Civil Española, Editorial Anagrama, Barcelona, 1977, pages 37-8; see also Memoria: Congreso Regional de Campesinos de Cataluña, Septiembre 1936, Artes Graficas C.N.T., Barcelona, September 1936.

15 Peirats, op. cit., Volume II, pages 45-50.

16 Boletín de Información C.N.T., A.I.T., F.A.L, Barcelona, No. 335, August 13 1937, page 1.

17 Ibid., No. 463, January 11 1938, page 2.

18 Ibid., page 3.

19 Gaston Leval: Colectividades Libertarias en España, Editorial Proyección, Buenos Aires, 1974, Volume 2, page 145.

20 Bernecker, op. cit., page 108.

21 Interview with José Roige in Barcelona, August 20 1960; and with Ginés Alonso, in Toulouse, August 8 1960; see also Boletín de Información C.N.T., A.I.T., F.A.L, Barcelona, No. 414, November 15 1937, as well as Leval: Colectividades Libertarias, op. cit., Vol. II, pages 102-3 and Leval: Né Franca Né Stalin: La Collectiva Anarchiche Spagnole nella Lotta Contra Franco e la Reazione Staliniana, Instituto Editoriale Italiano, Milan, n.d. and Peirats: Los Anarquistas en la crisis política española, Ediciones Jucar, Madrid and Gijón, 1976, pages 141-2.

22 Peirats: La C.N.T. en la Revolución Española etc., op. cit. Volume I, pages 290-1. [Название Вилабой носил в 1937–1939 гг. Сан-Бой-де-Льобрегат. – Примеч. пер.]

23 Ibid. Volume I, page 292; also interviews with Fidel Miró in Mexico, August 22 1963, August 25 1963, and in Barcelona, July 12 1984. [Название Пла-де-Кабра носила до 1954 г. Пла-де-Санта-Мария. – Примеч. пер.]

24 Boletín de Información C.N.T., A.I.T., F.A.I., Barcelona, No. 443, December 18 1937, page 4.

25 Boletín de Información C.N.T., A.I.T., F.A.I., Barcelona, No. 406, November 5 1937, page 2.

26 Boletín de Información C.N.T., A.I.T., F.A.I., Barcelona, No. 442, December 17 1937, page 4.

27 Interview with Rafael Sarda, in Barcelona, July 11 1984.

Глава 13

1 Gerald Brenan: The Spanish Labyrinth: An Account of the Social and Political Background of the Spanish Civil War, Cambridge University Press, Cambridge, 1982, pages 98-9.

2 José Peirats: La C.N.T. en la Revolución Española, Ediciones CNT, Toulouse, 1955, Volume 1, page 303.

3 Augustin Souchy Bauer: Entre los Campesinos de Aragón: El comunismo libertario en las comarcas liberadas, Tunquets Editor, Barcelona, 1977, page 13.

4 Franz Borkenau: The Spanish Cockpit, University of Michigan Press, Ann Arbor, 1963, pages 97-8.

5 Ibid., pages 102-3.

6 Frank Mintz: L'Autogestión dans l'Espagne révolutionnaire, Bel i baste, Paris, 1970, page 66.

7 Ibid., page 69.

8 Félix Carrasquer: Las Colectividades de Aragón: Un Vivir Autogestionado Promesa de Futuro, Editorial Laia, Barcelona, 1986, pages 27-8.

9 Burnett Bolloten: The Spanish Revolution: The Left and the Struggle for Power During the Civil War, The University of North Carolina Press, Chapel Hill, 1979, page 79.

10 Frank Jellinek: The Civil War in Spain, Howard Fertig, New York, 1969, pages 442-3.

11 Abel Paz: Durruti: El Proletariado en Armas, Editorial Bruguera, S.A. Barcelona, 1978, page 411.

12 Ibid., page 412.

13 Comarcal de Valderrobres (Teruel): Sus Luchas Sociales y Revolucionarias, Ediciones Cultura y Acción, Toulouse, 1971.

14 Realizaciones Revolucionarias y Estructuras Colectivistas de la Comarcal de Monzón (Huesca) Con Notas Sobre la Represión Comunista, Ediciones Cultura y Acción, Esplugues de Llobregat, 1977, pages 140-1.

15 Ibid, page 82; also see Carrcsqucr, op. cit., pages 29-31.

16 Souchy Bauer, op. cit., pages 113-22 and Realizaciones etc., op. cit., pages 58-67.

17 Interview with Gaston Leval, in Neuilly, France, July 23 I960.

18 Gaston Leval: Né franco Né Stalin: La Collettivita Anarchiche Spagnola nella Lotta Contro Franco e la Reazione Staliniana, Instituto Editoriale Italiano, Milan, n.d. page 188.

19 Souchy Bauer, op. cit., pages 13-14.

20 José Peirats: La C.N.T. en la Revolución Española, Ediciones CNT, Toulouse, 1955, Volume I, page 303.

21 Walther Bernecker: Colectivgidades y Revolución Social: El Anarquismo en la Guerra Civil Española, 1936-1939, Editorial Critica, Barcelona, 1982 plage 108.

22 Pierre Broué and Emile Temime: The Revolution and the Civil War in Spain, The MIT Press, Cambridge, 1970, page 159.

23 Interview with Manuel Salas in Barcelona, July 16, 1984; see also Leval: Né Franco Né Stalin etc., op. cit., page 190.

24 Carrasquer, op. cit., page 57.

25 Interview with Bernabé Esteban, in Paris, September 8 1960.

26 'Actas del Primer Congreso Extraordinario de Colectividades Celebrado en Caspe el 14 y 15 de Febrero de 1937', Confederación Regional del Trabajo de Aragón, Rioja y Navarra, CNT- AIT; see also Peirats: La C.N.T. en la Revolución Española, op. cit., Volume I, pages 316-19, and Carrasquer, op. cit., pages 63-4.

27 Carrasquer, op. cit., page 69.

28 'Carta de Racionamiento Familiar', de Federación Regional de Colectividades du Aragón.

29 Boletín de Información C.N.T., A.I.T., F.A.I., Barcelona, No. 366, September 18 1937; see also Peirats, op. cit., Volume II, pages 369-70.

30 Juan Zafón Bayó: El Consejo Revolucionario de Aragón, Editorial Planeta, Barcelona, 1979, pages 78-80.

31 Leval, op. cit., page 189.

32 Realizaciones Revolucionarias etc., op. cit., pages 33–4.

33 Ibid., page 36.

34 Ibid., page 35.

35 Ibid., pages 37-8.

36 Ibid., pages 34 and 36.

37 Ibid., pages 27-8; also sec Leval, op. cit., page 241.

38 Comarcal de Valderrobres (Teruel) etc., op. cit., page 15.

39 Ibid., pages 161-2.

40 Souchy Bauer, op. cit., pages 51-2.

41 Ibid., pages 70-1.

42 Ibid., pages 77-8.

43 For instance, sec Leval, op. cit., pages 188-9.

44 José Duque: 'La Situación de Aragón al Comienzo de la Guerra', n.d., page 3.

45 Souchy Bauer, op. cit., page 14.

46 Jellinek, op. cit., page 444.

47 Souchy Bauer, op. cit., pages 82-3.

48 Peirats, op. cit., Volume I, page 308.

49 Souchy Bauer, op. cit., page 121.

50 Zafón, op. cit., page 65-7.

51 Ibid., page 88.

52 Souchy Bauer, page 77.

53 Comarcal de Valdarrobres, op. cit., page 127.

54 Souchy Bauer, op. cit., page 51.

55 'Actas del Primer Congreso Extraordinario etc.', op. cit.; see also Peirats, op. cit., Volume I, page 319.

56 Interview with Félex Carrasquer, in Paris, July 22 1960.

57 Souchy Bauer, op. cit., page 43.

58 Realizaciones Revolucionarias etc., op. cit., pages 104–11. [Изложение дополнено по изданию, на которое ссылается автор. – Примеч. пер.]

59 Zafón, op. cit., page 88.

60 Peirats, op. cit., Volume I, page 314.

61 Souchy Bauer, op. cit., page 36.

62 Realizaciones Revolucionarias etc., page 131.

63 Zafón, op. cit., page 94; see also Leval, op. cit., pages 239-40.

64 Souchy Bauer, op. cit., page 68.

65 Souchy Bauer, op. cit., page 16; see also Leval, op. cit., page 189.

66 Souchy Bauer, op. cit., page 17.

67 Ibid., pages 63-4.

68 Comarcal de Valderrobres etc., op. cit., page 163.

69 Interview with Felix Carrasquer, in Barcelona, July 31 1984.

70 'La Colectivización del Campo en Aragón', in Acción Social, Mexico, June 1938, page 38.

71 Leval, op. cit., page 244; see also Sam Dolgoff (editor): The Anarchist Collectives: Workers Self-Management in the Spanish Revolution 1936-1939, Free Life Editions, New York, 1974.

72 'La Colectivización del Campo en Aragón', op. cit., page 38.

73 Leval, op. cit., page 244; see also Dolgoff, op. cit., page 135.

74 Leval, op. cit., page 247; see also Dolgoff, op. cit., page 136.

75 'La colectivización del Campo en Aragón', op. cit., page 38.

76 Ibid., page 41.

77 Leval, op. cit., page 248; see also Dolgoff, op. cit., page 137.

78 'La Colectivización del Campo en Aragón', op. cit., page 42.

79 Ibid., page 41.

80 Ibid., page 42.

81 Ibid., page 39.

82 Souchy Baauer, op. cit., pages 46-7.

83 Interview with Miguel Celma, Toulouse, August 2 1960; see also Peirats, op. cit., Volume I, pages 313-14, Leval, op. cit., pages 278-86 and Leval: Colectividades Libertarias en España, Editorial Proyección, Buenos Aires, 1974, Volume II, pages 125-35.

84 Interview with Vicente Casella, in Toulouse, September 5 1960.

85 Leval: Colectividades Libertarias, etc., op. cit., Volume II, pages 176-7.

86 Ibid., page 314-15.

87 Ibid., pages 315-16.

88 Cited in Peirats, op. cit., Volume II, page 365.

89 Bolloten, op. cit., page 233.

90 Ibid., pages 233-4.

91 Cited by Ibid., page 235.

92 Comarcal de Valdarrobres, op. cit., page 75.

93 Ibid., page 93.

94 Ibid., pages 105-6.

95 Interview with Miguel Cclma, in Toulouse, August 2 1960.

96 Interview with José Sese, in Limogres, France, August 13 1960.

97 Leval: Né Franco Né Stalin etc., op. cit., pages 276-7.

98 Broué and Temime, op. cit., page 159.

Глава 14

1 Gaston Leval: Né Franco Né Stalin: La Collettivita Anarchiche Spagnole nella Lotta Contro Franco e la Reazione Staliniana, Instituto Editoriale Italiano, Milan, n.d., page 143; see also Las Colectividades Campesinas 1936-1939, Tusquets Editor, Barcelona, 1977, page 227.

2 Aurora Bosch Sanchez: Ugetistas y libertarios: Guerra civil y Revolución en el País Valenciano, 1936-1939, Institucio 'Alfons el Magnanim', Valencia, 1983, page 211.

3 Ibid., page 48.

4 Ibid., page 45.

5 Aurora Bosch: Colectivistas (1936-1939), Almudin, Valencia, 1980, page xvii.

6 Cited by ibid., page xxxii.

7 Jesús Hernandez: Negro y Rojo: Los Anarquistas en la Revolución Española, La España Contemporánea, Mexico, D.F., 1946, page 224.

8 Terence M. Smyth: La CNT al País Valencia 1936/1937, Series La Unitat, Num. 33, Valencia, 1977, pages 21-2.

9 Ibid., page 23.

10 Ibid., page 167.

11 Bosch Sanchez, op. cit., page 228.

12 Ibid., pages 222-3.

13 Ibid., page 238.

14 Ibid., pages 46-7; see also Smyth, op. cit., pages 109-23.

15 Bosch Sánchez, op. cit., page 96.

16 Cited in ibid., page 282; see also Leval, op. cit., page 144.

17 Bosch Sánchez, op. cit., page 283.

18 Bosch, op. cit., page vii.

19 Ibid., page ix.

20 Smyth, op. cit., page 152-3.

21 Bosch, op. cit., pages ix-x.

22 Ibid., page vii.

23 Bosch Sánchez, page 365.

24 Ibid., pages 365-6.

25 Interview with Emilio Vivas, in Toulouse, August 3 1960.

26 CNT, Toulouse, July 16 1950, page 3.

27 Interview with Rafael Esteban, in Paris, September 9 1960.

28 Cited in Bosch Sánchez, op. cit., page 238.

29 Leval, op. cit., page 145.

30 Bosch Sánchez, op. cit., page 240.

31 Ibid., pages 145-9; see also Boletín de Información C.N.T., A.I.T., F.A.I., Barcelona, No. 426, November 29 1937.

32 Smyth, op. cit., page 225.

33 Interview with Bernabé Esteban, in Limoges, France, August 13 1960.

34 Interview with Rafael Esteban, in Paris, September 9 1960.

35 Interview with Bernabé Esteban, in Paris, September 8 1960.

36 Leval, op. cit., page 146; Las Colectividades Campesinas 1936–1939, Tuquets Editor, Barcelona, 1977, page 229.

37 Interview with Rafael Esteban, in Paris, September 9 1960.

38 Interview with Wilebaldo Solano, in Fontenay-sous-Bois, July 19 1960.

39 Walther Bernecker: Colectvidades y Revolución Social: El Anarquismo en la Guerra Civil Española, 1936-1939, Editorial Critica, Barcelona, 1982, page 190.

40 Boletín de Información C.N.T., A.I.T., F.A.I., No. 426, November 29 1937.

41 'Estatutos de la Colectividad del Pueblo de Alcorisa'.

42 Franz Borkenau: The Spanish Cockpit, University of Michigan Press, Ann Arbor, 1963, page 119.

43 Bosch Sanchez, op. cit., page 158.

44 Bernecker, op. cit., page 263.

45 Interview with Sr Sánchez, in Limoges, France, August 13 1960.

46 Leval, op. cit., page 154.

47 Ibid., page 155.

48 Las Colectividades etc., op. cit., page 231.

49 Bosch Sánchez, op. cit., page 289.

50 Ibid., page 292.

51 Interview with Bernabé Esteban, in Paris, September 8 1960.

52 Las Colectividades etc., op. cit., pages 231-2.

53 Interview with Rafael Esteban, in Paris, September 9 1960.

54 Diario Confederal, Valencia, December 20 1937, and interview with Rafael Esteban, in Paris, September 9 1960.

55 Interview with Rafael Esteban, in Paris, September 9 1960.

56 Cited by Bosch Sanchez, op. cit., page 280.

57 Interview with Rafael Esteban, in Paris, September 9 1960.

58 Solidaridad Obrera Barcelona, January 28 1938.

59 Interview with Rafael Esteban, in Paris, September 9 1960.

60 Fragua Social, Valencia, March 6 1938.

61 Ibid., November 23 1937.

62 Interview with Rafael Esteban, in Paris, September 9 1960.

63 Leval, op. cit., pages 148-9 and La Colectividades etc., op. cit., pages 230-1.

64 Las Colectividades etc., op. cit., pages 233-4; see also Fragua Social, Valencia, March 6 1938.

65 Interview with Rafael Esteban, in Paris, September 9 1960.

66 Bosch Sánchez, op. cit., page 140; and Smyth, op cit., page 175.

67 Interview with Rafael Esteban, in Paris, September 9 1960.

68 Smyth, op. cit., page 172.

69 Bosch Sánchez, op. cit., page 140-1.

70 Ibid., page 118.

71 Bosch, op. cit., page xiii.

72 Borkenau, op. cit., page 199.

73 Bosch, op. cit., page xii.

74 Ibid., pages xiii-xiv.

75 Ibid., pages xv-xvi; see also Smyth, page 177.

76 Bosch, op. cit., page xv.

76a 1 кинталь ≈ 46 кг.

77 Frank Mintz: L'Autogestión dans l'Espagne révolutionnaire, Belibaste, Paris, 1970, pages 92-3.

78 Ibid., page 93.

79 Ibid., page 92; also Bernecker, op. cit., page 125.

80 Interview with Rafael Esteban, in Paris, September 9 1960.

81 Bosch, op. cit., pages xii-xiii.

82 Ibid, page xv; see also Smyth, pages 192 and 199-201.

83 Hernández, op. cit. pages 364-74.

84 Bosch, op. cit., page xv.

85 Bosch Sánchez, op. cit., page 144, footnote No. 59.

86 Smyth, op. cit., page 194.

87 Ibid., page 193.

88 Bosch, op. cit., page xvi.

89 Bosch Sánchez, op. cit., page 144.

90 Mintz, op. cit., page 94.

91 Bosch Sánchez, op. cit., page 145.

92 Interview with Gaston Leval, in Neuilly, France, July 23 1960.

93 Bernecker, op. cit., page 125.

94 Bosch Sánchez, op. cit., page 145.

95 Smyth, op. cit., page 102.

96 Mintz, op. cit., page 95.

97 Ibid., page 95; see also Smyth, pages 192, 130.

98 Smyth, op. cit., page 124.

99 Ibid., page 130.

100 Bosch Sánchez, op. cit., page 108.

101 Interview with Bernabé Esteban, in Paris, September 8 1960.

102 Bosch Sánchez, op. cit., pages 224-5.

103 Smyth, page 166.

104 Smyth, pages 30-2.

105 Ibid., pages 158-9.

106 Ibid., page 153.

107 See Bosch Sánchez, op. cit., page 47.

108 Ibid., page 33 1.

109 Quoted by Mintz, op. cit., page 128; see also Smyth, page 146.

110 Bosch Sánchez, op. cit., pages 93-4.

111 Ibid., pages 115-16.

112 Bosch, op. cit., page x.

113 Burnett Bollotcn: The Spanish Revolution: The Left and the Struggle for Power During the Civil War, the University of North Carolina Press, Chapel Hill, 1979, page 93.

114 Spanish Revolution, New York, August 20 1937, page 3.

115 Bosch Sánchez, op. cit., page 117.

116 Ibid., page 333.

117 Ibid., page 117; see also Bernecker, op. cit., pages 141-3.

118 Bosch Sánchez, op. cit., page 134.

119 Gaston Leval: Colectividades Libertarias en España, Editorial Proyección, Buenos Aires, 1974, Volume 2, pages 170-1.

120 Bosch Sánchez, op. cit., pages 134–5.

121 Ibid., pages 136-7.

122 Ibid., page 137.

123 Ibid., pages 138-9.

124 Ibid., page 313.

125 Interview with Gaston Leval, in Neuilly, France, July 23 1960.

126 Bosch Sánchez, op. cit., pages 315-25.

127 Bosch Sánchez, op. cit., page 110.

128 Ibid., page 169.

129 Hugh Thomas: The Spanish Civil War, Harper & Row, New York, 1961, page 541.

130 Bosch Sánchez, op. cit., pages 191-2.

131 Ibid., page 192.

132 Ibid., pages 198-9.

133 Mintz, op. cit., page 99.

134 Bosch Sánchez, op. cit., page 378.

135 Ibid., page 379.

Глава 15

1 Franz Borkenau: The Spanish Cockpit, University of Michigan Press, Ann Arbor, 1963, page 152.

2 Gaston Leval: Né Franco Né Stalin: Le Collettii/ita Anarchiche Spagnole nella Lotta Contro Franco e la Reazione Staliniana, Instituto Editoriale Italiano, Milan, n.d., page 290; also see Las Colectividades Campesinas 19.36-19.39, Tusquets Editor, Barcelona, 1977, page 280.

3 Gerald Brenan: The Spanish Labyrinth: An Account of the Social and Political Background of the Spanish Civil War, Cambridge University Press, Cambridge, 1982, page 157.

4 Walthcr Bernecker: Colectividades y Revolución Social: El Anarquismo en la Guerra Civil Española, 1936-1939, Editorial Critica, Barcelona, 1982, pages 105-6.

5 Borkenau, op. cit., page 141.

6 Las Colectividades Campesinas 1936-1939, Tusquets Editor, Barcelona, 1977, page 219; see also Leval, op. cit., pages 288-9.

