Глава VII. В бушующем море и без компаса

Бахвальство Мигеля Мауры вынудило НКТ задуматься над возможной на него реакцией. Принять удар безмолвно означало бы придать сил авторитарным настроениям министра внутренних дел; протестовать платоническим образом, опубликовав длинную статью в рабочих газетах, представлялось бесполезным. Итак, что же делать? Не оставалось ничего иного, кроме продолжения пролетарской борьбы на улицах.

На этом новом этапе деятельности НКТ группа «Мы» будет играть очень важную роль. Как мы увидим далее, «умеренные» заклеймят её «бланкизмом». Их анализ политической ситуации будет оценён той же самой тенденцией как «упрощённый». Цепь самих событий, наряду с социально-политическими условиями, послужит доказательствами правоты ценностей и позиций с исторической точки зрения.

Спустя некоторое время после провозглашения Республики группа «Мы» собралась в полном составе, чтобы определить линию деятельности: «Мы» тщательно изучили политическое и социальное положение со всех точек зрения. Республика, опиравшаяся на таких деятелей, как Алькала Самора, Кейпо де Льяно (военный начальник администрации президента Республики), генерал Санхурхо (командующий Гражданской гвардией) и Мигель Маура (министр внутренних дел), не могла продвинуть никакой важной реформы в политической сфере и тем более в общественной, так как находилась в плену группы лиц, тесно связанных с монархией и олигархией, которые вплоть до 13 апреля были господствующими классами и всё ещё продолжали пользоваться своими привилегиями»339.

Согласно такому анализу, общественная жизнь страны с каждым днём переживала всё бóльшую конфронтацию — как на селе, так и в шахтёрских областях и городах. В этой кипящей действительности присутствовали все элементы — фундаментальный материал для революции. Среди рабочих-социалистов и рабочих-сторонников НКТ практически не существовало различий; это признавал и сам Маура. Так, он пишет:

«На плоскогорье Кордобы произошёл целый ряд нападений на усадьбы и поместья крупных землевладельцев, и они уже принимали опасный характер. Жители 18 посёлков плоскогорья под руководством своих алькальдов врывались на территорию поместий и буквально сметали всё, что находили на своём пути, забирали добычу в свою деревню, и там сами алькальды делили её в здании муниципалитета среди всех крестьян.

Я был вынужден собрать в этом районе весь личный состав Гражданской гвардии, который только был под рукой (...), чтобы покончить с этой опасной крестьянской оргией. Одновременно я призвал на помощь Ларго Кабальеро, с тем чтобы он притормозил революционный порыв своих партийных сторонников, так как из 18 деревень, о которых идёт речь, четырнадцать алькальдов были от соцпартии, и в составe муниципалитета — большинство социалистов.

Мой коллега из правительственного кабинета на этот раз не добился своей цели — и бесчинства в поместьях продолжились, не снижая темпа. Возникла необходимость вмешаться более решительно.

Я начал с того, что отстранил от должности всех алькальдов и членов муниципальных советов, в каждом посёлке назначил административные комиссии в составе крупных налогоплательщиков; оставил там как можно большее количество гражданских гвардейцев; также заключил в тюрьмы тех деятелей, которые после публикации и распространения по всей области строжайшего приказа нарушили его. Зло было искоренено, и спокойствие вернулось на плоскогорье Кордобы»340. Короче говоря, рецепт Мауры заключался в следующем: арестовать всех алькальдовсоциалистов и наиболее известных активистов в этих деревнях и, под охраной Гражданской гвардии, назначить на должности в муниципалитетах крупных землевладельцев и касиков.

«Члены группы “Мы” были прекрасно осведомлены о профсоюзном и революционном движении всей Испании. Все они развернули энергичную деятельность. Одни, как приглашённые ораторы, выступали на митингах, конференциях или информативных собраниях. Другие работали над организацией групп и боевых средств на ближайшее будущее.

Необходимо было как можно лучше использовать всё возможное время, так как обстановка ухудшалась с каждым днём. Так, однажды Франсиско Аскасо и Рикардо Санс должны были поехать в Бильбао для участия в митинге вместе с Хосе-Марией Мартинесом, шахтёроманархистом из Хихона. Мероприятие прошло в месте под названием Фронтон Эускалдуна. Успех был полнейшим во всех аспектах, от действий НКТ осталось впечатление серьёзности и ответственности, что повысило её престиж в Бискайе, где эта профсоюзная организация начинала обретать форму. Пользуясь возможностью, товарищи прибыли в Эйбар для встречи с фабрикантами оружия Гáратэ и Анитуа, чтобы договориться o возможной выдачи оружия, то есть той тысячи винтовок, которые до сих пор хранились у них на складе341.

Посетителям, уже знакомым оружейнику, был оказан тёплый приём, и они смогли удостовериться, что товар находился в полном порядке. Однако фабрикант не мог выдать его без разрешения правительства. На следующий день делегаты (Аскасо и Санс) нанесли визит Гражданской гвардии для встречи с губернатором провинции господином Альдасоро. Тот ответил, что не может разрешить выдачу оружия без письменного подтверждения министра внутренних дел — господина Мауры.

Аскасо выехал в Мадрид и запросил у того разрешение для выдачи оружия профсоюзам. Маура ответил, что это не входит в его компетенцию, но как только в Каталонии начнёт действовать автономное правительство, он сможет уполномочить передачу винтовок каталонской Женералитaт.

Группа “Мы” собралась, чтобы обсудить ситуацию. Было вынесено решение, что исходя из обстоятельств не представлялось другого выхода, как уступить оружие Женералитaт. Таким образом, открывалась возможность, что в определённый момент ружья попадут в руки рабочих. Женералитaт Каталонии организовал неуниформированную вооружённую милицию — “Эскамотс”. Это была ударная группа, которая образовалась на месте Соматен. “Эскамотс” вооружились винтовками, купленными группой “Мы” в результате экспроприации Банка Хихона. Но в силу различных обстоятельств это оружие в конце концов попало в руки рабочих — его истинных владельцев342.

Группа “Мы” полностью посвятила себя профсоюзной борьбе. Большинство товарищей выезжали в различные провинции страны для участия в актах пропаганды. Так как основной части группы было отказано в работе с профсоюзами разнорабочих, то они были вынуждены сосредоточиться в профсоюзе работников текстильной промышленности Барселоны, в секции под названием “Рамо де Агуа”. Там была организована и поддерживалась предпринимателями так называемая “трудовая биржа”, которая действовала таким образом: когда какой-либо частник, член этого объединения, нуждался в рабочих, то через посредничество фабричных делегатов должен был cделать запрос у профсоюза, потому что никоим образом не принимались на работу люди, не организованные в профсоюзы»343.

Полная цитата Рикардо Санса снабжает нас информацией для лучшего понимания стратегии группы «Мы». Те месяцы после провозглашения Республики были не чем иным, как подтверждением идеи «экс-Солидарных» о том, что могла дать стране эта новая структура.

Ситуация, описанная Маурой о положении в восемнадцати посёлках Кордобы, не имела отношения всего лишь к одной провинции, а была характерна для всей Андалузии и даже приграничных провинций Новой Кастилии, где латифундизм господствовал таким же образом. Как правдиво повествует министр внутренних дел, изголодавшиеся крестьяне в отчаянии врывались в усадьбы. Отчаяние может привести к бунту, но не к революции. Являлось необходимым, чтобы крестьяне столкнулись с идеалом, имели некий план действий и преобразовали свою инициативу в сознательную силу, — только так бунт мог вылиться в революцию. Именно этой задаче посвятили себя анархисты из группы «Мы». Речь шла о том, чтобы поощрить мятеж и одновременно перейти к коллективной экспроприации; попытаться претворить в жизнь новые формы совместной жизни людей. Нужно было разработать общие линии, которые могли бы послужить фундаментом и точкой отсчёта для нового либертарного коммунистического общества. Этот вопрос, поставленный на повестку дня в ФАИ и обсуждаемый прямо на рабочих собраниях и митингах, стал обретать форму до такой степени, что анархист Исаак Пуэнте взял на себя задачу определить в целом и легко доступной форме общие направления Либертарного коммунизма.