7 Interview with Gaston Leval, in Neuilly, France, July 23 1960.

8 Juan de Cuenca: 'Episodios de la Revolución Española: Cuenca', in CNT, Toulouse, December 17 1950.

9 Juan Caba Guijarro: 1936-1939: El Colectivismo en Membrilla (C. Real), Angama Industrias Gráficas, Ciudad Real, 1981.

10 Leval, op. cit., page 290; see also Las Colectividades Campesinas 1936-1939, page 280.

11 Bernecker, op. cit., pages 109-10.

12 Tierra y Libertad, Barcelona, July 1937.

13 CNT, Toulouse, October 22 1961.

14 Las Colectividades Campesinas 1936-1939, op. cit., pages 281-2; see also Leval, op. cit., page 192.

15 Las Colectividades Campesinas 1936-1939, op. cit., page 2923; see also Leval, op. cit., page 292.

16 Leval, op. cit., page 293; see also Las Colectividades Campesinas 1936-1939, op. cit., page 283.

17 Las Colectividades Campesinas 1936-1939, op. cit., page 283.

18 Bernecker, op. cit., page 128.

19 Ibid., pages 127-8.

20 Las Colectividades Campesinas 1936-1939, op. cit., page 286; see also Leval, op. cit., page 296.

21 Bernecker, op. cit., page 128.

22 Las Colectividades Campesinas 1936-1939, op. cit., page 284-5.

23 Ibid., page 284; see also Leval, op. cit., pages 288-294.

24 Leval, op. cit., pages 294-5; see also Colectividades Campesinas etc., op. cit., page 285-6.

25 Interview with Fulgencio Sañudo, in Madrid, August 29 1960.

26 Colectividades Campesinas etc., op. cit., page 280; see also Leval, op. cit.,. page 380; see also Leval, op. cit., pages 290-1.

27 CNT, Toulouse, December 17 1950.

28 Gaston Leval, Augustin Souchy, B. Can Ruiz: La Obre Constructiva de la Revolución Española, Editorial Ideas, Mexico, 1982, pages 115-16.

29 CNT, Toulouse, December 17 1980.

30 Boletín de Información C.N.T., A.I.T., F.A.I., Barcelona, No. 441, December 16 1937.

31 Caba Guijarro, op. cit., and F. Crespo: 'Castilla en la Lucha Libertaria', CNT, Toulouse, October 22 1961.

32 Boletín de Información CN.T., A.I.T., F.A.I., Barcelona, No. 437, December 11, 1937.

33 Colectividades Campesinas etc., op. cit., 304-13; see also Leval, op. cit., pages 297-9.

34 Interview with Liberto Sarrau, in Paris, July 21 1960.

35 Tierra y Libertad, Barcelona, December 11 1937.

36 Cited in Burnett Bolloten: The Grand Camouflage: The Spanish Civil War and Revolution, 1936-1939, Frederick A. Praeger, New York, 1968, page 195; see also Burnett Bolloten: The Spanish Revolution: The Left and the Struggle for Power During the Civil War, The University of North Carolina Press, Chapel Hill, 1979, pages 228-9.

37 Cesar Lorenzo: Les Anarchists Espagnols et le Pouvoir 1863–1969, Editions Seiul, Paris, 1969, page 310.

38 Bolloten: The Grand Camouflage, etc., op. cit., page 196.

39 Bernecker, op. cit., page 108.

40 Ibid., page 110.

41 Boletín de Información C.N.T., A.I.T., F.A.I., Barcelona, No. 377, October 2 1937.

42 Borkenau, op. cit., page 203.

43 Ibid., pages 166-7.

44 Ibid., page 167.

45 Boletín de Información C.N.T., A.I.T., F.A.I., Barcelona, No. 280, June 10 1937.

46 Luciano Suero Sánchez: Memorias de un Campesino Andaluz en la Revolución Española, Quemada Ediciones, Madrid, 1982, page 110.

47 Ibid., page 111.

48 Interview with Francisco Olaya, in Toulouse, August 1 1960.

49 Ronald Fraser: Blood of Spain: The Experience of Civil War, 1936-1939, Penguin Books Ltd, London, 1979, page 371, footnote No. 1.

50 Antonio Rosado: Tierra y Libertad: Memorias de un Campesino Anarcosindicalista, Andaluz, Editorial Critica, Barcelona, 1979, pages 137-43.

51 Bernecker, op. cit., page 108.

52 Boletín de Información C.N.T., A.I.T., F.A.I., Barcelona, No. 336, August 14 1937.

53 Rosado, op. cit., page 197.

54 Ibid., pages 198-200.

55 See general discussion of the FRCA, in Rosado, op. cit., pages 149-205.

56 Ibid., pages 151-2.

57 Hugh Thomas: The Spanish Civil War, Harper & Row, New York, 1961, page 103.

58 Ibid., page 97.

59 Bernecker, op. cit., page 110.

Глава 16

1 Interview with Benito Eguren, in Bilboa, November 21 1951.

2 Víctor Alba: 'El Obrero "Colectivizado",' n.d., page 79.

3 Letter to the author from Enrique Marco Nadal, leader of CNT railroad workers in Valencia during Civil War, August 15 1989.

4 Alba, op. cit., page 84.

5 Letter to the author from Enrique Marco Nadal, leader of CNT railroad workers in Valencia during Civil War, August 15 1989.

6 Alba, op. cit., page 83.

7 Interview with F. Freixas Barberi, in Barcelona, November 22 1951.

8 Alba, op. cit., page 58-9.

9 Ibid, pages 52-3 and page 57.

10 Alba, op. cit., pages 63-5; see also Ronald Fraser: Blood of Spain: The Experience of Civil War, 1936-1939, Penguin Books Ltd, London, 1979, pages 138-9.

11 The Spanish Revolution, Barcelona, October 21 1936, page 5.

12 Alba, op. cit., page 86.

13 César M. Lorenzo: Les Anarchistes Espagnols et le Pouvoir 1863–1969, Editions du Seuil, Pans, 1969, page 120, footnote No. 31.

14 Interview with Rodolfo Llopis, in Toulouse, August 3 1960.

15 Interview with Luis Portela in Barcelona, August 21 1960.

16 Gaston Leval: Colectividades Libertarias en España, Editoriral Proyección, Buenos Aires, 1974, Volume II, page 163.

17 Burnett Bolloten: The Spanish Revolution: The Left and the Struggle for Power During the Civil War, the University of North Carolina Press, Chapel Hill, 1979, pages 62–4.

18 Alba, op. cit., pages 226-7.

19 John Langdon-Davies: Behind the Spanish Barricades, Martin Seeker & Warburg Ltd, London, 1937, pages 149-50.

20 Interview with Valerio Mas, in Paris, September 8 1960.

21 José Peirats: Los Anarquistas en la crisis política española, Ediciones Jucar, Madrid and Gijón, 1976, page 122.

22 Alba, op. cit., pages 108-9.

23 Ibid., page 110.

24 Interview with Cipriano Damiano, in Barcelona, September 3 1960.

25 Leval, op. cit., page 179.

26 Ibid., pages 179-80.

27 Josip Maria Bricall: Política Económica de la Generalitat (1936-1939): El Sistema Financer, Edicions 62, Barcelona, 1979, pages 91-2.

28 Diego Abad de Santillán: La Revolución y La Guerra en España - Notas Preliminares para su Historia, Ediciones Nervio, Buenos Aires, 1937, page 65.

29 Ibid., page 62.

30 M. Cardona Rossell: Aspectos Económicos de Neustra Revolución: Conferencia Pronunciada en el Cine Coliseum de Barcelona el Día 31 de Enero de 1937, CNT/FAI Oficinas de Propaganda, n.d., 1937, page 9.

31 Fraser, op. cit., page 376.

32 Cardona Rossell, op. cit., page 3.

33 Confederación Regional del Trabajo: Estructuración de los Sindicatos de Industria, Barcelona, 1937.

34 Alba, op. cit., page 172.

35 Leval, op. cit., page 14.

36 Cardona Rossell, op. cit., pages 12-13.

37 Ronald Fraser, Blood of Spain: The Experience of Civil War, 1936-1939, Penguin Books Ltd, London, 1979, page 209.

38 Alba, op. cit., pages 117-18.

39 Fraser, op. cit., pages 218-19.

40 Leval, op. cit., page 15.

41 Brincall, op. cit., page 189.

42 Fraser, op. cit., page 221.

43 Bricall, op. cit., page 119.

44 Ibid., page 121.

45 Ibid., page 122.

46 See ibid., pages 125-35 for a discussion of this.

47 Bolloten, op. cit., page 213.

48 Cardona Rossell, op. cit., page 12.

49 La Vanguardia, Barcelona, July 25 1936, page 2.

50 Fraser, op. cit., pages 180-1.

51 Alba, op. cit., page 188.

52 Ibid., page 201.

53 Ibid., page 149; see also Bricall, op. cit., page 201.

54 Bricall, op. cit., page 186.

55 Cardona Rossell, op. cit., page 14-15.

56 Dolores Ibarruri: Unión de Todos los Españoles: Texto del informe pronunciado en el Pleno del Comité Central del Partido Comunista de España, celebrado en Madrid el día 23 de Mayo de 1938, Editorial Unidad, Montevideo, 1938, pages 25-6.

57 Frank Jellinek: The Civil War in Spain, Howard Fertig, New York, 1969, page 469.

58 Informaciones de España, Barcelona, No. 14, 2nd year, pages 9-10.

59 Alba, op. cit., pages 155, and pages 166-73.

60 Leval, op. cit., page 180.

61 CÉNIT-CNT, Toulouse, February 1961, page 47.

62 Alba, op. cit., page 125.

63 Ibid., page 230.

64 Interview with Gerónimo García, in Toulouse, August 8 1960.

65 Interview with José Marín Salto, in Barcelona, November 24 1951.

66 Interview with Alfonzo Rodriguez Lafont, in Barcelona, November 22 1951.

67 Interview with José Casado Mas, in Barcelona, September 3 1960.

68 Interview with Ramón Rubio Navarrete, in Barcelona, November 25 1951.

69 Interview with Ayet Raventos, in Barcelona, August 20 1960.

70 Cited in El Rebelde, Toulouse, November 1965 page 2.

Глава 17

1 César M. Lorenzo: Les Anarchistes Espagnols et le Pouvoir 1863-1969, Editions due Seuil, Paris, 1969, pages 118-19.

2 Ibid., pages 119-20.

3 Ibid., page 120.

4 José Peirats: La C.N.T. en la Revolución Española, Ediciones CNT, Toulouse, 1955, Volume I, page 169.

5 Colectivizaciones: La Obra Constructiva de la Revolución Española, C.N.T. de España en el Exilio, Toulouse, 1973, page 14.

6 Ibid., pages 16-17.

7 La Vanguardia, Barcelona, July 26 1936.

8 Interview with José Juan Domenech, in Toulouse, August 4 1960.

9 Interview with Valerio Mas, in Paris, September 8 1960.

10 Interview with José Juan Domenech, in Toulouse, August 4 1960.

11 Colectivizaciones etc., op. cit., page 24.

12 Ibid., page 27; see Ronald Fraser: Blood of Spain: The Experience of the Civil War, 1936-1939, Penguin Books Ltd, London, 1979, pages 143-5 for José Domenech's description of his taking over the Catalan supply system.

13 Josep Maria Bricall: Política Económica de la Generalitat (1936-1939): El Financer, Edicions 62, Barcelona, 1979, page 150.

14 'Food Problem Solved by Industrial Union', in Spanish Revolution, New York, January 8 1937, page 2.

15 Bricall, op. cit., page 137.

16 Ibid., pages 141-2.

17 Diego Abad de Santillan: Por Qué Perdimos la Guerra, G. del Toro Editor, Madrid, 1975, page 109.

18 Bricall, op. cit., pages 262-3.

19 La Vanguardia, Barcelona, August 16, 1936.

20 Peirats, op. cit., Volume I, page 200.

21 Camilo Berneri: Entre la Revolución y las Trincheras, Paris, 1976, page 17.

22 Albert Pérez Baró: 'Rccupcrcm la Nostra Historia Social Recent', in Cuadernos de Historia Económica da Catalunya, October 1980, page 231; see also: Albert Pérez Baró: Trenta Meses de Collectivisme a Catalunya, Cincuenta anys despres, Barcelona, 1986, page 264.

23 Andrés Capdevila: 'Orientaciones para el Futuro - Las Lecciones de la Política', n.d. (manuscript).

24 Interview with Andrés Capdevila, in Perpignan, France, September 4 1960.

25 Bricall, op. cit., page 189.

26 Ibid., page 181, footnote No. 53.

27 Frank Mintz: L'Autogestión dans I'Espagne revolutionnaire, Bclibastc, Paris, 1970, page 126.

28 Gaston Leval: Colectividades Libertarias en España, Editorial Proyección, Buenos Aires, 1974, Volume 2, page 17.

29 Interview with Jose Peirats, in Toulouse, August 1 1960.

30 Peirats, op. cit., Volume II, page 366.

31 Capdevila, op. cit.

32 Albert Pérez Baró: 30 Meses de Colectivismo en Catalunya, Editorial Aircl Barcelona, 1974, page 69.

33 Pérez Baró: Trenta Meses de Collectivisme a Catalunya, etc., page 264.

34 Pérez Baró: 30 Meses de Colectivismo en Catalunya, op. cit., pages 193-200 has the text of the collectivization decree; see also Fraser, op. cit., pages 210-11.

35 Ibid., page 69.

36 Víctor Alba: El Marxime a Catalunya 1919-1939, Volume II: Historia del P.O.U.M., Editorial Portic, Barcelona, 1974, pages 63 and 79.

37 Pérez Baró: 30 Meses de Colectivismo en Catalunya, op. cit., page 128.

38 Pérez Baró article, op. cit., page 145.

39 Ibid., page 147.

40 Ibid., page 149.

41 Ibid., page 167.

42 Interview with Albert Pérez Baró, in Barcelona, July 20 1984.

43 Pérez Baró: 30 Meses de Colectivismo a Catalunya, op. cit., page 100.

44 Ibid., pages 92-3.

45 Ibid., page 119.

46 Ibid., page 119.

47 Bricall, op. cit., page 115.

48 Pérez Baró: 30 Meses de Colectividades a Catalunya, op. cit., page 121.

49 Bricall, op. cit., page 221.

50 Ibid., page 221, footnote No. 7.

51 Ibid., pages 224-5.

52 Ibid., page 222.

53 The Spanish News Bulletin, Barcelona, February 25 1937, page 4.

54 Interview with Andrés Capdevila, in Paris, September 4 1960.

55 Interview with Valerio Mas, in Paris, September 8 1960.

56 J. Esperanza: '1935-1939: Experiencias', in CNT Toulouse. August 19 1949, pages 1 and 3.

57 Interview with Valerio Mas, in Paris, September 8 1960.

58 Pérez Baró article, op. cit., page 136.

59 Capdevila, op. cit.; see also interview with Capdevila, in Perpignan, September 4 1960.

60 Pérez Baró 30 Meses de Colelctivismo a Catalunya, pages 145–7.

61 Pérez Baró article, op. cit., page 136.

62 For an extensive discussion of Catalan money and banking, see Bricall, op. cit.

63 Pérez Baró article, op. cit., page 133.

64 Ibid., page 136; see also Pérez Baró: Trenta Meses de Collecti- visme a Catalunya, op. cit., page 264.

65 Andres Capdevila: 'Orientaciones Para el Futuro-Lac Lecciones'.

66 Gaston Leval: Né Franco Né Stalin: Le Collettività Anarchiche Spagnole nella Lotta contro Franco e la Reazione Staliniana, Instituo Editoriale Italiano Milan, n.d., page 83.

67 Ibid., pages 87-8.

68 Diego Abad de Santillan: La Revolución y La Guerra en España - Notas Preliminares para su Historia, Ediciones Nervio, Buenos Aires, 1937, page 66.

Глава 18

1 David T. Cattell: Communism and the Spanish Civil War, Russell & Russell, New York, 1965, page 109.

2 Ibid., page 89.

3 Dolores Ibarruri, Manuel Azcarate, Luis Balagder, Antonio Cordon, Irene Falcon and José Sandoval: Guerra y Revolución en España 1936-39, Editorial Progreso, Moscú, 1966, Volume II, page 33.

4 Cited in José Peirats: La C.N.T. en la Revolución Espaóla, Ediciones CNT, Toulouse, Madrid , 1952, Volume II, page 133.

5 Interview with Gabriel Sesma, in Toulouse, August 19 1960.

6 De Companys a Indalecio Prieto: Documentación Sobre las Industrias de Guerra en Cataluña, Ediciones del Servicio de Propaganda España, Buenos Aires, August 1939, page 12.

7 Josep Maria BricaII: Política Económica de la Generalidad (1936-1939): El Sistema Einancer, Edicions 62, Barcelona, 1979, page 286.

8 interview with Gabriel Sesma, in Toulouse, August 15 1960.

9 Interview with Haime Nualart, in Barcelona, August 23 1960.

10 Interview with Juan Segal, in Limoges, France, August 14 1960.

11 Interview with Emilia Lodding, in Franklin Park, N.J., July 4 1960.

12 Gaston Leval: Colectividades Libertarias en España, Editorial Proyección, Buenos Aires, 1974, Volume 2, page 15.

13 Ronald Eraser: Blood of Spain: The Experience of Civil War, 1936-1939, Penguin Books Ltd, London, 1979, page 226.

14 José Peirats: La C.N.T. en la Revolución Española, Ediciones CNT, Toulouse, 1952, Volume H, page 131.

15 Ibid, page 133.

16 Ibid, page 135.

17 Diego Abad de Santillán: Por Qué Perdimos la Guerra, C. del Toro Editor, Madrid, 1975, page 147.

18 Walther Bernecker: Colectividades y Revolución Social: El Anarquismo en la Guerra Civil Española, 1936–1939, Editorial Crítica, Barcelona, 1982, page 369.

19 Bricall, op. cit., pages 289-90.

20 De Companys a Indalecio Prieto etc., op. cit., page 11.

20a В некоторых источниках – де ла Бераса. – Примеч. пер.

21 Interviews with Juan Manuel Molina in Paris, July 24 1960 and Barcelona, July 18, 1984.

22 De Companys a Indalecio Prieto etc., op. cit., pages 24-5.

23 Ibid, pages 45-51.

24 Ibid, pages 16-17.

25 Ibid, page 10.

26 Frank Jellinek: The Civil War in Spain, Howard Ferrig, New York, 1969, page 468.

27 De Companys a Indalecio Prieto etc., op. cit., pages 33–4.

28 Ibid, pages 28-9.

29 Juan Andrade: La Revolución Española Día a Día, Editorial Nueva Era, Barcelona, 1979, page 301.

30 Ilya Ehrenhurg: Corresponsal en la Guerra Civil Española, Ediciones Jucar, Madrid/Gijón, 1979, page 41.

31 Ibid, page 64. [Эренбург И. Г. Испанские репортажи. 1931–1939. М.: АПН, 1986. С. 136. В квадратные скобки взят текст, отсутствующий в русскоязычном издании. – Примеч. пер.]

32 Steve Nelson: The Volunteers: A Personal Narrative of the Fight Against Fascism in Spain, Masses and Mainstream, New York, 1953, page 131.

33 De Companys a Indalecio Prieto etc., op. cit., page 44.

34 Bernecker, op. cit., page 369.

35 Bricall, op. cit., page 322.

36 Interviews with Lorenzo Iñigo, in Madrid, August 29, 1960, and Francisco Calvillo Pineda, in Valencia, July 24 1984.

37 Boletín de Información C.N.T., A.I.T., F.A.I., Barcelona, No. 438, December 13 1937, page 2.

38 Interview with Gregorio Iñigo, in Madrid, August 25 1960.

39 Interviews with Lorenzo Iñigo, in Madrid, August 30 I960 and Francisco Gavillo Pineda, in Valencia, July 24 1984.

40 Fraser, op. cit., pages 296-7.

41 Interview with Lorenzo Iñigo, in Madrid, August 30 1960.

42 Interviews with Lorenzo Iñigo, in Madrid, August 30 1960, and Francisco Calvillo Pineda, in Valencia, July 24 1984; see also Fraser, op. cit., pages 296-7.

43 Interview with Roque Santamaría, in Toulouse, August 5 1960.

44 Stanley G. Payne: The Spanish Revolution, W. W. Norton & Co. New York, 1970, page 344.

45 Boletín de Información C.N.T., A.I.T., F.A.I., Barcelona, No. 361, September 13 1937.

46 Letter to author from Enrique Marco Nadal, August 15 1989.

47 Letter to author from Ramón Alvarez, January 14 1990.

48 Santillán, op. cit., page 150.

49 Peirats, op. cit., Volume II, page 134.

50 Ibid, page 135.

51 De Companys a Indalecio Prieto etc., op. cit., page 27.

52 Boletín de Información C.N.T., A.I.T., F.A.I., No. 405, November 4 1937.

53 Peirats, op. cit., Volume II, page 129.

54 Informaciones de España, Barcelona, No. 14, 2nd year, pages 7-8.

55 Indalecio Prieto: Convulsiones de España: Pequeños Detalles de Grandes Sucesos, Volume II, Ediciones Oasis, S.A., Mexico, 1968, page 37.

56 Bernecker, op. cit., pages 370-1.

57 Companys a Indalecio Prieto etc., op. cit., page 76.

58 Ibid, pages 77-8.

59 Ibid, pages 79-80.

60 Ibid, pages 80-2.

61 Ibid, page 85.

62 Ibid, page 88.

63 Ibid, page 90.

64 Boletín de Información C.N.T., A.I.T., F.A.I., Barcelona, No. 405, November 4 1937, page 4.

65 Peirats, op. cit., Volume III, pages 138-9; sec also Pierre Broué and Emile Temime: The Revolution and the Civil War in Spain, The MIT Press, Cambridge, 1970, page 497.

66 Peirats, op. cit., Volume III, page 188.

67 Ibid, page 188.

68 Interview with Lorenzo Iñigo, in Madrid, August 29 1960.

69 Peirats, op. it., Volume II, page 148.

70 Ibid, pages 188-9.

71 Ibid, page 190.

72 Santillán, op. cit., page 149.

73 Dolores Ibarruri: Unión de Todos los Españoles: Texto del Informe pronunciado en el Pleno del Comité Central del Partido Comunista de España, celebrado en Madrid el día 23 de Mayo de 1938, Editorial Unidad, Montevideo, 1938, page 51.

74 Companys a Indalecio Prieto etc., op. cit., page 29.

75 Boletín de Información C.N.T., A.I.T., F.A.I., Barcelona, No. 436, December 10 1937.

76 Peirats, op. cit., Volume III, page 199.

77 Ibid, page 201.

78 Companys a Indalecio Prieto etc., op. cit., pages 40-1.

79 Peirats, op. cit., Volume III, page 196-7. [Перевод уточнён по англоязычному изданию: Peirats J. The CNT in the Spanish Revolution. Hastings: Christie Books, 2001–2006. Vol. 3. P. 122–123. URL: http://libcom.org/history/cnt-spanish-revolution-josé-peirats. – Примеч. пер.]

80 Ibid, pages 201-2.

Глава 19

1 Interview with Francisco Diezhandino, in Toulouse, August 7 1960.

2 Interview with Enrique Marco Nadal, in Valencia, July 25 1984.

3 José Peirats: La C.N.T. en la Revolución Española, Ediciones CNT, Toulouse, 1952, Volume II, pages 66-8.

4 Fernando de los Ríos: 'The Labor Movement in Spain', in International Postwar Problems, New York, June 1944.

5 Colectivizaciones: La Obra Constructiva de la Revolución Española, CNT de España en el Exilio, Toulouse, 1973, pages 50-1.

6 Gaston Leval: Colectividades Libertarias en España, Editorial Proyección, Buenos Aires, 1974, Volume II, page 50; and Gaston Lcval: Né Franco Né Stalin: Le Collettivita Anarchiche Spagnole nella Lotta Control Franco e la Reazione Staliniana, Instituto Editoriale Italiano, Milan, n.d., pages 98-9.

7 Colectivizaciones: La Obra Constructiva etc., op. cit., pages 48-9.

8 Leval: Colectividades Libertarias en España, op. cit., pages 512.

9 Ibid, pages 56-7.

10 Ibid, page 51.

11 Ibid, pages 57-8.

12 Ronald Fraser: Blood of Spain: The Experience of Civil War, 1936-1939, Penguin Books Ltd, London, 1979, page 453.

13 See Conselleria de Serveis Publics: Primer Butletti Extraordinary Maig 1937, Barcelona, 1937.

14 Josep Maria Bricall: Politica Economica de la Generalitat (1936-1939): El Sistema Financer, Edicions 62, Barcelona, 1979, page 134.

15 Interview with Juan Vazquez, in Toulouse, August 1 1960.

16 CNT, Toulouse, February 22 1947, page 3.

17 Interview with Enrique Marco Nadal, in Valencia, July 25 1984.

18 La Guerra Civil en Asturias, Ediciones Jucar, Jijón, 1986, Volume II, pages 423–4.

19 Gaston Leval: Colectividades Libertarias en España, Editorial Proyección, Buenos Aires, 1974, Volume II, page 37.

20 Solidaridad Obrera, Barcelona, March 3 1938.

21 Leval, op. cit., page 39.

22 Leval, op. cit., page 39.

23 Ibid, pages 40-1.

24 Solidaridad Obrera, Barcelona, March 11 1938.

25 Solidaridad Obrera, Barcelona, March 3 1938.

26 Leval, op. cit., page 42.

27 Le Libertaire, Paris, December 30 1937.

28 Walther Bernecker: Colectividades y Revolución Social: El Anarquismo en la Guerra Civil Española, 1936-1939, Editorial Crítica, Barcelona, 1982, pages 360-2.

29 J. Carconi: 'Sindicato del Transporte y Comunicaciones (Sección Autobuses) de Barcelona, forma en que fue incautada la Compañia General de Autobuses S.A. de Barcelona: desarrollo y vida de lo que represento la incautación en la Guerra'.

30 Franz Borkenau: The Spanish Cockpit, University of Michigan Press, Ann Arbor, 1963, page 91.

31 Barconi, op. cit. ????.

32 Interview with Geronimo Garcia, in Toulouse, August 8 1960.

33 Boletín de Información C.N.T., A.I.T., F.A.I., Barcelona, No. 336, August 14 1937; No. 337, August 16 1937.

34 Boletín de Información C.N.T., A.I.T., F.A.I., Barcelona, No. 315, July 21 1937.

35 Interview with Casimiro Laredo in Toulouse, August 1 1960

36 José Peirats: La C.N.T. en la Revolución Española, Ediciones CNT, Toulouse, 1952, Volume II, pages 63-5.

37 Boletín de Información C.N.T., A.I.T., F.A.I., Barcelona, No. 297, June 30 1937.

38 Castilla Libre, Madrid, November 24 1937.

39 Sam Dolgoff (editor): The Anarchist Collectives: Workers Self-Management in the Spanish Revolution 1936-1939, Free Life Editions, New York, 1974, pages 90-1.

40 Colectivizaciones: La Obra Constructiva de la Revolución Española, op. cit., pages 53-4.

41 Dolgoff, op. cit., page 91.

42 Colectivizaciones: La Obra Constructiva de la Revolución Española, op. cit., pages 55-8.

43 Conscllcria de Servéis Publics: Primer Butletti Extraordinari, Maig 1937, Barcelona, 1937, pages 19-20.

44 Boletín de Información C.N.T., A.I.T., F.A.I., Barcelona, No. 261, May 19 1937.

45 Boletín de Información C.N.T., A.I.T., F.A.I., No. 410, November 10 1937 and No. 412, November 12 1937.

46 Juan Andrade: La Revolución Española Día a Día, Editorial Nueva Era, Barcelona, 1979, page 300.

47 Bricall, op. cit., Volume I, pages 226-7.

48 Lcval, op. cit., pages 31-6 and Gaston Lcval, Agustin Souchy, B. Cano Ruiz: La Obra Constructiva de la Revolución Española, Editorial Ideas, Mexico, 1982, pages 133-7.

49 Adolfo Bueso: Recuerdos de un Genetistas, Editorial Ariel, Barcelona, 1978, Volume II, page 224.

50 Interview with Antonio Moreno Toledo, in Paris, July 20 1960.

51 Lcval, op. cit., pages 31-6, and Lcval, Souchy and Cano Ruiz, op. cit., pages 133-7.

52 Burnett Bolloten: The Spanish Revolution: The Left and the Struggle for Power During the Civil War, The University of North Carolina Press, Chapel Hill, 1979, page 61.

53 Boletín de Información C.N.T., A.I.T., F.A.I., Barcelona, No. 320, July 27 1937 and No. 352, September 2 1937.

54 Interview with Sr Estrucher, Paris, July 231960.

55 Peirats, op. cit., Volume II, pages 51-2.

Глава 20

1 Walther Bernecker: Colectividades y Revolución Social: El Anarquismo en la Guerra Civil Española, 1936-1939, Editorial Crítica, Barcelona, 1982, page 347.

2 Eduardo Comin Colomer: Historia del Anarquismo Español 1836-1948, Editorial R.A.D.A.R.S.I., Madrid, n.d. (1949), page 5.

3 Bernecker, op. cit., page 348.

4 Ibid, pages 348-9; see also Jose Costa Font and Ramón Martínez Gonzalez: 'La Autogestión Practicada por la C.N.T.: Una Experiencia en la Industria Textile (1936-1939)', pages 23-4.

5 Bernecker, op. cit., page 348.

6 Ibid, page 349.

7 Colectivizaciones: La Obra Constructive de la Revolución Española, C.N.T. de España en el Exilio, Toulouse, 1973, page 64.

8 Ibid, pages 65-6.

9 Bcrnecker, op. cit., 356.

10 Colectivizaciones etc., page 83.

11 Bernecker, op. cit., page 353.

12 Ibid, pages 355-7.

13 Ibid, page 353.

14 Ibid, page 357.

15 Víctor Alba: 'L.os Colectivizadores Recuerdan…' 1978, page 41.

16 Ibid , page 40.

17 Interview with Gaston Leval, in Neuilly, France, July 23 1960; see also interview with Jose Costa Font, in Barcelona, July 15 1984.

18 Juan Andrade: La Revolución Española Día a Día, Editorial Nueva Era, Barcelona, 1979, pages 298-9.

19 Andrés Capdevila: 'Hilaturas Fabra y Coats: Colectivization y Comentario', n.d.; see also Ronald Fraser: Blood of Spain: The Experience of Civil War, 1936-1939, Penguin Books Ltd, London, 1979, pages 213-16.

20 Alba, op. cit., page 42.

21 Ibid, page 35.

22 Ibid, page 36.

23 Ibid, page 37.

24 Ibid, page 36.

25 Ibid, page 38.

26 Ibid, page 39.

27 Ibid, page 37.

28 Ibid, page 42.

29 Ibid, page 39.

30 Ibid, page 40.

31 Ibid, page 36.

32 Ibid, page 41.

33 Ibid, page 36.

34 Ibid, pages 41-2.

35 Ibid, page 42.

36 Ibid, page 41; see also Fraser, op. cit., pages 217-20.

37 Solidaridad Obrera, Barcelona, February 13 1938.

38 Interview with José Costa Font, in Barcelona, July 15 1984.

39 Jose Costa Font and Ramón Martínez González: 'La Autogestión Practicada por If C.N.T.: Una experiencia en la Industria Textile (1936-1939)', pages 32-3.

40 Interview with José Costa Font, in Barcelona, July 15 1984.

41 Costa Font and Martínez González, op. cit., pages 18-19 (footnote).

42 Ibid, pages 18-19.

43 Ibid, page 26.

44 Ibid, pages 26-7.

45 Ibid, pages 41-2; details of this proposed 'concentration' of the Badalona textile industry were presented in Boletín de Información C.N.T., A.I.T., F.A.I., Barcelona, Nos. 250 and 251, May 5 and 6 1937.

46 Costa Font and Martinez Gonzalez, op. cit., pages 22-3.

47 Ibid, page 27.

48 Ibid, page 21.

49 Ibid, pages 31-2.

50 Ibid, pages 39–40.

51 Ibid, page 44.

52 Interview with Jose Costa Font, ????.

53 Costa Font and Martínez González, page 27.

54 Ibid, page 29.

55 Ibid, page 27.

56 Ibid, pages 30-1.

57 Ibid, page 30.

58 Ibid, page 52.

59 Ibid, pages 28-30.

60 Ibid, page 43.

61 Ibid, page 27.

62 Ibid, page 20.

63 Ibid, pages 27-8.

64 Ibid, page 44.

65 Ibid, page 40.

66 Ibid, pages 38-9.

67 Interview with Jose Costa Font, in Barcelona, July 15 1984.

68 Costa Font and Martinez González, op. cit., appendices 3–4.

69 Ibid, pase 39; see also Fraser, op. cit., pages 228-31.

70 Interview with Antonio Alorda in Limoges, France, August 13 1960; see also Boletín de Información C.N.T., A.I.T., F.A.I., Barcelona, No. 355, September 6 1937.

71 Letter to the author from Enrique Marco Nadal, August 15 1989.

72 Interview with Francisco Pedra, in Barcelona, July 10 1984.

73 Interview with Guies Alonso, in Toulouse, August 8 1960.

74 Interview with Jaime Casellas, in Paris, July 24 1960.

75 Sam Dolgoff (editor): The Anarchist Collectives: Workers Self-Management in the Spanish Revolution 1936-1939, Free Life Editions, New York, 1974, pages 105-6.

76 Boletín de Información C.N.T., A.I.T., F.A.I., Barcelona, No. 432, December 6 1937.

77 Boletín de Información C.N.T., A.I.T., F.A.I., Barcelona, No. 453, December 30 1937.

78 Costa Font and Martinez González, op. cit., Appendix VII, pages IX and X.

79 Colectivizaciones etc., op. cit., pages 68-79.

80 Costa Font and Martínez González, op. cit., Appendix VII, page IX.

81 Alba, op. cit., pages 220-30, and Costa Font and Martinez González, page 230.

82 Alba, op. cit., page 230.

Глава 21

1 José Costa Font and Ramón Martínez González: 'La Autogestión Practicada por la C.N.T.: Una Experiencia en la Industria Textile (1936-1939)', page 64.

2 See José Peirats: La C.N.T. en la Revolución Española, Ediciones CNT, Toulouse, 1955, Volume I, pages 348-50; Gaston Leval: Colectividades Libertarias en España, Editorizal Proyección, Buenos Aries, 1974, Volume 2, pages 15-17; Ilustración Ibérica, Barcelona, February 1938; and Roland Fraser: Blood of Spain: The Experience of Civil War, 1936-1939, Penguin Books Ltd, London, 1979, pages 221-3 and 231-2.

3 Leval, op. cit., page l7.

4 Interview with Juan Pintado, in Toulouse, August 1 1960.

5 Interview with Ginés Alonso, in Toulouse, August 8 1960.

6 Boletín de Información C.N.T., A.I.T., F.A.I., Barcelona, No. 391, Octombcr 19 1937.

7 Reproduced in CENIT, Toulouse, July 1961, page 3411.

8 Lazarillo de Tormes: España Cuña de la Libertad: La Revolución Española y sus Conflictos, Ediciones Ebro, Valencia, n.d. (1937), page 69.

9 Ibid, page 69.

10 Boletín de Información C.N.T., A.I.T., F.A.I., Barcelona, No. 385,June 16 1937.

11 Víctor Alba: 'Los Colectivizadores Recuerdan .1978, pages 25-9.

12 Colectivizaciones: La Obra Constructiva de la Revolución Española, C.N.T. de España en el Exilio, Toulouse, 1973, pages 101-3.

13 Interview with Sr Martínez Perera, in Toulouse, August 3 1960.

14 Boletín de Información C.N.T., A.I.T., F.A.I., Barcelona, No. 423, November 25 1937.

15 Interview with Ginés Alonso, in Toulouse, August 3 1960.

16 Letter from Enrique Marco Nadal, August 15 1989.

17 Leval, op. cit., pages 147–49; Boletín de Información C.N.T., A.I.T., F.A.I., Barcelona, November 18 1937.

18 Alba, op. cit., pages 81-97.

19 Interview with Francisco Pcdra, in Barcelona, July 10 1984.

20 Boletín de Información C.N.T., A.I.T., F.A.I., Barcelona, No. 474, January 24 1938; see also Fraser, op. cit., pages 140-1.

21 Boletín de Información C.N.T., A.I.T., F.A.I., Barcelona, No. 354, September 4 1937.

22 Boletín de Información C.N.T., A.I.T., F.A.I., Barcelona, No. 433, December 7 1937.

23 Interview with Lola Iturbe (Molina), in Paris, July 24 I960.

24 Leval, op. cit., pages 149-50.

25 Ibid, page 89-92.

26 Boletín de Información C.N.T., A.I.T., F.A.I., Barcelona, No. 59, September 10 1937.

27 Letter from Enrique Marco Nadal, August 15 1989.

28 J. Esperanza: 'La Socialización del Ramo de Curtidos en Barcelona', CNT, Toulouse, July 17 1949, page 3.

29 Boletín de Información C.N.T., A.I.T., F.A.I., Barcelona, No. 424, November 26 1937; Lcval, op. cit., pages 146-7; and Le Libertaire, Paris, December 23 1947.

30 Boletín de Información C.N.T., A.I.T., F.A.I., Barcelona, No. 348, August 28 1937.

31 Boletín de Información C.N.T., A.I.T., F.A.I., Barcelona, No. 350, August 31 1937.

32 Boletín de Información C.N.T., A.I.T., F.A.I., Barcelona, No. 351, September 1 1937.

33 Boletín de Información C.N.T., A.I.T., F.A.I., Barcelona, No. 357, September 8 1937.

34 Solidaridad Obrera, Barcelona, February 15 1938; Leval, op. cit., pages 154–5.

35 Interview with Antonio Fontanillas, in Barcelona, July 17 1984.

36 Colectivizaciones: La Obra Constructiva de la Revolución Española, op. cit., pages 126-31.

37 Frank Jellinek: The Civil War in Spain, Howard Fertig, New York, 1969, page 456.

38 Interview with Vicente Soler, in Perpignan, France, September 4 1960.

39 Interview with G. Camarasa Garcia, in Barcelona, September 2 1960.

40 In Sam Dolgoff (editor): The Anarchist Collectives: Workers Self-Management in the Spanish Revolution 1936-1939, Free Life Editions, New York, 1974, pages 102-6.

41 Fraser, ap. cit., page 272.

42 Acción Libertaria, Gijón, May-August 1986, page 4.

43 Letter to author from Ramón Alvarez, August 6 1989.

44 Acción Libertaria, Gijón, May-August 1986, page 4.

45 Acción Libertaria, Gijón, May-August 1986, page 8.

46 Letter to author from Ramón Alvarez, August 6 1989.

47 Dolores Ibarruri, Manuel Azcarate, Luis Balaguer, Antonio Cordón, Irene Falcon and José Sandoval: Guerra y Revolución en España 1936-1939, Editorial Progreso, Moscú, 1966, Volume II, pages 89-90.

48 José Peirats: Los Anarquistas en la crisis polítea española, Ediciones Jucar, Madrid and Gijón, 1976, page 122.

49 Ibid, pages 121-2.

Глава 22

1 Gerald Brenan: The Spanish Labyrinth: An Account of the Social and Political Background of the Spanish Civil War, Cambridge University Press, Cambridge, 1982, page 165.

2 Gaston Leval: Né Franco Né Stalin: Le Collettivita Anarchiche Spagnola nella Lotta Control Franco e la Reazione Staliniana, Instituto Editoriale Italiano, Milan, n.d., page 53.