В Барселоне, с тех пор как Хосеп Ориол Ангера де Сохо занял пост губернатора, политическое положение становилось всё хуже. Новый губернатор дословно выполнял все приказы своего шефа Мигеля Мауры, а тот, как мы уже писали, с 20 июля вступил в открытую борьбу против НКТ. Его лозунги были окончательными: нужно было «заткнуть НКТ за пояс». Этому Мигель Маура научился от своего родителя, перенимая его политический опыт. Ангера де Сохо, в согласии с главой полиции Барселоны Артуро Мелендесом, прилежно следовал указаниям Мауры. Тюрьма «Модело» начала заполняться «правительственными узниками». По любому поводу закрывались профсоюзы, обычное профсоюзное собрание объявлялось «подпольным». В августе ситуация в Барселоне настолько ухудшилась, что возникла необходимость объявить всеобщую забастовку. Однако объявленная всеобщая забастовка с требованиями освободить политических заключённых не получила должной поддержки со стороны Solidaridad Obrera, где директором в то время был Хуан Пейро, и даже Национального комитета НКТ, который в основном придерживался умеренных политических взглядов. Недовольные результатами всеобщей забастовки, 20 тыс. металлургов Барселоны самостоятельно продолжили стачку, требуя свободы узников. Вслед за металлургами к забастовке присоединились 42 тыс. членов Профсоюза строителей, в чьих рядах состоял Рикардо Санс. Оба конфликта лишь ещё раз подчёркивали внутренний кризис НКТ в обстановке, с каждым днём осложнявшейся из-за политики партии «Левые республиканцы Каталонии», действий каталонской буржуазии, которая закрывала фабрики и сокращала персонал без особых на то причин. Забастовка росла, и положение в городе, как и в крестьянской среде, становилось угрожающим. ФАИ собралась в Барселоне с целью найти последовательный выход из этого недовольства, чтобы преобразовать его в коллективную и сознательную силу. Была образована Комиссия экономической защиты для организации всеобщей забастовки работников услуг аренды и электриков. Для мобилизации населения были созваны широкие народные ассамблеи; одна прошла 2 августа в Художественном салоне Барселоны, где выступили Дуррути, Гарсия Оливер, Томас Кано Руис, Висенте Корби и Артуро Парера (все — члены ФАИ).

В те дни Дуррути писал семье: «Отвечаю на ваше сегодняшнее письмо второпях. Понимаю ваше нетерпение обнять меня, и я горячо желаю того же. Но в настоящий момент мне невозможно покинуть Барселону. Много работы. Каждый день я принимаю участие в митингах, собраниях, а также нужно справляться с работой в профсоюзах. Не знаю пока, когда смогу приехать в Леон. Но вы можете выслать мне билеты на поезд — и тогда мне будет легче воспользоваться ими при первом же удобном случае»344. Из приведённого отрывка можно судить о жизни Дуррути в Барселоне; ведь он со дня возвращения из-за границы — 15 апреля — ещё в августе не смог увидеть и обнять мать.