3 Ibid, page 140.

4 Ibid, page 53.

5 Interview with Gabriel Pradel, in Toulouse, August 4 1960.

6 Interview with Germinal Esgleas, in Toulouse, August 2 I960.

7 Interview with Fidel Miró, in Mexico City, August 25 1963.

8 Interview with Javier Elbaille, in Limoges, France, August 14 1960.

9 Interview with Salvador Gurrucharri, in London, September 13 1960.

10 Interview with Gabriel Sesma, in Limoges, France, August 14 1960.

11 Boletín de Información C.N.T., A.I.T., F.A.I., Barcelona, No. 341, August 20 1937.

12 Diego Abad de Santillán: La Revolución y La Guerra en España - Notas Preliminares para su Historia, Ediciones Nervio, Buenos Aires, 1937, page 124.

13 Interview with Miguel Cabra, in Barcelona, September 2 1960.

14 Interview with Ginés Alonso in Toulouse, August 8 1960; and CENIT, Toulouse, July 1961, page 3413.

15 David Porter (editor): Vision on Fire: Emma Goldman on the Spanish Revolution, Commonground Press, New Paltz, NY, 1983, page 73.

16 Interview with Miguel Cabra, in Barcelona, September 8 1960.

17 Santillán, op, cit., page 67.

18 Interview with Miguel Cabra, in Barcelona, Septcrmbcr 8 1960.

19 Leval, op. cit., page 140.

20 Interview with Miguel Cabra, in Barcelona, September 2 1960.

21 Interview with Felix Carrasquer, in Barcelona, July 31 1984.

22 Interview with Miguel Cabra, in Barcelona, September 2 1960.

23 Interview with Félix Carrasquer, in Barcelona, July 31 1984.

24 Interview with Sr Llop, in Paris, July 21 1960.

25 Interview with Juan Pintado, in Toulouse, August 1 1960.

26 Víctor Alba: 'Los Colectivizadores Recuerdan…', 1978, pages 54–8; interview with Felix Carrasquer in Paris, July 22 1960; 'Una Escuda y Un Ejemplo', in CNT, Toulouse, November 26 1948, page 3.

27 Boletín de Información C.N.T., A.I.T., F.A.I., Barcelona, No. 371, September 24 1937.

28 Juan Garcia Oliver: El F.co de los Pasos: El Anarcosindicalismo en la calle, en el Comité de Milicias, en el gobierno, en el exilio, Ruedo Ibérico, Paris and Barcelona, 1978, pages 2247.

29 José Peirats: Breve Storia del Sindacalismo Libertario Spagnolo, Edizioni RL, Genova, 1962, page 139.

30 Gaston Leval: Colectividades Libertarias en España, Editorial Proyección, Buenos Aires, 1974, Volume II, page 64.

31 Ibid., pages 64-5.

32 Boletín de Información C.N.T., A.I.T., F.A.I., Barcelona, No. 382, October 8 1937.

33 Leval: Colectividades Libertarias etc., op. cit., page 65.

34 Ibid., page 68.

35 Leval: Né Franco Né Stalin, etc., op. cit., page 123.

36 Lcval: Colectividades Libertarias etc., op. cit., pages 76-80.

37 Ibid., page 66.

38 Alba, op. cii., pages 51-5; see also Ronald Fraser: Blood of Spain: The Experience of Civil War, 1936-1939, Penguin Books Ltd, London, 1979, page 138.

39 Leval: Colectividades Libertarias etc., op. cit., pages 69-73.

40 Le Libertaire, Paris, December 12 1937, and Boletín de Información C.N.T., A.I.T., F.A.I., Barcelona, No. 442, December 17 1937.

41 Leval: Colectividades Libertarias en España, op. cit., page 81.

42 Ibid., page 76.

43 Boletín de Información C.N.T., A.I.T., F.A.I., Barcelona, No. 410, November 10 1937.

44 Boletín de Información C.N.T., A.I.T., F.A.I., Barcelona, No. 349, August 30 1937.

45 Porter, op. cit., pages 75–6.

Глава 23

1 José Peirats: La C.N.T. en la Revolución Española, Ediciones CNT, Toulouse, 1953, Volume III, page 10.

2 Ibid., page 11.

3 Ibid., page 12.

4 Ibid., page 11; Confederación Nacional del Trabajo: Acuerdos del Pleno Económico Nacional Ampliado, Barcelona, n.d. (1938) (hereafter referred to as Acuerdos del Pleno Económico Nacional Ampliado), page 4.

5 Acuerdos del Pleno Económico Nacional Ampliado, op. cit., page 47-8.

6 Ibid, page 49.

7 Ibid, page 48.

8 Letter of Agustín Edwards to President Arturo Alessandri, October 20 1937.

9 Acuerdos del Pleno Económico Nacional Ampliado, op. cit., page 28; and Peirats, op. cit. Volume III, page 24.

10 Acuerdos del Pleno Económico Nacional Ampliado, op. cit., page 23.

11 Ibid, pages 24-6.

12 Letter from Enrique Marco Nadal to author, September 25 1989.

13 Acuerdos del Pleno Económico Nacional Ampliado, op. cit., page 4; Peirats, op. cit., Volume III, page 11.

14 Acuerdos del Pleno Económico Nacional Ampliado, op. cit., pages 8-9; Peirats, op. cit., Volume III, pages 12-13.

15 Letter from Enrique Marco Nadal to author, September 25 1989.

16 Acuerdos del Pleno Económico Nacional Ampliado, op. cit., page 9.

17 Acuerdos del Pleno Económico Nacional Ampliado, op. cit., pages 9-13; Peirats, op. cit., Volume III, pages 14-16.

18 Acuerdos del Pleno Económico Nacional Ampliado, op. cit., page 41.

19 Ibid, pages 42-6; Peirats, op. cit., Volume III, pages 33-5.

20 Letter from Enrique Marco Nadal to author, September 25 1989.

21 Acuerdos del Pleno Económico Nacional Ampliado, op. cit., page 4; Peirats, Volume III, page 11.

22 César M. Lorenzo: Les Anarchistes Espagnols et le Pouvoir 1863-1969, Editions du Seuil, Paris, 1969, page 119 (footnote No. 30).

23 Ibid, page 126 (footnote No. 40).

24 Acuerdos del Pleno Económico Nacional Ampliado, op. cit., page 13.

25 Ibid, pages 13-15; Peirats, op. cit., Volume III, pages 17-18.

26 Acuerdos del Pleno Económico Nacional Ampliado, op. cit., page 15.

27 Ibid, page 15; see also such a statement as late as January 1937 in M. Cardona Rossell: ‘Aspectos Económicos de Nuestra Revolución: Conferencia Pronunciada en el Cine Coliseum de Barcelona el Día 31 de Enero de 1937’, CNT/FAI Oficinas de Propaganda, n.d. (1937), page 13.

28 Lozenzo, op. cit., page 70 (footnote No. 31).

29 Peirats, op. cit., Volume III, page 36.

30 Acuerdos del Pleno Económico Nacional Ampliado, op. cit., page 33.

31 Ibid, pages 34–40; Peirats, op. cit., Volume III, pages 27-33 приводит несколько иную версию резолюции.

32 Juan Fabrcgas: 'La necesidad de crear el frente economico para asegurar el triunfo de la revolución', Tiempos Nuevos, Barcelona, April 1 1937.

33 Cardona Rossell, op. cit., pages 4-6.

Глава 24

1 Cited in Andrés Suárez: El Proceso Contra el POUM: Un Episodio de la Revolución Española, Ruedo Ibérico, Paris, 1974, 21-2.

2 Ibid., page 22.

3 E. H. Carr: The Comintern and the Spanish Civil War, Pantheon Books, New York, 1984, pages 12-13.

4 Julian Gorkin: España, Primer Ensayo de Democracia Popular, Asociación Argentina por la Libertad de la Cultura, Buenos Aires, n.d. (1961), pages 35-6.

5 Dolores Ibarruri, Manuel Azcárate, Luis Balaguer, Antonio Cordón, Irene Falcón and José Sandoval: Guerra y Revolución en España 1936-1939, Editorial Progreso, Moscú, 1966, Volume I, pages 191-2, 196.

6 Louis Fischer: Men and Politics: An Autobiography, Duell, Sloane and Pearce, New York, 1941, page 448.

7 Ibarruri et al., op. cit., Volume I, page 47.

8 Although reflecting Stalinist bias, Ibarruri et al. present a good summary of non-intervention, pages 226-8, Volume I.

9 Gabriel Jackson: The Spanish Republic and the Civil War 1931-1939, Princeton University Press, Princeton, N.J., 1965, pages 246 and 250.

10 Gorkin, op cit., pages 42-3.

11 Ibarruri et al., op. cit., Volume II, pages 106-7.

12 Cited in Adolfo Bsueso: Recuerdos de un Cenetista, Editorial Ariel, Barcelona, 1978, Volume II, page 358.

13 Ibarruri et al, Volume II, page 67.

14 Ibid., Volume II, pages 143-5.

15 Indalecio Prieto: Convulsiones de España: Pequeños Detalles de Grandes Sucesos, Ediciones Oasis, S.A., Mexico, 1968, Volume II, page 123.

16 Josep Maria Bricall: Política Económica de la Generalitat (1936-1939): El Sistema Financer, Edicions 62, Barcelona, 1979, page 200.

17 José Bullejos: España en la Segunda República, Ediciones Jucar, Madrid y Gijón, 1979, page 126.

18 M. Ercoli: The Sanish Revolution, Workers Library Publishers, New York, 1937, page 10.

19 Burnett Bolloten: The Spanish Revolution: The Left and the Struggle for Power, The University of North Carolina Press, Chapel Hill, 1979, page 448.

20 Gerald Brenan: The Spanish Labyrinth: An Account of the Social and Political Background of ths Spanish Civil War, Cambridge University Press, Cambridge, 1982, pages 326-7.

21 José Peirats: Los Anarquistas en la crisis política española. Ediciones Jucar, Madrid y Gijón, 1976, page 192.

22 Louis Fischer: The War in Spain, The Nation, New York, 1937, page 34.

23 Ibid., page 35.

24 Ibarruri et al., op. cit., Volume II, page 293.

25 Lazarillo de Tormes: España Cuña de la Libertad: La Revolución Española y sus Conflictos, Ediciones Ebro, Valencia, N.D. (1937), pages 132-3.

26 Palmiro Togliatti: Escritos sobre la guerra de España, Editorial Crítica, Barcelona, 1980, pages 30, 177, 180.

27 Jules Humbert-Droz: Memoires de Jules Humbert-Droz: De Lénine a Staline, Dix Ans au Service de L’Internationale Communiste 1921-1931, A La Baconnière, Neuchâtel, 1971, discusses this at length.

28 Jesús Hernández: Yo Fui un Ministro de Stalin, Editorial America, Mexico, D.F., 1946, page 17; also, Andrés Suárez, op. cit., pages 28-40 presents an interesting account of the Comintern’s control of the Spanish Communist Party from its establishment until the Civil War.

29 Enrique Castro Delgado: Hombres Made in Moscú, Publicaciones Mañana, Mexico, 1960, page 374.

30 Togliatti, op. cit., page 125 (footnote).

31 Bolloten, op. cit., page 133.

32 Togliatti, op. cit., page 9.

33 Ibid., pages 141-2, 149-50, also see Carr, op. cit., pages 93-5.

34 Hernández, op. cit., pge 66.

34a Советские органы госбезопасности по привычке продолжали называть ГПУ или ОГПУ, хотя с 1934 г. они относились к НКВД. – Примеч. пер.

35 W. C. Krivitsky: In Stalin’s Secret Service, Harper & Brothers, New York 1939, page 83.

36 Ibid., pages 103-4.

37 Hernández, op. cit., page 10.

38 Krivitsky, op. cit., pages 76-7.

39 Salvador de Madariaga: Spain: A Modern History, Frederick A. Plaeger, New York, 1958, page 525.

40 Krivitky, op. cit., pages 76-7.

41 Ibid., pages 80-1.

42 Roy Medvedev: Let History Judge: The Origin and Consequences of Stalinism, Columbia University Press, New York, 1989, page 725. [Медведев Р. А. К суду истории: О Сталине и сталинизме. М.: Время, 2011. С. 515.]

43 Bolloten, op. cit., page ???.

44 Víctor Alba: Historia de la Segunda República Española, Libro Mex Editores, Mexico, 1960, page 251.

45 The Spanish News Bulletin, Barcelona, Second Year, No. 7, page 2.

46 Ibid., page 3.

47 Suárez, op. cit., page 29.

48 Carr, op. cit., page 26.

49 Ercoli, op. cit., pages 7-8.

50 Franz Borkenau: The Spanish Cockpit, University of Michigan Press, Ann Arbor, 1963, pages 110-11.

51 La Vanguardia, Barcelona, July 30, 1936, page 12.

52 Bolloten, op. cit., page 114.

53 Ibid., page 220.

54 Ibid., page 211.

55 Ibid., page 214.

56 Ibid., page 224.

57 Ibid., page 88.

58 Ibid., pages 89-90.

59 ibid., page 90.

60 Ibid., page 376.

61 Borkenau, op. cit-, page 191.

62 Ibid., page 192.

63 Congresos Anarcosindicalistas en España 1870-1936, Ediciones C.N.T., Toulouse, 1977, page 130; see also Ibarruri et al., op. cit. Volume II, page 17, and Adolfo Bueso: Recuerdos de un Cenetista, Editorial Ariel, Barcelona, 1978, Volume II, page 72.

64 Togliatti, op. cit., page 182.

65 Ibid., page 146.

66 Ibid., page 239.

67 Ibid., page 240.

68 Ibid., page 304.

69 Ibid., page 249.

70 Ibid., page 206.

71 Gorkin, op. cit., pages 61–2.

72 Herbert Matthews: ‘Anarchism: Spain’s Enigmas’, New York Times Magazine, August 22, 1937, page 6.

73 Bolloten, op. cit., page 278.

74 Lazarillo de Tormes, op. cit., page 8.

Глава 25

1 Juan Garcia Oliver: El Eco de los Pasos: El Anarcosindicalismo en la calle, en el Comité de Milicias, en el gobierno, en el exilio. Ruedo ibérico, Paris and Barcelona, 1978, pages 176-7.

2 Ibid., page 177.

3 Dolores Ibarruri, Manuel Azcarate, Luis Balaguer, Antonio Cordón, Irene Falcón and José Sandoval: Guerra y Revolución en España 1936-1939, Editorial Progreso, Moscú, 1966, Volume II, page 9.

4 García Oliver, op. cit., page 177. [В современных справочниках и энциклопедиях каталонские политики указываются под каталанскими именами (Андреу вместо Андрес, Жозеп вместо Хосе и т.п.), однако Александер и авторы, на которых он опирается, обычно используют испанские имена. – Примеч. пер.]

5 Ibarruri et al., Volume II, page 8.

6 Garcia Oliver, op. cit., page 177.

7 Ibid., pages 184-91.

8 Ibarruri et al., op. cit. Volume I, pages 259-60.

9 Frank Jellinek: The Civil War in Spain, Howard Fertig, New York, 1969, pages 331-3.

10 Garcia Oliver, op. cit., page 177.

11 Ibid., page 179.

12 Ibid., pages 181-2.

13 Ibid., page 182.

14 Diego Abad de Santillán: Por Qué Perdimos la Guerra, C. del Toro Editor Madrid, 1975, page 92.

15 Ibid., page 82.

16 Cesar M. Lorenzo: Les Anarchistes Espagnols et le Poui/oir 1863-1969, Editions du Seuil, Paris, 1969, pages 115-16.

17 Santillán, op. cit., page 82.

18 Jesús Hernández: Negro y Rojo: Los Aarquistas en la Revolución Española, La España Contemporánea, Mexico, D.F., 1946, pages 197-8.

19 Santillán, pages 94-5.

20 Ibid., pages 82-3.

21 Franz Borkenau: The Spanish Cockpit, University of Michigan Press, Ann Arbor, 1963, page 76.

22 Garcia Oliver, op. cit., pages 193-4.

23 Lorenzo, op. cit., page 117 and Garcia Oliver, op cit., pages 217-20.

24 Ronald Fraser: Blood of Spain: The Experience of Civil War, 1936-1939, Penguin Books Ltd, London, 1979, page 142.

25 Víctor Alba: El Marxisme a Catalunya 1919-1939, Volume II: Historia del P.O.U.M., Editorial Protic, Barcelona, 1974, page 21.

26 Lorenzo, op. cit., page 112.

27 Ibid., pages 111-12.

28 Renee Lambcrct: ‘Aspectos de la Justicia popular del 19 de Julio’, in CNT, Toulouse, July 19, 1953, page 3.

29 Víctor Alba: El Marxisme a Catalunya 1919-1939. Historia del B.O.C., Editorial Portic, Barcelona, 1974, pages 343-6.

30 Burnett Bolloten: The Spanish Revolution: The Left and the Struggle for Power During the Civil War, The University of North Carolina Press, Chapel Hill, 1979, page 377.

31 Ibid., pages 376-7.

32 Ibid., page 377.

33 José Peirats: Los Anarquistas en la crisis política española, Ediciones Jucar, Madrid and Gijón, 1976, page 78; also see Jellinek, op. cit., page 347.

34 José Peirats: La C.N.T. en la Revolución Espaóla, Ediciones CNT, Toulouse, 1955, Volume I, page 202.

35 Ibarruri et al. Volume II, page 16.

36 Peirats, op. cit., Volume I, pages 202-3.

37 Paraphrased by Frank Jellinek, op. cit., pages 475-6, as quoted.

38 The Spanish Revolution, Barcelona, November 4 1936, page 7.

39 Hernandez, op. cit., page 199.

40 Borkcnau, op. cit., pages 191-2.

41 Bolloten, op. cit., page 90.

42 Los Sucesos de Barcelona: Relación documental de las trágicas íornadas de la semana de Mayo 1937, Ediciones Ebro, Valencia, May 1937, page 4.

43 Cited in Fraser, op. cit., page 183.

44 Bolloten, op. cit., page 378.

45 Peirats, op. cit., Volume I, page 197.

46 García Oliver, op. cit., pages, 210-12.

47 Garcia Oliver, op. cit., pages 2324-7.

48 Interview with Carlos de Baraibar, in Santiago, Chile, August 9 1956.

49 Ibarruri et al., op. cit., Volume II, page 20.

50 Lorenzo, op. cit., page 121.

51 Santillán, op. cit., pages 143-6.

52 Garcia Oliver, op. cit., pages 277-0.

53 Juan Gómez Casas: Anarchist Organization: The History of the F.A.I., Black Rose Books, Montreal and Buffalo, 1986, page 202.

54 José Peirats: Los Anarquistas en la crisis política española, Ediciones Jucar, Madrid y Gijón, 1976, page 222.

55 Ibid., page 50.

56 Lorenzo, op. cit., pages 122-4; see also Fraser, op. cit., page 184.

57 Ibid., pages 125-6.

58 Ibid., page 125; Garcia Oliver, op. cit., page 278.

59 Lorenzo, oz. cit., page 127; see also Fraser, op. cit., page 187.

60 García Oliver, op. cit., pages 278-88.

61 José Peirats: La C.N.T. en la Revolución Española, op. cit., Volume I, page 265.

62 Alba: Historia del POUM, op. cit., pages 64-5.

63 Ibid., page 65.

64 Ibid., pages 65-6.

65 Ibid., page 69.

66 Josep Maria Bricall: Política Económica de la Ceneralitat (1936-1939); El Sistema Financer, Edicions 62, Barcelona, 1979, page 253.

67 Alba: Historia del POUM, op. cit., pages 62-3.

68 Bricall, op. cit., page 248.

69 Julian Gorkin: El Proceso de Moscú en Barcelona, Ayma, Sociedad Anónima Editora, Barcelona, 1973, page 37.

70 Francesc Bonamusa: Andreu Nin y el movimiento comunista en España (1930-1937), Editorial Anagrama, Barcelona, 1977, page 304.

71 Alba: Historia del POUM, op. cit., page 62.

72 Roy Medvedev: Let History Judge. The Origins and Consequences of Stalinism, Columbia University Press, New York, 1989, page 669. [Медведев Р. А. К суду истории: О Сталине и сталинизме. М.: Время, 2011. С. 473–474.]

73 Bolloten, op, cit., page 379.

74 Alba: Historia del POUM, op. cit., page 62.

75 Bonamusa, op. cit., page 328.

76 José Peirats: La C.N.T. en la Revolución Española, op. cit., Volume I, page 257.

77 Manuel Cruells: Els Fets de Maig, Barcelona 1937, Editorial Joventut, S.A. Barcelona, 1970, pages 31-2.

78 Bonamusa, op. cit., page 350.

79 Garcia Oliver, op. cit., pages 494-8.

80 Borkenau, op. cit., page 182.

81 Gorkin, op. cit., page 36.

82 Bolloten, op. cit., page 385.

83 Ibid., page 386.

84 Borkenau, op. cit., page 182.

85 José Peirats: La C.N.T. en la Revolución Española, op. cit., Volume I, pages 258-9.

86 Alba: Historia del POUM, op. cit., page 44; see also Suarcz, op. cit., page 76.

87 Borkenau, op. cit., page 182.

88 Alba: Historia del POUM, op. cit., pages 42-3.

89 Ignacio Iglesias: León Trotski y España (1930-1939), Ediciones Jucar, Madrid, 1977, page 108.

89a Имеется в виду декрет об обязательной синдикализации, принятый 27 августа 1936 г. – Примеч. пер.

90 Ibid., pages 108-9; see also Adolfo Bueso: Recuerdos de un Cenetista, Editorial Ariel, Barcelona, 1978, Volume II, pages 197-8.

91 Borkcnau, op. cit., page 182.

92 Bolloten, op. cit., pages 386-7.

93 Ibid., pages 386-7; Alba: Historia del POUM, op. cit., page 161.

94 Cited in Bolloten, op. cit., page 387.

95 Cited in Bolloten, op. cit., page 386.

96 Gerald Brenan: The Spanish Labyrinth: An Account of the Social and Political Background of the Spanish Civil War, Cambridge University Press, Cambridge, 1982, page 328. [В указанном номере такого отрывка не оказалось. – Примеч. пер.]

Глава 26

1 Franz Borkenau: The Spanish Cockpit, University of Michigan Press, Ann Arbor, 1963, page 177.

2 José Peirats: La C.N.T. en la Revolución Española, Ediciones CNT, Toulouse, 1952, Volume II, page 163.

3 José Peirats: Los Anarquistas en la crisis política española, Ediciones Jucar, Madrid and Gijón, 1976, page 218.

4 Interview with José Juan Domenech, in Toulouse, August 4 1960; with Ginés Alonso, Toulouse, August 4 1960.

5 Burnett Bolloten: The Spanish Revolution: The Left and the Struggle for Power During the Civil War, The University of North Carolina Press, Chapel Hill, 1979, page 390; see also Josep Maria Bricall: Política Económica de la Generalitate (1936-1939), El Sistema Financer, Edicions 62, Barcelona, 1979.

6 Interview with Ginés Alsonso, in Toulouse, August 8 1960.

7 John Bradcmas: Anarcosindicalismo y Revolución en España 1930-1937, Editorial Ariel, Barcelona, 1974, pages 228-9.

8 Los Sucesos de Barcelona: Relación documental de las trágicas jornadas de la semana de Mayo 1937, Ediciones Ebro, Valencia, May 1937, page 7.

9 Interview with José Juan Domenech, in Toulouse, August 4 1960.

10 Colectivizaciones: La Obra Constructiva de la Revolución Española, C.N.T. de España en el Exilio, Toulouse, 1973.

11 José Peirats: La C.N.T. en la Revolución Española, op. cit., Volume II, page 164.

12 Bricall, op. cit., page 152.

13 Ibid., page 150, footnote No. 61.

14 Ibid., page 152.

15 José Peirats: La C.N.T. en la Revolución Española, op. cit., pages 170-1.

16 Brademas, op. cit., page 230.

17 Interview with Valerio Mas, in Paris, September 8 1960.

18 Bolloten, op. cit., pages 388-9.

19 Interview with José Juan Domcncch, in Toulouse, August 4 1960.

20 Conselleria de Servéis Publics: Primer Butletti Extraodinari, Maig 1937, Barcelona, 1937.

21 Bolloten, op. cit., page 390; José Peirats: La C.N.T. en la Revolución Española, op. cit., Volume II, page 168.

22 José Peirats: La C.N.T. en la Revolución Española, op. cit., Volume II, page 168.

23 Victor Alba: El Marxisme a Catalunya 1919-1939: Historia del P.O.U.M. Editorial Portic, Barcelona, 1974, page 440.

24 Bolloten, op. cit., pages 391-2.

25 Ibid., pages 390-2.

26 Bricall, op. cit., page 253.

27 Ibid., page 254.

28 Alba, op. cit., page 414.

29 Ibid., page 415-16.

30 Ibid., page 419.

31 The Spanish Revolution, Barcelona, February 3 1937, page 1.

32 Alba, op. cit., page 427.

33 Interview with Andrés Capdevila, in Perpignan, September 4 1960.

34 Alba, op. cit., page 415.

35 Ibid., page 426.

36 Ibid., page 428. [См.: Правда. 1937. 22 марта. С. 5.]

37 The Spanish Revolution, Barcelona, March 31 1937, page 5.

38 Alba, op. cit., page 417; interview with Fidel Miró in Barcelona, July 12 1964; see The Spanish Revolution, Barcelona, March 3 1937 for the constitution of the Revolutionary Youth Front and speeches of its January 30 1937 public meeting.

39 Alba, op. cit., page 429.

40 Interview with Francisco Pedra, in Barcelona, July 10 1984.

41 Peirats: Los Anarquistas en la crisis política española, op. cit., page 249.

42 Manuel Cruells: Els Fets de Maig, Barcelona 1937, Editorial Joventut, S.A. Barcelona, 1970, page 34.

43 Peirats: Los Anarquistas en la crisis política española, op. cit., page 220.

44 Cruells, op. cit., page 35.

45 Los Sucesos de Barcelona, etc., op. cit., page 8.

46 Peirats: Los Anarquistas en la crisis política española, op. cit., page 221.

47 Ibid., page 220.

48 Bolloten, op. cit., page 394.

49 Cruells, op. cit., page 36.

50 Bolloten, op. cit., page 394.

51 Alba, op. cit., page 421.

52 Peirats: La C.N.T. en la Revolución Española, op. cit., Volume II, page 174.

53 Cruells, op. cit., page 36.

54 Bolloten, op. cit., page 394.

55 Ibid., page 395.

56 Ibid., page 395-6.

57 Ibid., page 396.

58 Ibid., page 397.

59 Alba, op. cit., page 438.

60 Peirats: La C.N.T. en la Revolución Española, Volume II, page 180.

61 Ibid., page 183.

62 Bolloten, op. cit., page 400.

63 Ibid., page 205.

64 Ibid., pages 205-6.

65 Peirats: La C.N.T. en la Revolución Española, op. cit., Volume II, page 184.

66 Interview with Juan Manuel Molina in Paris, July 24 1960.

67 Peirats: La C.N.T. en la Revolución Española, op. cit., Volume II, page 184.

Глава 27

0 Полное название – Региональный совет обороны Арагона (Consejo Regional de Defensa de Aragón). – Примеч. пер.

1 Juan Zafón Bayó: El Consejo Revolucionario de Aragón, Editorial Planeta. Barcelona, 1979, pages 122-3; see also Abel Paz: Durruti: El Proletariado en Armas, Editorial Bruguera S.A., Barcelona, 1978, page 459.

2 Félix Carrasquer: Las Colectividades de Aragón: Un Vivir Autogestionado Promesa de Futuro, Editorial Laia, Barcelona, 1986, page 75.

3 José Peirats: La C.N.T. en la Revolución Española, Ediciones CNT, Toulouse, 1955, Volume 1, page 220.

4 Zafón Bayó, op. cit., page 31.

5 César M. Lorenzo: Les Anarchistes Espagnols et le Pouvoir 18363-1969, Editions du Seuil, Paris, 1969, page 139.

6 José Duque: ‘La Situación de Aragón al Comienzo de la Guerra’, n.d., pages 10-11.

7 Peirats, op. cit., Volume I, pages 221-2.

8 Duque, op. cit., pages 13-14.

9 Félix Carrasquer: Las Colectividades de Aragón: Un Vivir Autogestionado Promesa de Futuro, Editorial Laia, Barcelona, 1986, page 80.

10 Lorenzo, op. cit., page 149.

11 Ibid., page 150.

12 Ibid., page 150.

13 Peirats, op. cit., Volume I, pages 223-4.

14 Lorenzo, op. cit., pages 150-1.

15 Walther Bernecker: Colectividades y Revolución Social: El Anarquismo en la Guerra Civil Española, 1936-1939, Editorial Critica, Barcelona, 1982, page 422.

16 Duque, op. cit., page 14.

17 Ibid., page 16.

18 Peirats, op. cit., Volume I, page 224.

19 Duque, op. cit., page 20.

20 Interview with Luis Monteliu, in Caracas, Venezuela, July 24 1961.

21 Duque, op. cit., page 21.

22 Lorenzo, op. cit., page 153.

23 Duque, op. cit., page 28.

24 Agustín Souchy Bauer: Entre los Campesinos de Aragón: El comunismo libertario en las comarcas liberadas, Tusquets Editor, Barcelona, 1977, pages 26-7.

25 Bernecker, op. cit., pages 423-4.

26 Interview with Luis Monteliu, in Caracus, Venezuela, July 24 1961.

27 Bernecker, op. cit., pages 422-3.

28 Interview with Luis Monteliu, in Caracus, Venezuela, July 24 1961.

29 Carrasquer, op. cit., page 259.

30 Ibid., page 258.

31 Interview with Luis Monteliu, in Caracus, Venezuela, July 24 1961.

32 Reprinted in Boletín de Información C.N.T., A.I.T., F.A.I., Barcelona, No. 326, August 3 1937.

33 Duque, op. cit., pages 29-30.

34 Interview with Luis Monteliu, in Caracus, Venezuela, July 24 1961.

35 Duque, op. cit., page 29.

36 Ronald Fraser: Blood of Spain: The Experience of Civil War, 1936–1939, Penguin Books Ltd, London, 1979, page 392.

37 Lorenzo, op. cit., page 153.

38 Bernecker, op. cit., pages 425-6.

39 Peirats, op. cit., Volume II, page 353.

40 Ibid., page 355.

41 Bernecker, op. cit., page 424.

42 Duque, op. cit., page 33.

43 Ibid., page 36.

44 Ibid., pages 35-6.

45 Carrasquer, op. cit., pages 252-3.

46 Manuel Azaña: Obras Completas: IV: Memorias Política y de Guerra, Ediciones Oasis S.A., Mexico, 1968, page 61.

47 Ibid., page 736.

48 Boletín de Información C.N.T., A.I.T., F.A.I., Barcelona, No. 303, July 7 1937.

49 Joaquín Ascaso: Discurso del Presidente del Consejo de Aragón, Editora Nuevo, Caspe, 1937, page 8; see also Peirats, op. cit., Volume II, page 357.

50 Ascaso, op. cit., pages 6-7.

51 Ascaso, op. cit, pages 4-5; sec also Peirats, op. cit., Volume II, page 356.

52 Ascaso, op. cit., pages 12-13; see also Peirats, op. cit., Volume II, pages 357-8.

53 Ascaso, op. cit., pages 14-15; see also Peirats, op. cit., Volume II, page 359; see also Boletín de Información C.N.T., A.I.T., F.A.I., Barcelona, No. 322, July 29 1937 and No. 323, July 30 1937.

54 Peirats, op. cit., Volume II, pages 358-9.

55 Ibid., page 359.

56 Ibid., pages 359-60.

57 Cited in Lorenzo, op. cit., page 306; see also Jesús Hernandez: Negro y Robo: Los Anarquistas en la Revolución Española, La España Contemporánea, Mexico, D.F., 1946, pages 254–8. [Листер Э. Наша война. М.: Политиздат, 1969. С. 171.]

58 Lorenzo, op. cit., page 306.

59 Ibid., page 307.

60 Lorenzo, op. cit., page 305.

61 Peirats, op. cit, Volume II, page 360.

62 Lorenzo, op. cit., page 307; Bernecker, op. cit., page 429.

63 Peirats, op. cit., Volume II, pages 361-2.

64 Lorenzo, op. cit., page 305; see also Carrasquer, op. cit., pages 255-6.

65 José Peirats: Los Anarquistas en la crisis política española, Ediciones Jucar, Madrid y Gijón, 1976, pages 269-70.

66 Azaña, op. cit., page 897.

67 Lorenzo, op. cit., page 306.

68 Peirats, La C.N.T. en la Revolución Española, op. cit., Volume II, page 308.

69 Bernecker, op. cit., page 430.

70 Lorenzo, op. cit., pages 307-8.

Глава 28

1 Ramón Álvarez: Avelino G. Mallada: Alcalde Anarquista, Historia Libertaria de Barcelona, 1986, discusses his long conflict.

2 Ibid., page 266.

3 Ramón Álvarez: ‘Relaciones CNT-UGT de Asturias Durante el Periodo de La Guerra Civil’, pages 11-13.

4 La Guerra Civil en Asturias, Ediciones Jucar, Gijón, 1986, Volume I, page 38.

5 César M. Lorenzo: Les Anarcbistes Espagnols et le Pouvoir 1863-1969, Editions du Seuil, París, 1969, page 172.

6 La Guerra Civil en Asturias, op. cit., Volume I, page 34.

7 Ibid., Volume I, page 35.

8 Lorenzo, op. cit., page 172.

9 La Guerra Civil en Asturias, op. cit., Volume I, page 37.

10 Los Libertarios Asturianos en la Guerra Civil – Replica a Juan Antonio Cabezas, Sub-Comité Nacional de la C.N.T. de Asturias, León y Palcncia en el Exilio, Paris, June 1975, page 5.

11 Ibid., pages 8-9.

12 Lorenzo, op. cit., page 175; and La Guerra Civil en Asturias, op. cit., Volume I, page 248.

13 Lorenzo, op. cit., page 174.

14 Ibid., page 175; La Guerra Civil en Asturias, op. cit., Volume I, page 152.

15 La Guerra Civil en Asturias, op. cit., Volume I, pages 140-1.

16 Ibid., Volume II, page 271.

17 Ibid., Volume II, page 270.

18 Ibid., Volume I, page 152.

19 Ibid., Volume I, page 203.

20 Ibid., Volume I, page 204.

21 Ibid., Volume I, page 152.

22 Ibid., Volume I, page 152.

23 Burnett Bolloten: The Spanish Revolution: The Left and the Struggle for Power During the Civil War, The University of North Carolina Press, Chapel Hill, 1979, page 127.

24 La Guerra Civil en Asturias, op. cit., Volume I, page 223.

25 Bolloten, op. cit., page 136.

26 Interview with José Barreiro, in Toulouse, August 3 1960.

27 Stanley G. Payne: The Spanish Revolution, W. W. Norton & Co., New York, 1970, pages 292-3.

28 Enrique Castro Delgado: Hombres Made in Moscú, Publicaciones Mañana, Mexico, I960, pages 430-2.

29 Acción Libertaria, Gijón, May-August 1986, pages 7-10.

30 La Guerra Civil en Asturias, op. cit., Volume II, page 335; Álvarez: Relaciones CNT-UGT etc., op. cit., page 16.

31 La Guerra Civil en Asturias, op. cit., Volume II, page 354.

32 Ibid., Volume 11, page 343.

33 Manuel Azaña: Obras Completas: IV: Memorias Polacas y de Guerra, Ediciones Oasis S.A., Mexico, 1968, page 752.

34 La Guerra Civil en Asturias, op. cit., Volume II, page 338.

35 Interview with José Barreiro, in Toulouse, August 3 1960.

36 La Guerra Civil en Asturias, op. cit., Volume II, page 343.

37 Interview with José Barreiro, in Toulouse, August 3 1960.

38 La Guerra Civil en Asturias, op. cit., Volume II, page 338.

39 Ibid., Volume II, page 338.

40 Ibid., Volume II, page 342.

41 Interview with José Barreiro, in Toulouse, August 3 1960.

42 Álvarez: Avelino G. Mallada: Alcalde Anarquista, op. cit., pages 284-94.

43 Acción Libertaria, Gijón, May-August 1986, pages 7-10.

44 Interview with Ramón Álvarez, in Paris, July 24 1960.

45 Lorenzo, op. cit., page 178.

46 Ibid., page 179.

47 Interview with Casimiro Laredo, in Toulouse, August 1 1960.

48 Lorenzo, op. cit., page 180.

48a Официально называлось Временным правительством Страны Басков (Gobierno Provisional del País Vasco). – Примеч. пер.

49 Ibid., pages 161-2, footnote No. 8.

50 Ibid., page 167, footnote No. 18.

51 Ibid., page 158.

52 Ibid., page 159; see also Dolores Ibarruri, Manuel Azcárate, Luis Balaguer, Antonio Cordon, Irene Falcon and José Sandoval: Guerra y Revolución en España 1936-1939, Editorial Progreso, Moscú, 1966, Volume II, pages 69-71.

53 Lorenzo, op. cit., pages 160-1.

54 Ibid., page 163.

55 Ibid., pages 162-3; see also Ibarruri et al., op. cit., Volume II, pages 74-82 (footnote) for text of Basque autonomy statute.

56 Lorenzo, op. cit., page 163, footnote No. 11.

57 Ibid., page 164, footnote No. 213.

58 Ibid., page 169, footnote No. 20.

59 Ibid., pages 170-1.

60 Ibid., pages 182-3.

61 Interview with Luis Pórtela, in Barcelona, August 21 1960.

62 Lorenzo, op. cit., pages 183–4.

63 Ibid., pages 185-6.

64 Ibid., page 186.

65 Ibid., pages 189-90.

66 Ibid., page 192.

67 Quoted in ibid., page 196, footnote No. 26.

68 Interview with Antonio Garcia Duarte, in Toulouse, August 1 1960.

69 Lorenzo, op. cit., pages 197-8.

70 Ibid., pages 201-2.

71 Ibid., page 202.

72 Ibid., pages 203–1.

73 Ibid., pages 212-13.

74 Ibid., page 214.

75 The Spanish Revolution, Barcelona, December 9 1936, page 3.

76 Report on the Visit by an All Party Group of Members of Parliament to Spain, Published by the Press Department of the Spanish Embassy in London, London, n.d., page 9.

77 Interview with Lorenzo Iñigo, in Madrid, August 29 1960.

78 Ronald Fraser: Blood of Spain: The Experience of Civil War, 1936-1939, Penguin Books Ltd, London, 1979, pages 297-8.

79 Lorenzo, op. cit., page 216.

Глава 29

1 César M. Lorenzo: Les Anarchistes Espagnols et le Pouvoir 1863-1969, Editions du Seuil, Paris, 1969, page 221.

2 Francisco Largo Caballero: Correspondencia Secreta, No, Madrid, 1961 pages 223-4.

3 Lorenzo, op. cit., page 222.

4 Ibid., pages 222-3.

5 Ibid., pages 223-4.

6 Ibid., pages 224-5.

7 Ibid., page 226.

8 José Peirats: La C.N.T. en la Revolución Española, Ediciones CNT, Toulouse, 1955, Volume I, page 209; see also Dolores Ibarruri, Manuel Azcárate, Luis Balguer, Antonio Cordón, Irene Falcón and José Sandoval: Guerra y Revolución en España 1936-1939, Editorial Progreso, Moscú, 1966, Volume II, pages 51-3.

9 Peirats, op. cit., Volume I, page 210; see also Lorenzo, op. cit., pages 226-7.

10 Lorenzo, op. cit., pages 227-8.

11 Ibid., pages 228-9.

12 Interview with Federica Montseny, Toulouse, July 31 1960.

13 CNT, Paris, June 11 1948, page 1.

14 Largo Caballero, op. cit., page 232.

15 Ibid., page 234.

16 Lorenzo, op. cit., page 231.

17 Largo Caballero op. cit., page 234.

18 Interview with Rodolfo Llopis, in Toulouse, August 3 1960.

19 Manuel Azaña: Obras Completas: IV: Memorias Políticas y de Guerra, Ediciones Oasis S.A., Mexico, 1968, page 592.

20 Juan García Oliver: El Eco de los Pasos: El Anarcosindicalismo en la calle, en el Comité de Milicias, en el gobierno, en el exilio, Ruedo Ibérico, Paris and Barcelona, 1978, page 291.