Металлурги вернулись на рабочие места, но строители продолжали забастовку, а тем временем от взрывов бомб продолжали рушиться телефонные столбы. Гражданский губернатор Ангера де Сохо приказал начальнику полиции атаковать профсоюзы рабочих строителей на улице Меркадерс, 25, неподалёку от Главного штаба полиции и рабочего квартала Санта-Каталина. Это произошло 4 сентября 1931 года. Новоиспечённая Штурмовая гвардия345 оцепила место, и после того, как были приняты все необходимые предосторожности, капитан отдал приказ атаковать, пойти на штурм здания и занять его. Но «как только он крикнул: “вперёд!”, изнутри послышались выстрелы, сразившие шестерых гвардейцев службы безопасности. Между атакующими и засевшими в здании завязалась перестрелка, продлившаяся несколько часов. Борцы за свободу своим героическим поступком вписали героическую страницу в революционной истории Испании. Но их боеприпасы подходили к концу, и храбрые либертарии были вынуждены сдаться. Арестовали девяносто три человека. Многим другим с риском для жизни удалось прорваться через кольцо вооружённых гвардейцев, окруживших здание профсоюзов (...)». Среди задержанных выделялся горделивый парень, всем своим высокомерным видом показывавший уверенность в выполненном долге; его называли Марианет346. «Под прицелом штыков и автоматов наших товарищей привели к складским сооружениям парохода Antonio López, которые с давних времён были свидетелями неисчислимых преступлений, совершённых против чернокожих рабов, перевозимых из Африки к берегам Нового континента347.

На самом деле эта “героическая страница” заключает в себе и другие тяжкие бесчинства, которые изначально исходили из беззакония: оцепить здание профсоюза, где проводилось собрание, на котором анализировались сложности забастовки строителей. Страсти накалились. Не в первый раз нападали на профсоюз. Также глубокой ночью подвергались атакам дома, где проживали активисты, их жителей забирали в тюрьмы. Забастовщики из профсоюза строителей защитили себя выстрелами, потому что не хотели попасть в тюремные застенки по капризу Мауры. Тем не менее, чтобы прекратить перестрелку, обе стороны пришли к соглашению, что стачечники сдадутся только армейским солдатам. Армейские власти пошли навстречу и выслали военный пикет под командованием капитана Медрано. Рабочие сдались. Штурмовая гвардия, видя, что их жертва ускользает, под предлогом создания протокола о событиях в Главштабе полиции отобрала десяток арестованных, чтобы перевезти их туда. Но когда рабочие находились уже у входа в здание, гвардейцы открыли огонь.

В такой атмосфере жестокой социальной войны в конце августа на страницах буржуазной прессы появился манифест, подписанный 30 известными членами НКТ. Этот документ останется в истории под названием «Манифест тридцати», и в момент публикации был принят восторженными похвалами всех буржуазных газет, представившими его как «разумное выражение воли НКТ». Сам по себе документ выходил за рамки формы, потому что, хотя в нём и признавалось наличие истинно революционного положения в Испании, однако в этой связи «необходимо было анализировать эту революцию с научной точки зрения». Для этого представлялось срочным установление периода социального спокойствия, в течение которого рабочий класс привлёк бы на свою сторону интеллигенцию и технических работников с целью создания экономического инструмента (Промышленные федерации), способного заместить капиталистический порядок. Сигнатарии манифеста выражали в нём своё понимание революции и одновременно разоблачали, не называя конкретных имён, катастрофическую линию ФАИ, которая, по их словам, «вдохновлялась теорией бланкизма — храброго меньшинства». Они обвиняли эту тенденцию в желании «большевизировать НКТ», навязывая свою диктатуру. Среди тридцати подписавших был и Хуан Пейро, в то время — директор Solidaridad Obrera, а также Анхель Пестанья, член Национального комитета НКТ348.

Приняв этот документ как аргумент, буржуазная пресса тотчас же набросилась на ФАИ — «вселяющyю ужас организацию во главе с тремя основными руководителями: бандитами Аскасо, Дуррути и Гарсиeй Оливером».