21 Lorenzo, op. cit., pages 231-2.

22 Ibid., pages 232-3.

23 Ibid., page 234; see also Federica Montseny: Mi Experiencia en el Ministerio de Salud y Asistencia Social, Ediciones de la Comisión de Propaganda y Prensa del Comité Nacional de la C.N.T., Valencia, 1937, page 7.

24 Interview with Rodolfo Llopis, in Toulouse, August 3 1960.

25 García Oliver, op. cit., pages 291-2.

26 Ibid., pages 292-3.

27 Interview with Juan López, in Mexico City, August 25 1963.

28 Ibid.

29 Bajo la Bandera de la España Republicana: Recuerdan los voluntarios soviéticos participantes en la guerra nacional- revolucionaria en España, Editorial Progreso, Moscow, n.d., pages 182-3. [Под знаменем Испанской республики. 1936–1939: Воспоминания советских добровольцев-участников национально-революционной войны в Испании. М.: Наука, 1965. С. 241–244.]

30 Lorenzo, op. cit., pages 229-30.

31 Pedro Vallín: ‘Madrid en Peligro’, CNT, Toulouse, September 16 1951, page 1.

32 Largo Caballero, op. cit., page 235.

33 Ibarruri et al., Volume II, pages 140-1.

34 García Oliver, op. cit., pages 303-5.

35 Ibid., pages 305-6.

36 Ibid., pages 311-12.

37 Juan Garcia Oliver: Mi Gestión al Erente del Ministerio de Justicia, Ediciones de la Comisión de Propaganda y Prensa del Comité Nacional de la C.N.T., Valencia, 1937, pages 6-7.

38 Lorenzo, op. cit., page 254-5.

39 Ibarruri et al., Volume I, pages 263-9.

40 Burnett Bolloten: The Spanish Revolution: The Left and the Struggle for Power During the Civil War, The University of North Carolina Press, Chapel Hill, 1979, page 202.

41 Ibid., pdgc 202.

42 Ibid., pages 200-1.

43 Ibid., page 206.

44 Ibid., page 207.

45 W. G. Krivitsy: In Stalin’s Secret Service, Harper & Brothers, New York, 1939, page 102.

46 Interview with Emilio Vivas, in Toulouse, August 3 1960.

47 Garcia Oliver, El Eco de los Pasos, etc., op cit., pp. 308-9.

48 Ibid., pages 325-6.

49 Ibid., page 391.

50 Ibid., 306.

51 Ibid., page 310.

52 Ibid., page 347.

53 Interview with Melchor Rodgríguez, in Madrid, August 30 1960.

54 Garcia Oliver, Mi Gestión, etc., op cit., page 9.

55 Garcia Oliver, El Eco de los Pasos, etc., op. cit., pages 321-2.

56 Garcia Oliver, Mi Gestión, etc., op. cit., page 11.

57 Garcia Oliver, El Eco de los Pasos, etc., op. cit., page 307.

58 Ibid., page 345.

59 Garcia Oliver, Mi Gestión, etc., op. cit., page 14.

60 Garcia Oliver, El Eco de los Pasos, etc., op. cit., page 392.

61 Garcia Oliver, Mi Gestión, etc., op. cit., page 21.

62 Ibid., page 10.

63 Ibid., page 16.

64 Ibid., pages 17-18.

65 Ibid., pages 18-19.

66 Garcia Oliver, El Eco de los Pasos, etc., op. cit., pages 36070.

67 Ibid., pages 370-1 and Garcia Oliver: Mi Gestión, etc., pages 11-14.

68 Garcia Oliver, El Eco de los Pasos, etc., op. cit., pages 391-2.

69 Ibid., pages 369-70.

70 Juan Peiró: De la Fabrica de Vidrio de Matará al Ministerio de Industria, Ediciones de la Comisión de Propaganda y Prensa del Comité Nacional de la C.N.T., Valencia, 1937, page 3.

71 Ibid., pages 16-17.

72 Ibid., page 18.

73 Ibid., pages 17-18; see also Ibarruri et al., op. cit., Volume II, pages 276-7.

74 Peiró, op. cit., page 19.

75 Ibid., page 20.

76 Ibid., page 21.

77 Ibid., pages 23-5.

78 Ibid., pages 26-8.

79 Ibid., pages 29-30.

80 Ibid., page 28.

81 Ibid., page 30.

82 Juan López: 6 Meses en el Ministerio de Comercio, Ediciones de la Comisión de Propaganda y Prensa del Comité Nacional de la C.N.T., Valencia, 1937, page 3.

83 Ibid., page 20.

84 Ibid., page 26.

85 Interview with Juan López, in Mexico City, August 25 1963.

86 Montseny, op. cit., page 8.

87 Ibid., page 10.

88 Ibid., page 13.

89 Ibid., pages 23-4.

90 Ibid., pages 21-2.

91 Ibid., page 21.

92 Ibid., page 18; excerpts of the speeches of the four anarchist ex-ministers also appear in Peirats, op. cit., Volume II, pages 248-77.

93 Interview with Federica Montseny, in Toulouse, July 31 1960.

94 Garcia Oliver, El Eco de los Pasos, etc., op. cit., pages 374-5.

95 Ibid., page 391.

96 Interview with Juan López, in Mexico City, August 25 1963.

97 Garcia Oliver, El Eco de los Pasos, etc., op. cit., page 397.

98 Montseny, op. cit., page 3.

99 Bolloten, op. cit., pages 217-18.

100 Garcia Oliver, El Eco de los Pasos, etc., op. cit., page 400.

101 Revolutionary History, London, March 1988, pages 33–4.

102 López, op. cit., pages 12-16.

103 Interview with Federica Montseny, in Toulouse, July 31 1960.

104 Interview with Rodolfo Llopis, in Toulouse, August 3 1960.

105 Lorenzo, op. cit., page 258.

Глава 30

1 Manuel Cruells: Els Fets de Maig, Barcelona 1937, Editorial Joventut, S.A., Barcelona, 1970, page 19.

2 A short history of the major events of the May Days is given in Fenner Brockway’s pamphlet: The Truth About Barcelona, Independent Labour Party, London, n.d. (1937).

3 Cruells, op. cit., page 42.

4 George Orwell: Homage to Catalonia, Harcourt, Brace Jovanovich Publisher, New York, 1980, page 121. [Переводчик неизвестен. Здесь и далее приводится по: Оруэлл Дж. Памяти Каталонии. Париж: Editions de la Seine, [1950]. URL: http://orwell.ru/library/novels/Homage_to_Catalonia/russian/r_htc.]

5 Agustín Souchy: The Tragic Week in May, Oficina de Información Exterior de la CNT y FAI, Barcelona, 1937, pages 9–10; see also Cruell, op. cit., page 55.

6 Rodolf Rocker: Estranjeros en España, Ediciones Imán, Buenos Aires, 1938, page 126.

7 Souchy, op. cit., page 10.

8 Cruells, op. cit., pages 58-9.

9 Diego Abad de Santillán: Por Qué Perdimos la Guerra, C. del Toro Editor, Madrid, 1975, page 165.

10 Interview with A. Roa, in London September 13 1960.

11 Agustín Souchy: La Semana Trágica de Mayo en Barcelona, Editorial Esfuerzo, Montevideo, 1937, pages 15-16.

12 Souchy, Tragic Week, etc., op. cit., page 11.

13 Andrés Suárez: El Proceso Contra el POUM: Un Episodio de la Revolución Española, Ruedo Ibérico, Paris, 1974, pages 79-80.

14 Orwell, op. cit., pages 121-3.

15 Ibid., page 125.

16 Letter to the author from Victor Alba, April 21 1988.

17 Juan Garcia Oliver: El Eco de los Pasos: El Anarcosindicalismo en la calle, en el Comité de Milicias, en el gobierno, en el exilio, Ruedo Ibérico, Paris and Barcelona, 1978, pages 423-4.

18 Interview with Fidel Miró, in Barcelona, July 12 1984.

19 Souchy: The Tragic Week, etc., op. cit., page 11.

20 Ibid., page 13.

21 Ibid., page 14.

22 Orwell, op. cit., pages 128-9.

23 Ibid., page 129.

24 Ibid., page 130.

25 Ibid., pages 130-1.

26 Souchy: Tragic Week, etc., op. cit., page 16.

27 Ibid., page 18.

28 Ibid., page 19.

29 Ibid., page 20-1.

30 Ibid., pages 21-2.

31 Ibid., page 22.

32 Orwell, op. cit., pages 140-1.

33 Souchy: The Tragic Week, etc., op. cit., page 28.

34 Ibid., page 141.

35 Victor Alba: El Marxisme A Catalunya 1919-1939: Historia del P.O.U.M., Editorial Portic, Barcelona, 1974, page 222.

36 Ibid., page 234.

37 Souchy: The Tragic Week, etc., op. cit., pages 22-3.

38 Carlos Semprún-Maura: Revolución y Contrarevolución en Cataluña (1936-1937), Tusquets Editor, Barcelona, 1978, pages 287-8; see also Los Sucesos de Barcelona: Relación documental de las trágicas jornadas de la semana de Mayo 1937, Ediciones Ebro, Valencia, May, 1937, pages 49-51, and Orwell, op. cit., pages 96-7.

39 Semprún-Maura, op. cit., page 289; see also Orwell, op. cit., pages 97-8.

40 Los Sucesos de Barcelona, etc., op. cit., pages 48-9; see also Orwell, op. cit., pages 98-9.

41 Manuel Muñoz Diez: Marianet: Sembralnza de Un Hombre, Ediciones CNT, Mexico, 1960, page 99.

42 Cruells, op. cit., page 60.

43 Souchy: The Tragic Week, etc., pp. cit., page 10.

44 Garcia Oliver, op. cit., pages 422-3.

45 Souchy: The Tragic Week, etc., op. cit., page 14.

46 Garcia Oliver, op. cit., page 425.

47 Ibid., pages 425-7.

48 Muñoz Diez, op. cit., page 101.

49 Souchy: The Tragic Week, etc., op. cit., page 12.

50 G. Munis: Jalones de Derrota: Promesa de Victoria (España 1936-1939), Editorial Lucha Obrera, Mexico, 1948, page 300.

51 Diego Abad de Santillán: Por Qué Perdimos la Guerra, C. del Toro Editor, Madrid, 1975, pages 165-6.

52 Ibid., pages 166-7.

53 Bernard Bolloten: The Spanish Revolution: The Left and the Struggle for Power During the Civil War, The University of North Carolina Press, Chapel Hill, 1979, page 421.

54 Ibid., page 422.

55 Diego Abad de Santillán: Porqué Perdimos la Guerra, C. del Toro Editor, Madrid, 1975, pages 167-8.

56 Souchy: The Tragic Week, etc., op. cit., pages 16-17.

57 Interview with Federica Montseny, in Toulouse, July 31, I960.

58 José Peirats: La C.N.T. en la Revolución Española, Ediciones CNT, Toulouse, Volume II, page 200.

59 Souchy: The Tragic Week, etc., op. cit., page 20.

60 Ibid., page 23.

61 Ibid., page 26.

62 Bolloten, op. cit., pages 427-9.

63 Souchy: The Tragic Week, etc., op. cit., page 27.

64 Bolloten, op. cit., pages 429-30.

65 Juan Manuel Molina: El Comunismo Totalitario, Editores Mexicanos Unidos, Mexico, 1982, pages 15-16.

66 Ibid., page 21.

67 Ibid., pages 17-18.

68 Interview with Juan Manuel Molina, in Barcelona, July 18,1984.

69 Alba, op. cit., page 234; see Jesús Hernández: Negro y Rojo: Los Anarquistas en la Revolución Española, La España Contemporánea, México, D.F., 1946, page 204 for such a Communist allegation.

70 Rudolf Rocker: The Tragedy of Spain, Freie Arbeiter Stime, New York, 1987, page 44; see also Rocker: Estranjeros en España, op. cit., page 131.

71 Molina op. cit., pages 16-17.

72 Interview with Manuel Salas, in Barcelona, July 16, 1984.

73 Munis, op. cit., page 305.

74 Semprún-Maura op. cit., pages 272-3.

75 Peirats, op. cit., Volume II, page 196.

76 See in Hernández, op. cit., page 205.

77 Garcia Oliver, op. cit., page 420.

78 Semprún-Maura, op. cit., page 273.

79 Cruells, op. tit., page 24.

80 Julian Gorkin: Caníbales Políticos, Hitler y Stalin en España, Ediciones Quetzal, Mexico, 1941, page 69.

81 Julian Gorkin: El Proceso de Moscú en Barcelona, Ayma, Sociedad Anónima Editora, Barcelona, 1973, page 88.

82 Interview with Julian Gorkin, in Paris, July 20, 1960.

83 Gorkin: El Proceso de Moscú, etc., op. cit., pages 59-60.

84 Cruells, op. cit., page 83.

85 Gorkin: El Proceso de Moscú, etc., op. cit., page 60; a contemporary sympathetic treatment of the role of POUM can be found in Lambda: The Truth About the Barcelona Events, Workers Age Publishers, New York, n.d. (1937).

86 José Peirats, Los Anarquistas en la crisis política española, Ediciones Jucar, Madrid y Gijón, 1976, page 76.

87 García Oliver, op. cit., page 424.

88 Ibid., page 425.

89 Ibid., page 428.

90 Interview with José Juan Domenech, in Toulouse, August 4 1960.

91 Cruells, op. cit., pages 52-3.

92 Manuel Azaña: Obras Completas: IV: Memorias Políticas y de Guerra, Ediciones Oasis S.A., Mexico, 1968, page 575.

93 Ibid., page 577.

94 Bolloten, op. cit., page 408.

95 Ibid., page 409.

96 Ibid., page 410.

97 Ibid., page 410.

98 Ibid., page 412.

99 Ibid., page 420.

100 Cruells, op. cit., page 78.

101 Bolloten, op. cit., page 422.

102 Cited by Bolloten, op. cit., page 412.

103 Orwell, op. cit., pages 160-1; see also Hernandez, op. cit., page 210.

104 Cited in Steve Nelson: The Volunteers: A Personal Narrative of the Flight Against Fascism in Spain, Masses and Mainstream, New York, 1953, pages 118-19.

105 Claude G. Bowers: My Mission to Spain: Watching the Rehearsal for World War II, Simon and Schuster, New York, 1954, page 356.

106 Interview with Victoria Kent, in New York City, May 6 1953.

107 W. G. Krivitsky: In Stalin’s Secret Service Harper & Brothers, New York, 1939, page 108.

108 Ibid., page 110.

109 Adolfo Bueso: Recuerdcios de un Cenetista Editorial Ariel, Barcelona, 1978, Volume II, page 231.

110 Ronald Fraser: Blood af Spain: The Experience of Civil War, 1936-1939, Penguin Books Ltd, London, 1979, page 377.

111 Garcia Oliver, op. cit., page 420.

112 Ibid., page 382.

113 Lazarillo de Tormes (Benigno Bejarano): España Cuña de la Libertad: La Revolución Española y sus Conflictos, Ediciones Ebro, Valencia, n.d., (1937), pages 106-15.

114 Santillán, op. cit., page 166.

115 Diego Abad de Santillán: La Revolución y La Guerra en España – Notas Preliminares para su Historia, Ediciones Nervio, Buenos Aires, 1937, pages 141-2.

116 Memorandum from the National Committee of the CNT, signed by Mariano Vázquez, Valencia, May 13 1937 (mimeographed).

117 Interview with Jose Juan Domcncch, in Toulouse, August 4 1960.

118 Interview with Federica Montseny, in Toulouse, July 31 1960.

119 Molina, op. cit., page 25.

120 Santillán: Porqué Perdimos la Guerra, op. cit., page 170.

121 Felix Morrow: Revolution and Counter Revolution in Spain, 2nd edition, Pathfinder Press, New York, 1974, page 152; see also Robert J. Alexander: International Trotskyism 1929–1985, Duke University Press, Durham 1991, 705-6.

122 Cruells, op. cit., page 60.

123 Bolloten, op. cit., page 430.

Глава 31

1 W. G. Krivitsky: In Stalin’s Secret Service, Harper & Brothers. New York, 1939, page 96.

2 Ibid., page 100.

3 Franz Borkenau: The Spanish Cockpit, University of Michigan Press, Ann Arbor, 1963, page 196.

4 Gerald Brenan: The Spanish Labyrinth: An Account of the Social and Political Background of the Spanish Civil War, Cambridge University Press, Cambridge, 1982, page 327.

5 Juan Garcia Oliver: El Eco de los Pasos: El Anarcosindicalismo en la calle, en el Comité de Milicias, en el gobierno, en el exilio, Ruedo Ibérico, Paris and Barcelona, 1978, page 399.

6 Ibid., page 396.

7 Dolores Ibarruri, Manuel Azcarate, Luis Balaguer, Antonio Cordón, Irene Falcón, and José Sandoval: Guerra y Revolución en España 2936-3939, Editorial Progreso, Moscú, 1966, Volume II, pages 101-3; see also Luis Araquistáin: Sobre la Guerra Civil y en la Emgraáón, Espasa-Calpe, S.A., Madrid, 1983, pages 228-30.

8 Enrique Casrro Delgado: Hombres Made in Moscú, Publicaciones Manaña, Mexico, 1960, page 488.

9 Ibid., page 508.

10 Reported in Spanish Revolution, New York, April 9 1937.

11 Francisco Largo Caballero: Correspondencia Secreta, No, Madrid, 1961, page 239.

12 Largo Caballero, op. cit., pages 241-3.

13 Interview with Carlos de Baraibar, in Santiago, Chile, August 9 1956.

14 Largo Caballero, op. cit., page 271-2.

15 Burnett Bolloten: The Spanish Revolution: The Left and the Struggle for Power During the Civil War, The University of North Carolina Press, Chapel Hill, 1979, page 355.

16 Hacía la Unidad de Acción de la Clase Obrera, Ediciones de la C.N.T., Valencia, n.d. (1937), page 8.

17 Jesús Hernández: Yo Fui un Ministro de Stalin, Editorial América, Mexico, 1953, pages 76-7; Araquistáin, op. cit., pages 224-5.

18 Salvador de Madariaga: Spain: A Modern History, Frederick A. Praeger, New York, 1958, page 509.

19 Hernández, op. cit., page 77.

20 Los Sucesos de Barcelona: Relación documental de las trágicas jornadas de la semana de Mayo 1937, Ediciones Ebro, Valencía, May 1937, page 52; Agustín Souchy: Spain: July 19, 1936 – July 19, 1937, Libertarian Publishers, New York, n.d. (1937), page 6.

21 Araquistáin. op. cit., pages 222-3.

22 Largo Caballero, op. cit., page 275.

23 Bolloten, op. cit., pages 435-6.

24 Interview with Juan López, in Mexico, August 25 1963.

25 Hernández, op. cit., pages 79-84.

26 Ibid., pages 79-84.

27 Largo Caballero, op. cit., pages 275-6.

28 Ibid., page 262; see also Araquistáin, op. cit., page 218.

29 Enrique Castro Delgado: Hombres Made in Moscú, Publicaciones Manaña, Mexico, 1960, page 495.

30 Hernández, op. cit., page 66; and Bolloten, op. cit., page 344. [Беляев – оперативный псевдоним Н. М. Белкина. – Примеч. пер.]

31 Hernández, op. cit., pages 66-71.

32 Ibid., pages 74-5.

33 Manuel Azaña: Obras Completas: IV: Memorias Políticas y de Guerra, Ediciones Oasis S.A., Mexico, 1968, page 592.

34 Largeo Caballero, op. cit., page 278.

35 Ibid pages 279-80.

36 José Peirats: La C.N.T. en la Revolución Española, Ediciones CNT, Toulouse, 1952, Volume II, pages 435-6.

37 Interview with Federica Montseny, in Toulouse, July 31 1960.

38 García Oliver, op. cit., pages 435-6.

39 Peirats, op. cit. Volume I!, page 239.

40 Ibid., pages 239-40.

41 Garcia Oliver, op. cit., page 438.

42 Bolloten, op. cit., page 442.

43 Peirats, op. cit., Volume II, page 240,.

44 Palmiro Togliatti: Escritos sobre la guerra de España, Editorial Critica, Barcelona, 1980, page 136.

45 Peirats, op. cit. Volume II, page 240 and César M. Lorenzo: Les Anarchistes Espaginols et le Pouvoir 1863-1969, Editions du Seuil, Paris, 1969, page 273.