В таком бушующем море критики, когда все газеты буржуазного толка говорили о Дуррути, используя те же самые выражения, что и во времена диктатуры, Роза Дуррути по настоянию матери приняла решение самой ехать в Барселону, так как Буэнавентура никак не приезжал в Леон. Личное впечатление от визита к брату содержится в её письме одному из друзей: «Условия жизни моего брата и моей невестки сильно тревожат меня. С тех пор как он устроился в доме на улице Фресер, до сегодняшнего дня у них почти нет мебели. Едва лишь самое необходимое: пара стульев, стол и кровать без матраса, на которой застлано покрывало... на ней и спит моя беременная невестка Мими... Я громко упрекнула его и возмутилась: почему же он нам не сообщил о таком положении? Мы бы ему выслали денег — по крайней мере, на покупку матраса для Мими. Что же, ты думаешь, он мне ответил? Пожал плечами. И сказал мне, как маленькой девочке: “Росита, у Мими всё хорошо. Беременность протекает нормально. Ты увидишь, какой прекрасный малыш родится”. Что я могла поделать? Мой брат всегда будет неисправимым оптимистом»349.

В шторме событий НКТ потеряла свой компас для ориентации. Её главный печатный орган молчал. И хуже того — Национальный комитет, вместо того чтобы развивать спонтанность действий своих членов, тормозил работу НКТ. Что касается Solidaridad Obrera, то она продолжала придерживаться своей предвзятой позиции, выступая в защиту «разумных активистов», которые поддерживали «группу тридцати». Только один анархистский еженедельник — El Luchador («Борец») — опубликовал мнение Федерики Монтсени, в котором защищалась «ужасная ФАИ». В статье под названием «Внутренний и внешний кризис Конфедерации» писалось следующее:

«С момента выхода моей заметки “Циркулярное письмо и его последствия” вплоть до сегодняшнего дня имел место ряд событий. В первую очередь вышел манифест группы активистов, названной буржуазной прессой, Масиá и Компанисом “разумным сектором Конфедерации”; во-вторых — забастовка в Барселоне, спровоцированная вопиющей позицией губернатора Ангера де Сохо по отношению к заключённым, по заказу Мауры. В-третьих, передовая статья газеты Solidaridad Obrera — исторический документ, который когда-нибудь в будущем заставит покраснеть её автора, если только он всё ещё будет иметь такие качества, как мужественность и способность испытывать стыд. Оба новых факта, произошедшие за весьма короткий отрезок времени десяти или двенадцати дней, показывают ту сумасшедшую скорость, с какой развиваются события в настоящее время. В результате развязалась жёсткая репрессия против всех известных деятелей ФАИ, а также начались расчленение организации, внутренний кризис Конфедерации, “ответственность за который будет возложена” на анархистов, на так называемых знаменитых “экстремистов”, согласно последней серии готовых фраз, когда сама репрессия была мотивирована именно политическими решениями барселонских лидеров и их позицией перед лицом анархистских идей НКТ.

«Таковы события внутреннего порядка, события, касающиеся нас. Давайте не будем говорить о том, что произошло, с точки зрения властей, буржуазии и всеобщего общественного мнения, которые созерцают и приветствуют противоречия в НКТ, между правыми и левыми, между теми, кто готов сделать из НКТ придаток Женералитaт и “Левых республиканских сил Каталонии”, и теми, кто представляет из себя либертарный дух внутри Конфедерации. И это не ФАИ, господа политики, и это не господа профессионалы от синдикализма, это — “подлинная Конфедерация”; та, которая выступила на съезде в Мадриде, та, которая говорит от лица делегатов из провинций, деревень; она принадлежит людям, которые верят, чувствуют, борются, жертвуют собой, умирают, когда нужно, и которые никогда не будут жить за счёт ни либерализма, ни профессионального синдикализма. Этот внутренний кризис, произошедший в те моменты, когда необходимы союз и единство действий и усилий, когда налицо самый сложный и опасный момент, этот кризис раздора уже дважды аннулировал в Барселоне действия пролетариата и который разоружает нас перед лицом политической власти и ловцов добычи в мутных водах коммунизма. Этот внутренний кризис, продукт разложения, попавший в нездоровую политическую атмосферу слишком могущественного рабочего движения, необъятного для тех лиц, которые в силу обстоятельств возглавили его.