46 Hernández, op, cit., page 71.

47 Ibid., page 87.

48 Peirats, op. cit. Volume II, page 240.

49 Lozenzo, op. cit., pages 271-2.

50 Cited by Lorenzo, op. cit., page 272 (footnote No. 35).

51 Terence M. Smyth: La CNT al Pais Valencia 1936-1937, Series La Unitate, Num. 33, Valencia, 1977, page 67.

52 Toglialti, op. cit., pages 145-6.

53 Lorenzo, op. cit., page 276.

54 Ibid., pages 276-7.

55 Interview with Valerio Mas, in Paris, September 8 1960.

56 Bolloten, op. cit., page 454.

57 Ibid., page 455.

58 Peirats, op. cit. Volume II, page 306.

59 Ibid., Volume II, pages 309-10.

60 For details on the June 1937 cabinet crisis see Peirats, op. cit., Volume II, pages 306-11; Lorenzo, op. cit., pages 276-8; and Garcia Oliver, op. cit., pages 444-5.

61 Boletín de Información C.N.T., A.I.T., F.A.I., Barcelona, No. 277, June 7 1937.

62 Lorenzo, op. cit., pages 278-9.

Глава 32

1 Julian Gorkin: España, Primer Ensayo de Democracia Popular, Asociación Argentina por la Libertad de la Cultura, Buenos Aires, n.d. (1961), page 14.

2 Diego Abad de Santillán: Por Qué Perdimos la Guerra, C. del Toro, Editor, Madrid, 1975, page 263.

3 Jesús Hernández: Negro y Rojo: Los Anarquistas en la Revolu cion Española, La España Contemporánea, Mexico, D.F., 1946, pages 417-20.

4 José Peirats: La C.N.T. en la Revolución Española, Ediciones CNT, Toulouse, 1952, Volume II, page 306.

5 Boletín de Información C.N.T., A.I T., F.A.I., Barcelona, No. 314, July 20 1937.

6 Boletín de Información C.N.T., A.I.T., F.A.I., Barcelona, No. 324, July 31 1937.

7 Louis Fischer: Men and Politics: An Autobiography, Duell, Sloane and Pearce, New York, 1941, page 417.

8 Boletín de Información C.N.T., A.I T., F.A.I., Barcelona, No, 450, December 27 1937.

9 Boletín de Información C.N.T., A.I T., F.A.I., Barcelona, No. 459, January 6 1938.

10 Peirats, op. cit., Volume III, page 67.

11 César M. Lorenzo: Les Anarchistes Espagnols el le Pouvoir 1863-1969, Editions du Seuil, Paris, 1969, page 317.

12 Manuel Muñoz Diez: Marianet: Semblanza de Un Hombre, Ediciones CNT, Mexico, 1960, pages 112-133.

13 Peirats, op. cit. Volume III, page 90.

14 Juan Garcia Oliver: El Eco de los Pasos: El Anarcosindicalismo en la calle, en el Comité de Milicias, en el gobierno, en el exilio, Ruedo Ibérico, Paris and Barcelona, 1978, page 490.

15 Ibid., pages 490-1.

16 Burnett Bolloten: The Spanish Revolution: The Left and the Struggle for Power During the Civil War, The University of North Carolina Press, Chapel Hill, 1979, page 469.

17 Pierre Broué and Emile Temime: The Revolution and the Civil War in Spam, The MIT Press, Cambridge, 1970, page 527.

18 Peirats, op. cit. Volume III, page 90.

19 Interview with Juan Lopez, in Mexico, August 25 1963.

20 Letter from Ramón Álvarez to author, November 15 1989.

21 Letter from Ramón Álvarez to author, January 1 1990.

22 Lorenzo, op, cit., page 317 (footnote No. 29).

23 Ibid., page 319.

24 Ibid., page 317.

25 Santillán, op. cit., page 252.

26 Ibid., page 318.

27 Interview with José Consuegra in Caracas, Venezuela, September 14 1961.

28 Lorenzo, op. cit., pages 319-20.

29 Garcia Oliver, op. cit., page 492.

30 Julian Gorkin: Caníbales Políticos: Hitler y Stalin en España, Ediciones Quetzal, Mexico, 1941, pages 88-90.

31 Revolutionary History, London, summer 1988, page 32.

32 Charles Off to Clarence Senior, December 25 1936, Norman Thomas Collection, New York Public Library.

33 Gorkm: Caníbales Políticos, etc., op. cit., page 92.

34 Ibid., pages 99-104.

35 Ibid., page 104; see also Víctor Alba: El Marxisme a Catalunya 1919-1939, Volume II: Historia del P.O.U.M., Editorial Portic, Barcelona, 1974, pages 508-11.

36 Jesús Hernández: Yo Fui un Ministro de Stalin, Editorial America, Mexico, 1953, pages 112.

37 Ibid., pages 119-26.

38 Francesc Bonamusa: Andreu Nin y el movimiento comunista en España (1930-1937), Editorial Anagrama, Barcelona, 1977, pages 377-8.

39 Alba, page 511.

40 Julian Gorkin: El Proceso de Moscú en Barcelona, Ayma, Sociedad Anónima Editora, Barcelona, 1973, pages 198-9.

41 Alba, op. cit., page 514.

42 Manuel Azaña: Obras Completas: IV: Memorias Políticas y de Guerra, Ediciones Oasis, S.A., Mexico, 1968.

43 Alba, op. cit., page 562.

44 Adolfo Bueso: Recuerdos de un Cenetista, Editorial Ariel, Barcelona, 1978, Volume II, page 261.

45 The Spanish News Bulletin, Barcelona, No. 12, 2nd year, June 1937, page 2.

46 Gorkin: El Proceso de Moscú en Barcelona, op. cit., page 249.

47 Alba, op. cit., page 589.

48 Ibid., page 502.

49 Gorkin: El Proceso de Moscú en Barcelona, op. cit., pages 265-6.

50 Ibid., page 265; see ibid., pages 238-66 and Alba, op. cit., pages 576-600 for a discussion of the trial; and Alba, op. cit., pages 605-16 for the judge’s sentence.

51 Palmiro Togliatri: Escritos sobre la guerra de España, Editorial Critica, page 232.

52 Steve Nelson: The Volunteers: A Personal Narrative of the Fight Against Fascism in Spain, Masses and Mainstream, New York, 1953, page 131.

53 Justice Triumphs in Spain, A Letter About the Trial of the P.O.U.M., Socialist Party of the U.S., Chicago, n.d. (1939), page 22.

54 Ibid., page 23.

55 Dolores Ibarruri: Unión de Todos los Españoles: Texto del informe pronunciado en el Pleno del Comité Central del Partido Comunista de España, celebrado en Madrid el dia 23 de Mayo de 1938, Editorial Unidad, Montevideo, 1938, page 59.

56 Interview with Federica Montseny, in Toulouse, July 31 1960.

57 Boletín de Información C.N.T., A.I T., F.A.I., Barcelona, No. 327, August 4 1937.

58 Boletín de Información C.N.T., A.I T., F.A.I., Barcelona, No. 302, July 6 1937.

59 Diego Abad de Santillán: La Revolución y La Guerra en España – Notas Preliminares para su Historia, Ediciones Nervio, Buenos Aires, 1937, pages 178-9.

60 Andrés Suárez: El Proceso Contra el POUM: Un Episodio de la Revolución Española., Ruedo Ibérico, Paris, 1974.

61 Lazarillo de Tormes: España Cuña de la Libertad: La Revolución Española, Ediciones Ebro, Valencia, n.d. (1937), chapters 12 and 13.

62 Los Sucesos de Barcelona: Relación documental de las trágicas jornadas de la semana de Mayo 1937, Ediciones Ebro, Valencia, May, 1937, page 7.

63 Boletín de Información C.N.T., A.I T., F.A.I., Barcelona. No. 303, July 7 1937.

64 Víctor Alba: El Marxisme a Catalunya 1919-1939, Volume II: Historia del P.O.U.M., Editorial Portic, Barcelona, 1974, page 580.

65 Boletín de Información C.N.T., A.I T., F.A.I., Barcelona, No. 303, August 9 1937.

66 Gorkin: El Proceso de Moscú en Barcelona, op. cit., page 250.

67 Interview with Luis Pórtela, in Barcelona, August 21 1960.

68 Ricardo Sanz: Los Qué Fuimos a Madrid: Columna Durruti, 26 División, Imprimerie Dulaurier, Toulouse, 1969, page 150; Alba op. cit., Volume II, page 539.

69 Interview with Juan Manuel Molina, in Barcelona, July 18 1984.

70 Francisco Largo Caballero: Correspondencia Secreta, No, Madrid, 1961, pages 296-7.

71 Ibid., page 296.

72 Ibid., page 301.

73 Peirats, op. cit., Volume 11, pages 348-9.

74 Ibid., page 388.

75 Boletín de Información C.N.T., A.I.T., F.A.I., Barcelona, No. 323, July 30 1937; No. 324, July 31 1937; No. 330, August 7 1937; No. 336, August 14 1937; No. 337, August 16 1937; No. 340, August 19 1937; No. 327, August 4 1937.

76 Peirats, op. cit. Volume II, page 347.

77 Ibid., page 376.

78 Spanish Labor News, New York City, No, 5, December 7 1937, page 1.

79 Spanish Labor News, New York City, No. 9, January 13 1937, page 1.

80 Peirats, op. cit., Volume II, pages 378-80.

81 Spanish Labor News, New York City, November 30 1937.

82 David T. Cattell: Communism and the Spanish Civil War, Russell & Russell, New York, 1965, page 175.

83 Peirats, op. cit. Volume 11, page 381-2.

84 Ibid., page 381.

85 José Peirats: Los Anarquistas en la crisis política española, Ediciones Jucar, Madrid y Gijón, 1976, page 296.

86 Spanish Labor News, New York City, No. 5, December 7 1937, page 3.

87 Spanish Labor News, New York City, November 30 1937, pages 2-3.

88 Peirats: La C.N.T. en la Revolución Española, op. cit., Volume II, page 394.

89 Togliatti, op, cit., page 243

90 Socialist Review, New York City, January-February 1938, page 14.

91 Text of Caballero’s speech in Peirats: La C.N.T. en la Revolución Española, op, cit., Volume II, pages 382-93; excerpts of same in Socialist Review, New York City, January-February 1938, pages 7-8, 18.

92 Caballero, op. cit., pages 306-8.

93 Socialist Review, New York City, January-February 1938, page 14.

94 Socialist Review, New York City, January-February 1938, pages 1-3, 14.

Глава 33

1 CNT Accords del Congres de Saragossa, Maig 1936, Textos de Formacio Llibertaria, Barcelona, 1977, pages 9-10.

2 Hacia la Unidad de Acción de la Clase Obrera, Ediciones de la C.N.T., Valencia, n.d. (1937).

3 José Peirats: La C.N.T. en la Revolución Española, Ediciones CNT, Toulouse, 1953, Volume III, pages 67-9, see also José Peirats: Los Anarquistas en la crisis política española, Ediciones Jucar, Madrid y Gijón, 1976, pages 298-306.

4 Lazarillo de Tormes: España Cuña de la Libertad: La Revolución Española y sus Conflictos, Ediciones Ebro, Valencia, n.d., (1937), pages 203-14.

5 Indalecio Prieto: Convulsiones de España: Pequeños Detalles de Grandes Sucesos, Ediciones Oasis, S.A. Mexico, 1968, Volume II, page 31.

6 Ibid., pages 72-3.

7 Ibid., pages 37-8.

8 Ibid., pages 53-70.

9 Salvador de Madariaga: Spain: A Modern History, Frederick A. Praeger, New York, 1958, pages 527-8.

10 Prieto, op. cit., pages 49-50.

11 Ibid., pages 42-7.

12 Ibid., page 54.

13 Palmiro Togliatti: Escritos sobre la guerra de España, Editorial Critica, Barcelona, 1980, page 198.

14 de Madariaga, op. cit., page 529.

15 Juan Gómez Casas: Anarchist Organization: The History of the F.A.I., Black Rose Books, Montreal and Buffalo, 1986, page 209.

16 Manuel Cruells: Els Fets de Maig, Barcelona 1937, Editorial Joventut, S.A. Barcelona, 1970, page 90.

17 Adolfo Bueso: Recuerdos de un Cenetista, Editorial Ariel, Barcelona,1978, Volume II, page 297.

18 Franz Borkcnau: The Spanish Cockpit, University of Michigan Press, Ann Arbor, 1963, page 195.

19 Lazarillo de Tormes, op. cit., page 104.

20 Ibid., page 202.

21 Manuel Azaña: Obras Completas: IV: Memorias Poliicas y de Guerra, Ediciones Oasis S.A., Mexico, 1968, page 883.

22 Ibid., page 888.

23 Spanish Revolution, New York, July 2 1937, page 3.

24 Peirats: La C.N.T. en la Revolución Española, op. cit., Volume 111, page 139.

25 Ibid., page 138-9; see also Burnett Bolloten: The Spanish Revolution: The Left and the Struggle for Power During the Civil War, The University of North Carolina Press, Chapel Hill, 1979, page 469.

26 Peirats: La C.N.T. en la Revolución Española, op. cit., Volume III, page 143.

27 Interview with Jesús de Galíndez, in New York City, April 9 1952; see also de Madariaga, op. cit., page 531.

28 Toglicltti, op. cit., page 240.

29 Pierre Broué and Emile Temime: The Revolution and the Civil War in Spain, The MIT Press, Cambridge, USA, 1970, page 312; see also Bueso, op. cit., Volume II, page 292.

30 Helmut Rudiger: ‘Barcelonasekreterarena Information Infor IAA; Kongress i Paris den 7 December 1937’, page 12.

31 David T. Cattell: Communism and the Spanish Civil War, Russell & Russell, New York, 1965, page 102.

32 Rudiger, op. cit., page 34.

33 Dolores Ibarruri, Manuel Azcarate, Luis Balagucr, Antonio Cordon, Irene Falcon and José Sandoval: Guerra y Revolución en España 1936-1939, Editorial Progreso, Moscú, 1966, Volume I, pages 267-9.

34 Louis Fischer: Men and Politics: An Autobiography, Duell, Sloane and Pearce, New York, 1941, page 421.

35 Albert Perez Baró: 30 Meses de Colectivismo en Catalunya, Editorial Ariel, Barcelona, 1974, page 143.

36 Diego Abad de Santillán: Por Qué Perdimos la Guerra, C. del Toro Editor, Madrid, 1975, pages 244-5.

37 Pérez Baró, op. cit., page 147.

38 Ibid., pages 145-6.

39 José Peirats: La C.N.T. en la Revolución Española, op. cit., Volume III, page 185.

40 Spanish Revolution, New York, July 2 1937, page 3.

41 Josep Maria Bricall: Política Económica de la Generalitat (1936-1939): El Sistema Financer, Edicions 62, Barcelona, 1979, page 263 and footnote No. 12.

42 Cruells, op. cit., page 109.

43 Interview with Andrés Capdevila, in Perpignan, September 4 1960; see also Andrés Capdevila: ‘Las Lecciones de la Política’, CNT, Toulouse, October 27 1947, page 2.

44 Peirats: La C.N.T. en la Revolución Española, op. cit., Volume III, page 41.

45 Bricall, op. cit., page 274.

46 Ibid., page 276.

47 Ibid., page 277.

48 Castilla Libre, Madrid, December 11 1937.

49 Gómez Casas, op. cit., pages 229-30.

50 J. Esperanza: ‘La Socialización del Ramo de Curtidos de Barcelona’, CNT, Toulouse, July 17 1949, page 3.

51 Bricall, op. cit., page 135.

52 Rudiger, op. cit., page 13.

53 Cruells, op. cit., page 85.

54 Interview with Ginés Hernández Pagan, in Toulouse, August 4 1960.

55 Interview with Antonio Alorda, in Limoges, France, August 13 1960.

56 Prieto, op. cit., Volume II, pages 56-8.

57 Peirats: La C.N.T. en la Revolución Española, op. cit., Volume III, page 287.

58 Ibid., page 279.

59 Ibid., page 280.

60 Santillán, op. cit., page 225.

61 Peirats: La C.N.T. en la Revolución Española, op. cit., Volume III, page 281.

62 Ibid., page 282.

63 Ibid., page 281.

64 Santillán, op. cit., pages 234-5.

65 Peirats, op. cit., Volume III, page 251.

66 Ibid., page 254.

67 Santillán, op. cit., page 294.

68 Interview with Elias Marupe, in Toulouse, September 5 1960.

69 Interview with Antonio León, in Limoges, France, August 13 1960.

70 Bueso, op. cit., Volume II, pages 312-13.

71 Peirats, La C.N.T. en la Revolución Española, op. cit., Volume III, page 268.

72 Gabriel Javsicas: ‘Spain Divided’, Harpers Magazine, November 1945.

Глава 34

1 Diego Abad de Santillán: Por Qué Perdimos la Guerra, C. del Toro Editor, Madrid, 1975, page 22.

2 Palmiro Togliatti: Escritos sobre la guerra de España, Editorial Critica, Barcelona, 1980, page 162.

3 José Peirats: La C.N.T. en la Revolución Española Ediciones CNT, Toulouse, 1955, Volume I, page 231.

4 Interview with Manuel Salas, in Barcelonca, July 16 1984.

5 Interview with José Peirats, in Toulouse, August 1 1960.

6 Interview with Fidel Miró, in Mexico City, August 22 1963.

7 Juan Gómez Casas: Anarchist Organization: The History of the F.A.I., Black Rose Books, Montreal and Buflalo, 1986, page 295.

8 Santillán, op. cit., page 289.

9 Ibid., page 173.

10 Ibid., pages 173-4.

11 Ibid., page 176.

12 Ibid., pages 176-7.

13 Ibid., pages 261-2.

14 Peirats, op. cit., Volume III, pages 116-17.

15 Ibid., pages 117-18.

16 Ibid., page 118.

17 Ibid., page 120.

18 Ibid., pages 122-3. [Перевод уточнён по англоязычному изданию: Peirats J. The CNT in the Spanish Revolution. Hastings: Christie Books, 2001–2006. Vol. 3. P. 74–76. URL: http://libcom.org/history/cnt-spanish-revolution-josé-peirats. – Примеч. пер.]

19 Ibid., page 118.

20 Ibid., page 119; see also José Peirats: Los anarquistas en la crisis política española, Ediciones Jucar, Madrid and Gijón, 1976, pages 312-13.

21 Peirats, op. cit., Volume III, pages 125-8.

22 Santillán, op. cit. page 251.

23 Peirats: La C.N.T. en la Revolución Española, op. cit., Volme III, page 135.

24 Santillán, op. cit. pages 262-4.

25 Ibid., page 264.

26 Ibid., pages 265-6.

27 Ibid., page 267.

28 Ibid., page 269-71.

29 Ibid., page 271-2.

30 Ibid., page 272-3.

31 Ibid., page 277-82.

32 Ibid., page 275-6.

33 Togliatti, op. cit., pages 226.

34 Peirats: La C.N.T. en la Revolución Española, op. cit., Voiume III, pages 303-4.

35 Santillán, op. cit., pages 283-316.

36 Ibid., pages 256-9.

37 Peirats: La C.N.T. en la Revolución Española, op. cit., Volume III, page 305.

38 Ibid., page 306.

39 Ibid., page 307-8.

40 Ibid., page 309.

41 Ibid., page 309-10.

42 Ibid., page 310.

43 Ibid., page 315-16.

44 Ibid., page 317.

45 Ibid., page 319; see also Peirats: Los Anarquistas, etc., op. cit, pages 314-22.

46 The Spanish Revolution, Barcelona, March 31 1937, page 4.

47 ‘Informe de la Delegación de la C.N.T. al Congreso Extraordinario de la A.I.T. y Resoluciones del Mismo, Diciembre de 1937’, pages 94-5.