Мы давно уже предчувствовали появление этого кризиса, и сейчас мы видим целый ряд последствий, вслед за публикацией циркулярного письма Национального комитета, включая провал всеобщей забастовки в Барселоне. События в Барселоне, убийства, совершённые полицией, неуступчивая позиция и безумство губернатора — всё это результат отсутствия единого пролетарского боевого фронта, воодушевлённого протестом, который мог бы произойти в массах народа; всё это широко отворяет дверь для репрессий со стороны Республики — защитницы капиталистических интересов и воплощённой в деспотической фигуре будущего диктатора Мауры. Всё произошедшее после трагедии в Андалузии, после репрессии, в которой сейчас обвиняют андалузских крестьян, не получивших ни поддержки, ни солидарности в стране, исключает любую оппозицию и неясность в правительстве. Ему уж точно не противопоставлена никакая достойная сила, способная быть принятой в расчёт. И, наконец, договорённости с Масиá, достигнутые руководителями синдикализма с целью принятия знаменитого статуса автономии, дополняют нашу панораму: как только Каталония заполучит автономию, возьмёт начало социальная политика терпимости с “добрыми парнями из НКТ”, но которая “закрутит гайки” (выражение Компаниса) активистам ФАИ, тем “известным экстремистам”; причём так называют несогласных с тем, чтобы НКТ в Барселоне превратилась бы в то, чем является ВСТ в Мадриде.

И в отношении, соответственно, правительств Женералитaт и Республики, НКТ, пожизненно установившая свой Национальный комитет в Каталонии, отделится от других областей Испании, как уже произошло при забастовках в Севилье и Сарагосе, потерянная и вновь обретённая, с большей честью и более развитой способностью мыслить. Испанский пролетариат — разобщённый, разделённый, на уровне единичных протестов, стерилизованный для любых совместных акций, обескровленный, так как из него удалены храбрые и мужественные деятели, вдохновляемые идеями, из-за преследований против анархистов и анархо-синдикалистов, сознающих свой долг; такой пролетариат будет представлять из себя нечто легко управляемое, покорное для укротителя псов — министра внутренних дел. Каждый пленум будет публичным скандалом; каждая забастовка — позорным спектаклем трусости и невероятной непоследовательности; каждый день — завершением нового стыда и нового правительственного бесчинства. Организованная и укреплённая Республика на службе нахальной буржуазии; Республика, управляемая бандитской рукой, которая насаждается всем министрам и тупому парламенту; Республика, социалдемократия — хозяйка и госпожа Испании, и как я уже написала в моей первой статье после 14 апреля — политическая эволюция Иберии задержана на несколько лет!

Здесь в оазисе статуса автономии, в раю, обещанном добрым Масиá — если это ещё станет возможным, — Конфедерация превратится в “четвёртую руку” нового Совета Сотни Каталонии: одомашненную, правительственного толка, с политикой оливковой ветви, “гармонии” между капиталом и трудом; Конфедерация лейбористского характера английского стиля. Синдикалистская демократия, сфабрикованная в Барселоне и для мирового экспорта тоже, для использования со стороны гуманитаристских правительств и подкрепления чересчур прогнивших буржуазных структур. Что касается ФАИ — ужасающей, страшной ФАИ, существующей как таковой, для этой кучки амбициозных и тупых, в лице двух анархистов, которые, если и не обладают никакими другими качествами, то имеют добродетель бесстрашия; что касается ФАИ от ослов из Mirador — о, господа, граждане, собратья народов Иберии! Ей закрутят гайки, да, именно так, господа, повернут ключик, начиная с Мауры и Компаниса и кончая последним заслуженным деятелем редакции Soli350, не забывая невыразимого Луи и Валескá и бедного господина Масиá, которому внушили, что ФАИ — это монстр, мифологический минотавр или дракон, которого ни в силах победить ни Тесей, ни Святые Георгии...»351.