48 Peirats: Los Anarquistas, etc., op. cit., page 309.

49 ‘Informe de la Delegación’, etc., op. cit., pages 98-9.

50 Peirats: La C.N.T. en la Revolución Española, op. cit. Volume 111, page 91.

51 Interview with A. Roa, in London, September 13 1960.

52 Peirats: Los Anarquistas, etc., op. cit., page 309.

53 Peirats: La C.N.T. en la Revolución Española, op. cit., Volume III, page 93.

54 Ibid., page 93.

55 Juan Garcia Oliver: El Eco de los Pasos: El Anarcosindicalismo en la calle, en el Comité de Milicias, en el gobierno, en el exilio, Ruedo Ibérico, Paris and Barcelona, 1978, page 526.

56 Ibid., pages 505-6.

Глава 35

1 Jesus Hernandez: Negro y Rojo: Los Anarquistas en la Revolución Española, La España Contemporánea, Mexico, D.F., 1946, page 439.

2 Ibid., pages 455-6.

3 Diego Abad de Santillán: Por Qué Perdimos la Guerra, C. del Toro Editor, Madrid, 1975, pages 337-8.

4 Aportes a la Verdad en la Liquidación de la Guerra Española, Ediciones C.G.T., Santiago, Chile, n.d. (1939), page 6.

5 Santillán, op. cit., page 345.

6 Hernández, op. cit., page 465.

7 Ignacio Iglesias: La Fase Final de la Guerra Civil, Cuadernos de Frente Libertario, Paris, 1975, page 14.

8 Ibid., page 6, citing Prieto and Zuazagoítia.

9 Pierre Broue and Emile Temime: The Revolution and Civil War in Spain, The MIT Press, Cambridge, USA, 1970, page 521.

10 Ibid., page 522.

11 Ibid., page 526.

12 Jose Peirats: La C.N.T. en la Revolución Espaóla, Ediciones CNT, Toulouse, 1953, Volume III, page 368; Iglesias, op. cit., has an expensive discussion of these claims of Negrin’s.

13 Hernánadez, op. cit., pages 466-7.

14 Palmiro Togliatti: Escritos sobre la guerra de España, Editorial Critica, Barcelona, 1980, page 280.

15 Hernández, op. cit., page 474.

16 Ibid., page 505.

17 Iglesias, op. cit., page 13.

18 Cipriano Mera: Guerra, Exilio y Cárcel de un Anarcosindicalista, Ruedo Ibérico, Paris, 1976, page 193.

19a Ibid., page 195.

19 В других источниках – Франсиско Вальверде. – Примеч. пер.

20 Ibid., pages 199-200.

21 Ibid., page 200.

22 Jesús Hernández: Yo Fui un Ministro de Stalin, Editorial América, Mexico, 1953, page 187.

23 Mera, op. cit., page 201.

24 Hernández: Yo Fui un Ministro de Stalin, op. cit., page 187.

25 Mera, op. cit., page 201.

26 Hernández: Yo Fui un Ministro de Stalin op. cit., page 187.

27 Togliatti, op. cit., pages 282-3.

28 Ibid., page 284.

29 Ibid., pages 282-3.

30 Peirats, op. cit., Volume III, pages 373-4; see also Broué and Temime, op. cit., pages 529-30.

31 Hernández: Negro y Rojo, etc., op. cit., pages 490-2, and Broué and Temime, op. cit., page 527.

32 Peirats, op. cit., Volume III, pages 369-70, cites this.

33 Mera, op. cit., page 202.

34 Ibid., pages 202-5.

35 Peirats, op. cit., Volume III, page 373; and Broué and Temime, op. cit., page 531.

36 Broué and Temime, op. cit., page 531.

37 Mera, op. cit., pages 205-6 (footnote).

38 Peirats, op. cit., Volume III, page 370.

39 Broué and Temime, op. cit., page 531.

40 Ibid., page 532.

41 Ibid., page 533.

42 Togliarti, op. cit., pages 280-1.

43 Ibid., page 290.

44 Ibid., page 293.

45 Hernández: Yo fui un ministro de Stalin, op. cit, pages 190-213; also Enrique Castro Delgado: Hombres Made in Moscú, Publicaciones Mañana, Mexico, 1960, pages 732-7.

46 Mera, op. cit., pages 204-5.

47 Ibid., page 206.

48 Interview with José Pastor in Limoges, France, August 14 1960.

49 Epistolario Prieto y Negrin – Puntos de vista sobre el desarrolla y consecuencias de la guerra civil española, Imprimerie Nouvelle, París, 1939, page 117.

50 Broué and Temime, page 532.

51 Mera, op. cit., pages 206-12.

52 Ihid, page 212.

53 Ibid., pages 212-13 (footnote).

54 Broué and Temime, op. cit., pages 533–4.

55 Ibid., page 534.

56 Ibid., pages 534-5.

57 Mera, op, cit., page 226.

58 Broué and Temime, op. cit., page 536.

59 Iglesias, op. cit., page 10.

60 Ibid., page 54.

61 Peirats, op. cit., Volume III, page 349.

62 Ibid., pages 349-52.

63 Ibid., pages 353-4.

64 Ibid., pages 355-7.

65 Ibid., pages 357-8.

66 Ibid., page 363.

67 See Peirats, op. cit., Volume III, pages 376-91 for details of the above; see also José Peirats: Los Anarquistas en la crisis política española. Ediciones Jucar, Madrid y Gijón, 1976, pages 339-67.

68 Matias Gonzalez: Sálvese Quien Pueda! Ultimos días de la Guerra Civil Española, Editores Mexicanos Unidos, S.A., Mexico, 1981.

69 Víctor Alba: Historia de la Segunda República Española, Libro Mex Editores, Mexico, 1960, pages 251-2.

70 Iglesias, op. cit., page 28.

71 Ibid., page 19.

72 Castro Delgado, op. cit., pages 736-7.

73 Broué and Temime, op. cit., page 499.

74 Ibid., page 501.

Заключение

1 Cited by Juan Gómez Casas: ‘Tres Hechos Culminantes de un Proceso’, in Comunidad Ibérica, Mexico, September-October-November-December 1969, page 22.

Послесловие

1 Interview with Juan Pérez, in Valencia, July 24 1984.

2 Interview with Luis Andrei Edo in Barcelona, July 6 1984.

2a Полное название – Синдикальная конфедерация рабочих комиссий (Confederación Sindical de Comisiones Obreras). – Примеч. пер.

3 Interview with Juan Pérez, in Valencia, July 24 1984, and with Lirio Guirola, in Barcelona, July 11 1984.

4 Franz Borkenau: The Spanish Cockpit, University of Michigan Press, Ann Arbor, 1963, page 35.

5 Ibid., page 24.

6 Interview with Lirio Guirola, in Barcelona, July 11 1984.

7 Interview with Juan Pérez in Valencia, July 21 1984.

8 Interview with Esteban Alonso, in Barcelona, July 16 1984.

9 Letter to the author from Enrique Marco Nadal, June 2 1990.

10 See Ramón Álvarez: Historia Negra de Una Crisis Libertaria, Editores Mexicanos S.A., Mexico, 1982.

11 Interview with Luis Andrei Edo, in Barcelona, July 6 1984.

11a Новая анархо-синдикалистская организация, выступающая за участие в профсоюзных выборах, некоторое время была известна как Обновлённая НКТ (CNT-Renovada), с 1989 г. стала называться Всеобщей конфедерацией труда (Confederación General del Trabajo). Другая организация продолжала работать под названием НКТ; в 2016–18 гг. она вновь раскололась на две группы, одна из которых входит в Международную ассоциацию трудящихся (Confederación Nacional del Trabajo – Asociación Internacional de los Trabajadores), а другая – в новообразованную Международную конфедерацию труда (Confederación Nacional del Trabajo – Confederación Internacional del Trabajo). – Примеч. пер.

Приложение 1

1 Barbara W. Tuchman: The Proud Tower: A Portrait of the World Before the War. 1890-1914, The Macmillan Company, New York, 1965, page 63.

2 Franz Borkenau: The Spanish Cockpit, University of Michigan Press, Ann Arbor, 1963 pages 14-15.

3 Luigi Fabbri: Influencias Burguesas Sobre el Anarquismo, Fichas de Formación Libertaria, Barcelona, 1977, pages 267.

4 Interview with Antonio Cuenca Puigdellivol, in Barcelona, August 22 1960; extensive discussion of the violent activities of Los Solidarios and other anarchist groups can be found in Juan Garcia Oliver’s memoirs: El Eco de los Pasos: El Anarcosindicalismo en la calle, en el Comité de Milicias, en el gobierno, en el exilio, Ruedo Ibérico, Paris and Barcelona, 1978, and in Abel Paz’s biography of Durruti: Durruti: El Proletariado en Armas, Editorial Bruguera S.A., Barcelona, 1978.

5 Jesús Hernández: Negro y Rojo: Los Anarquistas en la Revolución Española, La España Contemporánea, Mexico, D.F., 1946,page 21.

6 Ronald Fraser: Blood of Spain: The Experience of Civil War, 1936-1939, Penguin Books Ltd, London, 1979, page 276.

7 Frank Jellinek: The Civil War in Spain, Howard Fertig, New York, 1969, pages 287-8.

8 Pierre Broué and Emil Temime: The Revolution and the Civil War in Spain, The MIT Press, Cambridge, USA, 1970, page 184.

9 Ibid., page 184.

10 Fraser, op. cit., page 168.

11 Interview with Rafael Moles Guillén, en route Córdoba to Seville, December 2 1951.

12 Interview with Enrique Santamarina, in New Brunswick, N.J., January 1 1988.

13 Interview with Juan López, in Madrid, December 10 1951.

14 Gabriel Jackson: The Spanish Republic and the Civil War, 1931-1939, Princeton University Press, Princeton, N.J., 1965, page 539.

15 John Langdon-Davies: Behind the Spanish Barricades, Martin Seeker & Warburg Ltd, London, 1937, page 152.

16 Ibid., page 154.

17 César M. Lorenzo: Les Anarchistes Espagnols et le Pouvoir, 1863-1969, Editions, page 116 (footnote No. 22).

18 Borkenau, op. cit., pages 251-2.

19 Ibid., pages 252-3.

20 Ibid., page 76.

21 Ibid., page 178.

22 Diego Abad de Santillán: La Revolución y La Guerra en España - Notas Preliminares para su Historia, Ediciones Nervio, Buenos Aires, 1937, page 56.

23 Ibid., page 176.

24 Lorenzo, op. cit., pages 115-16.

25 Diego Abad de Santillán: Por Qué Perdimos la Guerra, C. del Toro Editor, Madrid, 1975, pages 82-3.

26 Borkenau, op. cit., pages 73-4; see also Fraser, op. cit., page 66.

27 Borkenau, op. cit., page 83.

28 La Vanguardia, Barcelona, July 31 1936, page 1. [Цитаты дополнены по номеру издания, на который ссылается автор. – Примеч. пер.]

29 Santillán: Por Qué Perdimos la Guerra, op. cit., page 93.

30 García Oliver, op. cit., page 228.

31 Santillán: Por Qué Perdimos la Guerra, op. cit., page 92.

32 Ibid., pages 94-5.

33 Interview with Fernando Escriva, in Valencia, December 4 1951.

34 Garcia Oliver, op. cit., pages 347-8.

35 Borkenau, op. cit., pages 97-8.

36 Interview with Javier Elbaille, in Limoges, France, August 14 1960.

37 Fraser, op. cit., pages 132-3.

38 Interview witn Jesús de Galíndez, in New York City, April 9 1952; also see Fraser, op. cit., page 263.

39 La Guerra Civil en Asturias, Ediciones Jucar, Gijón, 1986, Volume I, page 143.

40 Gerald Brenan. The Spanish Labyrinth: An Account of the Social and Political Background of the Spanish Civil War, Cambridge University Press, Cambridge, 1982, page 189.

41 Ibid., page 191.

42 A Catholic Looks at Spain, Labour Publications Department, London, 1937, page 8.

43 José M. Sanchez: The Spanish Civil War as a Religious Tragedy, University of Notre Dame Press, Notre Dame, Indiana, 1987,page 51.

44 Ibid., page 52.

45 Ibid., pages 38-9.

46 José Peirats: Los Anarquistas en la crisis política española. Ediciones Jucar, Madrid y Gijón, 1976, page 12.

47 Sánchez, op. cit., page 12.

48 Santillán: Por Qué Perdimos la Guerra, op. cit., page 73.

49 Interview with Padre Bernardo Antón Ortíz, in Madrid, November 17 1951.

50 Sánchez, op. cit., pages 88-9.

51 Ibid., page 88.

52 Ibid., page 94.

53 Joint Letter of the Spanish Bishops to the Bishops of the Whole World: The War in Spain, The America Press, New York, 1937, page 13.

54 Sánchez, op. cit., page 8.

55 Ibid., page 9.

56 Ibid., page 10–11.

57 Ibid., page 11.

58 Borkenau, op. cit., pages 113-14.

59 Sánchez, op. cit., pages 57-8.

60 Joint Letter of the Spanish Bishops, etc., op cit., page 15.

61 John McGovern: Why Bishops Back Franco: Report of Visit of Investigation to Spain, Independent Labour Party, London, n.d. (1937), pages 4-5.

62 Sánchez, op. cit., page 11.

63 F. Borkenau, op. cit., page 74.

64 Langdon-Davies, op. cit., page 198.

65 Borkenau, op. cit., page 113.

66 Interview with Padre Miguel Pérez de Heredia, in Bilbao, November 20 1951.

67 Sánchez, op. cit., page 80; Sánchez, pages 70-87 has a good discussion of this subject.

68 Brenan, op. cit., page 189.

69 Sánchez, op. cit., page 37.

70 Ibid., page 16.

71 Ibid., page 38.

72 Santillán: Por Qué Perdimos la Guerra, op. cit., pages 95-6.

73 McGovern, op. cit., pages 6-7.

74 Interview with Sr Marsal, in Limoges, France, August 13 1960.

75 Fraser, op. cit., page 451.

76 Garcia Oliver, op. cit., page 350.

77 Lorenzo, op. cit., pages 320-1.

Приложение 2

0 Делегаты НКТ не смогли присутствовать на Учредительном конгрессе МАТ, несмотря на заявленное намерение. – Примеч. пер.

1 Camilo Berneri: Guerra de Clases en España, 1936-1937, Tusquets Editores, Barcelona, 1977, page 19.

2 Ibid., page 20.

3 David Porter (editor): Vision on Fire: Emma Goldman on the Spanish Revolution, Commonground Press, New Paltz, NY, 1983, pages 324-5 (Footnote No. 17).

4 Interview with Gaston Lcval in Neuilly, France, July 23 1960.

5 informe de la Delegación de la C.N.T. al Congreso Extraordinario de la A.I.T. y Resoluciones del Mismo,’ Diciembre de 1937’, page 47.

6 Helmut Rudiger: ‘Barcelonasekreterarena Information Infor IAA; Kongress i Paris den 7 December 1937’, page 4.

7 Ibid., page 8.

8 Ibid., pages 8-9.

9 informe de la Delegación de la C.N.T. al Congreso Extraordinario de la A.I.T. y Resoluciones del Mismo,’ Diciembre de 1937’, page 17.

10 Porter, op. cit., page 127 (Footnote No. 15).

11 Interview with William Lodding, in Franklin Park, N.J., July 4 1960.

12 Helmut Rudiger: El Anarcosindicalismo en la Revolucion Española, Comité Nacional de la Confederación Nacional del Trabajo de España, Barcelona, 1938, page 8; see also Rudiger: ‘Barcelonasekreterarena Information’, etc., op. cit. page 3.

13 Juan García Oliver: El Eco de los Pasos: El Anarcosindicalismo en la calle, en el Comité de Milicias, en el gobierno, en el exilio, Ruedo Ibérico, Paris and Barcelona, 1978, pages 272-6. [Абель Пас, биограф Дуррути, приводит другую версию событий (см. главу 5 настоящего издания). – Примеч. пер.]

14 Boletín de Información C.N.T., A.I.T., F.A.I., Barcelona, No. 248, May 3 1937.

15 Rudiger: ‘Barcelonasekreterarena Information’, op. cit., page 10.

16 Ibid., page 2.

17 Rudiger: El Anarcosindicalismo en la Revolución Española, op. cit., page 16; see also Rudiger: ‘Barcelonasekreterarena Information’, page 21.

18 Rudiger: El Anarcosindicalismo en la Revolución Española, op. cit., page 28; see also Rudiger: ‘Barcelonasekreterarena Information’, page 34.

19 Rudiger: El Anarcosindicalismo en la Revolución Española, op. cit., page 38.

20 Ibid., page 45; see also Rudiger: ‘Barcelonasekreterarena Information’, op. cit., page 33.

21 Rudiger: El Anarcosindicalismo en la Revolución Española, op. cit., page 46; see also Rudiger: ‘Barcelonasekreterarena Information’, op. cit., page 33.

22 Rudiger: El Anarcosindicalismo en la Revolución Española, op. cit., pages 48-9; see also Rudiger: ‘Barcelonasekreterarena Information’, op. cit., page 39.

23 Rudiger: El Anarcosindicalismo en la Revolución Española, op. cit., pages 49-50; see also Rudiger: ‘Barcelonasekreterarena Information’, op. cit., page 40.

24 Rudiger: EI Anarcosindicalismo en la Revolución Española, op. cit., page 4.

25 Ibid., page 6.

26 Ibid., page 14.

27 Ibid., page 5.

28 Ibid., page 7.

29 Juan Garcia Oliver: El Eco de los Pasos: El Anarcosindicalismo en la calle, en el Comité de Milicias, en el gobierno, en el exilio, Ruedo Ibérico, Paris and Barcelona, 1978, page 471.

30 Alice Wexler: Emma Goldman in Exile: From the Russian Revolution to the Spanish Civil War, Beacon Press, Boston, 1989, page 218.

31 Federica Montseny: ‘Max Netlau y Emma Goldman en la Revolución Española’, CNT, Toulouse, July 17 1960, page 4.

32 Federica Montseny: ‘España 1936-1939. Los Que Vinieron con Nosotros’, CNT, Toulouse, July 19 1954, page 1.

33 Porter, op. cit., page 108.

34 Ibid., page 310.

35 ‘Informe de la Delegación de la C.N.T.’, op. cit., page 92.

36 Wexler, op, cit., page 213.

37 Ibid., pages 213-14.

38 Ibid., pages 224-5.

39 Boletín de Información C.N.T., A.I.T., F.A.I., Barcelona, No. 314, July 20 1937, pages 5-6.

40 Wexler, op. cit., page 222.

41 Porter, op. cit. page 304.

42 Ibid., pages 304-5.

43 Wexler, op, cit., pages 226-7.

44 Garcia Oliver, op. cit., pages 471–2.

45 Boletín de Información C.N.T., A.I.T., F.A.I., Barcelona, No. 304, July 8 1937.

46 ‘Informe de la Delegación de la C.N.T,’, op. cit., pages 54-6.

47 Ibid., pages 56-61.

48 Ibid., page 65.

49 Ibid., page 66.

50 Ibid., page 82.

51 Ibid., page 74.

52 Ibid., page 67.

53 Ibid., pages 42-3.

54 Ibid., page 68.

55 Ibid., pages 91-2.

56 Ibid., page 91.

57 Ibid., pages 48-51.

58 Boletín de Información C.N.T., A.I.T., F.A.I., Barcelona, No. 454, December 31 1937.

59 Porter, op. cit., page 127 (footnote No. 18).

60 Interview with Germinal Esgleas, Toulouse, August 3 1960.

61 ‘Libertad táctica en las Secciones de la AIT’, CNT, Toulouse, August 19 1951, page 1.

Приложение 3

1 Также встречаются варианты José J. Domenech, José Juan Domenech Manero, Josep Juan i Domènech. – Примеч. пер.